Из страны чудес и курьезов, Ядринцев Николай Михайлович, Год: 1884

Время на прочтение: 7 минут(ы)

ИЗЪ СТРАНЫ ЧУДЕСЪ И КУРЬЕЗОВЪ.

Наши домашнія недоразумнія.— Дло идетъ не о печати, а о кастрюл.— Разоблаченіе псевдонимовъ. Сибирякъ Иванъ Васильевичъ и тобольское посланіе.— Кого на пароход не катали.— Въ Омутинск готовится также опроверженіе, но не находятъ собственнаго города.— Посланіе ученаго секретаря и какъ ему угрожаютъ опасностью цыганки.— Ископаемое царство. Грустныя мысли. Не бросить ли перо?..

Наша редакція въ прошломъ No отмтила курьезный фактъ борьбы разныхъ дятелей съ печатью на сибирской почв и сдлала оцнку этого явленія. Мн приходится теперь представить, такъ сказать, иллюстрацію этой борьбы и ея героевъ. Да, наши земляки недовольны разными корреспондентами, хроникерами, и конечно, фельетонистами. И наша тутъ капля мёду есть, думаемъ мы. ‘Фельетонъ!’ бывало съ жолчью отзывался Миша Вертихвостовъ, желая выбранить легкомысленъ наго чиновника? Какъ то онъ теперь горячится, воображаю. Дло, впрочемъ, слава Богу, не представляетъ ничего серьезнаго. На самомъ дл Кондратъ, отставной врачъ Штернъ и друг. противники вовсе не желаютъ разршить вопросъ, нужна ли вообще печать для міра? Съ ихъ стороны это будетъ ужъ черезчуръ большая претензія, ничуть не бывало! Въ сущности тутъ дло не въ печати, а дло въ ‘кастрюл’. Какъ такъ? Очень просто. Самая постановка вопроса и предметъ антагонизма у насъ на Восток оригинальны, какъ и пріемы полемики. Я давно ихъ изучилъ въ одномъ уздномъ город.
На закуск у городничаго я всегда встрчалъ двухъ уздныхъ антагонистовъ, которые, выпивъ изрядно, начинали всегда споръ не то о сотвореніи міра, не то о Ноевомъ ковчег,, но затмъ вдругъ внезапно и неожиданно прибгали къ слдующему пріему. ‘Обложимъ, Иванъ Ивановичъ, прежде былъ хаосъ, но что касается до того, что ваша супруга Анфиса Дмитріевна у насъ кастрюлю зажилила, то это ужъ позвольте намъ знать’! Этотъ неожиданный богословскій аргументъ билъ противника наповалъ, если онъ только не принимался въ свою очередь также обвинять супругу противника въ похищеніи сковородника. въ конц противниковъ рознимали, ибо изъ-за жонъ они лзли другъ къ другу драться. Вотъ этотъ же способъ полемики и пріемовъ ея внесенъ и въ область печати. Въ самомъ дл г. Штернъ, и г. Михайловъ, и ташкентскіе дятели, пробующіе допечь противника, разумютъ собственно ‘кастрюлю’, а не печать. Въ самомъ дл, что такое провинціальное разоблаченіе корреспондента и корреспонденціи? Это не опроверженіе, а личные счеты и догадки о томъ, кто писалъ.
Какъ вы назовете, напр., такой литературный пріемъ? Городской голова города Ложнаго, обиженный тмъ, что въ корреспонденціи изъ города Ложнаго упоминалось о нажив купцовъ, заподозрилъ въ корреспондент, своего пріятеля З. и прислалъ намъ цлую біографію мнимаго корреспондента, росписавъ его такъ, какъ только росписываютъ провинціальные кумушки. Что если бы все это напечатать? Но вдь не лучше пріемъ и ташкентскихъ противниковъ, разоблачающихъ псевдонимъ и пишущихъ въ редакцію, что такой-то N. N. ‘оселъ’, ‘человкъ безъ чести’, взялъ у кого то портсигаръ и т. д. Въ порядочномъ обществ, какъ и въ порядочной литератур, маска и псевдонимъ, какъ чужой закрытый конвертъ, считаются священными. Но нашъ обыватель до этого недоразвился. Прочитать чужое письмо и раскрыть чужой псевдонимъ считается ни во что. Нашъ обыватель, прочитавъ о себ корреспонденцію и статью, прежде всего старается отыскать, кто писалъ. И онъ до тхъ поръ не успокоится, пока не заподозритъ своего сосда. ‘Это я ему прошлый разъ табаку не далъ въ долгъ, ршаетъ онъ, за это онъ и описалъ меня, это прошлый разъ на закуск я у него селедку перебилъ, это его жена насплетничала’. Другихъ мотивовъ для писанія этотъ человкъ не предполагаетъ. У него нтъ представленія о человк правды, гонител порока, служител истины. По его понятіямъ, нтъ честнаго писателя. Нашъ Обыватель радъ и захлебывается отъ восторга, когда онъ узнаетъ, что корреспондентъ такой же, какъ онъ. Онъ радъ всякому пятну, ибо самъ нечистъ. У него средствомъ борьбы противъ ‘слова’ является ‘бока переломаю’. Люди, которые недавно мазали дегтемъ другъ другу физіономіи, начинаютъ вопіять противъ обличенія словомъ, ибо оно стало для нихъ чувствительне, какъ вообще стыдъ чувствительне палки.
Но средства борьбы противъ печати не выработаны. Наивный обыватель, когда начинаетъ писать опроверженіе, онъ какъ разъ пойдетъ писать о ‘кастрюл’ и отъ него выплываетъ такая закулисная исторія, которая его съ руками выдастъ. Начиная читать литератур мораль о благонравіи, онъ непремнно сведетъ къ тому обороту, который отличалъ авторовъ деревенской газеты у Успенскаго. ‘Если крестьяне и пьянствуютъ, кончалась статья о трезвости, то что же сказать о помщик, такомъ то, который перевшалъ у меня въ ночь съ такого то на такое то число всхъ собакъ?’ Вотъ эти то перевшанныя ‘собаки’ и женины кастрюли постоянно выплываютъ у обывателя и придаютъ комичный оттнокъ жизни и трагикомическій характеръ положенію печати въ данную минуту на нашей окраин
На дняхъ въ редакціи была оригинальная сибирская депутація. Является, разсказывать намъ редакторъ, старичокъ и рекомендуется просто ‘сибирякъ Иванъ Василичъ’. Мы даже и фамиліи не спросили. ‘Сибирякъ Иванъ Василичъ’, и довольно.— Что угодно, Иванъ Васильевичъ?— Да вотъ я къ вамъ отъ тоболянъ съ порученіемъ:— у васъ въ No 52 статья была.
— Точно такъ, была, говоримъ.— Въ ней тоболяне — купцы себя узнали и вотъ теперь отповдь послали, вы не обижайте ихъ, отпечатайте! Отчего не отпечатать, только почему же они себя узнали? вдь тамъ о тоболянахъ ровно ничего не говорится.— Ну, вотъ не говорится, а они узнали себя подъ вымышленными именами. Знаете, купечество обидчиво, вдь сибирскій купецъ со спсью, какъ его смли обидть! вдь онъ съ капиталомъ то Богъ знаетъ что о себ, думаетъ, говорилъ адвокатъ. Въ сущности вдь пустяки, обижаться нечмъ, но вы ихъ ублажите, побалуйте купца!
— Съ удовольствіемъ, отвчаемъ мы, но каково то имъ придется! Такъ мы и разстались съ Иваномъ Васильевичемъ! поговоривъ и о Сибири, и о муксунахъ, словомъ, но душ’ Иванъ Васильевичъ оказался премилый.
Ублажить ихъ мы ублажимъ, но, думали мы, какое же имютъ они основаніе считать каррикатурный очеркъ написаннымъ на нихъ? Кто и когда въ томъ признается? Какой Титъ Титычъ претендовалъ на Островскаго, городничій на Гоголя, и т. д.? Ясно, что здсь дло стояло на патріархальной почв допотопныхъ нравовъ и допотопныхъ людей. Развертываемъ осланіе, подписано ‘Тоболякъ’ — ни имени, ни адреса, безъ подобныхъ указаній ни въ одну редакцію человкъ грамотный рукописи не пошлетъ. Но мы подумали — подписался ‘Тоболякъ’, принесъ Иванъ Васильевичъ, чего же надежне. Китаемъ сію тобольскую скрижаль. Прежде всего упреки и обращенія, что они ожидали серьезнаго органа.