Фофан, Шпажинский Ипполит Васильевич, Год: 1880

Драматургия
Время на прочтение: 40 минут(ы)
Скачать в PDF

Драматическія сочиненія И. В. Шпажинскаго.

Томъ первый. Изданіе Третье

С.-Петербургъ

Типографія А. С. Суворина. Эртелевъ, 13

1906

Фофанъ.

КОМЕДІЯ ВЪ ТРЕХЪ ДЙСТВІЯХЪ

(Посвящено М. П. РОЗЕНГЕЙМУ)

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

Евстафій Егоровичъ Колеръ, отставной военный, лтъ за сорокъ.
Любовь Михайловна, жена его, годомъ старше мужа.
Ольга Васильевна Левшина, крестница ея, молодая вдова.
Сеня Сивохинъ, двоюродный племянникъ Любови Михайловны, юноша.
Парменъ Никитичъ Шкураковъ, землевладлецъ изъ купцовъ, сосдъ Колера.
Арина Степановна, по прозвищу Рогачиха, изъ мщанокъ, видная женщина среднихъ лтъ.
Макаръ, садовникъ, изъ бывшихъ крпостныхъ Любови Михайловны.
Степка, мальчишка.
Варя, горничная Левшиной.

Дйствіе въ сельц Юшин.

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

Просторная комната въ помщичьемъ дом средняго состоянія. Дв двери: въ задней стн и налво. Направо окно. Налво диванчикъ, передъ которымъ небольшой столъ, покрытый вязаною салфеткой. Въ глубин, по середин, раскинутъ столъ для обда.

ЯВЛЕНІЕ I.

Рогачиха [разстилаетъ скатерть] и Степка.

РОГАЧИХА [въ отворенную заднюю дверь]. Степка, неси же тарелки! Чего тамъ застрялъ!
СТЕПКА [входитъ съ тарелками и салфетками сверху]. За водой бгалъ, Арина Степановна, прізжей барын умыться.
РОГАЧИХА. Видите что! А баринъ съ поля вернется — столъ не накрытъ? Знаешь, что будетъ за это?
СТЕПКА. Какъ не знать! На своемъ горб, да на вискахъ испробовалъ, Арина Степановна. Потому, коли баринъ голоденъ, да не сейчасъ ему кушать подать — обходи дальше. Лютъ!
РОГАЧИХА. Дуракъ! Голодъ — не тетка и душа — не сосдъ. Смирные и т съ голоду злютъ.
СТЕПКА [разставляя тарелки]. Значитъ, теперь надо четвертый приборъ, для прізжей для барыни… Пожалуйте салфетку, Арина Степановна.
РОГАЧИХА. Какъ же, такъ и пошла я теб чистую салфетку доставать! Вынь изъ сундука грязную.
СТЕПКА. А баринъ увидитъ — неравно забранится?
РОГАЧИХА. Ну, кинь ее нашей ворон. За эту не забранится небойсь.
СТЕПКА. Ххи! Этой что хошь… Арина Степановна, а кто эта барыня, что нынче пріхала? Сказываютъ, сродственница?
РОГАЧИХА. Нашей вороны крестная дочь.
СТЕПКА. А веселая она, хорошая…
РОГАЧИХА [даетъ ему подзатыльникъ]. Пшелъ, знай свое дло, дуракъ! [Степка уходитъ]. Хорошая!.. За коимъ-те принесло-то?.. У меня не загостишься, шалишь!.. [Заглядываетъ въ боковую дверь]. Ишь охорашивается! Фря! [Поспшно отходитъ отъ двери].

ЯВЛЕНІЕ II.

Рогачиха, Левшина и Любовь Михайловна.

ЛЕВШИНА [поправляетъ бантъ галстучка]. Ну вотъ, я и совсмъ! Представьте, мама, всю дорогу отъ станціи я буквально хала въ облакахъ пыли. Нечмъ было дышать. Врно у васъ давно дождя не было?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Ахъ, другъ мой, другой мсяцъ ни капли! Евстафій Егорычъ просто въ отчаяніи. Ну, вотъ, какая ты у меня хорошенькая! [Беретъ ее за талію и съ любовью осматриваетъ]. Птичка моя! Встряхнулась, вычистила свтлыя перышки…
ЛЕВШИНА. И станетъ вамъ щебетать. Ребенкомъ вы всегда меня птичкой называли. Помните? Мн такъ нравилось это.
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Да. И какая ты была щебетутка, вертушка, проказница! [Цлуетъ ее]. Какъ же я рада теб, голубка моя! Богъ ужъ спасибо, что вспомнила крестную!.. Надюсь, ты подольше у насъ погостишь?
РОГАЧИХА [выразительно]. Кха!
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Ахъ, Арина Степановна!.. Все ли готово?.. Пожалуйста!.. Скоро баринъ прідетъ.
РОГАЧИХА [грубо]. Безъ васъ знаютъ! [Уходитъ].
ЛЕВШИНА [удивленно взглянула на Любовь Михайловну, опустившую голову] Отвтъ!
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [желая замять]. Такъ рада, такъ рада!..
ЛЕВШИНА. Я давно къ вамъ рвалась… Вы вдь моя милая, любимая! Мы еще съ Колей къ вамъ собирались. Онъ такъ хотлъ познакомиться съ вами… Но вы знаете…
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Ахъ, знаю, Оля, знаю!.. Бдная ты моя! Каково теб было перенести такую потерю! Только что вышла замужъ, и вдругъ… Ты вдь недолго была замужемъ?
ЛЕВШИНА. Всего три мсяца… Посл нашей свадьбы мсяца не прошло, какъ стали звать докторовъ… Ихъ столько погибло въ эту ужасную войну!.. Ну, мой Коля былъ не таковъ, чтобы сидть дома, когда умираютъ другіе. Ахъ, мама, какой прекрасный, какой благородный былъ мой бдненькій Коля! [Со слезами]. ‘Прощай, женушка!’ И ухалъ.
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [утирая слезы]. И женушка отпустила?
ЛЕВШИНА. Какъ же было не отпустить? Что бы я такое была, съ своими мольбами и ласками передъ его геройскимъ самоотверженіемъ, мама? Поплакали и разстались. Онъ похалъ въ Карсъ. И какъ же онъ работалъ тамъ, мама! Какъ любили, боготворили моего Колю!.. Я была счастлива, сіяла, гордилась имъ и… молилась, молилась такъ много, такъ горячо! И, однако… Кончилась война. Коля пишетъ, что детъ. Вы понимаете, какъ я ждала. Дни, ночи напролетъ онъ былъ въ каждой мысли, въ каждомъ біеніи моего сердца… Вдругъ… телеграмма… Коля заболлъ тифомъ. Лечу туда. Прізжаю. ‘Гд же, гд онъ?— Солдатикъ одинъ и говоритъ мн: ‘отецъ-то нашъ, Николай Александрычъ?’ и такъ посмотрлъ!.. Сердце у меня сжалось, упало… ‘Супруга что-ль будете?.. Поминалъ все… Матушка ты моя!’ и заплакалъ… Не помню, что было потомъ… Ну, а вы, мама, счастливы?.. Другой годъ, какъ вы замужемъ, а я ничего не знаю: какъ у васъ, что?..
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Да, голубушка, я счастлива. Славу Богу.
ЛЕВШИНА. Когда же у счастья бываетъ такой грустный голосъ, дорогая моя!
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Вотъ уже я грустный, ха-ха!
ЛЕВШИНА. Право. Я вашего мужа никогда не видала и съ нетерпніемъ жду познакомиться…
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Въ самомъ дл, ты его вовсе не знаешь… Онъ будетъ радъ… Онъ добрый… Только не спорь съ нимъ, Оля, пожалуйста! Онъ не любитъ этого, не выноситъ. Будь съ нимъ поласковй. Да? Хорошо?
ЛЕВШИНА. Конечно…
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Ахъ, Боже мой, что-жъ это ничего не подаютъ до сихъ поръ! Ни хлба, ни графиновъ, ни водки!.. Степа! [Впопыхахъ уходитъ въ заднюю дверь].

ЯВЛЕНІЕ III.

Левшина, Любовь Михайловна, Степка и Рогачиха.

ЛЕВШИНА. Буду ласкова, если онъ того стоитъ. Едва ли!.. Мама глядитъ запуганной и грустна. Плохая рекомендація для ея мужа… Выходить замужъ въ мамины годы я притомъ за человка, который моложе ея — рискъ не малый!..
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [входитъ въ сопровожденіи Степки, вносящаго подносикъ съ водкой и корзину хлба]. Ахъ, Степа, можно ли такъ копаться! Ставь скорй и бги взглянуть — не детъ ли баринъ. Нтъ, постой! Сбгай на кухню.
СТЕПКА [грубо]. То туда, то сюда! Говорили бъ ужъ толкомъ!
РОГАЧИХА [входя изъ задней двери]. Чего захотлъ! [Бросаетъ на одинъ изъ приборовъ грязную салфетку].
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [кротко, переставляя водку]. Сбгай, голубчикъ, въ кухню, скажи кухарк, чтобы жареное не перешло. Поскорй! [Степка уходитъ].
РОГАЧИХА. Куда водку-то ткнули? Здсь мсто ей, что ли? [Со стукомъ переставляетъ водку на другое мсто].
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Въ самомъ дл, Арина Степановна… Спасибо — замтили.
РОГАЧИХА. Говори не говори, у васъ все дуромъ. Ужъ не брались бы! А то залотошите, залотошите…
ЛИВШИНА. То есть какъ это ‘дуромъ’?
РОГАЧИХА. Шиворотъ навыворотъ, значитъ. Вотъ какъ. [Уходя]. Еще втачивается! [Ушла].
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Ахъ, оставь, Оля, что теб за охота!
ЛЕВШИНА. Но, мама, какъ же она сметъ?.. Кто эта женщина?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Оставь прошу, перестанемъ! [Подбгая къ окну]. Не видно еще Евстафія Егорыча… Ну, какъ жареное подгоритъ! [Схватывается на голову]. Ахъ!
ЛЕВШИНА. Что съ вами?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Перепела… Олечка, перепела! Вотъ бда-то!
ЛЕВШИНА. Какая?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Я было забыла съ тобою, успокоилась, какъ ни въ чемъ…
ЛЕВШИНА. Но что, что такое?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Видишь ли: Евстафій Егорычъ купилъ перепеловъ и веллъ ихъ сегодня зажарить. [Со слезами въ голос]. А ихъ съла кошка.
ЛЕВШИНА. Что за бда? Есть вдь жареное вмсто перепеловъ?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Есть-то есть, да ты не знаешь… Ахъ, ты не знаешь, Олечка, какое это мн горе! [Глядитъ въ окно]. Нтъ еще… [Отходя]. Оля, ты не смешься, дружокъ, что твоя крестная такая суетня, волнуется изъ пустяковъ?
ЛЕВШИНА. Я чувствую совсмъ другое, милая мама. Успокойтесь! Ну, стоитъ ли…
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Не могу, не могу! Прости ты меня… [Заглядываетъ въ окно]. детъ, детъ! [Въ сильномъ волненіи].
ЛЕВШИНА. Евстафій Егорычъ?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Онъ, онъ, онъ!.. Ты, Оля, выйди пока… Надо предупредить… Если увидитъ вдругъ, не зная, кто ты и что, это можетъ ему не понравиться. А мы потовъ, потомъ, голубка моя… Хорошо? Я скажу и тогда… Вотъ сюда, въ мою комнату… Поскорй, поскорй!.. Ты не сердишься?
ЛЕВШИНА. Богъ съ вами! [Уходитъ].
СТЕПКА [входитъ съ суповою мискою]. Баринъ!
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Ставь, ставь скоре!.. Господи, все ли?.. А селедка?.. Степа, что ты со мной длаешь!? Ахъ, Боже мой! Бги скоре къ Арин Степановн… Въ буфет… Проворнй! [Степка уходитъ].

ЯВЛЕНІЕ IV.

Любовь Михайловна, Колеръ, Сеня и потомъ Рогачиха.

КОЛЕРЪ [красный отъ волненія, быстро входитъ и швыряетъ фуражку]. Это непремнно Макарка! Его штуки! [Жен]. Вотъ ты, сударыня, заступаешься, горой за Макарку, а онъ — мошенникъ, воръ, негодяй!
СЕНЯ. И какой грубіянъ!
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [въ испуг и недоумніи]. Что такое?.. Я ничего… Въ чемъ дло, Евстафій Егорычъ?
КОЛЕРЪ. А въ томъ дло, что у меня пять копенъ сна украли. Слышишь ты: пять копенъ!
СЕНЯ. И самаго лучшаго.
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. При чемъ же Макаръ?
КОЛЕРЪ. Ха-ха! При чемъ Макаръ! Это мн нравится! При томъ твой Макарка, сударыня, что это его штуки. Я къ мировому его, въ тюрьму его, негодяя!
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Ну, Евстафій Егорычъ, какъ хочешь, а не можетъ этого быть.
КОЛЕРЪ. Какъ… какъ не можетъ быть, если я говорю, что это такъ?!
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Макаръ не такой человкъ. Я съ мальчиковъ знаю его. Онъ крошки чужой не возьметъ. Головою ручаюсь. Ты не любишь его, и что у насъ ни случилось бы, во всемъ виноватъ Макаръ…
КОЛЕРЪ. Если я говорю — виноватъ, значитъ виноватъ. Чтобъ духу его не было! Нынче съ двора долой!
СЕНЯ. И давно пора! Вы, тетенька, напрасно вступаетесь, гнвите дяденьку. Это ему нездорово-съ.
Любовь михайловна. Замолчи, пожалуйста, Сеня! Не твое дло. Угодно Евстафію Егорычу прогнать Макара… [Плачеть].
КОЛЕРЪ. Угодно-съ! Хоть ревмя-реви, выгоню!
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [утирая глаза]. Какъ хочешь дружокъ. Хоть и жаль мн его… но ты полный хозяинъ. Твоя воля. [Входитъ Рогачиха съ селедкой. Колеръ, выпившій передъ этимъ залпомъ дв рюмки, закусываетъ].
СЕНЯ. Вотъ и Арина Степановна скажетъ, что Макарка мошенникъ. [Взявшись за водку]. Дяденька можно-съ?
КОЛЕРЪ. Пей.
РОГАЧИХА. Макарка? Воряга отмнный. Да какъ и не красть, коли барыня покрываетъ! Любимчикъ. На людяхъ взыскъ, на людяхъ спросъ, а Макару Сергичу все съ рукъ сходитъ. Слова не смй сказать! Барина ругаетъ-ругательски, на весь дворъ… А барыня сидитъ у окошечка, слушаетъ и хоть-бы словечко! Ухмыляется, знай!
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [всплеснула руками]. Ахъ, Арина Степановна! Можно ли такъ безсовстно лгать?!
КОЛЕРЪ (кричитъ, наступая на жену]. Что-о? Такъ вотъ какъ? Ругать меня вмст съ Макаркой?!.

ЯВЛЕНІЕ V.

Т же, Левшина и потомъ Степка.

ЛЕВШИНА [входя]. Мама, голубушка, а про меня и забыли? Слышу смхъ, веселье у васъ… А гд весело, тамъ я всегда.
КОЛЕРЪ [отступая въ изумленіи]. Кто это?.. Что значитъ?..
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Ахъ, Оля!.. Евстафій Егорычъ, забыла сказать… Рекомендую теб мою милую, дорогую Олю, мою крестную дочку… Она пріхала, пока ты былъ въ пол.
КОЛЕРЪ [сухо киваетъ Левшиной, не замчая протянутой ему руки, идетъ и садится за столъ]. Щи остыли-съ… [Ол, швыряя рукою на стулъ]. Прошу-съ!
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. А это — Сеня, племянникъ мой, покойницы Вареньки сынъ.
KOЛЕРЪ [энергически засовываетъ за воротъ уголъ салфетки]. Балбесъ, выгнанный изъ гимназіи за нерадніе и лность, надо прибавить. Не порютъ. Гуманное время! [Рогачих]. Крышку! [Рогачиха снимаетъ крышку съ суповой чаши].
ЛЕВШИНА. Надюсь, хоть вы, молодой человкъ, удостоите меня чести пожать вашу руку. [Пожимаетъ руку сковфужиннаго Севи].
КОЛЕРЪ [ударяя по столу]. Кха! Щи остыли-съ! Любовь Михайловна, довольно звать!
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [торопливо берется разливать]. Сію минуту, дружокъ. Извини! [Левшина и Сеня садятся].
КОЛЕРЪ [принимая налитую тарелку]. Отчего не полную? Сколько разъ говорено — наливать до краевъ? Сеня, говорено?
СЕНЯ. Много разъ, дяденька.
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Виновата, Евстафій Егорычъ. Позволь, долью. [Тянется за тарелкой].
КОЛЕРЪ. ‘Долью!’ И безъ васъ сумютъ долить [вырываетъ у жены разливную ложку и доливаетъ]. А ты не берись, если ничего не можешь сдлать, какъ слдуетъ. Арина, съ завтрашняго дня ты разливаешь горячее. [Громко стъ, уткнувшись въ тарелку].
РОГАЧИХА. Давно бы такъ! [Уходитъ].
ЛЕВШИНА. Евстафій Егорычъ…
КОЛЕРЪ. Что-съ? [Бросилъ ложеу и уставился на Олю].
ЛЕВШИНА. Ха-ха! Вопросъ имлъ быть самый невинный, а вы смотрите на меня такъ, что въ пору умереть со страха. Предупреждаю, что я большая трусиха.
КОЛЕРЪ. Мн все равно. Что за вопросъ?
ЛЕВШИНА. Вы, кажется, въ военной служб служили?
КОЛЕРЪ. Служилъ. Ну-съ?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Командовалъ ротой и былъ первый ротный въ полку. Вс его обожали, офицеры, солдаты…
КОЛЕРЪ [останавливая жену нетерпливымъ жестомъ]. Позвольте!.. [Ол]. Служилъ. Такъ что же-съ?
ЛЕВШИНА. Теперь мн понятно, откуда у васъ эта ршительность, энергія, эта мужественная откровенность и простота…
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [тревожно перебивая]. Евстафій Егорычъ, взгляни, дружокъ, кажется тучка заходитъ. Похоже на дождь. [Ол, тихо]. Оля, ради самого Бога!..
КОЛЕРЪ [дохлебывая]. Вздоръ, никакого дождя не будетъ. Степка, убирай! [Вбгаетъ Степка, собираетъ тарелки и уноситъ ихъ съ миской].
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Право, похоже. И втеръ поднялся. По деревьямъ замтно.
КОЛЕРЪ. А я говорю, что не будетъ дождя. Довольно-съ? Сеня, какъ?
СЕНЯ [взаглянувъ въ окно]. Конечно, дяденька. И не похоже-съ. Вы всегда угадаете. Тетенька вчера говорила, что будетъ дождь, а вышло по-вашему: ни капли.
РОГАЧИХА [вошедшая съ блюдомъ жаркого]. Ужъ барыня что ни скажетъ, всегда навыворотъ!
ЛЕВШИНА. Вотъ какъ, мама! Такъ и знать будемъ. Вы говорили, что Евстафій Егорычъ милый, добрый, хорошій… Неужели и это ‘навыворотъ?’ Неужели я должна понимать совершенно наоборотъ? Не хочу. [Колеру]. Позвольте думать, что на этотъ разъ мама права?
КОЛЕРЪ. Я-съ… какъ угодно. [Рогачих, подающей ему блюдо]. Это что?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Утка.
КОЛЕРЪ. А перепела?.. Перепела, говорю?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Евстафій Егорычъ, они…
КОЛЕРЪ. Что они? Въ горл у тебя застряли?
РОГАЧИХА. Ха-ха-ха!
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Ихъ…
КОЛЕРЪ. Ну-съ?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Ихъ… ихъ нтъ. колеръ. Вижу, что нтъ, но почему нтъ? Если я приказалъ сегодня зажарить, то по-че-му н-тъ? [Стучитъ ножомъ].
ЛЕВШИНА. Бда случилось, Евстафій Егорычъ: вашихъ перепеловъ съла кошка.
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [въ страх]. Ахъ, Оля!
КОЛЕРЪ. Ка-акъ? Это что за порядки? Я покупая, плачу пятіалтынный, приказываю, жду, хочу сть перепеловъ, а ихъ кошкар!… [Отталкиваетъ блюдо, которое Рогачиха ставитъ на столъ].
СЕНЯ. Недосмотръ! Дяденька покупали, утруждали себя…
ЛЕВШИНА. Вы, молодой человкъ, больше себя утруждали въ гимназіи и другихъ утруждали собою, и кошка тутъ не при чемъ, однакожъ изъ всего этого ничего ровно не вышло. А у насъ, если не перепела, то есть утка, которую и вы станете кушать. Не правда ли? И что за утка, восторгъ! Евстафій Егорычъ, неужели не удостоите скушать кусочекъ?
КОЛЕРЪ. Не хочу-съ.
ЛЕВШИНА. А какой я вамъ выбрала. Взгляните-ка! [Поднимаетъ на вилк]. Филейчикъ, поджаристый, жирненькій! [Бросаетъ кусокъ къ нему на тарелку. Колеръ смотритъ въ сторону]. Подливки прикажете? [Наливаетъ подливки]. Вотъ такъ. Ну, теперь берите вашъ ножикъ [беретъ его руку и вкладываетъ въ нее ножъ], вилку [также и вилку] и кушайте, милый, хорошій Евстафій Егорычъ. А кошка — дура. [Колеръ хмурится, но разрзываетъ свой кусокъ].
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [съ сіяющимъ лицомъ]. Кушай, дружокъ. Утка отличная.
КОЛЕРЪ. Ффу! [Громко бросаетъ вилку и ножъ].
ЛЕВШИНА. Ахъ, мама, можно ли подговаривать подъруку! Я опять должна вооружать храбрыя руки Евстафія Егорыча.

[Попрежнему вкладываетъ ему въ руки ножъ съ вилкой].

РОГАЧИХА [Ол]. Что онъ маленькій, что ли? Самъ ножика взять не суметъ? Пристали!
КОЛЕРЪ [стъ. Рогачих], Молчи!
ЛЕВШИНА [Рогачих, съ плутовскою усмшкой]. Ага!
РОГАЧИХА. Тьфу! [Повернулась и ушла. Любовь Михайловна боязливо на нее посмотрла].
КОЛЕРЪ [насупился, сълъ кусокъ-два и бросаетъ ножъ съ вилкой]. Арина!
СТЕПКА [вывертываясь въ дверь]. Чиго-съ?
КОЛЕРЪ. Арину зовутъ, не тебя, болванъ!
СТЕПКА [отступая за дверь, говоритъ вправо]. Арина Степановна, васъ кличутъ. Пожалуйте! [Уходить]
РОГАЧИХА [засценой]. Слышу.
КОЛЕРЪ [громче сердито]. А-ри-на!
РОГАЧИХА [входитъ]. Ну, вотъ я. Чего вамъ?
КОЛЕРЪ. Тарелку возьми. Не хочу утки. Гадость, мерзость! Взять!
РОГАЧИХА [взяла тарелку и блюдо съ жаркимъ. Глядя черезъ плечо на Колера и Олю]. То-то! [Уходитъ съ торжествующимъ видомъ].
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [потерянно]. Оля, дружокъ, ты не кушаешь. Будешь голодна.
ЛЕВШИНА. Я? Да я никогда еще съ такимъ удовольствіемъ не ла, какъ теперь, мама. Пріятное настроеніе нашего общества, въ которомъ вс такъ любятъ другъ друга, веселые, любезные разговоры, — что можетъ быть лучше для аппетита?
КОЛЕРЪ. Кха!.. Кажется, сударыня, сегодня я… вовсе не въ такомъ настроеніи… Безтолковщина, вздоры…
ЛЕВШИНА. Кошка и перепела. Значитъ, Евстафій Егорычъ, вы бываете еще милй и любезнй!.. [Рогачиха входить съ блюдомъ вафлей и кувшиномъ сливокъ]. А, вафли! Если Арина Степановна сама положитъ ихъ вамъ на тарелку, собственными нжными ручками, то он, конечно, будутъ вкуснй, нежели моя ‘гадкая’ утка.
РОГАЧИХА [про себя, злобно глядя на Олю]. Ишь ты музычитъ!
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [дергая Олю, тихонько]. Оля, побойся ты Бога!
СЕНЯ [Левшиной]. А ужъ мн изъ вашихъ ручекъ позвольте.
ЛЕВШИНА [перевертывая его тарелку]. Вы вовсе безъ вафлей.
СЕНЯ. За что же-съ? И тарелку перевернули…
ЛЕВШИНА. Вы слишкомъ молоды, чтобы блажить. Вотъ за что! Евстафій Егорычъ — дло другое. Онъ въ такихъ лтахъ [Колеръ справляется, зачесана ли его лысина], что ему можно класть на тарелку, рзать кусочки и утирать губы. Ему позволительно и брюзжать, и засматривать въ глаза Арин Степановн…
КОЛЕРЪ. Д-довольно-съ! [Рогачих]. Ставь блюдо.
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Богъ съ тобой, Оля! Какой же Евстафій Егорычъ старикъ!
ЛЕВШИНА. Я не говорю про наружность, рро нравъ. А на видъ… Дайте-ка на васъ поглядть. [Нагибается]. Я близорука… О-о, хоть куда!
СЕНЯ [фыркнулъ и струсилъ].
КОЛЕРЪ [на него, гнвно]. Ты чего? Вонъ!
ЛЕВШИНА. Ну, что за строгости! Сидите, молодой человкъ, и учитесь смяться во время. А вы, Арина Степановна, успокойте Евстафія Егорыча.
КОЛЕРЪ [кричитъ на Рогачиху]. Ставь блюдо, теб говорятъ! Чего бльмы-то выпучила!
РОГАЧИХА. А, такъ вотъ какъ! [Швырнула блюдо на столъ]. Хорошо! [Уходитъ].
СЕНЯ [всталъ и цлуетъ руку у тетки]. Покорно благодарю, тетенька.
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Садись, дружокъ! Кушай!
СЕНЯ [съ видомъ оскорбленнаго достоинства]. Ни хочу-съ.
КОЛЕРЪ [значительно]. Се-ня!.. Садись! [Кладетъ себ вафли].
СЕНЯ [съ злой усмшкой]. Благодарю. Сытъ. [Колеръ окинулъ его сердитымъ взглядомъ].
ЛЕВШИНА. Въ такомъ случа, будьте любезны, подайте мн блюдо.
СЕНЯ. Ахъ, съ удовольствіемъ! [Подаетъ].
ЛЕВШИНА. И сливки.
СЕНЯ [наклоняя кувшинъ надъ ея тарелкой]. Прикажете?
ЛЕВШИНА. Пожалуйста. Merci! А кто же подастъ мн сахарницу? [Выразительно смотритъ на Колера].
СЕНЯ. Сію минуту! [схватился было за сахарницу, но Колеръ отталкиваетъ его руку, беретъ сахарницу самъ и конфузливо, глядя въ сторону, пододвигаетъ ее Левшиной].
ЛЕВШИНА. А теперь я вафлей не хочу. [Колеръ выпучилъ на нее глаза]. Позвольте, мамочка, встать. [Встаетъ и цлуетъ Любовь Михайловну]. Merci. Благодарю, Евстафій Егорычъ.
КОЛЕРЪ [всталъ, протянулъ ей руку, но Оля отвернулась, будто не видитъ. Срываетъ салфетку и гнвно уходитъ, хлопнувъ дверью]. Чертъ знаетъ что!
ЛЕВШИНА [ему вслдъ]. Долгъ платежемъ красенъ.
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [вставая съ обиженнымъ видомъ]. Ну, обдъ! Сеня, вели пожалуйста убирать.
СЕНЯ. Сейчасъ, тетенька. [Уходитъ въ заднюю дверь].
ЛЕВШИНА. Ха-ха-ха! Вотъ такъ умора!

ЯВЛЕНІЕ VI.

Любовь Михайловна, Левшина и Степка

[входитъ и въ продолженіе слдующей сцены молча убираетъ со стола, складываетъ его, приставляетъ къ стн и уходитъ].

ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Теб смшно, Оля. А каково мн?
ЛЕВШИНА. Да, голубушка, вамъ тяжело, вамъ хуже, нежели можно себ представить. Я оскорблена, возмущена за васъ. Я никогда ничего подобнаго не видала. Мн и во сн не снилось, чтобы моя милая, умная мама могла покориться такому унизительному положенію. О, если бъ я знала, еслибъ вы словомъ, намекомъ дали понять мн какъ вамъ живется, я въ ту же минуту полетла-бы къ вамъ! Скажите, у Евстафія Егорыча есть состояніе?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Пенсія… Но къ чему этотъ вопросъ?
ЛЕВШИНА. Вопросъ важный. Евстафій Егорычъ тмъ больше виноватъ передъ вами, чмъ меньше иметъ. И такъ, только пенсія, какіе-нибудь 400—500 рублей?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Послушай, Оля, мн непріятно… обидно за мужа говорить о деньгахъ, о средствахъ. Все, что мое — его. Онъ полный хозяинъ.
ЛЕВШИНА. Не всегда это хорошо, мама.
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Вотъ ты какъ разсуждаешь! А я никогда не позволю себ заикнуться передъ мужемъ, что онъ распоряжается не своимъ. Какая пошлость! Или ты вовсе не знаешь меня, если думаешь, что я способна на это: или, прости меня, ты заразилась духомъ нашего гадкаго времени. Теперь все въ продаж и купл. Мн жалко васъ, торгашей, и сердцемъ я отъ васъ далека. Мн за сорокъ, Оля. Въ мое время людей цнили иначе и на все смотрли не такъ, какъ теперь. Передлывать себя не могу, другъ мой, и не стану.
ЛЕВШИНА. Мамочка, но за что же я-то въ торгаши попала, дорогая моя?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Нтъ, Оля, меня возмущаетъ, я не могу…
ЛЕВШИНА. Ну, хорошо. Пока оставимъ объ этомъ. Бда не въ томъ, какъ вы смотрите, а въ томъ, что Евстафій Егорычъ смотритъ, повидимому, наоборотъ.
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Но почемъ ты знаешь?.. Какъ позволять себ?.. Слушай, Оля: мн бы хотлось, чтобы ты не говорила про Евстафія Егорыча ничего такого, что оскорбляетъ меня за него. Я хочу, чтобъ ты уважала его… да, уважала, а не смялась, какъ сейчасъ за обдомъ.
ЛЕВШИНА. Ну, простите, простите [цлуетъ ее] и успокойтесь, пожалуйста! [Отходя къ окну]. Если я хочу быть больше полезной вамъ, чмъ пріятной, то…
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Оля!
ЛЕВШИНА. Довольно. Оставимъ. [Глядитъ въ окно]. Арина Степановна въ горячей бесд съ Евстафіемъ Егорычемъ… У, какая сердитая!.. Прошла въ кладовую и захлопнула дверь, какъ разъ у него передъ носомъ. [Съ живостью оборачиваясь]. Ну, это, напримръ… Какъ позволять у себя на глазахъ?.. Какъ сметъ эта грубая тварь третировать васъ, хозяйку, какъ послднюю въ дом!
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Что-жъ я могу?.. Заводить исторіи, сцены — унизительно. Лучше закрыть глаза… [Съ принужденнымъ смхомъ]. Вдь мужчины, Оля, такой ужъ народъ… Да это неважно.
ЛЕВШИНА. Неважно? Ну, нтъ, мама. Напротивъ. Знаете, чмъ это кончится? Васъ заклюютъ, сгонятъ въ кухню, въ скотную избу, могутъ даже убить…
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Оля, ужъ это изъ рукъ вонъ! Какъ ты смешь такъ говорить про моего мужа? Вотъ что, дружокъ: я очень рада теб, очень тебя люблю, но, прости, лучше не оставайся у насъ, узжай, если такъ.
ЛЕВШИНА. Не буду, не буду, не буду! Слышите? Какъ разгнвалась, а!.. Перестаньте же, разгладьте свой лобикъ и не смотрите такъ на свою ‘птичку’. Теперь я узнала все, что мн нужно, и буду щебетать, щебетать. Кому отъ этого худо? Вдь такъ? Положитесь во всемъ на вашу ‘птичку’ и поцлуйте меня. [Цлуются].

ЯВЛЕНІЕ VII.

Т же и Колеръ.

[входитъ надутый изъ задней двери].

ЛЕВШИНА [Любови Михайловн]. А разв Евстафій Егорычъ не ложится отдыхать посл обда? [Ему]. Евстафій Егорычъ?
КОЛЕРЪ [садясь въ кресло]. Нтъ-съ.
ЛЕВШИНА. А хорошо бы, гд-нибудь въ холодк, гд нтъ мухъ и… въ кладовой, напримръ?
КОЛЕРЪ [досадливо]. Кха!
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [тихо]. Олечка!.. [Громко]. Онъ рдко почиваетъ днемъ, разв когда по хозяйству очень устанетъ. [Льстивой. Вдь онъ большой хлопотунъ и какой хозяинъ! Ахъ, Оля, если бъ ты знала, въ какомъ все у него порядк… какъ…
КОЛЕРЪ [прерывая съ досадою]. Ну что ты смыслишь въ хозяйств! Терпть не могу….
ЛЕВШИНА [прерываетъ]. Когда васъ хвалятъ? Слышите, мама? Евстафій Егорычъ выше похвалъ. Это и видно, потому что онъ еще больше надулся. Вы не достигаете цли, мама. И это вовсе не дурно, потому что самая цль… какъ бы сказать?.. ну, унизительна для васъ, что ли…
КОЛЕРЪ [съ большей досадой]. Я хочу сказать, что терпть не могу, когда суютъ носъ не въ свое дло-съ. Вотъ что хочу я сказать!
ЛЕВШИНА. Это насчетъ мамы и хозяйства?
КОЛЕРЪ. Да-съ… и вообще, если угодно.
ЛЕВШИНА. ‘Вообще’ неугодно. Значитъ, хозяйка не сметъ жить въ интересахъ своего хозяйства, рыба не сметъ плавать въ вод, а птица летать въ воздух. Такъ и запишемъ. [Любовь Михайловна уходитъ въ лвую дверь, безнадежно махнувъ рукою. [Молчаніе]. Чего вы надулись, какъ мышь на крупу? [Заходитъ сзади и наклоняется надъ нимъ, облокотившись на спинку кресла].
КОЛЕРЪ. Сравненіе! [Бросилъ на все сердитый взглядъ и отвернулся. Молчаніе].
ЛЕВШИНА [плутовски]. Не мшаю? [Колеръ молча заглаживаетъ лысину]. А у васъ прекрасные волосы: мягкіе, нжные… Видно, что добрый человкъ. [Гладитъ ихъ противъ зачеса, взъерошивая и обнажая лысину]. Правда, рденьки…
КОЛЕРЪ [уклоняется]. Позвольте-съ! [Гнвно заглаживаетъ волосы и порывается встать].
ЛЕВШИНА [удерживаетъ, кладя руки на его плечи]. Сидть! [Онъ длаетъ видъ, что сердится, грызетъ и дергаетъ усы. Молчаніе. Опять порывается встать. Его удерживаютъ попрежнему]. Сидть и не бунтоваться! [Колеръ поднимаетъ на нее глаза. Она хохочетъ. Отвертывается и самъ слегка фыркаетъ. Молчаніе]. Ну-съ? [Колеръ бросаетъ на нее уже игривый взглядъ и отвертывается снова. Его разбираетъ смхъ]. А вы…
КОЛЕРЪ. [Опять глядя на нее]. Что?
ЛЕВШИНА [грозится} Плутишка! Ха-ха-ха!
КОЛЕРЪ [разражается хохотомъ самъ].

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Левшина, Колеръ и Рогачиха.

РОГАЧИХА [въ дверяхъ злобно]. Такъ!
ЛЕВШИНА [не измняя положенія, спокойно и холодно смотритъ на нее черезъ плечо]. Васъ звали? Подите вонъ!
РОГАЧИХА. Да вы кто такая, чтобы гнить-то меня? [подступая]. Съ чего взяла?
КОЛЕРЪ [вставъ]. Какъ ты смешь!..
РОГАЧИХА. Я-то? Ого! Не то что ей, я и теб такую отпою, что чертямъ тошно станетъ!
ЛЕВШИНА [отходя, въ сторону]. Умна!
КОЛЕРЪ. Ка-акъ?!
РОГАЧИХА. Да такъ! Я смирна, смирна, а расхожусь — удержу нтъ! Не подступись! И диви, Господи! Я здсь живу, усердствую, ублажаю и — на! Влетла ворона въ наши хоромы, носъ теб рветъ — и извольте молчать!

ЯВЛЕНІЕ IX.

Т же и Любовь Михайловна.

ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [испуганная, входитъ слва, съ колодою картъ въ рукахъ]. Что здсь?.. Арина Степановна…
ЛЕВШИНА. Эта женщина, мама, иметъ дерзость фамильярничать, скандализировать вашего мужа. Я не хочу думать, чтобы она имла на это права. Она или рехнулась, или пьяна.
РОГЛЧИХА. Я…
КОЛЕРЪ [зажимаетъ ей ротъ]. Ни слова!
ЛЕВШИНА. Чтобы сносить это, надо быть тряпкой, мокрою курицей, но никакъ не человкомъ съ умомъ и энергіей Евстафія Егоровича.
РОГАЧИХА. А я вамъ скажу…
КОЛЕРЪ [выталкивеетъ ее вонъ]. Ничего ты не скажешь! [За дверью, куда Колеръ вышелъ за Рогачихой, слышны ея голосъ и покрывающіе его возгласы Колера: ‘молчать’, ‘убирайся!’]

ЯВЛЕНІЕ X.

Левшина, Любовь Михайловна и Колеръ.

ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Ничего но понимаю. Изъ-за чего у васъ?..
ЛЕВШИНА. Начинается очищеніе воздуха и ваши фонды поднимаются, мама. Не волнуйтесь, дорогая моя. [Входящему Колеру]. Вотъ теперь вижу, что вы настоящій мужчина. Мама, зачмъ у васъ карты? Пасьянсъ хотите раскладывать?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Евстафій Егорычъ любитъ иногда поиграть. Я думала…
ЛЕВШИНА. Любитъ? Отлично. Давайте, давайте! [Усаживается у стола въ кресло]. Во что же? Садитесь, Евстафій Егорычъ со мной vis—vis. [Колеръ садится на кресло же]. Вотъ такъ. Во что же мы будемъ играть?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [садясь на диванъ, мужу]. Во что, дружокъ? [Ол]. Мы играемъ въ преферансъ, дурачки…
КОЛЕРЪ [самодовольно]. И она изъ дуръ у меня не выходитъ.
ЛЕВШИНА. Въ самомъ дл? Постойте, будетъ и на ея улиц праздникъ. Давайте въ фофаны, господа. Евстафій Егорычъ?
КОЛЕРЪ. Готовъ.
ЛЕВШИНА. Ну-съ, я сдаю. [Раздаетъ вс карты, исключая одной, которую прячетъ въ карманъ]. Фофана прячу. Снимайте пары. (Сбрасываютъ пары]. Шестерки… валеты… десятки… Господа, у меня остается три карты. У васъ, мама?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Пять.
ЛЕВШИНЪ. А у васъ, кажется, одна, Евстафій Егорычъ?
КОЛЕРЪ. Одна-съ. [Съ торжествующимъ видомъ кладетъ ее на столъ кверху сорочкой].
ЛЕВШИНА. Ой, фофанъ! Мама, дайте ему карточку. Да не открывайте, не показывайте своихъ! [Колеру]. А вы не смйте засматривать! Ишь какой! [Любовь Михайловна даетъ мужу свои карты закрытыми]. Берите. [Колеръ взялъ срыву]. Пара?.. нтъ? Ха-ха-ха! Давайте мн.
КОЛЕРЪ [съ ужимками перемшиваетъ карты нсколько разъ и съ вывертомъ подаетъ ихъ Левшиной]. Извольте-съ.
ЛЕВШИНА [взявъ карту]. Пара. [Сбрасываетъ]. Берите, мама. [Та беретъ и также сбрасываетъ дв карты]. И у васъ пара. Ну-ка, Евстафій Егорычъ! [Онъ беретъ карту у жены и нахмурился]. Опять нтъ? Прекрасно. Давайте! [Беретъ карту у Колера и сбрасываетъ съ нее свою послднюю]. Вышла. Посмотримъ, посмотримъ, кто фофанъ! Вдругъ Евстафій Егорычъ. Вотъ срамъ-то! [Колеръ выдергиваетъ у жены карту]. Нтъ? Ха-ха! [Достаетъ изъ кармана фофана]. Берите, мама.
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [взяла карту, боязливо взглянула на мужа, робко, какъ бы извиняясь]. Пара, Евстафій Егорычъ…
ЛЕВШИНА [Колеру]. У васъ тузъ? Ну, и фофанъ — тузъ. Значитъ вы фо-фанъ! Ха-ха-ха! [Колеръ съ трескомъ встаетъ и уходитъ. Хлопая въ ладоши]. Фофанъ, фофанъ, ха-ха!..

ЗАНАВСЪ.

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

Въ глубин, посредин сцены, одноэтажный помщичій домъ подъ желзной крышей, съ балкономъ и окнами по бокамъ. Къ дому съ обихъ сторонъ примыкаетъ садовая ршетка, въ которой, блинъ него, створчатыя ворота, ведущія изъ сада во дворъ. Передъ балкономъ цвтникъ. Справа нсколько тнистыхъ липокъ въ рядъ. Подъ ними дерновый диванчикъ, передъ которымъ, на врытомъ въ землю столб, овальный деревянный столъ. выкрашенный въ зеленую краску. Слва фруктовыя деревья. Сзади дома, вдали, виденъ лсъ. Утро.

ЯВЛЕНІЕ I.

Левшина [сидитъ подъ липками со сложеннымъ зонтикомъ] и Maкаръ *) [поодаль возится съ ножомъ около присадка].

*) Макаръ вида суроваго, съ грубымъ голосомъ, медленными, неуклюжими движеніями. Густо обросъ бородой. Онъ въ блой рубах и пестрядиныхъ штанахъ въ голенища.
ЛЕВШИНА. Макаръ!
МАКАРЪ. Чего?
ЛЕВШИНА. Что ты тамъ длаешь? Поди сюда!
МАКАРЪ. Дички съ лтошняго прививка счищалъ. [Показываетъ срзанную втвь]. Ишь, какой выгнало! Соковъ забралъ страсть. Коли бы не срзать, глазокъ бы задушилъ, проклятый, въ отдлку.
ЛЕВШИНА. Иди, потолкуемъ. Мы вдь старые пріятели съ тобою, друзья.
МАКАРЪ. И то! [Подходитъ]. Мало вамъ отъ меня доставалось? [Складываетъ садовый ножъ и кладетъ его въ карманъ].
ЛЕВШИНА. Ха-ха! ‘Козой’ меня называлъ. [Подражая его голосу]. ‘Эй-ты, коза! Что у парниковъ прыгаешь, плети по мнешь!’ Ха-ха-ха!
МАКАРЪ. За вами не догляди, бывало, такихъ бдъ натворите! И дурашлива-жъ была!
ЛЕВШИНА. А кто, бывало, чуть поспетъ земляника, малина, нарветъ на лопухъ первыя ягодки и зоветъ [опять подражаетъ Макару]: ‘Эй, коза, скачи сюда!.. шь!’ Или прибжишь къ теб въ садъ. [Дтскимъ голоскомъ]. ‘Макаръ, голубчикъ, мн яблочка хочется’. [Грубо]. ‘Че-го?.. Проваливай!’ Смотришь такъ, будто състь собираешься, а у самого въ карман припасено про меня, что позрлй до послаще. Запустишь въ него рученку, ну выгружать! Ты — ничего, отвернешься и рычишь себ подъ носъ: ишь, коза!.. ишь, быстроглазая? ‘Макаръ, миленькій, спасибо теб, голубчикъ!’ Бросишься цловать. Ты отворачиваешься, пресердитый-сердитый, будто надола теб, а самъ радъ-радехонекъ.
МАКАРЪ. Ребенокъ, конечно… Ребенку отчего и не дать. Ему и до Спаса яблоки сть дозволяется.
ЛЕВШИНА. Полно! Сознайся-ка лучше, что любилъ ты меня и былъ первый баловникъ. Помню, голубчикъ, все помню и сама тебя крпко люблю. [Обняла и крпко поцловала]. Вотъ тебя какъ!
МАКАРЪ [отворачивается, сконфуженный и тронутый]. Ну, что… что о пустякахъ говорить!
ЛЕВШИНА [задумчиво]. Да, хорошо мн жилось у васъ въ Юшин! Свтлые дтскіе годы!
МАКАРЪ. Прежде ништо! Таперь-то житья у насъ нтъ, какъ взяли этого… Астафья Егорыча.
ЛЕВШИНА. Ахъ, да! Правда, что онъ тебя разсчиталъ, увольняетъ?
МАКАРЪ. А пущай. Ему не впервой. Не пойду, хоть онъ тресни! Сколько времени жалованья не даетъ. Пущай. Я все-таки не пойду, потому не онъ здсь хозяинъ, а барыня, даромъ что все въ лапы забралъ. По барын я живу. Онъ какъ женился, всхъ людей разогналъ, прежнихъ-то. Потому т барын угождали, а ему нужно ее со свту сжить. Вотъ и понаймалъ своихъ, сволочь… Рогачиха, Арина Степановна — хороша?
ЛЕВШИНА [со вздохомъ]. Да, много горя видла мама-отъ этой Арины Степановны!
МАКАРЪ. Чтобъ ее разорвало, проклятую! И терпитъ же барыня! Обоихъ бы въ зашей прогнать: и Аришку, и самого… этого барина…
ЛЕВШИНА [въ сторону]. Это бы лучше всего! [Задумывается].
МАКАРЪ. Да право! И съ чего барыня за него пошла — дивлюсь! Дурь одолла. Ничто, какъ дурь! Врите ли, Ольга Васильевна, какъ повезли ее въ церковь внчать, у насъ вой во двор пошелъ, словно бы по покойнику. Хуже, сердечная, не нашла, видно! А были люди, сватались, какъ помоложе была. Къ примру, Подгоренковъ баринъ, въ Сутяжномъ живетъ, чмъ не женихъ! Не шла. Этотъ же, Астафій Егорычъ, ни кожи, ни рожи, въ башк дупло — обошелъ! И плачься таперь. Ишь, отълся на чужихъ харчахъ, что твой боровъ! Все сгребъ. Въ городъ подетъ — деньгами швырь-швырь, а барыня гроша ни видитъ.
ЛЕВШИНА. Ужъ будто бы такъ?
МАКАРЪ. О, Господи! Платьишка не на что справить отъ своихъ же достатковъ, вонъ до чего. На молочномъ скоп если выручимъ что, только и есть. Да и то тайкомъ отъ Астафья Егорыча. Рогачиха хоть знаетъ — молчитъ, потому — искалчу, боится.
ЛЕВШИНА. Это изъ рукъ вонъ!
МАКАРЪ. На что хуже! Вотъ каковъ этотъ Астафій Егорычъ. Давно-бъ сшелъ отъ него, еслибъ не барыня, да садъ мн жалко еще. Кто садилъ, кто ростилъ? Все я. Голо было, какъ у Астафья Егорыча на плши, а теперь видите что? [Указываетъ на деревья]. А то бы черта-ль мн тутъ!.. Таперь своя земля есть, усадьбу купилъ. Эхъ, купить-то купилъ, да и не знаю, какъ быть, Ольга Васильевна!
ЛЕВШИНА. А что?
МАКАРЪ. Да купчую у меня теленокъ сожралъ.
ЛЕВШИНА. Теленокъ? Ха-ха! Это какимъ образомъ?
МАКАРЪ [скрещивая на груди руки]. А видите… Какъ, значитъ, выправилъ я купчую въ город, сунулъ ее за пазуху и зашелъ вспрыснуть покупку въ трактиръ. Ну, выпили. Гршнымъ дломъ, маленечко захмеллъ. Пріхамши домой, какъ былъ въ кафтан, легъ подъ сарай спать. Шутъ ее знаетъ, выпала она, что ли, купчая-то, только проснулся я, глядь, а теленокъ жуетъ-жуетъ ее, подлый. Такъ всю и сожралъ, одна печать осталась… [Глядя вправо]. Эй, ты, фитюлька! Что тамъ цвты-то бузуешь!.. [Идя вправо]. Не трожь, говорятъ! [Уходитъ].

ЯВЛЕНІЕ II.

Левшина, Сеня [выскакиваетъ справа, съ букетомъ цвтовъ] и въ конц Колеръ.

СЕНЯ [въ сторону своего выхода]. Грубіянъ! мужланъ!
МАКАРЪ [за сценой]. Разговаривай у меня!
СЕНЯ. Ну, погоди! [Замтивъ Левшину]. Ахъ, Ольга Васильевна! Съ добрымъ утромъ-съ!.. Позвольте предложитъ вамъ этотъ букетъ, столь же свжій и прекрасный, какъ вы… [Оля, скрестивъ руки, насмшливо смотритъ на него]. Примите-съ!.. [Молчаніе]. Вы такъ неодобрительно смотрите…
ЛЕВШИНА. Скажите, молодой человкъ, какъ вамъ не стыдно поддакивать, когда къ мам придираются и длаютъ ей непріятности? Ужъ потому одному это гадко, что она вамъ родня, а не Евстафій Егорычъ.
СЕНЯ [играя букетомъ]. Еслибъ я заикнулся за тетеньку, дяденька выгналъ бы меня. Пользы ей все равно я бы не оказалъ никакой. Дйствуя благоразумно, разсуждая какъ лучше…
ЛЕВШИНА [съ живостью]. Для васъ? Какъ вамъ выгоднй? Превосходно! А не приходило вамъ въ голову, что поступая такъ, вы играете гнусную роль, отъ которой юноша честный отвернулся бы съ омерзніемъ?
СЕНЯ [съ ироніей]. Какой же толкъ въ честности и всхъ этихъ порываніяхъ, когда изъ нихъ, кром ерунды и вреда для себя, ровно ничего произойти не можетъ? Вы странно судите, Ольга Васильевна. Кром того-съ, никто, полагаю, не въ прав требовать, чтобы я поступалъ во вредъ своимъ интересамъ.
ЛЕВШИНА [вставая]. А, такъ-то вы разсуждаете! [Видитъ Колера, который входитъ нагнувшись и рветъ цвты. Въ сторону]. И этотъ съ цвтами! [Садясь и принимая кокетливый тонъ]. Ну что же букетъ?.. Давайте! [Колеръ поднялъ глаза и вытаращился на присутствующихъ].
СЕНЯ [надутый]. Изволь-съ.
ЛЕВШИНА. Прелесть какая! Merci, merci… [Протягиваетъ ему об руки]. Очень мило, что вспомнили обо мн, очень… За это стоитъ вамъ дать изъ букета самый лучшій цвтокъ. Хотите?
СЕНЯ. Конечно… Сохраню навсегда, на сердц…
ЛЕВШИНА [вынимая имъ букета]. Вотъ эту розу. Нагнитесь. [Сеня становится на колни]. Ближе, ближе… [Прикалываетъ цвтокъ]. Вотъ такъ! [Сеня цлуетъ ей руки]. Довольно, довольно… [Встаетъ]. Ахъ какой! [Шутя дернула его на чубъ и идетъ прямо на Колера, продолжая смотрть на Сеню]. Ахъ!.. Евстафій Егорычъ! Вотъ не ждала! Какъ вы тихо подкрались!.. И вы съ цвтами? Ха-ха! [Колеръ прячетъ руки назадъ]. Да покажите, ну что скрывать! [Перевертываетъ его и вырываетъ цвты]. Такъ И есть! Ха-ха-ха! [Разсыпаетъ цвты по земл и съ хохотомъ убгаетъ за липки].

ЯВЛЕНІЕ III.

Сеня и Колеръ

[подходитъ къ Сен и въ у поръ смотритъ на него насмшливо, зло. Молчаніе ].

КОЛЕРЪ. Ну, любезный, можешь собирать пожитки и убираться.
СЕНЯ. Какъ?.. За что же, дяденька, помилуйте! За мою къ вамъ преданность и любовь!..
КОЛЕРЪ. Для пользы твоей, Сеня, для пользы. Я давно собирался. Пора за дло, любезный. Молодому человку нельзя бить баклуши.
СЕНЯ. Помилуйте, дяденька, да я всегда стараюсь быть вамъ полезнымъ, по хозяйству, во всемъ-съ…
КОЛЕРЪ. Не возражать! Мозолишь глаза, вотъ и вся польза. Скажи — приготовить разгонныхъ. Посл обда тебя отвезутъ въ городъ
СЕНЯ. Но, дяденька, какъ же такъ… вдругъ!.. И за что-съ?
КОЛЕРЪ. Опять! Да будь ты мой сынъ, я-бъ тебя выдралъ давно. Чмъ занимаешься? Вихры расчесывать [ерошитъ его волосы], модничать, да галстучки это… Скажите, красавчикъ какой! Мальчишка!
СЕНЯ. Я не модничаю-съ, а изъ приличія, при посторонней особ нельзя же… Вотъ и вы напомадились, дяденька, даже очень авантажны сегодня.
КОЛЕРЪ. Безъ разговоровъ! Собирайся — и маршъ!
СЕНЯ. Дяденька, вы, можетъ быть, потому изволите гнваться, что я съ Ольгой Васильевной разговаривалъ и букетъ-съ… Такъ впередъ я не стану, даже смотрть на нее не стану.
КОЛЕРЪ. Что ты разсказываешь? Къ чему?!
СЕНЯ. Къ тому, дяденька, что противъ вашихъ намреній я, какъ истинно-преданный, никогда не позволю себ пойти.
колеръ. А какія у меня намренія, что за намренія? Какъ смть разсуждать!
СЕНЯ. Разсужденія мои тмъ справедливе, чмъ больше изволите гнваться, такъ какъ вспыльчивостью прикрываете тотъ пылъ къ Ольг Васильевн…
КОЛЕРЪ. Молчать!
СЕНЯ. Напрасно такъ, дяденька. Я даже могу вамъ содйствовать и оказать въ этомъ отношеніи не малую пользу.
КОЛЕРЪ [громче]. Молчать!!
СЕНЯ [съ улыбкой] А если, не взирая на мои общанія, скромность и преданность, вы все-таки сердитесь, не принимая резоновъ, то, очевидно, существуетъ другая причина-съ. Она-то и изрыгаетъ эти: ‘молчать, молчать!’
КОЛЕРЪ. Что за причина? Говори, сію минуту говори, не то я…
СЕНЯ [нахально]. Ха-ха! Причина весьма курьезная. Если взять зеркало и поднести его поочередно къ вамъ и ко мн, то сначала въ немъ отразится изображеніе, лишенное всякой привлекательности для прекраснаго пола, а потомъ оно дастъ отраженіе свжести, юности…

[Левшина видна изъ-зa липокъ].

КОЛЕРЪ. Такъ ты вотъ какъ, любезный! Вонъ!
СЕНЯ. Но, почтеннйшій Евстафій Егорычъ, вы съ моимъ удаленіемъ не пріобртаете на успхъ никакихъ шансовъ. [Уходя влво, заложилъ руки въ карманы и нахально посмивается]. Такъ какъ мн терять нечего, то съ удовольствіемъ могу доложить вамъ, что вы не что иное, какъ ощипанный, брюзглый индюкъ! [Уходить. Колеръ взбшенный бросается за нимъ].

ЯВЛЕНІЕ IV.

Левшина и потомъ Любовь Михайловна [изъ дома].

ЛЕВШИНА [прыгая и хлопая въ ладоши]. Ха-ха-ха! Ничего, воздухъ понемногу очищается… Мама! [Бжитъ на балконъ къ Любови Михайловн, обнимаетъ и цлуетъ ее]. Добраго утра! Вы заспались что-то сегодня.
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Заспалась. А ты, ранняя птичка, встала давно?
ЛЕВШИНА. Давно. Въ дом вс еще спали. Обгала вс мста, дорогія по дтскимъ воспоминаніямъ, мама. Была въ лсу, про который покойница-няня разсказывала такія страсти. Бывало забжишь въ него, спрячешься за дерево, кустъ, и ждешь: вотъ-вотъ изъ чащи вылзетъ лшій, косматый ли страшный! Сердчишко тукъ-тукъ, — и страшно и сладко. Лшій нейдетъ. А кругомъ чириканье, свистъ! Звуки такъ полны и веселы! Заслушаешься, куда и страхъ длся! И я ужъ не робкая двочка, а лсная царевна, волшебница. Хожу важно, степенно, рву цвты и плету изъ нихъ діадему. Вдругъ бабочка промелькнула, желтенькая, хорошенькая. За ней! Набжала на кустъ земляники — сть! И пошла прыгать, пть, хохотать, объдаться ягодами, пока не услышишь: ‘О-ли! гд ты?.. О-лечка!..’ Помните, мама? [Ласкается къ ней].
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Какъ не помнить! Ты была моею отрадою, утшеніемъ моимъ, Оля.
ЛЕВШИНА. Да, много воспоминаній, много свтлыхъ картинъ!.. И давно ли все это? А сколько ужъ прожито, сколько горя!.. Много я передумала нынче, всю жизнь перебрала, вплоть… до сиротливой могилки подъ Карсомъ.
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Что длать, Олечка! Такъ Богу угодно.
ЛЕВШИНА. А зачмъ столько горя? Зачмъ люди такъ много страдаютъ? Кому это нужно и чмъ все это искупится, мама? Возьмемъ васъ… [Весело]. Впрочемъ, что касается моей голубушки мамы, то-о…
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Что, дружокъ?
ЛЕВШИНА. Все будетъ отлично. Я вамъ порукой. Вы бодре и смотрите лучше. Я ужъ не вижу у васъ того робкаго взгляда, отъ котораго у меня сердце щемило, моя дорогая, я не могла его выносить. А теперь вы молодцомъ, мама. Евстафій Егорычъ мягче, вжливй съ вами? Не правда ли?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Да, дружокъ. Merci. Я очень теб обязана. При теб онъ другой.
ЛЕВШИНА. Значитъ, былъ хуже, вовсе былъ нехорошій?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Д-да… то-есть…
ЛЕВШИНА. Да ужъ такъ, такъ! Я въ восторг, что вы это сознали. Значитъ, въ васъ просыпаются чувства, которыя чуть-чуть не заглохли.
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [съ волненіемъ, тихо]. Евстафій Егорычъ.

ЯВЛЕНІЕ V.

Левшина, Любовь Михайловна и Колеръ

[входитъ слва].

ЛЕВШИНА. Батюшки, надутый какой, да дурной! [Колеръ идетъ впередъ, не обращая вниманія].
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [тихъ]. Оставь, Олечка, онъ не въ дух.
ЛЕВШИНА [громко]. Сметъ онъ быть не въ дух при мн! [Быстро подходитъ и беретъ его подъ руку. Колеръ смотритъ передъ собою, сохраняя прежнее выраженіе]. Мама, вы не замчали, что Евстафій Егорычъ, когда надуется, очень напоминаетъ бульдога?
КОЛЕРЪ [стараясь высвободитъ руки]. Сударыня это… это…
ЛЕВШИНА [удерживая его]. Врное сравненіе, не больше. Когда вы милы, любезны, я любуюсь вами и говорю вамъ это въ глаза, когда вы злой, нехорошій — говорю точно также.
КОЛЕРЪ. А интересно, кого напоминаетъ вамъ тотъ мальчишка…
ЛЕВШИНА. Не Сеня ли?
КОЛЕРЪ. Да-съ.
ЛЕВШИНА. Ужа, ящерицу, — словомъ, гада.
КОЛЕРЪ [ядовито]. Котораго украшаютъ цвтами, ха-ха! Боюсь, сударыня, что вамъ безъ него будетъ скучненько.
ЛЕВШИНА. А разв онъ узжаетъ? [Отходитъ къ Любови Михайловн].
КОЛЕРЪ. Къ вашему несчастію, да-съ!
ЛЕВШИНА [тихо Любови Михайловн]. Поздравляю, однимъ врагомъ меньше. [Колеру]. Напротивъ, я очень рада. Сеня ужасно мн надолъ. Представьте, вздумалъ ухаживать! Это было-бъ досадно, еслибъ не было глупо. [Срываетъ розу]. Сегодня присталъ, чтобъ я приколола ему цвтокъ. [Прикалываетъ розу къ сюртуку Колера]. Конечно, это иметъ значеніе, когда длается охотно, безъ просьбъ, приставаній… Ну вотъ, теперь вы меньше походите на бульдога. Не правда ли, мама?.. Ахъ, да! Вдь вы еще не видались сегодня?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Нтъ.
ЛЕВШИНА. Евстафій Егорычъ, какъ же вы такъ… никакого вниманія къ мам! Невжливо!
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [подходя къ мужу]. Добраго утра, дружокъ.
КОЛЕРЪ [рзко]. Хорошо. Здравствуй…
ЛЕВШИНА. Ха, ха, ха! Да поцлуйте же руку у мамы. Евстафій Егорычъ!
КОЛЕРЪ [отходя]. Кхмъ!
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [застнчиво]. Ахъ, Оля, зачмъ!
ЛЕВШИНА [настойчиво]. Евстафій Егорычъ, подите сюда! Ну-съ! [Колеръ подходитъ].
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Мы лучше вотъ какъ. [Беретъ и пожимаетъ руку Евстафія].
ЛЕВШИНА [еще настойчиве]. Евстафій Егорычъ!.. Слышали, что я сказала? [Колеръ неловко и быстро поцловалъ руку жены и отходитъ, отдуваясь красный какъ ракъ]. А вы, мама, зардлись какъ двочка! И слезы на глазахъ! Бдная моя [Любовь Михайловна торопливо уходитъ въ домъ]. Что, подвигъ совершилъ, а?
КОЛЕРЪ. Не понимаю, къ чему эта комедія!
ЛИВШИНА. Слушайте! [Раздльно и серьезно]. Если хотите мн нравиться, вы должны оказывать мам полное уваженіе, быть съ нею вжливымъ, предупредительнымъ, а не такимъ злымъ и вздорнымъ, какъ я застала васъ по прізд. Иначе не смйте ко мн подходить. [Отходитъ].
КОЛЕРЪ [слдуя на ней]. Позвольте, позвольте! [Остановилась]. Но я… я сдалъ… смягченъ…не такъ раздражаюсь, потому что…
ЛЕВШИНА [беретъ его подъ руку и засматриваетъ въ лицо]. По-че-му?
КОЛЕРЪ. Не то-съ… не т чувства…
ЛЕВШИНА. Продолжайте. Мн очень пріятно…
КОЛЕРЪ. Я чувствую… ожилъ, согртъ… Вотъ берешь эту ручку [беретъ] и чувствуешь… какъ бы сказать?
ЛЕВШИНА. Говорите же, что?
КОЛЕРЪ. Сладость и… и…
ЛЕВШИНА. И, вроятно, томленіе?
КОЛЕРЪ. Именно, ха, ха, ха! [Цлуетъ ея руку].
ЛЕВШИНА. Боже, какъ нжно!.. Однако, сядемъ. Вы такъ краснорчивы, что я устала стоять. [Садятся. Онъ опять цлуетъ ея руку]. Какъ, опять?.. И еще? [Колеръ не отрывается]. Ну-съ, а Арина Степановна?
КОЛЕРЪ. Сгоню. Прикажите. Когда угодно.
ЛЕВШИНА. То-то! Сегодня чтобъ не было!
КОЛЕРЪ. Всенепремнно! [Опять впивается въ ея руку].
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [выходя изъ дома, въ сторону]. Однако у нихъ… [Громко]. Евстафій Егорычъ!
КОЛЕРЪ [сорвался съ мста, съ досадой]. Что-съ?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Прикащикъ пришелъ…
КОЛЕРЪ. Велите ему на гумно… Приду-съ. [Любовь Михайловна повернулась уйти]. Да вотъ что… Любовь Михайловна!
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Что, дружокъ?
КОЛЕРЪ. Когда вы подете въ Липовку?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Въ Липовку?.. Я вовсе не собиралась.
КОЛЕРЪ. Слдуетъ. Позжайте сегодня. Давно не были у Лизаветы Филппповны. Родственница и больна. Невниманіе.
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Но, другъ мой, она уже третій годъ, какъ лежитъ въ паралич. Почему же мн именно хать сегодня?
КОЛЕРЪ [удивленно]. Вы… вы, кажется, возражаете мн?!
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Но мн вовсе не хочется въ Липовку.
КОЛЕРЪ [выразительно, не возвышая голоса]. Когда я нахожу нужнымъ, чтобъ вы похали!
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Помилуй, Евстафій Егорычъ, по дорог грязь и тащиться до Липовки цлыхъ сорокъ верстъ! Лошадей уморишь.
ЛЕВШИНА [Любови Михайловн]. Разумется, не здите.
КОЛЕРЪ. Кха!.. Такъ вотъ что-съ… я бы просилъ създить къ Шкураковымъ, въ Скородное. Недалеко. По длу-съ. Я дамъ вамъ письмо къ Пармену Никитичу. Самому мн нельзя: судья общался захать… Кха!.. Такъ пожалуйста. Нужное дло-съ. Вамъ будутъ рады, станутъ удерживать. Не торопитесь, даже ночуйте. Люди нужные. Надо почтить.

[На двор слышны бубенчики].

ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [глядя черезъ ршетку во дворъ]. Да вонъ самъ Парменъ Никитичъ во дворъ.
КОЛЕРЪ [съ досадой]. А, чертъ возьми!.. [Быстро уходитъ въ калитку, откалывая и пряча розу въ карманъ].
ЛЕВШИНА. Ха, ха, ха!
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Что это значитъ? Зачмъ ему нужно меня спровадить?
ЛЕВШИНА. Конечно затмъ, чтобъ остаться со мною наедин. Разв вамъ непонятно?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Я, можетъ быть, понимаю, но… мн не хочется врить, чтобы ты, Оля…
ЛЕВШИНА. Я, мама?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Не могу. Оставимъ! Это такъ дурно, такъ… на тебя не похоже.
ЛЕВШИНА [обнимая ее за талію]. Мама, мама! Вы, кажется, вздумали меня ревновать? Ай-ай, стыдъ какой! Будьте благоразумны, радость моя, и не мшайте мн длать, что нужно. Шкураковъ… Кто это такой? [Про себя]. Не можетъ ли онъ быть мн полезенъ? [Громко]. Кто онъ? [Уходитъ вправо обнявшись].

ЯВЛЕНІЕ VI.

Шкураковъ и Колеръ

[входятъ со двора изъ воротъ].

КОЛЕРЪ. Въ домъ пойдемъ, или здсь будемъ сидть?
ШКУРАКОВЪ. Нтъ, въ дом жара, мухи. Вонъ подъ липками. Разлюбезное дло. Да веллъ бы, дружище, пивка холодненькаго подать. [Идетъ подъ липки].
КОЛЕРЪ [обернувшись во дворъ]. Степка! Пива подать. Проворнй! Слышно, Парменъ Никитичъ, ты былъ въ отъзд?
ШКУРАКОВЪ. Былъ, братецъ, былъ. Въ Оптиной пустыни былъ, хе-хе! Видишь, какъ эта линія вышла. Захали мы съ пріятелемъ въ Щигры на ярмарку. Ну, сдламши дло, стали съ нимъ путаться. Путались-путались, надоло. Онъ и говоритъ мн, пріятель-то: ‘вотъ что, Парменъ Никитичъ, исчезни она, эта ярмарка. демъ въ Оптину!’ — демъ. И махнули. Вчера домой отыскался.
КОЛЕРЪ. Иль грхи замаливалъ?
ШКУРАКОВЪ. Грхи! На мн коли есть грхи, такъ не мои, а чужіе, налетные, братецъ. Не тревожь меня — не согршу, не искушай, въ соблазнъ не вводи — не осквернюсь, ни дломъ, ниже помышленіемъ. А самъ я, то-есть отъ себя, ни Боже мой! Потому нтъ хуже, какъ вляпаться въ лужу, и нтъ, другъ мой, гаже, какъ пачкаться въ саж, хе-хе!.. Ну, какъ живешь-можешь? Слышно, сно сволокли у тебя? Много?
КОЛЕРЪ. Копенъ съ пять украли.
ШКУРАКОВЪ. Мало, мало! Хорошенько бы тебя поучить.
КОЛЕРЪ. За что учить-то?
ШКУРАКОВЪ. А за то, что больно горячъ ты не въ мру. Съ мужикомъ не умешь какъ ладить. Палишь безъ толку, безъ смыслу… Шапку чтобъ передъ тобой ломали. Схватился! Изъ гривны кипишь, а сотни теряешь. Лтошній годъ ригу у тебя спалили, изъ амбара въ подполье пшенички четвертей, знать, съ десятокъ выцдили, ась? Учатъ, братъ, учатъ! ха-ха! а теб все не въ прокъ. Меня вотъ не сожгутъ н-тъ! А если случается, горитъ что у насъ, такъ горятъ, братецъ, предметы такіе, что надлежащимъ образомъ застрахованы.
КОЛЕРЪ. Амбаръ, съ затхлой мукою, ха-ха!
ШКУРАКОВЪ. А ты нюхалъ ее, муку-то? Нтъ? Ну, я молчи. [Закуриваетъ сигару]. Да-съ, спокойно спимъ, не по-вашему, даромъ что вс на меня работники и спуску — ни-ни! Вотъ ты баринъ, помщикъ, а захочу — волкомъ взвоешь, хлбъ будетъ некмъ убрать. Я вотъ задатками у сосдей всхъ людей посманилъ. Что скажешь? Гляди, барщина какая вывалитъ — страсть! Мигомъ уберутъ. За водку одну, да за выпуски того наработаютъ — ахнешь! Вотъ у насъ какъ. А вы потерпите, сосди любезные, покамстъ у Пармена Никитича скирды повершатъ, ха-ха-ха! Да это что, свое дло, домашнее. Нтъ, выше поднимай. Къ примру гласные. Кого захочу, того выберу. По тремъ волостямъ мое слово — законъ. ‘Ребята, такого-то!’ — ‘Слушаемъ, Парменъ Никитичъ’. Да! И ссадить захочу, такъ ссажу. Вонъ Фисенковъ, членъ управы, не уважилъ, сгрубилъ, на вороныхъ и прохалъ, свищетъ теперь въ кулакъ. А что же пиво-то? Или въ городъ послали?

ЯВЛЕНІЕ VII.

Т же, Степка, Рогачиха и потомъ Макаръ.

КОЛЕРЪ [торопливо идетъ къ воротцамъ]. Чертъ знаетъ что они тамъ! [Входящему Степк]. Что-жъ ты, оселъ? Пива, сказано. Слышалъ!
СТЕПКА. Да я сказывалъ Арин Степановн…
КОЛЕРЪ. Ну?
СТЕПКА. ‘Какъ же, такъ и пойду!’ говоритъ…
ШКУРАКОВЪ. О-го!
КОЛЕРЪ. Какъ?! Позвать, позвать ее!
РОГАЧИХА [выходя изъ воротъ]. Нечего звать-то. Сама тутъ.
КОЛЕРЪ. Теб говорили?.. Слышала?.. Пива!
РОГАЧИХА. Слышала. Ну?
КОЛЕРЪ. Какъ ‘ну’, если я… какъ же ты смешь?..
РОГАЧИХА. Чего смть-то! Страшенъ больно. Испужалась я, какъ же! [Снимаетъ съ пояса ключи и швыряетъ ихъ наземь]. На, сахъ доставай, а я теб не слуга. Обидчику, каковъ ты есть, не слуга. Пусть кто другой угодить на тебя! Посмотримъ! [Сложила руки и отвернулась съ достоинствомъ].
ШКУРАКОВЪ. Да никакъ у тебя бабы бунтуютъ, Астафій Егорычъ, хе-хе! [Рогачиха смрида его строгимъ взглядомъ].
КОЛЕРЪ [Степк, съ держаннымъ гнвомъ]. Подними ключи, отдай барын и скажи, чтобы распорядилась пива прислать.

[Рогачиха встрепенулась и уставила на Колера недоумвающій взглядъ].

СТЕПКА. Слушаю-съ! [Поднялъ ключи и уходитъ въ домъ].
КОЛЕРЪ [Рогачих, стараясь на нее не смотрть]. А ты, голубушка, можешь идти. Мы потомъ потолкуемъ. Ступай! [Арина ни съ мста]. Ступай, теб говорятъ!
РОГАЧИХА [укоризненно покачивая головою]. Безстыдникъ!.. Безсовстный!.. [Колеръ отходитъ. Со слезами]. Обидчикъ!.. Измнщикъ! [Реветъ].
КОЛЕРЪ. Ахъ, наказанье какое!
ШКУРАКОВЪ. Ха-ха-ха!
РОГАЧИXА [съ ревомъ и всхлипываніями]. Измнщикъ и впрямь!.. Я-ль ни старалась, я-ль ни ублажала тебя… вотъ какъ, кажется всмъ…
КОЛЕРЪ. Да уберешься ли ты?! Макаръ!
МАКАРЪ [входя справа, Арив]. Чего ревешь-то, экъ курятникъ открыла!
КОЛЕРЪ. Сейчасъ запряги каураго, свези ее въ городъ.
РОГАЧИХА [мгновенно переходитъ отъ рева къ бранчливому крику]. Такъ вотъ какъ! Постой! Я на тебя справу найду и законъ найду! Погоди! Я къ мировому… Все разскажу, какъ и что… Какъ улестилъ меня, все… Я чести своей заступку сыщу! Не таковская я! Погоди!
ШКУРАКОВЪ. Ай-да баба, ха-ха-ха!
РОГАЧИХА. Значитъ, будетъ съ тебя взыскъ. По гробъ жисти моей пой ты меня и корми, по положенію, какъ захочу…
ШКУРАКОВЪ. Жги его, жги! Ха-ха-ха!
КОЛЕРЪ [Макару]. Тащи ее!
МАКАРЪ. Аль тебя прорвало! [Тащитъ].
РОГАЧИХА [отбиваясь]. Пусти, чертъ! [Колеру]. Мало того: осрамлю! На весь городъ стану кричать, каковъ ты есть варваръ, измнщикъ! Потому у меня сердце, карахтеръ, а не то чтобы какъ… [Макару, который выволокъ ее за ворота]. Да пусти! Облапилъ, медвдь!
МАКАРЪ. Не рвись! Въ городъ сволоку, ступай куда хошь! [Утаскиваетъ Рогачиху, издающую громкіе вопли. Шкураковъ заливается хохотомъ. Колеръ, взбшенный, сконфуженный, посмотрлъ на него въ нершительности, махнулъ рукой и уходитъ во дворъ].
ШКУРАКОВЪ. Ха-ха-ха!.. Охъ, уморили, чтобъ васъ!.. [Утираетъ выступившія отъ хохота слезы].

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Шкураковъ и Сеня

[входитъ, почтительно кланяясь].

СЕНЯ. Мое почтеніе, Парменъ Никитичъ!
ШКУРАКОВЪ. Здорово, братъ. Скажи на милость, что у васъ нынче подялось? Рогачиха бунтуетъ, Астафій Егорычъ со двора ее вонъ… Что за новшества?
СЕНЯ. Перемны большія, Парменъ Никитичъ. Съ прізда тетенькиной крестницы, Ольги Васильевны… Все отъ нея-съ.
ШКУРАКОВЪ. Да. Что же такое?
СЕНЯ. А то, что дяденька… хи-хи! втюрился въ нее.
ШКУРАКОВЪ. Те-те-те! Значитъ механика-то ваша въ разстрой пошла? Такъ-съ! То-то примтно мн, въ Астафь Егорыч лютости будто поменьшило. Анъ вотъ оно что!
СЕНЯ. Голову потерялъ, до смшного-съ. А я, Парменъ Никитичъ, къ вамъ съ покорнйшей просьбой.
ШКУРАКОВЪ. Что за просьба такая?
СИНЯ. Нельзя ли мстечка у васъ? Будьте милостивы!
ШКУРАКОВЪ. Те-б?.. Аль у вагъ реформы такія пошли, что я теб неспособно жить стало?
СЕНЯ. Н-нтъ-съ, а предусмотрлъ я, что лучше мн къ вамъ-съ…
ШКУРАКОВЪ. Не въ мру ты, парень, предусмотрителенъ. Мстечка не дамъ. Не гожъ.
СЕНЯ. Почему же, Парменъ Никитичъ? Я бы со всякимъ стараніемъ…
ШКУРАКОВЪ. И не толкуй! Негожъ говорю. Ты хоть изъ позднихъ, да ранній, хе-хе! Отчего вотъ въ глаза не смотришь? Эге! Я, братъ, такихъ не люблю.
СЕНЯ. Парменъ Никитичъ…
ШКУРАКОВЪ. Э, полно! полно, сказалъ. По нашему длу требуется, чтобы все къ рук, сомнній бы насчетъ человка никакихъ не имть. Коли я нутро твое знаю и опаски никакой не имю, тогда вотъ ты гд у меня [сжимаетъ кулакъ]. А ты выскользнешь, братъ. До тонкости понимаю тебя. Значитъ, нечего намъ и бобы разводить. [Встаетъ].
СЕНЯ. Что длать! Если такъ, нельзя ли, Парменъ Никитичъ, попросить за меня станового? Я подъ его бы начальствомъ, въ урядники… Сдлайте милость!
ШКУРАКОВЪ. Это вотъ по теб. Ладно, скажу становому, Только, приметъ если тебя, такъ ты того… подальше отъ насъ.
СЕНЯ. А что-съ? Я именно въ вашихъ палестинахъ хотлъ, блюсти ваше спокойствіе.
ШКУРАКОВЪ. Сдлай милость, оставь! Пока, благодареніе Господу, спокойствіе мое и безъ блюстительства нерушимо. Станового, изволь, попрошу. Только къ намъ чтобы тебя не пускать, Подъ тебя подковыру не подведешь, если, къ примру, по шапк желательно. Самъ угораздишься. А по-нашему, чтобы нужный человкъ вотъ былъ гд [показываетъ кулакъ]. Тогда чертовщина не снится, бумажникъ не ёрзаетъ и безъ опаски насчетъ всего. А мн безпокойствіе — вредъ. Доктора вонъ говорятъ — жила у меня коротка. Не ровенъ часъ вскипишь — лопнетъ, что тогда? Н-нда! [Съ разваловъ идетъ къ дому].

ЯВЛЕНІЕ IX.

Шкураковъ, Сеня [поодаль ощипываетъ кустъ], Любовь Михайловна [изъ дома] и потомъ Левшина.

ШКУРАКОВЪ. А-а! Все ли въ добромъ здоровьи, Любовь Михайловна?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Слава Богу. [Рукопожатіе]. Какъ вы?
ШКУРАКОВЪ. Живемъ — хлбъ жуемъ помаленьку-съ. А я было къ вамъ, Макара попросить, отпустили-бъ ко мн на предметъ колировки. [Изъ дома входитъ Левшина съ подносомъ, на которомъ стаканы и дв бутылки пива]. Ловокъ онъ на эти дла… Никакъ и пиво пріхало! [Тихо, указывая главами на Левшину]. Крестница ваша будетъ?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Позвольте васъ познакомить: Ольга Васильевна Левшина, моя крестная дочь.
ШКУРАКОВЪ [кланяется, заложивъ руки въ карманы панталонъ и умильно склонивъ голову на бокъ]. Пріятно-съ! А такъ какъ сегодня Макара угнали, вашу Рогачиху въ городъ везти… [Дамы выразительно переглянулись]. Увольняете?
ЛЕВШИНА. Увольняется. [Откупориваетъ бутылку и наливаетъ стаканъ].
ШКУРАКОВЪ [лукаво взглянувъ на Олю]. Такъ-съ! [Любови Михайловн]. Нельзя ли въ такомъ случа заполучить его на завтрашній день?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [въ волненіи]. Хорошо… Скажите Евстафію Егорычу… Сеня, пойди ко мн дружокъ. Извините, Парменъ Никитичъ, мн на два слова…
ШКУРАКОВЪ. Сдлайте милость, пожалуйста!..
СЕНЯ. Что прикажете, тетенька? [Уходить за нею въ домъ съ видомъ огорченія и покорности].

ЯВЛЕНІЕ X.

Шкураковъ и Левшина.

ЛЕВШИНА [поднося ему стаканъ пива]. По русскому обычаю, дорогому гостю съ поклономъ. [Низко кланяется]. Просимъ покорно откушать, Парменъ Никитичъ!
ШКУРАКОВЪ [удивленно]. В-вотъ!.. Люблю! вотъ это люблю! [Беретъ стаканъ]. А еще въ старину такъ бывало: приметъ гость отъ хозяюшки стопу меду сыченаго аль вина, приметъ и… подсластитъ, хе-хе-хе! Добрый обычай, хозяюшка!
ЛИВШИНА. Вдовая я, государь милостивый. Вдов ли сластить! и не гоже.
ШКУРАКОВЪ. Да вдова-то ужъ больно пригожа, ха-ха!
ЛЕВШИНА. Если мной, сиротою, не брезгаете… [Подставляетъ ему щеку].
ШКУРАКОВЪ [сочно чмокнулъ). Вотъ такъ такъ! [Выпилъ, крякнулъ и громко поставилъ стаканъ]. Благодаримъ покорно.
ЛЕВШИНА. На здоровье, гость дорогой. Ну-съ, сядемъ, потолкуемъ теперь.
ШКУРАКОВЪ. Сядемъ, матушка, сядемъ.
ЛЕВШИНА. Вы сосдъ? Земля ваша рядомъ съ маминой?
ШКУРАКОВЪ. Вплоть къ меж.
ЛЕВШИНА. Что бы вамъ Юшино взять на аренду?
ШКУРАКОВЪ [вытаращивъ глаза]. То-есть какъ это?.. Разв Астафій Егорычъ…
ЛЕВШИНА. Тсъ! [Закрываетъ ему рукою ротъ]. Какое вамъ дло до Евстафія Егорыча, если имніе мамино? Понимаете?
ШКУРАКОВЪ. Э-ге-ге!.. Такъ вы… ха-ха-ха! бабій бунтъ значитъ?— Сказать, сказать!
ЛЕВШИНА. Какъ умно! [Наливаетъ и пододвигаетъ ему стаканъ].
ШКУРАКОВЪ. Помилуйте, да гд-жъ это показано, чтобы бабамъ надъ нами верхъ брать?
ЛЕВШИНА. ‘Надъ нами’! Себя-то не приплетайте, пожалуйста! [Шкураковъ самодовольно усмхнулся]. Выбирайте, что выгоднй: взять-ли Юшино на аренду, или шумъ изъ пустяковъ поднимать?
ШКУРАКОВЪ. Ха-ха-ха! Ну и вострецъ же ты, барынька! [Выпивъ пиво]. Ей-ей! А все-жъ-таки попалась ты мн, вотъ гд сидишь. [Вытягиваетъ на столъ сжатый кулакъ].
ЛЕВШИНА [дотрогивается до него пальчикомъ]. Зд-сь?
ШКУРАКОВЪ. Да, въ этомъ самомъ мст, матушка, тутъ. Юшино-то я теперь дешевенько возьму. Неподходящую цну заломите — все дло въ прахъ, потому сейчасъ: ‘Эй, Астафій Егорычъ’! Ха-ха! За секретъ, за проворство и за вашъ бабій бунтъ скидка будетъ не малая.
ЛЕВШИНА. Прижмете?
ШКУРАКОВЪ. Ого! Въ нужд и прижать. А то какъ же?
ЛЕВШИНА. Хорошо что сказали. [Беретъ ее руку и складываетъ въ кулакъ]. Авось какъ-нибудь выполземъ изъ ‘этого мста’, ха-ха!
ШКУРАКОВЪ. Э, нтъ! Потому, чуть что —‘Астафій Егорычъ’!..

ЯВЛЕНІЕ XI.

Т же и Колеръ [изъ дома].

КОЛЕРЪ. Здсь!.. [Левшина и Шкураковъ переглянулись и дружно захохотали]. Что у васъ, господа, За веселье? [Левшина отвернулась, сдерживая смхъ, Шкураковъ прыснулъ]. Скажите!
ЛЕВШИНА. Лучше не спрашивайте, Евстафій Егорычъ!
ШКУРАКОВЪ. Да, да! Лучше ни-ни! Ха-ха-ха!
КОЛЕРЪ. Но почему же-съ?.. Я хочу знать!
ЛЕВШИНА. Охъ, не надо! А то будете… будете…
КОЛЕРЪ. Чмъ-съ?
ЛЕВШИНА. Фофаномъ! [Шкураковъ хохочетъ].

ЗАНАВСЪ.

ДЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА ПЕРВАГО ДЙСТВІЯ.

ЯВЛЕНІЕ I.

Колеръ и потомъ Варя.

КОЛЕРЪ [задумчиво сидитъ у окна и сильно дымитъ папиросой. Посл краткаго молчанія, нервно проводитъ рукой по лицу]. Д-да!.. тянетъ, удивительно какъ! Гд она, все бы туда и смотрлъ… Войдетъ — озаритъ! А не вижу — тревожно и мысли объ ней… Искра у ней эта въ глазахъ… Съ другими — нтъ, а на меня какъ взглянула — пыхъ! загорлась… Искра и эта улыбочка… плутовская… Занозисто, чертъ возьми, да! [Изъ задней двери входитъ Варя съ узломъ и проходитъ къ лвой] Стой, стой, Варя!
ВАРЯ [сухо]. Что вамъ угодно?
КОЛЕРЪ. Гд, душенька, барыня твоя?..
ВАРЯ. Ольга Васильевна у себя, заняты. [Хочетъ уйти].
КОЛЕРЪ [вспыльчиво]. Да постой!.. Чмъ занята?
ВАРЯ. Своимъ дломъ. [Уходитъ].
КОЛЕРЪ. Тьфу! [Быстро подошелъ въ двери, въ нее]. Послушай! Скажи… Ушла. [Отходитъ]. Тварь!.. А съ Любовью Михайловной чи-чи-чи!.. Дрянь!.. Любовь Михайловна!.. Не выношу, вида не выношу!.. И молчишь. Прежде — накричалъ, оборвалъ и шабашъ. Теперь накипитъ, царапнетъ вотъ гд [ударяетъ себя въ грудь], — вида не подаешь. Наружу не бьетъ, глухо… [Садится, закуриваетъ другую папиросу и дымитъ больше прежняго]. Мысли, планы, мечтанія… какъ бы сны на яву. Любовь Михайловна… устраняется. Ну, болзнь тамъ и прочее. Быстро… А Оля — картины, картины… разныхъ положеній и видовъ — восторгъ!.. Вчера къ Шкураковымъ здила въ гости. Прифрантилась, тутъ вырзъ! [Показываетъ на грудь]. Шейка, бюстъ, формы!.. [Зажмурившись, сладко потягивается всмъ тломъ и нервно встаетъ]. А еслибъ ухала и все бы какъ прежде, ну ужъ не знаю!.. представить себ не могу!.. кажется, звремъ бы сталъ! (Быстро прошелся].

ЯВЛЕНІЕ II.

Колеръ и Левшина.

КОЛЕРЪ. Вотъ вы наконецъ! Не вижу цлое утро.
ЛЕВШИНА. Укладывалась.
КОЛЕРЪ. Какъ?! Это зачмъ?!
ЛЕВШИНА. Узжать собираюсь. Пора.
КОЛЕРЪ. Ни-ни! Ни за что! Лучше не говорите! Да я… я не знаю что… Невозможно! Сейчасъ только думалъ… Мысль одна о вашемъ отъзд и… душитъ, понимаете, душитъ!
ЛЕВШИНА. Что длать, Евстафій Егорычъ! И самой не хотлось бы. Надо.
КОЛЕРЪ. Зачмъ?.. [Нжно беретъ ея руки]. Повремените, останьтесь!.. голубушка!
ЛЕВШИНА [не отнимая рукъ]. Нельзя, голубчикъ, нельзя! Вы слишкомъ несдержаны… Это ставитъ меня передъ мамой въ неловкое положеніе.
КОЛЕРЪ [оставляя ея руку, вспыльчиво]. Слдитъ, ревнуетъ, вынюхиваетъ?!
ЛЕВШИНА. Не кипятитесь. Пока ни того, ни другого. Но съ вашей стороны слишкомъ много поводовъ къ ревности, милый мой. Оставайся я дольше, конечно, мама замтитъ и… будетъ въ прав попросить меня удалиться. Я этого не хочу и потому, какъ ни жаль, а надо разстаться.
КОЛЕРЪ. Но, Ольга Васильевна, я… какъ хотите… я не могу! Чувства мои… вотъ до чего… сладу нтъ. Рвутся, горятъ!.. И если удете, я… я надлаю чертъ знаетъ чего! [Сдъ съ мрачнымъ видомъ и подперся рукою].
ЛЕВШИНА [кладя руку ему на плечо]. А.. очень вамъ хочется, чтобъ я осталась?
КОЛЕРЪ. Ахъ! [Схватываетъ и цлуетъ ея руки].
ЛЕВШИНА. Довольно, довольно! [Оглядывается]. Увидятъ. Какъ вы неосторожны!.. Такъ очень. Прекрасно. Это возможно, но въ томъ только случа, если насъ оставятъ вдвоемъ.
КОЛЕРЪ [вскакиваетъ]. То-есть, какъ это?
ЛЕВШИНА. То-есть если мама удетъ… въ Москву, напримръ, и оставитъ меня хозяйничать съ вами… Ахъ, что я сказала!.. Какая я гадкая! [Закрывается платкомъ, будто плачетъ, и отходитъ, чтобы скрыть смхъ].
КОЛЕРЪ. Но, Оля, ангелъ мой! Дорогая! Зачмъ же слезы, зачмъ! [Впивается въ ея руки]. О, еслибъ такъ, еслибъ!.. Но упрется.
ЛЕВШИНА. А хотите пари, что подетъ? Пишите паспортъ.
КОЛЕРЪ. Ничмъ не спровадишь!
ЛЕВШИНА. Увидимъ! Вотъ бумага, чернила… Пишите. Если захочу сдлать по-своему, мн ли не сдлать! Пишите.
КОЛЕРЪ. Написать — пожалуй, но вдь это напрасно.
ЛЕВШИНА. Увидимъ! Пишите. [Диктуетъ. Колеръ пишетъ]. ‘Дано это свидтельство жен моей, Любови Михайловн…’ Есть?
КОЛЕРЪ [утвердительно мотнулъ годовою]. Бумагомаранье!
ЛЕВШИНА. Увидимъ, увидимъ! Пишите: ‘на свободный проздъ и проживательство повсемстно…’ [Глядя на бумагу черезъ его плечо]. ‘Повсемстно’ — ять. Грамотей! Срокъ назначить на недльку, я думаю, или дней на десять, а?
КОЛЕРЪ. Какъ на десять! Много ли это?
ЛЕВШИНА. Да, нсколько дней пролетятъ съ вами такъ быстро…
КОЛЕРЪ [кладетъ перо]. Если дйствительно есть надежда спровадить, такъ ужъ…
ЛЕВШИНА. Навсегда? Ха-ха-ха! Ну, срока не надо. Остается проставить годъ, число и затмъ вашу подпись. [Обмакиваетъ и подаетъ ему перо. Колеръ взялъ и задумчиво дергаетъ усы]. Что же вы?.. Въ васъ нершительность, нчто врод борьбы?
КОЛЕРЪ. А я… я… нкоторыя соображенія…
ЛЕВШИНА. О чемъ?
КОЛЕРЪ. Сколько ей на проздъ, прожитье… Если сосчитать все — расходно…
ЛЕВШИНА [презрительно]. Какъ вы ска-за-ли?
КОЛЕРЪ [смшался]. Я… я такъ между прочимъ… Кха!.. Да это вздоръ, пустяки…
ЛЕВШИНА [длая видъ, что уходить]. Взвсьте же сначала, что перетянетъ: пригоршня ли мдяковъ, или вс сокровища вашего сердца.
КОЛЕРЪ [заступаетъ ей дорогу, сконфуженный]. Но, Ольга Васильевна, я же такъ. Простите! Умоляю, простите меня!
ЛЕВШИНА [сухо]. Прощаю. [Указываетъ на паспортъ]. Кончайте. [Въ сторону]. Ну, мама, только для тебя выношу!
КОЛЕРЪ [подписалъ]. Готово. Вотъ-съ!
ЛЕВШИНА [беретъ паспортъ, тщательно складываетъ и кладетъ въ карманъ. Тономъ, недопускающимъ возраженій]. Теперь велите приготовить на всякій случай экипажъ и лошадей, а сами ступайте куда-нибудь на бговыхъ дрожкахъ, хоть къ мировому судь. Зачмъ-то вы собирались?
КОЛЕРЪ. Заявить о порубк. Да это успется!
ЛЕВШИНА. Позжайте сейчасъ. Мама какъ разъ въ такомъ настроеніи, что можно уговорить ее на отъздъ, а при васъ это трудно. Надо, чтобъ она не видала насъ вмст, иначе подозрнія… Поняли?
КОЛЕРЪ. Понялъ, понялъ, ха-ха! [Бросается цловать ея руки].
ЛЕВШИНА [съ худо скрытымъ отвращеніемъ]. Довольно вамъ!.. Будетъ время. Отправляйтесь!
КОЛЕРЪ. Иду. [Въ дверяхъ посылаетъ ей воздушный поцлуй]. М-мамочка! [Уходитъ].
ЛЕВШИНА. Нтъ, ужъ слишкомъ противенъ. Поскорй бы раздлаться!

ЯВЛЕНІЕ III.

Левшина и Варя [изъ боковой двери].

ЛЕВШИНА. Ну что, Варя, готово?
ВАРЯ. Все наше уложено, барыня.
ЛЕВШИНА. Отлично. Остается уложить мамины вещи. Въ спальной на комод найдешь все, что ей нужно съ собою. Голубушка моя и не подозрваетъ, для чего я съ такимъ любопытствомъ рылась въ ея гардероб! Вотъ же что, Варя: только мы съ мамой выйдемъ сюда, втащи ея чемоданъ, уложи и чтобы все было готово.
ВАРЯ. Будьте покойны.
ЛЕВШИНА. То-то-же! Если намъ ухать сегодня [значительно], то мшкать нельзя!.. [Смотрить на часы]. Не опоздалъ бы Парменъ Никитичъ! Вотъ будетъ досада! [Уходя]. Да узнай, веллъ ли Евстафій Егорычъ закладывать лошадей. [Уходитъ въ боковую дверь].

ЯВЛЕНІЕ IV.

Варя и Макаръ.

ВАРЯ [въ окно]. Макаръ Сергичъ!.. а Макаръ Сергичъ! [Машетъ подойти]. Готовятъ ли лошадей, не слыхали?
МАКАРЪ [выставился въ окно]. Велно. Овса задали. Иль узжать собрались?
ВАРЯ. Узжаемъ. Прощайте-съ! И Любовь Михайловна съ нами.
МАКАРЪ. Барыня?!
ВАРЯ. Съ нами въ Москву.
МАКАРЪ. Пустое.
ВАРЯ. Не врите? Право. И надолго. А вы оставайтесь съ Евстафіемъ Егорычемъ.
МАКАРЪ. Че-го!.. Ну, это даромъ!
ВАРЯ. Хи-хи-хи! А что?
МАКАРЪ. Больно хорошъ. Глянуть на него — нутро воротитъ, а не то что валандаться съ нимъ. Въ свинопасы сходне пойти…
ВАРЯ [оглянувшись на дверь, длаетъ ему жестъ замолчать. Тихо]. Идутъ. Помогите, Макаръ Сергичъ, чемоданъ достать изъ чулана. Я вамъ кое-что разскажу. [Уходитъ въ заднюю дверь. Макаръ скрывается].

ЯВЛЕНІЕ V.

Любовь Михайловна и Левшина

[входятъ изъ лвой].

ЛЕВШИНА. Почему онъ сталъ мягче, вжливй съ вами? Чтобы нравиться мн и ухаживать съ большимъ успхомъ. Вотъ причина. А къ вамъ чувства его не измнились нисколько. Пожалуйста не обманывайтесь. Это не больше, какъ маска, и тмъ боле отвратительная, что за нею пошлая цль. И по-моему, перемна въ Евстафь Егорыч для васъ оскорбительнй прежняго его обращенія. То было хоть откровенно.
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Если такъ, Оля, то, конечно… Это очень грустно, дружокъ.
ЛЕВШИНА. Ахъ, разумется, такъ! Узжай я сегодня, у васъ все пойдетъ по-старому. Хуже: вамъ будетъ несноснй, — Евстафій Егорычъ станетъ срывать на васъ злость за неуспхъ своего волокитства.
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Да, да, пожалуй!
ЛЕВШИНА. Непремнно такъ, мама. Стоитъ улетть вашей ‘птичк’ — и сюда мигомъ слетятся хищники: Арины Степановны, Сени etc. Каково же вамъ будетъ?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Да, страшно подумать. Я отдохнула съ тобою, отвыкла плакать… Жить, какъ прежде, будетъ теперь тяжелй. Но что длать, дружокъ! Покорюсь, буду молиться…
ЛЕВШИНА. Какъ? Это прекрасно! Для чего же я сносила пошлости Евстафія Егорыча, воевала съ Ариной, Сеней? Чтобы кончить ничмъ? Нтъ, мама, это было бы непростительно глупо. Мы поступимъ не такъ. Теперь вы оправились. Я для того и поощряла ухаживанія Евстафія Егорыча, чтобы измнить его къ вамъ и тмъ дать вамъ подняться, окрпнуть. Слава Богу, это достигнуто. Вы не раба больше, вы судья его, хотя и слишкомъ снисходительный, правда…
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Оля, но все-таки… онъ дорогъ же мн. Я не могу быть совсмъ равнодушной. Пойми!
ЛЕВШИНА. Вотъ и надо такъ сдлать, чтобы онъ былъ хоть капельку достоинъ вашего добраго, нжнаго сердца. Такъ и поступимъ. Только чуръ не барахтаться, мама! Слушайте… Да не пугайтесь, ха-ха! Что за трусиха!
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Я ничего, дружокъ. Что же такое?
ЛЕВШИНА. Сейчасъ прідетъ Парменъ Никитичъ, чтобы покончить съ арендою вашего Юшина, и вы подпишите контрактъ. Пока это тайна отъ Евстафія Егорыча.
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Ахъ, Олечка, можно ли длать такія вещи!? Да ни за что!.. Какъ не стыдно вводить меня въ сдлку потихоньку отъ мужа!
ЛЕВШИНА [настойчиво]. Контрактъ вы подпишите.
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Ни за какія сокровища!
ЛЕВШИНА. Подпишите, и такъ какъ потомъ оставаться здсь неудобно, то вы сейчасъ же удете со мною въ Москву. Вотъ и паспортъ, которымъ Евстафій Егорычъ собственноручно увольняетъ васъ на вс стороны. [Отдаетъ бумагу].
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [потеряно]. Паспортъ?.. Мн?.. Евстафій Егорычъ?.. [Пробжала паспортъ, заплакала, стараясь сдержаться, и потомъ время отъ времени утираетъ слезы].
ЛЕВШИНА. Да, мама. Какъ видите, онъ не очень-то дорожитъ вашимъ присутствіемъ. хать и жить вамъ будетъ на что: Шкураковъ платитъ за полгода впередъ. Евстафій Егорычъ временно сядетъ на пенсію. Попоститься ему не мшаеть: скоре покается! И знаете что?— разъ деньги очутятся въ вашемъ карман, Евстафій Егорычъ почувствуетъ къ вамъ уваженіе и станетъ любезнымъ и ласковымъ мужемъ. Поврьте, моя дорогая! И такъ, сдлаемъ по-моему, иначе все пропало.
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Ты меня закружила, съ толку сбила совсмъ… Все-таки, Оля, я такъ не могу. Это его оскорбитъ…
ЛЕВШИНА. Вовсе нтъ. Вы докажете ему, что у васъ есть характеръ и заставите себя уважать. Противъ насилія — сила. Другого выхода нтъ… [Любовь Михайловна горько заплакала]. О чемъ же вы плачете, мама? Богъ съ вами! Вдумайтесь — и увидите, что я совершенно права. [Обнимая ее]. Ну, полно вамъ, перестаньте!.. Мн же скажете потомъ: ай да птичка, ай да крестная дочка! Значитъ любитъ меня, если’…
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Врю, дружокъ, врю!.. Я цню, понимаю… но мн горько, Олечка. [Обняла Олю и снова залилась слезами]. Прости… я пойду выплакатеся… [Уходя, остановилась у двери, конфузливо]. Оля!
ЛЕВШИНА. Что, моя дорогая, что?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. А онъ… не возненавидитъ меня за это?
ЛЕВШИНА. Ручаюсь, чмъ хотите, что по первому вашему зову прилетитъ, какъ влюбленный.
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Ахъ, Богъ знаетъ!.. Ужъ и не знаю, какъ быть! [Уходитъ въ боковую].
ЛЕВШИНА. Дорого тебя увезти и вырвать у Евстафія Егорыча Юшино. А тамъ авось убдишься, что его и на глаза-то не стоитъ пускать.

ЯВЛЕНІЕ VI.

Левшина и Шкураковъ.

ШКУРАКОВЪ [входя]. Вотъ и мы! [Пожимаетъ ея руку]. Почетъ!
ЛЕВШИНА. Насилу дождалась! Контрактъ съ вами?
ШКУРАКОВЪ. Привезъ. [Достаетъ сложенный листъ бумага. Щелкнувъ по немъ пальцами]. Документъ сей возбудилъ во мн нкоторыя размышленія, служа какъ бы доказательствомъ въ подтвержденіе ихъ.
ЛЕВШИНА [беретъ контрактъ]. Вотъ какъ! Что же онъ ‘подтверждаетъ’?
ШКУРАКОВЪ. А то, что женщин дано это прельщеніе, которое… какъ бы сказать… какъ дурманъ…
ЛЕВШИНА. Ха-ха, любезно! [Внимательно начинаетъ читать контрактъ].
ШКУРАКОВЪ. Нтъ, позвольте-съ! Примрно, у меня дловой разговоръ. Теченіе мыслей обходитъ предметъ съ надлежащею зоркостью, безъ спшки и упустительства въ разсужденіи выгодъ, потому нтъ хуже, какъ вляпаться въ лужу, и нтъ гаже, какъ пачкаться въ саж. Такимъ же манеромъ происходило у меня въ мысляхъ, когда мы съ вами насчетъ арендательства толковали. Однако, я сдалъ, съ цны своей сшелъ. Какая тому причина?
ЛЕВШИНА. Еще бы, вы что давали-то! На смхъ! И теперь съ десятины рубля по четыре кладете въ карманъ, если не больше. [Продолжаетъ читать контрактъ].
ШКУРАКОВЪ. И больше бы положилъ. На этотъ предметъ у кого мста не хватитъ! А вы на всякія условія мои дали-бъ согласіе, потому дло и наскоряхъ и въ секрет, — словомъ сказать, податься вамъ некуда. Все это понималъ я достаточно, а все-жъ-таки сдалъ.
ЛЕВШИНА [лукаво]. Значитъ вы добрый, не захотли маму обидть. [Перевернула страницу, продолжая читать].
ШКУРАКОВЪ. Какая тутъ доброта! Добротой изъ меня разв грошъ выжмешь, да и тотъ кину, души во спасеніе, нищему тамъ иль убогому. Нтъ, матушка, тутъ музыка похитрй.
ЛЕВШИНА. ‘Прельщеніе и дурманъ’ [Опять углубляется въ чтеніе].
ШКУРАКОВЪ. Вотъ-вотъ, оно самое! Коли чувствую, что обходятъ меня, денежки выщелушиваютъ, чувствую и даюсь? Рчь заведете будто не къ длу, а выйдетъ на то, что оглоблями прямо въ аренду упремся.— Надбавь! Тамъ опять то-се, смшно и забавно, размякъ — надбавь-ка еще! Чуешь всю плутню до тонкости, а сдаешь, потому выходитъ это въ свое удовольствіе. И глядть хорошо: нарядецъ на васъ и все прочее какъ не надо быть лучше, хе-хе! Ну и слушать занятно, потому такое все говорите, что чувства пріятныя возбуждаются. Опять и то сказать: стоитъ денегъ и на Астафья Егорыча поглядть, какъ его, друга сердечнаго, околпачутъ, хе-хе! За одно это четвертную накинулъ. [Левшина дочитала контрактъ]. Все въ аккурат?
ЛЕВШИНА. Все такъ. [Зоветъ въ боковую]. Мама! [Шкуракову]. А деньги?
ШКУРАКОВЪ. Какъ же, съ собой!

ЯВЛЕНІЕ VII.

Т же и Любовь Михайловна.

ЛЕВШИНА. Мама!.. поскорй, поскорй! [Беретъ за талію входящую Любовь Михайловну и шаловливо, чуть не галопируя, подводитъ ее къ Шкуракову]. Честь имю рекомендовать: вашъ арендаторъ. [Подбгая къ боковой двери]. Варя, скорй, запрягать!
ШКУРАКОВЪ [съ рукопожатіемъ]. Дло надумали, Любовь Михайловна, дло-съ. Конечно, мужъ, какъ глава, въ дйствіяхъ своихъ первенствуетъ, но все-жъ жену долженъ онъ чтить, какъ хозяйку, Господомъ данную на прохожденіе жизни сей вкуп. А не въ мру забезобразилъ — надлежитъ и въ резонъ принести, матушка, да-съ.
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [съ разстроеннымъ видомъ]. Я право не знаю… Все Оля затяла… Мн бы и въ голову никогда не пришло…
ШКУРАКОВЪ. Ужъ Ольга Васильевна — что говорить! — вострецъ барынька. Дльце въ наилучшемъ вид обдлала. Врьте слову, Любовь Михайловна: никому-бъ отъ меня той цны не видать, какую он вотъ за Юшино стяпали.
ЛЕВШИНА. Я, мама, ‘прельщеніемъ’, ха-ха-ха! Вотъ вамъ контрактъ. Въ немъ все, какъ я обусловила. Можете подписать, не читая. [Подвигаетъ ей кресло и даетъ перо].
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [сла, закрыла лицо руками и, помолчавъ, отняла ихъ. Со вздохомъ]. Не могу, Олечка, рука не наляжетъ. Прости ты меня!
ЛЕВШИНА [сурово]. Какъ знаете! Если такъ, сію минуту ду одна. А вы, Парменъ Никитичъ, надюсь, извините меня? [Съ горечью]. За вс хлопоты, за страстное желаніе быть мам полезной, я передъ вами въ глупомъ положеніи суетни и вертушки.
ШКУРАКОВЪ [разводя руками]. Не отъ васъ. Что будешь длать!
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [подходя и ласкаясь]. Ахъ, Оля, зачмъ такъ?.. Еслибъ ты знала, какъ я благодарна теб!.. Господа, вы хоть немножко дали бы мн подумать! Право, я голову потеряла… Такой шагъ, не сказавши ни слова Евстафію Егорычу…
ШКУРАТОВЪ [Левшиной, перебивая]. А баринъ-то дома?
ЛЕВШИНА. Разумется, нтъ.
ШКУРАКОВЪ. Усланъ, хе-хе! Предусмотрительно! Какъ заблагоразсудите, Любовь Михайловна, не нужу-съ. [Достаетъ бумажникъ]. А я было и денежки захватилъ за полгода…
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Оля! не сердись же на меня, ради Бога!
ЛЕВШИНА. Удивительно, право! Мало втолковать пользу, уяснить какъ выйти изъ несноснаго положенія и къ чему оно поведетъ, нтъ, тащи изъ него силой. И тутъ упираются!
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА [заискивающимъ-тономъ]. Ну, хорошо, я подпишу, Олечка, подпишу… Я вотъ какъ: схожу на минутку къ себ, подумаю, помолюсь…
шкураковъ [глядя въ окно]. А-а! Рогачиха пріхала!.. Съ узелками!.. [Любовь Михайловна подошла къ окну]. Изволите видть? Надо быть, опять къ вамъ на жительство припожаловала хе-хе-хе!
ЛЕВШИНА. Такъ я и знала! [Въ дверь]. Варя, тальму мн, шляпку и выносить мои вещи. [Любови Михайловн]. Вспыхнули? Непріятно вамъ, мама?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Дерзкая тварь! [Садится къ столу].
ЛЕВШИНА [вкладываетъ перо въ ея руку]. А чтобы избавиться отъ нея, одно средство: немедленно подписать контрактъ.
ШКУРАКОВЪ. Э, была — не была! Валяйте, Любовь Михайловна!
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Гд писать? [Левшина отошла съ сіяющимъ лицомъ и неслышно апплодируетъ].
ШКУРАКОВЪ. А вотъ тутъ, посл моего рукоприкладства, въ строчку-съ. [Диктуетъ, Любовь Михайловна пишетъ]. ‘Къ сему условію жена капитана Любовь Михайловна Колеръ руку приложила’. Только всего-съ. [Засыпая подпись пескомъ]. Ай да Рогачиха, во-время ее принесло! [Прячетъ контрактъ].
ЛЕВШИНА [бросилась цловать Любовь Михайловну, которая встала] Мамочка, душечка! какъ же я рада! какая вы умница!..

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Т, же и Варя.

ВАРЯ [впопыхахъ, со шляпкой и тальмой]. Евстафій Егорычъ пріхалъ!
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. Ахъ! [Отпускается въ кресло].
ЛЕВШИНА. А-а, постой же, голубчикъ, мы вотъ какъ! (Запираетъ на ключъ заднюю дверь]. Господа, голоса не подавать, что вы здсь. А ты, Варя скажи — выносить мамины вещи и поскорй подавать. [Варя уходитъ]. Помните-жъ, господа: ни звука!

ЯВЛЕНІЕ IX.

Левшина, Шкураковъ, Любовь Михайловна и Колеръ

[на сценой].

КОЛЕРЪ [силится отворить дверь]. Заперто! Что это значитъ? Кто тамъ?
ЛЕВШИНА. Я.
КОЛЕРЪ. Ахъ, вы!.. Зачмъ же вы заперлись?
ЛЕВШИНА [тихо Шкуракову]. Деньги. [Взяла и передаетъ пачку Любови Михайловн]. Считайте. Должно быть 900.
КОЛЕРЪ [стучится]. Ольга Васильевна!
ЛЕВШИНА. Что?
КОЛЕРЪ. Зачмъ заперлись?
ЛЕВШИНА. Отъ васъ. [Тихо Любови Михайловн]. Что же вы, мама?
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА. [Тихо]. Не могу… руки дрожатъ… [Съ умоляющимъ видомъ]. Оля, оставимъ эти деньги ему! [Колеръ стучится}
ЛЕВШИНА [тихо]. Евстафію Егорычу? Стоитъ того! [Считаетъ деньги сама].
КОЛЕРЪ [продолжая стучаться]. Ольга Васильевна!
ЛЕВШИНА. Ну?
КОЛЕРЪ. Отоприте! Запираться… что за идея?
ЛЕВШИНА. Сказала — отъ васъ. Я одна въ цломъ дом. Боюсь! [Прячетъ деньги].
КОЛЕРЪ. Разв боятся любви? Чмъ мое обожаніе васъ устрашаетъ?
ЛЕВШИНА [тихо присутствующимъ]. Хорошъ?
ШКУРАКОВЪ [тихо]. Хе-хе-хе! [Любови Михайловн]. Расписочку-съ.
ЛЕВШИНА. Мама, пишите. [Любовь Михайловна пишетъ при участіи Шкуракова].
КОЛЕРЪ [стучится]. Ольга Васильевна!
ЛЕВШИНА. Ну что?
КОЛЕРЪ. Отопритесь пожалуйста!
ЛЕВШИНА. А я маму уговорила: соглашается, детъ.
КОЛЕРЪ. Ужли? Ха-ха, вотъ чудесно! Гора съ плечъ! Страсть опостылла!.. [Любовь Михайловна, кончившая расписку, встаетъ и подноситъ платокъ къ глазамъ|.
ЛЕВШИНА. О, нжный супругъ! [Тихо]. Полно, мама. Онъ слезинки вашей не стоитъ. [Подводитъ ее къ боковой двери]. Одвайтесь скоре и демъ. [Любовь Михайловна уходитъ въ слезахъ].
КОЛЕРЪ [стучится]. Съ кмъ вы тамъ?.. Разговоръ!
ЛЕВШИНА [надвая шляпку и тальму]. Одна одинешенька, потому и держу васъ за дверью. Вы меня любите, я тоже… А при этомъ такъ трудно собою владть… Вотъ и боюсь. [Слышны бубенчики].
ШКУРАКОВЪ [едва сдерживаясь]. Ха-ха-ха!
КОЛЕРЪ. Тмъ лучше. Полно же мучить! Жестоко! Оленька, обожаемая, восторгъ мой! впустите! Горю!
ЛЕВШИНА. Охъ, сгораю сама!
ШКУРАКОВЪ. Ахъ, шутъ васъ возьми! [Не выдержалъ и разразился громкимъ хохотомъ].
КОЛЕРЪ. Это что значитъ?! [Сильно напираетъ на дверь]. Отпереть!
ЛЕВШИНА [Шкуракову]. Отоприте ему. [Отпираютъ].

ЯВЛЕНІЕ X и ПОСЛДНЕЕ.

Левшина, Шкураковъ, Колеръ и Макаръ.

КОЛЕРЪ [ворвался и опшилъ]. Парменъ Никитичъ?!. Это какъ же, Ольга Васильевна? Какъ понять вашъ поступокъ?
ШКУРАКОВЪ. Что теперь толковать! Околпачили тебя, Астафій Егорычъ, ха-ха-ха!
МАКАРЪ [входитъ изъ боковой двери съ чемоданомъ на плечахъ и сакомъ въ рук].
КОЛЕРЪ. Господинъ Шкураковъ!.. не забываться, прошу-съ!
ШКУРАКОВЪ. Да ужъ околпачили, хе-хе-хе! Вотъ у меня бумага. Видишь? [Прячетъ ее]. А чуешь ли ты, что это такое? Этою, братецъ, бумагой ты изъ помщиковъ въ прежнее званіе обращаешься. Сельцо же Юшино съ сего часу принадлежитъ на правахъ арендательства мн, что Любовь Михайловна подписомъ своимъ утвердила и носъ теб наклеила, хе-хе! [Колеръ пораженъ].
МАКАРЪ. Пуля! Давно бы такъ! Не дери глазъ на чужой квасъ, xa-ха! [Уходитъ въ заднюю дверь].
КОЛЕРЪ [потерянно]. Но какъ-съ!.. Въ толкъ не возьму!.. Можетъ ли быть!?.
ЛЕВШИНА. Увы, можетъ!
КОЛЕРЪ. Позвольте!.. Какъ же я-съ?.. Я-то что же теперь?
ЛЕВШИНА. Вы?— Фофанъ! [Со смхомъ уходитъ. Шкураковъ хохочетъ до коликъ. Колеръ отъ бшенства не можетъ вымолвить слова. Слышны бубенчики и стукъ отъзжающаго экипажа].

ЗАНАВСЪ.

Шпажинский Ипполит Васильевич
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Луч, Шпажинский Ипполит Васильевич, Год: 1898
  2. В старые годы, Шпажинский Ипполит Васильевич, Год: 1888
  3. Грех попутал, Шпажинский Ипполит Васильевич, Год: 1896
  4. Легкие средства, Шпажинский Ипполит Васильевич, Год: 1879
  5. Предел, Шпажинский Ипполит Васильевич, Год: 1898
  6. Майорша, Шпажинский Ипполит Васильевич, Год: 1878
  7. Прахом пошло!, Шпажинский Ипполит Васильевич, Год: 1883
  8. Чародейка, Шпажинский Ипполит Васильевич, Год: 1884
Электронная библиотека