Охотничьи разсказы и стихотворенія
Изданіе журнала ‘ОХОТНИЧІЙ ВСТНИКЪ’
МОСКВА, 1913 г.
СЕРЕБРЯНЫЙ ЛШІЙ СЪ БАРАНКОЙ.
СЕРЕБРЯНЫЙ ЛШІЙ СЪ БАРАНКОЙ.
(РАЗСКАЗЪ)
П. РОЗЕГГЕРЪ.
П. РОЗЕГГЕРЪ.
Перев. В. Г.
Серебряный леший с баранкой, Розеггер Петер, Год: 1913
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Онъ былъ простой лсной объздчикъ, и при крещеніи получилъ христіанское имя, но судьба устроила такъ, что этого имени никто не зналъ, а самъ онъ откликался на прозвища ‘серебряный’, ‘лшій’ и, наконецъ, ‘серебряный лшій съ баранкой’. И во всемъ округ не было человка, который не зналъ-бы ‘серебрянаго лшаго съ баранкой’.
Собственно говоря, онъ отъ другихъ людей не отличался ничмъ особеннымъ. Правда, онъ могъ выпить неимоврное количество вина, и, если-бы онъ, жилъ гд-нибудь среди индйцевъ, да еще въ блаженныя времена Майнъ-Рида, его непремнно прозвали-бы ‘блднолицей губкой’ или ‘неукротимой дырой’, но въ Европ, да еще въ наше время, такимъ талантомъ никого не удивишь.
Девятнадцать лтъ онъ проболтался на бломъ свт, и никто не обращалъ на него вниманія, а потомъ слава пришла къ нему, какъ-то сразу, будто по мановенію волшебнаго жезла.
Какъ всегда, началось съ пустяковъ. Въ деревенскомъ кабачк собрались парни и, какъ водится, выпили лишнее. Конечно, начались пересмшки, поддразниванія, а потомъ пошли въ ходъ и кулаки. И вотъ тутъ-то онъ впервые отличился. Почему-то парни особенно ополчились противъ молодого объздчика и стали его ‘задирать’. Онъ долго молчалъ, но, наконецъ, потерялъ терпніе, двинулъ правой рукой — и половина скамьи опустла, двинулъ лвой — и на полъ свалились еще три сосда. Затмъ онъ всталъ и, будто играя, вышвырнулъ пятерыхъ обидчиковъ за дверь. Посл этой расправы онъ слъ и, какъ ни въ чемъ не бывало, спокойно принялся за свое вино.
Въ деревн, какъ извстно, физическая сила пользуется большимъ почетомъ. Вс давно знали, что у объздчика здоровые кулаки, но никто не подозрвалъ, что эти кулаки способны на такую расправу. Поэтому случай въ трактир сдлался деревенской злобой дня. Пострадавшимъ парнямъ не давали прохода, но они оправдывались тмъ, что ихъ осилилъ не человкъ, а лшій:
— Кабы человкъ онъ былъ, нешто ему пятерыхъ осилить? А то, извстно, лшій. Съ нимъ никому не совладать.
Съ тхъ поръ его такъ и прозвали лшимъ.
Слава о его диковинной сил скоро сослужила ему хорошую службу: помщикъ, у котораго онъ служилъ, назначилъ его старшимъ объздчикомъ и положилъ ему такое жалованье, какое получалъ только главный лсничій. Помщикъ зналъ, что длалъ, потому что съ того самаго дня въ лсу сразу прекратилось всякое браконьерство: вдь, ни одному крещеному человку не охота связываться съ лшимъ.
У ‘лшаго’ завелись лишнія деньги. Онъ былъ одинъ, какъ перстъ, двушки его чуждались, парни враждебно сторопились, крестьяне на него косились за то, что онъ за всякаго ледащаго зайчишку, за каждый тетеревиный выводокъ тащилъ людей въ судъ, а если кто пытался сопротивляться, у того подъ дьявольскими лапами трещали кости.
‘Лшій’ жилъ одиноко, какъ отшельникъ, и приходилъ въ деревню только по воскресеньямъ, да и то лишь затмъ, чтобы купить табаку и наполнить виномъ свой боченокъ.
Но и ему были свойственны человческія слабости. Онъ вдругъ оказался — щеголемъ, чего отъ него можно было ожидать меньше всего.
Однажды онъ явился въ деревню въ новыхъ лаковыхъ сапогахъ и пестромъ жилет, по которому, отъ кармана къ карману, тянулась серебряная цпь, толщиною въ добрую трость.
Къ слдующему воскресенью его жилистые пальцы украсились широчайшими серебряными кольцами, потомъ появилась серебряная пряжка на кушак, заблестла серебряная оправа трубки. Черезъ мсяцъ на ‘лшемъ’ было навшано фунта два серебра, но ему все казалось мало, онъ продолжалъ скупать благородный металлъ во всхъ видахъ.
Наконецъ, онъ дошелъ до предла: на его жилет и куртк засіяли огромныя серебряныя пуговицы, на которыхъ, должно быть — по особому заказу, были искусно изображены птицы, головы лисицъ, зайцевъ, кабановъ и прочей лсной твари.
Деревня ахнула и дала ему новое прозвище:— серебряный лшій.
Но ему было суждено пройти еще дальше по пути славы.
Помщикъ, самъ почти никогда не охотившійся, часто присылалъ ‘лшему’ записки, въ которыхъ разршалъ охоту кому-нибудь изъ своихъ знакомыхъ. Въ такихъ случаяхъ ‘лшій’ нацплялъ на себя все свое серебро и считалъ долгомъ лично сопровождать хозяйскаго гостя по лсу.
Какъ-то пріхалъ на охоту чернявый, невзрачный господинчикъ. Помщикъ въ записк называлъ его своимъ лучшимъ другомъ и строго предписывалъ исполнять его малйшія желанія. Понятно, что ‘лшій’ не отходилъ отъ почетнаго гостя ни на шагъ и заботился о немъ, какъ о маломъ ребенк.
Погода стояла отличная, охота выдалась на рдкость удачная, и прізжій былъ отъ всего въ полномъ восторг. Къ тому же ‘лшій’ приготовилъ ему пріятный сюрпризъ: когда они, переполнивъ ягдташи, двинулись въ обратный путь, на одной изъ засыпанныхъ пестрыми цвтами полянокъ они нашли разостланную на мягкой трав скатертъ, покрытую бутылками и разной закуской. Обычно, угощеніе предлагалось въ сторожк, гд для этого даже была отведена особая комната, но для лучшаго друга хозяина можно было сдлать исключеніе…
Гость былъ очень доволенъ. Онъ настоялъ на томъ, чтобы объздчикъ составилъ ему компанію, и оба весело принялись за ду.
Прізжій, не расчитывавшій на такое широкое гостепріимство, запасся своей провизіей, и вынулъ изъ глубины ягдташа нсколько свертковъ, оказавшихся теперь лишними. Однако, въ одномъ изъ нихъ было нчто особенное, чего ‘лшій’ еще не пробовалъ, и что ему очень понравилось: особыя сахарныя баранки, какія умютъ печь только въ Вн. Гость замтилъ, что парню баранки пришлись по вкусу,— охотно отдалъ ихъ ему въ полное распоряженіе, и тотъ уписывалъ рдкое лакомство за об щеки.
И вдругъ… случилось нчто необыкновенное. Изъ-за густого оршника, пріютившагося въ углу поляны, показалась острая рыжеватая мордочка. Мелькнули два ушка, покрытыхъ внутри блой шерстью, блеснули черные глазки и любопытно уставились на пирующихъ охотниковъ.
‘Лшій’ увидлъ лисицу и замеръ. Онъ какъ разъ поднесъ ко рту большую баранку, запустилъ въ нее острые зубы, но… рука, какъ-то, сама собой опустилась и стала шарить по трав. Блясыя, выгорвшія на солнц брови изумленно поползли къ самой середин узкаго лба, глаза превратились въ треугольники, губы напряженно искривились, а баранка, застрявшая во рту, ехиднымъ завиткомъ надвинулась на плоскій носъ.
Гость, не знавшій причины, вызвавшей на лиц объздчика такую волшебную перемну, сначала опшилъ, но черезъ мгновеніе покатился на траву въ припадк неудержимаго, стихійнаго хохота. Понятно, что лисица не стала дожидаться, пока ‘лшій’ нащупаетъ лежавшее возл него ружье, и поспшила скрыться. Тогда только парень пришелъ въ себя и тоже разсмялся.
Вотъ и все.
Остальная часть дня прошла очень весело. Гость, оказавшійся художникомъ, набросалъ въ карманный альбомъ нсколько этюдовъ, между прочимъ,— зарисовалъ и своего спутника, а затмъ, узжая, оставилъ ‘на память’ два золотыхъ.
‘Лшій’ ршилъ истратить ихъ на серебряную насчку къ новой нагайк.
Прошла недля, другая. ‘Лшій’, по обыкновенію, въ воскресенье явился въ деревню, зашелъ въ трактиръ, и тамъ, противъ всякаго обыкновенія, былъ встрченъ оглушительнымъ хохотомъ.
Скоро онъ узналъ и причину общаго веселья. Трактирщикъ торжественно показалъ ему послдній номеръ юмористическаго журнала, гд на цлой страниц была изображена сценка въ лсу. Ничего не было забыто. Такъ изъ-за угла хитро выглядывала лисица, такъ же глупо было лицо удивительно похожаго ‘лшаго’, и только баранка выросла раза въ два…
Внизу было подписано:
‘Горе-охотникъ’.
Съ этого дня за нимъ окончательно упрочилось новое прозвище:
‘Серебряный лшій съ баранкой’.
Все остальное осталось по старому. Только въ деревню онъ сталъ заходить не каждое воскресенье, а въ дв недли разъ.