Хороший заработок
Хороший заработок
Хороший заработок, Франко Иван Яковлевич, Год: 1903
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Иван Франко
Оригинал здесь: Всё про Лесю Украинку.
Я человек бедный. Земли у меня нет ни пяди, всего-навсего одна избенка, да и та старая. А тут жена, двое деток, дай им бог здоровье, надо как-нибудь прожить, как-нибудь перебиваться. Два мальчика у меня — один четырнадцати, другой двенадцати лет — служат пастухами у добрых людей, за это получают харчи и кое-какую одежонку. А жена прядет, тоже малость зарабатывает. Ну, а я старик, что я могу заработать? Вот разве пойду время от времени в соседний вырубленный лесок, нарежу березовых прутьев да и вяжу метелки всю неделю, а в понедельник берем мы с женой по вязанке веничков на плечи и тащим на базар в Дрогобыч. Не бог знает какой заработок, по три, по четыре крейцера от метлы, да еще помещику платим за прутья, ну, так много ли останется? Да делать нечего, надо зарабатывать, надо как-нибудь перебиваться с хлеба на квас.
Да и какая наша жизнь? Картошка да борщ, иногда каша какая-нибудь да хлебец, какой попадется: ржаной, так ржаной, а то ячменный или овсяный — и за то благодарим бога. Еще летом полгоря. Все-таки заработаешь что-нибудь у богатея: там за роями на пчельнике присмотришь, там сад постережешь, там сено или снопы убрать поможешь, а не случится этого, так пойдешь к ручью с сеткой, поймаешь какую-нибудь рыбку или утречком за грибами в лес отправишься, — ну, а зимой ничего этого нет. Что дадут люди за работу летом, тем и кормимся, а частенько и в кулак трубим с голоду. Известное дело, бедняки-‘халупники’ !
Ну, вот видите. А еще нашелся добрый человек, что в нашему богатству позавидовал! Слишком, дескать, много у тебя, дед, добра, жирно, мол, будет, избалуешься! Так вот же тебе! Да и задал такого, что господи твоя воля!
Послушайте, как это было.
Иду я как-то раз по городу, метлы связанные на палке за спиной у меня, иду и смотрю по сторонам, не машет ли кто-нибудь мне рукой или не зовет ли еврейка: ‘Человек, человек, почем метлы?’ А тут народу вокруг гибель — вестимо, базарный день. Оглядываюсь это я, вдруг вижу, идет позади господчик, горбатый, головастый, как сова, а глаза серые да злые, словно жабьи. Идет и все на меня поглядывает. Я остановился, думаю, не надо ли ему меня, а он ничего, остановился тоже и смотрит себе в другую сторону, ровно ему дела до меня нет. Иду я дальше, он опять за мной. Мне что-то жутко стало. Будь ты неладен, думаю, — что это такое? Как вдруг еврейка кричит:
— Человек, человек, почем метлы?
— По пять, — говорю.
— Ну, как это по пять? Возьмите три!
— Давай четыре.
— Нет, три.
— Нет, четыре.
Сторговались мы за три крейцера с половиной. Я свою вязанку с плеч долой, развязываю себе преспокойно, даю еврейке метлу, — вдруг горбатый господин тут как тут.
— Почем продаете метелки? — спрашивает меня.
— По пять крейцеров, милый барин, — говорю, — купите, хорошие метлы.
Он взял одну, попробовал…
— Да, да, — говорит, — грех что сказать, метлы хорошие. А вы откуда?
— Из Манастырца.
— Да, да, из Манастырца. А вы часто метелки продаете?
— Нет, не часто. Так вот, раз в неделю, по понедельникам.
— Так, так, по понедельникам! А много вы так каждый понедельник продаете?
— Да как случится, милый барин, иногда и я, и жена продадим все, что принесем, а иногда и не продадим.
— Гм, так вы и с женой. Значит, вы оба по такой связке приносите?
— Да это, ваше благородие, смотря как требуется. Летом их меньше продается, так я и делаю меньше. А осенью да зимой, так этого товара больше идет.
— Да, да, разумеется. Я, вот видите ли, поставщик императорских магазинов, так мне бы нужно таких метелок много, этак сотню. Вы бы могли к следующей неделе сделать для меня сотню метелок?
Я немного подумал, да и говорю: — Отчего же, сделаю. А куда вашей милости доставить?
— Вот сюда, — сказал господин и указал на один дом, — но помните же, принесите. Я вам сейчас и заплачу. А почем, говорите, штука?
— Да уж, если вашей милости угодно оптом брать, так я уступлю дешевле, по четыре.
— Нет, нет, нет, не надо, не уступайте! Я заплачу и по пять!
— Дай бог вам здоровья, хороший мой барин!
— Ну, ладно, прощайте! Так помните же, через неделю приходите!
С этими словами господин пошел себе, прихрамывая, куда-то дальше, а я остался. — Вот так, думаю, славный-то барин, даже уступать не велел, а ведь экую уйму метел заказал! Ведь это целая пятишница будет, господи! А я то, прости господи мое прегрешение, уже и злое помышление о нем стал иметь, когда он этак за мной следил. Ну, дай ему господи долго жить! Хоть раз да попался и мне хороший заработок!
Бросился я скорей за своей старухой. Уж там продали мы, нет ли, весь свой товар, купили скорей соли, спичек, чего там еще надо было, да и домой. Говорю я старухе, что вот, мол, так и так, хороший заработок случился, хватит, дескать, теперь и на подати да еще и ей на зиму обновка будет. Она тоже обрадовалась.
— Надо будет, говорит, приняться за работу нам обоим, а то ты один за неделю не справишься с работой. Так я уже свое отложу.
Хорошо. Вот так-то калякая, торопились мы домой, чуть не бегом, чтобы, видите ли, времени не тратить.
В тот же день бросились мы оба к работе, словно к горячим щам. Прутьев натащили целую скирду — совсем фабрика в избе! Я ветки обламываю, она листья обдергивает, даже кожу на ладонях ссадила, а я потом толстые концы ножиком обрезываю, складываю, вяжу, палки строгаю — кипит работа! Подошло дело к воскресенью, ан сотня метел уж и готова и в связки по двадцать пять штук связана. Так оно и прилажено, чтобы каждый из нас мог взять по две такие связки, как сумы переметные, на плечи: ужевка через плечо, одна связка на груди, а другая на ‘пине висит. Берем мы это в понедельник по дубине в руки, связки на плечи — и марш в город! Жарища такая, что упаси царица небесная! Пот градом валит, в горле пересохло, да делать нечего! Уж коли заработок, так заработок.
Приходим в город, все евреи на нас глаза вытаращили. Не видывали, знать, чтобы кто-нибудь такие огромные связки нес.
— Послушайте, дядя, — насмехаются надо мной, — кому вы лошадей продали, что сами подводу с прутьями тащите?
— Дядя, а дядя! — кричат другие. — У кого это вы березовый лесок купили? Это вы с бабой лесок-березнячок продавать принесли? А что возьмете за березнячок?
А мы ни слова. Еле дышим, а идем, как только глаза не лопнут. Наконец, с божией помощью, доползли до того дома, где барин ждать его приказал. Пришли мы, остановились у крыльца да бац связки оземь, а сами как мертвые попадали на эти связки, да и сопим, высунув языки. Ждем-пождем, как вдруг скрипнуло окошко, выглянул наш баринок.
— А, — говорит, — это вы, мужичок.
— Точно так, ваша милость, это я с метлами.
— Хорошо, хорошо, я сейчас к вам выйду.
Запер он окно. Ждем мы. Много погодя — пришел.
— Ну, что же вы, принесли метелки?
— Точно так, ваша милость, сотню, как приказать изволили.
— А, вот как, это хорошо. Только знаете ли что, мне их теперь не надо, возьмите себе, пусть еще у вас побудут до некоторого времени, а то и продать можете… А когда мне будет нужно, я вам дам знать. А теперь вот возьмите эту записку, покажите ее войту, так он уж вам скажет, что надо делать.
— Hy, как же это? — говорю я. — Ваша милость заказали, а теперь и не берете?
— Нет, не беру, — говорит он таково ласково, — потому что мне теперь не надо. Но вы не бойтесь, я вас не забуду. Вот вам записка, возьмите!
— Да на что мне ваша записка? Что я с ней сделаю?
— Возьмите, возьмите, — говорит он, — а впрочем, не хотите, воля вдша. А теперь подите с богом.
Я уже, правду сказать, собирался распустить яаык против него, но он повернулся да и шасть назад в дом. Мы остались точно холодней водой окаченные. А потом, нечего делать, забрали метлы и пошли на базар, чтобы хоть немного распродать.
Как вдруг, так через неделю, зовет меня войт. Что за беда? — думаю. Прихожу, а войт смеется, да и говорит:
— Ну, дед Панько (меня все зовут дедом, хотя я еще не так стар), вот тебе благовестник!
— Какой такой благовестник? — спрашиваю, а сам диву дался.
— А вот какой, погляди ! — да и вынул бумагу, ту самую, что намедни барин мне давал, развернул ее и стал читать что-то такое, из чего я как есть ничего не понял, кроме своего собственного имени.
— Ну, что же тут такое сказано? — спрашиваю.
— Сказано, дед, что ты большой богатей, по сто метел каждую неделю продаешь, деньги лопатой гребешь, вот и велено поставить тебе эту пьявку.
— Какую пьявку? — спрашиваю, а сам ушам своим не верю.
— Листочек, братец.
— Листочек? Какой такой листочек? Для кого?
— Эх, дед! Не притворяйся глухим, пока впрямь не оглох! Конечно, не для меня, а для тебя! Таков лист прислали, что ты должен платить кроме домашнего еще ремесленный налог по пять гульденов в год.
— Пять гульденов в год? Господи! Да за что же это?
— За метлы! Слышь, господин податной комиссар подал на тебя бумагу, говорит, ты по сто метел в неделю продаешь.
Я стал, как тот святой Симеон Столпник, что, говорят, пятьдесят лет столпом стоял. Словно я дурману наелся.
— Господин войт, — говорю ему наконец, — я не стану платить.
— Обязан!
— Нет, так-таки и не стану. Что вы со мной сделаете? Голому нечего за пазуху спрятать! Ведь вы сами знаете, что я на метлах за весь год едва пять гульденов заработаю.
— Да мне что знать? Господину комиссару лучше известно! — говорит войт. — Мое дело подать получать, а не хочешь платить, так я экзекутора пришлю.
— Эка беда! хоть сейчас присылайте! У меня экзекутор скорей издохнет, чем что-нибудь найдет.
— Ну, так продадим избу и огород, а вас на все четыре стороны. Цесарская казна должна свое получить!
Я так и ахнул как подстреленный.
— А видишь, — говорит войт, — ну, что, будешь платить?
— Буду, — говорю, а сам себе на уме.
Прошло три года. Я не платил ни крейцера. Когда приходила экзекуция, так мы с бабой прятались в ракитник, словно от орды, а избу запирали. Вот экзекуторы придут, постучат, побранятся, да и прочь уйдут. Два раза хотели силой вломиться в избу, да оба раза добрые люди упросили. Только на четвертый год сорвалось. Ни просьбы, ни слезы не помогли. Недоимки за мной набралось что-то гульденов на двадцать. Приказ был из города сейчас же внести деньги, а иначе описать избу. Я уже и не прятался никуда, вижу, не поможет. Ну, и что же? Назначили продажу, оценили мое добро в круглых двадцать гульденов. Подошел тот день, забарабанили, вызывают покупателей… ‘Кто даст больше?’ — какое, никто и двадцати не дает. Десять… двенадцать… едва-едва до пятнадцати дотянули, да и продали. А я в хохот да и говорю войту:
— Вот видите, как я вас поддел? Разве я вам не говорил, что с голого нечего содрать?
А войт мне на это: — Чтоб тебя, дед, чёрт забрал, какую ты штуку выдумал!
Избу нашу купил кабатчик на свиной хлев, а мы с бабой, как видите, в углах живем. Живем себе по-старому, пока бог грехам терпит. Она прядет, мальчики пасут людям скот, а я метлы вяжу, вот так себе перебиваемся и без бумажки.
Впервые: И. Франко. Хороший заработок. Перевод Л. Украинки. Издание товарищества ‘Донская речь’, Ростов-на-Дону, 1903, No 38.