— Ну, конечно! Дале защита и біографіи какого то Профановича {Въ опроверженіи есть даже поэтическое мсто, гд говорится ‘мы слышали, что редакторъ ‘В. О.’ честный человкъ и любящій свой край’, поэтому они просятъ человка любящаго свой край стать предъ Корюшкинымъ, Шарковымъ, Жарковниковымъ и Урываевымъ на колни и воскликнуть: ‘mea culpa!’ чмъ только это г. Суворинъ въ календар на 1884 г. латинскія пословицы напечаталъ. Теперь у насъ такая ученость пошла, что даже на базар ‘кульпой’ ругаются.}.
Но вотъ мы дожидаемся, гд же дло пойдетъ ‘о кастрюл’. Кастрюля тутъ наврное будетъ роль играть. И дйствительно, чувствительной струной здсь является какое то, катанье на пароход Кто то былъ не приглашенъ на пароходъ и вотъ изъ-за этого въ Тобольск сыръ-боръ загорлся. Даже возникло изъ-за этого свидтельство когда онъ на пароход (свидтельство изъ-за неприглашенія въ род того, какъ адресъ г-ж Ц-ской въ Томск въ пику газет.). Въ довершеніе комизма кто-тo изъ неприглашенныхъ подозрвается въ составленіи статьи.
Такова провинціальная проницательность. Но представьте, что статья писана въ Петербург. Въ какое положеніе съ своей ‘кастрюлей’ поставили себя наивные тоболяне!
Впрочемъ, все это добрые люди — и съ тоболянами, и съ Иваномъ Васильевичемъ можно сговориться. Даже томскіе воители не страшны. Это патріархальные представители общества. Вдь это не живоглотъ Портнка, который всю печать готовь проглотить, обывателя стереть и съ своимъ кумомъ горькую запить. Понятно, что кумъ подрядчика Шепкунова то же не можетъ быть сторонникомъ гласности. Но и отъ такихъ враговъ, мы надемся, печать спасутъ Богъ, законъ и исторія. И идолы языческіе падали, и Портянка недолговченъ, Шепкуновскій кумъ, и твой часъ пробьетъ. Въ отставной шинели я встрчу тебя на Невскомъ, rira bien.
Наибольшій врагъ общества, его собственныя заблужденій и непониманіе. Проснись въ обществ духъ жизни, сознаніи и все спасено. Сибирское общество не понимаетъ еще сатиры и принимаетъ ее за чистую монету. Это напоминаетъ намъ, какъ жители Омутниска, подстрекаемые однимъ насмшнникомъ, приняли нсколько лтъ назадъ статью о ракахъ, напечатанную въ ‘Губернск. Вдомостяхъ’ однимъ натурализмъ, за обличеніе ихъ собственной жизни и нравовъ. Обыватель и въ Шарков, и Жарковников, и въ Тит Титыч ищетъ собственной физіономіи. Можетъ быть онъ правъ. ‘Моя книга есть зеркало, сказалъ датскій писатель Киркегорнъ: въ ней апостолъ узнаетъ свой образъ, обезьяна же увидитъ свою образину’. Таково значеніе литературы везд.
Кстати объ Омутниск. Увы и ахъ! Надняхъ я видлъ сонъ, будто я опять служу въ Омутниск, и вижу все его общество. Повренный сердца, онъ же бывшій уполномоченный по покупк обоевъ и лентъ, Подливанцевъ, мазуристъ и сочинитель трактатовъ и проектовъ кашгарскихъ Тиховлазовъ, тутъ же сановникъ для увеселеній Тюфяковъ, маіоръ Паукинъ и докторъ Микиткинь. Разговоръ сначала идетъ о свадьб Паукина, Какъ ему квартиру ремонтируютъ на 900 р. и какъ генералъ Коробовъ полы стелетъ. Затмъ разговоръ перешелъ къ злоб дня, иначе ‘кастрюл’, которую, конечно, замнилъ Фрындиксъ. Кастрюля эта была уже бережно пронесена мимо носа медицинскаго департамента… Фрындиксъ успокоился, и вдругъ опять эти газеты. Что намъ съ ними длать? вотъ вопросъ. Напишемъ разв мы изъ Омутниска опроверженіе. По, позвольте, гд же Омутинскъ? Ищу въ календар. Нтъ Омутинска. Но не можетъ же быть! Омутинскъ не фантомъ. Фрындиксъ, посмотри въ карман, фантомъ тамъ у тебя или нтъ. Паукинъ, находишься ли ты въ отдланной квартир и женатъ ли ты? Ахъ, Боже мой! вотъ и опять до ясень договорились.
Нтъ, лучше обратиться къ одному ученому секретарю, письмо котораго намъ передалъ редакторъ. Ученый секретарь по части статистики также написалъ въ редакцію письмо о ‘кастрюл’, и пріемъ оказался язвительный. Обидлся ученый секретарь и прислалъ заявленіе, что онъ желаетъ помстить рецензію на книгу г. Ядринцева ‘Сибирь какъ Колонія’, и Боже мой! какъ онъ книгу расхлесталъ, такъ его авторъ ршился уничтожить ее и отказаться отъ всего въ ней написаннаго. Только тутъ случился курьеза’, посл этого отреченія и обличеній, вышла Памятная Книжка Т—ской губ. на 1884 г., пухлая какъ купчиха, и представьте — въ ней цлыя страницы изъ уничтоженной г. секретаремъ книги ‘Сибирь какъ колонія’. Страницы то теперь вырзывать надо. Но чтобы исправить заблужденіе, мы теперь сидимъ и тщательно изучаемъ ученые труды этого секретаря, которыми онъ гордится. Кром многихъ статей, наше вниманіе обратило оригинальное ислдованіе о цыганахъ, причемъ намъ понравились особенно слдующая ученая характеристика: ‘Выраженіе, лица у мужчинъ иметъ характеръ дерзости. Глаза же женщинъ (цыганокъ) и особенно молодыхъ горятъ огнемъ кипучей страсти и томительной нгой: предъ увлекающимъ обаяніе цыганской красавицы трудно устоятъ иногда даже солидному человку’ (стр. 49, строки 19—24 капитальнаго труда). Гд тутъ устоять,— помилуйте, г. авторъ!
Въ той же книг мы отыскали у ученаго секретаря два юныхъ царства природы: ‘Царство ископаемое’ и ‘Царство прозябаемое’. Царство прозябаемое особенно намъ понравилось. Говорятъ, что въ Сибири дйствительно есть такое прозябаемое царство. Но то страна чудесъ и курьезовъ.
Но оттуда ли попала въ No 1207 газеты ‘Эхо’ корреспонденція. Вотъ что тамъ разсказано о какомъ-то комитет и какомъ-то секретар.
‘Къ случаю здсь еще упомяну объ одномъ выгодномъ соображеніи. Нкій секретарь Г. одного изъ комитетовъ, который часто писалъ похвалы гг. исправникамъ, и о которомъ не разъ упоминалось въ газетахъ, обремененный семьею, нашелъ неудобнымъ казенное помщеніе для комитета. Начальство согласилось, съ мнніемъ Г. и вмсто казеннаго помщенія опредлило ему отпускать ежегодно по 300 р. на наемъ помщенія для означеннаго комитета. Итакъ, г. Г. дла, или лучше сказать переписки, держалъ въ казенномъ помщеніи, а самъ съ семьею ютился въ теченіе нсколькихъ лтъ въ 300-рублевой квартир. За эту цну въ Т—ск можно имть квартиру въ 8 комнатъ. Мало ли, много ли прошло времени, какъ вдругъ въ Т—ск открываются присутствія по крестьянскимъ дламъ. Длопроизводство и штатъ служащихъ въ семъ присутствіи несравненно больше, чмъ у секретаря статистическаго комитета, и что же? случилось то, что помщеніе казенное, негодное для секретаря Г., вполн оказалось пригодно подъ помщеніе присутствія по крестьянскимъ дламъ’.
Довольно однако о ‘кастрюляхъ’.
Сегодня грустный день для меня. Опять дрожитъ перо и мучительная мысль крадется въ сердце. ‘Не бросить ли, не забастовать ли, и въ горы, въ пустыню, въ безвстность’!.. Наступить тишина, безмолвіе смерти. И когда нибудь я удалюсь отъ тебя, моя родина. Не услышишь ты моего голоса, но легче ли теб будетъ, дорогая?…

Добродушный Сибирякъ.

‘Восточное Обозрніе’, No 24, 1884

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека