ГЕРТРУДА КОЛЬБЬЁРНСЕНЪ.
ГЕРТРУДА КОЛЬБЬЁРНСЕНЪ.
Романъ Эрика Скрама.
I.
I.
II.
II.
——
III.
III.
Гертруда Кольбьёрнсен, Скрам Амалия, Год: 1879
Время на прочтение: 178 минут(ы)
Это было въ 1862 году. Въ знойный лтній день двое мужчинъ осторожно спускались со склоновъ Ордрунской рощи къ полян. Они хватались за каждое деревцо, попадавшееся имъ на пути по откосу, чтобъ не потерять равновсія и не скатиться внизъ, и, лавируя такимъ образомъ, добрались, наконецъ, немного запыхавшись, до тропинки, огибающей подошву холма.
— Возьмемъ-ка сюда, направо, — сказалъ одинъ изъ нихъ, снимая шляпу и отирая лобъ,— здсь есть скамейка. Мы успемъ отдохнуть и освжиться въ тни. Обдъ еще не скоро начнется.
Они отыскали скамейку подъ высокими деревьями и первое время обмнивались между собой только замчаніями, которыя у нихъ вызывала нестерпимая жара. Оба они были во фракахъ и лтнихъ пальто и страшно страдали отъ зноя.
— Подумайте только, вдь, намъ предстоитъ еще пройти всю эту поляну, гд жаръ пышетъ, какъ изъ печки, — сказалъ тотъ изъ ихъ, который былъ повыше, съ отчаяніемъ смотря на лугъ, залитый такимъ ослпительнымъ солнечнымъ свтомъ, что трава казалась отъ него почти блой.— И все это мы продлываемъ ради удовольствія! Точно какіе-то юнцы!
— Юнцы!— со смхомъ подхватилъ его спутникъ, плотный, краснощекій брюнетъ лтъ тридцати, красивый и элегантный,— да, когда мы были юнцами, такъ жаркій день не составлялъ для насъ никакой разницы. Вдь, это же одно изъ преимуществъ нашего возраста, что у насъ явилась способность къ воспринятію климатическихъ ощущеній. Ахъ, помните вы счастливые дни, которые мы, школьниками, проводили здсь на Ордрунской полян и на этихъ откосахъ?
— Врю вамъ на слово, самъ я не бывалъ здсь школьникомъ, — угрюмо отвтилъ высокій господинъ, вытянувъ ноги и углубившись въ созерцаніе пыли, насвшей на его сапоги.
— Да разв же вы родились не въ Копенгаген?
— Родился-то я въ Копенгаген, но, тмъ не мене, я не приходилъ сюда школьникомъ. Въ первый разъ я попалъ сюда всего нсколько лтъ тому назадъ.
— Вотъ удивительно! Я былъ увренъ, что это любимое мсто прогулокъ всхъ школьниковъ,— отвтилъ другой, вытирая свою густую бороду надушенымъ носовымъ платкомъ.
— Я даже и понятія не имлъ о томъ, что есть на свт Ордрунская роща и поляна, — возразилъ высокій господинъ, поднявъ при этомъ глаза.— Съ Охотничьимъ паркомъ.я былъ знакомъ по учебнику географіи.— Его спутникъ пересталъ вытирать лицо и съ удивленіемъ взглянулъ на него.— Вы смотрите на меня,— вы, можетъ быть, воображаете, что мое дтство и юность прошли такъ, какъ и у всхъ другихъ?
— Судя по вашему тону, я долженъ отвтить отрицательно.
— И нисколько не ошибетесь.— Въ голос, которымъ были произнесены эти слова, слышалось раздраженіе. Высокій господинъ принадлежалъ къ тмъ смуглымъ людямъ, которые блднютъ подъ вліяніемъ жары, и вслдствіе этой блдности его маленькіе каріе глаза, казалось, сверкали ярче обыкновеннаго.— Мое дтство…— продолжалъ онъ, презрительно усмхнувшись, — я предполагаю, что былъ зачатъ въ какой-нибудь несчастный моментъ и появился на свтъ, когда все шло вкривь и вкось!— онъ махнулъ рукой и повернулъ лицо къ своему собесднику.— Вы, можетъ быть, думаете, что, когда я былъ ребенкомъ, мн приходилось видть когда-нибудь освщенную солнцемъ поляну или вдыхать этотъ пряный лсной ароматъ, который поднимается теперь отъ этихъ деревьевъ? Я видлъ только мостовую и наслаждался запахомъ дождевыхъ лужъ на улицахъ. Всю свою юность я просидлъ въ тсной коморк на чердак, не зная, какъ избавиться отъ скуки, которая, словно назрвшій нарывъ, разъдала мн душу, а то такъ гнулся подъ бременемъ непосильной работы, какъ замученный молодой оселъ…— онъ вдругъ оборвалъ рчь.— Лучше и не говорить объ этомъ, — сказалъ онъ другимъ тономъ, — только опять въ жаръ ударитъ, стоитъ хоть на минуту вспомнить объ этихъ вещахъ, чтобы сейчасъ же злоба закипла въ сердц. Ну, а ваше дтство прошло, я думаю, совсмъ иначе?
— Разумется, и то, что я слышу отъ васъ, крайне удивляетъ меня.
— Еще бы! Еслибъ всмъ людямъ выпадалъ такой жребій, какой выпалъ мн, міръ не очень-то былъ бы счастливъ. По какой-то случайности я не сдлался подлецомъ, Но пріятнымъ человкомъ меня врядъ ли можно назвать.
Онъ говорилъ сухимъ, ироническимъ голосомъ. Его собесдникъ улыбнулся и сказалъ искреннимъ тономъ:
— Послушайте, въ этомъ отношеніи вамъ нечего жаловаться. Я могу вамъ выдать свидтельство въ ‘пріятности’ съ такою спокойною совстью, съ какою не всегда выдаю свои аттестаціи.
— Ну, да, говорите!— отвтилъ тотъ уже нсколько мягче.— Могу васъ уврить, что мн пришлось не мало вынести невзгодъ въ этомъ отношеніи. Вдь, вы не знали меня въ пору моей школьной и студенческой жизни: я былъ жалкимъ отверженцемъ общества, пока настойчивымъ трудомъ не добился званія прокуратора.
— Что вы говорите! Я этого и представить себ не могу. Я всегда зналъ васъ за всми уважаемаго юриста. А теперь-то вы ужь совсмъ знаменитость, въ ваши годы вы адвокатъ съ избранною кліентурой…
— Ба! У меня много дла и я имю случай бывать иногда въ обществ. Моя профессія составила мн большой кругъ знакомства. Вотъ и все.
— Такъ неужели вы захотли бы помняться со мной и работать съ утра до ночи, не имя даже и сотни платныхъ паціентовъ?
— Но у васъ за то есть жена, семья, счастливое прошлое!
— Да, конечно, но отчего же вы не женились? Наврное, многія съ радостью пошли бы за васъ.
Адвокатъ отвтилъ не сразу и врачъ, бывшій немного моложе его, спохватился, что, пожалуй, затронулъ струну, которой не слдовало касаться. Онъ поспшилъ предложить новый вопросъ, чтобы нарушить тягостную паузу.
— Вдь, вы, кажется, сынъ покойнаго соборнаго пробста Феддерсена?
— Я? Какъ бы не такъ! Мой отецъ былъ отршенный отъ должности пасторъ и домашній учитель. Его отставили отъ мста за то, что онъ обозвалъ своего епископа плутомъ. Но это единственный похвальный поступокъ, которымъ я могу помянуть его.— Адвокатъ погрузился въ угрюмое молчаніе и, спустя нсколько минутъ, продолжалъ боле спокойнымъ тономъ:— Онъ былъ жестокимъ и холоднымъ педантомъ среди самой убогой матеріальной обстановій. Насъ было двое — я и моя сестра, слабая, хилая двочка. Нашъ домашній очагъ былъ нелпою тюрьмой, гд царили строгость, брань и побои, — духовная и вещественная бдность съ таимъ гнетомъ во всхъ смыслахъ, какого и описать нельзя. Меня держали взаперти все время, которое у меня оставалось отъ школы, въ часы, свободные отъ шкальныхъ занятій, меня заставляли писать латинскія сочиненія Мое мсто было въ комнат отца, который вчно торчалъ у меня за спиной. Облупившійся подоконникъ, служившій мн столомъ, замасленныя, грязныя рамы, дождикъ, стучавшій по нимъ, перекосившійся домъ насупротивъ нашего въ узкомъ переулк, моя тупая голова, мой озлобленный нравъ, заношенная курточка, въ которой я дома ходилъ и лтомъ, и зимою, мои безнадежныя грёзы, мои отношенія ко всмъ товарищамъ по школ, для которыхъ мое истасканное платье было вчнымъ посмшищемъ и которые сторонились меня, потому что я совсмъ не былъ похожъ на другихъ мальчиковъ, моя ненависть, мое отчаяніе… что и говорить, свтлыя это воспоминанія, какъ разъ гармонирующія съ лтнимъ днемъ!
— Неужели же вы не можете вставить въ эту картину ничего отраднаго?
— Да, есть, все-таки, нчто отрадное. У меня былъ дядя, онъ жилъ за биржей и занималъ мсто писца въ одномъ изъ министерствъ. Мн иногда позволяли посщать его. Впрочемъ, я и по дорог изъ школы тайкомъ забгалъ къ нему. У него была цлая библіотека романовъ, самыхъ дрянныхъ, какіе только можно себ представить, но, впрочемъ, между ними попадались и хорошіе. Вотъ я и поглощалъ ихъ, сидя у дяди, а то забиралъ ихъ домой. По вечерамъ я читалъ ихъ подъ столомъ, прикрывъ ихъ латинскою грамматикой, иной разъ меня ловили на этомъ, я сочинялъ что-нибудь, чтобъ объяснить, отнуда добылъ книгу, и тогда меня немилосердно колотили. Этотъ дядя со своими романами былъ единственною свтлою точкой въ моемъ дтств.
— И вы никогда не отправлялись за городъ съ друзьями?
— Да, вдь, у меня не было друзей. Въ тотъ день, когда я сдлался студентомъ, я въ первый разъ въ своей жизни отправился въ лсъ съ товарищами. Такія удовольствія, какъ школьныя прогулки въ лсъ, разумется, никогда не выпадали мн на долю. До этого дня я никогда не былъ за городомъ. Мы дошли только до Шарлоттенлунда. Тамъ меня напоили до-пьяна и оставили въ палатк у трактирщика. Видите, какъ они меня любили!
— Ну, а ваша мать?
— Я совсмъ не зналъ ея. Я предполагаю, что брань съ моимъ отцомъ былъ для нея достаточно всною причиной, чтобы постараться поскоре покончить счеты съ жизнью.
Хотя адвокатъ говорилъ жесткимъ и насмшливымъ тономъ, но сердечная боль, звучавшая, тмъ не мене, въ его словахъ, произвела сильное впечатлніе на его собесдника. Докторъ Фредерикъ Винге углубился въ печальныя размышленія о судьб адвоката.
— Но, такимъ образомъ,— сказалъ онъ,— вамъ многое пришлось наверстать впослдствіи.
— Несомннно,— отвтилъ Феддерсенъ, поправляя свой блый галстукъ,— и, согласитесь, довольно-таки комично видть, какъ старая кляча выбивается изъ силъ, стараясь пуститься галопомъ.
Докторъ собрался было отвтить, но въ это самое время увидалъ даму. Подъ розовымъ зонтикомъ, перескавшую лугъ, залитый палящими лучами солнца.
— Да, вдь, это моя жена.!— вскричалъ онъ.
— Гд? Тамъ? Ну, удивляюсь! По такой-то жар!
Оба они въ теченіе нсколькихъ минутъ молча слдили глазами за дамой, одинъ — равнодушно, другой — съ игрой физіономіи, выдававшей живой интересъ.
— Она потеряла, наконецъ, терпніе, дожидаясь насъ, и пошла намъ на встрчу… Сидите, сидите, мы сперва посмотримъ, что она сдлаетъ, когда дойдетъ до подошвы холма, — сказалъ врачъ тмъ полушепотомъ, которымъ говоритъ влюбленный, радующійся доказательствамъ нжности къ нему его возлюбленной. Впрочемъ, адвокатъ и не думалъ еще подниматься со скамьи, онъ просто услся поудобне.
Дама перешла мостикъ, положенный черезъ ручей, и медленно направилась въ тнь высокихъ буковъ, тамъ, гд откосъ круто поднимается съ поляны.
Тутъ она остановилась и бросила унылый взглядъ на импровизированную, неудобную дорожку, по которой передъ тмъ съ такимъ трудомъ спустились внизъ Винге и Феддерсенъ.
Врачъ не могъ дольше усидть на мст и поспшилъ на встрчу жен. Затмъ послдовали громкія восклицанія, нжныя объятій, веселый смхъ, но вдругъ молодая женщина увидала высокаго адвоката, степенно приближавшагося къ никъ, быстро вырвалась изъ объятій мужа и покраснла. Винге, сіяя отъ радости, познакомилъ ихъ.
— Хотите видть жену, которая идетъ по пятамъ своего мужа, несмотря на палящее солнце и зной?
Адвокатъ отвтилъ банальною фразой, онъ зналъ фру Винге по слухамъ и не находилъ ничего особенно героическаго въ томъ, что она вздумала предпринять эту ненужную экскурсію. Они перекинулись нсколькими незначительными замчаніями по поводу жары и того, какимъ образомъ адвокатъ познакомился съ докторомъ, и затмъ вс трое медленно направились къ вилл консула Грове, лежавшей по ту сторону поляны, въ густой тни охотничьяго парка.
— Ужъ, признайся, что ты соскучилась безъ меня и поэтому пошла къ намъ на встрчу, — сказалъ Винге, чтобы подразнить жену.
— Напрасно ты это думаешь, — отвтила молодая женщина пріятнымъ, низкимъ голосомъ и ласково взглянула на мужа.— Наоборотъ, мн было очень весело. Я подружилась съ одною молоденькою двушкой, — я никогда не видывала такого прелестнаго существа,— и мы все время были вмст. Она хотла было идти со мной, но побоялась, потому что не знаетъ тебя, и осталась играть съ дтьми.
— Разв между приглашенными есть и дти?— съ испугомъ спросилъ адвокатъ.
— Да, двое дтокъ, но ихъ, наврное, увезутъ къ нашему приходу.
— Ну, слава Богу! А то въ такую жару, да еще дти съ ихъ возней!
Вс засмялись.
— Кто эта молодая двушка?— спросилъ Винге.
— Гертруда Кольбьёрнсенъ, дочь того старика, статскаго совтника, который, помнишь, навщалъ моего отца во время его болзни.
— А, помню! Но неужели у него такая молоденькая дочь?
— Ей никакъ не больше шестнадцати лтъ,— отвтила молодая женщина и слегка оперлась на руку мужа.
Адвокатъ зналъ упомянутаго статскаго совтника только по имени и ему сдлалось досадно, что эти люди разговариваютъ такъ фамильярно о статскомъ совтник, съ которымъ у него не было ни малйшаго знакомства. Притомъ же, молодая фру Винге была по своему происхожденію бдная еврейка, какое отношеніе къ ея семь могъ имть статскій совтникъ? Адвокатъ Феддерсенъ былъ сегодня не въ дух. И это не преминуло отразиться на характер его недавней бесды съ докторомъ, при обычныхъ условіяхъ онъ не былъ бы такъ откровененъ. Дло въ томъ, что за нсколько дней передъ тмъ его постигло серьезное разочарованіе. Онъ посватался и получилъ отказъ. Онъ принялъ это очень близко къ сердцу, не потому, чтобъ любилъ ту двушку, за которую сватался,— онъ зналъ ее очень мало,— но разъ мужчина съ его общественнымъ положеніемъ ршился на такой шагъ, то было крайне тягостно натолкнуться на холодный и безусловный отпоръ и даже не услыхать ни слова благодарности за безпокойство. Двушка была безъ всякаго состоянія, двадцати восьми лтъ, стало, быть, онъ представлялъ для нея блестящую партію.
Въ этой неудач адвокатъ винилъ свое прошлое, да, онъ не умлъ нравиться женщинамъ, потому что въ молодости никогда не имлъ дла съ дамами. Его мысли упорно цплялись за это обстоятельство, и между тмъ какъ онъ шелъ молча рядомъ съ супругами Винге и ссылался на жару въ объясненіе своего необщительнаго настроенія, унылыя, гнетущія думы вкрадывались въ его душу. Почему онъ такъ поздно получилъ возможность вступить въ этотъ свтъ, къ которому его неизмнно влекло съ тхъ самыхъ поръ, какъ онъ началъ помнить себя? Почему не шелъ онъ теперь, какъ этотъ врачъ, со своею женой, безпечно болтая о разныхъ пустякахъ? Почему его нраву было всегда чуждо непринужденное веселье, безъ котораго,— онъ зналъ это,— счастье не дается въ руки? Несносный заколдованный кругъ мыслей, заставлявшій его снова и снова возвращаться къ своему несчастному дтству! Но теперь-то судьба, кажется, могла бы избавить его отъ такихъ униженій, какъ только что испытанное. Вдь, ужъ сколько лтъ стремился онъ все къ одной намченной цли: смягчить и полировать свой характеръ, такъ чтобы та женщина, къ которой онъ пожелалъ бы приблизиться, не отшатнулась отъ него въ испуг. Такъ почему же это проклятіе все еще тяготетъ надъ его головой? Ужасная мысль: неужели теперь уже поздно? Неужели онъ, все-таки, падетъ въ бою и будетъ вынужденъ взять себ въ жены одну изъ тхъ, что сидятъ у житейскихъ волнъ, закидывая въ нихъ свои удочки? Его кольнуло въ самое сердце.
— Фу, какая жара!— вскричалъ онъ и, прибавивъ шагу, нагналъ опередившую его чету супруговъ.
— Адвокатъ Феддерсенъ, не сердитесь на то, что я скажу вамъ,— заговорила фру Винге своимъ ровнымъ голосомъ,— но, право, не хорошо будетъ, если вы явитесь съ такимъ сумрачнымъ лицомъ на праздникъ, устроенный нашимъ гостепріимнымъ хозяиномъ по случаю дня его рожденія. Дайте пощаду бдному преступнику, котораго вы все это время мысленно осуждаете на смертную казнь.
— Я ни о какомъ преступник не думаю, фруэ, меня просто сердитъ одинъ человкъ.
— Такъ бросьте думать о немъ.
— Но это такой близкій знакомый.
— Онъ сдлалъ что-нибудь дурное?
— Онъ сдлалъ только непростительную глукость, фруе, онъ посватался и поручилъ отказъ.
— Но разв не гршно называть это глупостью?— сказала фру Винге, подумавъ немного.
— Онъ долженъ былъ бы остеречься, онъ не годится для семейной жизни,— весьма ршительнымъ тономъ отвтилъ адвокатъ.
— Но если онъ любилъ?— Молодая женщина сказала это какъ-то застнчиво и осторожно, каждое слово напоминало мягкій жестъ руки. Отъ всего ея существа вяло мягкостью, кротостью, спокойствіемъ, начиная съ ея походки, ея взгляда и голоса и кончая улыбкой и тмъ, какъ она поправляла зонтикъ на плеч и перегибалась въ сторону адвоката, чтобъ удобнй говорить съ нимъ. Послднему показалось очень пріятнымъ идти подъ тнью деревьевъ Ордрунскаго охотничьяго парка и, не выдавая себя, бесдовать о томъ, что его мучило. Онъ продолжалъ:
— Можетъ быть, онъ и не любилъ въ томъ смысл, какъ это обыкновенно понимается. Я думаю, что онъ, главнымъ образомъ, хотлъ устроить себ домашній очагъ и имть хорошую жену.
— Но, въ такомъ случа, онъ долженъ сперва полюбить,— сказала фру Винге, не оборачиваясь на этотъ разъ къ адвокату, а глядя прямо передъ собой. Слова эти прозвучали, какъ безапелляціонный приговоръ и разсердили адвоката. ‘Хорошо ей говорить такъ,— подумалъ онъ,— когда она идетъ теперь рука объ руку съ мужемъ, которому лишь посл долгихъ, неимоврныхъ усилій удалось вырвать ее изъ закоснлой въ предразсудкахъ жидовской среды, цлые годы отравлявшей ему жизнь. Нтъ-съ, покорно благодарю! Не всякій изъ насъ согласится на такую каторгу!’
— Сперва полюбить,— сказалъ онъ съ раздраженіемъ, — но это возможно только для тхъ, кто подготовленъ къ тому воспитаніемъ.
Молодая женщина не поняла горькаго тона, которымъ были произнесены эти слова.
— Я не хочу сказать,— возразила она, слегка покраснвъ,— что онъ долженъ полюбить ее прежде, чмъ она его полюбитъ, но я думаю, что мужчина не можетъ завоевать сердца хорошей женщины, если онъ не любитъ ея истинною любовью.
— Ба, это врядъ ли такъ ужь необходимо!— насмшливо замтилъ адвокатъ. Отвть и тонъ Феддерсена не понравились его собесдниц и она замолчала. Адвокатъ впалъ въ раздумье. Любить истинною любовью! Но разв кто училъ его этой наук? Разв кто шепталъ ему на ухо нжныя слова, когда онъ былъ ребенкомъ? Что пользы было требовать отъ него мягкости чувства, когда онъ зналъ жизнь только съ ея суровой стороны?… Да и зачмъ онъ такъ стремился къ этому полукомическому положенію женатаго человка? Вдь, въ его вол было выкинуть изъ головы эту мысль, и тогда разомъ пришелъ бы конецъ всмъ его огорченіямъ. Его любовница была умная двушка, онъ могъ вполн довольствоваться ею… Да, вотъ оно что: довольствоваться!
— Но чего же собственно требуетъ отъ мужчины ‘хорошая’ женщина?— спросилъ онъ тономъ, въ которомъ слышалась не то досада, не то готовность сдаться.
— Это такой серьезный вопросъ,— сказала фру Винге, потерявшая интересъ къ бесд.— Я думаю, прежде всего, любви.— Сама того не замчая, она положила голову на плечо мужа, и адвокатъ, отъ котораго но ускользнуло ея движеніе, сразу почувствовалъ себя исключеннымъ, безмолвно изгнаннымъ изъ міра, въ которомъ ему не было мста. Міръ, въ которомъ женскія головки съ пышными темными волосами нжно прислонялись къ плечу мужчины, говорилъ ему о томъ, чего не могли выразить длинныя умозаключенія. Это былъ міръ, озаренный такимъ же мягкимъ блескомъ, какой испускалъ розовый зонтикъ фру Винге, когда на него падали лучи солнца, это былъ міръ, неотразимо привлекавшій къ себ всхъ безъ изъятія, но безпощадно удалявшій изъ своихъ предловъ того, кто смлъ говорить въ немъ заносчиво или нелпо, это былъ, наконецъ, тотъ міръ, въ которомъ докторъ Винге шелъ такъ спокойно и беззаботно, не открывая рта и, въ то же время, разсказывая, по всей вроятности, цлую повсть своей жен, между тмъ какъ онъ, адвокатъ Феддерсенъ, наговорилъ столько безсвязнаго вздора и, надо думать, не съумлъ бы сказать ничего другаго, еслибъ такая же головка съ пышными волосами захотла прильнуть къ его плечу.
Жара все больше и больше угнетала адвоката, онъ сердито пыхтлъ, вытиралъ лобъ и испытывалъ непріятное ощущеніе около шеи. Туго накрахмаленные высокіе воротнички его отмякли и утратили до нкоторой степени свою первоначальную свжесть.
Но вотъ показалась, наконецъ, вилла консула Грове уже и издали стали доноситься изъ сада звонкій смхъ и веселые голоса.
Обдъ кончился и въ саду консула Грове снова закипла шумная жизнь, звуки которой, перелетая черезъ низкую изгородь, оглашали собой широкую даль. Кофе пили на открытомъ воздух и многіе изъ пожилыхъ мужчинъ ухитрялись заполучить по дв чашки темнаго экстракта въ вид гигіенической мры посл обильной трапезы. Лакей, съ внушительною физіономіей, разносилъ разнообразной формы флаконы съ ликерами, составляя себ мннія о каждомъ гост, смотря по тому сорту, который онъ выбиралъ. Многіе, взявъ съ серебрянаго подноса маленькій стаканчикъ и медленно осушивъ его, устанавливали его въ дупло или въ расщелину дерева, взрывъ смха сметалъ его оттуда и онъ исчезалъ безвозвратно. Въ глубин сада, въ извилистыхъ аллеяхъ, поднимались порою цлые каскады теноровыхъ или сопранныхъ трелей и замирали въ чащ сосдняго парка. Могучія вершины только слегка шелестили листьями, какъ бы давая этимъ понять, что имъ многое и многое можно доврить. Въ самомъ отдаленномъ уголк сада собралось большинство молодежи, дамы въ шумящихъ широчайшихъ платьяхъ весело улыбались мужчинамъ, которые стояли передъ ними въ изящныхъ позахъ, усиленно жестикулируя и оживленно разговаривая. Съ открытой поляны сюда проникали лучи заходящаго солнца и переливы ихъ на разноцвтныхъ платьяхъ и на обнаженныхъ рукахъ и плечахъ производили волшебное дйствіе. Дамы были безъ шляпъ, съ цвтами въ волосахъ, изъ мужчинъ только нкоторые были въ шляпахъ, да и т сдвинули ихъ на затылокъ, жара и вино зажгли румянецъ на щекахъ молодыхъ людей.
Консулъ Грове прохаживался подъ руку съ Винге, дружески болтая съ нимъ. Они приблизились къ тому мсту, откуда раздавались голоса молодежи, и остановились въ нсколькихъ шагахъ.
— Скажите, пожалуйста,— спросилъ Винге,— откуда взялась у старика Кольбьёрнсена эта лучезарная маленькая фея, которая совсмъ вскружила голову моему доброму пріятелю Иверсену и заставляетъ его говорить ей ужаснйшія сумасбродства?
— Вполн понимаю ваше удивленіе,— отвтилъ консулъ, прищуривъ свои маленькіе, косые глазки и съ удовольствіемъ разглядывая молодую двушку,— да, это не то что безобразный сынъ его отъ перваго брака. Впрочемъ, она плодъ весьма страннаго союза. Кольбьёрнсенъ женился вторично, когда ему было уже за пятьдесятъ, и женился на молодой двушк, дочери артиллерійскаго офицера, которому, помните, разорвало животъ забойникомъ въ Аматер. Она, конечно, вышла за него только ради натери. Говорили, что потомъ у нея былъ какой-то романъ. Бдная молодая женщина умерла года черезъ два посл свадьбы. Она была замчательно милая особа. Маленькая Гертруда воспитывалась подъ крылышкомъ своей тетки, старой фрэкенъ Кольбьёрнсенъ, которую вы видли у меня сегодня,— если не ошибаюсь, ее повелъ къ столу адвокатъ. Смшной онъ малый, этотъ Феддерсенъ, онъ какъ-то уметъ отпугнуть отъ себя всхъ молодыхъ двушекъ.
— Она прелестное дитя, ваша фрэкенъ Гертруда, моя жена совсмъ влюбилась въ нее.
— Да и кто въ нее не влюбленъ!
— Это такое наслажденіе встртить въ наше время свжее, неизломанное созданіе, да еще вдобавокъ воспитанное старою теткой.
— И педанткой, замтьте. Впрочемъ, она славная дама, но только страшная педантка и набожна до невроятности.
Къ нимъ подошли еще другіе, и между новыми группами, которыя теперь образовались, очутились старая фрэкенъ Кольбьёрнсенъ, тетушка Розалія, какъ ее называли многіе знакомые, и адвокатъ Феддерсенъ. Дурное расположеніе духа совершенно исчезло у адвоката, онъ сдлался разговорчивъ, сыпалъ легкими сарказмами, отвшивалъ поклоны дамамъ и любезничалъ съ ними. За нимъ ухаживали, самъ же онъ ни за кмъ не ухаживалъ. Онъ относился съ оттнкомъ ироніи къ каждой дам, взятой въ отдльности. Его критическое чутье безжалостно разрывало тотъ флеръ, которымъ мечтавшія о замужств двицы умли такъ изящно драпировать свои непривлекательныя свойства, но если какая-нибудь изъ нихъ выдлялась изъ толпы, онъ боялся подойти къ ней.
Тетушка Розалія получила большое удововольствіе отъ разговора съ адвокатомъ во время обда, разговора очень оживленнаго, касавшагося, притомъ же, серьезныхъ темъ. Феддерсенъ разсказалъ ей интересный эпизодъ изъ своей юридической практики объ одной дам, которую тетушка Розалія немного знала и о которой была приблизительно такого же мннія, какъ и адвокатъ. Она сама увлеклась бесдой и разсказала нсколько фактовъ изъ молодости этой даны, отсюда они мало-по-малу перешли къ принципамъ и воззрніямъ, и адвокатъ обнаружилъ такую умренность во взглядахъ, что тетушка Розалія, вращавшаяся обыкновенно въ либеральныхъ сферахъ и привыкшая къ совсмъ другимъ рчамъ, давно уже не испытывала въ разговор съ кмъ-либо такого чувства удовлетворенности. Теперь, въ кругу молодежи, они невольно сошлись опять и стали обмниваться доброжелательными замчаніями насчетъ окружающихъ.
— Гертруда, дитя мое, будь осторожна, помни, что скоро ляжетъ роса,— сказала почтенная дама, останавливая свою питомицу, которая, не видя ея, со смхомъ пробгала мимо, подъ руку со студентомъ-медикомъ, разсказывавшимъ ей презабавныя вещи.
— Ахъ, тетя, мы только пройдемся по парку, а потомъ, вдь, будутъ танцы!
Адвокатъ Феддерсенъ не обратилъ раньше особеннаго вниманія на молодую двушку, но теперь онъ взглянулъ на нее и поразился ея юною красотой. Она вся сіяла улыбкою, весельемъ и простодушною прелестью, а каріе глаза смотрли на міръ Божій такъ доврчиво, такъ беззаботно! Цвтъ лица былъ матово-смуглый, съ яркимъ румянцемъ на щекахъ, волосы — каштановые, гладно причесанные, толстая коса лежала внкомъ на головк, лобъ былъ небольшой, щеки и подбородокъ — мягко закругленные, носикъ словно выточенный и немного вздернутый, ротъ маленькій, а губы — тонкія и блдныя, но этотъ недостатокъ совершенно забывался въ очарованіи ея улыбки. Она вложила столько радостнаго ожиданія въ одно это слово — ‘танцы’, что адвокатъ почувствовалъ, какъ по тлу его пробжали электрическія искры, и невольно зажмурилъ глаза. Самъ не зная почему, онъ вдругъ смшался и уже сталъ подумывать объ отъзд. Но въ эту минуту онъ услыхалъ надъ самымъ своимъ ухомъ голосъ доктора Винге:
— Если будутъ танцы, фрэкенъ, то вы должны сдлать хоть одинъ туръ со мной.
— Съ удовольствіемъ,— отвтила молодая двушка, поднявъ на Винге свои лучезарные глаза. Они зажгли дв огненныхъ точки въ душ Феддерсена. Что за обаяніе въ этомъ взгляд! Молодая двушка была въ самомъ дл необыкновенно привлекательна. Прежде онъ и не думалъ идти въ паркъ, теперь онъ отправился туда вмст съ молодежью. Онъ шелъ съ знакомыми дамами и вса время былъ такъ пріятенъ и веселъ, что он остались имъ чрезвычайно довольны. Он не подозрвали, что его хорошее расположеніе духа зависло, главнымъ образомъ, отъ того, что онъ постоянно слышалъ передъ собой звонкій смхъ Гертруды, который дйствовалъ на него какъ эиръ, возбуждалъ его и заставлялъ быть любезнымъ.
Когда спустя нкоторое время въ большой зал начались танцы, онъ стоялъ на веранд и смотрлъ на танцующихъ въ открытое окно. Онъ слдилъ глазами за прелестною Гертрудой Кольбьёрнсенъ и голова у него кружилась какъ посл двухъ-трехъ бокаловъ шампанскаго. Въ его состояніи было что-то изолированное: онъ и вечерній воздухъ и переливчатые звуки, вырывавшіеся изъ дверей бальной залы, составляли отдльное общество. Какъ глубоко наслаждался онъ! Какъ ярко выступалъ образъ Гертруды среди всхъ этихъ блоидинокъ, которыя тоже смялись, но какъ безцвтно въ сравненіи съ ней!
Гертруда танцовала въ зал и перелетала отъ одного кавалера къ другому. Вдругъ какой-то господинъ вздумалъ тутъ же въ уголж у окна предложить ей руку и сердце. Феддерсенъ на время потерялъ ее изъ вида.
— Ну, какъ вамъ не стыдно говорить такія вещи молодой двушк!— отвтила она и на минуту сдлалась серьезна.
— Такъ вы не хотите внять моимъ мольбамъ?— прошепталъ обезкураженный претендентъ.
— Да я вовсе не хочу васъ слушать, — отвчала Гертруда, ища глазами защитника.
Докторъ Винге стоялъ неподалеку, она подбжала къ нему и разсказала, въ чемъ дло. Онъ отвелъ ее къ своей жен и на минуту Гертруда исчезла изъ залы. Но вскор она уже опять танцовала, такая же сіяющая, какъ и передъ тмъ.
Когда балъ уже близился къ концу, адвокатъ подошелъ къ Гертруд и пригласилъ ее. Онъ танцовалъ плохо и ограничился однимъ только туромъ. Потомъ онъ остался возл нея, и, къ великой досад молодаго человка, разсчитывавшаго быть ея кавалеромъ, началъ съ ней разговоръ объ обыденныхъ вещахъ. Онъ былъ скученъ и самъ сознавалъ это, но онъ хотлъ во что бы то ни стало говорить съ нею, каковъ бы ни вышелъ разговоръ. Затмъ онъ раскланялся и удалился. Вскор посл того онъ уже усаживалъ въ экипажъ тетушку Розалію. Гертруда выпорхнула на крыльцо, окруженная цлою свитой молодыхъ людей, и въ самую послднюю минуту спохватилась, что забыла въ зал и свой веръ, и всю массу цвтовъ, которую ей преподнесли въ теченіе вечера. Ея восклицаніе по этому поводу заставило всхъ кавалеровъ въ запуски пуститься въ залу, причемъ одинъ молодой флотскій офицеръ чуть не вывихнулъ себ ногу. Потомъ экипажъ отъхалъ, и немного погодя адвокатъ садился въ раздумь на козлы объемистаго шарабана, который долженъ былъ доставить домой пріхавшихъ изъ Копенгагена и Шарлоттенлунда гостей консула Грове.
Въ теченіе перваго полугодія, послдовавшаго за праздникомъ у консула Грове, стало быть, и въ первую половину зимняго сезона, адвокатъ часто встрчался въ обществ съ Гертрудой и старой фрэкенъ Кольбьёрнсенъ. Почтенная дама, до этого времени мало бывавшая въ свт, всюду сопровождала теперь свою питомицу, служа для нея какъ бы ангеломъ-хранителемъ. Она не считала возможнымъ отпускать ее безъ себя: вс эти ухаживанья и сватовства, предметомъ которыхъ была Гертруда, могли, въ конц-концовъ, сдлаться опасными для ея милой, беззаботной двочки.
Тетушк Розаліи всегда было пріятно встрчаться съ адвокатомъ и между ними не замедлили установиться весьма дружескія отношенія.
Гертруда не могла не замтить, что и этотъ человкъ, пользовавшійсг всеобщимъ уваженіемъ и, между прочимъ, особою симпатіей ея тетки, не устоялъ передъ обаяніемъ, какому подпадали вс мужчины, какъ только они сталкивались съ ней, что и имъ овладло это непонятное желаніе говорить ей при всякомъ случа комплименты, — желаніе, которое Гертруда лишь въ слабой мр приписывала впечатлнію, производимому ея собственною особой. У нея было какое-то не особенно ясное представленіе, будто вс мужчины уже заране находятся въ состояніи влюбленности и только ищутъ случая преподнести свою готовую любовь первой дам, которая имъ попадется на пути, причемъ одни ведутъ дло весело и забавно, другіе — въ непріятномъ торжественномъ тон, и что женихи, словно майскіе жуки въ лсу, такъ и сыплются на голову всмъ ршительно молодымъ двушкамъ. Домашнее воспитаніе подъ непосредственнымъ надзоромъ тетки держало Гертруду въ сторон отъ всего того, что молодыя двушки такъ рано узнаютъ въ разговорахъ съ подругами. У нея подругъ не было, вс ея знакомства съ подходящими ей по возрасту двицами завязалисьуже посл ея конфирмаціи.
Для Феддерсена впечатлніе, произведенное на него Гертрудой, приняло мало-по-малу размры важнаго событія. Изъ угловатаго, грубаго въ обращеніи студента, безпрестанно погршавшаго противъ свтскихъ обычаевъ и приличій, онъ усплъ уже сдлаться къ этому времени человкомъ съ извстнымъ лоскомъ, серьезныя же его достоинства давно были единодушно признаны всми. Но его критическое чутье, одно изъ немногихъ счастливыхъ свойствъ его, которыя онъ имлъ случай развить еще въ дтств, все-таки, останавливало его на одномъ опредленномъ пункт его труднаго восхожденія по общественной лстниц. Когда онъ былъ помоложе, онъ никакъ не могъ ршиться вступить на усыпанныя цвтами дорожки, которыя ведутъ къ дамскому обществу. Онъ считалъ себя слишкомъ неуклюжимъ и некрасивымъ, чтобы завоевать себ тамъ видное мсто, а иначе не стоило и проникать туда. Онъ требовалъ щедраго вознагражденія во всхъ смыслахъ за т невзгоды, которыя ему пришлось претерпть въ молодости. Онъ не принялъ бы какой-нибудь незначительной радости, какого-нибудь скромнаго положенія въ уплату за т громадныя суммы, которыя жизнь должна была возмстить ему. А потому онъ ждалъ и работалъ въ сторон отъ большаго свта. Правда, онъ часто переносился взоромъ за садовую ограду, туда, гд дамы прохаживались со своими кавалерами въ шутливой, веселой бесд, но онъ оставался вренъ составленному плану. Лишь тогда, когда онъ достигнетъ великой цли, когда сдлается адвокатомъ,— лишь тогда выступитъ онъ впередъ. Но за то уже тогда женщина, на которой онъ остановитъ свой выборъ, должна будетъ, красня, склонить передъ нимъ свою голову, самая прекрасная, самая очаровательная изъ нихъ всхъ должна будетъ сдлаться его женой. Онъ не забылъ романовъ, читанныхъ въ отроческіе годы. Но его постигло горчайшее разочарованіе. Мсяца два спустя посл своего утвержденія въ званіи адвоката онъ посватался къ молоденькой и хорошенькой дочери самаго богатаго изъ своихъ кліентовъ и услыхалъ такое удивленное и ршительное ‘нтъ’, что въ ужас вернулся къ прежнимъ меланхолическимъ думамъ о своей загубленной юности. Его вторичное пораженіе, посл того, какъ онъ на этотъ разъ все подготовилъ и направилъ наилучшимъ образомъ, было обидно для него уже въ другомъ смысл. Но теперь? Что, если онъ, а не кто другой овладетъ ручкой этой юной красавицы, безмятежно порхавшей по бальной зал, не взирая на вс сти, которыя ей разставлялись, и одинаково равнодушной ко всмъ своимъ поклонникамъ? Адвокатъ Феддерсенъ глубокомысленно взвшивалъ вс шансы за и противъ и не упускалъ ни малйшаго случая произвести благопріятное впечатлніе на… тетушку Розалію.
Около этого времени въ его руки перешелъ важный политическій процессъ. Одинъ изъ его коллегъ передалъ это дло ему, какъ боле молодому юристу. Въ случа успшнаго окончанія, оно сулило и славу, и матеріальныя выгоды. Феддерсенъ съ жаромъ принялся за работу и, такъ какъ у него вскор явилась увренность, что онъ одержитъ побду въ суд, то изъ скучной прозы юридическихъ актовъ не замедлила подняться передъ нимъ ширококрылая надежда, смло увлекавшая его впередъ и впередъ, къ окончательному ршенію великаго вопроса, волновавшаго его сердце. Когда, наконецъ, посл блестящей защитительной рчи Феддерсена, судъ произнесъ приговоръ въ пользу его кліентовъ, когда газеты стали разсыпаться въ восторженныхъ похвалахъ ему и онъ сдлался самымъ желаннымъ и почетнымъ гостемъ на торжественныхъ обдахъ, то все это промелькнуло для него почти какъ сонъ. Онъ горлъ нетерпніемъ ршить свою судьбу, но ему снова пришлось ждать: Гертруды не было въ это время въ город, а повести дло письменно онъ побоялся.
Гертруда гостила въ Ютландіи, въ семь Винге. Докторъ получилъ мсто при одномъ изъ тамошнихъ госпиталей и фру Винге написала Гертруд, прося ее теперь же исполнить свое общаніе и навстить ее, пока у нихъ въ дом все здоровые люди, такъ какъ потомъ имъ, пожалуй, придется отдать свободное помщеніе больнымъ пансіонерамъ. Путешествіе было недлинное, но получить разршеніе на эту поздку оказалось не такъ-то легко для Гертруды. Тетушка Розалія не хотла пускать ее. Она, конечно, ничего не могла возразить противъ молодой докторши, — наоборотъ, она находила ее премилою особой, — но не слдовало забывать, что для того, чтобы выйти замужъ, фру Винге измнила вр своихъ отцовъ, а это не могло служить хорошимъ примромъ для молодой двушки. Притомъ же, докторъ Винге придерживался, наврное, очень свободныхъ взглядовъ.
‘Вздоръ!’ — сказалъ ей на это статскій совтникъ, но все же, если тетушка Розалія уступила въ этомъ дл брату, то только вслдствіе его заявленія, что на немъ лежитъ долгъ благодарности къ покойному отцу докторши.
— Мн было пріятно видть у себя въ дом молодую фру Винге и ея мужа,— сказалъ онъ,— весьма возможно, что я не владлъ бы даже этимъ домомъ, если бы старикъ Мейеръ не пришелъ мн на помощь, и Гертруда была бы тогда совсмъ бдною двушкой. Пусть она детъ къ нимъ, говорю теб.
И тетушка Розалія дала свое согласіе.
Въ Ютландіи Гертруда какъ-то спросила докторшу:
— Правда ли, Эмма, что теб пришлось долго бороться съ твоими родными, чтобы заставить ихъ согласиться на твой бракъ съ докторомъ?
— Правда, мой другъ. Но почему теб это пришло въ голову?
— Тетя Розалія нападаетъ на тебя за то, что ты перемнила религію.
Наступила короткая пауза, потомъ фру Винге оказала мягкимъ тюкомъ:
— Съ точки зрнія твоей тети это, пожалуй, врно, но она не знаетъ самой сути дла. Я не перемнила религіи, мы съ мужемъ всегда были одного мннія на этотъ счетъ.
— Такъ ты всегда была христіанкой?
— Я не христіанка.
— Но кто же ты, въ такомъ случа?— Гертруда съ неописаннымъ изумленіемъ смотрла на свою подругу.
Молодая женщина стояла у окна, слдя за тмъ, какъ сумерки спускались на зимній ландшафтъ. Затмъ она обернулась и положила руку на плечо Гертруды.
— Ты слишкомъ еще молода, Гертруда,— сказала она,— чтобы понимать эти вещи, но пройдетъ немного времени и ты, конечно, увидишь, что, кром меня и моего мужа, не мало найдется вокругъ тебя и другихъ язычниковъ.
— Язычниковъ!— воскликнула Гертруда,— но вдь, это невозможно…. вдь, теперь нтъ ужь больше язычниковъ… по крайней мр, въ Европ!
Фру Винге улыбнулась своею спокойною улыбкой.
— Ты увидишь, что они еще не исчезли съ лица земли,— сказала она.
— Но я этого понять не могу,— возразила Гертруда, задумчиво качая головой.— Разв же ты не вришь въ Бога?
— Я не врю въ то, что ты называешь Богомъ.
— Что ты говоришь, Эмма? Это ужь совсмъ невозможно! Вдь, не идоламъ же ты поклоняешься?
— Нтъ, я врю только въ свои мысли, и въ мысли своего мужа, и въ мысли всего міра. Но не ломай надъ этимъ голову, ты все равно еще неспособна это понять.
— Да, конечно, то, что ты говоришь о мысляхъ… Но что ты язычница… Эмма, вдь, это же гршно!
— Да, по мннію большинства, но ты современемъ узнаешь, что мнніе большинства не всегда самое врное. Впрочемъ, поговоримъ объ этомъ какъ-нибудь въ другой разъ, когда ты будешь постарше…
Этотъ разговоръ оставилъ въ душ Гертруды смутное представленіе, что какой-то остатокъ древнихъ временъ, миновавъ библейскую исторію, проникъ въ самую глубь современной эпохи. Она испытывала инстинктивный страхъ предъ этимъ невдомымъ, въ немъ непремнно таился грхъ, но, вдь, оно могло облекаться и въ прекрасный образъ, если сама Эмма была причастна этому грху. Во всякомъ случа, тетя Розалія ничего не должна была знать объ этомъ.
Передъ самымъ Рождествомъ Гертруда возвратилась въ Копенгагенъ.
— Можно мн видть господина статскаго совтника?
— Позвольте узнать вашу фамилію.
— Вотъ моя карточка.
Молодой контористъ взялъ карточку и скрылся въ комнатахъ, примыкавшихъ къ контор. Поститель прислонился тмъ временемъ къ ршетк, возл которой стоялъ, и началъ разсянно смотрть на крупные снжные хлопья, медленно падавшіе на квадратный дворъ съ каретными сараями въ глубин и съ чернымъ каштановымъ деревомъ у самой стны. Это былъ высокаго роста брюнетъ, элегантно одтый и имвшій дловой видъ.
Контористъ поспшно вернулся, съ почтительнымъ поклономъ отворилъ дверцу въ ршетк и попросилъ господина адвоката пожаловать въ кабинетъ. Статскій совтникъ готовъ сейчасъ же принять его.
— Будьте любезны, укажите мн дорогу.
Контористъ пошелъ впередъ и, пока они проходили черезъ три большія комнаты, изъ которыхъ состояла контора, сзади нихъ у пюпитровъ началось перешептыванье.
— Узнали вы его? Вдь, это адвокатъ Феддерсенъ.
— Еще бы, я отлично знаю его.
Слова ‘Феддерсенъ’ и ‘адвокатъ’ были повторены нсколько разъ, потомъ невозмутимые воды конторы поглотили и этотъ, какъ и всякій другой не касающійся конторы сюжетъ, и дла потекли дальше своимъ обычнымъ безмолвнымъ потокомъ.
Между тмъ, адвокатъ подошелъ къ кабинету старика Кольбьёрнсена. Поблагодаривъ жестомъ конториста, отворившаго передъ нимъ дверь и тотчасъ же затворившаго ее опять, онъ вошелъ въ большую, мрачную комнату. Полъ былъ устланъ мягкимъ ковромъ, на стнахъ висло множество географическихъ картъ и гравюръ, изображавшихъ ландшафты, по обимъ сторонамъ комнаты тянулись старомодныя кушетки въ коленкоровыхъ чехлахъ, въ громадной голландской печк горла при открытой дверц большая охапка душистыхъ березовыхъ дровъ, въ углу, у единственнаго окна съ тяжелыми гардинами, помщался массивный письменный столъ, посредин комнаты стоялъ другой столъ, и вокругъ него нсколько креселъ, а у окна въ громадномъ кресл особаго фасона сидлъ статскій совтникъ, погруженный въ чтеніе какого-то письма. На маленькомъ столик возл кресла лежали распечатанныя письма и бумаги. Изъ всей фигуры статскаго совтника Феддерсенъ увидалъ при вход только изящныя туфли, блые чулки и свтлосрыя панталоны. Но вотъ статскій совтникъ оторвалъ глаза отъ письма и разомъ поднялся съ кресла. Онъ представлялъ изъ себя маленькаго, худенькаго господина, съ круглою, совершенно лысою головой, черепъ его блестлъ, какъ полированная слоновая кость, и былъ такого-же желтовато-благо цвта. Бритое лицо было изборождено множествомъ тонкихъ морщинокъ. Надъ глазами, почти совсмъ закрывая ихъ, нависли сдыя брови, точно мохъ на кровл стараго дома, но когда он поднимались, то подъ ними оказывались пара живыхъ карихъ глазъ. Старикъ былъ энергиченъ въ движеніяхъ и держался очень прямо. Онъ сдлалъ нсколько шаговъ на встрчу гостю, адвокатъ подошелъ къ нему съ любезною улыбкой.
— Смю надяться, что мое имя не безъизвстно господину статскому совтнику?
— Конечно, конечно, вдь, мы тоже идемъ вмст съ вкомъ,— отвчалъ статскій совтникъ и подалъ адвокату руку.— Сдлайте одолженіе, садитесь.— Онъ говорилъ отрывисто, немного сиплымъ голосомъ, сохранившимъ, однако, слды былой звучности. У адвоката былъ густой баритонъ, которымъ онъ, въ особенности теперь, посл своего громкаго процесса, щеголялъ повсюду, какъ средневковые рыцари своимъ оружіемъ.
— Я очень жалю, что раньше не имлъ случая засвидтельствовать свое почтеніе господину статскому совтнику,— продолжалъ адвокатъ, уже сидя на стул, и сдлалъ легкій поклонъ, но въ то же самое мгновеніе почувствовалъ, что онъ не совсмъ удался ему.
— Ничего не значитъ, я хорошо васъ знаю,— сказалъ изъ глубины своего кресла статскій совтникъ, на этотъ разъ уже нсколько сухимъ тономъ.— Я даже читалъ псню, которую про васъ сочинили, она напечатана въ Рубеж. Да, вы популярны,— онъ усмхнулся,— но вы, конечно, и не подозрвали ея существованія.
Это предположеніе обрадовало адвоката. Пресловутая псня, правда, уже нсколько дней лежала у него на стол, но онъ вовсе не считалъ нужнымъ докладывать объ этомъ старику Кольбьёрнсену, но какъ могла попасть къ нему въ руки эта чепуха? Онъ только пожалъ плечами и снисходительно улыбнулся въ отвтъ на замчаніе статскаго совтника объ его популярности, затмъ наступила пауза. Мысли старика, очевидно, успли уже перенестись къ какому-то постороннему предмету, а потому его гость счелъ за лучшее замнить еще не сошедшую съ его губъ улыбку другимъ выраженіемъ и нарушить молчаніе:
— Господинъ статскій совтникъ, вроятно, предполагаетъ, что я явился къ нему по какому-нибудь длу, касающемуся моей профессіи?
— Я ровно ничего не предполагаю,— быстро отвтилъ маленькій старичокъ, поднялъ при этомъ брови, и, разставивъ локти, оперся ими на ручки кресла.
— Я пришелъ по длу совершенно личнаго характера.
— Личнаго?— переспросилъ статскій совтникъ, насторожившись, и повернулъ къ говорившему правое ухо.
— Точно такъ.
— Отлично, очень радъ.— Онъ опустилъ брови и сложилъ руки попрежнему.
Адвокатъ былъ не совсмъ доволенъ обращеніемъ почтеннаго господина, но… повидимому, неудовольствіе было обоюдное.
— Это чрезвычайно важное для меня дло, и я позволяю себ разсчитывать на благосклонность господина статскаго совтника.
Тотъ кивнулъ головой, взглянувъ на Феддерсена сквозь густую завсу бровей.
— Вотъ уже нсколько мсяцевъ… больше полу года, какъ я имлъ честь познакомиться съ вашею дочерью.
— Гм…— промолвилъ статскій совтникъ,— я слушаю.
— Мн, право, трудно выразить, какое… какое выгодное впечатлніе произвела на меня фрэкенъ Гертруда.— Адвокатъ хотлъ употребить гораздо боле сильный эпитетъ, но невольно понизилъ выраженіе сообразно съ окружавшею его температурой.
Въ голов статскаго совтника мелькнула догадка, что его гость иметъ въ виду какую-нибудь благотворительную цль, связанную съ устройствомъ дамскаго базара или чего-нибудь подобнаго. Онъ былъ не охотникъ до такихъ затй и ничего не отвтилъ.
— Я очень желалъ бы попросить у васъ позволенія переговорить съ фрэкенъ Гертрудой…
— Ну-съ?— промолвилъ статскій совтникъ.
— Я пришелъ сюда съ тмъ, чтобъ спросить вашу дочь, согласна ли она сдлаться моею женой.
— Вотъ-те на!— крикнулъ старикъ и ухватился за ручки кресла, точно порывъ втра свалилъ его съ ногъ и онъ уже потерялъ надежду удержать на голов шляпу.
Густая краска залила щеки адвоката. Наступило продолжительное молчаніе.
— Извстно ли вамъ,— сказалъ, наконецъ, старикъ Кольбьёрнсенъ съ какимъ-то присвистываніемъ въ голос,— что моей дочери только въ будущемъ іюн исполнится семнадцать лтъ?
— Я знаю это.
— А вы… позвольте спросить, вамъ сколько лтъ?
— Тридцать шесть,— отвтилъ адвокатъ съ наружнымъ спокойствіемъ, между тмъ какъ внутри у него все трепетало.
Статскій совтникъ все еще сидлъ, прислонившись къ спинк кресла и неподвижно глядя передъ собой. Въ большой комнат царила полная тишина, только въ печк весело трещалъ огонь, да французскіе часы громко тикали на маленькой консоли надъ письменнымъ столомъ. Наконецъ, адвокатъ ршился заговорить:
— Фрэкенъ Гертруда уже не дитя.
Статскій совтникъ махнулъ рукой, какъ бы желая сказать: ‘Ни слова больше’, и въ ту же минуту всталъ такъ же проворно, какъ всегда.
— Если вамъ угодно,— сказалъ онъ,— я проведу васъ къ своей дочери, она, кажется, дома.
Адвокатъ не могъ сдерживать доле своего раздраженія.
— Осмлюсь напомнить вамъ,— сказалъ онъ,— что, согласно принятымъ у насъ обычаямъ, мн вовсе не было бы надобности обращаться предварительно къ вамъ, чтобы переговорить объ этомъ дл съ фрэкенъ Гертрудой.
— Совершенно врно,— согласился статскій совтникъ, стоя у двери, ведущей на лстницу,— весьма вамъ обязанъ.
Онъ отворилъ дверь и знакомъ пригласилъ адвоката пройти впередъ его на площадку. Неожиданный исходъ переговоровъ между нимъ и статскимъ совтникомъ пришелся вовсе не по вкусу адвокату, въ особенности посл того характера, который носила вся предъидущая бесда, но, повидимому, было бы неблагоразумно выступать теперь съ протестомъ.
Онъ первый вышелъ изъ двери, но тотчасъ же обернулся, чтобы пропустить статскаго совтника впередъ, къ лстниц. Послдній вооружился для этого похода шелковою ермолкой, которая придавала ему далеко не внушительный видъ, и, глядя на почтеннаго старичка, адвокатъ не могъ удержаться отъ комическаго сопоставленія, ему вспомнился маленькій смшной оптикъ, у котораго когда-то совершилось важное для него событіе — покупка перваго лорнета, и гнвъ уступилъ мсто миролюбивому, иронически-напряженному настроенію.
Во всю дорогу они не обмнялись ни единымъ словомъ. Статскій совтникъ собственноручно отперъ дверь въ бель-етажъ, они миновали большую переднюю съ ея зеркалами, вшалками, шкафами и клеенчатымъ подовикомъ, они вошли въ парадныя комнаты, богатая обстановка которыхъ дополнялась множествомъ картинъ, и только что хотли войти въ уютную гостиную въ два свта, какъ вдругъ изъ смежной столовой раздался звонкій голосокъ, заставившій ихъ измнить маршрутъ:
— Что это значитъ, папа? Какъ ты очутился здсь въ эту пору? Тети нтъ дома.
— Да мн надо не ее, а тебя. Одинъ господинъ хочетъ поговорить съ тобой.
— Въ контор, да? Но мн такъ некогда!
— Нтъ, здсь.
Голосъ замолкъ. Мягкіе ковры заглушали шаги идущихъ, а Феддерсенъ настолько отсталъ отъ своего проводника, что Гертруда не могла видть его изъ столовой. При первомъ звук ея голоса онъ остановился.
— Это, наврное, Эмиль?— раздалось опять изъ столовой. Но это былъ не Эмиль, и фрекенъ Гертруда, показавшаяся въ эту минуту на пороі между двумя комнатами, вспыхнула горячимъ румянцемъ, увидавъ высокаго адвоката, который привтствовалъ ее глубокимъ поклономъ.
— Адвокатъ Феддерсенъ желалъ тебя видть,— коротко сказалъ статскій совтникъ, махнулъ рукой и вышелъ изъ комнаты. Онъ уже прошелъ переднюю и захлопнулъ за собою дверь, а молодые люди, оставшіеся съ глазу на глазъ, едва успли перемолвиться двумя-тремя безсвязными словами.
— Я надюсь, фрекенъ, что вы не слишкомъ удивлены моимъ посщеніемъ?— сказалъ, наконецъ, адвокатъ, нсколько овладвъ собою.
Фрекенъ Гертруда ничуть не была удивлена, тмъ боле, что какъ только она увидала его, она сейчасъ же догадалась, съ какою цлью онъ явился. Но что онъ придетъ именно сегодня,— какъ будто онъ не могъ выбрать другого, боле отдаленнаго времени,— къ этому она вовсе не была подготовлена, и непреложная увренность, что, вотъ, онъ стоитъ лицомъ къ лицу съ нею и сейчасъ качнетъ объясняться въ любви, наполнила ее какимъ-то тоскливымъ, тягостнымъ чувствомъ. Въ первый разъ, быть можетъ, во всей своей жизни Гертруда оробла и не нашлась ничего сказать, а только молчаливымъ наклоненіемъ головы пригласила адвоката занять мсто на низенькомъ диван у окна. Сама она сла напротивъ него, у рабочаго столика. Она положила руку на подоконникъ, такъ что тяжелая гардина окутала ее своими складками, и взоръ ея сталъ скользить чрезъ оконныя стекла по хлопьямъ снга, сыпавшимся на землю, и по прохожимъ, сновавшимъ внизу, на площади.
Адвокатъ заговорилъ, онъ произнесъ маленькую рчь.
У Гертруды слегка звенло въ ушахъ, ея голова испытывала мучительное напряженіе. Ей казалось, будто міръ сразу исчезъ куда-то и давалъ о себ знать только неяснымъ гуломъ изъ недостижимой дали. Сама она сидла на крошечномъ мстечк, уцлвшемъ среди пустаго пространства, а внизу выплывала по временамъ изъ тумана фигура адвоката и голосъ его раздавался такъ глухо, точно изъ бочки. И что за вещи говорилъ онъ ей! Право же не къ чему было упоминать о нихъ. Вдь, совсмъ нелпо разсказывать ей теперь, что его молодость прошла въ бдной, печальной обстановк, вдь, онъ могъ разсказать это и потомъ. А сколько ему лтъ, это сна знаетъ и безъ него.
‘Ахъ, вонъ поручикъ Спэркъ идетъ по площади, интересно знать, былъ ли онъ вчера у Гюлликовъ. Вотъ было бы забавно, еслибъ онъ вздумалъ явиться сегодня съ визитомъ!’… Но, вдь, адвокатъ все еще говоритъ и говоритъ, неужели онъ никогда не кончитъ? Нтъ, вотъ онъ началъ разсказывать о своемъ знаменитомъ процесс, о которомъ писали во всхъ газетахъ.
Она перебила его.
— Я знаю, что вы хотите сказать,— начала она, уступая непреодолимому желанію придти ему на помощь, но, въ то же мгновеніе, испугалась своей смлости, которая произвела на адвоката такое впечатлніе, будто передъ нимъ лопнула бомба.
— Вы знаете, что я люблю васъ?— вскричалъ онъ могучимъ голосомъ, оказавшимся черезъ-чуръ ужь громкимъ для той комнаты, гд онъ находился.
Такого взрыва страсти Гертруда вовсе не ожидала. Моментъ ршенія подступалъ въ ней такой грозный, неумолимый. Еслибъ на нее внезапно бросилась собака, то врядъ ли ея нервы были бы больше потрясены.
— Но вы-то, фрэкенъ Гертруда, любите вы меня или нтъ?
Она попалась, выхода не было.
— Я… я, право, не знаю… это зависитъ отъ тети… отъ папы…
— Да, нтъ же, Гертруда, вы, вы сами должны отвтить.
Адвокатъ подошелъ совсмъ близко. Онъ схватилъ ея рукіг, сжалъ ихъ въ своихъ, онъ называлъ ее прямо Гертрудой, онъ, видимо, страшился ея отвта, его голосъ дрожалъ, глаза глядли такъ странно. Какъ могъ человкъ, на котораго вс смотрли снизу вверхъ, придти въ такое волненіе? Но что же ей сказать? Это ужасно!
— Вы должны сказать мн, любите вы меня или нтъ, я не могу выносить этой неувренности, Гертруда… слышите, вы должны сказать!
— Да, я, конечно, ничего не имю противъ васъ, — съ усиліемъ проговорила она. Эти слова прозвучали въ ея собственныхъ ушахъ, какъ мольба о пощад.
Адвокатъ не слыхалъ этого. Вн себя отъ счастья, онъ заключилъ ее въ свои объятія и поцловалъ. Гертрудой овладло какое-то оцпенніе, которое, однакожь, не было непріятно. Феддерсенъ заговорилъ восторженнымъ тономъ. Это самая чудная минута въ его жизни, онъ счастливйшій человкъ въ мір и сдлаетъ свою Гертруду самою счастливою женщиной, лишь бы она любила его такъ, какъ онъ ее любитъ, и онъ нагнулся, чтобъ поцловать ее еще разъ. Она невольно отвернула голову, его поцлуй пришелся въ то мсто, гд щека переходила въ ше.
Гертруд это не понравилось. Неужели ему непремнно нужно выражать свою радость поцлуями? И какая досада, что какъ разъ теперь тети Розаліи нтъ дома! Но этотъ восторженный видъ шелъ къ нему. Какой онъ добрый! Да, конечно, онъ всегда казался ей симпатичнымъ. Съ какихъ поръ она любитъ его? Этого она не можетъ сказать. Ее давно уже принялись дразнить имъ, такъ, вроятно, это началось съ того раза. Говорить ему ‘ты’? О, нтъ, это такъ трудно! Какъ-нибудь, современемъ, она, пожалуй, попробуетъ. Теперь это невозможно.
Раздался колокольчикъ, это звонили у входной двери.
Гертруда вздохнула съ облегченіемъ. У Феддерсена чуть не сорвалось съ языка проклятіе. Въ минуты гнва онъ охотно прибгалъ къ крупнымъ словечкамъ. Онъ поднялъ свою шляпу и сталъ въ позу у цвточнаго столика. Вошелъ гость — молодой Кольманъ, явившійся съ прощальнымъ визитомъ по случаю своего возвращенія въ Германію.
Гертруд стоило только быстро подняться съ мста, бросить взглядъ въ зеркало и снова уссться, чтобъ сдлаться прежнею непринужденною и очаровательною молодою хозяйкой, вотъ уже около года заставлявшею цлый батальонъ молодыхъ людей въ Копенгаген вздыхать по дом статскаго совтника Кольбьёрнсена. Молодого Кольмана приняли самымъ любезнымъ образомъ. Ему попеняли за то, что онъ ршается покинуть Копенгагенъ въ самую веселую пору, когда только что начинается настоящій бальный сезонъ, и адвокатъ Феддерсенъ былъ призванъ подать свой голосъ и согласиться съ тмъ, что господинъ Кольманъ поступаетъ совсмъ нелогично. Феддерсенъ въ это время соображалъ, нельзя ли какъ-нибудь вышвырнуть за дверь молодого человка. Кольманъ былъ въ восторг и смотрлъ на Гертруду такими влюбленными глазами, что, казалось, готовъ былъ просидть весь день. Наконецъ, онъ, все таки, откланялся, крайне удивляясь въ душ, что адвокатъ, которому давно бы слдовало уйти, и не думаетъ еще прощаться. Но среди такихъ затруднительныхъ обстоятельствъ Гертруда выказала поразительное присутствіе духа и съ обычнымъ достоинствомъ проводила гостя до передней. Адвокатъ былъ взбшенъ.
— Боже милостивый, Гертруда, зачмъ это ты была такъ любезна съ этимъ мальчишкой?
Онъ шагалъ взадъ и впередъ по комнат. Гертруда съ недоумніемъ взглянула на него.
— Онъ такой милый, и такъ часто бываетъ у насъ, а теперь, вдь, онъ прізжалъ проститься!
— Но въ такую минуту!… Моя прелестная, очаровательная Гертруда, неужели же ты не чувствовала, что я былъ все время какъ на иголкахъ? Такая помха! Вдь, право же, это выше силъ человческихъ!
Гертруда ничего не отвтила и тихо опустилась на стулъ, сложивъ руки на колняхъ. Феддерсенъ прошелся еще нсколько разъ по комнат, ему трудно было вернуться къ мягкому настроенію, которое было такъ внезапно нарушено. Онъ говорилъ о своей любви, разсказывалъ Гертруд, какъ онъ влюбился въ нее съ того самаго дня, когда въ первый разъ увидалъ ее въ Ордрун. Онъ напомнилъ ей платье съ блою отдлкой, въ которомъ она была на этомъ праздник, и пришелъ въ настоящій энтузіазмъ, описывая ей, какъ она была обворожительна, какое впечатлніе двственности и неотразимой прелести она произвела на него съ самой первой встрчи. Онъ съ легкою улыбкой коснулся тревогъ, испытанныхъ имъ въ позднйшій періодъ, когда ему казалось, что она не обращаетъ на него достаточнаго вниманія, и покаялся въ томъ, какъ пламенно желалъ онъ получить приглашеніе хоть на одинъ изъ тхъ обдовъ запросто, на которыхъ, какъ онъ слышалъ, она бывала хозяйкой.
— О, они вовсе не были интересны… Тетя Розалія назначала, кого надо пригласить. Еслибъ мн самой былъ предоставленъ выборъ…
Тогда онъ оказался бы въ числ приглашенныхъ?!
Онъ опять схватилъ ея руки и стоялъ, наклонившись надъ ней. Въ его глазахъ появилось прежнее выраженіе блаженства. Она умолчала о томъ, что, въ сущности, вовсе не разсчитывала приглашать его на обдъ съ танцами, который она давно уже обдумывала въ своей голов и который долженъ былъ выйти такимъ веселымъ, и теперь ей пришла мысль, что, по всей вроятности, она должна была пригласить его. Какъ это, все-таки, удивительно, что онъ такъ ее любитъ, вдь, она ровно ничего для него не сдлала. Но занимательно было слушать, какъ онъ говоритъ.
Онъ слъ возл нея, положилъ руку на спинку стула и потребовалъ, чтобъ и она разсказала ему что-нибудь о себ. Но что же могла она разсказать? У нея ничего интереснаго не было въ запас.
Она спросила, не пойти ли имъ теперь къ отцу?
Адвокатъ помолчалъ немного, а потомъ медленно проговорилъ:
— Я боюсь, что твой отецъ не очень дружелюбно ко мн относится.
— Это невозможно!— воскликнула Гертруда.— Вс такъ высоко ставятъ васъ.
Она поднялась со студа. Адвокатъ въ знакъ благодарности прижалъ ея руку къ губамъ. Однакожъ, онъ ложно истолковалъ ея восклицаніе. Это былъ не взрывъ наивнаго чувства, а только та предпосылка, отъ которой она сама отправлялась.
— Онъ не особенно привтливо обошелся со мной, узнавъ, съ какою цлью я къ нему явился.
Въ душ Гертруды шевельнулось смутное подозрніе, что ее обманули, и она сказала робкимъ голосомъ:
— Я не пойду съ вами, ступайте одни въ пап!
Но испугъ длалъ ее еще прелестне и влюбленному адвокату ничего другаго не оставалось, какъ уссться на прежнее мсто и очарованными глазами созерцать ея образъ.
— Слышите? Я не пойду!— она сдлала молящій жестъ рукой съ того мста, гд стояла, немного поодаль отъ Феддерсена, и прибавила:— я боюсь, идите одни!
Адвокатъ совсмъ потерялъ голову отъ восторга. Онъ вскочилъ со стула и еще разъ поцловалъ руку Гертруды. Ей, право, нечего тревожиться. Отецъ былъ застигнутъ врасплохъ, пожалуй, даже и разсердился, услыхавъ, что нашелся дерзкій человкъ, осмлившійся питать такіе эгоистическіе планы относительно его единственной дочки, но никакихъ другихъ препятствій нтъ и быть не можетъ. Теперь онъ пойдетъ въ контору, а она пусть пріободрится,— онъ не замедлить вернуться съ ея отцомъ.
— Такъ будь же спокойна, моя дорогая. Прощай, теперь мн, въ самомъ дл, пора идти. Да посмотри на меня повеселй, мн хочется унести съ собой самое свтлое воспоминаніе о твоихъ чудныхъ глазкахъ.
Пока онъ съ жаромъ говорилъ, Гертруда стояла серьезная и молчаливая, но тутъ она подняла глаза и дружелюбно взглянула на него. Онъ отважился поцловать ее и ушелъ, не помня себя отъ счастья. Прежде чмъ приподнять портьеру, онъ обернулся, послалъ Гертруд воздушный поцлуй и скрылся. Она слдила за нимъ взоромъ и ждала этого момента. Затмъ она сла на диванъ, обняла рукой подушку, прижалась къ ней лицомъ и залилась слезами, какъ будто случилось какое-нибудь несчастье.
— Дточка моя, что съ тобой?
Передъ ней стояла въ зимнемъ пальто и шляп тетушка Розалія, только что вернувшаяся изъ переполненныхъ магазиновъ, куда она здила за рождественскими закупками. Каждую минуту можно было ожидать, что въ комнат покажется лакей со свертками, оставшимися въ экипаж. Гертруда подняла голову.
— Адвокатъ Феддерсенъ былъ здсь, тетя, и сдлалъ мн предложеніе.
Тетка круто повернулась. Она услыхала шаги въ сосдней комнат и пошла на встрчу. Свертки были положены въ столовой, и старая фрэкенъ Кольбьёрнсенъ поспшила вернуться въ своей питомиц. Отъ ея одежды еще вяло зимнимъ холодомъ я специфическимъ запахомъ сафьяна и каретной обивки.
— Что же ты отвтила, дитя?
— Я согласилась, тетя.
— Ну, такъ все отлично, моя ненаглядная двочка.
Тетушка сла на диванъ и привлекла къ себ головку Гертруды. Встревоженное сердечко молодой двушки успокоилось въ. этихъ материнскихъ объятіяхъ, отъ которыхъ исходила струя свжаго, морознаго воздуха.
— Такъ все отлично, тетя?
— Разумется, дружочекъ, какъ же можетъ быть иначе?
— А что скажетъ папа?
— Онъ скажетъ, конечно, что очень радъ.
— Ты думаешь?
— Я въ этомъ уврена.
— Феддерсенъ теперь у него въ кабинет.
— Ну, такъ они скоро оба придутъ сюда. Перестань же плакать, Гертруда, а то папа испугается.