Хижина дровосека, Розеггер Петер, Год: 1904 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 20 минут(ы)

Хижина дровоска.

Разсказъ П. Розеггера.

Право, если бы вокругъ хижины не валялись желтые, сухіе листья клена, можно было бы подумать, что іюнь мсяцъ. Мхи и лишаи красивымъ ковромъ покрывали землю и скалы, плотно прилегая къ стволамъ деревьевъ. Высокія сосны и ели не потеряли еще ни одной изъ тхъ милліоновъ иголъ, которыя имъ подарила весна. Он стояли, прямыя и гордыя, въ своемъ темнозеленомъ убор, он стояли такъ близко другъ къ другу, что втви ихъ переплетались. Даже срые и красноватые стволы не казались голыми, они были такъ красиво и мелко разрисованы,— точно тончайшей рзьбой покрыты. Маленькая лужайка направо у ручья, окруженная высокими деревьями и доходившая почти до самой хижины, тоже еще не думала о сн и поко: на ней росло больше травы, чмъ сколько нужно было для двухъ пасущихся здсь козъ, а у самой воды она украсилась цлымъ лскомъ изъ папортниковъ. Пашню по ту сторону ручья, у опушки Миртль топоромъ и огнемъ отвоевалъ у лсной чащи, и вмсто бурьяна и дикаго кустарника, она стала давать полные снопы хлба.

Вечеръ былъ совсмъ лтній, только гораздо тише и торжественне, каждый вздохъ и шопотъ, въ лсу былъ далеко слышенъ. Старый кленъ стоялъ спрятавшись позади трехъ елей, охранявшихъ хижину Миртля, его зеленые листья умерли и опали, и теперь они — желтые, красные, пестрые,— кружились и носились, одинокіе и безпріютные, тамъ въ долин. По временамъ въ лощину налеталъ легкій порывъ втерка, высоко надъ головою виднлся клочокъ неба, ограниченный вершинами горъ, и по нему плыли блыя, какъ овечки, облака, наверху на горахъ шумлъ лсъ.

Въ долину спустились сумерки. Миртль сидлъ на скамейк, возл хижины и точилъ топоръ, потомъ онъ собралъ мшокъ съ мукою, кадочку съ саломъ, сковородку, еще кое-какую посуду — словомъ, все, что нужно дровоску, когда онъ на цлую недлю отправляется въ горы на рубку лса,

Покончивъ со сборами, Миртль отнесъ вс вещи въ хижину, потомъ удобно услся на скамь и закурилъ трубочку. Между тмъ жена его загнала въ стойло козъ, давно уже бродившихъ возл хижины и даже взбиравшихся на ея покатую крышу, и принялась доить ихъ. Она запла стихъ Богородиц, а Миртль благодушно подтягивалъ ей басомъ, пока его трубочка не потухла. Вдругъ изнутри кто-то постучалъ въ маленькое оконце, и за стекломъ показалось добродушное старушечье лицо:

— Да куда-жъ это дти запропали, Миртль? Ты бы пошелъ, посмотрлъ да привелъ ихъ домой, что-то холодно становится.

— Что, ужъ соскучились по нимъ, матушка?— улыбаясь замтилъ Миртль. Онъ поднялся со скамьи, приложилъ пальцы ко рту и свистнулъ. Только эхо въ лсу отвтило ему. Все было тихо. Миртль еще разъ свистнулъ.

— Чего ты, Миртль? Разв дти еще не вернулись?— крикнула ему жена изъ стойла, но Миртля уже не было. Онъ вспомнилъ, что съ самаго полудня дтей не видать было около хижины, а теперь ужъ почти совсмъ темно. На лужайк онъ остановился, оглянулся и прислушался. Откуда-то издалека доносился лай оленя, да высоко на гор шумлъ лсъ, а то все было тихо. Дровоску жутко стало. Онъ еще разъ свистнулъ, потомъ громко крикнулъ:

— Гансъ! Юля!

Лсъ, словно насмхаясь и передразнивая, откликнулся на его зовъ. И какой онъ былъ черный и страшшой,— точно таилъ въ себ несчастье.

Миртль поспшно бросился къ ущелью. Онъ бжалъ и все звалъ дтей. Стемнло. Дровоскъ мысленно прочелъ молитву, и ему легче стало. ‘Нтъ’, подумалъ онъ, ‘не можетъ быть, чтобы случилась какая бда’. Изъ ущелья доносился шумъ водопада и вмст съ нимъ до его слуха долетлъ дтскій голосъ. Онъ прислушался, крикнулъ, но опять не могъ уловить ничего, кром шума втра и воды. Миртль, побжалъ прямо къ водопаду, и вдругъ — о радость!— совсмъ вблизи онъ услыхалъ знакомые, веселые дтскіе голоса. Дти сидли у ручья и строили изъ камушковъ и кусочковъ дерева домикъ и мельницу — совсмъ такую, какая стояла тамъ далеко за деревней, куда они разъ здили съ отцомъ, когда отвозили зерно. Мальчуганъ какъ разъ занятъ былъ тмъ, чтобы провести воду къ мельниц — вдь онъ былъ мельникомъ, а его сестренка — отцомъ, привезшимъ мшки съ зерномъ.

— Это еще что такое!— крикнулъ отецъ, внезапно появляясь передъ ними.— Маршъ домой, сію-же минуту! Разв вы не знаете, когда пора домой отправляться? Жаль, что у меня нтъ розогъ подъ рукою.

Дти вскочили перепуганныя. Изъ-за шума воды они не слыхали, какъ отецъ звалъ ихъ, и только теперь замтили, что уже совсмъ темно. Видя, что отецъ сердится, они стояли молча, не зная, какъ помочь горю, и только всхлипывали. Но онъ, не говоря больше ни слова, поднялъ ихъ и прижалъ къ груди — крпко, крпко…— Вдь они были самое дорогое, что у него было на земл.

Такъ онъ отнесъ ихъ домой, и тамъ у огня и ихъ мокрое платье и влажные глаза отца скоро стали сухими.

Втеръ стучалъ въ окошко. За ужиномъ, который сегодня показался дтямъ особенно вкуснымъ — на радостяхъ, что отецъ не сердится больше, Миртль сказалъ, что эту недлю, вроятно, будетъ плохая погода, а завтра придется ему отправляться на рубку въ горы.

— Охъ, ужъ мн эта рубка,— сказала жена огорченнымъ и недовольнымъ голосомъ.— Всю-то недлю дрожишь! вдь году не проходитъ, чтобы не случилось какого-нибудь несчастья.

— Ничего, жена, ничего! Богъ не безъ милости!

— Не забудь образокъ изъ Целля, {Целль — мсто богомолья въ Тирол.} Миртль,— напомнила бабушка, раздвая дтей и укладывая ихъ спать въ общую кроватку около лежанки.

— Ну, а у васъ дома все есть, что нужно?— спросилъ дровоскъ, заводя стнные часы.— Какъ бы мн не забыть чего, я вдь завтра рано поднимусь… соль есть еще?

— Объ этомъ ужъ я позабочусь, Миртль. Ты смотри, какъ-бы теб-то все, что нужно, захватить съ собою. Возьми теплую куртку и немного водки. Англійскаго бальзаму и травной мази я теб положила на всякій случай. А табакъ не забылъ?

— Табакъ то ужъ я не забуду! А вотъ что я теб хотлъ сказать, жена: береги дтей. Я сегодня насмерть перепугался, когда не сразу нашелъ ихъ. Долголи до бды? И потомъ вотъ еще что: въ среду вдь Николинъ день, такъ тамъ въ шкапу яблоки и пряники, засунь ихъ дтямъ въ башмаки, а бабушк я купилъ головной платокъ, его ты положи ей на окно, возл кровати. Ну, а теб, жена, я принесу подарочекъ въ субботу, какъ домой вернусь,— плутовски улыбаясь и поглаживая усы, добавилъ Миртль.

Утромъ Юля первая проснулась. Вся комната залита была блымъ свтомъ, а на двор тоже все было бло. Она сразу догадалась, въ чемъ дло — вонъ он падаютъ одна за другой, блыя птички. Отъ радости она завозилась въ кровати, разбудила Ганса, дернувъ его за рукавъ, и шепнула ему на ухо:— Снжокъ идетъ, снжокъ!

Дти быстро одлись — Юля въ свое новое теплое платье, которое ей подарила крестная тамъ въ деревн — и, не дожидаясь завтрака, выбжали на дворъ, радуясь снжному морозному дню. Мальчикъ хотлъ взять отцовскій топоръ, потому что онъ былъ такой острый и имъ такъ удобно было рисовать на мягкомъ пушистомъ снгу разныя фигуры, но отца давно уже не было — онъ ушелъ рано утромъ туда, далеко въ горы, гд, по приказанію барона, тридцать дровосковъ заняты были сегодня рубкой лса.

Дтей очень забавляло, что и ноги и руки такъ хорошо отпечатывались въ мягкомъ снгу, и такъ удобно было лпить изъ него разныхъ болванчиковъ, которыхъ они потомъ разстанавливали на скамь, гд обыкновенно сидлъ отецъ. Забавляли ихъ и большіе хлопья снгу, которые медленно кружились въ воздух вокругъ темныхъ елей: двочка едва могла дождаться, когда же они, наконецъ, упадутъ на землю. Она протягивала къ нимъ рученки, подставляла лицо, чтобы холодныя снжинки падали на ея румяныя, пылающія щеки. Но бабушка сказала, что этого не нужно длать, что такъ и простудиться недолго.

— Ты знаешь, что такое снжинки?— сказала она, немного погодя.— Это письма, которыя Богь пишетъ тамъ на неб и посылаетъ людямъ, чтобъ они его не забывали.

Двочк показалось это такимъ милымъ и забавнымъ, что она сейчасъ же побжала къ брату и передала ему бабушкины слова, а онъ постарался поймать самую крупную снжинку, чтобы прочитать, что на ней написано, но она растаяла у него на ладони и превратилась въ чистую, прозрачную водяную капельку.

Когда мать около полудня затопила печку и надъ крышей хижины поднялся синій дымъ, двочка подумала, что этого не слдуетъ длать: вдь отъ дыму закоптятся Божьи снжинки.

Снгъ пересталъ. Когда бабушка позвала дтей къ обду, они вошли въ хижину совсмъ вымокшія. Старушку лихорадило, она забралась на лежанку и попросила невстку дать ей туда ду.

Посл обда, управившись по дому, мать внесла въ комнату охапку соломы и связку ивовыхъ прутьевъ.. Она очень искусно и красиво плела корзины, а зимою продавала ихъ. Тамъ далеко, гд нтъ больше горъ, гд рка течетъ по широкой равнин, растутъ ивы, и Миртль, возвращаясь съ работъ въ лсу, всегда приносилъ жен связку ивовыхъ прутьевъ.

Двочка тоже попробовала плести корзины, какъ и мать, но въ рученкахъ у нея было еще слишкомъ мало силы, и плетеніе выходило совсмъ слабое. Гансъ устроился около бабушки и просилъ ее разсказать сказку или такъ, что-нибудь изъ своей жизни. Дти слушали бабушкины разсказы, не отрываясь, и имъ то страшно, то весело становилось. Вдь она знала все, что когда-либо произошло въ окрестностяхъ.

Какъ живутъ люди тамъ за горами, этого бабушка, конечно, не знала, она всю жизнь провела въ этой долин и дальше ихъ деревни, куда изрдка ходила въ церковь, нигд не была. Разъ только, когда она еще была молода, они отправились съ мужемъ къ торжественной обдн далеко въ большое село — такъ далеко, что по дорог имъ пришлось заночевать въ чужой деревн у незнакомыхъ людей. Вотъ и все, что бабушка знала о мір, но она была убждена, что такъ хорошо и красиво, какъ здсь, въ ихъ маленькой долинк среди высокихъ горъ, конечно, нигд не можетъ быть Эту хижину, стоявшую у входа въ ущелье и защищенную скалами отъ втровъ и непогоды, построилъ еще бабушкинъ отецъ. Онъ собиралъ цлебные корни и травы и этимъ жилъ. Когда онъ умеръ, хижина перешла къ бабушк. Она вышла замужъ за молодого парня, часто бывавшаго въ ихъ краяхъ и тоже собиравшаго травы.

Онъ продавалъ ихъ и этимъ промышлялъ до самой своей смерти. Ужъ не одинъ годъ прошелъ съ тхъ поръ, какъ его отнесли на кладбище, хозяйство перешло къ Миртлю, его единственному сыну. Но Миртль не сталъ заниматься прежнимъ ремесломъ. Онъ выкорчевалъ клочекъ лсу и на этомъ мст посялъ хлбъ и посадилъ картофель. У ручья, гд прежде густо росли кусты шиповника и можжевельника, онъ тоже все повырубилъ, кусты сжегъ тутъ-же на мст, чтобъ огнемъ и корни уничтожило. Потомъ онъ перекопалъ весь этотъ клочекъ земли, посялъ кормовыя травы, и два года спустя здсь выросъ отличный кормъ для скота. Теперь не зачмъ было пускать козъ въ лсъ на горы, гд он могли оборваться и убиться на-смерть, гд имъ угрожала опасность и со стороны охотниковъ, и со стороны дикихъ зврей.

Устроивъ хозяйство, Миртль женился на бдной двушк изъ сосдней деревни. Молодая хозяйка развела возл хижины огородъ и держала все въ такой чистот и порядк, что весело было смотрть.

Но разъ въ долину явился господскій лсничій и спросилъ Миртля, кто ему собственно позволилъ такъ хозяйничать на чужой земл. И лсъ, и долина, и вся земля кругомъ принадлежитъ барону Шарфенталю, если хижина и стоитъ здсь, то только по его милости. Баронъ ничего не иметъ противъ того, чтобы Миртль хозяйничалъ на этомъ клочк, но, въ такомъ случа, онъ долженъ исполнять извстныя работы въ господскомъ лсу. Миртлю пришлось согласиться,— иначе вдь у него отняли бы и хижину и все, а самого съ семьей прогнали-бы.

Тамъ, на рк у барона были большія мастерскія и заводы, куда требовалось много древеснаго угля. Поэтому онъ нанималъ дровосковъ и они отправлялись съ блестящими топорами на горы, въ лсъ. Въ числ ихъ былъ и Миртль, работавшій за небольшую поденную плату. Теперь онъ могъ уходить изъ дому: дома была хозяйка, и старуха мать не оставалась одна. Об женщины съ болью въ сердц думали о томъ, что Миртлю приходится день за днемъ такъ тяжело и съ опасностью жизни работать тамъ на гор. Домой онъ приносилъ жалкіе гроши, а баронъ богатлъ.

Жена Миртля уныло смотрла въ окошко на падающія снжинки. Она бросила работу и думала о печальной и длинной зим, которая въ этомъ году такъ долго не наступала и, въ конц концовъ, все-таки пришла.

— Мама, о чемъ ты думаешь? О томъ, что зима гораздо лучше лта?— Мать не отвтила мальчику. Она встала и подложила подушку подъ голову бабушк, заснувшей на лежанк. Дти притихли и на цыпочкахъ пробрались въ сни, тамъ они могли громко болтать и смяться, никому не мшая.

На другой день бабушка осталась въ постели: она простудилась, и ей нездоровилось. Но она была весела и забавлялась съ дтьми, имъ сегодня все равно нельзя было выходить на дворъ, такъ какъ выпалъ слишкомъ глубокій снгъ.

Длинныя втви елей склонились чуть не до земли подъ тяжестью снга, а колья забора украсились высокими блыми шапочками. Мать съ трудомъ пробралась къ ручью за водой. Ручей такъ занесло, снгомъ, что его едва было видно и слышно, онъ тихо струился и журчалъ подъ снжнымъ покровомъ. Втру не было, и погода стояла тихая, только небо — срое и тяжелое — низко нависло надъ землею.

— Ну, какъ они тамъ будутъ работать?—обратилась хозяйка къ бабушк, обметая вникомъ снгъ съ сапогъ.

— Миртль, врно, еще до субботы вернется домой, все равно вдь нельзя работать въ такую погоду,— отвчала ей бабушка.

Бабушка все лежала въ постели, она чувствовала большую слабость, и ее слегка знобило.

Такъ прошла первая половина недли, а въ четвергъ утромъ въ хижин была большая радость: дти не могли надть башмаковъ. Они вдь совсмъ забыли о Св. Никола, да и думали, что по такой погод онъ все равно не придетъ. А онъ былъ здсь ночью и принесъ имъ яблокъ и пряниковъ, а бабушк на окно положилъ красивый, пестрый платокъ. Двочк жаль было сть румяныя яблочки — она думала, что они выросли въ раю.

Лица дтей сіяли сегодня отъ радости, а на сердц у матери было тяжело, ее давила забота. Она стояла у постели бабушки и поила ее чаемъ. Старушка выпила немного. Ее все клонило ко сну, и она чувствовала себя такой усталой.

— Хоть бы скоре Миртль вернулся, — шептала она по временамъ и жаловалась на холодъ. Лобъ и руки у нея были совсмъ горячіе. Хозяйка обложила ей голову кислымъ тстомъ, чтобъ уменьшить жаръ. Бабушка не противилась и разъ только, точно въ бреду, сказала, что теперь она снова стала молодой и румяной, какъ тогда, много лтъ тому назадъ, когда она выходила замужъ за осля.

За ночь ей стало хуже, и невстка не знала, какъ помочь бд, отъ страха у нея руки опускались. Она пошла въ стойло, плакала и молилась, чтобъ Богъ не допустилъ несчастья. Со страхомъ и надеждою ждала она субботы. ‘Только бы снгъ пересталъ, а то вс дороги и тропинки занесетъ и…’ дальше она не ршалась думать. А снгъ все шелъ и шелъ…

Теперь ужъ онъ падалъ не большими широкими хлопьями, а мелкой, густой пылью. Мгла застилала все, такъ что даже ближайшія деревья съ трудомъ можно было различить. Скамью у дверей хижины давно занесло снгомъ, и жена Миртля подумала, что теперь снгъ наврно скоро перестанетъ, потому что даже глубокою зимою онъ рдко выпадалъ выше скамьи. Оба окошечка, глядвшія въ ущелье, давно уже были занесены снгомъ, а по другую сторону хижины онъ лежалъ на одномъ уровн съ окнами, такъ что мальчуганъ удивленно воскликнулъ:

— Мама, нашъ домъ ушелъ въ землю!

Такъ они дожили до конца недли. Въ пятницу вечеромъ снгъ, наконецъ, пересталъ. Прояснилось, и громадныя снжныя массы были совсмъ розовыя въ лучахъ заходящаго солнца. Какія-то птицы, которыхъ раньше никогда не видно было въ этой мстности, порхали вокругъ деревьевъ, и ихъ чириканье звучало чуждо и странно.

Потомъ все замолкло. Мсяцъ взошелъ на неб, звзды засіяли. Ночь была ясная и тихая.

Мать сидла у постели больной и съ грустью смотрла на ея осунувшееся лицо. Бабушка дремала. Только когда свтъ мсяца медленно добрался до ея постели, она открыла глаза и улыбнулась:

— Онъ смотритъ на меня, — прошептала она, — но какое у него блдное лицо! Хотлось бы мн еще разъ увидть солнце…

Бабушка произнесла это такимъ голосомъ, что невстка на-смерть перепугалась. Она встала и завсила окно синимъ платкомъ,— теперь мсяцъ не смотрлъ больше въ комнату.

— Дти вдь спятъ уже, правда?— спросила больная, придя въ себя.

Они лежали около нея въ своей кроватк. Они лежали, обнявшись, и такъ тихо и спокойно спали.

Бабушка схватила невстку за руку:

— Не печалься, все будетъ хорошо. Вдь я еще не ухожу отъ васъ, я вдь васъ всхъ люблю. Живите по-прежнему, да берегите дтей.

Молодая женщина всхлипывала. Больная посмотрла ей въ лицо остановившимся взглядомъ и прошептала:

‘Пить!’

Невстка подала ей брусничную воду, и старушка жадно выпила нсколько глотковъ.

— Теперь мн лучше, гораздо лучше,— прошептала она, снова опускаясь на подушки.— Ты бы пошла, легла, вдь ты наврно устала. Если что нужно будетъ, я позову.

Скоро посл этого она заснула.

Невстка прислушалась къ ея ровному, спокойному дыханью. ‘Богъ дастъ, все обойдется. Кажется, ей лучше,— подумала бдная женщина.— Какъ я рада! а завтра и Миртлъ вернется’.

Она окропила спящую святой водой, перекрестила и бабушку и дтей и легла спать. Скоро огонь потухъ въ хижин дровоска.

Они спали вс четверо, и имъ снились тревожные и радостные сны… Часы однообразно тикали, мсяцъ тихо свтилъ въ окошко… Тутъ ангелъ вошелъ въ хижину, поцловалъ спящую старушку и закрылъ лицо покрываломъ…

Легкій порывъ втра застучалъ въ окошко, зазвенлъ стеклами и разбудилъ хозяйку. Она зажгла огонь и подошла посмотрть, что съ больной. Та спала.

Въ комнат стало холодно, и женщина пошла за одяломъ, чтобы укрыть старушку. У бабушки былъ теперь спокойный сонъ, ея затрудненнаго дыханья совсмъ не было слышно. Такъ сладко она никогда еще не спала, никогда въ жизни — она отошла на вчный покой.

Лучина вспыхивала мрачнымъ, краснымъ свтомъ, точно хотла оживить блдное лицо умершей.

Двочка улыбнулась во сн и крпче прижалась къ брату. Мать опустилась на стулъ и закрыла лицо руками. Губы ея дрожали, но глаза были сухи, ни звука не вырвалось изъ груди… все свое горе она затаила въ сердц.

Лучина потухла, но уголекъ долго еще горлъ красноватымъ свтомъ, точно напоминая о чемъ-то дорогомъ и давно умершемъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Морозъ разукрасилъ окна красивыми цвтами, и сквозь нихъ сіяла теперь утренняя заря.

Хозяйка затопила печку, подоила козъ и принесла дтямъ молока къ завтраку. Козы сегодня дали меньше молока, чмъ обыкновенно, быть можетъ, потому, что хозяйка не пла, когда доила ихъ. Когда дти проснулись, мать сказала имъ, что бабушка умерла, и что сегодня нужно сидть смирно и молиться. Она подвела ихъ къ покойниц, и мальчикъ сказалъ, что бабушка совсмъ не умерла, а просто спитъ. Тутъ мать поцловала дтей и расплакалась.

Она достала изъ сундука восковую свчу и покрыла умершую простыней, потомъ зажгла свчу и поставила ее и распятіе въ изголовье кровати. Посл этого она принялась за свои обычныя работы по дому и все время думала о томъ, что будетъ вечеромъ, когда придетъ Миртль и увидитъ все это. На двор поднялся холодный втеръ, онъ вздымалъ цлыя тучи снжной пыли, такъ что вс окна и щели занесло и въ хижин стало совсмъ темно. Странный свтъ падалъ на стну отъ восковой свчи.

Дтямъ стало страшно, и они пошли къ матери въ кухоньку. Она сидла тамъ у очага и молилась. Огонь весело вспыхивалъ, и ей точно легче становилось на сердц.

Такъ они просидли до вечера. Наступилъ вечеръ,а Миртль все не приходилъ. Обыкновенно въ это время, онъ давно уже былъ дома, но сегодня что-то запоздалъ. Да и какъ ему было прійти? Снгъ глубокъ, а отъ того мста въ горахъ, гд рубятъ лсъ, до хижины добрыхъ три часа ходьбы даже лтомъ.

Быть можетъ, онъ и попытался отправиться въ путь и шелъ, пробираясь среди сугробовъ, увязая все больше и больше въ глубокомъ снгу пока, наконецъ, не выбился изъ силъ и не прислъ отдохнуть… а тамъ онъ заснулъ и его занесло снгомъ… И старуха мать умерла и погребена здсь, подъ снгомъ, и они погребены вмст съ нею вдали отъ него и отъ всякой человческой помощи…

Такія мысли мучили бдную женщину. Она бросилась къ окну, порывисто отворила его, точно хотла позвать на помощь и деревья, и весь лсъ, и небо, и землю. Потомъ она вернулась къ очагу, позвала дтей и крпко прижала ихъ къ груди, точно стараясь удержать то единственное, что у нея теперь осталось.

Огонь въ очаг потухъ. Мать не замтила этого, она все еще держала дтей, спрятавъ лицо въ ихъ кудряхъ. Вдругъ кто-то постучалъ въ дверь.

Женщина вскочила:

— Слава Богу! вотъ онъ, наконецъ!

Она зажгла лучину и пошла отпереть. Дверь долго не подавалась, снаружи ее завалило снгомъ, наконецъ она все-таки отперла ее:

— Наконецъ-то ты пришелъ, Миртль! Господи, какъ я боялась за тебя — и радостно и жалобно воскликнула она. Но тутъ крикъ вырвался изъ ея груди, и лучина выпала изъ дрожащихъ рукъ.

Это былъ не Миртль, въ дверяхъ стоялъ какой-то чужой человкъ.

— Успокойтесь прошу васъ! Не пустите ли меня переночевать? Погода ужасная.

— Оставайтесь, конечно. Но гд-же мой мужъ? Вы видли его? Вы знаете что-нибудь о немъ? Придетъ онъ или нтъ, ради Бога, отвчайте!— тревожно и тоскливо спрашивала женщина.

— Я его не знаю.

— Не знаете моего мужа, дровоска Миртля? Да разв вы не изъ деревни?

— Миртль! Такъ дровоскъ Миртль вашъ мужъ?

— Неправда-ли, вдь его не занесло снгомъ? Нтъ? Скажите, ради Бога! Я ко всему, ко всему готова..

Дти плакали. Вошедшій старался успокоить взволнованную женщину, онъ уврялъ ее, что Миртль не умеръ, что Миртль придетъ, только не сегодня, сегодня ужъ поздно… онъ видлъ его и даже говорилъ съ нимъ тамъ, въ замк… т. е. въ деревн… Миртль здоровъ, кланяется всмъ домашнимъ… При этомъ говорившій самъ былъ очень взволнованъ, онъ угрюмо отряхнулъ снгъ съ платья, поставилъ въ уголъ палку и ружье, а шляпу съ перомъ бросилъ на лавку, которую ему пододвинула слегка успокоившаяся хозяйка.

Пришелецъ былъ высокій, красивый человкъ съ длинными, обледнвшими усами, онъ былъ одтъ въ охотничій костюмъ. Дти сначала боялись его, но онъ ласково заговорилъ съ ними, и ихъ робость пропала.

Женщина стояла у очага и раздувала огонь.

— Хотите супу?— спросила она.

— Спасибо вамъ! У меня еще осталось немного водки. Ну, и погода, нечего сказать! Къ чорту всякую охоту! Но утромъ было отлично. Свжій снгъ, говорятъ, для зайцевъ одна погибель. И, дйствительно, до обда все шло прекрасно, я даже подстрлилъ одного. Тутъ я потерялъ своихъ товарищей. Метель, вьюга, слдовъ не видать… Собака отстала, ни выстрла, ни звука не слышно. Я сталъ стрлять, пока вс заряды не вышли, думалъ, придутъ на помощь. Все напрасно Точно они вс тамъ сквозь землю провалились. Порядочно таки пришлось поработать, пока удалось спуститься внизъ, въ долину. Снгъ чуть не съ человка вышиною. Я не разъ увязалъ по самыя плечи. А тутъ стемнло, я такъ и думалъ, что конецъ пришелъ, да къ счастью увидлъ огонь въ вашей хижин. Далеко отсюда до ущелья?

— Боже мой, да наша бабушка, бывало, въ четверть часа доходила.

— А я больше двухъ часовъ тутъ бродилъ. Чортъ возьми, вдь у меня совсмъ окоченли и руки и ноги.

— Снимите сапоги и садитесь къ огню. Я вамъ принесу снгу, натрите имъ ноги. Да снимите же куртку, она вдь насквозь промокла. Я вамъ дамъ рубаху Миртля. Ахъ, хоть бы онъ скоре приходилъ!

— Завтра, завтра придетъ. Вдь лишнія лыжи у васъ найдутся дома? А то и не. знаю, какъ мн выбраться отсюда. Ну, да мои люди придутъ за мною.

Семья дровоска сла за ужинъ, потомъ вечеромъ, передъ сномъ они громко прочли молитву. Странное чувство охватило охотника, когда онъ взглянулъ на дтей, смотрвшихъ такъ ясно и доврчиво и молившихся за бабушку, которая умерла, и за отца, который общалъ вернуться и не вернулся. Точно дрожь пробжала у него по всему тлу, и ему казалось, что сейчасъ-же, ночью еще онъ долженъ итти и привести, имъ отца.

Посл молитвы хозяйка спросила его, пойдетъ-ли онъ съ ними въ комнату, или сейчасъ-же ляжетъ спать, въ такомъ случа она принесетъ ему соломы въ кухню. Она съ дтьми не будетъ спать эту ночь, потому что у нихъ въ дом покойникъ.

Эти слова поразили гостя, онъ пожелалъ видть покойницу и пошелъ за ними въ комнату.

Онъ стоялъ здсь, вдали отъ обычной для него роскоши и великолпія, среди глуши, въ бдной хижин, гд все говорило о нужд и гор. Онъ стоялъ и неподвижно смотрлъ въ нмое, мертвое лицо старушки и на измученныя черты молодой женщины и на милыя, привтливыя личики дтей.

Вс молчали. Вдругъ онъ, точно сломленный, опустился на стулъ и закрылъ лицо руками, чтобы ничего, ничего не видть.

А тамъ, на двор бушевала буря — такая-же, какъ у него въ сердц. Шумъ сосенъ и елей, свистъ и завыванье втра, яростно ударявшаго о стны убогой хижины — все звучало такъ страшно для непривычнаго уха.

Но хозяйка ничего этого не слыхала.

— Вдь когда онъ ушелъ — обратилась она къ гостю, замтивъ его волненіе,— она была совсмъ здорова, онъ еще шутилъ съ нею уходя. ‘Смотрите, матушка, не состарьтесь у меня за эту недлю, и чтобъ я васъ нашелъ такой же веселой, какъ всегда, когда вернусь въ субботу’. И вотъ что теперь случилось! Боже мой, Боже мой, какъ онъ будетъ огорченъ.

Мальчикъ заснулъ на стул, и мать уложила дтей въ постель.

Гость сидлъ, согнувшись, въ углу за печкой и прислушивался къ шуму бури. Окна совсмъ замерзли, занесенныя снгомъ. Молодая женщина просила гостя итти спать, а то какъ-бы и онъ тоже не заболлъ, у него такой нездоровый видъ. Но онъ отвтилъ ей, что все равно не сможетъ заснуть.

Посл полуночи буря затихла, и лишь издалека доносился глухой шумъ, точно отдаленные раскаты грома посл грозы.

Охотникъ, наконецъ, заснулъ, а хозяйка сидла у кровати покойницы и молилась. Вки ея отяжелли, она забылась, и ей снилось что-то безсвязное, но радостное изъ прежнихъ, боле счастливыхъ временъ. Вдали ей послышались шаги, все ближе и ближе… Она вздрогнула и очнулась. Но въ комнат было тихо, только часы тикали. Мать взглянула на спящихъ дтей и поцловала ихъ, и въ этомъ поцлу вылилась вся радость и вся скорбь материнскаго сердца.

Гостю, вроятно, снились тяжелые сны, онъ спалъ неспокойно и часто стоналъ. Хозяйк жалко было его и въ то-же время она радовалась, что случай завелъ его къ нимъ въ хижину,— все какъ-то легче было отъ сознанія, что она не совсмъ одна среди всхъ этихъ ужасовъ. Кто-бы онъ ни былъ, онъ долженъ помочь имъ, пока Миртль не вернется, и все опять не наладится.

Должно быть, густыя облака застилали небо въ этотъ день, потому что въ хижин все не разсвтало.

Гость, наконецъ, проснулся, протеръ глаза и вспомнилъ, гд онъ и что съ нимъ случилось.

— Кажется, этой проклятой ночи конца не будетъ!— пробормоталъ онъ, вскакивая и смотря на часы. Но часы его должно быть пострадали отъ вчерашней бури и стояли. Стрлка стнныхъ часовъ при тускломъ свт восковой свчи показывала восемь.

Женщина обошла вокругъ всей комнаты, осмотрла вс окна и молча начала ломать руки.

— Ну, что съ вами опять?— обратился къ ней охотникъ.— Разсвтетъ въ этой дыр, наконецъ, или нтъ?

Женщина въ отчаяніи остановила его:

— Замолчите! Насъ занесло снгомъ.

— Занесло снгомъ? Что вы говорите? Занесло снгомъ!

И онъ, какъ безумный, бросился къ окну. Подъ снгомъ! Они отрзаны отъ остального міра, лишены людской помощи. Заживо погребены здсь, среди этой вчной ночи… Они умрутъ съ голоду… А если крыша не выдержитъ тяжести снга и проломится, всхъ ихъ раздавитъ. Занесены снгомъ…

Въ хижин была все та-же темная ночь.

Гость, наконецъ, успокоился и, сидя у маленькаго стола, молча, не отрываясь, смотрлъ на огонь лучины. Хозяйка старалась утшить его. Сквозь трубу виденъ свтъ говорила она, а скоро вдь и Миртль придетъ и спасетъ ихъ всхъ. Гость засмялся ей въ отвтъ, и отъ его смха женщин и дтямъ стало жутко.

— Сегодня онъ еще не придетъ,— пробормоталъ онъ, немного погодя.

Они стали обсуждать, нельзя ли имъ какъ-нибудь выбраться. Отворили дверь,— цлая груда снгу ввалилась въ хижину, но за нею былъ опять снгъ и снгъ, и не виднлось никакого просвту. Очевидно, ихъ глубоко занесло. Въ узкую дымовую трубу невозможно было вылзть. Вс ихъ усилія были напрасны.

Дтей сначала забавляло, что сегодня такой темный день, они потушили лучину въ кухн и принялись играть въ жмурки. Но когда мать сказала имъ, что нужно молиться Богу и просить Его о помощи и спасеніи, иначе они вс умрутъ, то дти присмирли и задумались.

Ихъ мать была сильная женщина и умла не падать духомъ. Она все въ дом привела въ порядокъ и теперь обдумывала, какъ имъ дальше быть. Състныхъ припасовъ хватитъ на нкоторое время, надо только быть бережливой съ ними. Козы каждый день даютъ молоко, въ крайнемъ случа и мяса ихъ хватитъ на дв-три недли. Дрова лежатъ въ сняхъ, ихъ еще много, а когда они выйдутъ, можно будетъ разобрать стнку между стойломъ и кладовой. Въ конц концевъ, долженъ же и Миртль вернуться и привести помощь изъ деревни.

Тло бабушки молодая женщина съ помощью гостя отнесла на чердакъ,— тамъ было прохладне.

Посл работы картофельный супъ за обдомъ показался всмъ очень вкуснымъ, только гость ничего не лъ, онъ курилъ свою роскошно разукрашенную трубку и, очевидно, былъ занятъ невеселыми мыслями: ‘Придетъ онъ наконецъ, или нтъ? Не раньше, какъ черезъ три дня, во всякомъ случа…. О, насмшка судьбы! Это ужъ слишкомъ, если придется такъ глупо погибнуть здсь…. Сотни людей будутъ искать меня, но кому придетъ въ голову, что я погребенъ именно здсь, въ этой дыр!’

На другой день, однако, гость повеселлъ, принялся играть съ дтьми и сказалъ имъ, чтобы они звали его ‘дядя Францъ’. Хозяйку онъ уврялъ, что черезъ нсколько дней Миртль наврно вернется, а пока надо только смотрть за тмъ, чтобы огонь не потухъ да чтобы свчка на чердак не надлала пожара.

Теперь и ‘дядя Францъ’ лъ вмст съ ними и молочный супъ и картофель, хотя очень мало, и пилъ воду изъ талаго снга. Онъ грустно улыбался, гладя дтей, и говорилъ, что скоро для всхъ нихъ настанутъ боле счастливые дни. Онъ не проклиналъ и не бранился больше.

Такъ прошелъ еще день, и обитатели хижины очень полюбили ‘дядю Франца’.

Онъ такъ хорошо умлъ разсказывать о томъ, какъ люди на бломъ свт живутъ, и показывалъ дтямъ свои большіе золотые часы и ружье и объяснялъ ихъ устройство.

— Разв у вашего отца нтъ ружья?— спросилъ онъ дтей. Т отвтили, что нтъ, но мать объяснила ему, что раньше было ружье, потому что здсь, въ горахъ, въ прежнія времена водилось много волковъ, да и недобрые люди бродили по окрестностямъ. Но разъ пришелъ господскій лсничій и отобралъ у Миртля ружье, простымъ людямъ вдь запрещено охотиться въ лсу, значитъ, и ружье имъ незачмъ держать.— По правд сказать,— добавила хозяйка,— у Миртля есть еще одно ружье.

— Вдь здсь въ горахъ столько дичи. Наврно вашъ мужъ нтъ-нтъ, да и воспользуется случаемъ и подстрлитъ что-нибудь?— допрашивалъ ‘дядя Францъ’

— Конечно, для насъ это иногда далеко не лишнее, отвтила женщина.

Гость смотрлъ на лучину, черный обуглившійся конецъ которой такъ, странно перекручивался. Мальчуганъ все еще занятъ былъ разсматриваньемъ часовъ.

— А такіе часы есть еще у кого-нибудь на свт, дядя Францъ?— спросилъ онъ.

— У всхъ богатыхъ людей, мой мальчикъ,— улыбаясь его наивности, отвтилъ тотъ.

— А какъ сдлаться богатымъ человкомъ, дядя Францъ? …

Что ему было сказать на это? Но сестренка отвпла за дядю.

— Богатымъ человкомъ?— переспросила она.— Для этого надо жить въ замк и посылать людей на работу.

‘Дядя Францъ’ пересталъ улыбаться. Онъ посадилъ дтей къ себ на колни и поцловалъ ихъ.

Съ тхъ поръ, какъ ночь, настала въ хижин стрлка стнныхъ часовъ уже десять разъ обошла полный кругъ. Въ трубу виднлся клочокъ неба, совсмъ сраго и пасмурнаго, такимъ-же. срымъ и пасмурнымъ:было и настроеніе обитателей хижины, Послдняя на.дежда ихъ исчезала, но они были тихи и покорны… Только гость наканун вечеромъ опять метался… какъ, безумный, и говорилъ, что, онъ долженъ выбраться отсюда, что онъ не хочетъ умереть здсь, въ этой снжной могил……

На шестой день вс въ хижин повеселли: сквозь трубу виднлся клочокъ яснаго, голубого неба.

Мать первая услыхала и, задыхаясь отъ волненія, объявила всмъ. Они бросились, въ сни и стали прислушиваться. Снгъ передъ отворенной дверью, казавшійся прежде чернымъ, какъ стна, становился.все сре, все свтле и прозрачне и, наконецъ, зашевелился. Въ дверяхъ при свт яркаго солнечнаго дня показался человкъ онъ бросился къ жен и обнялъ ее.

Это былъ радостный день и радостная встрча. Но вотъ Миртль тревожно сталъ озираться по сторонамъ, точно ища кого-то. Она лежала тамъ, наверху, и послдній кусочекъ восковой свчи догоралъ. Ужъ восемь дней, какъ она умерла.

Дровоскъ опустился на колни, крпко держа въ своихъ рукахъ холодную окоченвшую руку покойницы, и долго и неподвижно смотрлъ на ея блдное лицо.

— Матушка, вдь это я для васъ подстрлилъ дичь на прошлой недл. Какъ я любилъ васъ, матушка… а теперь вы умерли… безъ меня…

Ясный день смотрлъ въ хижину, и острая боль вылилась въ слезахъ и облегчила сердце.

Тутъ женщина вспомнила о гост. Онъ стоялъ въ углу у очага. Миртль смотрлъ на него и не врилъ глазамъ. И тутъ произошло то, что изображено на большой картин, которая и теперь еще виситъ въ замк барона.

На картин богатый и благородный баронъ Францъ фонъ Шарфенталь стоитъ на колняхъ передъ загорлымъ бородатымъ дровоскомъ и, обнявъ его колни, съ мольбою смотритъ въ его суровое, честное лицо.

На обратной сторон картины въ особомъ отдленіи хранится слдующая запись:

‘Въ 1846 г. въ суровую зиму баронъ Францъ фонъ Шарфенталь заблудился на охот, шесть дней и шесть ночей провелъ онъ подъ снгомъ, въ хижин дровоска, въ горахъ, вмст съ семьей послдняго. Вс они несомннно погибли-бы, если бы отецъ семейства и владлецъ хижины, дровоскъ Миртль, за нсколько дней до того посаженный барономъ на десять дней въ тюрьму за то, что подстрлилъ дичь на его земл, не спасъ обитателей хижины, явившись тотчасъ же по выход изъ тюрьмы вмст съ другими жителями долины на помощь занесеннымъ снгомъ.’

Эта запись была сдлана по приказанію барона.

Тамъ, въ долин, близъ холма, на которомъ высится великолпный замокъ барона, среди прекрасно-обработанныхъ и плодородныхъ полей виднется богатый крестьянскій дворъ. Много парней и двушекъ работаетъ около него, да и самъ хозяинъ не отстаетъ отъ нихъ.

Эту землю и дворъ баронъ подарилъ Миртлю,— теперь ему не нужно больше отбывать барщину въ лсу.

Юля вышла замужъ. Гансъ сдлался старшимъ лсничимъ.

У барона много сдыхъ волосъ, говорятъ, первые появились въ т дни, которые онъ провелъ подъ снгомъ въ хижин дровоска. Да онъ и вообще перемнился съ тхъ поръ: чуть услышитъ про какую-нибудь бдную семью, непремнно поможетъ и всегда справится при этомъ, глубокъ ли бываетъ снгъ зимою вокругъ ихъ избушки.

Когда онъ въ воскресное утро стоитъ со своими на крыльц замка, а мимо на пар лошадей прозжаетъ Миртль съ женой и дтьми, одтые по праздничному,— баронъ уже издали первый кланяется имъ.

Куда же однако они дутъ?

Далеко въ горахъ лежитъ деревушка съ церковью и маленькимъ кладбищемъ, тамъ на кладбищ у нихъ есть могила — вся въ цвтахъ,, и они даютъ деньги дряхлой старушк, чтобы та ходила за ними. Съ кладбища они дутъ дальше въ горы по тяжелой, неровной дорог. Возл дороги шумитъ и пнится горный ручей. Вотъ они наконецъ достигли узкой долинки. Здсь ручей тихо струится по лужайк, а среди старыхъ елей виднется срая полуразрушенная стна. Чудныя синія генціаны и другія цлебныя травы растутъ на развалинахъ хижины. Миртль съ семьей собираютъ ихъ и увозятъ домой въ долину. Часть они отдаютъ барону, и нтъ для него, старика, боле цлебной травы, какъ эти синіе цвточки со старой полуразрушенной стны хижины дровоска.

Перев. съ нмецкаго В. Лапчинской.

‘Юный Читатель’, NoNo 10—11, 1904

Хижина дровоска.

Читайте также: