Доля-горе, Потехин Николай Антипович, Год: 1863 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 70 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ДОЛЯ-ГОРЕ.

ДРАМА ИЗЪ ПРОСТОНАРОДНАГО БЫТА,
ВЪ ЧЕТЫРЕХЪ ДЙСТВІЯХЪ.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

Герасимъ Прохоровичъ, зажиточный крестьянинъ, рыбакъ, недавно выкупившійся на волю и приписавшійся къ городу.

Петръ, его сынъ, лтъ двадцати.

Николай Андреевичъ, сынъ рыбнаго торговца въ город, изъ мщанъ, лтъ двадцати-двухъ.

Еремеичъ, отставной солдатъ, матросъ. Служитъ сторожемъ въ сельской церкви.

Наталья, его внучка, двушка, лтъ восемьнадцати.

Параша, солдатка, бобылька, хороводница, лтъ подъ тридцать.

Евплъ, рыбакъ изъ города, изъ приписныхъ, мщанинъ, лтъ девятнадцати.

1-й и 2-й купцы.

Василиса, Варвара, Марья, сельскія двушки.

Раевщикъ.

Макаръ, прикащикъ въ харчевн.

Половой, прислужникъ въ харчевн.

Ермолай, бурлакъ, лтъ тридцати-пяти.

Хозяйка избы при постояломъ двор, гд живутъ перевощики и паромщики.

Лоцманъ на расшив.

Бурлаки, богомолки, двушки и парни на гулянь.—

Дйствіе происходитъ въ подгородной слободк и сел.

Между третьимъ и четвертымъ актами проходятъ два года.

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

Сцена представляетъ тихую поверхность Волги. На дальнемъ план видно село, утонувшее въ зелени деревьевъ, направо, на песчаномъ берегу, рыбачья избушка, отъ нея, къ аван-сцен, идетъ огородъ, на которой развшенъ неводъ, нсколько веселъ и шестовъ прислонено къ огороди. Передъ избой, на трехъ жардинахъ, виситъ котелокъ. Налво — высокій курганъ, на немъ шестъ съ флюгеромъ. Солнце заходить и окрашиваетъ Волгу пурпурнымъ цвтомъ. Вечеретъ.

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

Петръ (Вынимаетъ черноснастку, сидя въ лодк, недалеко отъ берега, на корм лодки спитъ лицомъ къ верху Герасимъ Прохоровичъ).— Волга-то какая нонсь стала сытная, вода все на прибыль идетъ, а улову нтъ, что ты будешь длать!… (Вынимаетъ на крючк стерлядь).— Сигай, сигай… Не стреконешь, небось… (Снимаетъ ее съ крючка).— Ишь, родима, какъ брюхомъ-то на крюкъ угодила… а и стерледка, янтарь! (Мряетъ отъ глазу до пера вершками)… Осмеричекъ! Чего сигаешь? Видно, братъ, теб съ пропоротымъ-то брюхомъ не гулять въ садк, въ нашъ котелокъ сноровишь, и уха же изъ тебя выйдетъ важная! (Продолжаетъ выбирать снастъ, кинувши стерлядь въ лодку).— На што это только мы рыбу изводимъ? Пора теперь икряная, самый теперь водъ рыб, а мы ее ловимъ… Одинъ рыб переводъ. Да и рыба рыб — розь: вонъ осетра, аль-бо блугу поймаешь, т шустры, ничего не боятся, махалкой, значитъ, хвостомъ, такъ махаетъ, ровно со зла тебя ударить хочетъ, насилу съ ними справишься, а стерледка, ровно малый ребнокъ: вытащишь ты ее, жабрами хлопаетъ, ротокъ разваетъ, а глазами-то на тебя таково жалко смотритъ, ровно вымолвить хочетъ: отпусти-де меня, велика ли во мн корысть… Иную и отпустишь, ужь оченно жалко! (Вынимаетъ грузило и кладетъ въ лодку).— Ко — нецъ! (Моетъ въ вод руки и отряхаетъ).— Сколько тинища-то насло. (Садится ге смотритъ вдоль по Волг) — Экая тишь да гладъ, да господня благодать… Ни рябинки на Волг, ровно стекло гладкое… Солнышко западаетъ, такъ тебя и ведетъ всего, корчитъ. Вонъ старикъ-то спитъ словно малолтокъ, жаль и будить. Больно ужь у насъ здсь на Волг вальяжно! А будить надо. Герасимъ Прохоровичъ, а Герасимъ Прохоровичъ, встань-ко-съ… снасть вся подметана.

Герасимъ Прохоровичъ (Пробуждаясь и потягиваясь).— Али снасть всю вынулъ… Много ли рыбшки-то? А-а-а!

Петръ.— Гд много быть! всего-на-всего десять стерледокъ.

Герасимъ Прохоровичъ.— Крупны?

Петръ.— Дв вершковъ по десяти, три — осмеричка, останныя — мелюзга.

Герасимъ Прохоровичъ.— Эка, нон какой уловъ… А все это праходы поганые рыбу пугаютъ, развелось ихъ — и счету нтъ. Иной, лшій, всю Волгу взбуровитъ, до самаго днища колесами-то воду разбиваетъ… У хрещонаго народа, у бурлука только хлбъ отбиваютъ, погань (Садится въ весла и детъ).— Здсь, что-ли снасть-то заброшена?

Петръ.— Не што, вонъ сука-то торчитъ.

Герасимъ Прохоровичъ.— Больно близко другъ дружки черноснастку кидаете… Надо закидывать рже.

Петръ.— Этакъ-то лучше. Не одна стерледка не проскочитъ: не на тотъ, такъ на другой крюкъ угодитъ.

Герасимъ Прохоровичъ.— Ты меня не учи. Новы порядки начали заводить (Кидаетъ весла).— Вынимай снасть! (Петръ принимается за работу).— Вс вы умны оченно стали, старикамъ не уважаете.

Петръ.— Коли-же я?

Герасимъ Прохоровичъ.— Еще бы ты-то! Коли бы что ты, я бы тебя изъ своихъ рукъ разразилъ и рчь не про тебя… А то, что вс вы на одну стать: только и глядите, гд бы за заборомъ съ двками цошабаширить, а то въ кабакъ… развелось ихъ — будь имъ пусто!

Петръ.— Что за кабакъ такой, я и духу его не знаю.

Герасимъ Прохоровичъ.— Молчи! (Посл минутнаго молчанія) А Еремеича оповщалъ?

Петръ.— Оповщалъ. Хотлъ быть безпремнно и съ внучкой.

Герасимъ Прохоровичъ.— Ладно… И веревокъ припасъ?

Петръ.— Припасъ. м.и

Герасимъ Прохоровичъ..— Николай Андреевичъ поставилъ мержи, и воротился?

Петръ.— Пріхамши, въ изб ждетъ. Да вонъ и Еремеичъ детъ… Ере-ме-ичъ!… Услыхалъ, подъзжаетъ.

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

(Подплываетъ годна, въ ней сидитъ ддушка Еремеичъ съ внучкой Натальей).

Еремеичъ (Подплывая).— Богъ на помочь! Каково ловите?

Герасимъ Прохоровичъ (Приподымая шляпу).— Спасибо. Какой нон уловъ! Плохо… На сенюриной ватаг ребята рыбы наловили сорокъ-семь пудовъ… Имъ царь небесный посылаетъ… Я вотъ и подъхалъ: не дадимъ ли завтра тоню собща? Неводъ-то у насъ прорванъ… къ утрею-то внучка и заштопала-бы дырья, а?

Герасимъ Прохоровичъ.— Неводъ-то больно спорченъ, къ утрою не поспетъ.

Еремеичъ.— Поспетъ… Внучка у меня — мастеръ первый сортъ: плесть почнетъ, такъ только веревки припасай, въ недлю цлый неводъ сплететъ.

Герасимъ Прохоровичъ.— Э?

Еремеичъ.— Врно… Сплетешь, Наташа, а?

Наташа.— Не вду, ддушка, надо посмотрть (Къ Герасиму Прохоровичу и Петру).— Здравствуйте. (Кланяется. Петръ молча снимаетъ картузъ и кланяется).

Герасимъ Прохоровичъ.— Здорово!.. Такъ вотъ что: я перейду къ вамъ въ лодку… внучку подвеземъ и высадимъ — пусь чинитъ неводъ, Петруха здсь одинъ управится… Снась-то свою, сусдушко, я еще не всю вынулъ, еще два конца осталось. (Къ Петру) Ты вынимай снасть.. Кончишь… ужо уху состряпай. Мы вс и поужинаемъ… (Переходя въ лодку).— Да коли Николая Андреича стртишь, скажи, чтобъ безпремнно подождалъ меня и мержи ставилъ, потому-де завтра тоню даемъ, такъ и скажи (Лодка отъзжаетъ).— Смотри же, не забудь, я съ ддушкой справлюсь, да и домой.

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТЬЕ.

Петръ.— Ну!.. (Смотрть во слдъ удаляющейся лодк).— Здравствуйте… Хошь-бы примрно однимъ глазомъ посмотрла, что за двка!… изъ всхъ она, кажись, двокъ самая смирная… Коло ддушки радетъ день и ночь, на работ — первая и работаетъ, что твой парень… Миколай Аидренчъ коло нее лебезитъ… Кажись, кабы на ней жениться!… Помирать не надо (Поетъ, садясь въ весла).

хали бояре чечетку ловить,

Ой, чечетка моя,

Ой, лебедка моя!

Поймали чечеточку въ клточку

Ой, чечетка моя,

Ой, лебедка моя!

Какъ у этой чечеточки семь сыновей,

Ой, чечетка моя,

Ой, лебедка моя!

(Налво съ кургана сходитъ Параша).

Параша (Поднимая надъ глазами руку въ вид зонтика, кричитъ).— Петру-у-ухъ, Петру-ха-а?

Петръ (Увидя ее).— Асиньки?

Параша.— Подъзжай-ко сюда. Въ городъ ду, сюда забжала, словца два надо бы съ тобой перемолвить… Подъзжай скорй!

Петръ (Подъзжаетъ).— Ладно.

Параша.— Слушай, паренекъ! (Сбгаетъ на самый берегъ).— Ты смотри за Натахой, недоброе на ум у этого Андреича… Повадился онъ къ селу за рыбой здить, да въ ограду церковную ходить… Подстрлитъ птицу, тогда что? Эй, смотри, да поглядывай.

Петръ.— Да что смотрть-то?

Параша.— Теб вотъ такъ все и выложи, а ты своимъ умомъ дойди. Береженаго и Богъ бережетъ… Близко локоть-то да-не укусишь (Идетъ назадъ).

Петръ.— Да скажи, Параня, толкомъ-то.

Параша (Уходя).— Слушай ухомъ, а не брюхомъ, да почаще посматривай, вотъ и весь толкъ (Уходитъ).

Петръ — Чего она? Неужто, Натаха? въ жисть не поврю: не такая двка. Парашка, извстно, брешитъ со злости, что Миколай Андреичъ сердцемъ отъ нее отворотилъ. Эхъ, бабы! (Садится въ лодку и гребетъ, напвая):

Ой, чечетка моя,

Ой, лебедка моя… (Узжаетъ)

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

(Изъ избушки рыбака выходитъ Николай Андреевичъ, съ коротенькой трубкой въ зубахъ, въ картуз на бекрень, въ красной астраханской рубах, въ плисовыхъ шароварахъ, въ жилет сверхъ рубашки, поддвка суконная синяя въ накидку, съ нимъ выходитъ молодой рыбакъ Евплъ).

Николай.— Куда ты домой? еще поспешь, а ты слушай: неужто она Гаврюньку-то такъ на отмашь въ рыло (Сплевываетъ на сторону).

Евплъ.— Такъ въ самое… Прощай!

Николай.— Стой, погоди, Юпла… Что жь, онъ разв сграбасталъ ее, что ли?

Евплъ.— Гд сграбастать!… Натаха-то рыбу изъ садка вынимала, наклонилась, а онъ ее черезъ спину-то въ щоку и чмокъ.

Николай.— А она ему на отмашь?

Евплъ.— Какъ есть смазала.

Николай.— Ловко… ха, ха, ха! Люблю я экихъ двокъ, сейчасъ умереть. Любъ — въ обнимку, нелюбъ — на отмашь. Ха, ха, ха! Дло! Вотъ со мной, особь статья, со мной она все молчитъ… а сердцовъ нтъ… Дло на мази…

Евплъ.— Двка, братецъ, смирная.

Николай.— Смирная-то хуже, смирная-то полюбитъ, пристанетъ… Ничего не подлаешь — ты ее бьешь, а она пуще къ теб лзетъ.

Евплъ.— Э-э?

Ни колли.— Отсохнуть рук. (Садится на завалину) — Слушай, Юпла, сядь… Въ запрошломъ лт… Знаешь курдюминскаго хозяина?

Евплъ.— Ну, какъ не знать… карявая рожа.

Николай.— При разсчет насъ съ батькой на пятнадцать серебра обчелъ, одно слово — міродъ… Ну, вотъ, въ запрошлой годъ мы у него въ садокъ рыбу поставляли… У него дочка есть Маша, сказать двка-королевна, румяная, дородная, говоритъ — прелести послушать и смирная такая, даже вотъ съ старикомъ говоритъ, все въ землю смотритъ.

Евплъ.— Ну?

Николай.— Ну… началъ я домекать, что словно-бы на меня она посматриваетъ, задомъ-то, знашь, стою на работ, съ боку-то мн видать, словно бы смотритъ, обернусь — глаза отведетъ, потупится.

Евплъ.— Ну…

Николай.— Она у насъ рыбу на плоту принимала… Все хорошо, ничево, только, одинъ разъ, говоритъ, принесите, говоритъ, Николаи Андреичъ, изъ садка три стерледки, тятенька, говоритъ, къ ужину приказалъ изъ садка вынуть. Прознала, братецъ, какъ меня звать, а узнать было не отъ кого.

Евплъ.— Прознала?

Николай.— Прознала… Ладно, думаю… Захватилъ я сачкъ, пошли мы къ садку, она, знаешь, спереду идетъ, а я съ сачкомъ съ заду, только все она обертывается, да зрительно, умильно посматриваетъ… Все ничего, хорошо, идемъ. Только, зпашь, отошли мы эдакъ отъ народу-то, она тише пошла, и я тише все за ней иду, все за пей, она остановилась, да и говоритъ мн: чей, молъ, вы, Николай Андреичъ? Отцовъ-де, да материнъ… Вижу, двка такъ вся и разгорлась, ладно. Отперла она садокъ, началъ я сакомъ стерлядокъ искать, картузъ-то снялъ, чтобъ въ воду не поронить, слышу — ровно-бы кто меня по волосамъ гладитъ.

Евплъ.— Неужто сама?

Николай.— Сама.

Евплъ.— Ну, что жь ты?

Николай.— Ну, что жь… Расплелъ косу на двое… да и наконецъ…

Евплъ.— Ну, братъ, Николаша, дошливъ ты на-это самое? ха, ха, ха!

Николай.— Да ты слушай, Юпла, опосл того что было.

Евплъ.— Ха, ха, ха! шустеръ, братъ, ты!

Николай.— Слушай… Почала она это на садокъ ходить каждый день, обхватитъ меня руками, да и воетъ… женись, говоритъ, на мн безпримнно тихимъ манеромъ, тятенька, говоритъ, мой благословенья не дастъ, а мы, говоритъ, женимся тихимъ манеромъ.

Евплъ.— Сдурилась?

Николай.— Совсмъ, братецъ, съ ума спятила… Я говорю, то есть, безъ благословенья родительскаго никакъ невозможно — виситъ на ше, что хочешь… Опаска, вс рыбаки начали примчать, что на садокъ почесть кажный день ходитъ,-говорю — ничего этого не слушаетъ, еще пуще воетъ: женись, говоритъ, либо убей.

Евплъ.— Бабій-то разумъ!

Николай — Около самаго спаса, братецъ мой, не то за недлю, не то за три дни, ужь больно она просила къ садку выйтить… Вышелъ я, въ сумерочкахъ дло-то было. Она тутъ у садка… Ну, думаю, дло… Никого нтъ… только, братъ, она меня этакъ рукой-то обняла, поцаловать хотла, какъ кто-то меня по затылку кулакомъ създитъ, ноли небо съ овчинку показалось.

Евплъ.— Э-ка, братъ!..

Николай.— Ужь онъ меня трепалъ-трепалъ, за волосы-то таскалъ, таскалъ.

Евплъ.— Кто-о?

Николай.— Извстно кто, батька.

Евплъ.— Ея батька?

Николай.— Какой, ея? извстно, мой… За срубомъ спрятался, меня выжидалъ..

Евплъ (Трясетъ головой).— Чай, ловкій онъ теб задалъ трезвонъ,, ха, ха, ха!

Николай.— Три дни вылежалъ, головы не поднималъ, услали меня, опосл этого, на другую ватагу, версты за четыре… прибгала.

Евплъ.— Значитъ, не стерпла?

Николай.— Мн-то тогда бда была, батька въ солдаты грозился отдать, такъ я, братъ, одинъ разъ, когда прибгла, (машетъ кулакомъ) такую печать припечаталъ, въ чемъ только душу унесла…

Евплъ.— Ходить перестала?

Николай.— Перестала… Я тоже въ слобод, когда подъ городомъ на садк, при ватаг, жилъ, такъ дв благородныя барыни втюрились.

Евплъ.— Хе-е!

Николай.— Слушай, разскажу… Пойдемъ въ_заведеніе, выпьемъ еще, а?

Евплъ.— Нту, не пойду… мн мержи надо ставить… ужо ругаться станетъ.

Николай.— Юпла, пойдемъ… вечера-то немного, успешь, дурашка…

Евплъ.— Гд успть? Звона какъ солнышко-то низко…. пора!… Что это, парень, никакъ Натаха сюда идетъ… Она… прощай! (Уходитъ налво, подмигивая Николаю. Изъ-за кургана показывается Наташа).

ЯВЛЕНІЕ ПЯТОЕ.

Николай (Выходя на встрчу Наташ).— Наталь Ивановн наше почтеніе-съ… Слыхомъ не слыхать, запали совсмъ, каково ваше прекрасное здоровье-съ?

Наташа.— Спасибо… гд у нихъ тутотка неводъ-то?

Николай.— Какой такой неводъ?… Никакого невода у нихъ нтъ…

Наташа.— Полно-ко, Николай Андреичъ, лясы-то точить… ддушка съ Герасимомъ Прохорычемъ послали меня неводъ чинить… Нуте-ка и взаправду укажите, къ утрею, можетъ, и не поспешь.

Николай.— Да чего поспть-то… Правое-съ слово, нту невода… Тмъ лтомъ былъ, да весь вышелъ, ха, ха, ха! На поднизи старичишка двкамъ раздарилъ весь.

Наташа.— Вамъ-бы все смхи… этотъ, что ли? (Указывая на огородъ).

Николай.— Онъ самый. (Наташа подходитъ къ неводу и осматриваетъ его) Объ чемъ же мн горевать-то стать? батюшку не хороню, малыхъ дтокъ нту, одна своя голова, бдна да одна, откуда жь бы этому самому горю придтить-съ?

Наташа.— Ишь, дырья какія понадлали… въ вечоръ не учинишь.

Николай.— Это они медвдя въ Волг-то словили, онъ у нихъ весь неводъ спортилъ… Наталья Ивановна медвдя-то видали-съ… (Подходитъ къ ней близко). Такой онъ нескладный… кусается (Заигрываетъ съ нею)… и въ шерсти весь.

Наташа.— Ну-ко, полно… не дури… Не припасены видно веревки… гд они у нихъ тамъ? говорю — не дури… Что ты и въ заправду (Сердится). Отстань!

Николай.— Не серчайте-съ, не серчайте-съ… сейчасъ отыщемъ, принесемъ! экая вы дама строгая-съ. (Поетъ)

Ужь мы рыбушку ловили

По крутымъ берегамъ,

По мелкимъ, желтымъ пескамъ!

У-у-ухъ! (Приплясывая уходитъ въ избушку). Наташа.— И что за парень! отродясь экихъ веселыхъ не видала, и сердца-то на него нтъ, хошь-кого своимъ разговоромъ заговоритъ.

Николай (Возвращается изъ избушки, тоже приплясывая):

Мы поймали осетра,

Да ужь и этотъ ли осетръ

Онъ бородушкой трясетъ.

Наталья Ивановна, какой такой осетръ, что бородушкой трясетъ… ась?…

Наташа.— Давай веревки-то… ей-богу, некогда.

Николай.— Безъ того, таперича, не отдамъ — вы мн эту загадку разгадайте.

Наташа.— Говорю, некогда мн… ей-богу, все кину, домой уйду.

Николай.— Начто жь серчать-съ… вы безъ серцовъ… отганите загадку, а? (Наталья обертывается и хочетъ уйти) Я шутки шучу, а вы серчаете… Наташа, полно… Пожалуйте вотъ веревки получить-съ… (Подаетъ ей).

Наташа. (Взявши веревки, идетъ къ неводу) — Что съ тобой безъ толку толковать? (Беретъ скамейку и садится къ неводу работать).

Николай.— Ужь и самъ-дл я толкомъ-то раз ничего не говорю. Вотъ что, Наташа: за кого вы меня почитаете? (Садится на землю).

Наташа.— Кто ты таковъ есть, за того и почитаю.

Николай.— А кто я таковъ есть и какіе во мн могутъ быть художества, ась?

Наташа.— Мн почемъ знать.

Николай.— Нтъ, одначе?

Наташа.— Не знаю.

Николай.— Въ город и на сел меня безпутномъ зовутъ, потому сердце у меня оченно горячее, а набольшаго надо мной никого нтъ, и ничего я не боюсь, по этой самой причин собразить съ собой никакъ не могу.

Наташа.— Андрея Макарыча слушай… онъ теб отецъ, худа не скажетъ, вс къ ему съ почтеньемъ, ровно купецъ какой.

Николай (Махнувши рукой).— Тятинька что-съ! Они свое отжилили. Какъ ты ему ни служи, значитъ, со всякимъ чувствіемъ и угожденіемъ, онъ все тебя ругать будетъ, ему кусъ въ горло не пойдетъ, коли зря да походя некого будетъ, ругать… Его ужь я довольно хорошо знаю. Вотъ сюда сослалъ… На что, говоритъ, пьянствуешь.

Наташа.— Такъ неужто за это хвалить тебя?

Николай.— За что?

Наташа.— А за пьянство-то.

Николай.— Да разв я пьяница, что ль?… Во всю, значитъ, недлю денкъ выберется, что въ заведеніи посидишь, и то отъ тоски, для компанства, вотъ какъ передъ истиннымъ-съ… Разв я ему этимъ вредъ длаю? Самъ себя одваю, обуваю, самъ за м. себя подати плачу, все какъ слдственно, изъ дому не тащу, одежи не пропиваю… Такъ это не пьянство… пьяница-то все д., съ себя радъ пропить, дай стянуть гд плохо лежитъ, а я, можете видть, и на работу-то въ атександрійской рубах вызжаю… а безъ эвтово намъ нельзя, чтобъ въ воскресенье не погулять… это врно-съ, этакъ съ тоски помрешь, врно-съ… Онъ Петруху здшняго въ примръ приводитъ, имъ мн вс глаза выкололъ… Такъ Петрушка совсмъ несхожій человкъ, совсмъ несобразный, потому колода — колода она и есть… давно ли они приписались-то, а мы изстари мщане, это надо понимать-съ. Люди гулять идутъ, а онъ на работу, мы съ работы — спать, а онъ либо сти плесть, либо крючки точить. Ему батька лапти новыя съ базару привезетъ, такъ радъ, ровно ему сапоги казловые подарили… Право! Онъ раз что видалъ? А я пять годовъ въ самомъ Нижнемъ у Макарья выжилъ… такъ важный день у раза по три чай въ харчевни пивалъ, потому Петрушку противъ меня ровнять нельзя… Здсь ни поводки, ни веселья, одно слово — сторона глухая… Разгуляться негд — ну, и тянетъ тебя въ заведеніе, выпьешь — сердце-то и отойдетъ, на весь-день и сталъ веселъ. А мн вино что?… Вино — не медъ…

Наташа.— Не медъ, а пьешь.

Николай.— Пью, потому подъ сердцемъ точитъ… Кабы не одно, я бы маковой росинки въ ротъ не взялъ винища-то, какъ передъ Богомъ-съ.

Наташа (Улыбаясь).— Что одно-то?… Отчего у тебя подъ сердцемъ точитъ?

Николай.— Говорить стану — не поврите-съ (Молчаніе). Я вотъ что вамъ скажу-съ: изо всхъ двокъ, Наталья Ивановна, лучше васъ нтъ, съ мста не сойти.

Наташа.— Поврь теб, ты наскажешь.

Николай.— Чего наскажешь… Это — врно-съ! Я, по чувстіямъ и своимъ, съ самой весны объ васъ думаю.. Какъ посмотрю на васъ, п что одни для ради сродственниковъ своихъ всю. нашу, значитъ, рыбацкую работу тяжелую правите, сердце вотъ схватитъ, защемитъ, ну, и… пошелъ въ заведеніе. Больно, вдь, мн васъ жаль… Какая жизть здсь?… ни радости, ни веселья, съ работы на новую работу, каково воскресенье и въ воскресенье отдыху лтъ, двица ни молодая, за что погибать въ этой трущоб… Все это я понимать могу-съ.

Наташа.— Такъ-то такъ, Николай Андреичъ, достатки наши малые, отецъ съ матерью по міру побираются, ддушка слпнетъ, въ сторожахъ-то раз себя прокормить?… а нить сть надо, одна а двка у отца у матери, коли мн не работать, имъ съ голоду помереть надо.

Николай.— Вотъ что Наташа… (Подвигается къ ней). Порши ты въ два слова — любъ я теб, аль нтъ? (Наташа опускаешь голову и молчитъ). Что жь ты молчишь! Какъ бы мы съ тобой зажили! Первое дло, всю бы твою семью къ себ въ домъ взяли, въ самой губерніи домъ бы купили, у тятеньки деньги есть, не занимать стать, свои садокъ бы завели, торговать бы начали, что твои купцы. Въ людяхъ — будни, у насъ кажный день праздникъ, о масляной но городу бы на тройк въ саняхъ-самокаткахъ съ колокольцами, съ бубенцами! Вотъ жись-то! Рядилъ бы я тебя словно первогильдейную, а ужь любилъ бы какъ! (Обнимаетъ ее). Кажется, за любовныя эти чувствія всю жизнь свою отдамъ, какъ передъ истиннымъ!… Наташа, любъ я теб?

Наташа (Съ одушевленіемъ) — Любъ, любъ, сердечный мой!

Николай (Цалуя ее).— Коли любъ, выходи ужо, Наташа, на Волгу, мы промежь себя по душ потолкуемъ… Псню споемъ.

Наташа.— Начто, голубчикъ, боязно… Нту… По что?

Николай.— Что за боязнь такая?… ддушка ужо спать ляжетъ, я посвистомъ тебя оповщу, ты и выходи, касатка. (Цалуетъ ее).

ЯВЛЕНІЕ ШЕСТОЕ.

Петръ (Входитъ съ сачкомъ въ рукахъ).— Николай Андреичъ!… (Притворяется, что не замтилъ поцалуя) — Герасимъ Прохорычъ веллъ теб пообождать. Мержи-то, чай, еще не поставилъ, а батька говоритъ, на утре, говоритъ — поду, коли мержи не поставлены, шибко, говоритъ ему достанется, въ городъ съзжу Андрею Макаровичу жалобиться стану. (Наташа уходитъ поспшно въ избу).

Николай (Лежа).— Ну!

Петръ.— Ну, то-то я и спрашиваю, подешь, молъ, ставить-то, али нтъ?

Николай.— Нтъ.

Петръ.— Батюшка-то больно на тебя серчаетъ (Подходитъ къ котелку, потрошитъ рыбу, вливаетъ изъ ведерка воды въ котелокъ и раскладываетъ подъ нимъ дрова).

Николай.— Посерчаетъ… не бда… Ему что длать-то какъ не серчать. Что твой батька, что мой — ругатели первый сортъ.

Петръ (Разводя подъ котелкомъ огонь).— Сейчасъ съ ддушкой Еремеичемъ придутъ сюда.

Николай.— Пущай придутъ.

Петръ.— А ты не подешь?

Николай.— Куда?

Петръ.— А мержа-то ставить.

Николай.— Вдь теб сказано, что не поду… чего еще?

Петръ.— Нтъ… а… вдь… ругаться почнетъ.

Николай.— А теб что… Что и самъ дл я вамъ достался, батька твой мудритъ ровно настоящій мой отецъ. Что ты мн за указъ?

Петръ.— Мн что указывать, а то…

Николай.— Что-о?

Петръ.— А ругаться-то.

Николай.— Опять же теб нтъ дла: ругать почнетъ меня, а не тебя. Обрадовались, черти, что батька меня сюда отослалъ, а я вотъ плюну на всхъ васъ да уду въ городъ.

Петръ.— Да это знамо дло.

Николай.— Ну, а знаешь, такъ и молчи… Съ вола двухъ шкуръ не дерутъ, я почесь цльный день сегодня за работой,, грузила къ неводу прибралъ, кручки обточилъ, всю черноснастку на утре по Волг развезъ… Чего ему еще?.. Не батракъ я ему достался, хоша за пьянство тятенька и сослалъ меня сюда, одначе я твоему батьк мудровать надъ собой не дамъ!… Скупость насъ съла… Ей-богу, право!.. Скаредъ этакой! Какъ тебя одваетъ, хоть поставь тебя въ огородъ за мсто пугала воронъ пугать… и то теб ничего. Мщане еще!, Хуже сиволапыхъ. А мой-то родитель все тобой глаза стъ… Говорилъ батьк насчетъ денегъ?

Петръ.— Какихъ денегъ?

Николай.— Ну, чтобъ онъ теб сколько ни на есть на одежду денегъ положилъ?

Петръ (Раздувая дрова) — Нту, не говорилъ.

Николай.— Для чего не говорилъ?

Петръ.— На что мн деньги?

Николай.— Какъ, на что… Такъ ты, такъ безъ денегъ на батьку работать станешь до сдыхъ волосъ?

Петръ.— Буду.

Николай.— И ежели теб батька по чести самъ не дастъ, просить у его не будешь?

Петръ.— Не буду.

Николай.— Дуракъ, какъ есть ты дуракъ сиволапый.

Петръ.— Ну, и пущай дуракъ.

ЯВЛЕНІЕ СЕДЬМОЕ.

Наташа (Выходя съ веревками изъ избушки).— Эти ли веревки я взяла? ровно-бы давешнія поровне будутъ.

Николай.— Он самыя. Чай, устали плести-то, Наталья Ивановна? Маленько-бы вздохнули.

Наташа.— Велика ли работа, отъ чего устать (Садится за работу).

Николай.— Право бы отдохнули, вонъ у насъ стряпуха мастерица неводья плесть, попросили бы ее за мсто себя ссть.

Наташа.— Какая такая стряпуха?-Николай.— А вонъ, что уху-то въ котелк варитъ… Давно ли Петруха въ стряпухи нанялся, а? Что жь, молчишь-то? (Подходитъ къ нему). Стряпуха-то ужь очинно строгая у насъ, говорить не хочетъ (Теребитъ его за рукавъ). А ты поговори.

Петръ.— Что пристаешь, словно малый ребнокъ… Отстань! Что теб отъ меня надо?

Николай.— Ты, можетъ, и.коровъ доить мастеръ, а? (Петръ молчитъ). Вотъ зима подойдетъ, за гребень тебя посадимъ (Трясетъ). Умешь ли пряжу-то прясть? А!

Петръ (Вырываетъ рукавъ).— Отцпись!. Экой ты, братецъ, право.

Николай.— Одно названье ты что парень, а баба какъ есть, баба.

ЯВЛЕНІЕ ВОСЬМОЕ.

Входятъ Герасимъ Прохоровичъ и Еремеичъ.

Герасимъ Прохоровичъ.— Николай Андреичъ не думаетъ, какъ что по родительскому приказу сдлать, а все норовитъ по своему, это ты мн поврь. Андреи Макарычъ бился-бился съ нимъ, отдалъ мн на оправленье (Увидя Николая). А, а!… Поставилъ мержи?

Николай.— Нту, не ставилъ.

Герасимъ Прохоровичъ.— Для-че же не поставилъ? я теб приказывалъ… Ты лучше скажи мн, что не хочу работать, я такъ твоему тятеньк и объявлю.

Николай.— Отъ того и не ставилъ, что другое дло длалъ — крючки точилъ. На два дла мн не разорваться стать.

Герасимъ Прохоровичъ.— А теперь что длалъ?

Николай.— Что теперь длать — отдыхалъ.

Герасимъ Прохоровичъ.— Отдыхаешь-то ты больно подолгу, Николай Андреичъ, да и отдыхи-то у тебя часты.

Николай.— Не животная я какая, чаи, надо вздохнуть.

Герасимъ Прохоровичъ.— А я теб вотъ что скажу: ты, какъ твоей милости угодно, а у меня къ утрею безпремнно мержи поставь, а то смотри!

Николай.— Чего смотрть-то на тебя, я и своего тятеньки немного испугался.

Герасимъ Прохоровичъ.— Что-о?

Николай.— Ночь-то, молъ, длинна, какъ не поставить.

Герасимъ Прохоровичъ.— То-то… Сядемъ къ котелку-то, Еремеичъ… Пошли нон новые порядки, дти отдамъ перестали уважать. У родителей отъ рукъ отбился, долженъ родитель сына въ чужія руки отдать. Срамота!… А отъ чего?… Вонъ желетъ сшилъ (Указываетъ на Николая), пуговицъ-то сколько насадилъ — ровно баринъ.

Николай.— У тятеньки денегъ не просилъ, на свой сшилъ, не ходить же мн людямъ на смхъ, какъ онъ (Указываетъ на Петра), одергышемъ. Одначе мы мщане.

Герасимъ Прохоровичъ.— Не пригоже теб, Миколай Андреичъ, глупаго парня съ пути сбивать. Что толку въ нарядахъ-те! Попа знаютъ и въ рогоз. Твой тятенька не больно часто синію-то чуйку надваетъ, а вс къ-нему съ почтеніемъ, а?

Еремеичъ.— Полно, сосдъ, не сердитесь, дло молодое, знаемо, охота порядиться. Вотъ (Встаетъ и идетъ къ Наташ) выучку въ золот бы водилъ, кабы достатки были, а, Наташа? Ты бы нарядиться-то не прочь?

Наташа.— Для-че, ддушка, и не нарядиться.

Еремеичъ (Цалуетъ ее въ голову).— Правда, правда, мнучка. Самъ молодъ-то былъ, знаю самъ, какъ оно любо, какъ мундиръ-то новый наднешь, усы прифабришь, по улиц козыремъ идешь, какая хочешь двка заглядится, а?… Всему свой чередъ, теперь на старости лтъ ничто не манитъ, такъ-то. Много ли теб еще плесть?

Наташа.— Еще поплету.

Еремепчъ.— Плети, плети, дитятко… (Отходитъ къ Герасиму Прохоровичу). Намъ, старикамъ, сосдушка, ихъ въ эвтомъ не судить, сами молодыми были.

Герасимъ Прохоровичъ.— Кто ему препятствуетъ? Рядись, да чтобъ все было по закону, а то наровитъ вс по новому, желеты да картузы позавели, да и Бога-то съ желетами позабываютъ… Выдетъ на работу лобъ не окрестя, да длаетъ все съ нехорошимъ словомъ, какъ опосля этого и лову быть? Рыболовство — промыселъ святой, апостольскій, апостолы рыболовы были. Коли тутъ божьяго произволенья нтъ, ничего не подлаешь, какіе хошь сти ставь — лову не будетъ, тутъ своимъ умомъ ничего не придумаешь.

Еремеичъ.— Сказываютъ, въ нмецкихъ земляхъ своимъ умомъ придумываютъ, тамъ — народъ другой,—

Герасимъ Прохоровичъ.— Такъ у нихъ, у проклятыхъ, прости Господи, у нмцевъ этихъ самыхъ, и Бога нтъ… Да!

Николай.— Какъ же Бога нтъ. У ихъ къ городу и церковь есть, самъ видлъ, каждое воскресенье у нихъ Богу молятся.

Герасимъ Прохоровичъ.— А ты бы, Николай Андреичъ, примолчалъ, когда постарше тебя толкуютъ: вдь не съ тобой рчь. —

Николай.— На что жь пустое-то говорить? Противно это слушать, вотъ что-съ…

Еремеичъ (Перебивая _его).— Это онъ врно говоритъ, Герасимъ Прохорычъ… Самъ я тоже когда по Волг въ лоцманахъ бгать, какъ срокъ свой въ мор выслужилъ, въ колонкахъ у нихъ церкви видалъ и зовутъ это, примрно, у нихъ кирха.

Герасимъ Прохоровичъ.— Одначе, все-таки кирха, а не церковь… Эхо ужь выходитъ особь статья. Вонъ у татарвы тоже свои этакія колокольни есть… а раз они хрестеяне?

Еремеичъ.— Это что говорить…

Герасимъ Прохоровичъ.— То-то… Наша вра супротивъ всхъ невпримръ (Слышенъ шумъ парохода). Ишь вонъ гудетъ, проклятый.

Ерелеичъ.— Али праходъ идетъ (Встаетъ).

Герасилъ Прохоровичъ.— Колу жь больше… Ишь, стономъ стонетъ.

Ерелеичъ.— Николай Андреичъ, голубчикъ, взойдемъ на бугорокъ-то скоренько, ты прочитаешь, какое ему названье… Надъ кожухомъ у нихъ всегда прописывается. Поди и ты, мнучка, погляди (Вс входятъ на курганъ). Эко, братецъ, какъ идетъ ходко… Легкій оченно праходъ на ходу… Николай Андреичъ, прочитай, голубчикъ, какъ прозывается… Ишь, какъ валитъ.

Николай (Складывая по слогамъ).— Добро, арцы, иже — дрі, я, добро, азъ — яда… Дреада (Пароходъ проходитъ на всхъ парахъ. Еремеичъ машетъ шапкой). Что такое за названье мудреное… Дреада, а?

Еремей.— Нашей канпаньи праходъ… Самолетской канпаньи, при мн только его на Волгу спустили, добрый праходъ, моему рыбинскому, гд я лоцманомъ состоялъ, супротивъ этого не уйтить, оченно ходокъ, почитай, по вод верстъ двадцать убжитъ, что больше, врно двадцать верстъ въ часъ уйдетъ (Машетъ шапкой). Здорово! (Съ парохода лоцманъ отвчаетъ тмъ же).

Петръ (У котла).— Подьте уху хлебать… поспла. Я за ложкамъ схожу. Глянь, Герасимъ Прохорычъ, чтобъ не пролилась — больно кипитъ.

Герасимъ Прохоровичъ.— Ладно… Подемъ, сусдъ, ушицы похлебаемъ. Ишь, время-то много ушло, солнышко вовсе зашло (Сходятъ къ котлу). Скоро мсяцу надо взойтить… Наташа, подъ и ты съ нами поужинать, кинь неводъ-то.

Наташа.— Только вотъ петлю завяжу… садитесь.

(Герасимъ Прохоровичъ снимаетъ котелокъ съ жардинъ и ставитъ на землю. Петръ приноситъ деревянныя ложки, вс садятся вокругъ котелка и дятъ прямо изъ него, солонка и коровай хлба лежатъ на скамь. Герасимъ Прохоровичъ отрзываетъ отъ коровая ломти и одляетъ всхъ).

Еремеичъ.— Экая уха-то важная и сварена въ самый разъ.

Николай.— У насъ стряпуха — первый сортъ, ее нмецъ о бучалъ, какъ уху-то варить, три года въ ученьи по этому случаю въ колонкахъ у нмца жила (Хохочетъ).

Герасимъ Прохоровичъ.— Ты что хохочешь-то? Эхъ, Николай Андреичъ, не въ тятиньку ты уродился… Врагъ рода человческаго за этотъ смхъ всякаго грха насыпетъ невидимо въ котелокъ-то.

Николай.— Да ужь очнино стряпуха-то у насъ добра, сейчасъ помереть, луку въ уху не пожалла. Ноли глазъ воротитъ. Ха, ха, ха!

Герасимъ Прохоровичъ.— Говорю, глотки не дери… Грхъ это за обдомъ тяжкій: за дой у человка ангели невидимо предстоятъ… Вонъ въ монастыряхъ, у братіи за трапезой, книги духовныя читаютъ, смяться за трапезой все одно, что нечистаго призывать. Тлтены,а-то твой, чай, неодиново это говорилъ. (Минута молчанія).

Еремеичъ.— А ужь приходъ… сказать, сосдъ, легкій!

Герасимъ Прохоровичъ.— Ну ихъ, нечисть.

Николай.— Что это, ддушка, за названье такое мудреное ему дано: Дреада? Больно ужь чудно, съ мста не сойти.

Еремеичъ.— Богъ ее знаетъ, что за названье! Я когда лоцманилъ, пасажеровъ спрашивалъ, и т этого названья не знаютъ. У насъ въ канпаньи теперя все такія зряшныя названья даютъ, на странные, значитъ. Это тоже есть — Наяда, Нинфа… Такъ зря даютъ, и на какой это манеръ — неизвстно… Тоже есть Прогресъ, и-и-и! страшенный праходъ, значитъ больно быстрый, на заверкахъ, на повротахъ беретъ легко… Тоже Тилиграфъ, Курьеръ — это, напримръ, названье къ скорости, опять это пойдетъ Ярославь, Тверь — ну, будемъ говорить это отъ городовъ — губерни, а тутъ опять Русалка…

Герасимъ Прохоровичъ.— Ишь еще какія названья придумываютъ… Народъ на что пошелъ!… (Минута молчанія).

Николай.— А надо полагать, что это самое названье Дреада, что ни наесть должно значить на ихномъ язык. Петруша должонъ это понимать, раз что только не скажетъ, а онъ у насъ на разные манеры знаетъ. Ха, ха, ха!: !

Герасимъ Прохоровичъ.— Я вдь теб сказалъ, молчи… Экой ты Миколай Андреичъ не угомонъ-голова. Праходы эти много вреда народу православному длаютъ… Вонъ прослышались, кажинное лто что ни на-есть послучится: то на мель сядетъ, то совсмъ затонетъ… (Наташа встаетъ).

Герасимъ Прохоровичъ.— Ты кудажь, Наташа? похлебай ушицы.

Наташа.— Нту… Спасибо… Неводъ пойду учинять.

Герасимъ Прохоровичъ.— Ну… не на чемъ, на здоровье (Наташа садится за работу). Дьяволу на утшенье эти приходы почали строить, по Волг теперя этого добра довольно стало. Скоро свту преставленья быть, въ народ правилы старой нтъ, безчинство землю преполняетъ, спасаться люди по городамъ почали, въ городахъ это пошли трактиры, да портерныя, ящики съ музыкой по базарамъ носятъ, двки сарафаны скидаютъ, пошла мода на платья и благочестивымъ-то людямъ вышло проще… Спасенья въ городахъ ищутъ, въ старые-то годы кто спасаться хочетъ, въ пустынь аль въ вертепу какую уйдетъ, може карешкомъ, травой какой, самымъ зеліемъ кормится, а нон что?… не глядли бы глазоньки, помолиться по общанью! на этихъ самыхъ приходахъ здятъ… Чего ждать хорошаго?

(Входитъ мсяцъ и серебристой полосой освщаетъ Волгу ).

Герасимъ Прохоровичъ (Вставая, за нимъ подымается Еремей, Николай и Петръ).— Слава Царю-создателю, на, накормилъ.

Еремеичъ.— Спасибо.

Герасимъ Прохоровичъ.— Не начемъ, сусдушка… Такъ завтра, на утре ужь помоги тоню дать, я ужь отблагодарствую.!

Еремеичъ.— Можно… Завтра, чаи, ведрено будетъ… Ишь, какъ свтло, на неб ни облачка.

Герасимъ Прохоровичъ.— Рання небесная!

Николай.— Ддушка Еремеичъ, видишь ты, намсяц-то пятна?

Еремеичъ.— Вижу, миленькій, вижу.

Николай.— Мн одинъ кавалеръ сказывалъ, что тутъ приставлено, какъ Каилъ Явеля убиваетъ, и промежъ ихъ ведро крови.!

Еремеичъ.— Не вдаю, голубчикъ, не знаю,—

Герасимъ Прохоровичъ.— Что пустое-то врать. Кто можетъ планиду господню знать?

Николай.— Говорятъ теб, унтеръ заврялъ.

Герасимъ Прохоровичъ.— А ты врь. Планида господня отъ всхъ насъ, гршныхъ, сокрыта… Прощай, сусдъ, ништо спать охота, прощай, Наташа, на утре выдешь съ нами на тоню?

Наташа.— Выду безпремнно,— Герасимъ Прохорычъ, а вотъ я и неводъ учинила.

Герасимъ Прохоровичъ.— Золото ты, не двка… До утра, сусдъ, прощайте.

Еремеичъ и Наташа.— Спокойна ночь. (Герасимъ Прохоровичъ уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ДЕВЯТОЕ.

Еремеичъ.— Ну, мнучка, пойдемъ и мы къ домамъ. Время въ сторожку, на ограду идти.

Наташа.— Подемъ, ддушка.

Еремеичъ.— Прощайте, молодцы.

Николай.— Наше вамъ почтеніе, ддушка (Кланяется). Наталь Ивановн-съ. Покойной ночи.

Петръ.— На что жъ теб, ддушка, пшкомъ идти? Я въ лодк тебя мигомъ довезу съ мнучкой.

Еремеичъ.— Спасибо (.Николай мигаетъ Наташ, та отходитъ къ неводу), паренекъ, тутъ врагомъ-то близко пройти.

Николай (Тихо Наташ).— Наташа смотри же, я три раза свисну… Выходи къ Волг… Я на лодк подъду… лодка у меня за бугромъ спрятана… Выходи, лебедка.

Петръ.— Право, ддушка, довезу.

Еремеичъ.— Не надо… Ну, мнучка, куда ушла? подемъ. Да что ты тамъ длаешь? поди сюда.

Наташа.— Сейчасъ веревки соберу. (Суетится, тихо Николаю). Боязно.

Николай (Тихо).— Чего бояться? выходи, ненаглядная. Выйдешь, что ли?

Еремеичъ.— Ну, мнучка, скорй.

Наташа.— Иду, ддушка, иду (Тихо Николаю)… выйду. (Поспшно подходитъ къ Еремеичу) Пойдемъ, ддушка.

Еремеичъ.— Пойдемъ, ягодка. Прощайте, родимые.

Петръ и Николай.— Прощайте. (Еремеичъ и Наташа уходятъ)

ЯВЛЕНІЕ ДЕСЯТОЕ.

Петръ (Идетъ къ избушк): — Ты, Николай Андреичъ, туто-тка что-ль спать-то ляжешь, али въ изб?

Николай.— А теб что?

Петръ.— Нтъ, вотъ я въ избу иду, коли здсь ляжешь. Такъ и теб бы полушубокъ-то захватилъ въ изголовье положить.

Николай.— У меня свои чай руки-то есть, возьму, коли надо будетъ.

Петръ (Уходя въ избу).— То-то молъ взять.

Николай (Набивая трубку).— Проваливай (Петръ уходитъ, Николай закуриваетъ трубку и садится на лавку). Покурить, иска втораго моего батьки нтъ. Эка жись: родной отецъ изъ дому выгналъ, ровно работника въ чужія руки отдалъ: къ городу, слышь, избалуюсь… Тамъ они что хотятъ, а я имъ не батракъ!… въ украдку трубку приходится курить!

Герасимъ Прохоровичъ (Показывается въ дверяхъ избы. Николай прячетъ трубку въ сапогъ). Ты опять у меня это зелье поганое курить почалъ… смотри!

Николай.— Я не курилъ.

Герасимъ Прохоровичъ.— Отчего жь пахнетъ… чортовымъ-то ладономъ-табачищемъ?

Николай.— Можетъ, это… съ Волги втромъ нанесло… Втеръ-то низовой.., оно наноситъ (Петръ выходитъ съ полушубкомъ изъ избы).

Герасимъ Прохоровичъ.— То-то наноситъ. Ужь доживешь ты, Миколай Андреичъ, до бды, коли родитель эту твою охотку запримтитъ, проклянетъ онъ тебя… Что жь не дешь мержито ставить?

Николай.— Сейчасъ, поду (Петръ кладетъ полушубокъ въ головы у котелка).

Герасимъ Прохоровичъ.— Нечего годить, позжай.

Николай.— Поду, ночь-то моя, поспю (Петръ ложится).

Герасимъ Прохоровичъ.— Да ставь сти-то повыше Собачьяго пролаза… тамъ рыбы больше… прибой воды.

Николай.— Знаю, гд поставить.

Герасимъ Прохоровичъ.— Знаешь ты много… Въ кабакъ дорогу знаешь, этому самъ обучился… Даве я посмотрлъ, и крючки-то почесть масломъ не смазаны… вс проржавли. Эхъ, Миколай Андреичъ, не быть въ теб пути, жаль мн твово родителя..

Николай.— Каждый разъ смазываю… неотчего имъ ржавть.

Герасимъ Прохоровичъ.— Видно, есть отчего, коли ржавые… Послдніе времена приходятъ, право! (Уходитъ, хлопнувши дверью).

ЯВЛЕНІЕ ОДИНАДЦАТОЕ.

Николай (Вынимая трубку изъ-за голенища).— Носъ-то, точно батькинъ раскольничій, услыхалъ (Куритъ).

Петръ (Приподымаясь съ изголовья).— Николай Андреичъ?

Николай.— Ну!

Петръ.— Ты подешь мержи ставить?

Николай.— Поду, а теб что?

Петръ.— Нтъ… коли спать хочешь?…

Николай.— Ну! (Сплевываетъ на сторону).

Петръ.— Ты ложись спать, а я за мсто тебя съзжу.

Николай.— Самъ поду.

Петръ.— Право, ложись спать.

Николай.— Сказано, самъ ду (Молчаніе).

Петръ.— Утре рано на тоню подемъ.

Николай.— Подемъ извстно?

Петръ.— То-то, молъ, на зар подемъ.

Николай.— Само собой, не вечеромъ.

Петръ.— Ты лягъ сосни, а я поду. Николай.— Что ты ко мн присталъ — поду, да поду… Дло не твое: можетъ, я и совсмъ не поду.

Петръ.— Коли же Герасимъ Прохоровичъ… (Приподнимается).

Николай.— Не теб приказъ — мн, я и въ отвт буду. Что ты ко мн съ батькой пристаешь? Плевать я на него хотлъ. (Кладетъ неводъ въ одно мсто и ложится на него). Хочу спать — и сплю, а своего дла за мсто себя длать не дамъ никому.

Петръ.— Какъ хошь. (Ложгітся).

Николай.— Какъ хочу, такъ оно и будетъ (Минута молчанія. Петръ храпитъ, притворяясъ спящимъ. Николай тихонько пробирается на бугоръ и, осмотрвшись кругомъ, пронзительно и долго свиститъ).

Петръ (Быстро вскакиваетъ и бжитъ къ Николаю).— Николаша, голубчикъ, родной. (Хочетъ обнять).

Николай.— Что теб?

Петръ (Сдерживаясь, спокойно).— Куда ты, голубчикъ, хошь идти?

Николай.— Опять же это не твое дло. (Во второй разъ свиститъ).

Петръ.— Не трошь ты ее, родименькій, не обидь.

Николай.— Что ты, полоумный — кого я обиждаю?

Петръ.— Я все вдь видлъ, все знаю (Обнимаетъ его). Болезный мой, что теб Наташа? Не трошь ты эту двку, коли Бога боишься… двка она всему дому подмога… не обидь Наташу.

Николай.— Отвяжись, дура-голова (Отталкиваетъ его). Что она теб? теб что за дло? (Свиститъ въ третій разъ).

Петръ.— Николай Андреичъ, не обидь ты ее, Богомъ тебя прошу… Знамо, она мн не сестра, только двка смирная, не загуби души хрестеянской… Кого хоть… не трошь только Наташи, больно она двка смирная. Кому за нее вступиться? Николай Андреичъ, прошу я тебя.

Николай (Отталкиваетъ его).— Вотъ дуракъ-то несообразный, ха, ха, ха! (Убгаетъ).

Петръ (Смотритъ ему во слдъ).— Въ лодку слъ… поплылъ… она къ рк вышла… Господи… батюшки!… Что же это, за что такая напасть… за что онъ ее загубитъ? (Бжгстъ къ лодк) Поду, догоню… отниму ее, касатку (Садится въ лодку]), недамъ ему, разбойнику (Встаетъ въ лодк). Никакъ она къ ему въ лодку сла… Видно, и ея согласье тутъ есть… На что жь хать? Загубитъ онъ ее… голубушку… Эхъ ты, ма, горе-доля! (Кидаетъ весла и стоитъ въ лодк понура голову).

(Николай поетъ вдалек псню)

Волга, матушка, бурлива, говорятъ,

Подъ Самарою разбойнички шалятъ,

А въ Саратов двицы хороши и т. д.

(Възжаетъ въ полосу, освщенную мсяцемъ, вмст съ Наташей).

Занавсъ опускается.

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

КАРТИНА I.

Сцена представляетъ рыбачью избушку. Направо перегородка съ дверью. Вокругъ стнъ лавки. Прямо входная дверь. Налво у лавки столъ. Но стнамъ развшены саки, черная снасть и сти. На перегородк виситъ осколокъ зеркала, оклеенный въ сахарную бумагу, тутъ же на гвоздик виситъ форменная матросская шинель и фуражка Еремеича. Налво маленькое окошко. Утро.

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

(При вскрытіи занавса Наташа сидитъ на лавк у стола, задумавшись. Еремеичъ выходитъ изъ-за перегородки, застегивая сертукъ).

Еремеичъ (Выходя изъ-за перегородки).— Право, Наташа, подемъ… Чего тутъ сидшь-то?… Обдню простояли бы, вмст помолились, а опосл обдни я бы на село къ свату зашелъ, а ты бы псенокъ попла, въ хоровод походила… Все-бъ маненько разгулялась, а то здсь одна съ тоски пропадешь, а? Подемъ, ягодка.

Наташа.— Нту, ддушка, не пойду…

Еремеичъ.— Да что ты, двушка… не можется, что ли теб, такая притоманная ходишь почесь цлу недлю… Коли не здоровится, легла бы полежала… а то мятки свари, испей.

Наташа.— Мн, ддушка, ничего.

Еремеичъ.— Какъ ничего, мнучка… Все ты такая смурая, да неохотливая ходишь… Коли здорова, для чего не сходить въ село… Какое веселье одной въ избнк сидть?…

Наташа.— Ко мн, Параня Рышковская севодни придетъ.

Еремеичъ.— Али съ ней на гулянье-то выдешь?

Наташа.— Не вду, ддушка… може и выду.

Еремеичъ.— Ну, вотъ это дло… съ ней и приходи… Нон, народъ толкуетъ, гулянье хорошее будетъ… качели понадланы… Вотъ на качеляхъ бы покачалась. Право такъ, мнучка, выходи-тко.

Наташа.— Какъ съ Параней… може приду.

Еремеичъ.— Заходи, коли придешь, къ свату, домой-то я не попаду, на оград сторожить стану… Я за твое здоровье просвирку изъ церкви принесу.

Наташа.— Принеси, болезный мой, принеси, ддушка… Помолись за меня (Порывисто обнимаетъ и уходитъ за перегородку, закрывая глаза рукавомъ).

Еремеичъ.— Что съ двкой подлалось?… Такая веселая, говорливая была, а теперь на-ко, что за притча такая? Не приглянулся ли кто ей, больно скучна стала она (Беретъ съ гвоздика фуражку и шинель). Ну, прощай, ягодка, время къ обдни идти.

Наташа (Выходя изъ-за перегородки).— Прощай, ддушка, прощай, родименькій.

Еремеичъ. Прощай (Цалуетъ ее въ голову) мяучка, прощай… Да что ты словно?… (Смотря на нее). Глаза-то такіе красные.

Наташа.— Нту, ддушка… это втромъ надуло… Вчера зогодливо было.

Еремеичъ.— То-то… Ты скажи мн, коли что на душ у тебя есть… Можетъ, парень какой полюбился… а, мнучка?

Наташа.— Что ты, ддушка, съ чего ты это?

Еремей.— Ты — двка молодая… Что жь, подавай-богъ, коли малый хорошій, да работящій.

Наташа.— Ну, полно, ддушка (Прижимается къ нему). Не пойду я отъ тебя ни къ кому.

Еремей.— Отчего не пойти? не вкъ въ двкахъ сидть… Ты думаешь, весело одному-то жить?… а мн съ тобой недолго жить: плохо вижу, видно, въ чистую пора. Только бы богъ-далъ, чтобы по душ былъ, да человкъ не мотыга, не пьяница.

Наташа.— Оставь это, ддушка (Прижавшись, плачетъ).

Еремеичъ.— Ну, не плачь… Не отдамъ, коли сама не захочешь… Ну, не плачь же, я пошутилъ (Цалуетъ въ голову). Прощай! приходите съ Параней, ужо.

Наташа.— Прощай! (Стоитъ, закрывъ лицо рукавомъ).

Еремеичъ (Уходя).— Что съ двкой попритчилось — и ума не приложу… Эко дло, эко дло!

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Наташа (Одна).— Запропала моя головушка, только и свту я видла, что въ эти три недльки… За что онъ меня при людяхъ-то обижаетъ, позоритъ при всемъ честномъ народ?… Чмъ я супротивъ его виновата стала?… Хоть бы слово со мной перемолвилъ, на душеньк бы полегчило, а то стрнится… либо на смхъ подыметъ, либо отвернется… Отворожилъ, видно, его отъ меня недобрый человкъ… аль полюбила его какая разлучница злая… не токма любви, а и сердца-то въ емъ ко мн нту… Ддушка, и тотъ примчаетъ, что ровно убитая хожу… а онъ и глазомъ не взглянетъ… Бда моя, доля горькая! (Облокачивается на столъ локтями и опускаетъ голову на руки).

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТЬЕ.

Петръ (Входитъ одтый по праздничному, съ шляпой въ рукахъ, армякъ въ накидку).— Съ праздникомъ, Наташа..

Наташа.— Спасибо, Петруша, али въ церковь идучи, за ддушкой зашелъ?… Сейчасъ онъ только вышелъ, какъ вы не встрнулись… Небол, чай, шаговъ со сто отошелъ, разомъ догонишь.

Петръ (Въ замшательств).— Нтъ, я… не къ ддушк Еремеичу… мн… что?… Ты, Наташа, ровно бы ревла, ишь глаза-то какіе!…

Натаніа.— Втромъ принадуло… вчерась, какъ мы снасти выбирали, такъ втеръ-то крпокъ очень былъ.

Петръ.— Полно, Наташа, какое отъ втру… Сама ты изъ себя вся выжелтла.

Наташа.— Неможется нешто… Али надо что — пришелъ, може Герасимъ Прохорычъ прислалъ зачмъ?… Почто зашелъ къ намъ?

Петръ (Крутитъ въ рукахъ шляпу).— Ты, Наташа, на что себя такъ убиваешь?… Этакъ убиваться — надо въ гробъ лечь… Ты полно.

Наташа.— Что ты, Петруха, объ чемъ мн убиваться! (Старается улыбнуться).

Петръ.— Какъ же? видишь какъ убиваешься, ноли изъ лица спала… Нестоющій онъ человкъ, чтобъ объ емъ думать-то… право!

Наташа.— Да съ чего это ты?.. ни объ комъ я не думаю…

Петръ.— Полно, Наташа, упираться-то… Знамо дло, кабы не думала, не такая бы была, а то смотри… исхудала, желтая нони стала… Выбрось ты изъ своей думки его… Ахальникъ онъ, одно слово — разбойникъ… Ему бы только, какъ гд смутить… Послдній онъ человкъ изо всхъ..

Наташа.— Да что ты, Петруха?… не знаю я никого.

Петръ.— Полна, Наташа… Отъ добра сердца хочу я теб сказать… Народъ начатъ примчать, что ты ходишь, ровно въ воду опщенная… Народъ, знамо, толкуетъ съ глазу… Я тоже все знаю про его непутнаго.

Наташа.— Про кого, про кого? (Порывисто говоритъ и смотритъ пристально въ глаза Петру).

Петръ.— Про кого? (Дрожащимъ голосомъ) Про его, разбойника, про Николая Андреича… Все, може, сердце изболло, глядя на тебя.

Наташа.— Петруша, голубчикъ… не говори ты никому… рук на себя наложу.

Петръ.— Что ты, что ты! Раз я нехрись, что ли… Ты, мои, Наташа, не вдашь…

Наташа.— Видлъ ты его… Сядь, разскажи, Петруша, гд онъ, и говорилъ что онъ теб? (Садится на лавку, Петръ возл нея).

Петръ.— Раз что онъ путемъ-то говоритъ?… Брань, да ругань отъ него. Скалитъ зубы надо всмъ, и закона у его ни противъ чего нтъ… Одно слово — непутный. Отъ насъ сбжалъ, такъ третьяго дни Андрей Макарычъ къ батьк опять привели на справленье… Его не справить!

Наташа.— Что про меня-то онъ теб говорилъ?

Петръ.— Что про тебя говорить ему? Извстно, что деретъ глотку, благо у него широка, поднимаетъ насмхъ.

Наташа (Со слезами).— Горькая моя доля… Опостыла я ему совсмъ.

Петръ.— Полно, не реви, касатка, выбрось ты его изъ своего сердца.

Наташа.— Петрушенька, вдь одного его любила — и тотъ меня покинулъ вовсе.

Петръ.— Что теб въ емъ въ разбойник…? Не онъ первый, не онъ послдній: кажныи парень, кажись, за тебя голову положитъ… Что въ емъ непутномъ…? Ты возьми, да и память о немъ покинь. Что, что онъ мщанинъ городской? мы и слабодскіе, да на экія дла не пойдемъ.

Наташа.— Кажись, легче умереть, чмъ его позабыть: приворожилъ онъ меня къ себ, ровно цпями приковалъ онъ… (Плачетъ)…

Петръ.— А ты не реви, родная… Пропади онъ совсмъ!… Наташа, а Наташа? (Молчитъ, склонивъ голову на руки). Кабы Богъ помогъ, на душу бы теб облегченье пришло, да позабылся бы теб онъ, одманщикъ недобрый… Что теб въ емъ, въ одманщик?… Избушка у насъ, знаешь, какая просторная, мста здсь привольныя, рыба рыб въ перебои, только успвай ловить, ддушка у тебя душа добрая, втхъ больно, родители христовымъ подаяньемъ побираются, гд теб ихъ всхъ соблюсть? подмогу теб надо…

Наташа.— Не надрывай ты моего сердца, Петрушенька… не говори (Плачетъ).

Петръ.— Эка ты, право, двка!… (Утираетъ слезы). Смотрть-то на тебя сердце надрывается… Разбойникъ, безпутная голова… Ишь, что съ двкой подлалъ! (Отираетъ слезы полой армяка) Наташа, простой я человкъ, безъ лукавства. На хочу я сватовъ насылать, самъ за себя прошу: выдь ты за меня! Хошь и не въ большомъ богатств, да въ любви жить будемъ, работать стану сколько силъ хватитъ, ни день, ни ночь отдыха себ не дамъ, родителевъ твоихъ за мсто родныхъ почитать стану, ддушку на старости лтъ ни до какой работы не допущу… Молви ты мн по открытности свое доброе согласье.

Наташа.— Петрушенька… Люблю я моего лиходя, Миколаюшку, окромя его ни за кого замужъ не выду… Не прогнвься ты на меня, Петрушенька, не хочу я тебя одманывать, не властна я съ сердцемъ своимъ ретивымъ: не закажешь ему кого полюбить, кого разлюбить. Прости ты меня, горькую!… Не забыть мн моего дружка милаго.

Петръ (Стоитъ нсколько минутъ на одномъ мст, закрывъ лицо полой, потомъ быстро обнимаетъ Наташу).— Забудь ты его, зазноба моя!… Прости, Наташа! Загубилъ, разбойникъ! (Со слезами уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Наташа.— И чмъ бы Петруха не парень? Смирный, добрый, работяжій… А сердце къ ему не лежитъ… Видать, что старики-то правду толкуютъ: не похорошу милъ, а помилу хорошъ… И куды я угодила?…

Параша (Входя).— Здравствуй, Наташа… Умора, двонька! Повстрчалась я сейчасъ съ Петрухой: реветъ быкомъ около избы. Спрашиваю, что, молъ, съ тобой? Рукой махнулъ, слова не сказалъ, да и пошелъ по дорог къ селу, а сапъ такъ и реветъ-заливается… Упора!… и кто только его изобидлъ? Да что ты, двка, сидишь въ будничномъ сарафан? Разв не пойдешь на гулянку? Народъ такъ валомъ и валитъ… Мшковскіе, Орховскіе, вс идутъ, чай, вся волость сберется… Время собираться.

Наташа.— Я не пойду.

Параша.— Какъ, не пойдешь?… Полно-ко, что ты! Нон у насъ семикъ, извстно — двичій праздникъ, да и въ приход пашемъ престолъ, грхъ въ кобедню нейти… Разв ддушка-то одинъ ушелъ?

Наташа.— Одинъ… Не до гулянокъ мн теперь, не до праздниковъ.

Параша.— Али съ парнемъ размолвка?

Наташа.— На весь міръ надо мной надругается… Вчера ходила къ Герасиму Прохорычу — такъ и не кланяется, остались одни, говорить начала съ нимъ — захохоталъ на мои рчи: уйди, говоритъ, отъ меня, опостылла ты мн.

Параша.— Ахъ, онъ, ахальникъ этакой! Что жь ты ему, двонька, на это… какой отвтъ дала?

Наташа.— Какой отвтъ?… ужь, знамо — силой милой не быть.

Параша.— Да что ты, двка, въ ум ли ты? Да я бы ему, разбойнику, зенки-то его, кажись, выцарапала… право. Г.тядико, опостылла, говоритъ, а! Да самъ онъ что? Разв что разговоры-то свои мщанскіе разводить мастеръ, а то не больно собой-то взялъ, ишь.ты!… Видали мы и не экіихъ, да по морозцу спускали, въ путь добрую… Что жь ты ему въ зубы-то смотришь, Наташа? Взяла ужо въ хоровод, такъ выпла, что и мста-то бы себ не нашелъ, безстыжіе его глаза, право!

Наташа.— Гд ужь мн, Параня… Богъ съ нимъ!…

Параша.— Какъ, Богъ съ нимъ?… Этакъ дай имъ повадку-то, они возомнятъ и ни весь что о себ. Ну-ка, двка, что носъ-то повсила? Выряжайся, да пойдемъ въ кобдню… Я ему ужо, непутному, покажу, какъ надъ двками фордыбачиться, погоди… При всемъ хоровод такъ отчищу — ни къ одной двк подступиться не посметъ. Пра-а-во!

Наташа.— Не трожь ты его, Параня.

Параша.— Такъ что жь, такъ и оставить надругаться надъ тобой? Погоди еще, придетъ сюда… спсь-то мщанскую пособью… Ну-ка, двонька, собирайся, пора!

Наташа.— Не пойду я, Нараня… Ну. на что я пойду?… На какое веселье, на какую радость? Люди въ хороводъ пойдутъ, псню запоютъ, а у меня на сердц горе тяжкое. Онъ-то словно каменный, веселшенекъ.

Параша.— Имъ что?… Знамо, толкуютъ, поплачутъ-де, да перестанутъ — на то бабье… Раз у ихъ есть какая жалось, у непутныхъ? Что объ ихъ убиваться-то? А ты, двонька, плюнь на него, озарника, право.

Наташа.— Силушки моей нтъ, рада бы радшенька позабыть его, да сердце-то не остановишь: болитъ по немъ, по моемъ измнник неврномъ.

Параша.— А ты ему воли-то не давай… Мало оно объ чемъ болитъ… Я двка была молодая, парнямъ спуску не давала. Вонъ покойникъ большакъ, почитай цлый мясодъ коло меня лебезилъ, ужь и парень былъ, сказать молодецъ, вс двки на него возрились, да и сама я души въ емъ не чаяла, а такой ужо у меня ндравъ, что до самого двшиника съ нимъ не цаловалась, ей-богу. Ну, и любилъ ужь противъ всхъ мужьевъ не въ примръ, за два года, покесь его господа въ солдаты не сдали, одиново только и побилъ, во хмлю домой пришолъ. Такъ-то и ты… Чего плакать-то? Онъ смется, а ты вдвое, може, и черезъ силы посмяться придется: что съ ими, озарниками, длать? Да я бы и слезинки объ Миколк не проронила, одинъ разлюбилъ — другой полюбитъ.

Наташа.— Нтъ, не любить меня другому… Стыдобушка моя въ гробъ меня положитъ.

Параша. (Лукаво).— Экой стыдъ, подумаешь, что двка съ парнемъ поцаловалась, гд украдкой любовныя рчи промежь себя говорила… а ты подожди.

Наташа (Бросаясь къ ней на шею со слезами).— Да чего ждать-то, бабанька? Вдь запропала моя головушка, Парашенька… (Рыдаетъ).

Параша. (Съ притворнымъ ужасомъ).— Ахъ, двонька! Экая бда послучилась злая, а мн-то съ дурна ума и невдомкъ… Сядь-ко, полно надрываться, не плачь (Сажаетъ ее). Ну, ужь парень-безпутокъ, совсть воровская… Ты ддушк-то не повинилась?

Наташа.— Нту, не винилась.

Параша.— Экой грхъ, экой грхъ! Ума-то тутъ не приложить въ этакой бд… Опосля того ты съ нимъ въ хоровод не ходила, на гулянк не видалась?

Наташа.— О за прошлое воскресенье вышла на гулянку, такъ такой смхъ пустилъ… со стыда сгорла, слезами обливавшись.

Параша.— Ну, двка, вотъ что: выряжайся ты въ сарафанъ, въ самый-самолучшій, ленту широкую въ косу вплети и подемъ на гулянье. Выряжайся скорй.

Наташа.— На что… Моченьки моей нтъ, не до гулянокъ мн.

Параша.— Ужь поврь ты моему слову: сама двкой была не хуже другихъ… Поврь ты мн, бобылк, съ добра сердца теб говорю: какой парень ни будь, а изъ моихъ рукъ не уйдетъ… Ну-ка, двонька, поторапливайся. А избушку-то запираете?

Наташа.— Нту, перегородку одну замыкаемъ.

Параша.— Ну, и ладно… Ты подъ, выряжайся, а я здсь что лишнее-то, къ теб за перегородку подамъ замкнуть. Нон праздникъ, пьянаго народу много, неровенъ часъ и недобрый человкъ какой навернется, выкрадетъ все, на замк-то оно все спокойне. Подь же, подь, надвай сарафанъ. (Поднимаетъ Наташу съ лавки).

Наташа (Вставая).— Да скажи ты мн, что ты задумала, Параня? На что я выряжаться-то стану?

Параша.— Ужо сама увидишь, какъ милой дружокъ коло тебя увиваться почнетъ… Худу не научу, говорю — сама двкой была… не разъ посл спасибо скажешь.

Наташа (Уходя).— Не воротить его старой любви, опостылла я ему.

Параша.— Богъ не безъ милости! (Провожаетъ ее до дверей) А ты поскорй, двонька. Такъ оно и есть! Настрою противъ его Натаху, парень онъ огонь — не стерпитъ… опротивитъ она ему. Опять ко мн повернетъ. (Собираетъ со стнъ саки, черноснастку, сти, кладетъ все на столъ и уноситъ его за перегородку, туда же относитъ и скамейки. Все это длаетъ впродолженіи монолога). А-а! такъ вотъ какъ?… Погоди, разбойникъ, придешь… Не все теб величаться, да двичью жизнь задать… Эко дло, что ты городской мщанинъ, велика невидаль!… Насъ бабъ изобидть недолго, охальникъ. Ну-ка, я глазъ не осушаю, а ему горя мало: горланитъ псни, да по кабакамъ шляется… Двка изо всхъ двокъ писаная, купцы засматриваются… Нту, шалишь… Не отлынишь — либо по старому со мной, живи, либо женись… Не уйдешь… Мало теб, что надо мной, надъ бобылкой, цлое лто зубы скалилъ, непутный, двокъ изобижать началъ… Постой, отольются теб, волку, бабьи слезы!’ Мало теб, что я сокрушаюсь… Другую высушить хочешь… Всю деревню подыму, къ батьк твоему толстобрюхому въ городъ дойду. Либо меня попрежнему люби, либо женись на нелюбой… Сокрушилъ ты меня! Ноли двка себя не помнитъ, подлый человкъ. (Въ двери) Скоро ли, Наташенька?… Подъ сюда, я ленту-то повяжу.. (Наташа входитъ въ праздничномъ сарафан). Ну, вотъ такъ, касатка, давно бы вырядиться… Дай-ка ленту-то. (Наташа подаетъ, Параша ввязываетъ въ косу). Не стоитъ онъ, чтобъ память-то объ немъ имть… Чего хорошаго — сидишь одна здсь, да разливаешься… Вотъ и на голову повяжу (Повязываетъ). Поглянись-ко въ зеркальцо-то… (Наташа смотрится). Красота такая, что хоть и купеческому сынку такъ понравишься, а? А ты смотри веселй, во всей волости такой красавицы нтъ.

Наташа.— На что и красота, коли милому не мила…

Параша.— Будешь и милому мила. Дай-ка сюды, я волосы-то приглажу (Приглаживаетъ ей волосы). Такъ вс парни изъ-подъ ручки смотрть станутъ.

Наташа.— По что же ты меня на гулянку ведешь?

Параша.— А вотъ по что, двушка. Миколкино сердце перемтливо, завистливо. Выйдешь ты на гулянку, въ хороводъ, пойдешь, глазомъ на него не смотри, съ другими парнями лебези, поводку имъ давай, пусь кругъ тебя увиваются, смяться почнетъ — а ты еще рзвй пляши, да съ парнями пересмивайся, пой во весь голосъ, ровно у тебя и горюшка нту на, сердц, хороводъ води вольно да съ приглядью, обернется его. сердце къ теб, почнетъ онъ съ тобой разговоры заводить — ни въ жись съ нимъ не говори…

Наташа.— Не стерплю я, Параша… не совладю съ собой, сердце-то у меня крпко болитъ но немъ.

Параша.— А ты на его не гляди… Возьми ужь на часъ волю… Знаю я экихъ парней: ихъ что больше люби, тмъ они больше неповадливы… Да съ твоей красотой, да я бы, двка, всхъ парней сглазила… Только ты волю собери, да не гляди на его — будетъ твой опять… Видишь, ты какая красавица.

Наташа (Воодушевляясь).— А что, Параня, и въ самомъ дл, да коли онъ меня опять полюбитъ?

Параша.— Ужь поврь слову… Не перваго парня на своемъ вку вижу… Третій годъ не даромъ бобылкой живу. Подемъ, двонька.

Наташа (Запирая перегородку).— Подемъ, Параня, подемъ. Ужь либо сниметъ онъ съ меня голову, либо будетъ мой! (Уходятъ)

КАРТИНА II.

Направо церковная ограда съ каменными столбами по угламъ и деревянными, выкрашенными зеленой краской, балясинами, образующими красивую ршетку, налво качели и вдалек видна харчевня съ вывскою ‘Хотъ въ завидніе’. Ближе къ аванъ-сцен небольшая кудрявая березка. Вдалек Волга. При вскрытіи занавса народъ толпой валитъ изъ воротъ церковной ограды, накрываясь шляпами, ребятишки бгутъ къ качелямъ и качаются.

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

Герасимъ Прохоровичъ.— Экой безпутокъ какой!…Изъ церкви, сусдъ, выходили, все за мной шелъ, оглядывался, чтобъ не улизнулъ какъ онъ… Тутъ съ церковнымъ старостой закалякался… а онъ въ толпу и юркнулъ. Совсмъ парень отъ рукъ отбился… Наказалъ Господь Андрея Макарыча — совсмъ пропащій у его сынъ.

Еремеичъ.— Хочется молодцу погулять — ну, пускай его.

Герасимъ Прохоровичъ.— Гулянки-то у него непутные.

Еремеичъ.— Дло молодое и выпьется лишнее — не бда… Вы, сусдъ, очень до него строги.

Герасимъ Прохоровичъ.— Съ нимъ, сусдушка, никакъ ни возможно. Будь онъ мой сынъ, я бъ зналъ, какъ… а онъ на исправленье отданъ, чтобъ не баловался къ городу. Какъ его наблюдать? Ты съ имъ норовишь по душ, а онъ противъ тебя одно другаго слова злй. Вдь въ людяхъ живетъ, все одно служитъ, долженъ бы это чувствовать. Теперь онъ у господъ не жилъ… Тамъ экой-то совсмъ пропадетъ….

Еремеичъ.— Гд жь у господъ ему жить? самъ я оброкъ платилъ — знаю… Теперь хошь бы взять въ служб? Поперечь старшому — забьютъ… Суборденація… Да! (Осматривается). Мнучки не видать… Экое дло!… Сохнетъ, сусдъ, двка… таетъ какъ воскъ… (Осматривается). Нту, нтути. Прощайте, сосдушка, къ дьячку Егору побреду.

Герасимъ Прохоровичъ.— Али дло есть?

Еремеичъ.— Дла чтобъ особаго сказать — нтъ, а пиво у нихъ на праздикъ варили, позывали пивка выпить… Вдь и васъ онъ просилъ, подемъ и вы заодно, покалякаемъ съ дьячкомъ-то, онъ намъ изъ божественнаго что раскажетъ, старикъ онъ хорошій, на рдкость поискать, а?

Герасимъ Прохоровичъ.— Для-че не пойти, да вотъ Миколая Андреича высматриваю, надо наказать, чтобъ небольно на винище-то напускался, важный праздникъ домой придетъ вина пьяне. Надо безпремнно въ заведеніе зайти.

Еремеичъ.— Христосъ съ нимъ!… Не троньте его, пускай его гуляетъ, коли гуляется. Подемъ-ко… (Идутъ) Года возьмутъ свое — отгуляется, намъ старикамъ не воспретить имъ стать.

Герасимъ Прохоровичъ.— Гуляй… да разріъ не прогуливай, родителя-то огорчаетъ.

Еремеичъ.— Придетъ пора, время — возьмется за умъ. (Уходятъ). Теперь онъ въ заведеніе не пойдетъ, а ужо отъ свата зайдемъ. Пусь погуляетъ.

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Николай (Выходя изъ кучи, парней).— Провалился, ушелъ?… ушелъ!… Видно, его ддушка Еремеичъ съ собой увелъ, глазами-то все меня искалъ, да видно, не запримтилъ. Теперь крути, верти, козыремъ ходи. (Приплясываетъ) Вотъ что, парни, давайте двокъ на качеляхъ качать… Юпла, выбирай двку, сади на качели, а я свою возьму, напротивъ другъ дружки на концахъ станемъ.

Евплъ.— Ладно. (Уходитъ въ толпу).

Николай (Подходя къ двушкамъ, которыя стоятъ кучкой въ сторон и разговариваютъ меокду собой).— Двушки красныя, что же вы отъ насъ отшиблись, въ сторонку спрятались… Сдлайте ваше одолженіе, взгляните хоть однимъ глазкомъ, по васъ вс парни соскучились, носы повсили… Просимъ милости на качеляхъ покачаться, блы косточки понжить, пожалутесь. (Двушки переминаются, толкаютъ другъ друга локтями и улыбаются) Что жь, двушки красныя, писанныя, расрекрасныя… Наше вамъ-съ, милости просимъ.

Двушка изъ толпы.— Что жь, или Варюха… Чего пядиться-то?

Варвара.— Почто мн первой-то идти? или сама, коли хочется, не меня зоветъ… Что цпляешься? (Отталкиваетъ ее локтемъ).

Николай (Снимаетъ шляпу).— Которая ближе ко мн, той и бью челомъ, не откажите вашимъ желаніемъ нашимъ расположеніемъ-съ. (Беретъ одну изъ двушекъ за руку и ведетъ къ качел).

Двушка изъ толпы.— Ишь… Мавруху взялъ… коло нее любезитъ таперь… Только ужь парень!… Да что, двки, Натахи не видать?

Варвара.— Прасковья-хороводница за ней пошла… придутъ!

Николай (Подходя къ качели, ребятишкамъ).— Вы, материны забавники, отцовы печальники, поспли ужь! Пошли съ качелей долой (Мальчики отбгаютъ). Юпла, что жь ты запропалъ?

Евплъ (Выходя изъ толпы съ двушкой).— Здсь… иду.

Николай.— Какой, братецъ мой, ты нескорый, чай, не рожь молотить… Ты поворачивайся… Марь Матввн-съ. (кланяется двушк, та отвчаетъ поклономъ ему). Садитесь, крпче держитесь, не свалитесь… Земля дрогнетъ, такъ качну… въ самое небо улетите. Ну-ка, Юпла, вставай на конецъ. (Двушки садятся посредин доски, парни встаютъ на концы). Юпла, начинай… Смотри, въ разъ, дйствуй. (Начинаютъ качаться, двушки подходятъ къ качелямъ).

Марья.— Миколай Андреичъ, не прытко… голова помутится. Николай.— Что ужь тутъ говорить? Назвалась груздемъ, ползай въ кузовъ… Такъ ли я говорю, ась?

Голосъ изъ толпы.— Врно… какъ есть такъ.

Николай.— Ну-ка, Юпла, махни! Ухъ. (Взмахиваетъ рукой). Подъ самое облочко! Лихо… Еще, парень!… Такъ! Наше почтеніе-съ, міръ честной! (Снимаетъ шляпу и кланяется). Всхъ видно… Ю-ю-пла, крпись, Москву увидалъ!…

Голоса изъ толпы.— Экакой паренъ… Ловко, собака, качаитъ… одно слово — городской… Ишь его какъ изгибается, волкъ его заржь!… Двки-то сомлли совсмъ… укачало. Гляди-ка парень, это кто жь идетъ и домикъ съ собой за плечами несетъ… Да это никакъ раевщикъ, что о запрошлу ярмонку былъ… онъ самый… опять пріхалъ… Миколай Андреичъ, спущайте двокъ, сейчасъ представлять почнетъ.

Николай.— Ишь его принесло, только было, раскачался. (Останавливаетъ качели). А вы, двушки, легонько скачите… (Одна соскакиваетъ). Видишь, Мавруша, какая крпкая, ее какъ хошь качай, не укачаешь, право, ей-богу! (Соскакиваетъ съ качелей).

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТЬЕ.

Изъ толпы показывается равщикъ, ставитъ ракъ на стойку. Онъ въ сромъ армяк, застегнутомъ на три мдныя пуговицы, подпоясанъ кушакомъ, въ картуз. Снимаетъ картузъ и раскланивается, говоритъ монотонно, нараспвъ, съ ужимками и гримасами.

Равщикъ: Здравствуйте, мужички,

Срые армячки,

Красные кушачки!

Пожалуйте, не скупитесь,

Дивамъ дивнымъ подивитесь!

Николай.— Мавруша, пойдемъ, посмотримъ… Марья Матввна, пожалуйте, не упирайтесь… Чего вы, съ нашимъ удовольствіемъ. Съ тршника не разорюсь, въ кабалу не пойду. (Подходятъ къ стеклышкамъ и смотрятъ).

Равщикъ: Въ заморскомъ царств,

Во французскомъ государств,

Стоитъ городъ Парижъ,

Не додешь, угоришь,

А изъ дали поглядишь:

Дома-то цвтные,

Окна-то рзныя,

Свту-то, свту,

А тепла ничего нгу!

За городомъ мостъ

На двадцать-пять верстъ,

Мужья по мосту ходятъ,

Чужихъ жонъ за собою водятъ,

Барыни, вс въ тряпкахъ, въ шляпкахъ,

На модныхъ подкладкахъ. и

А вотъ стоитъ городъ Мадритъ,

Городъ-то бы онъ и торговый

Да народъ все живетъ въ немъ безтолковый.

Изъ дому не бжитъ,

Дома на печк не лежитъ,

Мякины не жуетъ,

Вина выходитъ — не пьетъ.

Съ воды пьянъ живетъ. (Хохотъ въ толп).

А вотъ, извольте смотрть,

Идутъ корабли съ товаромъ,

Везутъ обновы барамъ:

Пару, вару, кухальнаго угару,

Шерсти, шелку, курительную смолку,

Ворохъ паутины,

Два пуда дыму, (Хохотъ въ толп).

Три пуда втру —

Хвать — анъ и ничего и пту!

Наши-то деньги изъ мошны

Французы-то взяли да ушли.

А вотъ столичный городъ Питеръ,

Россійскому народу бока повытеръ,

Отъ нмцовъ житья нту —

На всемъ кладутъ свою мту.

Николай.— И удивительно, какъ тутъ все занятно обозначено, въ точности. Важно, братъ, возьми тршникъ, не жаль (Подаетъ деньги). Что жь, братцы, отлынивать стали… Кажи двицамъ каждый на тршникъ, раскашеливайся… Лындить, нтъ стой… Юпла, кажи ты двкамъ.

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Входятъ: Параша, Наташа и Петръ сзади.

Параша (Раскланиваясь двушкамъ).— Здорово, двоньки красныя. Каково можется, здоровится…? Вотъ и я не одна хороводница пришла — госью привела… Здорово, молодцы, госью встрчайте, за блы-руки принимайте… Али безъ меня и псня не поется и хороводъ не ладится?

Николай.— Чему безъ тебя сладиться… безъ тебя, однемъ словомъ, вс пропадаемъ… (Указываетъ на Петра и презрительно смотритъ на Наташу, я которая входитъ въ толпу двушекъ) Гляди, какого плясуна косолапаго привела… Ты бы еще калкъ перехожихъ сюда назвала, да и водила съ ими хороводъ.

Параша.— Мы и косолапые да плясать пойдемъ, а тебя и прямоногаго да не припустимъ.

Николай.— Ну, нтъ, ттка, шутишь!… Этому не бывать — не плавать куриц по синю морю… шалишь!

Параша (Тихо и скороговоркой Николаю).— Слушай, Миколаша, придешь ко мн севодни, а то смотри въ бду введу. Придешь?

Николай.— Я теб сказалъ, отцпись! Ишь какая охотливая… Еще грозитъ! Испугался! (Хохочетъ) Солдатскій ошметокъ.

Параша (Сверкнувъ глазами).— Ну, такъ ладно! (Вслухъ). Нестоющій ты человкъ, чтобъ и говорить-то мн съ тобой… Ну-ко, двоньки, заломаемъ березоньку… Очищайтетко мсто… (Къ равщику). А ты, добрый человкъ, посторонись: мсто здсь хороводное, съ испоконь вку здсь хороводы водимъ, отойди вонъ туда, въ ярмоику, тамъ за кабакомъ самый развалъ народу (Равщикъ хочетъ удалиться съ понорамой).

Николай.— Стой… приставляй здсь… двушки смотрть хотятъ…

Параша.— Кто хочетъ, пущай туды идетъ, чтобъ на семъ мст нашему хороводу помхи не было… Такъ ли, двоньки?

Двушки.— Такъ, такъ, Параня.

Параша.— Отойди къ сторонк, добрый человкъ (Раевщикъ уходитъ).

Николай.— Да ты откупила, что ль, это мсто?

Параша.— Откупила, да не у тебя, что еще вяжисься… Ну-ка, пареньки, берите двокъ, да становите танокъ… Петрушенька, бери Наташу… (Вс устанавливаются, взявшись руками, въ кружокъ). Дло семиково, заломаемъ березоньку да покумимся. Становитесь вкругъ березы.

Николай (Подходя къ двушкамъ).— Наташа съ Петрушкой въ перву голову пойдутъ, то-то хороводъ будетъ… Али ужь мн пойтить?

Параша (Замыкая хороводъ).— Больно чивъ… У тебя губа дура… Ничего, ты постой, оборви сердце-то на себ самоемъ, намъ купцовъ, аршинниковъ не надо. (Шагаетъ платкомъ) Начнемъ, двоньки. (Запваютъ псню).

Николай.— Стойте, двушки! (Псню продолжаютъ пть)

Параша.— Много взялъ, что?-Еще не то будетъ, погоди (Хохочетъ: Николай отходитъ къ сторон и насупясь смотритъ на хороводъ).

Во пол березонька стояла,:

Во пол кудрявая стояла.

Люли, люли, стояла! (bis),

Некому березу заломати,

Некому кудряву заломати.

Лю ли, люли, заломати! (bis).

Параша.— Выходи, Наташа! (Та выходитъ въ кругъ, тихо ей) Не робй, двка, парень-то ошаллъ.

Я пойду погуляю,

Блую березу заломаю.

Люли, люли, заломаю! (bis).

Сржу съ березы три пруточка,

(Срываетъ березовую втку)

Сдлаю я три гудочка.

Люли, люли, три гудочка! (bis).

Вы гудки не гудите,

Стара мужа не будите.

Люли, люли, не будите! (bis).

Николай: (Хохочетъ).— Дайте ей, братцы, вмсто гудка-то лопату, больно легко ходитъ!… Смотрите (Нсколько мщанъ подходятъ). Умора! ха, ха, ха! (Толпа хохочетъ. Хороводъ прекращаетъ псню) А вы пойте… Я вотъ сейчасъ пойду пудъ орховъ куплю, авось повадливе наша хороводница будетъ. Пойдемъ, ребята! (Хочетъ идти).

Параша (Выскакивая изъ хоровода).— Ты смотри у меня озарничать, безстыжіе твои глаза.

Николай.— А ты мн, что подлашь? (Выступаетъ впередъ).

Параша.— Да вотъ вцплюсь въ твои кудри-то, да такъ оттаскаю, что на!… Не найдешь, что чесать.

Николай.— Больно прытка! а ты погоди: руки коротки, не доросли до моихъ кудрей… Ты свои сначала выросли, ишь, у тебя на голов-то гладко, хоть горохъ молоти… Собери свои гд растеряла, али кто вытаскалъ.

Параша.— Что-о? (Наступаетъ на него).

Николай.— Что сказалъ, тмъ и кланяюсь… Такъ-то… Думаешь, по старому обниму, какъ-же — жди, знаешь пословицу: поигралъ да и за щеку. Пойдемъ, братцы, двкамъ пряниковъ, да орховъ покупать. (Идетъ съ двумя парнями)_

Параша (Въ слдъ ему, наскакивая сзади).— Ахъ ты, ахальникъ! ахъ ты, непутная твоя голова! Да я теб… дай срокъ, батька такъ теб бока-то отомнтъ. Стой, погоди, разбойникъ.

Николай (Шедши молча задомъ, обертывается).— Брысь!. (Парни хохочутъ)

Параша.— Тьфу теб, поганецъ! (Николай уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ПЯТОЕ.

Параша. (Подходя къ двушкамъ, которыя окружили Наташу).— Экой, разбойникъ, парень, стыда въ емъ никакого нту, надо всмъ міромъ надругается… Неужъ-то вы, двоньки, себя въ обиду дадите? Сегодня надъ одной надругается, а завтра и до всхъ доберется. Ишь двку-то какъ опозорилъ… Полно, Наташа, подь сюда (Наташа подходитъ). Что ты на его смотришь! (Тихо) Скрпись, двка, что длать, я съ нимъ еще шутку сшучу.

Наташа.— Пойдемъ, Параня, домой, не до псенъ мн, не до плясокъ, ноженьки подо мной подгибаются.

Параша.— Погоди, двка… Зло его забрало — сдлаемъ дло, ты только не смотри, да ходи но кругу вальяжне. (Вслухъ) Такъ какъ же, двоньки, дадимъ мы себя въ обиду, а?

Двушки.— На што даваться… не дадимся… Гд въ обиду даться… Не таковскія… не дадимся.

Параша.— Хороводница я ваша, аль нтъ?

Двушки.— Хороводница, знамо хороводница.

Параша.— Ну, коли я хороводница, такъ подьте сюда…. Теперя этотъ обидчикъ Миколка видитъ, что его не беретъ, ушелъ орхи покупать, думаетъ приманкой этой весь хороводъ къ себ повернуть… Что мы — дуры, штоль, орховъ его да пряниковъ не видали.

Двушки.— Эки не видали… Видали може и леденцы сахарные?

Параша.— Не брать никому у него гостницовъ, а?

Двушки.— Не брать, не брать!… не возьмемъ… ни въ жись не возьмемъ!..

Параша.— Держать свое слово, двки, крпко… Сейчасъ хороводъ заведемъ. Вотъ что, молодцы, пареньки… (Къ парнямъ) Изобидлъ этотъ безпутокъ, Миколка, нашу двку, кто его руку Держитъ — отходите, отъ насъ, кто къ намъ тянетъ — милости просимъ псенъ поиграть. (Кланяется).

Петръ.— Такъ неужто парнямъ двокъ изобижать? Подемъ, ребята… Бабу изобидть — послднее дло.. Подемте. (Большинство парней отдляется за Петромъ).

Параша.— Ай-да парень, вотъ, молодецъ… сказать что молодецъ!… Выбирайте двокъ… Мавруша, бери Наташу, становись (Устанавливаются). Ходи живо, смотри весело… Ну-ка. Покумитесь, заплетайте внокъ.

(Мавра и Наталья заплетаютъ на берез внокъ. Хороводъ движется вокругъ нихъ. Двушки поютъ):

Заплетися внокъ, заплетися,

Ой, Дидъ, Ладо, заплетися! (bis)

Покумимся, кума, покумимся,

Ой, Дидъ, Ладо, покумимся!

(Наташа и Мавруша цалуются черезъ внокъ)

Подружимся, душа, подружимся,

Ой, Дидъ, Ладо, подружимся! (bis) и т. д.

Николай (Выходитъ изъ-за харчевни при начал псни, въ рукахъ у него платокъ съ орхами то пряниками, за нимъ идетъ Евплъ то другой мщанинъ также съ гостинцами. Обходя хороводъ).— Двушки красныя, не побрезгуйте нашимъ добромъ… Самъ орхи калилъ, на меду прянички мсилъ, пожалуйте оршковъ пощелкать, не поспсивьтесь. (Продолжаютъ пть, не обращая на него вниманія) Что жь, двушки, пожалуйте, не обидьте? (Подходитъ къ одного) Василиса Митревна! Просимъ милости-съ.

Василиса.— Отступись, не мшай пть! (Отвертывается) Николай.— Или больно съ вечера каши наперлась, что съ орховъ-то у тебя глазъ воротитъ… ха, ха, ха! (Мщане, присоединившіеся къ нему, тоже хохочутъ. Онъ подходитъ къ другого). Василиса съ каши оскому набила, зубомъ не двигаетъ… У васъ, Варюша, зубки молодые — просимъ милости, не обезсудьте-съ. (Подставляетъ платокъ. Варвара молча ударяетъ рукой по платку, орхи разсыпаются)

Параша.— Такъ его… ай-да, варя!… ну-ка, дружнй. (Поютъ). Николай (Становясь невдалек отъ хоровода, справа).— Эки нонче двки-то копытливыя стали, ровно-мерины лягаются, ха, ха, ха! Гляди, гляди, братцы, какъ Наталья Ивановна выплясываетъ, съ перевальцемъ… А вы ножку-то колесомъ несите, не спотыкнетесь, такъ не разшибетесь, кубаремъ покатитесь… ха, ха,— ха! Вы маненечко словно бы поприпухли, погрузнй стали. (Наташа закрываетъ лицо) Какъ ваше теперь прикрасное здоровьице, позвольте узнать, съ нашимъ чувствіемъ-съ.

Наташа (Въ слезахъ, порывисто выбгая изъ круга).— Миколаша, голубчикъ, убей ты меня, разнеси ты на части мое тло блое, не срами ты меня на міру чесномъ. Тебя любя, загубила я мою головушку… Золотой ты мой, писаный, скажи ты мн, за что не взлюбилъ меня? (Хочетъ взятъ его за руки).

Николай.— Отойди ты прочь… Надоскучила ты мн, опостыла хуже горькой полыни.

Наташа.— Лиходй ты мой, за мою любовь-тоску, снялъ ты съ меня головушку. (Сверкнувъ глазами) Надоскучила?… Міръ честной, согршила я гршница, простите меня. Двушки, хоть вы пожалйте меня… Скажите вы ему, лиходю, что мн жисть безъ него опостыла… Клялся вдь онъ мн любить меня до гробовой доски. Польстилась я на его рчи лукавыя, слова ласковыя… (Рыдаетъ)

Въ толп.— Ну-ка, ну-ка… Что съ двкой-то подлалось? Вслухъ, парень, про грхъ свой говоритъ… А-а-а!.. Уведите двку-то.

Параша.— Полно-ка убиваться объ немъ… Зазарно, отойдемъ, двка, къ сторонк… Подемъ, подемъ… Наташа, очкнись, полно теб. Петруня, помоги-ко мн. (Петръ подходитъ. Натащу берутъ подъ руки).

Наташа.— Ахъ, убейте меня, люди добрые! (Ее силой ведутъ подъ руки).

Николай (Петру).— Не подсобить ли теб, Петруша? Одному-то руки обломитъ, не довести… Тяга-то — ровно осмина ржи!

Петръ (Оставляя Наташу, подскакиваетъ къ Николаю съ дикимъ взглядомъ и поднятымъ кулакомъ).— Молви еще одно слово — разражу разбойника, праху твоего не будетъ. (Николай отступаетъ. Петръ злобно смотритъ съ минуту на него, потомъ, когда Параша зоветъ его къ себ). Злоди, злоди, загубилъ двку ни зачто… залъ двичій вкъ… разбойникъ!

(Уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ШЕСТОЕ.

Евплъ.— Что, Николаша, что-струсилъ… ракомъ запятился передъ Петрухой-то, а?

Двушка.— Что парень, а? Знать, на словахъ-то ты больно прытокъ, и на дл и лыжи вострить, а?

Николай.— Чего вострить-то съ… Экаго дива испугатся? въ городу фонари вотъ какіе сажали… да не пятился… Двка, извстно, блажитъ потому все это ей въ нов, обидчива больно… разв изъ одной двушки всмъ кручиниться… Вонъ у насъ какія піны, розаны… Выбирай любую… (.Встряхиваетъ кудрями). Эхъ, не одна-то во пол дорожка пролегала! Пой, двушки — угощу, на томъ свту угощенье воспоминать станите. (Запваетъ залихвацкую псню, парни и двушки подхватываютъ):

Вы послушайте, ребята,

Что струна-то говоритъ,

Дунай мой, Дунай, веселый Дунай

Что струна-то говоритъ —

Мн жениться велитъ,

Дунай мой… и проч.

Мн жениться-разориться,

Стару бабу взять… и т. д.

Дунай мой… и проч.

Николай.— Что за причта такая, не потся вовсе?… Даже сердце ломитъ… Совсмъ двка меня въ конфусъ привела. И голосу вовсе нтъ.

ЯВЛЕНІЕ СЕДЬМОЕ.

Параша (Запыхавшись, вбгаетъ).— Батюшки, кормильцы, подь-те со мной кто нибудь, помогите двку до лодки донести, лежитъ на земл словно пластъ, отнесть намъ съ Петрушей не въ моготу.

Двушки изъ толпы.— Да гд Петруха-то?

Параша.— Да тамъ въ кустахъ близь Сестрина врага… Побжимте, голубчики… отцы родные.

Парни и двушки.— Пойдемъ, ребята… побжимъ, Варюха… Эко дло, двоньки?… Какой случай лослучился… Ишь бда какая стряслась надъ двкой.

(Вс женщины и большая часть мужчинъ уходятъ).

Параша (Уходя, тихо Николаю).— Останный разъ тебя спрашиваю, придешь уже ко мн? (Ласково) Миколаша, приходи… Ишь ты какъ я къ теб… и сердца у меня вовсе нтъ. (Николай отвертывается отъ нее) Носъ воротишь. Такъ погодишь ты, увидишь, какой я солдатской-ошметокъ. (Вслухъ). Что буркалами-то своими непутными хлопаешь? Набдилъ бду, разбойницкая голова,— погоди ужо. (Уходитъ)

Николай (Вслдъ).— Молчи дура, не твоего ума-это дло. Эка двка-то ндравная. (Стоитъ задумавшись).

Евплъ.— Что, Николаша, задумался? (Бьетъ ею слегка по плечи).

Николай (Не отвчая на вопросъ).— Право, ндравная.

Евплъ.— Слушай, ну!

Николай.— Чего?

Евплъ.— Знаемо, чего. Что безъ толку-то на одномъ мст стоять? Ишь, какъ паритъ, ноли рубаха смокла, подемъ прохладиться… Ишь заведенье-то глядитъ, словно барскіе хоромы! Полемъ, ребята.

Николай (Встряхнувъ кудрями).— Она плачетъ, онъ смется — умственная штука!… не побабьи-жъ ревть!… У этого орла, (Указываетъ на вывску харчевни) сказываютъ, жена померла, подемъ помянуть. (Уходятъ).

(Занавсъ падаетъ).

ДЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

КАРТИНА 1.

Сцена представляетъ внутренность сельской харчевни. Прямо стойка: надъ ней полки, гд разставлены водки въ штофахъ, полуштофахъ и мелкой запечатанной посуд. Слва, гд оканчивается стойка, дверь за перегородку, на стойк дв-три тарелки съ закуской и самоваръ, налво простой сосновый столъ, передъ нимъ деревянные табуреты и по стн лавки, направо входная, одностворчатая дверь, около нея ближе къ рамп тоже столъ. При вскрытіи занавса, трое парней и два старика сидятъ налво у стола: группа мужиковъ и мщанъ поетъ залихватски псню. Николай пляшетъ среди этой группы, направо у стола играетъ Евплъ на балалайк, другой мщанинъ на гармоник. До поднятія занавса уже слышится отдаленная музыка и пніе.

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ:

Группа поетъ: По Тверской Ямской,

По дороженьк,

Пишетъ миленькій,

Ко мн грамотку,

Не перомъ пишетъ, не чернилами,

Пишетъ, пышетъ онъ,

Горючьми слезми.

Не сиди, мой другъ,

Поздно вечеромъ,

Ты не жги свчи

Воску яраго,

Ты не жди къ себ

Дружка милаго!

Николай (Оканчивая плясать).— Ноли усталъ… Ну-ка, Юпла, прохладимся. (Беретъ штофъ и трясетъ его) Ничуть… видно, было да все сплыло!… (Вынимаетъ изъ кармана деньги). Что, ребятки, штофомъ-то только себя подразнили, на сухую-то толковать нескладно. (Звенитъ деньгами) Ну-ка, братцы, съ носу по грошу — полведра на столъ, давайте въ складчину. (Парни вынимаютъ деньги и подаютъ Николаю).

Евплъ.— На, братъ, и я на цльный гривенникъ разорюсь.

Николай (Прикащику).— Макаръ, ставь сюда четверть, ребята намъ мсто дадутъ.

Макаръ.— Какой подливать?

Николай.— Французской, аль сладкой взять?

Макаръ.— Есть у меня особенная, водка сахаръ, одно слово хереса превосходятъ, все именитое купечество беретъ, да городничему отпускаемъ, а то и въ продаж ее трудно найтить, ужь для милаго дружка и сережка изъ ушка… Подать што-ли?..

Николай.— А цна?

Макаръ.— Для тебя, Николай Андреичъ, два рубли четверть… Да ужь не сумнвайтесь… водка — первый сортъ…

Николай.— Тащи.

Макаръ (Ставитъ на столъ и откупориваетъ).— Ну-ка, О спецыяльная дешевка, лечи россійскій народъ отъ хворости, горести, сердечной болести… Духи малиновые. (Наливаетъ).

Николай.— А ужь ты сказано на то Макаръ… не стерплъ — отлилъ.

Макаръ (Отливъ).— Самая малость… За то уступку по душ сдлалъ.

Николай.— Толкуй бабамъ. (Кидаетъ деньги). Наливай важный самъ себ.

Макаръ (Сосчитавши деньги).— Двухъ копеекъ не хватаетъ, ну, да Богъ съ вами, свои доложу (Идетъ за стойку).

Николай (Наливши себ, пьетъ).— Берегись душа, оболью… экой омегъ! (Кашляетъ).

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Еремеичъ (Входитъ, Николаю).— Слушаико, молодчикъ… Сосдъ сюда идетъ по тебя… уйди отсюда… одна брань да крикъ подетъ… заднимъ ходомъ уйдешь, посл опять воротишься.

Николай.— Аль ищетъ?… Ддушка Еремеичъ, пуншикъ не прикажите ли, а то сивушки холостячкомъ?

Еремеичъ.— Спасибо, можно… По пятамъ за мной идетъ… домой тебя взять хочетъ.

Николай.— Что я малый ребнокъ, одинъ дороги до дому что ли не знаю?… Не пойду я. (Наливаетъ ему стаканъ и подаетъ) Просимъ милость.

Еремеичъ (Пьетъ).— Съ праздникомъ. Что-те за охота на брань называться? Неровенъ часъ, еще ударитъ.

Николай.— Ударитъ? Нтъ, ужь надо погодить.

Еремеичъ.— Ну, такъ что-жь? Уйди отъ грха… При публик, чего хорошаго ссору заводить.

Макарычъ.— Али Герасимъ Прохорычъ… сюда идетъ?

Еремеичъ.— Про то и толкуемъ… Молодецъ-то упрямиться, выдти не хочетъ. Ну, что тутъ за бда. Посмотришь, да и уйдешь… опять придешь, Николаша… Ну-ка, поди.

Макаръ.— Вотъ что, Миколай Андреичъ, пойдемъ за перегородку… тамъ я-те замкну…. Какъ уйдетъ онъ, тогда скличу.

Евплъ.— А что и есть, Николаша, поди… Чего, братецъ, упираться-то…. По крайности канпаньи не разобьешь, а то пойдетъ у васъ судъ, да рядъ.

Николай.— Такъ вы смотрите, братцы, такъ и скажите, что, молъ, былъ, да домой ушелъ. (Идетъ съ Макаромъ).

Евплъ. Знаемо, скажемъ, не дураки! (Макаръ запираетъ перегородку).

Еремеичъ.— Ну, вотъ такъ-то, миромъ оно и пройдетъ… (Къ Макару) Ужь и отецъ же у него, отдалъ сына въ чужую семью.

Макаръ.— Ужь больно этотъ сталовръ мужикъ строгій.,

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТЬЕ.

Герасимъ Прохоровичъ (Входитъ. Сидлецъ кланяется, онъ не отвчаетъ на поклонъ).— Ну что, сусдушка, нту нашего-то безпутка тутъ?—

Еремеичъ.— Нту, пту, сосдъ.

Макаръ.— За что же такъ ужъ тотчасъ и безпутокъ?

Герасимъ Прохоровичъ.— Теб дла нтъ… Мн онъ предоставленъ — какъ хочу, такъ и зову.

Макаръ.— Конечно, дло твое… Къ намъ и путные ходятъ. (Идетъ важно къ стойк).

Герасимъ Прохоровичъ.— Куда только онъ провалился?

Евплъ.— Да ты, ддушка, Герасимъ Прохорычъ, про Николая Андреича…? Былъ здсь, да домой пошелъ… Только что сейчасъ ушелъ… говоритъ, меня въ хоровод, говоритъ, искалъ, пора домой… ушелъ…

Герасимъ Прохоровичъ. Да полно, такъ ли? (Смотритъ ему въ глаза), Ты, парень, и солгать недорого возьмешь — одного вы поля ягоды съ нимъ.

Евплъ.— Мн что врать!

Герасимъ Прохоровичъ (Осматриваясь кругомъ).— Нтути… нту.

Макаръ.— А ты у меня осмотръ сдлай, чего озираешься… Вонъ онъ у меня тутъ въ полштофъ влзъ… тутъ и спрятанъ.

Герасимъ Прохоровичъ.— Ты помен надо мной зубы-то скаль!

Макаръ.— Да что ты?.. Экая, подумаешь, фря сталъ.

Герасимъ Прохоровичъ.— То-то, фря… По кабацки-то имъ причитай…

Макаръ.— А чмъ они хуже тебя… по крайности не скряжничаютъ… неводьевъ рваныхъ не покупаютъ.

Еремеичъ.— Полно вамъ считаться-то… Экіе вы, право, какіе…

Герасимъ Прохоровичъ (Обертывается къ дверямъ).— Что мн съ имъ считаться? не таковскій я… Прощай, сусдъ, домой пойду. (Евплъ хохочетъ) Ты чему хохочешь?… (Въ Жакару). Врешь, стой… смкаю, Миколай Андреичъ здсь… Куда его спряталъ?

Макаръ (Хладнокровно).— Говорю, въ штоф сидитъ.

Герасимъ Прохоровичъ.— Ты не балясничай… Я говорю, подавай Миколая Андреича.

Макаръ.— Изъ-за пазухи что ль мн его вынуть?… Что ты?

Герасимъ Прохоровичъ (Заглядывая за стойку).— Тутъ нту.

Макаръ.— Да что ты и-самъ дл обыскъ что ли у меня длаешь?… Ишь еще новый левизоръ какой нахалъ!

Герасимъ Прохоровичъ (Подходя къ перегородк).— Здсь онъ, отмыкай!

Макаръ.— Да что жъ это и самъ дл, міръ чесной?.. Ввалился сюда, ровно самъ управляющій, кажи да отмыкай… Пошелъ-ко, проваливай съ Богомъ… покесь цлъ… а то вдь у насъ недолго — руки, да ноги скручу… За сотскимъ, пошлю!

Еркмеичъ.— Полно, сосдъ, сумнваться… Экой ты, Богъ съ тобой!…

Герасимъ Прохоровичъ.— Отстань ты отъ меня… Знамо, эти кабацкіе, разбойницкой народъ, имъ любаго споить нипочемъ. (Идетъ).

Макаръ.— Ты не больно, братъ, кабацкими-то тыкайся.

Герасимъ Прохоровичъ.— А что?

Макаръ.— А то иди, куда шелъ… а то туда ткнемъ, что своихъ не узнаешь.

Герасимъ Прохоровичъ (Уходя).— Ну… ты, смотри!

Макаръ (Вслдъ).— Смотри самъ… Николай Андреичъ изъ сапога торчитъ. Васютка, подь сюда! (Половой подходитъ) Смотри дозоромъ за нимъ. Какъ только запримтишь, что назадъ ворочается, что ни есть духу бги… оповсти насъ. Коли за Волгу переправится, приходи домой — значитъ, не вернется. Пошелъ! (Половой уходитъ)

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Макаръ (Выпуская Николая).— Ну, выходи, Николай Андреичь, батьку-то унесло. (Николай выходитъ)

Еремеичъ.— Ну, вотъ, дружокъ, теперь и погуляй, попляши. А то чего хорошаго, при людяхъ-то бы содомъ съ нимъ подняли.

Макаръ.— И за что только тебя батька къ этому лшему отдалъ?… Сросвенникъ онъ, что ли вамъ?

Николай.— Седьмая вода на кисел — сватами зовутся… Отдалъ, чтобъ я не баловался къ городу… рыбачье дло узналъ… Съ дурака Петрушки примръ бралъ. Оба они съ батькой скупердяи, разв въ ихъ есть чувствіе какое? Берегутъ деньги! на тотъ свтъ, черти.

Еремей.— Ну, полно, полно… Ты про родителя дурнаго не моги говорить… Онъ разсудительный, почтенный…

Николай.— Не моги говорить… Ни за что ни про што… Сослалъ вотъ сюда… Такъ это родитель? Я ему еще не то покажу… Совсмъ сопьюсь…

Еремеичъ.— Вдь люба… что длать?… Не токма родитель, а всяко начальство любя наказуетъ, возьмемъ, примрь, у насъ во Флот, линьковъ полсотни всыплютъ — больно, а начальству этого вида не покажешь. Радъ стараться, виноватъ!… и шабатъ, значитъ: стопъ, закрпи… Голова у тебя больно горячая… во всемъ знай мру… Ну, выпилъ, поплясалъ… да ушелъ домой… а ты радъ до свту сидть… ну, и выпьешь когда лишнее…

Николай.— Я ему еще не то покажу… Совсмъ сопьюсь… Что онъ меня при себ держитъ? (Пьетъ) Изъ городу сослалъ, справиться… Съ хлбовъ долой, во всякомъ куск дрожитъ… Его дло только отъ чорта ладономъ откуриваться… Что я воръ, что ли? Прошлымъ лтомъ въ Нижнемъ выторговалъ при садк тысячу рублей, отдалъ ему. Просился — пусти меня торговать отдльно. Такъ нтъ, видишь, сопьюсь съ кругу. Не ходи по харчевнямъ, но кабакамъ… Ладономъ что ль мн курить да по четкамъ поклоны класть… Изъ добра онъ меня къ этому лшему сослалъ…

Еремеичъ.— Все объ теб радетъ, какъ бы и что лучше.

Макаръ.— Нтъ ужь… что правда, то правда… парень чахнетъ здсь… развернуться негд, батька его сталовръ смурый.

ЯВЛЕНІЕ ПЯТОЕ.

Половой (Вбгаетъ).— Перехалъ, за Волгу перехалъ.

Макаръ.— Чего орешь-то? Ишь, ноли задохся, дуракъ. Такъ прямо на Волгу и прошелъ?

Половой.— Прямешенько на Волгу, на паром перехалъ.

Макаръ.— Такъ что жь ты долго ходилъ-то,-а? По улиц шлялся, тутъ хороводы водятъ. Знаешь, что тутъ гости, послать никуда нельзя, пошелъ за перегородку посуду мыть.

Половой (Оробвъ)..— Да я, Макаръ…

Макаръ.— Ну, что еще?

Половой (Прерывающимся отъ поспшности, голосомъ).— Съ Волги-то прямо сюда и побгъ, только къ хороводу-то вышелъ…

Макаръ.— И пошелъ козлы ставить…..

Половой.— Нту. Стрлся знакомый, сказываетъ, что… (Смотритъ на Николая).

Макаръ.— Да говори, дурень.

Тіоловой.— Сказывалъ, что Натах ничто приключилось.

Еременчъ.— Не моей ли мнучк?

Половой.— Поминали, кавалеръ, что твоей… Изъ хоровода, баютъ, вышла, да такъ пластомъ и упала.

Еременчъ (Растерявшись стоитъ на одномъ мст&#1123,).— Давеча видлъ самъ — плясала, таково весело плясала. Голубушка, мнучка, что съ ней?… Голубчики, кто былъ въ хоровод, не знаете ли?… Ты, Николай Андреичъ, не видалъ ли?

Николай.— Не видалъ, почемъ я знаю? (Отворачивается и потупляетъ глаза).

Еременчъ.— Господи, помилуй! да гд жь она упала-то?

Половой.— Тамъ у Сестрина врага.

Еременчъ.— Побжать туда… Ну, прощайте. (Уходитъ).

Евплъ (Николаю).— Заварятъ теперь кашу… Будетъ теб бда!

Николай.— Никакой бды быть не можетъ… А вотъ ты мн что, Юпла, скажи… Отчего это, братецъ ты мой, такой у меня карахтеръ: обцаловалъ, облюбилъ двку, сейчасъ стала она мн противна, хуже горькой рдьки…? Смотрть на нее не могу… Вижу, вдь, сокрушается, а мн нисколько не жаль, даже въ пріятность это самое. Иной полюбитъ — вкъ любитъ, а я обмиловалъ — и ступай прочь… не годна…

Евплъ.— Это какъ по человку, ты набалованъ больно.

Николай.— Нтъ, ужь это, выходитъ, такой карахтеръ. (Пьетъ).

ЯВЛЕНІЕ ШЕСТОЕ.

(Входитъ Параша, держа за руку Наташу, взоръ которой горитъ ршимостью, волосы не совсмъ въ порядк).

Наташа.— А, вотъ и мы!… Думалъ, сюда не приду, анъ пришелъ… думалъ, може, что слезами обливаться стану, анъ ошибся, не на таковскую напалъ. Садись, Параша… Чмъ насъ женихъ угощать станетъ? (Садится къ столу, противъ Николая).

Параша (Тихо).— Зазорно, двонька, смотри что народу… Ну-ка, въ харчевн, Господи! (Закрывается).

Наташа.— Чего зазорно?… Тоже, чай, здсь народъ православный… Не къ чужому пришла… къ жениху… Садись! (Параша тихо опускается на лавку, не открываясь). Ну, что жъ?

(Смотритъ пристально въ глаза Николаю). Раз такъ желанную-то стрчаютъ? Али загордился, купецкой сынъ, не призналъ меня… (Дрожащимъ голосомъ). А помнишь, тамъ?… ты говорилъ, что о святкахъ гадалъ, я теб суженой-ряженой вышла (Заглядываетъ ему въ глаза). Посмотри-тко на меня хорошенько, нечего отворачиваться-то, отъ меня какъ отъ совсти не уйдешь… Нтъ, не уйдешь! (Смотритъ на него, не спуская глазъ).

Макаръ (Тихо Параш).— Что съ ней, ттка, попритчилось, ужь не помутилась ли?

Параша (Со слезами).— Ахъ, ужь и не разберу. Свезли мы ее домой, сидла все вздрагивала, сначала-то ревла, а потомъ перестала, замолчала. Легла на лавку. Затихла. Да вдрухъ встала, подходитъ ко мн, подемъ, говоритъ, куда молъ?… Подемъ, говоритъ, да и конецъ, вотъ и привела сюда…

Наташа.— Что любо теб, любо? Что жь ты не смотришь на меня? Погляди да скажи — хороша ли твоя краля-то писаная… Что жь не угощаешь? Угощай — вдь знакомыя! (Къ окружающимъ, которые изумленно смотрятъ на нее). Вотъ у меня какой женихъ-то! Общаетъ въ купчихи вывести, первогильдейной сдлать, а теперь угощенья жалетъ. Ну-ка, разскажи, какъ мы съ тобой въ новомъ-то дом заживемъ, какъ ты рядить-то меня будешь… Ну, какъ обнимешь, да на тройк о масляной по городу прокатишь. Да что ты онмлъ, что ли?

Николай (Робко и потупясь).— Чего ты, Наташа… здсь теб не мсто…

Наташа.— Суженую-то, зазнобу, кралю свою писаную отъ себя гонитъ… Думалъ, что сюда не приду? На край свта благо приду, не спрячешься, воровская душа… Ужь мн будетъ горько, да и теб не сладко, мн не сдобровать, да и теб головы не сносить… Ты думаешь, что вс, какъ Параня, одной своей слез горе поврятъ.

Параша (Сквозь слезы, удерживая ее).— Наташа, что ты, пойдемъ!

Наташа.— Постой, дай на милаго дружка наглядться… Что, стъ совсть-то, стъ? Ахъ ты, злодй, злодй! Лучше бъ ты убилъ меня, не чмъ… (Склоняетъ голову на столъ и покрываетъ ее руками, рыданій не- слыхать, все тло судорожно подергивается).

Параша (Трогаетъ ее за плечо).— Наташа, пойдемъ, голубка…

Наташа (Съ минуту остается въ томъ же положеніи, потомъ быстро встаетъ съ лавки).— Люди добрые, честная я была двушка, никто про меня дурнаго не скажетъ, а теперь… на свтъ бы божій мн не глядть… куда я только угодила!… Живи же ты счастливо, Николай Андреичъ, купецкой сынъ! (Беретъ стаканъ вина и выпиваетъ).— Говорятъ, отъ всякой болести лечитъ это снадобье.

Параша.— Ай, что ты, Наташа!

Наташа.— Пропила свое двичество, есть чмъ помянуть свою молодость… Теперь на вс четыре стороны мн дорога открыта… Что первогильдейной сдлалъ?… Пойдемъ, Параша, таково у меня теперь легко на сердц! (Идетъ).

Параша.— Что, безпутная голова, догулялся, загубилъ двку, лиходй! (Уходитъ вслдъ за Наташей).

Макаръ (Посл общаго молчанія).— Вотъ двка-то, а? Не двка, а просто чортъ… Видишь, смиренница была какая… Ну-у, не на втеръ, видно, сказано, что въ тихомъ омут черти водятся. (Николай и другіе парни молчатъ). Чего молчите, чего испугались? И ты, Николай Андреичъ, туда же! Отвчать, что ль, будешь? Эхъ, вы, молодцы, молодцы! Двка дуритъ, блажитъ, а они и носы повсили… Въ Сибирь, что ли, и впрямь за это сгонятъ?… Мало ли такихъ дловъ у насъ длается… Противъ этого дла и въ закон штрафа нтъ… Право, нтъ.

Евплъ.— Слышь, и штрафа нтъ… Выпьемъ. (Ньютъ)

Николай (Беретъ стаканъ).— Что двокъ видалъ, а такой, какъ Наталья, не привидывалъ… Ндравна больно… Смотритъ, словно зврь лсной, дрожитъ вся… что за диво съ ней такое?

Макаръ.— Одна блажь, это врно… У насъ въ усадьб послучилось не такое дло… Почала этакъ же ломаться одна, все на себ рветъ, мечетъ, по лсамъ начала бгать, по буэракамъ, съ народомъ дерется, работы никакой не работаетъ… Спервоначалу-то за ней вотъ такъ же бгали, ублажали ее… Смотрятъ — ничего не беретъ… Ну, маленько и пожурили…

Евплъ.— Перестала?

Макаръ.— Вс эти дурости прошли, думать перестала. Однако мсяцу не прожила — умерла. (Уходитъ за стойку) Счета пора сводить… Завтра левизоръ для отлички прідетъ.

Евплъ.— Наташу-то надо бы тоже научить… право.

Николай.— Учить-то ее некому, видишь здсь народъ-то такой дурашливый: охаютъ да охаютъ, нехотя самошедствовать станешь. Темная здсь сторона. Извстно къ городу, это дло — не важно кушанье, тамъ другой народъ совсмъ, тамъ начни этакъ блажить, со съзжай не сойдешь.

ЯВЛЕНІЕ СЕДЬМОЕ.

Петръ (Входитъ, армякъ тащится по полу, лицо блдное. Подходитъ быстро къ стойк, Макару).— Давай водки штофъ.

Макаръ (Подставляя руку).— Клади полтину денегъ, за водкой остановки не будетъ.

Петръ (Посл молчанія).— Нту со мной денегъ.

Макаръ.— Такъ что жь ты сюда фофаномъ-то разлетлся? сюда безъ денегъ и ходу нту.

Петръ (Снимая армякъ и подавая Макару).— На вотъ армякъ, подавай штофъ. (Стоитъ опустивши голову).

Макаръ (Перескакивая прилавокъ).— Эй, малый! (Половой входитъ) Нацди штофъ! Поставь вонъ на этотъ столъ! (Петръ молча отходитъ направо и садится на лавку, опустивъ голову на руки). Закуски требуется, поштенный? (Петръ молчитъ. Макаръ разсматриваетъ армякъ около свчки) Армячишко небольно путный?… Въ закладъ оставляешь, али вовся, а? Что жь ты молчишь?

Петръ.— Ну-у.

Макаръ.— Выкупишь что ли армякъ-то?

Петръ.— Не вду. (Опускаетъ голову).

Макаръ.— Ну, ладно, у насъ всяко сойдетъ! Закуска требуется…? Слышь, подать что ли закуски?

Петръ (Отрывисто). — Не надо! (Половой несетъ водку).

Макаръ.— Ставь тутъ… Ишь какой смурый?… Прибирай здсь лишнее, взавтре отличка будетъ… Съ утрея поран надо повымыть… Какъ нагрязнили… Повренный этого не любитъ… Прибирай все! (Петръ пьетъ стаканъ за стаканомъ молча)

Николай.— Петруша, какъ ты сюда попалъ? (Петръ молчитъ и пьетъ) Слышишь ли, дурашка, по кабакамъ отродясь не хаживалъ, нон пришелъ… съ какой радости? (Петръ пьетъ) Что быкомъ-то глядишь? Чай языкъ не отвалится отвтить.

Петръ.— Не трожь меня, уйди прочь.

Николай.— Кто тебя трогаетъ?… Что больно сердитъ сегодня…? Поди въ нашу канпанью, одному-то невесело сидть. (Петръ молчитъ и пьетъ) Да что у тебя, братецъ, языкъ-то на привязи, что ль, молчишь, или онмлъ. (Теребитъ его за рукавъ) Что больно невеселъ?

Петръ (Вскакиваетъ и толкаетъ Николая въ грудъ, такъ что тотъ чуть не падаетъ).— Уйди отъ грха… убью! (Пьетъ)

Николай.— Что ты, лшій, ошаллъ… Ты не больно. Я самъ тебя такъ съзжу, лоскомъ положу. Видишь ты!

Евплъ.— Оставь его, Никалаша! Что съ дурнемъ вязаться… (Беретъ подъ руку Николая) Подемъ выпьемъ. (Отводитъ его)

Николай (Беретъ стаканъ ‘пьетъ).— Ты смотри у меня… Право-о! (Садится) Его, видишь ты, завись беретъ, что двки на него не смотрятъ… Кому этакой чурбанъ пріятенъ… и водкуто пить не уметъ, ишь стаканъ за стаканомъ садитъ, ровно на каменку поддаетъ. Кто его только выродилъ энтакаго?

Евплъ.— Знаемо, мать да отецъ.

Николай.— Нту, братъ, его мать нашла въ кустахъ… Лсовикомъ и смотритъ, сказываютъ, что онъ до пятнадцати лтъ говорить не умлъ — волкомъ вылъ. (Евплъ хохочетъ) Теперь по ночамъ воетъ… двокъ пугаетъ. Намеднись Наташа говорила, такъ ее испужалъ. (Петръ пьетъ).

Евплъ.— Да не оттого ли и Натаха-то блажить начала? Ха, ха, ха!

Николай.— Отъ энтаго самаго. Въ ночи, вчерась, онъ ей привидлся, увидала, сдурилась на цльный день. (Хохочутъ вс.)

Петръ (Быстро вскакивая изъ-за стола, кидается на Николая, но его удерживаетъ прикащикъ и парни).— Задавлю я тебя, разбойника, лиходя лютаго.

Макаръ.— Что ты съ ума спятилъ? Дракъ-у меня здсь не заводить. Пошелъ вонъ… Да и вс, братцы, подьте по домамъ. (Петръ порывается) Руки свяжу, говорятъ, пошелъ!… что за буянство здсь?… Допивайте, дружки, да ступайте съ Богомъ, запираться сейчасъ буду… Эй! (Половому) Вноси лавки за перегородку… завтра, раненько, баба мыть полы придетъ… Все вдь допили, идите же по добру, по здорову. Пора, на двор ночь. (Николай, Евплъ берутъ шляпы и идутъ къ двери. Петръ стоитъ на одномъ мст).

Николай.— Прощай, дядя Макаръ.—

Макаръ.— Прощай… Недоимочку надо получить.

Петръ (Махаетъ безнадежно руками).— Загубилъ, лиходй, двку не за денежку.

Макаръ.— Пошелъ!… Подьте!… Недоимку-то занеси.

Николай.— Взавтре зайду. (Уходятъ)

Петръ.— За что двка пропадаетъ? Ты скажи, дядя, двка вдь въ этакомъ мст была, водку пила… Помутилась она, что ли, отъ его, лиходя?

Макаръ.— Ну, поди, тамъ съ нимъ на улиц потолкуй.

Петръ (Уходя).— Ужь оченно больно. Нони сердце все изныло, изболлось все. (Макаръ выпроваоюиваетъ его за дверь) Лиходй!

Макаръ.— Примай столы… Такъ! (Уносятъ столы за перегородку) Лишнюю посуду обери съ полокъ. (Подносчикъ собираетъ посуду и уноситъ за перегородку) Армячшико все рубля съ четыре дадутъ? (Разсматриваетъ)… Дадутъ. Выкупу я не приму, нтъ! (Зваетъ) Ишь какъ умаялся. (Зваетъ) День и ночь — сутки прочь… къ смерти ближе. (Запираетъ дверь. Половому) Иди спать. Вотъ наша служба-то: что укралъ, чмъ кого надулъ, то и твое… Постъ придетъ, покаимся! (Идетъ за перегородку) Спать идти. (Уходитъ).

КАРТИНА II.

Сцена представляетъ бурливую Волгу. У берега причалены дв рыбачьи лодки, справа на гор харчевня, чрезъ окно которой пробивается дрожащій свтъ, но и онъ чрезъ нсколько минутъ гаснетъ, слва за оградой церковь и въ отдаленіи виднется самое село. Небо покрыто тучами, изрдка слышится отдаленный громъ и блеститъ молнія, сильные порывы втра. Темно. Поздній вечеръ.

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

При вскрытіи занавса Николай, Евплъ и ихъ товарищи стоятъ невдалек отъ рки, Петръ же близь харчевни.

Николай (Петру).— Такъ ты домой не подешь… Одинъ въ лодк дешь.

Петръ.— Одинъ, я къ Натах поду.

Николай.— Хоть къ Парах, мн что!

Евплъ.— Эка, братецъ, непогодь, разгулялся сердечный. Шляпу рветъ съ головы (Порывъ втра), вонъ какъ! (Схватывается за шляпу) Ну, прощай, Никалаша, къ домамъ пора… до дождя-то-бы уйти. Я. теб эту лодку-то оставлю, здсь близко, пшкомъ дойду, а на утре ты мн ее безпремнно доставь. Нтъ, вотъ что: самъ приду понавдаться.

Петръ (Подходя къ Николаю, Евплу и парнямъ). Братцы, ребята, что жь двк-то пропадать стать?

Николай.— Чего мелешь-то?… Мы не пекаря, аль не знахари какіе, вылечить ее не могемъ.

Петръ (Плачетъ).— Гд ее лекарямъ вылечить?

Николай.— Ну, такъ нечего на втеръ и толковать. Прощайте.

Евплъ и парип.— Прощай.

Петръ.— Погодьте. Она вдь душа какая, божья у ей душа. Больно она грха свово испужалась, нуте-ка забыла, какова она есть двка! на весь міръ свой грхъ славитъ. (Т хотятъ идти) Братцы, кормилицы, постойте. Коли ты, Микалаша, захочешь, будетъ она здорова… Она больше оттого и въ забывку эту пришла, что неласковъ ты съ ней, да рчи твои… вс ей въ самое сердце, ровно стрлы каленыя. Подемте вс къ ней, обними ты ее, поласковй приголубь, да скажи, что, молъ, женюсь. Пойдемте, братцы. (Евплъ и парни хохочутъ).

Николай.— Пошелъ, дурья голова, прочь, ишь съ вина-то ты что городишь… Двка блажитъ, а я поди къ ней, да цалуйся. Дурацкій умъ!

Петръ.— Разбойники вы вс!

Николай.— Мужланъ! еще ругается. Ну, прощайте… Такъ завтра свидимся… Тутъ! (Указываетъ на харчевню), коли самъ не зайдешь.

Евплъ.— Въ ей!… Прощай покедова!… Подемъ, ребята. (Уходятъ).,

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Петръ — Микалаша, Микалахъ? (Подходитъ къ нему) Николай.— Что еще скажешь? Чего присталъ-ко мн? Петръ.— Ты меня прости, что я осерчать, больно ужь мн тяжело, тошно, съ собой совладать никакъ не могу.

Николай.— Ты дуракъ… ума въ теб на грошъ нту… На что Макару армякъ-то отдачъ., ужъ онъ теб его не воротитъ. Коли выпить захотлъ, я бы въ долгъ взялъ вина-то.

Петръ.— Ну его, армякъ… что тутъ пустое… Ты на меня не въ сердцахъ?

Николай.— Ровно ты малой робнокъ… сейчасъ драться лзешь, посл того сейчасъ ластишься… Ну, съ чего ты давеча осерчалъ?

Петръ.— Натахи ужь оченно жаль. Ну-ка, на что пошла, ты раскинько умомъ, видно ей легко, при всхъ въ грх кается — страсть господня!

Николай.— Сказано, двка… раз у ихъ умъ есть? Люди за ней ходятъ, а она ломается… Пройдетъ… Подемъ домой (Идетъ къ рк).

Петръ.— Нтъ, постой… погоди (Останавливаетъ его у лодки). Вотъ что, женись ты на двк… Покрой свой грхъ тяжкій.

Николай.— Полно пустое-то толковать.

Петръ.— Не пустое… Голубчикъ, спаси хрестеянскую душеньку… Врно теб говорю… Любитъ она тебя и сказать невозможно какъ любитъ… Родименькій, болезный, женись на ей.

Николай.— Двка мн не къ рук, видишь ндравная какая, прямой чортъ, а я женись на ей.

Петръ.— А какъ тебя любитъ!… Чего жь теб, пожилъ, погулялъ.

Николай.— Ври больше, неумная голова… Пусти! (Хочетъ идти)

Петръ.— Микалаша, не губи двки, женись на.ей. Богомъ тебя’ святымъ прошу… Не пущу я тебя… скажи свое слово, что женишься на Натах.

Николай (Отталкивая его).— Что еще только не выдумаешь, на этакой двк жениться… (Становится въ лодку, упираясь весломъ, чтобъ отпихнуться отъ берега) Женись самъ, коли больно очень она теб понравилась.

Петръ (Вскакиваетъ къ нему въ лодку).— Микалаха, слушай, разбойникъ, женишься ты на Натах, аль нтъ? (Лодка подвигается отъ берега) Убью я тебя, лиходя окаяннаго.

Николай.— Выходи изълодки, а то въ воду спехну… Слышишь, выходи…— Чего дуришь…? Сказано, не женюсь.

Петръ.— Не дурю я… Женишься, аль нтъ? (Схватываетъ его за воротъ) Говори въ остатной разъ.

Николай.— Петрушка, пусти!… Что ты и самъ-дл, чортъ… Пусти, говорятъ… Батюшки, помогите! (Обороняется)

Петръ.— Не женишься, разбойникъ (Борются. Петръ сталкиваетъ его съ лодки) Пропади же ты, анафемскій человкъ! (Николай показывается раза два изъ воды, слабо кричишь ‘помогите’ и исчезаетъ въ волнахъ. Громъ гремитъ ближе, молнія блеститъ чаще. Петръ стоитъ съ минуту молча, неподвижно смотря на волны) Неужто утопъ?… Утопъ!… Микалаша, Микалахъ!… душу человческую загубилъ, батюшки! Господи! Микалаша, откликнись!… Что я понадлалъ!… (Пристаетъ къ берегу, выскакиваетъ изъ лодки и озирается кругомъ)

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТЬЕ.

Петръ.— Спасите, помогите… Господи!… Никого нту. (Бжитъ къ харчевн и стучитъ въ дверь) Дядюшка, дядя, отопри… Макаръ, отомкнись, отомкнись!… (Стучитъ) Скоре, скоре отопри… Человка я утопилъ… Макаръ, дядя Макаръ!… (Посл&#1123, молчанія) Не слышитъ… Не надо кричать, не надо говорить… никто не видалъ, никто не слыхалъ… самому надо уйти, убжать… Натаха его не увидитъ больше — можетъ, забудетъ… Лодку надо оттолкнуть… дескать хмльной переправлялся, утопъ… А какъ узнаютъ?… самому убжать, въ дальню губернію… (Отталкиваетъ лодку) Посл придти можно. (Ударъ грома, Петръ вздрагиваетъ)

Еремеичъ (Выходя изъ-за ограды).— Кто тамъ кричитъ, чего надо…? Реветъ втеръ-то, ничего не чуть… Эка темь… глазъ выколи… а ровно бы кто кричалъ. (Кричитъ) Эй, кто тамъ, а? (Петръ молчитъ, молнія блещетъ) ровно кто тамъ стоитъ?… Эй, откликайся, кто стоитъ?

Петръ.— Я..

Еремеичъ.— Что же ты не откликаешься, а?

Петръ.— Не дослышалъ.

Еремеичъ.— Кто такой я? Какъ тебя звать-то?

Петръ.— Петръ… Не спозналъ… отъ Герасима Прохорыча.

Еремеичъ.— Чего же теб надо?… Кричишь кого, что ль, а?

Петръ.— Мн… ни-чего….не-на-до…

Еремеичъ.— Али за Волгу переправляешься?

Петръ.— Да.

Еремеичъ.— Не слыхалъ, ровно бы кто кричалъ съ Волги, таково шибко кричалъ: помогите, спасите… Али втеръ это?

Петръ.— Втеръ… Я… не… слы… халъ… Втеръ.

Еремеичъ.— Ну, съ-богомъ!… А мн почудилось, что ровно кто кричитъ… со сна-то и не призналъ, что втеръ… Путь добрая. (Идетъ въ огради церкви) Въ доску было постучать. (Выбиваетъ по деревянной доск мелкую дробь)

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Петръ (садится въ лодку).— Не слыхалъ… Въ ночь-то верстъ тридцать уду… Не сыщутъ., не поймаютъ, а остаться — Еремеичъ скажетъ, что меня въ эту пору здсь окликалъ. (Еремеичъ бьетъ въ доску. Петръ вздрагиваетъ) Спросятъ, отчего я не откликался… Что я тутъ длалъ, для че я молчалъ?… узнаютъ, въ Сибирь ушлютъ… Не увижу, Наташи… Нтъ, убгу, убгу… Эхъ, Наташа, сама ты пропала, да и мою головушку загубила. Скоре бжать… уйдти, благо ночь! (Гребетъ, лодка прыгаетъ по волнамъ, сильный ударъ грома, молнія)

(Занавсъ опускается.)

ДЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Сцена представляетъ песчаный волжскій берегъ, за Волгой виднется городъ, направо сосна, около которой пролегаетъ почтовая дорога, у мостковъ, гд пристаетъ паромъ — верстовой столбъ, съ надписью цифръ на одной сторон — 22, на другой — 1, налво постоялый дворъ, крыльцо съ навсомъ, черемуха и рябины растутъ вокругъ дома, еще лве изба перевощиковъ. Время за полдень. При поднятіи занавса слышится отдаленная заунывная псня. Справо показывается группа бурлаковъ, идущихъ въ лямкахъ и поющихъ мрно, заунывно: ‘вотъ разъ, вотъ разъ, еще разикъ, еще разъ, еще маленькій разокъ’. Когда они доходятъ до середины сцены, выплываетъ и самая росшива, которую они тащатъ бичевой.

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

Лоцманъ (Стоитъ на расшив у руля и кричитъ бурлакамъ).— Шабашъ!… Трави бичеву-у… Подавай! (Бурлаки снимаютъ лямки) Ладно!… Микитка кашеваръ да Иванъ Веслоухъ за хлбомъ въ городъ отъхали, надо ихъ обождать. (Кричитъ и машетъ рукой) Вы смотряйте, ребята, къ городу недолго… ворочайтесь скорй.

Ермолай (Кричитъ лоцману).— Дядя Тихонъ, молви имъ, чтобъ луку купили, да огурца.

Лоцманъ.— Ладно!… Луку купите, да огурца, на базар на нижнемъ огурцы продаютъ… Лтошній годъ тамъ покупалъ — дешево продаютъ, тамъ и купите. (Ложится на палуб) Не забудьте.

Голосъ за сценой.— Ну-у!… Купимъ.

Ермолай (Къ Петру, который, выдлясь изъ общей группы бурлаковъ, отходитъ къ. сосн).— Больно я до тюри, братецъ, охочь… Когда, теперя, ее съ лукомъ да съ масломъ сдлать, да еще огурца положить — слась! Скусно, Алеха, а?

Петръ.— Ну. (Садится на землю).

Ермолай (Къ бурлакамъ, которые цлой ватагой идутъ налво).— Вы, ребята, куда?

Молодой бурлакъ.— Теб туда ходу нтъ.

Ермолай.— Али ужь пронюхали?… Близко кабакъ-то?

Молодой бурлакъ.— Наше дло… Найдемъ по духу, тебя не спросимъ.

Ермолай.— Путь-дорога.

Лоцманъ.— Вы, ребята, тамъ долго-то не проклажайтесь, выпили да и назадъ поскорй. (Уходитъ въ казнку)

Молодой бурлакъ.— Какъ скоро — такъ и сейчасъ. (Толпа бурлаковъ уходитъ)

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Ермолай (Подсаживается къ Петру).— Что ты, парень, услся одинъ здсь..? Ребята въ кабакъ пошли, подемъ-ко и мы для праздника по стаканчику тяпнемъ… Подемъ.

Петръ.— Ступай себ… я не пью..

Ермолай.— Знамо не пьешь, да вдь и я не пью. (Посл молчанія) Больно ужь ты очень, парень, чуденъ: вотъ три мсяца, почитай, жъ тобой вмст путину ломаю — веселымъ тебя не видывалъ.

Петръ.— Не съ чего веселымъ-то быть.

Ермолай.— А съ чего теб, Алеха, и, тосковать-то?…. Начала надъ тобой никакого нту, сродственниковъ у тебя одна сестра, и та, говоришь, за мщанина замужъ вышла, живутъ душа въ душу, самъ ты не по оброку ходишь, вдь ты баилъ, самъ-то изъ вольныхъ?

Петръ.— Изъ вольныхъ.

Ермолай.— Видишь… Повинности рублевъ двнадцать раз въ годъ сойдетъ… Двнадцать сойдетъ?

Петръ.— Сойдетъ.

Ермолай.— Ну, по рублю на мсяцъ, сказать, немного… Что твоя жизнь — въ людяхъ зависть… А вотъ какъ мое положеніе: одинъ шесть душъ содержу: жена да пятеро ребятишекъ малъ-мала меньше, всхъ обуть-одть, согрть надо, да оброку съ подушной, почитай, въ годъ-то рублей шестдесятъ на серебро, что больше, сойдетъ. Такъ тутъ надо подумать!… Земля у насъ блая, холодная, ты коло поля-то ходишь, ходишь, кажись важный вершокъ потомъ ульешь, уродилось самъ-третей, такъ молебны служимъ, а то и смянъ не соберешь. Что жь не брать котомку, не идти съ цлой семьей христовымъ именемъ побираться, долженъ какъ нибудь себя наблюдать. Вотъ и наймешь работника — въ нашихъ мстахъ руки дешевы, изъ-за хлба идутъ въ работники-то: наймешь, а самъ и пошелъ на Волгу-матушку — лямку тянуть. Съ весны-то до заморозковъ путины три сломаешь, рублевъ шестдесятъ заработаешь, такъ радъ-не-нарадуешься домой-то бжишь. Придешь домой, недлю-другую проживешь, подать заплатишь, семью не облюбуешь, жены не поцалуешь, нужа гонитъ изъ дому вонъ, слезы кулакомъ отеръ, да и пошелъ въ извозъ наниматься: Такъ вотъ эта жизнь тяжельше будетъ, а, Алша?

Петръ.— Ты говори… О семь-то, чай, какъ думается?

Ермолай.— Какъ не думаться — своя кровь… Кабы не нужа, ни за тысячи бы семью не покинулъ. Парнишка у меня, Сенька — осьмой годъ съ зимняго Миколы пошелъ — шустрой такой, будь ему ладно!… Какъ нон весной уходилъ, обхватилъ это ручишками, цалуетъ: прощай, говоритъ, тятька, приходи-де скорй, зимой я ужь большой буду, замсто тебя на Волгу пойду, а ты съ мамкой оставайся,,больно она безъ тебя-ко реветъ… Пострлъ, вправо!^: Отъ земли не видать, а ужь о родителяхъ болетъ… Перетерплъ — сплакалъ тогда… Такъ вотъ оно-какъ семья-то дорога! Вотъ кабы ста четыре денегъ найтить можно бы подняться, скотинку бы завелъ, землицу удобрять бы почалъ, ну и урожай бы хорошій, пошелъ, а то, знамо, тыкашь, тыкашь сохой-то Ивановной въ пустое-то мсто — откуда и урожаю придти? А вотъ покель денегъ не нашелъ, надо лямку тянуть, извертываться какъ ни на есть, а? Тосковать нашему брату не приходится — эта тоска до добра не доводитъ. Одна истома да болсь отъ этой тоски… Съ чего теб тосковать-то — одна голова?

Петръ.— То-то и тоска, что одна голова, ни роду ни племени. Ровно я на бломъ свт лишній человкъ.

Ермолай.— Какой такой лишній? А ты или домой, женись, ребятишки запищатъ — куда тоска пропадетъ, да и тосковать неколи будетъ, на. плечахъ заботушку понесешь. Который теб годъ-то?

Петръ.— Мн-то?.. Двадцать-три.

Ермолай.— Ужь давно время жениться! Въ твои-то, парень, годы, у меня двое ребятишекъ ползали. Право, женись. Отъ дому отшибся, слышь, тоска его выгнала, въ люди пошелъ — тоска… Знамо, пришло время хозяйкой обзавестись. Къ зим, вотъ и ступай домой, сыщи свою суженую, этого добра не денегъ, можно найтить и у насъ на Волг — двки-макъ.

Петръ.— А и безъ нихъ мн тошнхонько… Сломаю путину — уйду.

Ермолай.— Куда жь, Алха, пойдешь?

Петръ.— Пойду, куда глаза глядятъ… На свтъ божій, кажись, бы не смотрлъ, а не то что жениться.

Ермолай.— Чудной ты, парень… Даты вотъ что — подемъ-ко къ ребятамъ.

Петръ.— Я теб говорю, что два года маковой росинки во рту не бывало этого винища…

Ермолай.— Да не на счетъ винища, а все охотливе тамо-тка… Что сидть-то одному, ровно обойденый какой сидишь… Пойдемъ-ко.

Петръ.— Пить я не стану… Иди, я приду.

Ермолай.— Какой теб пить?.. (Встаетъ) Знаешь, что самъ не пью, а ребята картошку хотли пожарить — обдать, чай, будутъ… Подемъ-ко.

Петръ.— Ступай…. я за тобой. (Ермолай медленно идетъ). Эка напасть, Господи! привязалась, тоска жерновымъ камнемъ на шею, сбросить ее силушки нтъ. Кажись однимъ, бы глазкомъ взглянуть на Натаху, повинился бы во всемъ… Пойду нон, безпремнно пойду къ домамъ… Отдамъ ей вс деньги, да и объявлюсь суду.

Ермолай (Возвращаясь) — Да полно теб сидть-то одному… Подемъ обдать-то.

Петръ (Вставая).— Иду… Видно, какъ горя не горевать, а ды не миновать. (Уходятъ).

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТІЕ.

Справа на дорог показывается Герасимъ Прохоровичъ, сдой какъ лунь. Онъ опоясанъ чернымъ ременнымъ поясомъ, за плечами котомка, на груди виситъ жестяная кружка, въ одной рук книжка, на которой лежатъ нсколько копеекъ, въ другой — посохъ.

Герасимъ Прохоровичъ (Подходитъ къ окну избы и стучитъ въ него посохомъ, шапку предварительно снимаетъ съ головы).— На построеніе храма божьяго, подайте, милостивцы, христіане православные.

Хозяйка (Высовывается изъ окна).— Погоди, ддушка… Присядь тутъ на завалинку. (Говоритъ тихо) Большакъ-то у меня странниковъ не любитъ и всякаго ходячаго народа, да и купцы останомимши, съ ярманки дутъ… Потише, чтобъ не осерчалъ… На полати ползъ… сейчасъ захрапитъ. Есть у меня копеечка отложенная… тотчасу вынесу, ты подожди, не уходи, ддушка, присядь.

Герасимъ Прохоровичъ.— Не уйду, посижу… Спасибо, родная, подай теб Богъ всякой милости божеской.. (Окошко захлопывается, онъ садится на завалину) Охъ, Господи, помилуй! Немного отошелъ, а добре пріусталъ, видно, время подходитъ — кости покоя просятъ. Господи, помилуй и сохрани насъ гршныхъ!

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Хозяйка (Подходитъ и кланяется).— Прими, батюшка, не взыщи. (Опускаетъ копейку въ кружку).

Герасимъ Прохоровичъ (Кланяясь ниже пояса).— Богъ теб воздастъ сторицею.

Хозяйка.— Не хочешь ли пирожка пость, кормилецъ?… Я теб захватила пирожка.

Герасимъ Прохоровичъ (Кланяясь).— Спасибо, родная, добрые люди накормили… сытъ… Ковшичекъ кваску, коли поволишь — выпилъ бы.

Хозяйка.— Сейчасъ, сейчасъ, болезный. (Хочетъ идти, вдругъ останавливается) Эка я дура… Ну-ка пирогъ несу назадъ въ домъ… Возьми на дорожку, скушаешь когда путемъ-то дорогой.

Герасимъ Прохоровичъ.— Нту, родима, ужь уволь… Богобоязненные-то, старые люди говорятъ — великъ это грхъ. Идешь въ путь — не бери съ собой не токма хлба, срачицы на перемну лишней не бери, по слабости своей человческой и то грхъ творю, для зимняго времени, отъ мраза лютаго, за плечами полушубчишко кой-какой ношу.

Хозяйка.— Прости ты меня, нагршницу, не знала я этого запрету вамъ странникамъ. А ужь назадъ пирога въ домъ не понесу, тоже старые люди говорятъ, что это нехорошо (Кладетъ близъ окна, на подоконницу). Можетъ, ночнымъ временъ какой прохожій, а не то нищенькій возьметъ… Сейчасъ, батюшка, кваску-то вынесу (Торопливо уходитъ).

Герасимъ Прохоровичъ.— Милуетъ насъ, Господъ, за такихъ жонъ страннопріимныхъ… Ими и миръ и покой и согласье держится, да, иминно ими.

Хозяйка (Возвращается съ ковшомъ квасу).— Откушай, батюшка, на доброе здоровьице (Подаетъ ковшъ и кланяется).

Герасимъ Прохоровичъ (Снимаетъ шапку).— Господи благослови! (Пьетъ). Пріятный, легкій квасъ (Пьетъ, потомъ отдаетъ ковшъ). Спаси тебя Богъ.

Хозяйка.— Еще не прикажешь ли кваску-то?

Герасимъ Прохоровичъ.— Доволенъ.

Хозяйка.— Ну, какъ желаешь… на доброе здоровье.

Герасимъ Прохоровичъ.— Ужь позволь ты мн, хозяюшка, у тебя-ко тутъ на завалинк посидть, отдохнуть… Ничто больно пріустать.

Хозяйка.— Сядь, батюшка, сядь, отдохни. (Герасимъ Прохоровичъ садится, около него помщается хозяйка). Какъ не устать, какая жара. Изъ какихъ мстовъ, батюшка, путь держите?

Герісимъ..Прохоровичъ.— А и сказать теб, какъ не вду… Теперь-то отъ печерскихъ угодниковъ иду, изъ Кіева. Хозяйка.— А самъ-то, батюшка, тутошній кіевскій? Герасимъ Прохоровичъ.— Нту, родима, самъ-то, я съ Волги, пониже Василя.

Хозяйка.— Вотъ, батюшка… Гля души что-ли спасенье ищешь, али по обту ходишь?

Герасимъ Прохоровичъ.— На церковь сбираю, на построенье храма божьяго.

Хозяйка.— Такъ, ддушка, такъ… Али въ пустынь нашу пробираешься, народу видимо-не-видимо, важный годъ туда идетъ и нон очень много богомольцевъ… Туда путь держишь?

Герасимъ Прохоровичъ.— Туда, коли Господь грхамъ попуститъ.

Хозяйка.— И откуда только этого народу спасеннаго нейдетъ. Вчерася вонъ подъ вечеръ у насъ богомолки привалъ сдлали, все изъ купечества, да изъ мщанства, чай пили… Одна, вишь ты, купеческая вдова, по муж тоскуитъ, такъ по обителямъ-то отъ тоски и здитъ. Богата очунь — подвода за ней здитъ и самоваръ при себ возитъ… такъ бдныя-то коло нее побираются… Разговоръ этотъ былъ промежь ихъ, кто изъ какихъ мстовъ. Одна, слышь, изъ Костромы, другая изъ Перми, третья изъ Вологды, одна изъ-подъ самаго Архангельска… Такъ вс богомолки въ одинъ голосъ и ахнули, а я нони сплавала!.. Ну-ка, одна пшкомъ изъ-подъ Архангельска идетъ… Купчих тоже это чувствительно, она ей полтину серебра въ руку сунула. Все гля ради спасенья своей душеньки радютъ.

Герасимъ Прохоровичъ.— Знамо, не на смхъ тысячи верстъ идутъ.

Хозяйка.— Смиренницы эти богомолки, да странницы.

Герасимъ Прохоровичъ.— Всякаго народа на лиц земли довольно.

Хозяйка.— Ты прости меня, ддушка, что я тоже теб докучаю, больно я отъ божественнаго разговоры эти люблю, тоже вотъ странницы-то эти ходятъ, такъ даже до слезъ разсказываютъ. Въ какихъ ты, батюшка, во обителяхъ-то бывалъ? Въ Соловкахъ былъ?

Герасимъ Прохоровичъ.— Привелъ Богъ.

Хозяйка.— Ну-ка, скажи, опомнясь тутъ, когда купчиха-то чай пила, такъ одна изъ богомольщицъ-то ей сказывала, сама чу видла въ Соловкахъ этихъ,— жидъ чу безсмертный по земл ходитъ, когда мсяцъ молодой и онъ молодъ, а-то въ мъ болзни разныя и стонъ, а въ смерти ему отказано.

Герасимъ Прохоровичъ.— Не врь, родная, ничего эвтого нтъ… Народъ только этимъ самымъ мутятъ.

Хозяйка.— Не сойти съ мста, богомолка сказывала, и богомолка изъ себя такая, какъ есть странница.

Герасимъ Прохоровичъ.— Лгать мн старому человку не приходится. Полно пустому-то врить, грхъ это, великій грхъ… Бога только гнвить… Мало-ли, что бабы врутъ, а врутъ он чтобъ только православныхъ обирать… Не попуститъ, Господь, этой пакости на земли.

Хозяйка.— Тоже, сказывала, въ какихъ мстахъ это будетъ — забыла, ради спасенья-то себя сами сжигаютъ, мученическаго-то внца ищутъ… Кто это такія, ддушка, будутъ?

Герасимъ Прохоровичъ.— Всякой эреси довольно… Много я увидалъ народу экаго… Духовры, субботники, перекрещенцы… Ихъ только послушай — наскажутъ.

Хозяйка.— Странница-то, говорила, что ихъ, чу, вра правая.

Герасимъ Прохоровичъ.— Какая такая правая? Молись, да зла ближнему не длай — вотъ и вра вся въ томъ. О-о-охъ! Господи, помилуй. Ничто какъ больно въ спину кольнуло.

Хозяйка.— Не знаю, какъ твою милость но имени отчеству величать — удостой, батюшка, въ снничк отдохнуть опочивать.

Герасимъ Прохоровичъ.— Спасибо, родная. Зовутъ меня Герасимъ Прохоровъ… Больно разломало всего, я-бы ничего соснулъ, да большакъ-то твой осерчаетъ.

Хозяйка.— Не увидитъ, батюшка, я тебя задами проведу въ снничекъ-то, а ты снутра на щеколду замкнись, чтобъ теб спокойне было. Пожалуй, Герасимъ Прохорычъ, сосни.

Герасимъ Прохоровичъ (Поднимаясь).— Спасетъ тебя, Господь, болезная. Какія только на Волг преудовольственныя мста!.. Вонъ туда къ Кіеву взять тополь-роевое дерево растетъ, груша и слива, а церкви скуднй не въ примръ нашихъ… Господи помилуй! Нтъ, нашъ народъ волжскій, сказать надо такъ, къ украшенію храмовъ божіихъ большіе любители… Благодатственный народъ, знаменитные у насъ храмы по всей Волг. Куда идти-то?

Хозяйка.— Сюда, сюда, родимый, пожалуй, за избу-то, огородомъ проведу (Идетъ впередъ).

Герасимъ Прохоровичъ (Уходя за ней).— Теплынь и благораствореніе воздуховъ… И все-то на пользу человковъ, насъ гршниковъ, Господи помилуй! (Уходитъ съ хозяйкой).

ЯВЛЕНІЕ ПЯТОЕ.

Ермолай и Петръ входятъ.

Ермолай.— Теперя пообдали — соснуть. Ишь сосна-то какую тнь растянула, подъ ей и лягимъ (Ложится). Ты чай нон, Алеха, часа съ три спалъ ли, ночью-то? Не спалъ?

Петръ (Тоже ложась).— Какъ не спать — спалъ.

Ермолай.— Право слово, врешь… Часу въ первомъ легли, чай, вчера вмст, первый часъ тогда былъ — вторые птухи пли я всталъ, солнышко манешенько показалось, зорькой… (Петръ приподымается), а ты ужь не спишь… Чего всталъ? (Издали слышится женское пніе).

Петръ.— Чудится, ровно бы поютъ.

Ермолай.— Врно… ноютъ (Прислушивается). Ишь какъ складно поетъ. Не такъ далеко надо быть. (Смотритъ по дорог) на дорог никого не видать. (Слушаютъ оба) Никакъ перестали. (Пніе прекращается) Перестали и есть… Вотъ наша-то жизь какая. (Гладитъ рукой по трав) Постеля пуховая разослана (Петръ ложится). Мягко… Ты, Алеха, допрежь того какъ въ бурлаки-то идти, въ деревн жилъ, аль въ сел? все тебя пороспрошать забывалъ.

Петръ.— Въ деревн.

Ермолай.— Въ какой такой?.. Какъ прозывается?

Петръ.— Крючиха.

Ермолай.— Деревня большая?

Петръ.— Большая.

Ермолай.— Какой губерніи?

Петръ.— Псковской.

Ермолай.— На рк, что ль?

Петръ.— На озер.

Ермолай.— На самомъ на озер, у берегу?

Петръ.— На самомъ.

Ермолай.— Что это, парень, у насъ на Волг вашихъ псковскихъ мало бурлачитъ, почитай и вовся нту?

Петръ.— Не вду.

Ермолай.— Привольно, поди, у васъ на озер-то. Рыбы, чай, сколько хошь шь, уху больше хлбаете, щей, поди, мало дите?

Петръ.— Какъ случится.

Ермолай.— Я бы какъ теперь ухи похлебать. Больно я уху люблю: шь сколько хоть, ровно вода жидкая, а скусъ и пріятство такое, что на. Посл обда я, кажись, чашки дв-бы артельныхъ оплелъ, ей-богу бы выхлебалъ. Какія у васъ рыбы-то ловятся больше?

Петръ.— Разныя ловятся.

Ермолай.— Судакъ ловится?

Петръ.— И… судакъ.

Ермолай.— Смерть какъ я до его охочь… Соленый когда да съ квасомъ да съ лукомъ… Въ жись бы все его лъ. А ршь ловится?

Петръ.— Когда и ршь.

Ермолай.— Ершь — самая пустая рыба, костей въ емъ не оберешься и сласти особой никакой нтъ… По зимамъ къ намъ снтокъ везутъ… этотъ скусенъ. Навалитъ баба его когда во щи, жуешь ровно горохъ вареный -и на зубу не хруститъ… важно!… Самъ я въ малые годы охочь былъ рыбу ловить, удочку у рыбаковъ стащишь, неподалеку отъ насъ рыбаки жили, на рку убжишь, гд еще свтать не начнетъ. Удилище смастеришь, сидишь-сидишь на берегу-то, ноли голову всю раскалитъ, а домой ни въ жись не придешь… Батька, когда на рк словитъ, тряску задастъ: больно я рзовъ былъ, опасался онъ, чтобъ какъ я не утопъ… Проревешься — опять на рку… смхота! Въ день-то цльный раз какого пискаря, али вьюна выловишь, радости-то на всю деревню… всмъ ребятишкамъ перекажешь… Глупые-то года, подумаешь, заботу шеи-то никакой нтъ. Алшунька, лавливалъ ли когда рыбу-то, а? Любилъ ли удить-то, уживалъ ли? (Петръ спитъ) Алха, аль уснулъ? (Смотритъ на него) Уснулъ и есть. Ну, пущай спитъ… И что за тоска у него такая, откеля пришла, откель навязалася?… Чудное дло — отчего только парень гинетъ? (Зваетъ) Эка теплынь, а, ахъ! (Засыпаетъ).

ЯВЛЕНІЕ ШЕСТОЕ.

Сцена минуту пустая. Подъ навсъ постоялаго двора изъ дверей выходитъ Наташа въ пестромъ плать, на голов у ней легонькій платочикъ. Вслдъ за ней выходятъ два купца г первый съ просдью, другой совсмъ молодой, одтые въ длиннополые сюртуки, сапоги съ высокими бутылкообразными голенищами, на пестрыхъ жилетахъ массивныя цпи.

Наташа (Садясь на приступокъ крыльца, подъ навсомъ).— Экъ разлакомился, ну, и будетъ… Спла одново, чего еще пристаешь. (Смотря ласково) Въ кабалу я къ теб пошла псни-то пть, видишь ты!

1-й купецъ.— Какая кабала, Наташа… Я вдь по душ тебя прошу… Что вдь ужь говорить, сайа знаешь, запоешь заунывную, ровно кто пеня по самому сердцу, бархатомъ гладитъ, сказать невозможно, какая пріятность!

Наташа.— Видишь, какой!… Чай, не первый денекъ вмст живемъ: пора бы привыкнуть, надость.

1-й купецъ.— По гропъ жизни не надостъ!… Каково соловей въ рощ, свищетъ, такъ и ты поешь, потому и невозможно тебя безъ восхищенія слушать.

Наташа.— Такъ-то такъ, а соловья баснями не кормятъ. Чаю напьемся, да и въ дорогу. Вели-ко самоварчикъ наставить, да сюда вынести, на вол изопьемъ, видишь жарина какая, такъ и паритъ.

1-й купецъ.— Ладно, тотчасъ. (2-му купцу) Сенюшка, велико хозяйк самоварчикъ наставитъ, да погребчикъ достать, сюда вели вынести. А межь тмъ временъ, пусть лошадей запрягаютъ.

2-й купецъ.— Ладно-съ, дядюшка. Да крыночку молочка не захватить ли: можетъ, Наталья Ивановна выкушаютъ со сливочками, а?

1-й купецъ.— Дло, дло, вели и сливокъ дать. (2-й купецъ уходитъ) Наташа, что жь? Отведи душу, спой: зеленую рощу. (Ласкается къ ней и хочетъ поцаловатm).

Наташа.— Ахъ, отстань-ко, Ванюшка!… Все у тебя на ум поцалуи да псни. (Отстраняетъ его и задумывается).

1-й купецъ (Посл непродолжительнаго молчанія).— Что у тебя за нравъ такой: сейчасъ весела и сейчасъ… Объ чемъ, Наташа, задумалась? (Наташа молчитъ и смотритъ на Волгу) Чудная, ты, право, Наташа: весела-весела, щебечешь словно пташка, а тутъ вдругъ отъ тебя голосу не добьешься, удивительное это дло, ну, объ чемъ ты думаешь?

Наташа.— А вотъ объ чемъ, Ваня, я думаю… Видишь, вонъ Волга-то, гладкая, свтлая, словно зеркало, ровнешенько бжитъ, на берегъ не плеснетъ, рябинкой не подернется, а вчера какъ бурлила?

1-й купецъ.— Что жь тутъ, дло понятное — вчера погодливо было, а сегодня ведро… Объ эвтихъ пустякахъ не стоитъ думать, если объ всякомъ пустяк думать, что жь можетъ хорошаго выдтить?

Наташа.— Да, вотъ, ты поди, пустякъ… а отъ него мн дума приходитъ.

1-й купецъ.— Какая же можетъ отъ этого пустяка дріа придти?— самая пустая.

Наташа.— Нтъ, не пустая… Вотъ думается мн: взнепогодится, взбушуется Волга, вся посиветъ, шумитъ, ровно сердится, плачетъ: и на берегъ-то она кинется, и волнами-то къ верху мечется, словно въ другое мсто убжать хочетъ — тяжело ей, сердечной, тошно… Вышло солнышко, затихъ втерокъ и опять течетъ она потихоньку, бережка не замочитъ, словно у ней и горя не было, словно она и не маялась. А вотъ у людей взять: живетъ спервоначалу человкъ ровно, вонъ какъ Волга катится, а вдругъ спознаетъ его горе, бда лютая, изломаетъ она его всего, обовьется около сердца злой змей, такъ на весь вкъ его и загубитъ. Хошь и солнышко свтитъ, хошь и ведрено, а его все тоска гложетъ, и не встать ему на прежній ладъ, и радъ бы онъ на старое повернуть, да силушки нтъ… (Умолкаетъ).

1-й купецъ.— Что жь тутъ такого необыкновеннаго, чтобъ объ этомъ думать? Всему свой предлъ наложенъ и то-есть, на все божье произволенье: Волга — она рка, ну, и должна течь, какъ ей слдованно… Теперь, возьмемъ въ примръ, черемха растетъ, пришелъ я, ее срубилъ, она ужь рости не можетъ, потому я ее все одно убилъ…

Наташа (Перебивая его).— Все ты не то толкуешь, Ваня…1-й купецъ.— А по моему, обо всемъ этомъ думать не слдуетъ, потому живемъ мы съ тобой не нищіе какіе, ни въ чемъ ты у меня отказу не имешь, что жь такія это за думы? Одинъ ропотъ и соблазнъ… Господь тебя спасъ отъ пропащей жизни, вспомни только, по какой ты дорожк пошла… Видно, такое ужь произволеніе, что встртился я съ тобой и полюбилъ тебя отъ всей души… На все произволенье…

Наташа (Перебивая).— Ну, полно, полно… Чего мн роптать! Только со мной времемъ такая тоска длается.

1-й купецъ.— Оттого, Наташа, и тоска, что мы не въ закон живемъ… Какъ бы повнчались мы съ тобой…. Наташа.— И не говори, ни въ жисть этому не быть… Не говори …

1-й купецъ.— Отчего ты мн не хочешь сказать, сколько разъ я тебя ни прошу, по какой причин ты закону исполнить не хочешь?

Наташа.— Не хочу.

1-й купецъ.— Для чего же?

Наташа.— Ну, ужь про то я знаю.

1-й купецъ.— Наташа! Полтора года мы съ тобой живемъ,неушто ужь ты въ меня вры не имешь, чтобъ по душ всo мн разсказать.

Наташа.— Слушай же, коли такъ… Кто я такая была — запропащая деревенская двка, ты — купецъ именитый, во своихъ мстахъ на знати. Вынулъ ты меня изъ этого омута, справилъ меня. Въ вкъ я этого не забуду. Ну, а сподручное ли дло, чтобъ я теб въ родню пошла, твой покой смутила? Да одна твоя роденька тебя подомъ застъ, разв поврятъ, что я за тебя любя пошла, скажутъ, деньгами прельстилась, чтобъ твои деньги себ забрать… Распроклянешь ты тогда и себя и меня… Знаешь, вдь ты мою судьбу всю, какова она есть… Два парня отъ меня сгибли, хоть неповинна я въ этомъ была, а теперь хочешь, чтобъ я тебя по доброй вол погубила… Нтъ, Ваня, объ этомъ и не говори. (1-й купецъ хмурится) Буду я тебя покоить и холить до смерти. (Обнимаетъ его) Люби, какъ любилъ.

1-й купецъ.— Умная ты голова, Наташа.

ЯВЛЕНІЕ СЕДЬМОЕ.

Хозяйка несетъ самоваръ, 2-й купецъ деревянный столъ, на которомъ стоитъ погребецъ.

2-й купецъ.— Гд, Наталья Ивановна, чай-то будемъ пить? Здсь на галдарейк, или на землю столикъ поставить?

Наташа.— Ставьте здсь, Семенъ Харлампьичъ… Тутъ тня побольше, пріятне будетъ. (Уставляетъ столъ. Вынимаетъ изъ погребца скатерть и посуду. Хозяинъ) Ставь, матушка, сюда самоварчикъ-то. Вотъ такъ.

Хозяйка.— Крыночку-то вамъ съ устоемъ подать?

1-й купецъ.— Извстно съ устоемъ, только чтобъ не кислыя сливки были. (Сходитъ и садится на нижній приступокъ).

Хозяйка.— Какъ можно кислыя… У меня погребъ-то льдомъ набитъ, чистымъ льдомъ, безъ снгу… Скиснуться не отчего.

1-й купецъ.— Ладно, ладно! Неси скорй.

Хозяйка.— Тотчасъ, тотчасъ. (Уходитъ).

Наташа (Завариваетъ чай, а потомъ садится рядомъ съ 1-мъ купцомъ).— Пока чай настоится, такъ ужь и быть, спою теб рощу.

1-й купецъ (Цалуетъ).— Одно слово, Наташа, ты — душа.

Наташа.— Постойко, вотъ въ тнь сяду. (Садится и поетъ).

Зеленая роща всю ночь прошумла,

А я молоденька всю ночку не спала.

Всю ночку не спала — мила дружка ждала —

Мила дружка ждала — постелюшку слала.

Пряди моя пряха, пряди — не лнися,

Я бы рада пряла — меня въ гости звали,.

Меня въ гости звали, звали-позывали,

Къ сосду въ бесду, во пиръ пировати.

1-й купецъ-(Обнимая ее).— И въ жисть я этакого пнья не слыхивалъ, другіе есть и лучше голосомъ берутъ, а не то… вотъ поди!

Хозяйка (Входитъ съ крынкой молока).— Милости прошу, отвдайте… Устой надо быть хорошій.

Наташа.— Ставь, бабушка. Да не хочешь-ли чашечку откушать? (Подходитъ къ столу и разливаетъ чай).

Хозяйка (Кланяясь).— Кушайте на здоровье, а яу жь опосля васъ.

1-й купецъ.— Чего опосля?… Небойся насъ, садись… Мы не кусаемся.

Наташа.— Вотъ и теб, хозяюшка, чашечка… Бери сахаръ, кушай.

Хозяйка.— Чай и сахаръ вашей чести. (Отходитъ, взявши чашку).

1-й купецъ (Беретъ чашку).— На здоровье! Садись тутъ… вотъ тутъ (Садится).

Наташа.— А сливочекъ-то, что же, Ваня?

1-й купецъ..— Вонъ малаго-то пои, онъ охочь, а я такъ.

Наташа.— А я вамъ въ накладку налила, Семенъ Харлампьичъ.

2-й купецъ.— Покорнйше благодаримъ! (Беретъ чашку и садится поодаль).X

ЯВЛЕНІЕ ВОСЬМОЕ.

Три странницы проходятъ около пьющихъ чай и останавливаются въ отдаленіи съ поклонами.

1- и купецъ.— Сенюшка! одли ихъ.

2- и купецъ.— Тотчасъ, дяденька-съ. (Оставляетъ чай и идетъ одлятъ странницъ, которыя, получивши милостыню, съ поклономъ отходятъ къ перевозу).

1-й купецъ.— А много, видно, народу въ пустынь-то идетъ?

Хозяйка.— Видимо-невидимо… изо всякихъ мстовъ. А вы тоже, чай, въ пустын-то были, угодникамъ поклонялись?

1-й купецъ.— Не привелъ Богъ. Съ ярмонки демъ, домой спшимъ.

Хозяйка.— Такъ, такъ. Вамъ не рука отъ почтовой-то дороги отбиваться: верстъ десять тутъ въ сторону будетъ. Изъ какихъ вы сами-то мстъ?

1-й купецъ.— Дальніе, мы изъ Сибири.

Хозяйка.— Слыхала я, хвалятъ сибирскій-то народъ. Купцовъ вашихъ къ Макарью много дутъ, такъ все мимо насъ прозжаютъ: по столбовой-то дорог не минешь. Вотъ я смотрю, на милостыню-то ужь ты, батюшка, очунь чивъ. Не пропадетъ — тамъ зачтется. Старые люди говорятъ, нищему не подать — великъ грхъ, а прохожему да страннику, что къ угодникамъ идетъ отказать — не замолимъ грхъ, потому странническія душеньки прямо на седьмое небо возлетаютъ, а ихъ молитвы, яко ладанъ, къ Богу возносится… А это сынокъ что-ли твой?

1-й купецъ.— Племяшъ, бабушка, племянникъ.

Хозяйка.— Ну, вотъ… А сожительница-то твоя, изъ вашихъ мстовъ сибирскихъ?

Наташа.— Нту, я родомъ съ Волги, изъ-подъ Василя-Сурска.

Хозяйка.— Вонъ у меня тоже старичокъ отдыхаетъ, на церковь сбираетъ: тоже, говоритъ, съ Волги, изъ-подъ Вясиля, сказать, строгій странникъ. За чай, за сахаръ! (Кланяется):

Наташа.— Какъ его, бабушка, звать-то?… Выпей еще чашечку.

Хозяйка.— Нту, благодарю покорнйше. Обзывалъ онъ себя, чу, Герасимъ Прохоровичъ.

Наташа (Вставая быстро).— Онъ… сердце чуетъ, что онъ!… Баупіка, позови его поскорй ко пн.

Хозяйка.— Тотчасъ, тотчасъ (.Намревается сойти).

1-й купецъ.— Наташа, кто это такой?

Хозяйка.— Да вонъ самъ идетъ, видно, не уснулось ему, болезному.

ЯВЛЕНІЕ ДЕВЯТОЕ.

Герасимъ Прохоровичъ (Входитъ съ опущенной головой).— Ну, спасибо, хозяюшка, маненько прикурнулъ (Подаетъ ключъ). Вотъ и ключъ.

Хозяйка.— А ты бы побол соснулъ, дорога не близкая. (Беретъ ключъ и уходитъ).

Наташа (Подходя къ нему).— Ддушка Герасимъ Прохорычъ .

Герасимъ Прохоровичъ.— Неужто, Наташа… (Отстраняетъ ее) Съ кмъ ты здсь? (Осматривается) А-а?… Кто эти? (Наташа молчитъ) Молчишь, видно, все по старому… въ беззаконіи живешь… Опомнись, укроти свое сердце… Что тебя тамъ ожидаетъ? Огнь неугасимый, вчная мука, уготоваешь ты себя діаволу и аггеламъ его.

Наташа (Робко).— Ддушка, Герасимъ Прохорычъ… кинула я свою старую жизнь.

Герасимъ Прохоровичъ.— А кто они?

Наташа.— Это, ддушка, сожитель мой… Полтора года… вмст живемъ.

Герасимъ Прохоровичъ.— Кто на сожительство благословилъ? Сказала-ли ты предъ церковнымъ престоломъ свое согласіе?

1-й купецъ (Подходя).— Не-знаю, какъ тебя звать, странный человкъ: въ первый разъ я тебя вижу. Изъ разговора твоего съ Наташей выходитъ, что вся ея судьба теб извстна. Не суди ты ее строго, выслушай мою рчь и дай ей совтъ: обидть человка не долго.

Герасимъ Прохоровичъ.— Умную рчь ты мн говоришь, а поступаешь противно закону христіанскому, говори.

1-й купецъ.— Вотъ полтора года живу я съ Наташей душа въ душу… Встртилъ я ее, что говорить, знаешь, какой… За эти полтора года такъ она справилась, что и узнать нельзя: въ домъ мои радость и счастье внесла, одно слово — порядокъ и благочиніе. Словно помолодлъ я, глядючи на нее, Богъ мн ее послалъ!… Слава-богу, я не молодой, видалъ на своемъ вку всякаго народу, а этакой души не встрчалъ, врать мн не-изъ чего… заботится она обо мн словно мать родная… Урезонь ты ее, чтобъ пошла подъ законъ.

Герасимъ Прохоровичъ.— Я и въ толкъ не возьму тутъ ничего… Наташа, скажи ты мн все по открытости… Прости, коли теперь попрекнулъ: не со зла попрекнулъ… Прости, Христа ради. (Кланяется).

Наташа (Бросаясь къ нему на шею).— Ддушка! Какая я ему жена — слуга я ему… Изъ какой бды онъ меня вынулъ?… Онъ меня образумилъ и… Старое, ддушка, я бросила…

Герасимъ Прохоровичъ.— Ну, полно, полно… Богъ многомилостивъ! Сядь вотъ сюда, на пристулочекъ-то, потолкуемъ. (Садятся).

1-й купецъ.— Можетъ, старичокъ, чайку выкушаешь?

Герасимъ Прохоровичъ.— Спаси Богъ, не употребляю я его. (Къ Наташ) Ну, Господь съ тобой, не печалься. (Петръ просыпается и первое время смотритъ на все безсознательно)

Наташа.— Разскажи-ка, ддушка, что въ нашихъ-то краяхъ подлывается?… Можетъ, слухъ есть какой?

Герасимъ Прохоровичъ.— Что подлываться-то… Ддушка Еремеичъ еще при теб померъ, родители твои тоже отошли въ т мста, идеже вси упокоеваются… Слуховъ никакихъ!… Сказывали, что коло Ярославля тло прибило, Миколаши ли, покойника, али Петруши никакъ признать не могли, Андрей Макаровичъ самъ здили — не распознали… Вотъ и все.

Наташа.— Ну, а о Петруш-то не слыхать?

Герасимъ Прохоровичъ.— И слухъ запалъ, добрый парень былъ, такъ ужь видно ему назначено… Ни что же безъ Господней воли!…

Наташа.— Что-жь руки, что ли на себя наложилъ?… видно, утопился?

Герасимъ Прохоровичъ.— Видно, что такъ… Рыбаки нашли его лодку-то, въ которой тогда въ село похалъ, пониже насъ верстъ за тридцать… Такъ, такъ… Его-святая воля!- Загубилъ себя, парень, загубилъ.

ЯВЛЕНІЕ ДЕСЯТОЕ.

Петръ (Быстро встаетъ и бросается въ ноги Герасиму Прохоровичу).— Здсь я, батюшка-кормилецъ… Прости ты меня, помилуй (Наташа вскрикиваетъ. Герасимъ Прохоровичъ привстаетъ, потомъ опускается въ изнеможеніи).

Герасимъ Прохоровичъ (Обнимаетъ его голову).— Петруша, голубчикъ… живъ, онъ… онъ… Какъ ты, откуда? Родной мой… Да онъ ли это? (Смотритъ на него) Онъ!… Слава въ вышнихъ Богу!… Да встань ты, встань… Вотъ и Наташа.

Петръ (Вшивая).— Наталья Иван… Наташа! (Хочетъ обнять) Привелъ Богъ свидться.

Наташа (Отступая).— Петръ Герасимычъ… Какже это?… а Николаша гд? Тебя тогда ддушка окликалъ…

Герасимъ Прохоровичъ.— Ну, что же, обними на радостяхъ: съ малыхъ лтъ росли, точно сестра съ братомъ… (Толпа бурлаковъ входитъ и съ изумленіемъ смотритъ на всю сцену, Ермолай, проснувшись, также подходитъ къ нимъ).

Петръ (Закрывая лицо руками).— Эхъ, доля моя — горе, житье лютое! Пришелъ, видно, мой часъ, никуда, видно, отъ тоски не уйдти, ни укрыться! (Cъ рыданіями падаетъ въ ноги къ отцу) Батюшка, кормилецъ я… я его убилъ… Я убилъ Миколаюшку. (Наташа, въ ужас отступаетъ. Герасимъ Прохоровичъ блднетъ).

Ермолай.— Что ты, Алеха?… Алексй!

Петръ (Вставая на ноги).— Не Алха я… Я Петръ — его сынъ родной… Убійца, разбойникъ злой… Загубила меня любовь злая, безотвтная… Люди добрые, при всхъ каюсь: утопилъ я человка по зависти — любви, не стерпло сердце ретивое. Два года въ бгахъ былъ, да видно отъ кручины злой не спрятаться, не уйтить. Вяжи же меня, родной батюшка, веди въ судъ убійцу-разбойника. Ты меня породилъ, ты меня вспоилъ, ты же и казни меня. (Кланяется на вс стороны) Прости, міръ честной! (Смотритъ на Наташу, потомъ падаетъ ей въ ноги) Прости ты меня, Наташа, зазноба моя, отнялъ я твоего дружка милаго.

Наташа.— Петрушенька! Какъ же это?… Съ чего ты?

Герасимъ Прохоровичъ.— Вяжите, вяжите его… Родитель — не покрывщикъ сына, разбойника… Не на радость породилъ я тебя… Испытаніе твое тяжко, Господи!

Петръ (Вставая).— Прощайте!… А вотъ… (Вынимаетъ изъ-за пазухи кошель и подаетъ его отцу) Возьми, батюшка, два года работалъ, отдай на поминъ его души. Пойдемъ въ городъ (Смотритъ съ отчаяніемъ на Наташу). Эхъ-ма, суди меня меня теперь кнутъ да царевъ кабакъ! (Идетъ, за нимъ слдуетъ вся толпа бурлаковъ).

Герасимъ Прохоровичъ.— Господи, поддержи! Испытаніе не по силамъ! Господи помоги! (Уходитъ)

ЯВЛЕНІЕ ОДИННАДЦАТОЕ.

Наташа (Прислонясь головой къ плечу купца, нсколько времени не говоритъ, потомъ быстро).— Повстрчалась-было радость, думала прожить съ тобою всю жизнь, да видно — не судьба: приходится намъ разстаться. Прощай, Ваня, милый другъ.

1-й купецъ. Что ты, что ты, Наташа, куда ты?

Наташа. За нимъ… прощай! (Обнимаетъ его горячо) Не ходи, Ваня, за мной, забудь меня… Онъ за меня жизнь свою загубилъ, такъ разв за такую любовь мн слдъ его покидать. Прости! Не проси, не говори, знаешь, что я сказала: умру — сдлаю. (Хочетъ идти, 1-й купецъ удерживаетъ ее)

1-й купецъ. Да что ты, что ты, опомнись. Онъ вдь разбойникъ: человка убилъ.

Наташа. А за кого убилъ?— За меня.

1-й купецъ.— Да вдь его въ каторгу сошлютъ!

Наташа.— И въ каторгу за нимъ пойду.

1- и купецъ.— Наташа, что ты!… Или жись теб надола, я надоскучилъ?

Наташа.— Ни жисть не надола, ни ты не надоскучилъ… Самъ говорилъ, что безъ закону жить гршно. Повнчаться мн съ тобой — жить во радости, въ счастьи, а ему одному слезы лить… Законъ это?… Нту, Ваня, не говори, лучше и безъ любви проживу, да тосковать не стану, что двухъ парней сгубила..! пополамъ понесемъ горе — вдвоемъ легче снести!… Прости, желанный!. (Обнимаетъ его долго и горячо) По смерть не забуду, отъ какого ты:грха меня спасъ. (Цалуетъ 2-го купца) Прощай, Сеня, не оставляй дяди, покой его замсто отца.

2- и купецъ.— Да куда же вы такъ, Наталья Ивановна?

Наташа.— Надо такъ, надо!… Доля моя такая!

Хозяйка (Выходя на крыльцо).— Лошадки запряжены.

Наташа (Обнимая 1-го купца).— Ну, и съ Богомъ, узжай же… Въ послдній разъ прощай!

2-й купецъ.— Хоть одежу-то возьмите свою, денегъ на дорогу.

Наташа.— Ничего не надо, одежу бднымъ раздайте! (1-му купцу, который безсмысленно смотритъ на нее). Не горюй, видно, Богу такъ угодно. Не ищи меня, все старое поршила, и тоска отъ сердца отхлынула… Не ходи же… узжай! (Быстро цалуетъ). Прощайте, не поминайте лихомъ (Убгаетъ).

2-й купецъ (Первому, который стоитъ на одномъ мст,безсмысленно смотря вслдъ убгающей Наташ).— Дяденька, побжимте-съ… Можетъ, упросимъ — воротится.

1-й купецъ. Нтъ, Сеня, не вернется… ея слово свято… Сеня, Сеня! (Обнимаетъ его. Печально). Сирота я сталъ безъ Наташи, круглый сирота. (Закрываетъ лицо руками).

(Занавсъ опускается).

Конецъ четвертаго и послдняго дйствія.

Николай Пот&#1123,хинъ.

7-го марта.

С.-Петербургъ.

‘Отечественныя Записки’, No 6, 1863

ДОЛЯ-ГОРЕ.

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

ДЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

ДЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Читайте также: