Из страны чудес и курьезов, Ядринцев Николай Михайлович, Год: 1885 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 8 минут(ы)

ИЗЪ СТРАНЫ ЧУДЕСЪ И КУРЬЕЗОВЪ.

(ФЕЛЬЕТОНЪ).

Новости Городовъ.— Каинскъ и его ‘праздникъ ваій’.— Историческій Тобольскъ и его клубныя исторіи.— Пснопніе Ушаковска.— Омутинскіе эскулапы.— Зарокъ не читать газетъ.— Не выдержали!— Толчейки.— Благодушество и что на нимъ скрывается.— Аинскіе вечера въ бюро статистика и пикники.— Ссыльные соловьи и опустошенныя кассы.

Каждый городъ даритъ событія, только свойственныя ему, какъ каждая двица дарить свои прелести, по французской поговорк. Когда-то я любилъ читать объ этихъ событіяхъ, изрдка всплывающихъ въ корреспонденціяхъ, эти временами всплывавшія корреспонденціи не столько напоминали мн жизнь и событія моей родины, сколько то, что такой-то городъ еще существуетъ и изъ географіи не вычеркнутъ. Можно сказать, что только мой скромный патріотизмъ могъ удовлетвориться тми скропулезными событіями, которыя доносились отсюда. Есть, напримръ, городъ Каинскъ, городъ этотъ маленькій, грязный, заваленный навозомъ, и извстенъ какъ сибирскій Бердичевъ. Городъ этотъ, какъ говорятъ археологи, извстенъ былъ даже китайцамъ и существовалъ Богъ знаетъ когда, но древности и знаменитости своей сей городъ не подозрваетъ, а живутъ въ немъ мелкіе чиновники, разные торговцы, мщане, евреи въ первобытномъ простодушіи. И вотъ годъ назадъ случилось здсь такое событіе: отдаваясь весеннему ликованію и справляя ‘праздникъ ваій’, чиновники этого города вздумали ознаменовать обновленіе природы и распусканіе деревъ, а посему, взявъ отъ этихъ деревъ свжихъ прутьевъ, выскли оными одного изъ своихъ собратьевъ. Радоваться, повидимому, тутъ ршительно было нечему, но я ужасно обрадовался, увидя въ корреспонденціи, что Каинскъ, все-таки, существуетъ и, хотя обиватели тамъ другъ друга скутъ, но и благодушествуютъ.

Точно такое же чувство испыталъ я надняхъ, узнавъ, что городъ Тобольскъ все еще существуетъ. Городъ этотъ былъ когда то столицей Сибири, но слава онаго минула и извстность его въ жизни Сибири крайне плачевна. Извстно только, что городъ этотъ весной топить, и онъ топитъ всякую свжую силу, дале извстенъ этотъ городъ позёмомъ, осетриной и ненавистью къ печати, за то любовью къ теплымъ одяламъ и исправникамъ и нжностью къ виноторговцамъ,— городъ, въ которомъ свилъ себ гнздо Купидонъ, но не тотъ маленькій божокъ любви, извстный въ миологіи, Купидонъ этотъ лысъ, съ табачнымъ платкомъ и табачнымъ носомъ, что не мшаетъ ему, однако, заявлять свою слабость къ молоденькимъ цыганкамъ. Иногда думаешь, что этотъ городъ совсмъ засосало тиной и только въ почв его еще можно найдти старые сапоги, разбитые полуштофы и бирки разныхъ давальцевъ. Но нтъ, оказывается, что онъ существуетъ, и въ немъ, подобно Каинску, существуютъ увеселенія. Это мн напомнила корреспонденція, напечатанная въ ‘Эхо’, изъ Тобольска. Правда она подобна каинской и сообщаетъ о какихъ то клубныхъ исторіяхъ, по это, все-таки, признакъ что Тобольскъ тоже живетъ исторической жизнью, хотя, подобно другимъ городамъ, сибирскихъ юбилеевъ не справляетъ. Въ корреспонденціи излагаются событія въ такомъ род:

‘Нкто ужасно любитъ дирижировать въ танцахъ, сообщаетъ міру корреспондентъ, и никому не уступаетъ права на это….. онъ прибгаетъ къ чувствительнымъ мрамъ воздйствія на неподатливаго кавалера, разъ онъ схватилъ за фалду сюртука одного рьянаго танцора и остановилъ его въ то время, когда послдній кружился въ сладостномъ вихр вальса. Оскорбленный и озлобленный молодой человкъ сгоряча послалъ его туда, куда Макаръ телятъ не гонялъ’.

Затмъ сообщается и другое событіе:

‘Давался недавно любительскій спектакль. По окончаніи спектакля устроились танцы. Одинъ изъ участниковъ въ спектакл г. С. принялъ на себя распорядительство танцами. Протанцовали первую кадриль чинно, благородно. Чрезъ легкій танецъ должна была быть вторая кадриль, на которую остались очень многіе. Когда нужно было музыкантамъ дать ритурнель, жрецъ емиды кричалъ, что кадрили не будетъ, а будетъ легкій танецъ, и отдаетъ приказаніе музык играть польку. Удивленная такою наглостью и безцеремонностію танцующая публика заявляетъ свой протестъ и требуетъ, чтобы играли кадриль. Взявшій на себя распорядительство по танцамъ С. заставляетъ музыку играть кадриль, повстка къ которой посл этого и дана была оркестромъ. ‘Юсъ’, страшно взбшенный этимъ, бжитъ на хоры къ музыкантамъ, кричитъ, чтобы играли польку, грозитъ, что онъ ни копейки на дастъ имъ, если они не будутъ его слушать, и заставляетъ оркестръ играть легкій танецъ. Въ зал поднимается невообразимый хаосъ. Крики: ‘болванъ! дуракъ!’ и т. п. раздаются изъ разныхъ концовъ. Сбжавшій съ хоръ ‘Юсъ’ набрасывается на С., кричитъ на него, обзываетъ пьяницей и требуетъ вывести его изъ залы. Такое нахальство и крайнее оскорбленіе С., человка почтеннаго и пользующагося въ нашемъ обществ репутаціей вовсе не пьяницы, возмущаетъ не только С., но и всхъ присутствующихъ при этомъ. Возбужденная до нельзя безобразнымъ поведеніемъ ‘Юса’ мужская часть публики пришла въ такую ажитацію, что хотла было поучить приличіямъ дебоширствующаго и забывшагося совсмъ юношу по своему, ужъ самымъ не культурнымъ способомъ. Но въ этотъ критическій, острый моментъ, когда между ними готова была выйдти ‘битва русскихъ съ кабардинцами’, является нежданно — негаданно уморитворитель, который съ геройствомъ, достойнымъ лучшей участи, разводитъ бойцовъ, вмсто пальмовой втви мира предлагаетъ россійскую сивуху, на которой и состоялось примиреніе враждующихъ сторонъ. Но не совсмъ и не всхъ удовлетворилъ такой умилительный фактъ. ‘Эхъ, жаль, что не намяли бока этому господину — надо бы было его поучить немного приличіямъ!’ — слышались сожалнія и стованія изъ публики’.

Итакъ Тобольскъ, подобно Каинску, желаетъ намять кому то бока. Очень хорошо! Какъ видно, кром этой клубной жизни, историческій Тобольскъ о другихъ препровожденіяхь времени не иметъ понятія. Любопытно знать, слышалъ ли онъ, напримръ, что въ иныхъ городахъ 26-го октября въ намять взятія Искера собираются сибиряки-патріоты и выражаютъ весьма теплыя чувства и дльныя мысли по поводу обновленіи края. Почему же это городъ, гд событіе это должно быть свже, спитъ сномъ непробуднымъ? Слыхалъ ли Тобольскъ, что въ иныхъ городахъ устрой ваются общества содйствія народному образованію (какъ въ Томск и Барнаул), создаются музеи, а Тобольскъ, окруженный древностями, такого но иметъ. Тобольскъ имлъ Словцова и Ершова, а гд же теперь его интеллигенція, чмъ она занимается? Другъ друга за фалды въ клуб дергаетъ, изъ-за танцевъ ссорится!… О бдный городъ, я хотлъ сказать, позёмъ, о бдная падшая столица Сибири!

Когда въ Тобольск танцуютъ, въ Ушаковск стихи сочиняютъ. Недавно въ газет ‘Сибирь’ былъ помщенъ образецъ канцелярской поэзіи. Теперь мы даемъ другое мстное произведеніе. Это родъ мстнаго пснопнія, ходящаго по рукамъ:

Радуйся, яко избгъ еси страны Ушаковскія.

Радуйся, яко добро сотворилъ странствованіе въ колно Ермаково.

Радуйся, яко изгналъ еси изъ виноградника и колна

Трудившихся, но не полюбившихся теб.

Радуйся, яко любимые тобою единоплеменники твои

Возлюбиша добре голдобинскую и бутинскую романею.

Радуйся, яко любимые тобою единоплеменники упихся до зла,

Чуть не предали побіенію праздолюбца, писавшаго о теб.

Радуйся, яко имаше благая присвоити и кесарево, и отроково.

Радуйся, яко дянія твои невдомы властелинамъ твоимъ.

Радуйся, яко не сподобился ходити но заповдямъ Божіимъ.

Радуйся, яко заповди цареви падоша на разумъ твой, но тамо заглохша, яко плевелы.

Радуйся, печати гонителю.

Радуйся, піющихъ голдобинскую покровителю.

Радуйся, яко не убояся водъ ангарскихъ.

Радуйся, повелвшій почтмейстеру ходить по водамъ.

Радуйся, пріхавшій нищимъ и обртшій сокровища мздояніемъ и любостяжаніемъ.

Радуйся и ликуй, окруженный тьмой гамадриловъ, дондеже не сойдешь за грхи свои въ геенну огненную чистой отставки, ид же найдешь плачь и скрежетъ зубовъ.

Ну-съ, еще перейдемъ къ веселому городу, къ милому Омутинску. Здсь собрались ученйшіе мужи, доктора медицины и прямо доктора, составили они ученое общество, и знаете — съ какой цлью? Съ цлью — бороться съ печатью и, давъ зарокъ, не читать и не выписывать нкоторыхъ сибирскихъ газетъ. Похвально!

Я знаю одну барыню, которая, будучи крайне некрасива собой, ни за что не желала имть въ своихъ комнатахъ зеркалъ. Увсивъ вс стны и простнки картинами, въ которыхъ преобладали красивыя лица и поэтическіе пейзажи, она постоянно видла только красоту и поэзію. Въ зеркал же она могла бы видть свое отраженіе, весьма некрасивое. Но вдь мало этого — не имть зеркала у себя дома. Надо, чтобы и въ другихъ домахъ не было этихъ отвратительныхъ обличителей нашихъ недостатковъ. И вотъ, будучи вліятельной аристократкой, эта некрасивая барыня начинаетъ проповдывать, что имть зеркало въ дом ‘вульгарно’. Мы, ученые эскулапы города Омутинска, тоже ‘не желаемъ смотрться въ зеркало’. Мы желаемъ созерцать поэзію и красоту. Творя на каждомъ шагу гадости, мы вовсе но желаемъ, чтобы намъ напоминали ихъ!.. Мы некрасивы, мы малодушны, это правда. Но если мы не станемъ смотрться въ зеркало, мы легко можемъ забыть это. Мы даже можемъ вообразить, что мы сама красота физическая и нравственная. И поэтому прочь зеркала, обличители нашихъ безобразій… Прочь ненавистная, но неподкупная сибирская печать! Не будучи пока въ состояніи уничтожить тебя и за невозможностью подкупить, ‘мы’ отвернемся отъ тебя. ‘Мы’ не желаемъ читать тебя… ‘Мы’, т. е. вс т, ‘у кого рыльце въ пуху’, давно объявляли и теперь объявляемъ, что брать тебя въ руки невозможно: неравно увидишь въ зеркал свою физіономію.

Итакъ дло сдлано: на общемъ собраніи ршено не выписывать и не смотрть въ газету. Смотрите, господа, держите только свой постъ и ужъ не заглядывайте. Омутинскіе обыватели, когда получите этотъ No, не давайте его въ руки омутинскимъ эскулапамъ, помучайте ихъ. Я мы съ вами будемъ о нихъ говорить, пусть они не читаютъ. Правда ли, что предсдатель этого общества, по фамиліи Муміевъ, выдохшійся либералъ, а когда-то онъ въ знакъ своего либерализма одному прозжему литератору въ Тобольск рябчиковъ преподносилъ, а литераторъ этотъ говорилъ куда какъ громче сибирскихъ газетъ. Что же произошло съ предсдателемъ посл этой рябчиковой исторіи?! Правда, онъ за рябчиковъ пострадалъ, но убжденія его… неужели они могли испортиться, подобно рябчикамъ?! Увы! съ годами,— да!

Дале, въ томъ же город есть врачъ Покати и ко въ, что-то въ этомъ род, онъ кричитъ, что сибирскія газеты въ руки нельзя взять, такъ он ему насолили. Я понимаю его негодованіе. Въ самомъ дл, получаешь газету и читаешь:

‘Давно уже изъ главнаго медицинскаго управленія было предписаніе, чтобы вс врачи находились въ тхъ мстахъ, гд они числятся на служб, между тмъ какъ врачъ Н—ковъ числится на служб въ другомъ город. Сей эскулапъ никогда и не былъ въ томъ мст, гд числится, а числится онъ въ К—л два года врачомъ, съ тмъ же условіемъ онъ, вроятно, переводится въ С—скъ, гд никогда не будетъ. Вотъ что значитъ протекція!’ Такъ вотъ, ученые мужи, чего вы боитесь! Знаете что, господа, какъ вы ни закаиваетесь читать газеты, зарока не выдержите. Я вамъ даже представлю, какъ вы этотъ постъ будете нарушать. Получается газета, въ город гуторить, но вы, ученые эскулапы, стараетесь казаться равнодушными и съ важностью, невозмутимо пускаете кровь, ставите банки и піявки, преданные своему высокому призванію, вы собрались въ ученое собраніе, и ни одинъ голосъ изъ васъ не сметъ заикнуться о томъ, что вы уже пропечатаны.

А обыватель между тмъ поддразниваетъ васъ:

— Читали?.. хе-хе-хе! Хорошо о васъ говорятъ…

Представляю васъ, важно сидящихъ въ ученомъ засданіи и говорящихъ о дифтеритахъ и другихъ предметахъ важныхъ. По взоры ваши блуждаютъ, вы разсяны, наконецъ, замолкли и опустили головы, молчаніе.

Вдругъ предсдатель Муміевъ начинаетъ замчать, что вы погружены въ какое-то занятіе. Предсдатель заглядываетъ подъ столъ, и о ужасъ! Накатниковъ тайно читаетъ подъ столомъ зловредную газету.— Накатниковъ! гд вашъ зарокъ!— восклицаетъ Муміевъ. Но не усплъ онъ воскликнуть, какъ ловить уже Грыжанаживскаго за тмъ же. Оказывается, вс’читали подъ столомъ газету. Озадаченные доктора пробуютъ защищаться, и кто-то изъ задняго кармана предсдателя за уголъ вытягиваетъ, о ужасъ! ту же заповдную газету.

— Я вы-то, Лммосъ Федоровичъ, что длаете? Зачмъ же читали гадкую газету?— общее смятеніе, звонокъ предсдателя, и засданіе закрыто.

Въ тоже самое время въ контор злостной газеты ничто не измнилось, а замчено только, что эта газета на имя фельдшеровъ пошла…

Есть еще городъ веселаго нрава, зовутъ его иногда городомъ ‘Прославляемымъ’, а часто Толчейками… Жители олёничи. Этотъ городъ по иметъ пока никакой извстности, хотя и ему готовится будущность, судя по солидному зданію, воздвигающемуся здсь, городъ этотъ, однако, ничего не подозрваетъ, онъ живетъ своей жизнью, улицы его оглашаетъ вчно ‘караулъ’, въ клубахъ его господствуетъ ‘черная банда’, на улицахъ содомъ. Обыватель здсь вопіетъ, потому что въ настоящее время въ город столько жулья и мазурничество такъ расплодилось, что духъ спираетъ. Изъ этого города если и поднимается голосъ обличенія, то немедленно раздается и другой голосъ заглушенія, тшъ! тшъ!— и къ обывателю крадется Архистратигскій, съ тмъ, чтобы заткнуть глотку несчастному обывателю и не нарушить покой своего патрона. Какъ здсь оглушатъ или заушатъ, такъ и выходитъ — тишь да гладь, да Божья благодать! ‘Иду я нынче по городу,— пишетъ мн пріятель, — смотрю, ‘статистическій комитетъ’ на вывск, а вхожу и вижу: ссыльный Грошъ аинскій вечеръ даетъ и публику со всего города собралъ. Вотъ-те и здравствуй, думаю. Отправился я въ судъ просьбу подать, гляжу — на предсдательскомъ мст самъ Струсбергъ сидитъ. Какъ это вышло, не знаю. Отправился къ частному приставу но длу, у него лотерея: трехъ клячъ по 30 р., въ 200 р. каждую, розыгрываетъ, выпивка и штосъ идетъ, а увеселеніемъ распоряжается ссыльный шулеръ Тауберъ. Отправился въ собранье, глядь — ссыльный Шулербахъ хоромъ дирижируетъ, а любовница ссыльнаго адвоката съ сосланнымъ шулеромъ арію выводятъ изъ ‘Прекрасной Елены’. Словомъ, куда ни повернешься — одно услажденіе. Купцы обды съ осетриной и стерлядью задаютъ, шампанскимъ накачиваютъ, ссыльные соловьи Оффенбаха насвистываютъ, пристава за ограниченное жалованье служатъ, но не только на добрыхъ коняхъ здятъ, но и въ лотереи ихъ розыгрываютъ, засдатели безъ жалованья служатъ, ‘изъ чести’, а сыты и довольны. Словомъ, рай и нтъ такой боле счастливой страны. Корреспонденцій отсюда ни-ни, ибо Архистратигскій на ципочкахъ ходить и говоритъ: ‘ш-ш-шъ! почиваютъ!’ Однако и отсюда пишутъ, напр., о прогулкахъ въ городъ Рыбный и о пикникахъ. И любопытно пишутъ, мы когда нибудь подлимся.

Ахъ, боюсь, долго ли продолжится это наслажденіе, ну, какъ вдругъ этотъ сонмъ ликующихъ на уголовную скамью угодитъ, и окажется — контроль обворовали, банкъ тоже, суммы статистическаго комитета ухнули, въ собраніи обывателей краплеными картами обыграли.

Ахъ, Толчейки, Толчейки! что-то, что-то съ вами будетъ?!

Добродушный Сибирякъ.

‘Восточное Обозрніе’, No 5, 1885

ИЗЪ СТРАНЫ ЧУДЕСЪ И КУРЬЕЗОВЪ.

Читайте также: