Консульство и Империя, Тьер Адольф, Год: 1845 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 46 минут(ы)

КОНСУЛЬСТВО И ИМПЕРІЯ

Соч. ТЬЕРА.

Статья шестая.

Секуляризаціи: Мннія европейскихъ кабинетовъ при извстіи о пожизненномъ консульств. Гетманскія дла. Состояніе Германіи по люневилльскому трактату. Секуляризаціи духовныхъ владній. Германская конституція. Партіи: протестантская и католическая. Пруссія и Австрія, ихъ различныя притязанія. Пространство и цнность территорій, подлежавшихъ раздлу. Отчаяніе мелкихъ дворовъ отъ честолюбія сильныхъ. Вмшательство перваго консула въ дло секуляризацій. Посредничество Россіи. Conclusum сейма. Характеръ этой трудной негоціаціи. Разрывъ амьенскаго мира: Усилія перваго консула къ возстановленію колоніальнаго величія Франціи. Духъ старинной торговли. Сен-Доминго. Возстаніе негровъ. Туссенъ-Лувертюръ. Экспедиція на Сен-Доминго. Укрощеніе черныхъ. Нерасположеніе Англіи къ Франціи. Вмшательство перваго консула въ дла Швейцаріи. Ошибка британскаго министерства. Распубликованіе рапорта полковника Себастіани о состояніи Востока. Достопамятный разговоръ перваго консула съ лордомъ Уитуортомъ. Состояніе Французской-Республики. Рчь англійскаго короля. Сцена съ лордомъ Уитуортомъ. Приготовленія къ войн. Разрывъ амьенскаго мира.

Достиженіе генераломъ Бонапарте верховной власти съ титуломъ консула-по-жизнь не изумило и не оскорбило европейскихъ кабинетовъ. Большая часть изъ нихъ, напротивъ того, видла въ этомъ новый залогъ спокойствія для всхъ державъ.

Этотъ цлитель столькихъ золъ, этотъ творецъ столькихъ благъ овладлъ новою властью при рукоплесканіяхъ цлаго міра. На него смотрли, какъ на истиннаго государя Франціи. Иностранные министры, говоря о немъ съ французскими министрами, употребляли т почтительныя выраженія, которыя употреблялись въ разговорахъ о самихъ короляхъ. Придворный этикетъ во Франціи былъ почти-монархическій. Все это находили простымъ, естественнымъ, необходимымъ. Въ этомъ возвышеніи перваго консула можно было провидть его честолюбіе, а въ честолюбіи — близкое униженіе Европы, по только самые свтлые умы могли такъ глубоко проникать въ будущее, а они-то лучше всхъ и могли чувствовать всю громадность благъ, уже выполненныхъ консульскимъ правительствомъ.

Въ настоящее время, вниманіе всхъ державъ было обращено преимущественно на германскія дла. Мы уже видли изъ предъидущаго, что уступка лваго берега Ренна Французской-Республик лишила многихъ германскихъ князей ихъ государствъ, и что въ Люновилл было положено вознаградить этихъ князей чрезъ секуляризацію духовныхъ владній, которыми была покрыта старая Германія. Ужь было время приступить къ всеобщей перестройк этой огромной территоріи.

Теперь надо проникнуть въ тсмное и трудное дло германскихъ вознагражденій. Это дло, начатое на раштадтскомъ конгресс, оставленное посл кампо-форміоскаго мира въ-слдствіе умерщвленія французскихъ уполномоченныхъ и по причин второй коалиціи, возобновленное посл люневилльскаго мира, часто-начинаемое, никогда-неоканчиваемое, это дло было важнымъ вопросомъ для Европы, — вопросомъ, за ршеніе котораго брались, не умя разршить его. Онъ могъ быть ршенъ только твердою волею перваго консула, потому-что было невозможно, чтобъ одной Германіи достало на такой подвигъ.

По кампо-форміоскому и люневилльскому трактатамъ, лвый берегъ Рейна сдлался собственностью Франціи, отъ пункта, гд эта славная рка выходитъ изъ швейцарской территоріи, между Базелемъ и Гуннигеномъ, до того мста, гд она вступаетъ на голландскую территорію, между Эмерикомъ и Нимвегеномъ. Но, чрезъ уступку этого берега Французской-Республик, германскіе князья всхъ степеней и всхъ состояній, какъ наслдственные, такъ и духовные, потерпли значительные ущербы въ территоріи и доходахъ. У Баваріи были отняты Герцогство-Цвейбрюкенское, Рейнскій-Палатинатъ, Герцогство-Юлихское, Вюртембергъ, Баденъ были лишены княжества Монбслльяръ и другихъ владній, три духовные курфирста, майнцскій, трирскій и кльнскій, остались почти безъ земель, Пруссія принуждена была отказаться въ пользу Франціи отъ Герцогства-Гельдернскаго, части Клевскаго и небольшая княжества Мрсъ,— территорій, лежавшихъ по низовьямъ Рейна. Наконецъ, множество второстепенныхъ и третьестепенныхъ князей лишились своцхъ владній и своихъ имперскихъ ленъ. Сверхъ всего этого, въ Италіи два эрц-герцога австрійскіе принуждены были отказаться одинъ отъ Тосканы, другой отъ Моденскаго-Герцогства. Въ Голландіи, домъ оранско-нассаускій, бывшій въ свойств съ прусскимъ, потерялъ штатгальтерство и довольно-большое количество собственныхъ своихъ имуществъ.

По правиламъ строгой справедливости, одни нмецкіе князья должны были получить вознагражденіе на германской территоріи. Эрц-герцоги, дядья или братья императора, уже издавна бывшіе итальянскими государями, не имли никакого права на полученіе вознагражденій въ Германіи. То же можно было сказать и о штатгальтер. Но но трактатамъ люневилльскому, базельскому и амьенскому было положено вознаградить въ Германіи и штатгальтера и обоихъ итальянскихъ эрцгерцоговъ. Германія была богата епископскими владніями. Чрезъ секуляризацію этихъ земель можно было отвести богатыя и насесенныя владнія всмъ жертвамъ воины.

Трудно было бы опредлить съ точностью значительность территоріи, жителей, доходовъ во всхъ германскихъ земляхъ, могшихъ подвергнуться секуляризаціи. По вестфальскому миру, многія изъ нихъ были уже обращены въ свтскія владнія, по и остававшіяся составляли еще почти шестую часть собственно-Германіи, какъ по пространству, такъ и по народонаселенію. Дохода съ этихъ земель получалось отъ 40 до 50 мильйоновъ флориновъ (100—120 мильйоновъ франковъ). Многія изъ этихъ владніи составляютъ ныньче цвтущія провинціи, изъ которыхъ иныя — лучшія во всей конфедераціи. Такъ, начиная съ востока и юга Германіи, встрчаемъ, въ Тироль, Епископства Трентское и Бриксенское, приносившія до 900,000 флориновъ. При переход изъ Тироля въ Баварію, представлялось славное Епископство-Зальцбургское, ныньче одна изъ важнйшихъ областей Австрійской-Имперіи, приносившее, по словамъ однихъ, 1,200,000 флориновъ, по словамъ другихъ, 2,700,000, и бывшее родиною превосходныхъ солдатъ, такихъ же искусныхъ стрлковъ, какъ Тирольцы. При вход въ Баварію, встрчалось на Лех Епископство-Аугсбургское, на Изср Фрейсингенское, наконецъ, при сліяніи Инна съ Дунаемъ, Пассауское, — вс три составлявшія предметъ сильной зависти со стороны Баваріи, потому-что ими она могла бы выгодно дополнить свою территорію. По ту сторону Дуная, т. е. во Франконіи, находилось богатое Епископство-Вюрцбургское, котораго епископы пькогда домогались титула франконскихъ герцоговъ и были такъ богаты, что смогли построить въ Вюрцбург дворецъ почти столь же прекрасный, какъ версальскій. Это владніе приносило дохода 1,400,000 Флориновъ, а съ смежнымъ съ нимъ Епископствомъ-Бамбергскимъ боле 2,000,000. Этотъ выдлъ могъ наилучшимъ образомъ округлить франконскую территорію Баваріи и вознаградить это государство за его огромныя потери. Пруссія завидовала этой дол, по причин цнности и смежности этихъ земель съ Аншпахскимъ и Байрейтскимъ Маркизатствами.

Оставалась часть Архіепископств Майнцскаго, Трирскаго и Кльнскаго, лежавшая на правомъ берегу Рейна. Оставались частицы Майнцскаго-Курфирства, заключенныя въ Турингіи, какъ, напр., Эрфуртъ, и эйхсфельдская территорія, потомъ Вестфальское-Герцогство съ доходомъ до 500,000 флориновъ, Епископства Падербориское, Оснабрюкское, Гильдесгеймское и, наконецъ, обширнйшее изъ всхъ, Епископство-Мюнстерское, третье въ Германіи по величин дохода, приносившее тогда 1,200,000 Флориновъ.

Если ко всмъ этимъ архіепископствамъ, епископствамъ и герцогствамъ, въ числ четырнадцати, къ этимъ остаткамъ старинныхъ духовныхъ курфиршествъ, присоединимъ обломки Епископствъ Шпейерскаго, Вормсскаго, Страсбургскаго, Базельскаго, Констанцскаго, множество богатыхъ аббатствъ, наконецъ сорокъ-девять вольныхъ городовъ, которые положено было не секуляризировать, а примкнуть къ сосдственнымъ государствамъ (что тогда называлось медіатгізировать), — то получимъ приблизительно-врное понятіе о тхъ земляхъ, которыми можно было располагать, чтобъ заставить свтскихъ владтелей забыть бдствія воины. Надо присовокупить, что, еслибъ не имлось притязанія вознаградить эрц-герцоговъ и штатгальтера, которые себ троимъ требовали по-крайней-мрь четвертой части всхъ этихъ земель, то не настояло бы необходимости уничтожать вс духовныя владнія и можно было бы отклонить отъ германской конституціи разрушительный ударъ, которымъ она вскор поражена была.

И дйствительно, секуляризировать вс духовныя владнія разомъ значило глубоко потрясти эту конституцію, ибо они играли въ ней значительную роль… Здсь необходимы нкоторыя подробности для уразумнія этой конституціи, старйшей изъ всхъ въ Европ, наиболе-почтенной посл англійской, и погибавшей теперь отъ алчности самихъ нмецкихъ князей.

Германская-Имисрія была избирательная. Хотя съ-давнихъ-поръ императорская корона не выходила изъ австрійскаго дома, необходимо было, однакожь, чтобъ формальное избраніе, при каждой перемн царствованія, возлагало се на наслдника этого дома, который, по рожденію, былъ королемъ богемскимъ, венгерскимъ, эрц-герцогомъ австрійскимъ, герцогомъ миланскимъ, каринтінекимъ, штирійскимъ, и проч., но не главою имперіи. Избраніе было производимо нкогда семью, а въ эпоху, о которой говоримъ мы, восемью курфирстами. Изъ числа восьми пятеро было свтскихъ и трое духовныхъ. Пятеро свитскихъ были: австрійскій домъ, по Богеміи, курфирстъ-палатинъ, по Баваріи и Палатинату, герцогъ саксонскій, по Саксоніи, король прусскій, по Бранденбургу, король англійскій, по Ганноверу. Трое духовныхъ курфирстовъ были: архіепископъ майнцскій, владвшій частью обоихъ береговъ Рейна въ окрестностяхъ Майнца, самимъ городомъ Майнцемъ и берегами Майна до Ашаффенбурга, архіепископъ трирскій, владвшій трирскою землею, т. е. долиною Мозеля, простиравшеюся отъ границъ старой Франціи до соединенія Мозеля съ Рейномъ у Кобленца, наконецъ, архіепископъ кельнскій, владвшій лвымъ берегомъ Рейна, отъ Бонна до Голландіи. Архіепископъ майнцскій былъ канцлеромъ конфедераціи и предсдательствовалъ на германскомъ сейм.

Эти восемь курфирстовъ назначали императорскую корону. Пятеро изъ нихъ были католики. Имперія была не только избирательная, по и представительная, если можно такъ выразиться относительно времени, неимющаго никакой аналогіи съ нашимъ. Совщанія о длахъ союза происходили здсь на общемъ сейм, собиравшемся въ Регенсбург, подъ предсдательствомъ канцлера, архіепископа майнцскаго.

Этотъ сеймъ состоялъ изъ трехъ коллегій: въ каждой засдали отдльно курфирсты, князья и представители сорока-девяти вольныхъ городовъ, почти вовсе-разоренныхъ и имвшихъ очень-мало вліянія въ совщательномъ правленіи маститой Германіи.

Каждая изъ этихъ коллегій подавала голосъ отдльно. Каждое государство, но іерархическому порядку, словесно объявляло свое мнніе чрезъ посредство министра. Когда коллегіи были несогласны между собою, то онъ собирались въ конференцію, что называлось отношеніемъ (relatif)) и соотношеніемъ (correlalio) коллегіи. Он длали другъ другу взаимныя уступки и оканчивали общимъ мнніемъ, называемымъ сопclusum.

Эти три коллегіи были не равной важности. Городовая ставилась почти ни во что. Нкогда, въ средніе вка, когда все богатство было сосредоточено въ вольныхъ городахъ, эти города имли средство заставить выслушать себя, давая деньги, или отказывая въ нихъ. Но дло приняло другой видъ съ-тхъ-поръ, какъ Нюрембергъ, Аугсбургъ, Кльнъ не были уже боле центрами торговаго и Финансоваго могущества. Курфирсты, т. е. важнйшіе домы съ своими голосами въ коллегіи избирателей, съ голосами и кліентами въ коллегіи имперскихъ князей, брали верхъ при ршеніи всхъ совщательныхъ вопросовъ.

Независимо отъ этого главнаго правительства, въ Германіи было еще мстное правительство, учрежденное для охраненія частныхъ интересовъ и для общаго распредленія повинностей конфедераціи. Это мстное правительство было — окружное. Вся Германія была раздлена на десять округовъ, изъ которыхъ послдній, Бургонскій, былъ только пустымъ названіемъ, потому-что заключалъ въ себ области, уже съ давнихъ поръ отошедшія отъ имперіи. Самый могущественный владлецъ всего округа былъ въ немъ главнымъ распорядителемъ. Онъ призывалъ на совщаніе владтельныхъ князей, которыхъ земли составляли округъ, приводилъ въ исполненіе ихъ ршенія и являлся на помощь государствамъ, которымъ угрожало насиліе. Два имперскіе трибунала, одинъ въ Вецлар, другой въ Вн, творили судъ между этими столь различными конфедератами — королями, князьями, епископами, аббатами, республиками.

Въ этомъ вид, конституція была почтеннымъ памятникомъ прежнихъ вковъ. Секуляризаціи должны были произвести въ ней значительное измненіе. Во-первыхъ, он уничтожали въ коллегіи избирателей трехъ духовныхъ курфирстовъ, а въ коллегіи имперскихъ князей значительное число католическихъ членовъ. Въ этой послдней коллегіи исчезало католическое большинство, потому-что князья, призванные наслдовать духовные голоса, были почти вс протестанты. Черезъ это наносилось глубокое потрясеніе конституціи и равновсію силъ. Безъ-сомннія, вротерпимость, слдствіе духа вка, отняла отъ словъ: ‘партія протестантская’ и ‘партія католическая’,— ихъ бывалое религіозное значеніе, но эти слова пріобрли чрезвычайно-важный политическій смыслъ. Партія протестантская — значило: партія прусская, партія католическая — значило: партія австрійская. Впрочемъ, эти два вліянія уже давно раздляли между собою Германію. Можно сказать, что Пруссія была въ имперіи главою оппозиціи, Австрія — главою партіи правительства. Фридрихъ-Великій, возведшій Пруссію на чреду первостепенныхъ державъ чрезъ отнятіе австрійскихъ владній, воспламенилъ сильную ненависть между двумя великими германскими домами. Эта ненависть, на минуту утушенная при вид французской революціи, снова возгорлась съ-тхъ-поръ, какъ Пруссія, отдлившись отъ коалиціи, заключила миръ съ Фракціею и обогатилась чрезъ свою нейтральность, между-тмъ, какъ Австрія истощала свои силы къ поддержанію съобща-предпринятой войны. Въ-особенности теперь, когда, по окончаніи войны, надо было раздлить владнія церкви, алчность обоихъ дворовъ еще боле усилила ихъ взаимную ненависть.

Пруссія естественно хотла воспользоваться этимъ случаемъ секуляризацій, чтобъ навсегда ослабить Австрію. Эта послдняя въ конц восьмнадцатаго столтія, подобно тому, какъ во время тридцатилтней войны, какъ въ-продолженіе войнъ Карла V, была подпорою партіи католической: это не значило, что, во всякомъ случа, протестанты стояли за Пруссію, а католики за Австрію, напротивъ, сосдніе раздоры часто нарушали эти отношенія. Такимъ образомъ, Баварія, пламенно-приверженная къ католицизму, но безпрерывно тревожимая видами Австріи на ея территорію, обыкновенно подавала голосъ заодно съ Пруссіей. Саксонія {Надо, впрочемъ, замтить, что въ эту эпоху саксонскій курфирстъ былъ католикъ, между-тмъ, какъ его государство исповдовало протестантство.}, хотя и протестантская держава, часто дйствовала противъ опасной своей сосдки, Пруссіи, и подавала голосъ заодно съ Австріей. Но, говоря вообще, Австрія имла своими кліентами католическихъ государей, и въ-особенности духовныя владнія. Естественно, Пруссіи не нравилось, что эти духовныя владнія доставляютъ Австріи солдатъ, удьлы для членовъ ея дома, и голоса на сеймъ.

Однажды, дошедши до конституціональныхъ реформъ, германскіе государи были доведены еще и до другихъ измненій, а именно: до мысли объ уничтоженіи вольныхъ городовъ и непосредственнаго дворянства.

Вольные города обязаны были своимъ происхожденіемъ императорамъ. Подобно тому, какъ французскіе короли освободили нкогда общины отъ тиранніи сеньоровъ, императоры давали германскимъ городамъ, образовавшимся чрезъ промышленость и торговлю, независимое существованіе, признанныя права, часто даже привилегіи. Вотъ что включило въ эту обширную германскую феодальную систему, подл феодальныхъ сеньровъ, подл владтельныхъ служителей алтаря, носившихъ на глав своей графскія и герцогскія короны,— демократическія республики, славныя по своимъ богатствамъ и своему духу. Аугсбургъ, Нюрнбергъ, Кльнъ, въ-отношеніи искусствъ, промышленности и торговли, оказали нкогда много услугъ Германіи и всему человчеству. Вс эти города подпали подъ иго мелкихъ мстныхъ аристократій, и большая часть ихъ была управляема самымъ жалкимъ образомъ. Т изъ нихъ, которыхъ торговля устояла, спаслись отъ общей гибели и представляли собою даже довольно-цвтущія республики. Но на нихъ смотрли завистливымъ окомъ сосдніе государи, желавшіе примкнуть ихъ къ своей территоріи. Пруссія, въ-особенности, хотла овладть Нюрнбергомъ, а Баварія Аугсбургомъ, хотя оба эти города были тогда въ сильномъ упадк, сравнительно съ прежнимъ своимъ блестящимъ состояніемъ.

Непосредственное дворянство имло происхожденіе довольно-сходное съ началомъ вольныхъ городовъ, ибо наименованіе его происходило отъ покровительства, оказаннаго императорами сеньрамъ, слишкомъ-слабымъ для собственной защиты. Это дворянство особенно было распространено во Франконіи и Швабіи, потому-что въ эпоху истребленія швабскаго дома, сеньоры этой страны, оставшись безъ сюзерена, отдались императору. Оно называлось непосредственнымъ, потому-что зависло прямо, непосредственно отъ императора, а не отъ государей, во владніяхъ которыхъ лежали ихъ владнія. Такое названіе давалось всякому государству, городу, лену, аббатству, прямо зависвшимъ отъ имперіи. Это непосредственное дворянство гордилось своимъ высшимъ вассальствомъ, служило въ императорскихъ арміяхъ и канцеляріяхъ и предоставляло австрійскимъ вербовщикамъ рекрутъ — народонаселеніе принадлежавшихъ имъ городовъ и селеній.

Территоріальные владльцы, къ какой бы партіи ни принадлежали, желали присоединенія къ своимъ владніямъ и непосредственнаго дворянства и вольныхъ городовъ. Австрія, довольно-хладнокровная къ поддержанію вольныхъ городовъ, изъ которыхъ на иные она имла виды сама, слишкомъ-горячо вступилась за поддержаніе непосредственнаго дворянства, къ которому имла особенную привязанность. Между-тмъ, говоря вообще, она желала сохраненія всего, что могло быть сохранено.

Австрія, безъ всякихъ другихъ видовъ, кром желанія сохранить свое вліяніе въ имперіи, защищала старинную германскую конституцію, а съ нею и Феодальныя вольности Германіи. Пруссія, напротивъ, жаждавшая пріобртеній, желавшая присоединить къ своей территоріи и вольные города и непосредственное дворянство, длалась нововводительницею по честолюбію, и стремилась къ тому, чтобъ дать Германіи формы новйшаго общества, т. е. начать, сама не желая и не зная того, дло французской революціи въ старинной германской имперіи.

Если конституціональные виды этихъ обихъ державъ были различны, то не мене того были различны и ихъ территоріальныя притязанія.

Пруссія искала себ опоры во Франціи и ршилась связать свою политику съ политикою перваго консула.

Германскіе князья, слдуя примру Пруссіи, прибгли вс къ помощи Франціи. Баварія, мучимая Австріею, герцоги баденскій, вюртембергскій, гессенскіе, завидовавшіе другъ другу, мелкіе владтели, устрашенные алчностью сильныхъ, вольные города, угрожаемые присоединеніемъ, непосредственное дворянство, подверженное подобной же опасности, вс великіе и малые, республики и наслдственные государи, явились въ Парижъ требовать праведнаго суда у перваго консула, одни чрезъ своихъ министровъ, другіе непосредственно собственною своею особою. Бывшій штатгальтеръ послалъ туда своего сына, принца оранскаго, бывшаго въ-послдствіи королемъ нидерландскимъ. Многіе другіе принцы прибыли равнымъ образомъ въ Парижъ. Вс наперерывъ другъ передъ другомъ посщали этотъ Сен-Клускій-Дворецъ, гд генералъ республики былъ чествуемъ какъ король.

Странное зрлище представляла тогда Европа,— зрлище, доказывающее измнчивость человческихъ страстей и глубину премудрости Провиднія!

Пруссія и Австрія увлекли Германію въ воину противъ Французской революціи, и он были побждены. Франція, по праву побды, праву неоспоримому, когда побдоносная держава была вызвана на бой — Франція завоевала лвый берегъ Рейна. Въ-слдствіе того, часть германскихъ князей очутилась безъ земель. Весьма было естественно вознаградить ихъ въ Германіи, и вознаградить только ихъ однихъ. Между-тмъ, Пруссія и Австрія, бывшія причиною ихъ потерь, хотли вознаградить на-счетъ этой несчастной Германіи своихъ собственныхъ родственниковъ, Итальянцевъ, каковы были эрцгерцоги, или Голландцевъ, какъ штатгальтеръ, и, что еще странне, он хотли, подъ именемъ своихъ близкихъ, вознаградить самихъ-себя, все на-счетъ этой же Германіи, жертвы ихъ собственныхъ ошибокъ. Наконецъ, что еще неслыханне, если только это возможно, он предстали съ просьбою предъ побдоноснаго представителя революціи, чтобъ онъ раздлилъ между ними эти добычи отъ алтаря, которыя он не съумли раздлить сами!

Первый консулъ ни мало не безпокоился о движеніи, происходившемъ вокругъ него, касательно перенесенія негоціаціи то сюда, то туда. Онъ хорошо зналъ, что негоціація будетъ происходить въ Париж, потому-что онъ такъ хотлъ, и потому-что это было лучше во всхъ отношеніяхъ. Свободный въ своихъ дйствіяхъ съ подписанія всеобщаго мира, онъ выслушалъ одну вслдъ за другою вс партіи, интересовавшіяся этимъ дломъ: Пруссію, которая желала дйствовать только вмст съ нимъ и чрезъ чего, Австрію, которая, стараясь выскользнуть изъ-подъ его вліянія, не упускала между-тмъ ничего, чтобъ расположить его въ свою пользу, Баварію, просившую у него совта и подпоры противъ угрожающихъ плановъ Австріи, оранскій домъ, отправившій своего принца въ Парижъ, дворы баденскій, вюртембергскій, гессенскіе, общавшіе ему полную приверженность, если будутъ соблюдены ихъ выгоды, наконецъ, массу мелкихъ князей, громко кричавшихъ о своемъ старинномъ союзничеств съ Франціею. По выслушаніи этихъ различныхъ претендентовъ, первый консулъ вскор понялъ, что, безъ вмшательства сильной воли, спокойствіе Германіи, а слдовательно и всего материка, будетъ навсегда подвержено опасности, и потому ршился предложить — а въ существ дла, наложить — свое посредничество, давъ, впрочемъ, мысль уладить все такимъ образомъ, который могъ сдлать честь справедливости Франціи и мудрости его собственной политики.

Ничто не было разумне, удивительне видовъ перваго консула въ эту счастливую эпоху его жизни, когда, покрытый высочайшею, славою, какою когда-либо покрывался, онъ не имлъ, однакоже, стольку матеріальной силы, чтобъ презирать Европу и избавить себя отъ дйствованія по глубоко-соображенной политик. Онъ ясно видлъ, что, при мало-надежномъ распоряженіи Англіи, надобно было подумать, какъ-бы предупредить опасность новой всеобщей войны, что, для этой цли, было необходимо найдти себ прочную союзницу на материк, что дружба Пруссіи была въ этомъ случая наиболе пригодна, что прусскій дворъ, по своимъ интересамъ, имлъ боле всякаго другаго сходство съ французскою революціею, и что, при такомъ союз, Франціи нечего было боле опасаться коалицій. Но первый консулъ чувствовалъ, что не должно усиливать Пруссіи до такой степени, чтобъ эта держава раздавила собою Австрію, ибо тогда она сдлалась бы въ свою очередь опасною, и даже опасне Австріи для европейскаго равновсія, онъ понималъ, что чрезъ это можно было въ будущемъ приготовить для Франціи страшное соперничество съ бранденбургскимъ домомъ.

Съ такими мыслями, первый консулъ составилъ сначала планъ территоріальнаго раздленія Германіи, состоявшій существенно въ томъ, чтобъ отдлить одну отъ другой три большія центральныя державы материка, Австрію, Пруссію, Францію, и помстить между ними всю массу германской конфедераціи. Но по встртившимся затрудненіямъ, первый консулъ ршился оставить свои намренія и помириться на возможномъ.

Императоръ Александръ склонился на предложеніе перваго консула — быть посредникомъ въ этомъ дл германскихъ вознагражденій.

Изъ сдланныхъ территоріальныхъ распредленій оказалось, что за потерю 13 мильйоновъ флориновъ было опредлено возмездія около 14 мильйоновъ. Австрія изъ этого количества брала около 4 мильйоновъ для своихъ эрцгерцоговъ, Пруссія 2 мильйона для себя, пол-мильйона для штатгальтера, Баварія брала себ три, что равнялось ея потерямъ, Вюртембергъ, Баденъ, оба Гессена, Пассау, около двухъ мильйоновъ, вс мелкіе князья въ совокупности, два съ половиною. Итакъ, Австрія и Пруссія получали лучшую часть для самихъ-себя, или для принцевъ, вовсе не принадлежавшихъ къ составу германской конфедераціи.

Оставалось условиться въ измненіяхъ конституціи. Сохраненъ былъ одинъ только духовный курфирстъ,— майнцскій, которому отдано было Епископство Регенсбургское, мстопребываніе сейма.

По предложенію перваго консула, число оставшихся шести курфирстовъ было увеличено до девяти: титулъ курфирста былъ данъ маркграфу баденскому, герцогу вюртембергскому и ландграфу гессенскому. Такимъ-образомъ, явилось шесть протестантскихъ курфирстовъ на трехъ католическихъ.

Въ коллегіи имперскихъ князей также измнилось большинство въ пользу партіи протестантской. Полагали, что чрезъ отнятіе у Австріи нумерическаго большинства, эта держава будетъ только лишена власти господствовать своевольно надъ Германіей) и вовлекать ее въ войну, по прихоти своего высокомрія и честолюбія. Это было мнніе новаго архиканцлера (изъ дома Дальберговъ), человка очень-опытнаго въ практическомъ познаніи германской конституціи.

Надо было устроить наконецъ городовую коллегію, во вс времена имвшую мало вліянія и предназначенную не имть большаго вліянія и въ будущемъ. Уничтожить вс города было бы слишкомъ-жестоко, и можно сказать утвердительно, что, безъ перваго консула, самые знаменитые изъ нихъ пали бы отъ честолюбія сосднихъ правительствъ. Но онъ считалъ своимъ долгомъ сохранить главные изъ нихъ. Онъ хотлъ поддержать Аугсбургъ и Нюрембергъ, по причин ихъ исторической знаменитости, Регенсбургъ по причин мстопребыванія въ немъ сейма, Ветцларъ, но причин имперской камеры, Франкфуртъ и Любекъ по причин ихъ торговой значительности. Онъ придумалъ присоединить къ нимъ еще два, Гамбургъ и Бременъ, которые, хотя и были важны, даже считались важнйшими изъ всхъ, не были однако досел имперскими городами. Бременъ завислъ отъ Ганновера. Онъ былъ взятъ отъ него за Цпу Епископства Оснабрюкскаго. Гамбургъ пользовался истинною независимостью, по не имлъ голоса въ городовой коллегіи. Онъ былъ причисленъ къ пси. Первый консулъ присовокупилъ полезныя привилегіи къ исключительному существованію вольныхъ городовъ. Они были объявлены нейтральными на будущее время въ войнахъ имперіи, изъятые отъ всякихъ воинскихъ повинностей, каковы: рекрутство, денежный контингентъ, квартированіе войскъ. Также были уничтожены мучительныя и тягостныя пошлины за проздъ по большимъ ркамъ Германіи,— Рейну, Везеру, Эльб. Такимъ-образомъ, благодаря одной Франціи, усиленное и улучшенное существованіе вольныхъ городовъ дало имъ возможность оказать великія услуги свобод торговли и чрезъ то самимъ получить важныя выгоды.

По окончаніи этого труда, была начертана конвенція, подписанная графомъ Марковымъ и французскимъ уполномоченнымъ. Императоръ Александръ ратификовалъ ее.

Сопротивленіе австрійскаго императора относительно новой конституціи заставило перваго консула сдлать нкоторыя уступки въ пользу австрійскаго дома. Баварія никакимъ образомъ не хотла уступить линіи по Инну, можетъ-быть потому, что между Инномъ и Зальцою находились весьма-важныя соляныя варницы, можетъ-быть и по той причин, что тогда Мюнхенъ очутился бы очень-близко къ новой границ. Итакъ, нечего было и думать о возмездіи Австріи такимъ способомъ. Тогда первый консулъ принужденъ былъ уступить этой держав Епископство Эйхштедтское, лежавшее на Дуна и заключавшее въ себ 70,000 жителей, приносившее 350,000 Флориновъ дохода, и предназначенное сперва для палатинскаго дома.

Австрія требовала, чтобъ были еще назначены два курфирста изъ ея дома: помирились на одномъ, то былъ великій герцогъ Фердинандъ, назначенный такимъ образомъ быть курфирстомъ зальцбургскимъ, и такъ, явилось десять курфирстовъ вмсто девяти, какъ предполагалось по плану посредствующихъ державъ,— вмсто восьми, какъ было по старой германской конституціи. Чрезъ это улучшилось положеніе Австріи въ коллегіи курфирсговъ. И, дйствительно, тамъ было теперь четыре католическіе курфирста: богемскій, баварскій, майнцскій, зальцбургскій, противъ шести протестантскихъ, брандепбургскаго, ганноверскаго, саксонскаго, гессен-кассельскаго, вюртембергскаго, баденскаго.

Эти условія были включены въ конвенцію, подписанную въ Париж 26 декабря 1802 г. (5 нивоза XI г.), Кобентцелемъ и Іосифомъ Бонапарте. Графъ Марковъ также подписалъ ее отъ имени Россіи.

Австрія общала не препятствовать боле длу посредничества, и почти сдержала свое слово. Надо было наконецъ раздлаться съ вопросомъ, кому слдовало взять на себя 413 мильйоновъ флориновъ, которыхъ никто не хотлъ платить. Изъ этой суммы предназначалось 350 мильйоновъ архиканцлеру, 10 мильйоновъ герцогу ольденбургскому, 53 мильйона домамъ Изембурговъ и Штольберговъ. Весьма-естественно было, что Баварія отказалась уплатить въ эту сумму 200 мильйоновъ флориновъ, потому-что съ уступкою Эйхштедта она потеряла 350 мильйоновъ. Но Пруссія, хотя ничего непотерявшая, не хотла взять на себя такого незначительнаго бремени. ‘За двсти мильйоновъ флориновъ не будутъ вести войну’, сказалъ Гаугвитцъ: жалкія слова, оскорбившія всхъ въ Регенсбург, и поставившія Пруссію, по играемой ею роли, гораздо-ниже Австріи, которая, противоборствуя, отстаивала по-крайней-мр территоріи и конституціональные принципы.

Первый консулъ, въ строгомъ смысл, могъ бы побдить эту скупость, но, имя нужду въ Пруссіи до конца для успха своего плана, онъ принужденъ былъ поберечь ее. И потому прибгли къ средству, нсколько измнившему первый французскій планъ, относительно навигаціи по ркамъ Германіи. Было ршено установить на Рейн умренную пошлину (octroi), гораздо-меньшую въ сравненіи съ прежними феодальными поборами, и изъ нея-то положено было выплатить эти 413 мильйоновъ флориновъ. Чрезъ это улажены были вс неудобства, и выполнено было общаніе архиканцлеру — обезпечить для него независимый доходъ. Вс Нмцы хотли того, ибо полагали, что мильйонъ флориновъ годоваго дохода былъ только-что достаточенъ для владльца, имвшаго честь предсдательствовать на германскомъ сеймъ, и бывшаго послднимъ представителемъ изъ числа трехъ духовныхъ курфирстовъ священной имперіи. Самъ архиканцлеръ былъ назначенъ единственнымъ администраторомъ этихъ пошлинъ, совокупно съ Франціею, имвшею право наблюдать за израсходованіями, которыя надо было производить на львомъ берегу Рейна. Съ этой точки зрнія, Франціи нельзя было жаловаться на такое устройство, потому-что съ-тхъ-поръ архиканцлеръ имлъ полный интересъ стараться быть съ нею постоянно въ хорошихъ отношеніяхъ.

Наконецъ, планъ, передланный въ послдній разъ, былъ одобренъ 25 февраля (6 вантоза XI г.), уже какъ окончательный актъ, чрезвычайною депутаціею, и немедленно представленъ сейму, гд онъ и былъ принятъ тремя коллегіями почти-единогласно. Онъ встртилъ оппозицію только со стороны Швеціи, которой монархъ, обнаруживавшій уже умственное помшательство, низринувшее его съ престола, приводилъ въ изумленіе Европу своимъ безумствомъ. Онъ обременялъ сильнымъ порицаніемъ державы-посредницы и германскія державы, содйствовавшія къ нанесенію такого сильнаго удара старинной конституціи Германіи. Эта смшная выходка со стороны государя, о которомъ никто и не думалъ въ Европ, нимало не помрачила удовольствія, произведеннаго прекращеніемъ продолжительныхъ тревогъ имперіи.

Нмцы, даже и жалвшіе о старомъ порядк вещей, сохранявшіе однако хоть сколько-нибудь справедливости въ своихъ сужденіяхъ, признавали, что Германія въ этомъ случаи пожинала неизбжные плоды безразсудной войны, что, такъ-какъ лвый берегъ Рейна былъ потерянъ въ-слдствіе этой войны, то надо было сдлать новый раздлъ германской почвы, что этотъ раздлъ, безъ сомннія, былъ выгодне для большихъ владтелей, нежели для мелкихъ, по что, безъ Франціи, это неравенство было бы еще сильне, что конституція, видоизмненная во многихъ отношеніяхъ, была однакоже спасена въ основаніи, и не могла быть преобразована въ боле-просвщенномъ консервативномъ дух. Они признавали, наконецъ, что безъ силы перваго консула, анархія овладла бы Германіею, въ-слдствіе объявленныхъ въ то время притязаній всякаго рода. Слдственно, въ самой Германіи желали, чтобъ глава французскаго правительства быль покамстъ еще блюстителемъ своего творенія, докол не были разршены многіе вопросы, общіе и частные.

Но первый консулъ не могъ взять на себя разршеніе этихъ послднихъ затрудненій, потому-что для того ему надобно было бы сдлаться постояннымъ законодателемъ Германіи. Ему должно было только заняться спасеніемъ равновсія имперіи, составлявшаго часть европейскаго равновсія. Остальное могло быть дломъ только самаго сейма, который одинъ былъ облеченъ законодательною властью. И сеймъ могъ выполнить все это, вспомоществуемый, однако, Франціею, которая теперь была поручительницею за новую германскую конституцію, точно такъ же, какъ нкогда за старую. Только могущественнйшіе германскіе дворы могли своею умренностью предотвратить новое вмшательство чужеземца. Къ-несчастію, объ этомъ нельзя было и думать при настоящемъ образ дйствій Пруссіи и Австріи.

Впрочемъ, теперь истинно-европейскія затрудненія, т. о. территоріальныя, были побждены, благодаря энергическому и благоразумному вмшательству генерала Бонапарте. Всъ его въ Европ лучше всего сдлался очевиднымъ чрезъ эту негоціацію, которая ведена была такъ искусно, и въ-продолженіе которой онъ наложилъ на Германію собственную свою волю, для блага самой Германіи и для спокойствія міра: единственный случай, когда позволяется и считается полезнымъ вмшательство въ чужія дьла.

Между-тмъ, какъ первый консулъ самовластно устроивалъ дла европейскаго материка, его пламенная дятельность, обнимая оба свта, распространялась даже до Америки и Индіи, съ цлію возстановить тамъ старинное колоніальное величіе Франціи.

Ныньче, когда европейскія націи сдлались боле мануфактурными, нежели торговыми, ныньче, когда он дошли до того, что могутъ производить и добывать, и еще въ лучшемъ качеств, то, чего искали прежде за моремъ, ныньче, наконецъ, когда большія колоніи, освободясь отъ своихъ метрополіи, взошли на степень независимыхъ государствъ, картина вселенной измнилась до того, что нельзя узнать ее. Новыя страсти, новые виды возникли въ замну страстей, волновавшихъ тогда міръ, и теперь едва можно понять причины, за которыя, столтіе тому назадъ, проливалась кровь человческая. Англія владла, какъ колоніею, Сверною-Америкою, Испанія владла, въ томъ же качеств, Южною-Америкою, Франціи принадлежали главнйшіе изъ Антильскихъ-Острововъ, и прекраснйшій изъ всхъ, Сен-Доминго. Англія и Франція оспоривали другъ у друга Индію. Каждая изъ этихъ державъ вмняла своимъ колоніямъ въ обязанность только си одной доставлять тропическія произрастенія, только отъ ней одной получать европейскія произведенія, допускать къ себ только ея корабли, снабжать матросами только ея флотъ. Каждая колонія представлялась такимъ-образомъ замкнутою во всхъ отношеніяхъ, какъ плантація, рынокъ и портъ. Англія хотла извлекать исключительно изъ своихъ американскихъ областей сахаръ, строевой лсъ, невыдланную хлопчатую бумагу, Испанія хотла одна добывать изъ Мехики и Перу металлы, которыхъ такъ жаждали другія націи, Англія и Франція хотли господствовать въ Индіи, чтобъ вывозить оттуда бумажную пряжу, мусселины, индіенны, предметы всеобщихъ алчныхъ стремленіи, он хотли сбывать въ обмнъ свои собственныя издлія, и производить всю эту торговлю только подъ своимъ флагомъ. Ныньче эти пламенныя стремленія націй уступили мсто другимъ. Сахаръ, который надо было извлекать изъ растенія, прозябающаго въ самомъ тепломъ климатъ, извлекается ныньче изъ растенія, воздлываемаго на берегахъ Эльбы и Шельды. Хлопчатая бумага, которая прялась съ такимъ искусствомъ и съ такимъ терпніемъ индійскими руками, выдлывается въ Европ машинами, приводимыми въ движеніе горніемъ каменнаго угля. Мусселинъ тчется въ горахъ Швейцаріи или Фореса. Индіенны, которыя ткутся въ Шотландіи, Ирландіи, Нормандіи, Фландріи, расписываются въ Альзас, наполняютъ собою Америку и идутъ даже въ Индію. За исключеніемъ кофе, чая,— произведеній, которыя перенять искусство не въ состояніи, Европа во всемъ уравнялась съ другими странами и даже превзошла ихъ. Европейская химія уже замнила большую часть красильныхъ веществъ, которыхъ прежде искали подъ тропиками. Металлы добываются изъ европейскихъ горъ. Золото извлекается изъ Урала, Испанія начинаетъ находить серебро въ собственныхъ своихъ ндрахъ. Великій политическій переворотъ присоединился къ этимъ промышленымъ переворотамъ. Франція благопріятствовала возстанію англійскихъ сверо-американскихъ колоніи: Англія за то способствовала возстанію южно-американскихъ колоній. Т и другія ныньче — націи, и уже великія, или предназначенныя сдлаться великими. Подъ вліяніемъ тхъ же причинъ, африканское общество, котораго будущность неизвстна, развилось на Сен-Доминго. Наконецъ, Индія, подъ скипетромъ Англіи, есть не иное что, какъ страна покоренная, разоренная успхами европейской промышлености и назначенная прокормлять нсколько офицеровъ и нсколько чиновниковъ метрополіи. Въ наше время, націи хотятъ сами производить все, сбывать своимъ мене-искуснымъ сосдямъ излишекъ своихъ произведеніи, и соглашаются заимствовать отъ нихъ только сырые матеріалы, стараются даже разводить эти матеріалы какъ-можно-ближе къ своей стран: свидтельствомъ тому могутъ служить неоднократно-повторявшіеся опыты къ разведенію хлопчатой бумаги въ Египт и Алжиріи. Такимъ-образомъ, великое зрлище колоніальныхъ стремленій смнилось зрлищемъ мануфактурныхъ интересовъ. Такъ-то безпрерывно измняется свтъ, и каждый вкъ долженъ необходимо напрячь нсколько и память и умъ, чтобъ уразумть предшествующее столтіе.

Этотъ огромный промышленый и торговый переворотъ, начатый въ царствованіе Лудовика XVI съ американской войны, былъ довершенъ при Наполеон континентальною блокадою. Главнйшею причиною этого переворота была борьба между Англіею и Франціею, ибо, между-тмъ, какъ первая хотла присвоить себ монополію заморскихъ произведеній, вторая отмщала ей, подражая имъ въ Европ. Внушителемъ этого подражанія былъ Наполеонъ, котораго назначеніемъ было такимъ-образомъ дать, во всхъ отношеніяхъ, новый видъ вселенной. Но, до увлеченія Франціи въ континентальную и мануфактурную систему, какъ онъ сдлалъ это позже, Наполеонъ-консулъ, весь исполненный идей оканчивавшагося вка, доврявшій тогда французскому флоту боле, нежели сколько доврялъ ему въ-послдствіи, вдался въ обширныя предпріятія для возстановленія колоніальнаго процвтанія Франціи.

Это процвтаніе было нкогда довольно-велико, и было чего жалть и за что отваживаться на смлыя предпріятія. Въ 1789 г., Франція получила изъ своихъ колоній сахара, кофе, хлопчатой бумаги, индиго и проч. ежегодно цнностью на двсти пятьдесятъ мильйоновъ, изъ этого количества она потребляла сама на восемьдесятъ или сто мильйоновъ, а на остальныя сто пятьдесятъ мильйоновъ распространяла по всей Европ эти колоніальныя произведенія главнйше подъ видомъ рафинированнаго сахара. Надо было бы по-крайней-мр удвоить эти цнности, чтобъ получить соотвтствующія ныншнимъ, и нтъ сомннія, что въ наше время Франція много бы цнила и ставила въ ряду первйшихъ своихъ интересовъ колоніи, которыя доставляли бы ей предметъ для торговли въ пятьсотъ мильйоновъ. Франція находила въ этой торговл средство переводить къ себ часть наличныхъ денегъ Испаніи, платившей ей своими піастрами за ея колоніальныя и мануфактурныя произведенія. Въ эпоху, о которой говоримъ мы, т. е. въ 1802 г., Франція, лишенная колоніальныхъ произрастеній, главнйше сахара и кофе, не имя ихъ даже и для своего потребленія, обращалась за ними къ Американцамъ, ганзейскимъ городамъ, Голландіи, Гену, и, по заключеніи мира, къ Англичанамъ. Она платила за нихъ металлами, не имя еще, въ своей едва рождавшейся промышлености, средствъ уплачивать за нихъ издліями своихъ мануфактуръ. Такъ-какъ наличныя деньги во Франціи никогда уже, посл ассигнацій, не появлялись съ прежнимъ обиліемъ, то она часто нуждалась въ нихъ, этотъ недостатокъ устранялся безпрерывными усиліями новаго банка къ добыванію піастровъ, выходившихъ изъ Испаніи чрезъ контрбанду. И потому не было ничего обыкновенне, какъ слышать жалобы торговаго класса на рдкость наличныхъ суммъ, на неудобство быть принужденнымъ покупать цною денегъ сахаръ и кофе, которые Франція нкогда получала изъ своихъ собственныхъ владній. Надо, безъ сомннія, приписать эти рчи нкоторымъ ложнымъ идеямъ о способъ, какимъ установляется торговый балансъ, но надо приписать ихъ также и истинному факту — трудности доставать себ колоніальныя произрастенія, и еще большей трудности платить за нихъ, или деньгами, сдлавшимися рдкими посл ассигнаціи, или еще мало-обильными произведеніями французской промышлености.

Если къ этому присовокупить, что многочисленные владльцы плантаціи, нкогда богатые, теперь разоренные, наполняли собою Парижъ и присоединяли свои жалобы къ жалобамъ эмигрантовъ, то можно составить себ полное понятіе о побужденіяхъ, дйствовавшихъ на перваго консула и побуждавшихъ его на великія колоніальныя предпріятія. Подъ вліяніемъ этихъ-то сильныхъ причинъ, отдалъ онъ Карлу IV Этрурію, чтобъ получить въ возмездіе Луизіану. Такъ-какъ условія договора были выполнены съ его стороны, потому-что инфанты были посажены на этрурскій тронъ и признаны всми континентальными державами, то онъ хотлъ, чтобъ эти условія были выполнены и со стороны Карла IV, и требовалъ, чтобъ Луизіана была немедленно отдана Франціи. Экспедиція, состоявшая изъ двухъ кораблей и нсколькихъ фрегатовъ, была собрана на водахъ Голландіи, въ Гельветслуйс, чтобъ перевезти войска къ устьямъ Миссисипи и занять эту прекрасную страну подъ владычество Франціи. Первый консулъ, имя возможность располагать Герцогствомъ Пармскимъ, былъ готовъ уступить его Испаніи, въ обмнъ на об Флориды и небольшую часть Тосканы — Сіенскій-Округъ, который онъ хотлъ отдать въ возмездіе королю Пьемонта. По нескромности испанскаго правительства, англійскій посланникъ узналъ о подробностяхъ этой негоціаціи, и зависть Англіи противопоставила тысячи препятствіи заключенію этого новаго договора. Первый консулъ занимался въ то же время Индіей и вврилъ управленіе французскими конторами въ Пондишери и Шандернагор одному изъ отличнйшихъ офицеровъ рейнской арміи, генералу Декану. Этотъ офицеръ, съ умомъ, равнявшимся его храбрости, и способный на самыя великія предпріятія, былъ избранъ и посланъ въ Индію, въ видахъ отдаленной, по глубокой политики. ‘Англичане’, говорилъ первый консулъ генералу Декану, посылая ему удивительныя инструкціи: ‘Англичане — владыки материка Индіи, они такъ пополнены безпокойства и недоврчивости, не должно подавать имъ ни малйшаго подозрнія, вести себя кротко и просто, сносить въ этихъ странахъ все, что честь позволитъ вынести, но имть съ сосдними владтельными князьями иныхъ сношеній, кром необходимыхъ для содержанія французскихъ войскъ и конторъ. ‘По’, присовокуплялъ первый консулъ, ‘надобно наблюдать надъ этими князьями и этими народами, которые съ скорбію покоряются британскому игу, изучать ихъ правы, ихъ сродства, способы, имть съ ними сообщенія, въ случаи войны, сообразить, какая европейская армія будетъ необходима, чтобъ помочь имъ свергнуть англійское владычество, какими военными снарядами должна быть снабжена эта армія, какія должны быть въ-особенности средства ея продовольствія, отъискать портъ, который могъ бы служить мстомъ высадки для флота, привезшаго войска, исчислить время и средства, необходимыя для того, чтобъ съ-разу овладть этимъ портомъ, начертать, посл полугодоваго пребыванія, первое донесеніе объ этихъ различныхъ вопросахъ, отправить его съ офицеромъ умнымъ и врнымъ, который все видлъ бы на мст самъ и могъ бы присовокупить изустныя поясненія на привезенный имъ рапортъ, полгода спустя, заняться этими же самыми вопросами на основаніи вновь-собранныхъ свдній, и отправить это второе донесеніе съ другимъ офицеромъ, равно врнымъ и умнымъ, и длать это всякіе полгода, взвшивать въ редакціи этихъ записокъ смыслъ каждаго выраженія, потому-что одно слово можетъ имть вліяніе на самыя важныя ршенія, наконецъ, въ случа войны, поступать сообразно съ обстоятельствами — или остаться въ Индостан, или удалиться на Иль-де-Франсъ, отправивъ въ метрополію множество мелкихъ судовъ, чтобъ извстить ее о томъ, на что ршился главнокомандующій. Таковы были инструкціи, данныя генералу Декану, съ цлію не возжечь воину, но искусно воспользоваться ею, еслибъ она возгорлась снова.

Самыя большія усилія перваго консула были направлены на Антильскіе-Острова, главное мсто колоніальнаго могущества Франціи. Съ Мартиникою, Гваделупою, Сен-Доминго французская торговля вела нкогда самыя выгодныя сношенія, особенно Сен-Доминго отпускалъ по-крайней-мрь три-пятыхъ изъ 250 мильйоновъ цнности произведеній, которыя Франція извлекала прежде изъ своихъ колоній. Сен-Доминго былъ тогда самымъ прекраснымъ, самымъ завиднымъ изъ заморскихъ владній. Мартиника довольно-счастливо ускользнула отъ слдствій возмущенія черныхъ, по Гваделупа и Сен-Доминго были повернуты вверхъ дномъ, и надобно было не мене цлой арміи для того, чтобъ возстановить — не рабство, сдлавшееся невозможнымъ, по-крайней-мр на Сен-Доминго, но законное владычество метрополіи.

На этомъ остров, простирающемся въ длину на сто лье, въ ширину на тридцать, имющемъ счастливое положеніе при вход въ Мехиканскій-Заливъ, блистающемъ плодородіемъ, способнымъ къ воздлыванію сахара, кофе, индиго, на этомъ великолпномъ остров двадцать съ чмъ-то тысячи блыхъ собственниковъ, двадцать съ чмъ-то тысячь отпущенниковъ различнаго цвта кожи, четыреста тысячь черныхъ невольниковъ воздлывали землю и извлекали изъ нея огромное обиліе колоніальныхъ произведеній, цнностью на 150 мильйоновъ франковъ. Тридцать тысячь французскихъ матросовъ занимались перевозкою въ Европу этихъ товаровъ въ обмнъ на французскія произведенія равной цнности. Что думала бы ныньче Франція о колоніи, которая доставляла бы ей продуктовъ на 300 мильйоновъ франковъ и представляла бы рынокъ для сбыта ея собственныхъ произведеній на 300 мильйоновъ, потому-что 150 мильноновъ въ 1789 г. соотвтствовали по-крайней-мрь 300 милліонамъ въ 1845 году? Къ-несчастію, у этихъ людей, блыхъ, мулатовъ, черныхъ, были въ броженіи сильныя страсти, причина которыхъ лежала въ климат и въ положеніи общества, гд находились дв крайности: горделивое богатство и вопіющее рабство. Ни въ одной колоніи по было блыхъ столь богатыхъ и столь гордыхъ, мулатовъ столь завидовавшихъ превосходству благо поколнія, черныхъ столь склонныхъ свергнуть иго и тхъ и другихъ. Мннія, проповданныя въ Париж въ Законодательномъ Собраніи, раздавшись посреди страстей, врожденныхъ такой стран, должны были вызвать тамъ ужасную бурю, подобную ураганамъ, производимымъ на моряхъ внезапною встрчею двухъ противныхъ втровъ. Блые и мулаты, которыхъ число едва было достаточно для того, чтобъ они могли защищаться въ совокупности другъ съ другомъ, вступили въ раздоръ, и, сообщивъ чернымъ заразу своихъ страстей, довели ихъ до возстанія. Сначала, они подверглись жестокости черныхъ, потомъ ихъ торжеству и ихъ владычеству. Здсь случилось то же, что случается во всякомъ обществ, гд возникаетъ борьба классовъ: первый изъ этихъ классовъ былъ побжденъ вторымъ, первый и второй третьимъ. Но въ отличіе отъ того, что видимъ въ другихъ странахъ, эти люди носили на своемъ лиц отмты своихъ различныхъ происхожденій, ихъ ненависть происходила отъ неистовства физическихъ инстинктовъ, а ярость была подобна ярости дикихъ зврей. И потому, ужасы этой революціи превзошли все, что люди видли до-сихъ-поръ во Франціи въ девяносто-третьемъ году, и, не смотря на отдаленность, всегда ослабляющую ощущенія, Европа, уже такъ-сильно пораженная зрлищами материка, была глубоко взволнована неслыханными безчеловчіями, до которыхъ безразсудные, иногда жестокіе владыки довели свирпыхъ рабовъ своихъ. Законы человческаго общества, всюду сходные, породили тамъ, какъ и везд, посл продолжительныхъ бурь, утомленіе, которое требуетъ властелина и существа необыкновеннаго, способнаго имъ сдлаться. Этотъ властелинъ былъ цвта торжествующей расы, т. е. черный. Онъ назывался Туссенъ-Лувертюръ. Это былъ старый невольникъ, неимвшій доблестной отваги Спартака, но одаренный глубокимъ притворствомъ и необычайнымъ правительственнымъ геніемъ. Будучи посредственнымъ военнымъ человкомъ, умя только длать засады въ стран почти-неприступной, и даже въ этомъ отношеніи уступавшій нкоторымъ изъ своихъ сподвижниковъ, онъ пріобрлъ сверхъестественное вліяніе своею сметливостью давать направленіе дламъ. Эта раса варваровъ приняла его желзное иго, во сто разъ тяжелйшее ига прежнихъ плантаторовъ, и подверглась тяжкой обязанности работать, — обязанности, которая, въ самомъ невольничеств, была для нихъ дломъ наиболе-ненавистнымъ. Черный невольникъ, сдлавшійся диктаторомъ, установилъ на Сен-Доминго сносный общественный порядокъ и совершилъ дла, которыя можно было бы смть назвать великими, еслибъ театръ ихъ былъ иной и еслибъ они были мене-эфемерны.

На этой сен-домингской земл, какъ во всякой стран, бывшей долго жертвою гражданской войны, образовался раздлъ между воинственнымъ поколніемъ, способнымъ владть оружіемъ и имвшимъ вкусъ въ этому занятію, — и рабочими поколніемъ, мене склоннымъ къ битв, готовымъ, впрочемъ, снова кинуться въ опасности, еслибъ была угрожаема его свобода. Естественно, первое поколніе было вдесятеро малочисленне втораго.

Туссенъ-Лувертюръ образовалъ изъ перваго постоянную армію почти въ двадцать тысячь человкъ, раздленную на полубригады, по образцу aранцузскихъ армій, съ офицерами по-большой-части изъ черныхъ, а отчасти изъ мулатовъ и блыхъ. Это войско, получавшее хорошее жалованье и хорошее содержаніе, будучи довольно-страшно въ климат, который оно одно только могло выносить, и на почв гористой, покрытой нехрупкимъ и колючимъ хворостомъ, — это войско было раздлено на многія дивизіи и находилось подъ начальствомъ вождей одного съ нимъ цвта кожи, вождей, по-большой-части искусныхъ, но болй свирпыхъ, нежели искусныхъ, каковы на-прим.: Христофъ, Дессалинъ, Моизъ, Морена, Лаплюмъ. Преданные Туссену, вс они признавали его геній и сносили его первенство. Остальное народонаселеніе, подъ именемъ земледльцевъ, было возвращено къ труду. Имъ оставили Оружіе для того, чтобъ они употребили его въ дло при нужд, въ случа, еслибъ метрополія посягнула на свободу колоніи, по ихъ принудили возвратиться на плантаціи, покинутыя собственниками. Туссенъ провозгласилъ, что они свободны, но обязаны работать ещ въ-продолженіе пяти лтъ на земляхъ своихъ старыхъ владльцевъ, съ правомъ на четвертую часть добываемыхъ сырыхъ произведеній. Блымъ собственникамъ сдланы были выгодныя предложенія, въ случа если они возвратятся — даже и тмъ изъ нихъ, которые, Въ минуту отчаянія, приняли участіе въ попытк Англичанъ на Сен-Домниго. Они были хорошо приняты, и получили обратно свои имнія, населенныя такъ-называемыми свободными неграми, которымъ они предоставляли, по предписанію Туссена, четвертую часть добываемыхъ ими сырыхъ произведеній, оцниваемую самымъ произвольнымъ образомъ. Довольно-значительное число богатыхъ прежнихъ Собственниковъ, или погибшихъ во время смутъ колоніи, или покинувшихъ Францію эмигрантами, ни являлось снова само, ни высылало своихъ повренныхъ. Ихъ имущества, секвестрованныя подобно національнымъ владніямъ во Франціи, были отданы чернымъ офицерамъ, и за такую низкую цну, отъ которой Можно было обогатиться. Нкоторые предводители, какъ на-прим.: Христофъ и Дессалинъ, пріобрли себ такимъ-образомъ боле мильйона ежегоднаго дохода. Эти черные офицеры обращались съ неграми жестоко, какъ новые владыки: скли ихъ розгами за лность и неповиновеніе, и производили родъ безпрерывной охоты какъ за зврьми, за тми изъ нихъ, которые предались бродяжнической жизни. Часто даже, Дессалинъ и Христофъ выпали ихъ передъ своими глазами.

Благодаря распоряженіямъ Туссена, земля Сен-Доминго, орошенная такимъ множествомъ крови, посл десятилтнихъ смутъ представляла Въ 1801 г. плодородіе, почти равное ея плодородію въ 1789 году. Туссенъ, независимый отъ Франціи, далъ колоніи почти-неограниченную свободу торговли. Такая свобода, опасная для колоній съ посредственнымъ плодородіемъ, которыя, производя мало и дорого, имютъ свою выгоду брать Произведенія метрополіи за тмъ, чтобъ она сама брала ихъ собственныя, такая свобода, напротивъ, въ высшей степени важна для колоній богатой и плодородной, побуждающейся ни въ какомъ покровительств для сбыта своихъ произведеніи и отъ-того находящей большія пользы въ свободныхъ сношеніяхъ со всми націями, и въ пріобртеніи предметовъ необходимости и роскоши тамъ, гд они лучше и дешевле. Въ такомъ положеніи находился Сен-Доминго. Островъ получилъ огромную выгоду отъ свободнаго пребыванія въ немъ иностранныхъ флаговъ, въ-особенности американскаго флага. Състные припасы были здсь въ изобиліи, европейскіе товары продавались за дешевую цну, туземныя произведенія раскупались на-расхватъ, лишь только появлялись на рынк. Прибавьте къ тому, что новые плантаторы, и черные и блые, вс освобожденные отъ Обязательствъ съ капиталистами метрополій, не были, подобно старымъ плантаторамъ въ 1789 г., обременены долгами, и принуждены отдлять отъ своихъ доходовъ на проценты за Огромные запятые ими капиталы. Города Капъ, Порт-о-Пренсъ, Сен-Маркъ, Каій (Cayes), снова обрли нкоторый блескъ. Слды войны были здсь почти-совершенно изглажены: въ большой части этихъ городовъ виднлись изящныя жилища, построенныя для черныхъ офицеровъ и соперничествовавшія съ прекраснйшими домами прежнихъ блыхъ собственниковъ, нкогда столь горделивыхъ, столь прославившихся своею роскошью и развратомъ.

Черный глава колоніи довершилъ ея раждающееся благоденствіе смлымъ занятіемъ испанской части Сен-Доминго. Этотъ островъ былъ нкогда раздленъ на два отдла, изъ которыхъ одинъ, лежащій къ востоку,— первый представляющійся тмъ, кто приходилъ изъ Европы,— принадлежалъ Испанцамъ, другой, лежащій на западъ, обращенный къ Куб и внутренности Мехиканскаго-Залива, принадлежалъ французамъ. Эта западная часть, состоявшая изъ двухъ выдавшихся мысовъ, которые образуютъ, кром обширнаго внутренняго залива. Множество рейдовъ и гаваней,— эта часть была удобне другой для плантацій. И потому она была покрыта богатыми заведеніями. Испанская часть, напротивъ, мало-гористая, представляющая мало заливовъ, заключала въ себ мене сахарныхъ и кофейныхъ плантацій, но за то на ней паслось множество скота, лошадей и муловъ. Об эти части вмст могли оказать другъ другу великія взаимныя выгоды, между-тмъ, какъ раздленныя исключительною колоніальною системою, онъ были какъ-бы два отдаленные острова, изъ которыхъ одинъ иметъ то, чего нтъ въ другомъ, и которые по могутъ помняться друг съ другомъ своими НропзведОпіяйи по причин далекаго разстоянія. Туссенъ, по изганіи Англичанъ, обратилъ вс свои помышленія на занятіе испанской части. Прикидываясь совершенно-покорнымъ метрополіи, по всемъ поступая по ея вол, онъ вооружился базельскимъ трактатомъ, но которому Испанія отдавала Сен-Доминго въ полное владніе Франціи, и предложилъ испанскимъ властямъ сдать ему провинцію, до-сихъ-поръ еще ими занимаемую. Не смотря на возраженія французскаго коммиссара, Туссенъ двинулъ вс дивизіи своей арміи и потребовалъ отъ испанскихъ властей, которыя были неспособны противиться, — ключей Санто-Доминго. Эти ключи были вручены ему, и онъ вслдъ за тмъ занялъ вс города, принимая на себя только титулъ представителя Франціи, но поступая на дл какъ независимый государь, и заставляя принимать себя въ церквахъ со всми почестями.

Всмъ этимъ Туссенъ въ два года совершенно оживилъ колонію. Нельзя составить себ врную идею о его политик, не зная въ то же время, какъ поступалъ онъ, будучи поставленъ обстоятельствами между Франціей и Англіей. Этотъ невольникъ, сдлавшійся человкомъ свободнымъ и самодержцемъ, сохранилъ въ глубин своего сердца невольную симпатію къ націи, которой цпи онъ нкогда носилъ, и никакъ не хотлъ видть Англичанъ на Сен-Доминго. И потому онъ употребилъ благородныя усилія изгнать ихъ, и усплъ въ томъ. Его политическій умъ, глубокій, хотя необразованный, укрплялъ его въ этихъ врожденныхъ чувствованіяхъ, и давалъ ему уразумть, что Англичане были боле-опасными владыками, ибо ихъ могущество на моряхъ сдлало бы ихъ власть на остров дйствительною и безграничною. Итакъ, онъ ни подъ какимъ видомъ не хотлъ этого владычества. Англичане, оставляя Порт-о Пренсъ, предложили ему королевскую власть на Сен-Доминго и немедленное признаніе этой власти, если онъ согласится отдать въ ихъ руки торговлю колоніи. Онъ не согласился на это, потому ли, что былъ еще приверженъ къ метрополіи, или потому-что, испуганный встью о мир, боялся французской экспедиціи, которая могла бы превратить въ прахъ его королевство. Сверхъ-того, тщеславіе принадлежать къ первой во всемъ свт воинственной націи, тайное удовольствіе быть генераломъ французской службы, отъ руки самого перваго консула, взяли перевсъ въ душ Туссена надъ всми предложеніями Англіи. И такъ, онъ хотлъ остаться Французомъ. Держать Англичанъ въ почтительномъ разстояніи, живя съ ними въ миръ, признавать поминальную власть Франціи и повиноваться ей не боле, какъ на столько, чтобъ по вооружить противъ себя ея силъ,— такова была политика этого удивительнаго человка. Онъ принялъ коммиссаровъ Директоріи, и потомъ вскор отослала’ ихъ (именно генерала Гедувилля) подъ тмъ предлогомъ, будто-бы они не понимали интересовъ своей родины, и требовали отъ него вещей невыполнимыхъ и гибельныхъ для нсй-самой.

Его внутренняя политика не мене заслуживаетъ вниманіе, какъ и вншняя. Онъ ненавидлъ мулатовъ, какъ болс-близкихъ къ его племени и, напротивъ, оказывалъ величайшія ласки блымъ, чрезъ что и добился съ ихъ стороны нкотораго уваженія, которое служило ему доказательствомъ, что геній его заставилъ забыть цвтъ его кожи. Съ черными же онъ обращался невроятно-строго, впрочемъ справедливо. Его дикое краснорчіе очаровывало ихъ. Съ каедры, на которую восходилъ онъ часто, онъ говорилъ имъ о Бог, о равенств человческихъ племенъ, и говорилъ странными, очень-удачно придуманными притчами. Однажды, на-примръ, желая внушить чернымъ довренность къ самимъ-себ, онъ наполнилъ стаканъ зернами чернаго маиса, примшалъ туда нсколько зеренъ благо маиса, потомъ, потрясши этотъ стаканъ, и давъ замтить, какъ быстро блыя зерна исчезли посреди черныхъ, онъ сказалъ: ‘Вотъ что значатъ блые посреди васъ. Трудитесь, упрочьте свое благосостояніе трудомъ, и если блые метрополіи захотятъ отнять у насъ свободу, мы возьмемся за наши ружья, и еще разъ одолемъ ихъ.’ Обожаемый за все это, онъ былъ въ то же время предметомъ страха потому-что былъ удивительно-бдителенъ. Одаренный дятельностью, изумительною въ его лта, онъ разставилъ во внутренности острова готовыя смны самыхъ быстрыхъ лошадей, и переносился, въ сопровожденіи нсколькихъ тлохранителей, съ чудною быстротою, съ одного конца острова на другой, прозжая верхомъ иногда по сорока ль въ день и налетая, подобно молніи, чтобъ наказать за преступленіе, всть о которомъ дошла до него. Предусмотрительный и скупой, онъ скапливалъ деньги и оружіе въ горахъ внутренней части острова, и закапывалъ ихъ, говорятъ, въ мст, называемомъ Урочищами-Хаоса (les Mornes du Chaos), близь Эннери, сдлавшагося обыкновеннымъ его мстопребываніемъ. То были средства для предстоявшихъ битвъ, которыя онъ все-еще считалъ вроятными и близкими. Стараясь во всемъ подражать первому консулу, онъ окружилъ себя гвардіею, свитою, создалъ себ родъ царскаго жилища, принималъ въ этомъ жилищ собственниковъ всхъ цвтовъ, особенно блыхъ, и грубо обходился съ черными, которые не имли такого хорошаго вида. Даже и въ генерал-лейтенантскомъ мундир, страшный по наружности, онъ имлъ льстецовъ, угодниковъ, и (грустно сказать) не разъ блые, принадлежавшіе къ стариннымъ и богатымъ фамиліямъ острова, бросались въ его объятія для снисканія его покровительства. Люди, окружавшіе Туссена, увряли его, что онъ въ Америк то же, что генералъ Бонапарте въ Европ, и что онъ долженъ здсь поставить себя въ такое же положеніе. Лишь-только онъ узналъ о подписаніи мира и могъ предвидть возстановленіе власти метрополіи, поспшилъ созвать совтъ колоніи для начертанія конституція. Этотъ совтъ собрался и дйствительно начерталъ довольно-смшную конституцію. По ея предначертанію, совтъ колоніи постановлялъ законы, генерал-губернаторъ утверждалъ ихъ, и имлъ исполнительную власть во всей ея обширности. Туссенъ, естественно, былъ назначенъ генерал-губернаторомъ колоніи, и къ тому же губернаторомъ по жизнь, съ властью назначать себ преемника. Подражаніе тому, что длалось во Франціи, не могло быть боле-полнымъ и боле-дтскимъ. Что до власти метрополіи, то о ней не было и рчи. Конституція долженствовала быть только поднесена ей на утвержденіе, но, однажды давъ это утвержденіе, метрополія не имла боле никакого права надъ своею колоніею, ибо совтъ издавалъ законы, Туссенъ управлялъ, и могъ, еслибъ захотлъ лишить французскую торговлю всхъ ея выгодъ. Когда спрашивали у Туссена, въ какихъ отношеніяхъ будетъ находиться Сен-Домниго Къ Франціи, онъ отвчалъ: ‘Первый консулъ будетъ присылать ко мн коммиссаровъ говоритъ со мною’. Нкоторые Изъ его друзой, которые были боле его благоразумны, толковали ему объ опасности такихъ поступковъ, пророчили, что онъ вызоветъ противъ себя французскую экспедицію и погибнетъ. Самолюбіе этого невольника, сдлавшагося диктаторомъ, взяло верхъ. Онъ хотлъ, какъ самъ говорилъ, чтобъ первый изъ черныхъ былъ на дл и по праву на Сан-Доминго тмъ же, чмъ первый Изъ блыхъ былъ въ Европ, т. с. пожизненнымъ владыкою, съ правомъ назначать себ преступника. Онъ отправилъ въ Европу полковника Венсана съ тмъ, чтобъ изъяснить первому консулу новое конституціональное учрежденіе и испросить утвержденія офицеровъ-негровъ въ данныхъ имъ военныхъ чинахъ.

Это подражаніе его величію, это притязаніе уподобиться ему, вызвало улыбку на уста перваго консула. Онъ былъ готовъ позволить называть себя первымъ изъ блыхъ тому, кто назвалъ себя первымъ изъ черныхъ,— но съ тмъ условіемъ, чтобъ колонія была связана съ метрополіею покорностью, и чтобъ обладаніе этою землею, искони французскою, было существенное, а по номинальное. Онъ утвердилъ всхъ негровъ въ присвоенныхъ ими себ военныхъ чинахъ, и сдлалъ Туссена генерал-лейтенантомъ, начальствующимъ на Сен-Доминго отъ имени Франціи. Но онъ хотлъ имть тамъ французскаго главнокомандующаго, посл котораго Туссенъ былъ бы первымъ,— безъ этого условія, Сен-Доминго не принадлежалъ боле Франціи, — и потому ршился послать туда генерала и армію. На этотъ постъ былъ избранъ генералъ Леклеръ. Для того, чтобъ доказать Туссену расположеніе правительства, отсылали къ нему двухъ сыноесй его, воспитанныхъ во Франціи, въ сопровожденіи ихъ наставника, г. Куанона. Къ этому первый консулъ присовокупилъ благородное и лестное письмо, въ которомъ обращался къ Туссену, какъ къ первому человку изъ племени черныхъ.

Но онъ предвидлъ и сопротивленіе, и принялъ вс возможныя мры для преодоленія его силою. Онъ отправилъ въ Сен-Доминго 20,000 человкъ, под начальствомъ генерала Леклера, на флот, состоявшемъ изъ пятидесяти-восьми кораблей и фрегатовъ, управляемыхъ лучшими адмиралами: Вилларе-де-Жуйозомъ, Латуш-Тревиллемъ, Гантомомъ, Ливуа и др. Этотъ флотъ прибылъ 3 февраля 1802 года, и войско было высажено въ нсколькихъ пунктахъ, по не безъ сильныхъ сопротивленій. Всюду война была ожесточнная, безъ малйшей пощады. Туссенъ и Христофъ показали чудную, изумительную дятельность, и эту неумолимую, свирпую храбрость, которая не отступаетъ при вид какой бы ни было крайности. 5 февраля (17 плювьйоза) городъ Канъ былъ преданъ Христофомъ въ жертву пламени, въ виду французской эскадры, которая, за отливомъ, по неволь должна была держаться въ открытомъ мор. На слдующій день, Леклеръ овладлъ развалинами Капа. Добровольная сдача одного изъ туссеновых военачальниковъ,

Лаплюма, спасла цлую треть колоніи, именно южную часть, отъ варварскихъ опустошеній. Всего въ десять дней французскія войска овладли прибрежьями, портами, главнйшими городами острова, по большей части воздланными землями. У Туссена оставалось всего-на-все три или четыре черныя полубригады, съ предводителями Морена, Христофомъ, Дессалиномъ, да его сокровища, груды оружія, зарытыя въ Урочищахъ-Хаоса. Къ-несчастію, у негровъ оставалось много блыхъ, уведенныхъ ими въ заложники и претерпвавшихъ отъ нихъ самое жестокое обращеніе. Надо было воспользоваться благопріятнымъ временемъ года, чтобъ довершить завоеваніе острова.

Туссенъ заперся въ гористой и неприступной стран. Въ его урочища (les mornes) можно было проникнуть только чрезъ узкія ущелья, сдлавшіяся почти-непроходимыми отъ тропической растительности, и въ глубин которыхъ черные, засвъ стрлками, представляли собою почти неодолимую преграду. При всемъ томъ, старые солдаты рейнской арміи, перенесенные за Атлантику, могли устрашиться только одного климата. Одинъ онъ могъ побдить ихъ, и дйствительно, только климатъ одолвалъ ихъ въ этотъ героическій вкъ: такъ гибли они отъ солнца Сен-Доминго!

Главнокомандующій Леклеръ положилъ воспользоваться февралемъ, мартомъ и апрлемъ, потому-что позже жары и дожди сдлали бы военныя операціи невозможными. Онъ имлъ у себя отъ 17 до 18 тысячь человкъ. Нкоторые солдаты, правда, были больны, но вс еще оставалось тысячь пятнадцать годныхъ дйствовать.

Главнокомандующій хотлъ сначала подйствовать на сердце Туссена. Этотъ негръ, способный отважиться на ужаснйшія свирпства для выполненія своихъ намреній, былъ тмъ не мене чувствителенъ къ природнымъ влеченіямъ. Генералъ Леклеръ, по повелнію перваго консула, привезъ на Сен-Доминго двухъ сыновей Туссена, воспитанныхъ во Франціи, чтобъ испробовать надъ его сердцемъ вліяніе сыновнихъ увщаній. Наставникъ долженъ былъ представить ихъ отцу, вручить ему письмо перваго консула и стараться снова привязать его къ Франціи, общая ему второстепенную власть надъ островомъ.

Туссенъ принялъ обоихъ сыновей и ихъ наставника въ своемъ всегдашнемъ убжищ, Эннери. Онъ долго сжималъ ихъ въ своихъ объятіяхъ. Это старое сердце, пожираемое честолюбіемъ, было потрясено. Сыновья Туссена и ихъ почтенный воспитатель стали описывать ему могущество и человколюбіе французской націй, выгоды, сопряженныя съ покорностью, при которой его положеніе на Сен-Доминго все еще будетъ очень-важно, и которое упрочитъ его дтямъ блистательную будущность, они говорили, что сопротивленіе поведетъ за собою наврное его гибель. Мать одного изъ этихъ юношей присоединилась къ нимъ, чтобъ попробовать побдить Туссена. Тронутый этими убжденіями, онъ просилъ нсколько дней для размышленія. Но честолюбіе и любовь къ свобод взяли верхъ надъ родительскою нжностью. Онъ приказалъ позвать къ себ обоихъ сыновей своихъ, снова сжалъ ихъ въ объятіяхъ и предоставилъ имъ на волю выборъ между Франціею, сдлавшею изъ нихъ людей образованныхъ, и имъ-самимъ, произведшимъ ихъ на свтъ, и объявилъ, что не перестанетъ любить ихъ, будь они хоть въ рядахъ его враговъ. Эти несчастныя дти, волнуемыя подобно отцу своему, подобно ему пришли въ недоумніе. Однакожь, одинъ изъ нихъ, бросившись на шею Туссену, объявилъ, что онъ умретъ свободнымъ чернымъ, подл него. Другой, нершительный, послдовалъ за своею матерью въ одну изъ земель диктатора.

Отвтъ Туссена не оставлялъ боле никакого сомннія на-счетъ необходимости тотчасъ же взяться за оружіе.

Французы двинулись разомъ на вс важнйшія мста, занятыя неграми.

Храбрый Рошамбо проникъ въ самое неприступное мсто, называемое Оврагъ-Ужей (la Ravine aux Couleuvres), надо было идти туда чрезъ узкое ущелье, окаймленное острыми скалами, ощетинившееся гигантскими деревьями, колючими кустарниками и защищаемое черными меткими стрлками. За этимъ ущельемъ стоялъ самъ Туссенъ съ тремя тысячами гренадеровъ-негровъ и со всею своею артиллеріею. Французы ворвались со штыками, восемьсотъ черныхъ легло на мст, вся артиллерія Туссена досталась побдителямъ.

Дессалинъ, застигнутый генераломъ Буде въ Сен-Марк, самъ предалъ огню свое богатое жилище, его примру послдовали другіе, и онъ удалился, перерзавъ часть блыхъ и увлекши остальныхъ за собою въ ужасный притонъ урочищъ (les mornes), Дессалинъ кинулся-было на Порт-о-Пренсъ, но былъ отбитъ храбрымъ генераломъ Памфилемъ-Лакруа.

Черные были совершенно обезоружены. Леклеръ со всхъ сторонъ напалъ на негра-предводителя Морена, и тотъ, не видя никакой возможности защищаться, сдался съ двумя тысячами храбрйшихъ черныхъ. Это былъ самый жестокій ударъ, нанесенный нравственному могуществу Туссена.

Наконецъ, взятъ былъ Фортъ Крет-а-Пьерро, гд находились сокровища и оружіе, скопленныя Туссеномъ. Главнокомандующій отдалъ приказаніе вытснить черныхъ изъ окрестныхъ урочищъ. Въ Верретахъ армія была свидтельницею ужаснаго зрлища. Черные долгое время влачили вслдъ за собою толпы блыхъ, которыхъ они побоями принуждали поспвать за ними. Видя, что преслдовавшая ихъ-самихъ армія отобьетъ у нихъ плнниковъ, негры перерзали восемьсотъ этихъ несчастныхъ, мужчинъ, женщинъ, дтей и старцевъ. Французы нашли землю, покрытую этою ужасною гекатомбою, и воины, столь великодушные, столько разъ сражавшіеся во всхъ частяхъ свта, присутствовавшіе на столькихъ кровопролитыхъ зрлищахъ, но никогда невидавшіе избіенія женъ и младенцевъ, были проникнуты глубокимъ содроганіемъ и праведнымъ гнвомъ, сдлавшимся гибельнымъ для черныхъ, которые попадались въ ихъ руки.

Былъ апрль мсяцъ. Черные не имли больше никакихъ средствъ къ оборон, по-крайней-мрь въ настоящее время. Ихъ уныніе было глубоко. Предводители, пораженные великодушными поступками Леклера съ тми, которые сдались, и которымъ онъ оставлялъ ихъ чины и земли,— предводители ршились положить оружіе. Такъ сдались Христофъ, свирпый Дессалинъ, наконецъ и самъ Туссенъ. Туссенъ питалъ только одну надежду — на климатъ. И Дйствительно, онъ уже издавна привыкъ видть, какъ Европейцы, особенно военные люди, гибли отъ этого разрушительнаго климата, и онъ ласкалъ себя мыслью вскор найдти въ желтой лихорадк ужасную себ помощницу. Отъ-этого онъ ршился въ мир выжидать благопріятной минуты снова взяться за оружіе.

Съ этого времени, въ колоніи былъ возстановленъ порядокъ, и снова воцарилось то благоденствіе, которымъ она наслаждалась въ правленіе своего диктатора.

На Гваделуп храбрый Ришпансъ, съ тремя или четырьмя тысячами человкъ, смирилъ возмутившихся негровъ и снова возвратилъ ихъ въ невольничество, истребивъ главныхъ зачинщиковъ бунта. Эта, въ нкоторомъ род, контрреволюція была возможна и безопасна на такомъ небольшомъ остров, какъ Гваделупа, по она представляла важное неудобство тмъ, что могла устрашить сеи-домингскихъ черныхъ на счетъ ихъ собственной судьбы.

Представьте себ человка завистливаго очевидцемъ успховъ своего страшнаго соперника, и вы будете имть почти-врное понятіе о тхъ чувствованіяхъ, которыя испытывала Англія при вид благоденствія Франціи. Эта могущественная и славная нація могла бы, однакожъ, въ собственномъ своемъ величіи найдти себ утшеніе при вид величія ближняго! Но ее сндала странная зависть! Пока успхи генерала Бонапарте служили аргументомъ противъ министерства Питта, имъ рукоплескали въ Англіи. Но съ-тхъ-поръ, какъ эти успхи, безпрерывно возраставшіе, стали относиться только къ самой Франціи, съ-тхъ-поръ, какъ у видли, что она пріобртаетъ величіе въ мир такъ же какъ и въ войн, политикою такъ же какъ и оружіемъ, съ-тхъ-поръ, какъ увидли, что въ-продолженіе полутора года Итальянская-Республика сдлалась, въ президентство генерала Бонапарте, французскою провинціею, Пьемонтъ присоединенъ къ французской территоріи, съ одобренія всего материка, Парма и Луизіана увеличили владнія Франціи чрезъ простое выполненіе трактатовъ, наконецъ, Германія чрезъ ея вліяніе получила новую конституцію, — съ-тхъ-поръ, какъ увидли, что все это совершается само-собою, тихо, естественно, — явная досада овладла сердцами всхъ Англичанъ.

Классы, наимене принимавшіе участіе въ выгодахъ мира, боле другихъ обнаруживали свою ревность. Бирмингэмскіе и манчестерскіе мануфактуристы, избавленные контрабандою отъ затрудненій, встрчаемыхъ ими въ портахъ Франціи, жаловались мало, но купцы высшаго разбора, видя, что море покрыто соперничествующими флагами, что источникъ финансовыхъ прибылей изсякъ вмст съ займами, во всеуслышаніе изъявляли свое сожалніе о войн, и казались еще боле недовольными миромъ, нежели самая аристократія. Они-то, всемогущіе въ Лондон и портахъ, имя своими органами Уиндгэма, Гренвилла и Дондаса, перекрикивали всю націю, и одушевляли своими страстями британскіе журналы. Поэтому лондонскія газеты начинали длаться очень-непріязненны франціи, предоставляя, впрочемъ, газетамъ, издававшимся подъ редакціею французскихъ эмигрантовъ, заботу оскорблять перваго консула, его братьевъ, сестеръ, все его семейство.

Къ-несчастію, министерство Аддингтона было лишено всякой энергіи. По слабости, оно совершало истинно-вроломные поступки. Оно платило еще Жоржу Кадудалю, который былъ извстенъ какъ закоснлый заговорщикъ, оно давало въ его распоряженіе значительныя суммы на содержаніе убійцъ, которыхъ множество безпрестанно отправлялось изъ Портсмута въ Джерзей, изъ Джерзея на берегъ Бретани. Оно по-прежнему терпло пребываніе въ Лондонъ памфлетиста Пельтье, не смотря на возможность удалить его законными средствами, на основаніи alien-bill, и отдавало изгнаннымъ Бурбонамъ вс почести, приличествующія королевской фамиліи. Оно дйствовало такъ, повторяемъ, по слабости, не осмливаясь покинуть эти старыя орудія англійской политики.

Первый консулъ былъ глубоко оскорбленъ такими поступками. Въ отвтъ на неоднократно-повторявшіяся требованія торговаго трактата, онъ требовалъ обузданія нкоторыхъ журналовъ, изгнанія Жоржа и Пельтье, удаленія французскихъ принцевъ. Но изъ всхъ доводовъ перваго консула обнаруживалась только слабость великаго человка, который, владычествуя надъ Европою, обращалъ вниманіе на подобныя мелочи. И дйствительно, что было за дло всемогущему побдителю при Маренго до Жоржа, Пельтье и графа д’Артуа съ его королевскими украшеніями? Противъ кинжаловъ убійцъ — онъ имлъ свою судьбу, противъ оскорбленій памфлетистовъ — свою славу, противъ законности Бурбоновъ — онъ обладалъ любовью Франціи! Но, о слабость великихъ сердецъ! этотъ человкъ, поставленный такъ высоко, мучился тмъ, что было такъ низко… Мы уже оплакивали это заблужденіе съ его стороны, и не можемъ воздержаться, чтобъ не оплакивать его же снова, приближаясь къ минут, когда это заблужденіе произвело столь-роковыя послдствія.

Первый консулъ, по владя боле собою, отмщалъ за себя отвтами, помщаемыми въ Монитер, часто писалъ ихъ самъ, и эти статьи можно было распознать по необыкновенной сил слога. Онъ заключалъ, что не существуетъ правительства тамъ, гд нельзя обуздать клевету, предупредить убійство, оказать, наконецъ, покровительство европейскому общественному порядку.

Тогда англійское министерство жаловалось въ свою очередь. ‘Эти журналы, рчи которыхъ васъ оскорбляютъ’ говорило оно ‘неоффиціальные, мы не можемъ отвчать за нихъ, но Монитеръ — признанный органъ французскаго правительства. Онъ оскорбляетъ насъ ежедневно, мы также съ своей стороны, и еще съ большимъ правомъ, требуемъ удовлетворенія’.

Такія-то жалкія перебранки въ-продолженіе нсколькихъ мсяцевъ наполняли собою депеша обоихъ правительствъ, но вдругъ явились боле-важныя событія, доставившія такому гнвному расположенію предметъ, правда, боле-опасный, по по-крайней-мрь боле-достойный.

Швейцарія была жертвою двухъ партій: олигархической и умренно-республиканской. Явилось два правительства: одно утвердилось въ Лозанн, другое въ Бернъ. Оба они отправили къ первому консулу уполномоченныхъ, одно изъ нихъ умоляло о его вмшательств, другое заклинало его не предпринимать ничего. Передъ лицомъ очевидной контрреволюціи, первый консулъ не могъ оставаться въ нершимости. ‘Я перестаю’ говорилъ онъ: ‘быть нейтральнымъ и бездйственнымъ. Я хотлъ уважить независимость Швейцаріи и заботиться о нераздраженіи Европы. Но довольно уже уступчивости для интересовъ, непріязненныхъ Франціи. Пока я видлъ въ Швейцаріи только простыя распри, могшія окончиться усиленіемъ той или другой партіи, я долженъ былъ предоставить ее самой себ, но ныньче это невозможно, когда дло идетъ о явной контрреволюціи, совершаемой солдатами, нкогда служившими Бурбонамъ, потомъ перешедшими на жалованье, присылаемое изъ Англіи. Я не потерплю контрреволюціи нигд, въ Швейцаріи, Италіи, Голландіи, равно какъ и въ самой Франціи, не уступлю полутор тысяч наемниковъ, содержимыхъ Англіею, не уступлю этихъ грозныхъ бастіоновъ Альповъ, которые европейская коалиція не смогла, въ дв компаніи, исторгнуть у нашихъ истощенныхъ отъ усталости солдатъ. Мн говорятъ о вол швейцарскаго народа: я не хочу видть ее въ вол двух-сотъ аристократическихъ фамилій. Я слишкомъ уважаю этотъ храбрый народъ, и помогу поврить, чтобъ онъ хотлъ такого ига. Но, во всякомъ случа, есть нчто, на что я обращаю больше вниманія, нежели на волю швейцарскаго народа: это — безопасность сорока мильйоновъ людей, которыми я начальствую. Я намренъ объявить себя посредникомъ гельветической конфдераціи, дать ей конституцію, основанную на равенств правъ и природ почвы. Тридцать тысячь человкъ станутъ на границ, чтобъ обезпечить выполненіе моихъ благодтельныхъ намреній. Но если, противъ моего ожиданія, я не буду въ состояніи обезпечить спокойствіе народа, которому хочу сдлать всяческое имъ заслуживаемое благо, тогда я знаю на что ршиться. Присоединю къ Франціи все, что, по почв и правамъ, походитъ на Франш-Конте, присоединю все остальное къ горцамъ малыхъ кантоновъ, дамъ имъ образъ управленія, какой имли они въ четырнадцатомъ вк, и предоставлю ихъ самимъ-себ. Я положилъ себ разъ-на-всегда за правило: Швейцарія должна быть или въ дружб съ Франціею, или не должна существовать вовсе.’

Вслдъ за этимъ, первый консулъ отправилъ своего адъютанта, полковника Раппа, въ Швейцарію, съ прокламаціею ко всмъ властямъ, какъ законнымъ, такъ и мятежническимъ. Генералъ Нэй долженъ былъ ожидать въ Женев извстій отъ Раппа, и при первомъ отъ него знак, идти на Бернъ съ двнадцатью или пятнадцатью тысячь человкъ.

Сдлавъ вс эти распоряженія съ необыкновенною быстротою, первый консулъ съ спокойною отвагою удалъ, какое дйствіе произведетъ въ Европ его ршимость столь смлая, и которая, вмст съ тмъ, что было сдлано въ Италіи и Германіи, еще боле обнаруживала его могущество, становившееся для всхъ очень-чувствительнымъ.

Британскій кабинетъ придумалъ сначала нотою протестовать противъ всякаго матеріальнаго вмшательства со стороны Франціи въ дла Швейцаріи. Но видя, что этимъ нельзя удержать перваго консула, министерство Аддингтона отправило на самое мсто дйствія агента съ порученіемъ разсмотрть и развдать, ршились ли инсургенты защищаться, и предложить имъ, въ такомъ случа, денежное вспомоществованіе Англіи. Этотъ агентъ получилъ приказаніе закупить для нихъ въ Германіи оружіе. Австріи было предложено субсидіи на сто мильйоновъ флориновъ (225 мильйоновъ франковъ), если она захочетъ принять участіе въ судьб Швейцаріи.

Но англійскій кабинетъ сдлалъ боле-важную ошибку, имвшую позже огромныя послдствія.

Нкоторыя обстоятельства замедлили оставленіе Мальты Англичанами до ноября 1802 г. Теперь, въ самый день отправленія агента въ Швейцарію, былъ посланъ въ Средиземное-Море фрегатъ съ приказаніемъ мальтійскому гарнизону остаться на этомъ остров. Это формальное нарушеніе амьенскаго трактата было тяжкою ошибкою со стороны министерства, старавшагося о поддержаніи мира.

Возгласы британскаго кабинета въ пользу швейцарской независимости были очень-дурно приняты французскимъ кабинетомъ. Отвтъ, данный по приказанію перваго консула лорду Гауксбри, былъ совершенно-необычаенъ. ‘Вы объявите британскому министерству’ писалъ между-прочимъ Талейранъ французскому уполномоченному Отто: ‘что первый консулъ не хочетъ, чтобъ Швейцарія была превращена въ новый Джерзей. Первый консулъ не желаетъ войны, ибо онъ увренъ, что французскій народъ можетъ найдти въ распространеніи торговли столько же выгодъ, какъ и въ распространеніи своей территоріи. Но ничто не удержитъ его, если честь или интересъ республики потребуютъ, чтобъ онъ взялся за оружіе. Малйшая угроза, какъ бы ни была она косвенна, должна быть принята съ наивозможнымъ достоинствомъ, какъ вызовъ на войну. Впрочемъ, какою же войною будутъ угрожать намъ? Морскою? Но наша торговля едва-только возрождается, и добыча, которую мы доставимъ Англіи, будетъ очень незначительна. Наши Антильскіе-Острова снабжены солдатами, привыкшими къ тамошнему климату, на одномъ Сен-Доминго ихъ двадцать-пять тысячь. Правда, наши порты будутъ обложены блокадою, но въ самую минуту объявленія войны, Англія въ свою очередь подвергнется блокадъ. Берега Ганновера, Голландіи, Португаліи, ‘Италіи до Тарента, будутъ заняты нашими войсками. Тогда Лигурія, Ломбардія, Швейцарія, Голландія превратятся во французскія провинціи, которыя доставятъ намъ огромныя средства, и такимъ-образомъ, насъ принудятъ осуществить эту Галльскую-Имперію, которою теперь безпрестанно стараются пугать Европу. Что же станется, когда первый консулъ, покинувъ Парижъ и приготовивъ средства перевезти чрезъ проливъ сто тысячь войска, будетъ держать Англію въ вчномъ мучительномъ ожиданіи высадки?… Возбудитъ ли Англія континентальную войну? Но гд найдетъ она союзниковъ? Однако, во всякомъ случа, если ей и удастся это, она сама принудитъ насъ покорить Европу. Первому консулу всего только тридцать-три года, онъ разрушалъ толь’ко второстепенныя государства: кто знаетъ, сколько потребуется ему времени, если онъ будетъ вынужденъ на измненіе снова вида Европы, и на возстановленіе Западной-Имперіи?’

Вс бдствія Европы, вс бдствія Франціи заключались въ этихъ ужасныхъ словахъ, которыя можно было бы почесть написанными посл самыхъ событій: такъ они врно предрекали будущее {Депеша, которой сущность представили мы, была написана 1 брюмера XI г. Талейраномъ французскому уполноченному Отто, подъ диктовку перваго консула.}. Такимъ-образомъ левъ, возмужавъ, началъ чувствовать свою силу и былъ готовъ ею воспользоваться. Англія дразнила его, будучи защищена оплотомъ океана, по левъ могъ перескочить чрезъ этотъ оплотъ.

Огто имлъ приказаніе вовсе не говорить ни о Мальт, ни о Египт, потому-что не хотли даже и предполагать, чтобъ Англія могла нарушить торжественный трактатъ, подписанный предъ лицомъ вселенной. Ограничились предписаніемъ, чтобъ онъ сократилъ всю политику Франціи въ слдующія слова: весь амьенскій трактатъ, ничего боле, какъ амьенскій трактатъ.

Лордъ Гауксбри, понимавшій все значеніе этихъ словъ, намекавшихъ о Мальт, возражалъ слдующимъ выраженіемъ: состояніе материка въ эпоху амьенскаго трактата, ничего боле, какъ это состояніе.

Вопросъ, принявшій подобный оборотъ, вызвалъ со стороны перваго консула отвтъ быстрый и обстоятельный. ‘Франція’, говорилъ по онъ приказанію Талейранъ, ‘Франція принимаетъ условіе, выраженное лордомъ Гауксбри. Въ эпоху подписанія амьенскаго трактата, Франція имла десять тысячь человкъ въ Швейцаріи, тридцать тысячь въ Пьемонт, сорокъ тысячь въ Италіи, двнадцать тысячь въ Голландіи. Хотятъ ли, чтобъ дла стали опять на эту ногу? Въ ту эпоху, Англія знала, что президентство вручается Итальянскою-Республикою первому консулу, она знала о предположеніи присоединить Пьемонтъ къ Франціи, потому-что ей было отказано въ вознагражденіи, которое она требовала въ пользу короля сардинскаго, и не смотря на все это, она подписала амьенскій трактатъ! И такъ на что же она жалуется? Она постановляла одно условіе: очищеніе Тарента въ-теченіе трехъ мсяцевъ, и Тарентъ былъ оставленъ Французскими войсками въ-теченіе двухъ мсяцевъ. Что касается до Швейцаріи, то было извстно, что тамъ уже хлопотали о новой конституціи, и никто не могъ вообразить себ, чтобъ Франція допустила тамъ контрреволюцію. Но во всякомъ случа, даже въ-отношеніи самаго строгаго права, что можно сказать противъ Франціи? Гельветическое правительство и вс партіи требовали посредничества Франціи. Германскія дла заключаютъ ли въ себ нчто новое для Англіи? Не суть ли они буквальное выполненіе люневилльскаго трактата, который былъ извстенъ и обнародованъ гораздо прежде амьенскаго трактата? Зачмъ Англія подписала новыя распредленія въ Германіи, если она считала ненужнымъ секуляризировать эту страну? Зачмъ король гановерскій, который есть также и король великобританскій, зачмъ одобрилъ онъ германскую негоціацію, принявъ Епископство Оснабрюкское? Британскій кабинетъ, полгода назадъ, не хотлъ вовсе вмшиваться въ дла материка, а теперь только и думаетъ о томъ. Пусть длаетъ, что ему будетъ угодно.’

Гаугвитцъ чрезвычайно-врно опредлилъ политику англійскаго правительства, сказавъ при этомъ случа Французскому посланнику: это слабое министерство Аддингтона такъ торопилось подписать миръ, что, не смотря ни на что, не сдлало никакого возраженія, теперь оно замчаетъ, что Франція велика, что она пожинаетъ плоды своего величія, и оно хочетъ разорвать имъ же самимъ подписанный трактатъ!’

Дло Швейцаріи было окончено при мудромъ посредничеств перваго консула, чрезъ это устранилась главнйшая причина раздора между Англіей и Франціей, и лордъ Гауксбри просилъ, чтобъ французское правительство отправило въ Лондонъ своего посланника, генерала Андреосси, предлагая отправить въ Парижъ англійскаго посланника, лорда Уитуорта. Первый консулъ охотно согласился на это, какъ потому-что, не смотря на движенія гнва, возбужденныя въ его души британскимъ вроломствомъ, не смотря на образы неслыханнаго величія, которые онъ иногда предвидлъ въ будущемъ, какъ слдствія войны, такъ и потому-что, не смотря на все это, онъ все еще былъ расположенъ къ миру. Вызывая, раздражая его, безъ сомннія вынуждали его сознаваться внутренно, что война была его естественнымъ призваніемъ, можетъ-быть даже его судьбою, что онъ умлъ править государствомъ мудро, но что прежде, нежели править, онъ умлъ сражаться, что въ этомъ заключалось его назначеніе, его искусство по превосходству, и что, если Моро съ французскими войсками дошелъ до воротъ Вны, то самъ онъ можетъ пойдти гораздо-дале. Онъ часто мечталъ обо всемъ этомъ, и въ такія минуты странныя виднія представлялись иногда уму его. Онъ видлъ., что цлыя имперіи разрушены, вся Европа передлана, и его консульская власть смнена короною, которая долженствовала быть значительна не мене короны Карла Великаго. Всякая угроза, всякое оскорбленіе вызывали въ великой душ его одинъ за другимъ эти роковые и обольстительные образы. Это легко было замтить по странному величію его ежедневныхъ рчей, по депешамъ, которыя онъ диктовалъ своему министру иностранныхъ длъ, наконецъ по тысяч писемъ, адрессованныхъ имъ къ агентамъ правительства. При всемъ томъ, онъ говорилъ самому-себ, что все это величіе не уйдетъ отъ него рано или поздно, и онъ находилъ, что миръ продолжался еще очень-мало, что Сен-Доминго не былъ окончательно отвоеванъ, что Луизіана не была занята, что французскій флотъ не былъ возстановленъ. По его мннію, ему необходимо было, до возобновленія войны, еще четыре или пять лтъ постоянныхъ усилій въ ндр глубокаго мира. Первый консулъ раздлялъ эту страсть къ великимъ постройкамъ, обыкновенно встрчаемую у основателей имперій, онъ любилъ заниматься этими крпостями, воздвигаемыми въ Италіи, этими огромными дорогами, пролагаемыми по Альпамъ, этими планами новыхъ городовъ, предположенныхъ въ Бретани, этими каналами, долженствовавшими соединить бассейны Сены и Шельды. Онъ наслаждался самодержавною властью, всеобщимъ удивленіемъ, наслаждался всмъ этимъ въ глубокомъ миръ, который долженъ былъ быть для него сладостнымъ посл столькихъ сраженій, столькихъ походовъ, совершенныхъ съ такими самопожертвованіями.

Итакъ, первый консулъ чистосердечно желалъ продолженія мира, и соглашался на все, что могло упрочить его продолжительность. Въ-слдствіе этого, онъ отправилъ въ Лондонъ генерала Андреосси, и съ большимъ почетомъ принялъ въ Парижъ лорда Уитуорта. Это произвело самое благопріятное впечатлніе въ Лондон.

Зима 1803 г. была почти такъ же блистательна, какъ зима 1802 г. Она казалась даже боле-спокойною, потому-что теперь не было несносной оппозиціи трибуната.

Англійскій кабинетъ думалъ уже, что теперь время вывести войска изъ Мальты. Распубликованіе въ Монитор рапорта полковника Себастіани произвело въ Англіи сильнйшее негодованіе. Разсказъ офицера, объяснявшаго жалкое положеніе Турковъ въ Египт, возможность выгнать ихъ оттуда, живость воспоминаній, оставленныхъ по себ Французами, и особенно жаловавшагося на дурные поступки британскаго Офицера,— такой разсказъ оскорбилъ Англичанъ и вывелъ ихъ изъ спокойнаго положенія. Между-тмъ, все это могло бы обойдтись безъ послдствій, еслибъ партіи не придрались къ этому случаю. Унндгэмъ, Доидасъ, Гренвилль начали кричать громче прежняго и покрывали своими голосами рчи людей великодушныхъ, каковы были Фоксъ и друзья его. Напрасно эти послдніе силились доказывать, что рапортъ не заключалъ въ себ ничего необычайнаго, и что еслибъ первый консулъ имлъ виды на Египетъ, то онъ не сталъ бы ихъ опубликовывать. Никто не хотлъ ихъ слушать, и вс начали съ жаромъ разглагольствовать, говорили, что англійская армія была поругана, что необходимо блистательнымъ образомъ отмстить за ея оскорбленную честь. Впечатлніе, произведенное въ Лондон, дошло до Парижа, какъ звукъ, отраженный многочисленными отголосками, первый консулъ потерялъ всякое терпніе. Онъ находилъ страннымъ это раздраженіе въ людяхъ, которые сами не выполнили двухъ важнйшихъ обязательствъ — оставленія Александріи и Мальты. И потому онъ уполномочилъ Талейрана въ Париж, а Андреосси въ Лондон положить конецъ этому длу и получить обстоятельное изъясненіе, почему такъ долго отлагалось выполненіе трактата.

18 февраля вечеромъ, первый консулъ пригласилъ лорда Уитуорта въ Тюльери и принялъ его очень-ласково. Большой письменный столъ занималъ средину кабинета, первый консулъ посадилъ посланника у одного конца стола, а самъ слъ у другаго {Первый консулъ въ тотъ же день разсказалъ объ этой бесд министру вншнихъ сношеній, за тмъ, чтобъ онъ сообщилъ объ этомъ французскимъ министрамъ при иностранныхъ дворахъ. Первый консулъ говорилъ объ этомъ своимъ сотоварищамъ и многимъ особамъ, которыя сохранили о томъ воспоминаніе. Наконецъ, лордъ Уитуортъ передалъ этотъ разговоръ цликомъ своему кабинету. Эта сцена сдлалась извстна цлой Европ и о ней писали различнымъ образомъ.}. Онъ сказалъ ему, что хотлъ видть его, поговорить съ нимъ лично, чтобъ убдить его въ своихъ настоящихъ намреніяхъ, чего ни одинъ изъ его министровъ не могъ сдлать такъ хорошо, какъ онъ самъ. Онъ припомнилъ вс свои отношенія къ Англіи съ самаго начала своего консульства. ‘Всякій втеръ’ воскликнулъ первый консулъ: ‘всякій втеръ, подымающійся въ Англіи, приноситъ мн только ненависть и оскорбленіе. Теперь’ присовокупилъ онъ ‘мы находимся въ положеніи, изъ котораго, намъ непремнно надо выйдти. Хотите ли вы, или нтъ, выполнить амьенскій трактатъ?.. Что до меня, я выполнилъ его съ величайшею точностью. Безполезно стараться обманывать насъ въ этомъ отношеніи: желаете ли мира, желаете ли войны? Если вы желаете войны, скажите только одно слово, и мы поведемъ ее съ ожесточеніемъ, до окончательной гибели одной изъ двухъ націй. Если же вы желаете мира, то должно очистить Александрію и Мальту,— потому-что’ присовокупилъ первый консулъ съ выраженіемъ непреклонной ршимости ‘эта мальтійская скала, на которой воздвигнуто столько укрпленій, безъ сомннія иметъ великую важность въ-отношеніи владычества на моряхъ, по въ моихъ глазахъ она иметъ еще большую значительность, потому-что съ ней тсно связана честь Франціи. Что скажетъ свтъ, если мы позволимъ нарушить торжественный трактатъ, заключенный съ нами? Свтъ усомнится въ нашей энергіи. Что до меня, то я уже ршился: я лучше хочу васъ видть на высотахъ Монмартра, нежели на высотахъ Мальты!’

Ужасное слово, слишкомъ-врно сбывшееся на гибель Франціи!

Лордъ Уитуортъ, безмолвный, неподвижный, непонимавшій довольно сцены, на которую онъ былъ призванъ, въ короткихъ словахъ отвчалъ на рчь перваго консула. Онъ утверждалъ, что Александрія оставлена уже Англичанами, теперь, въ минуту ихъ разговора. Что до Мальты, то онъ объяснялъ замедленіе встрченною трудностью получить гарантію европейскихъ дворовъ и упорными отказами гросмейстера Русполи. Но онъ присовокупилъ, что Англія наконецъ готовилась приступить къ оставленію этого острова, какъ перемны, случившіяся въ Европ, и въ-особенности рапортъ полковника Себастіани, сдлались причиною новыхъ затрудненій. Здсь первый консулъ прервалъ англійскаго посланника. ‘О какихъ перемнахъ хотите сказать вы? Власть моя надъ Европою не сдлалась ни боле, ни мене того, какою была она во время заключенія амьенскаго трактата. Укажите мн хоть на одно государство, которому бы я угрожалъ нападеніемъ? То, что вы говорите о рапорт полковника Себастіани, недостойно отношеній двухъ великихъ націй. Если вы опасаетесь моихъ видовъ на Египетъ, — милордъ, я постараюсь разуврить васъ. Да, я много думалъ о Египт, буду думать о немъ и еще, если вы принудите меня возобновить войну. Но я не нарушу мира, которымъ мы наслаждаемся съ недавняго времени, для того, чтобъ отвоевать эту страну. Турецкая-Имперія грозитъ своимъ паденіемъ. Но будьте спокойны, я не ускорю событій. Еслибъ я хотлъ, то силы, посланныя мною въ Сен-Доминго, я могъ бы направить на Александрію. Ваше войско тамъ въ 4,000 человкъ не было бы для меня препятствіемъ.. Оно было бы, напротивъ того, для меня извиненіемъ. Я бы внезапно напалъ на Египетъ, и въ этотъ разъ вы не могли бы исторгнуть его изъ моихъ рукъ. Но я и не мечтаю ни о чемъ подобномъ, мнніе Европы тотчасъ бы обратилось противъ меня, мое политическое вліяніе было бы потеряно. Зачинщиками раздора должны быть вы, а не я, мггь это необходимо для того, чтобъ Франція проявила весь свой энтузіазмъ, весь свой порывъ, въ войн, которую я принужденъ буду вести съ вами. Теперь, если вы сомнваетесь въ моемъ желаніи поддержать миръ, выслушайте и судите, до какой степени я чистосердеченъ. Будучи еще очень-молодъ, я достигъ до могущества, до славы, къ которымъ трудно что-нибудь прибавить. И этою властью, этою славою, думаете вы, я захочу рискнуть въ отчаянной борьб? Если вступлю въ войну съ Австріей), я съумю найдти дорогу въ Вну. Если вступлю въ войну съ вами, я лишу васъ всхъ союзниковъ на материк, я запру вамъ доступъ туда отъ Балтики до Тарентскаго-Залива. Вы обложите насъ блокадою, но я запру васъ въ свою очередь, вы сдлаете изъ материка тюрьму для насъ, а я обращу вамъ въ тюрьму все пространство морей. Между-тмъ, чтобъ покончить дло, необходимы будутъ средства боле прямыя, надо будетъ соединить сто-пятьдесятъ тысячь человкъ, огромную флотилію, попытать перейдти проливъ, и, быть-можетъ, погребсти въ глубин морей мою судьбу, мою славу, жизнь мою. Высадка въ Англію, милордъ, отчаянная отвага!’ Сказавъ эти слова, первый консулъ, къ великому удивленію своего собесдника, принялся самъ исчислять трудности, опасности подобнаго предпріятія, и, соглашаясь, что тутъ боле шансовъ погибнуть, нежели успть, онъ присовокупилъ, съ выраженіемъ необычайной энергіи: ‘Но, милордъ, какъ ни велика эта отвага, я ршусь на нее, если вы меня къ тому принудите. Я предамъ на волю судьбы и мою армію и самого-себя. Со мною, это великое предпріятіе пріобртетъ боле шансовъ, нежели съ кмъ другимъ. Я перешелъ въ зимнюю пору чрезъ Альпы, я знаю, какъ можно сдлать возможнымъ то, что кажется невозможнымъ для всхъ, и, если я успю, ваши поздніе внуки кровавыми слезами будутъ оплакивать предковъ. Вы видите’, воскликнулъ первый консулъ: ‘долженъ ли я, могущественный, счастливый, спокойный теперь, рискнуть на такое предпріятіе своимъ могуществомъ, счастіемъ, спокойствіемъ, вы видите, чистосердеченъ ли я, говоря, что желаю мира?’ Потомъ, успокоясь, первый консулъ присовокупилъ: ‘Лучше и для васъ, и для меня, удовлетворить мои требованія выполненіемъ трактатовъ. Вы владыки морей, а я владыка земли. Постараемся сблизиться другъ съ другомъ, и мы, по своей вол, будемъ править судьбами вселенной!’ Эта рчь, столь необычайная по своей откровенности, изумила, смутила англійскаго посланника, который, будучи очень-честнымъ человкомъ, не былъ, къ-несчастію, способенъ понять величіе и чистосердечность словъ перваго консула. Дв цлыя націи должны были бы присутствовать при подобномъ разговор и дать отвтъ на него.

На другой день по открытіи засданія законодательнаго сословія, 2 вантоза (21 февраля), было прочитано, по обыкновенію, изображеніе состоянія республики, начертанное рукою самого перваго консула. По поводу неоставленія Мальты Англичанами было сказано, что въ случа войны, одна Англія не будетъ въ состояніи бороться съ Франціей {‘Я слышалъ и, говоритъ Тьеръ, ‘отъ одной важной особы, одного изъ почтеннйшихъ членовъ англійской дипломаціи, что эти слова привели въ волненіе вс умы Англіи, и что съ этого дня надо было считать неизбжнымъ объявленіе войны’.}.

Когда это изображеніе состоянія республики, написанное съ большою заносчивостью, дошло до Лондона, оно произвело тамъ гораздо-боле шума, нежели рапортъ полковника Себастіани, боле нежели событія въ Италіи, Швейцаріи, Германіи, въ которыхъ упрекали перваго консула. Надо присовокупить, что первый консулъ, вмст съ тмъ, отправилъ къ британскому правительству ноту, требуя окончательнаго объясненія на счетъ оставленія Мальты.

Англійскій кабинетъ принужденъ былъ, наконецъ, ршиться на что-нибудь и объявить первому консулу свои намренія касательно этого острова, сдлавшагося причиною столь великихъ событій. Смущеніе его было велико, потому-что онъ не хотлъ ни признаться въ намреніи нарушить торжественный трактатъ, ни общать очистить Мальту, что сдлалось невозможнымъ по его собственной слабости. Принужденный общественнымъ мнніемъ ршиться на что-нибудь, и не зная на что ршиться онъ вознамрился внести въ парламентъ рчь короля, что въ представительныхъ государствахъ служитъ иногда средствомъ занять умы, обмануть ихъ нетерпніе, но что можетъ сдлаться очень-опаснымъ, когда правительство не сознатъ ясно, къ чему хотятъ привести ихъ, и заботится только о томъ, чтобъ доставить имъ минутное удовлетвореніе.

Въ засданіе 8 марта, слдующая рчь внесена была въ парламентъ:

‘Георгъ, король… и пр.

‘Его величество считаетъ необходимымъ увдомить нижнюю палату, что такъ-какъ значительныя военныя приготовленія производятся въ портахъ Франціи и Голландіи, то онъ полагаетъ нелишнимъ принять новыя предохранительныя мры для безопасности своего государства. Хотя вс эти приготовленія готовятся, по-видимому, для колоніальныхъ экспедицій, однако, такъ-какъ въ настоящее время существуютъ между его величествомъ и французскимъ правительствомъ важныя недоразумнія, результатъ которыхъ неизвстенъ, — его величество ршился сообщить объ этомъ своимъ врнымъ подданнымъ, будучи ‘твердо увренъ, что онъ можетъ положиться на ихъ рвеніе и щедрость, которыхъ могутъ потребовать обстоятельства для чести его короны и для существенныхъ пользъ его народа.’

Трудно было бы придумать что-нибудь боле некстати. Эти слова не имли достаточнаго основанія и были оскорбительны для Франціи.

Рчь короля сдлалась извстною въ Париж 11 марта. Къ-несчастію, на посл-завтра приходило ь воскресенье, день пріема дипломатическаго корпуса въ Тюльери. Весьма-естественное любопытство привлекло туда всхъ иностранныхъ министровъ, желавшихъ посмотрть на перваго консула при этомъ обстоятельств и особенно на англійскаго посланника. До начатія аудіенціи, первый консулъ былъ у г-жи Бонапарте, въ ея покояхъ, и игралъ съ ребенкомъ, долженствовавшимъ быть тогда его наслдникомъ: то былъ новорожденной сынъ Лудовика-Бонапарте и Ортансы де-Боарне. Придворный префектъ возвстилъ, что вс уже собрались, и между прочими именами произнесъ имя лорда Уитуорта, Это имя произвели на перваго консула видимое впечатлніе, онъ пересталъ играть съ дитятей, схватилъ за руку г-жу Бонапарте и стремительно вступилъ въ пріемную залу, прошелъ мимо всхъ иностранныхъ министровъ и обратился прямо къ представителю Великобританіи. ‘Милордъ’ сказалъ онъ ему съ чрезвычайнымъ волненіемъ: ‘что новаго изъ Англіи?’ и, почти не ожидая его отвта, присовокупилъ: ‘И такъ, вы хотите войны?’ — Нтъ, генералъ, отвчалъ съ большою умренностью посланникъ: — мы слишкомъ-хорошо чувствуемъ выгоды мира.— ‘И такъ, вы хотите войны’ продолжалъ первый консулъ очень-громко, такъ-что могъ быть слышимъ всми присутствовавшими. ‘Мы сражались другъ съ другомъ десять лтъ, хотите ли, чтобъ сражались еще десять лтъ? Какъ можно было сказать, что Франція вооружается? Въ нашихъ портахъ нтъ ни одного корабля, вс годные корабли отправлены въ Сен-Доминго. Одна только небольшая эскадра находится въ водахъ Голландіи, и уже четыре мсяца ни для кого не тайна, что эта эскадра назначается въ Луизіану. Сказали, что между Франціей и Англіей существуетъ несогласіе, — мн объ этомъ вовсе неизвстно. Я знаю только, что островъ Мальта не оставленъ Англичанами въ условленный срокъ, но не могу представить себ, чтобъ ваши министры захотли нарушить обязательство Англіи, отказавшись выполнить торжественный трактатъ. По-крайней-мр, они еще не говорили объ этомъ намъ. Я не могу также предполагать, чтобъ своими вооруженіями вы имли помышленіе испугать французовъ: ихъ можно убивать, милордъ, но испугать — никогда!’ Посланникъ, изумленный и нсколько-смущенный, не смотря на свое хладнокровіе, отвчалъ, что англійское правительство не хочетъ ни того, ни другаго, что оно старается, напротивъ, жить въ добромъ согласіи съ Франціею. ‘Въ такомъ случа’ возразилъ первый консулъ: ‘надо уважать трактаты. Горе тому, кто не уважаетъ трактатовъ!’ Потомъ онъ прошелъ мимо посланниковъ испанскаго и русскаго и сказалъ имъ довольно-громко, нихъ было два Гибральтара въ Средиземномъ-Мор, одинъ при вход, другой по средин’.

Англійскій кабинетъ, поставленный такимъ-образомъ между двухъ крайностей, ршился предпочесть войну уступк Мальты. Лордъ Уитуортъ получилъ депешу, въ которой ему приказано было требовать обладанія Мальтою, по-крайней-мр на десять лтъ, уступки острова Ламидузы, немедленнаго оставленія Швейцаріи и Голландіи Французскими войсками, и опредленнаго вознагражденія королю Пьемонта. Въ возмездіе за это предлагалось признать итальянскія государства. Вмст съ тмъ объявлено было лорду Уитуорту, чтобъ онъ немедленно потребовалъ себ паспортовъ, если условія Англіи но будутъ приняты.

Какъ послднее средство уладить дло, британскіе министры предлагали первому консулу уступить Мальту на десять лтъ Англіи, тайною статьею трактата. Талейранъ объявилъ лорду Уитуорту, что первый консулъ не намренъ обманывать Франціи, но что Мальта можетъ быть уступлена Англичанамъ, если Франціи дано будетъ за это равнозначащее вознагражденіе. Лордъ Уитуортъ сказалъ, что не иметъ права откладывать доле свой отъздъ, и оба министра разстались, очень-опечаленные тмъ, что имъ не удалось примирить враждующія стороны. Лордъ Уитуортъ потребовалъ себ паспортовъ, но сказалъ, что подетъ тихо, и что въ это время Французское правительство успетъ написать въ Лондонъ и получить оттуда отвтъ, прежде, нежели онъ достигнетъ Калэ. Было условлено, что англійскій посланникъ будетъ ожидать въ Калэ, покуда генералъ Андреосси прибудетъ въ Дувръ.

Парижъ весь превратился въ любопытство. Толпа народа осаждала двери отели англійскаго посланника, чтобъ посмотрть длаются ли тамъ приготовленія къ отъзду. Прождавъ еще цлыя сутки и давъ такимъ образомъ Французскому кабинету время одуматься, лордъ Уитуорта’ выхалъ наконецъ въ Калэ. Его отъздъ произвелъ живое впечатлніе въ Париж, и вс предчувствовали, что великія событія готовятся ознаменовать этотъ новый періодъ войны.

Генералъ Андреосси былъ провожаемъ изъ Англіи съ видимымъ сожалніемъ. Онъ прибылъ въ Дувръ въ то самое время, какъ лордъ Уитуортъ въ Калэ, т. е. 17 мая. Лордъ Уитуортъ былъ тотчасъ же перевезенъ по ту сторону пролива. Онъ поспшилъ постить Французскаго посланника, осыпалъ его знаками уваженія, и самъ проводилъ его на бортъ судна, долженствовавшаго перевезти его во Францію. Оба посланника разстались другъ съ другомъ въ присутствіи разстроенной, опечаленной толпы. Въ эту торжественную минуту, казалось, об націи говорили другъ другу: ‘прости!— до свиданія посл ужасной войны и потрясенія вселенной…’

Таково было печальное окончаніе этого кратковременнаго амьенскаго мира!

‘Отечественныя Записки’, No 10, 1845

КОНСУЛЬСТВО И ИМПЕРІЯ

Читайте также: