Из Псковской губернии, Якушкин Павел Иванович, Год: 1859

Описание
Время на прочтение: 50 минут(ы)
Скачать в PDF

ПУТЕВЫЯ ПИСЬМА
изъ
НОВОГОРОДСКОЙ И ПСКОВСКОЙ
ГУБЕРНІЙ,
ПАВЛА ЯКУШКИНА.

Изданіе Д. Е. Кожанчикова.

САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
ТИПОГРАФІЯ ТОРГОВАГО ДОМА С. СТРУГОВЩИКОВА, Г. ПОХИТОНОВА, Н. ВОДОВА и К®.
1860.

ИЗЪ ПСКОВСКОЙ ГУБЕРНІИ.

15 Августа 1859 г.

Я пріхалъ въ Псковъ рано поутру 10 Августа, и, немного отдохнувъ, пошелъ ходить по городу. Псковъ не великъ, но какъ-то правильно и красиво стоитъ на холмахъ. Благодаря тому, что этотъ городъ въ сторон, онъ и не тронутъ: улицы небольшія и идутъ какъ-то причудливо, то повернутъ вправо, потомъ влво, то раздлится иная на дв. Церкви большею частію очень маленькія и довольно старинныя. Я входилъ въ нкоторыя, однакожъ не видалъ, можетъ быть и случайно, старыхъ иконъ, т же, на которыя мн указывали, какъ на старинныя, сильно подновлены и — къ сожалнію — довольно неискусно, но я увренъ, что Подключникову была бы здсь работа. Подойдя къ Кремлю, стны котораго почти разрушены, встртилъ я стараго дьячка, пригласившаго меня въ соборъ, который въ настоящее время блятъ и поновляютъ въ немъ иконы. Въ этомъ собор почиваютъ мощи святыхъ князей Гавріила-Всеволода и Довмонта и Христа-ради-юродиваго Николы. Провожатый показывалъ мечи св. князей: Довмонта небольшой, а Гавріила-Всеволода длинный съ гербомъ и надписью на рукоятк: honorem meum nemini dabo (чести своей никому не отдамъ). Къ намъ подошли еще два дьячка и мы цлой толпой пошли въ склепъ, гд похоронены какія-то княжескія дти и 5 епископовъ. Первый изъ похороненныхъ здсь епископовъ Симонъ, умершій въ 1755 году, очень уважаемъ здшними жителями: многіе приходятъ къ нему съ молитвою и получаютъ, говорятъ, облегченіе. Отсюда я полезъ наверхъ, и когда подошелъ подъ самую крышу, мн предлагали взойти на нее, но я отказался и довольствовался видомъ изъ окна. Видъ оттуда великолпный: подъ самыми ногами рка Великая, которая, извиваясь, показывается въ нсколькихъ мстахъ, вдали чуть виднется Талабское озеро, по ту сторону, какъ разъ напротивъ, какая-то деревенька, а немного поправй стоитъ очень уединенно женскій монастырь, и все это на совершенно ровномъ мст, такъ-что и конца не видно!—
— ‘Этотъ соборъ строенъ царемъ Петромь 1-мъ’ сказалъ мн проводникъ, выходя изъ церкви:’ а когда освщали этотъ соборъ, самъ царь пріхалъ на освященіе, и самъ апостола читалъ.’
Потомъ показывали мн какіе-то покои: маленькій одноэтажный каменный домъ, построенный на мст сломанной для этого церкви.
Возвратясь изъ собора, я подговорилъ плыть съ собою здшняго мщанина Алекся едоровича Полякова: онъ досталъ челнокъ и мы отправились съ нимъ на веслахъ, внизъ по Великой. Едва успли мы отплыть съ версту, нагнали будару.
— Бударка-то порозня, сказалъ Алексй едоровичъ, такъ мы свою лодочку привяжемъ къ бударк, намъ и полегче будетъ.
— Будару тянутъ бичевой, такъ намъ, и не позволятъ привязать, замтилъ я ему.
Нашъ корабль не большой, тяготы не сдлаетъ, отвчалъ онъ, да къ тому же мн вс тутъ знакомы: лтъ какихъ сорокъ, слишкомъ, бгалъ на своей ладейк со Опскова на Юрьевъ, теперь только сталъ старъ, такъ этимъ лтомъ и продалъ свою будару, да скучно — куплю осенью: осенью ладьи дешевы, а весной ранней можно большія деньги заработать.
Мы повернули къ плывшей будар, и въ-самомъ дл Алек. ед. былъ знакомъ съ хозяиномъ этой будары.
— ‘Иванъ Ивановичъ, ты? спросилъ онъ, привязывая свою лодку къ будар около руля.
— А! Алексй едоровичъ! куда Богъ несетъ? отвчалъ тотъ, приподнявъ шапку.
— Вотъ съ добрымъ человкомъ по Талабску озеру покататься хотимъ.
— Доброе дло, доброе дло! проговорилъ онъ и заплъ довольно нескладно:
‘Младъ чиновникъ возвращался
Къ отцу, къ матери домой.’
— Малый молодой, а ловкій, сказалъ мн Алек. едор: и богатый, какихъ нибудь отъ роду лтъ 30, а свою будару справилъ: тысячу восемьсотъ заплатилъ.
— Серебромъ? спросилъ я.
— Да, серебромъ…… Да ты посмотри какая бударина-то: такъ скажешь, что дешево.
— А можно взлзть на будару?
— Отчего же? Можно….. Эй, Иванъ Иванычь! крикнулъ онъ: человкъ хочетъ на будару къ теб лзть!
— Милости просимъ, милости просимъ! отвчалъ хозяинъ будары.
Я довольно неловко ползъ на будару: нашъ челнокъ вертлся при малйшемъ движеніи, а надо было стать на край челнока, потомъ перепрыгнуть четверти на три, или на цлый аршинъ вверхъ на лсенку, и посл по лсенк, совершенно прямо стоящей, перебраться еще аршина на 3 вверхъ, наконецъ, ухватившись за край (бортъ) будары, переползти въ будару. Процедура этой лазни доставила не мало добродушнаго смха, какъ Ивану Ивановичу, такъ и моему доброму Алексю едоровичу. Кончилось однако все благополучно и я былъ въ будар.
— Не знаю, какъ тебя по имени-отчеству величать, — проговорилъ, смясь, мой новый хозяинъ, — а лазить ты не большой мастакъ!
— Да вотъ какъ видишь….. отвчалъ я, едва переводя духъ.
Кое-какъ перелзъ я на палубу и слъ на парусъ, свернутый копной впереди мачты.
— Ты изъ коихъ мстъ? спросилъ меня хозяинъ, оставаясь около руля.
Я ему сказалъ.
— Тяни! крикнулъ хозяинъ двумъ работникамъ, тянувшимъ бечеву.
— Куда идешь? спросилъ я, когда Иванъ Иванычъ, поработавъ рулемъ, успокоился.
— А въ Устье-погостъ, въ Назимовское село, коли знаешь, отвчалъ тотъ: купилъ лебастръ въ деревн Дубник близъ Изборска, да купилъ-то я за дешево….. лебастръ былъ копйки по 3 пудъ, а много-много три съ половиной, только прослышалъ я, чтовъ Питер купецъ откупаетъ весь лебастръ въ нашемъ краю, хочетъ, знаешь, добрый человкъ, цну поднять….. Я и купи 16,000 пудовъ по 4 к. Купецъ сталъ давать всмъ, кто только ломаетъ, по 6 коп., а то и по 7 за пудъ: мои-то мужики, наламамши мн лебастру, передали тому купцу — а я, пріхамши грузить — да и стой! Я къ окружному въ Опсковъ, говорю такъ и такъ: не погуби, моя благодарность сколько силъ хватитъ….. — ‘Мн, говоритъ, твоя благодарность не нужна, объ этомъ и не помысли, а что надо по закону — сдлаю.’ Сейчасъ послалъ за мужикомъ, тотъ было туда-сюда, да какъ зуботычинъ сколько скушалъ — признался!— ‘Ну, говоритъ окружный: хочешь: лебастръ давай, хочешь — 700 руб. штрафу, а не хочешь: все продамъ, а удовлетворю: все продамъ, а взыщу — впередъ не мошенничай! Вотъ теб сроку до завтра!’ А мужикъ-то тышчникъ {Т. е. тысячникъ.} — думалъ-думалъ — взялся доставить лебастру — А лебастръ нын въ цн: въ Лифляндіи много берутъ для земли: вздымаетъ — позему класть не надобно!’
— А тамъ почемъ? спросилъ я.
— Что Богъ дастъ!
Посл я спросилъ у Алекся едоровича о Лифляндскихъ цнахъ на алебастръ.
— Да хозяинъ за провозъ беретъ 5 к. съ пуда, о свой товаръ лучше, ты и считай!
Наконецъ мы пріхали въ Устье, работники перешли на ладью, бросили якорь, закинули канатъ на берегъ, и вс пошли въ шакшу (каюту) съ кафельной печью около руля, куда пришелъ и мой ддъ Алексй едоровичь.
— Хозяина надо поподчивать было чаемъ, да ребята будутъ обижаться: они чаю не любятъ, а къ водк привычны, такъ какъ скажешь, Павелъ Ивановичь? и не дожидаясь моего отвта, ддъ приказалъ одному работнику Ивану грть чайникъ, другова Лёву послалъ за штофомъ, а мы перебрались въ хозяйскую шакшу (безъ печи) на носъ.
Напившись чаю, поужинавъ ухой, мы легли спать.
Часовъ въ 6 поутру мой ддъ разбудилъ меня: — чай готовъ.
Втроемъ: хозяинъ будары, Алексй едоровичь и я въ хозяйской сли за чай.
— ‘Ты думаешь легкое дло ладьей править’, сталъ мн говорить Алексй едоровичь: ‘дло трудное: будара по дну 12 саженъ, и отъ носу до кормы — 14, а по бокамъ такъ 17, да отъ краю до днища дв сажени печатныхъ, такъ стало въ вод-то она сидитъ, при полномь груз, 8 пядъ, 2 аршина значитъ: такъ хозяинъ должонъ знать, гд ходъ въ рк, трахтъ то-есть, — а то и немного сопцемъ (рулемъ) свихнешься, ладь мало-мало пристать надо….. здсь въ рк дно мягкое….. пристань будара ко дну — часа 4 провозишься, а то и сутки промаешься, пока судно назадъ стянешь…. а тамъ глядишь повтрь (попутный втеръ) пройдетъ….. такъ ты сколько простоишь: противъ втеръ пойдетъ, судамъ ходу нтъ: ты и стой! Мн разъ пришлось на самомъ этомъ мст девять денъ простоять, да и не по своей вин, а такъ, отъ сердца… У насъ, знаешь, парусъ круглый въ 12 саженъ {Круглый — квадратный.} такъ длается: къ нижней раин {Раины — бревна съ небольшимъ 12 саженъ, къ концамъ стесанныя, нижняя раина не подымается.} по концамъ пристегнутъ, а къ верхней, въ частую — такъ четверти на дв привязка отъ привязки….. привяжутъ, да и вздынутъ на гаршій {Вертикальный воротъ.} на самый верхъ на стыръ (мачту), такъ при втр сила большая: небывалому и несправиться. Такъ ду я въ прошломъ — нтъ въ запрошломъ году — объ эту пору ду я въ Юрьевъ и вотъ въ самой Головы {Мсто гд начинается озеро, въ Голов довольно мелко четвертей 5 глубины, суда при переход этого мста скидаютъ часть груза.} попадается мн Ванька Сутугинъ, изъ нашихъ же — сопцемъ угодилъ не туда, да и заслъ! Знамое дло, не оставить человка въ напасти… а повтрь, повтрь — душа картитъ (болитъ), что не выхалъ! Провозился я съ Ванькой часа 4, повтрь и прошла, и простоялъ я 9 суточекъ, ровно 9 сутокъ. А работникамъ ты все-таки плати.
— А почемъ хозяинъ платитъ работникамъ? спросилъ я.
— Да не ровно: за сходъ (т. е. сходить въ одинъ конецъ отъ Опскова до Юрьева или отъ Юрьева до Опскова) за сходъ хорошему работнику 10 цлковыхъ, а на лто платятъ, смотря по человку, и 40, и 35, а то и вс 50 надо дать. Да къ тому прибавь 2 становыхъ якоря по 8, а то и по 12 пудовъ, да 2 якоря завозныхъ по пуду положить, да вытигъ (якорь, на которомъ становятся въ ркахъ) 1 1/2 п. да 4 каната, здымница, что канатъ поднимаютъ, ростуги (канаты, сдерживающіе мачту), бичевы 120 саженъ: тянутся, коли повтрй нтъ, паруса ставить нельзя, крясы зелзные {Крясы — крюки, которыми подымаютъ товаръ въ барку, здсь говорятъ, зелзо вм. желзо.}… сочти все: хозяину дорого стоитъ…
— Во сколько времени можно дохать до Юрьева?
— Какъ Богъ дастъ: коли хорошая повтрь, въ недлю добжишь.
— А на будару много положишь?
— Да на какую будару? Есть будары, что 12 т. пудовъ положишь, только рдко, а на эту будару больше 6 т. не положишь.
— Теперь положу только 4, проговорилъ хозяинъ: въ Головы обгружаться {Перегружаться.} не буду.
— Стало получишь 200 рублей за сходъ? спросилъ я Ивана Ивановича.
— Что Богъ дастъ, отвчалъ онъ: а по чемъ чай брали? спросилъ онъ меня.
Я видлъ, что Ивану Ивановичу не хотлось посвящать меня въ свои счеты, которые были, кажется, ясны, — и не сталъ его больше разспрашивать.
Немного погодя я съхалъ на берегъ. При этомъ кстати замтить: въ Усть пристань очень хороша: самыя большія здшнія суда свободно пристаютъ вплоть къ берегу.
Погостъ Устье и имнье г. Назимова стоятъ на самомъ берегу р. Великой, а ближе всего къ берегу — церковь, старинной постройки, съ стнной колокольней. Я отыскалъ священника, который былъ такъ обязателенъ, что взялся самъ показать церковь. Въ церкви, можетъ-быть, и старые образа, да только поновленные, самая большая достопримчательность этой церкви — паникадило, на которомъ значится 7117 годъ (1609).
Осмотрвъ эту церковь, мы съ священникомъ взяли лодку и похали въ деревню Горки, лежащую на оотров, тоже Горки, покупать рыбы на уху.
— Много здсь рыбы, не въ озер, а въ рк? спросилъ я у гребца.
— Въ рки? Ничова. Туточка, какъ кончится Великая, да до Талабска озера, говорятъ, 77 ркъ, между кажинымъ островомъ рка, а ни въ одной теперь ни одной рыбины не словить, весной много понагонитъ, весной большой бываетъ ловъ: понагонитъ снтка, крупной, а теперь ни одной непоймать.
— Вотъ ты сказалъ: ‘говорятъ, здсь 77 ркъ’, а ты не знаешь, сколько именно ркъ?
— Да рки не считаны, кто ихъ считалъ? Вотъ главныя рки: Ворона рка — проходъ суднамъ, Гладышня — тоже проходъ, не то что Ворона, а все проходъ, а тамъ Средняя, Выкупка, Ершовка, Скоруха… да всхъ и не пересчитаешь.
— Всякой есть имя?
— А какъ же, всякой!
— Скажи, пожалуйста, вс поименно.
— А Богъ ихъ знаетъ! вотъ тоже острова: Гладышня, гд печи, Ситно, Долгой… а всхъ не пересчитаешь: для того: видишь сколько ихъ {Я не могъ записать всхъ названій, а Псковичамъ, казалось бы, надо было обратить на это вниманіе.}?…
Въ Горкахъ купили рыбы на 5 копекь столько, что достало на уху мн и всмъ моимъ спутникамъ, рыба была мелкая, это правда, теперь крупной не ловятъ, но все-таки на 5 копекъ….
Хозяинъ будары ухалъ за алебастромъ, и потому работники его, оставшись въ судн, ничего не длали. Когда я вышелъ посл обда, часовъ въ 7 на палубу, ко мн подошелъ работникъ Иванъ, малый лтъ 26—27, темнорусый, статный и видный изъ себя.
— Пришелъ ты, Павелъ Иванычь, посмотрть на наши промыслы? спросилъ онъ.
— Да, такъ пріхалъ покататься.
— Хочешь я теб покажу штуку, такую штуку, какихъ ты, можетъ, сродясь ни видывалъ, а можетъ, и не увидишь. Хочешь?
— Сдлай одолженіе.
Онъ на минуту ушелъ и вернулся назадъ съ компасомъ въ рукахъ.
— Видлъ?
— А что это такое?
— А вотъ видишь, это по нашему называется компасъ, всякіе втры компасъ показываетъ.
— Какой же втеръ лучше?
— Всякій втеръ способенъ, коли по пути, только всякій втеръ свое названіе иметъ.
— Этотъ какъ называется? спросилъ я указывая на N.
— Это Сиверикъ, курчавый бываетъ: какъ задуетъ — волна курчавая, а это Сточень къ Востоку съ меженняго (лтняго) бываетъ, Тепликъ повыше Востоку, это Полуденникъ, Мокрякъ — съ мокрого мста, примчаютъ: подуетъ Мокрякъ — дождь идетъ, Чухонскій Поперечень, Западъ, Русскій Поперечень…. вотъ и вс втры…. По тмъ втрамъ вс суда ходятъ: будары, полубударницы, троеночки, четверки {Такъ называются суда по количеству поднимаемой клади, на малыхъ судахъ — на троеночкъ, на четверк по одной кают.}.
Показавъ мн эту штуку, мой Иванъ отнесь ее и снова вернулся ко мн.
— Хорошо вамъ теперь, сказалъ я: лежи на боку, да шь хозяйхской хлбъ….
— Эхъ, добрый человкъ! проговорилъ Иванъ: я вдь нанялся на сходъ: мн чмъ скорй, тмъ лучше, вотъ Лёвк — счастье: онъ лтній!…
Еще разъ переночевавъ на ладь, 12 числа поутру я отправился на самое озеро — на Талабско, какъ здсь называютъ, или на Псковское, какъ въ географіяхъ пишутъ. Я уже прежде говорилъ, что р. Великая раздляется на множество рукавовъ, мы хали по главному — по р. Ворон. Вдали на озер виднлись суда, одни шли къ Пскову на парусахъ, другія, шедшія къ Юрьеву, стояли на якоряхъ: ждали повтри. При самомъ вход въ рку (изъ Вороны въ Великую) стояла будара.
— Это будара на мель стала, сказалъ мн Алек. едор.: надо было держать лваго берега, а онъ вишь какъ вправо забралъ! Не скоро стянется.
— А много стягиваться надо?
— Какое много: какой-нибудь сажень, да и того — нтъ!
Отъ будары были брошены два якоря, и хозяинъ съ двумя своими работниками, налягаясь всмъ тломъ, тянули якорь напёрыши.
— Помогай Богъ! крикнулъ Алексй едоровичъ, когда мы поровнялись съ работавшими.
— Милости просимъ! отвчали т.
— Что, сла на мель?
— Ничего не подлаешь, якорь не держитъ, Алексй едоровичь, самъ знаешь: дно мягкое, якорь-то и ползетъ…. Бьемся, бьемся, а и всего-то стянуться во по коль!
Онъ показалъ дале отъ кормы на поларшина.
— Надо было вамъ праваго {Имъ праваго, а по теченію рки лваго.} берега держать…
— Надо, Алексй едоровичъ, надо….
— Дураки! тихо сказалъ мн Алек. едор., когда мы довольно отъхали отъ будары, тутъ малый ребенокъ не ошибется, а онъ вишь гд затесался!
Въ устьяхъ не хитро: тамъ всего на самой глубот шесть пядъ.
Наконецъ мы выхали изъ Вороны въ открытое озеро, и вдали показались острова: Талабско, Таловенецъ, Верхній, Съемско, Ражитицъ.
— ‘На Талабск теперь деревня не Талобска, сказалъ Алексй едоровичъ, — а Александровскій посадъ.
— Давно жъ это переименовали?
— А вотъ видишь: какимъ-то случаемъ былъ тамъ, захамши какъ-то, царь Аликсандръ Павловичь, — вотъ чмъ наградить? онъ и веллъ называться не Талабско, а Александровскимъ посадомъ, да и дали имъ полицію, ратушу. Разумется, чести больше, а жить хуже.
Втеръ былъ не очень силенъ, но какъ я посл узналъ, не было никакой возможности пускаться въ озеро: никто въ самую тихую погоду, не только вдвоемъ, но и одинъ, не побжитъ въ челнок до Талабска.
Впрочемъ мн хать до Талабска и не было надобности, ловцы въ озер на глубокомъ мст не ловятъ а около береговъ, на мелкомъ мст. Отъхавъ верстъ 5 по озеру, мы подъхали къ ловцамъ.
— Пусть вытаскиваютъ запасъ, сказаль Алексй едоровичъ:— посл подъдемъ.
Я согласился и спросилъ, какъ у здшнихъ ловцовъ составляются артели?
— Больше семействами, а не то скопятся два семейства и ловятъ. Выберутъ изъ старшихъ жерника, т. е. хозяина (главнаго начальника), да половчи кого коромщика, жерника — бросать запасъ, неводъ по нашему, коромщика — управлять ладьеи, а остальные ловцы просто съ рукавицами, или изполовщики — изъ части ловятъ, а не то просто работники, вотъ теб и вся дружина. Чаще всего, хозяинъ добудетъ запасъ, да и подбираетъ изъ работниковъ или изъ половщиковъ, и самъ же хозяинъ назначаетъ, кому быть жерникомъ, кому коромщикомъ, ну, тмъ и часть, или половину прибавитъ супротивъ простаго ловца, когда длятъ рыбу, а зимой еще бываетъ комора: его дло стряпать, лошадямъ воды приготовить: тотъ на половинной части.
— Длятъ какъ же рыбу?
— А вотъ какъ: всю добычу разбиваютъ на 24 части (а вотъ этотъ хозяинъ, Яковъ Андреевичъ длитъ на 22), такъ всмъ ловцамъ, а всхъ ловцовъ, на двухъ лодкахъ 12 человкъ, кажинному ловцу по одной дол, да кром той доли коромщику, жернику — для того, работа тяжела — еще доля, на ловцовъ выходитъ 14 частей, остальныя части хозяину на запасъ (неводъ съ принадлежностями). А придетъ время тяжелй къ самой осени — хозяинъ догонитъ дружину до 16 человкъ: частей-то хозяину придетъ и меньше. Это вотъ Яковъ Андреевичъ — человкъ хорошъ:— а у другихъ длятъ на 24 части: такъ на ловцовъ выходитъ 10 частей, да коромщику съ жерникомъ по 2 части, за запасъ остается хозяину 10 частей, а не вся дружина — такъ еще больше того хозяинъ беретъ себ.
— Какая цна работнику?
— У насъ все равно, нтъ работника, посылай работницу, нтъ своихъ, нанимай, у насъ нанять можно, ловцу что ни есть лучшему надо дать въ лто 50 руб. серебра, а поплоше, то и 25, а работниц цна знамая:— 20 цлковыхъ!
Стали вынимать неводъ, по здшнему запасъ, мы подъхали, когда уже все было кончено и ловцы собирались на новую тоню.
— Уговори, ддъ, сказалъ я Алексю едоровичу: уговори ихъ взять меня съ собою на лодку.
— Уговаривать нечего: подъдемъ — садись на ту, гд семь человкъ: тамъ занятне намъ весь запасъ лежитъ.
Мы причалили къ большой лодк.
— Помогай Богъ, Яковъ Андреевичь! крикнулъ Алексй едоровичъ жернику.
— Милости просимъ, Алексй едоровичъ! отвчалъ тотъ, скидавая шапку: Куда Богъ несетъ?
— А вотъ съ добрымъ человкомъ пріхали вашихъ промысловъ взглянуть, какъ здшніе жихари (жители) пробываютъ.
— Доброе дло, доброе дло!
— Такъ вотъ что, Яковъ Андреевичъ, возьми ты молодца къ себ: пусть посмотритъ всхъ нашихъ обычаевъ: ему занятно.
— Милости просимъ, милости просимъ!
Я сталъ перебираться на лодку, которую мн указалъ Алексй едоровичъ.
— Только ты, дядя, ни мшай, сказалъ обращаясь ко мн Яковъ Андреевичъ: ты садись на носъ и сиди смирно.
Я общалъ и по его приказанію слъ на носъ.
— Съ Богомъ! крикнулъ Яковъ Андреевичъ: Об лодки (на одной было 5, на другой съ жерникомъ 7 человкъ) похали почти рядомъ: отъхавши отъ прежней тони съ полверсты, съ нашей лодки перекинули на другую лодку бичеву, привязанную къ правому крылу запаса, тамъ, перехвативши, привязали ее къ своему канату, накрученному на баранъ (вертикальный воротъ).
Когда лодки разъхались сажень на 15, на другой лодк бросили якорь, мы же поплыли сперва довольно покойно, но едва бичева, брошенная на другую лодку, натянулась, какъ жерникъ закричалъ:
— ‘Навались!’
За нимъ вс съ крикомъ ‘Навались! Нажми! у! у! (в)другъ — (в)другъ!’ стали работать веслами, перегибаясь подъ острымъ угломъ впередъ и, взмахнувъ весломъ, опрокидываясь назадъ почти въ горизонтальномъ положеніи, жерникъ въ это время, захватывая охапками запасъ, сталъ бросать въ воду. Вы можете судить объ усиліяхъ гребцовъ: запасъ въ 250 саженъ былъ выкинутъ не боле, какъ въ 2 минуты, но ихъ усилія въ сравненіи съ усиліями жерника совершенно ничтожны: жерникъ въ эти дв минуты выкинулъ неводъ, въ которомъ было, какъ меня здсь ловцы увряли, до трехъ-сотъ пудовъ всу {Разумется — это сильно преувеличено, хотя, впрочемъ, пеньковый неводъ, чрезвычайно частый, въ 250 саж. одной длины, не говоря о ширнн, да въ добавокъ еще мокрый, долженъ тяжело всить.}!
Запасъ быль весь выкинутъ, ловцы успокоились и тихо стали гресть, жерникъ слъ на корм, поставили баранъ и бичева стала распускаться, когда вся бичева, около 120 сажень, вышла, бросили якорь и стали запасъ тянуть на баранъ.
Въ другой лодк и въ то же время воротили другой баранъ и тянули къ себ другое крыло запаса.
Крылья запаса показались у насъ въ лодк, вынули якоря, какъ въ нашей, такъ и въ другой, и об поплыли, распуская бичеву дугою, одна къ другой. Другая ладья, зашедши за нашу, бросила якоря, наша сдлала то же. Человка по 3, по 4, перемняясь, стали тянуть баранъ. Вытянули всю бичеву. Тогда съ другой ладьи, отвязавъ бичеву отъ запаса, перекинули петину (привязанную къ запасу веревку) на нашу, и вс ловцы (между которыми была двка Марья), надвъ кожанные передники, закрывающіе и плечи, перепрыгнули въ нашу ладью, и вс стали тянуть запасъ въ лодку, одни за верхнюю тетиву, другіе за нижнюю. Едва увидали на крыльяхъ одну рыбину, какъ жерникъ сталъ бить воду весломь — пугать рыбу, отъ испугу рыба, идущая отъ запаса къ лодк, должна была вернуться въ запасъ. Жерникъ, перешедши въ другую лодку. разъзжалъ около тони и чаще билъ весломъ. Показалась матка, нижнюю тетиву скорй старались вздернуть на лодку. Наконецъ и нижняя и верхняя тетива матки была въ лодк. Жерникъ подвинулъ другую лодку къ нашей такъ, что матка, бывшая еще въ вод, была между лодками. Тогда къ жернику перепрыгнули человка 3 или 4 и перенесли верхнюю тетиву къ нему въ лодку. Я, по совту своего проводника, тоже перешелъ къ нему. Жерникъ взялъ сакъ, четверика въ три, сталъ брать рыбу изъ матки и ссыпать въ ящикъ, сложенный изъ досокъ во всю средину лодки, такъ что въ него можно было всыпать четвериковъ до 60.
Къ намъ подъхалъ мужикъ, лтъ 35, и смотрлъ на работу ловцовъ, мальчишекъ, двченокъ съ полдесятка стояло, въ нсколькихъ саженяхъ отъ лодки, по колно и выше въ вод: мы были боле полуверсты отъ берега и вода была довольно холодна, но на это они ршительно не обращали вниманія.
Жерникъ захватилъ своимъ сакомь рыбы четверика 2 и высыпалъ въ лодку.
— Смотри, смотри, какъ рыба закипитъ, сказалъ, мн одинъ изъ ловцовъ.
Въ-самомь-дл, высыпанная мелкая рыба, отъ 1 1/2 до 1/2 вершка, прыгая, очень походила на кипучую воду, какъ видомъ, такъ и шумомъ.
— Двка Машка потягивай, а не то… крикнулъ молодой ловецъ и прибавилъ еще слово неудобное для печати, но это поощреніе было не поощреніемь, а любезностью, потому что двка Машка все время не развлекаясь ничмъ, сильно тянула запасъ, да теперь, когда слегка только придерживали матку, ей и потягивать было не зачмъ.
Жерникъ взялъ сакомъ еще рыбу, тоже высыпалъ, потомъ еще, и наконецъ приказалъ поднять матку, когда вода изъ матки стекла, всю остальную рыбу пересыпали прямо въ лодку. Всей рыбы было поймано въ эту тоню четвериковъ 12—14.
— Глянь-ко, глянь, какъ кипитъ соболёкъ! сказалъ мн жерникъ.
— Какой соболёкъ?
— А вотъ эта рыба у насъ зовется соболькомъ, или еще хохолкомъ, или тамъ хохликомъ….. разно называется.
— Да вдь тутъ разная рыба?
— Разная, больше окуньки, малая часть снтка ершика, а все по нашему соболёкъ. А коли самая маленькая — то по нашему уклейка.
Когда рыба была вся ссыпана, ловцы стали расправлять запасъ, а жерникъ захватилъ совкомъ рыбы и высыпалъ въ мшокъ, подставленный прізжимъ мужикомъ, потомъ высыпалъ въ другой разъ, взглянулъ на мужика: тотъ полупросительно, полунастоятельно, смотрлъ на него, не отнимая мшка, жерникъ всыпалъ еще съ полсовка, такъ-что всей рыбы далъ онъ около 3-хъ — 4-хъ гарнцевъ, тогда мужикъ свернулъ мшокъ, снялъ шапку, поклонился и пустился въ дружелюбные разговоры съ ловцами. Ребятишки и двчонки стали робко приближаться къ хозяйской лодк, сперва подошли дв двочки, хозяинъ каждой всыпалъ по неполному совку (мене гарнца) рыбы въ подолъ.
Не много погодя пришло еще ребенка три, отъ берегу по вод выше колна бжали еще мальчиковъ и двочекъ тоже около 5, вс они робко подходили, и всмъ имъ или хозяинъ, или какой-нибудь ловецъ бросалъ въ подолъ неполный совокъ рыбы.
Запасъ {Запасъ состоитъ изъ слдующихъ частей: 1) Клячь, которая идетъ къ гужамъ или пятамъ, 30 саженъ: къ крылу каждая яча 2 вер., къ этому пришивается 2) середка, тоже къ каждому крылу 40 саженъ, яча 11 вер. Потомъ 3) частый, длины 30 саженъ, яча 1 1/2 вер. Потомъ 4) перши, длины 30 саженъ, яча 1/2 вершка или меньше, наконецъ 4) гили, до 1/3 вершка, изъ которыхъ длается и матка. Это запасъ зимній, т. е. самый большой, лтній длается рдко такой величины, впрочемъ и зімній и лтній бываютъ меньше, но во всякомъ-случа, пропорціонально названнымъ частямъ. Малый запасъ называютъ мутникомъ} былъ собранъ, ладьямъ надо было хать на другую тоню, я остался въ ладь жервика и мы поплыли.
— Откудо у тебя, любезный, ловцы? спросилъ я Якова Андреевича.
— Да все, человкъ любезный, изъ здшнихъ жихаревъ, отвчалъ тотъ.
— Маша у васъ работница?
— Нтъ, сама хозяйка: ейный отецъ мн приходится родный братъ.
— Какъ же при дяд родномъ двк говорятъ всякую непристойность?
— Ребятамъ не закажешь! отвчалъ тотъ: да а наши двки къ этому привычны.
Я замолчалъ.
— Вонъ…. вонъ виднется церковь, — видишь? сталъ говорить хозяинъ: это Толабско, на самомъ озер стоитъ, все въ лсу, и лсъ сосновый, чудный такой. Въ прошломъ году вихремъ сорвало до 2,000 деревъ, а деревья были саженъ по 10 и больше. Вихорь этотъ шелъ грядой, какъ проску сдлалъ!
— Отъ чего вы здсь не закидываете неводъ?
— А сита-то!
— Какая сита?
Онъ указалъ на тростникъ, который росъ въ озер, на саженной глубин, и подымался, на аршинъ слишкомъ, надъ водой.
— А по берегамъ растетъ камышь, — продолжалъ хозяинъ: по нашему троста.
Вытянули неводъ, опять стали подходить дти за рыбой, хозяинъ давалъ имъ рыбу съ видимымъ неудовольствіемъ.
— Э, пропади вы совсмъ! ворчалъ онъ, кидая совкомъ, въ подолъ имъ, рыбы.
— За что же ты имъ даешь? спросилъ я жерника.
— Да какъ не дать? отвчалъ хозяинъ: вода ихняя: не дашь рыбы, они не дадутъ воды, сами они не ловятъ, а тогда и намъ здсь не ловить.
— Вся вода въ озер чья нибудь?
— Нтъ только около береговъ — жихаревъ, а середь озера вода вся вольная.
Въ это время подплылъ хозяинъ запаса, въ лодк съ 3 женщинами-гребцами, перемнилъ свою лодку на лодку съ рыбой и поплылъ къ печамъ, съ нимъ отправился и я, и Алексй едоровичъ, привязавши свою лодку къ нашей. Отъхавъ немного, мы поставили парусъ и направились на островъ, гд были поставлены печи. Не дозжая нсколько до печей, хозяинъ весело крикнулъ:
— Эй! Евсегнюшка! Печи топи, печи топи!
— Затоплены! отвчалъ съ берега Евсегнюшка.
— Вс топи! вс топи!
— Вс затоплены!
— Евсегнй у меня за печника, — сказалъ онъ мн: отъ кажинной печи по 7 коп. получаетъ, случается, въ день раза три вс печи стопитъ, а у меня ихъ 10, такъ другой день придется ему больше двухъ рублей.
Сошедши на берегъ, я пошелъ къ печам, которыя стояли отъ берега въ 7—8 саженях. Въ сара были поставлены 10 огромныхъ печей: по 4 печи съ обихъ сторонъ и 2 печи у третьей стны. Каждая печь внутри была почти квадратная, боле сажени, съ подомъ изъ квадратнаго кирпича, собственно для этого приготовляемаго, 5 печей топились.
— Вс печи будешь топить? спросилъ я печника, поздоровавшись съ нимъ.
— Надо вс топить: да вдругъ-то топить нельзя: одинъ со всми за-разъ не справишься.
Хозяинъ, между-тмъ, съ помощію тхъ же женщинъ и еще двухъ молодцовь изъ своей семьи, сыпалъ мркой рыбу изъ лодки въ корыта, по три мры въ корыто. Отъ лодки на берегъ была перекинута доска и по этой доск тащили корыта, потомъ поднимали и носили къ печамъ. Всего улову оказалось 31 мра.
— Скажи, пожалуста, спросилъ я хозяина: ты сушишь всю рыбу, какъ же ты разсчитываешься съ своими ловцами.
— Ловцамъ деньги плачу, отвчалъ хозяинъ: беру мру по рублю на ассигнаціи, а высушу — продамъ въ город по 10-12 коп. сереб. гарнецъ, а тое рыбу, что теперь наловятъ, завтра повезу на рынокъ въ городъ: тамъ что дадутъ, то и подлимъ.
Алексй едоровичъ, отобравши рыбы покрупне, развелъ на берегу огонь и завариль уху для всхъ.
Когда немного прогорли первыя пять печей, печникъ затопилъ остальныя, черезъ часъ первыя совершенно прогорли, и печникъ сперва отгребъ уголья въ передній правый уголъ, потомъ зажегъ длинную лучину, просунуль въ отдушинку, нарочно для того сдланную съ правой стороны устья, вершка въ 3 длиной и 2 шириной, — вымелъ одну за другой печи, насыпалъ въ каждую на подъ мелкаго песку, чтобъ рыба не приставала къ поду, и потомъ сталъ насыпать рыбу: насыпавъ — закрывалъ заслонку.
— Соли вы не кладете? спросилъ я.
— На собольковъ не кладемъ, отвчалъ мн печникъ: а нa снтковъ кладемъ, фунтовъ по 5 на печь, а захочешь получше, то и 12 положишь. Только, когда снтковъ сушишь — печи не закрываешь, снтковъ труднй сушить, надо умлому. Собольковъ перевернешь раза два и хорошо, а тхъ надо знать, когда и какъ повернуть.
Печникъ засыпалъ остальныя пять печей, Алексй едоровичъ сварилъ уху, изъ дровъ и заслонки сдлали столъ: и вс, перекрестясь, сли за этотъ столъ. Я забылъ сказать, что женщины, убравъ рыбу, вымыли внутри лодку и ухали, захвативъ съ собой рыбы. Посл ужина Алексй едоровичъ постлалъ мн на берегу рогожку и я завалился спать.
Проснувшись на другой день, я пошелъ къ печи. Въ сара было много народу, потому-что въ этотъ день не здили на озеро, хозяинъ съ жерникомъ похали въ городъ продавать рыбу, которую наловили ловцы посл нашего отъзда къ печамъ, какъ мн сказывали, мръ 6, не больше, они эту рыбу не стали сушить, а положили продать и деньги раздлить, былобъ чмъ праздникъ встртить. Около печей въ сара спали три двки-ловца, съ которыми молодые парни-ловцы шутили: будили ихъ, длали имъ громко предложенія, не совсмъ цломудренныя. Въ заднемъ углу сарая разсказывалъ старикъ-ловецъ другому ловцу, что значитъ постъ, въ особенности пятница.
— ‘Знаешь ли ты: кто 12 пятницъ — говорилъ онъ, — ни чмъ не оскоромился, тому вс грхи, сколько ни на есть, вс прощены будутъ, и на томъ и на этомъ свт.
— Этимъ не спасешься! возразилъ другой: надо Богу больше молиться.
— какъ будешь молиться, отозвался старикъ. (Надо вамъ сказать, что старикъ этотъ былъ себ такъ, благой, не состоящій ни въ какой должности, пришедшій неизвстно за чмъ, и уходившій неизвстно куда.) Этимъ однимъ, продолжалъ онъ, что будешь ходить въ церковь, да молиться безъ усердія — мало возьмешь, а воть я вамъ скажу, мои родненькіе, вотъ что: былъ-себ одинъ мужикъ — такъ-себ, отъ роду тотъ мужичокъ и въ церковь не ходилъ, Богу не маливался, разъ пришелъ въ церковь, Богу помолился на святой недл, да и навки свою душеньку спасъ…. Какъ будешь молиться!
Мой Алексй едоровичъ усплъ вскипятить чайникъ, заваритъ чай, устроитъ чайный столикъ. Онъ пригласилъ меня, я въ свою очередь пригласилъ печника.
— ‘Какъ Богъ дастъ родъ снтку, — заговорилъ печникъ: бабы, случается, весной ршетомъ ловятъ около Загорицъ, немного повыше отсюда, по правому же берегу Великой.
— Когда сушка идетъ лучше? спросилъ я печника.
— Съ первины, осенью, снтокъ жирный, положишь въ печь — стекаетъ, да и ссыхаетъ: съ двухъ мръ одна выходитъ, стало утирки (потери) много бываетъ, а весной снтка сушишь — съ прибавкомъ выходитъ: положишь четверикъ — полгарица прибытку будетъ. Снтка труднй сушить, чмъ хохлика, а какъ другой разъ привезутъ много — просто совсмъ смаешься, въ большомъ запас, да коли оба жерника знающіе — много наловятъ.
— Зимой два жерника?
— И зимой и лтомъ бываетъ по одному, бываетъ и по два, какъ случится, — отвчалъ печникъ: большой запасъ — два жерника, малый запасъ — одинъ!….
— Который же старше?
— А оба старшіе, — отвчалъ тотъ: всякъ на своемъ крыл, сойдутся вмстяхъ, вмстяхъ и совтуютъ. Жерникь великое дло, бываетъ: хозяинъ запаса за ловца, а работникъ за жерника, коли у работника въ голов больше, чмъ у хозяина: такъ на лову хоть какъ ругай жерникъ хозяина, тотъ слова не сметъ сказать. Случается — побднй народъ скопляется, такъ ставятъ вс по частинк, а все-таки слушаютъ только двухъ жерниковъ.
— У котораго жерника бываетъ больше гребцовъ? спросилъ я у Алекся едоровича.
— Который подъ втромъ — тому меньши, отвчалъ онъ, а который идетъ на втеръ — тому больше надо.
Въ это время подошелъ къ намъ старый ловецъ, толковавшіи о пост по пятницамъ: ему тоже Алексй едоровичъ налилъ стаканъ чаю.
— Зимній ловъ лучше, сталъ онъ говорить: зимою, пока еще снгъ не палъ на ледъ, сквозь ледъ все видно, вотъ сдлаютъ пролубь, запустятъ запасъ и станутъ тянуть къ корыту {Корыто — пролубь, въ которую вынимаютъ запасъ.}, станутъ тянуть занасъ полегонечку, а жерникъ ляжетъ ничкомь на ледъ. Нтъ снтка — жерникъ лежитъ смирно, станетъ показываться снтокъ — жерникъ станетъ подыматъ ногу, подыметъ и опуститъ, подыметъ и опуститъ, а какъ много попадетъ снтка — ногу подыметъ и не опускаетъ, закричить — чтобъ тянули запасъ проворнй, кричитъ, ругаетъ! Тогда и ребятамъ веселй тянуть, тянутъ, кричатъ: ‘тяни, ребята, тяни! у жерника нога въ стояченьи. Знамое дло, снтка много — тянуть надо сильнй: не то снтокъ уйдетъ.
— При ловц скажи-ко ты про зайца или лисицу, сказалъ мн, смясь, Алексй едоровичъ.
— Отчего не сказать? вдь ты говоришь?
— Я человкъ старый, — отвчалъ онъ: меня тронуть не посмютъ, а ты не говори, ловцы за это сердятся гораздо: дурная примта, да къ тому жъ у насъ дурнаго ловца заячникомъ дразнятъ. Кому надо сказать заяцъ — назови — кривень, надо сказать лисица — говори — хвостуха, тогда ничего.
— А вотъ было, братцы мои, смху, сказалъ молодой бловолосый, съ самою добродушною физіономіей, ловецъ, который, прислушавшись къ нашему разговору, подошелъ къ намъ: вотъ было смху: пришелъ на тони къ намъ со Звнковца Ванька Карышъ {Карышъ — карась.}, мы и подступили къ нему: ‘Какихъ, молъ, ты зврей знаешь?’ — Тотъ сдуру-то: ‘Я, говоритъ, знаю: волка, лисицу, зайца’… Только онъ вымолвилъ то слово, на него вс кинулись, раздли, и давай пороть передниками (кожанными), а вотъ ддушка сталъ приговаривать: ‘Насъ двнадцать братовъ, тринадцатая камора, четырнадцатый Микола, пятнадцатый Петръ-Павелъ, а ты, гузка, лежи, не поворачивайся, говори — не проговаривался!’ Выпороли на эти слова — и пустили… То-то смху было!…
Побалякавъ еще немного, мы съ Алексемъ едоровичемъ простились и похали къ Опскову (Пскову).
— Вотъ здсь былъ городокъ, сказалъ мн Алексй едоровичъ, указывая на лвый берегъ Великой, когда мы немного прохали погостъ Устье и Назимовскую гору.
— Чей же такой городъ былъ?
— Говорятъ — царицы Ольги, отвчалъ онъ: да тому быть нельзя.
— Почему же?
— За что {Здсь говорятъ за-что, вм. почему.}, а за то: этотъ берегъ (западный) весь край забранный, да и этотъ (восточный) пустой былъ. На нашей сторон былъ Сороковой боръ, и въ томъ бору жилъ вольный народъ: холопъ бглый, такъ — какой гршникъ (преступникъ).. Забгутъ въ какую деревню: прикажутъ пиво варить, а не то — грабить… Бывало, поймаютъ которыхъ — вшать… Бабка моя жила 120 лтъ, сама видла вислицу въ Чертовомъ Ручью, что для такого народу была сдлана — Воина была частая: то Шведъ подойдетъ, то Литва, то Нмецъ изъ-подъ Риги, пройдутъ, да вплоть до самаго Опскова и вычистятъ, ну, до Опскова вычистятъ, а въ самый Опсковъ ни разу никто не входилъ, ни одинъ злодй. А остатняя война Шведская: дошелъ Шведъ до Печоръ — да и полно! А прежде Литовскій царь Баторій подступалъ: на Терёх въ монастыр Пантелеймоновомъ шатры разбивалъ, въ Лыбут, 17 верстъ вверхъ по воды, прямо переправлялся со всею своею силою.
— Лыбута {Говорятъ и Лыбуста, но Выбутой не называютъ, какъ въ одной книжк сказано.} городъ или село?
— Нтъ, просто деревня.
Надо замтить, что здсь погостами называютъ села, селомъ — сельцо, т. е. гд есть барскій домъ, а деревнею — гд нтъ ни церкви, ни барскаго дома.
— Только эта деревня знатна гораздо за тмъ: въ той деревн Лыбут родилась царица благоврная Россійская Ольга, родилась она въ крестьянскомъ званіи и была перевозчицей, а за тмъ, что гораздъ изъ себя красавица была, да и гораздъ хитра была — царицей сдлалась, а тамъ во святыя вошла.
— Какъ же такъ это случилось?
— А вотъ слушай: съ первоначалу жизни, немного по посл была, какъ сказано, Ольга крестьянка перевозчицей въ Лыбут. Разъ перевозитъ она князя Всеволода…
— Какой такой князь Всеволодъ?
— Всеволодъ, да и Всеволодъ — не знаю.. Увидаль Всеволодъ Ольгу и помыслилъ на Ольгу, а этотъ князь былъ женатъ. Сталъ тотъ князь говорить Ольг, а Ольга ему на т его на пустыя рчи отвтъ: ‘Князь! зачерпни рукой справа водицы, изпей!’ Тотъ зачерпнулъ, изпилъ.— ‘Теперь, говоритъ Ольга, теперь, князь, зачерпни слва, изпей и этой водицы.’ Князь зачерпнулъ и слва водицы, изпилъ.— ‘Какая же тутъ разнота: та вода и эта вода?’ спрашиваетъ Ольга у князя.— ‘Никакой тутъ разноты нтъ, говоритъ князь: все одна вода.’ — ‘Такъ, говоритъ Ольга, что жена твоя, что я, для тебя все равно.’ Князь Воеволодъ зардлся, замолчалъ и отсталъ отъ Ольги. Да и много она князей перевела: котораго загубитъ, котораго посадитъ въ такое мсто — говорятъ теб: гораздъ хитра была. Спустя сколько времени Ольга пошла за князя замужъ, только не за Всеволода, а неизвстно за какова. Тогда много князей было, и всякій своимъ царствомъ правилъ, а вс между собой родня были и вс промежъ себя воевали: хотлось всякому у другова царство его отнять. Пошолъ войною на мужа Ольгинова его двоюродный братъ, да и убилъ его. Убилъ мужа Ольги, да и прислалъ къ ней пословъ мириться: только Ольга которыхъ посадила за столъ обдать, да и приволила ихъ въ волчью яму, что подъ тмъ столомъ вырыта была, а которыхъ зазвала въ баню, а тамъ обложила баню хворостомъ, да и сожгла всхъ, а посл самаго ихъ князя убила, на его царство сла и стала двумя царствами править. Прошло сколько времени, похала Ольга въ Царь-городъ къ тамошнему царю въ гости. Какъ увидалъ ее тамошній царь — ‘Выходи, говоритъ, за меня замужъ!’ Ну, а Ольг какая неволя была идти замужъ? Сама себ царица! а выйди замужъ: мужъ глава жен.— ‘Ты, говорить Ольга, православный, а я поганая (она тогда не крестимшись была), такъ мн не приходится за тебя идти.’ — ‘Ну, такъ крестись,’ говоритъ царь.— ‘А ты будь моимъ крестнымъ!— Хорошо!’ говорить. Перекрестилась Ольга, приняла крещеную вру.— ‘Теперь давай внчаться, Ольга,’ говоритъ царь. А Ольга ему:— ‘Нельзя — ты мой крестный!’ Такъ и провела.
— Грозный царь Иванъ былъ здсь? спросилъ я, когда тотъ, кончивъ разсказъ про Ольгу, замолчалъ.
— Какъ же, былъ, отвчалъ Алёксй едоровичъ: сколько разъ былъ! про два раза-то и я знаю.
— Разскажи пожалуйста, какъ это было.
— Первый разъ царь Грозный прізжалъ: Новогородцы нажаловались. Опсковъ тогда былъ не особая губернія, какъ теперь, а была тогда все одна Новгородская. Царь за какую-то заслугу сдлалъ Опсковъ — губерніею, а Новогородцы послали войско — опять принести Псковичей подъ свою волю. Только Псковичи такого звону задали Новогородцамъ, что т насилу ноги уплели. Видятъ Новогородцы, что сила не беретъ, послали Грозному сказать: ‘Псковичи, молъ, бунтуютъ.’ — А какой тутъ бунтъ?! Ну цари, разумется, этого не любятъ, Грозный распалился гнвомъ, похалъ къ Опскову, не дохалъ Грозный царь до Опскова за 6 верстъ, становился онъ въ Любятов. Прослышали Псковичи, что Грозный царь пришелъ подъ Опсковъ громить Опсковъ и стоитъ въ Любятов, съ полуночи зазвонили въ колокола къ заутрени: Бога молить, чтобъ Богъ укротилъ сердце царево. Грозный царь тогда былъ заснумши въ Любятов, какъ ударили въ большойколоколъ, царь вздрогулъ и проснулся.— ‘Что такое? говоритъ:— зачмъ такой звонъ?’ — ‘Псковичи Бога молятъ, говорятъ ему, чтобъ Богъ твое царское сердце укротилъ.’ Поутру Микола Христоуродливый веллъ всмъ, всякому хозяину, поставить противъ своего дома столикъ, накрыть чистою скатёрткою, положить хлбъ-соль и ждать царя. Попы въ золотыхъ ризахъ, съ крестами, образами, съ зажженными свчами, народъ — общество, посадники, пошли встрчать Грознаго, и встртили у Петровскихъ воротъ. Только показался царь Иванъ Васильевичъ, откуда ни возьмись Микола Христоуродливый, на палочк верхомъ, руку подперъ подъ бокъ, — прямо къ царю. Кричитъ: ‘Ивашка, Ивашка! шь хлбъ-соль, а не человчью кровь! шь хлбъ — хлбъ-соль, а не человчью кровь! Ивашка, Ивашка!’…. Царь спросилъ про него: — что за человкъ? — ‘Микола Христоуродливый’, ему сказали, царь — ничего — прохалъ прямо въ соборъ. А Микола Христоуродливый захалъ, все на палочк верхомъ, захалъ впередъ, только царь съ коня, а Микола: ‘Царь Ивань Васильевичъ! Не побрезгай моими хоромами: зайди ко мн хлба-соли кушать’ — а у него была подъ колокольнею маленькая келейка. Царь пошелъ къ нему въ келью. Микола посадилъ царя, накрылъ столъ, да и положилъ кусокъ сыраго мяса.— ‘Чмъ ты меня подчуешь! крикнулъ Грозный-царь:— Какъ ты подаешь мясо: теперь постъ (а тогда былъ постъ или пятница — не знаю), да еще сырое! Разв я собака?’ — Ты хуже собаки! крикнулъ на царя Микола Христоуродливый: хуже собаки!… Собака не станетъ сть живаго человчья мяса, — ты шь! Хуже ты, царь Иванъ Васильевичъ, хуже собаки! Хуже ты, Ивашка, хуже собаки!’ Царь затрепенулся, испугался и ухалъ изъ Опскова ни какого зла не сдламши!
— Другой же разъ когда онъ былъ? спросилъ я Алекся едоровича, когда тотъ кончилъ разсказъ.
— Другой разъ Грозный царь былъ здсь въ Опсков когда онъ былъ хамши подъ Ригу воевать, подъ Ригу онъ халъ: на Изборьскъ, на Печоры. На то время въ Печорахъ архимандритомъ былъ преподобный Корнилій. Быль Грозный пріхамши въ Печоры, стрчалъ его съ крестомъ — иконами Корнилій преподобный. Благословиль его Корнилій, да и говоритъ:— ‘Позволь мн, царь, вокругъ монастыря ограду сдлать.’ — Да велику ли ограду ты, преподобный Корнилій, сдлаешь? Маленькую длай, а большой не позволю.— ‘Да я маленькую, говоритъ Корнилій преподобный: я маленькую: коль много захватитъ воловья кожа, такую и поставлю.’ — Ну, такую ставь! сказалъ засмявшись царь. Царь воевалъ подъ Ригою ровно семь годовъ, а Корнилій преподобный тмъ временемъ поставилъ не ограду, а крпость, да и царское приказаніе выполнилъ: поставилъ ограду на воловью кожу: онъ разрзалъ ее на тоненькіе-тоненькіе ремешки, да и охватилъ большое мсто, а кругомъ то мсто и огородилъ стной, съ башнями, — какъ есть крпость. Воевалъ Грозный царь Иванъ Васильевичъ Ригу семь лтъ и похалъ назадъ. Прохалъ онъ Новый-Городокъ {Нейгаузенъ.}, не дохалъ Грозный 12 верстъ до Печоръ, увидалъ съ Мериной горы — крпость стоитъ.— ‘Какая такая крпость!’ закричалъ царь… Разпалился гнвомъ и поскакалъ на Корниліеву крпость. Преподобный Корнилій вышелъ опять встрлать царя, какъ царскій чинъ велитъ: съ крестомъ, иконами, съ колокольнымъ звономъ. Подскакалъ царь къ Корнилію преподобному:— ‘Крпость выстроилъ! закричалъ царь:— на меня пойдешь!’ Хвать саблей, и отрубилъ Корнилію преподобному голову. Корнилій преподобный взялъ свою голову въ руки, да и держитъ передъ собой. Царь отъ него прочь, а Корнилій преподобный за нимъ, а въ рукахъ все держитъ голову. Царь дальше, а Корнилій преподобный все за нимъ, да за нимъ… Царь видитъ то, сталъ Богу молиться, въ грхахъ отпущенія просить, сталъ царь Богу молиться, Корнилій преподобный и умеръ. Такъ царь ускакалъ изъ Корниліевой крпости въ чемъ былъ: все оставилъ: коляску, сдло, ложки… кошелекъ съ деньгами забылъ… Такъ испугавшись былъ… Посл того подъ Опсковъ и не здилъ.
Въ этихъ разсказахъ мы прохали Житницкій дворь.
— Видишь сопочки {Сопочками здсь называютъ всякую курганообразную гору.}? спросилъ меня Алексй едоровичь, указывая на западный берегъ, тамъ батареи стояли: Литва подходила, такъ поставила, хотла Опсковъ взять, а наши поставили на этомъ берегу (на восточномъ) свои батареи и не пустили. Затмъ: нашимъ стоять лучше было: наши батареи стояли у самаго устья р. Камёнки…— А съ чмъ хали? крикнулъ онъ мимо плывшей лодк, въ которой сидлъ старикъ съ тремя бабами.
— Съ уклейкой, — отвчали съ лодки.
— А хорошо ли уклейку?
— Плохо!
— Почемъ покупали?
— По три копйки серебромъ за гарнецъ.
— А на Горк рубль тридцать покупали (ассигнаціями за четверикъ)! Назадъ везешь?
— Назадъ!
— Это съ Будыжи мужикъ, сказалъ Алексй едоровичь, обращаясь ко мн: у нихъ на Будыжи живетъ мужикъ, Платономъ Семеновымъ зовутъ, лтъ ему 120 будетъ, охотникъ по монастырямъ ходить, вотъ такъ ловецъ! Внуки у него съ сдыми бородами, ну, а противъ его не выйдутъ: пойдетъ у нихъ плохой уловъ, старый подетъ на озеро самъ, пересмотритъ, переправитъ запасъ, — опять пойдетъ рыба… Смотри: правый берегъ Великой — песокъ, лвый — камень, крупный камень отбираютъ, теперь на чугунку много идетъ, а мелкій здсь остается. А песокъ нашъ въ Лифляндію на зеркальный заводъ возятъ, повезли было въ самую Калугу — да далеко, выгодъ мало.
Разговаривая мы прохали Загорицы, Неготь Куску, Писковицъ, Гладково.
— Знаешь, зачмъ это село зовется Гладково?
— За чмъ?
— Баринъ тутъ былъ такой щедривый, его и прозвали Гладкимъ, а по немъ и село стало зваться Гладково…. А тамъ будетъ Конско, а тамъ Овсище, а противъ Овсища Микольскій Волокъ, здсь была церковь,— церквище и теперь видно, а пониже церквища — какой-то погребъ. Сперва, старики говорятъ, лтъ 80 не больше, городъ былъ до самаго Овсища: лтъ 150 назадъ моръ былъ, много народу повымерло и стали селиться ближе къ собору…
— ‘Что ты каменьевъ по дну накидалъ! закричалъ вдругъ Алексй едоровичъ мочившему пеньку мужику:— а еще старостой зовешься!
— А! Алексй едоровичъ! отвчалъ тотъ:— какъ тебя Богъ милуетъ?—
— А дти гд? что самъ мочишь пеньку-то?
— А дти въ город, Алексй едоровичъ! тамъ и пьютъ, тамъ и закусываютъ….
— А вотъ Перино {Перино, Перыно, среднее между и и ы.}, продолжалъ Алексй едоровичь, когда мы прохали Подвишенье: сперва былъ монастырь Миколы Перинскаго, сперва было тутъ озеро, садъ. Уничтожили монастырь — куда что длось… осталось одно церквище на сопк! Вотъ Снятна гора, а на гор стоитъ Снятной монастырь, тамъ наши архіереи живутъ, — прибавилъ онъ, прохавъ Хотицы на восточномъ, и Манькино, Бацьковицы на западномъ берегу.
— Ты не знаешь, отчего гора называется Снятна гора? спросилъ я Алекся едоровича.
— Какъ отчего? отвчалъ онъ:— Здсь стоялъ монастырь: подступила Литва и сняла монастырь той {Здсь говорятъ: mo, тоя, тое, вм. тотъ, ma, mo, евойный, ая ое, вм. его, ейный, ая, ое, вм. ея.}, а монахи заперлись въ церкви, — ихъ тамъ поганая Литва и сожгла. За тмъ и гора прозывается: Снятна гора. А видишь ты часовенку впереди, подальше отъ берега? подъ самой той часовенкой схоронены т монахи, что въ церкви сгорли.
Незнаю, отъ того ли называется гора Снятна — Снятной горой, или нтъ, но она очень похожа на снятую гору, верхняя часть какъ-будто срзана очень ровно, снята.
— Гд народъ чище живетъ? спросилъ я Алекся едоровича.
— Какъ то есть чище?
— На которомъ берегу, на западномъ или восточномъ, напр. двки меньше шалятъ?
— На западномъ, по нашему въ Забраномъ Краю, народъ, какъ можно! гораздъ тише, а на нашемъ старомъ, хуже — баловливй, а въ Талабск, или вотъ на Чудскомъ берегу, тамъ живутъ раскольники, двки-то — лтъ по четырнадцати, по пятнадцати ходятъ кирпичи рзать, какъ пошла — такъ и загуляла!…
— Неужели вс двки?
— Гд же ты найдешь такую землю, что вс двки гуляютъ? Много двокъ гуляютъ — и то плохо! Хозяйскія двки смирно живутъ, а работницы… подобьется хозяинъ, хозяйскій сынъ…. а то къ хозяйской работникъ какой… Какъ можно вс?! Былъ одинъ только, одинъ городъ Содомъ-и-Гоморъ, и тотъ Богъ гнвомъ наказалъ…
— Порченыхъ у васъ много?
— Порченыхъ, говорятъ, было довольно, только на моей памяти не было: старые попы заклятіе длали: волхвы и поотстали отъ своихъ дловъ. Даютъ женщинамъ лекарство, двкамъ еще, чтобъ любила… Сколько здсь острововъ было! продолжалъ, спустя немного, Алексй едоровичъ, а теперь вотъ только три: Длинный, Солодожный, да Кусовка, гд сно монастырское, еще подъ самымъ подъ Опсковомъ Степановскій Лугъ, вотъ и вс. А острова большую помогу длаютъ: перегонятъ на т острова скотъ, лошадей, а то на лодкахъ перевезутъ, такъ ни пастуха, ни пастушки {Тамъ должность пастуховъ большею частію исправляютъ женщины.} никого не надо…
Чмъ ближе подъзжаешь ко Пскову, тмъ гуще-и-гуще растетъ трава по Великой, отъ которой подымались на поверхность желтенькіе, очень красивые, маленькіе цвточки.
— Здсь-то рыбы! заговорилъ Алексй едоровичъ: здсь-то рыбы: тою травой рыба питается. А поймать нельзя: въ тин весь запасъ изорвешь, а ничего рыб не сдлаешь!… ни одной поймать нельзя, удочкой — и то нельзя.
Я спросилъ у своего спутника, находятъ ли тутъ гд клады около Пскова.
— Находятъ, только въ руки не дается: нашъ Сыренскій (т. е. изъ деревни Сыренской) халъ на лодочк здсь ночью около Вонючаго Ручья, видитъ на Волок свча теплится, — онъ спрыгнуль съ лодки, да туда, видитъ икона Божіей Матери, а передъ иконой свча теплится, а внизу больше 100 бочекъ золота, Сыренскій-то захватилъ сколько смогъ, да въ лодку. Сидитъ въ лодк, да и думаетъ, что мало взялъ, думалъ, думалъ — пошелъ въ другой разъ, принесъ и другой разъ, — все мало, пошелъ въ третій, — взялъ въ третій, принесъ въ лодку, хотлъ хать… Какъ наскочитъ не наша сила, стала лодку пружить {Погружатъ, топить.}…. тотъ туда-сюда, пружитъ, да и полно!.. ‘А, пропади ты, нечистая сила!’ сказалъ онъ съ сердцовъ. Какъ сказалъ онъ то глупое слово, и нечистая сила и золото, все пропало! Смотритъ: и самъ стоитъ на кряж {Материкъ, не островъ.}: нечистая сила напустила на него, ему и казалась вода!….
Мы пріхали во Псковъ, и я, простясь съ Алексемъ едоровичемъ, отправился къ своимъ прежнимъ хозяевамъ, Егору Васильевичу и Александр Ивановн Васильевымъ. У нихъ было много прозжихъ. При контор дилижансовъ отдльныхъ нумеровъ нтъ, а только дв общія комнаты, въ которыхъ помщаются вс прозжіе безплатно. Александра Ивановна, считая себя не въ прав помстить меня въ общія комнаты, потому что я могъ стснить другихъ прозжихъ, казенныхъ, все-таки пріютила меня. Въ восьмомъ часу поутру стали прозжіе вызжать на чугунку, такъ какъ машина отправляется въ 8 часовъ. Посл всхъ выхалъ старикъ, съ очень добрымъ лицомъ. Онъ во все время не сказалъ со мной ни слова, но во всхъ его разговорахъ съ другими видны были и привтливость, и доброта. Посл я узналъ, что этотъ старикъ былъ Польскій магнатъ, а что лице его не обманывало, при вызд онъ далъ въ пользу бдныхъ 10 рублей серебромъ, только не офиціально, а одному частному лицу — для раздачи бднымъ.

Изборскъ пригородъ, 17 Августа.

15 Августа я выхалъ изъ Пскова и пріхалъ въ Изборскъ довольно поздно. Сначала меня поразила шоссе: едва пробита одна дорожка, да и та съ грхомъ по поламъ. Случалось, впрочемъ очень рдко, встртить кого нибудь, тогда одинъ съзжалъ съ дороги и дожидался, пока другой продетъ, точно такъ, какъ по нашимъ проселочнымъ дорогамъ при встрч съ обозомъ. На разстояніи около 30 верстъ до Изборска шоссе захватило только одну деревню Дубняки, и то какъ-то не совсмъ, да сельцо Бибиково, самый Изборскъ остался съ полверсты въ сторон.
Въ Изборск кривыя улицы, избы угломъ на улицу, крыши съ большимъ навсомъ впереди, безъ всякаго украшенія, заборъ — тынъ: навкось складенный изъ шестовъ, но вы сейчасъ замтите, что здсь много Чухонцевъ: здсь попадаются окна не Русскія: квадратныя съ тремя переплетами снизу вверхъ и тремя же отъ права налво. Не знаю, сохранили ли улицы прежнее названіе, или названы недавно: Подгорная, Невская, Садницкая, Маслинская. Эти улицы извиваются между садами и довольно свжими домами, перерзываются другими улицами, которыя и названіи не имютъ. Когда я подходилъ къ здшнему Кремлю, мн попалась двка лтъ 50-ти.
— Къ собору, родной, идешь? спросила она меня.
— Къ собору, отвчалъ я.
— Ты приходи къ намъ на крестный ходъ, заговорила двка: крестный ходъ бываетъ — куда-какъ у насъ весело — говорить нечего! Въ нашъ Словенецъ-Изборьскъ много ходитъ народу. Икону-образъ кругомъ города носятъ.
Я спросилъ у нее, какая у нихъ икона?
— ‘Икона наша изъ полону вывезена. Былъ нашъ Изборьскій въ полону въ неврныхъ земляхъ, и явилась тому полонённику Матушка-Богородица. ‘Возьми меня, говоритъ, и иди самъ изъ неврной земли, теб никто въ дорог ничего не сдлаетъ, и придешь ты съ моей помощью счастливо до самаго своего дому — до Изборьска’. Въ Изборьск тогда жила вдова богомольная, жила эта вдова около Плосской башни, такъ этой вдов и отдалъ полонённикъ тую икону. Стояла та икона у ней ровно тридцать лтъ, а посл явилась во-сняхъ вдов и объявилась, что она чудотворная. Тогда весь народъ и сталъ ходить сюда молиться ей, Матушк. Сколько разъ переносили ее въ Опсковъ, только она, Матушка, все-таки сюда объявлялась. Видятъ — длать нечего, ее и оставили въ Изборьск. Нашъ городъ отъ того, и называется богоспасаемый городъ. Сперва городъ нашъ былъ большой, хорошій, самъ князь Рюрикъ жилъ здсь…..’
Извстно, что въ Изборск княжилъ Труворъ, замчательно, что имя Рюрика сохранилось въ памяти народной: мн не одинъ разъ случалось слышатъ, что Рюрикъ княжилъ въ Изборск.
Простившись съ словоохотливой старухой, я пошелъ кругомъ кремля, видъ со всхъ сторонъ чрезвычайно хорошъ и далекъ, вообще городъ съ своими четырьмя церквами, зелеными садами, очень красивъ. Погулявъ по городу, я пошелъ въ одну избу, гд узналъ, что есть самоваръ, чай пить. Изба была очень опрятная, вс лавки и столъ были выкрашены красною масляной краской, перегородка раскрашена тоже масляной краской, разноцвтными узорами.
— Не хочешь ли ягодокъ? спросила меня хозяйка, женщина лтъ за 50, очень благообразной наружности, предлагая мн горсть невзрачныхъ сливъ.
— Почемъ продаются у васъ сливы?
— Да ты такъ возьми — безъ денегъ, отвчала она: нонче дешевы, 60 коп. (ассигнаціями) мра, а въ другой годъ ану (ону, ее), за мру-то за то не купишь, этотъ годъ меды дороги, медовъ нтъ, а гд и достанешь — такъ двугривенный фунтъ! Варить-то ягодъ и не варятъ, оттого и ягоды дешевы. А то вотъ въ той изб, вонъ третья направо съ той стороны, около ровеня {Колодезъ.} арбанъ {Анбаръ.} стоитъ, такъ тотъ хозяинъ много ягодъ варилъ: да теперь сбжалъ.
— Какъ сбжалъ? спросилъ я.
— Съ пуста такъ сбжалъ: былъ онъ сборщикомъ: затратилъ казну, да и сбжалъ тихимъ матомъ. А такой бывало: обо всемъ опытъ беретъ {Заботится.}: ленъ тягать {Драть ленъ, пеньку, вообще драть, — вытягивать.} что ли… у насъ одни мужики ленъ сютъ, тягаютъ, бабы только прядутъ…. {Это не всегда, а большею частію.} А, да никакъ самоваръ посплъ….
Напившись чаю, я опять пошелъ въ Кремль. Уже вечерло. Двки съ пснями ходили по улицамъ, потомъ остановились на Горк, небольшой площади среди города, водили хороводы. Пли псни довольно извстныя:
‘Я посю ли млада младенька
Цвтиковъ маленько.’
‘Заиньку’ и т. п. Въ хоровод здсь при мн ходили только дйствующія лица, а остальныя сидли на завалинк, двки по одну сторону, ребята по другую.
— Здравствуй, родный, сказалъ мн старикъ, когда я пришелъ къ Проломнымъ воротамъ въ кремл.
— Здравствуй, отвчалъ я: скажи пожалуста, отчего эти ворота зовутся Проломными?
— Вотъ отъ чего: подступала Литва и становилась на Митинской гор, видишь налво, теперь тамъ Митина деревня. Стрляла Литва та изъ пушекъ по Изборьску, пробила она вороты и народу много погубила. Подъ валомъ лежатъ убіенные воины, и когда крестный ходъ — всегда останавливаются: поминовеніе бываетъ. Какъ пробила Литва вороты, стали обносить кругомъ города чудотворную икону Корсунской Богородицы — Литва сама себя перерзала, а которые остались — такъ т разбжались. Съ-тхъ-поръ и зовутъ ихъ Литовскими воротами или Проломомъ.
— Часто нападали на вашъ городъ?
— Какъ не нападать! Нашъ городъ не нынче строенъ: Опсковъ построенъ давно, а Изборьскъ триста лтъ прежде стоялъ. Теперь только онъ обднялъ, а прежде былъ стольный городъ, первый князь Русскій Рюрикъ жилъ въ Изборьск.
— Не извстно, на которомъ мст?
— Подлинно не извстно, только надо полагать — близко Собора.

Печоры — пригородъ. 18 Августа.

Вчера около 10 часовъ я вышелъ изъ Изборска въ Печоры. Не много пройдя, я сошелся съ косцами, которые шли косить ячмень, или, какъ они называли, жито или житменъ.
— Какъ вамъ, братцы, Богъ урожай далъ? спросилъ я.
— Да какъ теб сказать — не знаю, отвчалъ мн одинъ изъ нихъ: гд пониже, да земля понжнй, — хлбъ, ленъ хорошо уродился, а то не гораздо.
— Вы откуда?
— А вотъ неподалечку деревня есть — Конецки (Конечки) зовется, такъ мы оттуда.
— Много у васъ земли?
— По четверти на душу высваемъ.
— Длите землю ежегодно?
— Нтъ, какъ наступитъ ревизія , всю ниву озимую, яровую, паръ, длимъ по-ровну по душамъ. У меня три души, мн шестикомъ три полоски отмрютъ, да и отржутъ, у другаго 5 — тому 5 полосокъ, только бы въ одномъ мст. Сперва только бросятъ жеребій, кому за кмъ землю мрить.
Дорога изъ Изборска къ пригороду Печоры до-нельзя безлюдна. Кром этихъ косцовъ, мн попались навстрчу только два Чухонца, которые шли въ конторку, какъ они называли волостное правленіе, на сходку, да еще догнала какая-то коляска четверней. Вотъ и вс встрчи, а я пробылъ въ дорог часовъ 5—6, да прибавьте къ этому: отъ самаго Изборска до Печоръ на разстояніи 20 верстъ, нтъ ни одной деревни на большой дорог. Не помню я, кто-то глумился надъ кмъ-то, сказавшимъ что Чухонцы убгаютъ большихъ дорогъ, ркъ, озеръ. Этотъ господинъ думаетъ, что Русскіе ихъ оттсняютъ. Мн кажется боле справедливымъ замчаніе Печерскаго жихаря (жителя): ‘Полуврцы, какъ ихъ здсь зовутъ, сказалъ онъ мн, полуврцы землю пахать очень любятъ, такъ имъ больше ничего и не нужно, хоть за версту, а то за полверсты, а убжитъ отъ дороги’.
Эта дорога идетъ холмистыми мстами, покрытыми большею частію мелкимъ березнякомъ, а частію, на расчищенныхъ мстахъ, пашнями. Въ настоящее время овесъ и ячмень только начинаютъ косить, ленъ еще частію стоитъ зеленый, нкоторый еще и цвтетъ. Вчера около Изборска, да и почти по всей дорог сяли, нкоторые изъ здшнихъ жителей сютъ въ одну сторону: правой рукой бросаютъ влво, поэтому имъ приходится пройти вдвое больше, потомъ запахиваютъ и боронуютъ. Бороновать — въ Орловской, Рязанской губерніи считается и для работника и для лошади легкою работою, здсь не то: боронуютъ парою и не прямо, а кругомъ: работникъ или работница, перекинувшись на возжахъ назадъ, заставляютъ лошадей кружиться почти на одномъ мст, и лошади, которыя здсь хороши, съ трудомъ могутъ работать, впрочемъ я видлъ — боронуютъ и на одной лошади, а посл этакой боронуютъ прямо. Иначе бороновать нельзя: вся пашня усяна въ буквальномъ смысл камнями, отъ вершка до 2-хъ величиною, даже на хорошо взборонованной земл много камней величиною въ орхъ лсной. Здсь удобряютъ землю особеннымъ способомъ — тютежи жгутъ: берутъ хворостъ, обкладываютъ землей, такъ-что эти тютежи имютъ форму призмы, длиною смотря по величин хвороста, а въ вышину до трехъ четвертей, и потомъ зажигаютъ, когда тютежи сгорятъ, ихъ разбрасываютъ, такихъ тютежей длаютъ столько, чтобъ пережечь всю землю, вершка на два или на три въ глубину.
Я сошелъ съ большой дороги и подошелъ къ одному пахарю, полуврцу лтъ пятидесяти, одтому по-русски, въ шляп съ огромными полями.
— Помогай Богъ!
— Спасибо! отвчалъ тотъ: спасибо, добрый человкъ. Посяли — надобно бы дождеца, да Богъ не даетъ.
— Здсь будешь сять? спросилъ я, указывая на вспаханную цлину.
— Теперь нельзя: одна дернина: на будущій годъ засю — хорошо уродится.
Около дороги часто попадаются чисто вырзанные, на земл, вершка въ полтора глубиною, знаки.
Эти знаки или гербы полуврцы кладутъ на своихъ участкахъ, чтобъ знать, кому чинить дорогу, и надо правду сказать: дорога здсь очень исправна.
На 9-й верст лежитъ озеро Устицъ, окруженное горами, покрытыми лсомъ.
Въ коренной Руси такого уединеннаго мста отыскать ршительно невозможно, къ такому озеру непремнно бы пришли и построились, а Чухонецъ хоть за полверсты, а ушелъ и отъ озера. На бергу его, на крутой гор и очень красивомъ мст, стоитъ гранитный крестъ около 1 1/2 аршина вышиной, на которомъ на верхней части высченъ крестъ, а на прочихъ надпись — 1748 году Малороссійскіе полки были зде….. и походу Лубенскій…..’, дв строки я не могъ прочитать.
Отойдя верстъ 14 отъ Изборска, я пошелъ въ деревню, которая виднлась въ сторон: мн пришлось идти, до той деревни съ версту полемъ, засяннымъ горохомъ, капустой, картофелемъ. Въ рабочую пору и въ Русскихъ деревняхъ не скоро кого нибудь отыщете, но все-таки скорй, чмъ въ Чухонской. Я прошелъ всю деревню и въ послдней только нашелъ хозяевъ дома. Я попросилъ молока у Чухонки, та плохо понимала по-русски, но все-таки поняла и объявила, что молока нтъ. Я пошелъ въ избу, гд былъ хозяинъ.
— Да какого теб: кислаго? спросилъ онъ.
— Да хоть кислаго, я заплачу.
Хозяинъ, ничего не говоря, вышелъ, а черезъ минуту хозяйка принесла небольшую чашку молока, хлба, и ушла. Я полъ, хотлъ разсчитаться, но не съ кмъ было: вс хозяева ушли! Все не по-русски: Русскій всегда радъ гостямъ, онъ непремнно потолковалъ бы, спросилъ бы о новостяхъ, а Чухонецъ любитъ землю пахать: ему ни до чего другаго дла нтъ. Избы у нихъ тоже не Русскія: въ двухъ стнахъ квадратныя аршина въ полтора окна, раздленныя переплетами на 9 квадратовъ, въ углу на лавк стоитъ кіотъ съ иконами, столъ стоитъ близъ лавки посреди стны, въ сняхъ тоже икона.
Печерскій монастырь стоитъ по об стороны лощины, по бокамъ крутыхъ горъ, онъ начинаетъ показываться верстъ за семь, но потомъ опять прячется за лсомъ, а совсмъ открывается, когда уже подойдешь къ самому монастырю, окруженному огромными стнами, съ полуразрушенными башнями. Стны и башни сложены изъ плитняка, часто довольно крупнаго, но попадаются большіе камни: есть до аршина въ поперечник. Эти камни лежатъ въ стн по одному между мелкими, или по нскольку. Стны были обведены валомъ и рвомъ, въ которомъ и теперь частію видна вода. Я всходилъ на Михайловскую башню, очень не высокую, но откуда видъ по лощин и вдоль — очень хорошъ. По выход изъ монастыря (по здшнему номастырь) я нашелъ трехъ мальчиковъ, играющихъ въ слдующую игру: одинъ изъ нихъ, указывая при каждомъ слов, поочереди на себя, на другаго и на третьяго, говоритъ:
Чикирики
Микирики
Погосту
Жучикъ
Крючикъ
Костка
Хрупъ!
Кому пришлось хрупъ, того посылаютъ отбжать куда нибудь, остальные въ это время прячутся и ихъ должно искать. Посидвъ немного съ ними, я пошелъ и встртился съ однимъ здшнимъ старожиломъ, котораго и зазвалъ къ себ на чай.
— Давно ли монастырь стоитъ? спросилъ я его.
— Давно, еще за Грознаго царя, — сталъ говоритъ мой собесдникъ: были въ Изборьск отецъ съ сыномъ, оба благочестивые люди и охотники на птицу, на звря ходить. Пришли эти отецъ съ сыномъ на это самое мсто, гд теперь пещеры, и понадобилось имъ на что-то древо. Взяли они топоръ и срубили себ древо. А въ старые годы тутъ дремучій лсъ стоялъ, срубили они древо, а то древо повалило съ корня другое, и отъ того древа открылась пещера, на стн пещеры была надпись: ‘Богомъ зданная (созданная) пещера’. Въ средин той пещеры пли ангели и благоханье было слышно. Отецъ съ сыномъ вошли въ ту пещеру и нашли тамъ тло монаха Марка. Тло оставили они въ гробу, а сами вошли въ Изборьскъ. Съ-тхъ-поръ сталъ открываться монастырь, стали строить церковь, только переднюю стну выведутъ, а т просто изъ песку въ гор выржутъ. Пещеръ тамъ на сколько — не извстно. А говорили только, что эти пещеры съ Кіевскими сходятся. Сперва-то можетъ и сходились, ну а теперь много обвалилось.’
— Случалось ли, чтобъ непріятель бралъ монастырь? спросилъ я.
— ‘Нтъ, никогда ни одинъ не входилъ. Подступалъ Стефанъ Баторій подъ нашъ монастырь, такъ Николай Угодникъ днемъ верхомъ здилъ вокругъ монастыря, а по ночамъ пшой ходилъ, а съ Угодникомъ было сорокъ мучениковъ. Баторій ничего и не сдлалъ. Это все правда: въ писаніи есть.’
— Въ какомъ писаніи?
— ‘Не знаю въ какомъ, а только есть.’
Какъ-то разговоръ дошелъ до Риги.
— Говорятъ: Рига рано ли, поздно — провалится, сказалъ онъ: но тому случаю, что изъ-подъ Риги къ Питеру подъ Неву ходъ подведенъ, въ случа войны, отъ непріятеля.
— А моя родительница была въ Риг, — перебила моя хозяйка, баба лтъ 40: моя родительница была въ Риг, гд былъ подошедши тогда шведъ, при ней и случилось. Прежде Ригою управляла королевна. Вотъ эту королевну, мать что-ли, или не знаю кто — прокляли. Эта самая королевна черезъ сколько лтъ выходитъ изъ рки, проситъ у часоваго креста. Часовой не посмлъ дать креста королевн, на другой день поставили на то мсто двухъ часовыхъ, ну она, какъ бы тамъ ни было, обратилась въ свое мсто. Народъ болтаетъ: дай часовой ей крестъ — королевна была бы опять въ Риг, Ригой бы правила, а часовой на ея мст.
— Чмъ здсь народъ занимается? спросилъ я своего хозяина (изъ Чухонцевъ).
— Большею частію вс землепашцы, а то здсь многіе занимаются: сапоги, пастолы (по-русски поршни — кожанный лоскутъ, которымъ обвязываютъ ногу).
— Многіе здсь занимаются этимъ промысломъ?
— По нашимъ Печорамъ должно-быть человкъ 50, у насъ 4 завода небольшихъ, по два работника, да подмастерье, подмастерье этотъ всми заводами управляетъ. А то еще хозяева сдаютъ по домамъ шить сапоги, по 20, по 25 коп. сер. за пару, а посл везутъ на ярморки въ погостъ ‘Лизавета Захарьевна {Погостъ Елисавета и Захарія.}’, въ Ряпино: тамъ мыза большая, бумажный, пильный заводъ, мельница — муку, соль съ Талабска мелетъ, такъ кожевенники наши возами на ту ярморку сапоги, пастолы возятъ, воза по два возятъ. А то у кого есть цлковыхъ 10, 20, тотъ купитъ себ товару, нашьетъ сапогъ и отвезетъ самъ на ярморку, который паръ 20, который паръ 40.
Нынче я ходилъ въ монастырь и смотрлъ ризницу. Иконъ старинныхъ, по-крайней-мр не подновленныхъ, нтъ, явленной иконы Успенія Богородицы я не могъ видть: она стоитъ въ довольно темномъ мст, а ктому же она вся покрыта дорогою жемчужною ризою. Въ ризниц мн показывали золотые сасуды съ слдующею надписью: ‘7189 году сіи сосуды золотые вдомъ Пречистой Богородицы Псковской Печерской монастырь далъ вкладу Борисъ Васильевичь Бутурлинъ, а прямое имя Иванъ, съ женою своею Татьяною, по тест своемъ Семен Алексевич Вихорев и по тещи своей инокини схимницы Капетелины по ихъ приказу и вчное поминовеніе’.
Въ этихъ сосудахъ около 3-хъ фунтовъ всу. Еще тамъ нсколько серебряныхъ ковшей: Ивана Грознаго, царевича сына Грознаго, князя Юрья Ивановича, Макарія архіепископа Новгородскаго, Бориса Еремеевича, кружки Густава-Адольфа, короля Шведскаго, Щербинина, чаша, пожертвованная Михаиломъ едоровичемъ, серебряный горшокъ — дьякомъ Сидоровымъ, нсколько крестовъ съ мощами, между которыми одинъ сдланъ въ 7098 году въ Іюн по повелнію игумена Милетія съ братіею, а въ немъ 118 1/2 золот. всу.
Я прежде говорилъ, что Грозный оставилъ здсь, какъ говоритъ народъ, вс свои вещи. Здсь показываютъ, кром ковшей, ложку, вилку, ножикъ, трубу, пороховницу, кошелекъ для денегъ, дв цпи, на одной, говорятъ, Грозный носилъ кошелекъ, другая царская, на которой онъ носилъ крестъ, боле 30 монетъ золотыхъ иностранныхъ, арчакъ, потникъ отъ сдла, и чепракъ, который былъ затканъ золотомъ, но золото вынуто на потребы монастырскія.
Еще мн показали перстень съ зеленымъ камнемъ, на внутренней сторон котораго надпись: ‘Перстень царицы и великія княжны Анастаси’. Ея же серьги, съ лазоревыми камняни, обдланныя жемчугомъ.
Обязательный отецъ намстникъ {Архимандритъ, какъ мн сказали, на дежурств въ Петербург въ Снод.} Никаноръ показалъ мн библіотеку. Тамъ мало любопытнаго: ее пересматривалъ митрополитъ Евгеній, бывши архіереемъ Псковскимъ, и все интересное взялъ. Я вскользь просматривалъ синодики, которыхъ здсь 6, въ одномъ записаны роды: князей Шеховскихъ, Петруши стрелца, Сумина, Грошихи.
Ежели бы я не боялся оскорбить скромность отца намстника, я бы много могъ сказать о немъ. Рдко можно встртить такое истинное благочестіе, я сказалъ: истинное, этимъ словомъ я не передалъ своей мысли. Представьте себ свтлаго, добродушно-веселаго человка, при которомъ и вамъ длается свтло, при которомъ вамъ въ голову не придетъ ни одна несвтлая мысль. Онъ очень жаллъ, что многія драгоцнности, между которыми замчательны ризы, епитрахиль тяжелая (вся засыпанная жемчугомъ) остаются безъ всякой пользы.
— ‘Будь эти вещи въ Москв, — говорилъ онъ — многіе бы смотрли на нихъ, многіе бы учились, а здсь кому он нужны.
Посмотрвъ пещеры, гд хоронятся умершіе изъ братіи и изъ свтскихъ, гд между другими похоронено тло монаха Марка, я простился съ о. намстникомъ и получилъ отъ него просвиру.

Печоры. 19 Августа.

Прощаясь съ Печорами, прибавлю нсколько строкъ. Печоры стоятъ на красивомъ мст на берегу рки Пачковки. Большая часть жителей полуврцы, т. е. Чухонцы, но образованные изъ нихъ стыдятся своего происхожденія и говорятъ, что они Рижскіе Нмцы, хотя по-нмецки не говорятъ. Меня увряли здсь, что почти пятая часть двокъ выходитъ замужъ, имя уже дтей, но что хорошій отецъ не позволитъ шалить дочери.
Еще одно слово: графъ Витгенштейнъ посл 1812 года, приписывая свои побды особенной помощи Божіей, много жертвовалъ въ здшній монастырь и выстроилъ на гор новую церковь, довольно хорошей архитектуры, и, говорятъ, хорошо украсилъ.

Изборскъ. 20 Августа.

Отойдя съ версту отъ Печоръ, я встртилъ мужика лтъ тридцати. Мн хотлось съ нимъ заговорить и я попросилъ у него огня, закурить папироску.
— Изволь, миленькой, отвчалъ мужикъ, можно, кстати и я покурю, сядемъ-ко.
Мы сли, и я сталъ у него разспрашивать, но, къ несчастію, онъ не могъ ничего мн разсказать.
— У насъ народъ не любопытный, сказалъ онъ мн на прощань: по нашимъ мстамъ на спросъ не скажешь — стыдно, а у насъ ни почемъ!
Прежней дорогой мн идти не хотлось, я взялъ вправо и зашелъ къ священнику въ погостъ Залсье, этотъ священникъ мн разсказалъ, что у нихъ вс занимаются хлбопашествомъ, въ озимомъ пол сять одну только рожь, которая у крестьянъ даетъ самъ-пятъ, а у помщиковъ самъ-десять, а иногда и самъ-12, потому-что помщики сютъ не простую рожь, а муравьевку, обсильнанскую и друг. Яровое поле засваютъ преимущественно житомъ, т. е. ячменемъ и льномъ, а отчасти овсомъ, нкоторые сажаютъ въ пол капусту, потому-что въ пол червь не стъ. Ячмень родится самъ-3, 4 и 5, овесъ — самъ-3 и то рдко. Ленъ зерномъ — самъ-3, 4, ежели мра льна дастъ три пуда волокна — урожай считается хорошимъ, но случается, что съ 10 гарнцевъ получаютъ льна 10 пудовъ или 20 пудковъ. Ленъ здсь продаютъ на пудки (20 фунтовъ). Хлбъ здсь кладутъ въ стойки (копны), а посл везутъ на гумно и окладываютъ въ однья {3а Окой небольшія скирды называются: одоньи, одонки.} — небольшія скирды, въ стойкахъ бываетъ около 30 сноповъ, а въ одньяхъ безъ счету.
Нравственностію здшніе жители вообще не могутъ похвалиться, обычай выдавать двку замужъ, когда ей далеко минетъ за 20 или за 25 лтъ, мужчинамъ жениться отъ 25 до 30, — много мшаетъ чистот нравовъ, но и зная это, все-таки съ трудомъ вришь, что въ Залсь, напримръ, какъ оказывается по собраннымъ мною справкамъ, на 70 рожденій, 12 незаконныхъ. Замчательно, что полуврцы нравственне Русскихъ, Русскіе и полуврцы никогда не мшаются женитьбой, и потому это замтнй. Такъ мн здсь же сказывали, что въ Лифляндіи знали только два случая о незаконнорожденныхъ и то потому, что въ то время солдаты стояли, и разумется, эти дв несчастныя двки пропали, тогда какъ между нашими на этотъ проступокъ смотрятъ не очень строго: женихи обгаютъ двокъ, у которыхъ есть дти, да и то не совсмъ, зато на посидкахъ и въ хороводахъ он — первыя.
Отъ священника я пошелъ довольно рано и дошелъ до Рацова, гд зашелъ въ избу, въ изб сидла одна старуха, поздоровавшись, я попросилъ у ней пообдать.
— Изволь, родный, отвчала та: да ужъ не погнвайся: хлбушка дадимъ, кваску хлбни, а больше ничего нтъ. Въ разоръ разорили, кормилецъ! Баринъ-то, говорятъ и добрый, да что толку-то? Управляющій Чухна, что хочетъ, то и длаетъ. Вотъ дома теперь только я, да старикъ мой, да и то дома, что боленъ….
Вошелъ больной старикъ, едва передвигая ноги, старуха еще больше стала хныкать. Помочь имъ я не могъ и я, захвативъ у нихъ кусокъ хлба, ушелъ. Отойдя отъ Рацова версты съ дв, я прислъ на берегу озера.
— Какъ прозывается это озеро? спросилъ я мальчика, лтъ 14-ти бжавшаго по дорог.
— Куцино, отвчалъ тотъ.
— Деревня близко есть?
— Есть, прокричалъ на ходу мальчикъ, повернулся въ лсъ и скрылся, должно-быть пошелъ за орхами.
Врно, этотъ мальчикъ изъ полуврцевъ. Русскій непремнно бы остановился, спросилъ за чмъ нужно знать и, можетъ быть, робя, а все-таки вступилъ бы въ разговоръ. Думая о старух, у которой я только былъ, о пробжавшемъ мальчик, не помню какъ я заснулъ и проснулся, когда солнце было довольно низко, возвращаться назадъ въ Рацово мн не хотлось, и я, понадясь на счастье, пошелъ впередъ отъискивать ночлега, но счастье стало мн измнять, или можетъ-быть судьба стала меня готовить къ Псковскимъ невзгодамъ… Было уже очень поздно, когда я подошелъ въ хутору какого-то Нмца.
— Куда идешь, добрый человкъ, спросилъ меня работникъ, стоявшій у воротъ.
— Въ Изборскъ, почтенный, отвчалъ я, далеко-ли отсюда до Изборска?
— До Изборьска недалеко, дв версты, сказалъ онъ: да ты не ходи, идти нельзя, — волковъ много, а ночуй у нашего Нмца, у него просторно.
Я обрадовался приглашенію, но совершенно напрасно. Нмецъ на мою просьбу объявилъ, и то смиловавшись, что ‘одну только версту опасно будетъ идти, а тамъ другая верста пойдетъ полемъ, а полемъ — нтъ никакой опасности’.
Когда меня такимъ образомъ успокоивалъ нмецъ, и успокоивалъ очень радушно, а все-таки не пустилъ ночевать, я вспомнилъ про Перовскаго. Въ 1812 году онъ былъ взятъ въ плнъ и его повели во Францію. Дорогой онъ износилъ сапоги, потеръ ноги такъ, что едва могъ идти. Во всей Германіи онъ не могъ выпросить себ сапогъ: вс Нмцы о немъ только сожалли, а сапоги ему были брошены изъ перваго окна — во Франціи.
— Воды можно у васъ попросить? спросилъ я, совершенно успокоенный Нмецкимъ краснорчіемъ.
— Воду кушай, воду кушай!
Напившись, я пошелъ къ Изборску и первую версту прошелъ благополучно, при выход изъ лсу я замтилъ мужиковъ, по крику можно было догадываться, что они шли съ попойки. Не доходя до нихъ нсколько саженъ, я остановился, выкурилъ папироску, а мужики все стояли. Не хотлось съ ними сходиться, а длать было нечего, и я пошелъ къ нимъ.
— Братецъ, постой, братецъ! кричали они мн, когда я поровнялся съ ними.
— Что вамъ надо, братцы? спросилъ я, не подходя близко къ нимъ.
— Да ты не бойся, братецъ! Мы сами хозяева, подойди пожалуста поближе.
— Что же вамъ нужно, братцы? сказалъ я, подойдя къ нимъ.
— Ты въ Изборьскъ идешь, отведи парня до дому.
— Доведи, другъ, кричалъ предлагаемый мн въ товарищи мужикъ, безъ шапки, кафтана и сапогъ.
Онъ былъ пьянъ, другіе же, какъ я замтилъ, были совершенно трезвы.
— Отчего же вы сами не ведете его? спросилъ я опасаясь за пьянаго.
— Да намъ некогда, отвчали т: намъ завтра на работу идти. Видимъ — человкь пьяный, бжитъ, — какъ одного пустить, а мы и не изъ той деревни —
Я взялъ подъ руку пьянаго и привелъ его домой, и на другой день узналъ, что онъ былъ въ гостяхъ у своей сестры, отданной замужъ въ другую деревню, тамъ подгулялъ и вздумалъ идти домой. Зять снялъ съ него все — шапку, кафтанъ и сапоги, и, не могши его уговоритъ остаться ночевать, пустилъ. На дорог напалъ онъ на незнакомыхъ и т повели его домой, а увидавъ меня, сдали мн на руки.
Поутру я пошелъ къ отцу Александру, онъ мн разсказывалъ, что полуврцы иногда постовъ не соблюдаютъ, но что во всемъ прочемъ они очень религіозны. Такъ напримръ: въ церковь ходятъ часто, выстроивъ Изборск три богадльни и каждая изъ нихъ стоитъ отъ 50 до 60 руб. сереб., содержатся он также на счетъ прихожанъ. Въ праздникъ приносятъ священнику 1 или 2 кокоры {Кокора — круглый фунта въ 3—4 хлбъ изъ лучшей домашней муки.}, а въ каждую богадльню по 10. Въ плат священникамъ очень честны, такъ напр., въ праздники кропятъ скотъ святой водой, по обычаю должны платитъ по три копйки съ каждой штуки, и всегда исправно платятъ, никогда не обсчитываютъ въ числ штукъ. Еще показалось мн замчательнымъ: Изборскъ отъ Залсья 12—14 верстъ, а въ Изборск, по-крайней-мр въ приход отца Александра, на сто рожденій — одинъ незаконный.
Пошли мы, посл чаю, гулять на Шумильну гору, изъ которой, на самомъ близкомъ разстояніи одинъ отъ другаго, бьютъ 11 ключей, и у самой горы стоитъ мелыища.
— Мельнику общано: будешь врно молоть — вода будетъ, обмривать станешь — воды не станетъ, сказалъ мн мужикъ, пріхавшій на мельницу: сталъ обмривать, — воды стало меньше.
Воды дйствительно стало меньше: нкоторые ключя пошли другими руслами, мимо пруда.
Потомъ отецъ Александрь показалъ мсто, гд, по народному преданію, находится могила царя Трувора, и разсказалъ, что богомольцы, идущіе въ Печоры, заходятъ въ Изборскій соборъ къ здшней икон Корсунской Богородицы, больные изъ нихъ берутъ камень, накладываютъ на больное мсто и всходятъ на гору противъ Сверной башни.

22 Августа. Псковъ.

Дорога изъ Печоръ до Изборска безлюдна, да не больше народу и на дорог между Изборскомъ и Псковомъ. Въ сторон отъ большой дороги есть деревни, какъ я уже говорилъ, но въ этихъ деревняхъ тоже мало жизни. Я по дорог услыхалъ первую псню, псню Русскую, только за 12 верстъ отъ Пскова, потому-что, думаю, нельзя называть пснью ‘и-го-го! и-го-го!’ что не разъ кричали полуврцы, парни и двки, хавшіе въ ночное. Я ходилъ и по большой дорог и по просёлкамъ — везд одно! Повернулъ къ Талабскому озеру — тоже безлюдье. Проходивъ безъ толку нсколько дней въ этихъ мстахъ, я пришелъ въ Устье къ знакомому уже мн священнику, который былъ такъ добръ, что поврилъ мои наблюденія и сдлалъ мн много очень полезныхъ замтокъ.
— Куда идешь, добрый человкъ? крикнулъ мн догнавшій меня на доброй лошади мужикъ, поровнявшись со мной, когда я отошелъ отъ Пскова версты дв.
— А ты куда дешь? спросилъ я, не отвчая на его вопросъ, да и довольно трудно было мн отвчать, куда иду: я этого и самъ не зналъ.
— Привозилъ изъ Новоржева господъ на чугунку, теперь домой ду, коли по дорог — подвезу, бойко говорилъ мужикъ.
Я прислъ къ нему въ телгу, и онъ началъ скороговоркою говорить:
— Взялъ я, братецъ ты мой, въ Новоржев двухъ господъ, взялъ ихъ довезти до чугунки, до машины, по знакомству только, это, братецъ мой, самъ знаешь: пора рабочая, лошадь дома нужна, возьмешь деньги, самъ не радъ будешь деньгамъ… А по знакомству можно… Съ другихъ не взялъ бы по пяти цлковыхъ, а съ нихъ только по три…
Мн кажется, что онъ и своихъ знакомыхъ господъ не много уважилъ: за 136 верстъ, съ двухъ, на одной лошади, можно и не уваживши взять шесть рублей.
Мы хали по шоссе, которое идетъ изъ Пскова на Петербургско-Варшавскую дорогу, тоже каменную. Псковское шоссе идетъ на пять верстъ до послдней дороги и перпендикулярно въ нее упирается. Я разспрашивалъ многихъ: почему каменную дорогу проложили такъ далеко отъ Пскова? но мн на это никто не могъ сказать ничего. Тмъ боле это странно, что новая чугунка проложена отъ Пскова очень близко, никакъ не дальше версты, и только въ этомъ одномъ мст дороги, и каменная и чугунка, такъ далеко — версты на три слишкомъ — расходятся, въ другихъ же мстахъ он сходятся на нсколько десятковъ саженъ и идутъ параллельно, до самаго г. Острова. Когда мы подъхали къ мосту на р. Терех, я простился съ своимъ спутникомъ и пошелъ къ вновь строющемуся мосту на той же рк, для желзной дороги, саженяхъ въ двадцати отъ стараго.
Дятельность была сильная: рабочихъ было много, одни привозили на тройкахъ огромные камни, другіе тесали камень, третьи копали, возили землю. Я взошелъ на временный деревянный мостъ, подъ который подводили постоянный каменный и разговорился съ рабочими. Отъ нихъ я узналъ, что въ настоящее время рабочимъ плата очень хороша: рабочему 50 к. сер., а мастеру, каменьщику, мене рубля не платятъ. Потолковавъ немного съ рабочими, я пошелъ опять на шоссе: чугункой идти не ловко, а другія артели, какъ мн сказывали, стояли далеко. Пройдя немного по каменк, я перешелъ по каменному мосту рку Многу и мн захотлось пить.
— Дайте пожалуйста напиться, сказалъ я, подходя къ окну избы, стоявшей на самомъ берегу. У окна сидли дв женщины, и, услыхавъ мою просьбу, одна вскочила и пошла, а другая вслдъ ей проговорила:
— Надо бы странному человку квасу испить, да квасу-то нтъ.
— Сама знаю,— послышалось изъ избы: надо бы квасу, да гд возьмешь квасу-то?
Спустя минуту, она вынесла мн на улицу воды…
— Спасибо, матушка, сказалъ я возвращая ей, напившись кружку. Она одной рукой приняла кружку, а другою стала шарить около моей руки — желая всунуть мн что-то въ руку.
— Ты человкъ странный, — торопливо говорила она: теб пригодится, возьми, возьми!
— Спасибо, матушка, — отвчалъ я: мн не надо, лучше кому другому подай.
— И другому подамъ — а ты-то возьми!
Я взялъ у ней пол-копйки серебромъ, и хотлось мн эти деньги сберечь, но не удалось: за Псковскими арестами! Простясь съ ней, я пошелъ дальше.
— Здорово, землячекъ! крикнулъ, догоняя меня, отставной солдатъ:— Куда Богъ несетъ?
— Здравствуй, — отвчалъ я: иду, любезный, къ Острову. Не по дорог ли?
— Почитай до самой Подрзицы по дорог, пойдемъ вмст, закуримъ трубочки, поболтаемъ.
Онъ закурилъ трубку, я папироску, и пошли вмст, болтая кой-о-чемъ.
— Зайдемъ въ будку, землякъ, — сказалъ онъ, когда мы поровнялись съ одной будкой, поставленной для солдатъ, служащихъ на шоссе. Тутъ живутъ знакомые: солдатъ съ женой, зайдемъ, квасомъ напоятъ, а захочемъ, такъ и самоваръ поставятъ.
Мы вошли въ довольно просторную и очень опрятную комнату, перегороженную на дв части. Хозяина-солдата не было дома, и насъ приняла хозяйка, полуобруслая Чухонка, у которой мой спутникъ, поздоровавшись, попросилъ квасу. Хозяйка ту же минуту подняла дверь, сдланную въ комнат въ полу, сходила въ погребъ и принесла намъ большую кружку очень хорошаго квасу.
— Такая бда! заговорила она, когда мы услись, такая бда: сперва торговала квасомъ, яблоками… все-таки нтъ, нтъ… а копйка лишняя набжитъ, а вотъ теперь… не смй торговать — да и полно!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Хозяйка подчивала насъ чаемъ, но мы отказались, простились съ ней, и пошли дальше.
— Она богата, — сказалъ мн дорогою мой товарищъ: мужъ у ней человкь крпкій, а она хозяйка, и огородъ развела, да и торговала по малу… деньги есть. А ни что: люди добрые — Близко Подрзица, расходиться скоро: мн надо влво брать, зайдемъ выпьемъ по шкалику, на разставаньи такъ и быть — поднесу!
Я отказался отъ его угощенія и мы разстались: онъ пошелъ въ кабакъ, а я повернулъ въ Подрзицу, лежащую въ нсколькихъ саженяхъ отъ большой дороги, на самой дорог стояла харчевня, но мн не хотлось въ ней останавливаться.
— Пусти, добрый человкъ, переночевать, сказалъ я хозяину, подходя къ одной изб.
— Эхъ, ты! отвчалъ тотъ: въ плисовой поддевк ходишь, а въ деревню ночевать повернулъ! Ступай въ харчевню, да возьми особую комнату.
Я пошелъ въ другую избу, тоже получилъ отказъ, въ третью я не захотлъ идти, а какъ было еще довольно рано, то пошелъ дальше.
— Помогай Богъ! сказалъ я, подходя къ солдату, который, вмст съ малымъ лтъ двадцати, убиралъ разными камушками сотку, т. е. знакъ на шоссе, который ставятъ черезъ каждыя 100 сажень.
— Спасибо, землякъ, спасибо! отвчали они: вотъ, братъ, сотки убираемъ.
— Много же вы ихъ въ день уберете? спросилъ я.
— Да много: коли не полнишься, отвчалъ солдатъ, такъ въ день-то сотки четыре уберешь. Я не работаю, я такъ, вотъ ему помогаю, прибавилъ онъ указывая на парня.
— Пустая работа, сказалъ парень, совсмъ пустая: работаешь, работаешь, пройдетъ скотина какая, а то человкъ какой, копнетъ ногой, — опять работай! И добро бы большая краса была! —
Стало вечерять, когда я подошелъ къ Суслову. На шоссе выходитъ только одинъ постоялый дворъ или, по-здшнему, харчевня. Въ харчевн меня не пустили ночевать, хотъ я и предлагалъ плату за ночлегъ.
— Ступай, братъ, въ деревню, мы сами нанимаемъ, значитъ — деньги платимъ, отвчалъ мн дворникъ на мою просьбу, врно, не надясь на хорошую плату.
— Пусти, добрый человкъ, переночевать, сказалъ я первому попавшемуся мн мужику.
— Милости просимъ, отвчалъ тотъ, милости просимъ! Пойдемъ въ избу, закусимъ мало, чмъ Богъ послалъ.
Хозяинъ избы, очень благообразный мужикъ, лтъ 38, только-что вернулся съ поля, подойдя къ своему двору, онъ нашелъ у воротъ своего сына, мальчика лтъ двухъ, взялъ его на руки, и мы вошли въ избу.
— Не обезсудь, добрый человкъ, оказалъ онъ: бдность! Я-бъ тебя не такъ угостилъ. Малюха! крикнулъ онъ, обращаясь къ своей дочери, двочк лтъ 14: малюха, накрой-ка столъ, сядемъ, подимъ, вотъ и странный съ нами. Вотъ, братъ, — сказалъ онъ мн: вотъ у меня хозяйка! Сперва была и жена, да Богъ взялъ, хорошіе люди видно и Богу нужны! Осталось четверо дточекъ, да пятая вотъ хозяйка, а тутъ на бду еще выбрали въ десятскіе. — У насъ десятскіе по выбору: выбираютъ на полгода, полгода отслужилъ, выбираютъ другаго —
— Отчего же ты не женишься? спросилъ я у хозяина: этой хозяйк гд же справиться со всмъ домомъ.
— Да видишь ты, отвчалъ онъ: хорошая за меня, видя нашу бдность, не пойдетъ, взять лядащую, какая будетъ хозяйка? Жену взять можно! а хозяйку въ домъ, мать дтямъ — пройди весь свтъ, не отыщешь. Теперь дочк трудно, — да безъ мачихи! Двухъ сынковъ: одному четыре года, другому шесть, — отдалъ въ пастушки, все съ хлба долой, да и малюх моей все легче.
Помолясь Богу, мы съ хозяиномъ сли за столъ, который малюха (т. е. маленькая) подвинула къ окну, она же принесла молока, варенаго картофелю, очень хорошаго хлба, и сама сла съ нами. За ужиномъ разговаривали мало, хозяинъ иногда подчивалъ меня, или просилъ прибавить молока или подвинуть къ нему картофель. Во время ужина я осматривалъ избу. Изба была довольно большая, довольно опрятная и съ поломъ, у самаго входа въ избу налво стояла печь и на загнтк вислъ котелъ, а направо столъ, иконы стояли въ кіот въ углу наискось отъ печи, кіотъ былъ поставленъ на четверть отъ лавки, потому подъ иконами нельзя было ссть, стало-быть и передняго угла не было. Въ четвертомъ углу стояла кровать — къ лавк были придланы еще дв доски. Здшнія избы похожи больше на Чухонскія, съ Новогородскими имютъ он одно сходство: какъ Псковскія, такъ и Новогородскія, ставятъ въ два этажа, хоть часто первый этажъ занимается скотомъ.
Поужинавъ, малюха послала отцу постель: подвинула къ лавк скамью, положила постель — мшокъ набитый сномъ, въ род перины, положила подушку, потомъ и мн, въ качеств страннаго, дала подушку. Мы съ хозяиномъ легли, а молодая хозяйка стала кормить двухъ своихъ маленькихъ братьевъ. Хозяину не спалось, мн тоже, но когда онъ сталъ разсказывать о будущемъ Россіи, не думаю кто бы могъ заснуть. Онъ говорилъ о польз желзныхъ дорогъ, но при этомъ прибавилъ, что настоящій вопросъ, объ улучшеніи крестьянъ, гораздо больше иметъ значенія для насъ. На этотъ вопросъ онъ сперва смотрлъ съ религіозной точки, а потомъ и съ экономической.
— Я человкъ вольный, — говорилъ онъ: мн врать не изъ чего, поврь мн — лучше будетъ, мужикъ на барщин того не сработаетъ, что на себя, да и такъ на барина не сдлаетъ, какъ для себя, и барину будетъ лучше, и мужику совсмъ хорошо. Не вовсе, знать, Господь на насъ прогнвался!
— Эй! кто тутъ?— раздался подъ окномъ голосъ: вставай скорй! — кричалъ кто-то, стуча кнутовищемъ въ окно. Вставай! десять подводъ нарядить надо!
— Ладно! проговорилъ мой хозяинъ: Вотъ видишь, братецъ ты мой: день на работ, а ночь на побгушкахъ, смаялся такъ…..А на горе, — солдаты идутъ вверхъ.—
— Куда вверхъ? спросилъ я.
— А изъ Питера въ Варшаву, пусто ихъ будь! отвчалъ тотъ, лниво одваясь: Вверхъ у насъ называется къ Варшав, а внизъ — къ Питеру….. За чмъ это солдатъ гонятъ туда?—
Я молчалъ.
— А гонятъ много!— бормоталъ хозяинъ: а зачмъ — Господь ихъ знаетъ! сказалъ онъ, выходя изъ избы.
Мн спалось дурно, и я слышалъ, какъ мой хозяинъ передъ свтомъ вернулся домой: онъ, войдя въ избу, потихоньку раздлся, подошелъ къ кровати, на которой спала его дочь съ маленькими братьями, потомъ легъ. Едва стало разсвтать, хозяинъ всталъ и разбудилъ дтей. Дочь пошла доить корову, а сына, мальчишку лтъ 3, отецъ заставилъ подпахать, подместь, полъ.
— Надо къ работ пріучать, — сказалъ онъ мн: съмолоду не привыкнуть работать, подъ старость сть нечего будетъ.
Мы съ хозяиномъ простились, онъ съ дочерью пошелъ на работу въ поле, я на строющуюся чугунку, одни ребятишки остались дома, предложилъ было я хозяину за ночлегъ, денегъ, но тотъ только махнулъ рукой и ушелъ, такъ что я уже посл него вышелъ изъ избы: онъ уже совсмъ собрался, а я еще собирался.
На строющейся чугунк я сталъ бродить между рабочими. Протолкавшись часу до 11-го, я попросилъ у одного пить.
— Да у насъ вода, отвчалъ тотъ мн: ты ступай вонъ туда — тамъ квасомъ напоютъ.
Я пошелъ, куда мн было оказано, и вошелъ въ крытую землянку. Въ ней дв женщины, очень опрятно одтыя, варили въ огромныхъ котлахъ обдъ для рабочихъ, около входа сидлъ какой-то мужикъ. Я у нихъ попросилъ напиться.
— Изволь, родимый, изволь, — сказала одна изъ женщинъ, зачерпнула корцомъ квасу и подала мн, кушай, родненькій!
Квасъ былъ очень хорошъ, и я отъ души сказалъ спасибо, отдавая корецъ и усаживаясь въ землянк.
— Какія вы щеголихи, сказалъ я, обращаясь къ поварихамъ.
— Да нельзя, родимый, отвчала одна: съ насъ спрашиваютъ за это, сами ли въ грязи, кругомъ ли грязь — за все спрашиваютъ.
— Нельзя ли вамъ дать мн щей, я заплачу, что стоитъ, сказалъ я.
— И!… Избави Господи!.. Грошъ возьмешь — бда: прогонятъ. Такъ кушай, сколько хочешь… Да кстати и щи уварились, — говорила женщина, наливъ щей, положивъ большой кусокъ говядины, и подавая мн: У насъ со всхъ достанетъ, не то какъ у другихъ хозяевъ.
— А вы чьихъ?
— А Гладина — купца. Купецъ Гладинъ есть въ Питер, тамъ онъ подрядъ снялъ выставлять рабочихъ на дорогу.
Первый разъ мн случилось сть у рабочихъ такія щи, хоть бы въ любомъ московскомъ трактир подали вамъ такихъ, вы бы не обидлись. Пообдавъ, я пошелъ къ другой артели, которая уже обдала.
— Хлбъ да соль, братцы! сказалъ я подходя къ нимъ.
— Милости просимъ хлба-соли кушать, отвчали мн подвигаясь, чтобъ дать мн мсто.
— Гладинскіе работники лучше дятъ, сказалъ я, хлбнувъ кашицы безъ говядины и даже безъ масла.
— Гладинъ хорошо кормитъ рабочихъ не съ проста, — отвчалъ мн одинъ: сытый работникъ вдвое противъ голоднаго работаетъ, кормитъ хорошо, разсчитываетъ хорошо, ну всякому и хочется попасть къ нему, у него что ни лучшіе работники, — плутуетъ, значитъ.
— Да какъ же плутуетъ?— спросилъ я озадаченный такимъ заключеніемъ: платитъ хорошо, кормитъ хорошо: значитъ на правду дло ведетъ.
— Да такъ-то оно, такъ!…
— Гладинскаго хлба много даромъ дятъ, — прибавилъ другой: кто хошь приходи, квасу, хлба, а то и щей — дадутъ.
Рабочіе легли отдыхать, а я пошелъ по чугунк въ поле. Погода была не совсмъ хороша, но мн не хотлось идти въ какую-нибудь деревню и я прислъ около чугунки. Здсь мста большею частію болотистыя, а какіе-то прохожіе развели огонь, — полнились затушить, болото и загорлось, на сажень кругомъ, то въ томъ, то въ другомъ мст, вспыхивалъ огонекъ, невдалек пастушки, дв двочки, одной лтъ 13, другой около 12, пасли стадо. Меньшая пробжала мимо меня, догоняя свинью.
— Передъ дождемъ не удержишь свинью въ стад, — сказала она мн, вернувъ свинью: чуетъ дождь — бжитъ домой.
— Что же вы не гасите болото? спросилъ я ее.
— На той недл будемъ гасить, отвчала она: а то выгоритъ болото, скотъ пасти негд будетъ.
Просидвъ до сумерокъ, я пошелъ на каменную дорогу и вошелъ въ первую харчевню: на Варшавско-Петербургской каменной дорог я не видалъ ни одной деревни: одн харчевни стоятъ уединенно, изрдка къ харчевн (т. е. постоялому двору) присосдился кабакъ или конторка, какъ здсь называютъ волостныя правленія и сельскія расправы.
— Ступай направо! сказала хозяйка, когда я спросилъ у ней, можно ли ночевать. Можно, отчего жъ нельзя?!
Въ той же корчм пристали и солдаты, которые вели арестантовъ: одинъ арестантъ сильно натеръ ногу и не могъ дойти до этапной станціи. Хозяйка, слпая старуха, послала всмъ постели, и арестантамъ и солдатамъ, она очень хлопотала, чтобъ расковать арестантовъ, но солдаты, не смотря ни на предложенныя постели, ни безденежный ужинъ, не ршились исполнить ея просьбы. На другой день я пошелъ въ Псковъ, зашелъ на почту справиться — нтъ ли ко мн писемъ, и ушелъ въ Любятово, гд пообдалъ и купилъ серебряную копйку, найденную въ этотъ же день на томъ мст, гд стоялъ Грозный, когда шелъ громить Псковъ. Часа въ 4 посл обда я былъ на Псковской станціи желзной дороги, гд просидлъ до 8 часовъ. Взялъ билетъ, слъ въ вагонъ…. Дальнйшія происшествія считаю излишнимъ повторять.
Якушкин Павел Иванович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Из Новгородской губернии, Якушкин Павел Иванович, Год: 1859
  2. Из Астраханской губернии, Якушкин Павел Иванович, Год: 1870
  3. Из Черниговской губернии, Якушкин Павел Иванович, Год: 1861
  4. Из Курской губернии, Якушкин Павел Иванович, Год: 1861
  5. Мои странствования по Монголии, Ровинский Павел Аполлонович, Год: 1874
  6. Месяц плена у коканцов, Северцов Николай Алексеевич, Год: 1860
  7. О завоевании камчатской землицы, о бывших в разные времена от иноземцов изменах и о бунтах служивых людей, Крашенинников Степан Петрович, Год: 1755
  8. Европейский восток, Марков Евгений Львович, Год: 1886
Электронная библиотека