ШИЛЛЕРЪ.
ШИЛЛЕРЪ.
Изъ трагедіи ‘Пикколомини’.
ДЙСТВІЕ I, ВЫХОДЪ IV.
Квестенбергъ. Октавіо и Максъ Пикколомини.
Из трагедии ‘Пикколомини’, Шиллер Фридрих, Год: 1799
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Нмецкіе поэты въ біографіяхъ и образцахъ. Подъ редакціей Н. В. Гербеля. Санктпетербургъ. 1877.
МАКСЪ (Холодно).
Фонъ-Квестенбергъ, примите мой поклонъ.
Надюсь, къ намъ вы съ добрыми встями
Пріхали.
КВЕСТЕНБЕРГЪ (берётъ его за руку)
Не отнимайте, графъ,
Своей руки: не знакъ пустой приличья,
Поврьте, этимъ выказать хочу.
(Берётъ обоихъ за руки.)
Октавіо и Максъ Пикколомини!
Какъ иного славы въ этихъ именахъ!
Какимъ величіемъ звучатъ они! Я врю,
Пребудетъ Австрія могуча и сильна,
Пока блестятъ спасительно надъ нею,
Какъ дв звзды, такія имена!
МАКСЪ.
Вы роль свою, мн кажется, забыли.
Вы не хвалить пріхали сюда,
А порицать. Такъ я одинъ не стану
Отъ васъ похвалъ и лести принимать.
ОКТАВІО (сыну).
Министръ сюда пріхалъ отъ двора,
Гд герцогомъ довольны не совсмъ.
МАКСЪ.
Чего еще отъ герцога хотятъ?
За что его опять тамъ обвиняютъ?
Что онъ одинъ ршается на то,
Что, можетъ-быть, одинъ онъ понимаетъ?
Что безотчётнымъ въ мнніяхъ своихъ
Онъ хочетъ быть? Не такъ онъ созданъ,
Чтобы другимъ уклончиво внимать,
Передъ другими робко изгибаться —
Нтъ, не таковъ онъ! Духомъ властелинъ,
Онъ и стоитъ на мст властелина —
И благо намъ, что дйствуетъ онъ такъ.
Наука власти — трудная наука!
Не всмъ она равно въ удлъ дана:
Она немногимъ избраннымъ доступна.
И благо всмъ, когда въ средин ихъ
Стоитъ одинъ — и мощно овладетъ
Толпой, покорной генію его.
И всё къ нему, какъ къ центру, тяготетъ,
Для всхъ надежнымъ служитъ онъ щитомъ —
И съ радостнымъ доврьемъ вс находятъ
Себ опору твёрдую въ одномъ.
Такимъ для насъ лишь Валленштейнъ быть можетъ.
Пускай себ другого ищетъ дворъ,
Пускай себ… не нужно намъ другого.
КВЕСТЕНБЕРГЪ.
Да, врю я: для войска нуженъ онъ.
МАКСЪ.
Какъ духъ во всхъ онъ пробудить уметъ,
Всему и жизнь, и силу сообщить!
Какимъ искусствомъ дивнымъ онъ владетъ
Свободный путь для каждаго открытъ!
При нёмъ себя всё чувствуетъ сильне,
И духъ себя свободнымъ сознаётъ,
При нёмъ талантъ не глохнетъ, а растётъ,
Всему при нёмъ и шире, и вольне.
Да, Валлешитейнъ какой-то чудной силой
Уметъ всхъ привязывать къ себ.
КВЕСТЕНБЕРГЪ.
Согласенъ я, что знаетъ онъ людей,
Какъ средство, ихъ употреблять уметъ,
Но онъ въ своемъ господств позабылъ,
Что онъ служить обязанъ, что рожденьемъ
Ему права господства не даны.
МАКСЪ.
Какъ, не даны? Онъ вс права иметъ:
Вполн достоинъ сана властелина,
Кто такъ уметъ властвовать, какъ онъ.
Таковъ законъ природы неизмнный —
И онъ назначенъ выполнить его.
КВЕСТЕНБЕРГЪ.
Такъ, стало-быть, отъ милости его
Достоинства зависть будутъ наши?
МАКСЪ.
Великому — великое доврье.
Ему пространство дайте вы, а цль
Онъ самъ себ отыщетъ.
КВЕСТЕНБЕРГЪ.
Это видно
На опыт.
МАКСЪ.
Вы таковы всегда:
Всё, что глубоко, васъ страшитъ, вамъ нужно
Лишь только то, что мелко и ничтожно.
ОКТАВІО (Квестенбергу).
Оставьте, другъ! Не сладите вы съ нинъ.
МАКСЪ.
Бда грозила — вызванъ вами геній!
Явился онъ — и стало страшно вамъ!
Хотите вы, чтобъ дивное свершалось,
Какъ ежедневное. Тамъ, на войн,
Гд губитъ насъ одна минута, должонъ
Одинъ всё знать, господствовать надъ всми.
Законъ вождя — его великій духъ!
Такъ пусть его одинъ онъ руководитъ.
Его глаголу долженъ онъ внимать,
Его живому слову, а не мёртвымъ,
Гнилымъ, давно истлвшимъ письменамъ,
Или законамъ, дряхлыхъ и отжившимъ.
ОКТАВІО.
Законы эти дороги, мой сынъ,
Для человка. Страшно угнетённый,
Смирилъ онъ ими буйный произволъ
Своихъ тирановъ. Всюду своеволье
Губительно и страшно для людей,
А путь закона, какъ онъ ни извилистъ,
Всегда прямой и безопасный путь.
Какъ страшно-прямъ полётъ ядра ужасный,
Лучь молніи — какъ прямо онъ летитъ
И на пути всё рушитъ, разрушаясь
Самъ въ то же время! Путь людей, мой сынъ,
Идётъ спокойно по теченью ркъ,
Змится посреди долинъ, минуя
Поля, покрытыя пшеницей и сады,
Чужое уважая. Такъ приводитъ
Она, хоть позже, но врне, къ цли.
КВЕСТЕНБЕРГЪ.
О, слушайте вы мудрыя слова
Отца: герой и человкъ онъ вмст!
ОКТАВІО.
Дитя войны въ теб, Максъ, говоритъ.
Пятнадцать лтъ дышалъ одной ты ею
И съ дтскихъ лтъ ты мира не видалъ.
Поврь мн, Максъ, есть высшія заслуги,
Есть доблести и не въ одной войн!
Не подвиги кроваваго насилья,
Минутной славы громкія дла,
Покойный бытъ и мирный созидаютъ.
На время свой холстинный городокъ,
Недолговчный, строитъ торопливо
Солдатъ себ — и закипаетъ тамъ
На время жизнь: торговля и движенье
На улицахъ, на рынкахъ, площадяхъ,
Суда съ товаромъ рки покрываютъ.
Но подамъ знакъ — и исчезаетъ всё:
Непрочныя снимаются палатки
И дальше тянутся нестройныя толпы.
Ихъ нтъ, а тамъ, гд мирный поселянинъ
За тяжкій трудъ награды ждалъ, лежатъ,
Какъ терніемъ поросшее кладбище,
Одни пустыя, мёртвыя поля.
МАКСЪ.
О, пусть дадутъ намъ миръ давно желанный!
Охотно я кровавый лавръ войны
Отдать готовъ за майскую фіалку,
Душистый даръ воскресшей вновь земли!
ОКТАВІО.
Въ волненьи ты! Что сдлалось съ тобой?
МАКСЪ.
Ты говоришь: я мира не видалъ?
Нтъ, мой отецъ, я миромъ наслаждался:
Я видлъ тотъ счастливый край, куда
Ещё война проникнуть но успла.
О, въ жизни есть такія наслажденья,
Которыхъ мы извдать не могли!
Вполн прекрасной жизни мы не знали:
Однихъ ея пустынныхъ береговъ
Касались мы. Какъ племя кочевое
Грабителей на душномъ корабл
По океану бурному блуждаетъ
И, въ отчужденьи дикомъ отъ людей,
Въ странахъ большихъ одни заливы знаетъ,
Притонъ своихъ злодйствъ и грабежей,
Такъ чужды мы въ суровой жизни нашей
Всего, что есть святого на земл.
ОКТАВІО (становясь внимательне).
Твоя поздка многое открыла,
Мой сынъ, теб.
МАКСЪ.
То въ жизни первый отдыхъ
Былъ для женя. Скажи мн, гд награда,
Гд цль была тяжолаго труда —
Того труда, которому на жертву
Я съ дтскихъ лтъ былъ жизнью обречёнъ?
Тотъ тяжкій трудъ мн сердце не наполнилъ,
Душ моей онъ радостей не далъ.
Весь этотъ шумъ военный, вся тревога,
И трубный звукъ, и ржаніе коней,
И по часамъ размренное время,
Одни и т же вчныя слова
Команды: здсь для сердца нтъ отрады!
Въ пустыхъ занятьяхъ пищи для души
Не можетъ быть! Нтъ, въ жизни существуютъ
Иныя радости, иное счастье!
ОКТАВІО.
Коротокъ былъ твой путь, а научился
Ты многому — я вижу изъ всего.
МАКСЪ.