Дружок, Андреевская Варвара Павловна, Год: 1894

Время на прочтение: 17 минут(ы)

 []

 []

 []

ДРУЖОКЪ
ДВНАДЦАТЬ РАЗСКАЗОВЪ
ДЛЯ ДТЕЙ
В. И. АНДРЕЕВСКОЙ.

Съ 5-10 раскрашенными рисунками Офтердингера.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
ИЗДАНЕ КНИГОПРОДАВЦА Ф. А. БИТЕПАЖА.

ОГЛАВЛЕНЕ.

Чужая вина!
Не въ деньгахъ счастье
Бабушкина сказка
Сестренка Лиза
Любимчикъ
Волшебный фонарь
Яблонька-Коробовка
Дурной совтъ
Не хочу учиться
Сонъ въ руку
Новая кукла
Чудовище

ЧУЖАЯ ВИНА.

Маленькой Кат только-что минуло семь лтъ: мама и папа ршили помстить ее въ гимназію или, лучше сказать, въ приготовительное училище, которое находилось при гимназіи и изъ котораго она по прошествіи года должна была поступить въ первый классъ. Катю не особенно туда тянуло, но тмъ не мене, въ одинъ прекрасный день, пришлось ей разстаться съ дорогими родителями, со старушкой няней и съ любимымъ деревенскимъ домикомъ, гд она жила со дня рожденія.
По счастью, домикъ находился всего въ пяти верстахъ отъ города, мама и папа прізжали навщать дочурку каждый четвергъ, а въ субботу увозили къ себ.
Катя скоро примирилась съ новою жизнью настолько, что почти не скучала, въ особенности когда сошлась съ одной такою же маленькою двочкою, по имени Соня, которую полюбила всей душею.
Да по правд сказать, трудно было и не любить Соню, потому что ласкове, добре и привтливе ее не находилось никого въ училищ.
— Ты подешь въ эту субботу въ отпускъ?— спросила однажды Катя свою маленькую подругу, когда он, посл урока, отдлившись по обыкновенію отъ остальныхъ воспитанницъ, сли къ столу и начали играть игрушками.
— Нтъ, Катюша, не поду.
— Почему?
— Мн некуда хать.
— Какъ некуда?
— Такъ, некуда.
— Разв у тебя нтъ ни папы, ни мамы?
— Есть, но они живутъ очень далеко.
Катя задумалась.
— Знаешь что,— сказала она по прошествіи нсколькихъ минутъ:— пойдемъ попросимъ начальницу отпускать тебя со мною каждую субботу къ намъ въ деревню, хочешь?
— Еще бы не хотть! Хочу, если только это возможно.— И, не откладывая дло въ дальній ящикъ, двочки весело побжали къ. начальниц.
— Вра Николаевна,— сказали он почтительно поклонившись:— у насъ къ вамъ большая просьба.
— Какая?— отозвалась начальница.
Малютки переглянулись, он знали, что начальница ихъ очень строга, и ни та, ни другая не ршалась заговорить первая.
— Что же вамъ отъ меня надобно,— спросила Вра Николаевна нетерпливо.
Тогда Катя, которая была посмле, въ короткихъ словахъ передала суть дла.
— Каждую субботу не могу, потому что не имю разршенія родителей, а изрдка — пожалуй.
Отвсивъ вторичный поклонъ, будущія гимназистки молча отошли на прежнее мсто.
— И то хорошо,— сказала Соня, самодовольно потирая ручки.
— Но каждую субботу было бы лучше,— возразила Катя.— Попробовать разв еще попросить.
— Что ты, какъ можно! Разсердится, совсмъ не пуститъ, ты еще не знаешь, какая она бдовая…
— Но въ эту субботу непремнно отпросись — подемъ.
— Почему же непремнно въ эту?
— Потому что въ понедльникъ мое рожденіе, папа самъ прідетъ просить, чтобы меня отпустили до вторника, слдовательно мы почти три дня можемъ провести на свобод.
— Ахъ какъ это будетъ хорошо!— отозвалась Соня, и пріятельницы начали съ увлеченіемъ говорить о томъ, какъ станутъ он веселиться и гулять въ деревн.
Дни проходили незамтно, наконецъ наступила давно ожидаемая суббота. Катя и Соня до начала классовъ снова подошли къ начальниц.
— Вра Николаевна,— заговорила Катя:— сегодня мой папа хочетъ васъ просить, чтобы вы отпустили меня домой не до воскресенья вечера, какъ обыкновенно, а до утра вторника, по случаю моего рожденья.
— Знаю, онъ писалъ мн объ этомъ и я уже изъявила согласіе.
— Соня конечно тоже можетъ хать со мною?
— Нтъ, такъ на долго я не могу отпустить ее.
— Вра Николаевна, голубушка,— взмолилась Катя, едва сдерживая слезы:— мн очень хочется провести день рожденія съ нею, будьте добры, отпустите ее.
— Нтъ, на все время пустить положительно не могу, а ежели хочешь, разршу отправиться въ понедльникъ утромъ, съ тмъ, что обратно вы вернетесь вмст.
— А сегодня нельзя?— отважилась еще разъ спросить Катя.
— Невозможно,— коротко отвтила начальница и, видимо не желая продолжать разговоръ, знакомъ руки напомнила двочкамъ, что пора идти въ классы, гд сейчасъ долженъ былъ начаться урокъ рисованія, затмъ слдовала диктовка, посл чего воспитанницы отправлялись завтракать, и въ два часа ихъ распускали по домамъ.
— Мн будетъ скучно сидть праздники здсь и еще вдобавокъ безъ тебя,— сказала Соня, обратившись къ пріятельниц:— я хочу попросить классную даму дать изъ библіотеки почитать что-нибудь.
— Конечно, попроси, она наврное не откажетъ, я знаю, что въ нашей дтской библіотек есть много интересныхъ книгъ.
— Пойдемъ?
— Пойдемъ.
Двочки подошли къ классной дам и заявили о желаніи получить книгу.
— Возьмите,— отозвалась она:— только, ради Бога, не запачкайте и не разорвите, Вра Николаевна очень дорожитъ своей библіотекой и строго взыщетъ, если книга окажется попорченной.
Соня открыла книжный шкафъ и вынула изъ него первую попавшуюся книгу, которая почему-то показалась ей въ особенности интересною и кром того была обдлана въ изящный переплетъ.
— Смотрите, Соня,— повторила вслдъ ей классная дама: — предупреждаю еще разъ, будьте осторожны, вы взяли одну изъ самыхъ дорогихъ книгъ.
Но Соня ничего не слыхала, она торопливо побжала вмст съ Катей разсматривать картинки.
Боле получаса употребили он на это занятіе, наконецъ оно имъ прискучило.
— Давай лучше играть въ игрушки, пока не прідетъ папа,— предложила Катя:— время еще остается, по моему разсчету онъ долженъ быть здсь черезъ полчаса.
— Пожалуй, давай, но какъ?
— Надо придумать что-нибудь новенькое.
— Вотъ что: я принесу воды, мы станемъ купать моихъ жестяныхъ уточекъ, он будутъ плавать на поверхности, это очень забавно…
И Катя опрометью бросилась за водою. Мене чмъ черезъ пять минутъ вернулась она обратно, держа въ рукахъ большую глиняную чашку.
— Готово,— сказала двочка, поставивъ чашку на столикъ.
— А гд же уточки?
Соня достала изъ продолговатой коробки уточекъ и об подруги, опустивъ ихъ на воду, долго любовались, какъ он, тихо покачиваясь изъ стороны въ сторону, плавали вокругъ борта.
— А вотъ и Медоръ идетъ,— сказала Катя, замтивъ большую, мохнатую собаку, общую любимицу училища.
— Здравствуй, дружокъ, здравствуй Медорушка, зачмъ изволилъ пожаловать, что скажешь хорошенькаго?
Медоръ вмсто отвта привтливо вильнулъ хвостомъ и, расположившись около низенькаго круглаго столика, сталъ пристально смотрть на воду. Это очень потшало двочекъ, он громко смялись, и по очереди та и другая пальчиками взбалтывали воду, вслдствіе чего ихъ маленькія уточки откидывались въ сторону.
— Ахъ! Боже мой, гд книга?— вспомнила вдругъ Соня.
— Здсь, у меня,— отвчала Катя.
— Снеси пожалуйста на столъ, я боюсь забрызгать ее.
— Ничего не сдлается, будь покойна.
— Снеси, ради Бога,— упрашивала Соня.
Но Катя, непремнно желавшая поставить на своемъ, несмотря на увщанія пріятельницы, не двигалась съ мста и даже ни съ того, ни съ сего, вдругъ задумавъ подразнить ее, съ улыбкой, положила книгу на столикъ около глиняной чашки.
— Катя, что ты длаешь? Если мы испортимъ книгу, Вра Николаевна никогда не проститъ меня.
Катя не унималась. Соня настаивала, споръ завязался не на шутку. Соня попыталась силою отнять книгу, Катя не давала, защищая ее до тхъ поръ, пока вдругъ толкнули чашку съ водой и опрокинули на полъ.
— Ай!— отчаянно вскрикнула тогда Соня:— что ты надлала! Но Кат было не до книги, она замтила, что въ ту самую минуту у подъзда остановилась карета, изъ которой вышелъ ея отецъ и, позабывъ обо всхъ и обо всемъ, бросилась къ нему навстрчу.
— Готова, рзвушка?— спросилъ онъ, схвативъ двочку за талью и высоко подымая въ воздух.
— Готова, папочка, давно готова.
— Тогда демъ немедленно, я тороплюсь, потому что дома, по случаю наступающаго дня твоего рожденья, масса хлопотъ, и мама просила тебя скоре пріхать, помочь ей въ хозяйств.
Эти слова очень польстили самолюбію Кати: ‘мама просила помочь въ хозяйств’, шутка-ли сказать! Значитъ ее считаютъ не маленькою, она поспшно надла шляпку, пальто, послдовала за отцомъ и сла въ карету.
— Здорова-ли мама, няня, что котъ Матросикъ… что моя большая кукла, сшила-ли горничная Дуняша для нея блое платье, какъ общала въ прошлое воскресенье?— осыпала двочка вопросами своего папу, который, едва сдерживая смхъ, съ трудомъ успвалъ отвчать. Карета тмъ временемъ быстро катилась впередъ, пара рослыхъ, срыхъ рысакокъ мчалась стрлою, Катя была совершенно счастлива, она очень любила скорую зду, въ особенности за городомъ и, высунувшись въ открытое окно, съ наслажденіемъ вдыхала въ себя свжій воздухъ. Но вдругъ ей вспомнилась книга въ дорогомъ переплет, вспомнилась опрокинутая глиняная чашка съ водою, вспомнились слова Сони: ‘что ты надлала!’
‘Неужели я въ самомъ дл испортила книгу!’ мелькнула тогда страшная мысль въ ея дтской головк:— нтъ, нтъ, не можетъ быть!— старалась она утшить себя, и сейчасъ же снова заговорила съ папой о разныхъ разностяхъ. Но вотъ карета остановилась около давно знакомаго маленькаго деревенскаго домика, двочка увидла стоявшую на балкон маму и совершенно успокоилась.
Остальная часть субботы и слдующій затмъ день прошли въ пріятныхъ хлопотахъ и приготовленіяхъ къ предстоящему торжеству. Гостей ожидали очень много, въ саду была предназначена иллюминація, папа самъ, съ помощью лакея, развшивалъ фонарики, старшій братъ Модя общалъ устроить фейерверкъ и съ утра возился съ порохомъ… Катя торжествовала.
— Не забудь, папочка, завтра пораньше послать экипажъ въ городъ за Соней,— сказала она, отправляясь спать наканун своего рожденья.
— Нтъ, дружочекъ, будь покойна, завтра въ двнадцать часовъ ты увидишь здсь своего друга.
И дйствительно, когда на слдующій день часовая стрлка висвшихъ въ столовой часовъ показывала безъ четверти двнадцать, по дорог, ведущей изъ города, показалась отправленная туда часа два тому назадъ карета.
— детъ, детъ,— радостно воскликнула Катя и, не допивъ налитой чашки шоколада, побжала на встрчу дорогой гость.
Но каково же было ея изумленіе и ужасъ, когда она увидла, что карета пустая.
— Что это значитъ!— спросила бдняжка, поблднвъ какъ полотно и испуганно взглянувъ на кучера.— Почему ты не привезъ барышню?
— Не могу знать, видно не пустили,— отозвался послдній:— вотъ письмо отъ начальницы гимназіи вашему папаш, тамъ должно быть все написано.
Катя, не помня себя отъ волненія, какъ безумная бросилась на балконъ, гд сидли ея родители.
— Читай скоре, ради Бога!— сказала она, подавая отцу запечатанный конвертъ.
Въ письм заключалось слдующее:
‘Милостивый государь Михаилъ Андреевичъ! (такъ звали отца Кати). Къ крайнему сожалнію должна сообщить Вамъ непріятное извстіе. Въ день Вашего отъзда, Соня попалась въ шалостяхъ, она испортила очень дорогую книгу, заливъ ее совершенно водою и затмъ, главное, вмсто того, чтобы чистосердечно сознаться и просить прощенія, имла еще дерзость упорно молчать на вопросъ мой, какимъ образомъ все случилось. Въ виду того, что подобный примръ можетъ дурно вліять на остальныхъ дтей, я ршилась исключить ее изъ училища, и очень рада, что неожиданно нашла попутчика, который сегодня же увезетъ ее отъ меня, чтобы доставить родителямъ. Примите увреніе въ совершенной преданности готовой къ услугамъ В. А.’
— Боже мой!— вскричала Катя и, потерявъ сознаніе, какъ снопъ повалилась на полъ.
Мать и отецъ, никакъ не догадывающіеся о причин внезапнаго волненія дочери, страшно переполошились, начали спрыскивать ее водою, оттирать, подносили къ носу различные спирты, но долго не могли привести въ чувство.
Наконецъ посл почти получасового обморока бдная двочка открыла глаза.
— Я одна виновата,— проговорила она слабымъ, дрожащимъ голосомъ и въ короткихъ словахъ разсказала вс подробности.
— Не печалься, Катя,— утшалъ отецъ: — дло еще можетъ быть не совсмъ испорчено. демъ сейчасъ въ городъ, объяснимъ лично начальниц…
— О, да, да, папочка, ради Бога и какъ можно скоре.
Михаилъ Андреевичъ приказалъ немедленно впречь въ карету свжихъ лошадей и вмст съ женою и дочерью помчался въ городъ.
Чмъ ближе подъзжали они къ училищу, тмъ тревожне билось сердечко Кати.
— Что-то будетъ!— безпрестанно повторяла бдняжка и когда наконецъ, достигнувъ цли путешествія, узнала, что Соню съ часъ тому назадъ увезли за-границу, гд въ данное время находились ея родители, то пришла въ такое неописанное отчаяніе, что даже опасно заболла. По счастію болзнь кончилась благополучно. Пролежавъ въ кровати около мсяца, Катя поправилась, но сколько ни старалась она затмъ узнать что-нибудь о Сон, все-таки ничего не могла добиться путнаго и навсегда лишилась своего дорогого, маленькаго друга.

НЕ ВЪ ДЕНЬГАХЪ СЧАСТЬЕ.

Семья небогатаго чиновника Алсуфьева, состоящая изъ его самого, жены и семерыхъ дтей, только что перебралась на дачу, погода была восхитительная и дти были совершенно счастливы. Повскакавъ изъ своихъ постелекъ чуть не съ первыми лучами восходящаго солнца, съ громкими криками радости, бгали они по небольшому садику, примыкавшему къ ихъ дому.
Павлуша, Вася и Сережа — такъ звали мальчиковъ — играли въ лошадки, Варя, Наташа, Любочка — ловили бабочекъ, а самая старшая, Оля, присвъ просто на трав въ сторонк, держала въ рукахъ книгу и читала ее повидимому съ большимъ вниманіемъ.
Около часа не отрывала двочка глазъ отъ книги, наконецъ Вася, меньшой изъ братьевъ, набгавшись вдоволь, съ раскраснвшимися щечками, подошелъ къ ней и, присвъ около, тихо спросилъ, что она читаетъ.
— Ахъ, не мшай пожалуйста,— отозвалась Оля.
Вася подвинулся еще ближе и, приподнявъ курчавую головку, старался черезъ плечо сестры заглянуть на раскрашенную картинку.
— Какая красавица!— проговорилъ онъ снова.
— Кто?— отозвалась Оля.
— Да эта женщина.
— Какая женщина?
— Которая здсь нарисована.
— Она не простая женщина, Вася,— серьезно замтила двочка, и нехотя опустила книгу на колни.
— А кто же?
— Волшебница.
— Разв волшебницы существуютъ на свт?
— Конечно нтъ, о нихъ говорится только въ сказкахъ.
— Значитъ, ты читаешь сказку?
— Да.
— И находишь удовольствіе?
— Еще бы, сказки вещь интересная, въ особенности когда описываютъ какой-нибудь заколдованный замокъ, гд всюду только и видишь роскошь, блескъ, богатство. А по моему мннію лучше богатства ничего не можетъ быть въ мір, кто богатъ, тотъ долженъ быть счастливъ.
И Оля начала безъ конца разсуждать по этому поводу, Вася слушалъ ее съ большимъ вниманіемъ, стараясь не проронить ни одного слова, такъ какъ дти, вс шестеро, привыкли смотрть на Олю какъ на старшую и всегда считали то, что она говоритъ или длаетъ, отличнымъ.
— Нтъ, Оля,— вмшалась вдругъ въ разговоръ проходившая мимо мама: — ты жестоко ошибаешься, не всегда счастье бываетъ тамъ, гд богатство, даже и пословица говоритъ: ‘не въ деньгахъ счастье’.
Оля немного сконфузилась, ничего не отвчала, но въ душ все-таки осталась при своемъ убжденіи и, лниво закрывъ книгу, пошла вмст съ остальными на балконъ къ завтраку, который, какъ всегда, отличался скромностью и состоялъ изъ одного незатйливаго блюда — стакана молока съ кускомъ чернаго хлба, но дти отнеслись къ тому и другому очень благосклонно, одна только Оля оставалась задумчива, до тхъ поръ, пока гд-то по близости раздался неожиданно конскій топотъ.
— Смотрите! смотрите!— крикнулъ Сережа и, не допивъ своего молока, стремглавъ бросился къ периламъ.
— Что такое? что?— раздалось отовсюду.
Вс невольно обернулись по тому направленію, гд слышался топотъ.
— Посмотрите, какая прелесть!— продолжалъ восторженно мальчуганъ, указывая пальчикомъ на прозжавшую въ эту минуту мимо дачи маленькую амазонку.
Она сидла на прекрасной, гндой лошади, одта была въ щегольское платье, сшитое по послдней мод, и небольшую круглую шапочку съ козырькомъ, которая очень шла къ ея хорошенькому личику.

 []

Рядомъ съ лошадью бжала небольшая собачка, а позади халъ ливрейный лакей.
— Ахъ, какая счастливица!— невольно вскрикнула Оля, жадно впившись глазами въ двочку и взоромъ провожая ее до тхъ поръ, пока послдняя, наконецъ, завернувъ за уголъ, окончательно не скрылась изъ виду.
— Почему ты думаешь, что она счастлива?— сказалъ папа, когда нарушенный пріздомъ маленькой амазонки порядокъ снова водворился и дти опять принялись за завтракъ.
— Да какъ же, папочка, разв не пріятно кататься верхомъ на такой красивой лошади и быть одтою такъ, какъ она одта.
— Положимъ пріятно, но неужели въ этомъ заключается счастье, Оля?
— А то въ чемъ же, папа? Разв можно сравнить нашу жизнь съ жизнью маленькой амазонки, у насъ нтъ и никогда не.будетъ такого наряда, мы должны ходить пшкомъ, или, самое большее, здить на извозчик, а она…
И не договоривъ начатой фразы, Оля поспшно выскочила изъ-за стола, молча поцловала руки отца и матери и убжала въ садъ на прежнее мсто.
Но книга уже больше не занимала ее, она все думала объ амазонк, въ душ ея закопошилось недоброе, нехорошее чувство — чувство зависти.
Оля вспомнила, какъ мама зачастую говаривала, что завидывать ближнему стыдно, гршно. Она, бдняжка, сама сознавала это, а между тмъ ничего не могла сдлать съ собою и чмъ больше вдавалась въ тяжелыя думы, тмъ мрачне и печальне становилось ея миловидное личико.
— Оля!— раздался вдругъ надъ самымъ ухомъ двочки знакомый голосъ сестренки Наташи.
— А? что?— отвтила Оля, встрепенувшись.
— Ты спишь?
— Нтъ.
— Какъ же, я зову тебя чуть не въ сотый разъ, а ты ничего не отвчаешь?
— Не можетъ быть!
— Честное слово.
— Ну, въ такомъ случа извини, не слыхала. Что теб надобно?
— Папа веллъ позвать тебя въ комнату.
— Зачмъ?
— Не знаю.
Оля медленно поднялась съ травы и направилась къ дач.
Когда она вошла въ одну изъ небольшихъ комнатокъ, которая разомъ замняла гостиную, столовую и кабинетъ, то застала отца сидвшимъ у письменнаго стола.
— Папа, ты звалъ меня?— спросила она его..
— Да, дружокъ, я хотлъ попросить тебя сослужить мн службу.
— Какую, папочка? Готова съ большимъ удовольствіемъ.
— Дло, видишь-ли, заключается въ томъ, что необходимо какъ можно скоре доставить эти бумаги моему начальнику, князю Горскому, который живетъ верстахъ въ двухъ отсюда на дач No 33-й, послать кухарку нельзя, она занята приготовленіемъ обда, горничная какъ на бду сегодня стираетъ, поручить мальчикамъ боюсь — потерять могутъ, такъ хотлъ просить тебя, дружокъ, не будешь ли добра отнести.
— Хорошо, папа, изволь, сейчасъ, только пойду переоднусь.
И на-скоро перемнивъ скомканное ситцевое платье на боле приличный туалетъ, Оля взяла изъ рукъ отца свертокъ.
— Туда ступай пшкомъ, а назадъ можешь нанять извозчика,— сказалъ онъ, подавая вмст съ бумагами нсколько мелкихъ серебряныхъ монетъ.
Двочка поблагодарила его и сейчасъ же пустилась въ путь.
День выдался жаркій, солнце жгло невыносимо.
‘Вотъ еслибы мы были богаты,— думала она, пробираясь сторонкой подъ тнью: — послали бы лакея отнести бумаги, а теперь самой приходится, да еще пшкомъ по такому зною. Нтъ, нтъ, и папа, и мама жестоко ошибаются, думая, что счастье не состоитъ въ богатств, богатство главное благо въ мір, отъ него все зависитъ. Я уврена, что эта маленькая двочка, напримръ, которая прозжала сегодня мимо нашей дачки, совершенно счастлива!’
И опять почувствовала Оля, что зависть заговорила въ ней. ‘Зачмъ, зачмъ на ея долю выпало такъ много отраднаго, тогда какъ на мою, напротивъ…’ думала бдняжка, шагая почти въ изнеможеніи по пыльной дорог.
Но вотъ наконецъ показалась вдали дача No 33-й и, Боже мой, что это была за дача! Какая разница съ ихъ крошечнымъ домикомъ, окруженнымъ жалкимъ палисадникомъ, который носилъ названіе сада. Широкая липовая аллея вела прямо къ роскошной блой лстниц, уставленной цвтами, бюстами и устланной ковромъ, по бокамъ аллеи на-право и на-лво разстилался лугъ, весь разукрашенный клумбами розъ, жасминовъ и прочихъ пахучихъ цвтовъ.
Оля нершительно отворила чугунную калитку и еще того нершительне пошла по усыпанной краснымъ пескомъ дорожк.
— Что вамъ угодно?— вдругъ раздался позади ея голосъ.
Она обернулась и увидла въ нсколькихъ шагахъ отъ себя точно такого же ливрейнаго лакея, какъ тотъ, который утромъ прохалъ позади маленькой амазонки мимо ихъ балкона.
— Мн надо видть князя.
— Его сіятельство у себя въ кабинет, потрудитесь обождать.
— Хорошо.
— А какъ прикажете доложить?
— Скажите, что дочь г. Алсуфьева желаетъ передать ему очень нужныя бумаги.
Лакей молча поклонился, мелкими неслышными шажками взобрался по лстниц и вошелъ во внутренніе покои. Оставшись одна, Оля съ любопытствомъ разглядывала всю окружающую обстановку, причемъ съ каждой минутой все больше и больше приходила въ неописанный восторгъ.
Но вотъ, наконецъ, на террас снова появилась знакомая фигура ливрейнаго лакея.
— Князь проситъ васъ къ себ, пожалуйте,— проговорилъ онъ почтительно.
Оля начала взбираться по мягкому ковру, затмъ вслдъ за лакеемъ прошла цлую анфиладу комнатъ, и наконецъ переступила порогъ кабинета, въ глубин котораго на мягкомъ турецкомъ диван полулежалъ довольно пожилой мужчина.
— Здравствуйте, другъ мой,— сказалъ онъ, привставъ съ мста и идя на встрчу неожиданной постительниц.— Благодарю васъ очень за принесенныя бумаги, я давно ожидалъ ихъ.
Оля молча передала свертокъ.
— Отвта никакого не надобно?— спросила она опустивъ глаза.
— Нтъ, я только желалъ бы просмотрть, врно-ли написано, васъ не затруднитъ подождать полчасика?
— Нисколько.
— Въ такомъ случа пожалуйста присядьте.
И князь любезно подвинулъ стулъ Ол.
Въ комнат наступило молчаніе и тишина, нарушаемая только мрнымъ стукомъ маятника стоявшихъ на камин часовъ.
Оля сла съ большимъ удовольствіемъ, такъ какъ чувствовала сильную усталость, и опять отъ нечего длать начала оглядываться кругомъ. Такимъ образомъ прошло боле двадцати минутъ, наконецъ князь окончилъ чтеніе.
— Поблагодарите вашего папашу, дитя мое,— сказалъ онъ тогда, снова обратившись къ двочк:— все переписано отлично.
— Значитъ, теперь я могу уйти?— спросила она тихо.
— Можете, но мн кажется, вы немного устали? Отдохните.
— Нтъ, ничего,— отозвалась Оля и уже хотла встать съ мста, чтобы отправиться въ обратный путь, но князь такъ ловко, такъ мило вступилъ въ разговоръ, что незамтнымъ образомъ далъ Ол возможность отдохнуть еще почти съ полчаса времени.
— Такъ вы говорите, что васъ семеро у родителей и вс вы, благодаря Бога, здоровы?— спросилъ онъ съ глубокимъ вздохомъ.
— Да,— отвчала Оля и въ первый разъ взглянула въ лицо своего собесдника.
Боже мой, сколько страданія, сколько грусти, сколько глубокаго горя было написано на этомъ еще далеко не старомъ и очень красивомъ лиц…
Ол вдругъ стало такъ жаль князя, что она готова была расплакаться.
— Почему вы спросили, вс-ли мы здоровы?— сказала она.
— Потому, дитя мое, что здоровье есть главное благо въ мір, безъ него никто и ничто не мило человку, вотъ возьмите хоть меня, напримръ. По наружному виду я вдь, пожалуй, могу назваться вполн счастливымъ, не правда-ли?
— Еще бы! конечно, вы непремнно должны быть счастливы.
— Почему?
— Потому что знатны и богаты.
Князь горько улыбнулся.
— Ахъ, дитя, дитя,— сказалъ онъ, ласково погладивъ Олю по головк.— Еслибы вы знали, какъ тяжело у меня на душ, то не позавидовали бы моему богатству.
Эти слова были сказаны такимъ раздирающимъ душу тономъ, что Оля даже въ лиц измнилась.
— Но что же, что наконецъ мучитъ и печалитъ васъ?— спросила она съ участіемъ, схвативъ руку князя въ свои маленькія ручки.
— А вотъ видите-ли, дружокъ, у вашего папы и мамы семь человкъ дтей,— у меня только одна дочка, вы вс семеро, благодаря Бога, здоровы, а моя бдная Зиночка жестоко страдаетъ, хотя глядя на нее съ перваго раза никто не замтитъ ея страданія. На видъ она такая же розовая, румяная, цвтущая, какъ вы. Недостатка ни въ чемъ не знаетъ и знать не можетъ, потому что все мое богатство къ ея услугамъ, а между тмъ жизнь бдняжки очень печальна.
— Почему?— сквозь слезы спросила Оля.
— Потому что она глуха и нма отъ рожденія,— отвчалъ князь почти шепотомъ и при этомъ, не будучи въ силахъ дольше владть собою, громко разрыдался.
— Енязь, милый, дорогой, не плачьте такъ, не горюйте!— старалась успокоить его Оля, сама заливаясь горючими слезами.
— Да, да, ваша правда, дитя мое, плакать не слдуетъ, слезами ничему не поможешь, тмъ боле, что она, кажется, вернулась съ прогулки и вроятно сейчасъ придетъ сюда.
Не усплъ князь проговорить эти слова, какъ въ сосдней комнат дйствительно раздался шорохъ. Тяжелыя бархатныя портьеры заколыхались, приподнялись и въ кабинетъ съ шумомъ вбжала сначала та самая небольшая собачка, которую Оля уже одинъ разъ видла и вслдъ за нею уже отчасти знакомая ей изящная маленькая амазонка, которою и Оля и вся семья ея такъ любовались утромъ и въ которой она теперь узнала несчастную глухо-нмую Зиночку. Бдняжка съ горькою улыбкою на хорошенькихъ коралловыхъ губкахъ бросилась къ отцу, обхватила его за шею рученками и знаками старалась передать пріятное впечатлніе прогулки верхомъ.
Князь, привыкшій понимать несчастнаго ребенка, отвчалъ ей точно такими же знаками.
Оля долго слдила глазами за ихъ оригинальной бесдой, но затмъ ей стало до того грустно и за князя, и за Зиночку, что она съ громкимъ воплемъ выбжала изъ комнаты, наняла перваго попавшагося извозчика, пріхала домой и подробно обо всемъ разсказала пап, мам, братьямъ, сестрамъ, прибавивъ въ заключеніе, что теперь боле чмъ когда-либо уврена что дйствительно не въ деньгахъ счастье.
— Слдовательно, ты не хотла бы быть на мст маленькой амазонки, которая, повидимому, съ такимъ удовольствіемъ хала кататься?— спросилъ папа.
Оля отрицательно покачала головой.
— А скажи, дружокъ, сознайся, вдь сегодня ты не только любовалась ею, но даже…
— Даже что, папочка?— тревожно переспросила Оля.
— Даже какъ будто завидовала…
Оля, вмсто отвта, со слезами бросилась на грудь папы и, сознавшись въ своемъ нехорошемъ чувств, дала честное слово, что больше никогда никому въ мір не будетъ завидовать.

БАБУШКИНА СКАЗКА.

— Бабушка, пойдемъ мы сегодня въ лсъ за грибами и ягодами?— сказалъ однажды маленькій Володя, вбжавъ вмст съ двумя своими сестричками, Машей и Анютой, въ комнату бабушки, которую по обыкновенію застали сидящею на зеленомъ сафьянномъ кресл съ работою въ рукахъ.
— Что ты, дружокъ, въ такой-то дождикъ, слякоть и чуть не въ десятомъ часу вечера.
— Ничего, бабуля, дождь скоро перестанетъ, слякоть — не бда, можно надть галоши, что же касается до поздняго часа, то лсъ вдь не далеко, мы можемъ скоро воротиться.
Бабушка улыбнулась и отрицательно покачала сдой головой.
— Не хочешь?— замтилъ Володя, пытливо взглянувъ въ глаза старушки.
— Да, потому что это было бы не дло.
— Ахъ, бабуля, бабуля, какая ты право несговорчивая, все у тебя не дло! а между тмъ до чая еще вроятно много времени, мы двадцать разъ успли бы воротиться…
Но въ эту самую минуту дверь, ведущая въ сосднюю комнату, отворилась, на порог показалась герничная съ подносомъ, уставленнымъ чашками.
Бабушка вмсто отвта выразительно взглянула сначала на подносъ, потомъ на внука.
— Пожалуй, бабуля, ты права,— замтилъ послдній:— идти теперь поздно, но тогда чмъ бы намъ заняться?— добавилъ мальчикъ обратившись къ сестрамъ.
— Право не знаю,— отвчала Анюта.
— Давайте играть въ карты.
— Нтъ, скучно.
— Ну, въ шашки, въ домино.
— Еще скучне.
— Не сидть же сложа руки, въ самомъ дл.
— Конечно.
— Надо что-нибудь придумать.
— Вотъ что я придумала!— сказала маленькая Маша.
— Что тамъ могла придумать?— отозвался Володя, взглянувъ съ пренебреженіемъ на двочку:— ужъ не платья-ли шить твоимъ противнымъ кукламъ?
— Зачмъ ты бранишь моихъ куколъ, Володя, он теб ничего не сдлали.
— Я не браню ихъ.
— Какъ не бранишь?
— Да такъ не браню.
— Не правда, ты сію минуту назвалъ ихъ противными.
— Ну, не сердись, это такъ, сгоряча, я вовсе не хотлъ обидть ни ихъ, ни тебя.
И нжно обнявъ Машу за талію, Володя горячо поцловалъ ее.
— Говори же! говори скоре твою мысль,— добавилъ онъ съ улыбкою.
— Попросимъ бабушку разсказать что-нибудь хорошенькое, она такъ прекрасно разсказываетъ!
— Въ самомъ дл,— подхватили тогда Анюта и Володя:— бабуля, милая, дорогая, вдь ты не откажешь намъ въ этомъ? да, да?
И дтки вс трое бросились къ старушк.
— Тише, вы меня задушите,— смялась она, длая всевозможныя усилія, чтобы освободиться изъ ихъ объятій, — перестаньте! со стула уроните, право уроните…
Но дти не унимались, они цловали бабулю и вшались къ ней на шею до тхъ поръ, пока она въ конц-концовъ сама предложила разсказать имъ сказку.
— Про кого же вы хотите?— спросила бабушка, когда маленькіе слушатели съ веселыми глазками и раскраснвшимися щечками, заране предвкушая общанное удовольствіе, спокойно услись около.
— Про Красную Шапочку!— заявила Маша.
— Нтъ, это слишкомъ знакомо,— возразилъ Володя: — лучше про Змя Горыныча.
— Вотъ еще выдумалъ, про Змя Горыныча… Нтъ, бабушка, не слушай его, это вовсе не интересно,— сказала Анюта:— разскажи про Мальчика-съ-Пальчика.
— Не хочу, я наизусть ее знаю,— опять затарантилъ Володя чуть не со слезами.
— Вотъ видите, какіе вы капризные: — одинъ того не хочетъ, другой другого, третій третьяго. Я лучше сама ршу,— отвчала бабушка.
— Конечно, это будетъ самое лучшее, по крайней мр обойдется безъ споровъ.
— Ладно, быть по вашему. Хотите послушать сказку про Благо бычка?— снова спросила бабушка.
— Хотимъ!— отозвались дти.
— А про Краснаго?
— Тоже хотимъ.
— А про Голубого.
— Голубые бычки не бываютъ, — смясь замтилъ Володя.
— Въ сказк все возможно.
— Ну, тогда пожалуй говори про Голубого.
— А про Зеленаго хотите?
— Все равно и про Зеленаго.
— А про Желтаго?
— Что же, бабуля, ты все только спрашиваешь, хотимъ-ли мы, и ничего не разсказываешь,— серьезнымъ, даже нсколько недовольнымъ тономъ возразила Анюта,
Бабушка засмялась.
— Хорошо, хорошо, сейчасъ я разскажу вамъ не про бычка, а про одного маленькаго зайчика, который жилъ вмст со своимъ отцомъ да матерью въ лсу. Жили они въ глубокой ям. Зайчиха сама обложила ее мхомъ и листьями, чтобы было тепле и покойне, жили, какъ говорится, припваючи, ни бды, ни горя никакого не знали, не видли, въ особенности маленькій зайчикъ, о которомъ родители постоянно заботились.
Кажется, чего бы еще желать? Такъ нтъ, вдь… Пришла ему однажды охота пройтись по блому свту, людей посмотрть, себя показать, и сталъ онъ слезно просить отца съ матерью, выпустить его на свободу.
— Что ты, глупая головушка,— возразила зайчиха:— гд теб по блому свту гулять, какъ разъ бды наживешь, да и совсмъ безъ головы останешься.
— И думать не смй о пустякахъ!— строго крикнулъ отецъ:— иначе, расправлюсь по своему!
Но зайка твердо стоялъ на своемъ, и до того докучалъ родителямъ, что они наконецъ, поговоривъ между собою и посовтовавшись съ сосдями, позволили ему въ одинъ прекрасный день пуститься въ путь-дорогу.
Зайка былъ совершенно счастливъ.
— Одинъ совтъ прими,— сказала зайчиха, прощаясь съ дорогимъ дтенышемъ. Если ужъ непремнно хочешь путешествовать, то путешествуй самъ по
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека