Ив. Франко.
Ив. Франко.
ВЪ ПОТ ЛИЦА.
ВЪ ПОТ ЛИЦА.
ОЧЕРКИ ИЗЪ ЖИЗНИ РАБОЧАГО ЛЮДА.
ПЕРЕВОДЪ
О. Рувимовой и Р. Ольгина.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Изданіе М. Д. Орховъ.
ДОМАШНІЙ ПРОМЫСЕЛЪ.
ДОМАШНІЙ ПРОМЫСЕЛЪ.
Разсказъ.
Домашний промысел, Франко Иван Яковлевич, Год: 1887
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Вычиталъ я въ газетахъ — я, вдь, немного грамотенъ — что Богъ далъ нашему краю такого хорошаго маршалка, который говоритъ: ‘вс силы положу, чтобъ только домашній промыселъ въ Галиціи поддержать. Пусть все падаетъ все пропадаетъ, а домашній промыселъ долженъ подняться’. Читалъ я также, что нашъ домашній промыселъ очень хвалятъ такіе большіе господа, какъ графъ Дидушицкій, панъ Вержбицкій и другіе, что они за большія деньги скупаютъ гуцульскіе черепки, тряпье да деревянныя издлія, — и не только выставляютъ ихъ на показъ всему міру, но еще велятъ срисовывать ихъ и книжки о нихъ пишутъ. Ну, думаю себ, слава теб Господи! Можетъ, хоть разъ и въ наше окно заглянетъ солнце. Авось и мн улыбнется судьба. А нужно вамъ знать, что хотя я человкъ и зажиточный и хозяинъ съ землей, но иногда и домашнимъ промысломъ занимаюсь. Правда, промыселъ по Богъ всть какой: выдлываю изъ дерева ложки, корыта, кропила… Это ужъ у насъ въ роду держится, отъ дда и прадда идетъ. У насъ споконъ вку свой лсокъ все березы, липы, клены да ясени — и такое ужъ у насъ положеніе, что сколько кто въ семь срубитъ старыхъ деревьевъ, долженъ вдвое больше молодыхъ посадить. А среднихъ деревьевъ совсмъ не рубимъ.
Повторяю, промыселъ не Богъ всть какой. Срублю три старыхъ дерева, матеріалу хватитъ на годъ, а то и на два. Работаю, большей частью, на заказъ, а на продажу разв когда въ годъ разъ вывезу остатки, что люди прямо въ хат не разберутъ. Еще разв кропила два раза въ годъ везу въ Кальварію на храмовой праздникъ да въ Самборъ на праздникъ Богородицы, да въ Дрогобычъ на святую Тройцу. А на ярмаркахъ ложекъ моихъ нигд не увидите. За ложками ко мн приходятъ изъ дальнихъ деревень — и, что изготовлю,— тотчасъ расхватаютъ. Не буду хвалиться, но скажу только то, что говорятъ люди: лучше моихъ ложекъ нтъ — и легки, и удобны, и прочны. Не знаю, извстно-ли вамъ, что у насъ по селамъ каждый ложкарь иметъ свою особую манеру, свою форму ложекъ: одинъ длаетъ такія неуклюжія, какъ лопата, другой такія изогнутыя, что, когда шь, то все норовишь у самаго рта разлить, а иной опять и красиво длаетъ, за то какъ-то такъ дерево изржетъ, что пусть только ложка побудетъ немного на солнц, или просто въ кухонной жар — сейчасъ трескается. Какъ-будто и не велика штука деревянную ложку сдлать, а все-таки нужно имть способность, знать толкъ въ матеріал, умть его, какъ слдуетъ, порзать, умть высушить, ну, и соотвтственную пропорцію при самой работ соблюсти. И не изъ каждаго дерева хорошая выдлка будетъ — нужно и дерево подобрать.
У меня, говорю, еще отъ дда-прадда этотъ промыселъ ведется. Когда я съ своимъ старшимъ сыномъ сяду ложки выдлывать, то въ нашей хат настоящая ярмарка. Молніей всть по селамъ разлетится: Яць Яремышынъ слъ ложки длать! И сейчасъ на другой день начинается наплывъ людей и раньше всего изъ своего села. Для этихъ — первое мсто и боле дешевая цна — такое ужъ издавна между нами соглашеніе, и это, видите, за то, что мн мой лсокъ щадятъ. Въ казенномъ или въ помщичьемъ крадутъ, сколько кто можетъ захватить, а въ моемъ прутика не тронутъ, хоть онъ тутъ подъ носомъ. Ну, давній обычай, — и вс мы ужъ его держимся. А пока своихъ удовлетворю, гляди — и изъ другихъ селъ, какъ за святой водой, ждутъ своей очереди.— Для меня, кумъ, копу! {60 штукъ.} — А для меня полкопы!— А для меня пополамъ съ Олексою копу!— Запишу всхъ, скажу, когда будутъ готовы — они и уходятъ себ. Но ужъ кто приходитъ издалека, изъ-за Днстра, изъ Доловъ, тхъ нельзя ни съ чмъ вырядить: ждутъ, пока не сдлаю столько, сколько имъ нужно. Иногда по пяти и по десяти человкъ ночуетъ у меня, то подъ сараемъ, то на гумн въ риг. А вечеромъ, понятно, нужно угостить людей, чмъ Богъ далъ. Мы съ сыномъ работаемъ на бочарскомъ верстак, каганецъ {Плошка.}, бывало, горитъ, а чужіе люди размстятся на скамь, разговариваютъ, разсказываютъ, какъ имъ живется, что у нихъ новаго, и каждый при этомъ слдитъ глазами за моей работой, — скоро-ли дойдетъ его очередь.
Таковъ-то былъ нашъ домашній промыселъ съ давнихъ поръ, съ тхъ поръ какъ люди о немъ помнятъ. Выгоды отъ него не много, потому что цна ложк — пустякъ, а возни около нея не мало,— ну, да лишь бы человкъ съ людьми жилъ, встрчался, имлъ знакомыхъ, имлъ почетъ по чужимъ селамъ, гд только ни покажется,— ну, и но безъ того, чтобы временами кое-что и въ хозяйство не перепадало.
Такъ вотъ, прочитавъ, что тамъ во Львов выбранъ такой хорошій маршалокъ, что хочетъ взять на себя покровительство домашнему промыслу, я даже Бога поблагодарилъ на радостяхъ. Правда, я не могъ понять того, какимъ способомъ хочетъ маршалокъ поднять этотъ промыселъ, но меня обрадовало ужъ одно только доброе желаніе. Ужъ, думаю, такой умный и знатный человкъ найдетъ такіе способы, какіе намъ, простымъ мужикамъ, и не снились. А на первый разъ и то хорошо, что обратилъ на насъ вниманіе, поможетъ — не поможетъ, а хоть защититъ насъ отъ евреевъ, которые нсколькихъ знакомыхъ мн ложкарей такъ хитро забрали въ свои руки, что бдняги днями и ночами всей хатой сидятъ и длаютъ ложки для евреевъ по десяти крейцеровъ отъ копы. Матеріалъ еврейскій, это такъ, но за работу такой бдняга получаетъ такъ мало, что можетъ жить только въ тяжелой нужд. Пробовали евреи и до меня добраться, да не удалось: у меня своя земля и свой матеріалъ, да и не таковъ я, чтобъ меня поддть. Давали даже денегъ взаймы и въ участники напрашивались. ‘Давайте, говорятъ, сообща устроимъ фабрику деревянныхъ издлій’. И этимъ меня не взяли. ‘Оставьте меня въ поко, — сказалъ я имъ, — ищите себ своихъ еврейскихъ участниковъ, а я буду по-старому свою работу длать. Съ этого времени начали подкапываться подъ меня. Подбили податнаго комиссара обложить меня промысловымъ налогомъ. Но комиссаръ былъ честный человкъ — евреямъ на слово не поврилъ, захалъ ко мн, осмотрлъ мои инструменты, мой лсокъ, мой складъ сухого дерева, опросилъ людей, и, убдившись, что я занимаюсь работой только въ свободныя отъ хозяйства минуты и въ малыхъ размрахъ, оставилъ меня въ поко, а евреевъ отправилъ ни съ чмъ.— Должно быть маршалокъ прежде всего позаботится о томъ, чтобъ защитить нашъ домашній промыселъ отъ такихъ непрошенныхъ опекуновъ, — подумалъ я, когда прочиталъ о пріятномъ для насъ желаніи маршалка.— Го, го,— говорю я, обрадованный, всмъ знакомымъ,— а увидите,— авось и изъ нашего Подгорья на всю Галицію свтъ разольется! Вдь, маршалокъ нашъ близкій сосдъ — изъ Стараго города! Смло могу сказать, что мои и моего отца ложки выкормили его. Старогородскіе вс споконъ вку только у насъ ложки покупаютъ. И ужъ вн всякаго сомннія, что въ нашихъ корытахъ его ребенкомъ купали и нашимъ кропиломъ кропили! Ну, такъ и не удивительно, что вспомнилъ о насъ теперь, когда сдлался такимъ паномъ. Подождите только, какую это онъ для насъ помощь придумаетъ!
А люди слушаютъ эти рчи — и сами радуются.
— Ну, что-жъ, дай Богъ, чтобъ изъ нашего простого сословія произошла для всего края польза.
Нашелся въ сел одинъ только ома неврный, такъ даже и звался омой Губатымъ.
— Э, говоритъ, кумъ Яцю, до сихъ поръ вамъ нечего жаловаться на свою судьбу, а на панскую помощь не надйтесь! Я пановъ не осуждаю, но говорю вамъ, какъ старикъ: какъ-то никогда панская милость крестьянину впрокъ не идетъ. Но даромъ старики и пословицу сложили: не мряй своего носа съ панами, потому что если твой будетъ длинне, то его теб обржутъ, а если будетъ короче, то теб же натянутъ. Панская милость на быстромъ кон здитъ.
— Я этого, кумъ ома, не отрицаю — сказалъ я,— и всякой панской ласк не поддаюсь, но думаю, что если людямъ будетъ лучше, то и мн лучше будетъ, и что, вроятно, маршалокъ словъ на втеръ не бросаетъ.
Такъ-то мы разговариваемъ о томъ, о семъ, какъ вдругъ приходитъ новый номеръ газеты, которую мы сообща съ кумомъ дьячкомъ выписываемъ. Написано тамъ что-то длинно и пространно о какихъ-то ‘принудительныхъ корпораціяхъ’. Что за чортъ! Читаю я, читаю, сначала ровно ничего не понимаю, а потомъ, смекаю что это о цехахъ рчь. Старые цехи должны быть обновлены, — изъ самой Вны приказъ пришелъ. Э, думаю себ, это не про насъ писано. Цехи — для городовъ, для ремесленниковъ, а у насъ по селамъ съ тхъ поръ, какъ свтъ стоитъ, никакихъ цеховъ не бывало и не будетъ.
Это было приблизительно на маслениц зимою, а такъ около средины поста беремся мы съ сыномъ за ложки. Работаемъ день работаемъ другой, третій, народу собирается съ каждымъ разомъ все больше, разговариваемъ.. Какъ вдругъ является жандармъ.
— Добрый день!
— Добрый день!
— Дай, Боже, счастья!…
— Дай, Боже! Спасибо за доброе слово.
Слъ онъ на скамь у окна, смотритъ на нашу работу, а потомъ говоритъ:
— А что это у васъ, хозяинъ, столько людей’!
— Да такъ, за ложками пришли.
— Такъ вы ложки изготовляете’!
— Да, длаю, временами, какъ кто закажетъ.
Взялъ онъ одну готовую ложку, осмотрлъ.— Хорошая работа,— говоритъ.— А гд вы научились этому ремеслу’!
— Нигд. Это у насъ въ роду, отъ отца къ сыну переходитъ.
— А, такъ! А есть у васъ ремесленное свидтельство?
Я уставился въ вето, извините за выраженіе, какъ теленокъ на новыя ворота.
— И чего вы такъ уставились на меня?— говоритъ жандармъ, усмхаясь.— Разв не понимаете меня, что-ли?
— Да, впрямь, не понимаю,— отвтилъ я.
— Какъ-такъ? Разв-жъ вы не знаете, что вышелъ такой законъ, чтобы никто не смлъ заниматься никакимъ ремесломъ, если отъ своего цеха не иметъ свидтельства?
Я былъ пораженъ этой рчью.
— Ремесломъ?..— пробормоталъ я.— А разв-жъ это ремесло?
— А что же такое?
— Э… Это домашній промыселъ.
— Ха, ха, ха!— разсмялся жандармъ.
— Хорошъ домашній промыселъ, если вы товаръ, на продажу изготовляете. Если-бъ вы только для своего дома работали, то это былъ-бы домашній промыселъ, а у васъ ремесло.
— Но какъ-же я могу изъ цеха брать свидтельство, если я къ цеху не принадлежу?
— Это ничего не значитъ. Когда убдятся, что вы знаете дло, то вамъ дадутъ свидтельство. А пока у васъ такого свидтельства нтъ, то и работать на другихъ не имете права.
Съ этими словами жандармъ ушелъ, оставляя насъ словно ошпаренными.
Что тутъ длать? Запрягаю лошадей, ду въ городъ, а сына оставляю при работ: нельзя-же столько чужихъ людей ни съ чмъ отправить. Беру съ собой на всякій случай нсколько гульденовъ! Ужъ по дорог приходитъ мн въ голову: ба, къ какому это цеху я могъ-бы принадлежать? Какой мастеръ можетъ мн выдать свидтельство о моемъ знаніи, если въ город ни одинъ ремесленникъ выдлкой ложекъ и кропилъ не занимается? Га, что длать, размышляю я, нужно будетъ пойти ко всмъ, кто только занимается обработкой дерева, можетъ быть, кто-нибудь изъ нихъ дастъ мн это проклятое свидтельство.
Пріхалъ я въ городъ, иду раньше всего къ знакомому колеснику. Разсказываю ему все дло: такъ и такъ, гд тутъ искать совта? Тотъ сначала разсмялся, а потомъ, когда я разъяснилъ ему, что въ нашихъ селахъ жандармы не шутятъ, задумался.
— Что-жъ,— говоритъ онъ,— если такъ, то нужно что-нибудь придумать. Знаете, у насъ есть только два цеха, которые занимаются работами изъ дерева: колесники и столяры. У насъ есть тутъ одинъ плотникъ — такъ онъ присталъ къ столярамъ, и одинъ бочаръ — этотъ въ колесный цехъ включенъ. А куда-бы васъ приплести, ужъ совсмъ не знаю. Пойдемъ — я пойду съ віми — раньте всего къ нашему цехмейстру, поговоримъ съ нимъ, а если съ нимъ ничего нельзя будетъ сдлать, то пойдемъ къ столярному.
— О, вамъ Богъ заплатитъ за вашу услугу!— сказалъ я.
Мы пошли. Цехмейстеръ колесниковъ сморщилъ лобъ, зашевелилъ усами, когда я разсказалъ ему свое дло.
— Выдлка ложекъ насъ не касается,— отвтилъ онъ коротко.
— А кого-же касается?— спрашиваю его.
— Почемъ я знаю? Это ужъ ваше дло, не мое.
Ушли мы, идемъ къ столярному цехмейстеру. Этотъ лакировалъ какой-то столъ и весь былъ измазанъ терпентиномъ. Онъ попросилъ насъ ссть на какихъ-то доскахъ, самъ оперся о столъ и позвалъ мальчика, чтобъ тотъ сухими руками далъ ему понюхать табаку, Чихнулъ раза три и, выслушавъ мою просьбу, крикнулъ:
— Тьфу, къ бсу! А какъ-же я вамъ дамъ свидтельство, что вы умете выдлывать ложки, если я самъ въ этой работ ничего не смыслю? Посмотрите, у меня у самого ложки купленныя.
— А куда-жъ бы обратиться за. такимъ свидтельствомъ?
— Не знаю, мой милый. Лучше всего пойти въ староство, тамъ вамъ ужъ разъяснятъ.
Что-жъ, домаю себ, въ староство такъ въ староство. И впрямь въ этомъ есть смыслъ. У насъ во всякомъ дл самое лучшее обратиться въ староство. Будь-то налогъ, заразная болзнь, дло церковное, пожаръ, школа, дорога или мостъ, жалоба на войта — со всмъ или въ староство, какъ въ свой домъ.
Простившись съ моимъ знакомымъ колесникомъ, я отправляюсь, но только что я очутился на рынк, направляюсь къ ратуш (староство въ ратуш), какъ тутъ мой колесникъ дернулъ меня за полу.
— Слушайте, хозяинъ, — говоритъ онъ, — а вы при своей работ употребляете токарный станокъ?
— Нтъ, не употребляю.
— А какіе-же инструменты употребляете?
— Да какіе-жъ? Кром топора и пилки, разв стругъ, рзецъ да ножъ бочарный.
— Ну, такъ-бы и говорили!— воскликнулъ онъ радостно.— Въ такомъ случа васъ, очевидно, нужно приписать къ бочарамъ. А такъ какъ у насъ отдльнаго бочарскаго цеха нтъ, а единственный здшній бочаръ принадлежитъ къ нашему цеху — такъ и вамъ придется къ намъ вступить.
— Богъ-бы вашими устами говорилъ, господинъ цехмейстеръ!— воскликнулъ я, обрадовавшись сдуру.— Значитъ, я смогу у васъ достать эту несчастную бумагу?
— Ну, это еще увидимъ. Порядокъ требуетъ, чтобы цеховой бумаги не выдавать никому, кто у цеховаго мастера не проработалъ извстнаго срока.
— Побойтесь Бога,— вскрикнулъ я,— господинъ цехмейстеръ! Не прикажете-жъ вы мн идти теперь въ ученики къ колеснику, или къ бочару учиться выдлывать ложки, если и такъ никакой колесникъ, ни бочаръ ихъ изготовлять не уметъ?
— Ну, ну,— сказалъ цехмейстеръ, улыбаясь,— этого я вамъ не говорю, но цеховыя правила вы должны исполнить.
— Какія-жъ это правила?
— Пробную работу сдлать — это первое дло.
— Пробную работу? Какую-же я вамъ пробную работу сдлаю?
— А что? Каждому цеховому по полдюжины ложекъ, а мн дв дюжины — вотъ вамъ и пробная работа будетъ.
— Ну, это бы еще можно.
— Но это еще не все. Нужно дать за приписку пять гульденовъ, на цеховое освщеніе другіе пять, ну, а за то. что я вамъ безъ обученія у мастера бумагу выдамъ, вы должны выложить сорокъ гульденовъ и. наконецъ, разумется, угощеніе для цеховыхъ братьевъ, только въ такомъ случа я выдамъ вамъ бумагу, съ нею пойдете въ податное присутствіе, получите промысловое свидтельство, съ свидтельствомъ объявитесь ко мн — и я вносу васъ въ списокъ цеховыхъ мастеровъ…
И выкладывалъ онъ это такъ спокойно и разсудительно, словнобы уже приводилъ въ порядокъ на столъ угощеніе для цеховыхъ братьевъ. Злость меня взяла, не дослушалъ я его розсказней.
— Будьте здоровы, господинъ цехмейстеръ!— крикнулъ я.
— Ну, что-жъ это, куда вы?
— Домой.
— Ну, а цеховая бумага?
— Спасибо, ужъ не надобно.
— Почему?
— Потому что отнын бросаю весь свой промыселъ. Знаете, господинъ цехмейстеръ, всего того, что вы мн тутъ насчитали платить, я и за десять лтъ не заработаю, не считая уже своего матеріала. Спрячьте себ свою бумагу и свою цеховую честь! Обойдется цыганская свадьба безъ пирожнаго {Поговорка.}.
И я пошелъ, надвинувъ шапку на уши, чтобы не слышать, какъ звалъ меня вдогонку цехмейстеръ.
Пріхавъ домой, я съ пустыми руками отправилъ чужихъ людей, говоря имъ, что ужъ не буду больше ложки длать, а инструменты вс спряталъ въ сундучекъ, заперъ и — въ амбаръ,— пусть лежатъ до боле благопріятнаго времени.
Черезъ нсколько дней жандармъ опять заглянулъ въ домъ.
— А что, есть у васъ свидтельство?
Я рукой махнулъ.
— Богъ съ нимъ, говорю,— на что оно мн теперь! Отнын я не думаю и дотронуться къ ложк, разв при д.
— Ну! запомните! Если поймаемъ васъ на продаж, то вс принадлежности заберемъ, и еще пятьдесятъ гульденовъ штрафу заплатите!
— Такъ-ли? Ну, это предостереженіе въ самомъ дл стоитъ запомнить.
Такъ-то я разстался съ своимъ промысломъ. Почувствовалъ себя я какъ безъ рукъ. Хожу, томлюсь, а затмъ со скуки думаю себ: подожди-же ты! Напишу хоть письмо самому маршалку! И написалъ. Все ему выложилъ. Какъ нашей работы ложками его превосходительство въ дтств лъ. какъ теперь мы отъ него ждали заботы и помощи и какъ насъ вдругъ этотъ цеховой уставъ подкосилъ.— все по порядку. Выписалъ я ему также, сколько въ нашихъ краяхъ кузнецовъ, сапожниковъ, ткачей, плотниковъ и другихъ ремесленниковъ черезъ эти цехи потеряли хлбъ, а въ конц, какъ вся эта исторія съ цехами только евреямъ къ выгод вышла, потому что еврей такихъ разорившихся ремесленниковъ беретъ къ себ какъ-будто въ службу, пріобртаетъ для себя промысловое свидтельство и заставляетъ бднягъ работать на себя. Еврей обогащается, а они едва дышитъ… Расписалъ я это все и послалъ во Львовъ, въ собственныя руки маршалка. Вотъ подите-жъ, — какъ послалъ, такъ и до ныншняго дня никакого отвта нтъ. Ну, да оно и понятное дло: гд-бъ тамъ такому большому чиновнику отвтить на мараканье простого мужика! Только вотъ что меня удивляетъ: зачмъ въ такомъ случа шумть такъ громко о поднятіи домашняго промысла?..
Январь, 1887 г.