Фальстаф. Пьеса в двух актах (по Шекспиру), Шекспир Вильям, Год: 1920

Время на прочтение: 27 минут(ы)

Вильям Шекспир

Фальстаф

Ежегодник рукописного отдела пушкинского дома 1998—1999
Л., ‘Дмитрий Буланин’, 2003

НОВОНАЙДЕЙНЫЙ ПЕРЕВОД Н. С. ГУМИЛЕВА

Публикация М. Д. Эльзона

О существовании текста стало известно сравнительно недавно. В трехтомнике Н. А. Богомолова он фигурирует дважды: в исчерпывающей ‘Хронике’ Е. Е. Степанова содержится указание на то, что согласно отчету Секции исторических картин при Театральном отделе (ТЕО) Наркомпроса за период с 26 августа 1919 г. по 1 марта 1920 г. Н. С. Гумилевым ‘закончена 2-актная пьеса ‘Фальстаф’ по историческим хроникам Шекспира’,1 в преамбуле Р. Л. Щербакова к примечаниям к пьесам и рассказам с явным сожалением объявлено, что в том не вошла ‘составленная по историческим хроникам В. Шекспира двухактная пьеса ‘Фальстаф’, текст которой не удалось получить в Архиве М. Горького’, но она ‘будет опубликована в ближайшее время’.2 По любезному сообщению сотрудницы Архива Е. Р. Матевосян, рукопись ‘Фальстафа’ представляет собой автограф Н. С. Гумилева и находится в фонде владельца издательства ‘Всемирная литература’ А. Н. Тихонова. По экономическим причинам объявленная публикация в конце XX века не состоялась.
При работе с фондом Государственного института истории искусств (РО ИРЛИ, ф. 172, не обработан) Татьяна Алексеевна Кукушкина, сотрудник Пушкинского Дома, обнаружила папку с переплетенной машинописью, на первом листе которой значилось: ‘Н. Г. Фальстаф. Пьеса в двух актах (по Шекспиру)’. Лист использования с записью ‘фонд ГИИС, Шифр ф. 172, No 648’ содержит автограф единственного читателя: ’27/VII—70 г. В. Каверин’.
Каждый лист машинописи снабжен овальным штемпелем на обороте: ‘Г. И. И. И. Кабинет современной литературы’. В конце (л. 38 об.) записи карандашом: ‘От Е. И. Замятина’ и чернилами: ‘В данной машиночной записи тридцать восемь (38) листов. Заведующий литературным архивом К. Шимкевич’. По любезному сообщению А. Кукушкиной, фонд 172 содержит также Инвентарную книгу библиотеки Кабина современной литературы, где под 28 ноября 1928 г. зафиксирован факт приобретения: ‘Гумилев Н. ‘Фальстаф’. [М<ашиночная> З<апись>]. От Е. И. Замятина. 3 <руб.>‘. Поскольку рукописи, как и книги, имеют свою судьбу, нет ничего странного в том, что в собрании Е. И. Замятина, близко знавшего Н. С. Гумилева и по ‘Всемирке’ и по Секции ТЕО Наркомпроса, оказался ‘самиздатный’ ‘Фальстаф’, к тому же без указания автора (в гумилевских автографах подпись ‘Н. Г.’ встречается достаточно часто). Примечательно, что в том же 1928 г. Е. И. Замятин окончил свою историческую трагедию ‘Аттила’ и расстался с гумилевским ‘Фальстафом’, вероятно, предвидя отъезд через три года. То, что он не подарил рукопись, а продал ее, было связано с материальными затруднениями создателя ‘Мы’ в это время.
В литературном наследии Н. С. Гумилева произведения Шекспира занимают существенное место. Он перевел два сонета, использовал шекспировские образы в своих стихотворениях (‘Сон’. ‘Когда вступила в спальню Дездемона…’, ‘Она не однажды всплывала…’, особенно ‘Театр’, построенный на афоризме ‘Мир — театр, и люди в нем — актеры’).
Только незнанием публикуемого текста можно объяснить рождение мифа об авторстве. В действительности ‘Фальстаф’ Н. С. Гумилева — не пьеса по мотивам (подобно явному предшественнику — знаменитому либретто А. Бойто к опере Д. Верди), а крайне сжатый вольный перевод обеих частей ‘Генриха IV’ с явной опорой на соавторскую работу З. А. Венгеровой и Н. Минского для второго тома Сочинений под редакцией С. А. Венгерова,3 о чем свидетельствует заглавный список действующих лиц (ср. с переводом Б. Л. Пастернака).4
Сопоставительный анализ новонайденного перевода Н. С. Гумилева с другими переводами шекспировской пьесы в задачи публикатора не входил. При публикации по возможности устранены дефекты машинописного текста, уточнены орфография и пунктуация.
1 Гумилев Н. С. Сочинения. В 3 т. М., 1991. Т. 3. С. 415.
2 То же. Т. 2. С. 395.
3 Шекспир У. Сочинения. СПб., 1902. Т. 2. С. 130—247.
4 Шекспир У. Генрих IV: Ист. хроника в 2 ч. / Пер. Б. Пастернака. М., Л.: Детгиз, 1948.

Фальстаф. Пьеса в двух актах (по Шекспиру)

Действующие лица

Король Генрих IV
Гарри, принц Уэлльский | Его сыновья
Джон, принц Ланкастерский |
Сэр Вальтер Блент |
Гарри Перси |
Лорд Ворчестер |
Овен Глендовер } Заговорщики
Дуглас |
Сэр Ричард Вернон |
Мортимер, граф Морг |
Лэди Перси, жена Перси, сестра Мортимера
Лэди Мортимер, жена Мортимера, дочь Глендовера
Сэр Джон Фальстаф
Пойнс
Пето {В тексте пьесы встречается написание: Пэто.}
Гедегиль
Миссис Квикли, хозяйка таверны
Долли Тиршит, ее подруга
Трактирный слуга
Гонец
1 извозчик
2 извозчик
Шериф
Свита и воины

Время действия: начало XV века.

Место действия: Англия.

Декорация первого акта: таверна в предместьи Лондона.

Декорация второго акта: равнина в Шрюсберри.

Между актами проходит несколько недель.

ДЕЙСТВИЕ I

Входят Гарри и Фальстаф.

ФАЛЬСТАФ. Который теперь час, Галь?
ГАРРИ. Видно, у тебя мозги хересом заплыли, раз ты спрашиваешь совсем не то, что хочешь знать на самом деле. Вот будь часы бутылками, минуты каплунами, маятники языками сводень, а само солнце красивой потаскушкой в огненно-красном шелку, а то так — на что тебе время.
ФАЛЬСТАФ. Верно, Галь, верно ты говоришь. Мы, обиратели кошельков, живем не по солнцу, а по луне и семизвездию. И потому, голубчик, когда ты будешь королем, скажи, чтобы нас, рыцарей ночи, звали не дневными грабителями, а кавалерами мрака, любимцами луны. К тому же, как нас назвать бесчестными, если самые могущественные сеньоры не гнушаются подражать нам? Говорят, что твой тезка, Гарри Готспур, одержал победу над этим бешеным шотландцем Дугласом и отказывается отдать королю пленных.
ГАРРИ. Говорят.
ФАЛЬСТАФ. Слышно также, что наш милостивый господин, а твой немилостивый отец, король, не хочет выкупить благородного Мортимера у дикого уэльсца Глендовера, который захватил его после того, как они двадцать четыре часа бились лицом к лицу и выломали леса на много, много фунтов стерлингов. Вот дело, каким не побрезговал бы и я.
ГАРРИ. Боем или фунтами?
ФАЛЬСТАФ. Перестань шутить. Ты ведь знаешь, что я смел, как лев. Однако Готспур — шурин Мортимера, и не пить мне больше ничего, кроме чистой воды, если он не привяжется к королю.
ГАРРИ. Какой стыд! Видно, что публичные дома — единственные, где тебя еще принимают, и единственный джентльмен, с которым ты беседуешь — твой собственный лакей, если твои новости так же стары, как твое брюхо. Мортимер уже не пленник Глендовера, а лучший друг и муж его дочери, а Готспур ведет с ними переговоры и две недели не может собраться послать гонца королю.
ФАЛЬСТАФ. Готспур ведет переговоры с Глендовером? С тем самым, который отколотил дьявола, наставил рога Люциферу, заставил черта присягнуть ему на кресте алебарды?
ГАРРИ. Ну, да. И Дуглас с ними.
ФАЛЬСТАФ. Тот, который въезжает верхом на отвесную гору и на скаку стреляет из пистолета в воробья?
ГАРРИ. Ты попал в самую точку.
ФАЛЬСТАФ. Лучше, надеюсь, чем он в воробья. Значит теперь можно покупать землю дешевле тухлой макрели, а девственниц — сотнями, как гвозди для подков. Черт возьми, недаром я сегодня печален, как старый кот или медведь на цепи.
ГАРРИ. Или как заяц, или сточная канава.
ФАЛЬСТАФ. Ты любишь самые неприятные сравнения. Право, ты самый несравненный, самый негодный и самый милый принц на свете. Меня недавно на улице один старый член Совета бранил за вас, сэр. Но я не слушал его, а он говорил очень умно и притом на улице.
ГАРРИ. Так всегда и бывает. Ведь сказано, что мудрость кричит на площадях и никто ей не внемлет.
ФАЛЬСТАФ. Какая у тебя нечестивая страсть к текстам! Ты прямо-таки загубил мою душу, да простит тебе Бог. До нашего знакомства я был невинен, а теперь, сказать по правде, немногим лучше самого злейшего нечестивца. Мне необходимо исправиться, и я исправлюсь, клянусь честью. Я не хочу погубить душу ни из-за какого королевского сына в целом мире.
ГАРРИ. Где бы нам завтра стащить кошелек с деньгами, Джэк?
ФАЛЬСТАФ. Как хочешь, Галь, и наплюй мне в глаза, если я не буду заодно с тобой.
ГАРРИ. Вот так покаянье — от молитв к грабежу.

(Входит Пойнс).

ГАРРИ. Здравствуй, Нэд.
ПОЙНС. Здравствуй, милый Галь. Что поделывает сеньер Раскаянье? Как поживает сэр Джон Сладкий Херес. Слушайте, братцы мои: сейчас из этой гостиницы выезжают в Кентербери богомольцы с богатыми дарами. Я приготовил для вас всех маски, лошади у вас есть. Вся затея так же безопасна, как сон после обеда. Отправитесь со мною, я набью вам кошельки золотом. Нет — оставайтесь дома и желаю вам быть повешенными.
ФАЛЬСТАФ. Галь, ты с нами?
ГАРРИ. Чтоб я стал грабителем? Ни за что, клянусь честью.
ФАЛЬСТАФ. Где же твоя честность, мужество, чувство дружбы? Есть ли в тебе королевская кровь, если ты не смеешь добыть десяти миллионов королевского чекана? Если так, то я сделаюсь государственным изменником, когда ты вступишь на престол.
ГАРРИ. Как хочешь.
ПОЙНС. Сэр Джон, прошу тебя, оставь меня наедине с принцем. Я ему приведу такие доводы, что он согласится быть с нами.
ФАЛЬСТАФ. Да ниспошлет тебе Господь дар убеждения и пусть Галь поймет, что истинный принц может стать для забавы поддельным вором. В наше печальное время нужно чем-нибудь поднять дух. Прощайте, вы найдете меня рядом, у Долли Тиршит.

(Уходит).

ПОЙНС. Послушай, милый, дорогой Галь, поезжай с нами. Я придумал шутку, а один не могу ее выполнить. Фальстаф, Бардольф, Пето и Гедегиль ограбят богомольцев, нас с тобой при этом не будет. А когда они захватят добычу, голову даю на отсечение, мы отнимем ее у них.
ГАРРИ. Как же мы отделимся от них?
ПОЙНС. Мы выедем раньше или позже и не явимся на место встречи, они решат напасть без нас и как только покончат с делом — мы бросимся на них. Маски мы переменим, и я нарочно заготовил клеенчатые плащи, под которыми нас не узнают.
ГАРРИ. Да, но я боюсь, что нам их не одолеть.
ПОЙНС. Трое из них настоящие трусы и сейчас же покажут нам спину, четвертый тоже не будет противиться дольше, чем следует. Вся потеха будет заключаться в невообразимом вранье этого жирного плута, когда мы встретимся за ужином.
ГАРРИ. Хорошо, я согласен, готовь, что нужно.
ПОЙНС. До свидания, принц.

(Уходит).

ГАРРИ. Я всех вас знаю, но хочу пока
потворствовать и лени и распутству,
и в этом подражать я стану солнцу,
которое порою позволяет скрывать от мира зараженным Вам
свою сияющую красоту, чтоб после, сделавшись самим собою
и разогнав удушливый туман,
тем больше вызвать в людях восхищенье.
Будь целый год из праздников составлен,
Забавы были бы скучны, как труд,
Но праздники тем и милы, что редки,
Случайное нам радостней всего.
Так, отрешившись от беспутной жизни
И уплатив, чего не обещал,
Тем выше буду в жизни я поставлен,
Чем больше ожиданий обману,
Как блещущий металл из грязной почвы,
Мою вину затмит перерожденье.

(В дверях показываются извозчики. Гарри удаляется).

1 ИЗВОЗЧИК. Ого. Пусть меня повесят, если уже не четыре часа. Медведица стоит над новой трубой, а лошадь еще не навьючена.
2 ИЗВОЗЧИК. Бобы и горох здесь совсем подмоченные, черт бы их побрал, того и гляди, у бедной скотины черви заведутся: все в этом трактире пошло вверх дном со смерти конюха Робина.
1 ИЗВОЗЧИК. Бедняга. Он загрустил с тех пор, как вздорожал овес. Это свело его в могилу.
2 ИЗВОЗЧИК. Ни в одном трактире на всей лондонской дороге нет такого количества блох. Я от них в пятнах, что твой линь.

(Входит Гэдегиль).

ГЭДЕГИЛЬ. Здравствуйте, братцы. Который час?
1 ИЗВОЗЧИК. Кажется, два часа.
ГЭДЕГИЛЬ. К какому часу вы думаете попасть в Исгил?
2 ИЗВОЗЧИК. Достаточно рано, чтобы лечь спать при свече, ручаюсь тебе. Идем, сосед, пора будить господ. Они хотят ехать в компании, у них много поклажи.

(Извозчики уходят).

ГЭДЕГИЛЬ. Эй, кто там! Человек!
СЛУГА. Я тут как тут, — сказал вор.

(за сценой)

ГЭДЕГИЛЬ. Или сказал трактирный слуга — это то же самое.

(Входит слуга).

СЛУГА. С добрым утром, мистер Гэдегиль. Все, что я вам рассказывал вчера, подтверждается. Один из богомольцев — богатый помещик: он везет триста марок золотом. Я сам слышал, как он за ужином говорил об этом с попутчиком. А тот что-то вроде сборщика податей — у него тоже много поклажи. Они уже позавтракали и сейчас двинутся в путь.
ГЭДЕГИЛЬ. Не миновать им встречи с нами, даю тебе голову на отсеченье.
СЛУГА. Не надо мне твоей головы, побереги ее для палача.
ГЭДЕГИЛЬ. Какой там палач, грабим с полной безопасностью, как за каменной стеной. При нас такое зелье — папоротниковый цвет и мы ходим невидимками.

(Уходит).

СЛУГА (прибирая комнату). Верно, нынче грабят не какие-нибудь проходимцы, а люди знатные и степенные, бургомистры и богачи, люди, которые умеют постоять за себя, больше дерутся, чем говорят, больше говорят, чем пьют, больше пьют, чем молятся. Нет, вру: они постоянно молятся своей святой заступнице — чужой мошне, или, вернее, заставляют ее самое возмолиться, обирая ее, они помыкают ею, топчут ее, как старые сапоги.

(Входят миссис Квикли и Долли Тиршит).

КВИКЛИ. Скорей стакан канарского для миссис Тиршит. Вы так взволнованы, душечка, как бы вам не стало дурно.

(Тиршит пьет вино).

ТИРШИТ. Чорт бы побрал этого старого бездельника. Все время, что он сидел у меня, он теребил вертел, который он называет своей шпагой, и говорил о каком-то деле. А потом ушел с этими отпетыми мерзавцами, Бардольфом и Пето, и я боюсь, что когда его потащут на виселицу, то вспомнят и обо мне.
КВИКЛИ. Как, неужели сэру Джону, прекрасному сэру Джону грозит опасность? Я не переживу этого. Ведь я заложила для него мои занавеси и он обещал жениться на мне.
ТИРШИТ. В таком случае молитесь, чтобы его до тех пор повесили — вам от него мало будет корысти. Под ним подломится каждая постель.
КВИКЛИ. Ах, милая, постарайтесь, чтобы он выполнил свое обещание. Ведь он рыцарь и я буду лэди.
ТИРШИТ. Разве что так. Во всяком случае, его род древний, даже если он начинается им самим.
КВИКЛИ. Я слышу голоса. Это наш принц. Уйдем отсюда, чтобы ему было удобнее. Не всякой трактирщице приходится принимать наследного принца.
ТИРШИТ {В рукописи указание на лицо, которому принадлежит данная реплика, отсутствует, внесено публикатором.}. Ну, этого, кажется, видали многие.

(Уходят. Гарри и Пойнс входят).

ГАРРИ. Как быстро все кончилось. Теперь воришки так перетрусили, что не смеют повстречаться, подозревая друг в друге стражника. А сэр Фальстаф бежит, потеет и марает на бегу дорогу. Он был бы жалок, не будь так смешон.
ПОЙНС. И как громко ревел негодяй, а убежал, не нанеся ни одного удара. Правда, другие убежали еще раньше.
ГАРРИ. А как они налетели на богомольцев! (Передразнивая Фальстафа) ‘Бейте, валите их: перережьте бездельникам горло! Они ненавидят нас, молодежь!’
ПОЙНС. Да, да, он именно так и сказал.
ГАРРИ (та же игра). ‘Повесить бы вас, толстопузых негодяев! Шевелитесь, окорока, шевелитесь! И нам, молодым людям, жить надо!’
ПОЙНС. Фу, это было так глупо, что даже удивительно, как те позволили себя связать.
ГАРРИ. А тут мы и выскочили. Деньги у тебя?
ПОЙНС. Вот.
ГАРРИ. Спрячь. Мы их не сразу покажем. Да, тут есть о чем толковать целую неделю, хохотать целый месяц, запомнить, как отличную шутку, на всю жизнь.

(Входит слуга).

СЛУГА. Милорд, старый сэр Джон с другими господами стоят у ворот. Прикажете их впустить?
ГАРРИ. Уже! Пусть они немного подождут, а потом впусти.

(Слуга уходит).

Ну что, будет потеха.
ПОЙНС. Еще бы. Нам будет весело, как сверчкам.
ГАРРИ. Я теперь готов на все шалости, которые когда-либо проделывались со времен старого Адама до этой юной полночи, а все еще не в таком настроении, как Перси Готспур, он убивает перед завтраком каких-нибудь шестьдесят, семьдесят шотландцев, моет руки и говорит жене: ‘Надоела мне эта спокойная жизнь, мне нужна работа’. — ‘Милый Гарри, — спрашивает она, — сколько человек ты убил сегодня?’ — ‘Напоите моего чалого, — кричит он и отвечает через час, — три, четыре дюжины, пустяки’. Вот она, добрая старая Англия. Позови же, однако, Фальстафа, позови этот окорок, этот комок сала.

(Входят Фальстаф, Гэдегиль, Бардольф и Пето).

ФАЛЬСТАФ (делая вид, что не замечает присутствующих). Чума на всех трусов, говорю я, чума и проклятье. Эй, милый, стакан хереса! Я лучше буду вязать чулки и чинить пятки, чем дальше вести такую жизнь. Чума на всех трусов! Дай же мне стакан хереса, бездельник! Неужели на земле нет больше добродетели! (Пьет).
ПОЙНС. Здравствуй, Джек. Где ты был?
ФАЛЬСТАФ. Ах, ты мерзавец! В херес подмешана известь! Да (та же игра), чего и ждать от мошенников? Но трус еще хуже, чем херес с известью. Ступай своей дорогой, старый Джек, умри, как хочешь. Мужество, истинное мужество исчезло с лица земли.
ГАРРИ. Что ты там ворчишь, мешок, набитый шерстью?
ФАЛЬСТАФ. И это сын короля! Пусть меня назовут выпотрошенной селедкой, если я не выгоню тебя из твоего королевства деревянной шпагой и не погоню перед тобою всех твоих подданных, как стадо диких гусей. И ты — принц Уэльский!
ГАРРИ. Это еще что такое, поганый брюхан!
ФАЛЬСТАФ. Разве ты не трус? Отвечай… да и Пойнс тоже.
ГАРРИ. Ах ты, жирное пузо, я тебя заколю, если ты еще раз назовешь меня трусом!
ФАЛЬСТАФ. Разве я назвал тебя трусом? Будь ты раньше проклят, чем я назову тебя трусом! Но я дал бы тысячу фунтов, чтобы бегать так же, как ты. Дайте мне стакан хереса! Будь я подлец, если у меня хоть капля была во рту!
ГАРРИ. Ах, негодяй, у него еще губы не обсохли от последнего стакана!
ФАЛЬСТАФ. Не все ли равно. (Пьет). Проклятье всем трусам, говорю я.
ГАРРИ. В чем дело?
ФАЛЬСТАФ. В чем дело? А в том, что мы четверо сегодня добыли тысячу фунтов.
ГАРРИ. Где же они, Джэк?
ФАЛЬСТАФ. Где? Их у нас отняли. На нас, четырех, напала целая сотня.
ГАРРИ. Как, неужели сотня?
ФАЛЬСТАФ. Я спасся каким-то чудом. Мой камзол продырявлен в восьми местах, штаны в четырех, щит мой весь иссечен, меч иззублен, как пила. Если на бедного старого Джэка не напало пятьдесят, шестьдесят человек — ты можешь назвать меня пучком редиски.
ГАРРИ. Господи помилуй! Надеюсь, ты никого не убил?
ФАЛЬСТАФ. Ну, об этом поздно молиться. С двумя, наверно, все счеты покончены, с негодяями в клеенчатых плащах. Если я солгал тебе, Галь, плюнь мне в лицо. Ты ведь знаешь мой всегдашний фехтовальный прием, вот так я стал, так держал шпагу. Четверо негодяев в клеенчатых плащах бросились на меня…
ГАРРИ. Как четверо? Ведь ты только что сказал, что двое.
ФАЛЬСТАФ. Четверо, Галь, я и сказал — четверо.
ПОЙНС. Да, да, он сказал — четверо.
ФАЛЬСТАФ. Эти четверо выстроились и сразу направили на меня шпаги. Я, недолго думая, подставил щит и все семь клинков вонзились в него.
ГАРРИ. Ну вот, уже тремя стало больше.
ФАЛЬСТАФ. Так как острия их шпаг отломились, они стали отступать. Я бросился и в одно мгновенье уложил семерых из одиннадцати.
ГАРРИ. Какой ужас! Одиннадцать человек выросло из двух!
ФАЛЬСТАФ. Но тут сам черт вмешался в дело — на меня сзади наскочило трое в зеленых куртках, а было так темно, Галь, что не видать собственной руки.
ГАРРИ. Эти выдумки похожи на своего родителя — огромные, точно горы, явные, осязательные. Ах ты, скверный обжора, безмозглый чурбан, грузный ком сала, потаскушкино отродье.
ФАЛЬСТАФ. Что ты, что ты, ты с ума сошел! Это же неправда все!
ГАРРИ. А как ты мог увидеть, что эти люди были в зеленых куртках, если было так темно, что не видать руки? Объясни-ка нам это. Ну, что ты скажешь?
ПОЙНС. Объясни, Джэк, объясни.
ФАЛЬСТАФ. Как! По принужденью! Нет, если бы меня на дыбу вздернули, я бы ничего не сказал по принужденью.
ГАРРИ. Нет, довольно: этот налитый кровью трус, лежебока, этот ломатель лошадиных хребтов, эта гора мяса…
ФАЛЬСТАФ. Отстань, заморыш, сушеный коровий язык, хвост бычачий, треска! — О, если бы я мог, не переводя дух, сказать все, на что ты похож — портняжный аршин, пустые ножны, колчан, дрянная шпага!
ГАРРИ. Отдышись немного, а там опять начни, а когда ты устанешь от своих скверных сравнений — выслушай только вот что…
ПОЙНС. Слушай, Джэк, внимательно.
ГАРРИ. Это я с Пойнсом напали на вас четырех и сразу прогнали вас от добычи, мы можем показать ее, она здесь, в доме. А ты, Фальстаф, так проворно понес свое брюхо и ревел, моля о пощаде, как настоящий теленок. Какая подлость — иззубить свою шпагу и потом уверять, что это произошло в бою. Что ты можешь теперь придумать, какую хитрость, какую уловку, чтобы прикрыть свой явный и очевидный позор?
ПОЙНС. Говори, Джэк, посмотрим, как ты выпутаешься.
ФАЛЬСТАФ. Клянусь небом, я узнал вас, узнал, как родной отец. Неужели бы я стал сражаться с настоящим принцем? Разве я смел бы убить настоящего принца? Ты, Галь, знаешь, я храбр, как Геркулес, но все дело в инстинкте: лев не тронет настоящего принца. И я вел себя трусом, следуя инстинкту. Ну, братцы, я чертовски рад, что деньги у вас. Ну что же, будем веселиться. Не сыграть ли нам комедию?
ГАРРИ. Согласен, и содержаньем ее будет твое богатство.
ФАЛЬСТАФ. Нет, уж об этом больше ни слова, Галь, если ты меня любишь. Давай представим лучше заговорщиков. Я все о них думаю. Для тебя, наследного принца, нельзя было бы во всем мире выискать страшнее противников, чем этот черт Дуглас, этот злой дух Перси и дьявол Глендовер. Я думаю, ты сильно напуган. Кровь стынет в жилах.
ГАРРИ. Ничуть, уверяю тебя. Мне недостает твоего инстинкта.
ФАЛЬСТАФ А ведь завтра, когда ты явишься к отцу, тебе страшно достанется. Прошу тебя из любви ко мне, приготовь ответ, сделаем репетицию.
ГАРРИ. Хорошо. Представь ты моего отца и расспроси меня о подробностях моей жизни.
ФАЛЬСТАФ. Идет. Пусть этот стул будет моим троном, этот кинжал моим скипетром и эта подушка моей короной.
ГАРРИ. Только такие знаки величья тебе и подобают.
ФАЛЬСТАФ. Если только в тебе не угасла хоть искра благодати, увидишь, как я тебя растрогаю. Дайте мне стакан хереса, чтобы глаза у меня были красные, точно я плакал.
ХОЗЯЙКА. Господи Боже! Вот так славная потеха. (в дверях).
ФАЛЬСТАФ. Уйдите, лорды, с грустной королевой, ее глазные шлюзы полны слез.

(Играет).

Гарри, меня удивляет не только твое времяпрепровожденье, но и общество, в котором ты живешь. Что ты — мой сын, в этом меня убеждают отчасти уверенья твоей матери, отчасти мое собственное мнение, но в особенности дурацкая отвислость твоей нижней губы. Если же ты мой сын, то почему на моего сына все указывают пальцами? Неужели сын английского короля может стать вором и похищать кошельки? Вот вопрос, который приходится ставить. Я говорю тебе это, Гарри, не с пьяных глаз, не шутя, а скорбя, не словами только, но и болящим сердцем. Все-таки есть один хороший человек, которого я часто замечал в твоем обществе, но не знаю, как его зовут.
ГАРРИ. Каков он собою, Ваше Величество?
ФАЛЬСТАФ. Это внушительный и довольно полный человек, с веселым лицом, приятными глазами и очень благородными манерами. Я думаю, ему лет около пятидесяти и теперь припоминаю, что его зовут Фальстафом. Вот его общества держись, а всех остальных прогони. Теперь скажи мне, бездельник, где ты пропадал целый месяц?
ГАРРИ. Разве королю подобает так говорить? стань ты теперь на мое место, а я представлю моего отца.
ФАЛЬСТАФ. Меня свергают с трона? Посмотрим. Если ты сумеешь быть хоть наполовину таким величественным, как я, пусть меня повесят за ноги.
ГАРРИ. Ну вот, я сел.
ФАЛЬСТАФ. А я встал. Судите, господа!
ГАРРИ (играет). До меня дошли очень серьезные жалобы на тебя, Гарри.
ФАЛЬСТАФ. Это все вранье, милорд. Покажу я тебе принца, увидишь.
ГАРРИ. Ты ругаешься, скверный мальчишка? Прочь с глаз моих! Тебя насильно совращают с пути добродетели. Ты одержим дьяволами в образе жирного старика. Твой товарищ бочка, а не человек. Зачем ты водишь дружбу с этим тюком гнусностей, этим мешком скотства, этой вздутой водянкой, с этим дряхлым пороком, седым безбожьем, престарелым тщеславием? На что он годен? Только для того, чтобы пить херес. В чем он опрятен? Только в разрезываньи каплунов. В чем ловок? Только в обмане. В чем презренен? Во всем. В чем порядочен? Ни в чем.
ФАЛЬСТАФ. Я бы хотел, чтобы Ваша милость объяснила мне, о ком идет речь.
ГАРРИ. Я говорю об отвратительном совратителе юности, о Фальстафе, этом старом белобородом дьяволе.
ФАЛЬСТАФ. Милорд, я его знаю.
ГАРРИ. Не сомневаюсь в этом.
ФАЛЬСТАФ. Но если бы я сказал, что знаю за ним больше дурного, чем за самим собой — я бы солгал. Что он стар — об этом свидетельствуют его седины, но чтобы он был распутником? Простите, Ваше Величество, это я совершенно отрицаю. Если пить херес преступленье, то да поможет Бог преступникам. Если тучных людей следует ненавидеть, то значит тощие коровы Фараона одни достойны любви. Нет, добрый государь, прогоните Пэто, прогоните Бардольфа, Пойнса, но что до Джэка Фальстафа, доброго Джэка Фальстафа, верного Джэка Фальстафа, храброго Джэка Фальстафа и тем более храброго, что он старый Джэк Фальстаф — не разлучайте его с Гарри. Прогнать толстого Джэка — все равно, что прогнать весь мир.

(Стук в дверь. Бардольф выходит и тотчас вбегает обратно).

БАРДОЛЬФ. О, милорд, милорд! У двери шериф со стражей!
ФАЛЬСТАФ. Убирайся, плут! Нужно закончить представленье. Я еще много могу сказать в пользу Фальстафа.

(Входит миссис Квикли).

КВИКЛИ. О Господе Иисусе! Милорд, милорд!
ГАРРИ. Ну что там такое. Уж не дьявол там приехал верхом на смычке?
КВИКЛИ. Шериф со стражей! Они просят осмотреть дом.
ГАРРИ. Так пустите их.
ФАЛЬСТАФ. Да ты в самом деле сошел с ума!
ГАРРИ. А ты трус и помимо инстинкта.
ФАЛЬСТАФ. Это я отрицаю. Если ты не впустишь шерифа, хорошо. Впустишь, пусть войдет. Я надеюсь, что петля меня удавит так же скоро, как и всякого другого.
ГАРРИ. Поди, спрячься за занавеску, а вы все ступайте наверх.

(Все уходят, кроме Пето).

Позови шерифа.

(Входят шериф и извозчик).

Что вам угодно от меня, господин шериф?
ШЕРИФ. Прошу прощенья, милорд, но народ кричит, что проследил каких-то людей в этом доме.
ГАРРИ. Каких людей?
ШЕРИФ. Один из них известен. Старик, очень жирный…
ИЗВОЗЧИК. Точно масло.
ГАРРИ. Я его только что отослал с порученьем. Но завтра я его доставлю к вам. Пока же прошу покинуть этот дом.
ШЕРИФ. Слушаю, милорд. Два джентльмена были ограблены на триста марок.
ГАРРИ. Может быть. Если это сделал он, то будет отвечать.
ШЕРИФ. Покойной ночи, благородный лорд.
ГАРРИ. Вернее, доброго утра.
ШЕРИФ. О да, милорд. Уже третий час.

(Шериф и извозчик уходят).

ГАРРИ. Поди, позови Фальстафа.
ПЕТО. Фальстаф! Спит мертвецким сном и храпит, как лошадь.
ГАРРИ. Обыщи его карманы. Что ты нашел?
ПЕТО. Одни бумаги, милорд. {В рукописи: Одна бумага, исправлено публикатором.}
ГАРРИ. Посмотри, что в них такое.
ПЕТО (читает). Каплун 2 шиллинга, соус 4 пенса, хересу два штофа 5 шиллингов, анчоусы и херес 2 шиллинга 6 пенсов, хлеб пол-пенса.
ГАРРИ. Возмутительно. Только на пол-пенса хлеба при таком количестве хереса. Остальное прочтем на досуге. Я сейчас явлюсь ко двору и нам всем нужно отправиться на войну. Деньги мы вернем обворованным теперь же. Прощай, Пето.
ПЕТО Прощайте, благородный лорд.

(Гарри уходит).

Голос Фальстафа (из-за занавески). Эй, кто там! Бардольф! Пето! Помогите же встать. Тут какой-то шкаф врезался в меня углом.
ПЕТО. А вот ты и обопрись об него.
Голос Фальстафа. Да, обопрись! А вдруг он сломается и я упаду? Нынче все вещи пошли такие непрочные.

(Фальстаф выходит).

ФАЛЬСТАФ. Пето, правда ли, я возмутительно опустился? Я худею, сохну. Кожа висит на мне, как распущенное платье на старухе. Я сморщился, как печеное яблоко. Надо мне покаяться, а то я позабыл, какой вид имеет церковь внутри. Общество, дурное общество погубило меня.
ПЕТО. Да, Джэк, ты так расстроен, тебе недолго жить.
ФАЛЬСТАФ. В том-то и дело.

(Входит миссис Квикли).

Ну, милейшая курочка, кто это шарил в моих карманах?
ПЕТО. Это принц…
ФАЛЬСТАФ. Молчи. (К Квикли). Да, кто?
КВИКЛИ. Да что это вы, сэр Джон, что вы вздумали. Неужели вы думаете, что у меня в доме воры? Здесь до сих пор десятой доли волоска не пропадало.
ФАЛЬСТАФ. Вранье. Бардольф здесь брился, да и кроме того много волос потерял. И я клянусь, что у меня обчистили карманы. Так уж ты молчи, баба.
КВИКЛИ. Кто я? Нет, я не позволю вам ругаться. Вы задолжали мне и теперь нарочно ссоритесь, чтобы не платить.
ФАЛЬСТАФ. Я не заплачу ни гроша. Ты, кажется, считаешь меня молокососом? У меня украли дедовский перстень, которому цена сорок марок.
КВИКЛИ. Господе Иисусе! Сколько раз я сама слышала от принца, что перстень медный.
ФАЛЬСТАФ. Твой принц шут и дармоед. Чорт побери, будь он здесь, я бы его отколотил как собаку за такие слова.

(Входят Гарри и Пойнс, маршируя. Гарри наигрывает на тросточке, как на флейте, походный марш).

ГАРРИ. И идти далеко не пришлось. Приказ встретил меня у дверей. Ну, теперь нам всем придется помаршировать.
КВИКЛИ. Милорд, ради Бога, выслушайте меня.
ФАЛЬСТАФ. Плюнь на нее, пожалуйста, а выслушай меня.
ГАРРИ. Что случилось?
ФАЛЬСТАФ. Сейчас я заснул здесь за занавеской и у меня обчистили карманы, эта харчевня стала непотребным домом, здесь грабят людей.
ГАРРИ. Что же у тебя пропало, Джэк?
ФАЛЬСТАФ. Поверишь ли, Галь, три или четыре билета в сорок фунтов и дедовский перстень с печатью.
ГАРРИ. Ну, он-то пустяки, ему вся цена пенсов восемь.
КВИКЛИ. Так я и говорила, милорд, и сказала, что слышала это от вашей милости. А сэр Джон, милорд, стал бранить вас и даже похвалился, что вас отколотит.
ГАРРИ. Не может быть!
КВИКЛИ. Не будь я честной женщиной, если это неправда.
ФАЛЬСТАФ. Правдивости в тебе не больше, чем в травленной лисице. Убирайся, тварь.
КВИКЛИ. Как тварь! Какая это тварь!
ФАЛЬСТАФ. Ну да, тварь такая, что не дай Бог.
КВИКЛИ. Вовсе я не такая тварь. А ты, несмотря на свое рыцарство, негодяй, если так позоришь меня.
ФАЛЬСТАФ. А ты, несмотря на то, что женщина, — животное, и больше ничего.
КВИКЛИ. Скажи-ка, подлец, какое я животное!
ФАЛЬСТАФ. Какое? Выдра.
ПЕТО. Выдра? Почему же выдра, сэр Джон?
ФАЛЬСТАФ. Потому что они ни рыба, ни мясо и неизвестно, как за нее взяться.
КВИКЛИ. Лжешь! Ты и всякий другой отлично знаете, как взяться.
ГАРРИ. Вы правы, хозяйка, он грубо клевещет на вас.
КВИКЛИ. И на вас тоже, милорд. Он сказал, что вы должны ему тысячу фунтов.
ФАЛЬСТАФ. Какое тысячу, Галь — миллион! Моя любовь к тебе стоит миллиона.
КВИКЛИ. Он еще назвал вас шутом и обещал отколотить.
ФАЛЬСТАФ. Разве я это сказал, Пето?
ПЕТО. Сказал, Джэк.
ФАЛЬСТАФ. Ну да, если он станет утверждать, что мое кольцо медное.
ГАРРИ. Конечно, медное. Как ты теперь исполнишь угрозу?
ФАЛЬСТАФ. Поскольку ты человек, Галь, я бы исполнил, но ты принц и я боюсь тебя, как рычащего льва. Пусть лопнет мой пояс, если это не так.
ГАРРИ. Если б он лопнул, твое брюхо упало бы до колен. В утробе твоей, негодяй, нет места для верности и чести — она вся набита кишками и потрохами. Обвинять честную женщину в обираньи твоих карманов, когда там не было ничего, кроме трактирных счетов и грошевого леденца против изжоги. И ты все еще стоишь на своем и не хочешь сознаться.
ФАЛЬСТАФ. Хозяйка, я прощаю тебя. Поди и приготовь мне завтрак. Ты видишь, я сдаюсь на разумные доводы, я удовлетворен. Как, опять? Нет уж, уходи, пожалуйста. А теперь скажи, Галь, что слышно при дворе. А наш грабеж? Ты это уладил?
ГАРРИ. Деньги возвращены.
ФАЛЬСТАФ. Не люблю я, когда возвращают деньги — только двойная работа.
ГАРРИ {В рукописи: Фальстаф, исправлено публикатором.}. Я достал тебе место в пехоте.
ФАЛЬСТАФ. Я предпочел бы служить в коннице.
ГАРРИ. Пето!
ПЕТО. Милорд?
ГАРРИ. Это письмо доставь моему брату, лорду Джону Ланкастерскому, а это — милорду Вестергорленду.

(Пето уходит).

Пойнс, теперь на коней. Нам надо сделать до обеда тридцать миль.

(Пойнс уходит).

Ты же, Джэк, к двум часам будь в Темпль-Голле. Там получишь деньги и устав вербовки. Страна охвачена пламенем. Перси грозит мне смертью — и действительно один из нас умрет.

(Уходит).

ФАЛЬСТАФ. Все это хорошо, но как же завтрак?

ДЕЙСТВИЕ II

Перси, Глендовер, Лорд Ворчестер, Мортимер.

ПЕРСИ. Друзья нам в_е_рны, обещаний много.
МОРТИМЕР. Начало нас приветствует надеждой.
ПЕРСИ. Присядем, Мортимер, и вы, Глендовер.
Ах, дядя Ворчестер! забыл я карту.
ВОРЧЕСТЕР {В рукописи: Глендовер, исправлено публикатором.}.
Нет, вот она. Согласно договору,
мы Англию разделим на три части.
Все области от Трента и Северна,
конечно, мне должны принадлежать.
Глендовер должен получить весь запад,
вы ж, Мортимер, все к северу от Трента.
ПЕРСИ. А вам не кажется, что мой участок
И меньше и бедней, чем ваши оба?
Здесь Трент течет ужаснейшим изгибом
И режет лучший клок моих владений.
ГЛЕНДОВЕР. Я против всяких изменений.
ПЕРСИ. Вы?
ГЛЕНДОВЕР. Не будет их.
ПЕРСИ. Кто так сказать посмеет!
ГЛЕНДОВЕР. Хотя бы я.
ПЕРСИ. Скажите ж по-валлийски,
Чтоб я не понял.
ГЛЕНДОВЕР. О, не хуже вас
Я говорю по-английски, милорд.
Я был воспитан при дворе, и много
Сложил там песен _а_нглийских для арфы.
И в вас едва ль найдут подобный дар.
ПЕРСИ. Я лучше бы стал кошкою на крыше,
Чем кем-нибудь из этих стихоплетов.
ГЛЕНДОВЕР. Милорд, молчите, при моем рожденьи
Явились знаменья на небесах,
Кружились звезды и земля дрожала.
ПЕРСИ. Но я, милорд, зато не задрожу.
ГЛЕНДОВЕР. Не ото всякого стерпел бы я
Слова такие. Ведь и все теченье
Моей дальнейшей жизни подтвердило,
Что мне дана особая судьба.
Кто б звал меня своим учеником?
ПЕРСИ. Не я. Мне некогда, пойду обедать.
МОРТИМЕР. Зачем ты дразнишь тестя моего?
ГЛЕНДОВЕР. Я духов адских вызывать могу.
ПЕРСИ. Еще бы. Каждый может вызвать духа,
Но только явится ли дух на зов?
ВОРЧЕСТЕР. Мы ссориться здесь будем, а король
Тем временем приготовляет войско.
ГЛЕНДОВЕР. Нам надо торопиться, я пойду
И ваших жен к отъезду приготовлю.
Боюсь, что дочь моя сойдет с ума
От горести покинуть Мортимера.

(Уходит).

ВОРЧЕСТЕР. Милорд, вы поступили очень дурно,
Я дядя ваш, и я скажу. С тех пор,
Как вы с Глендовером, валлийским князем,
Увиделись — вы сердите его
Надменностью, презреньем, самомненьем,
А между тем он человек достойный,
Он сведущ в книгах и в науках тайных,
Учтив, и щедр, и доблестен, как лев.
МОРТИМЕР. Да, Перси, это дурно.
ПЕРСИ. Вновь я мальчик.
Да здравствуют хорошие манеры!
Вот наши жены. Будем расставаться.

(Входят Глендовер, Лэди Перси, Лэди Мортимер).

МОРТИМЕР. Как грустно, что по-_а_нглийски ни слова
Не говорит жена, я ж по-валлийски.
ГЛЕНДОВЕР. Вот дочь моя рыдает, не желая
Расстаться с вами.
ЛЭДИ МОРТИМЕР. О, Коннор Уэлльс!
МОРТИМЕР. Твои я поцелуи понимаю,
И взор твой нежный, больше ничего.
Но непременно твой язык родной
Я выучу. Валлийской речи звуки
В твоих устах пленительны, как песни,
Что королевы п_о_д вечер поют.
ЛЭДИ ПЕРСИ. О, выслушай меня, супруг!
ПЕРСИ. Супруга?
ЛЭДИ ПЕРСИ. Как я уеду от тебя?
ПЕРСИ. Верхом
Или в карете.
ЛЭДИ ПЕРСИ. Глупая мартышка,
Без шуток, Гарри. Я хочу узнать,
Что делать ты задумал? Я боюсь,
Что брат мой, Мортимер, восстановляя
Свои права, просил твоей поддержки,
И если ты пойдешь…
ПЕРСИ. Пешком? Устану.
ЛЭДИ ПЕРСИ. Ответь же, попугай, мне на вопрос
Без шуток. Я сломаю твой мизинец,
Коль не ответишь ты.
ПЕРСИ. Пусти, шалунья,
Едва окажешься ты на коне —
Я поклянусь в любви к тебе безумной.
Но слушай, ты отныне не должна
Расспрашивать, что я предпринимаю,
Предпринял что, и что я предприму.
Конечно, ты умна, но не умнее
Супруги Гарри Перси, — постоянна,
Однако женщина, и так как нет
Тебя скрытней, то я охотно верю,
Что ты не передашь, чего не знаешь.
Довольна ты?
ЛЭДИ ПЕРСИ. Довольна поневоле.
ЛЭДИ МОРТИМЕР. Гарин о глен арван…
МОРТИМЕР. О горе, горе!
Не понимаю я.
ГЛЕНДОВЕР. Она вас просит
К ней на колени голову склонить.
Она же будет петь вам по-валлийски
И кровь заворожит истомой сладкой.
МОРТИМЕР. Я всей душою буду слушать пенье,
А той порою и известий ждать.
ПЕРСИ. Ты, Кэт, поди ко мне. Ты в совершенстве
Владеешь женским мастерством лежать.
Ляг и склонюсь я на твои колени.
ЛЭДИ ПЕРСИ. Молчи и слушай пенье этой лэди.
ПЕРСИ. Ах, лучше бы послушал я, как воет
Моя собака Лэди по-ирландски.
ЛЭДИ ПЕРСИ. Ты хочешь, чтоб тебе разбили череп?
ПЕРСИ. Нет, не хочу.
ЛЭДИ ПЕРСИ. Тогда лежи спокойно.
ПЕРСИ. Зачем? Ведь это — женский недостаток.
ЛЭДИ ПЕРСИ. Молчи.

(Лэди Мортимер поет по-валлийски).

ВОРЧЕСТЕР. Теперь пора нам с дамами расстаться. Я вижу, что Вернон ведет гонца.

(Глендовер с дамами уходят, входят гонец и Вернон).

ПЕРСИ {Здесь и далее в двух репликах Гарри Перси обозначен как Гарри, исправлено публикатором.}. Ты от кого?
ГОНЕЦ Я от отца к вам прислан.
ПЕРСИ Как, письма от него? А где ж он сам?
ГОНЕЦ Милорд, он тяжко болен.
ПЕРСИ Как, проклятье,
В такие дни решился он болеть!
А войско где ж его?
ГОНЕЦ. Через послов
Не удалось собрать ему довольно.
ВОРЧЕСТЕР. Ужасное известие.
ВЕРНОН. Есть хуже.
Король с войсками выступил вперед
И быстро направляется сюда.
ПЕРСИ. Добро пожаловать, ему скажу я.
А где же сын его, беспутный Гарри,
Со всей своей компаньей шутовской?
ВЕРНОН. Я видел принца Гарри. Он вскочил
В седло с такою легкостью, что мнилось,
То бог войны пленяет нас ездою.
ПЕРСИ. Ну, слава Богу. Было бы мне стыдно
Сражаться с пьяницей. Пусть Гарри с Гарри
Сойдутся и расстанутся не раньше,
Чем на земле окажется один.
ВЕРНОН. Еще несу я весть: архиепископ,
Союзник наш, сберет войска не ране,
Чем через две недели.
МОРТИМЕР. Вот несчастье.
ПЕРСИ. А сколько войск всего у короля?
ВЕРНОН. Да тысяч тридцать.
ПЕРСИ. Пусть их будет сорок,
Тем радостней окажется победа,
Сегодня же мы встретимся.
ВОРЧЕСТЕР. Нельзя.
ПЕРСИ. Ему на пользу будет замедленье.
ВОРЧЕСТЕР. Нисколько.
ПЕРСИ. Подкрепленья он сбирает.
ВОРЧЕСТЕР. Мы тоже.
ПЕРСИ. Он уверен в них, мы — нет.
ВОРЧЕСТЕР. Дивлюсь я, как не видите вы сами
Всех затруднений. Ведь Вернон лишь сейчас
Пришел и конница его устала.
ПЕРСИ. И королевская устала тоже.
ВЕРНОН. Король сильней числом. Повремените.

(Звук рогов. Появляется сэр Вальтер Блент).

БЛЕНТ. Я с милостивым послан предложеньем
От короля.
ПЕРСИ. Привет, сэр Вальтер Блент!
БЛЕНТ. Король узнать желает, почему
Вы мир смутили мятежом и буйством.
Он просит вас назвать свои обиды
И если незаслуженны они —
Искупит их и даст вам всем прощенье.
ПЕРСИ. Король великодушен в обещаньях,
Но в исполнении лукав и зол.
Я и мой дядя — мы ему престол
Доставили. Он был простой изгнанник,
Мы выступили за него на брань.
Когда ж венец он принял, Мортимера,
Томившегося пленником в Валлисе,
Он выкупить из плена не хотел,
Меня он унижал в моих победах,
Совет оставить приказал он дяде
И моего отца не может видеть.
Вот почему мы подняли войну
За нас, за весь народ, за честь и право.
БЛЕНТ. Снести мне королю такой ответ?
ПЕРСИ. Нет, я готов войти в переговоры.
Как младший, даже место очищаю
Старейшему. Лорд Ворчестер с Верноном,
Оставшись здесь, дождутся короля.
И если он согласен искупить
Свои вины — я друг ему навеки.
БЛЕНТ. Спешу счастливый передать ответ.
Король — отец наш, он не только любит
Достойных, он скорбит и о заблудших.

(Уходит).

ПЕРСИ (Ворчестеру). Не мне, простому воину, вам, дядя,
Рассказывать, как должно говорить.
Но если даст гарантии король
В том, что искупит он обиды наши,
Я буду рад. Есть подвиги славнее,
Чем проливать потоки братской крови.

(Все, кроме Ворчестера и Вернона, уходят).

ВОРЧЕСТЕР. Нет, сэр Вернон, король узнать не должен
О добром предложеньи Гарри Перси.
ВЕРНОН. Вы думаете?
ВОРЧЕСТЕР. Да, тогда нам гибель.
Король не может позабыть восстанья
И рано или поздно отомстит.
Племяннику легко грехи забудут
За молодость его, за пылкость крови,
Но тем ужасней будет наказань
Для вас, меня и для его отца.
Нет, нам нельзя вступать в переговоры,
Победа лишь — спасение для нас.
ВЕРНОН. Пожалуй, так. Скажите, что хотите —
Я верю вам. Но вот идет король.

(Входят король, Гарри, Фальстаф, Блент и свита).

КОРОЛЬ. Ну что, лорд Ворчестер? Нехорошо,
Что нам приходится теперь встречаться,
Закованными в сталь и как враги.
Как ваше мненье?
ВОРЧЕСТЕР. Государь, поверьте,
Не думал я, что день такой придет.
КОРОЛЬ. Так как же он пришел?
ФАЛЬСТАФ. Мятеж валялся
Среди дороги, он и подобрал.
ГАРРИ. Молчи, паштет, молчи.
ВОРЧЕСТЕР. Вы, государь,
Послали сэра Блента с предложеньем
Столь милостивым, что мы все дивились.
И только наш начальник, Гарри Перси,
В своей горячности его не принял.
Он хочет боя, боя одного.
БЛЕНТ. Он говорил не то.
ВОРЧЕСТЕР. Он изменил
Свое решенье.
КОРОЛЬ. Значит, будет бой.
ГАРРИ. Я вас прошу племяннику сказать,
Что в похвалах герою Гарри Перси
Сошелся с целым миром принц Уэлльский.
Я оставляю в стороне восстанье
И говорю, что нет такого мужа,
Который бы с ним доблестью сравнился.
Что ж до меня, то к моему стыду
Я в рыцарстве доселе был ленивым,
И знаю я, что так меня он судит.
Но рад я, что он доблестней меня,
И потому по-братски предлагаю
Ему сойтись со мной в единоборстве.
ВОРЧЕСТЕР. Поверьте, принц, мечтает он о том же
И вашу доблесть ценит высоко.

(Ворчестер и Вернон уходят).

КОРОЛЬ. Оставьте нас, милорды, я хочу
Поговорить один с Уэлльским принцем.

(Все, кроме короля и Гарри, уходят).

Не знаю я, за грех который мой
Господь в тебе мне создал отомщенье,
Как ты ушел от гордого полета
Твоих великих предков. Ты в совете
По грубости своей лишился места.
И средь товарищей неблагородных
Задумываешь низкие затеи.
Ведь если б я, как ты, всегда и всюду
Так расточал присутствие свое,
Себя изнашивая в дружбе с чернью,
То никогда б общественное мненье
Надеть мне не позволило венец.
Являясь часто пред толпою, ты
Похож на крик кукушки в дни июня,
Который слышишь и не замечаешь.
Кто знает, может быть, в тот самый миг,
Когда я это говорю, исполнен
Не гневом лишь, а нежностью безумной
К тебе, мой сын заблудший, ты готов
В постыдном увлеченьи иль со скуки
Со мной сражаться, как наемник Перси,
Чтоб доказать, как выродился ты.
ГАРРИ. Не думайте о том, чего не будет.
Прости Господь тому, кто так жестоко
Восстановил отца на сына. Перси
За все заплатит головой своей.
О, если бы он был славнее вдвое,
И вдвое я бесславен! Близок день,
Когда позор на славу обменяем
Мы с этим ослепительным героем.
О государь, ведь Перси — мой приказчик
И только для того он славу копит,
Чтоб мне отдать ее в сужденный час.
И в вечер дня, отмеченного славой,
Я с гордостью скажу, что я ваш сын.
КОРОЛЬ. Ты сын мой, Гарри, и тебе я верю.
Идем теперь полки готовить в бой.

(Входит Блент).

КОРОЛЬ. Мой дорогой Блент, что скажешь?
БЛЕНТ. Государь,
На левом фланге завязалось дело.
КОРОЛЬ. Иду туда. (К Гарри).
А ты, оставшись здесь,
Прими начальствованье правым флангом.

(Король и Блент уходят. Входит Фальстаф, за ним солдаты).

ГАРРИ. А, Джэк, ну что, как ты живешь, перина?
И что это с тобой за молодцы?
ФАЛЬСТАФ. Мои солдаты, Галь.
ГАРРИ. Я никогда
Подобной жалкой сволочи не видел.
ФАЛЬСТАФ. Для копий и для пуль они годятся,
Заполнить могут братскую могилу.
ГАРРИ. Но как они бледны, изнурены
Как схожи с нищими.
ФАЛЬСТАФ. Уж я не знаю,
Откуда бледность {*} обуяла их,
А что до изнуренности, то верно —
Не я им подавал дурной пример.
{* В рукописи — бедность, конъектура введена публикатором.}
ГАРРИ. Клянусь, не ты. Однако торопись.
Ведь Перси выступил уже.
ФАЛЬСТАФ. Еще бы.
Ведь сам я, Галь, стыжусь моих солдат.
Я вместо ста вояк навербовал
Четыреста по крайней мере фунтов.
Я набирал зажиточных людей,
Холостяков, недавно обрученных,
Несчастных трусов, для которых выстрел
Ужаснее архангельской трубы,
И все они от службы откупились,
Поставив за себя, кого пришлось:
Лакеев, прогнанных за воровство,
Кабатчиков, бежавших от банкротства,
Воров, и дурачков, и свинопасов.
Мне на дороге люди говорили,
Что я, все виселицы обобрав,
Навербовал повешенных. К тому же
И ходят-то они, расставив ноги,
Как будто им мешают кандалы —
Старинная тюремная привычка.
Во всем моем отряде наберется
Лишь полторы рубашки, половина
Из двух изодранных салфеток сшита
И на плечах лежит, как безрукавка,
А целая украдена дорогой.
Но это ничего, они найдут
Белья довольно на любом заборе.
Нет, вот что, Галь, когда во время битвы
Я упаду — ты заслони меня.
Ты мне в заслуге этой не откажешь.
ГАРРИ. Один колосс мог так служить тебе.
Дань смерти Богу ведь и ты заплатишь.

(Уходит).

ФАЛЬСТАФ (один). Срок платежа еще не наступил,
И не хочу я вовсе торопиться.
Ну да, конечно, честь меня толкает.
А что как в гроб она меня столкнет?
Подумать, разве честь приставит ногу?
Нет. Или руку? Нет. Так значит честь —
Не доктор. Что ж она такое? Слово.
А что такое слово? Только воздух.
Кто ей владеет? Тот, кто умер в среду.
Ее он слышит? Нет. Так ощущает?
Нет тоже. Есть она среди живых?
Нет, этого злословье не допустит.
Тогда на что и думать мне о ней.

(Шум боя).

Однако бьются здесь. Скорей в засаду,
Чтоб в час победы выйти с торжеством.

(Уходит с солдатами. Входит Блент в одежде короля и Дуглас).

БЛЕНТ. Кто ты и почему меня в сраженьи
преследуешь?
ДУГЛАС. Знай, имя мне Дуглас.
Сказали мне, что ты король.
БЛЕНТ.
То правда.
ДУГЛАС. Лорд Стаффорд, что носил твои одежды,
Сражен моим мечем. Сдавайся мне.
БЛЕНТ. Нет, отомщен за Стаффорда я ныне.

(Сражаются. Блент убит. Входит Перси).

ДУГЛАС. Все выиграно. Вот лежит король.
ПЕРСИ. Где?
ДУГЛАС. Пред тобою.
ПЕРСИ. Этот? Нет, Дуглас.
Здесь многие одеты, как король,
А это был сэр Блент, могучий рыцарь.
ДУГЛАС. Клянусь, все королевские одежды,
Весь гардероб убью за штукой штуку,
Пока не встречусь с ним самим.
ПЕРСИ. Вперед.

(Уходят. Входит Фальстаф).

ФАЛЬСТАФ. Я в Лондоне скрывался от расплаты.
Здесь от нее едва ли убежишь.
Увы, здесь в счет записывать не любят.
А зарубают прямо на башке.
Я так моих оборвышей поставил,
Что из всей сотни только три остались,
И тем, я думаю, прожить придется
У городских ворот остаток дней.

(Входит Гарри).

ГАРРИ. Что ты стоишь? Мой меч переломился.
Дай твой.
ФАЛЬСТАФ. О Галь, прошу тебя, позволь
Мне отдышаться. Подвигов довольно
Я совершил. Я успокоил Перси.
ГАРРИ. Неправда, Перси жив. Дай мне твой меч.
ФАЛЬСТАФ. Нет, если Перси жив, меча не дам.
Но вот мой пистолет возьми, пожалуй.
ГАРРИ. Давай. Как, он в чехле?
ФАЛЬСТАФ. Но он горяч,
Он так горяч — поджечь им можно город.

(Гарри достает из его чехла бутылку хереса и бросает ее в него. Фальстаф убегает. Входит король).

КОРОЛЬ. О, Гарри, Гарри, удались,
Ты истекаешь кровью!
ГАРРИ. Нет, милорд,
Избави Бог, чтоб принц Уэлльский кинул
Из-за пустой царапины сраженье.

(Уходит. Входит Дуглас).

ДУГЛАС. Опять король! Они здесь вырастают,
Как головы у гидры. Защищайся!
КОРОЛЬ. Да, я король и жаль мне, что доныне
Ты только призраки мои встречал.

(Сражаются. Король в опасности. Входит Гарри).

ГАРРИ. Дрожи, шотландец дерзкий!

(Сражается. Дуглас убегает).

ГАРРИ (королю). Успокойтесь.
Сэр Никлан Гауси просит подкреплений
И Клифтон. Сам я к Клифтону иду.
КОРОЛЬ. Постой, передохни, ты искупил
Свою дурную славу, защищая Меня.
ГАРРИ. О Боже, как неправы были
Те, кто твердил, что жду я вашей смерти.
КОРОЛЬ. Теперь я это знаю, и навек.

(Уходит. Входит Перси).

ПЕРСИ. Коль не ошибся я, ты принц Уэлльский?
ГАРРИ. Да, не ошибся ты.
ПЕРСИ. Я Гарри Перси.
ГАРРИ. Так знай, вперед нельзя делить нам славу,
Как двум звездам в одной вращаться сфере.
ПЕРСИ. О, если б слава бранная твоя
Моей равнялась!
ГАРРИ. Раньше, чем простимся,
Она твою перерастет, о Перси!
Я с головы твоей сорву все лавры,
Сплету венок для головы своей.

(Сражаются. Входит Фальстаф).

ФАЛЬСТАФ. Вот это сказано! Смелее, Галь,
Я посмотрю, чтоб вам не помешали.

(Вбегает Дуглас и бросается на Фальстафа. Тот падает. Дугщс уходит. Гарри поражает Перси).

ПЕРСИ (на земле). Ты юность, жизнь похитил у меня
И что ужаснее, похитил славу.
О, я б теперь пророчить мог, но смерть —
Землистая, холодная рука —
Зажала мне уста. Нет, Гарри Перси
Теперь ты прах и пища для…

(Умирает).

ГАРРИ. И пища для червей, не так ли, Перси?
Прощай, великий дух, на той земле,
Где мертвый ты простерся, не осталось
В живых героя, равного тебе.

(Замечает лежащего Фальстафа).

Как, старый друг, и ты? Все это мясо
В себе нисколько жизни не содержит.
Прощай, мой бедный Джэк, я снес бы легче
Смерть человека лучшего, чем ты.

(Уходит. Фапьстаф встает).

ФАЛЬСТАФ. А я, ей-Богу, королю придумал
Убитым вдруг представиться и смертью
Притворною спастись от настоящей.
Но разве представлялся я? Неправда.
Ведь представляться — значит быть поддельным,
А мертвый человек — вот кто подделка.
Да, признак храбрости — благоразумье,
И жизнь свою я сохранил лишь им.

(Замечает мертвого Перси).

Но я боюсь неистового Перси,
Хоть он и мертв передо мной. Что, если
Он тоже лишь прикинулся убитым
И встанет? Брр! Нет, я добью его
И буду клясться, что поверг в сраженьи.
Ведь он же мог, как я, опять подняться.
Вот, брат, тебе!

(Прокалывает его мечом).

А вот еще в бедро.
Теперь я уберу тебя подальше.

(Поднимает труп. Входят Гарри и Джон).

ДЖОН. Постойте, брат. Что вижу? Вы сказали,
Что ваш толстяк, сэр Джон Фальстаф, убит?
ГАРРИ. Да, сам я видел Джона бездыханным,
Покрытым черной кровью на земле.
Ты жив иль только тень? Ответь, молю!
ФАЛЬСТАФ. Ну, ну, на тень не очень-то похож я.
Пусть лопну, если я не Джон Фальстаф,
Вот Перси ваш. Я требую награды
И если мне откажет в ней король,
Пусть убивает сам другого Перси.
Я ж быть хочу по меньшей мере графом.
ГАРРИ. Что это значит? Перси я убил
И видел на земле тебя.
ФАЛЬСТАФ. О Боже,
Как изолгался мир. Не отрицаю,
Что я сражен был и лежал в плаще,
Как он. Но после оба мы вскочили
И целый час сражались по часам.
Клянусь, что я ему нанес две раны,
Он этого не будет отрицать.
ДЖОН. Я в жизни не слыхал страннее сказки.
ГАРРИ. И рыцаря забавнее не видел.
Иди, красуйся с трупом на спине.
И если ложь тебе полезна будет,
Ее раззолочу я, как могу.
Вот трубы возвещают отступленье
Врага.

(Входит король со свитой).

ДЖОН. Милорд, победой кончен бой.
КОРОЛЬ. А дерзкий Перси?
ГАРРИ. Вот его убийца.
КОРОЛЬ. Сэр Джон Фальстаф, я не забуду вас.
Идем к войскам похоронить убитых
И наградить живых.

(Все уходят, кроме Фальстафа).

ФАЛЬСТАФ. Пойду за ними,
Там о наградах речь. Пусть Бог того
Вознаградит, кто наградит меня.
Клянусь, когда достигну я величья,
Я похудею, буду принимать
Слабительное, пить оставлю херес
И стану жить, как подобает лорду.

ЗАНАВЕС

Шекспир Вильям
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека