Въ промежуткахъ молнія освщала пейзажъ: на запад виднъ былъ рядъ гранитныхъ скалъ, на восток протекала одна изъ громадныхъ ркъ американскаго континента.
Нигд не видно было ни малйшаго признака человка.
Каменистая, покрытая болзненной растительностью мстность, не привлекла піонеровъ, жадныхъ до быстраго обогащенія.
Однако, въ эту ужасную ночь, не смотря на ураганъ, по описанной нами мстности халъ всадникъ. При блеск молніи онъ старался распознать дорогу, но его усилія были тщетны, потому что онъ вдругъ вскричалъ по французски:
— Проклятая страна! вотъ мы и заблудились!… Бдная Юнона, продолжалъ онъ, обращаясь къ своей лошади, ты устала, а я не могу общать теб отдыха раньше, какъ черезъ три часа. Ну, чортова погода, не правда-ли?
Понятно, что Юнона ничего не отвчала на этотъ монологъ, но она пошла тише, точно слова хозяина лишили ее мужества, но онъ потрепалъ ее по ше и благородное животное снова поскакало въ галопъ, какъ вдругъ оно кинулось въ сторону и остановилось.
— О! о! сказалъ всадникъ. Что такое? Ты чуешь опасность, моя старая подруга, но чортъ меня побери, если я вижу что-нибудь.
Сказавъ эти слова, всадникъ положилъ руку на револьверъ, этотъ неразлучный спутникъ американцевъ, всегда готовый помочь въ опасности.
При свт молніи, боле продолжительной чмъ предыдущія, всадникъ увидлъ, къ своему крайнему удивленію, что-то въ род дома.
Это была хижина, прислоненная къ скал и полускрытая большимъ обломкомъ гранита.
— Что за чортъ можетъ жить въ этомъ мст? спросилъ себя путешественникъ. По правд сказать, намъ необходимо какое-нибудь убжище. Ну, Юнона, посмотримъ, примутъ-ли насъ!
Но на этотъ разъ Юнона заупрямилась.
Можно было подумать, что ея инстинктъ предсказывалъ ей ужасные вещи.
Чтобы заставить ее подойти къ хижин, всадникъ былъ принужденъ дать ей шпоры.
Подъхавъ къ хижин, онъ сошелъ съ лошади и постучался. Никто не отвчалъ. Онъ сталъ прислушиваться, но не могъ различить ни малйшаго звука.
— Неужели никого нтъ? сказалъ онъ.— Ну, чтоже! Коли не отворяютъ, такъ откроемъ себ сами!
Сказавъ это, онъ толкнулъ дверь ногой, къ его удивленію, дверь не подалась. Она была сдлана изъ крпкой сосны и плотно закрыта.
— Это начинаетъ длаться интереснымъ! подумалъ незнакомецъ, какъ вдругъ послышался шумъ отпирающагося замка. Дверь отворилась. На порог появился человкъ и не смотря на темноту, путешественникъ увидлъ что отворившій направилъ ружье прямо ему въ грудь.
Быстро, но хладнокровно, пріхавшій, оттолкнулъ одной рукой угрожающее дуло, а другой приставилъ револьверъ къ горлу незнакомца, который такъ странно принималъ его.
— Теперь, сказалъ онъ спокойно,— мы можемъ поговорить.
— Что вамъ надо?
— Мн надо, любезный хозяинъ, убжище и огонь. Можете вы мн ихъ дать?
На этотъ разъ путешественникъ говорилъ по англійски.
— Войдите! сказалъ глухимъ голосомъ отворившій дверь,— вы получите что желаете.
Прежде чмъ войти въ хижину, путешественникъ поставилъ свою лошадь подъ навсъ, бывшій около хижины.
Въ это время хозяинъ развелъ огонь. Сдлавъ это, онъ выпрямился и прошепталъ странныя слова:
— Наконецъ-то! Сегодня ночью моя миссія будетъ кончена! Вс приказанія будутъ выполнены!
Въ эту минуту путешественникъ переступалъ черезъ порогъ комнаты, которую разведенный огонь начиналъ освщать.
Трудно себ представить что нибудь боле противоположное, чмъ наружность этихъ двухъ людей, бывшихъ въ хижин.
Одинъ былъ молодой человкъ лтъ тридцати, блокурый, съ черными глазами. Длинныя рсницы придавали красоту его открытому, честному лицу.
Онъ спокойно сушилъ передъ огнемъ свой плащъ, не обращая вниманія на своего хозяина.
Другой былъ высокъ и худощавъ. Темная борода покрывала его лицо почти до самыхъ глазъ.
Кто хотя разъ видлъ взглядъ его, глубоко провалившихся, глазъ, тотъ долженъ былъ долго его помнить.
— Вы конечно, спрашиваете теперь себя, началъ смясь путешественникъ, окинувъ быстрымъ взглядомъ своего хозяина,— почему я осмлился проникнуть въ ваше жилище. Причина очень проста: я озябъ, а моя лошадь устала. Кром того въ этой прекрасной стран нельзя въ такое время прогуливаться съ деньгами въ карман.
— У меня есть пять долларовъ, продолжалъ онъ, бросая деньги къ ногамъ хозяина, который однако ихъ не поднялъ,— но я васъ предупреждаю, что если вамъ придетъ фантазія убить меня, то вы не найдете ничего боле. Сверхъ того очень вроятно, что я буду сильно сопротивляться. И такъ, спокойной ночи! А! я могу еще прибавить, что меня зовутъ Робертомъ де-Керваль, что я живу въ Нью-Іорк, что я ду въ Вестфильдъ, наконецъ, что я французъ и что если со мной случится… какое нибудь приключеніе, то мой консулъ можетъ надлать вамъ непріятностей.
Посл такого дружескаго предупрежденія, онъ завернулся въ свой плащъ и заснулъ, не обращая вниманія на своего молчаливаго товарища. На разсвт онъ проснулся. Ему послышался выстрлъ. Нсколько минутъ онъ прислушивался, но наконецъ усталость взяла верхъ и онъ снова заснулъ. Хозяина не было боле въ хижин.
Женщина, къ которой относились эти слова, была еще молода, но ея лицо носило слды страданій.
Дв молодыя двушки или лучше сказать, два ребенка, со страхомъ устремили на говорившаго свои большіе глаза. Ихъ лица были блдны и худы.
— Что вы хотите сказать, Вильки? спросила съ безпокойствомъ мать.
— Разв вы не поняли, что вы должны сейчасъ умереть?
— Умереть! вскричала бдная женщина.— Это конецъ моихъ мученій… Это освобожденіе!… Но он, мои дочери, какая имъ опредлена участь?… ихъ освободятъ, не правда-ли?… Бдныя созданія!.. Моя смерть возвратитъ имъ свободу… Можетъ быть он еще будутъ счастливы!… Не правда-ли, Вильки? Не правда-ли?…
— Умоляю васъ, Вильки! прошептала она чуть слышнымъ голосомъ,— по крайней мр убейте меня прежде ихъ… О! заклинаю васъ, избавьте меня отъ зрлища ихъ смерти!…
— Ихъ приказанія священны! отвчалъ Вильки твердымъ голосомъ,— Я это помню, хотя вы уже забыли!…
Сказавъ эти слова, онъ схватилъ одну изъ двочекъ и связалъ ей руки и ноги, потомъ онъ бросилъ факелъ въ груду сухихъ листьевъ, которая была мгновенно охвачена пламенемъ.
— О! Боже мой! вскричала съ ужасомъ несчастная мать, неужели Ты дозволишь совершиться такому страшному преступленію?… Дочь моя!…
И она упала безъ чувствъ. Вильки бросилъ въ пламя несчастнаго ребенка. Безстрастное орудіе таинственнаго мщенія, онъ исполнялъ только ихъ приказанія.
Придя въ чувство, бдная женщина хотла было броситься въ пламя, чтобы выхватить изъ него свое дитя, какъ вдругъ она замтила въ углу подземелья другую двочку, окаменвшую отъ страха.
— А! вскричала она, эта останется мн, ее вы не сожжете!…
И схвативъ на руки ребенка, несчастная женщина бросилась впередъ и исчезла за выступомъ скалы.
— Это выходъ въ ущелье, подумалъ Вильки, он не могутъ уйти отъ меня!…
Съ ружьемъ въ рукахъ онъ бросился вслдъ за бглянкой.
Проходъ былъ узокъ и низокъ. То надо было нагибаться, то даже ползти. Едва мать, обремененная своей драгоцнной ношей, достигла конца опасной дороги, какъ она услышала за собой шаги Вильки. Отчаяннымъ усиліемъ она достигла вершины горы.
Буря уже утихла и наступало утро.
— Бги, моя Клэръ! сказала несчастная женщина, опуская на землю ребенка и указывая на виднвшуюся вдали деревню, бги, моя дорогая! и помни о… Слова остановились въ ея горл, Вильки стоялъ уже за ней. Онъ хладнокровно прицлился въ убгавшую по скату ущелья двочку.
Выстрлъ загремлъ. Ребенокъ пошатнулся и упалъ въ пропасть.
— Моя дочь!… Мое дитя!… вскричала несчастная мать, обезумвшая отъ горя.— Убиты об!… О! это наказаніе свыше человческихъ силъ!.. Боже мой! что-же я такое сдлала?
Не обращая вниманія на эти отчаянные вопли, Вильки схватилъ несчастную и увелъ или, лучше сказать, унесъ назадъ въ подземелье.
— Теперь ваша очередь! сказалъ онъ. Молитесь! Она упала на колни.
Въ ту же минуту Вильки погрузилъ свой ножъ между плечъ несчастной.
Былъ уже день когда де-Керваль проснулся. Его поразило отсутствіе хозяина и открытая подъемная дверь. Его удивленіе еще увеличилось, когда онъ увидлъ, что выходная дверь хижины заперта и ключа въ ней нтъ.
— Ужъ не плнникъ-ли я? подумалъ онъ и ршился идти по единственной открывавшейся дорог.
Войдя въ подземелье, де-Керваль задрожалъ, не смотря на все свое мужество.
Передъ нимъ лежали обугленныя человческія кости, молодая женщина плававшая въ крови и трупъ его хозяина.
— Какая ужасная драма здсь совершилась! прошепталъ Робертъ.
Увидя ключъ отъ двери, лежавшій на земл около Вильки, онъ схватилъ его и бросился назадъ въ хижину и открывъ дверь вышелъ на чистый воздухъ.
Зрлище, только-что представившееся его глазамъ, такъ его взволновало, что онъ шатался какъ пьяный.
Однако мало по малу онъ пришелъ въ себя.
— Какъ это случилось, что я не былъ жертвой этого преступленія? подумалъ Робертъ…. Кто могъ это сдлать? Зачмъ была открыта эта подъемная дверь?… Очевидно, чтобы указать мн мсто преступленія. Значитъ, нуженъ былъ свидтель!…. А это подземелье безъ выхода? Кто были несчастные заключенные въ этой тюрьм?… Я тутъ положительно теряюсь. Лучше всего отправиться въ ближайшій городъ. Кажется, что это будетъ Вестфильдъ.
Осдлавъ свою лошадь Робертъ поскакалъ въ галопъ. Дорога оказалась короче, чмъ онъ думалъ.
Въ город онъ распросилъ, гд живетъ коммисаръ и отправился прямо къ нему.
Его нершительный, лнивый видъ не понравился Роберту, было очевидно, что у него желудокъ властвовалъ надъ разсудкомъ.
Робертъ не ошибся, но онъ не обратилъ вниманія на секретаря.
Имя секретаря коммисара Джефферсона было Адамъ Фоксъ и это имя совершенно подходило къ его лисьей физіономіи и выбранной имъ профессіи.
Джефферсонъ былъ только орудіемъ, которымъ Фоксъ отлично умлъ дйствовать.
Пока Робертъ разсказывалъ о томъ, что онъ видлъ, у Адама Фокса вырывались восклицанія то сомннія, то удивленія. Коммисаръ, казалось, слушалъ Роберта, но на самомъ дл онъ слдилъ за выраженіемъ лица своего секретаря. Когда Фоксъ открывалъ ротъ и морщилъ лобъ, Джефферсонъ морщилъ лобъ и открывалъ ротъ. Это было настоящее зеркало.
Когда Робертъ кончилъ свой разсказъ, на нсколько минутъ водворилось молчаніе. Секретарь размышлялъ, коммисаръ старался ему подражать.
— Это дло очень важно для васъ, милостивый государь, началъ Фоксъ, обращаясь къ де-Кервалю.
— Что? сказалъ вздрогнувъ Робертъ.
— Очень важно…. для васъ! повторилъ коммисаръ.
— Что вы хотите этимъ сказать? Объяснитесь!…
— Я хочу сказать, продолжалъ Фоксъ, что мн кажется очень удивительнымъ, что вы случайно замшались въ такое странное, даже невроятное приключеніе.
— Да, не горячитесь! повторилъ какъ эхо Джефферсонъ.
— Э! какъ могу я слышать безъ гнва подобныя обвиненія! Я былъ свидтелемъ страннаго, невроятнаго, какъ вы говорите, происшествія, но меня ничто не принуждало идти объявлять вамъ объ этомъ. Я еще разъ подтверждаю мои слова и не позволю никому въ нихъ сомнваться.
Секретарь почувствовалъ, что онъ сдлалъ ложный шагъ и важнымъ тономъ попросилъ Роберта доказать свою личность.
Де-Керваль тотчасъ вынулъ изъ своего портфеля бумаги, доказывавшія, что онъ французъ и живетъ въ Нью-Іорк съ матерью и сестрой. Онъ объяснилъ, что узналъ наканун вечеромъ о привоз хлопка въ Вестфильдъ и такъ какъ послдній вечерній поздъ уже ушелъ, то онъ и ршился отправиться верхомъ. Дорогой его застигла буря и онъ сбился съ пути.
Этотъ разсказъ былъ такъ ясенъ, что разсялъ вс сомннія Фокса.
Секретарь извинился и попросилъ Роберта придти черезъ часъ.
Посл ухода де-Керваля, Джефферсонъ осмлился сказать своему секретарю:
— Извините меня, Фоксъ, мн кажется, что тутъ есть какая-то тайна?
— Тайна!…прошепталъ Фоксъ, пожимая плечами.
IV. Пергаментъ.
Когда де-Керваль пришелъ въ назначенный часъ, Джефферсонъ пригласилъ его идти съ ними на мсто преступленія, и они отправились въ сопровожденіи двухъ полицейскихъ агентовъ.
Дорогой Робертъ спросилъ коммисара не знаетъ-ли онъ что-нибудь относительно этого дла.
Джефферсонъ закашлялся и взглянулъ на секретаря.
— Нтъ, нтъ, я не знаю ничего, забормоталъ онъ, но, можетъ быть, мой секретарь….
— Я знаю очень мало на этотъ счетъ, прервалъ Фоксъ, въ этой хижин жилъ нкто Вильки. Это былъ полу-охотникъ, полу-рыбакъ, одинъ изъ тхъ людей, которые, кажется, бгутъ отъ цивилизаціи. Онъ рубилъ дрова и продавалъ ихъ на пароходы. Эта жалкая жизнь должно быть и довела его до того, что онъ въ припадк сумашествія убилъ свою жену и дтей….
— Дтей? спросилъ Робертъ, вы думаете, что онъ сжегъ своихъ дтей? Это ужасно!… Но, мн кажется, продолжалъ онъ посл минутнаго молчанія, что я видлъ только одинъ обгорвшій трупъ!…
— А! ба! прервалъ быстро Фоксъ, однако, сколько я знаю, у него было двое дтей, когда онъ пріхалъ сюда три года тому назадъ.
— Три года тому назадъ? повторилъ Джефферсонъ. Однако это очень странное совпаденіе, три года назадъ, мы были назначены, я коммисаромъ этого округа, а вы секретаремъ, слдовательно….
Коммисаръ вдругъ замолчалъ. Взглядъ брошенный на него Фоксомъ, заставилъ его прикусить языкъ.
Робертъ уже замтилъ странное вліяніе Фокса на коммисара, но онъ былъ слишкомъ занятъ событіями прошедшей ночи, чтобы обращать на это вниманіе.
— Не можете-ли вы угадать, началъ снова де-Керваль, зачмъ этотъ Вильки ожидалъ моего прибытія или скоре прибытія кого нибудь? Стало быть, ему былъ нуженъ свидтель?
— Очень можетъ быть! Свидтель, который немедленно предупредилъ бы насъ…. т. е. правосудіе.
— Зачмъ?
— Во всемъ этомъ происшествіи есть что-то таинственное, что мы съумемъ выяснить.
— Да, мы съумемъ, повторилъ Джефферсонъ.
Въ эту минуту они подошли къ хижин.
Посл обычныхъ формальностей былъ составленъ протоколъ. Фоксъ съ удивленіемъ замтилъ, что Робертъ былъ правъ, говоря, что былъ сожженъ только одинъ трупъ.
Онъ схватилъ его, быстро прочиталъ и тотчасъ выслалъ вонъ полицейскихъ агентовъ, велвъ имъ выкопать могилу для убитыхъ.
— Да! Тутъ есть тайна! вскричалъ Фоксъ, оставшись одинъ съ Джефферсономъ…. вы были правы…. но разв я не говорилъ вамъ, что мы ее разгадаемъ?
— Что-же тутъ такое? осмлился спросить коммисаръ.
— Смотрите!…
Кусокъ пергамента, поднесенный Фоксомъ къ глазамъ Джефферсона, имлъ очень странный видъ. На немъ было написано чернилами нсколько шифрованныхъ строкъ, уже полинявшихъ отъ времени. Затмъ была прибавлена еще одна строка шифровъ, на этотъ разъ написанныхъ карандашомъ.
Джефферсонъ вытаращилъ глаза и поглядывалъ, то на пергаментъ, то на Фокса, ничего не понимая.
Фоксъ нетерпливо показалъ ему на уголъ пергамента.
Почтенный коммисаръ поблднлъ. Его взглядъ выразилъ страхъ, смшанный съ уваженіемъ.
Что-же было причиной такого волненія?…
Дв простыя буквы, которыми заключалась строка, написанная карандашомъ: Л—З.
Холодный потъ выступилъ на лбу коммисара.
— Это ‘они!’ прошепталъ онъ.
Насмшливая улыбка скользнула по губамъ Фокса. Очевидно было, что онъ зналъ гораздо больше своего начальника.
— Хорошо! сказалъ онъ хладнокровно, прочитавъ еще разъ пергаментъ и пряча его въ свой портфель.
Въ эту минуту послышались шаги Роберта.
Фоксъ приложилъ палецъ къ губамъ и бросилъ на коммисара значительный взглядъ.
Робертъ вошелъ въ подземелье, онъ былъ блденъ и взволнованъ.
— Тамъ наверху…. началъ онъ прерывающимся голосомъ…. на краю оврага…. кровь!… пойдемте!
Фоксъ и коммисаръ послдовали за нимъ въ узкій проходъ, по которому ночью Вильки догонялъ несчастную мать, уносившую своего ребенка.
Придя на край оврага они увидли, что Робертъ не обманулся.
Трава была покрыта кровью и примята, какъ будто чье нибудь тло скатилось по ней въ оврагъ.
— Это очень любопытно! сказалъ холодно Адамъ Фоксъ, теперь я объясняю себ исчезновеніе другаго ребенка.
— Вы можете объяснить это? спросилъ удивленный Джефферсонъ.
— Очень легко! Эта двочка, видя ужасную смерть своей сестры, попыталась убжать. Вильки бросился за ней и, забывая, что она не можетъ уйти отъ него иначе какъ перейдя оврагъ, что невозможно, застрлилъ ее.
— Какъ вы знаете?… прервалъ Робертъ.
— Дйствительно, продолжалъ не смущаясь Фоксъ, карабинъ, который я нашелъ у трупа Вильки, былъ разряженъ и почернлъ отъ дыма.
Робертъ вспомнилъ о томъ выстрл, который онъ слышалъ рано утромъ и разсказалъ объ этомъ Фоксу.
— Нечего боле сомнваться, отвчалъ Фоксъ, записывая этотъ фактъ. Трупъ лежитъ на дн оврага. Мы можемъ возвратиться.
— Возвратиться! вскричалъ Робертъ, не осмотрвъ оврага, и не попытавшись отыскать тло этой несчастной!… Она можетъ быть еще жива!…
Фоксъ покачалъ головой съ недоврчивымъ видомъ.
Робертъ обратился къ коммисару.
— Мистеръ Джефферсонъ, сказалъ онъ важно, разв вы не считаете этотъ розыскъ вашей обязанностью?
Это обращеніе къ его особ польстило коммисару.
— Моей обязанностью…. моей обязанностью! началъ онъ, какъ бы спрашивая самъ себя, я не говорю нтъ…. но я хотлъ бы знать мнніе мистера Фокса.
— Безполезный трудъ, отвчалъ секретарь, и даже невозможный! Какъ сойти въ оврагъ? Посовтуемся съ нашими людьми!
Оба агента были позваны. Они попытались найти спускъ въ оврагъ, но посл краткаго осмотра, ршительно отказались спускаться.
Фоксъ обернулся, чтобы сказать Роберту, что было-бы излишнимъ на этомъ настаивать, но Робертъ уже исчезъ.
Возмущенный такой трусостью, храбрый французъ ршился спуститься одинъ, рискуя жизнью.
Цпляясь за выступы скалъ, за пучки травы, онъ началъ опасный спускъ.
Двадцать разъ онъ едва не упалъ въ пропасть.
Наконецъ, свидтели этой сцены потеряли его изъ виду. Долго стояли они молча, удивляясь храбрости молодаго человка.
— Онъ убился! промолвилъ наконецъ съ состраданіемъ коммисаръ, выражая этими словами ихъ общую мысль.
— Онъ убился! повторили агенты. Но въ глубин души они ощущали чувство, увы, слишкомъ человческое: они были довольны, что молодому французу не удалась попытка, на которую они сами не осмлились.
Одинъ только Адамъ Фоксъ былъ совершенно хладнокровенъ.
— Можетъ быть, это къ лучшему! прошепталъ онъ.
Они сбирались уже идти прочь, какъ вдругъ изъ глубины оврага показался Робертъ, взбиравшійся съ страшными усиліями. Его лице и руки были въ крови.
— Что, вы нашли? спросилъ его живо Фоксъ.
— Ничего! отвчалъ Робертъ, падая безъ чувствъ на краю оврага.
Но этотъ обморокъ продолжался не долго, могучій организмъ восторжествовалъ надъ усталостью.
— Ничего? повторялъ Фоксъ, ничего?… Это странно!…
— Не унесъ-ли потокъ трупъ этой двочки?… Если она жива, куда могла она убжать?… Ба! прибавилъ онъ боле спокойнымъ тономъ, рана и это ужасное паденіе наврно не позволили ей далеко уйти…. Во всякомъ случа намъ здсь нечего длать. Вернемтесь въ хижину…. Могила готова? спросилъ онъ, обращаясь къ полицейскимъ агентамъ.
Агенты вмсто отвта показали на свже-вырытую яму.
Робертъ отошелъ или, лучше сказать, былъ уведенъ коммисаромъ отъ оврага. Его умъ старался проникнуть тайну этихъ происшествій.
— Вы забыли положить трупъ этого человка, замтилъ Робертъ.
— Такой негодяй не заслуживаетъ погребенія, отвчалъ съ презрніемъ Фоксъ. Такъ какъ онъ избжалъ человческаго правосудія, то пусть его тло останется въ этомъ подземель и не оскверняетъ землю.
Это говорилъ Адамъ Фоксъ, обыкновенно такой хладнокровный и безстрастный!
Робертъ замтилъ это съ удивленіемъ. Напрасно старался онъ убдить Джефферсона похоронить также и Вильки.
Коммисаръ былъ эхо своего секретаря.
Они отправились по дорог въ Вестфильдъ и скоро прибыли въ городъ. Правосудіе не нуждалось боле въ де-Кервал и онъ занялся своими длами.
Обмнявшись нсколькими словами съ Джефферсономъ, Фоксъ похалъ въ Нью-Іоркъ, подъ предлогомъ необходимости донести о случившемся.
V. Нотаріусъ Бруггиль.
Въ тотъ самый день, когда происходили только-что описанныя нами событія, былъ вечеръ у нотаріуса Бруггиля.
Нотаріусъ былъ человкъ средняго роста съ лысиной на лбу и большой, начинавшей уже сдть бородой. Онъ говорилъ медленно, какъ бы пріискивая фразы.
Вышедшій изъ низшаго класса общества, онъ достигъ почетнаго положенія. Его жена была некрасива и зла, но принесла ему хорошее приданое.
Пожираемый честолюбіемъ, онъ унижался передъ богатыми, былъ грубъ съ несчастными, и кончилъ тмъ, что вс значительные люди города были его кліентами.
У него было четверо дтей, но если они походили на него въ нравственномъ отношеніи, то по наружности. между ними не было никакого сходства.
Мистриссъ Бруггиль регулярно здила на воды въ Вестъ-Пойнтъ и злые языки замчали, что въ этомъ город есть военное училище. Не нашла-ли тамъ мистриссъ Бруггиль, не смотря на свою непривлекательную наружность, какихъ-нибудь сострадательныхъ офицеровъ.
Конечно, это была клевета!
Впрочемъ, мистеръ Бруггиль имлъ доброе сердце и не обращалъ вниманія на такія мелочи.
Въ этотъ вечеръ передъ нами проходятъ вс главныя лица нашего романа.
Между прочими приглашенными, лакей вскор доложилъ о сэр Джон Реджъ.
Это былъ адвокатъ, высокій и худой, изящно одтый. съ лорнетомъ въ глазу. Онъ былъ отъ природы разговорчивъ и честолюбивъ по призванію.
Это былъ человкъ лтъ шестидесяти незначительной наружности и такого-же ума.
Онъ спекулировалъ буйволовыми шкурами, торговавъ прежде человческими.
Между приглашенными поднялся почтительный шопотъ, когда доложили о прибытіи дона Педро Лимаресъ, состоявшаго при бразильскомъ посольств.
Это былъ человкъ надменнаго вида, одтый чрезвычайно богато. Грудь его рубашки и пальцы сіяли брилліантами. Онъ былъ вдовецъ и представлялъ великолпную партію.
Матери семействъ мечтали о немъ, какъ о лучшемъ жених для своихъ дочерей.
Вслдъ за дономъ Лимаресъ проскользнулъ маленькій, толстый человчекъ, съ кошачьими манерами съ улыбающейся и цвтущей физіономіей.
Онъ кланялся однимъ, жалъ руки другимъ, говорилъ слова два третьимъ и все это длалъ безъ шума, говорилъ шепотомъ, ходилъ на кончикахъ пальцевъ.
Его имя было Брэддокъ, но обыкновенно его звали антикваріемъ.
Въ самомъ дл у него была манія розыскивать греческія древности, которыми, справедливо это или нтъ, онъ утверждалъ, что американская почва усяна.
Вслдствіе этой маніи, онъ вчно путешествовалъ и его можно было встртить и въ окрестностяхъ Нью-Іорка, и въ Чарльстон, и въ Кентукки, и въ Канад, на берегахъ Гудзона, и въ Скалистыхъ горахъ. Онъ былъ такъ живъ и подвиженъ, что казалось, могъ быть въ одно и тоже время въ разныхъ мстахъ.
Когда вс гости съхались, блокурыя лэди собрались вмст и принялись разговаривать между собою.
Мужчины сли за карточные столы, продолжая и ночью погоню за долларами, которой он предавались цлый день.
За однимъ изъ этихъ столовъ собрались, случайно или по какой-нибудь неизвстной причин, главныя лица, о которыхъ мы говорили.
Вмст съ ними сидли также и другіе гости. Это были лучшіе игроки изъ всего собранія. Игра велась большая.
Еслибы какой нибудь равнодушный зритель внимательно вглядлся бы въ игру мистера Нильда, то замтилъ бы, что она не отличалась ни правильностью, ни честностью.
Но никто не занимался наблюденіями. Лихорадка игры овладла всми.
Къ тому же кто могъ бы предположить, что мистеръ Нильдъ, почтенный торговецъ, владлецъ одного изъ лучшихъ магазиновъ Бродвея, въ самой красивой улиц Нью-Іорка, кто могъ-бы предположить, что онъ плутуетъ?
Никто не поврилъ-бы этому.
Около четырехъ часовъ ночи игра нсколько замедлилась. Ужинъ былъ готовъ.
— Что это невидно сегодня мистера Вульда? сказалъ, вставая, одинъ изъ игроковъ, не хуже-ли ему сегодня?
— Мой кліентъ, отвчалъ докторъ Марбенъ, имлъ вчера очень сильный, но не опасный припадокъ своей болзни. Теперь ему гораздо лучше….
— Я очень радъ слышать, что ему лучше, снова продолжалъ игрокъ, онъ уже такъ давно болнъ! Скажите, что у него за болзнь?…
— У него медленная сухотка, впрочемъ, не представляющая никакихъ признаковъ чахотки. Я долженъ сознаться, что эта болзнь часто ставить меня въ тупикъ.
— Это удивительно! вскричалъ спрашивавшій.
— Мн говорили, сказалъ одинъ прізжій, что мистеръ Вульдъ женатъ, почему-же его жены никогда не видно?
— Нтъ ничего проще, отвчалъ изящный адвокатъ, мистеръ Реджъ, мистриссъ Вульдъ, вроятно, очень скучала у домашняго очага, поэтому въ одинъ прекрасный день она оставила его.
— Полагаютъ, что она во Франціи, прибавилъ вчно улыбающійся антикварій Брэддокъ.
— Лордъ Фельбругъ? сказалъ небрежно нотаріусъ Бруггиль, входя въ залъ, изъ котораго куда то исчезалъ на нсколько минутъ, лордъ Фельбругъ, господа, возвращается въ Нью-Іоркъ. Я получилъ отъ него извстія. Большая часть присутствовавшихъ только изъ вжливости обратили вниманіе на эту новость.
Но донъ Лимаресъ, Нильдъ, Реджъ, Марбенъ и Брэддокъ поспшно подняли головы, вопросительно глядя на Бруггиля.
Вскор вс отправились ужинать и нотаріусъ былъ окруженъ выше-упомянутыми пятью лицами, любопытство которыхъ было, казалось, до крайности возбуждено.
— Вотъ, сказалъ онъ имъ, убдившись, что его слова никмъ постороннимъ не могутъ быть услышаны, вотъ что я сейчасъ получилъ!…
Сказавъ это, онъ показалъ кусокъ пергамента, покрытаго цифрами, изъ котораго онъ перевелъ только эти слова:
