Генрих IV, Шекспир Вильям, Год: 1597 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 109 минут(ы)

СОЧИНЕНІЯ
ВИЛЬЯМА ШЕКСПИРА

ВЪ ПЕРЕВОД И ОБЪЯСНЕНІИ
А. Л. СОКОЛОВСКАГО

Съ портретомъ Шекспира, вступительной статьей ‘Шекспиръ и его значеніе въ литератур’ и съ приложеніемъ къ каждой пьес историко-критическаго о ней очерка и объяснительныхъ примчаній.

ИМПЕРАТОРСКОЮ АКАДЕМІЕЮ НАУКЪ
переводъ А. Л. Соколовскаго удостоенъ
ПОЛНОЙ ПУШКИНСКОЙ ПРЕМІИ.

ИЗДАНІЕ ВТОРОЕ,
пересмотрнное и дополненное по новйшимъ источникамъ.

ВЪ ДВНАДЦАТИ ТОМАХЪ

Томъ VII.

ДРАМАТИЧЕСКІЯ ХРОНИКИ.

ИЗДАНІЕ Т-ва А. Ф. МАРКСЪ,
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

КОРОЛЬ ГЕНРИХЪ IV.

ЧАСТИ 1-я и 2-я.

Дв части хроники ‘Король Генрихъ IV’ до того тсно слиты какъ по фабул, такъ и по разработк характеровъ, выведенныхъ въ нихъ лицъ (изъ которыхъ главныя — одн и т же въ обихъ частяхъ), что об эти пьесы во всхъ отношеніяхъ слдуетъ считать за одно цлое. Можно пойти въ этомъ взгляд еще дале и причислить къ нимъ даже слдующую хронику (‘Король Генрихъ V’), въ которой изображено дальнйшее развитіе характера главнаго лица предыдущихъ хроникъ, принца Генриха, но пьеса эта иметъ своеобразное значеніе сама по себ, а потому и разсматривается, какъ отдльное произведеніе. Тмъ не мене внутреннее, нравственное значеніе всхъ трехъ пьесъ иметъ такъ много общаго, что даже характеръ главнаго выведеннаго въ нихъ лица (принца, длающагося затмъ королемъ Генрихомъ V), можно изучить и понять, только прослдивъ, какъ онъ изображенъ во всхъ трехъ пьесахъ.

Об части ‘Генриха IV’ написаны Шекспиромъ почти одновременно съ ‘Ричардомъ II’, слдовательно — въ 1596 или 1597 годахъ. Первая часть явилась въ печати въ 1598 году въ формат in quarto подъ слдующимъ заглавіемъ: ‘The history of Henry the fonrth. With the battel at Shrewsburie, betweene the king and lord Henry Percy, surnamed Henrie Hotspnr of the North. With he humorons Conceits of sir lohn Fallstaffe’, т.-е. ‘Исторія Генриха четвертаго, съ описаніемъ битвы при Шрювсбери между королемъ и свернымъ лордомъ Генрихомъ Перси, прозваннымъ Горячей Шпорой (Hotspur), съ присоединеніемъ комическихъ продлокъ сэра Джона Фальстафа’. Пьеса очень понравилась публик, что можно видть изъ того, что она выдержала вскор затмъ еще нсколько изданій и наконецъ была перепечатана въ первомъ in folio 1628 года, подъ заглавіемъ:— ‘Первая часть Генриха четвертаго, съ описаніемъ жизни и смерти Генриха, прозваннаго Готепоромъ’. Необыкновенный успхъ пьесы, вроятно, побудилъ Шекспира продолжать это произведеніе, написавъ вторую его часть, которая появилась въ печати въ 1600 году съ еще боле пространнымъ заглавіемъ, чмъ первая, а именно: ‘The second part of Henrie the fourth, contimiing to his death, and coronation of Henrie the ffth. With the humours о sir John Falstaff and swaggering Pistoll. Written by William Shakespeare’, т.-е. ‘Вторая часть Генриха четвертаго, продолжающаяся до его смерти и коронаціи Генриха пятаго. При этомъ комическія похожденія сэра Джона Фальстафа и забіяки Пистоля. Сочинено Вилліамомъ Шекспиромъ’ Изданіе этой части при жизни поэта боле не повторялось, въ in folio же 1623 года она перепечатана вмст съ первой частью, съ значительными исправленіями и добавками.

Исторія Генриха IV и его сына Генриха V была обработана въ англійской драматической литератур еще до Шекспира въ пьес, озаглавленной:— ‘The famous victories of Henry the fifth’, т.-е. ‘Славныя побды Генриха V’. Имя автора, а равно и годъ, когда пьеса была написана, остались неизвстны. Въ пьес этой но мало сценъ и положеній, которыя Шекспиръ явно заимствовалъ для своего произведенія. Таковы, напримръ, исторія проказъ принца Генриха и его безпутной компаніи (въ числ которой мы находимъ и первообразъ Фальстафа), раскаяніе принца предъ смертнымъ ложемъ умирающаго отца и нкоторыя другія сцены. Старая пьеса, впрочемъ, такъ груба и чудовищна, что сдланныя Шекспиромъ изъ нея заимствованія нельзя даже назвать этимъ именемъ, до того они переработаны и измнены. Что касается собственно исторической канвы пьесы, то въ этомъ случа Шекспиръ руководствовался лтописью Голлиншеда, откуда заимствовано имъ не мало частныхъ положеній, въ какихъ являются выведенныя въ пьес лица.

Царствованіе Генриха IV очень небогато историческими событіями въ тсномъ смысл этого слова. Онъ не велъ какихъ-либо грандіозныхъ войнъ, а равно не сдлалъ какихъ-нибудь важныхъ государственныхъ реформъ. Взойдя на престолъ незаконнымъ образомъ, свергнувъ съ престола, благодаря помощи вліятельнаго дворянства, Ричарда II. король этотъ долженъ былъ провесть все свое царствованіе (1399—1413) въ постоянныхъ заботахъ объ укрпленіи своего шаткаго трона противъ интригъ тхъ же самыхъ дворянъ, которые, возведя Генриха на престолъ, тмъ самымъ получили въ своихъ глазахъ право на его благодарность. Но, какъ всегда бываетъ въ подобныхъ случаяхъ, пособники Генриха превысили мру своихъ требованій и этимъ скоро достигли того, что отношенія ихъ къ королю превратились изъ дружественныхъ сначала въ холодныя, а затмъ и прямо во враждебныя. Боле всего надлала Генриху хлопотъ могущественная фамилія Перси въ лиц ея представителей — графа Нортумберланда, брата его Ворстера и сына Генриха, прозваннаго Готспоромъ. Вс эти лица, какъ читатели могутъ вспомнить изъ предыдущей хроники (‘Король Ричардъ II’), боле всхъ способствовали низверженію Ричарда и возведенію на тронъ Генриха, а потому и претензіи ихъ на его благодарность высказывались особенно рзко, такъ что Генрихъ, съ своей стороны, имлъ полное право ими тяготиться. Внутреннія распри и смуты въ государств начались очень скоро посл сверженія Ричарда. Король этотъ, несмотря на общее недовольство, возбужденное въ стран его правленіемъ, имлъ все-таки приверженцевъ, которые не оставили мысли возстановить его на престол. Это повело къ заговору противъ Генриха,— заговору, правда, не удавшемуся, и послдствіемъ котораго была насильственная смерть Ричарда въ тюрьм, но крамола противъ новаго короля не была потушена даже смертью Ричарда. Пламя ея вспыхнуло прежде всего въ Шотландіи, гд явился самозванецъ, принявшій имя Ричарда. Дло оказалось настолько важнымъ, что Генрихъ долженъ былъ двинуть туда свое войско. Въ то же время возникла опасность въ Уэльс. Край этотъ, населенный своеобразнымъ горнымъ племенемъ, сохранившимъ свои древніе религіозные взгляды и обычаи, былъ для Англіи всегда предметомъ заботъ и безпокойствъ. Возстанія противъ власти англійскихъ королей происходили тамъ безпрестанно, и одно изъ нихъ, особенно важное по своей сил, вспыхнуло именно вскор посл воцаренія Генриха. Среди валисскаго населенія явился нкто Оуенъ Глендоуеръ, тамошній уроженецъ, человкъ смлый и предпріимчивый, пріобртшій довріе своихъ единоземцевъ какимъ-то особеннымъ фанатическимъ на нихъ вліяніемъ. Его считали даже прорицателемъ и колдуномъ. Возстаніе, организованное подъ властью такого человка, грозило сдлаться особенно опаснымъ, но для Генриха лично опасность эта осложнилась еще боле тмъ, что въ числ союзниковъ Глендоуера оказался Мортимеръ, графъ Марчскій, внукъ Ліонеля, второго сына Эдварда III. Самъ Генрихъ былъ сыномъ Джона Гонта, четвертаго сына Эдуарда, а потому Мортимеръ, какъ потомокъ третьяго сына и, слдовательно, боле старшій родомъ, считался между его приверженцами и врагами Генриха настоящимъ наслдникомъ престола. Угрожаемый съ двухъ сторонъ, Генрихъ сначала обратился противъ сверной опасности, въ Шотландіи. Войско его, предводимое сыномъ Нортумберланда, Генрихомъ Готепоромъ (бывшимъ тогда еще въ хорошихъ отношеніяхъ съ королемъ), разбило шотландцевъ, предводимыхъ Дугласомъ, при Голъмедон. Для Генриха побда эта однако не только не уменьшила опасности, а, напротивъ, увеличила ее еще боле. Нортумберландъ и Готепоръ потребовали отъ короля, чтобъ онъ, въ вознагражденіе ихъ заслугъ, выкупилъ Мортимера, взятаго въ плнъ Глендоуеромъ, но Генрихъ, справедливо боявшійся его, какъ претендента на престолъ, рзко отказалъ въ этой просьб, самъ же потребовалъ, чтобъ Готепоръ выдалъ плнныхъ, взятыхъ имъ въ битв при Гольмедон. Плнные, по уставамъ того времени, принадлежали полководцу, который ихъ взялъ, и потому Готепоръ, раздраженный этимъ требованіемъ, безусловно отказался его исполнить. Этотъ взаимный отказъ короля и Готспора повелъ къ окончательному разрыву между обими сторонами. Готепоръ съ своимъ отцомъ Нортумберландомъ открыто возсталъ противъ короля и вступилъ въ союзъ съ Глендоуеромъ и Мортимеромъ. Возстаніе это не удалось. Королевскія войска разбили бунтовщиковъ на голову при Шрювебри (въ 1403 г.). Самъ Готепоръ былъ убитъ въ этомъ сраженіи. Блистательная эта побда спасла Генриха, но мятежи противъ его власти этимъ не кончились. Описывать ихъ вс нтъ возможности, да и нтъ надобности въ настоящей краткой стать, и потому я упомяну еще лишь объ одномъ, такъ какъ мятежъ этотъ послужилъ Шекспиру историческимъ сюжетомъ для второй части его хроники, подобно тому, какъ въ первой части изображено возстаніе Нортумберланда и Готспора. Потерявъ сына, убитаго при Шрювебри, Нортумберландъ соединился съ епископомъ Іоркскимъ Скруномъ и. поднялъ въ 1408 г. знамя возстанія на свер. Попытка эта не удалась точно также. Съ этого времени сталъ пріобртать видимое значеніе въ длахъ страны сынъ короля, принцъ Генрихъ (впослдствіи король Генрихъ V), отличившійся уже въ битв при Шрювебри, несмотря на свою молодость (ему въ годъ этой битвы было всего пятнадцать лтъ). Глендоуеръ хотя не былъ въ это время усмиренъ окончательно, но главнйшіе округа Уэльса подчинились Англіи въ 1410 году благодаря именно храбрости и энергіи принца. Серьезность всхъ этихъ событій осложнилась еще тмъ, что внутренніе бунты, съ которыми приходилось бороться Генриху, находили поддержку извн. Шотландія и Франція постоянно играли въ руку бунтовщикамъ, и съ обими этими странами у Генриха не разъ доходило до открытыхъ столкновеній. Вс эти тревога и заботы утомили и разстроили даже желзное здоровье короля. Въ 1410 году съ нимъ случился апоплексическій ударъ, приблизившій его быстро къ гробу. Кром непріятностей политическихъ, онъ страдалъ и отъ непріятностей домашнихъ. Сынъ его и наслдникъ, принцъ Генрихъ, но мало огорчалъ отца своимъ поведеніемъ въ молодости. Разсказы объ его безпутныхъ кутежахъ сдлались въ Англіи легендарными благодаря лтописямъ, въ которыхъ дурныя отношенія между королемъ и сыномъ описаны очень яркими красками. Позднйшая правильная исторія, правда, возстановила истину, найдя, что большинство этихъ разсказовъ было слишкомъ преувеличено, но вмст съ тмъ она показала, что причины, но которымъ Генрихъ могъ быть недоволенъ сыномъ, были серьезне простыхъ семейныхъ несогласій. Принцъ въ послдніе годы жизни отца стадъ съ нимъ въ оппозицію даже въ длахъ правленія и, благодаря все усиливавшейся болзни короля, сдлался, можно сказать, фактически даже полновластнымъ правителемъ королевства. Дло доходило до того, что приверженцы принца хотли короновать его еще при жизни отца, ссылаясь на нездоровье послдняго. Король отказался исполнить это требованіе, но вс подобныя тревоги окончательно надломили его ослабвшія силы. Въ послдніе дни жизни онъ сталъ слабохарактернымъ ханжей и постоянно думалъ о крестовомъ поход, который хотлъ непремнно предпринять съ цлью замолить свои грхи. Даже смерть (1413 г.) застигла его среди приготовленій къ этому предпріятію. По смерти Генриха сынъ его и наслдникъ вступилъ безпрепятственно на англійскій престолъ подъ именемъ Генриха V.

Разсмотрвъ факты царствованія Генриха, мы можемъ замтить, что оно дйствительно не представляло, какъ сказано выше, серьезныхъ историческихъ событій. Такъ, напримръ, мы не находимъ въ немъ ничего подобнаго трагической распр короля Іоанна съ своимъ племянникомъ Артуромъ, или еще боле трагическаго низложенія Ричарда II. Вся жизнь Генриха была наполнена рядомъ мелкихъ распрей съ его же подданными. Такая неинтересная, будничная канва, конечно, была недостаточна, чтобъ основать на ней завязку серьезнаго драматическаго произведенія, вслдствіе чего это неминуемо отразилось и на содержаніи Шекспировой пьесы. Собственно историческая часть обихъ частей хроники осталась такой же бдной и неинтересной, какими были и сами выведенныя въ пьес историческія событія. Слабость этого интереса длается еще замтне тмъ, что Шекспиръ вывелъ въ обихъ частяхъ пьесы если не совершенно одинаковые, то аналогическіе факты. Въ первой части изображено неудавшееся возстаніе противъ Генриха (Глендоуера и Готспора), а во второй — точно такое же неудавшееся возмущеніе архіепископа съ его союзниками. Кром того, мы находимъ, что, помимо повторенія фабулы исторической, Шекспиръ повторилъ въ обихъ частяхъ пьесы и частные факты. Какъ въ первой, такъ и во второй части изображена буйная жизнь принца Генриха и двукратное его раскаяніе передъ отцомъ. Этимъ понятно расхолаживается интересъ къ содержанію пьесы собственно. Но главный интересъ Шекспировой драмы заключается не въ ея фабул. Фабула эта иметъ въ настоящемъ случа гораздо меньше значенія, чмъ даже въ ‘Корол Ричард II’, гд грандіозное изображеніе характера Ричарда, какъ человка, также подавляетъ значеніе его, какъ историческаго лица. Въ ‘Генрих IV’ Шекспиръ поставилъ на первый планъ, какъ и въ ‘Ричард’, развитіе характеровъ, но исполнилъ все по несравненно боле широкому плану. Въ драм этой мы находимъ не одинъ главный характеръ, какъ въ ‘Ричард’, но нсколько, и притомъ не уступающихъ одинъ другому ни по важности значенія, ни по тщательности разработки. Самъ король, и его сынъ, принцъ Генрихъ, могли бы сдлаться каждый главнымъ лицомъ отдльнаго, совершенно самостоятельнаго произведенія. Нарисованные Шекспиромъ ихъ образы удивляютъ насъ не только яркостью и законченностью, съ какими изображены, но еще и необыкновенной широтой изображеннаго. Сдланное выше замчаніе, что собственно историческая канва въ этой пьес слаба и неинтересна, не мшаетъ однако признать за главными лицами (королемъ и принцемъ), помимо значенія ихъ характеровъ, какъ обыкновенныхъ людей, еще и значеніе лицъ историческихъ. Если историческими дятелями называютъ такихъ людей, чья жизнь проходитъ въ прикосновеніи боле съ общественными вопросами жизни, чмъ съ частными, то Генрихъ и его сынъ въ томъ вид, какъ ихъ изобразилъ Шекспиръ, представляютъ именно историческія личности въ широкомъ смысл этого слова. Въ корол Генрих, кром изображенія его, какъ частнаго человка, живущаго и страдающаго, какъ вс люди, представленъ именно король, т.-е. лицо, которому пришлось пережить и перечувствовать несравненно боле грандіозныя впечатлнія, чмъ будничныя чувства обыкновенныхъ людей. Въ изображеніи принца Генриха Шекспиръ задался еще боле широкой мыслью. Въ корол представленъ характеръ, сформировавшійся уже окончательно, въ принц, напротивъ, мы видимъ постепенное развитіе качествъ, которыя сначала даже вовсе не общали дать то, что дали впослдствіи.

Если перейти къ анализу прочихъ лицъ пьесы, то точно такое же мастерство и такую же законченность найдемъ мы и въ нихъ. Таковы, напримръ, Готспоръ или Глендоуеръ, нарисованные такъ живо и естественно, что характеры ихъ не уступаютъ лучшимъ Шекспировымъ созданіямъ. Даже совершенно второстепенныя лица, какъ, напримръ, Нортумберландъ, Ворстеръ или ничтожные прихвостни Фальстафа, Гэдсхиль, Бэрдольфъ и др., представляютъ совершенно законченные типы. Всмъ этимъ въ высшей степени расширяется значеніе этой хроники, самой широкой по содержанію изъ всхъ прочихъ Шекспировыхъ пьесъ этого рода. Широта эта еще боле выказывается въ томъ, что рядомъ съ исторической фабулой пьесы Шекспиръ включилъ въ нее еще геніальную интермедію, создавъ личность Фальстафа. Лицо это, несмотря на свое чисто-эпизодическое и по виду даже второстепенное значеніе относительно прочаго содержанія пьесы, стало до того извстнымъ и знаменитымъ, что за нимъ уже давно признано міровое значеніе, какъ за Гамлетомъ, Лиромъ и другими величайшими созданіями Шекспира. О значеніи этомъ будетъ подробно сказано ниже, при разбор этого характера.

Характеры историческихъ лицъ лучше всего объясняются помощью сравненья ихъ съ другими, подобными имъ, дятелями. Если взглянуть съ такой точки зрнія на Генриха IV, то очень удобно сравнить его съ Борисомъ Годуновымъ. Сходство между этими двумя правителями выказывается не только во вншнихъ фактахъ ихъ жизни, но и въ склад ихъ мыслей и взглядовъ. Первое (т.-е. вншніе факты) знаемъ мы изъ исторіи. Оба, какъ говоритъ исторія, достигли внца злодйствомъ, и оба должны были провести всю- жизнь въ заботахъ, чтобъ удержать въ рукахъ неправо полученную власть. Если о Годунов этотъ фактъ не доказанъ окончательно, то тмъ не мене имлъ за себя большое вроятіе. Но еще интересне ихъ нравственное сходство, выслженное и изображенное двумя геніальными поэтами. Читая Генриха IV и Пушкинскаго Бориса Годунова, мы нердко встрчаемъ мысли и положенія не только аналогичныя, но иногда даже совершенно тожественныя. Вотъ примры: Генрихъ, укоряя сына въ дурномъ поведеніи и характеризуя, какъ долженъ вести себя государь, говоритъ:

Когда бы я

Пренебрегалъ сужденіемъ людей

И не чуждался низкаго народа,

То мнніе людское никогда

Не помогло бы мн надть корону,

Но я являлся рдко, какъ комета,

Мои явленья, какъ святая риза,

Невольное внушали уваженье

И рдкостью своею обращали

Простые дни народу въ свтлый праздникъ.

А вотъ совты Годунова своему сыну:

Будь молчаливъ: не долженъ царскій голосъ

На воздух теряться по-пустому,

Какъ звонъ святой, онъ долженъ лишь вщать

Велику скорбь или великій праздникъ.

Дале, умирающій Генрихъ говоритъ своему наслднику:

Богъ вдаетъ, мой сынъ, какимъ путемъ

Достигнулъ а внца, и самъ я знаю,

Какъ зыбко, какъ неврно онъ держался

На голов моей! Къ теб теперь

Онъ переходитъ тверже и законнй.

Весь черный путь, которымъ онъ достигнутъ,

Сойдетъ со мной въ могилу. Отпусти

Мн, Боже, грхъ, какимъ достигъ я власти,

И утверди ее за нимъ въ поко!

А вотъ слова умирающаго Годунова еодору:

Я подданнымъ рожденъ и умереть

Мн подданнымъ во мрак бъ надлежало,

Но я достигъ верховной власти — чмъ?

Не спрашивай!— довольно! Ты невиненъ

И царствовать теперь по праву станешь,

А я за все одинъ отвчу Богу!

Господь великъ!— Онъ умудряетъ юность.

Послдніе два монолога до того поразительно сходны, что, не будь приведенныя слова словами Пушкина, можно было бъ заподозрть автора въ плагіат у Шекспира. Но врне, конечно, предположить, что тонкое чутье правды и геніальная прозорливость обоихъ поэтовъ невольно привели ихъ въ настоящемъ случа къ одинаковымъ взглядамъ и мыслямъ.

Читатель, изучающій хроники Шекспира въ ихъ историко-хронолоческомъ порядк, встртить въ лиц Генрих IV уже стараго знакомаго по драм ‘Король Ричардъ И’, гд Генрихъ выведенъ подъ именемъ Болинброка, свергнувшаго Ричарда съ престола и занявшаго его мсто. Какъ, встрчаясь съ знакомыми, которыхъ не видли нсколько лтъ, мы обыкновенно находимъ ихъ сильно измнившимися во многомъ, но въ то же время понимаемъ, что эти перемны логично вытекли изъ ихъ характера и обусловлены обстоятельствами, какія они пережили,— такъ точно, встрчаясь съ Генрихомъ въ настоящей пьес, мы чувствуемъ, что хотя это и прежній человкъ, но уже значительно помятый жизнью и тревогами, которыя пришлось ему перенесть. Въ Болинброк предъ нами былъ молодой еще сравнительно человкъ, полный бодрыхъ силъ и неуклонно стремившійся къ цли, которой ему и удалось достичь благодаря его уму, хладнокровію, а главное — беззастнчивости въ выбор средствъ. Въ Генрих-корол мы находимъ совершенно т же качества, но съ присоединеніемъ къ нимъ многихъ новыхъ чертъ, ясно показывающихъ, что цль, къ которой онъ стремился, оказалась во многихъ случаяхъ далеко не такъ привлекательна и спокойна, какой представлялась въ то время, когда онъ былъ отъ нея далекъ. Друзья, помогавшіе ему въ прежнее время, оказались вовсе не такими безкорыстными, какими онъ ихъ ошибочно считалъ, и стали въ положеніе если не его враговъ, то все-таки людей, которые могли сдлаться врагами при первомъ неосторожномъ съ ними поступк. Это развило въ сердц Генриха подозрительность и недоврчивость. Сдлавшись королемъ, онъ ожидалъ, что слово его будетъ считаться непреложнымъ и непоколебимымъ, а между тмъ факты показали, что люди, возведшіе его на тронъ, не позабыли этой услуги и вовсе не намрены были раболпно ему повиноваться. Это сдлало его раздражительнымъ, лишивъ прежней самоувренности и хладнокровія. Сверхъ этого, короля мучила и пугала постоянная мысль, что престолъ достигнутъ имъ злодйствомъ. Это направило его мысли на необходимость искупить этотъ грхъ если не покаяніемъ, то какимъ-нибудь подвигомъ благочестія, хотя бы только наружнаго. Наконецъ оказалось, что, сдлавшись даже королемъ, Генрихъ не спасъ себя тмъ отъ личныхъ частныхъ горестей, какимъ можетъ подвергнуться всякій человкъ. Его огорчалъ своими пороками и безпутной жизнью родной сынъ. Вс эти горькія послдствія, бывшія результатомъ какъ характера Генриха, такъ равно и сложившихся вокругъ него обстоятельствъ, прекрасно изображены Шекспиромъ въ его пьес. Въ первой сцен Генрихъ является, повидимому, во всемъ ореол своего королевскаго величія, но и тутъ уже становится понятнымъ, что подъ этимъ напускнымъ ореоломъ таятся шипы, глубоко язвящіе его сердце. Король Англіи, онъ затваетъ крестовый походъ. XV вкъ не былъ временемъ огульнаго увлеченія подобнаго рода предпріятіями, и потому Генрихъ выдумалъ этотъ походъ только какъ средство, которымъ думалъ замолить свой грхъ убійства Ричарда. Рядомъ съ этимъ мы видимъ, что въ сердц его таится и другая рана. Онъ не можетъ равнодушно выслушать даже намека о достоинствахъ чужого сына, невольно сравнивая съ ними порочныя наклонности своего собственнаго. Дале, когда бывшіе его друзья оказываются вовсе не склонными исполнять его приказы и желанія, онъ, забывъ всю свою прежнюю сдержанность и хладнокровіе, длаетъ сгоряча положительно неблагоразумный шагъ, бросая имъ прямой вызовъ. Въ слдующей сцен — объясненія съ сыномъ — превосходно изображено въ Генрих состояніе мыслей и взглядовъ, какими долженъ былъ руководиться глубоко огорченный отецъ и вмст съ тмъ король. Упреки его сыну трогательны и искренни, но, длая эти упреки, онъ напираетъ не столько на внутреннюю безнравственную сторону поступковъ сына, сколько на то, что сынъ этотъ роняетъ значеніе своего сана, какъ принцъ и будущій король. Кончивъ эту сцену примиреніемъ съ принцемъ, Генрихъ, видимо, ободряется духомъ. На войну съ бунтовщиками идетъ онъ съ прежней самоувренностью и надеждой на успхъ. Въ переговорахъ съ ними держитъ себя гордо и надменно, рисуясь своимъ королевскимъ саномъ, клеймитъ всякій бунтъ именемъ гнуснаго дла, совершаемаго съ помощью лишь ‘негодяевъ и бродягъ’, и наконецъ, когда счастье посылаетъ ему успхъ, самоувренно провозглашаетъ, что ‘такимъ бываетъ конецъ всякаго бунта’, точно позабывъ, что и самъ онъ былъ обязанъ своимъ престоломъ успху такого же возмущенья.

Затмъ мы встрчаемъ Генриха во второй части хроники, причемъ видимъ, что время продолжало надъ нимъ свою разрушительную работу. Предъ нами одна развалина того, чмъ Генрихъ былъ прежде. Онъ истомленъ нравственно и физически. Потерявъ подъ бременемъ заботъ и болзни сонъ, Генрихъ горько сокрушается о потер этого успокоительнаго дара природы:ти’Спите, люди, и не завидуйте монархамъ! Сонъ бжитъ чела, внчаннаго короной!’ — такими словами кончаетъ онъ свой извстный монологъ. Въ числ многихъ, выведенныхъ въ пьес, признаковъ, обличающихъ слабость и дряхлость короля, нельзя не замтить одного, въ которомъ особенно ясно высказалась утонченная психологическая наблюдательность Шекспира. Люди, привыкшіе къ власти и раболпству окружающихъ, часто подъ старость длается несносными, придирчивыми брюзгами, мучащими близкихъ своими капризами и требованіями. Но это обыкновенно бываетъ въ такихъ только случаяхъ, если люди эти не особенно умны, умные же, наоборотъ, какъ бы сознавая, что время ихъ прошло, длаются, напротивъ, снисходительны къ окружающимъ и выказываютъ въ обращеніи съ ними ласку и мягкость. Генрихъ былъ безспорно уменъ, и мы видимъ, что въ сцен разговора съ придворными онъ, жалуясь на свои недуги и горести, въ то же время замчательно мягко и сердечно относится къ своей свит, чего далеко не было прежде, когда онъ былъ бодрымъ и строгимъ повелителемъ. Сокрушеніе о порокахъ сына является въ этой части хроники главнымъ, центральнымъ пунктомъ несчастій короля. Нкоторые критики видли ошибку Шекспира въ томъ, что онъ повторилъ здсь то, что было уже изображено въ предыдущей хроник, т.-е. раскаяніе принца и его примиреніе съ отцомъ. Если разсматривать об эти сцены съ вншней только стороны, то замчаніе это, пожалуй, окажется до нкоторой степени справедливымъ, но если вглядться въ дло внимательне, то, несмотря на наружное сходство обихъ сценъ, мы найдемъ во второй много новыхъ психологическихъ чертъ, какихъ нтъ въ первой. Сцена эта несравненно глубже и трагичнй. Въ первой Генрихъ является боле королемъ, чмъ отцомъ. Упрекая принца въ его проступкахъ, онъ придаетъ имъ боле значенія, какъ проступкамъ наслдника престола, чмъ сына. Во второй сцен предъ нами, напротивъ, растерзанный до глубины души, умирающій отецъ. Эта разница освщаетъ всю эту сцену совсмъ инымъ свтомъ и заставляетъ невольно забыть вншнее ея сходство съ первой. Смерть постигаетъ Генриха вслдъ за этой сценой, при чемъ онъ умираетъ, утшенный послдовавшимъ примиреніемъ съ своимъ наслдникомъ. Хитрый политикъ выказывается въ немъ и въ мигъ кончины. Въ числ совтовъ, даваемыхъ сыну, онъ, между прочимъ, рекомендуетъ ему войну, какъ средство, чтобъ ‘сглаживать память прежнихъ золъ въ глазахъ приближенныхъ, съ которыми возникли почему-нибудь недоразумнія’, и при этомъ прибавляетъ, что, руководясь этой мыслью, онъ хотлъ предпринять крестовый походъ. Но походъ этотъ былъ задуманъ имъ также для того, чтобъ замолить грхъ убійства Ричарда, какъ онъ объ этомъ говорилъ прежде, и потому намреніе его явно обличаетъ двойную нравственную или, врне сказать, безнравственную цль. Оцнивая этотъ поступокъ Генриха, невольно однако приходитъ мысль: было ли въ исторіи хоть одно политическое предпріятіе, которое не имло бы подобнаго же двуличнаго исходнаго пункта? Заставя Генриха говорить и дйствовать такимъ образомъ, Шекспиръ показалъ себя не только великимъ психологомъ, но и знатокомъ политики.

Характеръ принца Генриха занималъ критиковъ Шекспира, можетъ-быть, боле, чмъ какое-либо изъ прочихъ созданныхъ имъ лицъ. Принца называли даже излюбленнымъ героемъ Шекспира — почему?— трудно сказать. Если судить по законченности и широт развитія, то въ этомъ отношеніи въ параллель съ этимъ характеромъ можно поставить многіе другіе’ не уступающіе ему въ этомъ отношеніи ничмъ. Нкоторые критики поддерживали свое мнніе даже тмъ, что находили аналогію между характеромъ принца и личностью самого поэта, увряя, будто Шекспиръ изобразилъ въ принц Генрих нравственный портретъ самого себя. Въ доказательство приводили, что Шекспиръ, подобно принцу, представляетъ типъ человка, необыкновенно богато одареннаго природой, который точно такъ же провелъ свою молодость въ недостойныхъ увлеченіяхъ и созналъ свое великое призваніе лишь позднй. Нечего говорить, что такое мнніе не выдерживаетъ никакой критики, и не выдерживаетъ просто потому, что о молодости Шекспира и о томъ, какъ онъ ее провелъ, мы не знаемъ ровно ничего, кром нсколькихъ легендарныхъ преданій, не доказанныхъ ничмъ. Потому и въ лиц принца Генриха гораздо врне видть просто одно изъ созданій Шекспира, удивляющихъ насъ необыкновенной силой и правдой, подобно множеству прочихъ созданныхъ имъ лицъ, и не увлекаться ничмъ не доказанными предположеніями.

Первообразъ характера принца Генриха, впослдствіи короля Генриха V, взятъ Шекспиромъ не столько изъ хроники Голлиншеда и той старинной пьесы, о которой упомянуто было выше (‘The fanions victories of Henry fifth’), сколько изъ сложившихся объ этомъ лиц еще прежде народныхъ легендъ, которыя, вроятно, сами послужили основой и для лтописи Голлиншеда и для помянутой пьесы. Происхожденіе этихъ легендъ легко объясняется тмъ, что личность короля Генриха V была въ Шекспирово время одной изъ популярнйшихъ въ Англіи. Завоевавъ Францію, король этотъ поднялъ значеніе англійскаго имени такъ высоко, какъ оно не стояло ни при одномъ изъ его предшественниковъ. А извстно, что военные подвиги способствуютъ боле всего чьему-либо возвышенію въ глазахъ толпы. Такихъ людей славятъ и интересуются малйшими фактами ихъ жизни, въ настоящемъ же случа жизнь принца Генриха представлялась тмъ боле интересной, что, по ходившимъ тоща слухамъ, принцъ этотъ вовсе’ не общалъ въ молодости сдлаться тмъ, чмъ сталъ впослдствіи. Вотъ что говоритъ по этому поводу Голлиншедъ въ своей лтописи: ‘Сдлавшись королемъ и надвъ на свою голову корону, принцъ ршился переродиться, обратя наглость и безпутство въ достоинство и воздержаніе и изгнавъ изъ своего общества всхъ негодяевъ-товарищей, съ которыми проводилъ свою молодость въ праздности и порочныхъ удовольствіяхъ’.— Кром этихъ общихъ словъ, лтописецъ описываетъ и многіе факты, подтверждающіе это мнніе, котораго, кром Голлиншеда, держались и другіе лтописцы. Такъ, біографъ принца Генриха, Томасъ Ельмгамъ, говоритъ, что въ свободное время отъ воинскихъ упражненій онъ предавался грубому разврату, къ которому такъ склонна бываетъ молодость. Оттерборнъ, другой современникъ Генриха, говоритъ объ его исправленіи,, что онъ ‘repente mutatus est in virum alterum’. Нкоторые находили въ его исправленіи даже таинственную связь съ воздушными явленіями, которыя будто бы предвщали такую перемну. Позднйшая исторія отвергла большинство подобныхъ разсказовъ, какъ недоказанные анекдоты, но уже самое ихъ существованіе показываетъ, что личность принца Генриха интересовала всхъ. Упомянутая выше драма (‘The famous victories of Henry the fifth’) рисуетъ принца Генриха именно въ такомъ вид, причемъ неизвстный авторъ, говоря о порокахъ, которымъ предавался принцъ, превысилъ даже т разсказы, какіе передаютъ о немъ лтописи. Пошибъ все преувеличивать и поражать самыми неправдоподобными противоположностями господствовалъ во всей дошекспировской литератур, а потому идеи этого направленія высказались и въ настоящемъ случа. Я не буду описывать всего содержанія пьесы, но, чтобъ покапать, какъ мало былъ развитъ тогда вкусъ публики и какими дешевыми, балаганными эффектами она довольствовалась, упомяну о двухъ-трехъ сценахъ, нарочно выбравъ т, которыя повторены Шекспиромъ и въ его хроник, для того, чтобъ читатель могъ рельефне увидть разницу во взглядахъ обоихъ авторовъ. Такъ, сцена, гд принцъ съ товарищами грабитъ прозжихъ, заимствована Шекспиромъ изъ ‘Famous victories’, при чемъ авторъ пьесы, желая представить принца человкомъ, чувствующимъ свое высокое достоинство предъ прочими ворами, исполняетъ это довольно оригинальнымъ образомъ, заставляя принца присвоить себ, прикрываясь своимъ высокимъ именемъ, половину награбленной добычи, которую онъ клянется, какъ истинный джентльменъ, прокутить въ ту же ночь, ограбленныхъ же ругаетъ негодяями, мужиками и чернью. Какая драгоцнная черта для изученія взглядовъ и нравственныхъ понятій, какіе проводились въ литератур того времени! Вотъ чмъ довольствовалась тогдашняя публика, и вотъ изъ какой грязи долженъ былъ Шекспиръ извлекать и возстановлять чувство правды и изящности! Дале, узнавъ, что король-отецъ захворалъ, принцъ детъ ко двору, сказавъ, что ‘сорветъ съ короля корону, прежде чмъ онъ испуститъ послдній вздохъ’. Вотъ зерно превосходной Шекспировой сцены изъ второй части хроники, когда принцъ уноситъ корону уснувшаго отца, котораго почелъ умершимъ, и затмъ, падая предъ нимъ на колни, произноситъ извстный монологъ:

Вотъ вашъ внецъ, и Тотъ, Кто носитъ вчный,

Пусть долго сохранитъ его за вами, и т. д.

Подобными вывсочными, ярко бросающимися въ глаза, чертами размалевана авторомъ: ‘Famous victories’ вся личность принца Генриха. Психологическаго объясненія его поступковъ въ пьес нтъ слда, и даже его позднйшая перемна, когда онъ длается великимъ государемъ, не мотивирована ничмъ. Когда Шекспиръ вздумалъ изобразить личность принца Генриха, то, конечно, не могъ оставить безъ объясненія тхъ безобразныхъ крайностей, какія нашелъ въ Голлиншедовой лтописи и старинной пьес. Мы дйствительно видимъ, что подъ перомъ его создалась совершенно живая личность, въ которой хотя и удержаны многія вншнія черты, заимствованныя изъ Голлиншеда и прочихъ источниковъ, но.черты эти осмысленны и приведены въ систему ясновидящей душой поэта. Какъ и чмъ усплъ достичь Шекспиръ этого результата, мы увидимъ, если бросимъ взглядъ на основныя черты, какія придалъ онъ характеру принца въ своей пьес. Шекспировъ принцъ Генрихъ уменъ, благороденъ и весело добродушенъ. На этихъ трехъ качествахъ основанъ весь его характеръ, и ими одними объяснены вс его поступки. Что онъ уменъ — выказывается особенно въ отношеніяхъ къ буйнымъ товарищамъ, надъ которыми онъ первенствуетъ безусловно. Въ обществ этомъ уничтожена всякая вншняя церемонія, вс говорятъ другъ другу ‘ты’ и держатъ себя за панибрата, однако принцъ выдляется между всми, какъ главное лицо. Вопросъ: зачмъ онъ при его ум и благородств вращался въ этомъ кругу, который былъ грязенъ и недостоинъ его сана?— объясняется тмъ, что, будучи уменъ, принцъ въ то же время былъ веселъ и добродушенъ. У такихъ людей часто развивается въ характер юмористическая струйка, подмывающая ихъ (особенно въ молодости) посмяться и позабавиться иной разъ даже не совсмъ похвальнымъ образомъ. Отношенія принца къ товарищамъ очерчены Шекспиромъ на основаніи этой черты самымъ тонкимъ и врнымъ образомъ. Онъ вращается въ ихъ обществ не потому, чтобы оно было для него нравственной приманкой, но просто, чтобъ найти исходъ для юныхъ силъ, ищущихъ позабавиться. Подобное препровожденіе времени бываетъ безнравственно только въ такомъ случа, когда мы находимъ въ немъ исключительное удовольствіе, но, порожденное посторонней причиной, оно становится только случайной формой, въ которую облеклись кипящія молодыя силы, правда, формой не совсмъ приглядной, но зато не имющей серьезнаго значенія и потому извинительной. Эта мысль проведена авторомъ во всхъ поступкахъ, во всхъ рчахъ принца, и съ необыкновеннымъ искусствомъ рзко отдлены причины, побуждающія его на шалости, отъ причинъ, влекущихъ къ тому же недостойныхъ товарищей. Такъ, онъ съ негодованіемъ отвергаетъ предложеніе ограбить прозжихъ, чего такъ хочется Фальстафу съ компаніей, и соглашается лишь, когда Пойнсъ говоритъ, что единственная цль этой шутки — позабавиться насчетъ Фальстафа. Это — драгоцнная черта для анализа характера принца. Такъ, онъ позволяетъ посмяться даже надъ своимъ отцомъ, чтобъ видть фигуру Фальстафа, представляющаго короля, но въ то же время мы узнаемъ во второй части пьесы изъ разсказа хозяйки таверны, что когда Фальстафъ вздумалъ-было самъ посмяться надъ королемъ, сказавъ, что онъ похожъ на ‘виндзорскаго пвчаго’, то принцъ его за это поколотилъ. Веселый, остроумный нравъ принца выказывается во всемъ, какъ, напримръ, въ сценахъ, когда онъ дурачитъ мальчика въ таверн, увряя, что расположенъ теперь на вс проказы, какія длались ‘со времени стараго Адама’, или когда переодвается слугой, чтобъ поймать Фальстафа. Везд въ такихъ случаяхъ проведена авторомъ мысль, что проступки принца вытекаютъ не изъ порочныхъ наклонностей, а единственно изъ юношескаго веселаго увлеченія. Личность принца получила бы право на нашу симпатію даже въ такомъ случа, если бъ Шекспиръ удовольствовался изображеніемъ только этихъ сторонъ его характера, но Шекспиръ сдлалъ гораздо больше. Чрезъ всю личность принца проведено широкой свтлой струей изображеніе его благородства и высокой души. Уже въ первой сцен онъ высказываетъ врный взглядъ на своихъ товарищей, произнося извстный монологъ, въ которомъ сравниваетъ себя съ солнцемъ, которое если и даетъ закрывать себя на время облакамъ, то, явясь затмъ въ прежнемъ блеск, тмъ боле поражаетъ глаза, не ожидавшіе такой перемны. При первомъ извстіи о бунт Перси онъ тотчасъ бросаетъ распутство, восклицая: ‘Клянусь Богомъ, я дурно длаю, что трачу драгоцнное время!’ — Вс подобнаго рода черты прекрасно подготовляютъ ту перемну, какую мы видимъ въ принц въ конц пьесы, когда, сдлавшись королемъ, онъ безповоротно разрываетъ съ прежней жизнью. Его внезапная строгость съ прежними товарищами, кода онъ ихъ изгоняетъ, нимало не бросаетъ на его характеръ какой-либо тни. Онъ никогда не ставилъ этихъ людей на одну доску съ собой, и они были слишкомъ ничтожны въ его глазахъ, чтобъ онъ сталъ съ ними церемониться. Къ тому же и немилость свою онъ общаетъ отмнить, если они захотятъ исправиться. Единоборство принца съ Готспоромъ, оканчивающее первую часть хроники, вымышлено Шекспиромъ. Принцъ былъ въ день сраженья при Шрювсбри пятнадцатилтнимъ мальчикомъ и, конечно, не могъ сражаться съ противникомъ, какъ Перси, но это вымышленное окончаніе прекрасно характеризуетъ принца, когда онъ произноситъ свой благородный трогательный монологъ надъ тломъ павшаго врага. Окончаніе второй части хроники еще лучше и еще выше. Помирившись съ отцомъ и сдлавшись посл его смерти повелителемъ, къ которому, конечно, никто не смлъ бы предъявить какихъ-нибудь требованій или напомнить ему о быломъ, принцъ благородно протягиваетъ руку примиренія оскорбленному имъ когда-то верховному судь и трогательно проситъ простить его за минувшія увлеченія молодости. Лучшей чертой Шекспиръ не могъ заключить изображенія своего героя, какъ принца. Слдующая хроника (‘Король Генрихъ V’) покажетъ, какъ развилъ Шекспиръ этотъ характеръ дале и какія отмтилъ въ немъ новыя черты, нисколько не сойдя съ той психологической почвы, на которой стоялъ прежде.

Изъ прочихъ историческихъ лицъ пьесы интересне всхъ задумана и нарисована Шекспиромъ личность Готспора. Это одинъ изъ тхъ людей, которыхъ характеръ обрисовывается съ первой съ ними встрчи. Готспоръ — человкъ минуты въ самомъ врномъ смысл этого слова. Онъ дйствуетъ и говоритъ всегда подъ первымъ впечатлніемъ и потому съ перваго же раза высказывается весь, каковъ есть. Характеръ этого человка рисуетъ его самое имя. Hot spur значитъ по-англійски ‘Горячая Шпора’, какъ его прозвали за нетерпливое, горячее пришпориванье во время верховой зды. Очень жаль, что русскій языкъ не позволилъ прямого перевода этого имени, какъ это длается въ нмецкихъ текстахъ пьесы, гд Готспоръ прямо называется: ‘Heissporn’. Честь — эта почти всегдашняя спутница вспыльчивыхъ натуръ — иметъ въ лиц Готспора самаго ревностнаго, самаго безкорыстнаго представителя. Она, по выраженію Гервинуса, живетъ въ Готспор, какъ въ собственномъ дом, и полный хозяинъ всхъ его поступковъ. Нтъ сомннія, что подобная кипучая натура должна длать безпрестанныя ошибки въ практической жизни, поддаваясь вліянію другихъ, боле умныхъ и хитрыхъ, людей. Мы въ самомъ дл видимъ, какъ легко опутываетъ его хитрый Ворстеръ, хорошо знающій, на какую удочку легче поймать такого человка. Такъ, въ первомъ дйствіи, раздраженный королемъ, Готспоръ тотчасъ стихаетъ, чуть выслушиваетъ предложеніе Ворстера поднять знамя бунта и, обративъ пылъ на новую дорогу, начинаетъ кричать о подвигахъ и чести. Кипучая его натура неудержимо высказывается во всемъ. Въ сцен предполагаемаго раздла королевства съ Мортимеромъ и Глендоуеромъ, онъ ни съ того ни съ сего затваетъ споръ, будто назначенный ему участокъ меньше прочихъ. Можетъ-быть, онъ ограничился бы этими словами, но на бду Глендоуеръ сталъ противорчить, и все было кончено — пожаръ вспыхнулъ снова! Напрасно друзья стараются его успокоить, соглашаясь даже на уступку: — ‘не въ этомъ дло!— кричитъ онъ въ отвтъ:— я готовъ втрое уступить друзьямъ, но если вы начнете торговаться, я буду спорить изъ-за волоска!’ — И такъ поступаетъ онъ всегда и во всемъ. Особенно замчательно изображены Шекспиромъ отношенія Готспора къ жен. Онъ является не грубымъ деспотомъ, какъ бы можно было ожидать отъ такого характера, но, напротивъ, даже какъ бы уступчивымъ и мягкимъ.— ‘Ну, какъ хочешь!’ — говоритъ онъ ей въ отвтъ, когда она, несмотря на его просьбы, отказывается пть. Эта черта удивительна своей врностью. Горячія натуры, привыкшія, чтобъ все предъ ними преклонялось, нердко оказываютъ къ слабымъ существамъ снисхожденіе, похожее на то, какъ левъ ласкаетъ иногда маленькую собачку, посаженную къ нему въ клтку. Впрочемъ, если Готспоръ и является въ этомъ случа уступчивымъ, то только въ мелочахъ. Когда его жена умоляетъ открыть ей причину его заботъ (т.-е. затянный имъ бунтъ), то онъ даже ея не слушаетъ и прерываетъ требованіемъ себ лошади, а чрезъ нсколько минутъ клянется, что любитъ жену безконечно, хотя и довряетъ ей не боле, какъ женщин.

Съ неменьшимъ искусствомъ отдланъ характеръ Глендоуера. Въ немъ особенно виденъ тотъ удивительный тактъ, съ какимъ Шекспиръ пользовался преданіями и поврьями своей родины. Глендоуеръ считался современниками колдуномъ, и случай, какъ увряютъ, дйствительно устроилъ, что день его рожденья сопровождался землетрясеньемъ. Шекспиръ, вроятно, чувствовалъ, что чудесное было бы неумстно въ такой положительной пьес, какъ ‘Генрихъ IV’, но, не желая исказить характеръ, начертавшійся въ народныхъ преданьяхъ такими яркими красками, онъ обставилъ своего Глендоуера только атрибутами магіи, выпустивъ чудеса, какія ему приписывались. Фигура Глендоуера удивительно напоминаетъ средневковыхъ астрологовъ. Та же важность въ обращенія, то же уваженіе къ наук и высокопарный языкъ съ непосвященными въ ея таинства. Нсколько комическій оттнокъ, который авторъ придалъ его личности, чрезвычайно какъ умстенъ. Его педантство выясняетъ многія черты его характера, особенно въ отношеніяхъ къ Готспору. Сцена ихъ совта передъ бунтомъ одна изъ лучшихъ въ пьес. Замчательно, какъ врно и сообразно съ темпераментомъ обоихъ изобразилъ Шекспиръ чувства, какія они питаютъ другъ къ другу. У Готспора къ Глендоуеру инстинктивное отвращеніе, какое почти всегда замчается у энергическихъ натуръ въ отношеніи къ тяжелымъ. Глендоуеръ, напротивъ, сочувствуетъ Готспору, что тоже врно съ дйствительностью. Холодная кровь такихъ людей какъ бы чувствуетъ нужду въ разгоряченіи и потому съ особеннымъ участіемъ смотритъ на быструю энергію юношей. Глендоуеръ даже заискиваетъ расположеніе Готспора, самъ того не примчая, какъ это видно, напримръ, когда онъ приглашаетъ его для раздла королевства:

Садись, любезный Перси —

Мой добрый братъ Готспоръ. Король блднетъ

Теперь, едва твое услышитъ имя,

И съ тайнымъ вздохомъ молится, чтобъ ты

Убрался въ рай — и чмъ скорй, тмъ лучше.

Но Готспоръ, не понимая подобной любезности, отвчаетъ не совсмъ учтиво:

Да! а тебя онъ посылаетъ въ адъ,

Едва услышитъ имя Глендоуера.

Эти слова Глендоуера и отвтъ Готспора чрезвычайно какъ характеристичны.

Прочія, собственно историческія, лица не имютъ особенно важнаго значенія, но въ изображеніи ихъ тоже разсяны превосходныя, геніальныя черты, характеризующія личность каждаго. Таковъ, напримръ, Ворстеръ. Хитрый интриганъ, онъ удивительно похожъ характеромъ на самого Генриха. Можно сказать, что при удач Ворстеръ сдлался бы Генрихомъ, а этого послдняго, если бъ ему не улыбнулось счастье, постигла бы судьба Ворстера. Оба они одарены честолюбіемъ, твердой волей и неразборчивостью средствъ въ преслдованіи цлей. Ворстеръ явно глаза заговора, тогда какъ Готспоръ не боле, какъ его правая рука. Онъ первый возбуждаетъ вопросъ о возмущеніи, хитро улучивъ удобную минуту, чтобъ увлечь раздраженнаго Готспора. Въ сценахъ, гд бунтовщики совщаются о своихъ дйствіяхъ, голосъ Ворстера — голосъ благоразумія, тогда какъ Готспоръ и Дугласъ оказываются не боле, какъ пустыми крикунами. Но когда дло но удалось, то Ворстсръ умираетъ съ твердостью, которая развилась въ немъ подъ вліяніемъ жизни, проведенной среди интригъ и опасностей. ‘Я длалъ, что велитъ самохраненье’,— говоритъ онъ въ отвтъ королю, осуждающему его на казнь, и затмъ безропотно покоряется судьб.

Отецъ Готспора, Нортумберландъ, и товарищъ его, Мортимеръ, самыя незначительныя лица пьесы. Характеръ обоихъ флегматиченъ и тяжелъ. Въ этомъ огношеніи Мортимеръ достойный зять своего тестя Глендоуера. Съ обоими сходенъ по характеру сэръ Вальтеръ Блнтъ, хотя, когда надо дйствовать, онъ обнаруживаетъ боле, чмъ они, энергіи и преданности длу. Въ лиц Блнта представленъ врный подданный, хотя врность его скоре плодъ рутиннаго взгляда на жизнь, чмъ твердыхъ убжденій. Онъ знаетъ, что Генрихъ — король, а потому и остается ему врнымъ, но входя въ разбирательство, какимъ путемъ добился онъ престола. Такіе люди встрчаются въ жизни очень часто и хотя вполн заслуживаютъ названіе хорошихъ людей за честность и преданность, но, съ тмъ вмст, отъ нихъ нельзя ожидать иниціативы въ дл, для нихъ новомъ, для котораго надо измнять складъ прежнихъ окаменлыхъ убжденій и взглядовъ.

Принцъ Іоаннъ представленъ въ первой части пьесы мальчикомъ, едва вышедшимъ изъ дтства. Война случилась для него какъ нельзя боле кстати. Онъ хочетъ утолить битвой жажду дятельности и такъ смло кидается въ нее, что приводитъ окружающихъ даже въ изумленіе. Совсмъ инымъ видимъ мы его во второй части пьесы. Возмужавъ духомъ, онъ воспиталъ въ себ высокопарное убжденіе, что ему, какъ высокому лицу, позволено все. Сцена, когда онъ презрительно обманываетъ бунтовщиковъ, сдавшихся ему на честное слово, и отказывается выполнить данное общаніе только потому, что они въ его глазахъ ‘презрнные бунтовщики’, прекрасно рисуетъ этотъ характеръ, представленный удивительно ярко и врно, несмотря на то, что въ пьес онъ едва намченъ.

Очень ясными чертами изображена личность жены Готспора, лэди Перси, хотя она является всего въ трехъ, и то незначительныхъ, сценахъ. Это — женщина, для которой все слилось въ любви къ мужу. Слова ея — музыка, въ которой звучатъ любовь, нжность, боязнь и кроткіе упреки за неоткровенность мужа съ нею. Сцену, когда она упрашиваетъ Готспора открыть ей его тайну, можно сравнить съ подобною же сценой въ ‘Юлі Цезар’, когда Порція проситъ о томъ же своего мужа, Брута. Но какая разница въ характерахъ! Суровая римлянка властно требуетъ, какъ жена и полноправная подруга, съ которой мужъ долженъ длить все,— лэди Перси проситъ и умоляетъ только во имя любви и преданности. Очень интересна одна маленькая фраза, которую она произноситъ, когда Готспоръ отдлывается отъ ея просьбы пренебрежительными шутками:

Не хочешь! Я теб сломаю палецъ,

Когда ты мн не скажешь сущей правды.

Видали ль вы, какъ иногда тотъ, кто старается въ чемъ либо убдить другого, безсознательно и судорожно хватаетъ его за платье или за руку, самъ того не замчая? Случай этотъ такъ мелоченъ и простъ, что едва ли кто обращалъ на него вниманіе, но здсь онъ показываетъ, до какихъ мелочныхъ подробностей рисовались передъ Шекспиромъ образы его созданій. Нжная, женственная душа лэди Перси еще лучше обрисовывается во второй части пьесы, когда она груститъ объ убитомъ муж.

Въ заключеніе о настоящей пьес остается сказать еще о свит принца Генриха — той свит, позорному распутству которой онъ, по собственнымъ его словамъ, потворствовалъ, ‘какъ солнце, которое позволяетъ скрывать себя на время презрннымъ облакамъ’. Если принять эти слова за указаніе значенія, какое свита эта иметъ по отношенію къ принцу и къ пьес, то значеніе это не можетъ показаться большимъ. Роль свиты принца сводится, повидимому, лишь къ тому, чтобъ составить фонъ для лучшаго выдленія личности самого принца, а потому, казалось бы, нечего было ожидать, что авторъ придастъ этой части своей пьесы большое развитіе. Между тмъ мы видимъ, что если выдлить изъ текста пьесы т сцены, въ которыхъ являются Фальстафъ и его товарищи, то окажется, что сцены эти занимаютъ по объему чуть ли не половину всей пьесы. Это одно уже наводитъ на мысль, что значеніе этихъ сценъ нсколько боле, чмъ роль простого аксессуара. Мало этого: если взглянуть на впечатлніе, какое разсматриваемая пьеса производила всегда и производитъ до сихъ поръ на изучающихъ Шекспира читателей, то мы увидимъ, что личность Фальстафа если не подавляетъ прочихъ лицъ и не первенствуетъ надъ ними совершенно, то во всякомъ случа иметъ равное съ ними значеніе и давно уже причислена въ общемъ мнніи къ числу самыхъ яркихъ и самыхъ геніальныхъ Шекспировыхъ созданій. Такое нарушеніе равновсія въ общей постройк пьесы, конечно, должно имть какое-нибудь основаніе, и потому при разбор пьесы о Фальстаф необходимо поговорить подробнй.

Трудно себ представить при первомъ взгляд на эту личность, чмъ она могла привлечь такое глубокое вниманіе и, можно сказать, даже симпатію публики? Фальстафъ по существу не боле, какъ олицетвореніе самыхъ грязныхъ, самыхъ низкихъ плотскихъ человческихъ инстинктовъ. Та безконечная серія ругательныхъ эпитетовъ и именъ, какими опредляетъ жирнаго рыцаря въ пьес самъ принцъ, нисколько не преувеличена и настолько врна, что съ каждымъ этимъ эпитетомъ согласится всякій. Изображеніе дурного и грязнаго, конечно, можетъ законно входить въ сферу поэзіи, изображающей жизнь, какова она есть, но излишнее преувеличеніе окажется здсь вреднымъ также, какъ и везд. Однако мы видимъ, что въ настоящемъ случа личность Фальстафа не только не производитъ при чтеніи пьесы утомляющаго или отталкивающаго впечатлнія, а напротивъ — нравится и заинтересовываетъ отъ начала до конца. Если на вопросъ о причинахъ такого страннаго факта отвтятъ, что притягательной силой, сковывающей вниманіе читателя, является здсь то геніальное искусство, съ какимъ Шекспиръ создавалъ (а главное — развивалъ) характеры своихъ лицъ, вслдствіе чего мы охотно прощаемъ поэту, если даже основный матеріалъ, изъ котораго построены эти характеры, не особенно привлекателенъ самъ по себ,— то на это можно возразить, что настоящій случай именно идетъ вразрзъ съ этимъ мнніемъ. Характеръ Фальстафа въ томъ вид, какъ онъ созданъ Шекспиромъ, замчателенъ тмъ, что въ немъ мы именно не находимъ ровно никакого развитія, подобнаго тому, какому изумляемся, напримръ, въ Лир, Макбет и другихъ Шекспировыхъ лицахъ, являющихся въ каждой сцен непремнно въ новомъ психологическомъ положеніи, обусловленномъ ихъ нравственнымъ существомъ и тмъ вліяніемъ, какое производили на нихъ переживаемыя ими впечатлнія. Фальстафъ, напротивъ, съ первой же сцены его появленія обрисовывается весь, каковъ онъ есть, и нисколько не измняется затмъ во все продолженіе пьесы. Сцены, въ какихъ мы его видимъ, могутъ быть перетасованы въ какомъ угодно порядк, и отъ этого впечатлніе, какое производитъ Фальстафъ, не измнится ни въ чемъ. Такой операціи невозможно продлать ни съ однимъ изъ Шекенировыхъ лицъ, и невозможно именно потому, что каждое изъ этихъ лицъ является предъ нами съ каждымъ выходомъ въ новомъ положеніи. Потому, если, несмотря на эти два факта (т.-е. на отсутствіе въ личности Фальстафа основныхъ привлекательныхъ свойствъ и на то, что даже въ постройк этого характера мы не находимъ главнаго элемента Шекспирова творчества),— если, повторяю, несмотря на это, Фальстафъ все-таки признанъ однимъ изъ колоссальнйшихъ Шекспировыхъ созданій, то для опредленія, почему это такъ произошло, необходимо взглянуть на этотъ характеръ глубже и постараться подсмотрть, не таится ли за его, ясной до ощутительности, фигурой какой-нибудь подкладки, заложенной такъ глубоко, что хотя она и ускользаетъ отъ поверхностнаго анализа, но вмст съ тмъ сквозитъ настолько ощутительно, что мы невольно подчиняемся ея вліянію и чувствуемъ за фигурой жирнаго рыцаря присутствіе одной изъ тхъ міровыхъ идей, которыя, будучи олицетворены въ какомъ-нибудь поэтическомъ образ, длаютъ этотъ образъ безсмертнымъ и дорогимъ для всхъ.

Въ числ геніальныхъ созданій міровой поэзіи есть одно, которое я позволю себ взять исходнымъ пунктомъ для выясненія того взгляда, какой предполагаю высказать о Фальстаф. Произведеніе это — ‘Донъ-Кихотъ’. Помимо значенія сатиры на современные нравы, за романомъ этимъ давно уже признанъ еще другой смыслъ, гораздо боле глубокій, чмъ сатира. Въ ‘Донъ-Кихот’ и его оруженосц изображены т дв крайнія стороны человческаго духа, въ какихъ выражается вся наша жизнь. Донъ-Кихотъ олицетворяетъ благородныя чувства и порывы, заставляющіе насъ презирать ради стремленія къ добру голосъ плотскихъ, низменныхъ инстинктовъ, Санчо-Панса, напротивъ, является олицетвореніемъ этихъ инстинктовъ. Оба они представляютъ такимъ образомъ какъ бы дв схемы, подъ которыя подходятъ или изображаются въ нихъ, какъ въ фокус стекла, безконечное множество стимуловъ, побуждающихъ людей къ ихъ поступкамъ. Этимъ и объясняется міровое значеніе этихъ типовъ. Въ произведеніяхъ Шекспира нтъ пары лицъ, которыя, представляя что-либо подобное, были бы сопоставлены вмст въ одномъ произведеніи, но если взглянуть на всю толпу созданныхъ имъ лицъ вообще, то мы можемъ выдлить изъ нихъ и сопоставить нравственно пару героевъ, изображающихъ въ основ то же самое, что мы находимъ и въ произведеніи Сервантеса. Эта пара — Гамлетъ и Фальстафъ. Доказательство тожества значенія Донъ-Кихота съ значеніемъ Гамлета, можетъ-быть, покажется страннымъ, особенно русскимъ читателямъ, знающимъ превосходную параллель, сдланную между этими лицами Тургеневымъ (при чемъ онъ выставлялъ именно діаметральную между ними противоположность), а потому я спшу пояснить свою мысль. Гамлетъ и Донъ-Кихотъ дйствительно неизмримо отличны другъ отъ друга, если мы взглянемъ на то, что они длаютъ. Донъ-Кихотъ самоотверженно бросается, очертя голову, когда хочетъ достичь предположенной цли, а Гамлетъ, напротивъ, только колеблется и остается на мст. Разница, конечно, огромная, но совсмъ иное представится, если мы разберемъ основной пунктъ, на которомъ оба стоятъ. Тутъ не только не окажется между ними какого-либо различія, но, напротивъ, именно обнаружится замчательное сходство. Оба, и Гамлетъ и Донъ-Кихотъ, изображаютъ людей, недовольныхъ устройствомъ здшней жизни и считающихъ необходимымъ измнить это устройство во что бы то ни стало. Это недовольство довело ихъ до того, что оба они забываютъ самихъ себя и, витая въ преслдующихъ ихъ мечтахъ, отказываются, какъ аскеты, отъ пользованія какими бы то ни было благами, которыя жизнь можетъ дать. Эти блага кажутся имъ (особенно Гамлету) чмъ-то пустымъ и нестоящимъ никакого вниманія. Санчо-Панса и Фальстафъ представители совершенно обратнаго направленія. Земная жизнь не только не кажется имъ чмъ-либо дурнымъ, но, напротивъ, вс ихъ желанія и помыслы направлены именно лишь къ тому, чтобы какъ можно больше воспользоваться ея благами и устранить неудобства. Опредливъ такъ основное значеніе характера Фальстафа, мы увидимъ, что онъ представится намъ уже не какъ единичное явленіе случайнаго нравственнаго уродства, грязнаго и некрасиваго, но какъ выраженіе цлой струи житейскихъ явленій, захватывающихъ и рисующихъ жизнь въ очень большомъ количеств самыхъ разнообразныхъ случаевъ.

Значеніе Фальстафа, какъ типа, расширится въ нашихъ глазахъ еще гораздо боле, если, опредливъ, что основной чертой его было плотоугодіе, мы взглянемъ затмъ, въ чемъ именно состояли его желанія, а главное — какими средствами онъ старался имъ удовлетворить? Въ этомъ отношеніи Фальстафъ окажется во столько же разъ интересне и шире по количеству и объему захваченныхъ и выраженныхъ въ немъ явленій жизни противъ Санчо-Панса, во сколько разъ идея, выраженная въ Гамлет, шире и выше того, что изображаетъ Донъ-Кихотъ. Ламанчскій рыцарь былъ бдный помшанный, преслдующій невозможную идею воскрешенія отжившихъ взглядовъ и понятій. Въ Гамлет, напротивъ, изображенъ рядъ взглядовъ и стремленій, присущихъ ршительно всмъ людямъ. Санчо-Панса не идетъ въ своихъ желаніяхъ дале самаго обыкновеннаго плотоугодія. Если бъ его поставили въ стойло вмст съ его осломъ и при этомъ стали вкусно, хорошо кормить, то онъ не пожелалъ бы ничего боле. Фальстафъ далеко не удовлетворился бы подобнымъ положеніемъ. Плотоугодливый не меньше, чмъ Санчо-Панса, онъ, кром удовлетворенія этому плотоугодію, желаетъ еще иныхъ, гораздо боле разнообразныхъ, удовольствій и почестей. Ему хочется быть значительнымъ лицомъ въ той сред, въ которой онъ вращается. Онъ зоветъ себя рыцаремъ и заботится о томъ, чтобы прослыть джентльменомъ и храбрецомъ. На людскую толпу смотритъ, какъ на дрянь, не стоящую вниманія. Чтобъ достать денегъ, онъ хлопочетъ въ пот лица и поднимается на всевозможныя хитрости, чего никогда не сталъ бы по лности длать Санчо-Панса. Словомъ, Фальстафъ является представителемъ чрезвычайно широкаго круга житейскихъ стремленій (хотя и низменныхъ) и этимъ однимъ уже становится выше по объему изображеннаго, чмъ Санчо-Панса. Но главная широта его значенія, какъ типа, обусловливается боле всего тмъ способомъ, какимъ онъ старается достичь цли своихъ желаній и вожделній. Санчо-Панса много-много, что трусливо и скромно стянетъ, гд можно, гуся на обдъ или выспится на мягкой чужой постели, Фальстафъ не довольствуется такими пустяками. Онъ не скромно проситъ, чего желаетъ, а напротивъ — надменно требуетъ, какъ должнаго, для достиженія же цли пускаетъ въ ходъ спеціальное средство, а именно: старается всми силами казаться выше того, что онъ есть въ дйствительности. Трусость онъ прикрываетъ хвастовствомъ, отсутствіе благородства — напускными фразами о чести, стараніе добыть денегъ — самой наглой ложью, поддержку хорошихъ отношеній съ людьми, какіе ему нужны — заискиваньемъ и лестью. Какъ ни проста кажется на видъ эта черта характера Фальстафа — достигать житейскихъ благъ стараньемъ казаться выше и лучше, чмъ онъ былъ на дл, но если вглядться въ эту сторону его характера внимательнй, то мы увидимъ, что значеніе этой черты гораздо шире, чмъ можетъ показаться съ перваго взгляда. Если примнить эту черту къ объясненію безчисленнаго количества людскихъ поступковъ, какіе являетъ бурно проносящаяся предъ нами жизнь, то мы наврно увидимъ, что такимъ взглядомъ не только объяснится громадное ихъ большинство, но что, пожалуй, не найдется такого человка, который не сознался бы себ самъ, что я съ нимъ бывали житейскіе случаи, когда ему приходилось проводить и реализовать свои гршныя матеріальныя желанія съ помощью пріема Фальстафа. Кто будетъ дйствительно настолько смлъ, чтобъ ршиться утверждать, будто его никогда не привлекали сладкія матеріальныя приманки жизни боле, чмъ ея нравственныя цли? И кто равно отвтитъ отрицательно, что онъ никогда, хотя бы немного, не рисовался для достиженія того, чего желалъ, и не преувеличивалъ предъ нужными людьми казовой стороны своихъ достоинствъ? А если такъ, то, значитъ, Фальстафъ, являясь предъ нами представителемъ такихъ душевныхъ движеній, которыя присущи ршительно всмъ людямъ, долженъ быть признанъ такимъ же міровымъ типомъ, какимъ признанъ и Гамлетъ, въ которомъ точно такъ же изображенъ циклъ явленій и идей, родственныхъ всмъ людямъ (см. этюдъ къ этой трагедіи). Такимъ взглядомъ на значеніе Фальстафа объясняются и т два вопроса, какіе поставлены выше, а именно: почему Фальстафъ, несмотря на свое нравственное уродство, не производитъ на насъ отталкивающаго впечатлнія, а также, почему въ немъ не замчается послдовательнаго

Развитія характера, этого спеціальнаго элемента Шекспирова творчества? Іервое объясняется тмъ, что, находя въ Фальстаф черты, свойственныя ршительно всмъ людямъ, мы инстинктивно удерживаемся отъ мысли казнить въ немъ самихъ себя, а второе становится понятно изъ простого вывода, что если въ Фальстаф (такъ же, какъ и въ Гамлет) изображено начало, которое всегда жило, живетъ теперь и будетъ вчно жить, пока существуютъ на земл люди — то, значитъ, начало это неизмнно, а потому представитель его, воплощенный въ художественный образъ, долженъ также являться намъ въ законченномъ неизмняющемся вид. Въ подтвержденіе этого взгляда можно привести, что вдь и Гамлетъ, какъ представитель тоже вчно существующаго въ жизни направленія, изображенъ Шекспиромъ, подобно Фальстафу, въ одномъ и томъ же неизмнномъ психологическомъ состояніи отъ начала до конца пьесы. Въ ‘Лир’, ‘Макбет’, ‘Отелло’ и другихъ герояхъ Шекспира изображены частныя явленія жизни, отторгнувшіяся отъ ея общей рки, подобно бурнымъ потокамъ, а потому и въ ход этихъ потоковъ мы отличаемъ начало, середину и конецъ теченія. Но если мы будемъ смотрть на самую рку, то хотя не замтимъ, повидимому, ничего, кром однообразнаго, плавнаго теченія, однако все-таки почувствуемъ впечатлніе широты и величія больше, чмъ въ потокахъ, несмотря даже на ихъ бурный характеръ. Гамлетъ и Фальстафъ производятъ среди прочихъ явленій жизни точно такое же впечатлніе вчно текущей, неизмнной рки.

Опредливъ общее значеніе и идею Фальстафа, взглянемъ теперь, въ какомъ вид реализовалъ Шекспиръ эту идею въ созданномъ имъ образ

Основной чертой характера Фальстафа поставлено сластолюбіе, покорившее въ немъ вс прочія чувства и способности. Рядомъ съ сластолюбіемъ стоитъ совершенное отсутствіе правилъ, вслдствіе чего въ Фальстаф развилась неразборчивость средствъ къ удовлетворенію желаній. Неразборчивость эта при достаточной смтливости, въ которой также нельзя отказать Фальстафу, порождаетъ тысячу выдумокъ, въ которыхъ цль одна: доставить себ желаемое, а средства для того совершенно произвольны: какое лучше, то и пускается въ ходъ. Иногда полезно разыграть честнаго человка, въ другой разъ оказаться мошенникомъ, одинъ разъ показаться трусомъ, въ другой — храбрымъ. Изъ этихъ-то противоположностей и проистекаетъ чудный комизмъ этого лица,— комизмъ естественный, вытекающій прямо изъ внутренней необходимости и потому выигрывающій въ безконечное число разъ. Комизмъ этотъ еще усиливается несообразностью желаній съ лтами и фигурой нашего героя. Жирная фигура такъ хорошо вяжется съ сластолюбивою натурою Фальстафа и такъ къ ней идетъ, что кажется связанною съ ней неразрывной органической связью и составляетъ необходимую ея принадлежность. Трактирная жизнь есть единственная естественная среда, въ которой можетъ вращаться подобный характеръ, и мы дйствительно видимъ, что сэръ Джонъ не знаетъ другой. Она, кром беззаботности, представляетъ, сверхъ того, боле удобный способъ жить на чужой счетъ и не платить долговъ, что, по собственнымъ словамъ сэра Джона, ему случилось сдлать во всю свою жизнь какихъ-нибудь два раза. Ясно, что при такомъ взгляд на вещи ему необходимо искать постояннаго кредита, который и сваливается на него совершенно неожиданно въ лиц принца Генриха. Но, состоя въ совершенной отъ него зависимости и разыгрывая передъ принцемъ въ полномъ смысл роль шута, Фальстафъ при своей природной смтливости инстинктивно видитъ неловкость своего положенія и старается всми силами представить себя въ глазахъ окружающихъ не тмъ, что онъ есть. Достичь этого онъ думаетъ, ставя себя съ принцемъ на одну ногу и обращаясь съ нимъ, какъ съ равнымъ, но зато въ его отсутствіи, опять съ тою же цлью, онъ всячески старается его унижать и показать видъ, будто онъ его ни въ грошъ не ставитъ. Ршительное отсутствіе всякой порядочности и въ то же время инстинктивное чувство ея необходимости, хотя бы для того, чтобъ тмъ легче забирать въ кредитъ въ таверн, порождаетъ въ Фальстаф это неподражаемое хвастовство, которымъ онъ ставитъ себя, самъ того не воображая, въ такое смшное положеніе въ глазахъ постороннихъ, но которымъ вполн удовлетворяется самъ, такъ что подъ конецъ почти, вритъ своимъ чудовищнымъ выдумкамъ. Не мене замчательна его способность придумывать оправданія, чтобы выпутываться изъ стснительныхъ обстоятельствъ, въ которыя онъ такъ часто самъ себя ставитъ своими выдумками. Ему все равно, что въ оправданіяхъ этихъ нтъ смысла:— въ его глазахъ они достаточны, и онъ ими совершенно удовлетворяется. Такъ, чтобъ прикрыть свое бгство, онъ увряетъ, что узналъ принца во время грабежа, и какъ еще узналъ?— совершенно особымъ способомъ: по инстинкту! Эта новая ложь такъ забавна, что принцъ поневол не можетъ смотрть на его трусость серьезно, и такимъ образомъ нашъ рыцарь, благодаря своей шутовской фигур, вывертывается изъ затруднительнаго положенія. Еще оригинальне его оправданіе, когда его уличаютъ въ томъ, что онъ ложно обвиняетъ хозяйку въ покраж. Тутъ, кажется, уже для него нтъ исхода, и стыдъ очевиденъ, но ничуть не бывало! Онъ, съ свойственной ему ловкостью, находитъ средство обратить все въ смшную сторону. ‘Послушай Галь!— говоритъ онъ принцу:— ты знаешь, что нашъ праотецъ Адамъ и въ состояніи невинности не избжалъ грхопаденія,— такъ гд же уцлть отъ него бдному Джаку Фальстафу въ ныншнее развращенное время?’ Какъ видите, логика недурна! И главное — достигаетъ своей цли. Можно ли въ самомъ дл серьезно обвинять въ чемъ-нибудь подобную личность?

Не разъ возбуждался вопросъ о томъ, трусъ Фальстафъ или нтъ? Можно скорй думать, что нтъ, и что трусость въ немъ только кажущаяся, явившаяся вслдствіе его необыкновенной привязанности къ жизни и къ своей гршной плоти, которую онъ такъ лелетъ. Трусость сама по себ чувство прирожденное, независимое ни отъ чего. Трусъ останется равно трусомъ, кода опасность вдали, кода онъ съ ней лицомъ къ лицу и даже тогда, когда она неизбжно должна обрушиться. Но Фальстафъ не таковъ. Онъ очень хладнокровно отправляется на войну и даже радъ ей, потому что видитъ къ ней средство поправить свои финансы, слдовательно — онъ не боится опасности издали. Точно такъ же, когда опасность неизбжна, въ Фальстаф тоже не замтно признаковъ трусости. Въ той сцен, вд шерифъ является его арестовать вслдствіе грабежа, и когда, повидимому, гибель его неотвратима, онъ не блднетъ, не теряется, но, напротивъ, говоритъ довольно хладнокровно: ‘ну пускай входитъ! Къ чорту все мое воспитаніе, если я не буду на телжк такъ же хорошъ, какъ и всякій! Надюсь, что петля задавитъ меня такъ же проворно, какъ и другого!’ Нельзя не согласиться, что въ эту минуту онъ говоритъ вовсе не какъ трусъ. Но въ тхъ случаяхъ, кода опасность хотя и близка, но есть средство ея избжать, Фальстафъ никогда не задумается ршить вопросъ: ‘жить или не жить’ въ утвердительномъ смысл и не затруднится для того никакимъ средствомъ. И вотъ мы видимъ, что онъ бжитъ и реветъ о пощад, когда принцъ и Пойнсъ спугиваютъ его съ добычи, и притворяется мертвымъ въ сраженіи съ Дугласомъ. Въ обоихъ случаяхъ онъ дйствуетъ, повидимому, какъ величайшій трусъ, но трусость эта все-таки не есть въ немъ чувство самостоятельное, а проистекаетъ только отъ чрезмрной привязанности къ благамъ жизни. Если Фальстафъ трусъ, то такой же трусъ, какъ вс люди.

Фальстафъ далеко не глупъ и иметъ о жизни и людяхъ очень здравыя понятія, что ему очень помогаетъ обдлывать свои дла. Такъ, онъ помыкаетъ, какъ хочетъ, дуракомъ Бэрдольфомъ, морочитъ очень искусно хозяйку Куикли, на которой общаетъ жениться и сдлать ее дворянкой, чмъ все дальше и дальше оттягиваетъ платежъ долговъ. Наконецъ самое обращеніе его съ принцемъ, котораго превосходство онъ чувствуетъ, показываетъ присутствіе такта, который бываетъ только у неглупыхъ людей. Онъ даже не чуждъ нкоторой логичности въ доказательствахъ, но только вс его доводы направляются къ заг щит животныхъ его инстинктовъ и потому поневол выходятъ смшны и неумстны. Зато что за чудныя происходятъ вслдствіе того сцены! Что можетъ быть, напримръ, натуральне и въ то же время забавне, когда онъ въ комедіи, представляя лицо принца, увряетъ, что Фальстафъ оклеветанъ, и въ самомъ невинномъ вид выставляетъ свои грхи, или когда объясняетъ самъ себ по-своему, что такое честь, или наконецъ, представляя, въ свою очередь, короля, упрекаетъ сына въ распутной жизни и старается говорить важнымъ слогомъ. Тутъ можно замтить, что онъ не чуждъ и нкоторой образованности. ‘Въ нашемъ королевств, Гарри,— говоритъ онъ:— есть вещь, о которой ты, безъ сомннія, слыхалъ, и которая называется дегтемъ. Этотъ деготь, какъ говорятъ древніе писатели, мараетъ!— таково и общество, въ которомъ ты вращаешься’. Эта неподражаемая ссылка на древнихъ писателей обличаетъ, что Фальстафъ слыхалъ и о нихъ хотя настолько, что помнитъ о ихъ существованіи, и что школьные уроки, слдовательно, для него не совсмъ пропали даромъ. Умъ Фальстафа проявляется, кром того, еще въ одной особенности его характера, которая, можетъ-быть, больше всего служитъ ему на пользу, это постоянная веселость и неподдльный юморъ, съ какими онъ уметъ отзываться о постороннихъ людяхъ. Принцъ именно любитъ его за то, что онъ острый каламбуристъ и веселый собесдникъ. Пусть эти качества существуютъ въ немъ, какъ реакція ума, вслдствіе окончательной пустоты и неспособности на что-нибудь серьезное, но въ таверн Нетчипа он какъ нельзя боле у мста, и человкъ, владющій ими, можетъ даже скоре иного дльнаго разсчитывать на успхъ въ подобномъ обществ.

Прочія лица, окружающія принца Генриха, вс меркнутъ передъ Фальстафомъ, но и въ нихъ есть живыя, оригинальныя черты. Какъ хорошъ, напримръ, глупоголовый Бэрдольфъ съ его краснымъ носомъ, который для него сущее наказаніе, потому что навлекаетъ на своего хозяина общія насмшки, которыхъ тотъ по глупости никакъ не можетъ отразитъ. Не мене забавенъ и другой воръ, Гэдсхиль. Это самый грязный и мелочной мошенникъ, а между тмъ любитъ задавать тонъ и иметъ претензію на нкоторую порядочность въ поступкахъ. ‘Я связываюсь не съ бродягами, что готовы зарзать прохожаго за шесть пенсовъ, или съ краснорожими пьяницами, а съ дворянствомъ, съ бургомистрами и съ богачами’,— говоритъ онъ мальчику въ гостиниц передъ тмъ, какъ отправляется на грабежъ. Хозяйка Куикли также удивительно врно схваченный типъ трактирщицы средней руки, которая везд поспетъ, за всмъ присмотритъ и, въ случа нужды, никому не спуститъ. Но этимъ и ограничиваются ея способности,— во всемъ остальномъ она ршительная дура и легко позволяетъ Фальстафу себя морочить.

Во второй части хроники къ этимъ лицамъ прибавлено нсколько новыхъ, а именно: мировые судьи Шэллоу и Сайленсъ, а также забіяка Пистоль. Характеры ихъ такъ ясны, что не нуждаются въ объясненіи.

Главное лицо настоящей пьесы изображено въ слдующей подъ именемъ короля Генриха V, при чемъ является уже въ совершенно иномъ освщеніи, хотя черты его характера вполн органически связаны съ тми, которыя выведены и въ настоящей пьес.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

Король Генрихъ IV.

Генрихъ, принцъ Уэльскій, Іоаннъ, принцъ Ланкастерскій, сыновья короля.

Графъ Вестморландъ, Сэръ Вальтеръ Блентъ, приверженцы короля.

Томасъ Перси, графъ Ворстеръ.

Генрихъ Перси, графъ Нортумберландъ.

Генрихъ Перси, по прозванью Готспоръ, его сынъ.

Эдвардъ Мортимеръ, графъ Марчскій.

Ричардъ Скрупъ, архіепископъ Іоркскій.

Сэръ Михаэль, приближенный архіепископа.

Арчибальдъ, графъ Дугласъ.

Оуэнъ Глендоуеръ, предводитель валисцевъ.

Сэръ Ричардъ Вернонъ.

Сэръ Джонъ Фальстафъ.

Пойнсъ, Гэдсхиль, Пето, Бэрдольфъ, товарищи Фальстафа.

Лэди Перси, жена Готспора, сестра Мортимера.

Лэди Мортимеръ, жена Мортимера, дочь Глендоуера.

Мистриссъ Куикли, хозяйка таверны въ Истчип.

Лорды, офицеры, шерифъ, погребщикъ, ключникъ, мальчикъ, извозчики, прозжіе, свита и войско.

Дйствіе происходитъ въ Англіи.

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Лондонъ. Комната во дворц.

(Входятъ: король Генрихъ, Вестморландъ, сэръ Вальтеръ Блентъ и придворные).

Король. Какъ мы ни полны горя и заботъ,

Намъ кажется, что наступило время

Запуганному миру вздрогнуть вновь,

Почуявши тревожный окликъ брани.

Но пустъ раздоръ горитъ въ предлахъ чуждыхъ,

И кровь дтей не обагряетъ больше

Полей цвтущихъ родины ¹)! Пусть битвы

Не разоряютъ пажитей ея,

Истоптанныхъ враждебными конями.

Противники, какъ метеоры неба,

Единые своимъ происхожденьемъ,

До сей поры сшибались въ грозныхъ распряхъ,

Теперь пускай, собравшись въ дружный рядъ,

Пойдутъ они на бой, не возставая

На родственниковъ, близкихъ и друзей,

И лезвее войны, какъ мечъ безъ ноженъ,

Хозяина не ранитъ своего.

Мы воины Христа! Его крестомъ

Отмчены мы для святого дла,

И войско англичанъ, которыхъ руки

Еще въ утроб матери сложились

Для клятвы, чтобъ прогнать съ лица святой

Земли неврныхъ, двинется немедля

Туда, въ тотъ край, гд ради насъ Спаситель

Тому назадъ четырнадцать вковъ ²)

Былъ осужденъ на тяжкое распятье.

Ужъ цлый годъ прошелъ въ напрасныхъ сборахъ,

Хотя и безполезно повторять,

Что мы пойдемъ:— не для того сошлись мы

Сегодня здсь. Къ теб я обращаюсь,

Любезный братъ нашъ Вестморландъ: скажи,

Что нашъ совтъ придумалъ прошлой ночью,

Чтобъ ускорить желаемый походъ?

Вестморландъ. Въ совт занимались, государь,

Съ усердіемъ — и многіе вопросы

О средствахъ для похода ршены.

Но вечеромъ примчался изъ Уэльса

Гонецъ съ дурною встью: Мортимеръ,

Начальствовавшій герфордширскимъ войскомъ,

Взятъ въ плнъ валисцами въ кровавой битв

Съ нестройными толпами Глендоуера.

До тысячи товарищей его

Изрублено, и надъ тлами мертвыхъ

Ихъ женщины ругались такъ безстыдно,

Такъ возмутительно, что я предъ вами

Стыжусь объ этомъ даже говорить.

Король. И эта всть остановила дло

О нашемъ отправленьи въ Палестину?

Вестморландъ. Она, къ несчастью, не одна, мой добрый

И славный государь:— другая, хуже,

Сегодня же примчалась вслдъ за ней

Отъ сверныхъ предловъ. Въ день креста

Сошлись при Гольмедон Перси Готспоръ

И славный Арчибальдъ Дугласъ, храбрйшій

Изъ рыцарей шотландскихъ. Дло было,

Судя по грому пушекъ, горячо,

Равно и по разсказамъ, но Богъ знаетъ

Въ чью пользу кончилось оно!— гонецъ,

Привезшій всть, вскочилъ на лошадь въ битв

Средь самаго разгара и не могъ

Доставить намъ извстій объ исход.

Король. Вамъ ихъ объявитъ преданный намъ другъ,

Сэръ Вальтеръ Блнтъ. Онъ только-что примчался

Изъ Гольмедона, весь обрызганъ грязью ³)

И не сходя съ ретиваго коня.

Извстья, имъ доставленныя, могутъ

Обрадовать насъ всхъ: Дугласъ разбитъ!

Безчисленное множество шотландцевъ

И двадцать два храбрйшихъ полководца

Покрыли гольмедонскія поля.

Изъ плнниковъ Готспоръ назвалъ Мордаке,

Дугласа сына, Ангуса, Ментейса,

Владльца Фейфа, Меррея, Атоля

И множество другихъ. Не правда ль, братъ,

Добыча недурна?

Вестморландъ. Признаться должно —

Подобною гордиться могъ бы принцъ.

Король. Не растравляй моей сердечной раны,

Напомнивъ мн о сын! Ты вдь вводишь

Меня лишь въ грхъ, невольно побуждая

Завидовать въ душ Нортумберланду,

Счастливому отцу героя сына,

Кого хвалить устала и молва!

Того, кто, какъ высокій дубъ, средь братьевъ

Красуется и не иметъ равныхъ,

Межъ тмъ какъ я красню поневол,

Съ нимъ сравнивая Гарри моего.

О, если бъ кто-нибудь меня уврилъ,

Что нашихъ сыновей, еще младенцевъ,

Проворный духъ коварно обмнилъ ⁴)

И сына моего назвалъ Готспоромъ,

Его жъ — Плантагенетомъ!— Но довольно!….

Вы слышали ль о дерзости Готспора?

Онъ отказалъ ршительно отдать

Намъ плнниковъ и объявилъ, что, кром

Мордаке, графа Фейфскаго, оставитъ

Всхъ прочихъ у себя ⁵).

Вестморландъ. Его подбилъ

На эту дерзость Ворстеръ. Онъ всегда вдь

Былъ противъ васъ и научилъ теперь

Племянника кичиться передъ вами,

Легко увлекши юношескій пылъ.

Король. Но я его потребовалъ къ отвту —

И нашъ походъ въ Святую Землю будетъ

Поэтому на время отложенъ.

Мы въ среду держимъ вновь совтъ въ Виндзор,—

Увдомьте объ этомъ лордовъ.

(Вестморланду). Братъ,

Тебя прошу прибыть туда пораньше:

Мн есть, о чемъ поговорить съ тобою,

Что высказать теперь мшаетъ гнвъ.

Вестморландъ. Я повинуюсь, государь. (Уходятъ).

СЦЕНА 2-я.

Лондонъ. Комната въ таверн.

(Входятъ принцъ Генрихъ и Фальстафъ).

Фальстафъ. А что, Галь,— который теперь часъ?

Принцъ. Я не понимаю, какъ могъ ты сдлать подобный вопросъ! Ты такъ разжирлъ отъ питья хереса, растегиванья посл ужина и спанья посл обда, что вопросы путаются въ твоей голов, и ты спрашиваешь совсмъ не то, что хочешь знать. На кой чортъ теб, въ самомъ дл, спрашивать: который часъ? Вотъ если бъ часы превратились въ стаканы хереса, минуты — въ каплуновъ, колокола — въ языки сводней, циферблаты — въ вывски публичныхъ домовъ, и самое солнце — въ красивую двку въ красномъ плать,— тогда я бы, пожалуй, поврилъ, что съ твоего языка могъ сорваться подобный вопросъ.

Фальстафъ. А вдь въ самомъ дл, Галь, мы, мошенники, считаемъ только ночные часы по лун и по звздамъ, а не по солнцу, этому ‘блуждающему рыцарю тверди’ ⁶). Но, послушай, мой шалунъ, общай мн, что когда ты будешь королемъ — и да хранитъ Богъ твою милость… то-есть, величество, хотлъ я сказать, потому что милости теб отъ Бога не будетъ.

Принцъ. Какъ не будетъ?

Фальстафъ. Не будетъ, ей-Богу не будетъ даже настолько, чтобъ прочесть молитву передъ завтракомъ ⁷)!

Принцъ. Ну, что жъ дальше? Договаривай.

Фальстафъ. Ну, слушай же:— когда ты будешь королемъ — не вели, пожалуйста, называть насъ, ночныхъ воровъ — мошенниками. Пусть насъ зовутъ стражами Діаны, рыцарями мрака, любимцами луны, и пусть въ народ идетъ о насъ порядочная молва, что мы управляемся, какъ море, цломудренной луной, подъ покровительствомъ которой воруемъ.

Принцъ. Ты удачно сравнилъ насъ съ моремъ, потому что у рыцарей луны есть свои приливъ и отливъ. Такъ, напримръ, въ понедльникъ ночью посл отчаяннаго грабежа золото прильетъ къ кошельку, а во вторникъ, посл пирушки, отольетъ назадъ. Добыто крикомъ: ‘стой!’, уничтожено крикомъ: ‘наливай!’ Иной разъ отливъ стоитъ ниже первой ступени лстницы, въ другой — приливъ доводитъ до верхушки вислицы.

Фальстафъ. Ты говоришь правду, проказникъ, ей-Богу! Согласись однако, что хозяйка моей таверны отличная баба.

Принцъ. Какъ старый медъ, мой сдой шалунъ замка ⁸), но согласись также, что долговое отдленіе въ тюрьмахъ отличная квартира ⁹).

Фальстафъ. Ну, ну, что тамъ такое?— къ чему эти двусмысленности? Какое мн дло до долгового отдленія?

Принцъ. А мн какое дло до хозяйки твоей таверны?

Фальстафъ. Какъ — какое? Ты частенько призывалъ ее для расплаты.

Принцъ. А заставлялъ ли я тебя платить твою часть?

Фальстафъ. Нтъ!— что правда, то правда: въ таверн ты всегда платилъ одинъ.

Принцъ. И въ таверн и везд, а если недоставало денегъ, я спасалъ тебя моимъ кредитомъ.

Фальстафъ. И правду сказать, ты имъ пользовался, какъ настоящій наслдникъ. Однако скажи мн, проказникъ: будутъ ли въ Англіи вислицы, когда ты сдлаешься королемъ? Неужели старый шутъ, законъ, будетъ держать попрежнему на привязи храбрыхъ людей? Послушай, не вшай воровъ, когда будешь королемъ.

Принцъ. Нтъ, это будетъ поручено теб.

Фальстафъ. Мн?— прекрасно! Изъ меня, клянусь честью, выйдетъ отличный судья.

Принцъ. Разв потому, что ты и теперь судишь вкривь и вкось. Я сказалъ, что теб поручатъ только вшать, и что ты будешь палачомъ, а не судьей.

Фальстафъ. Изволь, я и на то согласенъ. Это даже соотвтствуетъ моимъ наклонностямъ, и я готовъ служить при твоемъ двор.

Принцъ. Ради милостей и наградъ?

Фальстафъ. А что жъ, платья казненныхъ недурная награда палачу. Его гардеробъ ими не бденъ ¹⁰). Однако я сегодня мраченъ, какъ старый котъ или пойманный медвдь.

Принцъ. Отчего жъ не какъ старый левъ или заунывная лютня любовника?

Фальстафъ. Скорй, какъ старая линкольнширская волынка, которая только хрипитъ.

Принцъ. А что ты скажешь насчетъ сравненья съ зайцемъ или съ мрачностью Мурскаго рва ¹¹)?

Фальстафъ. О, у тебя преобидныя сравненья,— но ты все-таки, по-моему, самый милый и лихой изъ всхъ принцевъ въ мір. Но послушай, Галь:— прошу тебя, не соблазняй меня больше на грхи. Мн, ей-Богу, хочется поправить свою репутацію, а то нтъ проходу на улиц. Еще недавно какой-то старый лордъ вздумалъ бранить меня за тебя. Я, конечно, сдлалъ видъ, что его не замчаю, а между тмъ онъ говорилъ очень красно и премудро, и притомъ на улиц.

Принцъ. Значитъ, правду говорятъ, что мудрость кричитъ на улицахъ, и никто ея не слушаетъ ¹²)!

Фальстафъ. О, у тебя вчно проклятыя ссылки, и ты въ состояніи соблазнить даже святого. Однако, Галь, на твоей душ много моихъ грховъ! Да проститъ тебя за то Богъ! До нашего знакомства я былъ невиненъ, а теперь, если сказать правду, я немногимъ лучше самаго отчаяннаго гршника. Нтъ, пора бросить такую жизнь!— и я брошу! ей-Богу, брошу! Пусть буду бездльникомъ, если не брошу! Я не хочу попасть въ адъ ни изъ-за какого принца въ мір.

Принцъ. А что, Джакъ,— гд бы достать денегъ на завтра?

Фальстафъ. Гд хочешь, мое сокровище! Я на все согласенъ. Назови меня бездльникомъ и наплюй въ глаза, если я скажу что-нибудь противъ.

Принцъ. Однако у тебя славные переходы отъ покаянія къ грабежу.

Фальстафъ. Что жъ, Галь,— если грабежъ мое призванье? Всякій долженъ дйствовать по призванію — и въ этомъ нтъ грха. (Входитъ Пойнсъ).

Фальстафъ. А, Пойнсъ,— ну-ка говори, не нашелъ ли Гэдсхиль, гд можно погрть руки? О, это — первйшій плутъ изъ останавливавшихъ честныхъ людей крикомъ: ‘стой!’, и если бъ люди награждались по заслугамъ, то я не знаю, нашлось ли бы въ аду довольно жаркое мсто для этого бездльника.

Принцъ. Здравствуй, Нэдъ!

Пойнсъ. Здравствуй, Галь! Ну, что подлываетъ госпожа Совсть? что говоритъ сэръ Джонъ Хересъ съ сахаромъ ¹³)? Какъ твое дло, Джакъ, съ дьяволомъ о душ, которую ты ему продалъ въ послднюю святую Пятницу за стаканъ хереса и холоднаго каплуна?

Принцъ. Сэръ Джонъ сдержитъ слово — и дьяволъ получитъ свою покупку. Пословица говоритъ, что воздавать должное надо даже дьяволу, а нашъ сэръ Джонъ никогда пословицъ не преступалъ.

Пойнсъ. Да вдь сдержать слово дьяволу смертный грхъ.

Принцъ. Ему нтъ пользы и надуть дьявола, потому что онъ все-таки не минуетъ его когтей.

Пойнсъ. Однако къ длу. Завтра утромъ надо поторопиться въ Гедсхиль, потому что мимо подутъ богомольцы въ Кентербери и купцы въ Лондонъ — вс съ туго набитыми кошельками. Лошади у васъ есть, а я приготовлю маски. Гэдсхиль ночуетъ въ Рочестер. Ужинъ завтра заказанъ въ Истчип. Все устроено какъ нельзя безопаснй. Подете — добудете денегъ, не подете — оставайтесь здсь, и чтобъ васъ повсили!

Фальстафъ. Послушай, Эдвардъ, если меня что-нибудь задержитъ, то я готовъ въ самомъ дл васъ повсить, чтобъ только не пустить безъ себя.

Пойнсъ. Ты, бездльникъ?

Фальстафъ. Галь, вдь ты съ нами?

Принцъ. Кто, я?— грабить? сдлаться мошенникомъ? Нтъ, клянусь честію, никогда!

Фальстафъ. Такъ въ теб нтъ ни чести, ни мужества, ни товарищескаго чувства, если ты не умешь добыть десятка шиллинговъ. Я даже сомнваюсь посл того, королевской ли ты крови ¹⁴)?

Принцъ. Такъ и быть!— отчего разъ не подурачиться?

Фальстафъ. Ну, вотъ это недурно сказано.

Принцъ. Нтъ,— будь, что будетъ — я остаюсь.

Фальстафъ. Такъ вотъ, ей-Богу, я измню теб, когда ты будешь королемъ.

Принцъ. Пожалуй.

Пойнсъ. Джакъ, оставь меня съ принцемъ,— я приведу ему такіе доводы, что онъ согласится.

Фальстафъ. Желаю же теб краснорчія, а ему вниманья, чтобъ онъ умилился и поврилъ твоимъ словамъ. Пусть принцъ для препровожденія времени прикинется воромъ. До свиданія! Вы найдете меня въ Истчип.

Принцъ. Прощай, моя поздняя весна, прощай, мое бабье лто ¹⁵)! (Фальстафъ уходитъ).

Пойнсъ. Послушай, Галь, подемъ съ нами. Я придумалъ отличную шутку, а одному ее разыграть нельзя. Фальстафъ, Бардольфъ, Пето и Гэдсхиль ограбятъ прозжихъ. Мы при этомъ не будемъ. Но лишь только они начнутъ длить добычу — мы нападемъ на нихъ и заставимъ все бросить. Я отдаю голову, что они струсятъ и убгутъ.

Принцъ. Но вдь мы выдемъ вмст, какъ же разстанемся потомъ?

Пойнсъ. Зачмъ?— мы выдемъ прежде или посл, назначивъ сборное мсто, куда, разумется, не явимся. Они ршатся на подвигъ безъ насъ, а мы — тутъ какъ тутъ.

Принцъ. Но все-таки они могутъ узнать насъ по лошадямъ и по платью.

Пойнсъ. Пустяки!— лошадей мы оставимъ въ лсу, и они ихъ не увидятъ. Маски перемнимъ, лишь только разстанемся, ну, а на случай я достану клеенчатые плащи, чтобъ прикрыть знакомое платье.

Принцъ. Но не много ли ихъ будетъ противъ насъ?

Пойнсъ. Что двое изъ нихъ ршительные трусы и тотчасъ покажутъ хвосты — я ручаюсь, да и остальные долго не будутъ противиться. Самымъ забавнымъ въ этой потх будетъ безпримрное вранье, которое мы услышимъ отъ этого жирнаго бездльника за ужиномъ: какъ онъ сражался по крайней мр съ тридцатью, сколько перенесъ опасностей, сколько отпарировалъ и сколько нанесъ удивительнйшихъ ударовъ. Вся шутка въ его обличеніи.

Принцъ. Ну, хорошо,— я ду. Добудь все нужное и зазжай за мной въ Истчипъ: я тамъ ужинаю. Прощай.

Пойнсъ. До свиданья, лордъ. (Уходитъ Пойнсъ).

Принцъ. Я знаю васъ, и знаю хорошо!

Но буду, несмотря на то, покамстъ

Потворствовать разгульному похмелью

Безпутства вашего!— Такъ въ неб солнце

Даетъ себя на время закрывать

Презрннымъ облакамъ затмъ, чтобъ снова

Явить свой взоръ, стряхнувъ съ него завсу

Густыхъ паровъ, скрывавшихъ свтлый блескъ

Его лучей, и изумить явленьемъ

Своимъ весь міръ!— Будь праздникъ каждый день —

Онъ сталъ бы намъ скучнй, чмъ дни работы,

Когда жъ встрчать привыкли праздникъ мы

Лишь изрдка, то кажется тогда

Онъ намъ цннй.— Нежданное дороже

Вседневнаго.— Такъ точно я, отрекшись

Отъ бурныхъ прежнихъ дней и заплативъ

Долгъ юности, настолько жъ превзойду

Надежды всхъ, насколько вс считали

Меня дурнымъ! Какъ дорогой металлъ

Горитъ свтлй на потускнвшемъ грунт,

Такъ юность обновленная моя,

Надъ старыми ошибками сверкая,

Покажется тмъ лучше и свтлй!

Я самые пороки обращу

Себ на пользу, бросивъ ихъ въ то время,

Когда того никто но ожидалъ. (Уходитъ).

СЦЕНА 3-я.

Лондонъ. Комната во дворц.

(Входятъ Король Генрихъ, Нортумберландъ, Готспоръ, Ворстеръ, сэръ Вальтеръ Блентъ и придворные).

Король. Я чувствую, что слишкомъ добродушно

Судилъ до этихъ поръ, не обращая

Вниманья на подобные поступки.

Вы пользовались этимъ и играли

Моимъ терпньемъ, но впередъ намренъ

Я дйствовать иначе! Строгость смнитъ

Мою былую ласку. Доброта,

Какъ мягкій пухъ, я вижу, васъ успла

Избаловать, заставя позабыть

Тотъ долгъ покорности, который можетъ

Внушить лишь твердый, непреклонный духъ.

Ворстеръ. Нашъ домъ, милордъ, не заслужилъ опалы,—

Тмъ боле опалы короля,

Которому ступенями на тронъ

Служили наши руки.

Нортумберландъ. Государь…

Король. Прочь, Ворстеръ!— выйди вонъ!.. въ твоихъ глазахъ

Читаю я заносчивую дерзость!

Забылся ты передо мной, я вижу,

Ужъ до угрозъ, но государь не будетъ

Терпть впередъ, чтобъ подданный посмлъ

Въ его глазахъ свои нахмурить брови!

Вы можете оставить насъ,— коль скоро

Понадобятся вашъ совтъ иль служба,

Васъ позовутъ. (Ворстеръ уходитъ).

Ты что хотлъ сказать?

Нортумберландъ. Вы, государь, потребовали плнныхъ,

Которыхъ Гарри взялъ при Гольмедон.

Доносъ, что будто отказался онъ

Ихъ выдать вамъ, былъ сдланъ ложно:— сынъ мой

Не виноватъ. И если въ этомъ дл

Неясно что-нибудь, то, врьте мн,

Виной тому лишь недоразумнье.

Готспоръ. Я, государь, не отказалъ ихъ выдать,

Но помню, что, когда утихла битва,

И я, уставъ отъ счи и трудовъ,

Стоялъ, едва переводя дыханье,

Склонясь на мечъ, передо мной вдругъ выросъ,

Какъ изъ земли, какой-то глупый шутъ.

Одтъ съ иголочки, опрятно выбритъ,

Какъ выкошенный лугъ, весь раздушенный,

Какъ модный торговецъ, похожій больше

На жениха, чмъ на бойца, держалъ онъ

Въ рукахъ флаконъ съ духами, нюхалъ ихъ,

Гримасничалъ, кривлялся, какъ паяцъ,

И все болталъ, преглупо улыбаясь,

Какой-то вздоръ. Когда жъ солдаты стали

Кругомъ носить кровавыя тла —

Онъ ихъ назвалъ невжами за то,

Что запахъ труповъ потревожилъ ноздри

Его сіятельства. Наговоривъ

Мн бездну глупостей, онъ, между прочимъ,

Потребовалъ, чтобъ я ему сейчасъ,

По вашему приказу, выдалъ плнныхъ.

Холодный воздухъ раздражалъ мн раны,

А этотъ попугай меня сердилъ.

Вспыливъ невольно, я ему отвтилъ,

Не помню, чмъ — отказомъ или нтъ.

Меня бсило то, что онъ разряженъ

И говоритъ о пушкахъ, битвахъ, ранахъ,

Какъ говорятъ объ этомъ при двор

Пустыя щеголихи. Уврялъ онъ,

Что спермацетъ отличнйшее средство,

Когда насъ оконтузитъ, что напрасно

Выкапывать бы было изъ земли

Зловредную селитру на погибель

Прекраснымъ людямъ, что, когда бъ не пушки,—

Онъ самъ пошелъ въ солдаты.— Я сказалъ,

Что мой отвтъ диктованъ былъ досадой —

И потому прошу васъ, государь,

Меня не обвинять несправедливо

И не лишать по ложному доносу

Заслуженной по всмъ правамъ любви.

Блентъ. Не лучше ль будетъ, государь, предать

Все это дло вчному забвенью?

Вы видите, что Гарри Перси точно

Не помнилъ, что сказалъ тогда въ отвтъ

Въ такое время и въ подобномъ мст.

Такъ пусть слова въ укоръ ему не служатъ,

Тмъ боле, что онъ отъ нихъ отрекся.

Король. Но онъ въ своемъ упорствуетъ ршеньи

И плнныхъ не иначе выдаетъ,

Какъ подъ условьемъ, что должны за это

Мы выкупить изъ плна Мортимера —

Безумца этого, который (въ томъ

Увренъ я) — сгубилъ нарочно войско

Въ сраженіи съ проклятымъ Глендоуеромъ.

Онъ даже, какъ мы слышали, женился

На дочери его. Ужель мы будемъ

Растрачивать свою казну на выкупъ

Презрннаго измнника, который

Отдался въ плнъ нарочно? Нтъ,— пускай

Издохнетъ онъ за то въ горахъ Уэльса

И другомъ намъ не будетъ никогда,

Кто вздумаетъ просить у насъ хоть пенни

На выкупъ негодяя Мортимера,

Измнника!

Готспоръ. Кто?.. Мортимеръ измнникъ?..

Нтъ, государь!— отъ васъ отторгнутъ онъ

Случайностью, а не измной!— Это

Докажетъ вамъ языкъ широкихъ ранъ,

Которыми онъ доблестно покрылся

На берегахъ, поросшихъ тростникомъ,

Прекраснаго Северна, гд сражался

Онъ цлый часъ съ великимъ Глендоуеромъ!

Три раза прекращался бой, три раза

Бойцы, по обоюдному согласью,

Въ струяхъ Северна утоляли жажду,

И самъ Севернъ, какъ будто устрашась

Ихъ взоровъ огненныхъ, катилъ пугливо

Средь камышей прозрачныя струи

И прятался въ зеленую осоку,

Покрытую бойцовъ могучихъ кровью!

Спрошу у всхъ: кто станетъ изъ расчета,

Иль хитрости лить храбро въ битв кровь?

Ужель покрылся ею Мортимеръ.

Съ намреньемъ?— Нтъ, нтъ, не клевещите,

Измнникомъ считая Мортимера.

Король. Не я, а ты клевещешь на него!

Онъ никогда не дрался съ Глендоуеромъ!

Я это говорю теб!— Ему

И съ дьяволомъ не такъ бы страшно было

Вступить въ открытый бой, какъ съ Глендоуеромъ!

Не смй о немъ мн говорить и выдай

Немедля плнниковъ, иль мы заставимъ

Раскаяться тебя въ своемъ поступк!

Норгумберландъ,— мы позволяемъ вамъ

Ухать съ вашимъ сыномъ.

(Готспору). Я еще

О плнникахъ теб напоминаю.

(Король, Блентъ и свита уходятъ).

Готспоръ. Да если бъ самый дьяволъ заревлъ

Мн въ ухо: ‘выдай!’ — я не выдамъ ихъ,

Клянусь въ томъ честью!.. Я ему объ этомъ

Сейчасъ сказку, чтобъ облегчить себя,

А тамъ — пускай лишусь за то хоть жизни!

(Входитъ Ворстеръ).

Нортумберландъ. Приди въ себя,— ты поблднлъ отъ злости.

Вотъ дядя твой идетъ.

Готспоръ. Онъ запретилъ

Себ напоминать о Мортимер!—

Такъ я начну кричать о немъ везд!..

Я съ нимъ соединюсь!.. Пускай иначе

Моя душа не будетъ знать спасенья!..

Я кровь мою отдамъ за Мортимера

И — врьте мн — возвышу точно такъ же

Его, какъ былъ возвышенъ нами низкій,

Коварный, ядовитый Болинброкъ!..

Нортумберландъ (Ворстеру). Король сведетъ его съ ума.

Ворстеръ. Скажите,

Кто безъ меня надлалъ эту бурю?

Готспоръ. Онъ хочетъ въ самомъ дл, чтобъ ему

Я выдалъ взятыхъ въ плнъ, а чуть усплъ

Я намекнуть о брат, попросивъ,

Чтобъ онъ освободилъ его изъ плна,

Онъ на меня взглянулъ такъ ядовито,

Какъ будто бы ему противно было

Услышать даже слово: Мортимеръ!

Ворстеръ. Тутъ нтъ мудренаго: покойный Ричардъ

Предъ смертью завщалъ ему корону ¹⁶),

Нортумберландъ. Я слышалъ это самъ. Король несчастный —

Богъ да отпуститъ намъ за все дурное,

Которое ему мы причинили —

Тогда спшилъ въ ирландскій свой походъ,

Откуда былъ отозванъ, чтобъ лишиться

Сперва внца, а тамъ и самой жизни.

Ворстеръ. И намъ молва неправо приписала

Позорную вину его убійства.

Готспоръ. Какъ? что? Вы говорите, что Ричардъ

Предъ смертью объявилъ, что Мортимеръ

Назначенъ имъ наслдникомъ престола?..

Нортумберландъ. Я слышалъ это самъ.

Готспоръ. О, если такъ,

То, что жъ яснй желанья короля,

Чтобъ Мортимеръ погибъ въ горахъ Уэльса?..

Но какъ же вы, надвшіе корону

На это недостойное чело

И за него покрытые позоромъ

Безмолвнаго участія въ убійств —

Какъ вы допустите, чтобы на васъ

Обрушился въ грядущемъ рядъ проклятій

За то, что вы позволили себя

Такъ обратить въ презрнныя орудья,

Чтобъ не сказать врне — въ палачей?..

Простите мн за дерзость выраженій,

Но я хочу вамъ только показать,

Какое занимаете вы мсто

При этомъ зломъ и хитромъ корол!

Не стыдно ли, что скажутъ вамъ въ позоръ

Теперь или во временахъ грядущихъ,

Что люди благородные, какъ вы,

Ршились такъ помочь своимъ значеньемъ

Коварному, неправедному длу?..

Вы оба — да проститъ за то васъ Богъ —

Желали низложенія Ричарда

И, вырвавъ этотъ розанъ, посадили

Взамнъ его колючій, жесткій тернъ!

Ужель теперь дадите вы сказать,

Что тотъ, кому вы жертвовали честью,

За жертву вамъ такую заплатилъ

Обманомъ зломъ и дерзостью?— Поймите,

Что должно вамъ вернуть въ глазахъ людей

Утраченную честь! Отмстить должны вы

За гордое презрнье короля!..

Поврьте мн, что, рано или поздно,

Онъ вамъ заплатитъ вашею же кровью

За все, что вы свершили для него!

Я повторяю вамъ…

Ворстеръ. Племянникъ, слушай:

Я предъ тобой теперь открою книгу,

Въ которой ты догадливо прочтешь

Дла такой опасности и вмст

Столь тайныя, что легче намъ бы было

Пробраться по копью черезъ потокъ,

Чмъ ихъ начать.

Готспоръ. Ну, что жъ?— гд въ этомъ горе?

Плыть, такъ плыви, а потонулъ — прощай!

Въ опасности кидаюсь я безъ страха,

Лишь только бъ ихъ перекрестила справа

Налво честь ¹⁷)! О, врьте, кровь играетъ

Сильне при подъем льва, чмъ зайца!

Нортумберландъ. Ужели ты не можешь говорить

О подвигахъ минуту хладнокровно?

Готспоръ. Я небомъ поклянусь:— мн все равно,

Сорвать ли честь съ роговъ луны блестящей,

Иль кинуться за нею въ глубину,

Куда не западалъ тяжелый камень,

Чтобъ за волосы вытащить оттуда

Погибшую, утраченную честь!

Кто такъ ее добудетъ — тотъ спокойно

Ея дарами пользуйся одинъ,

А чортъ ли во владнье половинномъ ¹⁸)!

Ворстеръ. Онъ съ призракомъ бросается въ борьбу ¹⁹),

А дла настоящаго не видитъ.

Племянникъ, выслушай меня…

Готспоръ. Отстаньте,

Я васъ прошу!..

Ворстеръ. Шотландцевъ благородныхъ,

Которыхъ ты плнилъ при Гольмедон…

Готспоръ. Я удержу ихъ всхъ!.. Онъ не увидитъ

Ни одного!.. я въ томъ клянусь!— Пусть даже

Его души спасенье будетъ ставкой

Такой игры!.. Моя рука и честь

Вамъ будутъ правды словъ моихъ залогомъ!

Ворстеръ. Ты бсишься, а выслушать не хочешь.

Ты можешь ихъ оставитъ у себя.

Готспоръ. Могу?.. Нтъ, я хочу!.. Онъ объявилъ,

Что выкупать не хочетъ Мортимера!

Онъ запретилъ о немъ упоминать!..

Такъ я къ нему прокрадусь ночью въ спальню

И крикну громко въ ухо: ‘Мортимеръ!’,

Когда онъ спитъ!.. Я выучу скворца

Кричать одно лишь слово: ‘Мортимеръ’,

Чтобъ мучилъ онъ его и днемъ и ночью!

Ворстеръ. Да перестань и дай сказать мн слово.

Готспоръ. Я отрекаюсь отъ всего, лишь только бъ

Бсить его и мучить безъ конца!..

Я отравить его готовъ бы сына,

Безумнаго и буйнаго гуляку,

Когда бъ не думалъ, что отецъ не любитъ

Его и не останется доволенъ

Его погибелью!..

Ворстеръ. Прощай, племянникъ,—

Я лучше выберу другое время

Съ тобой поговорить.

Нортумберландъ. Ты, какъ глупецъ,

Ужаленный осой, не хочешь слушать

И, распустивъ, какъ баба, свой капризъ,

Къ рчамъ разумнымъ закрываешь очи.

Готспоръ. Да видите, меня бичуетъ, жжетъ,

Кусаетъ, какъ крапива, колетъ, точно

Рой муравьевъ — едва услышу я

Хоть что-нибудь о хитромъ Болинброк!..

Вы помните, при корол Ричард,

То мсто, гд… какъ вы его зовете?..

Чтобъ чортъ его побралъ!— ну, въ Глостершир!

Тамъ, гд заслъ его безумный дядя,

Іоркскій герцогъ! Гд я въ первый разъ

Колна преклонилъ предъ Болинброкомъ,

Предъ этимъ королемъ улыбокъ! Вы

Тогда вернулись съ нимъ изъ Равенспорга…

Нортумберландъ. Передъ замкомъ Берклеемъ.

Готспоръ. Ну, да, предъ нимъ!

Какихъ тогда онъ мн наговорилъ

Пустыхъ и подслащенныхъ комплиментовъ:

‘Мой милый братъ! любезный Гарри Перси!

Когда мое родившееся счастье

Достигнетъ зрлости’ ²⁰)! Чтобъ чортъ побралъ

Такихъ обманщиковъ — прости мн Боже!

Я пересталъ и слушать васъ готовъ,

Любезный дядя!

Ворстеръ. Нтъ, мы подождемъ,

Быть-можетъ, ты опять начнешь сначала.

Готспоръ. Я вамъ сказалъ, что кончилъ.

Ворстеръ. Ну, такъ слушай!

Шотландцамъ, взятымъ въ плнъ, немедля дай

Безъ выкупа свободу и затмъ

Вербуй войска въ Шотландіи. Теб

Окажетъ въ этомъ помощь сынъ Дугласа.

Препятствія не будетъ. Я объ этомъ

Теб подробно изложу письмомъ.

(Нортумберланду). Вы, добрый лордъ, пока вашъ сынъ займется

Въ Шотландіи, старайтесь пріобрсти

Довренность епископа:— онъ всми

У насъ любимъ.

Нортумберландъ. Епископъ Іоркскій?

Ворстеръ. Онъ.

Его глубоко огорчила смерть

Любимаго имъ брата, лорда Скрупа,

Который былъ недавно обезглавленъ

Въ Бристол по приказу короля.

Не думайте, чтобъ я вамъ говорилъ

О дл необдуманномъ,— напротивъ,

Все взвшено и ждетъ, чтобъ только случай

Помогъ осуществить благую мысль.

Готспоръ. Я угадалъ — и вамъ успхъ пророчу!..

Нортумберландъ. Ты, кажется, готовъ спустить со своры

Своихъ собакъ, еще не встртивъ дичь.

Готспоръ (потирая руки). О, ничего!— отличный заговоръ!..

Тогда войска Шотландіи и Іорка

Соединятся съ войскомъ Мортимера?

Не правда ли?..

Ворстеръ. Я такъ желалъ бы.

Готспоръ. О!

Поистин придумано отлично!

Ворстеръ. Не мало есть причинъ стараться намъ

Скорй себя обезопасить войскомъ ²¹),

А то вдь, какъ себя мы ни веди —

Король себя считать не перестанетъ

У насъ въ долгу и схватится, наврно,

За первый случай погубить насъ всхъ,—

Вы сами видли, какъ онъ сегодня

Попытку сдлалъ отвратить отъ насъ

Свою любовь.

Готспоръ. Но мы ему отмстимъ!..

Ворстеръ. Теперь прощай, племянникъ. Я прошу

Тебя лишь объ одномъ: не увлекайся

И дале того, что я назначу

Въ моемъ письм — не заходи. Когда

Придетъ пора — я проберусь, немедля,

Къ союзникамъ въ Уэльсъ и буду васъ

Тамъ ждать съ Дугласомъ. Если мы успемъ

Сойтись, то наше счастье будетъ твердо,

А до того прошу насъ не ласкать

Себя пустой пока еще надеждой.

Нортумберландъ. Прощай, мой братъ!— я врю въ наше счастье.

Готспоръ. Дождаться бъ намъ лишь радостнаго дня!

Бой, раны, смерть — вотъ что манить меня! (Уходятъ).

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Рочестеръ, Дворъ гостиницы. Ночь.

(Входитъ извозчикъ съ фонаремъ).

1-й извозчикъ. Эге!— Да пусть меня повсятъ, если нтъ четырехъ. Медвдица стоитъ прямо надъ трубой ²²), а лошадь еще не навьючена. Эй, конюхъ!

Конюхъ (за сценой). Сейчасъ!

1-й извозчикъ. Положи, Томъ, пожалуйста, пакли подъ сдло, а то бдный рыжакъ совсмъ стеръ себ спину.

(Входитъ 2-й извозчикъ)

2-й извозчикъ. Чортъ бы ихъ побралъ!— И горохъ и бобы подмоченые!— Поневол заведутся черви въ бдныхъ лошадяхъ. Все въ дом пошло вверхъ дномъ съ тхъ поръ, какъ умеръ конюхъ Робинъ.

1-й извозчикъ. Бдняга ни разу не былъ веселъ съ тхъ поръ, какъ вздорожалъ овесъ. Это его и уморило.

2-й извозчикъ. На всей лондонской дорог нтъ гостиницы хуже этой. Блохъ такая бездна, что я испятнанъ, какъ линь.

1-й извозчикъ. Да и меня он кусали съ первыхъ птуховъ, какъ не кусали ни одного христіанскаго короля.

2-й извозчикъ. У нихъ нтъ даже горшка, и поневол все валишь въ каминъ. А моча родитъ блохъ, какъ морской пескарь ²³).

1-й извозчикъ. Эй, конюхъ!— Да выйдешь ли ты наконецъ? Чтобъ тебя повсили!

2-й извозчикъ. Мн еще надо свезти въ Чарингъ-Кроссъ окорокъ ветчины да два куля имбиря.

1-й извозчикъ. Вотъ теб разъ!— Мои индйки чуть не задохлись въ корзин! Эй, конюхъ! Будь ты проклятъ! Нтъ у тебя, что ли, во лбу глазъ или не слышишь? Будь я бездльникъ, если поколотить тебя не такое же доброе дло, какъ выпить. Выходи — и чтобъ тебя повсили! Въ теб нтъ ни чести ни совсти. (Входитъ Гэдсхиль).

Гэдсхиль. Здорово, извозчики! Который часъ?

1-й извозчикъ. Да, почитай, около двухъ будетъ.

Гэдсхиль. Одолжи мн, пожалуйста, фонарь взглянуть въ конюшн на моего мерина.

1-й извозчикъ. Держи карманъ!— я знаю штуки получше.

Гэдсхиль. Ну, такъ дай ты.

2-й извозчикъ. Дать теб фонарь? Я прежде погляжу, какъ тебя будутъ вшать.

Гэдсхиль. А что, во сколько времени можно поспть въ Лондонъ?

2-й извозчикъ. Да еще поспешь, пріхавъ, лечь спать съ огнемъ. Пойдемъ, сосдъ. Могсъ разбудитъ господъ. Съ ними много поклажи, и они подутъ вмст. (Извозчики уходятъ).

Гэдсхиль. Эй, малый!

Мальчикъ (за сценой). Сейчасъ,— явлюсь живй вора ²⁴).

Гэдсхиль. Сказалъ бы: живй мальчишки, а то гд теб еще воровать! Твое дло только пронюхать, гд можно попользоваться. Воръ — хозяинъ, а ты пока еще работникъ. (Входитъ мальчикъ).

Мальчикъ. Добраго утра, мистеръ Гэдсхиль! Все, что я вамъ сказалъ вчера,— правда. Одинъ богатый помщикъ изъ Кента везетъ съ собою триста марокъ золотомъ,— я слышалъ самъ, какъ онъ говорилъ это за ужиномъ товарищу. Тотъ похожъ на сборщика податей и также съ туго набитымъ чемоданомъ, только не знаю, что въ немъ. Они уже встали и требуютъ масла и яицъ,— чуть свтъ хотятъ хать.

Гэдсхиль. Вотъ теб моя шея, что они наткнутся на мошенниковъ ²⁵).

Мальчикъ. На что мн твоя шея? Сбереги ее для палача. Вдь теб отъ дьявола не уйти, потому что ты ему молишься.

Гэдсхиль. Что ты городишь о палач? Повсятъ — вытопится жиру на дв вислицы. Вдь если вздернутъ, такъ вмст со старымъ сэромъ Джономъ, а, онъ ты знаешь, не изъ худощавыхъ. Да что сэръ Джонъ! Съ нами попадутся троянцы ²⁶) почище его, о комъ теб и во сн не грезилось. Они пристали къ нашему ремеслу ради потхи, а намъ это съ руки, потому что будетъ кому заступиться, если попадемся. Я связываюсь не съ бродягами, что готовы зарзать прохожаго за шесть пенсовъ, или съ краснорожими пьяницами, а съ дворянствомъ, съ бургомистрами и съ богачами, которые покажутъ кулакъ прежде, чмъ начнутъ разговаривать или о чемъ-нибудь попросятъ. Ну, это, впрочемъ, вздоръ, потому что они денно и нощно просятъ святыхъ, чтобъ государство ихъ кормило попрежнему. Они обдерутъ его и сумютъ удрать отъ преслдованія, какъ будто у нихъ были сапоги-скороходы²⁷).

Мальчикъ. А что, эти сапоги промокаютъ въ дурную погоду?

Гэдсхиль. Нтъ, ихъ смазываетъ само правосудіе. Мы грабимъ такъ же безопасно, какъ старинные рыцари въ замкахъ. Можно подумать, что у насъ есть трава-невидимка ²⁸).

Мальчикъ. Ну, невидимками васъ скоре длаетъ ночь, чмъ трава.

Гэдсхиль. Давай руку: теб также будетъ часть добычи,— говорю, какъ честный человкъ.

Мальчикъ. Нтъ, скоре — какъ безчестный воръ.

Гэдсхиль. Убирайся! Homo ²⁹) — общее названье всхъ людей. Скажи, чтобъ конюхъ вывелъ мою лошадь изъ конюшни. Ну, прощай, плутъ! (Уходятъ).

СЦЕНА 2-я.

Дорога близъ Гэдсхиля. Ночь.

(Входятъ принцъ Генрихъ и Пойнсъ).

Пойнсъ. Идите скоре!— Я увелъ лошадь Фальстафа, и онъ шумитъ, какъ неразрзной бархатъ.

Принцъ. Спрячься. (Пойнсъ прячется).

(Входитъ Фальстафъ).

Фальстафъ. Пойнсъ! Пойнсъ! Чтобъ тебя повсили! Пойнсъ!

Принцъ. Тише, толстое чучело! Что ты орешь!

Фальстафъ. Гд Пойнсъ, Галь?

Принцъ. Пошелъ на вершину холма, я сейчасъ отыщу его.

(Притворяется, что ищетъ Пойнса).

Фальстафъ. Да это наказанье грабить съ этими мошенниками! Бездльникъ увелъ мою лошадь и привязалъ ее чортъ знаетъ гд! Если я пройду еще пшкомъ четыре шага, то задохнусь, а вдь все-таки надюсь умереть порядочною смертью, если только не попаду на вислицу за то, что убью этого мошенника. Вотъ двадцать два года, какъ я даю себ ежечасно слово съ нимъ развязаться, и все-таки не могу покончить! Я дамъ себя повсить, если бездльникъ не приворожилъ меня къ себ какимъ нибудь зельемъ! Иначе не можетъ быть:— я непремнно выпилъ приворотное снадобье.— Пойнсъ! Галь! Чтобъ вамъ очумть обоимъ! Бэрдольфъ! Пето!— Да я скорй околю съ голоду, чмъ опять пущусь на грабежъ. Если бросить этихъ негодяевъ и сдлаться порядочнымъ человкомъ не такое же доброе дло, какъ пить — то пусть я буду подлйшимъ холопомъ, когда-либо щелкавшимъ зубами! Восемь аршинъ въ гору пшкомъ для меня то же, что десять миль, и безчеловчные негодяи знаютъ это очень хорошо. Чортъ ли, если и воры не могутъ поступать другъ съ другомъ честно! (Раздается свистъ). Пф… Чтобъ вы очумли вс! Отдайте мн мою лошадь, мошенники! Отдайте мою лошадь и убирайтесь на вислицу!

Принцъ. Молчи, пузанъ!— ложись да прижми ухо къ земл: не услышишь ли, какъ далеко прозжіе.

Фальстафъ. А есть ли съ вами рычаги, чтобъ поднять меня, когда я лягу? Нтъ, въ другой разъ я за вс сокровища твоего отца не понесу мое гршное тло въ такую даль пшкомъ. Не стыдно ли вамъ надсаживать меня такъ безбожно!

Принцъ. Ты врешь:— тебя не надсадили, а ссадили съ лошади ³⁰).

Фальстафъ. Сдлай одолженіе, мой добрый, мой любезный принцъ Галь, добудь мн мою лошадь!

Принцъ. Убирайся, бездльникъ!— чтобъ я сталъ твоимъ конюхомъ!

Фальстафъ. Такъ чтобъ теб удавиться на подвязкахъ твоего наслдства! Я непремнно донесу на тебя, если попадусь. Пусть я отравлюсь стаканомъ хереса, если не напишу и не опубликую на васъ прескверные пасквили. Я ненавижу шутку, когда она заходитъ такъ далеко, да еще пшкомъ.

(Входятъ Гэдсхиль, Бэрдольфъ и Пето).

Гэдсхиль. Стой!

Фальстафъ. И то стою поневол.

Пойнсъ. Это нашъ лазутчикъ,— я узналъ по голосу.

Бэрдольфъ. Что новаго?

Гэдсхиль. Спрячьтесь скорй и надвайте маски. Мимо везутъ королевское золото въ казначейство.

Фальстафъ. Врешь, бездльникъ,— въ королевскую таверну!

Гэдсхиль. Будетъ довольно на всхъ.

Фальстафъ. Чтобъ быть повшену.

Принцъ. Господа,— вы четверо нападете на нихъ въ ущель, Пойнсъ и я спустимся внизъ. Если они улизнутъ отъ васъ, то столкнутся съ нами.

Пето. А сколько ихъ?

Гэдсхиль. Восемь или десять.

Фальстафъ. Да этакъ, чтобъ они не ограбили насъ!

Принцъ. Что за трусъ этотъ сэръ Джонъ, пузанъ!

Фальстафъ. Ну, конечно, Галь, я не такъ сухощавъ, какъ твой ддъ Джонъ Гонтъ, да зато и не трусъ ³¹).

Принцъ. Увидимъ на дл.

Пойнсъ. Послушай, Джакъ, твоя лошадь стоитъ за заборомъ. Ты найдешь ее тамъ, если понадобится. Прощай и стой за себя!

Фальстафъ. Ну, вотъ теперь хоть повсь, рука не поднимается на него.

Принцъ. Надъ,— гд наши платья?

Пойнсъ. Недалеко. Спрячемся.

(Принцъ Генрихъ и Пойнсъ уходятъ).

Фальстафъ. Ну, господа, счастливому и счастье! Теперь каждый за свое дло. (Входятъ прозжіе).

1-й прозжій. Пойдемъ, сосдъ,— мальчикъ сведетъ лошадей внизъ, а мы тмъ временемъ расправимъ ноги.

Воры. Стой!

Прозжіе. О, Господи, помилуй!

Фальстафъ. Бей! Вали! Ржь бездльниковъ! А, поганыя гусеницы! Толстые уроды! Они не терпятъ насъ, молодежь! Вали ихъ! Обирай!

1-й прозжій. О, мы разорены навсегда — и мы и дти наши!

Фальстафъ. На вислицу васъ, толстопузыхъ бездльниковъ! Вы разорены?! Ахъ, вы жирные уроды! Хорошо, если бъ вс ваши сундуки были съ вами. Ну, ну, свиныя туши, поворачивайтесь! Молодежь также хочетъ жить. Вдь вы верховные присяжные?— Погодите, вотъ мы заставимъ васъ присягнуть!

(Грабятъ прозжихъ, связываютъ ихъ и гонятъ. Входятъ принцъ Генрихъ и Пойнсъ).

Принцъ. Воры обобрали честныхъ людей, а мы оберемъ воровъ — и скоре въ Лондонъ. Тутъ розсказней будетъ на недлю, смху на мсяцъ, и шутка навсегда останется недурна.

Пойнсъ. Спрячься,— я слышу — они идутъ.

(Прячутся. Воры возвращаются).

Фальстафъ. Ну, друзья, подлимся, и скоре на лошадей, чтобъ убраться до свту. А принцъ и Пойнсъ записные трусы! Это дло ршеное. Въ Пойнс не больше храбрости, чмъ въ дикой утк.

Принцъ (бросаясь на нихъ). Ваши деньги!

Пойнсъ. Негодяи!

(Фальстафъ съ товарищами посл нсколькихъ ударовъ убгаетъ, оставивъ добычу).

Принцъ. Добыто безъ труда,— скоре демъ!

Мошенники разсяны и въ страх

Не смютъ вновь собраться, принимая

Другъ друга за погоню. Я себ

Могу представить, какъ потетъ Фальстафъ

И на пути шпигуетъ потомъ землю.

Я, право, пожаллъ его бъ, не будь онъ

Лить такъ смшонъ ³²).

Пойнсъ. А какъ ревлъ бездльникъ! (Уходятъ).

СЦЕНА 3-я.

Варкворзъ. Комната въ замк.

(Входитъ Готспоръ, читая письмо ³³).

Готспоръ. ‘Что касается меня, милордъ, то врьте, что мн было бы очень пріятно присоединиться къ вамъ ради любви, которую я питаю къ вашему дому’.— Это ему пріятно! Почему жъ онъ не съ нами? Ради любви, которую онъ питаетъ къ нашему дому! Онъ показываетъ этимъ, что любитъ свои кладовыя еще больше. Посмотримъ, что дальше.— ‘Предпріятіе ваше опасно’.— Еще бы! Да вдь и простудиться, и спать, и пить опасно. Но позвольте сказать вамъ, мой безтолковый лордъ, что среди этихъ опасностей мы отыщемъ и сорвемъ цвтокъ нашего спасенья.— ‘Предпріятіе ваше опасно, ваши друзья неврны, самое время неудобно, весь же заговоръ слишкомъ легокъ, чтобъ перевсить такое сильное сопротивленіе’.— Посл этого онъ трусъ и лжетъ безбожно! Заговоръ поистин отличный и ведется какъ нельзя лучше, друзья врны и надежны. Чего жъ больше, когда предпріятіе и исполнители хороши! Что это за холодный бездльникъ! Самъ архіепископъ Іоркскій одобряетъ нашъ заговоръ и имъ руководитъ. Клянусь Богомъ, я готовъ разбить голову этому негодяю! Разв мой отецъ и дядя не на нашей сторон? А Мортимеръ? а Глендоуеръ? а Дугласъ? А письма, въ которыхъ они общаютъ соединиться со мною около девятаго числа будущаго мсяца? Нкоторые изъ нихъ ужъ выступили въ походъ. Что за неврующій мерзавецъ! Я увренъ, что онъ изъ трусости откроетъ королю вс наши замыслы. Я готовъ приколотить самого себя за то, что вздумалъ подвигнуть на такое благородное дло эту кринку со снятымъ молокомъ. Чортъ съ нимъ!— пускай доноситъ королю. Мы готовы, и я отправлюсь ныншнею ночью.

(Входитъ лэди Перси).

Готспоръ. Ну, Катя, я съ тобой сейчасъ разстанусь.

Лэди Перси. О, милый мой, къ чему старанье это

Быть вчно одному? За что была я

Въ теченіе тяжелыхъ двухъ недль

Удалена отъ ложа моего

Безцннаго супруга? Чмъ, скажи мн,

Такъ смущены внезапно твой покой

И радости? Какой окованъ думой

Ты устремляешь часто въ землю взоръ?

Зачмъ исчезъ въ лиц твоемъ румянецъ?

Зачмъ мои счастливыя права

Ты отдалъ мутноглазому раздумью

И меланхоліи? Когда, бывало,

Ты забывался легкимъ, чуткимъ сномъ —

Я къ твоему садилась изголовью

И слышала, какъ ты сквозь самый сонъ

Вдругъ начиналъ въ жару несвязно бредить

О битвахъ и войн, кричалъ: ‘коня!’

Иль говорилъ о вылазкахъ, подкопахъ,

О пушкахъ, о плненныхъ, объ убитыхъ,

О случаяхъ горячаго сраженья.

Я видла, какъ на твоемъ лиц,

Взволнованнымъ обманчивою грезой,

Катился потъ, какъ пузыри ручья,

Иль жемчуги, прерывисто и тяжко

Дышала грудь, и все лицо мнялось,

Какъ будто ты куда-нибудь спшилъ.

Я вижу, что тебя томитъ забота,

Но ты ее скрываешь отъ меня.

О, не скрывай же, если только любишь

Меня попрежнему!

Готспоръ. Эй, кто кто-нибудь!

(Входитъ слуга).

Отправился ль Вильямъ съ моимъ пакетомъ?

Слуга. Отправился, милордъ, ужъ больше часу.

Готспоръ. А что, шерифъ прислалъ мн лошадей?

Слуга. Прислалъ.

Готспоръ. Какую? чалую?

Слуга. Такъ точно.

Готспоръ. Она мн будетъ трономъ. Хорошо!

Я тотчасъ ду въ путь. О, esperance ³⁴)!

Скажи, чтобъ Ботлеръ вывелъ лошадей.

(Слуга уходитъ).

Лэди Перси. Послушай, милый другъ.

Готспоръ. Ну, что милэди?

Лэди Перси. Что такъ влечетъ тебя отсюда?

Готспоръ. Лошадь,

Мой ангелъ, лошадь.

Лэди Перси. Перестань же, Гарри!

Ну, можно ль быть упряме тебя?

Но, право, я не въ шутку безпокоюсь

О томъ, чмъ ты встревоженъ. Я хочу,—

Ты слышишь ли?— хочу объ этомъ знать!

Пришло мн въ мысль, не вздумалъ ли мой братъ

Отыскивать корону и просилъ

О помощи. Но если ты пойдешь…

Готспоръ. Въ такую даль пшкомъ, то я устану.

Лэди Перси. О, глупый попугай! Но перестань

И отвчай мн прямо на вопросъ.

Не хочешь?— Я теб сломаю палецъ,

Когда ты мн не скажешь сущей правды.

Готспоръ. Ну, полно, полно! Что ты говорила

Сейчасъ мн о любви? Да! въ самомъ дл?

Я не люблю тебя! Теперь не время

Сражаться поцлуями. Должны

Пустить мы въ ходъ разбитые носы

И головы. Эй, подавайте лошадь!

Ну!— что ты хочешь мн еще сказать?

Лэди Перси. Такъ ты меня не любишь? Въ самомъ дл?

Такъ и не нужно! Я впередъ не стану

Тебя любить сама! Но полно, полно!

Вдь ты шутилъ? Скажи: шутилъ?— не правда ль?

Готспоръ. Пойдемъ, — когда я сяду на коня,

То, узжая, поклянусь, чмъ хочешь,

Что всей душой люблю тебя! Но, другъ мой,

Ты не должна разспрашивать меня,

Куда я ду и зачмъ.— Коль скоро

Я ду, значитъ — долженъ хать! Нынче

Мы вечеромъ разстанемся. Прощай!

Я знаю, ты умна, но не умне

Супруги Гарри Перси, постоянна —

Но все же женщина, а молчаливы

Вы одинаково. Я убжденъ,

Что ты не скажешь то, чего не знаешь,—

Настолько врю я теб.

Лэди Перси. Не больше?

Готспоръ. Ни на волосъ. Но, впрочемъ, знай, что скоро

Отправишься за мною вслдъ и ты,

Сегодня я, ты — завтра. Отвчай же:

Довольна ты?

Лэди Перси. Должна быть поневол. (Уходитъ).

СЦЕНА 4-я.

Истчипъ. Комната въ таверн ‘Кабанья Голова.’

(Входятъ принцъ Генрихъ и Пойнсъ).

Принцъ. Надъ, выйдемъ изъ этой грязной комнаты и посмемся вмст.

Пойнсъ. Гд ты былъ, Галь?

Принцъ. Въ компаніи трехъ или четырехъ болвановъ со столькими же бочками. Я коснулся самой низкой струны безпутства и побратался съ тремя трактирными мальчишками. Могу даже сказать теб ихъ имена: Томъ, Дикъ, Френсисъ. Они поклялись своимъ спасеньемъ, что хотя я только принцъ Уэльскій, но уже король веселаго товарищества, что я не гордецъ, какъ Фальстафъ, но добрый малый, весельчакъ, коринянинъ ³⁵), и что когда я буду королемъ, то могу смло положиться на всхъ добрыхъ ребятъ Истчипа. Напиться мертвецки — называютъ они умирать румянымъ, а когда ты остано вишься, чтобъ перевести духъ, они кричатъ: ‘живй! просимъ до дна!’ Словомъ, я такъ просвтился въ какія-нибудь четверть часа, что могу пьянствовать и балагурить цлую жизнь съ любымъ мдникомъ на его собственномъ язык. Ты много потерялъ, Нэдъ, что не былъ со мной. Но послушай, сладчайшій Нэдъ!— да кстати: чтобъ сдлать тебя еще слаще, вотъ возьми этотъ пенсовый пряникъ,— его мн сунулъ одинъ изъ моихъ товарищей-мальчишекъ, не говорившій ничего боле по-англійски, какъ: ‘восемь шиллинговъ, шесть пенсовъ’ и ‘просимъ покорно’, съ рзкимъ прибавленіемъ: ‘сейчасъ, сейчасъ сэръ! Бутылку винограднаго въ комнату съ полумсяцемъ!’ ³⁶) и тому подобное. Послушай! Чтобъ провести какъ-нибудь время до прихода Фальстафа, спрячься въ одну изъ сосднихъ комнатъ. Я стану разспрашивать мальчика, зачмъ онъ сунулъ мн въ руку пряникъ, и ты кричи безпрестанно: ‘Френсисъ!’ Чтобъ онъ отвчалъ только: ‘сейчасъ, сейчасъ’. Ступай же, а я покажу теб образчикъ того, что было.

Пойнсъ. Френсисъ!

Принцъ. Прекрасно.

Пойнсъ. Френсисъ! (Уходитъ Пойнсъ).

(Входитъ Френсисъ).

Френсисъ. Сейчасъ, сейчасъ, сэръ!— Ральфъ, посмотри, что надо въ Гранатовомъ яблок ³⁷)?

Принцъ. Поди сюда, Френсисъ.

Френсисъ. Милордъ!

Принцъ. Сколько теб лтъ осталось служить, Френсисъ?

Френсисъ. Пять лтъ, милордъ, — столько же, сколько…

Пойнсъ (за сценой). Френсисъ!

Френсисъ. Сейчасъ, сейчасъ, сэръ!..

Принцъ. Пять лтъ!— ну, это слишкомъ большой срокъ, чтобъ стучать посудой. Но разв у тебя не хватитъ храбрости разыграть труса и показать твоему хозяину пару пятокъ?

Френсисъ. О, сэръ, я готовъ покляться на всхъ библіяхъ Англіи, что у меня нашлось бы довольно…

Пойнсъ (за сценой). Френсисъ!

Френсисъ. Сейчасъ, сейчасъ, сэръ!..

Принцъ. Который теб годъ, Френсисъ!

Френсисъ. Позвольте,— да вотъ въ Михайловъ день будетъ…

Пойнсъ (за сценой). Френсисъ!

Френсисъ. Сейчасъ! Я ворочусь, милордъ, подождите немного.

Принцъ. Нтъ, погоди. Вдь пряникъ, который ты мн далъ, стоитъ не боле пенни?

Френсисъ. О, сэръ, я желалъ бы, чтобъ онъ стоилъ два.

Принцъ. Я дамъ теб за него тысячу фунтовъ. Потребуй, когда хочешь, и получишь.

Пойнсъ (за сценой). Френсисъ!

Френсисъ. Сейчасъ, сейчасъ!..

Принцъ. Сейчасъ?— Ну, нтъ,— завтра или въ четвергъ, или, впрочемъ, когда хочешь. Но послушай, Френсисъ!

Френсисъ. Что прикажете?

Принцъ. Возьмешься ли ты обокрасть господина въ кожаномъ кафтан со стеклянными пуговицами, обстриженнаго, съ агатовымъ перстнемъ, въ темныхъ чулкахъ, съ тесемочными подвязками, вкрадчивымъ голосомъ и испанскимъ мшкомъ ³⁸)?

Френсисъ. Да кто же это, сэръ?

Принцъ. Э, да ты, я вижу, безтолковъ и больше ни на что не годенъ, какъ только пить сладкое вино. Смотри, чтобъ твоя блая куртка не запачкалась. Этого съ ней не случилось бы въ Варваріи ³⁹).

Френсисъ. Отчего, сэръ?

Пойнсъ (за сценой). Френсисъ!

Принцъ. Убирайся, негодяй! Разв не слышишь, что тебя зовутъ?

(Начинаютъ оба его кликать, и Френсисъ не знаетъ, куда итти. Входитъ погребщикъ).

Погребщикъ. Что ты стоишь — или оглохъ? Посмотри, чего требуютъ гости. (Френсисъ уходитъ). Милордъ,— старый сэръ Джонъ съ товарищами у воротъ. Прикажете впустить?

Принцъ. Пусть немного подождутъ (Погребщикъ уходитъ).

(Входитъ Пойнсъ).

Пойнсъ. Сейчасъ, сейчасъ, сэръ.

Принцъ. Слышишь? Фальстафъ съ остальными товарищами у дверей. То-то будетъ весело!

Пойнсъ. Да, весело, какъ сверчкамъ. Однако скажи, пожалуйста, къ чему была эта глупая шутка съ мальчикомъ?

Принцъ. Я расположенъ теперь на вс проказы, какія только длались, начиная со старика Адама до этого часа.

(Входитъ Френсисъ съ виномъ).

Принцъ. Который часъ, Френсисъ?

Френсисъ. Сейчасъ, сейчасъ, сэръ!.. (Убгаетъ).

Принцъ. Онъ ршительно знаетъ не больше словъ, чмъ попугай, а вдь тоже сынъ женщины! Его занятіе ограничивается бганьемъ съ лстницы на лстницу, а краснорчіе — клочкомъ трактирнаго счета. Да!— въ эту минуту я въ боле веселомъ расположеніи духа, чмъ Перси Готспоръ, эта сверная горячка. Тотъ убьетъ передъ завтракомъ шесть или семь дюжинъ шотландцевъ, умоетъ руки и крикнетъ жен: ‘къ чорту спокойную жизнь! Мн давайте работы!’ А она спроситъ: ‘милый Гарри, сколько ты убилъ сегодня?’ — ‘Напоите моего чалаго!’ — закричитъ онъ и черезъ часъ отвтитъ:— ‘такъ, бездлицу — штукъ сорокъ!’ Позови Фальстафа: я представлю Перси, а жирный боровъ — его жену, госпожу Мортимеръ. ‘Rivo!’ — кричитъ пьяница. Зови мое ребро! Зови этотъ комъ сала!

(Входятъ Фальстафъ, Гэдсхиль, Бэрдольфъ и Пето, за ними, — Френсисъ съ виномъ).

Пойнсъ. Здравствуй, Джакъ! Гд ты былъ?

Фальстафъ. Проклятіе всмъ трусамъ! Проклятіе и мщенье! Я это сказалъ — и кончено! Эй, малый! Стаканъ хересу! Я скоре начну вязать чулки, чмъ стану вести попрежнему такую жизнь! Стану надвязывать ихъ и штопать. Проклятіе всмъ трусамъ! Дайте же мн стаканъ хересу, бездльники! Неужели совсмъ нтъ добродтели? (Пьетъ).

Принцъ. Если ты не видалъ, какъ на солнц таетъ комъ масла, то взгляни на эту смсь ⁴⁰).

Фальстафъ. Бездльникъ, этотъ хересъ съ известью ⁴¹)! Да, впрочемъ, чего же и ждать отъ мошенниковъ, кром мошенничества? А трусъ, подлый трусъ хуже и хереса съ известью! Иди своей дорогой, старый Джакъ! Умирай, когда хочешь! Я селедка безъ икры, если мужество, истинное мужество не исчезло съ лица земли! Во всей Англіи уцлло отъ вислицы не больше трехъ порядочныхъ людей, да и то одинъ изъ нихъ ожирлъ, состарился!— Не оставь ихъ, Господи! Нтъ, дуренъ свтъ! Право, лучше, если бъ я былъ ткачомъ: я плъ бы себ псалмы или что-нибудь такое ⁴² ). А все-таки проклятіе трусамъ!

Принцъ. Что ты ворчишь, шерстяная кипа?

Фальстафъ. Королевскій сынъ! Да пусть у меня перестанетъ расти борода, если я не выгоню тебя изъ твоего королевства деревянною шпагой и не погоню передъ тобой всхъ твоихъ подданныхъ, какъ стадо гусей! Ты — принцъ Уэльскій?

Принцъ. Это что еще, непотребный пузанъ?

Фальстафъ. Да разв ты не трусъ? Отвчай! Да и Пойнсъ также!

Пойнсъ. Ахъ, ты, жирное брюхо!— Ты смешь называть меня трусомъ? Я заколю тебя.

Фальстафъ. Я назову тебя трусомъ?— Да я лучше увижу тебя въ преисподней, чмъ назову трусомъ. А все-таки я далъ бы тысячу фунтовъ, чтобъ умть бгать такъ проворно, какъ вы. У васъ стройныя плечи, такъ вамъ и горя мало, если кто увидитъ ваши спины. Разв это по-вашему значитъ поддерживать друзей? Къ чорту такое тыльное поддерживанье! Давайте мн такихъ, что смотрли бы прямо въ глаза!— Дайте мн стаканъ хересу! Я бездльникъ, если у меня хоть капля была сегодня во рту.

Принцъ. Бездльникъ! У тебя еще не обсохли губы отъ послдняго стакана.

Фальстафъ. Все равно!— Я все-таки говорю: проклятіе трусамъ! (Пьетъ).

Принцъ. Да что такое случилось?

Фальстафъ. Что такое? Вотъ мы вчетверомъ добыли давеча утромъ тысячу фунтовъ.

Принцъ. Гд же они, Джакъ, гд?

Фальстафъ. Гд? Отняты! Сто человкъ напало на насъ бдныхъ четверыхъ.

Принцъ. Какъ! Сто?

Фальстафъ. Я подлецъ, если не сражался по крайней мр два часа съ цлой дюжиной. Я остался живъ чудомъ. Я восемь разъ проколотъ сквозь камзолъ, четыре — сквозь штаны. Мой щитъ изрубленъ вдоль и поперекъ, мой мечь зазубренъ, какъ пила! Ессе signum ⁴³). (Вынимаетъ мечъ). Я ни разу не дрался такъ хорошо съ тхъ поръ, какъ сталъ мужемъ,— и все напрасно! Проклятіе трусамъ! Спросите у нихъ. Если они прибавятъ или убавятъ — они будутъ мерзавцы! дти мрака!

Принцъ. Скажите, господа, какъ это было?

Гэдсхиль. Мы вчетверомъ напали человкъ на двнадцать…

Фальстафъ. По крайней мр на шестнадцать, лордъ!

Гэдсхиль. Мы ихъ перевязали.

Пето. Нтъ, мы ихъ не вязали.

Фальстафъ. Врешь, бездльникъ!— перевязали всхъ до единаго! Я — жидъ, жидъ іудейскій, если это не правда!

Гэдсхиль. Пока мы длили добычу, на- насъ напало человкъ шесть или семь свжихъ…

Фальстафъ. И развязали тхъ, а тутъ явились и другіе.

Принцъ. И вы сражались со всми?

Фальстафъ. Со всми?— Я не знаю, что ты называешь со всми, но если я не сражался съ пятидесятью — назови меня пучкомъ редисокъ. Я отказываюсь отъ званія двуногой твари, если на стараго, бднаго Джака не напало по крайней мр пятьдесятъ два или три человка!

Принцъ. Господи, помилуй! Ты, врно, убилъ нсколькихъ?

Фальстафъ. Да, ужъ тутъ молиться было поздно! Двухъ я укокошилъ! Съ двумя, я увренъ, расчетъ конченъ,— съ двумя бездльниками въ клеенчатыхъ плащахъ!— Галь, если я лгу, наплюй мн въ глаза и назови меня лошадью. Ты знаешь мою старую манеру защищаться: всталъ такъ, держу мечъ такъ, — четыре бездльника идутъ…

Принцъ. Четыре? Какъ же ты сейчасъ сказалъ, только два?

Фальстафъ. Четыре, Галь!— я сказалъ четыре.

Пойнсъ. Да, онъ сказалъ четыре.

Фальстафъ. Эти четверо встали рядомъ передо мной и ну тыкать. Я, не раздумывая долго, поймалъ въ мой щитъ вс семь мечей, — вотъ такъ.

Принцъ. Семь?— Да вдь ихъ было только четверо

Фальстафъ. Въ клеенк…

Пойнсъ. Ну, да, четверо въ клеенк.

Фальстафъ. Семеро! Клянусь этой рукоятью, семеро, иначе я подлецъ!

Принцъ. Оставь его: прибудетъ еще.

Фальстафъ. Галь, ты слушаешь?

Принцъ. Слушаю, Джакъ, слушаю.

Фальстафъ. Слушай, слушай! Оно стоитъ, чтобъ послушать. Ну, вотъ, какъ я сказалъ, у этихъ девятерыхъ…

Принцъ. Ну, прибавилось еще двое.

Фальстафъ. Переломились мечи.

Пойнсъ. И свалились штаны ⁴⁴).

Фальстафъ. Они начали отступать, но я за ними и, быстре мысли, положилъ семерыхъ изъ одиннадцати.

Принцъ. Ужасно! Одиннадцать человкъ въ клеенк выросло изъ двухъ!

Фальстафъ. Но тутъ самъ дьяволъ напустилъ на меня еще трехъ бездльниковъ въ зеленомъ кендальскомъ сукн, зашедшихъ ко мн въ тылъ. Примтить ихъ я не могъ, потому что ночь была такъ темна, Галь, что ты не увидалъ бы собственной руки.

Принцъ. Вс эти лжи подобны своему отцу: громадны, какъ горы, очевидны и ощутительны. Ну, какъ же ты, набитый грязью мшокъ, безголовый чурбанъ, скверный комъ сала…

Фальстафъ. Ну, что, ну, что, съ ума ты сошелъ, что ли? Разв правда — неправда?

Принцъ. Ну, какъ же ты разглядлъ, что они въ зеленомъ кендальскомъ сукн, когда говоришь самъ, будто ночь была такъ темна, что ты не видлъ собственной руки? Объясняй намъ это.

Пойнсъ. Объясняй, Джакъ, объясняй.

Фальстафъ. Какъ! По принужденію?— никогда! Если бъ меня вздумали пытать всевозможными пытками — я и тогда не сказалъ бы ни слова по принужденію. Объяснять вамъ по принужденію? Если бъ объясненія были дешевле пареной рпы ⁴⁵), то и тогда вы не узнали бы отъ меня ничего,— клянусь честью!

Принцъ. Нтъ, я не хочу носить этого грха на душ. Я обличу этого полнокровнаго труса, этого лежебока, этого сокрушителя лошадиныхъ спинъ, эту громадную гору мяса…

Фальстафъ. Ахъ, ты, спичка! сухая шкура! бычачій языкъ! кишка! треска! У меня недостаетъ духу выговорить сразу, на что ты похожъ. Ты — портняжный аршинъ, пустыя ножны, старая дрянная рапира…

Принцъ. Постой, постой,— переведи духъ, а тамъ начинай опять, пока не истощишь свои низкія сравненія, а между тмъ выслушай вотъ это.

Пойнсъ. Слушай, Джакъ.

Принцъ. Мы вдвоемъ видли, какъ вы четверо напали на четверыхъ, связали ихъ и ограбили. Теперь смотри, какъ тебя уничтожитъ мой разсказъ: мы двое напали на васъ четверыхъ и въ одинъ мигъ согнали васъ съ добычи. Она у насъ, и я сейчасъ же могу теб ее показать. И ты, Фальстафъ, помчалъ свое пузо такъ быстро, такъ проворно, и все бжалъ и ревлъ о пощад, какъ самый рзвый, голосистый теленокъ. Ну, не подлецъ ли ты? Иззубрилъ самъ свой мечъ и увряешь, будто это въ битв. Какую ложь, какую несообразность выдумаешь ты теперь, чтобъ прикрыть этотъ очевидный срамъ?

Пойнсъ. Отвчай, Джакъ, отвчай.

Фальстафъ. Клянусь честью… вдь я васъ узналъ! Узналъ такъ же хорошо, какъ узналъ бы тотъ, кто васъ сдлалъ. Послушайте, друзья! Ну, могъ ли я ршиться убить наслдника престола? обратить свой мечъ противъ истиннаго принца?— Послушай, Галь! Ты знаешь, что я храбръ, какъ Геркулесъ, но и остороженъ по инстинкту. И левъ не тронулъ бы истиннаго принца! Инстинктъ — великая вещь. Я поступилъ, какъ трусъ,— но ради инстинкта. Это не повредить въ моемъ мнніи ни мн ни теб, и я попрежнему считаю себя храбрымъ львомъ, а тебя — истиннымъ принцемъ.— Однако я, ей-Богу, радъ, что деньги у васъ. Хозяйка, запирай ворота! Кути сегодня — молись завтра. Славно, ребята! золотыя сердца! Вотъ это — истинное товарищество! Какую бы намъ выдумать потху? Не сыграть ли комедію?

Принцъ. Пожалуй,— и твое бгство будетъ содержаніемъ.

Фальстафъ. Ну, полно, Галь! Пожалуйста, если ты меня любишь — то больше объ этомъ ни слова.

(Входитъ мистриссъ Куикли).

Куикли. Лордъ, принцъ!

Принцъ. А, лэди-хозяйка! Ну, что случилось?

Куикли. Тамъ у дверей стоитъ какой-то придворный, хочетъ видть васъ, говорить, что отъ вашего родителя.

Принцъ. Сдлай его надворнымъ и отошли домой ⁴⁶). Что ему надо? Мн некогда.

Фальстафъ. А каковъ онъ собой на видъ?

Куикли. Старикъ.

Фальстафъ. Ну, пристало ли старику таскаться по ночамъ? отправить его, что ли?

Принцъ. Пожалуйста, Джакъ!

Фальстафъ. Клянусь честью, я спроважу его мигомъ!

(Уходитъ Фальстафъ).

Принцъ. Ну, господа, нечего сказать, вы тоже храбрецы — и ты, Пето, и ты, Бэрдольфъ. Вы, должно-быть, также побжали по инстинкту, чтобъ не убить истиннаго принца.

Бэрдольфъ. Клянусь Богомъ, я побжалъ, когда вс побжали.

Принцъ. Скажите мн теперь серьезно, отчего мечъ Фальстафа весь въ зазубринахъ?

Пето. Онъ самъ иззубрилъ его кинжаломъ, увряя, что пусть изгонятъ всю правду изъ Англіи, а онъ убдитъ васъ, что это сдлано въ битв. Онъ уговаривалъ и насъ сдлать то же.

Бэрдольфъ. Да,— а также расцарапать наши носы колючей травой и выпачкать кровью платье, а потомъ поклясться, будто это кровь честныхъ людей. Слушая его чудовищныя выдумки, я покраснлъ, чего со мной не бывало вотъ ужъ сорокъ семь лтъ.

Принцъ. Врешь, бездльникъ, ты краснешь ex tempore съ тхъ поръ, какъ укралъ тому назадъ восемнадцать лтъ стаканъ хересу и былъ пойманъ съ поличнымъ. Ты-то по какому инстинкту показалъ пятки, когда съ тобой были и огонь и мечъ?

Бэрдольфъ (указывая на носъ). Видите ли, милордъ, эти метеоры, эти изверженія ⁴⁷)?

Принцъ. Вижу.

Бэрдольфъ. Какъ вы думаете, что они предвщаютъ?

Принцъ. Пьянство и безденежье.

Бэрдольфъ. Нтъ, милордъ, скорй желчь и ссору ⁴⁸).

Принцъ. Скоре петлю, если на то пошло.

(Входитъ Фальстафъ).

А, вотъ и тощій Джакъ, нашъ бдный скелетъ! Ну, что, мое ватное чучело? Скажи, Джакъ, сколько лтъ прошло съ тхъ поръ, какъ ты не видалъ своихъ колнъ?

Фальстафъ. Моихъ колнъ?— да въ твои годы я былъ не толще спички и могъ бы пролзть въ кольцо съ пальца любого альдермана. Чортъ побери вздохи и грусть!— они тотчасъ раздуютъ человка, какъ пузырь.— Однако новости прескверныя. За тобой прізжалъ сэръ Джонъ Бреси отъ твоего отца. Завтра ты долженъ явиться ко двору. Тамъ подняли кутерьму сверный сумасбродъ Перси и тотъ валиссецъ — ну, вотъ что отколотилъ палками Амаймона, насадилъ рога Люциферу и самого дьявола заставилъ присягнуть себ въ врности. Ну, чортъ васъ возьми, какъ вы его зовете?

Пойнсъ. А! Глендоуеръ.

Фальстафъ. Оуэнъ, Оуэнъ,— именно. Кром того, его зять Мортимеръ, старый Нортумберландъ и храбрйшій изъ шотландцевъ — Дугласъ, что верхомъ вскакиваетъ на отвсную гору…

Принцъ. Тотъ, что на всемъ скаку убиваетъ воробья изъ пистолета?

Фальстафъ. Ну, да, тотъ самый.

Принцъ. Ну, въ воробья онъ, пожалуй, не попадетъ.

Фальстафъ. Однако этотъ негодяй не изъ трусливыхъ и не побжитъ.

Принцъ. Какъ же ты, бездльникъ, сейчасъ только выхвалялъ его бгъ?

Фальстафъ. Да вдь то на лошади, а пшкомъ онъ не отступитъ ни на шагъ..

Принцъ. А по инстинкту?

Фальстафъ. Ну, по инстинкту я допускаю. Съ ними еще какой-то Мордаке и до тысячи шотландскихъ синешапочниковъ⁴⁹). Ворстеръ убжалъ ночью. Борода твоего отца посдла отъ этихъ новостей — и теперь земли можно покупать за безцнокъ, какъ тухлую рыбу ⁵⁰).

Принцъ. А если эта передряга не кончится къ лту, то и двчонки подешевютъ такъ, что ихъ можно будетъ покупать сотнями, какъ подковные гвозди.

Фальстафъ. Правда, шалунъ, правда:— торговля этимъ товаромъ будетъ недурна. Признайся однако, Галь, вдь ты струсилъ? Ты — наслдникъ престола, а во всемъ мір не найдется трехъ такихъ противниковъ, какъ Дугласъ, бшеный Перси и дьяволъ Глендоуеръ. Согласись, что ты испугался. Я думаю, морозъ подираетъ по кож.

Принцъ. Нисколько: у меня нтъ твоего инстинкта.

Фальстафъ. А завтра, когда ты явишься къ отцу, теб порядкомъ намылятъ голову. Послушай,— если ты меня любишь, заучи отвтъ….

Принцъ. Ну, хорошо, представь моего отца и разспрашивай меня объ образ моей жизни.

Фальстафъ. Изволь. Этотъ стулъ будетъ моимъ трономъ, этотъ кинжалъ — скипетромъ, а эта подушка — короной.

Принцъ. Хорошо: мы принимаемъ эту скамью за тронъ, жестяной кинжалъ — за золотой скипетръ и эту жалкую лысину — за дорогую корону.

Фальстафъ. Если въ теб не потухла совсмъ искра благодати — ты растрогаешься непремнно. Дайте мн стаканъ хересу: надо, чтобъ покраснли глаза, и можно было подумать, будто я плакалъ. Я долженъ говорить съ чувствомъ, какъ царь Камбизъ въ драм ⁵¹).

Принцъ. Ну, начинай. Вотъ мой поклонъ.

Фальстафъ. А вотъ и моя рчь: ‘лорды, отойдите къ сторон’.

Куикли. Вотъ славная потха, ей-Богу!

Фальстафъ. О, не рыдай, драгая королева,

Затмъ, что льющіяся слезы тщетны.

Куикли. Отецъ! Точь-въ-точь отецъ! Какой важный видъ онъ принялъ!

Фальстафъ. О, ради Бога, выведите, лорды,

Мою печальную супругу! Слезы

Ей застилаютъ шлюзы свтлыхъ глазъ.

Куикли. Чудесно! Точь-въ-точь, какъ эти гадкіе комедіанты.

Фальстафъ. Молчи, моя добрая пивная кружка, молчи ⁵²)! Я удивляюсь, Гарри, не только тому, какъ ты проводишь время, но и обществу, которымъ ты себя окружаешь. Если ромашка растетъ тмъ лучше, чмъ ее больше топчутъ⁵³), зато молодость портится тмъ скоре, чмъ ее больше насилуютъ. Что ты — мой сынъ, меня увряетъ частью слово твоей матери, частью — мое собственное убжденіе, всего же боле — гнусное лукавство твоихъ глазъ и глупая отвислость нижней губы. Это — самое лучшее ручательство. Но если ты мой сынъ — въ этомъ все дло — какъ же ты, будучи моимъ сыномъ, позволяешь распускать о себ такіе слухи? Неужели благодатное солнце можетъ сдлаться тунеядцемъ и станетъ лакомиться ежевикой?— вопросъ, котораго и длать не слдуетъ. Неужели сынъ Англіи будетъ воромъ и станетъ похищать кошельки⁵⁴)?— вотъ вопросъ. Есть вещь, Гарри, о которой ты часто слыхалъ, и которая называется въ нашей стран дегтемъ. Этотъ деготь, какъ говорятъ древніе писатели, мараетъ. Таково и общество, въ которомъ ты вращаешься. Я говорю съ тобой, Гарри, упоенный не виномъ, но слезами, не въ радости, а въ огорченіи, не одними словами, но и вздохами. Однако и въ твоемъ обществ я замтилъ одного порядочнаго человка,— только я не помню его имени.

Принцъ. Прошу васъ, ваше величество, сказать, каковъ онъ собой.

Фальстафъ. Прекрасный, осанистый человкъ и довольно плотный! Взглядъ его обворожителенъ, а обращеніе — образецъ любезности. Лтъ ему, я думаю, пятьдесятъ или такъ около шестидесяти. Теперь я вспомнилъ: его зовутъ Фальстафомъ. Если этотъ человкъ развратенъ, то я жестоко обманулся, потому что я замтилъ, Гарри, въ его глазахъ добродтель. Если дерево узнается по плоду, какъ плодъ по дереву, то я ршительно утверждаю, что Фальстафъ добродтеленъ. Держись его и чуждайся другихъ. А теперь скажи-ка мн, негодный плутъ, гд ты пропадалъ этотъ мсяцъ?

Принцъ. Ну, разв король такъ говоритъ? Пошелъ на мое мсто — я представлю отца.

Фальстафъ. Какъ! Свергнуть меня съ престола? Увидимъ! Если ты будешь хоть въ половину такъ величественъ въ словахъ и движеніяхъ — повсь меня за ноги, какъ зайченка.

Принцъ. Хорошо, я сижу.

Фальстафъ. А я стою. Господа, судите.

Принцъ. Ну, Гарри, откуда ты?

Фальстафъ. Изъ Истчипа, мой повелитель.

Принцъ. Мн принесены на тебя важныя жалобы.

Фальстафъ. Вранье, мой повелитель, клянусь честью, вранье!— Вы увидите, что я его загоняю и принцемъ.

Принцъ. Ты клянешься, неблагодарный мальчишка? Не смй впредь на меня смотрть. Ты совращенъ силой съ пути добродтели. Тобою овладлъ дьяволъ въ вид жирнаго старика. Твой товарищъ — бочка. Зачмъ ты ведешь дружбу съ этимъ гнуснымъ чурбаномъ, съ этой раздутой водянкой, съ этой бочкой хереса, съ этимъ набитымъ грязью чемоданомъ, съ этимъ жаренымъ Мянинттрійскимъ быкомъ ⁵⁵), съ этимъ дряхлымъ порокомъ, съ этимъ посдвшимъ безчинствомъ, съ этимъ отцомъ-сводникомъ, съ этимъ старымъ тщеславіемъ? На что онъ годенъ, кром пробованія и питья хереса? Когда бываетъ чистъ и опрятенъ, кром минутъ, когда разрзываетъ и жретъ каплуна? На что способенъ, кром обмана? Въ чемъ онъ гадокъ?— во всемъ, въ чемъ хорошъ?— ни въ чемъ!

Фальстафъ. Позвольте, ваше величество, я не поспваю за вами. На кого вы изволите мтить?

Принцъ. На негоднаго развратителя юности, на стараго, блобородаго дьявола Фальстафа.

Фальстафъ. Мой повелитель!.. я знаю этого человка.

Принцъ. Это мн извстно.

Фальстафъ. Но сказать, что я знаю за нимъ боле худого, чмъ за собою — будетъ ложь. Если онъ старъ — что доказываютъ его сдины, то тмъ боле надо его уважать, но чтобъ онъ былъ развратенъ, то, да проститъ мн ваше величество, я это отрицаю ршительно! Если пить хересъ съ сахаромъ порокъ, то да помилуетъ насъ Господь! Если быть стару и веселу — грхъ, то какъ много изъ знакомыхъ мн содержателей трактировъ будутъ осуждены! Если толщина заслуживаетъ ненависть, то надо любить тощихъ коровъ фараона! Нтъ, добрый повелитель, удали Пето, удали Бэрдольфа, удали Пойнса, но милаго Джака Фальстафа, храбраго Джака Фальстафа и еще боле достойнаго Джака Фальстафа, потому что онъ старый Джакъ Фальстафъ,— не удаляй. Не лишай, Гарри, его общества! Удалишь толстаго Джака — удали весь міръ.

Принцъ. Удалю!— я хочу этого.

(Стучатъ. Мистриссъ Куикли, Бэрдольфъ и Френсисъ уходятъ. Затмъ вбгаетъ Бэрдольфъ).

Бэрдольфъ. Бда, лордъ!— у воротъ шерифъ съ безчисленной стражей!..

Фальстафъ. Вонъ, бездльникъ!— мн еще много надо сказать въ пользу Фальстафа! Продолжайте комедію.

(Куикли входитъ поспшно).

Куикли. О, Господи Іисусе! Лордъ, лордъ!

Фальстафъ. Ну, ну!— самъ дьяволъ скачетъ верхомъ на смычк ⁵⁶)! Что тамъ такое?

Куикли. Шерифъ со стражей у воротъ! Они хотятъ обшарить весь домъ. Впустить ихъ?

Фальстафъ. Слышишь, Галь?— то-то! не называй никогда настоящій золотой фальшивымъ. Вдь ты обезумлъ отъ страха, хоть и не показываешь.

Принцъ. А ты трусъ всегда и безъ инстинкта.

Фальстафъ. Я отказываюсь отъ первенства надъ тобой, если ты спровадишь шерифа. А нтъ, такъ пускай входитъ! Къ чорту все мое воспитаніе, если я не буду на телжк такъ же хорошъ, какъ всякій. Надюсь, что петля задавитъ меня такъ же проворно, какъ и другого.

Принцъ. Спрячься за обои, а вы ползайте наверхъ. Да ну же, скорй, господа съ честными рожами и прямою совстью.

Фальстафъ. Было у меня и то и другое, да сплыло! Нечего длать — пойдемъ прятаться.

(Вс уходятъ, кром принца и Пойнса).

Принцъ. Зовите шерифа.

(Входитъ шерифъ съ извозчикомъ).

Ну, мистеръ шерифъ, что вамъ угодно?

Шерифъ. Прошу прощенья, лордъ. Я слышалъ, будто

Здсь въ дом скрылось нсколько людей.

Принцъ. Я васъ прошу сказать мн ихъ примты.

Шерифъ. Одинъ изъ нихъ, милордъ, везд извстенъ:

Высокій, плотный.

Извозчикъ. Жирный, точно масло.

Принцъ. Я вамъ ручаюсь, что его здсь нтъ,

Онъ мною посланъ по дламъ, но завтра,

Даю вамъ слово, явится къ полудню,

Затмъ чтобы отвтить передъ вами

Во всемъ, въ чемъ обвиняется. Теперь же

Прошу оставить этотъ домъ.

Шерифъ. Сейчасъ.

Бездльники ограбили прозжихъ

И взяли триста марокъ.

Принцъ. Можетъ быть.

Когда онъ былъ при этомъ, то отвтитъ.

Шерифъ. Прощайте, добрый лордъ, покойной ночи.

Принцъ. Скорй — покойнаго утра.

Шерифъ. Да, точно,—

Я думаю, ужъ близко двухъ часовъ.

(Шерифъ и извозчикъ уходятъ).

Принцъ. Этотъ жирный бездльникъ извстенъ, какъ церковь святого Павла. Позови его.

Пойнсъ. Фальстафъ! (Заглядываетъ за обои). Спитъ мертвымъ сномъ, храпитъ, какъ лошадь.

Принцъ. Какъ онъ тяжело дышитъ. Обыщи его карманы. (Пойнсъ обыскиваетъ), Что тамъ такое?

Пойнсъ. Какія-то бумаги,— больше ничего.

Принцъ. Посмотримъ, что въ нихъ, — читай.

Пойнсъ (читаетъ). Того же числа: каплунъ — 2 шилинга 2 пенса, соусъ — 4 пенса, хересу два штофа — 5 шил. 8 пенсовъ, анчоусы и хересъ посл ужина — 2 шил. 6 пенсовъ, хлба — на полпенса.

Принцъ. Ужасно!— только на полпенса хлба при такомъ невроятномъ количеств хереса. Спрячь, остальное мы прочтемъ на досуг. Пусть онъ тутъ спитъ до завтра. Утромъ я ду ко двору. Мы вс отправимся на войну, и ты получишь почетное назначенье. Этому бездльнику я выхлопочу мсто въ пхот: вдь ему двсти шаговъ — смерть. Деньги возвратятся съ избыткомъ. Приходи ко мн завтра утромъ, а теперь — прощай.

Пойнсъ. Прощайте, добрый лордъ. (Уходятъ).

ДЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА 1-я.

Бенгоръ. Комната въ дом архидьякона.

(Входятъ Готспоръ, Мортимеръ, Ворстеръ и Глендоуеръ).

Мортимеръ. Друзья врны, и общаній много,

Начало полно радостныхъ надеждъ.

Готспоръ. Садитесь, Мортимеръ, и вы, лордъ Ворстеръ,

А также вы, почтенный Глендоуеръ.

Ахъ, чортъ возьми!— я позабылъ взять карту.

Глендоуеръ. Нтъ, здсь она. Садись, любезный Перси,

Мой добрый брать, Готспоръ. Король блднетъ

Теперь, едва услышитъ это имя,

И съ тайнымъ вздохомъ молится, чтобъ ты

Убрался въ рай — и чмъ скорй, тмъ лучше.

Готспоръ. Да,— а тебя онъ посылаетъ въ адъ,

Едва услышитъ имя Глендоуера.

Глендоуеръ. Немудрено: когда я родился,

Чело небесъ браздилось все огнями

Горящихъ молній, и земля дрожала

Въ своей основ, будто жалкій трусъ ⁵⁷).

Готспоръ. Да вдь она тряслась бы и тогда,

Когда бы кошка матери твоей

Въ то время окотилась,— ты жъ при этомъ

Совсмъ и не рождался.

Глендоуеръ. Я сказалъ:

Земля тряслась отъ моего рожденья!

Готспоръ. А я скажу, что ежели земля

Такъ испугалась твоего рожденья —

То я родился не въ нее!

Глендоуеръ. Все небо

Огнемъ горло, и земля тряслась.

Готспоръ. Ну, такъ она тряслась, глядя на небо,

А до того, родился или нтъ

При этомъ ты — заботъ ей было мало.

Съ землей почтенной нашей иногда

Случаются престранные припадки.

Земля томится тяжкимъ, злымъ недугомъ,

Какъ втрами… Они, скопившись въ ней,

Стремятся выйти вонъ, коробятъ, ломятъ

Земную грудь и, вырвавшись, валятъ

Все, что на ней — дома, лса и замки.

Вотъ точно такъ прабабушка-земля

Была больна, когда и ты родился.

Глендоуеръ. Послушай, братъ,— я не привыкъ сносить

Ни отъ кого такихъ противорчій.

Я повторю еще: чело небесъ

Въ минуту моего рожденья было

Исполнено пылающихъ видній!

Испуганныя козы укрывались

Въ ущельяхъ горъ, а робкія стада

Поля и воздухъ оглашали ревомъ.

Вся жизнь моя показывала ясно,

Что я не изъ числа людей простыхъ.

Скажите, есть ли кто-нибудь на дломъ

Пространств Англіи, гд только море

Кипитъ и бьетъ волной въ песчаный берегъ,

Кто бъ могъ сказать, что былъ когда-нибудь

Моимъ учителемъ? А между тмъ

Сыщите, кто со мною можетъ спорить

Въ познаніи глубокихъ тайнъ науки?

Готспоръ. Я точно думаю, что врядъ ли кто

Такъ безъ толку болтаетъ по-валисски,

Какъ ты, — но я пойду обдать.

Мортимеръ. Полно,

Любезный Гарри,— ты его разсердишь.

Глендоуеръ. Я духовъ вызываю изъ пучины!

Готспоръ. Да вызывать ихъ можно — только врядъ ли

Являются они на твой призывъ.

Глендоуеръ. Я дьяволомъ могу повелвать!

Готспоръ. А я его срамить умю правдой!

И если ты владешь средствомъ вызвать

Изъ бездны дьявола — зови хоть тотчасъ!

Я мигомъ осрамлю его. О, правда

Сильне всхъ чертей ⁵⁸)!

Мортимеръ. Ну, полно, полно,

Къ чему ведутъ безсмысленные споры?

Глендоуеръ. Три раза Генрихъ Болинброкъ пытался

Со мной помряться — и каждый разъ

Отъ береговъ Уайя и Северна

Онъ уходилъ обратно безъ успха

И со стыдомъ, лишась въ бою всего.

Готспоръ. Онъ уходилъ и безъ всего?— такъ какъ же

Бдняга уцллъ отъ лихорадки ⁵⁹)?

Глендоуеръ. Ну, полно же, — вотъ карта: мы приступимъ

Немедленно къ раздлу королевства

Согласно уговору.

Мортимеръ. Архидьяконъ

Раздлъ ужъ кончилъ на три равныхъ части.

Вся Англія отъ Трента и Северна

До этихъ поръ — пойдетъ на долю мн.

Пространство дальше къ западу, съ Уэльсомъ

И смежными богатыми землями —

Вамъ, Оуэнъ Глендоуеръ, а эта часть,

Лежащая на свер отъ Трента —

Теб, любезный братъ. Условье это

Написано втройн. Какъ скоро мы

Скрпимъ его печатями, что можно

Намъ будетъ сдлать въ ныншнюю ночь,—

То выступимъ немедля, раннимъ утромъ,

Съ тобой и лордомъ Ворстеромъ въ походъ,

Чтобъ встртиться, какъ это ршено,

Съ шотландскими войсками и съ твоимъ

Отцомъ при Шрювсбри…

(Глендоуеру) Съ такимъ отрядомъ

Недли дв мы продержаться можемъ

Одни безъ васъ, а вы межъ тмъ старайтесь

Собрать своихъ вассаловъ и друзей.

Глендоуеръ. Я къ вамъ явлюсь туда гораздо прежде

И привезу съ собою вашихъ женъ,

Съ которыми совтую теперь

Ухать не прощаясь, чтобъ избгнуть

Излишняго потопа горькихъ слезъ.

Готспоръ (разсматривая карту). Мн кажется, что часть моя, на сверъ

Отъ Бертона, гораздо меньше вашихъ.

Взгляните, какъ въ нее вдается этотъ

Изгибъ рки и отъ моихъ владній

Отрзываетъ длиннымъ полукругомъ

Большую часть земли. Я перержу

Плотиною рку на этомъ мст,

Чтобъ Трентъ сребристый полился ровнй

Въ свободномъ новомъ русл, не вдаваясь

Глубокими извилинами въ землю,

Испортившими лучшій мой участокъ.

Глендоуеръ. Ты этого не сдлаешь! Онъ долженъ,

Онъ будетъ изгибаться!

Мортимеръ. Посмотри,

Какъ онъ въ своемъ дальнйшемъ, быстромъ бг

Прирзываетъ вновь крутымъ изгибомъ

Къ твоимъ владньямъ столько же земли.

Ворстеръ. Его не трудно здсь перекопать,

Тогда подастся этотъ мысъ на сверъ —

И Трентъ польется прямо и легко.

Готспоръ. Я такъ и сдлаю, мн это стоить

Не будетъ дорого.

Глендоуеръ. Я не хочу,

Чтобъ это сдлалось!

Готспоръ. Что!.. ты не хочешь?

Глендоуеръ. И этого небудетъ!

Готспоръ. Кто жъ возьмется

Мн это запретить?

Глендоуеръ. Я.

Готспоръ. Въ самомъ дл?..

Такъ ты скажи мн это по-валисски,

Чтобъ я тебя не понялъ.

Глендоуеръ. О, милордъ!

Я англійскимъ владю языкомъ t

Не хуже- васъ! Я въ молодости былъ

При англійскомъ двор и тамъ не мало

Сложилъ для арфы псенъ, вашъ языкъ

Украсивъ тмъ, — а въ васъ еще никто

Не замчалъ такого дарованья.

Готспоръ. И очень радъ! Я лучше соглашусь

Быть кошкой и мяукать, чмъ начну

Писать стихи:— они мн хуже скрипа

Немазанныхъ колесъ или верченья

Токарнаго станка ⁶⁰) ничто на свт

Не можетъ быть глупе и жеманнй

Поэзіи, Она въ моихъ глазахъ

Точь-въ-точь хромая лошадь, черезъ силу

Плетущаяся рысью подъ кнутомъ.

Глендоуеръ. Ну, хорошо,— мы отведемъ рку,

Какъ хочется теб.

Готспоръ. Не въ этомъ дло!

Я втрое уступить готовъ друзьямъ,

Но если вы начнете торговаться —

Я буду спорить изъ-за волоска.

Написаны ли наши договоры,

И можемъ ли мы хать?

Глендоуеръ. Мсяцъ свтитъ —

Такъ вы ухать можете и ночью.

Я буду торопить писцовъ, а кстати

Увдомлю и вашихъ женъ о томъ,

Что вы ухали. Мн, право, страшно,

Что дочь моя такъ любитъ Мортимера,

Его отъздъ сведетъ ее съ ума. (Уходитъ Глендоуеръ).

Мортимеръ. Ты вчно сердишь моего отца,

Любезный братъ.

Готспоръ. Да мн противно слушать,

Какъ онъ переливаетъ изъ пустого

Въ порожнее, толкуя о крот,

О глупыхъ предсказаніяхъ Мерлина,

О ворон, о грифахъ, о драконахъ,

О прыгающихъ кошкахъ и о всякой

Подобной всячин!.. Невольно станешь

Бситься, слушая. Еще вчера онъ

Меня промучилъ нсколько часовъ,

Высчитывая мн по именамъ

Ему подвластныхъ дьяволовъ. Я только

Твердилъ ему въ отвтъ: ‘гм’, ‘хорошо’,

А самъ не слушалъ ничего. Онъ скученъ,

Какъ старая, сварливая жена,

И я согласенъ лучше поселиться

Въ какой-нибудь глуши, питаясь хлбомъ,

Чмъ жить въ роскошномъ замк съ нимъ и слушать

Его пустыя розсказни.

Мортимеръ. Напрасно!

Онъ истинно достойный человкъ,

Отмнно образованъ и начитанъ,

Привтливъ, ласковъ, щедръ и посвященъ

Въ чудеснйшія таинства науки.

Ты знаешь ли, что онъ глубоко цнитъ

Характеръ твой и часто уступаетъ

Теб въ противорчьяхъ, а это

Большая рдкость. Врядъ ли кто-нибудь

Посметъ безнаказанно сердить

Его, какъ ты, но я тебя прошу

Не пользоваться этимъ снисхожденьемъ.

Ворстеръ. Ты въ самомъ дл слишкомъ ужъ горячъ,

Племянникъ. Я не мало удивляюсь,

Какъ ты его еще до сей поры

Не вывелъ изъ терпнья. Ты обязанъ

Серьезно за собою наблюдать.

Конечно, иногда такой характеръ

Показываетъ мужество и храбрость,

Но чаще онъ бываетъ знакомъ грубой

Заносчивости, дерзости, пустого

Высокомрія и неумнья

Владть собой. А самой малой доли

Хоть одного изъ этихъ недостатковъ

Довольно, чтобъ навки отвратить

Отъ насъ сердца, безслдно уничтоживъ,

Что истинно достойно похвалы.

Готспоръ. Ну, хорошо: — желаю вамъ успха

Съ учтивостью. Но вотъ и наши жены

Пришли проститься съ нами.

(Входитъ Глендоуеръ съ лэди Перси и лэди Мортимеръ).

Мортимеръ. Мн всего

Досаднй, что жена моя не знаетъ

По-англійски, я жъ — по-валисски.

Глендоуеръ. Дочь

Моя съ тобой не хочетъ разставаться.

Она въ слезахъ твердитъ, что за тобой

Подетъ на войну.

Мортимеръ. Скажите ей,

Что вы ее съ собою привезете,—

Ее и лэди Перси.

(Глендоуеръ творитъ съ дочерью по-валисски, и она отвчаетъ).

Глендоуеръ. Все напрасно:

Упрямица не слушаетъ, — ее

Ничмъ не переспоришь.

(Лэди Мортимеръ говоритъ мужу по-валисски).

Мортимеръ. О, я вижу

Въ твоихъ глазахъ, что хочешь ты сказать!

Мн чувствъ языкъ понятенъ по-валисски —

И я теб отъ сердца отвчаю.

(Лэди Мортимеръ говоритъ по-валисски).

&nbsp, Теб мои понятны поцлуи,

А мн — твои: мы говоримъ душами.

Но врь, придетъ желанная пора,

Что научусь и самъ я объясняться

Съ тобой на язык твоемъ… Вдь онъ

Въ твоихъ устахъ пріятенъ мн и сладокъ,

Какъ пнье королевы въ часъ, когда

Она въ саду поетъ подъ звуки лютни ⁶¹).

Глендоуеръ. Ну, если ты еще заплачешь, то

Она сойдетъ съ ума.

(Лэди Мортимеръ говоритъ по-валисски).

Мортимеръ. Ну, въ этомъ я

Не разберу ршительно ни слова.

Глендоуеръ. Она велитъ теб прилечь на землю,

На мягкую, зеленую траву

И, голову склоня ей на колни,

Забыться подъ напвъ любимой псни

Тмъ легкимъ сномъ, который схожъ съ мгновеньемъ,

Когда поутру борется съ разсвтомъ

Густая тьма, и дневное свтило

Еще не начинало гордый ходъ.

Мортимеръ. Отъ всей души:— я пнье слушать радъ,

А между тмъ готовы будутъ наши

Условія.

Глендоуеръ. Ну, такъ садись и слушай,

А музык, которая отсюда

За тысячу — когда не больше — миль,

Я прикажу перенестись сюда же.

Готспоръ. Ну, Катя, ты отлично умешь лежать,— садись же, чтобъ я могъ положить теб на колни голову.

Лэди Перси. Только, пожалуйста, тише, неугомонный ⁶²).

(Глендоуеръ произноситъ нсколько валисскихъ словъ, и музыка начинается).

Готспоръ. Ну, вотъ теперь я убдился самъ,

Что дьяволъ понимаетъ по-валисски.

Онъ хоть немного, правда, своенравенъ

Зато отличный музыкантъ.

Лэди Перси. Въ такомъ случа ты долженъ быть еще лучшимъ музыкантомъ, потому что ты весь своенравіе. Ну, тише, тише, не дурачься и слушай, какъ лэди будетъ пть по-валисски.

Готспоръ. Право, мн больше нравится вой моей лягавой собаки, чмъ какое бы то ни было пніе.

Лэди Перси. Ты, кажется, хочешь проломить себ голову ⁶³).

Готспоръ. Нтъ.

Лэди Перси. Такъ лежи же смирно и молчи.

Готспоръ. Мн этого не хочется: это — женскій порокъ.

Лэди Перси. Ну, такъ да поможетъ теб Господь успокоиться.

Готспоръ. Въ постели валисской лэди?

Лэди Перси. Что, что такое?

Готспоръ. Тс! она начала пть.

(Лэди Мортимеръ поетъ валисскую псню).

Ну, Катя, теперь очередь за тобой.

Лэди Перси. Нтъ, я ни за что не буду пть.

Готспоръ. Оставь, пожалуйста, эти мщанскія клятвы. Ты повторяешь безпрестанно: ‘ни за что! такъ же врно, какъ живу! клянусь спасеніемъ! ей-ей’,

Какъ будто ты не выходила вкъ

Изъ общества мщанъ. Ужъ если клясться,

Такъ клятвою приличной, во весь ротъ ⁶⁴),

Какъ лэди, а не этими ‘ей-ей’,

Приличными надутымъ щеголихамъ.

Ну, пой же.

Лэди Перси. Я сказала, что не стану.

Готспоръ. Ну, какъ хочешь! А то вдь, пожалуй, дйствительно попадешь въ учители снгирей или въ портные. Если условія переписаны, я ду черезъ два часа. Пойдемте взглянуть. (Уходитъ Готспоръ).

Глендоуеръ. Пойдемъ, лордъ Мортимеръ,— ты такъ же медленъ,

Какъ пылкій Перси скоръ. Но если наши

Условья списаны, то мы приложимъ

Сейчасъ же къ нимъ печати и затмъ

Немедля въ путь.

Мортимеръ. Идемте, я готовъ. (Уходятъ).

СЦЕНА 2-я.

Лондонъ. Комната во дворц.

(Входятъ король Генрихъ, принцъ Генрихъ и лорды).

Король. Оставьте насъ на время, лорды,— мы

Должны поговорить съ Уэльскимъ принцемъ.

Не удаляйтесь, впрочемъ: вы намъ скоро

Понадобитесь снова. (Лорды уходятъ).

Я не знаю,

Хотло ли святое Провиднье

Въ своемъ непостижимомъ приговор.

Чтобы меня за тяжкіе грхи

Наказывала собственная кровь,

Но жизнь твоя показываетъ ясно,

Что ты назначенъ быть небесной карой

За вс мои неправды! Какъ иначе

Могло случиться, что такія страсти,

Такія развращенныя забавы

Сроднились недостойно съ славнымъ саномъ

И овладли царственной душой?

Принцъ. Я, государь, желалъ бы, чтобъ сознанье

Мн помогло смягчить мои проступки

Съ такой же легкостью, съ какою я

Могу, конечно, многаго отречься,

Въ чемъ я предъ вами ложно оклеветанъ.

Позвольте мн по крайней мр думать,

Что если я успю доказать

Неправду многаго, что насказали

Доносчики и подлые льстецы —

То вы простите мн великодушно

Немногіе проступки, если я

По молодости въ нихъ виновенъ точно.

Король. Богъ да проститъ тебя!— но я не знаю,

Какъ могъ ты уклониться такъ далеко

Отъ доблестей и жизни нашихъ предковъ!

Въ совт мста ты лишился самымъ

Постыднымъ образомъ! Занять былъ долженъ

Его твой младшій братъ. ⁶⁵) Ты сталъ чужимъ

Всему двору, всмъ принцамъ нашей крови,

Надежды на тебя давно угасли,

И каждый носитъ въ сердц предвщанье

Твоей погибели. Когда бъ я также

Пренебрегалъ сужденіемъ людей

И не чуждался низкаго народа,

То мнніе людское никогда

Не измнило бъ прежнему монарху

И мн не помогло достичь внца,

Оставя навсегда меня въ изгнаньи,

Какъ низкаго, пустого человка.

Но я являлся рдко, какъ комета,

И привлекалъ къ себ толпы народа

Моимъ явленьемъ. На меня отцы

Указывали дтямъ, а въ народ

Твердили: ‘Гд? который Болинброкъ?’.

При этомъ я, казалось, бралъ у неба

Его привтливость, держа себя

Такъ ласково, что обращалъ невольно

Къ себ сердца собравшейся толпы.

Привтъ гремлъ мн даже въ т минуты,

Когда стоялъ я рядомъ съ королемъ.

Мое лицо всегда казалось новымъ,

Мои явленья, какъ святая риза,

Невольно всмъ внушали уваженье

И обращали рдкостью своей

Простые дни народу въ свтлый праздникъ.

А между тмъ безсмысленный король

Все время проводилъ свое въ забавахъ

Съ пустыми вертопрахами, игралъ

Великимъ саномъ, окружилъ себя

Толпой пустыхъ забавниковъ, чьи шутки,

Внезапно вспыхнувъ, какъ солома, гаснутъ

Тотчасъ же безъ слда. Онъ отдалъ блескъ

Монаршаго внца на поруганье

Толп мальчишекъ, глупо забавляясь

Ихъ дерзкими остротами, и сталъ

Изъ повелителя рабомъ народа ⁶⁶)!

Что жъ вышло?— онъ пресытилъ понапрасну

Собой глаза безсмысленной толпы!

И малаго излишка лицезрнья

Властителя довольно, чтобъ его

Толпа сочла тяжелымъ и ненужнымъ.

И вотъ когда онъ говорилъ съ народомъ,

Его, скучая, слушали, не глядя,

А если и смотрли — то глазами

Усталыми, привыкшими къ явленью,

Которое должно подобно солнцу

Оковывать восторгомъ взоръ людей…

Толпа предъ нимъ дремала равнодушно,

Смотрла на него, какъ на предметъ,

Давно наскучившій и всмъ противный.

Таковъ теперь ты, Гарри, въ общемъ мнньи!

Ты потерялъ твоей безпутной жизнью

Всю царственность, лишился уваженья

Въ глазахъ у всхъ, и только я на горе

До сей поры еще тебя люблю!

Люблю противъ желанья — и невольно

Обманываю нжностью глаза!

Принцъ. Я вамъ клянусь исправиться и быть

Достойне себя.

Король. Чмъ былъ Ричардъ

Тогда — тмъ нынче ты въ глазахъ народа,

И чмъ былъ я, когда я возвратился

Изъ Франціи — тмъ нынче Гарри Перси!

Я съ каждымъ днемъ все больше убждаюсь,

Что онъ тебя достойне внца!

Что ты наслдникъ только по рожденью,

А не по доблестямъ,— межъ тмъ какъ онъ

Безъ всякихъ правъ, безъ царственнаго сана,

Возставъ одинъ на царственнаго льва,

Наполнилъ громомъ битвы королевство

И, будучи не старе тебя,

Заставилъ предъ собою преклониться

И лордовъ и прелатовъ благородныхъ,

Которые его признали вс

Своимъ начальникомъ. Какою славой

Покрылся онъ въ сраженіи съ Дугласомъ,—

Съ Дугласомъ, чьи высокія дла

И подвиги давно ужъ заслужили

Ему названье славнаго бойца

И перваго вождя во всей вселенной!

И что же!— этотъ Перси, этотъ дивный

Ребенокъ-Марсъ — разбилъ Дугласа трижды!

Плнилъ его и снова далъ свободу,

Скрпивши съ нимъ, на гибель намъ, союзъ,

Который нашъ престолъ готовъ низвергнуть

И пасть вражды наполнить злой войной!

Что скажешь ты теперь? Нортумберландъ,

Дугласъ, епископъ Іоркскій, Гарри Перси,

Лордъ Мортимеръ — возстали противъ насъ!..

Но, впрочемъ, что напрасно говорить

О томъ съ тобой, когда ты самый близкій

И самый злой изъ всхъ моихъ враговъ!

Когда ты самъ, увренъ я, способенъ

Возстать изъ малодушья на меня

И, сдлавшись наемникомъ Готспора,

Прислуживать ему, какъ собачонка,

Ловить его желанья и достойно

Такимъ стыдомъ позоръ свой завершить!..

Принцъ. Нтъ, государь!— такъ думать не должны вы!..

Богъ да проститъ тому, кто передъ вами

Усплъ меня такъ низко очернить!

Но я клянусь, что этотъ самый Перси

Поможетъ мн исправиться въ тотъ день,

Когда, представъ предъ вами посл битвы,

Въ изрубленныхъ доспхахъ, съ головой,

Покрытой кровью, какъ корой, съ которой

Отмоется навкъ мой прежній стыдъ,

Я назовусь достойно вашимъ сыномъ!..

Поврьте мн, что день тотъ недалекъ,

Когда любимецъ доблести и славы,

Великій Перси, встртится въ бою

Съ презрннымъ вашимъ Генрихомъ!.. О, какъ

Желалъ бы я, чтобъ онъ удвоилъ славу,

Покрывшую чело его, а также,

Чтобъ вмст съ тмъ удвоились мои

Позоръ и стыдъ! Настанетъ часъ, когда

Обмнится своей онъ громкой славой

На этотъ стыдъ! Онъ, какъ наемникъ мой,

Сбираетъ славу мн и безъ остатка

Ее отдастъ безпрекословно всю!

Иначе я ее исторгну силой

Изъ рукъ его!.. Я всемогущимъ Богомъ

Клянусь вамъ въ правд словъ моихъ, и если

Ему угодно будетъ мн помочь —

Я буду уповать, что уничтожу

Гнздящіяся въ вашемъ сердц раны,

Какія вамъ нанесъ моею прежней

Безпутной жизнью!.. Если же Всевышній

Откажетъ мн — меня избавитъ смерть

Отъ принятаго мною общанья!

А я скорй умру сто тысячъ разъ,

Чмъ откажусь отъ даннаго обта!..

Король. Твои слова смиряютъ цлый бунтъ.

Я возвращаю вновь теб мою

Довренность, и ты опять получишь

Начальство надъ войсками. (Входитъ Блентъ.)

Король. Что, мой Блентъ?

Твое лицо встревожено.

Блентъ. И всти

Такого же дурного содержанья.

Шотландскій Мортимеръ прислалъ депешу,

Что графъ Дугласъ уже соединился

При Шрювсббри съ мятежными войсками,

И если каждый сдержитъ общанье

И выставитъ свои войска — то врядъ ли

Такая многочисленная рать

Когда-нибудь грозила государству.

Король. Мы это слышали — и потому

Графъ Вестморландъ отправится въ походъ

Сегодня жъ съ нашимъ сыномъ Іоанномъ

Ланкастерскимъ. Ты, Гарри, выйдешь въ среду

На будущей недл, мы — въ четвергъ,

За вами вслдъ. Въ Бридинорс сборный пунктъ.

Ты, Гарри, поведешь свои войска

Чрезъ Глостерширъ, и дней черезъ двнадцать,

Я думаю, мы встртимся въ Бриндинорс.

Теперь у насъ занятій полны руки —

И, чтобъ не дать усилиться врагамъ,

Терять не должно времени и намъ. (Уходятъ).

СЦЕНА 3-я.

Истчипъ. Комната въ таверн ‘Кабанья Голова’.

(Входятъ Фальстафъ и Бэрдольфъ).

Фальстафъ. Бэрдольфъ, а я вдь худю подлйшимъ образомъ съ послдняго дла. Мало того, что худю — сохну. Иначе отчего бы кож висть на мн складками, какъ платью старухи? Я сморщился, какъ печеное яблоко. Нтъ, надо покаяться, и поскоре, пока есть еще на мн хоть сколько-нибудь мяса,— а то, пожалуй, не хватитъ силъ и на это. Вдь я забылъ даже, что находится внутри церкви. Ей-Богу,— пусть буду водовозной клячей, если помню хоть что-нибудь! А все товарищество, подлое товарищество! Оно меня сгубило въ конецъ.

Бэрдольфъ. Въ самомъ дл, сэръ Джонъ, ты сталъ нынче какимъ-то мрачнымъ и, пожалуй, точно долго не проживешь.

Фальстафъ. То-то и есть. Спой-ка мн что-нибудь, да повеселе. А вдь было время, когда я жилъ, какъ прилично дворянину! Клялся мало, игралъ не больше семи разъ въ недлю, находилъ въ публичные дома не боле одного разу въ часъ, даже случилось раза два заплатить долги. Словомъ, велъ себя добропорядочно. А теперь?— лучше и не говорить! Мое безпутство не знаетъ предловъ.

Бэрдольфъ. Да ты такъ жиренъ, сэръ Джонъ, что поневол не знаешь себ предловъ. Твое брюхо больше всякой мры.

Фальстафъ. Позаботься-ка лучше самъ о себ да исправь свою рожу, — тогда я, пожалуй, исправлю мою жизнь. Вдь ты — нашъ адмиральскій корабль съ фонаремъ на носу вмсто кормы ⁶⁷), ты, рыцарь пылающаго свтильника.

Бэрдольфъ. Что жъ, сэръ Джонъ, вдь мой носъ не длаетъ теб вреда.

Фальстафъ. Оборони Боже! Напротивъ, онъ мн приноситъ великую пользу, какъ другимъ видъ черепа или memento mori. Когда я гляжу на твой носъ — мн непремнно приходитъ на мысль адскій огонь или богачъ, ходившій въ пурпур. Онъ пылаетъ на твоемъ лиц въ самомъ яркомъ наряд, и если бъ въ теб была хоть искра добродтели — то я непремнно сталъ бы клясться твоимъ носомъ, приговаривая: ‘клянусь этимъ пламенемъ!’ Но вдь ты совсмъ предался грху, и, не будь этого огня на твоемъ лиц, ты былъ бы совершенно сыномъ мрака. Когда ты ночью бгалъ въ Гэдсхил за моей лошадью — я, ей-Богу, принялъ тебя издали за ignis fatuus или огненный шаръ. Ты — вчный, неугасаемый фейерверкъ, и, благодаря теб, я сберегъ по крайней мр тысячу марокъ, которыя истратилъ бы непремнно на свчи для освщенія дороги, когда мы шатались ночью по тавернамъ. Впрочемъ, если принять въ соображеніе количество хереса, которое ты выпилъ на мой счетъ, то свтъ твой обошелся мн, пожалуй, дороже, нежели покупка сала у самаго дорогого торговца. Вотъ уже тридцать два года, какъ я питаю эту огненную саламандру — и да наградитъ меня за это Господь!

Бэрдольфъ. Чортъ возьми!— я желалъ бы, чтобъ мой носъ былъ у тебя въ брюх!

Фальстафъ. Сохрани Боже!— да я бы тотчасъ сгорлъ.

(Входитъ мистриссъ Куикли).

Ну, что, моя мокрая курочка ⁶⁸), нашла ли, кто обчистилъ мои карманы?

Куикли. Да что это вы въ самомъ дл, сэръ Джонъ! Что я держу въ дом воровъ, что ли? И я и мужъ мой обыскивали всхъ отъ мала до велика и ничего не нашли. Въ моемъ дом никогда и волоска не пропадало.

Фальстафъ. Ну, что ты врешь! Помнишь, брили Бэрдольфа, мало ли пропало тогда волосъ. Я готовъ поклясться, чмъ хочешь, что мои карманы обчистили, глупая ты баба.

Куикли. Кто? Я — баба?— нтъ, ты не ругайся! Меня еще никто не называлъ такъ въ моемъ дом.

Фальстафъ. Ну, ну, я тебя знаю.

Куикли. Нтъ, ты меня не знаешь! А вотъ я такъ тебя знаю! Ты мн долженъ, такъ и заводишь ссору, чтобъ не заплатить. Попробуй отпереться, что я теб сдлала дюжину рубахъ.

Фальстафъ. Изъ сермяги, изъ гнилой сермяги. Я ихъ роздалъ женамъ хлбниковъ на сита.

Куикли. Нтъ, какъ честная женщина, изъ голландскаго полотна, по восьми шиллинговъ за аршинъ. Кром того, ты мн долженъ еще за харчи да бралъ деньгами. Всего наберется двадцать четыре фунта.

Фальстафъ (указывая на Бэрдольфа). Онъ былъ со мной въ половин, такъ пускай платитъ свою часть.

Куикли. Онъ? Господи, да вдь онъ бденъ: — у него ничего нтъ.

Фальстафъ. Онъ бденъ? Да ты взгляни на его рожу, пускай онъ вычеканитъ свой носъ и щеки. Я не плачу ни полушки! Что я, молокососъ, что ли? Посл этого нельзя безопасно заснуть въ твоей харчевн, чтобъ не обобрали кармановъ. Знаешь ли ты, что у меня пропалъ ддовскій перстень цною въ сорокъ марокъ?

Куикли. Ахъ, Господи! Сколько разъ я слышала, какъ принцъ говорилъ, что этотъ перстень мдный!

Фальстафъ. Ну, что твой принцъ? Дрянь, пьянчужка! Скажи онъ это здсь, при мн — я отдулъ бы его, какъ щенка.

(Входитъ принцъ Генрихъ, маршируя и играя на начальническомъ жезл, какъ на флейт, за нимъ Пойнсъ) ⁶⁹).

Фальстафъ (идя къ нему навстрчу). Здравствуй, голубчикъ! Ну, что, каково дуетъ втеръ? Мы вс въ походъ?

Бэрдольфъ. Да, попарно, какъ колодники въ Ньюгетъ ⁷⁰).

Куикли. Выслушайте меня, милордъ.

Принцъ. Ну, что, мистриссъ Куикли? Какъ поживаетъ твой мужъ? Я люблю его: онъ честный человкъ.

Куикли. Да выслушайте же меня, милордъ.

Фальстафъ. Прошу тебя, оставь ее и слушай меня.

Принцъ. Что такое, Джакъ?

Фальстафъ. Представь себ: прошедшей ночью я заснулъ за обоями, и меня обобрали начисто. Этотъ домъ сдлался разбойничьимъ притономъ: принялись выгружать карманы.

Принцъ. Что же у тебя пропало?

Фальстафъ. Ты не повришь, Галь,— три или четыре билета по сорока фунтовъ да, кром того, ддовскій перстень съ печатью.

Принцъ. Ну, это еще не бда:— вдь онъ стоилъ какихъ-нибудь восемь пенсовъ.

Куикли. Я это ему тоже говорила, милордъ. Я сама слышала, какъ ваша милость изволили это сказать. А объ васъ, милордъ, онъ отзывается такъ скверно, какъ только можетъ такой злоязычникъ, какъ онъ: говорилъ, что васъ отдуетъ.

Принцъ. Нтъ, неужели?

Куикли. Пусть я не буду честной женщиной, если солгала.

Фальстафъ. Въ теб столько же честности, сколько въ вареномъ чернослив, и столько же правды, какъ въ натравленной лисиц. А что касается до твоей женственности, такъ дворникъ твой скоре будетъ чьей-нибудь женою, чмъ ты ⁷¹). Пошла ты, штука!

Куикли. Какая я штука? Ну, говори, какая?

Фальстафъ. Да такая, съ которой имть дло не приведи Господи.

Куикли. Нтъ, врешь!— всякій готовъ со мной имть дло. Я — жена честнаго человка, а ты, не во гнвъ твоему рыцарству, подлецъ, если меня такъ называешь.

Фальстафъ. А ты, не во гнвъ твоей женственности, тварь, если ужъ на то пошло.

Куикли. Какая же я тварь? Говори, какая?

Фальстафъ. Какая?— выдра.

Принцъ. Выдра, сэръ Джонъ? Почему же выдра?

Фальстафъ. Да потому, что она чортъ ее знаетъ, что такое: ни рыба ни мясо.

Куикли. Ахъ, ты, неблагодарный!— не теб бы говорить это.

Принцъ. Правда, правда, хозяйка: онъ на тебя клевещетъ ужасно.

Куикли. Да и на васъ также, милордъ. Вотъ еще недавно говорилъ, будто вы ему должны тысячу фунтовъ.

Принцъ. Какъ, бездльникъ?— я теб долженъ тысячу фунтовъ?

Фальстафъ. Не тысячу, Галь, а милліонъ! Твоя любовь стоитъ милліона, а ты задолжалъ мн своей любовью.

Куикли. Онъ, милордъ, еще называлъ васъ дрянью и говорилъ, что васъ отдуетъ.

Фальстафъ. Бэрдольфъ, говорилъ я это?

Бэрдольфъ. Да, сэръ Джонъ, ты въ самомъ дл это говорилъ.

Фальстафъ. Ну, да, если онъ скажетъ, что мой перстень мдный.

Принцъ. Я и теперь говорю, что онъ мдный. Посмотримъ, какъ ты выполнишь общаніе.

Фальстафъ. Послушай, Галь!— ты знаетъ самъ:— будь ты простой человкъ, я бы посмлъ, но вдь ты принцъ, и потому я боюсь тебя, боюсь, какъ ревущаго львенка.

Принцъ. Почему же не какъ льва?

Фальстафъ. Какъ льва, должно бояться самого короля. Неужели ты думаешь, что я тебя боюсь такъ же, какъ твоего отца?— никогда! Пусть лопнетъ мой поясъ, если боюсь такъ же.

Принцъ. Что за бда, если онъ и лопнетъ: вдь тогда только твое пузо опустится ниже колнъ ⁷²). Но послушай, бездльникъ! въ твоей груди ршительно нтъ ни правды ни совсти. Она у тебя вся занята кишками и внутренностями. Ну, не стыдно ли теб клеветать на бдную женщину, что она обчистила твои карманы? Да было ли въ нихъ что-нибудь, кром трактирныхъ счетовъ, записокъ о публичныхъ домахъ и на полпенса леденца отъ одышки? Я поклянусь, чмъ хочешь, что въ нихъ ничего не было, кром этой дряни. И посл этого ты еще будешь стоять на своемъ, не возьмешь своего вранья назадъ? Ну, не стыдно ли теб?

Фальстафъ. Послушай, Галь!— ты знаешь, что нашъ праотецъ Адамъ и въ состояніи невинности не избжалъ грхопаденія. Гд же устоять противъ него бдному Джаку Фальстафу въ ныншнее развращенное время? Ты видишь, что на мн больше мяса, чмъ на другихъ, слдовательно — и грховъ больше. Итакъ, ты признашься въ томъ, что очистилъ мои карманы ты?

Принцъ. Оказывается, что такъ.

Фальстафъ. Хозяйка, я тебя прощаю. Ступай, готовь завтракъ, люби своего мужа и смотри за слугами. Ты видишь, я сговорчивъ, когда говорятъ дло. Ну, ступай, ступай — довольно, ты видишь, я угомонился. (Куикли уходитъ.) Ну, что, Галь, новаго при двор? Чмъ кончилось дло грабежа?

Принцъ. О, мой жирный быкъ,— я, кажется, всегда буду твоимъ ангеломъ-хранителемъ. Деньги возвращены.

Фальстафъ. Терпть не могу этихъ возвращеній:—двойной трудъ.

Принцъ. Я помирился съ отцомъ и могу длать, что хочу.

Фальстафъ. Ты знаешь что? обокрадь его казну!

Бэрдольфъ. А вдь и правда, милордъ.

Принцъ. Ты получишь, Джакъ, мсто въ пхот.

Фальстафъ. Лучше бы въ конниц. Надо теперь пріискать ловкаго малаго лтъ двадцати или около того, чтобъ умлъ порядочно воровать. Я чертовски незапасливъ. Что же касается до бунтовщиковъ — такъ вдь они возстали противъ добродтели, значитъ — мн бояться нечего. Молодцы,— люблю за это!

Принцъ. Бэрдольфъ!

Бэрдольфъ. Милордъ.

Принцъ. Снеси скорй записку эту брату,

А эту лорду Вестморланду. (Бэрдольфъ уходитъ).

Пойнсъ,

Готовы ль лошади?— мы тотчасъ демъ.

Намъ тридцать миль придется проскакать

Сегодня до обда. (Пойнсъ уходитъ).

Завтра, Джакъ,

Зайди ко мн поутру: ты получишь

Немедленно и деньги и приказы,

А также примешь должность. Дла много,

Огонь войны пылаетъ здсь и тамъ,

Кому-то пасть — Готспору или намъ? (Уходитъ принцъ).

Фальстафъ. И на войн я могъ зажить бы паномъ,

Будь этотъ домъ походнымъ барабаномъ. (Уходитъ).

ДЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА 1-й.

Лагерь бунтовщиковъ близъ Шрювсбри.

(Входятъ Готспоръ, Ворстеръ и Дугласъ).

Готспоръ. Прекрасно сказано, любезный лордъ!

Не бойся я, что въ нашемъ вк правда

Считается за лесть — я тотчасъ васъ

Призналъ бы первымъ полководцемъ въ мір.

Но вы, надюсь, не сочтете лестью,

Когда я все жъ скажу, что никого

Я такъ не уважаю отъ души

И не люблю, какъ васъ. Поврьте мн,

Что это такъ — и я готовъ на дл

Вамъ доказать правдивость этихъ словъ.

Дугласъ. Ты — рыцарь благородства! Знай, что я

Готовъ итти противъ кого угодно,

Будь онъ храбре всхъ людей на свт.

Готспоръ. Благодарю всмъ сердцемъ!

(Входитъ гонецъ съ письмомъ).

Готспоръ. Отъ кого?

Гонецъ. Отъ вашего родителя.

Готспоръ. Какъ! Разв,

Онъ самъ не будетъ?

Гонецъ. Нтъ, милордъ, онъ боленъ

И тяжело.

Готспоръ. Ну, признаюсь, не время

Онъ выбралъ захворать! По крайней мр

Скажи, кому онъ передалъ начальство,

И кто ведетъ его войска?

Гонецъ. Не знаю,

Но онъ объ этомъ пишетъ вамъ въ письм.

Ворстеръ. И онъ лежитъ въ постели?

Гонецъ. Да, милордъ,

Уже четвертый день. Врачи боялись

За жизнь его, когда я слъ на лошадь.

Ворстеръ. Ну, что бы переждалъ онъ это время

И захворалъ потомъ! Еще ни разу

Онъ не былъ намъ нужне, чмъ теперь.

Готспоръ. Свалиться, захворать!.. Его болзнь

Находитъ отголосокъ въ нашемъ стан

И длаетъ больными насъ самихъ!

Онъ говорить въ письм, что, не успвши

Собрать своихъ союзниковъ, не сметъ

Кому-нибудь доврить это дло,

Столь важное для насъ. Но, впрочемъ, онъ

Даетъ ршительный совтъ: итти

Врагамъ навстрчу безъ него. Быть-можетъ,

Намъ счастье улыбнется! Длать больше

Вдь въ самомъ дл нечего: король

Наврно обо всемъ уже провдалъ.

Что скажете?

Ворстеръ. Его болзнь — большое

Увчье намъ.

Готспоръ. Конечно:— отнять важный

Здоровый членъ, и рана глубока,

Но, впрочемъ, если обсудить, бды я

Большой еще не вижу. Будь онъ здсь,

Мы кончили бы все одною битвой,

А было ли умно такой закладъ

Ршать однимъ сомнительнымъ ударомъ?

Мн кажется, что, поступивши такъ,

Мы сами бы поставили тогда

Предлъ надеждамъ счастья.

Дугласъ. Ну, конечно!

Теперь же намъ останется въ запасъ

Значительный отрядъ Нортумберланда.

Мы можемъ положиться на него

На случай неудачи и смлй

Располагать наличными войсками.

Готспоръ. Ну, словомъ, это будетъ намъ лазейка

На случай, если дьяволъ и несчастье

Возстанутъ противъ насъ.

Ворстеръ. Но все я лучше бъ

Желалъ, чтобъ онъ былъ здсь. Въ подобномъ дл,

Какое мы затяли теперь,

Всего важнй, чтобъ не было разлада,

Затмъ, что, кто не знаетъ настоящихъ

Причинъ его отсутствія, наврно

Подумаетъ, что онъ задержанъ страхомъ

И осторожностью,— а это можетъ

Поколебать довренность друзей

И зародить опасное сомннье

У нихъ въ душахъ. Вдь мы должны стараться

Скрывать какъ можно наше положенье

Отъ чьихъ бы ни было пытливыхъ глазъ

И тщательно беречься, чтобъ разсудокъ

Чужихъ людей не вникнулъ въ наши тайны.

Отсутствіе жъ отца даетъ возможность

Насъ заподозрть въ недостатк силы,

Чего никто не думалъ ⁷³).

Готспоръ. Вздоръ! Я вижу,

Напротивъ, въ томъ, что онъ остался, пользу!

И мы еще блистательнй покажемъ,

Какъ велико и сильно наше дло,

Когда ршимся мы и безъ отца

Возстать на королевство. Что же будетъ,

Когда мы съ нимъ сойдемся?— все пойдетъ

Тогда вверхъ дномъ! Не бойтесь же напрасно!

Пока еще дурного въ дл нтъ.

Дугласъ. Въ одно со мною слово!— что бояться?

Въ Шотландіи не знаютъ слова: страхъ.

(Входитъ сэръ Ричардъ Вернонъ).

Готспоръ. А, сэръ Вернонъ!— я радъ, что вижу васъ.

Вернонъ. Благодарю, но я принесъ, къ несчастью,

Нерадостныя всти: Вестморландъ

Ведетъ отрядъ въ семь тысячъ человкъ,

И съ нимъ принцъ Іоаннъ.

Готспоръ. Скорй!.. что дальше?..

Вернонъ. А дальше я узналъ, что самъ король

Съ поспшностью, какая лишь возможна,

Ведетъ сюда безчисленную рать.

Готспоръ. Ну, что жъ!.. Добро пожаловать! А гд

Его гуляка-сынъ? Гд принцъ Уэльскій

Съ его безпутной сволочью, которымъ

Все трынъ-трава, что бъ ни было на свт?

Вернонъ. Въ оружіи отъ ногъ до головы,

Въ блистающихъ, какъ золото, кольчугахъ

И съ перьями на шлемахъ, разскаютъ

Они крылатый воздухъ, какъ орлы,

Исполненные жизни, какъ весна,

И пышные, какъ солнце въ яркій полдень!

Я видлъ самъ, какъ Генрихъ молодой,

Прекрасный, какъ крылатый богъ Меркурій,

Вскочилъ въ брон блестящей на коня,

Крутя его такъ ловко, что казалось,

То былъ крылатый геній, съ облаковъ

Спустившійся на огненномъ Пегас,

Чтобъ изумить искусствомъ цлый міръ.

Готспоръ. Довольно, стой!.. Твои слова вгоняютъ

Сильнй, чмъ солнце марта, въ лихорадку!..

Пускай они, какъ убранныя жертвы,

Идутъ скорй!.. Мы принесемъ ихъ дв

Пылающей войны еще горячихъ,

Еще кипящихъ кровью!.. Грозный Марсъ

Зальется ею, сидя на своемъ

Желзномъ трон! О, меня сжигаетъ

Невольно мысль, что славная добыча

Такъ близко къ намъ и все еще не наша!..

О, дайте только мн вскочить на лошадь,

И я помчусь впередъ, какъ Божій громъ,

Навстрчу груди Генриха Монмоуса!

Слетятся конь съ конемъ и Гарри съ Гарри —

И не разъдутся, пока одинъ

Не ляжетъ подъ мечомъ другого мертвымъ!

О, если бъ Глендоуеръ уже былъ здсь!

Вернонъ. Я вамъ не досказалъ, что, прозжая

Чрезъ Ворстеръ, слышалъ, будто Глендоуеръ

Не будетъ раньше, чмъ чрезъ дв недли.

Дугласъ. Ну, это худшая изъ всхъ встей.

Ворстеръ. Да, признаюсь, она морозомъ ветъ.

Готспоръ. А сколько будетъ войскъ у короля?

Вернонъ. Да тысячъ тридцать.

Готспоръ. Ну — пусть будетъ сорокъ!

Пусть съ нами нтъ отца и Глендоуера —

Меня живитъ, какъ прежде, въ счастье вра!

Теперь ряды солдатъ мы обойдемъ!

А смерть придетъ — такъ весело умремъ!

Дугласъ. Не говори о мн:— твой страхъ напрасенъ:

Я въ этотъ годъ отъ смерти безопасенъ. (Уходитъ).

СЦЕНА 2-я.

Дорога близъ Ковентри.

(Входятъ Фальстафъ и Бэрдольфъ).

Фальстафъ. Бэрдольфъ, ступай-ка въ Ковентри да принеси мн бутылку хересу. Наши солдаты тамъ не остановятся, и мы ночуемъ въ Соттонъ-Кольфильд.

Бэрдольфъ. А деньги, капитанъ?

Фальстафъ. Ну, ну, вытряхай ихъ изъ кошеля.

Бэрдольфъ. Вдь за бутылку выскочитъ цлый ангелъ.

Фальстафъ. Выскочитъ ангелъ — такъ бери себ, выскочатъ двадцать — бери также ⁷⁴). Я отвчаю за чеканку. Да скажи моему лейтенанту Пето, чтобъ онъ подождалъ меня на конц города.

Бэрдольфъ. Слушаю, капитанъ. (Уходитъ Бэрдольфъ).

Фальстафъ. Однако мн самому становится совстно за моихъ солдатъ. Я чертовски употребилъ во зло королевскую вербовку. Вмсто ста пятидесяти солдатъ добылъ я триста фунтовъ. Я вербовалъ только сыновей богатыхъ мызниковъ, холостяковъ, этихъ животолюбивыхъ негодяевъ, которымъ барабанный бой страшне дьявола, а пороха боятся они больше, чмъ дикая утка. Все мерзавцы съ сердцемъ въ брюх вмсто груди. И поплатились они-таки порядкомъ за свое увольненіе. Теперь весь мой отрядъ состоитъ изъ капрала, лейтенанта, знаменосца да цлой ватаги оборвышей, похожихъ на Лазаря, когда псы лизали его раны. Стоитъ полюбоваться! Все безпутники безъ мстъ, младшіе сыновья младшихъ братьевъ ⁷⁵), разорившіеся трактирщики, словомъ — вся сволочь, накопившаяся въ продолженіе мира. И это-то сокровище досталось мн за тхъ, которые откупились. Можно, право, подумать, что я набралъ сто пятьдесятъ блудныхъ сыновей, только-что покинувшихъ свиную паству и жолуди. Вдь сказала же на дорог какая-то каналья, будто я поснималъ ихъ съ вислицъ. Да и въ самомъ дл, врядъ ли кто видлъ такихъ чучелъ. Я ршительно не поведу ихъ черезъ Ковентри: негодяи маршируютъ кто въ лсъ, кто по дрова, какъ будто у нихъ были кандалы на ногахъ. Впрочемъ, большая часть ихъ точно изъ остроговъ. Къ тому же на всемъ отряд только полторы рубашки, да и то половина сшита кое-какъ изъ двухъ платковъ, а цлая наврно украдена у моего сентъ-альбанскаго хозяина или у красноносаго трактирщика въ Дэвентри. Ну, да это ничего:— они найдутъ довольно блья на каждомъ забор.

(Входятъ принцъ Генрихъ и лордъ Вестморландъ).

Принцъ. А, раздутый Джакъ! Ну, что, моя перина?

Фальстафъ. Какъ! Галь? мой бшеный шалунъ? На кой чортъ ты въ Варвикшнир? И вы, лордъ Вестморландъ?.. Я думалъ, что вы уже давно въ Шрювсбери.

Вестморландъ. Да, сэръ Джонъ,— намъ надо торопиться. Мои войска уже тамъ. Король насъ наврно ждетъ, и мы должны скакать всю ночь.

Фальстафъ. О, обо мн не безпокойтесь: — я бдителенъ, какъ кошка, когда она хочетъ слизнуть сливокъ.

Принцъ. Именно такъ: ты отъ слизыванья-то и обратился въ масло. Но скажи, Джакъ, что это за оборванцы тащутся тамъ позади?

Фальстафъ. Это мои солдаты, Галь.

Принцъ. Я никогда не видалъ такихъ жалкихъ негодяевъ.

Фальстафъ. Э, для копій годятся! Это вдь кормъ для пороха. Въ могилу улягутся такъ же, какъ и другіе: — вс люди, вс человки.

Вестморландъ. Однако, сэръ Джонъ, мн кажется, что они уже слишкомъ изнурены и слишкомъ похожи на нищихъ.

Фальстафъ. Ну, откуда они добыли нищету — я, ей-Богу, не знаю, а что касается до изнуренія, то я имъ въ немъ ршительно примра не подавалъ.

Принцъ. Въ этомъ я готовъ поклясться, если только не назвать худобой три пальца жиру на ребрахъ. Однако торопись, Джакъ,— Перси уже выступилъ.

Фальстафъ. А что, король расположился лагеремъ?

Вестморландъ. Да, сэръ Джонъ, и мн кажется, что мы слишкомъ медлимъ.

Фальстафъ. Только плохой воинъ и обжорливый гость являются къ концу битвы и началу пира. (Уходятъ).

СЦЕНА 3-я.

Лагерь бунтовщиковъ близъ Шрювсбри.

(Входятъ Готспоръ, Ворстеръ, Дугласъ и Вернонъ).

Готспоръ. Мы нападаемъ ночью.

Ворстеръ. Лучше днемъ.

Дугласъ. Иначе мы доставимъ перевсъ

Своимъ врагамъ.

Вернонъ. Нимало.

Готспоръ. Какъ нимало?

Конечно, такъ: они ждутъ подкрпленій.

Вернонъ. А разв мы не ждемъ?

Готспоръ. Ихъ подкрпленья

Значительнй числомъ.

Ворстеръ. Послушай, будь

Благоразуменъ и — не нападай.

Вернонъ. Послушайтесь, милордъ.

Дугласъ. Ахъ, перестаньте!

Вы это говорите изъ боязни.

Вернонъ. Не клевещите на меня, Дугласъ!

Я доказать могу, когда хотите,

Моею жизнью, что не знаю страха,

Подобно вамъ и всякому шотландцу,

Въ длахъ, гд замшалась честь. Мы завтра

Увидимъ въ битв, кто изъ насъ боится.

Дугласъ. А можетъ-быть, и нынче ночью.

Вернонъ. Полно

Объ этомъ говорить.

Готспоръ. Конечно, ночью.

Вернонъ. Но это невозможно! Я дивлюсь,

Какъ вы, такой искусный полководецъ,

Не видите, какъ много затрудненій

Препятствуютъ напасть сегодня ночью.

Часть войска брата моего Вернона

Не прибыла, а Ворстера полки

Пришли лишь утромъ. Лошади и люди

Утомлены тяжелымъ переходомъ,

И каждаго приходится считать

Едва за половину человка.

Готспоръ. Враги утомлены не меньше насъ

Отъ быстрыхъ переходовъ, наши жъ люди

Успли ужъ довольно отдохнуть.

Ворстеръ. Враги зато значительнй числомъ.

Прошу тебя, послушайся, племянникъ,

И погоди, пока сберутся вс. (Трубы).

(Входитъ соръ Вальтеръ Блентъ).

Блентъ. Я приношу вамъ милость короля,

Когда принять вы будете согласны

Условія, какія я намренъ

Вамъ предложить.

Готспоръ. Отъ всей души мы рады,

Что видимъ васъ, сэръ Блентъ. О, если бъ вы

Держались нашей стороны! Вы многихъ

Найдете здсь, кто любитъ васъ всмъ сердцемъ.

При вид васъ завидуемъ невольно

Мы королю за то, что онъ на насъ

Ведетъ съ собой такихъ людей достойныхъ.

Блентъ. А я клянусь вамъ Богомъ всемогущимъ,

Что буду противъ васъ до той поры,

Покуда вы, забывши долгъ и врность,

Противитесь законному монарху!

Но, впрочемъ, къ длу! Я явился къ вамъ,

Чтобъ васъ спросить, по вол государя,

Чмъ недовольны вы? Что васъ подвигло

Нарушить миръ, поднявши знамя бунта

И возбудить къ возстанью всю страну?

Когда король васъ мало наградилъ

За признанныя имъ самимъ заслуги —

Скажите лишь: онъ вамъ воздастъ съ лихвой,

А сверхъ того, даруетъ всмъ прощенье —

И вамъ и тмъ, кого вы увлекли.

Готспоръ. Король вашъ добръ!.. Мы знаемъ хорошо,

Насколько можно довряться слову,

Имъ данному! Мои отецъ и дядя

Ему со мною вмст помогли

Добыть внецъ, когда онъ былъ ничтожный

Изгнанникъ, безъ друзей, въ своей стран

Лишенный покровительства законовъ!

Отцомъ онъ былъ гостепріимно встрченъ

На берегу. Повривъ слезнымъ клятвамъ,

Что онъ пришелъ единственно искать

Ланкастерскаго герцогства — наслдья,

Ему принадлежащаго, отецъ мой

Растрогался и общалъ ему

Содйствіе. Тогда, чуть слухъ разнесся,

Что съ нимъ сошелся графъ Нортумберландъ,

Толпы людей къ нему стекаться стали

Со всхъ сторонъ. Народъ за нимъ бжалъ,

Встрчалъ его съ колнопреклоненьемъ,

Толпился на мостахъ и на дорогахъ.

Ему несли богатые дары,

Клялись служить, на службу отдавали

Дтей своихъ. Толпы несмтной свитой

За нимъ тянулись, множась безъ конца.

Что жъ сдлалъ онъ? Почувствовавши силу,

Онъ перешелъ немедленно предлъ

Имъ данной клятвы, данной въ ту минуту,

Когда онъ былъ ничтожнымъ бднякомъ.

Онъ возбудилъ вопросы о реформ

Постановленій, тягостныхъ народу,

Сталъ стовать о бдствіяхъ страны,

Кричать о тяжкихъ злоупотребленьяхъ —

И этимъ скоро пріобрлъ любовь

Кого хотлъ. Потомъ лишилъ онъ жизни

Ричардовыхъ приверженцевъ, которымъ

Король страну оставилъ въ управленье,

Сбираясь въ свой походъ…

Блентъ. Я здсь не съ тмъ

Чтобъ слушать это все.

Готспоръ. Такъ поспшу

Я кончить рчь! Онъ безъ труда затмъ

Низвергнулъ короля, лишивъ его

Сперва внца, а тамъ и самой жизни.

Онъ увеличилъ тяжесть податей,

Затмъ заставилъ графа Мортимера

Страдать въ плну, тогда какъ, если строго

Поразобрать, то графъ далеко больше

Иметъ правъ на англійскій престолъ.

Наградой мн за вс мои заслуги

Была немилость. Онъ хотлъ меня

Поймать въ словахъ, чтобъ погубить, изъ залы

Совта выгналъ дядю, удалилъ

Отца, нарушилъ много клятвъ, надлалъ

Несправедливостей и наконецъ

Принудилъ насъ самихъ искать спасенья,

Поднявши мечъ. Мы вникли хорошо

Въ его права на государство: намъ

Они не очень кажутся большими.

Блентъ. И это вашъ отвтъ?

Готспорь. Постойте, мы

Немного посовтуемся, вы же

Теперь вернуться можете назадъ.

Пришлите намъ кого-нибудь въ залогъ

Посланника — и дядя мой поутру

Представитъ вамъ условья. До свиданья!

Блентъ. Желаю вамъ принять любовь и милость.

Готспоръ. Быть-можетъ, такъ и будетъ.

Блентъ. Даруй Богъ! (Уходятъ).

СЦЕНА 4-я.

Іоркъ. Комната въ дом архіепископа.

(Входятъ архіепископъ Іоркскій и сэръ Михаэль).

Архіепископъ. Свезите тотчасъ эти два письма:

Вотъ это — къ лорду маршалу, а это

Отдайте брату Скрупу, остальныя —

По адресамъ. Он мн очень важны,

И я прошу доставить ихъ скорй.

Сэръ Михаэль. Я угадалъ, милордъ, ихъ содержанье.

Архіепископъ. Быть-можетъ!.. Завтра, добрый Михаэль,

Ршится участь многихъ тысячъ. Я

Наврно слышалъ, что король собралъ

Въ короткій срокъ значительное войско,

И завтра поутру сразится съ Перси

При Шрювсбери. Признаться, я боюсь.

Нортумберландъ былъ главной ихъ надеждой

И такъ некстати захворалъ. Да кром

Того, они считали Глендоуера

Своей опорою, а онъ остался,

Напуганный какимъ-то предвщаньемъ,

Въ своихъ горахъ. Едва ли войско Перси

Сразиться въ состояньи съ королемъ.

Сэръ Михаэль. Не бойтесь, лордъ! Смотрите бодро: съ ними

Дугласъ и Мортимеръ.

Архіепископъ. Нтъ, Мортимера

Въ ихъ войск нтъ.

Сэръ Михаэль. Зато у нихъ Мордаке,

Вернонъ, графъ Ворстеръ, Гарри Перси,— войско

Ихъ доблестно и велико числомъ.

Архіепископъ. Оно, быть-можетъ, такъ,— но вдь король

Собралъ вс силы государства: съ нимъ

Принцъ Іоаннъ Ланкастерскій и Генрихъ

Уэльскій, Вестморландъ, сэръ Вальтеръ Блентъ

И множество сподвижниковъ, искусныхъ

Въ воинскомъ дл.

Сэръ Михаэль. Будьте, лордъ, спокойны:

Ихъ наши отразятъ.

Архіепископъ. И я надюсь,

Но осторожность забывать нельзя!

А потому спшите. Если Перси

Не устоитъ — тогда король наврно

Пойдетъ на насъ, не распуская войска.

Онъ знаетъ, безъ сомннья, что и мы

Участвовали въ этомъ заговор.

Благоразумье заставляетъ насъ

Готовиться къ отпору — потому

Не медлите. Мн надо написать

Еще другимъ. Прощайте, Михаэль. (Уходятъ).

ДЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Лагерь короля при Шрювсбри.

(Входятъ король Генрихъ, принцъ Генрихъ, принцъ Іоаннъ, сэръ Вальтелъ Блентъ и Фальстафъ).

Король. Встаетъ средь тучъ кровавымъ шаромъ солнце

Изъ-за кустовъ лсистаго холма

И облекаетъ блдный день печалью.

Пр. Генрихъ. Холодный втеръ свищетъ, какъ трубачъ,

Сочувствуя ему унылымъ звукомъ,

А бурный шумъ средь листьевъ намъ сулитъ

Ужасный день и гибельную бурю.

Король. Такъ пусть же онъ ее пророчитъ тмъ,

Кто долженъ пасть,— тому, кто побдитъ,

Предвстья бдъ не страшны. (Трубы).

(Входятъ Ворстеръ и Вернонъ).

Что я вижу!

Вы здсь, лордъ Ворстеръ? Дурно, очень дурно,

Что привелось сойтись намъ при такихъ

Условіяхъ. Вы измнили нашей

Довренности къ вамъ, принудивъ насъ

Совлечь съ себя покойную одежду

И отягчить тяжелой сталью грудь.

Нехорошо, нехорошо! Отвтьте,

Согласны ль вы покончить это дло,

Прервавъ войну, и возвратиться вновь,

Какъ было прежде, въ кругъ повиновенья,

Гд вы сіяли чистымъ, ровнымъ свтомъ,

Какъ яркая звзда, а не зловредный

И грозный метеоръ, чей блескъ бываетъ

Лишь знаменьемъ несчастій, бдъ и смутъ

Для будущихъ временъ?

Ворстеръ. Что до меня

Касается, милордъ, я вамъ отвчу,

Что всей душой готовъ бы былъ провесть

Остатокъ жизни въ мир и поко,

И что искалъ вражды причинъ не я.

Король. Не вы искали? Кто жъ ее затялъ?

Фальстафъ. Бунтъ валялся на дорог, а онъ его поднялъ.

Пр. Генрихъ. Молчи, пустомеля.

Ворстеръ. Вы первый отвратили, государь,

Глаза любви отъ нашего семейства,

Тогда какъ мы — припомнить васъ прошу —

Всегда вамъ были врными друзьями.

Для васъ я преступилъ и долгъ и клятву

Монарху Ричарду, стремглавъ помчался

Навстрчу вамъ съ желаньемъ видть васъ

И вамъ поцловать покорно руку,

Тогда какъ вы далеко уступали

Въ то время мн въ значеніи и сил!

Племянникъ мой и братъ со мною вмст

Ввели васъ въ отчій домъ, презрвши смло

Угрозы времени. Вы намъ клялись

Въ Донкастер, что вы искали только

Ланкастерскаго герцогства, наслдья,

У васъ отнятаго, и ничего

Не замышляли противъ государства.

Мы вамъ поклялись помогать, но скоро

На васъ дождемъ посыпались удачи,

И почести прилили, какъ потокъ.

Все было вамъ тогда благопріятно:

Отсутствіе монарха, наша помощь,

Сочувствіе къ перенесеннымъ вами

Блымъ бдамъ, ошибки короля,

Противный втеръ, долго задержавшій

Его въ Ирландіи, и ложный слухъ,

Что онъ погибъ, разнесшійся повсюду.

Вы захватили власть, забывши клятву

Въ Донкастер, а съ нами поступили,

Какъ лживая, коварная кукушка

Съ ее вскормившей ласточкой! Вы стали

Насъ притснять, держать себя такъ гордо,

Такъ высоко, что самая любовь

Не смла къ вамъ приблизиться. Нужда

Подвигла насъ искать спасенья въ бгств

И взяться за оружье. Мы возстали,

Но насъ къ тому подвигли сами вы

Позорнымъ и обиднымъ обращеньемъ,

Угрозами и нарушеньемъ клятвы,

Дарованной, когда вы лишь мечтали

О вашихъ замыслахъ.

Король. Вы это все,

Конечно, объявляли громогласно

На перекресткахъ, рынкахъ и въ церквахъ,

Чтобы раскрасить ваше возмущенье

Приличнымъ цвтомъ и привлечь къ себ

Разбойниковъ, воровъ и негодяевъ,

Желающихъ безумныхъ перемнъ?

Когда же бунтъ не расцвчался ярко

Такой пустой раскраской? И бывало ль,

Чтобъ не нашлось достаточно бродягъ,

Готовыхъ поддержать его, чуть только

Почуются имъ буйство и грабежъ?

Пр. Генрихъ. Подумайте, какъ много душъ должны

Жестоко заплатить своею жизнью

За этотъ споръ, когда дойдетъ до битвы!

Скажите Гарри Перси, что принцъ Генрихъ

Уэльскій, отдавая справедливость

Его уму и доблестямъ предъ цлой

Вселенною, считалъ его всегда

Храбрйшимъ и отважнйшимъ героемъ,

А исключая это возмущенье —

И благороднйшимъ! Что жъ до себя,

Скажу, то былъ въ сравненьи съ нимъ лишь цлью

Упрековъ я, считался недостойнымъ

Быть рыцаремъ. Я слышалъ, будто Перси

Такъ думаетъ о мн до сей поры.

Скажите же ему, что, признавая

Въ присутствіи монарха превосходство

Его военной славы предъ моей,

Я все-таки ршаюсь предложить

Ему со мной вступить въ единоборство,

Чтобъ устранить кровавый общій бой.

Король. И мы даемъ на это позволенье,

Хоть и нашлись бы важныя причины

Не позволять… Нтъ, нтъ, лордъ Ворсторъ, знайте,

Что нашъ народъ намъ дорогъ! Мы скорбимъ

Равно о всхъ — и правыхъ и виновныхъ,

А потому, когда ршитесь вы

Принять вамъ предлагаемую милость —

То мы почтимъ вновь нашей прежней дружбой

И васъ и всхъ. Увдомьте насъ тотчасъ,

Что скажетъ вашъ племянникъ. Если онъ

Откажется — то мщенье будетъ страшно!

Оно у насъ въ рукахъ. Теперь идите!

Ни слова боле: я возраженій

Не буду слушать. Вамъ дается милость,

Которую принять велитъ разсудокъ.

(Ворстеръ и Вернонъ уходятъ).

Пр. Генрихъ. Они не примутъ — я готовъ поклясться.

Готспоръ съ Дугласомъ рады воевать

Хоть противъ всей вселенной.

Король. Потому

Пускай идутъ начальники къ отрядамъ:

Мы нападемъ тотчасъ же, какъ получимъ

Отвтъ враговъ, и да пошлетъ намъ помощь

Господь по мр нашей правоты.

(Король, Блентъ и принцъ Іоаннъ уходятъ).

Фальстафъ. Послушай, Галь, если я паду — перешагни, пожалуйста, черезъ меня, чтобъ защитить мой трупъ: вдь это долгъ дружбы.

Пр. Генрихъ. Да вдь эту дружбу можетъ оказать теб только великанъ. Читай свои молитвы и прощай.

Фальстафъ. Хорошо, если бъ это были молитвы передъ сномъ. Нтъ, чортъ побери, миръ лучше войны.

Пр. Генрихъ. Вдь смерти не избжишь,— когда-нибудь надо заплатить долгъ Господу. (Уходитъ).

Фальстафъ. Да срокъ-то еще не насталъ, а я куда какъ не люблю платить прежде времени. Ну, на кой чортъ мн соваться впередъ? Кто меня толкаетъ?— Честь? А если она толкаетъ меня на смерть — тогда что? Можетъ ли честь приставить руку?— Нтъ. Вылчить рану?— Нтъ. Значитъ, она хирургіи не знаетъ?— Нтъ. Что жъ такое честь?— Слово. Что жъ такое слово?— Воздухъ. Стало-быть, честь — воздухъ? Славное пріобртенье! Кто жъ ее пріобрлъ?— А тотъ, кого убили въ сраженьи. Что жъ, онъ ее чувствуетъ?— Нтъ. Слышитъ ее?— Нтъ. Стало-быть, она неощущаема?— Нтъ. Какъ же могутъ чувствовать мертвые! Разв она не можетъ уживаться съ живыми?— Нтъ. Почему?— Злословье не позволяетъ. Такъ и мн ея не надо. Честь — просто надгробная надпись. Вотъ и конецъ моего катехизиса. (Уходитъ).

СЦЕНА 2-я.

Лагерь бунтовщиковъ.

(Входятъ Ворстеръ и Вернонъ).

Ворстеръ. Племянникъ мой не долженъ знать, сэръ Ричардъ,

Того, что предлагаетъ намъ король ⁷⁶).

Вернонъ. Но почему жъ?

Ворстеръ. Иначе мы погибли.

Нельзя и думать, чтобъ король сдержалъ

Общанное слово о прощеньи.

Онъ будетъ насъ всегда подозрвать

И выместитъ когда-нибудь возстанье

На чемъ-либо другомъ. Мы будемъ вчно

Подъ самымъ утомительнымъ надзоромъ.

Тому, кто разъ попался, довряютъ

Не боле, чмъ пойманной лис.

Вс знаютъ, что лису добромъ отъ лса

Не отучить,— поступятъ такъ и съ нами.

Нашъ каждый взглядъ, малйшій знакъ иль слово

Король перетолкуетъ непремнно

Въ дурную сторону. За нами будутъ

Ухаживать, какъ за волами въ стойл:

Чмъ больше присмотру — тмъ ближе къ смерти.

Племянника, пожалуй, извинятъ

За молодость его иль пылкость крови

Его сочтутъ заносчивымъ мальчишкой —

Не боле,— но вся вина его

Обрушится на голову отца

И на мою. Мы будемъ виноваты,

Какъ воспитатели. Съ насъ взыщутъ все,

Что онъ отъ насъ заимствовалъ дурного.

А потому, милордъ, я васъ прошу

Не говорить ему о предложеньяхъ.

Вернонъ. Пусть будетъ такъ,— и если вы хотите,

Я ваши подтвержу ему слова.

Но вотъ и онъ.

(Входятъ Готспоръ, Дугласъ, офицеры и солдаты).

Готспоръ. А, Ворстеръ, вы вернулись!

Освободите жъ лорда Вестморланда.

Что новаго?

Ворстеръ. Король насъ вызываетъ

На битву.

Дугласъ (Готспору). Да! Такъ вызывай его

И ты чрезъ Вестморланда.

Готспорь. Лордъ Дугласъ,

Я васъ прошу ему сказать объ этомъ.

Дугласъ. Отъ всей души. (Уходитъ Дугласъ).

Ворстеръ. Король не хочетъ слышать

О милости.

Готспоръ. Какъ? что?.. Вы говорили

Ему о милости?

Ворстеръ. Я лишь напомнилъ

Почтительно о томъ, какъ онъ глубоко

Обидлъ насъ, упомянувъ при этомъ

О клятв, имъ нарушенной, а онъ

Отрекся отъ нея вторичной клятвой

И, называя насъ бунтовщиками,

Оружіемъ грозился разгромить

И насъ и ненавистное названье.

(Дугласъ возвращается).

Дугласъ. Къ оружію, друзья!— я бросилъ вызовъ

Сраженья королю. Его доставитъ

Заложникъ нашъ, лордъ Вестморландъ. Король

Наврно не заставитъ дожидаться.

Ворстеръ (Готспору). Принцъ Генрихъ, вставши, выступилъ впередъ

И предложилъ теб единоборство.

Готспоръ. О, какъ желалъ бы я, чтобъ пылъ сраженья

Вмститься могъ сегодня въ насъ двоихъ:

Во мн и въ Генрих Монмоус ⁷⁸)! Какъ,

Скажи, онъ вызывалъ меня: надмнно?

Презрительно?..

Вернонъ. Нтъ, небомъ поклянусь,

Я вызова не слыхивалъ смиреннй,

Онъ звалъ тебя помриться мечами,

Какъ брата братъ на мирную потху.

Онъ самымъ благороднымъ языкомъ,

Какъ лтопись, расцвчивалъ твои

Вс доблести и находилъ тебя

Достойнй всхъ похвалъ. Но чмъ всего

Прекрасне онъ выказалъ свои

Достоинство и санъ — такъ это было

Когда, зардвшись краскою стыда,

Онъ осудилъ потерянную юность

Свою съ такимъ смиреньемъ, что, казалось,

Въ одно и то же время былъ учитель

И ученикъ… Когда онъ смолкъ, то я

Воскликнуть быть готовъ предъ цлымъ свтомъ,

Что если смерть не ждетъ его въ бою,

То Англія ни разу не имла

Еще ни въ комъ такихъ надеждъ на счастье

Въ грядущихъ дняхъ, какъ въ немъ,— и что его

Напрасно обвинялъ языкъ злословья

До сей поры.

Готспоръ. Вы, кажется, влюбились

Въ его дурачества, скажу, напротивъ,

Что врядъ ли сыщется на свт принцъ

Буйнй и своевольнй. Впрочемъ, чмъ бы

Онъ ни былъ — я его сумю сжать

Такъ горячо въ моихъ объятьяхъ въ битв,

Что онъ задохнется. Теперь скорй

Къ оружію!.. Товарищи и други!

Вы сами знаете вашъ долгъ, а я

Не мастеръ говорить, чтобъ вашу кровь

Воспламенить напыщенною рчью…

(Входитъ гонецъ).

Гонецъ. Милордъ, вотъ письма къ вамъ.

Готспоръ. Я не могу

Теперь читать ихъ!.. Доблестные лорды!

Жизнь наша коротка, но будь она

Не боле минуты или часа —

Все жъ мы ее нашли бы слишкомъ длинной,

Когда бъ она была проведена

Въ безславіи! Сегодня, при удач,

Мы уничтожимъ короля, а если

Умремъ, то вмст, доблестною смертью!

Бояться нечего, когда оружье

Обнажено за праведное дло.

(Входитъ другой гонецъ).

Гонецъ. Готовьтесь въ бой, милорды:— непріятель

Уже въ виду.

Готспоръ. Спасибо, что прервалъ

Онъ рчь мою — не мн ихъ говорить!

Пусть каждый честно выполнитъ свой долгъ!

Я обнажаю мечъ, чтобъ обагрить

Сверкающую сталь чистйшей кровью,

Какую только встрчу въ жаркой битв

Сегодняшняго дня!.. О, esprance ⁷⁹)!

Пускай гремятъ воинственныя трубы!

Обнимемтесь при ихъ побдномъ звук

Въ послдній разъ, друзья!.. Быть-можетъ, многимъ

Ужъ боле изъ насъ не обниматься.

(Трубы гремятъ. Они обнимаются и уходятъ).

СЦЕНА 3-я.

Поле близъ Шрювсбри.

(Сраженіе и стычки. Гремятъ барабаны. Входитъ Дугласъ, преслдуя Блента).

Блентъ. Скажи, кто ты? Зачмъ такъ неотвязно

Преслдуешь меня? Зачмъ со мной

Такъ жадно ищешь боя?

Дугласъ. Я — Дугласъ!

Преслдую жъ тебя, услышавъ, будто

Ты самъ король.

Блентъ. Теб сказали правду.

Дугласъ. Стаффордъ купилъ ужъ жизнью это сходство,

Назвавшись королемъ: мой мечъ пронзилъ

Его замсто короля, и ты

Погибнешь такъ же, если мн не сдашься.

Блентъ. Шотландецъ дерзкій! Я не съ тмъ рожденъ,

Чтобы сдаваться! Предъ тобой король —

И онъ отмститъ теб за смерть Стаффорда.

(Сражаются. Блентъ падаетъ. Входитъ Готспоръ).

Готспоръ. О, если бъ ты, Дугласъ, сражался такъ же

При Гольмедон — я бы никогда

Не одержалъ побды надъ тобою.

Дугласъ. Все кончено: король лежитъ убитый.

Готспоръ. Гд?

Дугласъ. Здсь.

Готспоръ. Какъ — это? Нтъ, Дугласъ,

Ошибся ты,— лицо я это знаю:

Убитъ тобою храбрый рыцарь Блентъ,

Онъ лишь одтъ въ доспхи короля.

Дугласъ. Глупецъ! Глупецъ! Ступай съ своей душой,

Куда бъ она ни понеслась! Достался

Не дешево теб заемный санъ.

Съ чего ты вздумалъ королемъ назваться?

Готспоръ. Ты можешь встртить многихъ, кто одтъ

Въ доспхи короля.

Дугласъ. Я перебью

Ихъ всхъ!.. Клянусь мечомъ моимъ, покуда

Не доберусь до самого.

Готспоръ. Идемъ же

Скорй впередъ, друзья дерутся славно. (Уходятъ).

(Новыя стычки. Входитъ Фальстафъ).

Фальстафъ. Нтъ, чортъ побери, здсь не то, что въ Лондон: безъ расплаты не удерешь ⁸⁰). Да и расчетъ коротокъ: прямо по маковк. Это кто? Сэръ Вальтеръ Блентъ. Вотъ она настоящая-то честь, безъ всякаго преувеличенія. Однако я разгорячился, какъ растопленный свинецъ, и такъ же отяжеллъ. О, Господи, сохрани меня отъ свинца! И безъ того мн тяжело носить мою утробу! Я отвелъ моимъ лохмотникамъ мстечко, гд имъ какъ разъ задали перцу. Изъ ста пятидесяти едва осталось трое, да и т годны разв только нищенствовать у городскихъ воротъ. Это кто бжитъ?

(Входитъ Пр. Генрихъ).

Пр. Генрихъ. Что ты стоишь?.. Давай скорй твой мечъ!

Не мало славныхъ рыцарей простерты

Безъ жизни подъ копытами коней

Кичливаго врага и ждутъ отмщенья

За смерть свою. Давай скоре мечъ!

Фальстафъ. Уфъ, Галь! Прошу тебя, дай мн перевести духъ. Вдь даже турка Григорій не совершалъ такихъ подвиговъ, какъ я сегодня ⁸¹). Я покончилъ съ Перси: онъ теперь ршительно безопасенъ.

Пр. Генрихъ. Въ самомъ дл?.. Такъ я теб скажу, что онъ еще живъ для того, чтобъ тебя убить. Подавай мечъ!

Фальстафъ. Какъ! Живъ? О, тогда, клянусь Богомъ, я теб не отдамъ меча! Возьми, если хочешь, пистолетъ.

Пр. Генрихъ. Ну, давай. Что это?.. онъ въ чехл?

Фальстафъ. Да, Галь, онъ слишкомъ раскалился. Имъ можно снести цлый городъ. (Принцъ вынимаетъ изъ чехла бутылку).

Пр. Генрихъ. Время ли теперь шутить?

(Бросаетъ бутылку и уходитъ).

Фальстафъ. Когда Перси живъ — я проткну его. Конечно, если онъ наткнется на мой мечь ⁸²). Если жъ нтъ — чортъ съ нимъ! Самъ я на него не ползу. Мн вдь не нужна честь, какъ сэру Вальтеру. Я хочу жить, пока живется, а убьютъ, такъ честь явится сама незванная, стало-быть — и хлопотать о ней нечего. (Уходитъ).

СЦЕНА 4-я.

Другая часть поля.

(Стычки. Барабанный бой. Входятъ король Генрихъ, принцъ Генрихъ, принцъ Іоаннъ и Вестморландъ).

Король. Ты раненъ, Гарри, ты исходишь кровью,

Прошу тебя, уйди ⁸³). Ступай и ты

За нимъ, Ланкастеръ.

Пр. Іоаннъ. Я, милордъ?.. О, нтъ!

Хочу сперва я самъ облиться кровью.

Пр. Генрихъ. Я васъ прошу не медлить, государь:

Безъ васъ друзья смутиться могутъ духомъ.

Король. Иду сейчасъ. Лордъ Вестморландъ, сведите

Его въ палатку.

Вестморландъ. Въ самомъ дл, лордъ,

Пойдемте.

Пр. Генрихъ. Полноте! Ужель пустая

Царапина причиной можетъ быть,

Чтобъ я покинулъ малодушно битву,

Тогда какъ столько доблестныхъ дворянъ

Лежатъ въ пыли, и дерзкіе враги

Багрятъ мечи ихъ доблестною кровью.

Пр. Іоаннъ. Мы долго отдыхаемъ!.. Ради Бога,

Идемте, Вестморландъ! Нашъ долгъ зоветъ насъ.

(Принцъ Іоаннъ и Вестморландъ уходятъ).

Пр. Генрихъ. Поистин, я въ немъ не ожидалъ

Такого духа. Я до сей поры

Любилъ его, какъ брата, а теперь

За храбрость чту, какъ собственную душу.

Король. Онъ отражалъ, я видлъ, натискъ Перси

Съ такою твердостью, какую я

Въ его лта не видывалъ ни разу.

Пр. Генрихъ. Ребенокъ этотъ будетъ намъ примромъ.

(Уходятъ. Стычки. Входитъ Дугласъ).

Дугласъ. Король! Еще король!.. Они растутъ,

Какъ головы на гидр! Я — Дугласъ,

И жизнью платитъ мн за встрчу каждый,

Кто носитъ этотъ цвтъ. Скажи мн, кто ты,

Принявшій видъ наружный короля?

Король. Я — самъ король, и жаль мн отъ души,

Что ты съ моими призраками дрался,

А не со мной. Мои два сына ищутъ

Тебя везд, но такъ какъ мы сошлись

Случайно здсь — я самъ сражусь съ тобою.

Дугласъ. Я все боюсь — не призракъ ли ты.

Однако все въ теб такъ величаво.

Но, впрочемъ, кто бъ ты ни былъ — ты погибнешь!

(Сражаются, король въ опасности. Вбгаетъ принцъ Генрихъ).

Пр. Генрихъ. Стой, дерзкій, стой!.. И посмотри на небо

Въ послдній разъ! Въ рук держу я души

Убитыхъ Шерли, Стаффорда и Влента.

Тебя зоветъ на битву принцъ Уэльскій

И смерть несетъ въ рукахъ! А онъ ни разу

Не говорилъ, чего не могъ исполнить.

(Сражаются. Дугласъ отступаетъ).

Оправьтесь, государь, и успокойтесь!

Сэръ Никольсъ Гяузей требуетъ подмоги

И Клифтонъ также:— я спшу къ нему.

Король. Постой и отдохни. Подавши мн

Нечаянную помощь, ты усплъ

Возстановить потерянное мннье,

Что я еще любимъ тобой.

Пр. Генрихъ. О, Боже!

Кто жъ дерзко смлъ меня оклеветать

Въ желаньи вашей смерти? Если бъ я

Ее желалъ, то стоило бъ вдь только

Мн волю дать Дугласовой рук!

Она сразила бъ васъ скорй и легче,

Чмъ всякій ядъ, избавивши меня

Отъ недостойныхъ и преступныхъ хлопотъ.

Король. Ступай же къ Клифтону, а я — къ Гяузею.

(Уходитъ. Входитъ Готспоръ).

Готспоръ. Когда я не ошибся — ты Монмоусъ!..

Пр. Генрихъ. Ты говоришь, какъ будто бъ я хотлъ

Отречься имени.

Готспоръ. Я — Гарри Перси.

Пр. Генрихъ. Такъ вотъ онъ, этотъ славный бунтовщикъ!

Я — принцъ Уэльскій, Перси. Ты со мной

Соперничать не будешь больше въ слав:

На неб не сіяютъ по два солнца,

И Англія не можетъ подчиниться

Заразъ и мн и Генриху Готспору.

Готспоръ. И не должна! Пробилъ урочный часъ —

Одинъ изъ насъ падетъ! О, если бъ слава

Твоя была не мене моей!

Пр. Генрихъ. Я сдлаю себя еще славне:

Я съ шлема твоего скошу вс лавры

Для моего чела.

Готспоръ. Нтъ, я не въ силахъ

Переносить такого хвастовства!

(Сражаются. Входитъ Фальстафъ).

Фальстафъ. Хорошенько его, Галь, хорошенько! Это вдь ребячья игра.

(Входитъ Дугласъ и нападаетъ на Фальстафа. Они сражаются. Фальстафъ падаетъ. Дугласъ уходитъ. Готспоръ падаетъ смертельно раненый).

Готспоръ. О, Гарри! Ты лишилъ меня моей

Счастливой юности!.. Но я не столько

Печалюсь о потер бренныхъ дней,

Какъ о похищенной тобою слав!

И эта мысль сильнй терзаетъ духъ мой,

Чмъ тло мечъ! Но мысль подвластна жизни,

А жизнь — минутамъ!.. Время власть даетъ

Надъ цлымъ міромъ, но когда-нибудь

Должно прерваться!.. Я бы много могъ

Еще теб сказать, но тяжело!..

Языкъ рука холодной смерти давитъ…

Все кончено… ты, Перси, прахъ… ты пища…

(Умираетъ) ⁸⁴).

Пр. Генрихъ. Червямъ, великій Перси! Миръ теб,

Высокая душа! Какъ обнищало

Пустое честолюбье ⁸⁵)! Находилъ

При жизни малымъ ты все королевство —

И вотъ теперь теб довольно трехъ

Шаговъ земли! Зато земля вовкъ

Храбрй тебя героя не увидитъ!

При жизни я теб бы не сказалъ

Такихъ похвалъ. Пускай моя любовь

Воздастъ теб воинственную почесть,

Закрывъ твое лицо.

(Закрываетъ ему лицо своимъ шарфомъ) ⁸⁶).

Я самъ себя

Благодарю за дружескій обрядъ.

Возьми съ собой свою на небо славу,

Безславье же пускай заснетъ въ могил

Безъ надписи на гробовой доск. (Увидя Фальстафа)

Какъ! Бдный мой толстякъ!.. И въ этомъ тл

Исчезла жизнь! Прощай, бдняга Джакъ!

И доблестнй тебя сражала смерть,

Но врядъ ли кто-нибудь сраженъ жирне.

Мн смерть твоя была бъ грустне всякой,

Когда бъ я былъ попрежнему гулякой.

Тебя набальзамируютъ. Прощай

И возл Перси съ миромъ почивай!

(Уходитъ).

Фальстафъ (тихо поднимаясь). Меня набальзамируютъ? Нтъ, братъ, дудки! Ужъ если ты хочешь меня потрошить, такъ я заставлю тебя посолить себя и състь. Я однако прикинулся во-время,— иначе этотъ бшеный шотландецъ расчелся бы со мной начисто. Прикинулся?— вру: я не поддлка. Смерть, вотъ это — поддлка, потому что мертвый только образъ человка. А прикинуться мертвымъ, чтобъ сохранить жизнь,— это не поддлка, а сама жизнь, настоящая, совершенная жизнь! Лучшая черта храбрости — благоразуміе! А имъ-то я и спасъ свою жизнь. Однако я, чортъ побери, боюсь этого бшенаго Перси, хоть онъ и убитъ. Что, если онъ тоже прикидывается и вдругъ вскочитъ? Онъ вздумаетъ, пожалуй, показать, что прикидывается еще лучше меня? Потому врне себя обезопасить, а тамъ, пожалуй, можно будетъ даже похвастать, что убилъ его я. Въ самомъ дл, почему жъ ему было не вскочить такъ же, какъ вскочилъ я? Свидтелей нтъ, значитъ — и уличать некому. (Колетъ трупъ). Вотъ теб, негодяй! Ну, а теперь, съ новой раной на бедр, пойдемъ-ка, я приберу тебя подальше. (Взваливаетъ трупъ на спину).

(Входятъ принцы Генрихъ и Іоаннъ).

Пр. Генрихъ. Довольно, братъ, ты славно накормилъ

Сегодня мечъ.

Пр. Іоаннъ. Постой, ты говорилъ мн,

Что этотъ жирный человкъ убитъ.

Пр. Генрихъ. Я видлъ самъ, какъ онъ лежалъ безъ жизни…

Ты живъ иль мертвъ? Отвть намъ! Говори!

Иль ты одна игра воображенья?

Отвть! Мы ждемъ! Глазамъ мы не повримъ,

Покуда ты не скажешь, то ли ты,

Чмъ кажешься.

Фальстафъ. Разумется то:— я не двойникъ. Но если я не Джакъ Фальстафъ, такъ просто Джакъ. Вотъ вамъ Перси. (Бросаетъ трупъ на землю). Если твой отецъ меня наградитъ — хорошо, если же нтъ — пусть убиваетъ самъ другого Перси. Я гляжу теперь прямо въ герцоги или въ графы.

Пр. Генрихъ. Что ты городишь? Я убилъ Перси и видлъ тебя мертваго.

Фальстафъ. Ты? О, Господи, какимъ лживымъ сталъ нынче свтъ! Я согласенъ, что ты меня видлъ на земл безъ дыханія вмст съ нимъ, но мы оба вскочили вдругъ и сражались цлый часъ по шрювсбрійскимъ часамъ. Если врите — хорошо, если жъ нтъ — пусть грхъ падетъ на головы тхъ, кто обязанъ награждать храбрость. Я поклянусь, чмъ хотите, что нанесъ ему эту рану въ бедро. Если бъ онъ былъ живъ и отрекся — я заставилъ бы его състь кусокъ моего меча.

Пр. Іоаннъ. Я ничего не слыхивалъ чудеснй.

Пр. Генрихъ. Да трудно отыскать и человка

Чуднй чмъ онъ!.. Ну, что жъ!— вали скорй

На спину трупъ, какъ должно, съ важнымъ видомъ,

И если ложь теб доставить можетъ

Награду или милость — я готовъ,

Пожалуй, поддержать ее… Идемъ,

Любезный братъ,— трубятъ отбой, намъ надо

Узнать, кто живъ и кто погибъ въ бою.

(Уходятъ принцы Іоаннъ и Генрихъ).

Фальстафъ. Онъ говорилъ что-то о наград, пойду-ка за нимъ, и да пошлетъ Господь всякихъ благъ тому, кто меня наградитъ! Если меня возвеличатъ почестями — я похудю, приму слабительное, брошу пить хересъ и начну жить, какъ прилично дворянину. (Уходитъ, неся трупъ).

СЦЕНА 5-я.

Другая часть поля.

(Трубы. Входятъ король Генрихъ, пр. Генрихъ, пр. Іоаннъ, Вестморландъ и войско, за ними Ворстеръ и Вернонъ подъ стражей).

Король. Таковъ всегда конецъ бываетъ бунта.

Коварный Ворстеръ, разв я вчера

Не предлагалъ прощенье вамъ и милость?

Зачмъ же ты нарочно исказилъ

Мои слова, употребя во зло

Довріе племянника? Когда бы

Ты велъ переговоры съ нами честно —

Три рыцаря, одинъ достойный графъ

И многіе убитые сегодня

Еще теперь бы наслаждались жизнью.

Ворстеръ. Я длалъ, что велитъ самохраненье,

И предаюсь безропотно судьб

Теперь, когда она неотвратима.

Король. Пусть отведутъ Вернона и его

Сейчасъ на казнь. Объ остальныхъ ршенье

Объявимъ мы потомъ… Ну, какъ дла,

И что нашъ бой? (Стража уводитъ Ворстера и Вернона).

Пр. Генрихъ. Дугласъ, увидя въ страх,

Что счастье битвы обратилось къ намъ,

Что храбрый Перси палъ, и вражье войско

Разсяно — бжалъ и самъ съ другими,

Но въ бгств онъ упалъ и такъ расшибся,

Что взятъ на мст въ плнъ. Его снесли

Въ мою палатку. Разршите мн

Располагать имъ, государь.

Король. Охотно.

Пр. Генрихъ. Братъ Іоаннъ, хочу тебя почтить

Я лестнымъ порученьемъ: объяви,

Что я веллъ освободить Дугласа,

Пусть знаетъ онъ, что храбрость и величіе

Умемъ чтить мы даже во врагахъ,

А онъ ихъ доказалъ на нашихъ шлемахъ.

Пр. Іоаннъ. Благодарю за лестное вниманье.

Я тотчасъ же исполню твой приказъ.

Король. Теперь должны мы раздлить войска.

Лордъ Вестморландъ,— вы съ сыномъ Іоанномъ

Пойдете въ Іоркъ смирить Нортумберланда

Съ епископомъ: они, какъ намъ сказали,

Готовятся усиленно къ отпору.

Мы съ Генрихомъ отправимся въ Уэльсъ,

Чтобъ встртить Глендоуера съ графомъ Марчскимъ.

Еще одно подобное сраженье —

И навсегда умолкнетъ возмущенье,

Не вложимте жъ мечей своихъ въ ножны,

Пока не успокоимъ всей страны! (Уходятъ).

ПРИМЧАНІЯ.

1. Въ подлинник король говорить: ‘No more the thirsty entrance of this soil shall daub her lips with her own childrae’s blood’. Слово ‘entrance’ значитъ собственно входъ, но здсь употреблено въ смысл ротъ или уста. Потому смыслъ этой фразы будетъ: ‘жаждущія (или жадныя) уста этой почвы (т.-е. Англіи) не будутъ обагрять губъ кровью собственныхъ дтей.’ Въ нкоторыхъ изданіяхъ слово ‘entrance’ замнено выраженіемъ ‘Erinny’s’, т.-е. Эринніи (или Фуріи), и тогда должно читать: жадныя фуріи не будутъ обагрять и т. д. Въ перевод принятъ’ первый смыслъ.

2. Дйствіе этой сцены происходитъ въ 1403 году.

3. Въ подлинник король, извщая о прибытіи Блента, говоритъ, что онъ явился ‘Staind with the variation of each soil’, т.-е. буквально: запятнанный (забрызганный) всми перемнами почвы, т.-е. пыльный и загрязненный отъ быстрой зды.

4. Въ то время существовало поврье, что духи (Эльфы) воровали и подмнивали новорожденныхъ дтей. Объ этомъ упоминается въ многихъ пьесахъ.

5. По военнымъ законамъ тогдашняго времени, полководецъ, одержавшій побду, имлъ право распоряжаться по своему усмотрнію взятыми въ плнъ.

6. Въ подлинник: ‘that wandering knight so fair’, т.-е. этотъ прекрасно блуждающій рыцарь. Такъ называлось солнце, и сама фраза взята изъ одной старинной баллады.

7. Въ подлинник Фальстафъ говоритъ, что милости принцу не будетъ даже настолько, чтобъ сдлать прологъ къ яйцу съ масломъ. Смыслъ тотъ, какой приданъ редакціи перевода.

8. Въ подлинник принцъ называетъ Фальстафа: ‘my old lad of the castle’, т.-е. мой старый шалунъ замка. Въ этой фраз намекъ на имя Фальстафа, который по первоначальной редакціи пьесы былъ названъ Ольдкзстлемъ (old — старый и casle — замокъ).

9. Въ подлинник принцъ, отвчая на похвалу Фальстафа хозяйк, говоритъ: ‘and is not a buff jerkin а most sweet robe of durance?’, т.-е., не правда ли, что лосиныя куртки сладчайшая (въ смысл прекрасная) и прочная одежда? Лосиныя куртки носили полицейскіе сторожа, которыхъ обязанность была арестовывать и отводить въ тюрьмы, и принцъ намекаетъ этимъ, что Фальстафъ можетъ тоже туда попасть за долги его хозяйк. Буквальный переводъ не имлъ бы смысла.

10. Въ подлинник принцъ на слова Фальстафа, что онъ готовъ ему служить, говоритъ: ‘for obtaining of suit s’, а Фальстафъ отвчаетъ: ‘Yes, for obtaining of suit s whereof the kangmen hath no lean wardrobe’.— Эта реплика основана на двойномъ значеніи слова suits, которое значитъ милость и платье. Принцъ говоритъ, что Фальстафъ будетъ служить ради милостей (suits), а тотъ, принимая слово suits въ смысл платья, возражаетъ, что если онъ будетъ, какъ говоритъ принцъ, служить палачомъ, то разбогатетъ платьями казненныхъ, которыя по закону принадлежали палачу.

11. Мясо зайца считалось приводящимъ въ меланхолію. Мурскій ровъ было нечистое, болотистое мсто близъ Лондона.

12. Эти слова — стихъ изъ притчей Соломоновыхъ.

13. Въ хересъ, по обычаю того времени, примшивали сахаръ.

14:. Въ подлинник здсь игра словъ. Фальстафъ говоритъ принцу: ‘thou com’st not of the blood royal, if thou darest not stand for ten shilling’, т.-е. буквально: ты не королевской крови (blood royal), если боишься добыть десятокъ шиллинговъ. Но слово royal значило также монета — реалъ, равнявшаяся десяти шиллингамъ, и потому въ этомъ смысл слова Фальстафа значатъ: ‘Ты не стоишь реала, если не можешь добыть десять шиллинговъ’. Но эту же фразу можно понять: ‘въ теб нтъ ничего королевскаго’ (royal).

15. Въ подлинник принцъ, прощаясь съ Фальстафомъ, называетъ его ‘all-hallow summer’.— Словомъ all-hallow означался день всхъ святыхъ, праздновавшійся 1 ноября, т.-е. поздно осенью. Въ перевод употреблено соотвтственное по смыслу русское выраженіе.

16. Ричардъ II, отправляясь незадолго до своего низложенія въ Ирландію (см. этюдъ къ этой пьес т. VII), назначилъ своимъ наслдникомъ Эдмунда Мортимера, потомка второго сына Эдварда III Ліонеля. Шекспиръ, впрочемъ, здсь смшалъ Эдмунда съ его дядей.

17. Въ подлинник Готспоръ говоритъ: ‘пусть опасность прострется отъ востока къ западу, лишь бы ее перекрестила честь съ свера на югъ’.

18. Въ подлинник: ‘but out upon tlils half fac’d fellowship’, т.-е. буквально: прочь съ такимъ полулицевымъ товариществомъ.

19. Въ подлинник: ‘he apprehends a world of figures here’, т.-е. буквально: онъ выдумываетъ міръ фигуръ (въ смысл призраковъ).

20. Это — слова Генриха VII въ хроник ‘Король Ричардъ ІІ’ (2-я сц. Д. II).

21. Въ подлинник здсь игра словъ: Ворстеръ говоритъ, что имъ очень важно: ‘to save our heads by raising of а head’, т.-е. буквально: спасти наши головы (head), установивъ начальство (head — въ смысл организаціи войска).

22. Въ подлинник извозчикъ говоритъ: ‘Charle’s wain’, т.-е. колесница Карла. Такъ называлось созвздіе Большой Медвдицы.

23. Въ то время было поврье, что въ рыб этой водились блохи.

24. Мальчикъ на зовъ Гэдсхиля отвчаетъ пословицей: ‘at hand quoth pick purse’, т.-е.: сейчасъ, отвчаетъ воръ (въ смысл торопливо, какъ торопятся воры).

25. Въ подлинник Гэдсхиль говоритъ: ‘наткнуться на школьниковъ святого Никольса’. Такъ называли воровъ, а Никольсомъ или просто старымъ Никомъ звали дьявола.

26. Троянцами называли гулякъ и кутилъ.

27. Въ подлинник здсь игра словомъ: boot — которое значитъ добыча и сапоги. Гэдсхиль говоритъ, что мошенники длаютъ государство Commonwealth — въ смысл народа или публики своей добычей (boot), а мальчикъ, принимая слово boot въ смысл сапоги, возражаетъ вопросомъ: промокаютъ ли эти сапоги въ дурную погоду? Въ перевод пришлось замнить эту игру словъ другою.

28. Въ подлинник: ‘fern seed’ — папоротниковое смя (filix). Было поврье, что смя это, собранное съ извстными обрядами, длало невидимкой.

29. Латинское слово homo значитъ человкъ. Гэдсхиль хочетъ сказать этимъ, что вс люди равны, а потому сказать честный человкъ или воръ — одно и то же.

30. Здсь игра значеніемъ слова ‘colt’, которое значитъ дурачить (смяться), а также лошадь. Фальстафъ говоритъ: ‘не стыдно ли вамъ дурачить (colt) меня такъ?’, а принцъ, принимая слово colt въ значеніи ‘лошадь’, отвчаетъ: ‘thou art not col te d, thou art un colted’, т.-е. ты не одураченъ, а ссаженъ съ лошади. (Uncolt — лишенъ лошади, т.-е. ссаженъ съ нея).

31. Здсь также игра значеніемъ слова: gaunt, которое значитъ худоба. Но слово это было также родовымъ именемъ дда принца, Джона Гонта. (См. прим. 23 къ ‘Ричарду II’).

32. Въ старыхъ изданіяхъ этотъ монологъ принца напечатанъ прозой, но очень напоминающей по размру стихи, былъ потомъ переложенъ.

33. Готспоръ читаетъ письмо отъ своего союзника, графа Денбара Марчскаго въ Шотландіи, который отказался участвовать въ затянномъ возмущеніи.

34. Слово ‘Esprance’ было девизомъ рода графовъ Перси.

35. Коринянами называли постоянныхъ веселыхъ постителей трактировъ и публичныхъ домовъ.

36. Въ тогдашнихъ трактирахъ комнаты назывались особыми именами.

37. См. предыдущее примчаніе.

38. Здсь принцъ описываетъ костюмъ трактирщика, хозяина Френсиса.

39. Въ послднихъ словахъ принца, повидимому, совершенная безсмыслица. По крайней мр смыслъ ихъ не разъясненъ ни однимъ изъ комментаторовъ. Можетъ-быть, принцъ говоритъ такъ нарочно, чтобъ еще боле сбить съ толку мальчика.

40. Въ подлинник принцъ выражаетъ эту мысль довольно натянутой метафорой: ‘если ты не видалъ, какъ разнжившійся Титанъ цлуетъ чашу съ масломъ, то взгляни на эту смсь’.— Титанъ — Аполлонъ, или солнце.

41. Въ хересъ примшивали известь, чтобъ онъ казался крпче.

42. Ткачи были по большей части пуритане и славились искусствомъ пнія псалмовъ.

43. Ессе signum — вотъ доказательство.

44. Въ послднихъ словахъ Фальстафа и реплик Пойнса совершенно непереводимая игра словъ. Фальстафъ, говоря, что у враговъ, съ которыми онъ сражался, переломились мечи, употребляетъ выраженіе ‘points’, т.-е. острія (мечей). Но словомъ ‘points’ назывались также крючки, которыми въ то время пристегивалось нижнее платье. Пойнсъ, принимая это слово въ послднемъ смысл, говоритъ, что если у сражавшихся переломились крючки, то вслдствіе этого свалились штаны (down feil their hose).

45. Въ подлинник: ‘as plenty as blackberries’, т.-е. дешевле ежевики.

46. Въ подлинник здсь игра словъ. Хозяинъ говоритъ, что пришелъ — ‘а nobleman’, т.-е. дворянинъ. Нобль (noble) была монета, и кто ее получалъ, того въ шутку звали nobleman (дворянинъ). Реалъ (royal) былъ также монетой, стоившей дороже, и принцъ, принимая слово въ этомъ смысл, говоритъ: ‘giye him as much, as will make him a royal man’, т.-е. придай къ ноблю столько, чтобъ вышелъ реалъ. Въ перевод этого невозможно было передать.

47. У Вэрдольфа былъ огромный красный носъ. Принцъ, говоря, что Бэрдольфъ побжалъ, несмотря на то, что у него, кром меча, былъ огонь, намекаетъ на это.

48. Здсь непереводимая игра словами: ‘cbtoler’ — желчь и ‘collar’ — петля. Бэрдольфъ говоритъ, что насмшки принца надъ его краснымъ носомъ могутъ довести до желчи (choler — въ смысл ссоры), а принцъ возражаетъ, что Бэрдольфъ скоре доведетъ себя своими продлками до петли (collar).

49. Шотландцы носили синія шапки, отчего ихъ и называли синешапочниками (blue-caps).

50. Въ то время короли, въ случа смутъ, нердко конфисковывали земли вліятельныхъ лицъ по одному подозрнію, вслдствіе чего земли падали въ стоимости и продавались за безцнокъ.

51. Намекъ на современную пьесу Престона: ‘А lamentable tragedy mixed fall of pleasant mirtk containing the life of Cambyses, king of Persia’ (1570 г.), т.-е. ‘Плачевная трагедія, перемшанная съ забавными шутками и содержащая описаніе жизни царя персидскаго Камбиза’.

52. Фальстафъ называетъ здсь хозяйку — ‘tickle-brain’, буквально: щекотка мозга. Полагаютъ, что такъ звался какой-нибудь крпкій напитокъ.

53. Это — фраза изъ романа Лили: ‘Эвфуесъ’, отличавшагося чрезвычайной цвтистостью и вычурностью выраженій, что было тогдашней литературной модой.

54. Въ двухъ послднихъ фразахъ Фальстафа непереводимая игра созвучіемъ словъ sun — солнце и son — сынъ.

55. Мстечко Мэништри въ Эссекс славилось пастбищами скота. Въ торжественные дни жители выбирали самаго крупнаго быка и жарили его цликомъ.

56. Пословица: ‘the devil rides upon tlie fiddlestick’, т.-е. дьяволъ скачетъ верхомъ на смычк. Смыслъ не объясненъ. Въ ‘Генрих YHJb есть такое же выраженіе: пусть они ускачутъ къ дьяволу верхомъ на смычк.

57. Лтописи дйствительно говорятъ, что въ день рожденія Глендоуера были замчательныя явленія на земл и на неб.

58. Послднія слова Готспора — пословица: ‘tell truth and shame the devil’, т.-е., говори правду — и ты пристыдишь дьявола.

59. Въ послднихъ словахъ Глендоуера и отвт Готспора игра двойнымъ значеніемъ словъ: ‘boot’, которое значитъ: добыча, а также сапоги. Гдендоуеръ говоритъ, что Генрихъ посл битвы съ нимъ уходитъ ‘bootless’, т.-е. безъ добычи, а Готспоръ, понимая это въ смысл: безъ сапогъ, насмшливо спрашиваетъ, какъ же онъ не схватилъ лихорадки? Въ перевод пришлось замнить редакцію по возможности.

60. Въ подлинник Готспоръ говоритъ, что ему пріятнй стиховъ слушать: ‘верченье мднаго подсвчника’ (а brazen candlesstick turn’d). Подразумвается: на токарномъ станк, при чемъ металлъ даетъ рзкій, непріятный звукъ.

61. Въ этой фраз — комплиментъ королев Елисавет, бывшей большой любительницей музыки и пнія.

62. Въ подлинник лэди Перси говоритъ: ‘go, уе giddy goose’,— что можно перевести буквально: ну, ну, неугомонный гусь. Въ перевод это прозвучало бы слишкомъ неловко.

63. Этими словами лэди Перси также хочетъ заставить Готспора держать себя спокойнй. Вс эти фразы рисуютъ его неугомонный характеръ.

64. Въ подлинник: ‘a mouth filling oath’, т.-е. клятва, наполняющая весь ротъ.

65. Принцъ Генрихъ лишился мста въ совт короля за пощечину, данную имъ верховному судь. Это случилось, впрочемъ, позже эпохи, выведенной въ настоящей пьес.

66. Въ подлинник: ‘enfeoff d himself to popularity’, т.-е. буквально: сдлался вассаломъ простого народа.

67. Этими словами Фальстафъ смется надъ краснымъ носомъ Бэрдольфа. На адмиральскихъ корабляхъ зажигался красный огонь на корм, чтобъ имъ могла руководиться плывущая сзади эскадра.

68. Въ подлинник: ‘dame partlet’,— это было имя курицы въ поэм ‘Рейнеке-Лисъ.’

69. Принцъ, длая видъ, будто играетъ на своемъ начальническомъ жезл, какъ на флейт, хочетъ этимъ показать, что онъ помирился съ отцомъ и снова получилъ этотъ жезлъ.

70. Арестованныхъ водили въ Нюгетскую тюрьму, сковывая ихъ попарно.

71. Вареный черносливъ былъ однимъ изъ кушаній, обыкновенно подававшихся въ публичныхъ домахъ. Дале Фальстафъ говоритъ, что ‘двица Маріанна будетъ скоре чьей-нибудь женой, чмъ хозяйка Куикли’. Двицей Маріанной назывался мужчина, переодвавшійся женщиной для участія въ комической пляск. Буквальный переводъ этого выраженія не имлъ бы въ русскомъ текст смысла.

72. Въ то время въ поясахъ носили деньги. Принцъ, отвчая Фальстафу, хочетъ сказать, что онъ, какъ сидящій всегда безъ денегъ, ничего не потеряетъ, если бъ даже поясъ его лопнулъ дйствительно.

73. Въ подлинник Воретеръ говоритъ, что отсутствіе отца Готспора — ‘draws a curtain, that shows the ignorant a kind of fear’, т.-е. буквально: приподнимаетъ занавсъ, который обнаружитъ незнающимъ дла признакъ страха.

74. Бэрдольфъ, говоря о стоимости хереса, употребляетъ выраженіе, что она — ‘makes an angel’, т.-е. буквально: сдлаетъ (въ смысл составитъ) ангела. А Фальстафъ, принимая слово: make въ прямомъ смысл: длать, отвчаетъ, что если она сдлаетъ ангела или хоть двадцать ангеловъ, то Бэрдольфъ монета взять ихъ за труды. Эту довольно натянутую игру словъ трудно было передать.

75. По англійскимъ законамъ старшій сынъ наслдовалъ все имущество отца, и потому младшіе братья оставались бдняками, вслдствіе чего младшіе сыновья этихъ братьевъ длались нердко совершенными нищими.

76. Голлиншедъ говоритъ въ своей лтописи, что король Генрихъ сдлалъ возставшимъ лордамъ всевозможныя уступки, какія только позволяло его достоинство, но Воретеръ, вернувшись посл переговоровъ, представилъ своему племяннику Готспору все дло въ превратномъ вид.

77. Этими словами Ворстеръ намекаетъ на то, что имя Готспора значило горячая шпора, и что его могутъ извинить именно за его горячій нравъ.

78. Принцъ Генрихъ родился въ Монмоус и потому носилъ это имя.

79. См. примчаніе 34.

80. Въ подлинник здсь игра значеніемъ слова: shot, которое значитъ выстрлъ, а также трактирный счетъ.

81. Туркой Григоріемъ звали папу Григорія VII за его деспотическій характеръ, напоминавшій турецкихъ султановъ.

82. Здсь игра словами: ‘Percy’ — имя Готспора и ‘pieree’ — проткнуть. Фальстафъ говоритъ: что если Перси (Percy) живъ, то онъ его проткнетъ (pieree).

83. Голлиншедъ разсказываетъ, что принцъ Генрихъ, несмотря на свою молодость, отличился въ битв при Шрювсбри и былъ раненъ стрлою въ лицо.

84. Кто убилъ Готспора, осталось неизвстнымъ.

85. Въ подлинник здсь довольно натянутое выраженіе ‘in weav’d ambition, how much art thou schnnk!’, т.-е. буквально: Дурно сознанное честолюбіе, какъ ты съежилось!

86. Въ подлинник принцъ говоритъ, что закроетъ лицо Готспора своими ‘favours’. Такъ называли получаемые рыцарями изъ рукъ дамъ шарфы въ вид трофеевъ посл турнировъ.

КОРОЛЬ ГЕНРИХЪ IV.

ЧАСТИ 1-я и 2-я.

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

ДЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

ДЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

ДЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

ПРИМЧАНІЯ.

Читайте также: