Кто лучше?, Потехин Николай Антипович, Год: 1860 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 63 минут(ы)

КТО ЛУЧШЕ?

КОМЕДІЯ ВЪ ЧЕТЫРЕХЪ ДЙСТВІЯХЪ (*).

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА ПЕРВАГО АКТА.

(*) Эта комедія была представлена на Александринскомъ Театр 7 декабря 1860 года, въ нсколько-измненномъ вид, подъ названіемъ: Дока на доку нашелъ. Ред.

Григорій Кузьмичъ Лазуринъ, первой гильдіи купецъ, недавно вышедшій изъ мщанскаго сословія, занимающійся скупкой и продажей векселей на бирж, подрядами и поставками. Вдовецъ, лтъ 50.

ома Кузьмичъ, братъ его родной, безсемейный, лтъ 60.

Анна Власьевна, мать ихъ, дряхлая старушка.

Катерина Григорьевна, дочь Григорія Кузьмича, воспитывается въ лучшемъ пансіон.

Паша Расторгуевъ, сирота, крестникъ омы Кузьмича, по первой гильдіи.

Пантелей, слуга въ дом Лазуриныхъ.

Живодеринъ, маклеръ, старикъ, лтъ 80.

Задыркинъ, квартальный.

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

Сцена представляетъ небогато-убранную залу, мебель старая, аляповатая, направо два окна, у одного изъ нихъ стоитъ столъ со счетными книгами и бумагами, въ углу окованный желзомъ сундукъ, налво виситъ зеркало въ рам краснаго дерева, подъ нимъ протертый диванъ, прямо двои дверей, между которыми висятъ Фамильные купеческіе портреты. Утро. (При вскрытіи занавса Катерина Григорьевна стоитъ на Диван и старается осмотрть свое платье въ зеркал, около нея стоитъ Паша Расторгуевъ, въ отдаленіи, у дубоваго сундука, сидитъ Анна Власьевна).

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

Анна Власьевна.— Ну-ка… ну… баловница, зеркало не срони. (Катерина Григорьевна берется рунами за раму зеркала) Ай… ай… сойди, разобьешь, говорю разобьешь!

Катерина Григорьевна.— Не безпокойтесь, не разобью. А, вдь, лифъ-то морщитъ (обертывается къ Расторгуеву.) Вотъ вамъ и мадамъ Анетъ, а еще хвастались!

Расторгуевъ.— Маненечко припустилась… не потрафилась, да оно съ запасцемъ-то лучше.

Анна Власьевна.— Сойди, говорю, баловница, (Катерина Григорьевна соскакиваетъ). Что же ты Пашу-то не благодаришь? Какъ онъ объ теб хлопочетъ, совсмъ какъ благородный — да!

Катерина Григорьевна (протягиваетъ руку).— Merci.

Расторгуевъ (цалуетъ ея руку).— Эвто что-съ? Помилуйте-съ! не стоитъ того говорить-съ. Только срокъ-то какъ-же-съ, Анна Власьевна-съ?

Анна Власьевна.— Потерпи, говорю, маненечко! Катюшенька барышня нжная, ты же, какъ-есть, рядскій, бороду носишь: намъ это противность видть. Бороду ты сбрй: въ службу поступи. Лицомъ ты изъ себя видный — дворянчикомъ, какъ-есть, будешь. А что ты теперь? купецъ, какъ-есть, рядскій, хожалый и тотъ тебя за воротъ возьметъ, а чиновникъ-то, да при деньгахъ… и пуговицы то блестятъ и воротникъ-то шитый — да! Вступи, молодецъ, въ службу. Въ пансіон-то ей недолго осталось быть, а потомъ и бери ее всю.

Расторгуевъ.— Таксъ-съ. А крёстный-съ говоритъ, что коли я бороды ршусь…

Анна Власьевна.— Не говори! Крёстный мужикъ самъ сиволапъ, такъ на людей его зависть беретъ. Поди сюда, Катюша (беретъ ее за руку), ты посмотри, какую вишенку теб отдаю — а? наливное яблочко. (Обхватываетъ ее за талію)

Расторгуевъ (глубоко и комично вздыхаетъ).— Охъ!…

Катерина Григорьевна.— Бабенька, что вы!

Анна Власьевна.— Ничего, мать моя. Насъ, бывало, силой цаловать заставляли, а заупрямилась, такъ за косу — да! Товаръ, мать моя, лицомъ продаютъ.

Расторгуевъ.— Анна Власьевна, вдь, крёстный-то мн замсто тятеньки-съ: какъ же-съ я его ослушаться стану? не схоже-съ.

Анна Власьевна.— Какъ, молодецъ, знаешь. Я тоже вдь омку-то подъ сердцемъ носила, такъ маненько поумнй, надо полагать, буду его — да! А не теб да и не омк меня учить. (Сердится и встаетъ) Материно молоко на губахъ не обсохло, а тоже крёстный!

Расторгуевъ.— Да я-съ… то-есть…

Анна Власьевна.— Нечего я. (Раздражительно) Яйца курицу не учатъ. Пойдемъ, Катя. Что съ ними, съ необразованными, теб время свое проводить. (Идетъ).

Катерина Григорьевна.— Бабенька, не сердитесь.

Анна Власьевна (съ сердцемъ).— Ступай, коли цла (стучитъ костылемъ).

Катерина Григорьевна.— Иду-съ, иду! (Выходя, пожимаетъ быстро руку Расторгуева).

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Расторгуевъ (закрываетъ ладонью глаза).— Ж-и-и-сь! и что это она нашла въ чиновникахъ — блезиръ, ей-богу, одинъ блезиръ. Виду, что-ли, тамъ полноты, аль основательности въ фигур? ничего нтъ! А расшаркнуться, такъ и мы расшаркнемся (расшаркивается). Вотъ какъ-съ, съ почтеніемъ-съ. Неужто ужь я уродъ — ась?.. Господи! (встаетъ на диванъ и смотрится въ зеркало). Ничего-съ, такъ-съ… А что-жь и борода? Въ большую моду нонча входитъ… на иностранный манеръ.

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТЬЕ.

Григорій Кузьмичъ (въ бород и длинномъ сюртук, входитъ, съ газетами въ рукахъ).— Ты что пялишься, ровно двка? Ишь, куда взгромоздился!

Расторгуевъ.— Я-съ, ничего-съ… (поправляется) манишка маленечко повыбилась, такъ, того-съ… поправилъ.

Григорій Кузьмичъ.— Мода одолла. Вотъ ты бы лучше въ газету-то почиталъ. Вона печатаютъ: Булановъ, шельма, больницу открылъ, видно креста захотлось. Лучше бъ онъ, разбойникъ, энтому нмцу-фабриканту, котораго до рублика ограбилъ, на бдность что ни на есть далъ.

Расторгуевъ.— Такъ-съ.

Григорій Кузьмичъ (читаетъ и говоритъ про-себя).— Ну и обдъ былъ… стерляди и шампанское… Ишь, какъ расписали! Лучше бы дровянниковъ-то у себя на двор не обсчитывалъ, вдь съ извощикомъ, дьяволъ, не разочтется порядкомъ, а теперь, на-тко отецъ и благотворитель, сирымъ пріютъ, больнымъ исцленіе… Черти!.. (кидаетъ газету). А вдь крестъ дадутъ — да, какъ и не дать: вдь на лбу-то у него и не написано, что мерзавецъ. Ну, вишь, выставили какъ: дескать, вотъ благотворитель, благодтель — ну и дадутъ… Вотъ тутъ и живи по правд… (ходя, про-себя) Эхъ, кабы вывезло одно дло!.. пропащее дло, да кабы вывезло, ужь куда бы не шло, и я самъ бы пожертвовалъ тамъ на больницу, аль на училище: дали бы и мн Станиславчика. (Вслухъ) Паша!

Расторгуевъ.— Что прикажите-съ?

Григорій Кузьмичъ.— Что Корытинъ-то, какъ теперь, ослъ, не кутитъ?

Расторгуевъ.— Какое не кутитъ-съ! Въ Марьиной намеднись такое колно съ Лукитинымъ откололи, что люли! Кромя того, что знакомыхъ и встрчныхъ шампанскимъ накачивалъ, цыганкамъ по сотенной за псню кидалъ-съ, да посл при всей Дублин въ-присядь пошелъ, на-силу увели, спасибо, частный помогъ, а то бы не совладать-съ… шумлъ.

Григорій Кузьмичъ.— Ну, а кредитъ, какъ его кредитъ?

Расторгуевъ.— Да что? плохъ-съ: на бирж-то векселя его по пятидесяти за рубль продаютъ.

Григорій Кузьминъ.:— Ну, что-жь онъ?

Расторгуевъ.— Ничего-съ. Я, говоритъ, хоша и разорюсь, да за-то народъ просвщаю.

Григорій Кузьмичъ.— Шампанскимъ-то, да цыганками… та-а-а-къ… просвтители! Что-жь онъ не скупаетъ свои векселя, коли по пятьдесятъ за рубль продаются? вдь, денегъ-то у него туго!

Расторгуевъ.— Было туго, а теперь пусто-съ. Онъ мотаетъ, а дураки думаютъ, что и впрямь у него золотое дно, только для блезиру пыжится. Скоро въ трубу вылетитъ. Сунулся было въ коммерческій — отказали.

Григорій Кузьмичъ.— Ишь, вдь, какъ разсказываетъ, радуется человческому горю. Нтъ, чтобъ пріятеля остановить, аль тамъ уговорить… Втрогоны! Да кто жь его въ эту гибель ввелъ? кто кредитъ-то его подорвалъ — не знаешь?

Расторгуевъ.— Нту, не знаю-съ… мы неизвстны.

Григорій Кузьмичъ.— То-то не знаешь! Вотъ и ты женишься, тоже будетъ. Батька-то непочатую кису оставилъ, а сынокъ обженился, взялъ безприданницу — театръ не театръ, собранье не собранье, шали да шляпки, пару лошадей, коляску да рысака… Диво, какъ на призы не выхалъ! Глядь, анъ и замотался. Кредитъ-то былъ — языкомъ слизнулъ! Вотъ теб и ученье и благородство… Просвтители!

Расторгуевъ (съ ироніей).— Такъ-съ.

Григорій Кузьмичъ.— Нечего такать-то. Вотъ ты жениться вздумалъ, а нтъ, чтобы будущаго-то тестя спросить: какъ, дескать, ваша коммерція, али тамъ насчетъ торговли. Съ бабами точишь языки-то попусту. Вонъ тестю-то до зарзу нужно двадцать-пять тысячъ, безъ векселька, чай, ты, не дашь.

Расторгуевъ.— Григорій Кузьмичъ… вамъ извстно, что я не въ своей вол… какъ крёстный-съ.

Григорій Кузьмичъ.— Крёстный-то, чай, мн братъ.

Расторгуевъ.— Это врно-съ, онъ у меня капиталомъ орудуетъ.

Григорій Кузьмичъ (шутя).— Эхъ, Паша! орудуетъ… Какъ вотъ ты моей Катей-то будешь орудовать — а? Калинины засылали сватовъ, молодой-то не надышется на Катю, ничего въ приданое не хочетъ, только бъ мое согласіе, еще въ заемъ пятьдесятъ тысячъ даетъ подъ расписку. Дло хорошее. Я сказалъ: пусть пожалуютъ въ домъ, посмотрятъ.

Расторгуевъ (въ изумленіи).— Какъ такъ-съ?

Григорій Кузьмичъ.— Такъ, просто, пусть посмотрятъ, согласіе дадимъ.

Расторгуевъ.— Какъ же такъ-съ? А слово-то ваше-съ?

Григорій Кузьмичъ.— Слово, братъ, словомъ, а сухая ложка ротъ деретъ. Ты, вотъ, говоришь: люблю вашу Катю…

Расторгуевъ.— Истинно-съ.

Григорій Кузьмичъ.— Такъ помоги тестю… Что? видно, на попятный, какъ крестный, да крещеный — что-о?

Расторгуевъ (ршительно).— Сколько вамъ надо-съ?

Григорій Кузьмичъ.— Что фуфыришься-то?.. ровно и Богъ всть какое одолженіе длаетъ. Мн и въ банк по первому слову дадутъ. (Притворно сердясь). Ничего мн отъ васъ съ крёстнымъ не надо — да! (Хочетъ идти).

Расторгуевъ.— Григорій Кузьмичъ, помилуйте-съ, что-съ такое-съ… я тотчасъ… мы съ полнымъ довріемъ… я принесу-съ.

Григорій Кузьмичъ (какъ бы не-хотя).— Да что ты величаешься-то? ‘Я принесу: мы съ полнымъ довріемъ…’ да кто ко мн не съ довріемъ — ась? Эка невидаль 26,000, а еще въ зятья лзетъ!

Расторгуевъ.— Да не извольте объ этомъ сумнваться, ей-богу, я отъ сердца-съ… я сейчасъ принесу-съ.

Григорій Кузьмичъ.— Да неси, неси, Богъ ужъ съ тобой.

Расторгуевъ.— Тотчасъ-съ (беретъ шляпу).

Григорій Кузьмичъ (вслдъ ему).— Вексель, аль расписку? Вексель, чай! Ха-ха-ха!

Расторгуевъ.— Да полно вамъ! не стоитъ того говорить-съ. (Уходитъ).

Григорій Кузьмичъ.— Эхъ дла, дла рукъ человческихъ! Ну, какъ не вывезетъ — пиши пропало. А вывезетъ?.. (считаетъ) Вексель Корытина у меня на двсти тысячъ, за рубль товаромъ возьму два, а то и съ полтиной. Четыреста тысячъ… сто тысячъ уплатимъ заемныхъ… триста тысячъ чистогану въ карманъ… Вдь это, говорить по-старому, мильйонъ… Господи, сподоби!

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Пантелей (входя).

Пантелей.— Фартальный, сударь, тамот-ко тебя за никакой нуждой требуетъ…

Григорій Кузьмичъ.— Что тамъ еще? Пошли сюда. (Пантелей уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ПЯТОЕ.

Задыркинъ (входитъ и раскланивается).

Григорій Кузьмичъ (не приподнимаясь съ кресла).— А, едоръ Ипатычъ! Садись-ко. Что за дла?

Задыркинъ (вынимаетъ бумагу изъ-за борта мундира). Да вотъ къ вамъ-съ по длу Корытина-съ.

Григорій Кузьмичъ.— Ну, что? посадили ли его, мошенника?

Задыркинъ.— Нтъ еще-съ, а съ жены взяли объясненіе: пишетъ, что къ Митрофанію ухалъ.

Григорій Кузьмичъ.— Ишь, богомолье напало! (Вскакиваетъ) Объясненія, объясненія! Знаю я эти объясненія. Мн подайте его самого. На что у насъ управа-то? Я, вдь, взнесъ кормовыя. Что жъ я, на смхъ, что ли, вамъ достался? я, вдь, по первой гильдіи, не прощалыга какой — да-а! Все это потворство одно. Онъ, вонъ, люди говорятъ, въ Маріиной Рощ колнца выкидываетъ, а вы тутъ объясняете: ‘къ Митрофанію’. Какъ деньги платить, такъ и въ странствія… Нтъ, братъ, меня, вдь, не проведете — дудки!

Задыркинъ.— Да что жь намъ длать-то?

Григорій Кузьмичъ.— Что длать? что длать? Взяли да и посадили его въ тюрьму.

Задыркинъ.— Да, вдь, Корытинъ-то не у насъ въ части.

Григорій Кузьмичъ.— Это одни только крючки да отговорки. Дали, чай, красненькую — а тамъ гуляй по матушк-Москв, а пишете: ‘къ Митрофанію ухалъ’.

Задыркинъ.— Григорій Кузьмичъ, хотя я у васъ въ дом, но я не позволю-съ… Говорите тамъ, что хотите, но ежели что насчетъ начальства, такъ извините-съ… (беретъ фуражку).

Григорій Кузьмичъ (прерывая).— Ладно, хорошо, знаемъ мы эти псни-то! Начальство начальствомъ — оно въ сторон, нечего тутъ его припутывать, не о немъ и рчь. Ты мн канитель энту не тяни, я ужь пуганая ворона-то, самъ все знаю. Законы-то святы, да вы-то вотъ, о-о-о!

Задыркинъ (полируясь).— Что мы?

Григорій Кузьмичъ.— То-то, что мы!

Задыркинъ.— Я не понимаю-съ, объяснитесь.

Григорій Кузьмичъ.— Нечего тутъ понимать, да и объясняться-то нечего — да! А я теб скажу на-бло: мн надо Корытина не ныньче, такъ завтра посадить въ яму. Онъ, вдь, тамъ не помретъ. Я и кормовыя деньги внесъ, да и не въ томъ сила, мн надо его взять въ руки, а тамъ мы его и выпустимъ — ступай онъ-себ куда хочетъ. Ты понялъ ли?

Задыркинъ.— Понимаю. Ну, да вамъ-то что жъ тутъ?

Григорій Кузьмичъ.— Э! вотъ и видно, что ничего не понимаешь. Надо мн его взять въ руки. Дло-то у него хорошее, да онъ-то запутался, замотался — ну я и возьму товаромъ-то за рубль два.

Задыркинъ.— Такъ зачмъ же въ тюрьму-то сажать? вы и такъ съ него возьмите. У него жена, дти…

Григорій Кузьмичъ.— Тутъ-то и надо сажать, гд жена-то да дти. Одинъ-то всякій охотой ползетъ въ яму, было бы только изъ-за чего. Ну, а какъ жена-то да ребятишки, оно и зудитъ и понудительно. Этотъ, братъ, народъ, какъ Корытинъ, ученый и образованный, поговори съ нимъ, такъ онъ теб съ три короба такихъ сказокъ наскажетъ, что уши развсишь, а простой, какъ-есть, сиволапый мужикъ его надуетъ.

Задыркинъ.— Такъ коли онъ ученый и благородный, такъ вы бы отстрочили, помогли бы ему.

Григорій Кузьмичъ.— Отстрочили? Такъ на что же у насъ и коммерція-то? Свернись-ка я: ты думаешь, найдется какой дуракъ помочь мн? Жди! А тутъ всякая мелюзга суется тоже съ товарами, да тамъ новости, прификсы разные затваютъ. Старики-то безъ новостей деньги наживали, да и самъ я, недалеко сказать, лоханки носилъ, самовары чистилъ, ну а теперь по первой… А эти выскочки великатны больно. Знаю я ихъ: горды, а посади-ка любаго въ тюрьму — куда и гордость днется — подлюшка-подлюшкой будетъ. Честь, вишь, анбиція у него страдаетъ. Не велика, братъ, честь, коли нечего сть, эту пословицу-то видно поумне насъ съ тобой старики сложили.

Задыркинъ.— Это такъ. А и въ священномъ писаніи показано: другъ друга тяготы носити.

Григорій Кузьмичъ.— Ты ужь, сдлай милость, священному-то писанію меня не учи: я самъ каждое воскресенье въ церкви бываю и божію службу слушаю, ты вотъ лучше о дл-то говори.

Задыриннъ.— Да что жь о дл? Изъ той части, изволите видть, при отношеніи, прислали объясненіе. Корытиной, что мужъ ея ухалъ на богомолье. Вотъ я и пришелъ къ вамъ о томъ объявить. А тамъ какъ вы себ хотите!

Григорій Кузьмичъ.— Какъ хотите! Да ты слышалъ, какъ я хочу?

Задыриннъ.— Это дло ваше: просите кого выше.

Григорій Кузьмичъ (ласково).— Кого-нибудь выше? Эхъ, штука ты, едоръ Ипатычъ… Ну да съ тобой церемониться-то, я вижу, нечего. Стны-то у меня безъ ушей. Возьми ты съ меня сотенную да обдлай все дло, а въ даль-то нечего забираться. (Вынимаетъ бумажникъ).

Задыркинъ.— Григорій Кузьмичъ… какъ это возможно-съ, что вы?

Григорій Кузьмичъ.— Ужь нечего штокать-то! Мы, вдь, здсь съ тобой, чай, не въ присутствіи, церемониться-то нечего.

Задыркинъ.— Помилуйте, само собой семейство-съ… да вдь… обидно…

Григорій Кузьмичъ (прерывая).— Мало? Ну четвертную еще накину — и не говори! (вынимаетъ ассигнаціи. Задыркинъ протягиваетъ руку) Ты руку-то погоди протягивать… Нтъ, вдь, я ужь ученъ, въ ныншнее время везд нужна осторожность. Вотъ видишь (сгибаетъ ассигнаціи на уголъ, а потомъ рветъ): теб половина и мн половина, нумера пополамъ: я въ надежд — и ты покоенъ. Кончишь дло — твои, надуешь — божіи (показываетъ половинки ассигнацій и кладетъ одну къ себ въ бумажникъ, другую половинку подаетъ Задыркину).

Задыркинъ.— Чудаки вы, ей Богу-съ! Ха-ха-ха! Будьте благонадежны, изъ рукъ не вывернется (прячетъ въ карманъ половинку ассигнаціи).

ЯВЛЕНІЕ ШЕСТОЕ.

Расторгуевъ, ома Кузьмичъ и Живодеринъ.

Григорій Кузьмичъ.— Ну, вотъ и наши! Здорово! Такъ-такъ, едоръ Ипатычъ, смастеришь?

Задыркинъ.— Будьте благонадежны.

Григорій Кузьмичъ.— А какъ скоро, то-есть?

Задыркинъ.— Будетъ скоро-съ. Ха-ха-ха! Прощенья просимъ (Раскланивается и уходить).

ЯВЛЕНІЕ СЕДЬМОЕ.

ома Кузьмичъ (кланяется въ-поясъ уходящему квартальному).— Эта проныра зачмъ у тебя?

Григорій Кузьмичъ.— Тамъ… на счетъ мостовой пристаютъ.

ома Кузьмичъ (значительно).— А-а?

Григорій Кузьмичъ.— Что а-а? Вотъ ты-то зачмъ этого лапчатаго притащилъ? (указываетъ на Живодерина), какое еще дло?

ома Кузьмичъ.— Насчетъ денегъ-то, ты просилъ у Паши (указываетъ на Живодерина) такъ того…

Григорій Кузьмичъ.— Вексель, небось… ады!

Расторгуевъ.— Это крестный-съ… а я, помилуйте, на одномъ слов, и росписки не надо.

ома Кузьмичъ.— Молодо-глупо. Онъ, вдь, чай, братъ мн и я ему врю… а грхъ какой, не приведи Господи, побывшится, али тамъ что, ну и въ труб твои денежки… Братъ — братъ, а съ векселемъ-то спокойне.

Живодеринъ.— Не нами заведено, не нами и кончится… Истинно изволите говорить, батюшка, ома Кузьмичъ.

Григорій Кузьмичъ.— Да мн что, впервые что-ли вексель-то давать!— а?.. да вдь вры-то въ васъ нтъ… анаемы! Ишь, ишь, подхалима-то ёжится! (указываетъ на Живодерина). Живодеринъ, Живодеринъ и есть… Да давайте, давайте, подпишу, что съ вами длать (садится къ столу и считаетъ деньги, къ нему подходятъ ома Кузьмичъ и Живодеринъ. Паша старается оглядть себя въ зеркал, встаетъ на цыпочки, обдергиваетъ сюртукъ и расправляетъ бороду).

Григорій Кузьмичъ.— Такъ… вс. Ну, теперь спокойны? вотъ вы и съ векселемъ. (Подписываетъ вексель).

Живодеринъ.— Ну, какъ же насчетъ расчету-то-съ…

Григорій Кузьмичъ.— Это на кредиторахъ (указываетъ пальцемъ) вонъ съ энтаго франта — ишь, какъ его ломаетъ!

ома Кузьмичъ.— Не грхъ бы и теб заплатить… Вдь…

Григорій Кузьмичъ.— Да что ты суешься не въ свое-то дло? у тебя, что-ли, я деньги-то взялъ? что ты мутишь здсь! Паша, я знаю, не откажется заплатить.

Паша.— Съ моимъ удовольствіемъ-съ.

Григорій Кузьмичъ.— Подьте-ко къ бабамъ: он тамъ безъ васъ плачутъ, а я съ Живодеринымъ потолкую насчетъ биржевыъ дловъ. Подьте.

ома Кузьмичъ.— Золото, я вижу, ты! Пойдемъ, Паша (уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ВОСЬМОЕ.

Григорій Кузьмичъ.— Ну-ка, старина, садись.

Живодеринъ.— (Садится въ отдаленіи на конц стула).

Григорій Кузьмичъ.— Садись сюда ближе.

Живодеринъ.— Намъ и здсь хорошо (подвигаетъ немного стулъ и снова садится).

Григорій Кузьмичъ (указывая рукой).— Да садись вотъ сюда!

Живодеринъ (ставитъ стулъ и садится, обдергивая платье).— Покорно благодаримъ-съ.

Григорій Кузьмичъ.— Ну, что скажешь хорошенькаго?

Живодеринъ.— Да что, батюшка, сказать? хорошаго-то мало (оглядывается и говоритъ таинственно). Слова два бы хотлъ вамъ, батюшка, доложить… да того… (указываетъ на двери).

Григорій Кузьмичъ.— ничего, говори смло.

Живодеринъ (отворачивается и вынимаетъ таинственно изъ кармана панталонъ бумаги).— Вчера, батюшка, какой-то харьковскій купецъ передалъ мн вашихъ вексельковъ, просилъ достать денегъ: очень онъ нуждается. Вотъ и фамилія его у меня записана… мудреная (надваетъ очки и читаетъ по складамъ): Под-би-ру-шко-Крохипъ.

Григорій Кузьмичъ.— Ну, такъ чтожъ? (Смутившись). Знаю, знаю.

Живодеринъ.— Какъ же что, сударь? Вамъ бы выгодно ихъ учесть. Онъ веллъ мн идти даже до двадцати процентовъ.

Григорій Кузьмичъ.— Какъ!? Восемь гривенъ за рубль. На много ли же?

Живодеринъ.— Тысячъ, говорилъ, чу, на тридцать.

Григорій Кузьмичъ.— Серебромъ — а?

Живодеринъ.— Ужь извстное дло, батюшка. Ктожъ ныньче на ассигнацію считаетъ? Это куда бы вамъ хорошо!

Григоріи Кузьмичъ (окончательно растерявшись).— Ты послушай!.. (беретъ Живодерина за руку). Ты ихъ никому еще не показывалъ?

Живодеринъ.— Никому еще, а вотъ ныньче пойду.

Григорій Кузьмичъ.— Пойдешь? Нту, нтъ, не ходи, обожди сегодня, протяни это дло, а завтра утромъ приходи ко мн.

Живодеринъ.— Да мн ныньче отвтъ надо дать.

Григорій Кузьмичъ.— Скажи, что, молъ, беретъ, что, непремнно, молъ, беретъ, на этихъ дняхъ… протяни.

Живодеринъ.— Да мн велно, то ли, сё ли, сказать наотрзъ.

Григорій Кузьмичъ.— Они, векселя-то, съ бланкомъ?

Живодеринъ.— Нтъ, передаточная, безъ оборота.

Григорій Кузьмичъ.— Ктожъ передалъ?

Живодеринъ.— А не припомню. Да мн проговаривали, что и еще есть.

Григорій Кузьмичъ.— Кто бы это?.. И еще есть?.. тридцать тысячъ! (Спохватившись). Слушай, уговоръ лучше денегъ (смотритъ оживленно).

Живодеринъ.— Извольте, батюшка, приказать — все исполнимъ.

Григорій Кузьмичъ.— Мн бы хотлось кой-что поразспросить тебя, только смотри, не лги.

Живодеринъ.— Да чтожъ я, нехристь какая раз?

Григорій Кузьмичъ.— Былъ ты вчера у Корытина?

Живодеринъ.— Былъ-съ, батюшка, былъ.

Григорій Кузьмичъ.— Чтожъ у тебя съ нимъ за дла?

Живодеринъ.— Мало ли дловъ-съ! Товаръ сводилъ.

Григорій Кузьмичъ.— Товаръ? Миткали, что ль?

Живодеринъ.— Нтъ, сударь, хлопокъ.

Григорій Кузьмичъ.— Хлопокъ — и много?

Живодеринъ.— Тысячъ пять пудовъ. Грекъ изъ Одессы привезъ.

Григорій Кузьмичъ.— Что жь, поладили?

Живодеринъ.— Нту-съ. Они, батюшка, запаслись, такъ и не торопятся, хотятъ сходне купить.

Григорій Кузьмичъ.— Ну, а какъ дло-то у него, хорошо идетъ?

Живодеринъ.— Преотличнйше-съ, просто, товаровъ не наготовятся, а работаютъ и до пропасти, четырнадцать тысячъ станковъ… Четырнадцать тысячъ станковъ — легко вымолвить!

Григорій Кузьмичъ.— Ну, не все же дома, чай, больше по деревнямъ.

Живодеринъ.— Есть, батюшка, есть, какъ же! есть и по деревнямъ.

Григорій Кузьмичъ.— Да, тутъ надобно денегъ довольно. Я думаю, чай, онъ пропасть долженъ.

Живодеринъ.— Кто-съ? Корытинъ-то? Что вы, Григорій Кузьмичъ! они въ капитал-съ, въ капитал.

Григорій Кузьмичъ.— Да, чай, все-таки долженъ побол трехсотъ тысячъ?

Живодеринъ.— Оно, нечего сказать, у Корытина оборотъ большой-съ, только онъ векселя даетъ скупо: все съ вычетомъ-съ. Я такъ думаю, онъ и полутораста не долженъ.

Григорій Кузьмичъ.— Ты думаешь?

Живодеринъ.— Хоть вотъ побожиться, ей-богу-съ.

Григорій Кузьмичъ.— Зачмъ же ты врёшь?

Живодеринъ.— Вотъ наплюйте въ глаза, коль не правда.

Григорій Кузьмичъ.— А въ ходу его векселя?

Живодеринъ.— Въ ходу, сударь, какъ же! въ ходу-съ!

Григорій Кузьмичъ.— А какъ, этакъ, берутъ къ учету процентовъ за восемь — а?

Живодеринъ.— Бываетъ и за восемь.

Григорій Кузьмичъ.— Ну, братъ, кредитъ, выходитъ, здоровый, пожалуй, и за шесть начнутъ учитывать (подходитъ къ сундуку и вынимаетъ оттуда пачку векселей).

Живодеринъ.— Этого не слыхали-съ.

Григорій Кузьмичъ.— Распротобестія, посмотрю я, ты (развертываетъ пачку).

Живодеринъ.— что такое-съ?

Григорій Кузьмичъ.— Жуликъ ты, какъ есть жуликъ. Будемъ говорить набло. Видишь ты (покалываетъ векселя), вотъ корытинскихъ вексельковъ у меня на двсти тысячъ — видишь?

Живодеринъ.— Такъ-съ… да-а.

Григорій Кузьмичъ.— Ты что мычишь-то? Не мычи, боишься, что пропадутъ твои куртажные? Вотъ въ задатокъ (подаетъ пачку ассигнаціи), говори на прямика: много ли долженъ Корытинъ?

Живодеринъ.— Тысячъ до трехсотъ будетъ.

Григорій Кузьмичъ.— Векселями до мильйона, да фабрика въ залог, да мелкіе есть еще долги. Не ври, чортъ! (качаетъ его за борты сюртука).

Живодеринъ (теряясь).— Да какъ же вы-то знаете?

Григорій Кузьмичъ.— Должники полопались, Кяхта не выручила, по ярманкамъ онъ и половины не соберетъ.

Живодеринъ.— Все знаетъ, какъ есть такъ!

Григорій Кузьмичъ.— Ты не мычи! Онъ проситъ у меня отстрочки. Я ему ни въ жизнь не отстрочу. Товаровъ у него тысячъ на шестьсотъ, у меня векселей на двсти — понимаешь?

Живодеринъ.— Батюшко, Григорій Кузьмичъ, согршилъ, согршилъ. Мы люди маленькіе, кто бы думалъ-то, что вотъ вы…

Григорій Кузьмичъ.— Что я не дуракъ… не дуракъ, небось. Сходи ты къ Корытину сейчасъ же, скажи, что коли хочетъ на миръ, пусть товаромъ разочтется. У меня не припрячешь. Варварку-то съ зарядьемъ я съизмаленька знаю. Онъ пусть туда не возитъ. (Живодеринъ пожимаетъ плечами).— Ты не ёжься, плечами-то не жми, а ступай къ нему: уладишь за рубль два, аль съ четвертакомъ — ладно. Не пойдетъ, заупрямится — къ частному Задыркину забги: онъ, знаешь, пугнетъ ямой. Да смотри, чтобъ языкъ держать за зубами.

Живодеринъ.— И, что вы, сударь! да намъ разв въ первой?

Григорій Кузьмичъ.— Ну, ну ладно, ступай! А векселя-то мои попридержи — понимаешь?

Живодеринъ.— Будьте спокойны. Прощайте, батюшко. Всякаго благополучія и въ сей и въ будущей (уходитъ).

Григорій Кузьмичъ (подходя къ дверямъ).— ома, а ома! подъ сюда, будетъ теб съ бабами-то балясы точить, надо объ дл потолковать.

ЯВЛЕНІЕ ДЕВЯТОЕ.

ома Кузьмичъ (входя).— Ну, что еще?

Григорій Кузьмичъ.— А вотъ что. Садись-ко. Какъ, напримръ, теперича о Паш разсуждаешь? Какъ онъ… будетъ, то-есть, насчетъ капиталу. Ну, а поведенія?

ома Кузьмичъ.— А съ чего ты эту матерію подымаешь — а? (Смотритъ лукаво).

Григорій Кузьмичъ.— Да такъ.

ома Кузьмичъ (перебивая).— Говори напрямики: Катю хочешь замужъ выдать — а?

Григорій Кузьмичъ.— А хоть бы и такъ.

ома Кузьмичъ.— Пятьдесятъ ты лтъ живешь, а впервые я отъ тебя резонное слово слышу. Нече и толковать: малой такой, что днемъ съ огнемъ поискать.

Григорій Кузьмичъ.— А одначе же, капиталъ-то какъ его?

ома Кузьмичъ.— Капиталъ солидный: полтораста тысячъ чистогану. Да не съ деньгами жить — съ человкомъ. А ты разсуди, какъ крестникъ-то твою Катю любитъ: вдь не надышется.

Григорій Кузьмичъ.— Такъ-то, такъ. Да вотъ, къ примру, кабы онъ по дламъ-то съ нами въ компанію вступилъ.

ома Кузьминъ.— Что пустое-то говорить! Ему волю дать надо, а ты толкуешь въ компанію. А что помочь, такъ, извстно, поможетъ: онъ и чужому радъ рубашку отдать. Его вотъ къ Макарью пошлю — пусть-ко онъ самъ теперя тамъ торгуетъ, а ты ему скажи, что вотъ-де, такъ-и-такъ, покончили: ему повадне будетъ тамо-тко работать, ну, да и двка-то повеселетъ.

Григорій Кузьмичъ (ходитъ въ раздумьи изъ угла въ уголъ).— Эхъ, была не была! (Кричитъ въ двери). Матушка, Наша, Катя! подьте сюда вс. Да ну, идите же скорй!

ЯВЛЕНІЕ ДЕСЯТОЕ.

Анна Власьевна.— Что орёшь недаровымъ матомъ? что приключилось — а?

Григорій Кузьмичъ.— А вотъ что. Паша, подойди ко мн. (Подходитъ). Матушка, видишь ли ты Пашу?

Анна Власьевна.— Какъ не видть, вижу.

Григорій Кузьмичъ.— Ладно, хорошо. Теперя Катя подь сюда. (Подходитъ). И ее ты видишь?

Анна Власьевна.— Да что ты, на-смхъ, что ли, пущаешь? (Стучитъ костылемъ) Ты, смотри!

Григорій Кузьмичъ.— Не серчай, матушка, не серчай, манеръ мой такой неукладистый. Поршили мы съ братомъ дло, какъ твое положенье будетъ. Два сапога — пара. Катя у насъ (треплетъ по щек) такъ вотъ брызнуть хочетъ — вишенка, ну и Паша тоже кавалеръ не въ безобразіи и обстоятельства свои иметъ какъ насчетъ капитала, такъ и въ прочемъ во всемъ. Баранъ и ярочка… хе-хе-хе! выходитъ, парочка — такъ, что ли — а? Паша, не надышитесь? Какъ же, матушка, ваше ршенье?

Анна Власьевна (съ неудовольствомъ). Пусь козлиную-то свою бороду косаремъ повыскребетъ, намъ сиволапыхъ не надо.

ома Кузьмичъ.— Не нами, матушка, борода учреждена, не нами и кончится.

Анна Власьевна.— Ужь не ты ль меня учить хочешь — а? (Стучитъ костылемъ). Смотри, времена-то какія: сыновья матерей умнй стали! Сказано: не хочу бородатаго — вотъ вамъ и конецъ! (Стучитъ костылемъ). Смотри! (Уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ОДИННАДЦАТОЕ.

ома Кузьмичъ.— Эхъ, стара стала! Вотъ что, братъ: не томи ты ихъ, положи свое слово, вдь, ты ей отецъ — въ ней и властенъ.

Григорій Кузьмичъ.— Ну, Паша, позжай ты къ Макарью, тамъ теб братъ скажетъ, какъ дла вести. Годикъ промаячишь, къ длу приглядишься, насъ стариковъ не забудешь. Старуху уговоришь — ну, и бери ее цликомъ (толкаетъ слегка Катю къ нему).

Паша (бросается отъ человка къ человку).— Катерина Григорьевна! (Цалуетъ руки). Григорій Кузьмичъ! (Кланяется въ ноги и цалуется). Крестный батюшка!

Григорій Кузьмичъ.— Экъ его, экъ его — а? Ха-ха-ха! А вексель-то взялъ? Ха-ха-ха! Да поцалуй невсту-то, поцалуй!

Паша.— Что вексель! не съ векселемъ жить (вынимаетъ его изъ кармана).

ома Кузьмичъ.— Не трожь, деньги счетъ любятъ, ошаллъ — не трожь, говорю (отстраняя).

Паша.— Батюшко, крестный! что жь такое, одинова вдь этакую радость найдешь? чужіе мы, что ль? (рветъ вексель) Свои!

Григорій Кузьмичъ.— Подь ко мн, поцалуй! (цалуется) Хорошій ты человкъ, спасибо за вру. (Къ сторону). Гора съ плечъ. Молодо — глупо. Что жъ ты, Катюша, притихла, аль не рада? Плутовка! Поцалуйтесь, ну-ка, ну! (Катерина Григорьевна конфузится).

Паша.— Неоцненность! (Бжитъ къ дверямъ).

Григорій Кузьмичъ.— Куда, куда бжишь?

Паша.— Наше дло-съ, сурпризикъ сготовить. (Катерин Григорьевн). Драгоцнность (уходитъ).

ома Кузьмичъ (качаетъ головой).— Неладно.

Григорій Кузьмичъ.— Что неладно-то, что?

ЯВЛЕНІЕ ДВНАДЦАТОЕ.

(Вбгаетъ Задыркинъ, промаршировавъ, становится во фронтъ посреди комнаты, прикладываетъ къ козырьку фуражки два пальца и говоритъ скороговоркой).

Задыркинъ.— Честь имю доложить вашему высокостепенству, что, получивъ сего числа утромъ въ одиннадцать часовъ приказаніе о задержаніи и вверженіи въ яму онаго должника, купца Ивана Петрова Корытина, проживающаго въ первой Гнилой Части, въ третьемъ квартал, въ собственномъ дом, подъ номеромъ три-тысячи-двсти-восемьдесятъ-пятымъ, мною учинено, и оный Корытинъ проситъ личной у вашего высокостепенства аудіенціи — а? Что, каково? Ха-ха-ха!

Григорій Кузьмичъ.— Да, ну, ну! говори толкомъ-то, шутъ гороховый, какъ и что?… Катя, что стоишь, давай водочки едору Игнатычу скорй!… Не-ужь-то такъ — а?

Задыркинъ (становясь фертомъ).— Задолжалъ — и ввергоша… Ха-ха-ха! Иззябъ весь.

Григорій Кузьмичъ (кричитъ).— Водку скорй!— Шутъ гороховый, да ну говори толкомъ-то (вноситъ грязный мальчишка водку и нсколько кусочковъ колбасы).

Задыркинъ.— Водочка, водочка, эхъ, водочка! хала деревня поперегъ мужика, вынулъ мужикъ возъ изъ кнута, лаялка какъ засобачитъ. Давай скорй половинки-то… Значитъ залаялъ, заскребъ, завизжалъ (пьетъ).

Григорій Кузьмичъ (машетъ рукой).— Ну, теперь толку не добьешься… вступило!

ЯВЛЕНІЕ ТРИНАДЦАТОЕ.

Живодеринъ (съ сіяющимъ лицомъ показывается въ дверяхъ).

Григорій Кузьмичъ.— Ну, что, что? говори, говори же!

Живодеринъ.— Слышали-чай — а? Ужь оповстили (указываетъ на Задыркина). Пьетъ!…

Григорій Кузьмичъ (трясетъ за борты Живодерипа).— Да говори же! въ ям онъ — а? въ ям?

Живодеринъ.— Тамъ-съ, истинно тамъ.

Григорій Кузьмичъ.— Былъ у него?

Живодеринъ.— Былъ-съ, батюшко, былъ-съ.

Григорій Кузьмичъ.— Почемъ согласенъ? говори же, говори! по два — а? по два?

Живодеринъ.— За рубль-съ… два съ полтиною-съ.

Григорій Кузьмичъ (кричитъ).— Матушка, Катя! скорй, подьте скорй!

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ.

Анна Власьевна и Катерина Григорьевна входятъ, Паша съ шубой изъ другихъ дверей.

Анна Власьевна.— Что еще? что?…

Григорій Кузьмичъ (указываетъ на себя).— Цалуйте меня, цалуйте! Стоите — а? стоите? (Бросается къ матери и цалуетъ ее).

Анна Власьевна (отстраняетъ его).— О! чтобъ тебя! что вы, помшались…

Паша (подходитъ).— Супризъ на чернобурыхъ-съ.

Григорій Кузьмичъ.— Прочь! не въ свою компанію суешься. Поймите вы меня, поймите, вдь у меня почитай милліонъ.

Анна Власьевна (обнимаетъ Григорія Кузьмича).— Солнышко!… (Занавсъ падаетъ).

Конецъ перваго дйствія.

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

Между первымъ и вторымъ дйствіемъ проходитъ годъ.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА ВТОРАГО АКТА.

Григорій Кузьмичъ Лазуринъ.

ома Кузьмичъ Лазуринъ.

Анна Власьевна.

Катерина Григорьевна.

Князь Грузиновъ. Молодой человкъ, лтъ 28, промотавшійся за границей. Воспитывался въ университет. Женихъ Катерины Григорьевны.

Офиціантъ, тольно-что нанятый Григорьемъ Кузьмичемъ.

Грязный мальчишка, въ род тхъ, какихъ держатъ въ Ножовой для зазыванья покупателей.

Сцена представляетъ богато-безвкусно-убранную залу, стны одты желтымъ мраморомъ, мебель тяжелая, позолоченная, съ зеленой штофной выбивкой, окна и двери драпированы также зеленымъ штофомъ. Прямо четыре окна, направо дверь въ лакейскую, налво въ гостиную. Около послдней двери стоитъ рояль, у правой же стны, близь авансцены, мраморный каминъ съ громаднымъ зеркаломъ. Въ углахъ направо и налво, у задней стны, на малахитовыхъ тумбахъ неуклюжіе канделябры. Между стульями маленькіе золоченые столики. Утро.

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

При вскрытіи занавса Катерина Григорьевна сидитъ за роялемъ задумавшись.

Катерина Григорьевна (одна).— Итакъ, ршено: я иду замужъ за Грузинова, за князя. Бдный Паша Расторгуевъ! Онъ, я знаю, любитъ меня, гораздо-больше любитъ, нежели этотъ князь, но я не могу выйти за него: онъ добрый, честный, но необразованъ. Ну, если и выйду за него, потомъ-то что? сидть на одномъ мст, толстть, щелкать орхи, какъ наши купчихи — фи, какая гадость! (Посл молчанія, съ горестью). И зачмъ ты, Паша, купецъ, а не князь!? Да что жь такое князь?… вдь, онъ такой же человкъ, какъ и купецъ… Да это на словахъ, а въ свт какая между ними разница! Князь всюду принятъ, везд его обожаютъ, а купецъ сидитъ-себ въ лавк. На-дняхъ, напримръ, я была съ папашей на бал у генеральши Груздевой, насъ и пригласили потому, что папаша разсказывалъ: этотъ генералъ что-то много долженъ ему, а заплатить нечмъ. Я измучилась тамъ, не протанцовала ни одного танца. Все это общество посматривало на меня съ насмшкой, гордостью. Ну, а чмъ я хуже ихъ? Я знаю, что я хороша, знаю, что неглупа, воспитываюсь въ такомъ же пансіон, какъ и он, а он насмхались — какъ это обидно! А какіе хорошенькіе ихъ кавалеры!… какъ танцуютъ — чудо! какъ они развязны, довольны собой! Имъ, должно-быть, всегда весело. Справедлива моя классная дама: она всегда мн твердила объ этомъ прекрасномъ высшемъ свт. Мн тяжело здсь, душно, грязно! Прощай, Паша. Какъ ни люблю я тебя, но не могу ршиться на это… (Играетъ шумную пьесу).

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Входитъ Григорій Кузьмичъ (онъ въ короткомъ сюртук, съ бакенбардами и подстриженной бородой, на ше виднются три медальныя ленты, сюртукъ глухо застегнутъ).

Григорій Кузьмичъ.— Важно, Катя, важно! Какъ эта штука-то зовется?

Катерина Григорьевна.— Какая штука, папаша?

Григорій Кузьмичъ.— Ну, вотъ что играешь.

Катерина Григорьевна.— Это отрывокъ изъ оперы ‘Робертъ Деверё’.

Григорій Кузьмичъ.— К-а-акъ?

Катерина Григорьевна.— ‘Робертъ Девере’.

Григорій Кузьмичъ.— Ра…беръ Деве…ре — такъ?

Катерина Григорьевна.— Да.

Григорій Кузьминъ.— Ладно, хорошо! Такъ ты ужо, какъ его сіятельство прідетъ, уважь ему, съиграй эту Раберъ… Прахъ его знаетъ какъ!… Де… ве… ре — такъ ли?

Катерина Григорьевна.— Такъ, такъ. Хорошо, я съиграю.

Григорій Кузьмичъ (отойдя къ камину и охорашиваясь, передъ зеркаломъ).— Катя, а Катя!

Катерина Григорьевна (не переставая играть).— Что вамъ угодно?

Григорій Кузьмичъ (повертываясь къ ней).— Солиденъ я — а? Видъ-то мой значителенъ — а?… да? Есть этакая важность въ лиц?

Катерина Григорьевна.— Да, папаша.

Григорій Кузьмичъ.— То-то! Я думаю, не разстегнуть ли мн сюртукъ-то — а? Медали-то оно видне… Али лучше не разстегивать, какъ-будто ордена висятъ — а?

Катерина Григорьевна.— Какъ будетъ угодно вамъ, папаша. (Перестаетъ играть и сбираетъ ноты).

Григорій Кузьмичъ (смотрясь въ зеркало).— Да, да, лучше не разстегивать. Да ты что же перестала? Валяй-себ, валяй, не жалй инструмента-то, новый купимъ, прямо съ корабля купимъ. Какъ этотъ мастеръ прозывается, что важныя фортапьяны-то строитъ?

Катерина Григорьевна.— Да какой? Много хорошихъ. Виртъ, Лихтенталь…

Григорій Кузьмичъ.— Нту, нту! Говорю теб: самый первый, ну, что съ моря привозятъ, англичанинъ что ли онъ?

Катерина Григорьевна.— А!… Эрардъ.

Григорій Кузьмичъ.— Во, во, вотъ, онъ самый! А ты знай играй, не жалй: денегъ-то не занимать стать, слава Богу-Господу, не початой уголъ! Ей-богу съ корабля купимъ.

Катерина Григорьевна.— Я устала, папаша.

Григорій Кузьмичъ.— Ну, не нудь себя, маненечко и вздохни, дай пальчикамъ отойдти, а потомъ и опять за работу.

Катерина Григорьевна.— Я съ вами, папаша, хочу поговорить серьёзно о княз.

Григорій Кузьмичъ.— Что, что? Слушать не хочу! Вдь ужь дала ршенье. Слышать не хочу!

Катерина Григорьевна.— Да я ршилась…

Григорій Кузьмичъ.— Не говори лучше, не серди. Дло сдлано и благословены, ужь нечего тутъ — дадено ршенье.

Катерина Григорьевна.— Да я не объ этомъ, папаша.

Григорій Кузьмичъ.— Объ чемъ же? ну, объ чемъ?

Катерина Григорьевна.— А вотъ о чемъ, слушайте. Я дала слово и назадъ его не беру, я выхожу за него замужъ…

Григорій Кузьмичъ.— И умна. Дай въ головку тебя за это поцалую (цалуетъ ее въ голову). Вотъ какъ! Эхъ, Катя, Катя, кажется для тебя… да я право не знаю, что мн дорого, кажется, что на свт богатства ни есть — все бы теб подарилъ, да и то бы казалось мало, ей-ей! все отдашь да мало!

Катерина Григорьевна.— Ахъ, душенька, добрый мой папаша! (цалуетъ его) Слушайте, вдь, князь небогатъ?

Григорій Кузьмичъ.— Да на что намъ его богатство-то разбирать? Мы тебя такъ наградимъ, что и вамъ-то съ нимъ, да и дтямъ-то и внучатамъ-то не прожить. А то говоришь бденъ. Пусть его будетъ бденъ, да за то ты-то чувствуй, вдь, онъ князь, а у насъ велико дло князь!

Катерина Григорьевна.— Я понимаю это очень-хорошо, папаша. Но вотъ что: у него такой маленькій домикъ — помните, когда катались, вы указывали, вдь, въ сравненіи съ нашимъ…

Григорій Кузьмичъ.— Ну, гд жь сравнять? Хватила что! Гляди — зала-то ровно во дворц егорьевская. Вдь милліонъ отдлать домъ-то стоитъ. Да, одной позолоты на триста тысячъ усажено.

Катерина Григорьевна.— Въ томъ-то и дло, папаша: какъ онъ меня приметъ къ себ посл свадьбы. У него теперь денегъ нтъ.

Григорій Кузьмичъ.— Да зачмъ теб хать къ нему въ домъ посл свадьбы? Слава Богу, заняли двадцать комнатъ въ этомъ дому, да и вся не долга, есть гд разгуляться, не сибирка какая, слава Богу!

Катерина Григорьевна.— Ахъ, папаша! вы все не то говорите.

Григорій Кузьмичъ.— Какъ не то я говорю? какъ не то?

Катерина Григорьевна.— Да вы не сердитесь. У князей есть обычай — онъ мн говорилъ — что посл свадьбы они привозятъ жену въ свой домъ. Ну, вы ему и подарите нашъ домъ, что на Арбат. Его можно поскорй отдлать: онъ меня туда и приметъ посл свадьбы. А то про него станутъ говорить, что и жену онъ не могъ принять. Вдь, стыдно будетъ, папаша.

Григорій Кузьмичъ.— Нту, Катя, это вздоръ, это онъ такъ, лясы пустыя точитъ. Не резонтъ!

Катерина Григорьевна.— Душенька, папаша, для меня, ну, сдлайте, голубчикъ!

Григорій Кузьмичъ.— Нту, Катя, говорю теб — не резонтъ, этого нельзя.

Катерина Григорьевна.— Пожалуйста, папаша. (Цалуетъ его).

Григорій Кузьминъ.— Не проси! Сказано: не резонтъ и выходитъ нельзя.

Катерина Григорьевна.— Вотъ, папаша, Богъ съ вами! А еще говорите, что любите меня, а не хотите этого сдлать. (Закрываетъ глаза платкомъ и принимаетъ плачущую физіономію).

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТЬЕ.

Входятъ Анна Власьевна, повязанная черной косыночкой, по-купечески, на носу очки, въ рукахъ бумага, лвой рукой опирается на палку.

Анна Власьевна.— Ка-а-тя! на-ко, вотъ, посмо-три, не вижу я, что тутъ написано. Опять пла-а-чешь (кашляетъ). Ты что обижа-а-ешь — а?

Григорій Кузьмичъ.— Не дло говоритъ, матушка, все не дло.

Анна Власьевна.— Не дло… обидчикъ, бранитесь. Не плачь, Ка-а-тя… объ чемъ пла… чешь?

Катерина Григорьевна (цалуетъ ея руки).— Вотъ, бабенька, я прошу, чтобъ папаша подарилъ князю нашъ домъ на Арбат, а папаша не хотятъ.

Анна Власьевна.— Что жь ты — а? дитятко обижаешь… а-а? Али не…е…кому палкой учить? Отчего не…по…да…ришь домъ?

Григорій Кузьмичъ.— Нельзя, не резонтъ.

Анпа Власьевна.— По…о…дари… я, хочу.

Катерина Григорьевна.— Подарите, душенька, папаша.

Григорій Кузьмичъ.— Слушай, ты, глупая, подарю я ему — вдь, мн не жаль — а онъ опосля вдругъ отъ тебя откажется. А я вотъ что сдлаю: укрплю на тебя, а къ свадьб-то и отдлаемъ.

Катерина Григорьевна.— Папаша, выдайте ему, душенька, денегъ. Дадите, а?

Григорій Кузьмичъ.— Извстно дло, тутъ наше же будетъ, отчего и не дать? Тридцать тысячъ будетъ.

Катерина Григорьевна.— Онъ, пожалуй, еще обидится, когда вы ему будете давать, и не возьметъ отъ васъ. Дайте я ему отдамъ.

Григорій Кузьмичъ.— Взять-то онъ возьметъ, да ужь все одно… изволь, баловница, изволь!

Катерина Григорьевна (цалуетъ его).— Милый, добрый, папаша!

Анна Власьевна.— То…о…то, а… то-то дитятко обижать (кашляетъ)… а? Бра…нитесь! Подь сюда, поцалуй меня, красавица (цалуются)… Вотъ и княиней у меня будешь. Матушка-то твоя умирала, боялась, что худо теб будетъ, а вотъ и княиней бу (кашляетъ) дешь — а?

Катерина Григорьевна.— Да, бабенька. Папаша! принесите деньги, вдь, онъ скоро прідетъ.

Григорій Кузьмичъ.— Ладно, сейчасъ. (Уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Анна Власьевна и Катерина Григорьевна.

Анна Власьевна.— Ну-ка, ну…у… умница, прочти, что тутъ написано.

Катерина Григорьевна.— Это какой-то рецептъ, бабенька.

Анна Власьевна.— Какой… умница, рецептъ… Рецепты-ту лекаря пишутъ, а это… мн сватьюшка прислала, ты про…о…чти, красавица.

Катерина Григорьевна (читаетъ). Наставленіе отъ зубной болзни. Два золотника краснаго ладану взять, тридцать капель гофмановскихъ капель, дв изюмины кувшиннаго изюму положить въ стаканъ, потомъ налить на сіе дв рюмки французской водки и, давъ постоять съ полчаса, мочить симъ составомъ вату и класть оную на больной зубъ.

Анна Власьевна.— Все не то, да… вотъ по…о…ди… ты… не помню… запамятовала куда су-нула… записку… какъ вишни… въ уксус… отваривать… плепор-ціи-то не помню… Акулина-то наша… много… больно сахару изводитъ такая ужь… охъ!… Пойду… поищу.

ЯВЛЕНІЕ ПЯТОЕ.

Т же, Григорій Кузьмичъ и офиціантъ.

Григорій Кузьмичъ (въ дверяхъ).— Ну, ну взойди сюда, взойди! (Матери). А каковъ, матушка, каковъ? Совсмъ придворный! Спасибо Терентьеву, совсмъ придворный. А каковъ? (Офиціантъ стоитъ въ дверяхъ).

Анна Власьевна.— Да кто же это будетъ, батюшка… такой… чинъ-то на немъ какой?

Григорій Кузьмичъ.— Это, маменька, фецеянтъ, слуга по-нашему.

Анна Власьевна.— Вотъ, батюшка… и все подавать… станетъ… что прикажешь… служи-и-ть?

Григорій Кузьмичъ.— На то и зовется онъ такъ: фецеянтъ.

Катерина Григорьевна.— Папаша, зачмъ вы взяли ливрейнаго лакея? Право, стыдно. Мы точно все перенимаемъ у князя.

Григорій Кузьмичъ.— Ты молчи, молчи! Извстно, что хорошее — перенимай, а дурнаго убгай!

Катерина Григорьевна.— Я не вижу ничего тутъ хорошаго

Григорій Кузьмичъ (съ сердцемъ).— Ты молчи!

Анна Власьевна.— Нтъ, хорошо… такъ… хорошо. Обернитесь задомъ… почтенный.

Григорій Кузьмичъ.— Фецеянтъ, задомъ обернись!… (офиціантъ обертывается). А каковъ — а?

Анна Власьевна.— Хорошъ. Да вотъ Катю-шенька… какіе ла…кеи-то у тебя будутъ… Поди, ум…ница, поцалуй меня…я (цалуются, ласкаетъ ее), красавица!

Григорій Кузьмичъ.— А какъ, Фецеянтъ, теперь это въ княжескихъ домахъ, спаржу да ртишоки дятъ?

Офиціантъ.— Какъ же-съ, помилуйте, зелень очень въ большомъ ходу-съ, съ удовольствіемъ употребляютъ.

Григорій Кузьмичъ: — А щеколадъ пьютъ?

Офиціантъ.— Какъ же-съ. Вотъ князь Ладновскій еще въ постели всегда изволили чашку шеколаду кушать: это съ канфортомъ…

Григорій Кузьмичъ.— Вотъ ты поди жь, пріучаю себя, пріучаю, а не могу, то-есть это спаржа, ртишоки, щеколадъ еще, Боже оборони! видть не могу: такъ вотъ-вотъ и претитъ.

Офиціантъ.— Какъ кому во вкусъ. Можно, конечно, и не кушать!

Григорій Кузьмичъ.— Нту, братъ, нту… Князь и Богъ знаетъ что обо мн подумаетъ. Пріучусь, ужь что длать, пріучусь.

Катерина Григорьевна.— Папаша, какъ вамъ не стыдпо? Отошлите его въ свое мсто.

Григорій Кузьмичъ.— Ты молчи… не серди!

ЯВЛЕНІЕ ШЕСТОЕ.

Т же и грязный мальчишка вбгаетъ въ-попыхахъ.

Мальчикъ.— Князь детъ, Григорій Кузьмичъ, князь детъ.

Григорій Кузьмичъ.— Фецеянтъ! ступай, встрчай! (Офиціантъ уходитъ). Ты… (мальчишк) ишь лапы-то какія — нагрязнилъ, ступай вонъ! (Мальчикъ хочетъ идти въ лакейскую). Не туда! что суешься! (даетъ ему подзатыльникъ) пошелъ — черезъ гостиную на заднее крыльцо. (Мальчикъ уходитъ, оставляя на полу грязные слды). Катя, поди же вырядись. Матушка! хошь бы покрайности какой чепецъ надли.

Анна Власьевна.— Сейчасъ… ба…тюш…ка… сейчасъ (торопливо уходитъ). Пойдемъ, умница.

Катерина Григорьевна.— Я одта прилично… что же вы деньги-то?

Григорій Кузьмичъ.— Забылъ совсмъ! Пойдемъ. (Уходятъ. Сцена съ минуту пустая).

ЯВЛЕНІЕ СЕДЬМОЕ.

Князь Грузиновъ и офиціантъ.

Офиціантъ (отворяя об половины дверей).— Его сіятель….. (изумленно). Вотъ теб и встрча!… Пожалуйте, ваше сіятельство: они сейчасъ выйдутъ! (Пропускаетъ князя и уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ВОСЬМОЕ.

Князь Грузиновъ (входитъ, съ презрительной улыбкой оглядывается кругомъ и принимаетъ граціозную позу). Роскошь и безвкусіе! Желтый мраморъ и зеленыя портьеры, мильйоны въ карман — и отсутствіе образованія, вкуса, отсутствіе всякаго общественнаго такта! Полъ — парке, подумаешь, мозаика — и по немъ грязный слдъ чьихъ-то уродливыхъ лапъ изъ лакейской въ гостиную. О, купцы, купцы! о, именитые граждане! хороша подпора государства! А надо сказать правду, при нашихъ княжескихъ гербахъ, при нашихъ титулахъ чувствуется недостатокъ въ этихъ звучныхъ мильйонахъ. Обязанность наша вынуть эти залежавшіеся мильйоны изъ запертыхъ сундуковъ, сдружить ихъ съ образованіемъ и вызвать къ полезной дятельности. Для этого можно съ ними породниться. Да, стремленіе къ обогащенію съ этими цлями — законно!… Я первый покажу примръ, я первый двину торговлю, первый разбужу отъ сна эти капиталы.

ЯВЛЕНІЕ ДЕВЯТОЕ.

Князь Грузиновъ и Григорій Кузьмичъ.

Князь Грузиновъ.— А! многоуважаемый Григорій Кузьмичъ! какъ радъ васъ видть! Какъ ваше здоровье? (цалуются).

Григорій Кузьмичъ.— Поманенечку, ваше сіятельство, поманенечку! Въ гостиную просимъ покорно.

Князь Грузиновъ.— Не безпокойтесь, здсь такъ широко и просторно, что, право, не вышелъ бы отсюда. Я все любуюсь. Сколько у васъ вкусу! Этакъ домъ-то отдлали — а? (осматривается). Все это мраморъ, все на широкую руку — чудо!

Григорій Кузьмичъ.— Да-съ, можно разгуляться: мста много, пространство обширное.

Князь Грузиновъ.— Что разгуляться! не о гуляньи рчь: вдь и въ манеж можно гулять — нтъ, я смотрю на роскошь, на вкусъ, на эту общую гармонію! Мильйончикъ, я думаю, погребли тутъ — а?

Григорій Кузьмичъ.— Безъ мала около этого, ваше сіятельство. Да ужь я вамъ признаюсь, какъ я строить домъ-то началъ, такъ такую фантазію себ получилъ, думаю: ужь коли длать, такъ длать хорошо, а не то, чтобы, этакъ, хоть бы, напримръ, вотъ съ торговъ казенныя постройки длаютъ, для виду, можно сказать, одного, такъ-то ужь намъ не приходится: не изъ-за чего рукъ марать.

Князь Грузиновъ.— Эту мебель вамъ здсь длали?

Григорій Кузьмичъ.— Помилуйте-съ, нту-съ, гд здсь! по чугунк привезли, придворный мастеръ Гамса длалъ. Я вамъ доложу, что вотъ больше на позолоту потратились, ужь очень она насъ доняла, во всемъ-то дому тысячъ на двсти ее усажено. А нельзя-съ, ужь что за домъ, коли золота не видать! Такъ ли ваше мнніе?

Князь Грузиновъ.— Мое мнніе таково, что живи здсь пятьдесятъ лтъ безвыходно, ужь тутъ нельзя сказать, какъ сказалъ Пушкинъ:

Мн душно здсь, я въ лсъ хочу.

Григорій Кузьмичъ.— Ваша правда-съ! Вы про Пушкина помянули. Печальный былъ сочинитель, трогательный. Какъ это онъ про ‘черную шаль’ стишки написалъ, оченно любопытно-съ!

Князь Грузиновъ (хмурится).— Да-а!

Григорій Кузьмичъ.— Ваше сіятельство, въ гостиную-то пожалуйте, просимъ покорно, а не то въ кабинетъ: тамъ у меня и потретикъ этого самаго Пушкина есть.

Князь Грузиновъ.— Нтъ, ужь я здсь посижу. Бдный Пушкинъ!

Григорій Кузьмичъ.— Ваша правда-съ. Вотъ Гоголевъ, что въ театр эта критика идетъ ‘Ревизоръ’, изволите знать?

Князь Грузиновъ.— Какъ же!

Григорій Кузьмичъ.— Занимательно, какъ онъ эту штуку подвелъ насчетъ городничаго и квартальныхъ. Забавникъ, надо полагать, большой былъ. А тоже, я слышалъ стороной, бдность, говорятъ, большую претерпвалъ, чуть не на чужой счетъ похороненъ.

Князь Грузиновъ.— Говорятъ… Я увижу Катерину Григорьевну?

Григорій Кузьмичъ.— Катюшу-то? какъ же, сейчасъ, она маненечко замшкалась, я ее кликну. (Кричитъ). Фецеянтъ, фецеянтъ!

ЯВЛЕНІЕ ДЕСЯТОЕ.

Т же и Офиціантъ.

Офиціантъ (входя).— Что изволите приказать?

Григорій Кузьмичъ.— Позови Катюшу.

Офиціантъ.— Слушаю-съ.

Григорій Кузьмичъ.— Да чтобъ и матушк сказала… Проворнй, фецеянтъ!

Офиціантъ.— Слушаю-съ! (Уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ОДИННАДЦАТОЕ.

Григорій Кузьмичъ.— Тоже вотъ изволили про расходы-то говорить: вотъ, вдь, леврею-то сдлалъ — штука небольшая, а тремя стами пахнетъ.

Князь Грузиновъ.— Э, стоить ли говорить вамъ про эти бездлки! Слава Богу, кажется, вы при деньгахъ.

Григорій Кузьмичъ.— Да это точно, нечего Бога гнвить, капиталы имемъ обстоятельные, ваше сіятельство.

Князь Грузиновъ.— Зачмъ вы, будущій мой тестюшка, зовете меня ‘ваше сіятельство’? Зовите просто Левъ Николаичъ.

Григорій Кузьмичъ,— Какъ же это возможно? ужь это нельзя-съ, помилуйте, ужь это какъ слдуетъ: титула того требуютъ.

Князь Грузиновъ.— Ну, ужь если вы непремнно хотите разбирать эти титулы, то зовите просто ‘князь’, а то ‘ваше сіятельство’ такъ опошлилось, что извощики даже Богъ-знаетъ кого назовутъ ваше сіятельство. Въ нашемъ кружку это не допускается, зовутъ просто князь, графъ, княгиня.

Григорій Кузьмичъ.— Ладно, хорошо-съ. А я, вдь, думалъ, что этакъ выходитъ значительне. Ваше сіятельство, помилуйте…

Князь Грузиновъ (въ сторону).— Чортъ знаетъ, что за народъ! ни о чемъ слова нельзя сказать, кром ихъ торговаго мошенничества. Начнемъ хоть съ этого, въ этомъ онъ силенъ. (Вслухъ). Что ваша фабрика?

Григорій Кузьмичъ.— Надо благодарить Бога, идетъ ходко. Вотъ все по подряду своему-съ я больше въ сумнньи. Дяденьки-то ваши крутеньки, бракуютъ много.

Князь Грузиновъ.— Все устрою-съ, все. Я вамъ далъ слово: какъ только женюсь — все устроится.

Григорій Кузьмичъ.— Да ужь я такъ въ надежд-съ… А фабрика-то, слава Богу-съ. Вчера вотъ партійку сукна сбылъ. Дяденька вашъ забраковали, дло сладилось на порядкахъ, сто на сто нажилъ, да сукно-то, правду сказать, съ пригнилью.

Князь Грузиновъ.— Какъ съ пригнилью?

Григорій Кузьмичъ.— Прочности особой къ носк не иметъ, такъ-съ, съ пригнилью.

Князь Грузиновъ.— Кому жь вы его продали?

Григорій Кузьмичъ.— Онуфрію Терентьичу изъ рядскихъ.

Князь Грузиновъ.— Да, вдь, онъ у васъ опять покупать не станетъ.

Григорій Кузьмичъ.— Какъ не станетъ, помилуйте-съ! онъ завсегдашній нашъ покупатель.

Князь Грузиновъ.— Но, вдь, это Григорій Кузьмичъ, такъ сказать, обманъ.

Григорій Кузьмичъ.— Никакого тутъ одману съ нашей стороны нтъ, опять же онъ завсегдашній нашъ покупатель.

Князь Грузиновъ.— Ршительно не понимаю! Онъ всегда у васъ покупаетъ и вы всегда ему такого сукна отпускаете.

Григорій Кузьмичъ.— Завсегда-съ!

Князь Грузиновъ.— Просто теряюсь!… Да, вдь, у него гнилой товаръ не продастся?

Григорій Кузьмичъ.— Ото съ рукъ-то что ли не сойдетъ?… Какъ не сойти! сойдетъ-съ.

Князь Грузиновъ.— Да уясните же вы мн, какимъ это образомъ длается?

Григорій Кузьминъ.— Оченно просто-съ. Во перьвыхъ, онъ торговецъ небольшой, во вторыхъ, кредитуется завсегда у насъ, опять же торговля его рядская, не магазейная, покупателя у него на знати нтъ: навернулся одинъ-другой сегодня къ нему, а черезъ недлю идетъ къ другому, если ужь когда торговецъ въ своемъ дл пересолитъ, опять же онъ правъ. Ну, напримръ, взять: отмрялъ онъ гнилаго товару покупателю, тотъ съ портнымъ переговорилъ, да и тащитъ товаръ-то назадъ въ лавку, торговецъ принять этого товару не можетъ: отмрено, дескать, самъ выбиралъ, глаза-то на что? принять не можемъ. Покунатель поругается, поругается, плюнетъ, да и уйдетъ. Опять же у меня сукно-то ровно черный соболь, съ лоскомъ: кто же его, окромя портнаго али нашего брата, фабриканта, узнать можетъ? Всякій льстится его получить. Коли взять, напримръ, выйдетъ такая оказія съ генераломъ, али изъ статскихъ съ чиновникомъ большимъ — ну, тутъ статья другая. Коли ты изъ лавки шнырнуть не усплъ, когда онъ къ теб товаръ назадъ ворочать несетъ — что жь длать?— прими, да такъ рчь поведи, чтобъ его совсть взяла, что съ такимъ, можно сказать, значительнымъ чиномъ, онъ товаръ возвращаетъ… Гадскій народъ, извстно какой, окружатъ: у, да фу! что покупаете? не продаете ли что? Да еще смхъ такой надъ нимъ пустятъ, потому толпа — не боязно, ну ему зазорно — публика ходитъ, да и чинъ на немъ значительный, вотъ онъ и проситъ, чтобъ перемнить, тутъ-то и отличка торговцу — онъ подсунетъ ему такого же сукна, а возьметъ-то вдвое. Дло понятное… Такъ вотъ и торгуютъ.

Князь Грузиновъ.— Вотъ она, коммерція-то! ха-ха-ха!

Григорій Кузьмичъ — Обнаковенно, коммерческая рядская-съ, торговля розничная-съ!…

ЯВЛЕНІЕ ДВНАДЦАТОЕ.

Т же и Катерина Григорьевна въ другомъ плать.

Катерина Григорьевна (входя).— Bonjour!

Князь Грузиновъ.— Bonjour! Votre sant?

Катерина Григорьевна.— Aujourd’hui — bien. Что новаго?

Князь Грузиновъ.— Что вамъ сказать? Петербургъ, какъ и всегда, бгаетъ и занятъ дломъ, Москва разъзжаетъ, шумитъ и, отъ-нечего-длать, сплетничаетъ. Въ театръ, вы знаете, на русскія пьесы я зжу очень-рдко, балетъ дрянной, все дурнушки. Вчера плясалъ на бал, у графа Комарскаго, балъ былъ роскошный, бездна цвтовъ, блеску, свту! Танцовали до пяти часовъ утра. Готовится большой концертъ. Наши аматёры даютъ въ пользу пріютовъ.

Катерина Григорьевна.— Какъ у васъ всегда весело! А я все дома, одна: мн не съ кмъ выхать.

Григорій Кузьмичъ.— Потерпи маненько, посл навеселишься. Ну-ка съиграй-ко князю эту Оберъ-Верде. Славная штука! Я, знаете, самъ очень люблю музыку. Тоже вотъ къ намъ ходитъ пвецъ изъ театру, на гитар играетъ и поетъ, такіе, шельма, выкрутасы выдлываетъ, просто, бда. Какъ зальется, зальется это ‘кудри’, ахъ ты, Боже ты мой! ровно, у него во рту-то флейта, даже уму непостижимо. Сыграй, Катя.

Князь Грузиновъ.— Что вы хотите, чтобъ съиграла Катерина Григорьевна?

Григорій Кузьмичъ.— Нмецкая псня это, надо думать, Оберъ-Верде.

Князь Грузиновъ.— Что такое?

Катерина Григорьевна.— ‘Робертъ Деверё’.

Григорій Кузьмичъ.— Да, Раберъ-Девере.

Князь Грузиновъ.— Ршайте, Катерина Григорьевна.

Григорій Кузьмичъ.— Сыграй, а я схожу по своей надобности. Извините, ваше сіятельство, я мигомъ.

Князь Грузиновъ.— Ахъ, помилуйте! (Григорій Кузьмичъ уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ТРИНАДЦАТОЕ.

Т же, безъ Григорія Кузьмича.

Катерина Григорьевна.— Я вамъ не стану играть, князь, теперь свободная минута: поговоримъ-те. Садитесь сюда. (Указываетъ мста возл себя на диван).

Князь Грузиновъ.— Сажусь, очаровательная Катринь. Дайте порадовать вашу ручку. Дождусь ли я времени, когда вы будете моей, я вашимъ? Какъ мы счастливо заживемъ! Я понимаю, что вамъ тяжело здсь: здсь другіе нравы, другіе люди — все угловато. Вы такъ воспитаны, что васъ здсь не умютъ ни понять, ни оцнить. Скоро вы забудете это тяжелое, вы увидите новый свтъ, вступите въ новую жизнь, полную ума, блеска, значенія, удовольствіе будетъ перегонять удовольствіе. Я весь вашъ, вы знаете, всякое ваше желаніе будетъ для меня закономъ — врьте мн. (Цалуетъ ея руки).

Катерина Григорьевна.— Я врю. Но какъ-то длается страшно, когда я подумаю, что мн придется быть вмст съ вашими княжнами: надо мной будутъ смяться.

Князь Грузиновъ.— Врьте, что мое имя и голосъ въ обществ на столько сильны, чтобъ отстранить всякую насмшку.

Катерина Григорьевна.— Послушайте, вс ваши княжны такъ гордо смотрятъ: он, должно-быть, недобрыя…

Князь Грузиновъ.— О, полноте! Вамъ такъ кажется. Когда вы ихъ узнаете, я увренъ, вы полюбите.

Катерина Григорьевна.— Послушайте, вы меня не бросите — а?

Князь Грузиновъ.— Что такое? Кто вамъ сказалъ это?

Катерина Григорьевна.— Нтъ, вотъ видите: мн многіе говорятъ, что-будто потому, что я купчиха, вы бросите меня, оставите и разлюбите.

Князь Грузиновъ.— И вы ршаетесь это сказать, и говорите это такъ покойно? Клянусь вамъ всмъ, что мн дорого, клянусь вамъ своимъ именемъ, я васъ люблю, а при этомъ нельзя, кажется, думать, что я васъ брошу.

Катерина Григорьевна.— Да я-то, право, не думаю. Вы не сердитесь, это все другіе говорятъ. Ну, что жь такое, что я купчиха, а выйду за васъ замужъ — буду княгиня, не правда ли? Послушайте, вы не разсердитесь, что я васъ попрошу.

Князь Грузиновъ.— Я не знаю что?

Катерина Григорьевна,— Нтъ скажите, что не разсердитесь.

Князь Грузиновъ.— Извольте, не разсержусь.

Катерина Григорьевна.— Дайте мн ваше честное слово, что вы не забудете, не бросите меня.

Князь Грузиновъ.— Даю вамъ мое честное слово. Довольны вы?

Катерина Григорьевна.— Довольна, довольна! Я теперь врю, что вы добрый, что не бросите меня. А а, вдь, думала, что вы мн не дадите этого слова, и какъ я боялась этого!

Князь Грузиновъ.— Почему вы думали такъ?

Катерина Григорьевна.— Вотъ видите, у меня есть другъ, она въ пансіон Мери Толщевъ, она меня обожаетъ, ну, вотъ она и совтовала, говоритъ: ты, просто, возьми съ него честное слово, если онъ дастъ, такъ будь покойна, никогда не измнитъ. Я теперь покойна: вы мн не измните, милый, душка! Послушайте, мы часто будемъ здить на балы, въ театръ? Вы меня со всми познакомите?

Князь Грузиновъ.— Съ кмъ только вы захотите, я всегда къ услугамъ.

Катерина Григорьевна.— Честное слово?

Князь Грузиновъ.— Честное, благородное слово (цалуетъ ея руки).

Катерина Григорьевна.— Ахъ, какой вы добрый! Я прежде васъ какъ-то боялась, а теперь люблю, просто обожаю. Ахъ да… я и забыла. Папаша подарилъ намъ домъ на Арбат, у насъ будетъ свой домъ. Чтобъ отдлать его поскорй, такъ папаша далъ вотъ намъ тридцать тысячъ. (Вынимаетъ изъ рабочаго нессесера). Возьмите ихъ, Леонъ. Вы отдлайте домъ по своему вкусу. Я къ вамъ переду — какъ это будетъ весело!

Князь (беретъ пачку ассигнаціи).— Но… Merci ma belle Catherine (цалуетъ ея руку).

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ.

Т же, Григорій Кузьмичъ, Анна Власьевна въ чепц съ цвтными лентами, Офиціантъ съ подносомъ въ рукахъ, на которомъ стоятъ бутылки и нсколько бокаловъ съ шампанскимъ.

Князь Грузиновъ (подходя къ старух и цалуя ея руку).— Какъ ваше здоровье, Анна Власьевна?

Анна Власьевна.— По… маненечку, ва..ше сія…тель…ство (кланяется ему).

Григоріи Кузьмичъ.— Ваше сіятельство, пожалуйте, откушайте.

Князь.— Благодарю васъ. Мн…

Анна Власьевна (вставая и кланяясь).— Пожалуйте, откушайте.

Григорій Кузьмичъ.— Пожалуйте, ужь нельзя-съ — слабенькое. А тутъ щеколадцу чашечку.

Князь Грузиновъ.— Позвольте ужь лучше мн шоколаду, но шампанское…

Григорій Кузьмичъ.— Щеколадъ своимъ чередомъ, а это ужь какъ слдуетъ, авось не подерутся. Ха-ха-ха!

Катерина Григорьевна (тихо).— Папаша, что вы?

Григорій Кузьмичъ (тихо).— Молчи! (вслухъ) Просимъ покойно, не побрезгуйте, ужь и я за компанію! Матушка! Фецеянтъ, подавай проворнй! Пожалуйте!

Князь Грузиновъ (морщится, наклоняется и беретъ бокалъ).— Право, такъ рано! (пьетъ).

Анна Власьевна (думая, что князь благодарить ее, кланяется).— Неначмъ! На… здоровье!

Григорій Кузьмичъ.— Фецеянтъ, это поставь! подавай щеколадъ. (Офиціантъ ставитъ подносъ и уходитъ). Вотъ оно теперь и объ дл можно потолковать: какъ-то повеселе! Какъ объ времени-то, ваше сіятельство, насчетъ супружества? У насъ все готово, и мадамъ, что подвнечное шила, говоритъ, что къ пятниц безпремнно кончитъ.

Князь Грузиновъ.— Безъ сомннія, Григорій Кузьмичъ, чмъ скоре, тмъ лучше. Но вы подаркомъ дома вашей Катринъ отдаляете срокъ. Я право не могу понять, что у васъ за капризы. Вы непремнно хотите на свои деньги отдлать домъ.

Григорій Кузьмичъ.— Помилуйте-съ, что жь такое? да я для Кати-то, кажется, себя самого не пожалю.

Князь Грузиновъ.— Нтъ, это капризъ, какъ вы ни говорите, капризъ, капризъ!… Я думаю, что отдлать можно въ дв недли, тмъ боле, что домъ, вдь, хорошій. Помните, мы осматривали?

Григорій Кузьмичъ.— Домъ важный-съ, только обои поистерлись, да небели нтъ, а то очень-пріятный дом. Такъ недльки черезъ три подъ субботу честнымъ пиркомъ и за свадебку — ась?

Князь Грузиновъ.— Я совершенно согласенъ. Какъ, вотъ, будетъ угодно вашей матушк и Катринь.

Григорій Кузьминъ.— Матушка, князь спрашиваютъ, можно ли чрезъ три недли въ пятницу свадебку сыграть — все ли у насъ готово?

Анна Власьевна.— Очень хо-ро-шо, только вотъ… божье… милосердіе, кажется, не поспетъ.

Григорій Кузьмичъ.— Какъ не поспетъ? Сизуновъ говоритъ, что черезъ недлю будетъ готово.

Князь Грузиновъ.— Что это такое?

Григорій Кузьмичъ.— Иконы, образа-съ, божье милосердіе. А я перевелъ приданный-то капиталъ на Катю, по дарственной и въ билетахъ, чтобъ ужь сумннья никакого не было. Передъ самой свадьбой все до рублика получите.

Князь Грузиновъ.— Да не грхъ ли вамъ объ этомъ говорить? Точно мн…

Григорій Кузьмичъ.— Нтъ, вдь я такъ, для памяти, чтобъ покойне быть, а то… помилуйте…

Князь Грузиновъ.— Однако, мн надо поспшить нанять мастеровыхъ. Сейчасъ отправляюсь на Кузнецкій Мостъ, возьму обои и вечеркомъ заду къ вамъ: мы по общему вкусу, Катринь, и выберемъ съ вами. (Встаетъ).

(Входить офиціантъ съ шоколадомъ).

Григорій Кузьмичъ.— Ваше сіятельство… князь Левъ Николаичъ, а щеколадцу-то чашечку, пожалуйте.

Князь Грузиновъ.— Благодарю васъ, не могу.

Анна Власьевна.— Они…и…съ-то божію милосердію… изволи…ли видть, ва-ше сія..тель..ство?

Князь Грузиновъ.— Видлъ-съ.

Анна Власьевна.— То… то… три… въ жемчужныхъ.

Князь Грузиновъ.— Позвольте проститься (подходитъ къ Анн Власьевн, къ рук).

Анна Власьевна.— Про..щай..те, ваше сіятельство… шесть… или шесть… съ половиной дюжинъ шел…ковыхъ… платьевъ… какъ по опи…си-то?

Князь Грузиновъ.— Какъ вамъ угодно… я ршительно на все согласенъ. (Катерин Григорьевн). Au revoir, Catherine. Votre main (цалуетъ ея руку и обращается къ Григорію Кузьмичу, протягивая ему руку и цалуясь). До свиданья, то-есть до вечера! (Длаетъ общій поклонъ и, въ сопровожденіи Григорья Кузьмича, идетъ къ дверямъ).

Григорій Кузьмичъ (у дверей).— Коли небель-то не поспетъ, такъ отсюда дюжинку-другую на время можно поставить.

Анязь Грузиновъ.— Это увидимъ (пятится назадъ). Не безпокойтесь же, Григорій Кузьмичъ… Я васъ дальше просто не пущу.

Григорій Кузьмичъ.— Какъ же ужь?

Князь Грузиновъ.— Нтъ, нтъ не ходите, пожалуйста, а то мн, право, совстно. (Круто обертывается и сталкивается въ дверяхъ съ омой Кузьмичомъ). Охъ! надо, любезный, поосторожне… Невжество какое! (Уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ПЯТНАДЦАТОЕ.

Т же, исключая Князя, и ома Кузьмичъ, въ длинномъ сюртук, съ бородой.

ома Кузьмичъ.— Что это у тебя за птица такая тонконогая? откудова? Ужь не изъ-за моря ли? Здорово, братъ (цалуются).

Григорій Кузьмичъ.— Здравія желаемъ. Хоть не изъ-за моря, а высокаго полету.

ома Кузьмичъ.— То-то, то-то! Надо полагать высокаго: самъ бсомъ повернулся, чуть съ ногъ не сшибъ, такъ не то, чтобъ извиниться передъ старымъ человкомъ, а еще говоритъ: ‘невжество’. Здорово живешь, матушка? (цалуетъ ея руку, потомъ ее). Катя! (цлуется, та вытираетъ посл губы). Али борода-то претитъ?

Катерина Григорьевна (смутясь).— Нтъ, я такъ.

ома Кузьмичъ.— На старик не взыщи, обледенилась: крпко-холодно сегодня. Зацпилъ маненько (шутя), Катя, до свадьбы заживетъ. Принеси-ко чашечку чайку.

Григорій Кузьмичъ.— Какой теперь чай? Вотъ мы щеколадъ пьемъ.

ома Кузьмичъ.— Ну, вы пейте, коли вкусъ въ немъ знаете, а вотъ мы чайкомъ побалуемъ, фарфоромъ побрячимъ! Катя, прикажи-ка, да медку сотоваго, али вареньица подай, только медоваго, съ сахаромъ-то я не стану — пятница.

Катерина Григорьевна.— Сейчасъ, дядюшка. (Уходитъ).

Анна Власьевна (осматриваясь).— Смотри-ко… а… я забыла, къ вечерн скоро ударятъ… а… у насъ, и столъ не…е..накрытъ… Акулина-то… идти-было. (Сливаетъ оставшееся вино изъ бокаловъ въ бутылку, беретъ ее съ собой, и уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ.

ома Кузьминъ и Григорій Кузьмичъ.

ома Кузьмичъ.— А я къ теб, братъ, съ дломъ. Паша-то вернулся. Честнымъ пиркомъ да и за свадебку. Двка-то давно подумываетъ. Да что жь? и то молвить, Сдавай Богъ — парочка!

Григорій Кузьмичъ (гордо и насмшливо).— Кто-о?

ома Кузьмичъ.— Катя-то Паш Расторгуеву.

Григорій Кузьмичъ (хохочетъ).— Откололъ! Краснодеревщицей, что ли, ей быть?

ома Кузьмичъ.— Что хохочешь-то, что? Безъ году недля, какъ и самъ по вершечкамъ натягивалъ, да копейку сколачивалъ… Экой ты, я посмотрю, фря сталъ! Давно ли, подумаешь, самъ въ люди-то вышелъ. А-то краснодеревщицей! (мотаетъ головой) Эхъ, братъ, эхъ!…

Григорій Кузьминъ (хохочетъ).— Что было, то сплыло, да и въ мор разнесено. Еще вспомни, какъ ддушка старьемъ торговалъ — тоже, чай, не при цар Горох.

ома Кузьмичъ.— Да не къ смху. Парень онъ хорошій, капиталъ заправный, тоже заведеніе большое, фабрика, торговцы извстные… Да что глотку-то дерешь, что? За кого ты ее готовишь, за мурзу-царевича персидскаго, что ли? Говори толкомъ-то!

Григорій Кузьмичъ.— Толкомъ говорить? Она, братъ, ужь сготовлена… за его сіятельство Льва Николаича, князя Грузинова.

ома Кузьминъ (изумись).— Полно! за энтого?

Григорій Кузьмичъ (утвердительно кивая головой).— Врно.

ома Кузьмичъ.— Да что ты, съ щеколаду-то, что ли?

Григорій Кузьмичъ.— Не съ щеколаду, не бойсь, говорю врно — такъ то и будетъ.

ома Кузьмичъ (всплеснувъ рунами).— Господи, Боже мой! Что жъ ты съ дочерью-то сдлалъ?

Григорій Кузьмичъ.— А ничего не сдлалъ еще. Придетъ время — княгиней сдлаю.

ома Кузьмичъ.— Грховодникъ ты этакой! Да что теб еще медали захотлось? Въ князья лзешь, въ генералы, что ли, мтишь, саблей препоясаться, да ленту черезъ плечо? Полно, по Сеньк ли будетъ шапка, не ожгись!… Бога-то хоть бы побоялся, вдь: одной наградилъ дочерью-то, а и ту на что ты мняешь? Что она у тебя, подкидышъ, что ли?

ЯВЛЕНІЕ СЕМНАДЦАТОЕ.

Входитъ Катерина Григорьевна съ небольшимъ подносом въ рукахъ.

Катерина Григорьевна.— Я, дядюшка, сама вамъ чай наливала, не знаю, не жидокъ ли.

ома Кузьмичъ!— Ничего, я непричудливъ, вдь, отъ сердца подаешь.

Григорій Кузьмичъ.— Все сама: хозяйство, видишь, одолло, ровно прислуги нтъ: фецеянтъ бы принесъ. Ступай!

ома Кузьмичъ. Постой, погоди! Ну, вотъ какъ княгиней будешь и фиціянты служить станутъ, да дядя-то ужь къ теб тогда не придетъ. Эхъ, Катя, Катя! скажи ты мн, пожалуйста, по откровенности: что ты, по принужденью, али съ доброй воли за этого князя идешь?

Катерина Григорьевна.— Но доброй вол. Я его очень теперь полюбила: онъ такой славный!

ома Кузьмичъ.— Катя, Катя! А крестникъ-то, Паша-то? Да вдь этотъ мотъ, картежникъ, негодяй.

Григорій Кузьмичъ.— Братъ! зятя не позорь. Я въ моемъ дому… Ужь лучше твоего Расторгуева-то.

ома Кузьмичъ (вставая).— Что-о? крестника моего лучше? (Въ дверяхъ показывается Расторгуевъ.) Его, его… лучше его!… И у тебя совсти стало приравнять?

ЯВЛЕНІЕ ВОСЬМНАДЦАТОЕ.

Т же и Расторгуевъ.

Расторгуевъ (стоя у дверей и кланяясь).— Здравствуйте, Григорій Кузьмичъ! Катерин Григорьевн…

Катерина Григорьевна (порывисто).— Пaша, Наша, уйди, уйди… Я ршилась. (Закрываетъ лицо руками и убгаетъ.)

Григорій Кузьмичъ (съ азартомъ).— Ты зачмъ? дочь сомущать, сомущать дочь? Вонъ изъ моего дома! Да что я? Хозяинъ я въ дому-то? Вонъ!

Рсторгуевъ.— Григорій Кузьмичъ…

Григорій Кузьмичъ.— Вонъ!

ома Кузьмичъ (встаетъ между нимъ и Пашей).— Что раскричался-то? напужалъ совсмъ! Хотя я твой старшій братъ, и капиталъ отъ тебя, можно сказать, получилъ, за то теб и при людяхъ и безъ людей спасибо. А скажу, какъ дочь свою за эту тарабару отдаешь, на крестника, на этакого парня мняешь, выходитъ — ничтожность ты сталъ, какъ есть мелкая — да-а!

Расторгуевъ (выдвигаясь впередъ).— Григоріи Кузьмичъ, батюшка…

Григоріи Кузьмичъ.— Молчи! слова не моги! (Брату.) Не ничтожность я. А ты, братъ, на старости изъ ума выживаешь. Что я объ дочери, меньше твоего пекусь? Безъ сердца я, что ль? (Указывая на Расторгуева.) Онъ… онъ добрый, да одна бда…

Расторгуевъ (выступая).— Григорій Кузьмичъ…

Григорій Кузьмичъ.— Ни! слова не моги! А изъ этой бды ему Кати какъ своихъ ушей не видать!

ома Кузьмичъ.— Какая бда, какая? Договаривай!

Григорій Кузьмичъ.— Какая… какая?— купецъ онъ? (ома Кузьмичъ разводитъ руками, изобличая совершенное недоум&#1123,ніе.) Понялъ? Я тебя спрашиваю: понялъ?

ома Кузьмичъ.— Что жь за бда… купецъ? Нту, не понялъ.

Григорій Кузьмичъ.— Не понялъ? Ну, такъ про глухаго двухъ обденъ не поютъ.

ома Кузьмичъ.— Да что ты корчишься-то, антифонію-то мн эту разводишь? удивить хочешь?… Дурашливъ, да совстливъ, и то слава-Богу! Ты что мн не скажешь, что теб купецъ-то поперегъ горла сталъ? О чемъ ты хлопочешь-то?

Григорій Кузьмичъ.— Объ маломъ, объ небольшомъ: объ защит плоти своей хлопочу.

ома Кузьмичъ.— Какъ объ защит плоти?

Григорій Кузьмичъ.— Такъ… просто!.. Знаешь ты мсто скверно и незлачно, по-русски ямой прозывается — кого туда легче запрятать-то?— купца. Знаешь ты смирительную и работную обитель?— тоже нашему брату входъ туда невоспрещается. Сгніешь тамъ, какъ червь подколодный, и добрымъ словомъ тебя никто не помянетъ, прахомъ съ втріемъ разсешься. Да что и міру до насъ? все копитъ для чрева да для своей плоти… Тяжело, охъ! тяжело! Изъ богатства да изъ нги за посохъ да за суму, несладка міровая копейка, больно-горька!.. разжевалъ теперь?… Небойсь, нту?

ома Кузьмичъ.— Это точно бываетъ при безденежьи, а вдь онъ-то, слава Богу!

Григорій Кузьмичъ.— Эхъ, братъ, ровно у тебя, какъ у бабы, волосъ дологъ, да умъ коротокъ. Все теб надо въ ротъ положить. Выдамъ я дочь-то за него, онъ въ капитал — ну, и живетъ. А подорветъ его врагъ, вексельки въ счастливую минуту скупить, предъявитъ — кто тогда вступится, кто? Обанкрутится по Божью наказанью: вдь, злостнымъ взвеличаютъ, проведутъ — понимаешь? проведутъ. Ну бы его-то и не жаль: самъ дуракъ, промахъ далъ, а внучата, дти-то причемъ, птенцы-то неповинные? Гд у нихъ имя-то? кто имъ охрана-то?.. Опека-то наша купеческая, горька ея деньга! А выросли — куда сунуться? Въ сословіе мщанское приписались — ну и на череду. Кому какое дло, что отецъ честный торговецъ, не одинъ десятокъ лтъ гильдію платилъ, обширную коммерцію производилъ? А мщанинъ-сирота, кто за него вступится?.. Ну, и подъ красную шапку. Вотъ объ защит то какой плоти да крови я говорю, вотъ для чего съ княземъ роднюсь? Ну, понялъ, теперь?

ома Кузьмичъ (грустно).— Понялъ.

ЯВЛЕНІЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ.

Офиціантъ (входя).— Кушать готово-съ.

Григорій Кузьмичъ.— Ладно, ступай! (офиціантъ уходитъ). Пойдемъ-ка, братъ, пообдаемъ (Расторгуеву). А ты поди вонъ! Да коли честный ты малый, не сомущай дочь, прошу я тебя. Пойдемъ, братъ.

ома Кузьмичъ.— Не пойду. Посл этихъ твоихъ словъ мн кусокъ въ горло не пойдетъ. Одно я теб скажу… (Расторгуеву). Выйдь, Паша.

Расторгуевъ.— Григорій Кузьмичъ, батюшка!… любовь-то не рпа, на грошъ не купишь.

Григорій Кузьмичъ.— Слышишь, что теб крестный приказалъ? (Паша уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ДВАДЦАТОЕ.

Т же, безъ Расторгуева.

ома Кузьмичъ.— Люблю и твою Катю, больно какъ люблю. Хоть хитришь ты, подрядъ тебя точитъ, на деньги дочь мняешь. Ржавый ты грошь… эхъ ма!… Только вотъ что: не распусти ты кошеля: и Катю погубишь и плоти своей не убережешь. Не давай ты ему всего приданнаго милліона въ руки.

Григорій Кузьмичъ.— Да-а-а-ть! Да я его въ тысячахъ, въ сотняхъ прижму (протягиваетъ кулакъ). Вотъ какъ прижму!.. Прощай. Матушка, чай, серчаетъ. (Уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ДВАДЦАТЬ-ПЕРВОЕ.

ома Кузьмичъ (одинъ).— Плоха твоя жись будетъ, Катя, много ты горя натерпишься у нихъ, у князьевъ… Пощупаемъ твоего женишка, зайдемъ съ другой стороны — не подастся ли, пощупаемъ. А братъ… братъ хоть и луковатъ, а мудрыя слова по нашему, купеческому положенью сказалъ: тугъ кошель у тебя, ну, ты и крпокъ, не звенитъ въ кошел — никто не вступится и руки умоютъ. (Разводитъ руками и идетъ къ дверямъ).

Конецъ втораго дйствія.

ДЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА ТРЕТЬЯГО АКТА.

Князь Грузиновъ, Левъ Николаевичъ.

Княгиня Грузинова, мать его, безъ ногъ, чопорная старая дама, лтъ 65.

Комарскій, шаферъ Грузинова, лтъ 25, думающій жениться, домашняго воспитанія.

Паша Расторгуевъ.

Григорій Кузьминъ Лазуринъ.

1-я и 2-я приживалки въ дом княгини изъ бдныхъ однодворокъ.

Петръ, камердинеръ князя.

Фіона, крпостная княгини, смотрящая за ея собаками.

1-й слуга, 2-й слуга, князя Грузинова.

Гайдуки, слуги, горничныя, казачки.

Сцена представляетъ обширный кабинетъ во вновь-отдланномъ дом князя Грузинова. Прямо двери, налво четыре окна, близь нихъ стоитъ письменный столъ со множествомъ дорогихъ бездлушекъ. Мягкая мебель въ современномъ безпорядк, по угламъ, на тумбахъ, роскошныя карсели, по стнамъ висятъ картины въ дорогихъ рамахъ, прямо, по лвую и по правую сторону дверей по два портрета съ гербами наверху. Налво также двери, по бокамъ которыхъ стоятъ два миическія изваянія, держащія въ рукахъ большіе канделябры. Вс окна и двери драпированы, полъ покрытъ дорогимъ ковромъ, по стнамъ висятъ сонетки.

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

Два лакея, въ ливрейныхъ фракахъ, стоятъ у задней стны, растворивъ об половины дверей.

Первый слуга.— Вотъ Богъ-то принесъ!… Не было печали — черти накачали!

Второй слуга.— Молчи: детъ. (Мигаетъ первому и оба становится во фрунтъ).

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Въ большомъ покойномъ кресл два высокіе гайдука ввозятъ старуху-княгиню. Вся она обложена подушками, а ноги окутаны въ бархатное одяло. За кресломъ идутъ дв приживалки, въ чепчикахъ, и камердинеръ князя.

Старуха-княгиня (възжая).— И никто изъ васъ мн не написалъ! Дайте только сына увидть — въ деревню васъ!

Камердинеръ Петръ (кланяясь).— Какъ, бы я осмлился, ваше сіятельство, про вашего сына писать? Да опять же…

Княгиня-старуха (машетъ ему рукой).— Боже, до чего дожила! (закрываетъ глаза платкомъ. Дв приживалки подскакиваютъ одна съ одной, другая съ другой стороны).

Приживалки.— Матушка, ваше сіятельство, успокойте себя. Спирту не прикажете ли? (Подаютъ флаконы).

Старуха-княгиня (отнимая отъ глазъ платокъ).— А что же Ами и Бьюти не принесутъ?

Первая приживалка.— Сейчасъ, матушка, ваше сіятельство (мигаютъ гайдукамъ, т быстро кидаются къ дверямъ).

Княгиня.— Который часъ?

Приживалки (подходятъ къ часамъ).— Четыре съ половиною, матушка ваше сіятельство.

Княгиня (вдругъ какъ-будто вспомня что-то).— Скажите, что Ами не надо, а пусть Бьюти да Нели принесутъ. (Приживалки отходятъ, чтобъ отдать приказаніе). Я не окончила, что это вы суетитесь? Пусть сама Фіона принесетъ. (Приживалки длаютъ знаки слугамъ, одинъ изъ нихъ уходитъ).

Княгиня.— Я сказала Нели.

Приживалки.— Точно такъ-съ, ваше сіятельство.

Княгиня.— Пускай вмсто нея Арьель подадутъ.

(Камердинеръ и послдній офиціантъ уходятъ)

Первая приживалка.— Тепло ли ножкамъ-то, матушка ваше сіятельство? (подвертываетъ одяло).

Княгиня.— Человкъ!

Вторая приживалка.— Вышли вс. Позвать прикажете, ваше сіятельство?

Княгиня.— Безпорядокъ какой! точно мщанскій домъ. Зачмъ вс ушли?

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТЬЕ.

Фіона вноситъ двухъ собакъ, а за ней входятъ опять вс слуги и камердинеръ. Фіона не попадаетъ, какъ говорится, отъ холода, зубъ на-зубъ.

Фіона.— Холодная, ваше сіятельство, не простудитесь.

Княгиня.— Ихъ-то не простудила ли? Посади ихъ тутъ съ боку. Что он холодныя — Бьюти, Арьель (гладитъ собакъ) Ты ихъ простудила?

Фіона.— Помилуйте, ваше сіятельство, какъ изволили на послдней-то станціи двухъ-то собакъ изъ своего возка въ собачій передать, такъ я боялась ихъ простудить, окна закрыла, сама на передокъ къ Капитону пересла, иззябла вся, сорокъ верстъ дучи. Вдь у меня и свту-то въ глазахъ, что он — право-съ (цалуетъ собакъ).

Княгиня. Что же люди? (Вс становятся съ боковъ кресла). Скажете вы мн, наконецъ, когда же свадьба, когда? (Вс переминаются, толкаютъ другъ друга и молчатъ). Что же? скажете ли?

Приживалки.— Говорите, не безпокойте ея сіятельство. (Слуги кланяются)

Княгиня (первому слуг).— Говори, я теб приказываю.

1-й слуга (кланяясь).— Ваше сіятельство…

Княгиня.— Я теб приказываю: говори!

1-й слуга.— Запрещено, ваше…

Княгиня (строго).— Ну-у!

1-й слуга.— Сегодня, ваше сіятельство.

Княгиня (опускаетъ вдругъ руки вдоль тла, склоняетъ голову на грудь).— Ай-ай! дурно, дурно! (Сцена общаго смущенія.)

1- я приживалка.— Ай! бгите! воды! бгите! воды! (Держитъ голову.)

2- я приживалка (Фіон).— Что смотришь? Бери псовъ-то, собачекъ-то вашихъ ненаглядныхъ! (Суетъ ей со злобой собакъ.)

Фіона.— Что суешься, барыня изъ стойла!

2-я приживалка.— Ну, не ругаться же! Я все-таки дворянка родословная.

Фіона.— Охъ, вы, дворянка! (Беретъ собакъ и уходитъ. Слуги бгаютъ съ стаканами воды. Сказавшій стоитъ какъ бы окоченвшій.)

1- я приживалка (1-му слуг) Погоди, вотъ, дай отойти, брякнулъ какъ, но-ли меня-то напужалъ..! Найдетъ она теб мстечко свтлое. (Слуга, махнувъ рукой, уходитъ.) Потрите, матушка, виски-то, виски-то.

2- я приживалка.— Воды-то, покричите!

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Князь Грузиновъ (быстро отворяя двери).— Бготня, шумъ… Что такое?… А-а! (Останавливается.) Мама! что съ ней?

Приживалки.— Дурно… дурнота приключилась. Здравствуйте, ваше сіятельство.

Князь Грузиновъ.— Здравствуйте. Докторъ гд?

1- я приживалка. Ничего-съ, проходитъ ужь.

2- я приживалка.— Извольте ручку поцаловать, да погромче, по имени, отчеству назвать.

Князь (становясь на одно колно).— Мама! это я… Леонъ, мама!

Княгиня.— Охъ!…

Первая и вторая приживалки.— Слава-Богу!

Княгиня.— Леонъ, ты ли это? Ты ли? (Цалуетъ его въ голову.)

Князь.— Я, я мама! Что съ тобой?

Княгиня (къ приживалкамъ и людямъ).— Кажется, нечего слушать. Что стоите? (Вс уходятъ.)

ЯВЛЕНІЕ ПЯТОЕ.

Княгиня и князь.

Княгиня.— Что ты сдлалъ со мной, Леонъ? За что ты срамишь мои сдые волосы?… Вспомни, что ты длаешь…

Князь.— Я вижу, вамъ разсказали все. Я не скрываюсь больше. Чего бы мн ни стоило, я женюсь на ней.

Княгиня.— Нтъ, ты выговори на комъ, выговори ея званіе, Леонъ! Не убей меня… Мн недолго осталось жить, дай мн своей смертью умереть. Вспомни твоего отца: онъ своихъ крпостныхъ отпускалъ на волю да на мелкихъ дворянкахъ женилъ, а ты женишься на какой-то торговк-купчих… До чего я дожила!

Князь.— Мамаша! не-уже-ли вы думаете, мн не больно жениться на купчих? не-уже-ли вы думаете, моя фамильная гордость не страдаетъ? Но мн нтъ другаго исхода — понимаете? нтъ! Многое придется перенести мн, чтобъ сохранить наше положеніе въ свт. Вы вспомните: на насъ пятьдесятъ тысячъ долгу, имніе заложено и перезаложено. Ну, положимъ, выплатимъ долгъ, а тутъ-то что? Пять тысячъ доходу… Да разв можно на это прилично существовать съ нашимъ положеніемъ, съ нашимъ именемъ?

Княгиня.— Да ты только подумай, какой ты длаешь шагъ! Укажи хоть одного твоего предка, который бы такъ женился. Простой дворянки во всемъ нашемъ роду нтъ… А ты кого берешь? кого?… Духъ захватываетъ, не могу выговорить ея званія.

Князь,— Мамаша! то было время, теперь — другое. Прежде былъ вкъ титуловъ, теперь вкъ денегъ! Слова нтъ, мн тяжело. Укажите мн другой исходъ изъ этого положенія — я брошу все, хоть сегодня день свадьбы.

Княгиня.— Сегодня день свадьбы! И онъ говоритъ это такъ покойно, какъ-будто доброе дло длаетъ! Леонъ, Леонъ!… (плачетъ.)

Князь.— Да что жь мн длать? Скажите!

Княгиня.— Служи. Твои предки вс служили.

Князь.— Вы думаете, что это теперь такъ же легко, какъ прежде. Папаш хорошо было служить, когда онъ еще въ колыбели лежалъ офицеромъ. Не начинать же мн службу какимъ-нибудь столоначальникомъ! Да и что дастъ мн служба? чмъ жить будемъ? Кто скажетъ свтъ, если я сяду рядомъ съ этими взяточниками?…

Княгиня.— Не-уже-ли ты думаешь, что свтъ тебя не осудитъ, родня твоя не отвернется отъ тебя, когда ты возьмешь такую жену? Все, все тебя оставитъ.

Князь.— Нтъ, мама, не оставитъ. Вы знаете, что въ этомъ мильйон серебромъ все — и родня, и свтъ, и друзья. Вдь, это не ничтожныя, заложенныя и перезаложенныя три тысячи душъ. Это такое чудовище, передъ которымъ все преклоняется… Я увренъ, вы подумаете, согласитесь и благословите меня.

Княгиня (задыхаясь).— Я… я! И ты думаешь, я соглашусь благословить тебя? Да если эти четыре твои предка выйдутъ изъ рамъ, встанутъ передо мной живые и будутъ упрашивать меня — и тутъ не соглашусь. Мн, мн, женщин, происходящей изъ такой фамиліи, видть сына женатаго на… на… Не могу выговорить ея званія. Неблагодарный! (Рыдаетъ.)

Князь. Не зовите меня такъ! Сынъ, который получилъ отъ отца въ наслдство изъ тридцати тысячъ всего три тысячи душъ, да въ придачу такое образованіе, которое онъ не можетъ приложить къ длу, вслдствіе своего положенія въ свт… скорй несчастный сынъ. Я жертвую собой, чтобъ поддержать наше родовое имя — и я же неблагодарный! Мамаша, не заставляйте меня говорить: я теперь способенъ высказать очень-многое…

Княгиня.— И онъ же на насъ ропщетъ! онъ же намъ пеняетъ!… Неблагодарный ты, неблагодарный! (Плачетъ.) Леонъ, милый мой Леонъ, подойди ко мн… не женись ты на ней, для матери-старухи сдлай это… Мн, вдь, недолго осталось жить. Посл меня — какъ хочешь. При мн дай слово отказаться отъ этого неровнаго брака. (Обнимаетъ и цалуетъ его въ голову.)

Князь.— Я далъ слово…

Княгиня.— Леонъ! Я, старуха, мать твоя (беретъ его руку) прошу тебя, прошу… Вотъ какъ прошу (цалуетъ его руку).

Князь (вырывая руки). Что вы! что вы!

Княгиня. Да, я, старуха, женщина, я, мать твоя, цалую у тебя руку: откажись отъ этого брака.

Князь (съ минуту стоитъ закрывъ лицо руками).— Не могу. Нтъ! Я положительно говорю вамъ, мама, я женюсь на ней, женюсь, чего бы мн это ни стоило.

Княгиня.— Такъ ты ршился… ршился безъ моего согласія, благословенія? ты это мн сказалъ! Нтъ я не допущу! Я всхъ буду просить, всхъ заклинать уважить слезы старухи-матери, у которой такой неблагодарный сынъ. Охъ!… дурно мн… увезите меня отъ этого изверга! (Истерически рыдаетъ.)

Князь.— Боже мой, Боже!… (Звонитъ.) Люди, люди! (Вбгаютъ приживалки, нсколько офиціантовъ, гайдуки, горничныя.)

Князь.— Увезите княгиню: ей дурно, туда, на женскую половину. Послать сейчасъ за докторомъ, и чтобъ на минуту не оставлялъ. (Княгиню безчувственную увозятъ. Приживалки по этому поводу также прикладываютъ къ глазамъ платки.)

ЯВЛЕНІЕ ШЕСТОЕ.

Князь (одинъ).— Нтъ, я не могу, я ршился… Дорого достается мн мое значеніе, съ трудомъ, видно, дается этотъ другъ нашъ и вмст врагъ нашъ — мильйонъ!

ЯВЛЕНІЕ СЕДЬМОЕ.

Петръ.— Купецъ первой гильдіи, Расторгуевъ.

Князь.— Что ему надо?

Петръ.— Ваше сіятельство лично желаетъ видть.

Князь.— Проси сюда! (Петръ уходитъ.) Вотъ еще гость!… Расторгуевъ, Расторгуевъ? Зачмъ бы это? (Садится въ кресло.)

ЯВЛЕНІЕ ВОСЬМОЕ.

Расторгуевъ (входитъ. Онъ въ короткомъ сюртук, но съ легонькой бородкой, кланяется).— Купецъ Расторгуевъ.

Князь — Что прикажете? Прошу васъ, садитесь!

Расторгуевъ.— Благодарю покорно-съ. (Садится на кончикъ стула и мнетъ въ рукахъ шляпу.) Я… къ вашему сіятельству-съ… (конфузясь и съ волненіемъ). Хоша мы, ваше сіятельство… конечно… люди темные-съ… и образованіе наше… извстно, на мдныя деньги учены-съ… но тоже сердце есть… не камень вдь-съ!… Одна грудь да подоплека знаетъ, какъ намъ это больно!… ей-богу, право-съ!… Какъ я расположеніе это… самое къ нимъ получилъ… что день, что ночь различія этого не имю, словно во тм кромешной брожу-съ — ей-богу, право-съ.

Князь.— Что такое? что? я, право, понять не могу! (Въ сторону.) Гд я видлъ эту магазинную физіономію…?

Расторгуевъ.— Хоша я говорю, ваше сіятельство, мы люди неученые-съ, однакожь, ей-богу право-съ, чувства въ себ эти имемъ. Ваше сіятельство! (встаетъ и кланяется) не оставьте своимъ великодушествомъ. Я, вдь, до страху въ нихъ влюбленъ… ей-богу, право-съ!

Князь (удерживаясь отъ смха).— Что вамъ угодно? Въ кого вы влюблены? Это меня не касается, я этого не знаю.

Расторгуевъ.— Полноте-съ, какъ вамъ не знать-съ! Въ нее же самую-съ, въ туже-съ, въ кого и вы-съ — въ Катерину Григорьевну, Лазурину-съ — ей-богу право-съ.

Князь (изумясь).— Что-о-съ?

Расторгуевъ.— Ей-богу, право-съ! Да опять же, вдь, он вамъ не къ рук-съ… Заставьте за себя Бога молить, не оставьте своимъ великодушествомъ!

Князь.— Я, право, не ногу понять, что вамъ угодно отъ меня. Какое вамъ дло, влюбленъ ли я въ Катерину Григорьевну, нтъ ли?

Расторгуевъ.— Какъ, какое-съ, ваше сіятельство-съ? Вдь я ихъ съизмаленька знаю-съ: росли вмст-съ, всю любовь свою мн до васъ оказывали-съ — ей-богу, право-съ, оказывали. Да какъ же мн ихъ не любить-то? Я къ нимъ еще въ глупыя лта, какъ къ сестричк привыкъ, однми игрушками играли-съ…

Князь (прерывая его).— Что же вамъ отъ меня угодно?

Расторгуевъ.— Какъ, что-съ? Вдь, я пропаду безъ нихъ — ей-богу, право-съ, пропаду! Заставьте за себя вчно Бога молить — откажитесь отъ нихъ-съ (кланяется ему).

Князь (удерживая волненіе).— Что-о? Да вы съ ума сошли… Да за кого вы меня принимаете? Что жь, наконецъ, по принужденію, что-ли, Катерину Григорьевну за меня выдаютъ? Да кто жь такой я-то?

Расторгуевъ.— Дло конечное-съ! Мы вашего сіятельства знать не можемъ, а по нашей, по глупости купеческой, думаемъ, что наши невсты вамъ не къ-рук. Приданое, конечно, на словахъ большое-съ… такъ тутъ чтобъ ошибк не выйтить… Вдь Григорій Кузьмичъ человкъ намъ коротко-извстный… Они теперь такъ, а посл, какъ женитесь, они въ приданомъ поприжмутъ-съ — ей-богу, право-съ.

Князь (вскакивая).— Да какъ вы смете это мн говорить? Знаете, милостивый государь, что за это длаютъ? Да, да, если вы мн это не докажете, вы отъ меня такъ не уйдете!

Расторгуевъ.— Ей-богу, право… это врно-съ!

Князь.— Нтъ, вы мн извольте доказать, докажите!

Расторгуевъ.— Что жь такое-съ доказать? Конечно, Григорій Кузьмичъ говорятъ, что они выдаютъ за васъ для того случаю, чтобъ, при нашемъ купеческомъ несчастіи, имъ внучатъ своихъ въ мщанств не видать, Вмст съ этимъ, у нихъ другое — ей-богу, право, другое! Они теперь, извстно вашему сіятельству, казенный подрядъ насчетъ сукна сняли милліона на три серебромъ, фабрика ихъ выработать къ сроку не можетъ, да опять же и начальство къ нимъ не въ расположеніи, какъ по непрочности товару, такъ по ихъ неблагодарности. А вашъ дяденька, вдь, тутъ набольшій-съ — такъ думаютъ, что чрезъ васъ они съ дяденькой вашимъ дло покончатъ, что имъ и сроки разсрочатъ, да и товаръ-то съ рукъ сойдетъ — ей-богу, правду я вамъ говорю, какъ передъ Богомъ… Они васъ безпремнно поприжмутъ. Ваше сіятельство, по душ я васъ прошу (кланяется), пожалуйте получить отступного. Не оставьте вашимъ великодушіемъ! Изъ дому сору не вынесу. (Вынимаетъ изъ боковаго кармана банковый билетъ).

Князь (отступая).— Это что такое?

Расторгуевъ.— Отсталыхъ пятьдесятъ тысячъ, пожалуйте получить!

Князь.— Что это значитъ? за что?

Расторгуевъ (кланяясь).— Не оставьте вашимъ великодушествомъ, откажитесь отъ невсты-то.

Князь.— Да какъ ты смлъ это предложить — а? Знаешь ли, что длаютъ за это съ порядочными людьми? (указываетъ дверь) Вонъ, борода! вонъ!

Расторгуевъ.— Господи! ваше сіятельство! помилуйте! я какъ по моему чувству…

Князь.— Вонъ же, я теб говорю!

Расторгуевъ.— Тамъ вонъ, здсь вонъ! Ахъ, ты, счастье ты мое, изъ желза кованое, мертвой петлей опоясанное!… Уйду-съ, ваше сіятельство… (Идетъ къ дверямъ и останавливается). Пожалуйте, получите…

Князь (вскакиваетъ).— Вонъ же, я теб говорю!

(Расторгуевъ уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ДЕВЯТОЕ.

Князь (одинъ).— Каковъ — а? До чего я допустилъ себя! Охъ, бороды эти, бороды!… А, вдь, и это предложеніе недурно — пятьдесятъ тысячъ! (Ходитъ въ волненіи). А какъ онъ прижметъ — а? отъ нихъ ужь посл этого всего можно ждать!… Нтъ, такъ я тебя прижму, а ужь теб не удастся, борода!

(Звонитъ).

ЯВЛЕНІЕ ДЕСЯТОЕ.

(Входитъ Петръ).

Князь.— Зажечь свчи въ канделябрахъ, карсели ужо, посл.

(Хочетъ идти).

Петръ.— Ваше сіятельство, позвольте вамъ напомнить: скоро въ церковь пора.

Князь.— Что?

Петръ.— Одваться не пора ли, ваше сіятельство?

Князь.— Безъ напоминаній! Длай свое дло! (Уходитъ).

Петръ (одинъ, зажигая канделябры).— Мы-то свое сдлаемъ, вотъ ты-то обдлаешь ли? Совокъ-то совокъ, будешь ли ловокъ! Купцы, братъ, народъ тёртый. ‘Мн, говоритъ, звзды не нужны, нужны деньги’. Опять вчера, спать ложится, говоритъ: ‘Понимаешь, говоритъ, Петръ, теперь вкъ дустреальный какой-то насталъ’. Мы не понимаемъ этого, насъ бы вотъ изъ дому-то изъ чужаго не погнали — вотъ что! Намъ что надо — мы то понимаемъ!… ‘Я, говоритъ, женюсь — тебя на волю! Напомни мн объ этомъ’. Мы-то не забудемъ — ты-то не надуй!

ЯВЛЕНІЕ ОДИННАДЦАТОЕ.

Комарскій (во фрак, съ бантикомъ въ петличк и съ большимъ бантомъ на рук).— А князь гд?

Петръ.— Изволили выйдти. Сейчасъ придутъ,

Комарскій.— Ну, что онъ, получилъ деньги отъ тестя?

Петръ.— Не могу знать.

Комарскій.— Ну, ну, ну! (длаетъ въ воздух неопредленныя движенія руками) ты, вдь, знаешь меня?

Петръ.— Конечно, мы вами завсегда довольны.

Комарскій.— Безъ прелюдій.

Петръ.— Изволили получить.

Комарскій.— Вс?

Петръ.— Не могу врно доложить.

Комарскій.— Ну, хорошо, за мной.

Петръ (кланяясь).— Благодарю покорно (въ сторону). За тобой!… Три года со днемъ жди. Знаю я тебя! Экой глупый языкъ. Вотъ удержись! Десять бы, али пятнадцать цлковыхъ схватилъ. Ну, да я пристыжу при дамахъ: должокъ-то попрошу.

ЯВЛЕНІЕ ДВНАДЦАТОЕ.

Князь въ дорогомъ халат и съ сигарой въ зубахъ.

Князь.— Bon soir, Paul.

Комарскій.— Bon soir, Lon. Que vois-je? ты въ халат! Безъ десяти минутъ восемь. Я сейчасъ отъ невсты… А вдь аппетитна — а? Леонъ, немножко бы, знаешь… этакъ (вертитъ рукой въ воздух)… Совсмъ бы belle femme… Ахъ! да, угадай, съ кмъ я сегодня о теб говорилъ?

Князь.— Ну, съ кмъ?

Комарскій.— Нтъ, ты угадай! Съ Жозефиной…

Князь (оживленно).— Нтъ, не можетъ быть! Садись, садись, разскажи, пожалуйста… Вдь мы съ ней поссорились — ты знаешь. Ну, что она? такъ же благосклонна, хороша? Помнишь, Поль, хорошее мы пережили время! (Садится на диванъ).

Комарскій.— Представь себ, она перемнила прическу: носитъ la Pompadour.

Князь.— Должно быть, къ ней удивительно идетъ. Да говори же! Ну, гд ты съ ней видлся? ну, какъ она, что? да говори же! Ну, что обо мн?

Комарскій.— Я захалъ къ Адель… Ну, ты ее знаешь: он пріятельницы. Прізжаю — Жозефина тамъ… Начинаетъ разспрашивать объ теб, говоритъ, что все забыто, что она виновата и страдаетъ по теб, писать собирается… Но какъ хороша, какъ хороша стала — чудо! Понимаешь (неопредленныя движенія руками въ воздух), окончательно сложилась, округлилась, эта матовость кожи, эти локти… а шея… ну, просто, Vnus, Vnus!

Князь.— Ну, и совершенно-благосклонна ко мн?

Комарскій.— Совершенно… Ахъ, что же мы заговорились? вдь, невста, я думаю, заждалась. Что жь ты не одваешься? (Встаетъ въ позу) Вашъ шаферъ вамъ докладываетъ, что невста совсмъ готова.

Князь (насмшливо).— Потрудитесь передать невст, что женихъ въ церкви… Ха-ха-ха! Совсмъ купцы — какъ это глупо, Поль!

Комарскій.— Послушай… У меня къ теб есть маленькая просьба.

Князь.— Что такое?

Комарскій.— Одолжи мн три тысячи, всего на недлю.

Князь.— Подъ условіемъ: sine qua non.

Комарскій.— Раньше, нежели ты мн его скажешь, я уже согласенъ, ты знаешь, что я для тебя partout et pour tout.

Князь.— Слово! (протягиваетъ руку).

Комарскій (пожимая крпко руку его).— Parole d’honneur!

Князь.— Теперь самое время: отправляйся къ Лазурину, скажи тамъ, что я уже въ церкви и ожидаю невсту.

Комарскій.— Только-то?

Князь.— Слушай же, пожалуйста: отъ невсты ты прозжай… куда бы?

Комарскій.— Къ Жозефин — а?

Князь.— Именно къ ней. Вдь этотъ домъ противъ церкви, ну, тамъ полюбезничай, скажи ей отъ меня, что мы миримся, да прикажи кому-нибудь наблюдать: когда невста прідетъ въ церковь, ты тотчасъ же отправляйся къ Григорью Кузьмичу и скажи ему, что я до-тхъ-поръ не поду внчаться, пока онъ не привезетъ мн всего приданнаго — мильйона… Ну, пора, пора!

Комарскій.— Браво, браво! Молодецъ Леонъ, такъ ихъ! Adieu!.. А Жозефину я захвачу на свадьбу… Пускай посмотритъ: вдь это возбуждаетъ ревность… Ха-ха-ха! Adieu! Лечу къ Vnus, Vnus!

Князь.— Adieu!…

(Комарскій уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ТРИНАДЦАТОЕ.

Князь (одинъ).— Посмотримъ, поглядимъ, какъ ты меня прижмешь — посмотримъ!… Это, вдь, не то, что товаръ гнилой съ рукъ сбыть! Попробуй заупрямиться… а дядя-то на что?… Наконецъ, скоро этотъ монстръ-мильйонъ будетъ у меня въ рукахъ! Покажу я вамъ тогда, бородачи, какъ торговыя дла ведутъ! Я съ однимъ мильйономъ сдлаю то, чего вы не добьетесь съ вашими десятками, которые вы храните въ кованыхъ сундукахъ, я открою себ такой кредитъ, до какого вамъ не дорости никогда. Да меня не обойдетъ и исторія. Я двину нашу торговлю, вызову спящія силы къ дятельности… Заслуга великая, великая!

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ.

(Входитъ камердинеръ).

Князь.— Что теб?

Петръ.— Ея сіятельство изволили…

Князь.— Ну, что изводили?

Петръ.— Изволили ухать!

Князь.— Какъ!… куда?

Петръ.— Назадъ, въ деревню.

Князь.— Ступай. Послать, догнать, просить! Ну, что же сталъ?

Петръ.— Записку ея сіятельство приказали вамъ передать.

Князь.— Подай! (беретъ). Погоди. (Читаетъ и блднетъ). Ступай!

Петръ.— Ничего приказать не изволите?

Князь.— Ничего!.. Ступай! (Уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ПЯТНАДЦАТОЕ.

Князь (одинъ). Этого только… только этого не доставало! Разрывъ… съ семьей, проклятіе матери… О, Боже мой! (держитъ себя за голову) Но я… я долженъ (рветъ записку и кидаетъ). Ну, за что все это? чмъ я виноватъ? (Задумывается). Нтъ, я правъ, правъ. Они, эти напыщенные и обольщенные предки виноваты! (Останавливается передъ портретами). Что же? казните, проклинайте! Вы, увшанные орденами, звздами, лентами, казнитесь, сластолюбцы, смотря изъ своихъ гербовыхъ рамъ на вашего внука, котораго вы мотовствомъ своимъ довели до такого положенія… Да, вы покойны теперь, а каково мн? Вамъ весело было кидать тысячи душъ за поцалуй какой-нибудь развратницы, вамъ легко было разорять даровое, дареное, вамъ легко было оставить вашего сына съ однимъ титуломъ, который, кром долговъ да нищенства, ничего ему не далъ (Злобно хохочетъ). Ха… ха-ха! Стоило ли вамъ думать, что у васъ будетъ какой-то неблагодарный потомокъ князь Левъ Николаичъ! (Ходитъ). Но какъ все это тяжело!.. Что это такое? бгутъ! шумъ! А! наконецъ, ршительная минута! (Беретъ со стола книгу, развертываетъ и покойно полуложится на диванъ).

ЯВЛЕНІЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ.

Григорій Кузьмичъ (запыхавшійся, во фрак).— Ваше сіятельство! что жь это такое? денной разбой, помилуйте! Хошь не меня, ее-то, ее-то пожалйте!

Князь (покойно).— Прошу васъ садиться. Что такое случилось?

Григорій Кузьмичъ.— До сиднья ли тутъ, помилуйте, ваше сіятельство!.. Бога въ васъ нтъ… Ради Создателя!.. что вы съ двкой-то длаете?

Князь (невозмутимо).— Григорій Кузьмичъ, вините себя. Вы сами общали передъ свадьбой мильйонъ передать мн: вы не сдержали слова — своего я не ду внчаться!

Григорій Кузьмичъ.— Батюшка, все до копеечки получите… Церковь-то биткомъ набита: вдь полъ-Москвы собралось… Она, голубушка, плачетъ, убивается… Ради Христа, ваше сіятельство… Не сойти мн съ мста, коли я противъ общанья своего что сдлаю!

Князь.— Я не имю причинъ сомнваться въ этомъ, но согласитесь сами, что я здсь хлопочу о жен. Вдь я не прошу у васъ наличными деньгами… Вы сами говорили, что у васъ на имя дочери есть билеты и дарственная. Сегодня ли, завтра ли, вы ихъ передадите мн — для васъ все-равно, а для меня это много значитъ. Моя родня увидитъ ихъ и гораздо любовне будетъ смотрть на вашу дочь. Поймите вы, что, вдь, у насъ другіе нравы. Вы вотъ въ длахъ съ дядей Иваномъ… разв онъ вритъ на слово? Да это очень естественно: я жен даю имя, положеніе въ обществ, всъ, она вноситъ въ семейство деньги.

Григорій Кузьмичъ (стоить растерявшись). Батюшки! Господи!.. святители великіе!.. въ глазахъ мутится… что мн длать-то, что? (какъ бы опомнись) Такъ вы не подете, не подете?

Князь (твердо).— До тхъ-поръ, пока вы мн не передадите всхъ билетовъ, я ршительно не ду!

Григорій Кузьмичъ.— Пропадай же ты, моя дочь, сиди весь свой вкъ въ двкахъ! Прощайте, ваше сіятельство… Опозорили всю семью. Какъ васъ буду помнить да благодаритъ! (идетъ медленно къ дверямъ).

Князь.— Прощайте-съ. (Звонитъ и говоритъ входящему Петру) Григорью Кузьмичу карету. (Петръ уходитъ) Кланяйтесь дяд Ивану: онъ тоже васъ поблагодаритъ.

Григорій Кузьмичъ (Дойди до двери, быстро оборачивается, идетъ къ князю и становится на колни).— Батюшка, благодтель! ваше сіятельство! повремените маленько!.. Вдь все, все вамъ достанется: для нея вдь коплю и работаю… одна она у меня… Не сдлайте несчастнымъ! Подрядъ у меня такой… дла у меня такія — извернуться надо: чрезъ полгода съ процентами получите.

Князь.— За подрядъ не бойтесь: дядя, князь Иванъ, для меня все, все устроитъ, а я не могу.

Григорій Кузьмичъ.— Батюшка!…

Князь — Э! не унижайтесь!

Григорій Кузьмичъ (встаетъ и говоритъ со злобой).— Не унижаюсь я!.. Эхъ-ма! Вотъ они (вынимаетъ илъ кармана билеты). Возьмите, возьмите ихъ… Что жь! отнимайте, грабьте совсмъ!

Князь (дрожащими руками беретъ билеты).— Что вы говорите?

Григорій Кузьмичъ.— Что ужь говорить-то тутъ! Одвайся-ко скорй.

Князь (пересчитавши) Вс!.. Въ одну минуту. (Звонитъ) Одваться, скорй! (Идетъ въ правыя двери и въ сторону) Положивъ руку на такой фондъ, я могу смло сказать: теперь я въ свт съ крпкимъ положеніемъ. (Уходитъ, а за нимъ и Пempъ).

ЯВЛЕНІЕ СЕМНАДЦАТОЕ.

Григорій Кузьмичъ (одинъ).— Вотъ что называется цликомъ-то проглотилъ! Шутка въ дл — милліонъ! Что бы, кажется, за мудрость этакого журавля словитъ — а, поди! Нтъ, видно они на той князья! Ахъ, ты Боже ты мой, милостивый! экая напасть! Я ли ужь, кажется, дловъ какихъ не производилъ… На что бъ, кажется… народъ изворотливый, всхъ за носъ водилъ. Ну, да и то молвить, ужь теперь я по-крайности на-счетъ подряду покоенъ: дядюшка-то, вдь, надъ всмъ набольшій… защитилъ я, по-крайности плоть свою, во всемъ обнадеженъ — зять съ родствомъ, князь, одно слово: теперь я съ положеніемъ.

ЯВЛЕНІЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ.

Князь (въ сопровожденіи Петра входитъ въ подвнечномъ костюм съ красной ленточкой въ петлиц фрака).— Ну-съ, я готовъ! Обнимемтесь, мой добрый папа.

Григорій Кузьмичъ.— Обнимемтесь, сынокъ (обнимаются).

Князь — Теперь подемте внчаться!

Григорій Кузьмичъ (грустно) — Подемъ… (треплетъ его по плечу). Нагрлъ ты мн, сынокъ, полушубокъ-то! (Уходитъ).

Конецъ третьяго дйствія.

Между третьимъ и четвертымъ актомъ проходятъ два года.

ДЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА ЧЕТВЕРТАГО АКТА.

Князь Левъ Николаевичъ Грузиновъ.

Княгиня, мать его.

Катерина Григорьевна, жена Грузинова.

Григорій Кузьмичъ Лазуринъ.

Комарскій-сынъ.

Удинскіи, недавно кончившій курсъ въ университет, 22 лтъ.

Комарскій-отецъ, 75 лтъ, со звздой.

Князь Лука Лукичъ, лтъ GO. Въ длахъ п торговой компаніи князя Грузинова, со звздой.

Еще нсколько гостей.

Чиновникъ изъ пріюта.

Приживалки и дворовые княгини-матери.

Петръ, камердинеръ князя.

Слуги.

Обстановка та же, что и во второмъ дйствіи, съ той только разницей, что на всхъ почти столахъ въ безпорядк стоятъ недопитые стаканы съ шампанскимъ. На двухъ ломберныхъ столикахъ раскиданы карты, на третьемъ, въ глубин сцены, четверо играютъ въ ералашь. Свчи въ канделябрахъ и подсвчникахъ значительно сгорли. Справа на авансцен, около князя Грузннова, собралось нсколько гостей, вс они размстились около одного столика, на которомъ лежитъ листъ почтовой бумаги и карандашъ. Съ лвой стороны на авансцен, въ мягкомъ кресл спитъ Комарскій-отецъ. Онъ во фрак, въ отдаленіи отъ всхъ сидитъ князь Лука Лукичъ, тоже во фрак. Нкоторые изъ гостей безъ сюртуковъ. Въ окна сквозь сторы бьетъ свтъ. Утро.

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

Князь Грузиновъ.— Итакъ, господа, насъ восемь, и мы, Лука Лукичъ?

Князь Лука Лукичъ.— Господа, освободите меня! Я, вдь, семьянинъ, старикъ — пойдутъ разсказы.

Комарскій.— Кто жь изъ насъ не семьянинъ? Папа постаре васъ — сонъ одоллъ, да и не спрашиваемъ.

Князь Грузиновъ.— Подемте.

Князь Лука Лукичъ.— Ей-богу, не могу.

Князь Грузиновъ.— Ну, какъ хотите. Такъ насъ восемь, восемь троекъ лихихъ, отчаянныхъ. Мой ужинъ.

Удинскій.— Моя дача. Поль возьметъ вино, Жанъ оркестръ, Поль Гремчинъ конфекты, цвты, плоды.

Князь Грузиновъ.— Нтъ, лучше сложимся и отдадимъ Комарскому: онъ всхъ тоньше знаетъ это дло. Такъ идетъ?

Вс.— Идетъ!

Удинскій.— По сту будетъ?

Вс.— Будетъ, будетъ.

Князь Грузиновъ.— Приступимъ же къ длу. (Вынимаетъ деньги изъ бюро, другіе изъ бумажниковъ). А създъ, господа, въ пять часовъ вечера у Жозефины. Вдь это чудо выйдетъ вечеръ… Поль, вина побольше (говоритъ ему что-то на ухо), непремнно надо: старикъ-то нашъ будетъ похрабре (хохочетъ).

Комарскій (тоже хохочетъ).— Непремнно сдлаю и дамы любезне будутъ. Мы пролетимъ пятнадцать верстъ въ минуту: тамъ танцы, ужинъ, вино, а ночь-то, упоительная ночь! Incomparable, incomparable!

ЯВЛЕНІЕ ВТОРОЕ.

Петръ.— Ваше сіятельство, вамъ письма съ почты (поданъ, уходитъ).

Князь Грузиновъ (беретъ).— Подай сюда! (Распечатываетъ конвертъ и читаетъ) Новость, господа: на мсто князя Бингальма прочатъ Вагинова.

Многіе.— Не можетъ быть, вздоръ, пустяки!

Князь Лука Лукичъ.— Нтъ, это пустой слухъ. Помилуйте, да что жь это будетъ? Молокососъ… Вчера дйствительнаго получилъ, да мтитъ куда! Постарше его есть. Какой ужь ныньче порядокъ сталъ! И что его за происхожденье! Нтъ, не можетъ быть: его вс наши не любятъ.

Князь Грузиновъ.— Еще бы его любить! онъ дрянь всякую проводитъ. Ужь видно, что плебей.: Плохія ныньче времена! Вотъ выйдетъ еще въ отставку князь Борисъ Давыдовъ — житья тогда намъ не будетъ.

Комарскій.— Да, вками родятся такіе люди. На-дняхъ онъ былъ у папаши на бал, помните, вдь, человкъ триста было… Гужовичу вслухъ сказалъ: будь, говоритъ, идіотъ, дуракъ, негодяй — ну, словомъ, дрянь, да по крови нашъ, всегда ему найду мсто, а эта мелочь пускай, говоритъ, служитъ въ провинціяхъ. А вдь Лизуета его недурна — а?

Князь Лука Лукичъ.— Ну, какъ хотите, говоритъ, а непремнно на гршное сведетъ — весь въ батюшку.

Комарскій.— Не быть же мн монахомъ, какъ вы! жены бояться, что ли? (Грузинову). Нтъ ли еще новостей?

Князь Грузнновъ.— Панильетти еще орденъ, не пишутъ какой.

Удинскій.— Вотъ счастье! А такъ, вдь, пустота…

Комарскій.— Кто пустота? Его вс обожаютъ. Найдите-ка такого дансёра. А голосъ-то, голосъ! Это, по-вашему, то же пустота? Его вс дамы… безъ ума вс.

Удинскій.— Что жь такое голосъ?

Комарскій.— Какъ что? Помилуйте! да къ нему при мн посл развода генералъ подошелъ, протянулъ руку и сказалъ: ‘изумительный голосъ у васъ’. А вы говорите, что за голосъ! Онъ чудо какъ командуетъ — до словечка слышно.

Князь Грузиновъ.— Какая-то новая пьеса съ ума сводитъ весь Петербургъ, даже наши здятъ въ Александрынку, впрочемъ, дядя пишетъ, что грязи много.

Комарскій.— О, безъ сомннія! Съ Пушкина у насъ застой въ литератур, уродовъ какихъ-то выводятъ!

Князь Лука Лукичъ.— Нтъ, и я не соглашусь. А вотъ у насъ графиня хорошенькіе пишетъ стишки.

Комарскій.— Стишки-то прескверные! А вотъ сама она нкогда была недурна… нкогда, но не теперь! А что застой у насъ, такъ ужь самъ князь Алексй Григорьевичъ говоритъ объ этомъ. Онъ говоритъ, былъ у насъ, говоритъ, одинъ литераторъ Пушкинъ, а съ него… застой въ литератур.

Удинскій.— Помилуйте, ну, что вы говорите! Что онъ за авторитетъ! старикъ изъ ума выжилъ. Вы этого не говорите… хорошъ авторитетъ!

Комарскій.— Вотъ и видно, что вы недавно изъ университета. Авторитета князя Алекся Григорьевича не признаете. Да съ его ддушкой самъ Вольтеръ былъ въ переписк — Вольтеръ!

Удинскій.— Что жь? съ ддушкой, а вдь не съ нимъ.

Комаpcкій.— Да вы, пожалуйста, ужь этого не говорите: одна университетская страсть спорить. У насъ это принято: былъ Пушкинъ — была литература, нтъ Пушкина — застой въ литератур.

Удинскій (махнувъ рукой).— Ну, имъ по-вашему.

Князь Грузиновъ.— А! это откуда? Съ городской почты. Посмотрите, господа, какъ изящно сложено. Отъ кого бы это? (Изламываетъ печать и вскакиваетъ). Виватъ, виватъ! побда! Barbe Либецкая — моя, моя, моя!

Вс.— Не можетъ быть!

Князь Грузиновъ.— Моя, моя! (нетерпливо звонитъ и кричитъ). Петръ, Петрушка! вина, вина!

Петръ (входи). Сейчасъ.

Комагскій.— Да покажи письмо, покажи!

Вс.— Покажите, покажите!

Князь Грузиновъ.— Всего письма не покажу, читайте окончаніе.

Комарскій (читаетъ).— ‘Я согласна, твоя на вкъ Barbe Либецкая!’ Фу, чортъ, возьми! ну, просто неприступная была.

Князь Лука Лукичъ.— Не врится!… не врится!… Позвольте мн взглянуть (читаетъ). Ну, князь, люблю жену, семью… (машетъ рукой). Ну, вотъ и согршилъ, и согршилъ.

Комарскій.— Что нашъ аскетъ, не устоялъ — а? Леонъ, дай обнять тебя (обнимаетъ). Вотъ, молодецъ, взялъ, какъ крпость, взялъ приступомъ.

Князь Грузиновъ.— Вина! (подаютъ стаканы). Здоровье Барбъ! (тихо Комарскому). Не жаль, хоть тридцать тысячъ стоитъ.

Вс.— Здоровье Барбъ! (пьютъ).

Комарскій.— Здоровье побдителя!

Вс.— Здоровье побдителя, виватъ! (пьютъ и чокаются стаканами).

Князь Грузиновъ.— Такъ, господа, сбираемся у Барбъ, на Молчановк, а Жозефину — въ пространство…

Удинскій.— Я беру… Софи стара.

Комарскій.— Вотъ это честно.

Князь Грузиновъ.— Съ рукъ на руки!

Князь Лука Лукичъ.— А ну-ка, князь, на счастье новой дамы… грхъ называть ихъ по имени! С’орвите-ка: я заложу. Мн совстно: я и то въ вечеръ-то у васъ выигралъ тысячъ восемь… этакъ и компанія ваша лопнетъ, смотрите. Ну, заложите ли?

(Идетъ къ столу и беретъ карты).

Князь Грузиновъ.— Ну ее къ чорту, эту торговую компанію! все глупость… идетъ, конечно идетъ! Берите карты, я выну деньги! (Идетъ къ письменному столу и вынимаетъ кипу ассигнаціи).

Комарскій-сынъ (подходя къ спящему отцу).— Папаша, вставайте. Бумаги принесли, подписать просятъ. (Къ гостямъ). Терпть не можетъ.

Комарскій-отецъ (сквозь сонъ).— Ну, что? ну… на двнадцать кушъ!

Комарскій-сынъ.— Бумаги принесли подписывать, ждутъ, вставайте!

Комарскій-отецъ (не открывая глазъ).— Ну ихъ… вели прогнать! Оставь, спать хочу. (Общій смхъ).

Комарскій-сынъ.— Шучу, шучу… Банкъ, банкъ заложенъ: вставайте!

Комарскій-отецъ (вставая быстро).— Банкъ!… гд банкъ? какъ, что? Да гд я? (Зваетъ). Какъ сладко было-заснулъ!

Князь Грузиновъ.— Ну-съ, я готовъ.

Князь Лука Лукичъ.— И я!

Комарскій-отецъ.— Я… меня… постойте… Позвольте… я.

(Вс толпятся около игроковъ).

Князь Грузиновъ.— Неутомимъ, воскресъ! Позвольте вотъ съ нимъ сначала. (Лука Лукичъ мечетъ). Дв тысячи! Три съ боку. Извольте! (Вскрываетъ карту). Семерку!

Князь Лука Лукичъ (мечетъ).— Убита!

Князь Грузиновъ.— Attendez Va-banc! Дама.

Князь Лука Лукичъ.— Убита!

Князь Грузиновъ.— Фу, чортъ возьми! Но это вздоръ!… Барбъ возьметъ, сейчасъ я заложу! (Идетъ къ бюро ищетъ въ немъ денегъ и не находитъ).

Князь Лука Лукичъ.— Не будетъ ли?

Князь Грузиновъ.— Вздоръ. (Звонитъ. Камердинеръ входитъ). Петръ, сходи къ княгин, попроси 10,000, она встала?

Петръ.— Часа два какъ изволили проснуться. (Уходитъ).

Князь Грузиновъ.— Чортъ знаетъ что такое! Но я поборю несчастье.

Князь Лука Лукичъ.— Горячиться не надо… надо осторожнй.

Князь Грузиновъ.— Вздоръ! этотъ мсяцъ не везетъ, страшно не везетъ.

Комарскій-сынъ.— Нтъ, Барбъ вывезетъ.

Князь Лука Лукичъ.— Лучше по-моему оставить, переждать несчастье!

Князь Грузиновъ.— Все это вздоръ. Сорву, увидите. (Входить Петръ смущенный и стоитъ молча).

Князь Грузиновъ.— Что, что?

Петръ (молчитъ).

Князь Грузиновъ.— Говори! Э, дуракъ какой! (Подходитъ къ нему).

Петръ (говоритъ тихо).— Ея сіятельство приказали вамъ сказать, что они больше вамъ ни копейки не дадутъ.

Князь Грузиновъ (растерявшись).— А, ступай! Messieurs! pardon!… жена ужасно заболла. Pardon… Adieu! Ради Бога, извините!

Князь Лука Лукичъ (какъ-бы съ состраданіемъ).— А-а!.. скажи, пожалуйста, несчастье какое! Да и пора по домамъ. Двнадцать часовъ. Послушай, какъ же машины-то? Все готово?

Князь Грузиновъ.— Какой ты странный! до нихъ ли мн теперь?

Князь Лука Лукичъ.— Нтъ, я вдь такъ… акцій-то никто не беретъ!

Князь Грузиновъ.— Отстань, пожалуйста. Прощай! Прощайте, господа! (Подаетъ всмъ поспшно руки и уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ТРЕТЬЕ.

Многіе изъ гостей надваютъ сюртуки, ищутъ шляпъ.

Князь Лука Лукичъ.— Бдняжка! Вотъ, господа, вамъ урокъ! Вотъ и заболла! Бдняжка, право!

Комарскій-сынъ.— Всегда мораль! Ну, что это такое? Задемъ господа къ Шевалье, устрицъ привезли.

Вс.— демъ, демъ!

Комарскій-сынъ.— А вы князь, Лука Лукичъ?

Князь Лука Лукичъ.— Жена ждетъ, господа, семейство… слово далъ!

Комарскій-сынъ.— Аскетъ, совсмъ аскетъ! Не пьетъ, не любитъ. Прощай! (Къ гостямъ). Ну демъ-те, господа. Папаша, вотъ ваша шляпа. (Подаетъ отцу шляпу).

Комарскій-отецъ.— Жаль!… эхъ! а банкъ-то только разошелся… Да, можетъ, съиграемъ!

Князь Лука Лукичъ.— Помилуйте, какъ можно!.. Жена, вдь! Супружескія чувства… Бдняжка!

Комарскій-сынъ (беретъ отца подъ-руку).— Папа, идемте, идемте. (Вс удаляются).

ЯВЛЕНІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Люди суетливо убираютъ стаканы, приводятъ все въ порядокъ, тушатъ свчи.

Князь Лука Лукичъ (ставя шляпу подъ стулъ).— Нтъ, братъ, тутъ неладно… я понимаю! Жена заболла… Врешь! Я свое возьму… Не кинуть же мн изъ-за тебя Маргариту… Я подожду! (Манитъ къ себ рукой камердинера). Петруша!

Петръ.— Ну что стали! ступайте вонъ! (Слуги уходятъ). Что прикажете, ваше сіятельство?

Князь Лука Лукичъ.— На теб! (Подаетъ ассигнацію).

Петръ (кланяясь).— Благодарю покорно. Съ выигрышемъ.

Князь Лука Лукичъ.— Что? видно тамъ отказъ?

Петръ (улыбаясь).— Помилуйте, нтъ-съ!

Князь Лука Лукичъ.— Ну, полно! полно-о!…

Петръ.— Право, заболли-съ.

Князь Лука Лукичъ.— На вотъ еще, любовниц на платье, да ужь скажи (Даетъ еще ассигнацію).

Петръ (кланяясь).— Благодарю покорно. Опасно-съ!

Князь Лука Лукичъ.— Я не выдамъ — знаешь?

Петръ (таинственно).— Сказали: ‘будетъ, больше копейки не дамъ!’ Ужь ваше сіятельство, пожалуйста-съ, не погубите!

Князь Лука Лукичъ.— Будь покоенъ.

(Голосъ Грузинова за сценой: Петрушка! Петръ!)
(Петръ быстро пробгаетъ въ дверь направо. Князь Лука Лукичъ отскакиваетъ и заглядываетъ подъ кресло, какъ-будто чего-то ищетъ).

ЯВЛЕНІЕ ПЯТОЕ.

Князь Грузиновъ (входя).— Да докричусь ли я? Петръ!

Петръ (выходя изъ дверей).— Сейчасъ.

Князь Грузиновъ.— За Григорьемъ Кузьмичомъ послать сейчасъ! Отъискать, гд бы онъ ни былъ. Просить ко мн…

Петръ.— Слушаю-съ! (Уходить).

ЯВЛЕНІЕ ШЕСТОЕ.

Князь Грузиновъ (обертывается, хочетъ идти и видитъ Луну Лукича).— А вы здсь?

Князь Лука Лукичъ.— Да!… Шляпы не могу найдти. (Смотритъ подъ стулъ). Скажите, вотъ за грхи-то слпота! (Вынимаетъ ее). На два слова, князь.

Князь Грузиновъ.— Еще что? что такое?

Князь Лука Лукичъ.— Присядемъ! (Садится). Просто замучили меня, безпрестанно ходятъ съ фабрики, за т машины не заплачено, да и эти готовы, а денегъ вы не даете! Конечно, я хотя по довренности… такъ отъ васъ… да все, знаете, совстно… Мараютъ имя!

Князь Грузиновъ.— Пришлите ко мн: я ихъ урезоню, согласятся, подождутъ!

Князь Лука Лукичъ.— Какое ждать! Если, говорятъ, сегодня не привезете, подадимъ жалобу въ судъ. Расписка съ свидтелями — нехорошо! Да вотъ что, хоть совстно… но я въ такомъ положеніи теперь, что принужденъ попросить васъ, князь. Вы мн уплатите должокъ-то?

Князь Грузиновъ.— Да вдь я вамъ отдалъ акціями!

Князь Лука Лукичъ.— Да хоть бы кто на смхъ одну взялъ… (Вынимаетъ изъ кармана пачку акцій). Возьмите ихъ назадъ. Никто за половинную цну не беретъ. Говорятъ, что дло химерное. Конечно, вашъ долгъ небольшой, но я, ей-богу, въ такомъ положеніи теперь, что тридцать тысячъ меня очень бы поддержали.

Князь Грузиновъ.— Подождите немножко.

Князь Лука Лукичъ.— Ей-богу, ей-богу не могу… я бы отчего же! да не могу… Вдь вотъ ужь недлю прошелъ срокъ. Я не безпокоилъ васъ, когда не нужно было, но теперь… Пожалуйста, князь: вдь для васъ тридцать тысячъ пустяки…

Князь Грузиновъ.— Поймите, у меня теперь нтъ денегъ, нтъ!

Князь Лука Лукичъ.— Ну, полноте, князь, шутить! у васъ нтъ? Мильйонъ серебромъ за супругой взяли… Бдняжка! какъ жаль — заболла… Пожалуйста, князь.

Князь Грузиновъ (сердясь и вставая).— Ну, понимаете, нтъ у меня теперь денегъ, нтъ! Ну, что вы пристали ко мн?

Князь Лука Лукичъ.— Какъ ни совстно, князь… но я вынужденъ буду…

Князь Грузиновъ.— подать ко взысканію? (Горько махнувъ рукой). Подавайте, подавайте! Это честно!

Князь Лука Лукичъ.— Ну, вотъ ужь вы и разсердились, князь!

Князь Грузиновъ.— Я нисколько не сержусь.

Князь Лука Лукичъ.— То-то, то-то. Прощайте. (Встаетъ и жметъ руку). Я знаю, что не будете сердиться… вдь, вслдствіе необходимости: нужно до-зарзу. Такъ не сердитесь, если не сегодня… Пожалуйста, не сердитесь. (Уходитъ).

Князь Грузиновъ.— Вотъ они, друзья-то! вотъ они! Ханжа, чутьёмъ узналъ, что денегъ нтъ!… Въ два вечера выигралъ съ меня двадцать тысячъ… а денегъ нтъ! (нетерпливо звонитъ). Петръ! (входитъ). Попроси сюда мамашу.

Петръ.— Ея сіятельство только сейчасъ изволили проснуться.

Князь Грузиновъ.— Проси! (Петръ уходитъ). Ну, что жь это? Вотъ возьми богатую жену! Какъ она все это узнала, какъ? Нтъ, я дуракъ, думалъ, что вотъ любитъ и никогда не откажетъ въ деньгахъ. Чего бы стоило въ первые дни перевести вс билеты на себя!… Глупо! Но это дерзость: мы тебя заставимъ дать деньги… вздоръ!

Петръ (входя).— Ея сіятельство, какъ кончатъ чай, такъ пожалуютъ. Къ вашему сіятельству чиновникъ изъ пріюта пришелъ. Прикажете позвать?

Князь.— Зачмъ это еще? Позвать! Этотъ еще не за деньгами ли? Вотъ мученье! (Петръ уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ СЕДЬМОЕ.

Чиновникъ.— Честь имю кланяться вашему сіятельству.

Князь (важно).— А! здравствуйте! Что новенькаго? Садитесь.

Чиновникъ.— Благодарю покорно-съ… я стоя-съ… По пріюту все обстоитъ благополучно, ваше сіятельство. Вывску прибили-съ.

Князь.— Ну, что же, хороша?

Чиновникъ.— Превосходно-съ, ваше сіятельство, оно, знаете, по небесному-то фону, да золотыми-то буквами такъ значительно написано: ‘Пріютъ князя Льва Николаевича Грузинова’. Очень-много останавливается… Съ любопытствомъ этакимъ читаютъ. Жаль одно, что не все имя и отчество вашего сіятельства написано, а только одн заглавныя буквы, впрочемъ, очень-деликатно.

Князь Грузиновъ.— Я думаю, однакожь, вдь, знаютъ, что это именно я учредилъ, а не дядя мой.

Чиновникъ (быстро).— Помилуйте-съ, какъ же! даже дворники читаютъ вывску, что это, дескать, князя Льва Николаевича Грузинова, что на Арбат живутъ, ужь это такъ у меня наказано.

Князь (благосклонно).— Садитесь. Ну, что жь чернь?

Чиновникъ.— Не извольте безпокоиться-съ, я стоя-съ… Чернеть-то-съ?… очень-довольна-съ, очень… Вотчина, говоритъ, большая, сто человкъ… Вдь, у меня наказано, чтобъ и это самое изъясняли… Какъ же-съ! чернеть очень-довольна… Ваше сіятельство, потрудитесь, вотъ, мсячный отчетъ прочесть, да подписаться.

Князь Грузиновъ.— Хорошо. Положите тутъ. Ну, все?

Чиновникъ.— Да вотъ архитекторъ домъ-то осматривалъ, такъ говоритъ, что потолки въ трехъ покояхъ очень-опасны, да печи очень дымятъ-съ, плоховаты-съ: многіе угараютъ-съ. Я и сметку составилъ — всего бы потребно три тысячи.

Князь Грузиновъ.— Всего три тысячи!… Да это разоренье, просто! Что жь, не надлать же имъ каминовъ да духовыхъ печей! Призрны — и будетъ!

Чиновникъ.— Конечно-съ, очень-хорошо-съ. Такъ не надо-съ? хорошо-съ… Ваше сіятельство, ужь пятое число-съ, подрядчикъ пристаетъ за деньгами: ни говядины, ни хлба, отпускать не хочетъ. Сегодня изволите пожаловать?

Князь Грузиновъ (морщится).— Посл, посл!

Чиновникъ.— А надо бы сегодня. Вчерась не ужинали-съ, не обдали, такъ голодные и легли-съ… Надо бы, право-съ!

Князь Грузиновъ.— Да нельзя сегодня… Ну, нтъ!

Чиновникъ.— Какъ же быть-то? голодаютъ-съ.

Князь Грузиновъ.— Точно до моего пріюта они не голодали… Ну, пусть сбираютъ.

Чиновникъ.— Да обувенки-то почёсть нтъ-съ — плохая, не примерзли бы-съ: холодно очень.

Князь Грузиновъ.— Э, мн не до нихъ сегодня!

Чиновникъ.— Такъ очень-хорошо-съ. Не извольте безпокоится, ваше сіятельство, найдутъ хлбъ. Я и приказанье отдамъ: пусть сбираютъ, только чтобъ не говорили, что изъ вашего-то пріюта… очень-хорошо.

Князь Грузиновъ.— Нтъ, это, знаете, разойдется — слухъ скверный, да и нерезонно. А вотъ что: вы знаете Карявина купца?

Чиновникъ.— Желзнымъ товаромъ торгуетъ, какъ не знать! въ подрядахъ участвуютъ.

Князь Грузиновъ.— Ну, я не знаю какимъ… Все-равно. Вы сходите къ нему и отъ моего имени и отъ дяди попросите пожертвовать рублей тысячу, полторы. Ну, скажите ему, что мы его въ газетахъ за это отпечатаемъ какъ благотворителя, тутъ же на дняхъ праздникъ есть, и поводъ… Ну, вы понимаете?

Чиновникъ.— Это безподобно-съ, отлично выйдетъ, ваше сіятельство, будьте покойны… а то мы и дяденькой по прижмемъ-съ! Будьте покойны! Пожелавъ вашему сіятельству…

Князь (протягивая два пальца). Прощайте, милйшій (чиновникъ уходитъ). Вотъ времечко-то, до чего дошелъ!

ЯВЛЕНІЕ ВОСЬМОЕ.

Петръ.— Григорій Кузьмичъ.

Князь Грузиновъ. Проси! (Петръ растворяетъ двери и уходитъ).

Григорій Кузьмичъ. (Въ длинномъ сюртук, съ бородою, волосы значительно съ просдью). Здравствуйте, батюшка! Какая нужда?

Князь Грузиновъ.— Что вы мн дали за жену?

Григорій Кузьмичъ.— Что жь такое-съ? Жена, какъ слдуетъ. Разв что балуетъ, такъ я на то родитель ей.

Князь Грузиновъ.— Она не жена мн!

Григорій Кузьмичъ.— Господи помилуй! что такое случилось?

Князь Грузиновъ.— Помилуйте! я прошу у ней ничтожныя десять тысячъ, и она вдругъ при гостяхъ посылаетъ ко мн человка сказать, что она не дастъ мн ни копейки — какъ вамъ это кажется?

Григорій Кузьмичъ.— Только-то-съ? А то ужь я перепужался совсмъ, думалъ, что-нибудь хуже-съ. Надо полагать на что-нибудь нехорошее просили-съ.

Князь Грузиновъ.— Да на что бы я ни просилъ. Вы сами мужъ: ну, разв бы жена отказала вамъ въ чемъ-нибудь? Ну, подумайте.

Григоріи Кузьминъ.— Я вашихъ порядковъ, батюшка, не знаю. Я съ женой на разныхъ половинахъ не жилъ. Да опять же она выдлена, у ней свой ломоть хлба, свой царь въ голов. Хорошему бы мужу какъ, кажется, отказать?

Князь Грузиновъ.— Да разв я дурной мужъ? Какъ вы мн смете это говорить?

Григорій Кузьмичъ.— Смть-то намъ никто не запрещалъ. Я, вдь, ей отецъ, съ родни недальней… Да я и не говорю, что вы дурной мужъ… кто васъ разберетъ! А вотъ Катюша-то наша изо-дня въ-день худетъ! Да и доброта-то ея извстна — мокрой курицы не обидитъ. А если она денегъ не дала, такъ, значитъ, ей такъ надо было. Я хоть въ супружескія дла мшаться не хочу… а свое дтище въ обид видть не буду. Коли что, такъ я ее въ свой домъ перевезу, какъ-нибудь доживемъ свой вкъ.

Князь Грузиновъ.— Ну, положимъ, что вамъ этого не позволитъ мужъ ея.

Григорій Кузьмичъ (говоритъ холодно и колко).— Запрещать намъ, батюшка, некому.

Князь Грузііновъ (горячась).— Я вамъ говорю, Григорій Кузьмичъ, слышите? я васъ прошу урезонить вашу дочь, чтобъ она дала мн денегъ.

Григорій Кузьмичъ.— А я вамъ, батюшка, ваше сіятельство, докладывалъ и еще докладываю, что не то, что урезонивать, да и не заикнусь объ этомъ, не пикну.

Князь Грузиновъ.— Но вы понимаете, что я вашей дочери далъ положеніе, всъ, значеніе — и вы не хотите исполнить это! Это честь чисто-купеческая!

Григорій Кузьмичъ.— Можетъ-статься, и такъ… Съ насъ, батюшка, взыскивать нечего: насъ какъ учили? пономарь за три гроша съ указкой ходилъ, а вдь васъ съ четырехъ лтъ всякой мудростью-то пихали, за границу возили, да видно все вы тамъ и растратили… Хороша ужь и ваша-то княжеская…

Князь Грузиновъ.— Что вы хотите этимъ сказать?

Григорій Кузьмичъ.— Намъ говорить нечего! Сами знаете. Мн коли говорить, такъ надо много говорить, а въ два-то эти года отвыкъ я, больше слезами утшалъ себя, чмъ разговоромъ этимъ… (вздыхаетъ).

Князь Грузиновъ.— Однимъ словомъ, Григорій Кузьмичъ, я требую, чтобъ вы усовстили вашу дочь.

Григорій Кузьмичъ.— А я, батюшка, вашему сіятельству однимъ словомъ говорю: не заикнусь, полсловечка не скажу.

Князь Грузиновъ.— Но это низко, безчестно!

Григорій Кузьминъ.— Охъ, развязали вы мой языкъ! Хороша и ваша честь! Вона, не спросись никого, изъ-за вашей чести, въ два-т года сдой волосъ на голов показался. Что ужь говорить о чести, коли ее мало осталось, али вовсе нтъ!

Князь Грузиновъ.— Милостивый государь!…

Григорій Кузьминъ.— Пятьдесятъ, батюшка, лтъ съ годками все такъ величаюсь… А вамъ стыдно было бы не то, что этакія рчи говорить, а глаза-то на меня поднять.

Князь Грузиновъ (иронически).— Это почему-съ?

Григорій Кузьмичъ.— Почему? Еще вы и спрашиваете? Нтъ, сударь, потерять то, что съ малыхъ лтъ копилъ, остаться, можно сказать, при крошкахъ — ничего по-вашему? Эхъ, ваше сіятельство, что чужую совсть трогать, коли своя тронулась!

Князь Грузиновъ.— Я повторяю вамъ, милостивый государь, замолчите!

Григорій Кузьмичъ.— И я, батюшка, повторяю и буду повторять: мы вашей чести не знаемъ, а по-нашему общать да надуть, взять деньги да не сдлать — это ужь ниже всего!

Князь Грузиновъ.— Съ вами это сдлали обстоятельства.

Григорій Кузьминъ.— Ровно вы какъ монахъ, что въ сказк свой грхъ на нечистаго сваливаетъ, такъ и вы — на обстоятельства. Нтъ, не обстоятельства, а вы, батюшка, да, вы! Ужь началъ говорить, не стерплю. Да, вы… милліономъ-то тогда при свадьб поприжали. ‘Дяденька, говоритъ, все для тебя сдлаетъ, все устроитъ’, я съ глупаго-то ума поврилъ. Чего еще, защитить свою плоть хотлъ! Что же и дяденька? Дяденька меня капиталу лишилъ! Защитили, батюшка, выучили, сдымъ волосомъ головушку украсили! До могилы Бога молю за этакихъ защитниковъ честныхъ!

Князь Грузиновъ.— Вы мн просто дерзости говорите:, это невыносимо!

Григорій Кузьмичъ.— Подымайте выше, ваше сіятельство: правду-матку говорю! Нтъ, ужь будетъ, мной дуракомъ поиграли. Самъ виноватъ, бсъ сомутилъ, думаетъ: князь-зятёкъ, все какъ по-моему пойдетъ. Защищу свою плоть, сохраню свою кровь! А зятёкъ-то съ дядюшкой чуть тестя-то въ яму не усадили, за его же деньги! Бога въ васъ нтъ! Ну, что я… я ужь такъ! грхъ попуталъ, гордостью набрался! А съ женой-то, съ дочерью-то, что вы длаете?

Князь Грузиковъ.— Ну, ужь если на то пошло, Григорій Кузьмичъ, такъ и я вамъ скажу. Я вынулъ ее изъ вашей заразительной грязи, вынесъ ее на моихъ плечахъ (горячась), запачкалъ свой родъ, поставилъ ее въ нашемъ свт крпко, обставилъ ее людьми, а не бородатыми зврями… Я… я… (задыхается).

Григорій Кузьмичъ.— Зачмъ горячиться-то? Я говорю попросту, безъ горячки. Никуда вы ее въ свт не выносили, а точно, это правда, попортили вы ее, сильно попортили! Такъ съ женами не живутъ! Ну, пускай, у васъ, говорятъ, обычай такой, на разныхъ половинахъ жить — можетъ, это и хорошо, я вашихъ порядковъ не знаю — а жену бросить, да съ мамзелями жить, да чужое проматывать, да въ карты проигрывать, да виномъ пріятелей запаивать — ужь это, кого ни спроси, никто не похвалитъ. И вы хотите, чтобъ я ее урезонилъ! Да давать-то станетъ, такъ не велю, силой отыму! Выучили ужь, будетъ, защитили мою плоть, соблюли мою кровь! Сдымъ волосомъ головушку украсили! Прощенья просимъ, ваше сіятельство! (Смиренно кланяется и направляется къ дверямъ).

Князь (бросается было за нимъ вслдъ).— Нтъ, ты не уйдешь у меня такъ, я тебя заставлю.

Григорій Кузьмичъ (гордо стоитъ у двери и покойно смотритъ на него).— Уйду, сударь, уйду-съ и не приду ужь больше. Самъ ко мн придешь, пороги обобьешь! (покойно затворяетъ дверь и уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ ДЕВЯТОЕ.

Князь Грузиновъ (стоитъ на одномъ мст).— И я ему позволилъ это — я?… Не знаю!… И сколько грубостей я переношу, и за кого жь, за кого жь? Нтъ, мы заставимъ тебя, заставимъ. Петръ, Петръ! (Петръ входитъ). Что жь мамаша?

Петръ.— дутъ-съ.

ЯВЛЕНІЕ ДЕСЯТОЕ.

Княгиня (възжаетъ въ сопровожденіи той же свиты, какъ и въ первомъ акт).— Что случилось, Леонъ? Ты такъ встревоженъ… (гладитъ собакъ), Ами! Ами!

Князь (людямъ).— Выдьте вс вонъ! (люди уходятъ). Оставьте, маманъ, собакъ и слушайте. Что бъ вы сказали, еслибъ вашего сына назвали негодяемъ, подлецомъ въ глаза?

Княгиня.— Ахъ, какъ ты выражаешься! Что, что такое?

Князь Грузиновъ.— Да-съ… И кто же бы? бородачъ этотъ противный… Я просилъ у жены денегъ — она отказала.

Княгиня.— Отказала… какая дерзость! Пошли за ней.

Князь (звонитъ и вошедшему слуг говоритъ покойно).— Отъ имени мамаши и моего попроси княгиню сюда! (человкъ уходитъ). Да слушайте, пожалуйста. Ну, это дерзость! Я, чтобъ уговорить ее, послалъ за ея прелестнымъ батюшкой… Онъ мн это сказалъ… онъ!

Княгиня.— Я говорила, что это будетъ… До чего ты упалъ съ этимъ родствомъ! до чего допустилъ себя! (подноситъ къ глазамъ платокъ). Ты вспомни, что я теб говорила передъ бракомъ…

Князь Грузиновъ.— Да что вы? Вы только говорили, а сами посл свадьбы брали деньги и отъ тестя и отъ жены и отъ меня. Вы говорили!

Княгиня.— Онъ укоряетъ меня! До чего довело тебя это родство… неблагодарный! (плачетъ).

Князь Грузиновъ.— Мамаша, теперь сцены не у мста, нужно поддержать мое значеніе, имя… нашу фамилію. На меня подадутъ искъ — поймите. Я выкупилъ изъ залога ваше имніе, заложите его опять, продайте и дайте мн возможность уплатить долги… Поймите, на меня накинута мертвая петля, ивы можете снять ее съ моей шеи… Пожалуйста! (цалуетъ ее руки) Дайте мн денегъ, продайте имніе!

Княгиня.— Леонъ! какъ же это? только выкупили да опять продать! Дай мн недльку, подумать… да я не могу!

Князь Грузиновъ.— Родной сынъ гибнетъ, пропадаетъ, а мать думаетъ спасти его или нтъ! Вы… вы вс оставляете меня! Оставляйте, оставляйте!

Княгиня.— До чего довело его это родство… неблагодарный!… Ой, дурно, дурно!…

(Князь молча звонитъ, сбгаются люди и княгиню везутъ, посреди комнаты она сталкивается съ Катериной Григорьевной).

ЯВЛЕНІЕ ОДИННАДЦАТОЕ.

Княгиня (увидвъ невстку).— Что, что, мегера!… вотъ до чего довела… скверная торговка! (Узжаетъ).

Катерина Григорьевна (худая и блдная).— Вы за этимъ звали меня сюда — такъ это мн не новость: я слышу это каждую минуту.

Князь Грузиновъ (подходя ко жен съ ласками).— Catherine, Catherine! Прости меня, прости, я виноватъ.

Катерина Григорьевна (отнимая руки).— Оставьте… ваши ласки, ваши поцалуи жгутъ меня. Оставьте же, я вамъ говорю! Мн не въ новость ваше притворство.

Князь Грузиновъ (принимая строгій тонъ).— Послушайте! за что вы меня губите? Ну, скажите, что я вамъ сдлалъ? Женился я на васъ, чтобъ вынуть васъ изъ той грязи, которой вы сами тяготились. Вы хотли стать въ нашемъ высшемъ свт — я это устроилъ, у васъ не было ни фамиліи, ни будущаго — я вамъ далъ то и другое, вы хотли блеску, роскоши, свту — мало разв вамъ?

Катерина Григорьевна.— Я васъ не виню, виню себя, хоть вы очень, очень-неправы! Когда еще я была въ пансіон, мн толковали о вашемъ свт, меня готовили къ нему, учили, я думала, это рай земной! Въ два эти горькіе года я узнала васъ и вашихъ, я думала найти въ немъ чувство — нашла одну притворную улыбку, блескъ вашъ, ваше золото — все фальшивое. Я не своя въ немъ! Я не рождена среди притворства, хоть меня и учили ему въ пансіон. Вы говорите, что вы мн дали положеніе. Князь, не деньги ли, которыми я такъ, щедро награждали вашихъ друзей, поддержали ваше положеніе и имя? Вы дали мн будущее? Да, это такъ, у меня есть титулъ, который будетъ напоминать мн, какъ я была глупа, какъ я не понимала людей! Я отдалась, вдь, вамъ вся, вся… и что жь я видла за это?— Презрніе, насмшку, да разв ласку тогда, когда вы безъ денегъ. Я вамъ все, все прощала! Знаете ли, какъ я васъ любила? (Съ горестью) Когда погибалъ мой отецъ, я знала это, я хотла ему помочь, отдать ему мои деньги… Вы мн сказали, что это вы все такъ устроите… Когда просилъ отецъ, вы не позволили дать, я васъ послушалась, промняла счастье отца на вашу ласку — вотъ я васъ какъ любила!… Вы спасли отца, спасли! Теперь вы оскорбляете меня, какъ жену, какъ мать, какъ женщину…

Князь Грузиновъ.— Скоро кончатся ваши упреки?

Катерина Григорьевна.— Я васъ не упрекаю… я виню себя, да еще пансіонское воспитаніе. Я вамъ благодарна, князь. Вы скоро заставили меня узнать и свтъ и людей. Я вамъ не пара, князь!… стараго не воротишь. Разстанемтесь. Вы останетесь въ своей блестящей семь, а я уйду въ мою грязную. Вы не будете горевать, а у меня… у меня одно мое утшеніе — сынъ, котораго я, сколько силъ моихъ станетъ, сберегу отъ вашихъ соблазновъ. Такъ мы разстанемся безъ шуму!… Вы вдь боитесь огласки!…

Князь Грузиновъ.— Нтъ, вы не уйдете: у меня есть права мужа. Нтъ, мы такъ не растанемся.

Катерина Григорьевна.— Вы не дали мн договорить. Я не хочу разстаться такъ. Я виновата передъ вами: я васъ связала, вышедши за васъ замужъ, и я же васъ разршаю отъ моего слова, беру его назадъ. Вамъ были нужны деньги, а въ придачу къ нимъ вы взяли меня. Права ваши надо мной уже не существуютъ. Ваши письма и письма вашихъ (рыдаетъ) подругъ у отца: они развязываютъ меня. Вамъ нужны деньги? Половину дохода съ полмильйона, который уцллъ у меня, вы каждогодно будете получать. Домъ этотъ возьмите себ, мн… (рыдаетъ) въ немъ я умерла для жизни этой!

Князь Грузиновъ.— Ваше великодушіе неумстно. Вспомните, кто вы и кто я.

Катерина Григорьевна.— Я помню, князь, что я простая купчиха, и не стыжусь этого! Я иду къ купцамъ! Прощайте. Я жду отъ васъ отвта до четырехъ часовъ, а посл меня не будетъ здсь. (Закрываетъ лицо платкомъ.) Дай-Богъ, жить вамъ весело, счастливо!

Князь Грузиновъ.— Catherine, мой ангелъ! другъ мой!…

Катерина Григорьевна.— Отойдите, отвратительный человкъ, уйдите! (Пересиливаетъ себя и говоритъ почти спокойно) Прощайте! Я уврена, что вы согласитесь: подумайте… (Уходитъ.)

ЯВЛЕНІЕ ДВНАДЦАТОЕ.

Князь Грузиновъ (вслдъ ей).— Проклятіе теб, отвратительное созданье, проклятіе теб! Все оставило меня — мать, жена, друзья, родные! Одинъ я!

Петръ (входи).— Отъ какого-то секретаря чиновникъ пришелъ узнать, будете ли ваше сіятельство вечеромъ дома. Говоритъ, очень-нужно. Вотъ письмо. (Подаетъ на серебряномъ подносик.) Онъ ждетъ отвта.

Князь Грузиновъ.— Буду. (Петръ уходитъ.) Успли! подали искъ ко взысканію, и въ яму, пожалуй… И этотъ-то Лука Лукичъ… Господи, что я за несчастный! (Сидитъ нсколько минутъ опустивъ голову.) Вотъ что значитъ быть бднымъ въ моемъ положеніи! Никто, ни одинъ въ мір человкъ не пожалетъ меня! Вс оставили! Благодарность вамъ, чиновные предки! Что жь мн длать? покончить однимъ разомъ. (Беретъ лежащій на бюро пистолетъ и кидаетъ.) Глупо, непрактично, несовременно! (Звонитъ и вошедшему Петру говоритъ покойно.) Скажи княгин-жен два слова, она пойметъ: я согласенъ. (Человкъ уходитъ.) Да, я долженъ такъ… я такъ поставленъ. Я не могу питаться однимъ краснымъ супомъ… Да, переведи-ко я билеты на свое имя — ну и панъ. Что жь будетъ со мной? имнья нтъ, деньги — долги. (Въ раздумьи.) Десять тысячъ, десять тысячъ… Да гд жь найдешь десять тысячъ? Немножко кредиту, немножко долгу, оно и набжитъ до тридцати. Прожить можно, не робйте князь, не робйте! еще впереди много жизни: забудется старое, на что-нибудь натолкнешься… Прочь отсюда! въ Европу… Баденъ-Баденъ, Спа, Гомбургъ… рулетка! Домъ этотъ въ залогъ… Эхъ, а все досадно: лучше бы можно разъиграть! Вотъ что значитъ, господа, быть честнымъ человкомъ.

(Занавсъ падаетъ.)

Конецъ четвертаго и послдняго дйствія.

НИКОЛАЙ ПОТХИНЪ.

‘Отечественныя Записки’, No 12, 1860

OCR Бычков М. Н.

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

ДЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

ДЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Читайте также: