Два письма русского путешественника, Алферов Николай Федорович, Год: 1808 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 9 минут(ы)

Два письма русского путешественника

Этот путешественник есть Николай Федорович Алферов (о котором упомянуто в No 23 Московских ведомостей нынешнего года), молодой архитектор из дворян, с особенным талантом, страстно привязанный к своему искусству, но по несчастью лишенный средства усовершенствовать свое дарование. Он воспитанник дворянина Слободской-Украинской губернии, почтенного Александра Александровича Палицына, известного по своим упражнениям в литературе и свободных художествах. Любопытство, пламенная любовь к изящному, благородное честолюбие заслужить в отечестве своем имя заставили его предпринять продолжительное, сопряженное со многими трудностями путешествие. Памятники древности, особенно великолепные развалины зданий, которыми украшены Италия и Греция, составляют главный предмет его внимания. Этот необыкновенный молодой человек — в котором (почему знать!) мог бы со временем образоваться русский Винкельман, когда бы обстоятельства способствовали развитию дара его и не умерщвляли его гения — оставил Россию с обширным предприятием осмотреть (имея в предмете одно искусство свое, архитектуру) величественные остатки Рима, Афин, Геркуланума, Агригента и другие памятники древних веков, потом объездить Египет, Африку, Индию, короче, составить для себя ясную идею о том, какова была и есть архитектура во всех веках и народах, сравнить восточное зодчество с западным, древнее с новым, здания просвещенных народов с безобразными зданиями полупросвещенных или диких, видеть его во всех изменениях, производимых образом жизни, нравами, понятиями, совершенством и несовершенством гражданской жизни, и потом возвратиться в отечество с богатством открытий, с обширным запасом новых идей, с большею образованностью, с сильнейшим желанием трудиться для пользы общей, усовершенствование, или, если позволено так выразиться, создание настоящей (может быть еще несуществующей) отечественной архитектуры, то есть, согласной с нашим климатом, обычаями образом жизни — есть цель, которую предположил себе молодой путешественник, и сильное желание, с которым он к ней стремится, и мужественное постоянство, с каким старается победить все трудности, представляющиеся ему в путешествии, и горесть, в которую повергает его иногда несчастная мысль (к сожалению слишком часто оправдываемая обстоятельствами), что он не в силах достигнуть своего предмета, служат, по моему мнению, самыми неоспоримыми признаками таланта необыкновенного. Одно дарование бывает источником такой решительной, страстной привязанности к искусству, одно дарование может бороться с фортуною и побеждать ее. Человек, не имеющий в душе своей той всемогущей силы, которая влечет его неодолимо к одному, избранному для него натурою предмету, спокойно покорствует обстоятельствам, но тот, кто чувствует в душе своей сию врожденную силу, или навек остается несчастным, если, по воле неприязненного жребия, принужден с нею бороться и истощать ее бесплодно, или, превозмогая все обстоятельства, сам прокладывает себе дорогу среди препятствий и затруднений. Что ж, если обстоятельства будут ему благоприятны! Что ж, если гений его может развиться и действовать свободно! Сама натура велела путешественнику нашему быть артистом! — Но обстоятельства ему противны, и поприще деятельности для него закрыто! Нужда — проводник его в трудном путешествии! Он ищет усовершенствовать себя в благородном искусстве, и — должен бояться голодной смерти! Он предается многим опасностям для того, чтобы со временем принести отечеству своемупользу, а может быть и нечто прибавить ко славе его своими трудами — и отечество, которое никогда не лишало воздаяния достойных сынов своих, о нем не знает, оставило его без покрова… Но может ли быть, чтобы оно пренебрегло человека, исполненного благородной привязанности к его пользе и, по несчастью, забытого фортуною? может ли быть, чтобы оно допустило угаснуть такому дарованию, которым со временем могло бы гордиться? Россия, в великодушном ободрении раздающихся талантов и справедливом воздаянии трудов полезных, равняется со всеми просвещенными народами Европы: монарх ее требует только случая благотворительствовать, самые чужеземцы гордятся его наградами! — Благодаря патриотизму некоторых дворян Слободской-Украинской губернии, молодой Алферов имел способы — хотя весьма ограниченные — продолжать свое путешествие. Мы уверены, что многие из соотечественников наших, русские в сердце и прямо привязанные ко всему, и что может хотя отчасти, с какой бы то ни было стороны, способствовать возвышению их отечества, обрадуются сему случаю удовлетворитьлюбезнейшей и самой благородной склонности сердца своего — благотворительности. Издатель Вестника Европы счел бы за особенное счастье быть их посредником, но он не имеет никакого сношения с молодым Алферовым. Почтенный издатель Русского вестника, С. Н. Глинка, готов принять на себя эту приятную обязанность, которую, вероятно, не замедлят возложить на него некоторые из благородных наших соотечественников. — Бывший российский министр в Константинополе, тайный советник, Андрей Яковлевич Италинский, выражается на счет г-на Алферова следующим образом в письме, писанном из Триеста от 4 февраля 1808 к В. Н. К. ‘Спешу удовлетворить желанию вашему знать о поведении г-на Алферова, талантах его и о употреблении им времени. — По первым двум, соответствует он совершенно приемлемому в нем благодетелями его участью, и заслуживает дальнейшее к себе их благоволение. Относительно же употребления им времени известно, что будучи в Афинах, занимался он беспрестанно усовершить таланты свои, и по засвидетельствованию мне известного артиста г-на Лузиери приобрел довольно искусства, но чем потом занимался по прибытии своем в Корфу и как проводил время свое, не был я уведомлен ни от кого.’ Ж.

—————————

1. Константинополь. Ноября 30-го, 1805 года.

Переехав благополучно Черное море, с 22-го сентября, живу в Константинополе. Развлечен будучи новостью предметов, я только два раза успел написать отсюда к А. А. в надежде, что он, зная благодетельное ваше во мне участие, сообщит вам для сведения хотя копии с моих к нему писем.

В Константинополе нашел я развалины Велизариева дома: он построен вместо башни у самой городовой стены, так, что двор оного составляют древние городовые укрепления, на высоком месте, с которого виден почти весь город, прекрасная Константинопольская гавань и пролив. Землетрясения разрушили во многих местах городовые укрепления, но дом Велизариев пострадал только от времени! В нем нет ни полов, ни потолков, ни крышки, ни внутренних деревянных стен, которые некогда разделяли его на несколько небольших комнат, наружные каменные стены чрезвычайно еще крепки. Дом сей занимает не более десяти сажен: вероятно, что никогда не представлял он жилища роскоши и пышности, он не блестит даже и архитектурою, но имя Вализариево есть лучшее для него украшение, и путешественники с благоговением посещают жилище славного героя. Думая, что вам приятно будет увидеть слабое изображение сего жилища, я до вчерашнего дня занят был снятием двух его видов, сожалею чрезвычайно, что не могу найти верного случая доставить вам сии рисунки. Здесь не принимают на почту такого рода посылок, я не смею решиться отправить их партикулярно до Дубоссар с почтальоном: они не избегнут карантина, а может быть и своем погибели.

По рекомендательному письму графа Александра Сергеевича Строгонова к здешнему нашему министру, я всегда очень хорошо у него принят: он доставил мне редкий случай видеть обширный древний храм Святой Софии и снять с него план, посетители с султанским фирманом не имеют сей выгоды, им нельзя оставаться там более одного часа, а я сверх всего имел еще случай быть и во Всенощной Турецкой. В рассуждений мер храма сего вы увидите из письма моего к А. А. большую разницу против описания других путешественников, но может быть они мерили шагами, а я при снятии моего плана старался всевозможную наблюдать верность.

Все добрые наши русские меня здесь любят, некоторым из них обязан я много за знакомство с находящимся здесь французским рисовальщиком г. Прео, он был современником в Парижской академии известному в Петербург г. Томону, и в рисовании много его превосходит, он чрезвычайно любит свое художество и обладает превосходным талантом, говорят, что он при всем том чрезвычайно беден, и что принужден находить себе некоторые выгоды в странствовании с путешественниками, но кажется, что сии выгоды предохраняют его только от голодной смерти. Видно, что и в чужих краях поступают иногда с нашею братьею так же, как и у нас. Его превосходные Афинские виды беспрестанно гонят меня отсюда к своим оригиналам, но дурная погода и собственные мои занятия задержали меня здесь до сей поры. Через несколько дней по приезде моем в Константинополь, почтенный и добрый наш министр снабдил меня для дальнейшего путешествия султанским фирманом, особенным паспортом и рекомендательными письмами к нашим консулам в Архипелаг, и к находящемуся в Афинах славному итальянскому художнику, г. Луцини. Недели через две, а может быть и скорее, я непременно туда отправлюсь.

Зима здешняя нисколько не походит на зиму русскую, она началась было в октябре снегом, чрезвычайно холодными ветрами и ужасными бурями, которые в малое время истребили множество купеческих кораблей на Черном море, но теперь между ненастным временем бывают довольно часто прекрасные теплые дни, как бы у нас весною.

Чтобы не пропустить и этой почты, не описываю вам подробно моего путешествия до Константинополя. Препровождаю письмо свое в А. А., надеюсь, что при нем получите вы и копию с прежних моих к нему писем, если вы уже ее не получили.

2. Корфу. Мая 24-го 1807 года.

Все живущие здесь иностранцы жалуются, что со времени перемены политических обстоятельств с Турциею пропадают их письма: думаю, что и мои последние постигла такая же участь, и спешу, пользуясь сим случаем, повторить вам мою благодарность за присылку мне 500 рублей, которые по обязательству вашему я получил исправно от константинопольского министра нашего, его превосходительства Андрея Яковлевича Италинского. Никогда еще в жизни моей не был я столько опечален молчанием вашим, моих благодетелей и моих родных, как в то время: томительная неизвестность сия лишает меня всех сил и способов к достижению моего предмета.

После первого случившегося было разрыва с турками, я получил два письма из Константинополя, от министра, очень скоро одно за другим: при первом доставлен мне был испрашиваемый мною фирман касательно моих упражнений в Афинах, без коего турки всегда находили причину мне препятствовать и делать неумеренные всякого рода требования, а со вторым получил по обязательству вашему деньги: в обоих для предосторожности моей ничего не было сказано, и в самом деле, после вновь заключенных мирных условий с Портою, нельзя было ожидать настоящих следствий. Доставленный мне фирман от великого визиря был слишком слаб для того, чтобы ограничить сколько-нибудь мои расходы, одно из двух: или нельзя было исходатайствовать, чтобы в нем упомянуто было подробно все то, о чем я просил министра, или драгоман не захотел употребить своего старания, хотя министр, препровождая ко мне фирман, и пишет, что он таков, какого я требовал. Но я с таким фирманом ничего не мог бы сделать по своему плану без денег и без особенного ходатайства тамошнего нашего консула, г. Каскамбы, короче, я истощил карман свой, и едва принялся было за предприятие мое, как вдруг нечаянное объявление войны принудило меня, оставя все, бежать за границы Турецкие в то самое время, когда уже эскадра наша под командою вице-адмирала Синявина следовала к Дарданеллам: мы повстречались с нею у острова Чериго на пути нашем в Корфу.

Не имея денег и не заставши в Корфу министра Италинского, я не нашел иного средства избавиться от голода и потери понапрасну времени, как ехать в Мальту. Я утешал себя наперед лестною надеждою на благосклонность ко мне и на глубокое просвещение в науках министра Италинского, предполагая, что если он не пожелает снабдить меня на счет моих покровителей небольшою суммою денег, дабы я мог отправиться для продолжения моих упражнений к знаменитым остаткам древнего Агригента, то по крайней мере, по любви своей к наукам, и особенно для ободрения и покровительства тех, которые в них упражняются, не откажет дать мне себя кусок хлеба, позволит мне воспользоваться обширною Мальтийскою библиотекою и обращением со сведущими людьми, пока не переменятся политические обстоятельства, или наконец доставит мне случай возвратиться в мое отечество, если уже ничто не будет благоприятствовать моему предприятию. — Но тщетны были все мои ожидания! Получив от него нерешительный ответ, принужден я был относиться к его секретарю, который несколько времени обольщал меня одними лестными обещаниями: сначала обнадежил отправлением в Сицилию, и наконец вдруг, без всякого приготовления, ночью, прислал мне от имени министра приказ немедленно возвратиться с отправляющимся тогда судном в Корфу, лишив меня таким образом последнего с ним свидания и без всякой о мне рекомендации, кроме словесного поручения капитану судна: попросить министра при Ионической республике, графа Мочениго, отправить меня в Россию.

Обремененный грустью и отчаянием, возвратился я назад в Корфу, и, желая узнать решение моей участи, явился к графу Мочениго: натурально, что такое странное мое возвращение не могло подать ему выгодных о мне мыслей, со всем тем, он тронулся моею участью и обещал мне покровительствовать, хотя неоднократно изъявлял свое удивление, свидетельствуясь обширным письмом министра, в котором не было сказано обо мне ни слова. Секретарь его, гордый итальянец, старался потом всеми образами уверить меня, что министр на покровительство путешественников, в подобных моим обстоятельствах, никакого предписания от двора не имеет, что отправить меня в Россию на казенный счет, или с казенным каким-нибудь препоручением, не можно, словом, не трудно было приметить, что этот случай, несмотря на доброе сердце графа, по застенчивости моей, не мог быть благоприятнее мальтийского.

Куда идти и где искать спасения от голодной смерти? — Оставался генеральный наш консул при Ионической республике, статский советник Бенаки, единственный человек, к которому была еще возможность прибегнуть. Бывший афинский наш консул, г. Каскамба, предуведомил его об участи моей, не требовались от меня подробные объяснения, г. Бенаки не любит говорить и рассуждать много: он предложил мне в ту же минуту в своей канцелярии место с небольшим жалованьем и собственный свой стол. — Вот каким образом достиг я наконец надежного пристанища, будучи чрезвычайно много доволен тем, что предприятия мои не разрушены вконец, и что остается мне еще лестная надежда к их продолжению по окончании Турецкой войны, которая скоро должна прекратиться!

От ежедневной должности моей имею около трех свободных часов по утрам, которые постараюсь употребить на приготовление вдвойне афинских моих чертежей и видов, дабы доставить оные вам, для исходатайствования мне удобнейших способов успеть в моих предприятиях, если только правительство наше обращает внимание на распространение свободных художеств, и если существуют между русскими любители искусства.

Если мои благодетели, удостоившие меня покровительства, расположены продолжать его и впредь: то смею просить вас, не можете ли исходатайствовать у них для меня единовременно, на один только год, не более тысячи рублей? Прилагаю при сем и письма к другим моим благодетелям, особенно к… Эти деньги необходимы для того, чтобы я, по прекращении войны Турецкой, мог кончить начатые мои предприятия в Афинах, и после не со стыдом возвратился в любезное мое отечество, уверить моих покровителей, что я воспользовался теми способами, которые они мне доставляли, и умею чувствовать великость их благотворения.

Могут подумать, что требования мои слишком обширны: но я напомню вам, почтенный В. Н., что в Турции и с самым строжайшим повелением, без подарков, приступить к делу никак невозможно, что для вернейшего измерения высоты необходимы десницы, веревки и помощники, что для сохранения большей точности в абрисе всех кривых линий карниза — (представляющих удивительные и необыкновенные красоты, произведение не циркуля, а вкуса) — и для справедливейшего размера тех образцов, которым новые архитекторы удивляются, а подражать им почитают камнем преткновения, нужно формовать алебастром, что наконец необходимо оставить что-нибудь и для собственного содержания, которое во всякое время чрезвычайно ограничено. Но может быть не удастся вам доставить мне важного сего пособия! Тогда, милостивый государь, исходатайствуйте мне по крайней мере что-нибудь для возвращения моего в отечество, или известите меня, что я не должен уже более питать себя лестными надеждами.

Препровождаю при сем к вам для сведения вашего копии с писем ко мне от министра Италинского и перевод фирмана, чрезвычайно сожалею, что никак не успел доставить их к А. А. Прошу вас сообщить их ему, если найдете достойными его внимания.

В письме моем к …ым просил я их потрудиться доставить мне Анахарсисово Путешествие в Грецию на французском или на русском языке, если вышел его перевод: этой книги, необходимой для испытателя греческих древностей, ни под каким видом не можно здесь найти. Смею надеяться, что вы не откажете мне в этом пособии.

——

Алферов Н.Ф. Два письма рускаго путешественника / [Николай Федорович Алферов] // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.38, N 7. — С.206-222.

Два письма русского путешественника

1. Константинополь. Ноября 30-го, 1805 года.

2. Корфу. Мая 24-го 1807 года.

Читайте также: