ЦИВИЛИЗАЦІЯ ДИКАРЕЙ.
ЦИВИЛИЗАЦІЯ ДИКАРЕЙ.
(По поводу статьи ‘Просвщенный язычникъ’ въ газет ‘Новости’).
(ФЕЛЬЕТОНЪ).
Семилужинскій.
‘Восточное Обозрніе’, No 39, 1883
Цивилизация дикарей, Ядринцев Николай Михайлович, Год: 1883
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Отношеніе насъ, русскихъ, къ инородческому вопросу и инородческой судьб, не разъ характиризовалось въ ‘Восточномъ Обозрніи’. Съ одной стороны, мы весьма воспріимчивы оказались къ теоріи исторической неизбжности въ вопрос вымиранія инородца, и готовы оправдать этотъ фактъ велніемъ судебъ, историческою необходимостью, причемъ виновниками всего готовы признать самихъ же инородцевъ, не имющихъ силы отстоять себя. Во вторыхъ, въ качеств расы высшей мы привыкли уже весьма развязно и безцеремонно относиться ко всмъ практическимъ сторонамъ инородческой жизни. Вопросъ у насъ ставится иногда весьма крутовато: ‘сдавайся, обращайся, становись осдлымъ, перенимай нашъ образъ жизни, или капутъ теб. то есть теорія вымиранія!’
Я не говорю здсь объ отношеніи къ инородцамъ и другимъ народностямъ государства и всего народа, напротивъ на почв законодательной и исторической, мы найдемъ не мало доказательствъ терпимости и равноправности, нтъ! мы хотимъ сказать нсколько словъ объ упрощенныхъ пріемахъ нашихъ піонеровъ и quasi-цивилизаторовъ. По воззрнію людей, заршившихъ сразу вопросъ о расахъ, племенахъ и національностяхъ, всматриваться въ жизнь, въ культуру, врованія разныхъ племенъ ршительно не стоить, а надо дйствовать только съ энергіей и сознаніемъ собственнаго преимущества. Что за важность, что предъ нами цлые мильоны, какъ непроницаемый слой разныхъ племенъ и нарчій, которыхъ мы незнаемъ, насъ не смущаетъ ихъ замкнутость, вковая жизнь, особая культура. Другихъ одинъ Туркестанъ съ его вковой тюркской, мусульманской цивилизаціей могъ озадачить, но мы не задумываемся надъ привычками жизни номадовъ, надъ экономическою жизнью инородца, его оригинальной культурой, его умственнымъ складомъ, не пробуемъ достигнуть взаимнаго пониманія, это вещи для насъ или второстепенныя или легко достижимыя. Съ этой стороны я только дивлюсь иногда находчивости нашихъ путешественниковъ, пезатрудняющихся иногда сразу покончить съ инородческими племенами словомъ ‘необразованная орда’, какъ и находчивости нашихъ окраинныхъ цивилизаторовъ ташкентцевъ, которые отлично усвоили на какую потребу сія орда создана. По испытывая гордость, я все таки иногда смущаюсь, когда при разршеніи инородческаго вопроса не практическаго, а научнаго и теоретическаго, при всхъ сознанныхъ нами преимуществахъ и непогршимости, мы испытываемъ нкоторый конфузъ, или, говоря словами гоголевской дамы, ‘неожиданный пассажъ’.
Такое чувство испыталъ я, прочтя на дняхъ опубликованный на весь свтъ въ ‘ Новостяхъ’ разсказъ одного изъ россійскихъ образованныхъ людей, путешествовавшаго на югъ Россіи и, столкнувшись съ инородцами, вздумавшаго просвтить ихъ, а засимъ и сообщить въ газетахъ плоды своихъ знаній и размышленій. Вотъ сущность этого разсказа.
Нкій туристъ путешествуетъ до Астрахани съ ученою или цивилизаторскою цлью — неизвстно. Подъзжая къ этому городу, онъ видитъ на правомъ берегу Волги калмыцкій ‘курулъ’ (хурулъ?), храмъ, по его объясненію, вокругъ котораго небольшой поселокъ. Китайскій вкусъ постройки, очень походилъ, по мннію путешественника на сельскую церковь, (?!) но безъ креста. Путешественникъ сидлъ усталый въ кают, когда ему сообщили, что на палуб калмыки, и предложили повидать ихъ.
‘Группа инородцевъ въ семь человкъ пріютилась въ носовой части палубы, пишетъ онъ. Одни сидли на корточкахъ, другіе стояли, прислонившись къ борту или масс канатовъ, лежавшихъ здсь же. Изрдка перебрасывались они словцомъ-другимъ, а больше сосредоточенно-серьезно молчали. Кроваво-красная хламида, золотая парчевая шапка, рзко выдляли гилюнга {‘Гилюнгъ жрецъ. Выбираются они изъ калмыковъ, самыхъ застарлыхъ въ обрядностяхъ и обычаяхъ. Гилюнгъ почти никогда не знаетъ русскаго языка’, длаетъ здсь путешественникъ ученый комментарій….} изъ этой группы. Не мене рзко выдлялся и другой калмыкъ. Онъ одтъ былъ въ европейское платье, — очень хорошо говорилъ по-русски, чрезвычайно развязно держалъ себя, но обликъ его былъ совершенно азіатскій. Общемонгольскій складъ лица бросался въ глаза оттопыренными ушами, рзко угловатыми скулами и черными, какъ смоль, волосами. Подъ чернетью природнаго загара, все лицо его какъ будто, облито было какимъ-то густымъ жировикомъ. Оно блестло на солнц, блестли и черные азіатскіе глаза его… Это былъ Дикъ Бадмаевъ. Онъ гораздо боле гилюнга заинтересовалъ туриста.
— Какъ это вы такъ хорошо говорите по-русски? спрашиваетъ онъ.
— ‘Да какъ же? я долго учился’.
— Гд?
— ‘Въ классической гимназіи и уже окончилъ курсъ’.
Подошли и другіе пассажиры. Вс начали по немногу разспрашивать-ученаго дикаря о жизни его въ город, объ ученіи, о семейств его. Онъ вжливо отвчалъ на предлагавшіеся ему вопросы, довольно бойко разсказывалъ обо всемъ. Собраты его слушали внимательно, но участья въ разговор принять не могли по незнанью русскаго языка.
По разговору Бадмаева, по всей вншности его, видно было, что молодой человкъ глубоко черпнулъ изъ колодезя школьной премудрости, многое узналъ и надъ многимъ уже задумывался,
Бросивъ пассивную роль молчаливаго слушателя, я принялъ участіе въ разговоръ, говоритъ путешественникъ.
— ‘Скажите, пожалуйста, — вы православный?— спросилъ я его по-и росту.
Бадмаевъ внимательно вглядлся въ меня и съ оттнкомъ не то гордости, не то какой-то досады, или же сознанія всей важности предложеннаго вопроса,— рзко отвчалъ мн:
— ‘Нтъ, я — язычникъ и поклоняюсь идоламъ’.
Никто изъ слушателей не ожидалъ такого отвта. Это былъ сюрпризъ, какъ видно, и для самаго туриста. Какъ и что за идолы нашъ путешественникъ въ разспросы не вошолъ, а прямо обратился къ обращенію инородца на путь истины.
— Странно: неужто, получивъ такое образованіе, вы можете оставаться при прежнихъ вашихъ религіозныхъ убжденіяхъ? стыдилъ онъ его, но къ удовольствію получилъ, представьте, слдующій отвтъ.
‘Одинъ ученый грекъ на такой вопросъ давно уже далъ очень умный и категорическій отвтъ. Часто и я повторяю его. Долгъ гражданина, прежде всего, повиноваться законамъ своего отечества. Я повинуюсь имъ и — спокоенъ: больше для меня ничего не нужно’.
— Да, но взгляните на вопросъ съ другой стороны: у каждаго же есть стремленіе къ истин.
— ‘Мало имю я данныхъ для самостоятельныхъ выводовъ, боюсь ршать, боюсь, что не справлюсь’… отвчаетъ дикарь.
Очевидно, рчь была не по душ калмыку. Она свелась на разговоръ о калмык-офицер Золотой роты, {Надо замтить, что въ золотой рот никакого калмыка нтъ, а есть въ казакахъ. Ред.} о калмык-доктор: Бадмаевъ слышалъ про нихъ, немного знаетъ ихъ.
Чрезъ нсколько времени разговоръ возобновился, и, какъ путешественникъ увряетъ боле откровенно, началась у насъ бесда нсколько другаго рода. Мн хотлось узнать, что онъ за человкъ въ смысл общаго развитія? Умственный горизонтъ его сложился по общему шаблону классической гимназіи. Заваленный по горло класными занятіями, онъ — самъ сознается — мало читалъ. Скудость начитанности такъ и бросается въ глаза. Теперь онъ разсчитываетъ совсмъ погрузиться въ чтеніе. Мы перебрали почти вс учебные предметы гимназіи, поговорили о каждомъ изъ нихъ, хотя очень бгло, поверхностно. Не буду занимать вниманіе читателей этимъ разговоромъ. Скажу прямо: Бадмаевъ далеко ушелъ отъ собратій своихъ, хавшихъ вмст съ нимъ, далеко — и отъ того калмыченка, который учился въ начальной школ, и несравненно дальше еще отъ тхъ, которые и въ наши дни первобытно кочуютъ еще но приволжскому раздолью, грабятъ, ржутъ другъ друга и упорно противодйствуютъ всякимъ попыткамъ цивилизаціи вліять на ихъ міровоззрніе. Онъ хорошо сознаетъ всю несостоятельность ордынскаго управленія, ненормальность положенія и притязаній зайсанговъ {Зайсангъ — благородный. Это потомки старинныхъ владтельныхъ семей, по прежнему управляющіе народомъ, собирающіе съ него ‘дань’.}. Унылыми стонами своими, хватающими за сердце, трогаетъ его псня кочеваго калмыка, но трогаетъ, какъ памятникъ отжившей народности,— не боле, мало онъ придаетъ значенья прошедшей слав — отголоску минувшихъ вковъ, который звучитъ иногда въ псн, и еще мене — надеждамъ на будущее величіе…
— Такъ неужто вы можете съ такими взглядами на жизнь имть три, четыре… семь женъ? убждалъ путешественникъ.
— ‘Конечно, нтъ: довольно и одной’.
— Вотъ вамъ одна изъ несообразностей вашей религіи. Поищите внимательно и найдете новыя. Гилюнги ваши разсказываютъ какъ-нибудь о сотвореніи міра?
— ‘Да, и очень похоже на ваши библейскія сказанья. Я часто бывалъ на урокахъ закона Божія у священника и знаю богослуженье православныхъ, священную исторію’.
— Ну, вотъ и можете сравнить эти разсказы съ вашими. Разницу увидите ясно.
Въ конц этого убжденія нашего цивилизатора инородецъ, однако, отвтилъ слдующее:
— ‘Мн надо много поработать, чтобы сдлать окончательный выводъ. Чтобы сдлаться православнымъ, надо и жить по-христіански. А многіе изъ васъ живутъ хуже насъ, которыхъ называютъ язычниками. Это-то и отталкиваетъ многихъ отъ христіанства. Священники ваши называютъ гилюнговъ грабителями, но мы хорошо знаемъ, что и они не изъ однхъ добродтелей сшиты. У насъ встрчаются иногда миссіонеры, но и о нихъ лучше не говорить…’
Дале путешественникъ, будто бы со словъ образованнаго калмыка сообщаетъ слдующія новости объ этомъ народ.
Самые закоснлые, самые упорные язычники, по словамъ моего собесдника,— гилюнги. Это — усердные сожигатели жертвъ и толкователи воли боговъ, какъ сказалъ бы старый Гомеръ, они же единственные доктора у калмыковъ. Пользуясь нкоторымъ умственнымъ превосходствомъ своимъ, они. дйствительно, могутъ ‘драть шкуру’ съ простодушныхъ дикарей. Я видлъ только одного гилюнга и онъ мн очень не понравился: совершенно разбойничья рожа. Само собой разумется, что по-русски онъ ни слова.
Языкъ калмыковъ очень скуденъ, литературы онъ не иметъ. Переводъ на него Евангелія вышелъ, по словамъБадмаева, уродливымъ. Трудно, говоритъ онъ, понять смыслъ книги на этомъ язык европейскихъ дикарей-послдышей, трудно это даже тмъ, которые знаютъ оба языка, а о масс и говорить нечего. Гилюнги охотно занимаются языкомъ тибетскимъ и въ немъ, пожалуй, сильны. Гилюнгу не трудно поспорить съ профессоромъ этого языка. Понятно, что гилюнгъ не уступитъ въ спор, какъ не уступитъ раскольничій начетчикъ въ спор о двуперстномъ сложеніи, хожденіи но-солонь ит. п. Бадмаева интересуетъ этотъ языкъ. Ему хочется създить современемъ въ глубь Азіи, побывать въ буддійскихъ обителяхъ ея, вглядться внимательно въ догматику язычества, одну изъ отраслей котораго составляетъ калмыцкая религіозная обрядность и подлиться своими наблюденіями со своимъ народомъ. Молодой человкъ уже пробовалъ свои силы въ переводахъ ни калмыцкій языкъ. Онъ остановился на литературныхъ произведеніяхъ, блещущихъ богатйшими образами восточной фантазіи. ‘Паль и Дамаянти’, въ перевод Жуковскаго, ‘Рустемъ и Зорабъ’, подходятъ къ его вкусу.
Передавая эту бесду съ ‘цивилизованнымъ дикаремъ’, нашъ путешественникъ удивляется, какъ до сихъ поръ не проникло къ нимъ христіанство. Бесда съ калмыкомъ, уже получившимъ образованіе, и отвты его, какъ видно, убдили его въ легкости этого обращенія. Въ заключеніе, этотъ поразительный фактъ язычества калмыковъ заставляетъ его придти къ слдующему выводу:
Русскихъ часто обвиняютъ во многихъ неправдахъ по отношенію къ инородцу. Особенно ихъ часто обвиняютъ въ религіозной нетерпимости. Но вс эти обвиненія оказываются напрасны. Вотъ доказательства.
Портреты калмычатъ-язычниковъ, учащихся въ классической гимназіи красовались на русскомъ педагогическомъ отдл на послдней всемірной выставк въ Париж, причемъ европейцы чрезвычайно интересовались ими, такъ какъ это былъ, если не единственный, то рдкій примръ язычества въ среднеучебныхъ заведеніяхъ Европы. Иностранцы дивились, какъ въ предлахъ Европы, въ одномъ изъ лучшихъ уголковъ ея (Астраханской губерніи?), существуетъ еще язычество и русскіе гуманно терпятъ его.
Прочтя все это, я признаться самъ поразился этимъ фактомъ и задумался. Мн пріятно было слышать отъ указаннаго туриста о нашей гуманности и терпимости, а съ другой вмст съ этимъ цивилизаторомъ мн ужасно захотлось искоренить это язычество. Кой чортъ! у нихъ эти гилюнги ‘съ разбойничьими рожами всмъ заправляютъ’,— думалъ я. Какъ разъ въ то время, когда я находился подъ впечатлніемъ прочитаннаго, зашелъ ко мн одинъ монголистъ, хорошо знавшій монгольскую и калмыцкую народность.
— Скажите пожалуйста,— сказалъ я:— отчего мы язычниковъ въ Астраханской губерніи не обратили въ христіанство, заправляютъ тамъ какіе то гилюнги?
— Да гд же вы узнали, что въ Астраханской губерніи язычники? Ихъ тамъ нтъ.
— Какъ нтъ! Неугодно ли прочесть?
Знакомый мой прочелъ.
— Что же?— отвтилъ онъ:— приходится пожалть опознаніяхъ автора и его невжеств. Гилюнги это — ламы. Разговаривалъ прозжій не съ язычникомъ, а съ буддистомъ. Буддистовъ съ опредленной философіей, весьма высокой и древней, едва ли возможно смшивать съ первобытными религіями идолопоклонства, послднія есть шаманизмъ. Авторъ видимо смшалъ этэ. Зная буддизмъ и высоту этого ученія, понятно, почему христіанство встрчаетъ препятствіе въ философіи и буддистской литератур.
— Позвольте, здсь написано, что литературы у нихъ нтъ.
Мой знакомый расхохотался. Нтъ у буддистовъ литературы! Кто же этому повритъ? Не только есть, да еще какая литература!
— Но вдь у нихъ по семи женъ — воскликнулъ я въ вид аргумента!— припомнивъ прочитанное.
Я услышалъ новый смхъ.
— Шигемуни, основатель буддизма, вовсе запрещаетъ бракъ своимъ послдователямъ. Зовхава, преобразователь буддизма и основатель той секты, которую исповдуютъ калмыки, сдлалъ уступку народной слабости, дозволивъ бракъ, какъ сожитіе мужчины съ женщиной, но не положилъ для сего никакихъ церковныхъ обрядовъ. Калмыки никогда не имютъ у себя даже двухъ женъ. Все это здсь наврано.
— Однако, какъ же это наблюдатель то введенъ былъ въ заблужденіе?
— Очень просто, надъ нимъ подсмялись. Разв вы не видите изъ отвтовъ, данныхъ ему?
— Можетъ ли быть! воскликнулъ я, это низшая то раса подшутила? Но вдь мы портреты язычниковъ посылали на всемірную выставку и тамъ дивились.
— Очень немудрено. Если бы мы сказали, что это буддисты, значительная доля удивленія исчезла бы. Въ Индіи, у англичанъ, масса буддистовъ получаетъ воспитаніе даже въ университетахъ, что же тутъ удивительнаго!
— Хорошо, положимъ въ Индіи, но и у насъ гуманная терпимость хоть къ тому же буддизму. Надюсь, вы предоставите намъ хоть этимъ гордиться?
— О терпимости мы не будемъ говорить. У насъ на Восток есть факты различные. Множество инородцевъ-шаманистовъ преслдуются. Шаманы ихъ гонятся, но отъ этого мы мало выигрываемъ, ибо прежде всего дикарь боязливъ и бжитъ отъ насъ. Мы не умли еще расположить къ себ населеніе.
— Но пусть пропадаетъ язычество, когда мы распространяемъ христіанство! сказазалъ я.
— Да, если бы такъ, сказалъ мн знакомый, во знаете ли вы, что въ прошломъ столтіи на юг Сибири буддизмъ былъ почти не развитъ, это было для насъ поприще изъ язычества бурятъ обратить въ христіанство. По незнанію нашему инородческаго быта, мы допустили ламъ, которые и обратили нашихъ бурятъ въ буддизмъ на нашихъ глазахъ. Вывали буряты начальники и депутаты, которые, принимая присягу на своемъ язык, клялись распространять буддизмъ. Буддизмъ распространялся такъ быстро, что когда мы владли бурятами въ 1741 г., то у нихъ было всего 11 доцановъ (приходовъ) и 150 ламъ (жрецовъ). Число это было утверждено комплектнымъ, но въ 1831 г. оказалось у насъ буддистовъ 85,000 и ламъ 3,514, въ 1831 г. было уже буддистовъ125,000 и 4,546 ламъ. Въ 1835 г. правительство пробовало, правда, положить предлъ распространенію буддизма, но ужъ было поздно. Замчательно, что то евангеліе, о которомъ здсь говорится, прекрасно переведено, но не было признано по случайности Его, переведенное на монгольскій литературный языкъ, послали когда то въ Иркутскую губернію для опыта къ бурятамъ, дйствительно язычникамъ, т. е. шаманистамъ, и понятно, что т, не обладая грамотностью, не поняли ничего. До буддистовъ же бурятъ евангеліе не дошло. Вышло прискорбное недоразумніе. Дале, вотъ любопытный фактъ, который представляетъ исторія. Въ 20-хъ годахъ ныншняго столтія около Селенгинска явились англійскіе миссіонеры, они жили 20 лтъ, основали библіотеку, монгольскую типографію, сдлали превосходный переводъ библіи на монгольскій языкъ, обучали бурятъ ремесламъ и обратили около 3,000 въ христіанство. Къ сожалнію, въ начал 40-хъ годовъ, они были высланы изъ Забайкалья, одинъ изъ нихъ перенесъ свою дятельность на Зондскіе острова {См. Сибирскіе инородцы въ XIX ст. Шашкова Историч. Этюды кн. II, ст. 238 и Записки Восточн. Сибири. Отдлъ Географич. Общества 1878 г.}. Буддизмъ, между тмъ, дйствовалъ энергично, произошло ли это отъ вротерпимости и гуманности или отъ чего Другаго я не берусь ршать. Мн кажется, что все это происходитъ оттого, что мы, толкуя о своей расовой высот, не знаемъ вовсе ни инородцевъ, ни ихъ врованій, и даже не умемъ подступить къ нимъ.
— Но позвольте, какъ же вы объясните то, что мы прочли въ газетахъ?
— Да тмъ, вроятно, что газета желала показать этимъ разсказомъ какое невжество по отношенію къ инородцамъ существуетъ у нашихъ образованныхъ людей.
— Признаюсь, не ожидалъ!