Доктор Струэнзе, Низе Шарлотта, Год: 1909

Время на прочтение: 170 минут(ы)

Ш. Низе.

ДОКТОРЪ СТРУЭНЗЕ.

Историческій романъ

ПЕРЕВОДЪ СЪ НМЕЦКАГО
А. Б. МИХАЙЛОВА.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
1912

I.

Въ начал октября 1766 г. городокъ Альтона на Эльб сильно страдалъ отъ дождей и вихрей. Западный втеръ дулъ съ такой силой и постоянствомъ, что рка съ гнвомъ вышла изъ береговъ и маленькіе домики въ гавани были залиты водой, а въ подвалахъ можно было ловить рыбу.
Для молодежи это доставляло большое удовольствіе, но старики покачивали головой и говорили о зараз и чум, которыя должны послдовать за такой погодой. И хотя оберъ-пасторъ Рейхенбахъ въ своей проповди въ церкви Св. Троицы и доказывалъ, что такая скверная погода стоитъ на всемъ земномъ шар и что изъ-за этого не слдуетъ терять вру, тмъ не мене въ город нашлось немало обывателей, которые, съ сомнніемъ покачивая головой, не хотли врить ни въ милость Божію, ни въ хорошую осень, а вытаскивали изъ сундуковъ теплые плащи и мховыя шапки. Посл того, какъ шведскій генералъ Стенбокъ лтъ пятьдесятъ тому назадъ приказалъ подпалить городъ со всхъ четырехъ концовъ и сжегъ его до тла, съ того времени домики города стали строиться изъ драни съ глиной. Въ нихъ дйствительно можно было замерзнуть, и только въ домахъ самыхъ именитыхъ людей можно было встртить теплыя кафельныя печи. Остальные обыватели должны были довольствоваться широкими каминами для топки торфомъ, причемъ вся теплота улетучивалась наружу сквозь широкую дымовую трубу. Только тогда, когда въ город появились съ тачками рабочіе съ голштинскихъ торфяныхъ болотъ, да и со стороны Ганновера понавезли торфа въ Альтону, только тогда солнце сообразило, что, несмотря на туманы, оно еще въ силахъ свтить довольно ярко, и потому появилось на неб, разогнало своими лучами пару-другую легкихъ облачковъ и стало весело и беззаботно улыбаться на красивыя крыши и остроконечныя колокольни городка, какъ будто бы оно и не подозрвало о сромъ туман, который цлыми днями лежалъ на Эльб и ея берегахъ.
Въ самомъ дл было хорошо, что надъ городкомъ раскинулось теперь голубое небо. Деревья заблистали золотомъ, и природа казалась теперь благонравной и покорной. Разв 18-го октября этого года пользовавшаяся любовью народа мать отечества не должна была здсь впервые ступить на землю своего государства?
Не одну ночь провелъ безъ сна бургомистръ Бауръ, думая о Каролин-Матильд Британской, которая въ это время была заочно повнчана въ Лондон съ юнымъ государемъ Даніи Христіаномъ VII и теперь черезъ Голландію и Ганноверъ хала въ свое новое царство.
Въ Альтон ей предстояло впервые ступить на датскую почву и выслушать привтствія своихъ новыхъ подданныхъ. Если небо такъ же откроетъ свои шлюзы, какъ это было нсколько дней тому назадъ, то, очевидно, впечатлніе получится очень печальное и, быть можетъ, никогда потомъ уже не изгладится. Однако солнце вспомнило о своей обязанности, и пасторъ Рейхенбахъ, по всей вроятности, напрасно досаждалъ Господу Богу своей проповдью. Во всякомъ случа бургомистръ ршилъ не говорить своей рчи, но напечатать ее на городской счетъ, навелъ порядокъ въ пріют и школ съ Латынью, подтянулъ городскую гвардію и въ указанный день 18-го октября въ сопровожденіи чиновъ магистрата и другихъ уважаемыхъ въ город лицъ отправился на пристань, гд готовилась встрча молодой государыни. За нимъ двинулась огромная толпа народу, который разсялся по берегу и по стоявшимъ на немъ домамъ и товарнымъ складамъ. Вдь не каждый день прізжаетъ въ Альтону государыня, которая на этотъ разъ изъявила желаніе остаться здсь цлую недлю. Нтъ ничего мудренаго, что въ Альтону повалилъ народъ изъ окрестныхъ городовъ, изъ Киля и Рендсбурга и изъ многочисленныхъ въ Шлезвиг имній. Всмъ хотлось взглянуть на ту, на которую возлагали надежды страны. Рдко въ город бывало столько народу, какъ на этотъ разъ. У кого имлась комната для гостей,— а у кого ея не было въ т времена, тотъ помщалъ въ ней гостей втрое больше, чмъ въ обыкновенное время. Гостиницы были переполнены, и многіе, привыкшіе спать на простыняхъ голландскаго полотна, должны были радоваться, если для нихъ находилась постель на солом, гд-нибудь въ конюшн. И мстные жители и прізжіе — вс вышли къ рк, чтобы посмотрть, какъ британская яхта, имя на борту дорогую гостью, будетъ медленно и величаво подниматься вверхъ по рк.
Въ два часа дня судно должно было быть у моста, однако народъ ждалъ уже цлый часъ, а не показывался еще и сигнальный, который сидлъ на мачт на Овельгоннонской отмели и смотрлъ внизъ по Эльб. При первыхъ же признакахъ приближенія яхты онъ долженъ былъ спшить въ Альтону.
Такимъ образомъ, публик приходилось ждать. Ждали и ученики латинской школы, которымъ предстояло пропть гимнъ. Ждали и питомцы пріюта, долженствовавшіе изо всхъ силъ своихъ крпкихъ глотокъ кричать ура.
Приходилось запастись терпніемъ и именитымъ гражданамъ — благороднымъ господамъ и дамамъ, пріхавшимъ изъ своихъ имній и нашедшимъ для себя хорошія мстечки у оконъ товарныхъ складовъ и купеческихъ конторъ, чиновнымъ представителямъ городка и всмъ, кто былъ здсь по обязанности и служб, кому приходилось встрчать королеву глубокими поклонами или привтственными рчами.
— Какъ-то не врится, что Каролина-Матильда стала уже королевой, хотя она никогда еще не видла короля,— сказала Адамина фонъ-Золенталь своему двоюродному брату камеръ-юнкеру Эневальду фонъ-Брандту.
Оба смотрли у широкаго окна товарнаго склада, изъ котораго виденъ былъ не только мостъ черезъ Эльбу съ ожидавшими королеву сановниками, но и народъ и окна противоположныхъ домовъ.
— Она еще не королева, а дядя говоритъ, что ее нужно называть ‘ваше величество’,— продолжала двушка и крпко прижала платкомъ мушку, которая никакъ не хотла держаться на ея розовомъ личик. Мушка изображала собою сердце, пронзенное стрлой. Ей наконецъ удалось укрпить ее на виск возл густо напудренныхъ волосъ, а эта мушка удивительно хорошо шла къ ней.
Такъ, по крайней мр, находилъ Эневальдъ Брандтъ, который, залюбовавшись на кузину, даже забылъ ей отвтить и глядлъ съ оттнкомъ серьезности въ ея веселые, смющіеся глаза.
— Ma mie,— тихо сказалъ онъ:— вы сегодня прелестны…
Она покраснла, вскинула на него свои коричневые глаза и послала ему воздушный поцлуй.
— Monsieur, вы не смете говорить со мной такимъ образомъ. Вы знаете, что на это скажетъ ваша матушка.
— Да, я знаю,— отвчалъ юнкеръ, длая нетерпливое движеніе.— Матушка этого не хочетъ, а я хочу, а вдь любви нельзя приказывать.
— Позвольте, мы говорили о королев Каролин,— сказала Адамина, улыбаясь.— Итакъ, сударь, объясните мн, почему ее называютъ королевой, когда она еще не королева?
— Она сочеталась бракомъ per procuratio. Какой-нибудь вельможа при англійскомъ двор замнялъ собою нашего короля. Поэтому она теперь королева и останется королевой до скончанія жизни.
— Надо надяться, что это скончаніе еще очень далеко!— воскликнула съ испугомъ Адамина.
— Кто знаетъ, — со смхомъ сказалъ Эневальдъ.— Вотъ и я молодъ, а наврно скоро прикажу всмъ долго жить, если вы не будете моей!
— Насъ слышатъ!
Адамина робко взглянула на сосднее окно, гд собралось большое оживленное общество. Но Эневальдъ только пожалъ плечами.
— Любовь не преступленіе. Я васъ люблю и разсчитываю ввести васъ къ себ въ домъ, несмотря на то, что мн очень не везетъ.
Онъ нахмурился было, но молодая двушка, вздохнувъ, протянула ему руку, и онъ опять улыбался и цловалъ ея пальчики.
— У васъ нтъ храбрости, дорогая моя, у меня же ея хватитъ на насъ двоихъ. Клянусь вамъ. Хотя мн сегодня приходится видть на моемъ мст другого, но скоро наступитъ время, когда его величеству будетъ ясно, что графъ Голькъ лукавъ и неискрененъ, не то, что я…
Онъ вдругъ остановился и сдлалъ по направленію къ толп привтственный жестъ рукой.
— Здравствуйте. Занимайте скоре мстечко, господинъ медику съ. Тутъ еще есть мсто для васъ.
Онъ крикнулъ эти слова довольно громко. Тотъ, къ кому они относились, высокій крупный человкъ, ведшій подъ руку молодую двушку, въ отвтъ махнулъ шляпой.
— Благодаря васъ, господинъ камеръ-юнкеръ, мсто для меня уже занято.
Онъ смшался съ толпою и вынырнулъ на деревянной трибун, которая была построена возл самаго моста
Тамъ сидла мстная знать — штатгальтеръ Гольштейна, высшіе военные чины и между прочимъ жена бургомистра. Вс были въ яркомъ одяніи, съ большими париками и, было пріятно глядть на эту картину.
— Какъ вы думаете, удастся доктору Струэнзе найти мстечко на этихъ важныхъ скамьяхъ?- спросила Минетта Золенталь, также здоровавшаяся съ докторомъ.— Кого это онъ ведетъ подъ руку?
Эневальдъ вздохнулъ.
— Кого онъ ведетъ подъ руку? Свою невсту, mademoiselle Дорхенъ Небелунгъ, дочь аптекаря съ Принцевой улицы. Вотъ вамъ отвтъ на вашъ второй вопросъ. Что касается перваго, то могу только сказать, что нашъ докторъ-физику съ въ нашемъ добромъ город иметъ несомннное право занять здсь мсто, хотя, какъ вы уже сами видите, на самомъ краю.
— Вотъ идетъ Карстенсъ,— перебила его Адамина или сокращенно Минетта, указывая на пестро одтаго человка, который, запыхавшись, торопливо пробирался сквозь толпу къ эстрад.
То былъ сигнальщикъ. Онъ остановился передъ трибуной, снялъ свою пеструю фуражку и что-то доложилъ выступившему впередъ бургомистру. Послдній выслушалъ его съ серьезнымъ видомъ и, отвсивъ глубокій поклонъ штатгальтеру барону Дену, передалъ ему слова сигнальщика. Скоро весь собравшійся народъ зналъ уже, что яхта ея величества прошла Чортовъ мостъ на Эльб и при такомъ хорошемъ втр черезъ полчаса будетъ у Судоваго моста.
— Ну, эти полчаса промелькнутъ такъ, что и не замтишь, не правда ли?— обратился Струэнзе къ своей невст.
Имъ обоимъ удалось занять небольшое мстечко на трибун, хотя великосвтскія барыни и смотрли не очень привтливо на молодую двушку въ пестромъ ситцевомъ плать и зеленой шелковой шляп, изъ-подъ которой выглядывало круглое веселое личико. Большинство этихъ дамъ знало доктора и относилось къ нему благосклонно: никто не умлъ такъ хорошо, какъ онъ, излечивать ихъ ‘vapeurs’ и всякія другія болзни, которымъ подвержены и знатные люди. Но поэтому-то и не слдовало ему приводить сюда свою невсту, дочь какого-то аптекаря изъ Принцевой улицы. Впрочемъ, никто не сказалъ ни слова, а нкоторые изъ мужчинъ, какъ, напримръ, старый штатгальтеръ даже привтливо улыбнулись Дорхенъ. Какой-то высокій офицеръ уступилъ ей даже свое мсто.
— Вамъ будетъ спокойно сидть здсь, mademoiselle,— сказалъ онъ.— Когда ея величество прибудетъ, мы должны будемъ вс устремиться къ мосту, чтобы принести ей присягу на врность. Духовенство уже тамъ, и попъ готовитъ свою рчь. Дай-то Богъ, чтобы она была покороче.
Дорхенъ покраснла и взглянула на доктора, который не слыхалъ этого разговора. Сидвшая рядомъ съ нимъ съ другой стороны жена члена магистрата г-жа Пиннебергь обратилась къ нему въ это время съ вопросомъ, слдуетъ ли ей привить оспу своимъ дтямъ,— вопросъ о прививк волновалъ въ это время всхъ матерей, и всякая мать, встрчая доктора, непремнно заговаривала объ этомъ.
— Высшій представитель духовенства тамъ на мосту — генералъ-суперинтендентъ. Это отецъ моего жениха,— пробормотала молодая двушка.
Офицеръ разсмялся, отчего его сердитое лицо сдлалось привтливе.
— Попъ всегда останется попомъ, mademoiselle. Я знаю это по Пруссіи. Если же г. физикусъ приходится ему сыномъ, то я не хочу женировать васъ больше своими мыслями.
Онъ отвернулся и сталъ разглаживать руками свои огромные усы. Дорхенъ украдкой наблюдала за нимъ. На немъ былъ красивый мундиръ, на которомъ красовалось нсколько орденовъ. Въ Альтон были тоже военные, но изъ мстныхъ гражданъ. Они отличались бравою выправкою и особенной ловкостью въ танцахъ. Но все же говорить съ настоящимъ военнымъ было гораздо пріятне.
— Не можете ли вы указать мн кабинетъ-министра графа Берншторфа?— спросила Дорхенъ своего сосда.
Тотъ быстро обернулся.
— Его нтъ здсь, онъ въ Копенгаген при его величеств корол. Король Христіанъ ждетъ тамъ свою супругу. А почему вы хотли его видть?
— У него живетъ г. Клопштокъ. Нашъ божественный Клопштокъ!— съ живостью заговорила Дорхенъ.— Мой отецъ говоритъ…
— Я писаками не интересуюсь,— проворчалъ офицеръ.— Я солдатъ, mademoiselle, и долженъ обучать своихъ молодцовъ. Я полагалъ бы, что Даніи не мшало бы имть побольше солдатъ и не тратить деньги на бумагу и чернила.
Офицеръ, очевидно, былъ не въ дух, и Дорхенъ хотла уже извиниться. Но въ это время сосдка доктора успла уже наговориться объ оспопрививаніи и поднесла къ носу флаконъ съ освжающей солью.
Струэнзе повернулся къ невст.
— Замтила ты въ окн склада камеръ-юнкера?
— Г. фонъ-Врандтъ!— воскликнула Дорхенъ.— А рядомъ съ нимъ сидитъ фрейлейнъ фонъ-Золенталь, племянница администратора Ранцау.
— У тебя хорошіе глаза, и я радъ, что ты начинаешь знать въ лицо свтскихъ людей. Бдный г. фонъ-Брандтъ попалъ въ немилость у короля. Онъ вето жизнь прожилъ при двор, и король очень благоволилъ къ нему. Но явились недоброжелатели и мало-по малу оттснили его отъ короля. Теперь онъ сидитъ здсь не у длъ у своего вотчима фонъ-Золеиталя и не сметъ даже принять участіе въ пріем королевы!
— Бдный!— сказала Дорхенъ и сострадательно посмотрла на окно, гд виднлся темный силуэтъ камеръ-юнкера. Онъ наклонился къ своей спутниц и улыбался, но его лицо носило отпечатокъ глубокой меланхоліи.
— Бдный!— еще разъ повторила Дорхенъ.— Это его невста?
— Не знаю. У нихъ нтъ ничего, на что они могли бы жить. Нтъ ни дохода, ни приданаго. Фрейлейнъ фонъ-Золенталь сирота и живетъ у родственниковъ только изъ милости.
— Несчастная!— вздохнула Дорхенъ и стала смотрть на молодую двушку. Виденъ былъ, однако, только одинъ ея напудренный парикъ.— Почему король не смилуется надъ г. фонъ-Брандтомъ и не возьметъ его опять ко двору?
— На этотъ счетъ я ничего не могу теб сказать. У короля немало всякихъ совтниковъ, и одинъ говоритъ одно, другой другое. Тутъ трудно найти правду. Нужно только благодарить Бога, что мы стоимъ такъ далеко отъ двора!
— Конечно!— вздохнула Дорхенъ:— хотя mademoiselle Рейхенбахъ, племянница главнаго пастора, говорила мн, что при двор иной разъ бываетъ очень весело. Вамъ извстно, что mademoiselle Рейхенбахъ занимаетъ должность камерфрау ея величества королевы Юліаніи-Маріи. Въ прошломъ году она была здсь и много поразсказала намъ. Хотя вдовствующая королева живетъ теперь въ полномъ уединеніи, но все-таки и у нея кое-кто бываетъ, и фрейлейнъ Рейхенбахъ говорила, что, если я когда-нибудь буду въ Копенгаген у.своего двоюроднаго брата, придворнаго аптекаря, то непремнно должна захать къ ней. Зимою она живетъ съ королевою всегда въ город, лтомъ же въ замк, который называется Маріенлюстъ. Мстоположеніе его на озер Орезунд очень красиво.
Струэнзе уже не слушалъ ея болтовни. Жена члена магистрата фонъ-Пиннебергъ снова вступилась въ разговоръ и пустилась разсказывать о томъ, какъ на прошлой недл у нея былъ насморкъ и что ей теперь длать. Не успла она еще получить отвтъ, какъ послышались пушечные выстрлы, и народъ разразился громкими привтственными криками. Власти поспшно направились къ Судовому мосту. Генералъ-суперинтендентъ поднялъ, благословляя, руку, регентъ взмахнулъ своей палочкой, церковные колокола зазвонили. Слабонервные люди поспшили приложить платокъ къ глазамъ, на которыхъ уже выступали слезы.
Показалась гордая яхта съ королевой. Она шла подъ британскимъ флагомъ, съ блоснжными парусами. На носу ея стояла высокая двушка въ голубомъ шелковомъ плать и привтливо раскланивалась во вс стороны.
— Да здравствуетъ Каролина-Матильда!— кричалъ народъ.
Октябрьское солнце весело смялось и набрасывало золотое покрывало изъ лучей на нжное личико и блокурые волосы датской королевы.

II.

— Разв вы что-нибудь замтили, милая Эммелина?— спросила г я свтлость герцогиня Плонъ-Гольштейнъ.
Она овдовла не такъ давно и ей не было, собственно говоря, никакой надобности тащиться въ старой коляск изъ Плона въ Альтону съ единственною цлью взглянуть на прибытіе королевы Каролины-Матильды. Но нкоторая перемна обстановки освжительно дйствуетъ и на вдовъ, въ особенности когда приходится жить въ замк, имя очень ограниченныя средства и довольствуясь очень маленькимъ штатомъ, который состоитъ, собственно говоря, изъ двухъ лицъ — гофмейстерины, не получающей никакого жалованья и живущей у герцогини только изъ привязанности къ ней, и шута-карлика, который, говоря по правд, вовсе не карликъ, а горбатый портной.
При такихъ обстоятельствахъ не приходится долго размышлять о своей жизни. Гораздо лучше наслаждаться сладостями жизни, гд къ тому представится случай. Не каждый день можно видть въздъ королевы, а почтмейстеръ въ Плон соглашается дать лошадей безъ предъявленія за то счета.
Въздъ только что совершенъ. Смолкли колокола и пушки, люди, кричавшіе ура, промачивали себ горло. Хотя герцогиня и не кричала ура, а только кивала головой и всхлипывала, тмъ не мене въ своей гостиниц возл ратуши она также чувствовала потребность промочить горло. Выпивъ чашку кофе, она бесдовала съ своей добровольной гофмейстериной, фрау фонъ-Тоттъ.
— Видли въздъ?— еще разъ задала она этотъ вопросъ и, не дожидаясь отвта фрау фонъ-Тоттъ, стала задумчиво намазывать себ хлбъ масломъ.
— Не очень хорошо, ваша свтлость. На ней было голубое шелковое платье и плащъ на красной подкладк. Возл нея была фрау фонъ-Плессенъ. Она все вертла глазами, давая знать, что школьники, стоявшіе направо и налво, должны отвшивать поклоны. О, Плессенъ — хитрая особа, которая не выпуститъ изъ своихъ рукъ бразды правленія. Теперь она стала гофмейстериной и привезла съ собой какую-то двчонку.
— Эммелина,— сказала герцогиня, задумчиво откусывая приготовленный гофмейстериной буттербродъ:— я полагаю, что датскую королеву нельзя называть двчонкой.
— Господи, Боже мой! Почему же нельзя?— добродушно спросила фрау фонъ-Тоттъ.— Вдь ей всего пятнадцать лтъ. А ея супругу семнадцать лтъ и, кром того, онъ странный чудакъ. Ума-то у него немного, да и все то, чему его научили, не всегда бывало хорошо. Придворные…
— Милйшая Эммелина,— прервала ее со страхомъ герцогиня:— не будемъ распространяться объ этомъ. Ахъ, какъ хорошо и убдительно говорилъ суперинтендентъ. Недурно говорили также штатгальтеръ и бургомистръ. Г. Бауръ за словомъ въ карманъ не ползетъ, и то обстоятельство, что оберъ-президентъ Альтоны фонъ-Гелеръ еще не вернулся изъ Турціи и не вступалъ въ свою должность, вовсе не повредило торжеству. Какъ вы думаете, Эммелина, будемъ мы представлены ея величеству сегодня же, или намъ придется терпть до завтра.
— Само собою разумется,— поспшно отвчала Эммелина.— Вспомните, ваша свтлость, что сегодня въ семь часовъ назначенъ парадный обдъ. До него королева должна еще отдохнуть хоть немного: сегодня вечеромъ ей придется все время улыбаться, пока не сведетъ ей ротъ. Я это знаю по себ и знаю, какъ это утомительно. Значитъ, сегодня объ этомъ нечего и думать!
Герцогиня откинулась на своемъ стул и стала смотрть сквозь узкія окна на рынокъ, на людей, которые тамъ ходили, на торговцевъ, которые тамъ стояли съ лотками. Веселенькое житье — сидть въ неважной гостиниц или цлые дни прятаться въ своемъ Плонскомъ замк!
Герцогин было лтъ около шестидесяти, а метрическое свидтельство Эммелины удалось видть только священнику, внчавшему ее съ камеръ-юнкеромъ фонъ-Тоттомъ. Господинъ фонъ-Тоттъ давно уже отправился къ праотцамъ, и его вдов пришлось вести довольно бродячій образъ жизни, пока наконецъ она не осла въ Плон и не стала тамъ прочно на якорь. Об дамы какъ нельзя лучше подходили другъ къ другу. Герцогиня была серьезне и боязливе по натур, что, можетъ быть, объяснялось тмъ, что она происходила изъ стариннаго рода Ревентловыхъ, хотя и не была прирожденной княгиней. Въ т времена не княжеское происхожденіе считалось чуть не преступленіемъ. Герцогин то и дло приходилось убждаться въ этомъ, и потому она ршила уединиться отъ свта.
Фрау фонъ-Тоттъ, напротивъ, очень хотлось еще наслаждаться жизнью и срывать розы удовольствія, находить которыя она была большая мастерица. Она сохранила въ себ юное сердце и кому случалось заглянуть въ ея веселые свтлые глаза, тотъ безъ труда могъ подмтить въ нихъ юношескій блескъ, столь противорчившій ея слегка сморщенному лицу.
Она уже покончила съ своимъ кофе и также смотрла изъ окна.
— Какая толпа,— весело промолвила она.— Наше длинное путешествіе изъ Плона вполн вознаграждено, ибо здсь и мысли другія. Сегодня я, съ вашего изволенія, сдлаю нкоторыя закуски. Анисовый ликеръ у насъ на исход, и лучше всего его купить у Небелунга въ улиц Принцевъ. Это тотъ самый Небелунгъ, который далъ намъ для чтенія ‘Клариссу’ и романъ Руссо. Онъ человкъ ученый, знается съ писателями и раза два получалъ письма отъ самого профессора Геллерта. Я закажу ему также настойки отъ подагры, которая такъ хорошо помогла вашей свтлости въ прошломъ году. Послднюю бутылку этой настойки мы подарили старому графу Ашебергу, который прислалъ намъ за нее дикую козу и окорокъ дикой свиньи. Настойка отъ подагры сослужила намъ добрую службу, и я поблагодарю за нее Небелунга.
— Поблагодарите и за романы. Если у него найдется еще два-три томика, и онъ согласится одолжить намъ ихъ, то я буду ему сердечно благодарна и при случа не премину вернуть ихъ ему.
— Конечно, г. Небелунгъ долженъ считать за особую честь, если ему представляется случай содйствовать нашему образованію. Онъ знаетъ, что зимніе вечера въ маленькихъ городахъ гораздо длинне, чмъ въ большихъ. Отъ него я отправлюсь къ своей племянниц Минетт фонъ-Золенталь. Она теперь живетъ у дяди съ отцовской стороны, Ранцау. Такъ какъ ея мать приходилась мн родной сестрой, то я считаю своимъ долгомъ освдомиться о томъ, какъ ей живется.
— Золентали живутъ здсь, въ Альтон?— спросила герцогиня.
— Только теперь, ваша свтлость. Около замка Ранцау слишкомъ сыро, и владлица его схватила лихорадку. Медикъ посовтовалъ ей перемнить обстановку и провести нкоторое время въ Альтон. Ея домъ находится на Длинной улиц, недалеко отъ улицы Принцевъ, такъ что я могу постить ихъ обихъ безъ особой потери времени.
— Я тоже хочу хать съ вами,— начала было герцогиня, но г-жа фонъ-Тоттъ поспшно закачала головой.
— Ваша свтлость! Это нарушаетъ всякій этикетъ. Герцогиня не можетъ первая длать визиты простымъ людямъ, наоборотъ, ей должны представиться съ надлежащей почтительностью. Если же вы желаете видть аптекаря, то я пошлю за нимъ и за моей племянницей Минеттой, которая, однако, слишкомъ горда и не захочетъ цловать руку вашей свтлости.
— Въ такомъ случа возвращайтесь скоре, Эммелина!— уныло промолвила герцогиня.
Гофмейстерина поспшила успокоить ее, но когда она очутилась на площади рынка и вдохнула въ себя мягкій осенній воздухъ, ей стало въ высшей степени пріятно, что она идетъ одна. Герцогиня была забыта. Ну, да и то сказать, она была герцогиня, пользовалась подобающими ей почестями, не грхъ теперь и поскучать немного.
Еще не совсмъ стемнло. На неб еще горли послдніе отблески вечерней зари, и серебряный серпъ луны едва началъ подниматься надъ остроконечными крышами домиковъ. По случаю высочайшаго посщенія кое-гд была зажжена иллюминація, и въ окнахъ свтился яркій свтъ. По рынку ходило впередъ и назадъ множество всякаго люда. Разговоръ шелъ о молодой королев, спорили о томъ, будетъ ли она посл параднаго обда бросать деньги народу. Такъ какъ она должна была выйти для этого на балконъ, то не худо было всякому заране запастись удобнымъ мстечкомъ.
Г-жа фонъ-Тоттъ не обращала вниманіе на толкотню, погруженная въ мысли о томъ, что она скажетъ своей племянниц, какъ вдругъ передъ ней появился карликъ онасъ съ запиской.
— Что теб нужно?— спросила она, отрываясь отъ своихъ мыслей.
— Отъ королевскаго двора, ваша милость. Я бжалъ за каретой до Большой улицы, и дама, которая сидла возл королевы, замтила меня. И когда я продвинулся еще немного къ воротамъ дворца, зажгли уже смоляные факелы и толкотня была такая, что должны были вмшаться солдаты. У окна стояла г-жа фонъ-Плессенъ. Она громко назвала меня по имени, дала мн эту записку и сказала, чтобы я сейчасъ же бжалъ къ вамъ.
Г-жа фонъ-Тоттъ стояла уже около одного изъ горящихъ фонарей и пристально всматривалась въ поспшно нацарапанныя буквы. Затмъ она позвала человка съ носилками и быстро удалилась.
Карликъ онасъ посмотрлъ ей вслдъ.
— Г-жа Плессенъ, видимо, торопилась,— пробормоталъ онъ про себя.— Иначе она могла бы почтить меня парой шиллинговъ.
Онъ промычалъ еще что-то, затмъ началъ ршительно проталкиваться сквозь толпу и занялъ мсто подъ балкономъ ратуши.
Хотя онъ могъ перебиваться въ качеств портного и игралъ роль придворнаго карлика только изъ честолюбія, тмъ не мене онъ считалъ своей обязанностью занять такую позицію, чтобы шиллинги, брошенные королевской рукой, могли бы упасть и на его голову.
Между тмъ г-жа фонъ-Тоттъ, сидя на носилкахъ, приближалась къ Большой улиц, гд остановилась королева, и полушопотомъ повторяла слова, которыя были написаны на записк:
‘Дорогая тетя! Я замтила васъ и карлика герцогини, когда вы възжали въ городъ. Не найдется ли у васъ нсколько свободныхъ минутокъ, чтобы удлить мн. Господинъ фонъ-Келлеръ знаетъ, въ чемъ дло, и проводитъ васъ ко мн. Преданная вамъ Л. Плессенъ’.
Г-жа фонъ-Тоттъ улыбнулась задумчиво, прочитавъ эти слова, и по своей привычк что-то заговорила про себя. Ей почему-то пришли на умъ разные княжескіе дворы, при которыхъ она живала, и княжескія дти, которыхъ она обучала. Ни она, ни ея мужъ никогда не принадлежали къ числу владтельныхъ людей, которые могутъ жить и наслаждаться жизнью въ своихъ собственныхъ замкахъ. Съ раннихъ поръ имъ приходилось искать счастья тамъ, гд можно было разсчитывать на княжескую щедрость. Кельнъ, Гота, Вольфенбюттель и множество другихъ названій встало у ней въ памяти. Отъ Вольфенбюттеля судьба привела ее на родину. Хотя принцесса Вольфенбюттельская, теперешняя вдовствующая королева датская, принадлежала къ числу особъ, характеръ которыхъ ея камердама никогда не могла понять вполн, тмъ не мене она была вполн предана ей.
А безъ княжескаго благоволенія г-ж фонъ-Тоттъ обойтись было трудно даже теперь, когда маленькій пенсіонъ давалъ ей полную возможность жить независимо. Свобода не имла для нея никакой цны.
Носильщики спустили свои носилки
— Прочь отсюда! Посторонніе сюда не допускаются!— закричалъ грубый голосъ.
Г-жа фонъ-Тоттъ высунула голову изъ окна носилокъ.
— Позовите ко мн полковника Коллера!— повелительно сказала она часовому, который невольно отдалъ ей честь.
Скоро появился бряцавшій оружіемъ офицеръ. Бросивъ на нее пристальный взглядъ, онъ поклонился ей.
— Считаю особой честью для себя проводить васъ, милостивая государыня, къ гофмейстерин,— сказалъ онъ.
Слзая съ носилокъ, г-жа фонъ-Тоттъ еще разъ оглянулась кругомъ. Длинные смоляные факелы отбрасывали красный отблескъ на узкія улицы съ высокими домами и на солдатъ въ блестящихъ мундирахъ, стоявшихъ цпью вокругъ дома оберъ-президента. За ними волновалась масса простого народу — рыбаковъ, матросовъ, мелкихъ обывателей. Много было здсь и женщинъ. Он кричали и старались какъ-нибудь протискаться впередъ, такъ что солдатамъ стоило большого труда оттснять ихъ. Получивъ толчокъ, он разражались ругательствами, а мужчины смялись. Хотя ничего привлекательнаго въ этой картин не было, но г-жа фонъ-Тоттъ съ улыбкой смотрла на эту толчею. Ей всегда было пріятно смотрть на какое-нибудь зрлище: въ Плон все было тихо и однообразно.
— Давненько мы не видались съ вами,— сказала она офицеру, когда они стали подниматься по дубовой лстниц.— Довольны вы своей службой при новомъ государ?
— Почему же мн быть недовольнымъ?— спросилъ онъ, пожимая плечами.— Мы одинаково служимъ королю, зовутъ ли его Фридрихомъ, или Христіаномъ. Но Юліанія-Марія нердко впадаетъ въ недовольство…
— Отчего?— начала было Эммелина, но въ это время ея спутникъ отворилъ какую-то дверь. Высокая дама лтъ сорока быстро двинулась имъ навстрчу.
— Mon Dieu, какое счастье, что вы здсь въ Альтон! Я буду вамъ очень благодарна за ваше посщеніе.
— Какъ вы поживаете, дорогая?— г-жа фонъ-Тоттъ была нсколько взволнована и тяжело опустилась на стулъ.— Изволите знать, какъ мн трудно отлучиться отъ ея свтлости. Да къ тому же я стала уже стара и глупа.
Оберъ-гофмейстерина сдлала жестъ сожалнія.
— Боже мой! Не сердитесь на меня, дорогая тетя, и дайте мн лучше совтъ, какъ быть. Она плачетъ и не хочетъ одваться къ столу. Представьте, она хочетъ спать. А на обдъ приглашены вся высшая знать страны и сенаторы Гамбурга. Такъ какъ мн не удалось уговорить ее одться, то завтра утромъ я буду уволена въ отставку. Графъ Ботмеръ, сопровождающій ея величество, знать ничего не хочетъ.
— Вамъ бы слдовало хорошенько поговорить съ ней,— сказала, помолчавъ, г-жа Тоттъ.
Оберъ-гофмейстерина сла въ кресло и провела рукой по взбитымъ и напудреннымъ волосамъ. На нихъ покачивалась цлая корзина съ цвтами, а на корзин сидла птичка съ длиннйшимъ хвостомъ. Одно перо этого хвоста свшивалось почти до плечъ. Пока гофмейстерина проливала обильныя слезы, г-жа фонъ-Тоттъ внимательно разсматривала ее.
— Неужели я не говорила ей, тетя? Я все пробовала. Я указывала ей на религію, философію, любовь къ отечеству, но все это не произвело на нее никакого впечатлнія. Она хочетъ, чтобы около нея была ея прежняя подруга, миссъ Мьюрачъ, которая сопровождала ее до Гааги и подарила ей собачку, постоянно находящуюся при ней даже въ постели. Она плакала и во время перезда сюда, но ея англійская камерфрау утшала ее разными англійскими бездлушками. Къ несчастью, она наткнулась на ящики съ ромомъ, который былъ предназначенъ для прислуги. Трудно сказать, много ли она выпила. Еще недавно она пустилась пть во все горло, и королева громко смялась этому. А теперь она спитъ, какъ убитая, и я не хочу отливать ее водой. Она уже не первой молодости и можетъ заболть. Тогда опять я буду виновата. Вотъ я и сижу здсь въ полномъ отчаяніи. Вдь если королева не выйдетъ къ парадному обду…
Она заплакала такими горючими слезами, что все тло ея затряслось и дв мушки, приклеенныя на щек и изображавшія амуровъ, были смыты этимъ слезнымъ потокомъ.
Г-жа Тоттъ торжествовала про себя, не показывая, впрочемъ, и виду. Г-жа фонъ-Плессенъ горда и вчера еще могла пройти мимо нея, едва удостоивъ ее снисходительнаго кивка головы.
О г-ж фонъ-Тоттъ никто и слышать не хотлъ и призывали ее лишь тогда, когда отъ нея ждали какой-нибудь услуги. Впрочемъ, для того, кто дышалъ придворнымъ воздухомъ, въ этомъ нтъ ничего удивительнаго.
— Могу я представиться ея величеству?— спросила г-жа фонъ-Тоттъ, медленно вставая. Оберъ-гофмейстерина быстро вышла въ сосднюю комнату и такъ же быстро вернулась обратно.
— Она говоритъ, что не надо!— прошептала она.— Умоляю васъ, тетя, попробуйте уговорить ее.
Въ небольшой уютно убранной комнат, освщенной нсколькими свчами, лежала на кушетк молодая двушка. Она едва вышла изъ дтскаго возраста, фигура ея еще не развилась, а лицо имло совершенно дтское выраженіе. Ея прекрасные голубые глаза были полны слезъ, и длинные пепельнаго цвта волосы съ серебристымъ отливомъ разсыпались, какъ волны, по ея плечамъ.
При вход фонъ-Тоттъ она не двинулась съ мста.
— Не нужно,— сказала она по-нмецки съ сильнымъ англійскимъ акцентомъ.— Пусть Плессепъ обдаетъ одна. Я не могу сть, я должна плакать.
— Ваше величество, я вполн это понимаю.— привтливымъ голосомъ начала фонъ-Тоттъ.— Какъ должно быть тяжело вамъ въ чужой стран. Къ тому же и собачка убжала. Она была черная или блая? У меня тоже была собачка — отвратительное животное съ большой головой и толстымъ хвостомъ. Но она брала пищу только отъ меня и стерегла меня, какъ хорошій сторожъ.
Молодая королева поднялась и посмотрла въ лицо г-ж фонъ-Тоттъ, откидывая со лба волосы и отирая глаза. Такъ какъ г-жа фонъ-Тоттъ замолчала, королева сдлала ей знакъ.
— Я хочу слушать дальше. У тебя пріятный голосъ.
— Я стара уже, ваше величество, и немного хорошаго видла я въ жизни,— сказала старушка, садясь и оправляя свое толстое шелковое платье. Но я радуюсь всегда, когда мн приходится видть молодыя лица, особенно когда они смются. Плакать-то приходится рано.
Она посмотрла на Каролину-Матильду своими ласковыми глазами. Та вздохнула.
— Мн уже и теперь приходится плакать, потому что я одинока. Мьюрачъ также оставила меня, графъ Ботмеръ не хотлъ, чтобы она пріхала сюда. Но она умла играть на арф и танцевать менуэтъ, могла кричать птухомъ и крякать, какъ утка. А теперь около меня эта Плессенъ, которая читаетъ мн нотаціи о томъ, что я теперь королева и должна сидть, какъ кукла, что сегодня я должна обдать съ разными пожилыми господами, когда у меня нтъ никакого аппетита и…
Она остановилась и задумалась.
— Я не люблю эту Плессенъ.
Г-жа фонъ-Тоттъ потихоньку взяла свсившуюся руку этой королевы-ребенка.
— Ваше величество, гофмейстерина фонъ-Плессенъ хочетъ вамъ добра. Кто хочетъ быть королевой, тотъ иногда долженъ принуждать себя. Не даромъ же королева стоитъ выше всхъ въ стран. Разв это не пріятно, когда народъ ликуетъ только потому, что ему улыбнутся или ласково съ нимъ поздороваются?
Г-жа фонъ-Тоттъ говорила съ одинокой королевой, словно мать. Хотя ребенокъ-королева сначала не очень-то охотно слушала ея рчи, тмъ не мене мало-по-малу мрачное выраженіе исчезло съ ея лица. Она вздыхала и оглядывалась кругомъ себя, какъ будто отыскивая что-то.
— Ты добрая, можетъ быть, и Плессенъ добрая, но она говоритъ, какъ епископъ. Но вы стары, довольно стары. Неужели я не увижу ни одной молодой женщины? Гд моя Мьюрачъ, которая отличалась такимъ весельемъ и играла на арф.
И опять полились слезы. Въ полуотворенной двери показалась фонъ-Плессенъ съ умоляюще сложенными руками. До параднаго обда оставался всего часъ. Парикмахеры дожидались уже давно, нарчевне, вышитое розами платье было уже готово, а королева не выказывала никакого желанія снять съ себя капотъ, который мягко облегалъ ея плечи. Эммелина подумала съ минутку и снова взяла королеву за руку.
— Ваше величество, у меня есть племянница, она живетъ здсь и очень еще молода. Она — веселая двушка и знаетъ музыку. Если ваше величество изволите быть сегодня на обд, то Минетта завтра явится къ вамъ завтра утромъ, а теперь ужъ разршите войти парикамахеру. Если ваше величество выйдете сегодня на балконъ и будете бросать деньги, то вспомните о бдномъ карлик, который ждетъ тамъ уже цлую вчность.
— Карликъ?— широко раскрывъ глаза, съ изумленіемъ спросила королева.
Продолжая спокойно говорить, Эммелина сдлала знакъ въ дверь.
— Да, ваше величество, настоящій карликъ. Можетъ быть, онъ теперь выросъ немного, но у него такая большая голова и острый горбъ. Онъ находится въ услуженіи у герцогини фонъ-Плонъ, при которой и я состою.
— Карликъ!
Королева даже не замтила, какъ въ комнату вошелъ парикмахеръ, какъ онъ подошелъ къ ней сзади и тихонько взялъ ея волосы.
— У моего ддушки также былъ карликъ, а у герцога Нортумберландскаго былъ карликъ, который становился на пуддингъ. Однажды онъ сълъ его слишкомъ много и отъ этого умеръ.
— Но нашъ еще живъ и когда вы будете бросать деньги, то не забудете и его, ваше величество?
Каролина-Матильда кивнула головой. Ей было трудно сдлать это, потому что парикмахеръ уже работалъ изо всхъ силъ.
— Не забуду карлика, а завтра пошлю за твоей племянницей.
Такимъ образомъ королева спустя два часа стояла на балкон ратуши и слушала привтственные крики народа. Яркій свтъ падалъ на ея стройную фигуру и отражался въ ея глазахъ. Терпливо дожидавшійся ея народъ съ криками двигался туда и обратно, пока она доставала изъ шелковаго кошелька шиллинги и бросала ихъ внизъ по разнымъ направленіямъ. Происходила давка, немало лицъ уже было въ крови, а придворные, стоявшіе за королевой, только весело смялись.
Карликъ онасъ также получилъ порядочный тумакъ въ лицо, который заставилъ его взвыть отъ боли. Какъ разъ въ это время шиллингъ упалъ ему прямо въ ротъ, такъ что онъ едва не подавился. Это было ужасно, и онъ взвылъ было опять, но на этотъ разъ безъ всякаго результата. Тогда онъ собрался съ силами и, кусаясь и царапаясь, выбрался изъ толпы, потирая бока и радуясь, что ему удалось заполучить шиллингъ. Не всмъ сошло такъ удачно, и на другой день утромъ полиція нашла около ратуши двоихъ раздавленныхъ на смерть.
Но все шло очень красиво, и г-жа фонъ-Тоттъ, наблюдая толпу изъ окна своей гостиницы, громко смялась вмст съ герцогиней. Хотя она была и невысокаго мннія о людской благодарности, но все-таки надялась, что гофмейстерина фонъ-Плессенъ замолвитъ за нее словечко королю. А король могъ дать порядочно — дукатовъ двадцать, которые отлично могутъ заткнуть нкоторыя дыры въ ея бюджет.

III.

Пока Эммелина фонъ-Тоттъ хлопотала около королевы, у аптекаря Нибелунга были гости. Чай былъ сервированъ съ обильными закусками. Вдь въ гавани пришлось ждать цлый день, и чай въ тонкихъ китайскихъ чашкахъ былъ теперь особенно вкуснымъ и освжающимъ посл такого напряженія. Не мене вкусно было и миндальное печенье, приготовленное ручками Дорхенъ Небелунгъ.
Его похвалилъ даже докторъ Струэнзе. Онъ смаковалъ его, сидя у окна въ большомъ покойномъ кресл.
— Ты очень хорошо его сдлала, хвала теб за это — говорилъ онъ невст.— Нтъ ничего полезне для женщины, какъ заняться возможно раньше хозяйствомъ, особенно въ нашемъ состояніи, когда все приходится длать самому. Но я горжусь своимъ состояніемъ и очень радъ, что не принадлежу къ числу придворныхъ прихвостней, которыхъ мы видли сегодня дюжинами.
— Между ними были очень красивые господа,— осмлилась замтить Дорхенъ.
Женихъ съ невстой были предоставлены самимъ себ, и самъ Небелунгъ велъ бесду съ гостями въ глубин комнаты. Два канделябра, которые должны были освщать комнату, были еще не зажжены и въ комнат царилъ полумракъ, отчего она казалась еще уютне.
— Ты, Дорхенъ, не должна заглядываться на придворныхъ,— серьезно сказалъ Струэнзе своей невст.— Между ними немало испорченныхъ людей, которые только и ищутъ случая, какъ бы оскорбить молодую двушку изъ горожанокъ. Не слдовало также молодой двушк вступать въ разговоръ съ офицеромъ, который сидлъ рядомъ. Я знаю его въ лицо, онъ не пользуется моимъ уваженіемъ. Это нкто Келлеръ, одинъ изъ тхъ, которые дутъ въ чужія страны, чтобы зарабатывать тамъ деньги. Репутація у него не особенно важная.
Дорхенъ, до сихъ поръ спокойно слушавшая своего жениха, раскрыла было ротъ, по вдругъ опять смолкла и сла около жениха.
— Ты что-то хотла сказать?— спросилъ докторъ, который скоре почувствовалъ, чмъ замтилъ ея намреніе.
— Я спрашивала офицера о нашемъ Клопшток,— отвчала она поспшно.— Онъ вдь живетъ въ Копенгаген, и кабинетъ-министръ графъ Берншторфъ взялъ его къ себ въ домъ. Мой отецъ часто говоритъ о немъ и полагаетъ, что нмецкій поэтъ долженъ былъ бы жить въ Германіи. Но датчане даютъ ему деньги, а нмцы нтъ. Мой отецъ говоритъ…
— Послушай, Дорхенъ,— перебилъ ее Струэнзе, кладя ей руку на плечо:— ну, что можетъ понимать въ такихъ длахъ молодая, да еще неопытная двушка? Если Клопштоку хорошо живется въ Копенгаген, то и пусть онъ живетъ тамъ, сколько угодно. Не думаю, впрочемъ, чтобы у знатныхъ господъ жилось хорошо. Я бы, по крайней мр, предпочелъ разбить эти оковы и вырваться на свободу, но Клопштокъ лишь мастеръ писать о свобод, ну, а это онъ можетъ длать гд угодно.
Докторъ говорилъ довольно громко, и Небелунгъ всталъ съ явнымъ намреніемъ подойти къ нему.
— Вы говорите про нашего Клопштока?— спросилъ онъ.— Мн хотлось бы, чтобы онъ былъ здсь поближе и снова прочелъ бы намъ свою ‘Мессіаду’. Это ни съ чмъ несравнимое удовольствіе. Сегодня на меня произвела сильное впечатлніе рчь вашего отца. Впрочемъ, это вдь очень торжественный моментъ, когда приходится взглянуть въ лицо королев!
— Но вдь она настоящій ребенокъ,— полупрезрительно сказалъ Струэнзе.
Аптекарь поспшно приложилъ палецъ къ губамъ.
— Тише, тише! О такихъ вещахъ разговаривать не приходится, особенно, когда можно разсчитывать, что дти скоро станутъ настоящими людьми.
Небелунгъ любилъ самъ себя слушать. Онъ сталъ по средин комнаты, заложилъ правую руку за жилетъ и жестикулировалъ одной лвой.
Лицо у него было веселое, круглое. Онъ носилъ небольшой парикъ съ косичкой, которая нердко сбивалась на сторону. Но никто не ршился бы посмяться надъ нимъ. Онъ пользовался всеобщимъ уваженіемъ, а его аптека приготовляла лучшія лекарства, кром того, онъ велъ торговлю колоніальными товарами: чаемъ, сахаромъ и кофе, и старался сдлать изъ своего дома литературный центръ Альтоны. Небелунгъ поддерживалъ переписку съ Геллертомъ и Рабенеромъ, читалъ вслухъ въ своей семь Руссо и Грандиссона и обращался съ вопросами къ Лафатеру. Всякій, кто хотлъ знать, что есть новаго въ литературномъ мір, старался попасть на литературныя чаепитія у Небелунга. Немногіе, правда, интересовались такими вопросами, большинство думало о томъ, какъ бы заработать себ кусокъ хлба и расширить свои торговые обороты. Но все-таки нердко бывало, что люди, жаждавшіе духовной пищи, стучались въ двери къ аптекарю, который давалъ всякому, что ему было нужно.
Такимъ же путемъ попалъ къ Небелунгамъ и докторъ Струэнзе, и аптекарь былъ очень радъ, что его новый гость быстро сумлъ снискать расположеніе Дорхенъ. Выдающихся людей въ городк было не такъ-то много, а докторъ оганнъ-Фридрихь Струэнзе пользовался большимъ уваженіемъ и у знати и у городскихъ обывателей. Правда, какъ городской врачъ, онъ получалъ жалованья всего сорокъ талеровъ, зато частная практика приносила ему гораздо больше.
Такимъ образомъ, Дорхенъ Небелунгъ могла только гордиться, что ей сдлалъ предложеніе такой выдающійся и такой красивый человкъ. Подруги, съ которыми она обыкновенно читала за чаемъ стихи, ей сильно завидовали.
Становилось уже темно, и Небелунгъ послалъ дочь въ кухню зажечь служившую вмсто спичекъ восковую свчку отъ пылавшаго тамъ очага и принести огонь въ гостиную. Однако Дорхенъ направилась сначала не къ камину, гд подъ пепломъ тлли горячіе угли, а въ аптеку. Тутъ уже ярко горла масляная лампа, и у прилавка, который отдлялся отъ квартиры аптекаря стеклянной перегородкой, тараторили нсколько женщинъ, пришедшія за какимъ-то чаемъ изъ травъ. За прилавкомъ стоялъ провизоръ синьоръ Феррони и манипулировалъ своими аптекарскими всами.
Синьоръ Феррони былъ родомъ изъ Падуи. Это былъ молодой еще человкъ, довольно слабаго сложенія, съ темными мечтательными глазами и черными, слегка вьющимися волосами. Городскія модницы не разъ мечтали о провизор, который умлъ играть на лютн и пть пріятныя псни. Дорхенъ тоже гордилась итальянцемъ, который умлъ привлекать въ аптеку немало покупательницъ. Онъ говорилъ по-нмецки настолько хорошо, что каждый безъ труда могъ понимать его, и отличался услужливостью и предупредительностью.
— Много у васъ работы, синьоръ?— спросила Дорхенъ, входя въ кухню. Покупательницы уже ушли, и провизоръ складывалъ мдныя деньги въ ящикъ прилавка. Онъ вскинулъ на нее глазами и улыбнулся.
— У меня много времени, фрейлейнъ, очень много, хотя плохая осень принесла съ собою много болзней, а это недурно для вашего отца и господина доктора.
— Такъ приходите теперь къ намъ и выпейте чашку чаю. А я пока побуду въ аптек.
Она сла на деревянный стулъ, раздула щеки, стараясь придать себ важный видъ, какъ школьникъ, копирующій учителя.
— Идите и поддержите тамъ умные разговоры. Скоро долженъ прійти и генералъ-суперинтендентъ. Какъ вамъ понравилась его рчь сегодня утромъ? Вс эти датскіе господа звали, только королева стояла прямо и не двигалась. Вы видли ея лицо? Она на два года моложе меня и уже замужемъ.
— Скоро и вы будете замужемъ,— промолвилъ Феррони съ оттнкомъ грусти, заставившимъ Дорхенъ покраснть.
— О, нтъ, синьоръ. Отчего вы такъ думаете? Я должна ждать еще три года, мой отецъ находитъ, что мн еще рано выходить замужъ. Да и мой женихъ каждый день даетъ мн понять, какъ онъ уменъ и какая я еще дурочка.
— Г. Струэнзе дйствительно очень уменъ!— отвчалъ Феррони.
Дорхенъ въ отвтъ только сморщила свой носикъ.
— Вы любите умныхъ людей, синьоръ! Что касается меня, то я слишкомъ глупа для нихъ.
— Дорхенъ!— послышался сверху голосъ Небелунга.— Куда ты пропала? Мы здсь ждемъ свту, какъ земля въ дни творенія міра.
— Синьоръ, несите скоре имъ восковую свчу и наслаждайтесь тамъ чаемъ!— вскричала Дорхенъ, почти выталкивая молодого человка изъ аптеки. Феррони поспшилъ исполнить ея приказъ.
Когда провизоръ зажегъ свчу и исчезъ за дверью, Дорхенъ нсколько разъ энергично кивнула ему вслдъ головой. Пусть они теперь сидятъ тамъ и разсуждаютъ о своихъ отцахъ, о городскихъ длахъ, о налогахъ Прусскаго королевства и о королев, которая участвовала сегодня на парадномъ обд и была, видимо, очень, очень счастлива.
Дорхенъ сидла не двигаясь. Въ аптек все было совершенно тихо, только гд-то капалъ кранъ, да постукивали стнные часы, висвшіе въ передней.
Вдругъ снаружи донесся громкій гулъ. То шумлъ народъ, собравшійся вокругъ ратуши, чтобы видть молодую королеву. А что эта королева такой же человкъ, какъ вс другіе, или нтъ?
Дверь тихонько скрипнула, и Дорхенъ очнулась отъ своихъ мыслей и быстро подошла къ прилавку.
— Это ты, Гина Зальбей? Твоя барыня вчера получила уже пять склянокъ микстуры и двсти штукъ пилюль. Неужели этого не довольно? Или она уже кончилась?
— Что ей длается!— отвчала покупательница, двушка почти такого же возраста, какъ и Дорхенъ.— Что ей длается,— повторила она еще разъ и показала на шрамъ, который тянулся по ея лвой щек.— Она сегодня исколотила меня и чуть не сбросила меня съ лстницы. Только слабость ея и помшала.
— Что бы такое могло быть съ ней?— спросила дочь аптекаря.— Можетъ быть, изъ-за барышни? Да она дйствительно помолвлена съ камеръ-юнкеромъ Брандтомъ?.. Я видла ихъ сегодня въ окн склада. Мы сидли на трибунахъ, а они совсмъ въ другомъ мст. Это все оттого, что камеръ-юнкеръ впалъ въ немилость.
— Разв я этого не знаю? Барышня плачетъ цлый день. Самъ баринъ говоритъ, что на все воля Божія, а камеръ-юнкеръ утверждаетъ, что все поправится. Кто можетъ это знать? Короли довольно капризны — это говоритъ и мой Кришанъ, который теперь стоитъ съ полкомъ въ Глюкштадт.
Гина говорила такъ быстро, что Дорхенъ должна была напряженно прислушиваться. Об двушки были знакомы между собою со времени конфирмаціи.
— Мой Кришанъ говоритъ то же!— повторила Гина выразительно.— Онъ вдь служитъ въ королевской лейбъ-гвардіи и, можетъ быть, продетъ въ Копенгагенъ. Это за то, что онъ такого высокаго роста. Полковникъ фонъ-Келлеръ такъ ему и сказалъ. Киршанъ говорилъ мн, что онъ видлъ королеву вблизи и что она не такъ красива, какъ mademoiselle Дорхенъ.
Гина говорила такъ скоро, что едва не задыхалась. Чтобъ успокоить ее, Дорхенъ дала ей анисовую конфетку.
— Не нужно такъ волноваться!— сказала она.— Сядь здсь и разскажи еще что-нибудь о твоей барышн. Итакъ, она еще не помолвлена съ камеръ-юнкеромъ!
Гина пожала плечами.
— Я ничего не знаю. Знатные господа не станутъ, какъ мы, расцловываться при людяхъ. Старая барыня хочетъ, чтобы ея сынъ женился на богатой невст.
Звонокъ на двери звякнулъ. Въ аптеку вошелъ молодой изящно одтый господинъ и безъ церемоніи прислъ у одного изъ стоявшихъ тутъ небольшихъ столиковъ.
— Дайте мн анисоваго ликера, пожалуйста,— сказалъ онъ, вытягивая красиво обутыя ноги.
Дочка аптекаря сильно покраснла, но подошла къ шкапу и вынула оттуда небольшую бутылочку и рюмку. Наполнивъ ее до краевъ, она подала ее гостю. Въ т времена въ аптекахъ продавались среди лекарствъ и ликеры и тонкія вина.
Поститель сразу осушилъ рюмку и опять протянулъ ее Дорхенъ.
— Еще одну, ma belle, а если вы дадите мн поцлуй, то будетъ еще лучше.
— Сударь!— вскрикнула Дорхенъ, оглядываясь на Гину, которая не могла удержаться отъ крика.
Молодой человкъ съ тонкими чертами лица и голубыми глазами улыбнулся.
— Это длаетъ только честь двушк, если графъ Голькъ проситъ у нея поцлуй. Многія придворныя дамы считали бы себя счастливыми, если бы онъ проявилъ къ нимъ такую нжность. Итакъ, ma belle,— и онъ протянулъ руку, какъ бы желая схватить Дорхенъ, которая съ испугу бросилась отъ него назадъ.
— Monsieur,— пробормотала она, испуганная и польщенная одновременно: вдь о граф Гольк была цлая статья въ газет ‘Альтонскій Меркурій’. Говорилось здсь о томъ, что графъ — любимецъ короля, что онъ устраиваетъ вс балы и что всякій, кто хочетъ добиться чего-нибудь при двор, долженъ обращаться къ нему. Самъ аптекарь Небелунгъ, прочитавшій эту статью, прибавилъ, что, по достоврнымъ слухамъ, именно графъ Голькъ оттснилъ Брандта отъ короля. По этому поводу сидвшій въ это время у аптекаря Струэнзе не замедлилъ замтить, что онъ счастливъ, стоя вдали отъ двора, гд сегодня человкъ поднимается, а завтра падаетъ внизъ.
— Ну, милочка,— продолжалъ графъ, потягиваясь на своемъ кресл разв это такъ трудно сдлать мн любезность и неужели мн придется стучаться въ другую, боле гостепріимную дверь?
При этихъ словахъ онъ кивнулъ на Гину, которая начала громко смяться, показывая блестящіе, ровные зубы. Однако она не сдлала ни шагу къ нему и покачивала головой такъ, что ея густые каштановые волосы разсыпались вокругъ ея лица.
— Я даю поцлуи только моему Криштану, благородный господинъ! И у mademoiselle есть человкъ, который ее цлуетъ, и съ нея этого достаточно.
Молодой графъ смотрлъ по очереди то на ту, то на другую.
— Ну, ваши двицы ужасно нравственны. Mon Dieu! Гд же искать удовольствіе?
Съ этими словами онъ въ послдній разъ протяпулъ свой стаканъ.
— Превосходный ликеръ! Онъ подкрпляетъ силы на предстоящее тяжелое испытаніе.
— Графу предстоитъ участвовать въ обд въ честь королевы?— осмлилась спросить Дорхенъ.
Поститель снисходительно кивнулъ ей головой.
— Это, милочка, очень скучная вещь. Тамъ будутъ одни старые парики. Но король желаетъ, чтобъ я могъ поразсказать ему объ его супруг.
— А король очень любопытенъ?— спросила опять Дорхенъ.
Графъ щелкнулъ пальцемъ по своему блому атласному жилету.
— Ma foi, не знаю,— тягуче отвчалъ онъ.— Въ Даніи найдется немало красивыхъ двушекъ, да и въ этомъ городк…
Онъ вдругъ вскочилъ и схватилъ Дорхенъ за талію.
— Только три поцлуя!— смясь, кричалъ онъ.
Гина стояла на своемъ мст неподвижно, какъ бы обвороженная блестящимъ кавалеромъ.
Но прежде, чмъ Дорхенъ успла вскрикнуть, чья-то сильная рука вырвала ее изъ объятій графа.
— Нахалъ,— загремлъ гнвный голосъ Струэнзе, который рзко оттолкнулъ молодого повсу.— Вы осмливаетесь насильственно цловать честную двушку въ ея собственномъ дом.
— Позвольте, monsieur!— быстро оправился графъ:— кто вы такой и какъ вы смете налагать руку на приближеннаго вашего короля?
Онъ схватился за шпагу и до половины вытащилъ ее изъ ноженъ.
— Это графъ Голькъ,— въ ужас прошептала Дорхенъ.
Докторъ овладлъ собой.
— Прошу васъ, графъ, оставить ухаживанія за моей невстой.
Графъ равнодушно вложилъ шпагу въ ножны и смрилъ противника высокомрнымъ взглядомъ.
— Кажется, въ этомъ город люди не привыкли понимать шутокъ. Я не хотлъ причинить никакого зла, а поцлуй дать — не Богъ знаетъ что. Можетъ быть, вы позволите мн узнать, кто вы такой. Я не имю обыкновенія говорить съ людьми, мн незнакомыми.
— Меня зовутъ докторъ Струбизе.
— Ага — вы городской врачъ?
И графъ отвсилъ ему насмшливый поклонъ.
— И эта двица — ваша невста? Желаю вамъ полнаго счастья во всхъ отношеніяхъ. Bon soir, monsieur, имю честь кланяться, а васъ, mademoiselle, благодарю за прекрасный напитокъ.
Онъ поклонился и, выходя изъ аптеки, ущипнулъ Гину за щеку. Когда дверь закрылась за нимъ, оставшіеся въ аптек смущенно смотрли другъ на друга. Это вдь не шутка — грубо обойтись съ королевскимъ любимцемъ. Струэнзе, которому приходилось вращаться среди придворныхъ, понималъ это очень хорошо.
Онъ стоялъ и въ досад кусалъ себ губы. Ему необходимо было сорвать на комъ-нибудь свой гнвъ, и ему показалось, что это лучше всего сдлать на Дорхенъ.
— Не слдуетъ теб сидть здсь одной въ аптек.— строго сказалъ онъ:— особенно въ такой поздній часъ!
— Всего еще шесть часовъ,— оправдывалась Дорхенъ.— Долженъ же синьоръ Феррони налиться чаю.
— Незачмъ ему распивать чай.
Докторъ слегка топнулъ ногой.
— Итальянецъ долженъ оставаться здсь, пока его не замнитъ твой отецъ. Моя невста не должна быть торговкой.
Дорхенъ была такъ испугана, что не могла сказать ни слова. Она только бросала умоляющіе взоры на Гину, которая забилась въ самый дальній уголъ.
Струэнзе и не ожидалъ никакого отвта. Онъ ходилъ большими шагами по аптек и когда итальянецъ явился къ своему прилавку, разнесъ его еще сильне, чмъ свою невсту.
— Вы не должны оставлять вашего мста,— накинулся онъ на него:— неужели выдумаете, что вы здсь для того, чтобы распивать чай съ людьми, стоящими выше васъ? Если я еще разъ замчу такое неисполненіе вами своихъ обязанностей, то буду требовать, чтобы васъ уволили!
Синьоръ Феррони хорошо говорилъ по-нмецки, но онъ не могъ возразить на этотъ потокъ словъ. Онъ какъ-то безпомощно осматривался, какъ будто ища человка, который бы ему помогъ. Но Небелунга здсь не было, а Дорхенъ могла защищаться только слезами. Поэтому итальянецъ ограничился только тмъ, что холодно поклонился и пошелъ за прилавокъ, гд ждали его рецепты. Однако губы его дрожали и взглядъ, который онъ бросилъ на доктора, былъ остръ, какъ ножъ. Но гнвъ Струэнзе уже погасъ, и, слегка обнявъ свою невсту, онъ гладилъ ее по головк.
— Пойдемъ въ комнату, я хочу съ тобой поговорить. Времени у меня немного, надо спшить домой и ко всему приготовиться. Посл этого параднаго обда не одна голова будетъ въ крови, особенно если королева сдлаетъ глупость и станетъ бросать деньги въ народъ.
Дорхенъ покорно послдовала за своимъ женихомъ, услась на диванъ и четверть часа слушала, что онъ говорилъ, не понимая при этомъ ни слова. Впрочемъ, Струэнзе, несмотря на свое намреніе, началъ разговоръ не съ ней, а съ будущимъ тестемъ и его гостями.
Дорхенъ бросала иногда взгляды на широкое лицо и смлые глаза своего жениха, и мысль ея какъ-то невольно уносилась къ королевской чет. Какъ, должно быть, любятъ они другъ друга! Правда, ни тому, ни другому не было еще тридцати лтъ, какъ медику изъ Альтоны, удостоившему избрать ее своей невстой. О, конечно, она должна чувствовать себя совершенно счастливой.
— Мой Кришанъ гораздо лучше этого доктора,— говорила между тмъ Гина, обращаясь къ провизору-итальянцу. Она купила у него снадобья противъ веснушекъ и теперь наблюдала, какъ онъ тщательно завертывалъ коробочку.
— Вотъ ужъ не хотла бы его имть своимъ мужемъ,— продолжала она по секрету.— Да онъ и самъ не возьметъ меня, я вдь для него человкъ маленькій. Впрочемъ, я этому очень рада.
Итальянецъ вскинулъ на нее глаза, но не отвтилъ ничего, только плечами пожалъ какимъ-то особеннымъ, только ему свойственнымъ образомъ. Гина продолжала беззаботно болтать.
— Скажите, какой онъ поднялъ шумъ изъ-за того только, что чужой графъ хотлъ поцловать фрейлейнъ! А я знаю, что самъ-то г. физикусъ не разъ строилъ куры! Но таковы ужъ мужчины — имъ все позволено! А этотъ графъ — настоящій кавалеръ. Его пальцы, которыми онъ ущипнулъ меня за щеку, такъ хорошо пахнутъ розовымъ масломъ! Кришанъ ничего бы не имлъ противъ этого. Я знаю, что онъ за знатныхъ, а этотъ медикусъ…
Не зная, что сказать дальше, Гина остановилась, но итальянецъ быстро подхватилъ разговоръ.
— Я ненавижу его отъ всего сердца,— сказалъ онъ, ударяя рукой по прилавку.

IV.

Оберъ-гофмейстерипа фонъ-Плессенъ не обнаружила той благодарности, на которую разсчитывала тетка Эммелина. Зайдя на другой день къ племянниц, она должна была довольно долго дожидаться въ передней. Гофмейстерина появилась въ напудренномъ парик и желтомъ, довольно неудобномъ плащ.
— А, милйшая Тоттъ,— начала она снисходительно:— здсь мы вс проспали — вчерашнее празднество затянулось до поздней ночи. Но ея величество веселилась отъ всей души. Ея величество только что изволила заказать шоколадъ. Впрочемъ, камеръ-юнкеръ полагаетъ, что она еще хочетъ спать, и я очень рада, мы хотимъ посмотрть сегодня на воздушный шаръ, который сегодня будутъ пускать, а также на гіенъ и дромадеровъ на Гамбургской гор, гд находится кукольный театръ, а завтра…
Гофмейстерина сыпала словами, какъ горохомъ и, повидимому, не замчала, что около Эммелины фонъ-Тоттъ появилась молодая красивая дама. Она уже два раза отвсила церемонный поклонъ, но не получала отъ гофмейстерины отвта.
Госпожа фонъ-Тоттъ закашляла такъ энергично, что оберъ-гофмейстерина вдругъ смолкла. На третій поклонъ Адамины она едва отвтила надменнымъ кивкомъ.
— Это моя племянница, Минетта фонъ-Золенталь. Я общала ея величеству привести ее съ собой сегодня,— спокойно сказала старая Эммелина.
— Золенталь?— переспросила оберъ-гофмейстерина.— Она не родня губернатору въ Ранцау?
— Его превосходительство — мой дядя,— отвчала Минетта снова отвшивая поклонъ.
Оберъ-гофмейстерина начала громко вздыхать.
— Ахъ, губернаторъ прекрасный человкъ и его супруга тоже. Но какое горе имть такого сына! Король лишилъ его своей благосклонности.
— Господина Эневальда оклеветали передъ королемъ,— возразила почтительнымъ тономъ Минетта.— Когда-нибудь правда выйдетъ наружу.
Оберъ-гофмейстерина пожала плечами.
— О, ma ch&egrave,re, каждый утверждаетъ, что его оклеветали, когда его постигаетъ немилость. Но короли справедливы, и не слдуетъ въ такихъ случаяхъ говорить о несправедливости.
Она наклонила голову, какъ будто желая показать, что она отпускаетъ обихъ дамъ, по старая Эммелина не двинулась съ мста.
— Прошу доложить обо мн и о моей племянниц ея величеству. Я уже говорила вамъ, что вчера я общала привести къ ней племянницу.
— Ея величество еще спитъ!
Въ голос гофмейстерины послышалось раздраженіе.
— Я прошу васъ, милйшая госпожа Тоттъ, избрать для визита боле удобное время.
— Я уже проснулась,— раздался веселый голосъ, и Каролина-Матильда внезапно появилась въ двери, ведшей въ сосднюю комнату. На ней былъ свтлый шелковый капотъ, а на ногахъ туфли, изъ которыхъ одну она высоко подбросила на воздухъ.
— Хорошо, что ты пришла, madame, я уже стала по тебя скучать. Ты очень добра, гораздо добре этой Плессенъ.
— Ваше величество,— начала было оберъ-гофмейстерина, но королева, смясь, закивала ей головой.
— Нельзя сердиться. Отъ гнва становишься некрасивой. Не правда ли, фрейлейнъ?
Она вдругъ остановилась передъ Минеттой и взглянула ей въ глаза.
— Ты красива, очень красива. Хочешь быть моей компаньонкой въ этомъ скучномъ город?
— Ваше величество,— воскликнула оберъ-гофмейстерина, поднимая об руки, но Каролина-Матильда не обращала на нее никакого вниманія.
— Вчера было довольно весело. Я говорю о бросаніи денегъ и о толкотн. Но карлика я не видала. Видла только какого-то горбуна въ красномъ одяній.
— Эти и былъ онъ, ваше величество. Ему тоже удалось получить шиллингъ, и при этомъ онъ влетлъ ему прямо въ тло.
— Неужели онъ умеръ?— смущенно спросила королева.
Тетка Эммелина покачала головой.
— У кого настоящій голштинскій желудокъ, тотъ можетъ перенести еще и не то. У насъ въ семь былъ старый слуга, который однажды взялъ да и проглотилъ свои деньги, опасаясь, какъ бы ихъ кто не укралъ у него. Кром того, онъ проглотилъ еще золотой наперстокъ. О, старый Каспаръ по любилъ, чтобы у него что-нибудь проплывало мимо рукъ.
— И что же съ нимъ потомъ было?— спросила королева, усвшись на ручку кресла и жадно слушавшая.
Г-жа фонъ-Тоттъ пожала плечами.
— Онъ дожилъ до девяноста двухъ лтъ и тихо почилъ во Господ Передъ смертью онъ сознался духовнику, куда онъ спряталъ деньги, и когда онъ умеръ, то цирульникъ его вскрывалъ. Все оказалось въ цлости, и мы опять получили свой наперстокъ.
— А дальше?
Каролина-Матильда спросила это съ такимъ любопытствомъ, что Эммелина не могла не улыбнуться.
— А дальше ничего, ваше величество. Впрочемъ, несчастный и въ гробу не могъ найти себ покоя. Я не думаю, чтобы онъ ходилъ по земл, однако находились такіе люди, которые врили, что изъ него вынуты не вс деньги, и еще три раза выкапывали, чтобы взглянуть, не осталось ли въ немъ золота. Да, люди теперь стали злы и думаютъ только о своей выгод.
— Только не я,— быстро сказала королева, схвативъ за руку Минетту.— Я хочу быть доброй къ теб, еслиты будешь около меня и подешь со мной смотрть воздушный шаръ и верблюдовъ. А, кром того, ты будешь меня учить говорить по-нмецки, чтобы старики не смялись надо мною, когда я говорю. Я хочу быть веселой и довольной, а Плессенъ пусть читаетъ нотаціи самой себ.
Она увлекла Минетту въ сосднюю комнату, и слышно было, какъ она еще долго говорила. Вдругъ раздался рзкій голосъ ея камерфрау мистриссъ Рутвелль, проснувшейся отъ шума голосовъ. Она постоянно вышучивала передъ королевой и страну, и людей, и маленькій городокъ съ его скучными сановниками, которые никогда не пьютъ до того, чтобы ихъ выносили замертво, какъ это нердко бываетъ въ Англіи.
Старая Эммелина поднялась съ мста.
— Разршите ужъ мн уйти, госпожа фонъ-Плессенъ. Мн еще нужно сдлать кое-какія закупки для моей герцогини. А потомъ мн, вроятно, придется хать съ ней въ Гамбургъ къ барону Шиммельману. Завтра или послзавтра мы разсчитываемъ вернуться въ Плонъ. Но до этого ея свтлость хочетъ представиться ея величеству. Надюсь, что насъ извстятъ заране, когда это можно будетъ сдлать.
Госпожа фонъ-Плессенъ поспшила отвтить, что завтра утромъ при двор будетъ большой пріемъ, на которой, конечно, получитъ приглашеніе и ея свтлость.
Оберъ-гофмейстерина постаралась скрыть свою досаду. Ея лицо было неподвижно и высокомрно.
Простились об дамы холодно и натянуто.
— Я знаю, отчего она разсердилась,— говорила Эммелина фонъ-Тоттъ, разсказывая обо всемъ герцогин.— Она не хотла допустить Минетту къ королев. И все это потому, что Эневальдъ Брандтъ — пасынокъ стараго Золенталя и отбываетъ свою опалу здсь.
— Опала всегда есть опала,— торжественно возвстила герцогиня.— Мой покойный супругъ подвергъ однажды опал плонскаго бургомистра. Тотъ такъ огорчился этимъ, что скоро отдалъ Богу душу.
Госпожа фонъ-Тоттъ стала надвать свой черный токъ.
— О такихъ ужасныхъ послдствіяхъ немилости мн что-то не приходилось слышать. Хорошее было время, когда королева Юліанія-Марія вдругъ разгнвалась на меня, вообразивъ, что я допущу, чтобы въ моемъ присутствіи учитель смлъ бить маленькаго наслднаго принца. Мн не понравилось тогда при датскомъ двор, ни быстро убралась оттуда. Но отъ немилости я не умерла, ибо жизнь-то вдь коротка. А теперь, ваша свтлость, не мшаетъ подумать, принимать ли намъ завтра приглашеніе баронессы Шиммельманъ пріхать къ ней въ Гамбургъ и не слдуетъ ли обшить ваше бархатное платье серебрянымъ позументомъ? Хотя серебро и потемнло, но золотыхъ длъ мастеръ можетъ опять сдлать его блестящимъ.
Герцогиня серьезно возразила, что, оставшись неутшной вдовой, она не находитъ удовольствія въ свтской суетности. Тмъ не мене она быстро принесла маленькую шкатулку, гд хранились дв серебряныя пряжки съ брильянтами, которыя могли оживить черное платье.
Пока герцогиня любовалась игрою брильянтовъ, ея придворная дама говорила то о томъ, то о другомъ: о господин Небелунг, который считаетъ за честь одолжить знатнымъ дамамъ свои книги, о господин Лессинг, который недавно написалъ премилую пьесу, о Геллерт, который составилъ исторію о нкоей шведской графин, отъ которой можно плакать, о новомъ рецепт изъ травъ, который очищаетъ кровь.
Герцогиня внимательно слушала свою подругу и радовалась, что прибытіе молодой королевы дало ей поводъ пріхать сюда и услыхать столько новостей.
У датскаго посланника въ Гамбург фрейгерра фонъ-Шиммельмана было довольно весело. Октябрьское солнышко весело освщало большой городъ, по узкимъ улицамъ котораго герцогиня всегда, начиная съ ранняго дтства, прозжала съ нкоторымъ страхомъ. Какъ старая благородная дама, она звала жителей Гамбурга не иначе, какъ купчишками. Однако она знала, что не одинъ высокомрный юнкеръ сидитъ въ своемъ родовомъ замк только благодаря этимъ купчишкамъ и что датскій король долженъ уже милліоны Гамбургу и собирается занять еще. По крайней мр, вчера объ этомъ говорилъ полковникъ Келлеръ, постившій ее. Эммелина также была знакома съ нимъ еще со времени пребыванія при брауншвейгскомъ двор, когда онъ былъ еще молодымъ офицеромъ. Теперь онъ иногда прізжалъ въ Гольштейнъ по дламъ и охотно навщалъ герцогиню въ ея Плонскомъ дворц. Онъ былъ довольно рзокъ въ манерахъ и не имлъ такого лоска, какъ датскіе придворные. Не даромъ онъ происходилъ изъ Помераніи, которая находится чуть ли не въ Россіи, и его король носилъ заштопанные чулки. Конечно, датскій король не могъ позволить себ ничего подобнаго, и когда ему нужны были деньги на игру и на шелковые камзолы, то онъ отправлялся въ Гамбургъ и занималъ здсь нсколько милліоновъ. Полковникъ ничего не имлъ противъ этого, такъ какъ иначе онъ не могъ бы получить своего жалованья, а его солдаты — своего довольствія.
Но и онъ, пожимая плечами, жаловался на хозяйничанье разныхъ любимцевъ, которые обходятся королю слишкомъ дорого.
Герцогиня была совершенно поглощена всми этими новостями, которыя пришли какъ разъ въ то время, когда она собиралась просить короля увеличить ея содержаніе. Пока старая парадная карета тихо плелась изъ Плона въ Гамбургъ, а карликъ онасъ въ бломъ парик важно сидлъ рядомъ съ кучеромъ, госпожа фонъ-Тоттъ размышляла о всемъ, что ей пришлось за послднее время слышать. Она была достаточно умна и видла, что семнадцатилтній король не можетъ управлять страной самостоятельно. Ей было небезызвстно, что въ стран замтно недовольство, даже въ дворянств, которое все-таки настроено въ тысячу разъ лучше, чмъ горожане и крестьяне.
У Шиммельмана былъ блестящій пріемъ, и об дамы встртили здсь не мало знакомыхъ, пріхавшихъ изъ своихъ мстъ по случаю прибытія королевы. Нашлось даже нсколько дальнихъ родственниковъ. Госпожа фонъ-Тоттъ весело болтала со многими изъ гостей, исторія которыхъ ея была такъ же хорошо извстна, какъ и имъ ея собственная.
Фрейгерръ фонъ-Шиммельманъ былъ радушный хозяинъ. Его большой домъ съ огромной залой и галереей въ первомъ этаж былъ раскрытъ настежь для гостей. На множеств столиковъ были накрыты приборы. Жаркія, пироги и вино въ такомъ количеств, что даже у герцогини запылали щеки, а глаза засверкали, чего уже давно съ ней не бывало. Она сидла за-столомъ высшей знати. Рядомъ съ ней сидлъ Карлъ Ранцау, сынъ ея сосда по Плону. То былъ высокомрный человкъ съ холоднымъ темнымъ лицомъ и безпокойно блестящими глазами. То, что о немъ разсказывали, было не особенно хорошо. Его жена ушла отъ него, онъ преслдовалъ чужихъ женъ и имлъ долговъ столько же, сколько волосъ іы голов. Но онъ отличался острымъ умомъ, служилъ по дипломатической части и усплъ добиться въ Россіи у императрицы Екатерины значительныхъ выгодъ для Даніи.
Такъ, по крайней мр, уврялъ сегодня онъ самъ, сильно нападая при этомъ на датскаго кабинетъ-министра графа Берншторфа, который, по его мннію, потерялъ умнье управлять страной.
— Но надюсь, они не думаютъ, графъ, что и дворянство должно платить налоги?— спросила герцогиня, для которой такого рода разговоръ былъ крайне непріятенъ и даже не совсмъ понятенъ.
Графъ Ранцау взглянулъ на нее своими колющими глазами.
— Вы полагаете, что у дворянства нтъ никакихъ обязанностей относительно государства? При чемъ же оно останется, если крестьяне не будутъ арендовать его земель, потому что ему приходится работать только на начальство и ему самому не остается ни одного шиллинга?
Герцогиня вздохнула. Прежде всего ей было прискорбно то, что ее не назвали ‘ваша свтлость’, а потомъ ей и самой не хотлось думать о томъ, что сказалъ Ранцау.
— Мн думается, что и дворянъ, и крестьянъ создалъ Господь Богъ, и ему было лучше извстно, что надо длать. Если вашъ батюшка уничтожилъ у себя въ Ашберг крпостное право, то это опасный экспериментъ, который не совпадаетъ съ божественной Премудростью. Нужно держаться разъ установленныхъ порядковъ, тмъ боле, что въ нашей страны вс были счастливы.
— Ну, не вс!— вскричалъ графъ, презрительно пожимая плечами.
Герцогиня ограничилась лишь негодующимъ взглядомъ и закрыла ротъ, который открыла только тогда, когда подали паштетъ изъ дичи.
Графзг Ранцау не разговаривалъ больше со своей сосдкой. Въ Кил недавно подвергли жестокому наказанію человка, осмлившагося сказать: горе этой стран! А въ Копенгаген повсили другого за какой-то пасквиль. Онъ долженъ былъ висть на вислиц цлый годъ для того, чтобы отпугивать своимъ видомъ тхъ, кто вздумалъ бы послдовать его примру. Тмъ не мене по рукамъ ходило стихотвореніе о томъ, какъ одинъ человкъ сдлался изъ королевскихъ лакеевъ надворнымъ совтникомъ и потомъ уврялъ всхъ, чти изъ королевскаго лакея можно сдлать кого угодно.
Нкоторые изъ гостей находили, что наказаніе было слишкомъ сурово, другіе одобряли образъ дйствія графа Берншторфа. Министръ, но ихъ словамъ, отличался добрымъ сердцемъ, но оскорбленіе государства и излюбленныхъ имъ учрежденій считалъ почти святотатствомъ.
— То-то онъ и пріютилъ у себя Клопштока, воспвающаго свободу,— замтилъ своимъ рзкимъ голосомъ графъ Рапцау.
Вс разсмялись, а баронъ Шиммельманъ, сидвшій за тмъ же столомъ, осторожно потеръ себ руки.
— Поэтамъ можно спустить многое,— сказалъ онъ, какъ бы извиняясь.— Имъ иногда приходитъ въ голову нчто такое, что потомъ доставляетъ удовольствіе многимъ, но чему никто не будетъ подражать. Господинъ Клопштокъ написалъ немало хорошихъ стихотвореній. И то, что его съ честью принимаетъ Данія, служитъ только честью этому государству.
Разговоръ о политик прескся. Молодые люди, сидвшіе за сосдними столами, также были очень далеки отъ подобныхъ важныхъ матерій.
Госпожа фонъ-Тоттъ нечаянно попала за столъ молодежи и потому могла слышать все, о чемъ тутъ заходили рчи. Особенно распространялся графъ Голькъ, который, не принадлежа ко двору королевы, тмъ не мене участвовалъ съ тайной миссіей при всемъ церемоніал ея прибытія. Онъ былъ очень красивъ въ своемъ бломъ атласномъ одяніи, и пальма первенства, безспорно, принадлежала ему. Онъ, очевидно, сознавалъ это, и манера, съ которой онъ держался, сидя напротивъ красивой молодой двушки, показывала, что онъ зналъ себ цну.
Онъ разсказывалъ о празднествахъ, которыя онъ устраивалъ для Короля, о французскихъ театральныхъ новинкахъ, которыя только что появились въ Париж, о комнатахъ, которыя онъ приготовилъ для короля въ увеселительномъ замк Фредериксборгъ, стараясь при этомъ показать, что онъ незамнимъ. Чмъ больше пилъ онъ французскаго вина, тмъ больше развязывался у него языкъ.
— Король Христіанъ желалъ, чтобы я пріхалъ сюда взглянуть на молоденькую англичанку,— продолжалъ онъ, слегка запинаясь.— Ma foi, у него вкусъ недуренъ. Въ Христіансборг у насъ была одна двица, у которой были также блокурые волосы, какъ и у англичанки, по она была несравненно красиве. Впрочемъ, я думаю, что Каролина еще разовьется. Это еще младенецъ. Плессенъ старается молчать, но я знаю, что въ первый же день Каролина плакала, такъ какъ ей не хотлось присутствовать на парадномъ обд. Король лопнетъ отъ смха, когда я разскажу ему всю эту исторію.
При этихъ словахъ онъ снова выпилъ стаканъ краснаго вина и уставился глазами на госпожу.фонъ-Тоттъ, которая сидла какъ разъ напротивъ него.
— Отчего вы смотрите на меня такъ странно?— съ неудовольствіемъ спросилъ онъ.
Ему хотлось вступить съ кмъ-нибудь въ споръ. Кром того, у него было какое-то предчувствіе, что онъ иметъ дло съ очень уступчивой особой.
Она кивнула ему головой и ласково отвчала:
— Я смотрю на васъ потому, что вспоминаю время, когда я носила васъ на рукахъ. То было лтъ двадцать слишкомъ тому назадъ. Дла вашей матушки были тогда не блестящи, и деньги были очень рдки въ вашемъ дом. Теперь обстоятельства перемнились. Милость короля, какъ солнце, позлащаетъ все. Ваша матушка имла сострадательное сердце. Она благодарила бы Всевышняго, если бъ ей пришлось жить около молодой королевы и устранить съ ея пути вс препятствія. Вдь для принцессы другой страны здсь не такъ-то легко оріентироваться.
Другіе гости, сидвшіе за столомъ, были очень довольны, что заносчивый фаворитъ получилъ наконецъ отпоръ. Самъ онъ лишь ворочалъ глазами, обдумывалъ отвтъ, но отвтъ этотъ вышелъ довольно плоскимъ.
— Англичанка говоритъ по-нмецки плохо, а это признакъ глупости,— промолвилъ онъ.
— Ну, языку она можетъ и научиться,— возразила старушка и засмялась, видя, что молодой человкъ грозно уставился на нее глазами.
— Вы изволили видть камеръ-юнкера Брандта? Онъ пользуется расположеніемъ короля и слыветъ весьма учтивымъ кавалеромъ.
Фаворитъ стукнулъ стаканомъ по столу.
— Я не знаю его!— вскричалъ онъ.— Да и расположеніемъ короля онъ вовсе не пользуется. Этотъ жалкій человкъ воображаетъ, что онъ знаетъ французскій языкъ. А между тмъ онъ не иметъ понятія о театр. Прямо скажу вамъ, сударыня, что если бы вы были мужчиной, я вызвалъ бы васъ на дуэль, ибо фамилія, которой не хочетъ слышать его величество, есть оскорбленіе для моего уха.
Онъ кричалъ такъ громко, что даже гости, сидвшіе за другими столами, стали оглядываться. Одинъ изъ молодыхъ камергеровъ подошелъ къ нему и сталъ успокаивать. Но Голькъ кричалъ еще сильне. Вдругъ онъ зарыдалъ. Его отвели въ другую комнату и оставили тамъ одного.
Скоро вс забыли объ этомъ маленькомъ происшествіи. Вс привыкли къ тому, что мужчины отъ вина приходятъ въ возбужденіе и не взвшиваютъ, какъ слдуетъ, свои слова.
За другимъ столомъ также произошелъ шумъ. Два кавалера поссорились изъ-за молодой двушки, которая робко прижималась къ матери. А баронъ Шиммельманъ только ходилъ, потирая руки, по комнатамъ и радовался, глядя, какъ везд уничтожали жаркое, паштеты и вино. Потомъ онъ съ поклономъ проводилъ до кареты герцогиню и ея придворную даму, выражая сожалніе, что он не захотли немножко сыграть въ карты. Об дамы были очень польщены.
— Я всегда проигрываю,— сказала герцогиня своей спутниц, когда карета тронулась домой.— Знаете, мн пришлось бы продать свою брильянтовую брошку, чего мн не хотлось бы длать. Мой браслетъ и дв золотыхъ шпильки перешли уже къ евреямъ.
Госпожа Тоттъ пробормотала про себя что-то не совсмъ понятное и закуталась въ шаль. Она также любила рискнуть въ карты, но играла очень расчетливо и нердко выигрывала нсколько талеровъ. И на этотъ разъ она была бы не прочь перекинуться въ картишки, но она знала, что, свъ за зеленый столъ, герцогиня забывала все на свт и вела весьма рискованную игру. Поэтому для нея благоразумне было воздержаться отъ игры, тмъ боле, что, съ одной стороны, у ней дйствительно не было денегъ, а съ другой — даже для поздки въ Альтону пришлось продать большую серебряную чашу.
Доморощенныя плонскія лошади бжали домой скоре обыкновеннаго. Въ Гамбург ихъ поставили въ конюшню, устроенную на англійскій манеръ, но не сочли нужнымъ дать имъ овса или сна, это обстоятельство привело ихъ въ дурное настроеніе, и старая парадная карета совершала такіе скачки, которые были небезопасны въ ея возраст. Старинныя, плохо освщенныя гамбургскія улицы быстро неслись мимо. Скоро показались и городскія ворота, которыя пора было запирать. Часы на колокольн пробили уже девять часовъ. Тмъ не мене карета изъ Плона успла прохать въ ворота. Старый бранчливый кучеръ гордо выпрямился на своемъ мст и такъ громко защелкалъ бичомъ, что нсколько пьяныхъ матросовъ, сидвшихъ въ кабакахъ на Гамбургской гор и наслаждавшихся свжимъ воздухомъ, разразились бранью. Одинъ изъ нихъ хотлъ даже вскочить на подножку, но кучеръ усплъ его оттолкнуть.
Но вотъ показалась и Альтона, вотъ и рынокъ возл ратуши, вотъ караулъ, отдающій честь обимъ дамамъ, при выход ихъ изъ кареты, вотъ и хозяинъ гостиницы, встрчающій ихъ съ поклонами.
— Въ такое позднее время, собственно говоря, не стоитъ пускаться въ путь,— заговорила герцогиня, не на шутку перепугавшаяся въ дорог, но ея гофмейстерина въ отвтъ позвала карлика и велла ему нести наверхъ шаль и вера.
— Шутъ бы его побралъ,— съ досадой проворчалъ кучеръ.— У Шиммельмана онъ только и длалъ, что сидлъ за бутылкой. И если онъ еще не пьянъ, то скоро напьется.
И съ этими словами плонскіе одры двинулись отъ подъзда. Ни ея свтлость, ни госпожа фонъ-Тоттъ не нашли въ этомъ ничего грубаго: вдь и кучера, и лошадей имъ одолжилъ плонскій почтмейстеръ, и отъ нихъ нечего было ожидать хорошихъ манеръ.
Не безъ огорченія, однако, об дамы отыскали занятыя ими комнаты. Герцогиня даже лишилась сна.А между тмъ завтра утромъ ей нужно было представиться королев. Ей было досадно, что она не попытала счастья въ игр. Поздка въ Альтону обошлась гораздо дороже, чмъ она это предполагала, и плонскому почтмейстеру придется еще долго ждать, пока ему заплатятъ за карету и лошадей.
Госпожа фонъ-Тоттъ спала лучше. Она поднялась на другой день довольно рано и, подойдя къ окну, увидла карлика онаса, который тихонько пробирался домой, грязный и ободранный. Она быстро сбжала внизъ и схватила карлика за шиворотъ какъ разъ въ тотъ моментъ, когда онъ собирался шмыгнуть въ свой подвалъ.
— Гд ты шатался?— рзко спросила она.
— Ахъ, ты, Господи!— карликъ готовъ былъ расплакаться и почесывалъ себ голову. Благо парика на ней уже не было.— Надо же когда-нибудь повеселиться, ваша милость, и выпить красненькаго винца, если представится случай. Вдь въ Плон не получишь ни вина, ни денегъ для его покупки. А когда получишь шиллингъ отъ самой королевы, то ужъ, конечно, безъ этого нельзя.
Онъ пытался было захныкать, но старая Эммелина стала разспрашивать его такъ добродушно, что онъ скоро выболталъ все. У Шиммельмана, посл ихъ отъзда, произошла за картами ссора, и графъ Голькъ, бывшій въ нетрезвомъ вид, вызвалъ на дуэль графа Ранцау. Поединокъ состоялся тутъ же на двор, и хотя шпаги имъ были даны совершенно безопасныя, тмъ не мене Голькъ ранилъ противника въ лвое плечо.
Разсказавъ обо всемъ, карликъ опять хотлъ было улизнуть, но госпожа фонъ-Тоттъ держала его крпко.
— А потомъ что было?
Онъ робко оглянулся кругомъ.
— Графъ Ранцау повситъ меня, если узнаетъ, что я говорю объ этомъ дл. Онъ очень золъ, что ему…
— Гд теперь графъ Ранцау?
— Здсь, въ Альтон, ваша милость. Я провожалъ его вмст съ человкомъ графа Шиммельмана и бгалъ за городскимъ врачомъ. Едва ли бы я разыскалъ его среди ночи, но мн указалъ дорогу къ нему городской сторожъ.
— Что же сказалъ медикъ?
— Онъ искусно зашилъ рану, и графъ остался очень доволенъ имъ. А какъ меня-то самого отдлали, ваша милость! Панталоны въ лохмотьяхъ, а камзолъ — сплошная дыра.
Карликъ началъ громко вздыхать, но госпожа фонъ-Тоттъ, недолго думая, запустила руку въ его карманъ и вытащила оттуда цлую горсть серебра.
— По дломъ теб и досталось,— сказала она, возвращая ему деньги.— Ты портной и легко можешь все это починить. Кстати зашей себ и ротъ на это время, а я ужъ тебя не выдамъ. А что было съ господами, то насъ не касается.

V.

На другое утро герцогиня Христина была принята королевой. Каролина-Матильда уже не плакала. Она встртила ее очень благосклонно и сказала ей нсколько милостивыхъ словъ, бросая время отъ времени взоры по направленію къ окну, гд стояла теперешняя ея любимица Минетта фонъ-Золенталь. Госпожа фонъ-Тоттъ, неизмнно сопровождавшая свою покровительницу, направилась тмъ временемъ къ племянниц.
— Все идетъ хорошо?— спросила она.
Минетта улыбнулась.
— Великолпно, тетя. Ея величество такъ милостива ко мн, какъ никто, даже…
Она оборвала фразу и покраснла.
Эммелина посмотрла на племянницу съ видомъ полнаго удовлетворенія, но не сказала ей ни одного ободряющаго слова.
— Я очень рада, что моя рекомендація пригодилась теб. Но счастливые дни проходятъ скоро, а у королей память очень коротка.
— Ихъ величество общали мн…— начала было Минетта, но въ эту минуту около нихъ зашуршало ярко-красное платье оберъ-гофмейстерины, которая доложила, что явилось духовенство привтствовать королеву. Аудіенцію герцогини пришлось сократить, такъ что госпожа фонъ-Тоттъ едва успла поцловать руку королевы, которая кивнула ей, какъ старой знакомой.
— Спасибо за Минетту,— сказала она и хотла еще что-то прибавить, но оберъ-гофмейстерина посмотрла на нее холодно и повелительно. Молодой королев каждый день приходилось чему-нибудь учиться. Такъ и на этотъ разъ она поняла, что она не принадлежитъ самой себ. Сдлавъ движеніе рукой, какъ бы отпуская обихъ дамъ, она придала своему лицу офиціальное выраженіе, какъ полагается при пріем духовенства.
Герцогиня осталась очень довольна своей аудіенціей: пока ее несли назадъ, она пустилась разсказывать о томъ, что ея величество общала постить ее въ Плон.
— Дай-то Богъ, чтобы она не вздумала остановиться надолго у насъ въ замк,— не могла не замтить госпожа фонъ-Тоттъ.
Лицо герцогини приняло смущенное выраженіе. Плонскій замокъ представлялъ собою огромное зданіе, но со времени смерти послдняго владльца онъ принадлежалъ по договору датской корон, и вдов владльца тамъ отводилось всего нсколько комнатъ. Остальныя помщенія были отведены подъ квартиры нсколькимъ старымъ чиновникамъ и придворнымъ съ очень пышнымъ родословнымъ древомъ и очень скуднымъ кошелькомъ.
Герцогиня, очевидно, не могла принять у себя короля съ супругой, по она быстро утшилась надеждой, что Каролина-Матильда и не прідетъ.
Чемоданы были уже уложены. Карликъ онасъ, проспавшійся посл вчерашнихъ похожденій, показалъ свои портновскіе таланты и очень ловко запаковалъ туда и атласное платье герцогини и тяжелый парчевой костюмъ ея спутницы.
Госпожа фонъ-Тоттъ прежде, чмъ двинуться въ обратный путь, еще долго странствовала по городу. Сначала она постила мать Минетты, но тамъ ее не приняли: хозяйка дома страдала ‘вапорами’. Отправившись дальше, старая Эммелина только плечами пожимала. Она знала эту даму еще тогда, когда она была двицей и носила фамилію Брандтъ. Въ то зремя никакихъ ‘вапоровъ’ за ней не водилось, да и держалась она много проще. Но, выйдя замужъ за такое важное лицо, какъ администраторъ Ранцау, она нашла боле правильнымъ поскоре отказаться отъ прежнихъ своихъ знакомыхъ. Кром того, ему, можетъ быть, было неловко передъ Эммелиной фонъ-Тоттъ посл того, какъ онъ, не стсняясь, далъ понять, что ея племянница Минетта фонъ-Золенталь — нищая и что онъ держитъ ее у себя только изъ милости. Однако ея племянница была ему очень полезна по хозяйству. Но такъ ужъ устроены люди: они обращаютъ вниманіе на вншній лоскъ и не спрашиваютъ о доброт сердца.
Съ такими мыслями старая дама путешествовала изъ улицы въ улицу. Октябрьское солнце свтило весело. Въ томъ мст, гд берегъ круто опускался въ рку, Эльба казалась голубой, а паруса розовыми. Но Альтона съ ея кривыми улицами и маленькими домишками не стала отъ этого краше. Впрочемъ, тамъ и сямъ возвышались изрдка довольно красивыя зданія, а церковь св. Троицы своей колокольней какъ бы призывала всхъ глядть на небо.
Тотъ, кто попадалъ въ Альтону изъ еще боле миніатюрнаго городка Плона, невольно испытывалъ удовольствіе при вид оконъ магазиновъ и даже аптеки Небелунга, гд были выставлены напоказъ нсколько флаконовъ съ красною жидкостью, набитое чучело бобра и скелеты какихъ-то рыбъ.
Госпожа фонъ-Тоттъ вдругъ вспомнила, что ей нужно спросить у аптекаря какого-то особеннаго чаю. И, не долго думая, она вошла въ аптеку.
Самого Небелунга здсь не было. Провизоръ-итальянецъ вжливо обратился къ ней и спросилъ, что ей угодно. Какъ разъ въ эту минуту вошелъ слуга въ ливре Рапцау и взялъ у аптекаря цлый пакетъ бинтовъ, воды для промыванія ранъ и тому подобныхъ матеріаловъ. Феррони о чемъ-то пошептался съ нимъ, и человкъ исчезъ такъ же быстро, какъ и вошелъ.
Госпожа фонъ-Тоттъ внимательно смотрла за всмъ, что происходило въ аптек. Она долго жила въ свт и привыкла все видть и все слышать.
— Графъ раненъ серьезно?— спросила она.
Итальянецъ отрицательно покачалъ головой.
— Не очень серьезно, насколько я знаю.
Онъ оглянулся и приложилъ палецъ къ губамъ.
— Господинъ городской докторъ запретилъ говорить объ этомъ случа.
— А вы, конечно, не осмлитесь ослушаться приказанія этого господина доктора?
Въ глазахъ Феррони блеснулъ огонекъ.
— Я обязанъ, исполнять его приказанія, ваша милость,— отвчала онъ.— Я здсь чужой человкъ, а Струэнзе скоро станетъ зятемъ хозяина.
— Онъ, говорятъ, очень искусный врачъ,— сказала, помолчавъ немного, госпожа фонъ-Тоттъ.
— Очень искусный, очень умный и очень…
Итальянецъ прошепталъ послднее слово. Госпожа фонъ-Тоттъ поспшила перемнить разговоръ. Она спросила о Дорхенъ, о книгахъ, которыя Небелунгъ читалъ своимъ гостямъ, и своимъ добродушнымъ видомъ мало-по-малу завоевала сердце молодого человка. Онъ какъ будто растаялъ и пустился говорить ей о себ, о своей прекрасной родин и о всемъ, что лежало у него на душ. Ясно было, что онъ любилъ Дорхенъ и ненавидлъ ея будущаго мужа.
— Не только свта въ окошк, что въ Альтон,— сказала Эммелина, вглядываясь въ его красивое смуглое лицо.— Въ Плон тоже есть хорошая аптека, есть аптека и въ Кил. Кром того, въ Копенгаген…
Она запнулась, какъ будто она что-то внезапно вспомнила. Общимъ правиломъ при двор было — давать совты только тогда, когда о нихъ просятъ, а Феррони не заикался объ этомъ ни слова.
Когда госпожа фонъ-Тоттъ добралась наконецъ до своей гостиницы, тамъ сидлъ молодой человкъ, котораго она оглядла довольно недружелюбно.
— Камеръ-юнкеръ Голькъ, вроятно, желалъ бы сдлать визитъ ея свтлости герцогин?— освдомилась она.
Тотъ, кого она спрашивала, долженъ быть волею-неволею отвчать.
— Я ищу здсь одного человка,— кратко отвчалъ онъ,— и не собираюсь безпокоить достопочтенную даму.
Госпожа фонъ-Тоттъ разсмялась.
— Карликъ онасъ сидитъ въ своемъ подвал и чинитъ свой костюмъ, который ему изорвали вчера ночью въ Гамбург. Онъ едва ли можетъ предстать передъ вами въ такомъ вид.
‘Я въ немъ не нуждаюсь’, хотлъ было сказать камеръ-юнкеръ, но слова засли у него въ горл, и онъ только посмотрлъ на свои розовые ногти.
— Вы никогда не были такъ злы на меня, какъ теперь, хотя я не сдлалъ вамъ ничего дурного. Наоборотъ, я могъ бы сдлать вамъ много хорошаго, ибо его величество оказываетъ мн свою благосклонность и я надюсь сохранить ее.
Онъ говорилъ плохо и быстро. Госпожа фонъ-Тоттъ пристально смотрла на него.
— Для меня лично не нужно никакихъ королевскихъ милостей, а если бъ я вздумала просить ее для себя, то никто не обратилъ бы вниманіе на мою просьбу. Если вы обратитесь ко мн съ просьбой, то я постараюсь ее исполнить. Ваша мать была очень добрая и умная женщина, о которой я люблю вспоминать.
Графъ Голькъ подошелъ къ ней поближе.
— Моя просьба въ томъ, чтобы вашъ слуга-карликъ какъ-нибудь не разболталъ чего-нибудь и не распространялъ нелпыхъ слуховъ, которые уже ходятъ по городу. Въ Гамбург ничего особеннаго не случилось.
— Только Карлъ Ранцау долженъ былъ обратиться за помощью къ хирургу,— сухо отвчала госпожа фонъ-Тоттъ,— Вы создали себ опаснаго врага, юнкеръ Голькъ. Онъ никогда ничего не забываетъ. Онъ генералъ-лейтенантъ, а вы только камеръ-юнкеръ.
— Да, только камеръ-юнкеръ!
И графъ Голькъ гордо закинулъ назадъ голову.
— Я пользуюсь благосклонностью короля, и пусть графъ Ранцау бережется, хотя онъ и генералъ. Его величество изволилъ прислать меня сюда для того, чтобы я могъ наблюдать со стороны за его супругой. А графъ Ранцау здсь только изъ любопытства и давно долженъ былъ бы находиться въ Норвегіи, куда его величество назначилъ его намстникомъ.
— Такимъ образомъ, вамъ нужно повидать въ этомъ дом не карлика онаса, а кого-то другого,— нетерпливо прервала его старая Эммелина и хотла пройти мимо него, но онъ крпко схватилъ ее за платье.
— Если вамъ уже извстно, что графу Ранцау пришлось прибгнуть къ помощи хирурга, то вы могли бы узнать еще больше. Только чтобы объ этомъ не разболтать. Этого не хочетъ самъ графъ, да и я далъ клятву блюсти тайну!_
— Вы глупцы,— съ гнвомъ воскликнула старая дама.— Честный поединокъ у насъ всегда считался хорошимъ дломъ, о которомъ смло можно говорить, и я не позволю никому замыкать себ ротъ, ни камеръ-юнкеру, ни генералъ-лейтенанту. Неужели мн отрубятъ голову, если я буду разсказывать въ Плон о поединк у Шиммельмана и прибавлю, что тамъ разные юнцы проигрываютъ сотни талеровъ, которыми ихъ наградилъ король.
Конрадъ Голькъ въ гнв хотлъ было возражать, но въ это время къ нимъ подошелъ какой-то молодой красивый человкъ и низко поклонился госпож фонъ-Тоттъ.
— Благоволите, ваша милость, разршить мн представиться вамъ и спросить, какъ изволитъ чувствовать себя ея свтлость герцогиня? Меня зовутъ Эневальдъ Брандтъ,— прибавилъ онъ, замтивъ, что старая дама пристально смотритъ на него.
Услышавъ его имя, она улыбнулась и протянула ему руку.
— Mon Dien! Я васъ и не узнала! Я часто видла васъ, когда вы были еще мальчикомъ. То было хорошее время, когда годы еще не давали себя чувствовать! Да и при двор были тогда лучшія времена. Какъ поживаетъ моя племянница Минетта?
Госпожа фонъ-Тоттъ говорила очень весело и продолжала крпко держать руку.камеръ-юнкера, на лиц котораго невольно отражалось пріятное изумленіе.
— Вы очень добры, встрчая меня такъ привтливо,— началъ онъ.— Я уже отвыкъ… ‘
Тутъ онъ замтилъ юнкера Голька, который стоялъ въ сторон, и остановился.
Госпожа фонъ-Тоттъ улыбалась еще веселе.
— Не желаете ли, господа, постить меня и выпить чашку чаю? Ея свтлости это тоже доставитъ удовольствіе. Она любитъ общество молодежи, и вы, господа, можете поговорить съ ней о Копенгаген. Вы вдь, кажется, друзья между собою?
Она съ улыбкой смотрла то на одного, то на другого, но графъ Голькъ ограничился только сухимъ поклономъ.
— Ваша милость позволитъ мн откланяться?
И онъ вышелъ припрыгивающими шагами, не кланяясь Эневальду Брандту. Онъ, видимо, старался даже не задть какъ-нибудь его шелковаго камзола.
— Какой тупица!— сказала госпожа фонъ-Тоттъ, когда Голькъ удалился.— Но теперь такъ ужъ повелось: кого не взлюбитъ король, тому всякая дрянь старается вспрыгнуть на шею. Пойдемте-ка въ мою комнату, поболтаемъ на досуг, я старуха любопытная и люблю все знать.
Скоро юнкеръ сидлъ уже въ уютной комнатк старушки передъ чашкой чаю и болталъ о разныхъ длахъ. Какъ ни охотно поддерживалъ онъ разговоръ, съ лица его не сходило сумрачное выраженіе.
— Я ни въ чемъ не виноватъ,— говорилъ онъ.— Я только предостерегалъ короля противъ Голька и его друзей. Христіанъ слабъ и забавляется мишурой и игрой.
— Вамъ бы лучше поискать счастья гд-нибудь въ другомъ мст,— добродушно говорила старая дама.— При двор можно попасть въ большую честь, но можно и пажить много непріятностей. Въ какомъ-нибудь Шлезвиг живется гораздо лучше. Можно подыскать себ жену и спокойно зажить своей семьей.
Камеръ-юнкеръ лишь тяжело вздохнулъ.
— Вы забываете, что человку, впавшему въ опалу, не такъ-то легко получить мсто въ провинціи. Кром того, у меня больше десяти тысячъ талеровъ долговъ, и я просто не знаю, какъ я ихъ уплачу. Нтъ, жизнь полна всякихъ огорченій. Лучше всего было бы вкусить напитка, посл котораго люди не просыпаются, а спятъ вчнымъ сномъ.
— А моя племянница Минетта?
Голосъ госпожи фонъ-Тоттъ звучалъ рзко. Юнкеръ въ отвтъ опустилъ голову на грудь.
— Да, все это очень печально,— промолвилъ онъ.
— Рохля,— чуть было не сорвалось у старой дамы, по она подавила восклицаніе.
Разговоръ велся односложно. Госпожа фонъ-Тоттъ уже не выказывала желанія сообщить герцогин о томъ, что у нея сидитъ юнкеръ. Послдній скоро поднялся и, сказавъ нсколько цвтистыхъ комплиментовъ, удалился.
— А время прошло очень пріятно!— говорила на другой день герцогиня, пока ея старая карета мелкой рысцой подвигалась по мягкой, песчаной голштинской дорог къ маленькой родной столиц. Даже ворчливый кучеръ сдлалъ довольное лицо, а сидвшій рядомъ съ нимъ карликъ онасъ, по своему обыкновенію, надулъ щеки и снисходительно поглядывалъ внизъ, когда какой-нибудь крпостной крестьянинъ, поравнявшись съ каретой, отвшивалъ низкій поклонъ.
Госпожа фонъ-Тоттъ не отвчала на вопросъ, и герцогиня начала снова:
— Прекрасно мы провели время. Я полагаю, что ея величество суметъ занять подобающее мсто. Какъ вы думаете?
— Я полагаю, что суметъ,— отвчала госпожа фонъ-Тоттъ. Она не продолжала разговоръ, и герцогиня прислонила голову къ изъденной молью подушк и погрузилась въ мысли, перешедшія скоро въ глубокій сонъ: она устала отъ всего, что ей пришлось за послднее время пережить, отъ жесткихъ постелей гостиницы, отъ дурныхъ мостовыхъ большого города, словомъ, отъ всего, что прошло передъ ней.
На голштинскомъ ландшафт ложился уже туманъ. Крупными каплями вислъ онъ на пожелтвшихъ листьяхъ буковъ и дубовъ и на соломенныхъ деревенскихъ крышахъ. Дорога тянулась черной грязной лентой. Она была не мощена, и на ней валялись груды камней. Большая часть деревень имли бдный, жалкій видъ: на крестьянскомъ сословіи чувствовалась тяжелая рука государства, отбиравшаго въ вид налоговъ у своихъ нижнихъ слоевъ все, что т зарабатывали. А что не успвало отобрать государство, то оставалось въ пользу благороднаго помщика и шло на пользу его пастуховъ и стадъ. Горе крестьянину, который ршился бы побить на своемъ пол господскаго пастуха или заколоть господскую свинью. За это онъ долженъ былъ умереть и притомъ иногда мучительной смертью.
Не лучше жилось и горожанину изъ мелкихъ обывателей, который былъ недоволенъ ршительно всмъ. Не только юнкеромъ, который обращался съ нимъ подчасъ довольно грубо, но и чиновниками, которые положительно мучали его. Высокомрный окружный начальникъ, большею частью изъ важныхъ баръ, заботился о длахъ своей округи очень мало, для этого существовали актуаріи, церковные смотрители, бургомистры. И вс эти чинуши, начавшіе свою жизненную карьеру лакеями какого-нибудь важнаго барина, выжимали изъ населенія все, что только могли.
Да, плохія тогда были времена и проповдники могли съ какой угодно елейностью говорить съ каедры о премудрости Всевышняго, который установилъ вс эти порядки:— результатъ былъ тотъ, что многіе изъ слушателей сжимали потихоньку кулаки и не находили ничего хорошаго въ томъ, что какой-нибудь церковный смотритель ставилъ на ставку все свое имущество, которое досталось ему по наслдству отъ родителей. Жаловаться, впрочемъ, никто не ршался, ибо всякій зналъ,-что правды искать негд.
Темныя были времена. Тяжело жилось тогда мелкому люду. Но сильные міра сего жили въ свое удовольствіе, не зная никакихъ заботъ и твердо помня, что такой порядокъ установленъ самимъ Богомъ. И если Онъ иногда и посылалъ непогоду, все же за пасмурными днями опять должно было заблестть солнце.
Такъ думала и госпожа фонъ-Тоттъ, пока почтмейстерскія клячи медленно и задумчиво тащились по болотистой дорог. Хотя она немножко и досадовала на то, что ей не удалось еще разъ повидаться передъ отъздомъ съ своей племянницей, тмъ не мене въ ея характер было надяться на лучшее и полагаться во всемъ на волю Всевышняго въ твердомъ упованіи, что Онъ пошлетъ всякія блага ей и ея приснымъ.

VI.

Герцогиня Христина и ея спутница были не единственные голштинцы, прибывшіе на торжество и теперь узжавшіе изъ Альтоны. Дня черезъ четыре разъхалось немало дворянъ-помщиковъ, которыхъ уже сталъ тяготить придворный блескъ. Пребываніе въ город было для всхъ накладно, особенно для тхъ, кто по вечерамъ садился за зеленое поле и беззаботно спускалъ денежки.
Впрочемъ, въ Альтон оставалось еще много прізжихъ, чмъ горожане были очень довольны. Юнкера держались по обыкновенію довольно заносчиво и грубо толкали горожанъ, если т не успвали дать имъ дорогу на улиц. Зато они не скупились на покупки и нердко оживляли затихавшую было торговлю.
Радовался дламъ и аптекарь Небелунгъ. Особенно его веселили нсколько крупныхъ покупокъ, сдланныхъ въ его аптек. Такъ, юнкеръ фонъ-Алефельдъ купилъ у него попугая изъ китайскаго фарфора, который уже нсколько лтъ стоялъ у него на окн.
— Я ужъ хотлъ было его выбросить въ кухню,— улыбаясь, говорилъ аптекарь городскому врачу,— эта глупая бестія надола мн своими вчно вытаращенными глазами, но юнкеръ выигралъ въ карты двсти талеровъ и выбросилъ мн тридцать изъ нихъ на прилавокъ. Нужно, видите ли, привезти жен что-нибудь порядочное. А г. фонъ-Руморъ взялъ у меня дв головы сахару и десять фунтовъ чаю и точно также сейчасъ же заплатилъ за нихъ. Десять фунтовъ чаю! Да этого хватило бы на цлый годъ и самому гамбургскому бургомистру!
Небелунгъ хотлъ бы продолжать дальше, но вдругъ замтилъ, что Струэнзе его не слушаетъ. Онъ стоялъ за конторкой, на которой писались рецепты, и въ задумчивости игралъ гусинымъ перомъ. Его лицо носило несвойственное ему выраженіе свтлой радости, и Небелунгъ обратилъ вниманіе на то, что его будущій зять былъ облаченъ въ срый камзолъ со свтлыми стальными пуговицами. На ше у него красовалось жабо изъ брабантскихъ кружевъ, которое ему было подарено въ знакъ благодарности какой-то богатой паціенткой.
Небелунгъ слегка ударилъ его по плечу.
— У васъ сегодня нарядный видъ.Видно, что у васъ сегодня хорошо на душ. Сегодня я имлъ честь быть принятымъ графомъ Ранцау. Онъ съ признательностью говорилъ о васъ и о вашемъ искусств. Его рана заживаетъ, лихорадка почти прекратилась. Это онъ приписываетъ вашему леченію.
— Вы видли графа?— сдержанно спросилъ Струэнзе.
— Конечно, конечно!— захихикалъ аптекарь. Мн нужно было обдлать съ нимъ одно маленькое дльце, и онъ присылалъ за мной.
Онъ нсколько высокомренъ, но вмст съ тмъ очень милъ и ужъ баринъ съ головы до ногъ. Если бы онъ самъ не вспомнилъ о двухстахъ талерахъ, которые я ему далъ взаймы года два тому назадъ, то, конечно, я никогда не ршился бы ему объ этомъ напомнить. Онъ скоро получитъ прекрасное имніе Ашебергъ, которое расположено въ глубин Гожитейна среди лсовъ и водъ. Если вы тамъ не бывали, то совтую какъ-нибудь туда създить. Особенно когда женитесь на Дорхенъ и захотите наслаждаться деревенской тишиной.
— Графъ приглашалъ меня къ себ въ Ашебергъ.
Голосъ штатъ-физика звучалъ довольно холодно, по Небелунгь не замтилъ этого и самодовольно погладилъ себя по гладко выбритымъ щекамъ.
— Это приглашеніе — немалая честь. Ранцау — это такая семья, которая не всякому идетъ навстрчу. Я очень радъ за васъ и за мою Дорхенъ, которую вы, конечно, возьмете съ собой. Разумется, въ томъ случа, если и ее пригласятъ, какъ я надюсь. Графъ очень расположенъ ко мн, что онъ сегодня явно далъ мн понять. За пятьсотъ талеровъ, которые онъ выигралъ у Голька, ему пришлось заплатить раненымъ плечомъ…
— Графъ не желаетъ, чтобы объ этихъ пустякахъ говорили,— съ такимъ раздраженіемъ прервалъ его Струэнзе, что аптекарь невольно поднялъ брови.
— Я знаю, знаю, господинъ штатъ-медику съ, но въ своей аптек я могу говорить о чемъ мн угодно, да и кром того…
Появленіе итальянца заставило его замолчать. Онъ занялся рецептами, читая ихъ съ большимъ вниманіемъ и длая при этомъ нужныя указанія провизору.
— Вотъ рецептъ бальзама для кожи. Онъ присланъ оберъ-гофмейстериной фонъ-Плессенъ съ отмткой, что здшній воздухъ вредно дйствуетъ на ея лицо и что этотъ бальзамъ нужно приготовить самымъ тщательнымъ образомъ. Повидимому, имъ будетъ пользоваться и ея величество королева, а также и настойкой изъ мяты. Нтъ ничего удивительнаго, что высокопоставленнымъ людямъ приходится прибгать къ микстурамъ. Они очень вредятъ себ излишней дой и питьемъ. Вчера въ Гамбург былъ парадный обдъ, который продолжался съ двухъ часовъ дня до четырехъ часовъ утра. Ихъ величества со свитой возвратились довольно рано, но выпито и съдено было немало. Позаботьтесь, синьоръ, о томъ, чтобы у насъ былъ запасъ настойки изъ сливъ. Она понадобится многимъ!
Такъ болталъ аптекарь, обращаясь къ своему провизору, который давалъ ему односложные отвты. А Струэнзе стоялъ у окна и съ неудовольствіемъ смотрлъ на Принцеву улицу. Она казалась ему сегодня особенно некрасивой съ ея маленькими островерхими домишками и изрытой мостовой. А между тмъ она была не хуже, чмъ была вчера. Напротивъ, теперь солнце ярко играло на окопныхъ стеклахъ, за которыми красовалась горшки съ розами.
Конечно, здсь было несравненно лучше, чмъ, напримръ, на большой Эльбской улиц, гд пахло сырымъ кофе и селедками и гд въ ‘Лондонской таверн’ бражничали матросы. Впрочемъ, въ ‘Лондонской таверн’ въ т времена останавливались и знатные господа, и самъ графъ Ранцау дожидался тамъ, пока подживала его рана, которую такъ искусно лечилъ Струэнзе.
Штатъ-физику впервые пришлось имть дло съ настоящимъ вельможей Даніи, который былъ посланникомъ въ Петербург и теперь отправлялся намстникомъ въ Норвегію.
Правда, графъ Ранцау до сихъ поръ не былъ озаренъ королевской милостью или, точне говоря, его недолюбливалъ кабинетъ-министръ графъ Берншторффъ. Но сегодня его судьба круто измнилась, и въ будущемъ году графъ могъ разсчитывать сдлаться министромъ въ самомъ Копенгаген. Тотъ, кто суметъ ему понравиться, тоже можетъ подняться высоко.
— Намъ нужно также запастись валеріановыми каплями,— продолжалъ Небелунгъ.— Дамамъ он очень нужны.Вчера еще приходили за ними отъ жены пріора…
При этихъ словахъ Струэнзе сдлалъ столь рзкое движеніе, что стеклянная воронка упала съ прилавка и разбилась вдребезги.
— О, о!— съ сожалніемъ воскликнулъ аптекарь, глядя на куски.
— Пусть подберетъ все это провизоръ,— сказалъ Струэнзе, безъ церемоніи отталкивая своего будущаго тестя.— Это его дло. За этимъ онъ здсь и приставленъ.
Слегка кивнувъ всмъ головой, онъ собирался уже выйти на улицу, какъ вдругъ ему навстрчу показалась Дорхенъ. Она со служанкой ходила на рынокъ и теперь несла полную корзину провизіи и зелени. Подъ широкой англійской шляпой она казалась такой юной и свжей, что даже угрюмое лицо Струэнзе просвтлло.
— Ты не лнишься,— покровительственно сказалъ онъ.— Надюсь, что и свое хозяйство ты будешь вести хорошо. Можетъ быть, сегодня вечеркомъ я зайду еще разъ взглянуть на тебя.
Онъ погладилъ двумя пальцами по щекамъ Дорхенъ и ушелъ такъ быстро, что даже не замтилъ Гину Сольбей, которая тоже шла съ рынка и сопровождала Дорхенъ до угла. Она только насмшливо поглядла ему вслдъ.
— Ну, если бъ мн навстрчу попался мой Кришанъ, то онъ такъ бы поцловалъ меня, что по всей улиц было бы слышно. Вотъ какова настоящая-то любовь!
— Но въ нашемъ кругу это не принято,— возразила Дорхенъ, остановившаяся на ступенькахъ лстницы поболтать.
— А это принято давать къ ужину вчерашнюю пригорвшую кашу, какъ длаетъ моя хозяйка? Я набила себя кашей, потому что была голодна, но скоро буду жаловаться на нее оберъ-пастору. Да и бьетъ она меня здорово. Ну, отчего же иной разъ не доставить себ удовольствія, но побои каждый день… да еще каша… это ужъ черезчуръ много для христіанской души!
— Гина, ты не должна говорить такъ про своихъ господъ,— увщевала ее Дорхенъ, но та только качала головой.
— Ахъ, Господи, и знатные люди говорятъ о своихъ господахъ. Вчера ея милость громко бранила короля за то, что онъ знать не хочетъ юнкера Брандта. И то, что она говоритъ о корол, я могу говорить о ней самой. А о королев она говоритъ, что она совсмъ еще глупый ребенокъ. А все это происходитъ оттого, что ея милость была допущена къ королевской рук всего одинъ разъ, а ея племянница каждый день вызжаетъ съ королевой. Вчера она получила въ подарокъ шелковую ленту, а позавчера кольцо.
— Мн очень бы хотлось посмотрть на королеву,— со вздохомъ сказала Дорхенъ.— Но намъ недоступна такая честь.
— Разумется, недоступна. Хотя есть такіе горожане, которымъ приходится быть около королевы. Разв вы не видли фрейлейнъ Раухенбахъ, которая состоитъ при королев въ Копенгаген? А вдь когда-то она жила здсь! Господи, тамъ идетъ юнкеръ Брандтъ! Если онъ меня увидитъ и пожалуется своей матери, то быть мн опять битой!
Гина бросилась въ сторону. Юнкеръ Брандтъ подошелъ къ Дорхенъ и вжливо ей поклонился. Онъ зналъ ее, зналъ и то, что докторъ Струэнзе собирается жениться на ней.
— Какъ пріятно видть m-lle Небелунгъ столь свжей и веселой,— галантно сказалъ онъ.— А какъ свадьба? Господинъ штатъ-физикъ долго еще будетъ ждать!
Дорхенъ была смущена. Однако ей было пріятно, что ее знаетъ такой важный господинъ.
— Докторъ Струэнзе больше думаетъ о другихъ длахъ, чмъ о своихъ личныхъ обстоятельствахъ,— отвчала она поспшно.— Ему много приходится хлопотать не только съ графомъ Ранцау, но и съ другими паціентами.
Эневальдъ Брандтъ сначала хотлъ было только пройти мимо аптеки и заговорилъ съ Дорхенъ такъ, мимоходомъ. Но теперь онъ остановился и пристально сталъ смотрть на нее своими темными глазами.
— Графъ Ранцау заболлъ?
— Насколько я знаю, онъ слегка раненъ. Впрочемъ, объ этомъ нельзя говорить.
— Конечно, нельзя,— весело улыбаясь, сказалъ Брандтъ.— О такихъ вещахъ всегда лучше помалкивать.
И онъ сдлалъ такое лицо, что Дорхенъ вдругъ почувствовала къ нему полное довріе.
— И подумать только, что такого высокопоставленнаго человка ранилъ графъ Голькъ!— продолжала она дале.— Онъ совсмъ еще молодой человкъ. Однажды онъ пилъ ликеръ у насъ въ аптек. Я была очень рада, когда онъ ушелъ. Ну, а тотъ вдь генералъ-лейтенантъ и скоро будетъ намстникомъ. И замокъ Ашебергъ у Плонскаго озера скоро достанется ему.
— Да, онъ, конечно, знатный баринъ, но лучше быть отъ него подальше.
Эневальдъ все еще стоялъ у аптеки и мимо лица Дорхенъ смотрлъ на пустынную улицу. Наконецъ онъ отвсилъ ей низкій поклонъ, словно какой-нибудь знатной дам, послалъ ей воздушный поцлуй и съ задумчивымъ видомъ пошелъ дальше своей дорогой, навстрчу полковнику Киллеру съ нсколькими офицерами, которые нарушили тишину улицы своими громкими разговорами и бряцаніемъ сабель. Обыватели робко давали имъ дорогу. Нсколько любопытныхъ мальчишекъ шли за ними по пятамъ.
Эневальдъ, холодно поклонившись, хотлъ было пройти мимо, но полковникъ Коллеръ остановился посреди улицы и окликнулъ его.
— Неужели мы видимъ васъ, господинъ камеръ-юнкеръ? Я уже давно ищу васъ, но вы словно въ мышиную норку спрятались.
— Домъ г. фонъ-Золенталя не мышиная норка,— сухо отвчалъ Брандтъ.
Онъ остановился на зовъ, но ясно видлъ, что другіе офицеры, бросавшіе на него холодные взгляды, съ удовольствіемъ прошли бы мимо.
Но полковникъ крпко держалъ его за плечи.
— Sacr nom de Dieu, разв мы не встрчались съ вами въ Копенгаген, когда вы были еще пажомъ у Юліаніи-Маріи, а я держалъ дворцовый караулъ у Фридриха Пятаго? Разв то не были хорошія времена, когда люди не забавлялись еще подобными дтскими игрушками? Если я тогда могъ здороваться съ вами, то, конечно, могу сдлать это и теперь, несмотря на то, что вы сидите въ мышиной нор и никуда оттуда не выглядываете. Почему жъ бы я не могъ поступать такъ? Разв потому, что…
И съ этими словами онъ поглядлъ вслдъ своимъ товарищамъ, которые уже повернули въ одинъ изъ переулковъ. Полковникъ былъ одинъ.
— Чортъ возьми!— пробормоталъ онъ недовольно.— Они уже поспшили скрыться. А вдь король не будетъ спрашивать, не разговаривали ли они съ вами? Онъ можетъ вспомнить объ этомъ только тогда, когда другіе напоютъ ему объ этомъ въ уши. Итакъ, какъ поживаете? Не собираетесь ли опять перебраться въ Копенгагенъ? Тамъ будетъ очень весело. Нашей молодой королев нужно показать, что въ Даніи только и длаютъ, что поютъ и танцуютъ. А вы на это большой мастеръ. Помните, какъ въ Киршгольм играли въ барашки и король Фридрихъ насъ стадо, а королева Юліанія-Марія бгали за нимъ, словно комнатная собачка? Она была ревнива, да и справедливо. Но мы вс смялись и не предавались мрачнымъ мыслямъ. Теперь все перемнилось на свт.
— Почему же?— спросилъ Эневальдъ Брандтъ.
Онъ шелъ рядомъ съ полковникомъ, который, однако, не пошелъ на оживленную Мельничную улицу, какъ, повидимому, сначала хотлъ, а завернулъ въ одинъ изъ переулковъ, круто спускавшійся къ гавани. Можетъ быть, это произошло безсознательно, по Брандтъ, впавшій въ немилость, почувствовалъ себя обиженнымъ, и лицо его приняло мрачный оттнокъ.
А полковникъ Коллеръ продолжалъ болтать.
— Почему все перемнилось-то? Да потому, что на престол теперь другой король, почти мальчикъ, который нердко можетъ поступать совершенно, какъ ребенокъ, и радоваться, какъ дитя, разнымъ штукамъ, которыя продлываютъ его друзья. Sacr nom, мн-то это все равно — я солдатъ и обучаю своихъ молодцовъ, но и мн непріятно все-таки, что король едва подаетъ руку своей мачех. Она не была зла къ нему, когда онъ былъ еще ребенкомъ. Напротивъ…
Онъ запнулся, отставъ въ сторону и по военному поднявъ свою треуголку.Эневальдъ также снялъ шляпу и сдлалъ низкій поклонъ.
Оба они пришли въ гавань, гд повозки торговцевъ перегоняли одна другую. Былъ какъ разъ день, когда изъ окрестностей съзжались рыбаки и крестьяне. Первые привозили только что пойманную свжую рыбу, а т уголь и фрукты. Среди этой суеты двигался открытый придворный экипажъ, въ которомъ сидла молодая дама, весело смотрвшая на все окружающее. Она была не одна. Рядомъ съ ней неподвижно сидла пожилая дама, а напротивъ нея молодая двушка и пышно одтый господинъ, на лиц котораго было написано высокомріе и скука.
Одна изъ телгъ съ зеленью опрокинулась по средин дороги, и ея товаръ валялся какъ разъ передъ придворнымъ экипажемъ. Кучеру пришлось даже пріостановить лошадей. Столпившійся народъ узналъ молодую королеву и закричалъ ура. Она кланялась на об стороны и привтливо улыбалась. Городовой стражъ тмъ временемъ усплъ расчистить дорогу, и экипажъ двинулся дальше.
Полковникъ Коллеръ надлъ свою треуголку и погладилъ свои нафабренные усы.
— Красивая женщина!— снисходительно промолвилъ онъ,— И какъ привтливо кланяется! Данія можетъ поздравить себя, да и его величество король тоже. Но Плессенъ, видимо, ворчитъ себ подъ носъ. Веселе всхъ мн показалась молоденькая фонъ-Золенталь, сидвшая напротивъ. Это ваша родственница, господинъ камеръ-юнкеръ? Плессенъ пригласила ее въ качеств комнатной служанки и, кажется, удачно. По крайней мр, Каролина-Матильда повеселла.
— Служанка — это не совсмъ удачное выраженіе,— строго сказалъ Брандтъ.
Полковникъ пожалъ плеча мн.
— Ну, скажемъ — камерфрау. Будетъ все то же самое. Но я радъ, что фрейлейнъ довольна. Старая фонъ-Тоттъ ужъ постаралась объ этомъ. Она-то ужъ знаетъ всю подноготную придворной жизни и настолько умна, что, кром маленькаго пенсіона и комнаты въ Плонскомъ дворц, уже не требуетъ ничего отъ жизни.
— И ваше честолюбіе ограничивается только этимъ?— насмшливо спросилъ Брандтъ.
Полковникъ опять пожалъ плечами.
— Не совсмъ! Я бы хотлъ подняться еще немного на служебной лстниц, а тамъ посл трудовъ можно будетъ и отдохнуть. Однако мн нужно догонять моихъ офицеровъ. Очень радъ былъ васъ встртить. Можетъ быть, скоро опять увидимся.
Полковникъ впалъ въ разсянность. Можетъ быть, видъ оживленной гавани далъ другое направленіе его мыслямъ, заставивъ его вспомнить, что не совсмъ безопасно разгуливать съ опальнымъ, или, можетъ быть, это произошло оттого, что ему захотлось показать Эневальду, что онъ ему теперь не пара. Онъ вдругъ сдлалъ крутой поворотъ, снисходительно поклонился и быстро пошелъ вверхъ по улиц.
Эневальдъ остался въ гавани. Онъ смотрлъ на лнившуюся у пристани воду и слдилъ глазами за караваномъ купеческихъ судовъ, которыя на всхъ парусахъ выходили въ Сверное море. Когда-то ему очень хотлось самому совершить морское путешествіе. Но ему это не подобало. Онъ долженъ былъ учиться носить шлейфъ придворнымъ дамамъ и танцевать съ ними менуэтъ. Морской воздухъ и запахъ дегтя — это удлъ простого народа въ непромокаемыхъ сапогахъ и толстыхъ курткахъ, съ загорлыми отъ втра лицами.
Когда Эневальдъ вернулся въ домъ своего вотчима, къ нему навстрчу попалась его мать, еще красивая женщина съ мягкими чертами лица и красноватыми глазами. Сынъ хотлъ посторониться и избгнуть встрчи: мать всегда жаловалась, что онъ испортилъ ея жизнь. На этотъ разъ она взяла его за руку и повела въ свою комнату.
— Я получила письмо отъ Погвичеи изъ Бимолена,— сказала она.— Они приглашаютъ тебя на охоту на оленей и кабановъ. Съ ихъ стороны это очень любезно, что они вспомнили обо мн и не спрашиваютъ о томъ, въ милости ли мы при двор.
Госпожа фонъ-Золенталь говорила довольно быстро. Она откинулась на свое канапе и нюхала флаконъ, висвшій у нея на пояс на серебряной цпочк. Она сдлала глубокое вдыханіе и промолвила:
— Черезъ недлю ты уже долженъ быть въ Бимолен.
Оневальдъ не распространялся много. Между нимъ и матерью никогда не существовало особой близости. Она отдала его въ чужія руки, кода онъ былъ еще мальчикомъ. Отца онъ едва зналъ. Съ вотчимомъ его связывали только чисто вншнія отношенія. Отчимъ радушно открылъ Брандту свой домъ и ничмъ не показывалъ, что юнкеръ, впавшій въ немилость, для него не то же самое, что юнкеръ, бывшій въ сил. Онъ былъ настоящимъ джентльменомъ и хотлъ имъ быть всегда. Было ли когда-нибудь такое время, когда Эневальдъ сидлъ на колняхъ у матери, которая гладила бы его волосы? Увы! Этого не было. Другіе придворные часто говорили о своихъ матеряхъ, разсказывая, какъ они вмст играли и молились,— Эневальду нечмъ было вспомнить свое дтство.
— Отвчай же на мой вопросъ, Эневальдъ,— сказала госпожа фонъ Золенталь.— Годится ли для охоты твой зеленый костюмъ и шелковые чулки? У Погвичей есть дочери, да, вроятно, будутъ и постороннія дамы. Тамъ найдутся невсты для тебя съ хорошимъ приданымъ, а ты долженъ самъ приглядывать себ невсту. Теб уже пора и жениться, а у кого есть хорошее имніе, тотъ не нуждается въ королевскихъ милостяхъ.
— Я не желаю высматривать,— коротко отрзалъ Брандтъ.
Мать зорко взглянула на него.
— Tant pis pour vous, monsieur! Не мшало бы постараться свить себ собственное гнздо. Годы идутъ, а отъ ожиданія не молодютъ.
Эневальдъ не отвчалъ. Только брови у него сдвинулись.
Госпожа Золенталь встала и подошла къ окну, изъ котораго была видна вся улица.
— Вотъ стоитъ докторъ Струэнзе,— сказала она такимъ тономъ, который ясно показывалъ, что ей хотлось говорить совсмъ о другомъ.— Прекрасный человкъ, которому я обязана своимъ здоровьемъ. Жаль, что онъ не изъ дворянъ, а то онъ былъ бы подходящимъ женихомъ для нашей Минетты.
— Онъ уже помолвленъ!— раздраженно замтилъ сынъ.
— Ну, не онъ одинъ бывалъ помолвленъ съ одной, а женился на другой,— отвчала мать, пожимая плечами. Впрочемъ, для него дйствительно лучше жениться на какой-нибудь простой двушк изъ Альтоны.
— Минетта…— началъ было Эневальдъ, но мать только руками замахала.
— Не будемъ лучше говорить о ней. Она прекрасная двушка, и я рада, что она сумла снискать благоволеніе королевы. Впослдствіи ея величество будетъ, конечно, обходиться и безъ нея. Вдь ея придворный штатъ ждетъ ее въ Копенгаген. Объ ней забудутъ, какъ и о всхъ. Дай Богъ, чтобъ для нея нашелся мужъ, который бы взялъ на себя заботу о ней. Но позволь опять вернуться къ прежнему. Въ порядк ли твой зеленый костюмъ? Не позвать ли портного, чтобы осмотрть его?
— У меня нтъ денегъ на покупку другого, если этотъ окажется плохъ,— съ плохо скрываемыхъ раздраженіемъ крикнулъ Эневальдъ.
Мать тяжело вздохнула.
— Mon Dien! Придется просить за тебя у моего мужа. Ахъ, Эневальдъ! Позжай на охоту и присмотри себ двушку побогаче.

VII.

Пока юнкеръ Брандтъ съ неудовольствіемъ слушалъ рчи матери, королева и Минетта фонъ-Золенталь бесдовали о любви. Дворъ только что вернулся изъ Гамбурга, гд ея величеству были показаны вс достопримчательности. Шиммельманъ принималъ здсь горячее участіе. Дло не обошлось, конечно, безъ крпкихъ винъ и горячихъ блюдъ, которыя такъ подйствовали на гофмейстерину фонъ-Плессенъ, что, по примру графу Ботмера, она сочла за лучшее немного прилечь.
Каролина-Матильда и ея фрейлина сидли одн въ небольшой комнат, выходившей окнами на Эльбу. Т нсколько дней, пока Каролина-Матильда была королевой, уже наложили на нее особую печать. Она держалась бодре и не обнаруживала уже тоски по родин, по крайней мр передъ своей гофмейстериной. Но, оставаясь наедин съ Минеттой, она забывала о своемъ достоинств, танцовала по всей комнат и любила говорить о забавныхъ или страшныхъ происшествіяхъ. Королева не разъ описывала забавныя увеселенія при англійскомъ двор и разсказывала своей фрейлин о тамошнихъ пирушкахъ и птушиныхъ бояхъ. Ея братъ, король Англіи, пилъ много, а его пэры и лэди не отставали отъ него, истребляя пиво кружка за кружкой и смясь грубымъ шуткамъ, которыя королева повторяла, не отдавая себ отчета въ ихъ смысл. Но и страшные разсказы сильно занимали его. Тутъ главную роль играли привиднія и любовь.
— Несомннно, Минетта, существуютъ такіе духи, которые заботятся о влюбленныхъ,— говорила королева.— У насъ есть замокъ, въ которомъ умираютъ вс мужчины, если они перестаютъ быть врными своимъ женамъ. Не что, чтобы они были убиты. Но у нихъ появляется болзнь, отъ которой они уже не могутъ вылечиться. А болзнь эта происходитъ оттого, что на нихъ кладетъ свою руку умершій старый графъ.
— А если жены не сохраняли врности?— спросила Минетта, съ улыбкой всматриваясь въ выразительное лицо королевы, которая сидла на кресл, глядя передъ собой широко раскрытыми глазами.
Королева покачала головой.
— Мужчины чаще нарушаютъ врность, говорила моя мать. А ей лучше было знать. Ну, такъ вотъ. Если они нарушали врность, старый графъ приходилъ къ нимъ въ Чеквудскій замокъ и клалъ имъ на сердце свою руку.
— Но, можетъ быть, они дйствовали осторожно и уже не возвращались въ этотъ замокъ,— со смхомъ замтила Минетта.
Королева посмотрла на нее съ упрекомъ.
— Ты не должна быть такой легковрной, Минетта. Впрочемъ, я замтила, какъ ты покраснла, когда тамъ остановился молодой человкъ съ полковникомъ. Онъ не очень красивъ и у него печальные глаза, а между тмъ твои щеки стали красны, какъ кровь.
— Я люблю его, ваше величество,— отвчала Минетта:— хотя онъ и не красивъ и хотя король удалилъ его отъ себя. Но любовь не спрашиваетъ, красивъ ли человкъ, или нтъ, въ чести онъ, или въ опал.
Ея голосъ задрожалъ. Каролина-Матильда придвинулась къ ней поближе.
— Это правда, Минетта. Истинная любовь не справляется о такихъ мелочахъ. Моя подруга Гвендолина также говоритъ это. Она любитъ одного человка, котораго король, мой братъ, выслалъ изъ Лондона, потому что онъ ему непріятенъ. Но Гвендолин это все равно и теб, должно быть, все равно. А я скажу моему мужу о твоемъ возлюбленномъ. Онъ вернетъ ему свое благоволеніе, и ты опять будешь весела. Только не плачь, Минетта. На что же я и королева, если я не могу помочь теб?
— Я бдна,— рыдая, говорила Минетта.— И его мать никогда не согласится на нашъ бракъ
— Ахъ, вотъ какъ!
И королева гордо подняла голову.
— Я скажу королю, что я этого желаю, и онъ долженъ будетъ пополнить мое желаніе. Онъ дважды писалъ мн, одинъ разъ по-нмецки, другой разъ по-французски, что онъ очень любитъ меня. И вотъ теперь онъ долженъ будетъ доказать свою любовь. Не плачь же, Минетта.
Минетта уже овладла собой.
— Извините, ваше величество, мое волненіе,— начала было она.
Королева прервала ее движеніемъ руки.
— Мн и самой приходилось не разъ плакать. Не отъ любви, а потому, что пришлось разстаться съ моей родиной и очутиться среди чужихъ людей.
Она снова омрачилась, но Минетта вспомнила свою обязанность — утшать ее.
— Ваше величество будете очень счастливы въ брак,— поспшно сказала она.— Король очень милостивъ. Если онъ удалилъ отъ двора камеръ-юнкера Брандта, то это, можетъ быть, не его вина. Около него много придворныхъ, которые добиваются его милости. Да, король очень милостивъ,— повторяла она, видя, что Королина-Марія смотритъ на нее вопросительно.
— Очень ли буду я любить его?— спросила шопотомъ королева. Она схватила сдланный на слоновой кости и оправленный въ золото портретъ, стоявшій около нея на стол. Портретъ представлялъ молодого человка въ пышномъ придворномъ плать, со звздой на груди. Онъ смотрлъ еще мальчикомъ. Лицо его носило холодное выраженіе и не говорило ничего.
Королева смотрла на него съ почтеніемъ и механически повторяла:
— Король очень милостивъ, очень милостивъ…
Вдругъ он об разсмялись, хотя смшного ничего не было. Изъ сосдней комнаты раздался сухой кашель, означавшій, что оберъ-гофмейстерина оправилась наконецъ отъ сладкихъ гамбургскихъ винъ. Хотя въ томъ, что старая дама среди дня принесла свою жертву Морфею, не было ничего забавнаго, тмъ не мене королева захлопала въ ладоши отъ удовольствія и разсказала, какъ поступаютъ при англійскомъ двор съ лордами, которые чувствуютъ слабость, когда это не должно быть. Самое меньшее ихъ обливали холодной водой, а если королю приходила фантазія, то онъ изыскивалъ для нихъ другія наказанія. Однажды онъ веллъ одть провинившагося въ саванъ и положить въ уставленный свчами гробъ. Когда лордъ пришелъ въ себя, онъ закричалъ отъ ужаса и хотлъ выскочить изъ гроба, но опрокинулъ на себ горящую свчу. Стружки, на которыхъ онъ лежалъ, вспыхнули, и прежде, чмъ успли подать ему помощь, онъ получилъ такіе ожоги, что на слдующій день скончался.
Исторія была не изъ веселыхъ, и королева, разсказывая ее, не разъ замолкала. Она призналась, что король потомъ весьма раскаивался въ этой продлк, но все-таки онъ былъ король, и все, что онъ длалъ, было хорошо.
Минетта также разсказала какую-то исторію, не съ столь печальной развязкой, такъ что, когда гофмейстерина появилась, наконецъ, съ заспаннымъ лицомъ, королева и ея фрейлина весело смялись. Гофмейстерина не любила, чтобы смялись за ея спиной, и хотя и терпла присутствіе Минетты, зная, что никто другой не можетъ облегчить ей ея службу, тмъ не мене твердо ршила про себя, что ея величество должна забыть о Минетт, лишь только она покинетъ Альтону.
Два дня спустя докторъ Струэнзе снималъ повязку съ руки графа Ранцау. Рана хорошо заживала, и черезъ нсколько дней отъ нея не должно было быть и слда. Врачъ искусно вытянулъ раненую руку, массировалъ нсколько ослабвшіе мускулы, показывая слуг, какъ нужно это длать. Онъ весь ушелъ въ свое дло, и его лицо хранило спокойное сосредоточенное выраженіе.
Время отъ времени графъ стискивалъ отъ боли зубы и вполголоса произносилъ бранныя слова. Какой-нибудь мускулъ еще долго будетъ болть,— читалъ онъ на лиц врача и нарочно улыбался.
— Вы отлично сдлали свое дло,— сказалъ онъ наконецъ, когда рука опять висла на перевязк.— Sapristi! Такой уколъ — и можетъ причинить такую чертовскую боль. Я рекомендую васъ другимъ придворнымъ, которымъ какой-нибудь олухъ проткнетъ животъ. Эта каналья Голькъ,— тутъ графъ пустилъ громкое ругательство, показавъ свои острые зубы.— Придетъ время, и я покажу этому господинчику…
Струэнзе поспшилъ успокоить его.
— Eh bien, monsieur, за картами это часто случается. Я выигралъ у Голька пятьсотъ талеровъ, и у него были причины сердиться на меня. Но я ничмъ не провинился передъ нимъ. Да, наконецъ, я много старше его, я уже сановникъ,— а онъ лишь франтъ, у котораго молоко на губахъ не обсохло. Но юнцамъ принадлежитъ міръ, какъ это мы видимъ на нашемъ корол, котораго я еще недавно держалъ на колняхъ и спасалъ его отъ воспитателя Ревентлова, который каждый день грозилъ ему плеткой. А теперь этотъ юнецъ уже король и супругъ. Да, господинъ медикъ, времена мняются, и у кого на плечахъ четыре десятка лтъ, тому нельзя показываться на блый свтъ.
— Въ такомъ случа, у меня еще впереди десять лтъ, въ теченіе которыхъ солнце должно свтить для меня,— отвчалъ Струэнзе.
Ранцау посмотрлъ на него еще боле покровительственно.
— Вамъ тридцать лтъ? Кто знаетъ? Въ этомъ городк вы, можетъ быть, еще долго будете разъзжать съ своей докторской сумкой. Старитъ придворная жизнь.
— Ну, меня бы она не состарила,— возразилъ Струэнзе.
Графъ сдлалъ знакъ слуг, который что-то длалъ около окна.
— Принеси графинъ портвейну и два стакана.
Октябрьская погода измнилась. Солнце скрылось, и дождь хлесталъ въ окна ‘Лондонской гостиницы’. Въ хорошіе дни въ нихъ была видна вся Эльба, но сегодня надъ ней вислъ густой туманъ.
Съ рки то и дло неслись звуки сиренъ или звонъ колокола, привязаннаго къ мачт судна.
— А votre sant,— сказалъ графъ, наливая стаканъ вина и чокаясь съ докторомъ.— Эта марка недурна. Это очень полезно для здоровья. Ужъ поврьте мн. Не длайте такого лица, какъ будто я вливаю въ себя какой-нибудь ядъ. Итакъ, вы полагаете, что жизнь при двор не могла бы состарить васъ?
— Я это такъ сказалъ, не вдумываясь,— въ смущеніи отвчалъ Струэнзе.
Графъ насмшливо посмотрлъ на него.
— Съ виду это очень красиво, не правда ли? Шелковые камзолы, ордена и каждый день шь и пей до отвалу. Народъ на улицахъ кланяется до земли. Словомъ, придворные чувствуютъ себя какими-то богами.
— Конечно, вы не изволите думать, чтобы я имлъ на это какіе-нибудь виды,— сталъ оправдываться Струэнзе.
Паціентъ слегка ударилъ его по плечу.
— Mon Dieu, почему же нтъ? При двор бываютъ люди, которые начинаютъ свою карьеру самымъ удивительнымъ образомъ, напримръ, придворными лакеями. Кто уметъ вертться во вс стороны и кланяться…
— Это искусство мн незнакомо,— рзко отвчалъ докторъ и хотлъ что-то еще прибавить, но въ это время дверь отворилась, и лакей громко доложилъ:
— Полковникъ фонъ-Коллеръ!
Графъ Ранцау, развалившійся было въ своемъ кресл, едва усплъ выпрямиться, какъ полковникъ вошелъ въ комнату.
— Какой пріятный сюрпризъ, г. полковникъ!
— Я хотлъ освдомиться о вашемъ здоровь, г. генералъ-лейтенантъ. Прошу извинить, что не сдлалъ этого раньше, но служба при двор очень тяжела и не скоро освободишься.
Графъ и полковникъ обмнялись нсколькими любезностями. Фонъ-Коллеръ прислъ къ столику. Принесли еще одинъ графинъ и третій стаканъ.
Тутъ графъ замтилъ, что Струэнзе стоялъ въ сторон и никто не обращалъ на него вниманія.
— Это мой докторъ, г. Струэнзе,— небрежно промолвилъ онъ.— Благодаря ему, моя подагра, которая, какъ вамъ извстно, вдругъ меня схватила, теперь уже прошла.
Выпуклые глаза Коллера скользнули по рук графа, которая была на перевязи. Онъ тяжело приподнялся со стула и сдлалъ легкій поклонъ.
— Очень радъ познакомиться съ вами. Можетъ быть, вы и мн пропишите что-нибудь противъ этой мерзкой подагры, которая засла у меня въ большомъ пальц. Ну, знаете, этотъ портвейнъ иметъ свои достоинства.
Онъ сдлалъ большой глотокъ, вытянулъ ноги и сталъ разглядывать комнату. Дождь продолжалъ съ силою хлестать въ окно. Въ комнат пылалъ огонь. Мебель въ комнат была краснаго дерева и очень опрятна.
— Вамъ, графъ, живется здсь недурно,— сказалъ онъ.— Лучше, чмъ намъ въ этомъ оберъ-президентскомъ дом, гд вс комнаты биткомъ набиты народомъ. Я буду очень радъ, когда мы наконецъ доставимъ королеву въ объятія ея супруга. Каждый день сыплются все новые приказы, а оберъ-гофмейстерина надувается, какъ, съ позволенія сказать, ворона въ павлиньихъ перьяхъ, а графъ Ботмеръ, сопровождающій ея величество, едва отвчаетъ на поклонъ.
— Вотъ прелести придворной жизни,— отвчалъ графъ, пожимая плечами.— Что же вы, докторъ, не садитесь? Да и стаканъ вашъ пустъ! Подвиньтесь немного, полковникъ, и дайте мстечко моему милому эскулапу.
— Съ удовольствіемъ.
Полковникъ втянулъ въ себя свои длинныя ноги, которыя онъ вытянулъ было передъ стуломъ Струэнзе, и не то насмшливо, не то добродушно взглянулъ на доктора. Видно было, что у того мысли витаютъ гд-то далеко. Впрочемъ, онъ быстро встрепенулся и сталъ извиняться, что онъ долженъ оставить ихъ. Онъ не допилъ своего вина, хотя графъ самъ подалъ ему стаканъ, и такъ быстро простился, что это бросилось въ глаза полковнику.
— Этотъ господинъ, должно быть, за что-то сердитъ на васъ, графъ,— сказалъ онъ, снова длая глотокъ изъ стакана.
Ранцау громко засмялся.
— Вы просто великолпны, полковникъ. Неужели вы думаете, что, прервавъ мою бесду съ. врачомъ и не оказавъ ему должной учтивости, вы не могли взбсить его?
— Что же я ему сдлалъ?
Полковникъ сдлалъ удивленное лицо.
— Вы протянули ноги передъ его стуломъ, такъ что онъ даже не могъ ссть.
— Какой-нибудь фельдшеръ…— началъ было полковникъ, но графъ быстро перебилъ его:
— Полковникъ, мы здсь не въ Пруссіи, а въ Даніи. Кром того, этотъ господинъ мой докторъ и потому иметъ право на вжливое обращеніе.
Лицо полковника налилось кровью. Онъ проглотилъ отвтъ и забормоталъ что-то такое, что походило на извиненіе. Затмъ онъ съ искусственной живостью заговорилъ о двор, о скандальныхъ исторіяхъ, составлявшихъ въ то время въ Копенгаген злобу дня. Сначала графъ Ранцау слушалъ его довольно невнимательно, но мало-по-малу заинтересовался сплетнями и сталъ смяться.
Ранцау и Коллеръ познакомились давно, когда полковникъ только еще вступилъ въ датскую службу. Ранцау иногда помогалъ этому померанскому юнкеру и словомъ и дломъ.
Полковникъ не долго засидлся въ гостяхъ. Въ изысканныхъ выраженіяхъ онъ скоро простился съ графомъ, пожелавъ ему скорйшаго выздоровленія отъ подагры, и вышелъ на мокрую отъ дождя и грязную улицу.
День начиналъ уже меркнуть, и въ дверяхъ ‘Англійской гостиницы’ былъ зажженъ масляный фонарь, который втеръ раскачивалъ во вс стороны. Онъ давалъ весьма слабое освщеніе, и полковнику не разъ пришлось споткнуться прежде, чмъ онъ достигъ собственнаго жилища. Онъ шелъ и бранился на то, что ему пришло въ голову постить графа Ранцау. Надобности въ этомъ для него никакой не было, ибо Ранцау долженъ былъ хать въ Норвегію, и графъ Берншторффъ будетъ очень недоволенъ, когда узнаетъ, что онъ еще сидитъ въ Альтон. По всей вроятности, будетъ недоволенъ и король, если это дло будетъ представлено ему въ надлежащемъ освщеніи. Стало быть… тутъ полковникъ поскользнулся и во всю длину растянулся на грязной улиц. Испуская ругательства, онъ хотлъ было быстро вскочить на ноги, но снова поскользнулся и опять очутился бы въ грязи, если бы его но поддержала чья-то сильная рука.
— Ventre saint gris!
Полковникъ, когда бывалъ въ раздраженіи, бранился всегда по-французски.
— Проклятая погода и анаемская грязь! Тутъ можно сломать себ шею прежде, чмъ сообразишь, въ чемъ дло. Благодарю тебя, мой другъ. Не можешь ли ты мн помочь обчиститься. Я грязенъ, какъ свинья!
— Если г. полковнику угодно будетъ постить скромное жилище фельдшера, то я прикажу своей служанк привести ваше платье въ порядокъ,— отвчалъ Струэнзе съ легкой насмшкой.
Полковникъ продолжалъ сердиться на него, хотя сердиться было не на что.
— Благодарю васъ, милостивый государь! Я не буду утруждать васъ своимъ присутствіемъ, тмъ боле, что я уже дома.
Между тмъ Струэнзе при свт фонаря отыскалъ треуголку полковника, валявшуюся въ грязи, и съ легкимъ поклономъ подалъ ее владльцу. Тотъ, въ свою очередь, вжливо поклонился ему.
— Покорнйше благодарю.
И, несмотря на скользкую дорогу, онъ быстро пошелъ впередъ, пока наконецъ не достигъ съ ругательствами дома президента, гд ему была отведена комната.
— Терпть не могу этого фельдшера!
То же самое думалъ и Струэнзе про полковника. Сойдя внизъ къ Эльб, онъ въ гнв остановился и подставилъ подъ дождь свое разгоряченное лицо. Онъ привыкъ, чтобы и знатные люди обращались съ нимъ вжливо, а тутъ явился какой-то офицеришко, который вздумалъ показывать надъ нимъ свою спесь. Докторъ мрачно смотрлъ на безпокойно бившіяся волны. Вдругъ неизвстно откуда у него явилось желаніе богатства, почестей, славы, которыхъ никто не могъ доставить здсь въ Альтон.
Раздраженный, онъ повернулъ въ одну изъ улицъ и скоро увидлъ красный фонарь, висвшій у аптеки Небелунга. Это успокоило его, и ему даже стало пріятно погрузиться въ спокойную жизнь простого горожанина.
Прежде, чмъ войти въ аптеку, Струэнзе остановился передъ окномъ въ свинцовой оправ и сталъ смотрть въ аптеку. За однимъ изъ столиковъ сидлъ какой-то молодой щеголь и наливалъ себ изъ двухъ бутылокъ по очереди ликеръ. Струэнзе не долго смотрлъ на этого постителя и перевелъ глаза на провизора Феррони, который стоялъ за прилавкомъ и показывалъ какую-то картину Дорхенъ, стоявшей около него.
Ровный свтъ масляной лампы освщалъ всю эту сцену. Глубокія тни ложились на личико Дорхенъ, которое казалось отъ этого старше и таинственне. У нея были даже какъ будто заплаканные глаза, или, можетъ, это только такъ казалось.
Струэнзе большими шагами вошелъ въ аптеку и, ни слова не говоря, взялъ картину.
— Что тутъ такое?— строго спросилъ онъ.— Неужели нтъ ни пилюль вертть, ни пластырей намазывать.
Итальянецъ молча устремилъ на него испытующій взоръ, а Дорхенъ смущенно засмялась.
— Господинъ Феррони и я разсматривали видъ Копенгагена. Графъ…— и она указала на молодого человка за столикомъ, насмшливо смотрвшаго на всю эту сцену.
— Да, да, любезнйшій,— прогнусилъ онъ.— Это моя картинка, и я принесъ ее показать этой двушк и этому черномазому малому. Въ Копенгаген не весело, но если этотъ провизоръ пожелаетъ катать свои пилюли тамъ, то я охотно возьму его съ собой. Онъ уметъ приготовлять хорошія румяна и пудру съ пріятнымъ запахомъ. Такіе люди всегда могутъ мн пригодиться.
Струэнзе узналъ въ немъ графа Голька, любимца короля, который осмлился ранить самого графа Ганцау и которому за это ровно ничего не было.
Онъ сухо поклонился.
— Моей невст незачмъ разсматривать виды чужихъ городовъ, тмъ боле, что это отвлекаетъ провизора отъ работы!
Графъ Голькъ посмотрлъ на него высокомрно.
— Повидимому, г. медикъ довольно строгъ. Мн кажется, что такая прелестная особа заслуживала бы лучшаго обращенія, а провизоръ самъ суметъ приготовить хорошіе духи…
Струэнзе повернулся къ нему спиной.
— Дорхенъ, пойдемъ наверхъ къ твоимъ родителямъ.
И онъ увелъ ее изъ аптеки.
Голькъ хотлъ вскочить и уже схватился за кинжалъ, но, овладвъ собою, слъ и осушилъ еще стаканъ.
— Это грубіянъ,— сказалъ онъ провизору, пожимая плечами:— на вашемъ мст, любезнйшій, я бы…— и онъ сталъ смяться, говоря что-то шепотомъ.
— Двушка не любитъ его,— вдругъ прибавилъ онъ.— Она для него слишкомъ проста.
Синьоръ Феррони отвчалъ не сразу.
— Я ненавижу его!— тихо промолвилъ онъ наконецъ.
— Въ такомъ случа позжайте въ Копенгагенъ. Тамъ вы скоро забудете ваши непріятности. Хорошенькихъ женщинъ и тамъ сколько угодно. Он живо вытснятъ у васъ изъ памяти и хозяина и этого медика. Если вы не получите мсто въ придворной аптек, то найдется другое мсто. Король — мой другъ.
Онъ говорилъ снисходительнымъ тономъ, какъ будто желая утшить провизора. Конрадъ Голькъ не былъ дурнымъ человкомъ, но его испортило пребываніе при двор. Итальянецъ забавлялъ его.
Феррони стоялъ передъ нимъ неподвижно.
— Ну, какъ же?— спросилъ онъ его, слегка дотронувшись пальцемъ до его груди.— На дняхъ я черезъ Киль возвращаюсь ко двору. Хотите хать со мной? Тогда дайте мн знать.
Когда онъ вышелъ, Феррони долго не трогался съ мста. Опомнившись, онъ сталъ за прилавокъ и съ яростью началъ катать пилюли и составлять микстуры.
Онъ не слыхалъ, какъ кто-то тихими шагами вошелъ въ аптеку и положилъ ему руку на плечо. То была Дорхенъ.
— Не сердитесь, синьоръ,— прошептала она.— Докторъ не думаетъ о васъ ничего дурного. Онъ только очень разстроенъ.
Итальянецъ не отвчалъ, и она подошла поближе.
— Узжайте съ графомъ,— поспшно прошептала она.— Вы тамъ разбогатете и пріобртете извстность. Ужъ поврьте мн.
— А вы?— спросилъ Феррони, глубоко заглядывая ей въ глаза.
Дорхенъ тяжко вздохнула.
— Я? Я должна оставаться здсь, готовить приданое и ждать, пока доктору будетъ угодно назначить свадьбу. Можетъ быть, будущей весной я тоже пріду въ Копенгагенъ. Тамъ у меня есть родственникъ въ придворной аптек. Кром того, можетъ быть, оберъ-насторъ дастъ мн рекомендательное письмо къ своей сестр, которая состоитъ при вдовствующей королев. Тогда мн, пожалуй, удастся заглянуть и во дворецъ.
Ея розовое личико потянулось къ итальянцу, который вдругъ схватилъ ее за голову и покрылъ ее поцлуями.
— Синьоръ! Синьоръ!
Дорхенъ едва могла освободиться отъ итальянца, но тотъ радостно улыбался.
— Не сердитесь, фрейлейнъ! Когда-нибудь это должно было случиться, ибо я люблю васъ и люблю сильне, чмъ эта холодная тварь. И…
Слова застряли у него въ горл. Дорхенъ окаменла: по средин комнаты стоялъ Небелунгъ и изумленными глазами смотрлъ на эту сцену. Казалось, у него тоже слова замерли на язык. Воспользовавшись этимъ, Дорхенъ выскользнула изъ аптеки, такъ что оба мужчины замтили ея отсутствіе тогда, когда ея уже не было.
— Синьоръ, вы должны оставить мой домъ!— строго сказалъ аптекарь.
Итальянецъ пробормоталъ что-то въ свою защиту, но Небелунгъ поднялъ руку.
— Молчите, синьоръ. Складывайте ваши вещи и благодарите Бога, что я мягкій человкъ и не люблю скандаловъ, а то…
Феррони прервалъ его:
— Благодарите Бога, если медикъ не женится на вашей дочери! Возьмите меня вмсто него! Я сумю сдлать ее счастливою и буду носить на рукахъ. Я буду длать эссенціи и вкусные ликеры лучше васъ!
— Вкусные ликеры!— разсердился было Небелунгъ, но быстро овладлъ собою.— Вы съ ума сошли. Убирайтесь отсюда, какъ можно скоре.
На слдующее утро Дорхенъ заперлась въ своей комнат и не вышла проститься съ итальянцемъ. Аптекарь холодно разсчитался съ нимъ.
— Желаю вамъ найти гд-нибудь лучше мсто, чмъ у меня,— не безъ ехидства сказалъ онъ.
Феррони связалъ свои узелки и укатилъ съ Голькомъ въ Копенгагенъ.
Королева также простилась съ Альтоной. Кареты, доверху нагруженныя чемоданами и корзинами, потянулись изъ приэльбскаго городка къ мстечку Пинненбергу, гд бургомистръ уже приготовилъ для королевскаго кортежа обдъ. Такъ было и дальше, и въ каждомъ городк ждалъ королеву уже приготовленный столъ. Чиновники побогаче платили за пышные обды изъ своего кармана, у кого не было своихъ денегъ, т старались ихъ выжать изъ горожанъ и крестьянъ. И всякій, кому приходилось принимать королеву, требовалъ для себя повышенія или ордена.
Ничего этого Каролина-Матильда не замчала. Въ Альтон она успла отдохнуть отъ продолжительнаго морского путешествія, и настроеніе ея сдлалось опять веселымъ. Но когда дло дошло до прощанія съ Минеттой, она стала горько плакать. Не помогла и маленькая нотація, которую ей прочла по этому поводу Плессенъ, напоминавшая ей о прощальной рчи, которую она должна была сказать высшему духовенству, явившемуся проводить ее. КаролинаМатильда плакала и просила, чтобы Минетта сопровождала ее въ Копенгагенъ! Но объ этомъ не могло быть и рчи. Въ Копенгаген ее ждали придворныя дамы, а Минетта должна была оставаться у своихъ родныхъ. Оберъ-гофмейстерина говорила съ ней очень сухо, и королев приходилось подчиниться. Она обняла Минетту, съ которой успла подружиться, поклонилась духовенству, бургомистру и народу и поспшно сла въ карету.
Стоявшіе кругомъ еще разъ прокричали привтствіе, конные гвардейцы пришпорили лошадей, и блестящій кортежъ двинулся въ путь. За нимъ долго еще бжалъ народъ, и много лтъ спустя пожилые люди вспоминали еще, какъ ласково глядла на нихъ королева, какое на ней было платье — зеленое, бархатное, и какая шляпа съ перомъ.
Минетта фонъ-Золенталь съ минуту постояла у окна оберъ-президентскаго дома и стала медленно сходить по лстниц. Блестящіе дни миновали, наступали опять срые будни. Но королева общала не забыть о Минетт въ Копенгаген, и, конечно, короли свято держатъ свои общанія!
— Изволите скучать?— спросилъ ее полковникъ Коллеръ. Онъ стоялъ въ дверяхъ и почтительно поклонился, когда молодая двушка появилась на порог.
Минетта отвтила не сразу. Она взглянула на его обгорлое отъ втра лицо и плотне надла свой плащъ.
— Было очень весело,— сказала она на половину безсознательно
Полковникъ молча подошелъ къ ней.
— Городъ можетъ себя поздравить, что все сошло такъ хорошо,— говорилъ онъ.
Минетта не отвчала, комкая свой плащъ. Ей было холодно и хотлось плакать.
— Да, наступаетъ ужъ зима, и скоро здсь опять все затихнетъ,— продолжалъ онъ.— Вамъ слдовало бы побывать въ Копенгаген, гд есть всякія развлеченія.
Его грубый голосъ звучалъ добродушно, и молодая двушка чувствовала, что онъ къ ней расположенъ. Но самъ онъ не имлъ для нея ничего привлекательнаго.
Она-остановилась и стала смотрть кругомъ.
— За мной хотлъ зайти Эневальдъ Брандта.
— Знаете,— конфиденціально началъ онъ,— оставьте въ поко этого господина. Въ немъ мало проку, по крайней мр для васъ. Это просто втреникъ.
— Вы говорите такъ потому, что Брандтъ попалъ въ немилость, поспшно сказала Минетта, но офицеръ громко разсмялся.
— Parbleu! Я вдь не изъ придворныхъ! Мн самому приходилось бесдовать съ юнкеромъ. Увряю васъ, что онъ не представляетъ для васъ ничего завиднаго.
Тутъ ему пришлось прекратить бесду: по улиц медленно шелъ къ нимъ навстрчу Эневальдъ Брандтъ. Онъ былъ одтъ очень нарядно и держалъ въ рукахъ палку съ золотымъ набалдашникомъ.
Полковникъ ршилъ свернуть въ другую улицу.
— Au revoir, мы, вроятно, еще увидимся съ вами. Я не забуду о васъ.
Онъ яростно зашагалъ въ сторону, а Эневальдъ Брандтъ, поздоровавшись съ Минеттой, спросилъ:
— Что нужно этому померанскому медвдю? Вроятно, онъ хотлъ полакомиться медомъ съ вашихъ губокъ?
— Не знаю,— отвчала Минетта.— Онъ предостерегалъ меня противъ васъ.
— Противъ меня?— засмялся камеръ-юнкеръ. Что же такое онъ говорилъ?
— Я не помню теперь, Эневальдъ. Не бойтесь, я не врю ему. Мы вдь принадлежимъ другъ другу, не такъ ли?
Она съ любовью взглянула ему въ глаза.
— Конечно, конечно, дорогая моя,— отвтилъ Брандтъ, схватывая ея руку.— Какъ только я освобожусь отъ зврей и охоты, я сейчасъ же напишу вамъ. Я вдь долженъ проститься съ вами. Разумъ говоритъ, что я долженъ слушаться матери.
Его голосъ звучалъ ласково.
— Вы узжаете? Вы узжаете отъ меня? И какъ разъ тогда, когда я остаюсь въ одиночеств?
Эневальдъ пожалъ плечами.
— Я долженъ хать. Впрочемъ, я, можетъ быть, скоро и вернусь, на радость намъ. Вы, вдь, говорили обо мн королев. Можетъ быть, облака, омрачающія мою жизнь, разсются.
Минетта поникла головой.
— Я хотла было поговорить о васъ, Эневальдъ, но королева не поняла меня и перешла на другія вещи. Но она общала мн…
— Вы не подумали обо мн!
Брандтъ пожалъ плечами.
— Вамъ было хорошо, вы и не вспомнили обо мн, на котораго никто не обращаетъ теперь вниманія. Вс женщины таковы.
Эневальдъ чувствовалъ себя обиженнымъ или длалъ видъ, что онъ обиженъ, и не слушалъ того, что ему говорила Минетта. Молодой двушк приходило въ голову, что онъ уже не любитъ ее боле, ей становилось досадно, и она горделиво подняла голову.
Тихій осенній денекъ мягко освщалъ красныя крыши домиковъ. На Эльб медленно плыли суда, направляясь къ ея устью. Въ воздух слышенъ былъ крикъ улетавшихъ журавлей. Все было какъ-то печально и уныло.
Минетта стояла у окна и потускнвшими глазами смотрла на улицу. На ней было ея обычное будничное платье. Все, что она видла и слышала, было также будничное. Пока племянница ея мужа удостаивалась быть при королев, госпожа фонъ-Золенталь молча сносила ея присутствіе, но теперь, когда все миновало, безъ церемоніи давала ей понять, что она бдная двушка и зависитъ всецло отъ ея расположенія къ ней.
— Я рада, что и теб удалось повеселиться,— говорила она.— Но, надюсь, ты понимаешь, въ чемъ теперь заключаются твои обязанности. Нужно будетъ сварить варенье изъ айвы, а сливы посолить. Надюсь, ты сдлаешь это, какъ слдуетъ. Мое здоровье не совсмъ хорошо, да, кром того, я безпокоюсь за сына, которому нужно будетъ похать къ богатымъ помщикамъ, гд есть богатыя невсты. Да, жизнь не такъ-то легка и налагаетъ на насъ много обязанностей.
Минетта отлично понимала тетку. Все должно быть кончено между Эневальдомъ и ею. Въ то время, пока она была у королевы, тетка, очевидно, подготовила, какъ слдуетъ, Эневальда. Онъ понялъ, что для него лучше жениться на богатой и перестать говорить о любви.
Пока эти мысли одолвали Минетту, въ кухн слышенъ былъ веселый смхъ Гины Сольбей. Еще недавно хозяйка отхлестала ее плетью. Но она опять была весела и довольна. Впрочемъ, у нея былъ ея Еришанъ, и она была уврена въ его крпкой любви.
Минетта закрыла лицо руками и горько заплакала. Впрочемъ, тетка скоро опять позвала ее и прочла ей цлую лекцію о томъ, какими качествами должна отличаться всякая бдная племянница.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

I.

Четыре зимы пронеслись надъ Датскимъ королевствомъ. Четыре раза расцвтали на лугахъ желтые кувшинчики и прилеталъ изъ Египетской земли аистъ Адебаръ, на обязанности котораго лежали заботы о продленіи человческаго потомства. Въ королевской колыбели къ радости всей страны лежалъ маленькій принцъ. Ольденбургскій королевскій домъ, состоявшій до сихъ поръ изъ короля Христіана и его брата, далъ новый отпрыскъ и можно было надяться, что у королевской четы будетъ еще много принцевъ и принцессъ.
Такъ говорили пасторы съ своихъ каедръ, такъ говорили высшіе чиновники на публичныхъ засданіяхъ. Въ ‘Меркуріи’, издававшемся въ Альтон, и въ ‘Датской Королевской Газет’ писалось о томъ, какъ счастлива Данія и какъ прекрасно она управляется. Никто, конечно, не ршался съ этимъ спорить.
Госпожа фонъ-Тоттъ тихо ковыляла подъ руку со своей племянницей Минеттой фонъ-Золенталь по направленію къ замку Плонъ. Иногда она громко вскрикивала, ибо ее жестоко мучала подагра. Но такъ какъ она знала, что при подагр длается легче, если не обращать на нее вниманія, то она нарочно преодолвала себя и только испускала иногда недостойныя христіанской души проклятія.
— Не морщись, Минетта,— говорила она, стоная.— Иногда побранишься и станетъ легче, ч:о отъ твоего лекарства. Только это обходится дешевле. Надюсь, что Господь Богъ не прогнвается за то на меня, ибо Онъ знаетъ, что я твердо исполняю христіанскій долгъ въ наши злыя времена. Надюсь также попасть со временемъ въ небесныя обители, гд, наврно, будетъ не такъ холодно, какъ въ Плонскомъ замк.
— Но зима ужъ прошла, тетушка. Теперь чудная весна, соловьи поютъ, и растенія уже въ цвту.
Голосъ Минетты сталъ мягче, чмъ былъ прежде, четыре года тому назадъ. На ея красивомъ, немного постарвшемъ лиц лежала тнь скорби. Ея длинные блокурые волосы не были напудрены, а простое ситцевое платье, плотно облегавшее ея стройную фигуру, не блистало свжестью. Но на нее пріятно было смотрть, какъ она вела старую даму, стараясь, чтобы та не попала въ какую-нибудь ямку и шла по солнышку. Вотъ почему молодой человкъ, одтый во все черное и повстрчавшійся имъ навстрчу, мечтательно посмотрлъ на нее своими черными глазами и хотлъ было заговорить съ нею. Госпожа фонъ-Тоттъ готова была уже остановиться, но племянница мягко повлекла ее дале.
— Почему такъ?— съ досадой бормотала тетя Эммелина.— Ты могла бы отнестись къ претенденту по любезне. Это сынъ хорошихъ родителей, и у него есть свое состояніе, которымъ по ныншнимъ временамъ пренебрегать не приходится.
— Раньше вы утверждали что претендентъ на руку это ужъ послднее средство для женщины благороднаго происхожденія,— попыталась отшутиться Минетта.— Къ тому же г. Писторіусъ мн не пара. Въ него уже давно влюблена дочь бургомистра, и ему слдовало бы обратить взоры въ другую сторону.
— Послднее средство! Quelle ide!
И г-жа фонъ-Тоттъ двинулась такъ быстро, что едва не задыхалась.
— Разв мы вс не замтили, какъ на Рождеств прізжалъ въ Плопъ, только ради тебя, полковникъ фонъ-Колдеръ… и жилъ у насъ три дня чуть не въ передней, пока твоя угрюмая физіономія не заставила его удалиться въ Ашебергь къ графу Ранцау, съ которымъ онъ и устроилъ страшную попонку? Мужчина всегда начинаетъ длать глупости, если женщина не направитъ его на путь истинный.
— Тетушка, вы знаете, что я терпть не могу фонъ-Коллера.
— Да, да, тетушка знаетъ, что одна глупая двушка все еще вздыхаетъ по камеръ-юнкер, о которомъ ни слуху, ни духу съ тхъ поръ, какъ умеръ его вотчимъ, а мать переселилась въ Киль, гд она и выставила падчерицу за дверь. Боже всемогущій! Если бы я могла предвидть, что надворная совтница Брандтъ, превратившись въ г-жу фонъ-Золенталь, окажется столь жестокосердой, то я бы не помогала ей деньгами, да и подарки отъ королевы Юліапіи ко дню второго брака она не получила бы. Я думаю, что она изъ числа тхъ новомодныхъ дамъ, которыя не будутъ посыпать себ главу пепломъ по случаю кончины супруга.
Тетушка Эммелина любила поговорить, и Минетт оставалось только спокойно ее слушать. На этотъ разъ она невольно замтила, что старушка никакъ не могла отдышаться, и на углу улицы должна была сдлать передышку. Тутъ стоя, та скамейка, на которую она и опустилась, устремивъ свои взоры на маленькій городокъ, среди котораго возвышался замокъ, на рку, лса и луга. Майское солнышко весело играло на молодой зелени, птицы громко пли, чайки съ крикомъ носились надъ водной поверхностью. Можно ли было ходить съ печальнымъ лицомъ тамъ, гд природа облекалась въ праздничный нарядъ, и скорбть о томъ, что было уже четыре года тому назадъ?
Г-жа фонъ-Тоттъ отерла покраснвшее лицо, надвинула на глаза свою широкую шляпу и прислонилась. Лицо ея было еще свжо, по кожа, уже обвисала. Она закрыла глаза и задремала на четверть часика. Минетта сла рядомъ съ ней и, глядя на Блонскій замокъ, была довольна, что можетъ теперь предаваться своимъ собственнымъ мыслямъ. Свободнаго времени у ней было немного. Г-жа фонъ-Золенталь усердно всегда заботилась, чтобы племянница. не сидла безъ дла съ утра до вечера, и для Минетты было счастьемъ предложеніе госпожи фонъ-Тоттъ поселиться съ нею. Золенталь отпустила ее отъ себя, съ одной стороны, неохотно, такъ какъ лишалась дарового труда, а съ другой — не безъ радости при мысли, что ея сынъ не будетъ больше видться съ нею. Эневальдъ все еще считалъ себя ея женихомъ, но какъ обстояло дло съ возвращеніемъ ему королевскаго благоволенія, было никому неизвстно.
Въ положеніи Минетты не произошло особой перемны. Теперь она ухаживала за госпожой фонъ-Тоттъ. А такъ какъ и герцогиня, вся прислуга, которой состояла изъ одной дряхлой старухи, тоже стала прихварывать, то, конечно, Минетта должна была помогать, сколько было силъ, имъ обимъ.
Впрочемъ, ея труды вознаграждались наиболе пріятнымъ для нея образомъ, и об старушки относились къ ней съ теплой любовью. Не будь огорченія, которое ей причинилъ Эневальдъ своей измной, Минетта чувствовала бы себя теперь счастливе, чмъ прежде. Но не легко забыть того, кому отдаешь свое сердце.
Старая Эммелина проснулась было, но опять задремала, бормоча что-то во сн по своему обыкновенію.
Все было погружено въ дремоту, и мысли Минетты приняли спокойное теченіе.
Давно уже не слыхала она о королев. Въ газетахъ, впрочемъ, много писали о ней и о пышныхъ празднествахъ, которыя она задавала. Потомъ у нея родился сынъ, и народъ ликовалъ. Можно ли думать, что она вспомнитъ о подруг, съ которой она проводила часы своего одиночества. Минетта почти стыдилась этого времени и вспоминала почти съ упрекомъ о королев, которая сначала была такъ добра къ ней. Когда она говорила объ этомъ съ Эммелиной, та принималась смяться надъ нею. Что она знаетъ о короляхъ? Вдь они то добры, то совершенно забываютъ о человк.
Минетта убдилась, что и о ней давно забыли. Но и другимъ пришлось не лучше ея. Оберъ-гофмейстерина фонъ-Плессенъ давнымъ-давно впала, въ немилость и была удалена, отъ двора. Она здила по всей стран, стараясь найти доброжелателя, который помогъ бы ей вернуть расположеніе короля, но доброжелателя что-то не находилось. Вс боялись графа Голька, который длалъ съ королемъ, что хотлъ, и въ двадцать шесть лтъ былъ уже тайнымъ совтникомъ. Дворомъ управляла молодежь.
Докторъ Струэнзе переселился въ Копенгагенъ и здсь переходилъ отъ одной почести къ другой: онъ былъ хорошій врачъ, а королю то и дло случалось прибгать къ врачебной помощи. Доктора Струэнзе ему рекомендовалъ графъ Ранцау. Онъ же устроилъ такъ, что Струэнзе сопровождалъ короля во время его поздки въ Лондонъ и Парижъ, которую онъ предпринялъ черезъ два года посл женитьбы.
При двор боролись дв партіи. Центромъ одной изъ нихъ былъ Ранцау, другая — группировалась вокругъ Голька. Многочисленные родственники герцогини, занимавшіе въ Копенгаген крупныя мста, или только претендовавшіе на эти мста, аккуратно сообщали ей о всхъ новостяхъ, и за чашкой чая въ Плонскомъ замк живо обсуждались вс перипетіи этой борьбы. Но газеты боязливо молчали о всемъ происходящемъ, и народъ удивлялся только одному — какимъ образомъ простой горожанинъ, какъ Струэнзе, могъ возвыситься при двор.
Госпожа фонъ-Тоттъ принялась что-то бормотать во сн. На этотъ разъ это былъ знакъ, что она хочетъ проснуться. И, дйствительно, она скоро поднялась и стала всматриваться въ старую карету, которая медленно двигалась по направленію къ городку. Лошадьми правилъ по-мужицки одтый кучеръ, а по карет видно было, что она не-разъ была опрокинута.
— Кто это детъ тамъ?— спрашивала Эммелина.— Неужели это моя пріятельница, настоятельница Кларелина Ранцау? Она все хотла меня навстить и все никакъ не можетъ собраться? Или это…
Въ это время карета остановилась, и изъ нея быстро вышла просто, вся въ черномъ одтая дама.
— Тетушка Эммелина! Минетта! Судьба благосклонна ко мн сегодня, и я васъ вижу обихъ.
Дама говорила очень быстро. Госпожа фонъ-Тоттъ, по своему обыкновенію, привтливо улыбалась.
— Фортуна намъ дйствительно благоволитъ, ибо къ намъ, простымъ людямъ, жалуетъ сама Луиза фонъ-Плеесемъ! Впрочемъ, кто высоко сидитъ, тотъ больно и падаетъ.
— Ахъ, tante, со мной сыграли ужасную шутку,— вскричала бывшая оберъ-гофмейстерина дрожащимъ голосомъ.— Если бъ вы знали, какъ все это произошло…
— У насъ въ Илон очень внимательно прислушиваются ко всему, что иногда доходитъ до насъ. Не такъ ли, Минетта? А теперь садитесь опять въ карету и позжайте въ городъ, къ почтмейстеру, тамъ для васъ и для вашего экипажа найдется убжище. Если вамъ угодно будетъ пожаловать сегодня ко мн на чашку чаю, то я уврена, это доставитъ удовольствіе и ея свтлости герцогин.
Госпожа фонъ-Плессенъ послушно сла въ карету, которая при громкихъ крикахъ кучера снова пришла въ движеніе. Эммелина быстро схватила Минетту за руку и заковыляла по направленію къ городу.
— Такъ-то, дитя мое. То люди и знать насъ не хотятъ, то вдругъ мы имъ нужны. И такъ всегда бываетъ и такъ всегда и будетъ на свт. Ты удивлена, вижу это но твоему лицу, но придетъ время и ты сама будешь находить это въ порядк вещей.
— Вы были еще слишкомъ добры къ ней, тетя,— сказала Минетта.
— Можетъ быть, дитя мое. Но зачмъ мн относиться къ ней съ презрніемъ, какъ длаютъ это ея враги? Я также однажды впала въ немилость при двор, и это было несладко. Луиза была когда-то доброй двушкой, а объ ея спеси въ Альтон я не хочу и вспоминать.
Въ полдень бывшая гофмейстерина поднималась по лстниц въ небольшую комнатку госпожи фонъ-Тоттъ. Она опять была вся въ черномъ и казалась покорной и печальной. Но, усвшись на канапе возл кипвшаго кофейника, ароматъ котораго придавалъ комнат какую-то уютность, она отерла привыкшіе къ слезамъ глаза и стала благодарить за радушную встрчу.
— Я была прежде довольно горда, но это было у меня напускное. Всевышнему угодно было ниспослать на меня испытаніе, хотя я старалась, какъ только могла. При двор Христіана все длается весьма легкомысленно и мн хотлось уберечь королеву отъ многаго. Поэтому я была съ ней строгой, графъ Голькъ усплъ разставить мн ловушку. Я попала въ нее, но Господь еще накажетъ его за меня.
Она стала изливаться въ жалобахъ на друзей короля и на него самого.
Госпожа фонъ-Тоттъ слушала ее, качая головой, но у Минетты были ушки на макушк: пріятно было узнать что-нибудь о Божьемъ свт, гд люди смялись и плакали, любили и ненавидли, о томъ свт, къ которому когда-то принадлежалъ Эневальдъ и въ которой бочкомъ входилъ и полковникъ Коллеръ, хотя онъ и уврялъ, что онъ солдатъ, а не придворный.
Фонъ-Плессенъ много разсказывала о королев. Она любила ее горячо, дай Каролина-Матильда не прочь была удержать ее при себ, но она была безсильна противъ Конрада Голька и его клевретовъ.
— Отчего это Струэнзе не разгонитъ всю эту компанію?— спросила госпожа Тоттъ.— Вдь онъ теперь въ большой сил.
— Когда меня уволили, онъ жилъ еще въ Альтон. Но, конечно, онъ никогда не будетъ въ такой сил, какъ Голькъ.
Тутъ къ обществу присоединилась герцогиня. Она сильно постарла за послдніе четыре года, но попрежнему любила общество, любила послушать, что на бломъ свт длается.
Она добродушно протянула руку госпож фонъ-Плессенъ и пожалла, что ей теперь приходится вести кочевой образъ жизни.
— Впрочемъ, вчная родина ждетъ васъ,— сказала она въ вид утшенія. Но госпожа фонъ-Плессенъ, не имя большого желанія попасть туда, залилась слезами.
Время посл обда прошло довольно пріятно. Оберъ-гофмейстерина живо изображала, какъ постепенно возвышался Струэнзе, какъ вдругъ карликъ онасъ, призванный теперь къ отправленію своей торжественной обязанности, доложилъ, что пріхала госпожа фонъ-Кваленъ изъ Киля. Эммелина поспшно пошла навстрчу маленькой дам, которая приходилась сестрой ея умершему мужу.
— Ch&egrave,re Claudine, c’est une surprise!
Герцогиня милостиво привтствовала вошедшую. Госпожа фонъ-Кваленъ поцловала ей руку и сказала нсколько подходящихъ къ случаю словъ. Затмъ она подняла свои глаза на госпожу фонъ-Плессенъ.
— Я много слышала о васъ и очень рада познакомиться съ вами. Я не принадлежу къ числу людей, которые ко всему относятся съ точки зрнія милости двора.
Она отказалась отъ кофе, считая его заморскимъ напиткомъ, и попросила стаканъ воды. Сидя въ кресл, она принялась осматривать Минетту, которая подала ей воды.
— Это твоя племянница? Очень рада съ нею познакомиться.
Она важно поднялась съ мста, сдлала легкій поклонъ и снова сла. Минетта едва удерживалась отъ смха. Однако въ оберъ-гофмейстерин не было ничего смшного: она только исполняла строго то, что отъ нея требовали.
Хотя ей не было еще и пятидесяти лтъ, но на видъ она казалась гораздо старше.Ея глаза при случа еще могли блестть, а по ея пожелтвшему лицу изрдка пробгала улыбка всякій разъ, какъ разговоръ заходилъ о большомъ свт, отъ котораго он были теперь такъ далеко.
Это видно было по ихъ разговору. Герцогиня и Эммелина безпрестанно заговаривали о своихъ родственникахъ, съ которыми он били такъ дружны въ молодости и которые теперь давно покоились въ могил. Он все обращали свой взоръ къ прошлому, тогда такъ Плессенъ старалась говорить о настоящемъ, что могло быть пріятне для госпожи фонъ-Кваленъ. Но старушекъ нельзя было остановить никакими силами. Поэтому гостья мало-по-малу смолкла, а Плессенъ скоро стала прощаться Она заняла комнатку на почтовой станціи и хотла разложить свой чемоданъ.
Минетта, по желанію госпожи Плессенъ, пошла съ нею. Когда он проходили черезъ дворъ замка, имъ навстрчу попался карликъ онасъ, отвсившій имъ глубокій поклонъ.
— Онъ кланяется мн, какъ будто не зная, что я уже больше не оберъ-гофмейстерина,— сказала Плессенъ спутниц.
— Мн это извстно,— фамильярно отвчалъ карликъ.— Но это ничего не значитъ: сегодня оно такъ, завтра иначе. Разв мы не были свидтелями? Кто мигъ это думать о Струэнзе? Я его, можно сказать, стащилъ съ постели для графа Ранцау. Около его кровати стоялъ скелетъ и скалилъ на меня зубы. А теперь этотъ Струэнзе чуть ли не такая же важная персона, какъ и министръ. Если онъ прідетъ когда-нибудь въ Ашебергъ, ужъ я добьюсь того, чтобы взглянуть на него.
Оберъ-гофмейстерина разсянно слушала рчи портного, но при послднихъ его словахъ она насторожилась.
— Г. Струэнзе прідетъ сюда, въ окрестности Ашеберга?
— И король тоже!— сообщилъ карликъ, принимая важный видъ.— И королева съ нимъ, отъ которой у меня сохранился шиллингъ. Пока это еще секретъ, по скоро объ этомъ будетъ объявлено. Управляющій замкомъ въ Ашеберг отдалъ мн привести въ порядокъ вс ливреи, и я сижу надъ ними день и ночь. Но я очень радъ этому. Самое теперь время для короля захать въ Плонъ. Этотъ городокъ будетъ почище, чмъ Альтона или Киль. Не правда ли, ваша милость?
Отъ удовольствія его глаза даже заблестли. Фонъ-Плессенъ невольно разсмялась, но Минеттта была сосредоточена.
— Онъ выдаетъ мн вс секреты, такъ какъ онъ зналъ меня еще ребенкомъ, хотя его розсказни не врны. Правда, я слышала, что король и королева предполагали совершить поздку въ Шлезвигъ — въ городъ Шлезвигъ и въ замокъ Травенталь. Неужели Ранцау вдругъ оказался въ такой чести, что король собирается удостоить его своимъ посщеніемъ?
Минетта молчала. О граф Ранца.у ей приходилось слышать немного. То былъ большой вельможа, который довольно рдко прозжалъ по узкимъ улицамъ Плона. О немъ только и было извстно, что большею частью живетъ онъ въ Даніи. Онъ не обращалъ никакого вниманія на герцогиню. Если онъ дйствительно ждетъ королевскаго визита, то это событіе никоимъ образомъ не коснется Плона.
Госпожа фонъ-Плессенъ продолжала свою рчь. Мысленно она опять жила въ большомъ свт и не могла понять, какъ тамъ могли о ней забыть. Минетта разсянно слушала соловья, который плъ свою чудную пснь на берегу озера. Когда-то она прислушивалась къ ней съ замираніемъ сердца. То было время, когда около нея стоялъ Эневальдъ Брандтъ, они оба вели ту полушутливую бесду, за которой скрывается взаимное нжное чувство. Теперь сердце ея дрожало отъ горя, и она едва имла силы удерживать на своемъ лиц привтливое выраженіе.
Золотой майскій день былъ еще далекъ отъ заката. Надъ озеромъ лежала красноватая вечерняя тнь, а сто зеленые берега, терялись въ голубоватомъ туман.
Госпожа фонъ-Плессенъ взглянула на этотъ красивый пейзажъ и сла на скамейку подъ зеленымъ вязомъ, возл террасы замка.
— Тамъ дальше находится мой маленькій замокъ, господинъ камергеръ,— раздался въ эту минуту рзкій голосъ графа. Ранцау.— Онъ нсколько запущенъ, и по коридорамъ его бродитъ ночью привидніе. Но это привидніе такъ невжливо, что ни разу не показалось мн. хозяину дома. Но мои слуги видятъ его въ ночь подъ новый годъ. Я надюсь, что это привидніе не посметъ побезпокоить ихъ величествъ.
Госпожа фонъ-Плессенъ быстро поднялась съ мста и пошла навстрчу графу.
— Monsieur le comte, я очень рада видть васъ здсь среди этихъ тихихъ полей. Вы, кажется, упоминали объ ихъ величествахъ? Стало быть, высочайшія персоны собираются сдлать вамъ визитъ?
Хотя Ранца у и былъ крайне озадаченъ этой неожиданной встрчей, но не показалъ и виду и вжливо поклонился.
— Я также чрезвычайно радъ, что вижу васъ въ добромъ здоровь. Вы правы, жить въ идиллической обстановк лучше, чмъ при двор.
— Я не скажу этого, графъ. Но я надюсь на вашу помощь. Конрадъ Голькъ заставилъ меня удалиться, а вдь вы ненавидли его такъ же, какъ и я.
Ранцау улыбнулся.
— Не слдуетъ питать ни къ кому ненависти. Это противно христіанскому ученію. Самое лучшее на свт быть довольнымъ тмъ, что дается Богомъ и государемъ. Поэтому и вамъ нужно быть довольной своимъ положеніемъ.
И, поклонившись, онъ повернулся отъ нея въ другую сторону. Госпожа. фонъ-Плессенъ поднесла платокъ къ глазамъ. Такъ было всегда. Вс т, которые прежде обращались съ нею почтительно и даже заискивали въ ней, теперь отходили отъ нея, какъ этотъ Ранцау, несмотря на то, что онъ держалъ себя гораздо независиме, чмъ другіе придворные.
Пока бывшая оберъ-гофмейстерина разговаривала съ графомъ Голькомъ, къ Минетт подошелъ какой-то господинъ.
— Ch&egrave,re cousine, quelle bonheur!— сказалъ онъ, протягивая руку въ кружевномъ обшлаг.
Она едва врила своимъ глазамъ.
Эневальдъ Брандтъ!
— Это я, Эневальдъ Брандтъ, живъ и невредимъ. Я думаю, что вамъ пріятно будетъ увидться со мной.
— Я очень рада,— сказала она машинально. Ее душилъ гнвъ.— Для меня вы давно уже умерли.
Онъ слъ рядомъ съ нею. играя шпагой.
— Вы не должны такъ отчуждаться отъ меня. Всякая прелестная женщина должна умть прощать. Мы были добрыми друзьями и останемся ими.
Онъ схватилъ ее за руку. Ей хотлось ударить его.
Эневальдъ не замтилъ этого движенія. Онъ началъ разсказывать о себ и о своихъ длахъ. Теперь онъ опять въ милости у короля. Это произошло внезапно. Онъ произведенъ въ камергеры и теперь ищетъ здсь помщенія, въ которомъ могли бы остановиться ихъ величества.
— Я только сегодня пріхалъ въ Киль и ршилъ похать съ графомъ Ранцау въ Ашебергь,— сказалъ онъ.— Въ этомъ замк ихъ величества пробудутъ дольше, и, если вы скажете мн хоть одно слово, я постараюсь устроить такъ, чтобы король постилъ и Плонъ. Каролина-Матильда была когда-то благосклонна къ вамъ. Можетъ быть, она теперь вспомнитъ о васъ.
Минетта встала.
— Сомнваюсь въ этомъ,— холодно сказала она.— Она забыла меня, какъ и вс другіе. Я двушка бдная и гожусь только для забавы на полчаса.
Она догнала госпожу фонъ-Плессенъ и пошла рядомъ съ нею. Въ кустахъ около озера заливался соловей, верхушки деревьевъ слегка колыхались отъ втерка. Но ни Плессенъ, ни ея спутница не замчали прелестной весны. Одна была охвачена тоской по придворной жизни, въ другой бушевалъ гнвъ. Мало-по-малу Минетта справилась съ собой, боясь обнаружить свое негодованіе. Небогатая двушка не смла сердиться: она должна была только терпть и радоваться тому, что для нея нашелся уголъ, въ которомъ она могла укрыться отъ бурь и непогоды. Сегодня этотъ уголъ — въ замк Плонъ, а завтра неизвстно гд.

II.

Эммелина фонъ-Тоттъ съ удовольствіемъ выслушала разсказъ о томъ, какъ Минетта встртила Ранца у и Брандта. Герцогиня также пожелала выслушать вс подробности этого событія, въ особенности заинтересовавшись тмъ, что ихъ величества могутъ постить Плонъ.
Она была уже слишкомъ стара и больна, и это сообщеніе не слишкомъ ее взволновало.
— Итакъ, Брандтъ сталъ камергеромъ?— спрашивала Эммелина племянницу, усвшись въ ея комнат и принимаясь за вязанье.
Минетта кивнула головой. Она нарочно разсказала объ этой встрч потому, что завтра сообщила бы обо всемъ Плессенъ! Къ тому же она уже привыкла говорить объ Эневальд какъ о постороннемъ человк.
Старая фонъ-Тоттъ нкоторое время работала молча.
— Гм…— промолвила она наконецъ.— При двор въ Копенгаген есть, стало быть, новости. Моя невстка Клодина подтверждаетъ это. А ей это должно быть хорошо извстно — у ней столько знакомыхъ при двор. Да, она иногда получаетъ письма отъ самой вдовствующей королевы. Она очень любитъ полковника Коллера, хвалитъ его и говоритъ, что онъ очень порядочный человкъ, хотя, конечно, онъ и не такъ отшлифованъ, какъ наши придворные.
— Тетя, я его терпть не могу!— воскликнула съ раздраженіемъ Минетта.
Госпожа фонъ-Тоттъ взяла табакерку, стоявшую возл нея на столик, и задумчиво понюхала.
— Дитя мое, на твоемъ мст я бы не упускала такого случая. Когда закроются мои старые глаза, ты, по крайней мр, была бы не одна.
Спускались уже сумерки, и красноватыя крыши городскихъ домиковъ словно подернулись туманомъ. Здсь наверху, въ замк было еще свтло, и угасавшій свтъ мягко ложился на старческое лицо Эммелины. Лицо это носило отпечатокъ такой доброты и кротости, что Минетт вдругъ стало грустно. Она нагнулась къ тетк и поцловала ея руку.
— Будемъ надяться, что мы еще долго не разстанемся съ вами.
— Кто знаетъ!
Старушка задумчиво смотрла впередъ и вдругъ тряхнула головой, какъ бы желая отогнать назойливыя мысли.
— Брандтъ былъ совсмъ не для тебя,— заговорила она обычнымъ своимъ тономъ.— Я замтила это сейчасъ, какъ только я поговорила съ нимъ въ Альтон. Не врь ему. Онъ теперь въ милости у короля, по это вдь не долго будетъ продолжаться. Такъ-то. Помоги-ка мн лучше приготовить комнату для невстки. Она детъ къ тетк Бухвальдъ и здсь поселится.
Черезъ четверть часа госпожа фонъ-Кваленъ вернулась обратно. Она сдлала въ город кое-кому изъ родственниковъ визиты, но ей не удалось устроиться ни у кого. Одна изъ комнатъ Эммелины, предназначавшаяся для прізжающихъ, была быстро приведена въ порядокъ, и госпожа фонъ-Кваленъ съ удивленіемъ смотрла, какъ быстро Мппетта сумла обтесать ея неуклюжую деревенскую прислугу.
Передъ тмъ, какъ всмъ итти спать, разъяснилась и причина, заставившая гостью пріхать изъ Киля. На слдующій день въ женскомъ монастыр въ Прец должно было состояться большое торжество, и у настоятельницы предполагался большой обдъ, къ которому были приглашены многіе высшіе чиновники, духовенство и дворянство. Получили приглашеніе также и герцогиня, госпожа фонъ-Тоттъ и гостья изъ Киля. Послдней не хотлось хать одной, и вотъ она завернула въ Плонъ, чтобы обезпечить себ хорошую компанію.
— Кром того, мн хотлось повидать и тебя,— говорила она, обращаясь къ невстк.
Госіюжа фонъ-Тоттъ говорила очень мало, но на слдующее утро, когда ея гостья, выспавшись хорошенько, появилась въ пестромъ капот и стала съ аппетитомъ уничтожать утренній завтракъ, Оммелина произвела диверсію въ сторону.
— Рчи суперинтендента Струэнзе мн не нравятся. Онъ какъ-то разъ сказалъ у насъ въ Плон ужасную проповдь о страшномъ суд, хотя въ церкви была сама ея свтлость и не совсмъ удобно было объ этомъ говорить.
— Mon Dieu, Эммелина, неужели ты думаешь серьезно, что знатные люди недоступны искушенію дьявола и что короля и князья не подлежатъ осужденію?
— Да, я убждена въ этомъ,— и старушка боязливо оглянулась вокругъ себя.
— А мн только пріятны такія проповди. Да и монастырскимъ двицамъ не мшаетъ послушать, какъ горячо въ аду. А то он такія веселыя и больше думаютъ о разныхъ празднествахъ, чмъ о спасеніи своей души.
Об невстки долго еще бесдовали между собою.
Въ воскресенье утромъ у подъзда замка появилась старая почтмейстерская карета. Въ нее сли только фонъ-Кваленъ и Минетта, а госпожа фонъ-Тоттъ осталась дома и махала узжающимъ платкомъ съ террасы замка.
— Постарла Эммелина,— сказала фонъ-Кваленъ, усаживаясь поудобне въ карету.— Да и не удивительно! Вдь ей ужъ за семьдесятъ лтъ. А мн еще нтъ шестидесяти. Вотъ почему я и не боюсь Адама Струэнзе, хотя его сынъ сталъ могущественне самого кабинетъ-министра графа Берншторфа.
Она закуталась въ платокъ и махнула рукой на ворона, перелетвшаго черезъ дорогу.
— Прежде у Эммелины было больше мужества, чмъ у меня. Да и свтъ она знала лучше. Она живала при четырехъ дворахъ, а я только и видла, что Копенгагенъ. Но она сдлала одну ошибку. Она должна была оставаться въ Кил или Копенгаген.. Когда состаришься, то трудно гнуть шею передъ кмъ бы то ни было, хотя бы передъ герцогиней Христиной Армгардтъ.
Госпожа Кваленъ долго еще продолжала говорить и все въ томъ же сухомъ тон.
Женскій монастырь въ Прец былъ расположенъ въ очень живописной мстности, среди лсовъ и луговъ. Въ то время, какъ карета тихо плыла между полей, даже сухая душа фонъ-Кваленъ была растрогана.
— Ахъ, дорогое дитя мое, здсь я бгала, когда была еще двочкой съ блокурой косой и въ кружевномъ платьиц. Мы смялись надъ обитательницами монастыря и длали имъ разныя гримасы.
Сдлавъ крутой поворотъ, карета вдругъ остановилась передъ домикомъ настоятельницы, которая собиралась уже итти въ церковь. Она была въ черномъ шелковомъ плать съ настоящими брабантскими кружевами.
Графиня Кларели Ранцау отличалась настоящими аристократическими манерами и длала строгое различіе между молодыми двицами, которыя желали поступить въ монастырь.
Настоятельница ввела прізжихъ въ небольшую, заросшую плющемъ церковь. Минетта отошла къ молодымъ монастыіжамъ, а фонъ-Кваленъ, какъ почетная гостья, пошла по правую руку отъ настоятельницы.
Въ церкви было уже довольно много народу. Алтарь былъ украшенъ розами.
— Пришлось для отца Струэнзе приготовиться какъ можно лучше,— сказала одна изъ монастырокъ Минетт.
Раздались тихіе звуки органа. Дв двушки раскрыли толстый молитвенникъ и чистымъ голосомъ запли псалмы. А постительницы шептались между собою, передавая всякія городскія сплетни. Минетт то и дло слышались имена короля, Голика, Струэнзе, Брандта.
Сначала она пыталась думать о чемъ-нибудь другомъ, о поселянахъ, которые сидли въ церкви и которымъ предстояло выслушать строгую проповдь, о важныхъ дамахъ въ шелковыхъ платьяхъ, съ мушками на лиц и въ огромныхъ шляпахъ. То она радовалась, что услышитъ отца того человка, о которомъ въ Даніи съ каждымъ днемъ говорили все больше и громче. Простой врачъ, жившій при двор всего года два и отличавшійся такимъ могуществомъ, какого не имлъ и самъ кабинетъ-министръ, былъ, конечно, любимой темой всхъ разговоровъ.
Докторъ Струэнзе! Тотъ самый, который не одному юнкеру бросалъ кровь и выдергивалъ зубы и котораго за его заслуги удостаивали снисходительнаго разговора,! А теперь онъ совтникъ короля, и любой вельможа, которому удавалось привлечь на себя его вниманіе, чувствовалъ себя польщеннымъ.
Органъ продолжалъ играть, сквозь открытое окно лился въ душную церковь теплый лтній воздухъ, розы у алтаря благоухали, и Христосъ между ними улыбался ласково и всепрощающе.
Вдругъ на каедр поднялась высокая фигура суперинтендента. Онъ поднялъ руки и произнесъ текстъ:
— Блажешш страждущіе, ибо они утшатся.
По церкви прошло движеніе изумленія. Вс думали, что здсь они встртятъ укоры, а не утшеніе, предполагали услышать Ветхій Вавтъ съ его пламенными словами покаянія. Что же должны были значить такія неподходящія къ случаю слова?
Одна Нинетта, сложивъ руки, внимательно прислушивалась къ сухому голосу проповдника. Лицо его было мрачно, а глаза угрюмы. Въ немъ не было ничего привлекательнаго. Онъ рубилъ слова, какъ будто желая поскоре отъ нихъ отдлаться. И вдругъ она почувствовала, что она давно уже носитъ въ себ страданіе и что будетъ день, когда она утшится.
Вс слушатели были, видимо, разочарованы, и не одна госпожа фонъ-Кваленъ понюхивала табачокъ и сокрушенно качала головой. Многіе, впрочемъ, стали тереть себ глаза, воображая, что это они-то и есть страдающіе и что они только не догадывались объ этомъ.
Около часу говорилъ Струэнзе, но проповдь не понравилась, хотя никто не могъ сказать, чмъ именно.
Госпожа фонъ-Кваленъ поспшила выразить свое мнніе.
— Отличное время,— шепнула она настоятельниц.— Лучше было бы, если бы онъ говорилъ еще грубе, чмъ заставлять другихъ думать о такихъ грхахъ, которые мы и не замчаемъ.
Настоятельница разсянно кивнула головой.
Но когда кончилась служба и у настоятельницы собрались вс приглашенные къ обду, вс стали подходить къ пастору, говоря при этомъ какую-нибудь любезность, потому ли, что это было такъ принято, или потому, что никто не ршался быть непривтливымъ съ отцомъ королевскаго любимца.
Подошла къ нему и госпожа фонъ-Кваленъ.
— Достопочтенный отецъ когда-то гремлъ противъ гршниковъ гораздо сильне,— сказала она.
Тотъ посмотрлъ на нее своими глубоко всаженными глазами.
— Вамъ хотлось бы проповди посильне?
Собесдница принялась разглаживать кружевной воротникъ своего платья.
— Всхъ насъ слдовало бы хорошенько выдрать за уши,— отвчала она откровенно.— Отчего вы пропустили такой случай?
— Неужели оттого, что ихъ выдрать за уши, они будутъ гршить меньше?— сухо спросилъ онъ.
— Конечно, нтъ, но совсть у нихъ спокойна.
— Никогда этого не будетъ,— отрзалъ онъ и отвернулся.
Госпожа фонъ-Кваленъ смущенно посмотрла на его спину, и не безъ удовольствія хлопнула по крышк своей табакерки.
— Однако, онъ порядочно-таки грубъ,— сказала она Минетт, подходя къ ней.— Это мн, впрочемъ, нравится. Такъ суперинтенденту и подобаетъ.
Отецъ королевскаго любимца, въ самомъ дл, не былъ придворнымъ. Смло и холодно бросалъ онъ правду въ лицо людямъ. Сидя между настоятельницей и монастырскимъ священникомъ, онъ, ко всеобщему удивленію, не сказалъ ни слова о своемъ сын и длалъ недовольный видъ, когда другіе говорили о немъ комплименты. Наоборотъ, онъ рзко обрывалъ собесдниковъ, когда т пытались навести разговоръ на теперешняго любимца короля.
Когда монастырскій священникъ заговорилъ съ нимъ о счасть, которое проливаетъ на каждаго королевская милость, онъ произнесъ стихотвореніе, начинавшееся словами:
Не врь князьямъ,
Они, какъ тонкій лучъ, непрочны.
Онъ говорилъ громко, и слова эти были слышны всмъ присутствующимъ. Даже наиболе беззаботные казались смущенными. Только госпожа фонъ-Кваленъ, осушившая большой стаканъ вина, сухо усмхнувшись, сказала сосду:
— Онъ не такъ ужъ неправъ. Большинство королей оправдываютъ поговорку: variatio delectat!
Остальные присутствующіе заговорили о боле безопасныхъ вещахъ — объ охот, о глупыхъ крестьянахъ, которые на нихъ жалуются, о граф фонъ-Ашеберг, который недавно поселился въ своемъ замк и ждетъ посщенія короля. Датскій дворъ въ т времена былъ совершенно нмецкимъ. Каждый изъ шлезингъ-голштинскихъ бароновъ имлъ тамъ родственниковъ или самъ живалъ нкоторое время въ непосредственной близости къ королю. Король и королева говорили по-нмецки или по-французски. Люди же, говорившіе по-датски, считались невоспитанными. Немудрено, что нмецкіе подданные находили вполн естественнымъ и эти прізды короля въ Шлезвигъ.
Минетта сидла между двумя молодыми двушками, которыя съ самаго начала стали ухаживать за ней самымъ внимательнымъ образомъ, стараясь, чтобы она получала каждаго кушанья, которыя подавались въ изобиліи. Он подливали ей и вина, не забывая при этомъ и себя.
— Кушайте и пейте, сколько вамъ угодно,— чуть не въ сотый разъ повторяли он,— За все заплатитъ монастырскій казначеи, который потомъ разложитъ на насъ вс расходы.
Об двушки весело болтали, а Минетта съ завистью вглядывалась въ ихъ оживленныя, молодыя, свжія лица. Ни одиночество, ни заботы еще не успли наложить на нихъ своихъ слдовъ.
Оберъ-пасторъ говорилъ о страдающихъ: они будутъ утшены. Но когда? Когда умрутъ? И Минетта съ какимъ-то недоумніемъ стала смотрть на оберъ-пастора, съ которымъ настоятельница вела о чемъ-то оживленный разговоръ.
За столомъ становилось все веселе. Одинъ изъ обдавшихъ поднялся и сказалъ рчь, благодаря настоятельницу за гостепріимство. Вдругъ одинъ изъ слугъ подошелъ къ настоятельниц и что-то шепнулъ ей на ухо. Та быстро встала съ мста, вышла и вскор вернулась въ сопровожденіи блднаго молодого человка, при появленіи котораго все общество почтительно поднялось.
Пожаловалъ графъ Конрадъ Гилькъ. Это было великолпно и почти невроятно. Но такъ какъ у его сіятельства была въ монастыр родственница, то проздомъ изъ Киля въ Шлезвигъ любимецъ короля ршилъ освтить лучами своей особы и монастырь въ Прец. Онъ довольно грубо повернулся спиной къ суперинтенденту, но понравился всмъ дамамъ — старымъ и молодымъ.
По окончаніи стола, молодежь удалилась въ залитый солнцемъ монастырскій садъ, а старшіе остались за стаканомъ вина. Мужчинамъ были предложены трубки, которыя они и раскурили. Графъ Голькъ отказался и отъ вина и отъ трубки, выслушивалъ обращенія къ нему съ высокомрной миной и свысока шутилъ съ дамами, съ большинствомъ которыхъ онъ былъ, повидимому, знакомъ. На Минетту онъ, разумется, не обращалъ вниманія, но она хорошо помнила его блдное лицо и высокомрную осанку. Четыре года тому назадъ онъ обратилъ на себя всеобщее вниманіе своими богатыми нарядами и тмъ еще, что нанесъ рану графу Ранцау. Эта безумно-дерзкая выходка не повредила ему. Оба противника, повидимому, примирились, ибо безъ содйствія своего любимца король Христіанъ едва ли ршился бы постить Ашебергъ.
Какъ въ полусн думала о всемъ этомъ Минетта. Монастырки оставили ее въ поко и теперь устроили на лугу веселыя игры. Въ одной изъ аллей ходилъ пасторъ Струэнзе, о чемъ-то бесдуя съ монастырскимъ священникомъ. На него уже никто не обращалъ вниманія. Придворный воздухъ, который принесъ съ собой графъ Голькъ, вскружилъ всмъ голову.
Минетта сидла одна на возвышенномъ мст сада и скучала о тихомъ плонскомъ замк. Къ сожалнію, госпожа, фонъ-Кваленъ удалилась въ покои настоятельницы, ршила тамъ отдохнуть хорошенько и, видимо, не думала о возвращеніи.
— Могу я поговорить съ вами?— вдругъ раздался сзади ея чей-то голосъ.
Передъ нею стоялъ господинъ съ черными глазами. Онъ былъ одтъ въ костюмъ ученаго. Хотя на немъ и не было шелковаго одянія, тмъ не мене Вншность его была довольно красива. Видимо, онъ хорошо зналъ себ цну.
— Вы не изволите меня знать,— прибавилъ онъ. замтивъ вопросительный взглядъ Минетты.— Я имлъ, однако, случай продавать вамъ лекарства изъ аптеки въ Альтон. И больше всего разныя микстуры для госпожи фонъ-Золенталь, которая, слава Богу, наслаждается сильнымъ здоровьемъ.
— Синьоръ Феррони, какимъ образомъ вы здсь?— спросила она съ удивленіемъ.
Бывшій провизоръ изъ аптеки Небелунга только разсмялся, усаживаясь противъ Минетты на обрубокъ дерева.
— Изъ аптекаря я сдлался секретаремъ!— сказалъ онъ.— До послдняго времени я былъ на служб у графа Голька. Теперь онъ предоставилъ мн мсто. Я назначенъ на службу въ кильскую таможню.
— Жаль, что вы бросили ваше занятіе,— невольно проговорила его собесдница. По Феррони не обратилъ вниманіе на ея Лова.
— Графъ Голькъ не отказывалъ мн въ своемъ покровительств. Вчера я узналъ, что онъ будетъ сегодня здсь въ монастыр, и я хочу сообщить ему одну новость. Меня послали въ садъ, но я не ршаюсь присоединиться къ обществу столь прекрасныхъ дамъ.
Онъ посмотрлъ на лужайку, гд веселилась молодежь. Въ центр ея были графъ Голькъ и настоятельница.
— Онъ держится словно король!— невольно сказала Минетта.
Феррони только глубоко вздохнулъ.
— Мн нужно шепнуть ему одно словечко. Прошу васъ, помогите мн!
Минетта удивилась сначала тому, что итальянецъ такъ хорошо говоритъ по-нмецки, а потомъ ее поразило то чувство, которое онъ питаетъ къ этому щеголю, у котораго на лиц было написано высокомріе и своеволіе. Впрочемъ, ей некогда было заниматься высокомріемъ. По лугу шелъ тотъ самый человкъ, котораго она любила. На немъ былъ роскошный костюмъ, и самъ онъ былъ украшенъ лентой, какъ и графъ Голькъ. Танцующей походкой онъ прошелъ мимо дамъ, направляясь къ суперинтенденту, который покончилъ свой разговоръ съ монастырскимъ священникомъ и, видимо, хотлъ съ нимъ распроститься.
— Какое счастье, достопочтенный отецъ, что я могу привтствовать васъ и кстати сообщить вамъ, что вашъ достоуважаемый сынъ находится въ добромъ здоровь и пребываетъ теперь съ ихъ величествами въ Кил и на дняхъ прибудетъ въ здшнія мста.
Брандтъ нарочно говорилъ громко. Дамы, молодыя и уже въ лтахъ, тснились вокругъ него, стараясь не проронить ни одного слова изъ этого, что онъ говорилъ. Только суперинтендентъ смотрлъ на придворную выскочку совершенно равнодушно.
— Я прошу Господа Бога только объ одномъ чтобы мой сынъ вспомнилъ о безсмертной душ своей,— кратко отвчалъ онъ.
Брандтъ поклонился.
— Не премину передать ему ваше пожеланіе. Я увренъ, что ваши слова падутъ на благодатную почву.
Онъ сталъ вынимать изъ кармана записную книжку и, повидимому, только теперь замтилъ графа Голька.
— Monsieur le comte, вы здсь? Его величество думаетъ, что вы точно поняли его желаніе.
— Какое желаніе?
Графъ Голькъ медленно направился къ нему, а Брандтъ смющимися глазами осматривалъ стоявшее вокругъ него общество, къ которому присоединились теперь настоятельница и боле пожилыя дамы…
— Мои Dein, его величество соизволилъ уволить васъ отъ вашихъ почетныхъ должностей. Мн третьяго дня король приказалъ увдомить васъ о своемъ ршеніи
— Его величество, вроятно, изволилъ пошутить,— сказалъ Голькъ, блдня, какъ полотно.
Брандтъ съ улыбкой передалъ ему пакетъ, запечатанный большою печатью.
— Здсь все написано чернымъ по блому, графъ. Можетъ быть, впослдствіи его величество еще призоветъ васъ на службу и дастъ вамъ какое-нибудь мсто, хотя я не посовтовалъ бы ему этого.
— Злодй!
И павшій любимецъ въ ярости схватился за свою шпагу.
— Въ этомъ убжищ мира нельзя прибгать къ оружію,— строго сказалъ ему монастырскій священникъ.
Графъ Голькъ опустилъ руки.
— Вы правы, мой часъ еще не пробилъ.
Онъ вложилъ шпагу въ ножны и, не удостоивъ взглянуть на Брандта, прошелъ съ высоко поднятой головой мимо гостей, которые еще нсколько минутъ тому назадъ толпились вокругъ него, а теперь вс отхлынули отъ него. Только суперинтендентъ поспшилъ къ нему и схватилъ его за расшитый золотомъ камзолъ.
— Благодарите Господа Бога за то, что у васъ теперь будетъ время подумать о своей безсмертной душ.
Павшій любимецъ съ удивленіемъ посмотрлъ на этого человка, съ которымъ еще недавно онъ обошелся такъ высокомрно, и, пожавъ плечами, пошелъ дальше. Никто не вернулъ его, никто не пошелъ за нимъ: немилость короля была хуже смерти.
Между тмъ Эневальдъ Брандтъ извинился передъ настоятельницей за то, что явился въ ея обитель съ такимъ дурнымъ извстіемъ. Но король желалъ, чтобы увольненіе графа состоялось какъ можно скоре и притомъ публично.
Вс были довольны. Тамъ, гд часъ тому назадъ былъ центромъ всего графъ Голькъ, царилъ теперь Брандтъ, который болталъ всякія глупости съ молодежью и говорилъ почтительно со старшими.
Онъ держалъ себя очень любезно, и даже Минетта, наблюдавшая всю сцену издали, должна была признать это. Синьоръ Феррони наблюдалъ восходящее свтило съ большимъ вниманіемъ. Онъ не ршался подойти къ графу и, казалось, тоже былъ доволенъ всмъ совершившимся. Онъ только замтилъ, что хотлъ шепнуть своему покровителю о томъ, что ему готовится, и такимъ образомъ снасти его отъ посрамленія. Онъ не пошелъ, однако, за нимъ и все время упорно держался недалеко отъ Минетты, даже въ ту минуту, когда Брандтъ обратилъ на нее вниманіе и сталъ раскланиваться весьма непринужденно.
— Милйшая кузина, вы здсь. Я въ восторг отъ того, что вижу васъ, и благословляю боговъ, которые привели меня въ этотъ прелестный уголокъ. Что можетъ быть лучше этого цвта нашего дворянства. И, какъ контрастъ съ намъ — высшее наше духовенство! Говорятъ, суперинтендентъ сказалъ дивную проповдь.
Эневальдъ говорилъ нарочно громкимъ голосомъ и слдилъ глазами за суперинтендентомъ, который въ эту минуту какъ разъ прощался со всми гостями.
Настоятельница проводила его до воротъ. По дорог дамы усердно пожимали ему руку: съ первымъ духовнымъ лицомъ въ округ не мшаетъ жить въ мир и согласіи.
Адамъ Струэнзе принималъ вс эти любезности, какъ должное, бормоталъ въ отвтъ кое-какія благодарности и хотлъ уже выйти изъ сада, какъ вдругъ передъ нимъ предсталъ Эневальдъ Брандтъ.
— Могу я передать поклонъ вашему сыну?— вкрадчиво началъ онъ.— На дняхъ я опять буду съ нимъ вмст.
— Вы дружны съ оганномъ?— спросилъ Струэнзе.
Брандтъ поклонился.
— Мы знакомы уже много лтъ. Онъ по своей доброт теперь вспомнилъ обо мн, и я горжусь тмъ, что могу сдлать ему какое-нибудь одолженіе,
— Въ такомъ случа отвлеките моего сына отъ той пропасти, которая передъ нимъ зіяетъ,— отвчалъ пасторъ, быстро повертываясь отъ него.
Странный онъ былъ человкъ, и счастье сына, видимо, доставляло ему больше непріятности, чмъ радости.
Впрочемъ, о немъ скоро забыли, и вниманіе всхъ опять направилось на Брандта, который всячески старался всмъ понравиться. Онъ бродилъ два-три слова Минетт и подозвалъ къ себ бывшаго провизора.
— Я, кажется, гд-то видалъ васъ?— спросилъ онъ.
— Къ вашимъ услугамъ. Я удостоился вашего вниманія еще въ аптек Небелунга въ Альтон, гд я имлъ честь приготовлять микстуры для вашей матушки.
— А теперь что вы варите?— спросилъ камеръ-юнкеръ, вставляя монокль, и принялся разглядывать красивое лицо итальянца.
Тотъ почтительно поклонился.
— Теперь я служу секретаремъ въ нильской таможн.
— Желаете опять попасть въ Копенгагенъ?
— Прежде всего я желалъ бы служить вамъ.
— Tr&egrave,s bien! Я подумаю о васъ,— снисходительно бросилъ ему Брандтъ.
Феррони исчезъ, продолжая отвшивать поклоны.
— Ловкій малый!— сказалъ Брандтъ.— А въ Альтон онъ жилъ почти съ вами, дорогая Минетта. При вид его я вспоминаю свою юность и часы, которые я провелъ около васъ.
— Да, часы эти прошли,— сказала тихо Минетта.
— Hlas, oui! Прошли!

III.

— Это было одно наслажденіе, Эммелина. Очень жаль, что вамъ не пришлось попробовать пирога съ дичью. Это было гораздо лучше, чмъ проповдь Струэнзе. Да, старинные пасторы умли куда сильне говорить объ адскихъ мукахъ! Но времена измнились, и теперь ужъ и обыкновенныя-то наказанія не употребляются. Вотъ недавно въ Кил поймали вора и вмсто того, чтобы сначала отрубить ему руки, его просто повсили. Ничего подобнаго не бывало прежде въ благоустроенномъ государств.
Госпожа фонъ-Тоттъ и ея невстка сидли за утреннимъ супомъ, пока Минетта ходила по комнат и стирала пыль и поливала цвты на окнахъ. У нея всегда было довольно дла. Деревенская двушка, служившая у госпожи фонъ-Тоттъ, была слишкомъ неотесана, и потому употреблялась только для черной работы. На Минетт, между прочимъ, лежала и кухня, ибо хотя Эммелина и значилась придворной дамой герцогини, но обдала она у нея только по воскресеньямъ. Старая повариха, герцогини Паулина не была расположена черезчуръ напрягать свои силы, да и деньги на стряпню ей выданалисыіе часто.
— Все было чудесно,— повторяла госпожа фонъ-Кваленъ, кладя ложку на столъ.
Шелъ дождь. Надъ моремъ и надъ городкомъ лежала срая пелена, но въ мягкомъ воздух, который гналъ въ окно западный втеръ, пахло уже весной.
Госпожа фонъ-Кваленъ выглянула въ окно, потомъ перевела свой взглядъ на лицо невстки. Та сидла въ своемъ большомъ кресл и старалась сохранить обычное выраженіе лица, на которомъ, однако, проступала какая-то новая черта. Съ величайшею точностью она перебирала въ памяти вс событія вчерашняго дня, разсказывала и о томъ, какъ Брандтъ швырнулъ въ лицо графу Гольку немилость, въ которую тотъ впалъ у короля.
— Такіе случаи я знаю еще въ Копенгаген. Тотъ, кто пользуется фаворомъ, не станетъ дожидаться и живо выставитъ за дверь другихъ.
— По дломъ Гольку!— вставила Эммелина.
Минетта вышла изъ комнаты, и госпожа фонъ-Кваленъ подвинулась поближе къ невстк.
— Скажите, кажется, что-то было между Эневальдомъ Брандтомъ и вашей племянницей? Она хорошая двушка и отлично ухаживала за мною во время поздки. Ея скромность очень понравилась и настоятельниц, а монастырки отъ нея прямо въ восторг!
— Они, кажется, любили другъ друга и я отъ души желала, чтобы эти чувства въ нихъ сохранились навсегда. Но obstacles были слишкомъ велики.
Госпожа фонъ-Кваленъ дернула блыя ленты своего чепца.
— Да, не всегда можно добиться своего. Твой мужъ, а мой покойный братъ, не разъ разсказывалъ мн, что ты была обручена съ однимъ изъ Горановъ и что вы безумно любили другъ друга. И тмъ не мене ты стала госпожой фонъ-Тоттъ.
Тетка Эммелина покраснла.
— Ну, объ этой старин лучше было бы не говорить,— сказала она.— Все это принесло мн много сердечнаго горя. Вотъ почему я желала, чтобы бдная двушка встртила горячую любовь. Но съ Брандтомъ ничего не вышло.
— Да, конечно. Впрочемъ, мы могли бы позаботиться…
Въ эту минуту въ комнату вошла Минетта, и об старушки заговорили о другомъ.
Въ этотъ день въ Киль отправлялся дилижансъ, и госпожа фонъ-Кваленъ охотно воспользовалась бы имъ. Но въ немъ же собиралась хать и госпожа фонъ-Плессенъ, надясь добиться въ Кил аудіенціи у Каролины-Матильды. Эммелина докладывала объ этомъ своей невстк, а. та только качала головой и безпрестанно нюхала табакъ.
— Знаешь что. Ихъ величества, конечно, не примутъ эту Плессенъ, и у меня нтъ ни малйшаго желанія хать съ нею вмст. Я женщина простая и не хочу, чтобы говорили, будто Плессенъ моя пріятельница. Отъ этого для меня можетъ только выйти вредъ.
Едва успла она сказать эти слава, какъ дверь отворилась, и въ комнату влетла та, о которой только что шелъ разговоръ.
— Pardon, извините мою смлость! Но я такъ поражена этими новостями, что хотла бы поговорить съ вами. Какое счастье можетъ мн принести это происшествіе!
— Вы говорите какими-то загадками, ch&egrave,re madame,— холодно сказала фонъ-Кваленъ, а Эммелина поспшила усадить гостью въ кресло и послала Минетту за успокаивающимъ порошкомъ.
— Что такое случилось?
Фонъ-Плессенъ бросила на столъ свою некрасивую черную шляпу.
— Голькъ палъ!— торжественно возвстила она,— Весь штатъ уволенъ, въ томъ числ и сестра Голька, которая заняла мое мсто. Слава Богу, справедливость восторжествовала, и я опять займу свое мсто. Сегодня ночью я видла во сн, будто я стою около королевы. Завтра или послзавтра ихъ величества будутъ въ гостяхъ у графа Карла, а потомъ,— тутъ она остановилась, чтобы взять стаканъ воды, который ей подала Минетта.— потомъ ихъ величества прідутъ въ Плонъ. Въ парк будетъ устроенъ сельскій праздникъ. Бургомистръ говорилъ мн объ этомъ вчера. Графъ Карлъ далъ ему объ этомъ знать черезъ своего камердинера. Ахъ, mesdames, какое счастье будетъ для всхъ насъ!
И фонъ-Плессенъ протянула Минетт пустой стаканъ, прося дать ей еще воды. Лицо ея сіяло, и она казалось помолодвшей лтъ на десять.
— Голькъ палъ!— повторяла она.— Тотъ самый Голькъ, который такъ преслдовалъ меня. Когда я увижу его въ такомъ униженіи, я постараюсь найти для него слово утшенія.
Долго еще говорила бывшая гофмейстерина. Она была твердо уврена, что она будетъ возстановлена въ своей должности, и строила всякіе планы, къ которымъ кисло прислушивалась фонъ-Кваленъ. Тетка Эммелина незамтно исчезла и предстала передъ своей герцогиней, которая возбужденно ходила по комнат.
— Это вы, милая Тоттъ? Что вы скажете объ этомъ письм?
И она протянула своей придворной дам письмо на большомъ
лист, которое она передъ тмъ внимательно читала. То было извщеніе отъ камергера Брандта о томъ, что ихъ величества прідутъ въ Плонъ.
— Вашей свтлости не придется длать никакихъ расходовъ, какъ пишетъ камергеръ, а ваше шелковое платье еще совсмъ новое. Придется только почистить серебряныя украшенія.
— Отлично!
Герцогиня разомъ успокоилась и принялась смяться.
— Въ такомъ случа распорядитесь обо всемъ. Увы! Сколько лтъ прошло съ тхъ поръ, какъ мой покойный супругъ принималъ въ этомъ парк своихъ друзей!
— Нужно достать изъ сундука лучшую ливрею для карлика онаса. Онъ долженъ будетъ итти за вашей свтлостью.
— Конечно, конечно!— закачала головой герцогиня.— Хорошо было бы, если бы онъ былъ еще немножко меньше. Я замчаю, что его руки и ноги какъ будто продолжаютъ расти? Не правда ли, вдь противъ этого нтъ никакихъ средствъ?— спросила она и съ жаромъ принялась хлопотать.Словно лучъ яркаго солнца освтилъ обитателей плонскаго замка.
Пришелъ въ движеніе и маленькій городокъ. Школьники разучили привтственныя стихотворенія, молодыя двушки плели гирлянды, бургомистръ въ сотый разъ вбгалъ въ паркъ. Обитатели Плона рдко посщали его, предпочитая сидть у дверей своихъ домиковъ и толковать о тхъ временахъ, когда плонскій герцогъ разбивалъ этотъ паркъ на французскій манеръ, всадивъ въ него массу денегъ.
По всему городу вытаскивались парадные камзолы, вынимались изъ сундуковъ давно не тронутыя подвнечныя платья. Вс были довольны оказанной городку милостью. Это было дломъ рукъ Струэнзе, такъ, по крайней мр, увряли вс. ‘Струэнзе великій человкъ’, изрекъ сапожникъ, жившей на Угловой улиц. То же подтвердилъ и парикмахеръ, жившій напротивъ. Ему именно предстояло реформировать государство такъ, чтобы въ немъ пользовались уваженіемъ не одни знатные люди, но и простые обыватели. Да и налоги не мшало бы понизить. Хорошо было бы отдать подъ судъ и взяточниковъ, отъ которыхъ такъ терплъ народъ.
Знать, жившая въ замк и въ город, была на этотъ счетъ другого мннія. Для нихъ все дло было въ корол, и пріздъ его величества создавалъ для нихъ приснопамятное событіе.
Не одна госпожа фонъ-Кваленъ посылала въ Киль за параднымъ платьемъ,— со всхъ сторонъ тянулись люди въ Плонъ, въ надежд принять участіе въ готовившемся торжеств. Больше всего надялась фонъ-Плессенъ, къ которой уже успло вернуться ея высокомріе и которая теперь уже не величала госпожу фонъ-Тоттъ тетей Эммелиной, какъ прежде.
Второй разъ Минетт приходилось быть свидтельницей приближенія королевы. Кругомъ и сердца и умы были возбуждены въ высшей степени. Но. какъ и четыре года тому назадъ, она чувствовала, что она не принадлежитъ къ числу людей, которые стараются попасться на видъ королевской чет. Какъ и въ Альтон, она была чужда всему происходящему. Но-тогда около нея былъ Эневальдъ Брандтъ, котораго теперь она видла, какъ во сн. А если Эневальдъ уже не любитъ ее, то что ей холодность забывшей о ней королевы? И она была совершенно равнодушна къ суетн, и только къ мыслямъ ея о Каролин-Матильд примшивалось что-то непочтительное.
Но о мысляхъ ее никто не спрашивалъ, даже фонъ-Тоттъ, казавшаяся спокойне остальныхъ. Напротивъ, герцогиня волновалась, словно молоденькая двушка.
Много было всякихъ развлеченій, начиная отъ каретъ и повозокъ окрестной знати, которыя почти каждый день стучали по мостовой Плона, и кончая скороходами и лакеями графа Ашеберга, которыхъ можно было видть всюду.
Въ одно прекрасное утро черезъ Плонъ пронесся рядъ красивыхъ экипажей и всадниковъ. Въ центр этой группы хала красивая блокурая дама, сидвшая на лошади по-мужски, рядомъ съ нею Струэнзе, а сзади камергеръ Брандтъ. Впереди и сзади ихъ хали разодтые кавалеры и дамы. Словно втеръ, неслась эта кавалькада съ разввающимися перьями и вуалями.
Въ ней участвовалъ и графъ Ранцау. Онъ показывалъ всадникамъ дорогу въ паркъ. Лошади разсыпались по аллеямъ и стали пить изъ водопоенъ.
Минетта въ это время стояла на террас замка и смотрла на всю эту картину. Она узнала королеву по пепельнымъ волосамъ, увидла Струэнзе, Брандта и графа Ранцау. Остальныя лица были ей незнакомы.
Что-то кольнуло ее въ сердце, когда она увидла, какъ Брандтъ нагнулся къ одной красивой молодой особ.
Въ одинъ мигъ все исчезло, пронеслось дальше. Только щелкали вдали копыта, да слышны были веселые голоса.
Это посщеніе парка было началомъ приближающихся торжествъ. Многочисленные глашатаи, разосланные во вс концы, приглашали на сельскій праздникъ, который будетъ устроенъ въ парк Ашебергъ и на которомъ милостиво изъявили согласіе присутсвовать и ихъ величества.
Вс получившіе приглашеніе ринулись со своихъ мстъ потокомъ. Уже наканун маленькія гостиницы городка были переполнены. Госпожа фонъ-Плессенъ, отказавшаяся отъ комнаты почтмейстера и перебравшаяся было въ замокъ къ одной старой дам, чуть не съ плачемъ вернулась къ Эммелин фонъ-Тоттъ.
— Боже мой! Они не прідутъ по такой погод! Тетя, что же будетъ со мной, если мн не удастся представиться королев?
— Тише дешь, дальше будешь!— отвчала фонъ-Кваленъ, сидвшая у окна и вязавшая чулокъ,— Завтра можетъ быть яркое солнышко
Фонъ-Плессенъ не слушала ея. Она бросилась дальше и влетла безъ доклада въ спальню герцогини, гд плонскій парикмахеръ усердно завивалъ и пудрилъ волосы своей герцогин.
Бывшая гофмейстерша разсыпалась въ извиненіяхъ и хотла было удалиться, но герцогиня дружески кивнула, ей головой.
— Это очень хорошо, что вы зашли,— сказала она.— Какъ вы думаете, вплести мн въ волосы улей, какъ совтуетъ мой добрый Хаушильдъ, или мн больше пойдетъ телга съ зерномъ? Я уже не разъ надвала ее, и это всегда производило сильный эффектъ.
— Все, что вашей, свтлости угодно будетъ надть, все будетъ хорошо,— поспшила отвтить Плессенъ.— Господинъ Хаушильдъ не долженъ забывать, что ему надо будетъ побывать сегодня и у меня. За эту услугу я, конечно, сумю его отблагодарить потомъ.
Ея голосъ звучалъ повелительно, и бдный парикмахеръ поспшилъ дать ей всякія общанія. Но когда она удалилась, онъ разсмялся.
Герцогиня увидла его лицо въ зеркал, передъ которымъ сидла
— Чему вы сметесь?— спросила она.
Парикмахеръ, маленькій толстенькій человчекъ съ хитрымъ выраженіемъ лица, только пожалъ плечами. Герцогиня знала его давно и потому относилась къ нему нсколько фамильярно.
— Боже мой! Да какъ же мн не смяться надъ госпожой фонъ-Плессенъ? Она опять хочетъ попасться на глаза королев, по дло это ей не удастся. Мн объ этомъ вчера говорилъ лейбъ-егерь графа Ашеберга, а онъ знаетъ это отъ Моранти, съ которымъ король говоритъ обо всемъ.
— Моранти, Моранти,— повторяла про себя герцогиня, стараясь запомнить это.
— Да, ваша свтлость, Моранти, негръ, съ которымъ его величество часто изволитъ говорить и которому даже позволяетъ себя бить. Онъ въ одномъ возраст съ королемъ. Кто хочетъ быть освдомленнымъ о чемъ-либо, тотъ долженъ дать Моранти шоколаду и коринки. Такъ, по крайней мр, совтуетъ графскій лейбъ-егерь, который приходится двоюроднымъ братомъ моей жен. Еще вчера онъ выпилъ у насъ цлую кружку пива. Ему страшно хотлось пить, потому что теперь всхъ закармливаютъ въ Ашеберг…
— И Моранти говорилъ…— осторожно начала герцогиня.
— Да, Моранти полагаетъ, что у госпожи фонъ-Плессенъ нтъ никакой надежды вернуться опять ко двору. Хотя графъ Голькъ и его сторонники уволены, но господинъ конференцъ-совтникъ Струэнзе приспособилъ уже другихъ на его мсто, и въ число ихъ не попала госпожа фонъ-Плессенъ. Король терпть ее не можетъ.
И ловкими пальцами парикмахеръ продолжалъ работать, не закрывая рта. Онъ могъ рдзсказать о многомъ, ибо онъ уже два дня какъ переходилъ изъ одного дома въ другой и едва находилъ время для сна. Онъ разсказывалъ о томъ, что жена бургомистра устроила себ прическу съ башней, что госпожа Бухвальдъ выписала себ изъ Парижа новое крестьянское платье, которое она надвала уже вчера и которое оказалось ей тсно въ груди. Герцогиня слушала его весьма внимательно. Когда наконецъ ему удалось прикрпить на ея голов цлый улей, она велла позвать къ себ госпожу фонъ-Тоттъ и объявила ей, что она не желаетъ, чтобы фонъ-Плессенъ являлась къ королев въ ея свит.
Эммелина сдлала большіе глаза.
— Она просила меня объ этомъ,— раздраженно сказала герцогиня,— и я общала ей сдлать это для нея. Но такъ какъ г. Струэнзе терпть не можетъ ее, то я не хочу произвести на него непріятное впечатлніе.
На другой день утромъ былъ легкій туманъ. Вскор, однако, онъ разсялся, и выглянуло яркое солнце. Маленькій городокъ просто не могъ вмстить въ себя массу экипажей и людей. Только и разговоровъ было, что о человк, который руководилъ королемъ, какъ ребенкомъ. Народъ радовался, что бразды правленія попали теперь въ сильныя руки и что теперь граждане стоятъ рядомъ со знатью.
Вокругъ парка были разставлены солдаты. Со стороны Ашебергской улицы безпрестанно подъзжали украшенные цвтами экипажи. За ними появились наконецъ дв раззолоченныя кареты. Въ первой сидлъ въ костюм крестьянина-король, его супруга и Струэнзе, во второй хали Эневальдъ Брандтъ и графъ Ранцау.
Струэнзе! Это имя переходило изъ устъ въ уста, и хотя народъ и привтствовалъ короля и его юную супругу, однако глаза многихъ были устремлены на человка, который сидлъ въ красной крестьянской куртк на шелковыхъ подушкахъ и задумчиво смотрлъ вдаль.
Сотни людей были впущены въ паркъ, тысячи остались у входа. Этотъ день, когда врачъ изъ Альтоны вступилъ въ Плонъ, какъ побдитель, остался въ памяти обитателей.
Герцогиня Христина стояла съ своей гофмейстериной госпожой фонъ-Тоттъ и Минеттой въ бесдк изъ краснаго кирпича въ начал парка, служившей въ добрыя старыя времена для чаепитія. Заброшенная въ теченіе долгаго времени, она теперь по приказанію короля была богато разукрашена. Здсь ихъ величества должны были со свитой освжить свои силы.
Вс приготовленія длались графомъ Ранцау, а та, которая когда-то была здсь хозяйкой и принимала гостей, лишь оглядывалась съ грустной улыбкой.
Впрочемъ, раздумывать было некогда.Вдругъ передъ ней оказалась королева. Хотя она была, одта въ простое крестьянское платье, всякій зналъ, что это королева.
Графъ Ранцау подвелъ королеву къ герцогин. Онъ былъ счастливъ и весь сіялъ отъ радости. Минетта, стоявшая сзади, стала смотрть на него и на Брандта, который шелъ за нимъ. Вдругъ Брандтъ отвсилъ низкій поклонъ и далъ дорогу королю. Юный король поклонился привтливо герцогин и привтствовалъ рукой госпожу фонъ-Тоттъ. Въ первый разъ Минетта увидла его узкое лицо съ безпокойно блестящими глазами, и ей было удивительно, какъ это тетя Эммелина такъ спокойно отвчаетъ на быстро вылетавшія слова короля.
Старушка знала его съ дтства, да и онъ, повидимому, сохранилъ о ней хорошую память.
Графъ Ранцау слегка тронулъ Минетту за плечо.
— Ваше величество изволите помнить эту двушку, которая имла честь состоять при васъ въ бытность вашу въ Альтон?
Его голосъ привелъ въ себя Минетту, она почти безсознательно поклонилась королев, которая разсянно протянула ей руку для поцлуя.
— Конечно, конечно, это было превосходно,— сказала она, проходя дальше и смотря своими голубыми глазами на тснившихся около нея дамъ.
Каролина-Матильда держала себя великолпно. Она уже не говорила, какъ прежде, на ломаномъ нмецкомъ язык, но пересыпала свою рчь французскими словами, какъ длали въ то время вс знатные люди. Съ учтивой улыбкой пропустила она мимо ушей тысячи разныхъ именъ, умла каждому сказать ласковое слово и наконецъ, справившись съ своей обязанностью, отдыхая незамтно для посторонняго взгляда, остановилась въ саду передъ павильономъ, возл котораго играли искусственные водопады и благоухали розы. Этотъ садъ былъ окруженъ съ трехъ сторонъ высокими кустами, между которыми блестла вода, ярко освщенная солнцемъ. Вдали ворковали дикіе голуби, а по озеру носились водяныя птицы, тяжело взмахивая своими крыльями.
Старая герцогиня также стояла на террас павильона и затуманившимися глазами смотрла на эту пеструю картину.
— Да, дорогая Эммелина, міръ сильно измнился съ тхъ поръ, какъ хозяиномъ всего этого былъ мой мужъ,— сказала она со вздохомъ.— Тогда тоже было очень весело, хотя, можетъ быть, и не такъ великолпно.
Госпожа фонъ-Тоттъ, на которую опиралась герцогиня, не отвтила ничего. Она смотрла на крестьянина, который говорилъ съ королевой, а потомъ повелъ ее въ аллею, деревья которой выступали, словно боковыя кулисы. Здсь долженъ былъ состояться пастушескій праздникъ, героиней которая была Каролина-Матильда. Со всхъ сторонъ тснились здсь зрители, въ надежд занять удобное мсто. Герцогиня сдлала знакъ карлику онасу, который несъ сзади нея веръ и умлъ лучше пробираться сквозь толпу, чмъ госпожа фонъ-Тоттъ.
Послдняя осталась одна въ этомъ человческомъ поток и поскоре постаралась свернуть на боковую дорожку. Она была обсажена густыми кустами, и шумъ толпы лишь глухо доносился сюда. Въ конц ея стояла маленькая скамеечка, и она хотла приссть. Вдругъ она сдлала движеніе въ сторону и принялась извиняться.
Молодой крестьянинъ, сидвшій на скамейк, быстро вскочилъ и пустился ее догонять.
— Пожалуйте сюда, тетя Эммелина. Вы мн нисколько не мшаете, и я радъ буду поговорить съ вами.
— Ваше величество очень милостивы ко мн.
Какъ ни сопротивлялась старушка, король повелъ ее къ скамейк
— Садитесь. Вы были добры ко мн въ то далекое время, когда гувернантки били меня.
Госпожа фонъ-Тоттъ уже успла овладть собою.
— Вы были очень избалованы тогда,— сказала она ласковымъ голосомъ. Христіанъ, сидвшій рядомъ съ нею, разсмялся.
— Ахъ, тетя Эммелина, мальчикъ всегда долженъ былъ рзвъ и непослушенъ. Вотъ увидите, я и сегодня выкину штуку.
При этихъ словахъ его лицо приняло злое выраженіе. Старушка подняла руку.
— Теперь вы уже король, а король долженъ быть всегда благороденъ.
— Вы думаете?— спросилъ Христіанъ, прищуривая глаза.— Я тоже благороденъ,— прибавилъ онъ насмшливо.— Вы знаете его? Онъ еще недавно ставилъ піявки какимъ-нибудь старухамъ въ Альтон, и мои любимцы обращались съ нимъ, какъ съ сапожникомъ. А теперь они дрожатъ передъ нимъ. А вдь это все только потому, что я такъ захотлъ, ибо я знаю, что этотъ человкъ иметъ благородный образъ мыслей и что онъ хочетъ такъ же, какъ и я, сдлать народъ счастливымъ. Впрочемъ, иногда мн хочется свернуть шею всмъ людямъ.
— Эти мысли внушаетъ вашему величеству дьявола.,— съ непоколебимымъ спокойствіемъ отвчала госпожа фонъ-Тоттъ.
Христіанъ робко оглянулся.
— C’est vilain, madame. Объ этомъ не нужно говорить, особенно своему королю. Я не хочу объ этомъ думать, иначе я не буду спать всю ночь и…
Тутъ онъ запнулся и взглянулъ на госпожу фонъ-Плессепъ, которая пробиралась къ королю по боковой дорожк. Она была одта во все черное, и ея лицо можно было назвать даже красивымъ. По король съ гнвнымъ крикомъ вскочилъ со скамейки.
— Эневальдъ, гд вы?
Брандтъ уже стоялъ передъ нимъ.
Христіанъ схватилъ его за руку и увлекъ съ собою, но удостоивъ бывшую гофмейстерину ни одного взгляда.
Госпожа фонъ-Тоттъ тяжело встала.
— Нужно уходить, милая Луиза,— сказала она.
Фонъ-Плессенъ ломала себ руки.
— Король ненавидитъ меня, а я только и стараюсь о томъ, чтобы служить ему и его супруг.
— Не горюйте очень-то,— сказала ой въ утшеніе старушка.— Жизнь при двор не всякому дается въ удлъ. Да вдь и въ другомъ мст можно быть счастливымъ.
Фонъ-Плессенъ горько разсмялась.
— И другіе будутъ утшать меня тмъ же. Ахъ, если бъ вы знали, что говорятъ о корол и о чемъ я должна молчать…
— Я не хочу ничего знать! Я стара и устала. Зачмъ мн знать, что люди болтаютъ?
Камергеръ Брандтъ поспшно вернулся назадъ. Онъ былъ изъ тхъ, которые остались въ своемъ придворномъ костюм, блествшемъ золотымъ шитьемъ. Онъ вжливо раскланялся съ бывшей гофмейстериной.
— Извините, госпожа фонъ-Плессенъ…— начала, онъ.
Та поднялась съ гордой осанкой.
— Я понимаю васъ, г. фонъ-Брандтъ, король желаетъ, чтобы я удалилась съ празднества. Я исполню его желаніе.
И, не обращая никакого вниманія на камергера, который все продолжалъ кланяться, она ушла. Онъ обратился къ госпож фонъ-Тотт.
— C’est bien dsagrable…— началъ было онъ, улыбаясь, но старушка гнвно перебила его:
— Мн сдается, г. фонъ-Брандтъ, что вы смотрите на все происшедшее, какъ на комическій эпизодъ. Мн кажется, что человкъ, который когда-то самъ готовъ былъ покончить съ собою, могъ проявить большую жалость.
Эневальдъ сильно покраснлъ.
— Фонъ-Плессенъ не очень-то жалла меня, когда меня постигла немилость.
— И вы платите зломъ за зло! Да, конечно, въ свт такъ и ведется. Нечего удивляться этому. Но все-таки я думаю, что люди когда-нибудь станутъ лучше.
Вновь испеченный камергеръ ничего не отвтилъ на эту сентенцію и только улыбнулся, не то смущенно, не то насмшливо. Старушка повернулась къ нему спиной и тихо пошла прочь туда, гд пастушескій праздникъ былъ въ самомъ разгар, гд пастухи и пастушки, крестьяне и крестьянки декламировали звучные стихи, чинно ходили и задорно смялись.
Между рядами зрителей сновали слуги, предлагая разныя угощенія.
Старая Эммелина грустно смотрла на всю эту суетню, на королеву, которая носилась въ вихр танцевъ, на короля, бгавшаго за кокетливыми пастушками и старавшагося ихъ поцловать, на широкоплечаго крестьянина, который танцовалъ большею частью съ Каролиной-Матильдой, почтительно держа ее въ своихъ объятіяхъ!
Да, теперешній свтъ не очень-то нравился тетк Эммелин, хотя солнце свтило такъ же ярко, какъ и прежде, а втеръ такъ же привтливо шелестлъ въ кустахъ. Все осталось попрежнему, но гд т люди, которые умли сдлать землю уютной, такъ что всмъ жилось хорошо и весело?
Со вздохомъ взглянула старушка на свою герцогиню, которая съ растеряннымъ видомъ озиралась на всю эту суетню, потомъ перевела глаза на Минетту, которая осталась въ тни и упорно слдила глазами за королевой и Струэнзе.
Взвизгнули скрипки, затмъ рожокъ. Королева на возвышенномъ мст и вс пастушки и крестьянки закружились въ танц вокругъ нея. Вс разразились рукоплесканіями…
Этотъ праздникъ прошелъ, словно пестрый волшебный сонъ.
Минетта Эоленталь стояла у себя въ комнат и смотрла на красныя крыши маленькаго городка… Да, то былъ сонъ…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

I.

Датское почтовое судно ‘Магдалина’ стояло на якор въ нильской гавани въ ожиданіи почтовыхъ тюковъ и пассажировъ изъ Гамбурга. Собственно говоря, оно должно было уже выйти въ море часовъ въ восемь или въ десять, но не прибылъ еще почтовый дилижансъ изъ Гамбурга, а полковникъ фонъ-Келлеръ, производившій въ Гольштейн рекрутскій наборъ, веллъ капитану непремнно дождаться его, хотя бы изъ-за этого пришлось потерять цлый день.
И вотъ капитанъ, котораго звали Маккенирангъ, поджидалъ теперь своихъ пассажировъ.
Надъ кильской гаванью ярко свтило іюльское солнце, лса, идущіе по обимъ сторонамъ гавани, отчетливо поднимались къ яркому небу. Въ деревушк Эллербенъ, гд коптятъ рыбу, тянулся до самаго неба прямой столбъ густого дыма, а по голубой поверхности гавани шныряли лодки и челноки.
Корабельный экипажъ разслся весь на верхней палуб и смотрлъ то на блествшую воду, то на. городъ съ его колокольнями, то на дворецъ, который подступалъ почти къ самой вод и какъ будто хотлъ слдить за гаванью всми своими глазами — окнами.
Молодая пестро одтая двушка, стоявшая на корм и съ любопытствомъ слдившая за всмъ, что происходило кругомъ, вдругъ удивленно вскрикнула и быстро спряталась за висвшую на борту лодку.
Минетта не обращала на нее никакого вниманія. Она шла за капитаномъ, который по крутой лсенк велъ госпожу фонъ-Кваленъ въ ея каюту, гд было только дв деревянныхъ кровати.
— Просторне у меня каютъ нтъ, ваша милость,— говорилъ шкиперъ.— Сегодня все будетъ переполнено. Вс хотятъ хать въ Копенгагенъ.
Онъ щелкнулъ языкомъ и засмялся.
— Милйшій Маккенирангъ, я васъ хорошо понимаю,— разсмялась и пассажирка.— Да, люди всегда стремятся туда, гд пахнетъ жаренымъ. А вы думаете, что я ради этого ду въ Копенгагенъ? Нтъ, заболлъ мой родственникъ, камергеръ Блихеръ, и мн хочется его навстить.
Капитанъ, старавшійся втиснуть въ каюту вс дорожныя вещи, произнесъ, въ знакъ своего участія, нсколько словъ, вопросительно глядя на молодую даму, въ присутствіи которой велся весь этотъ разговоръ.
Это не укрылось отъ госпожи фонъ-Тоттъ.
— Это фрейлейнъ фонъ-Золенталь, милйшій Маккенирангъ. Она знаетъ, что мы съ вами старые знакомые и не разъ зжали вмст.
Морякъ устремилъ свой острый взоръ на Минетту.
— Фрейлейнъ въ траур?
— По моей невстк Эммелин,— отвчала за нее госпожа фонъ-Тоттъ.— Это была ея единственная родственница. Я просила ее проводить меня: я уже стала стара, а прислуги никуда не годятся. Скажите, Маккенирангъ, вы насъ хорошо повезете, и мы не заболемъ морской болзнью?
Шкиперъ почесалъ за ухомъ.
— Что можно будетъ, ваша милость, я все сдлаю. Только бы поскоре выбраться изъ гавани.
— Такъ выбирайтесь!— вскричала г-жа фонъ-Тоттъ, но капитанъ только пожалъ плечами.
— Еще не прибылъ почтовый дилижансъ изъ Гамбурга. Да и полковникъ фонъ-Коллеръ еще не явился… Онъ уже два раза присылалъ мн сказать, чтобы я его дожидался, а властямъ нужно повиноваться, ваша милость. Я прикажу вынести для васъ на палубу два стула. Нашъ поваръ можетъ приготовить кофе, супъ и кашу. Вамъ только нужно сказать, что вы желаете.
Шкиперъ ушелъ, а госпожа фонъ-Кваленъ принялась вылзать изъ своего плаща, необыкновенно теплаго для такой погоды.
— Этотъ капитанъ — славный малый. Не думайте, что намъ не подобаетъ говорить съ нимъ. Онъ знакомъ со всей нашей знатью, такъ какъ онъ постоянно здитъ отъ Киля до Копенгагена. А лтомъ такая поздка восхитительна, особенно теперь, когда король такъ щедръ на милости, конечно, пока этого желаетъ Струэнзе. Мн страшно хочется взглянуть опять на Копенгагенъ и дворъ. Прежде всего я явлюсь къ Юліаніи-Маріи и васъ захвачу съ собой. Нельзя знать, на что можетъ пригодиться такой визитъ. Я хотла бы сдлать что-нибудь для васъ, хотя у васъ есть крупный недостатокъ: вы небогаты. Найдутся, впрочемъ, мужчины, которые обращаютъ больше вниманія на добрыя качества, чмъ на кошелекъ съ деньгами. Будемъ надяться на хорошее. А теперь идите спокойно на палубу и дышите свжимъ воздухомъ. Я останусь здсь и хочу немножко отдохнуть.
Г-жа фонъ-Кваленъ прилегла на постель, а Минетта потихоньку пошла кверху.
Жизнь перемнилась для нея быстро, словно во сн. Черезъ нсколько дней посл плонекихъ празднествъ тетя Эммелина слегла въ постель, а черезъ недлю уже покоилась на городскомъ кладбищ. Умерла она совершенно тихо и передъ смертью успла сказать Минетт нсколько ласковыхъ словъ. Смерти она не ожидала и все строила планы на зиму,— говорила о варень и сушк зелени: въ ней была хорошая хозяйка, заботившаяся о томъ, чтобы не обмануть доврія своей герцогини.
Минетта не могла больше оставаться въ Плонскомъ замк. Занять тутъ мсто придворной дамы она не могла по крайней бдности. Герцогин нужно было имть около себя боле пожилую особу, и вотъ Минетта опять оказалась безъ пристанища и принуждена была согласиться на предложеніе госпожи фонъ-Кваленъ сопровождать ее сначала до Киля, а потомъ до Копенгагена.
Минетта сидла на палуб подъ тнью, отбрасываемой парусомъ, который капитанъ Маккенирангъ нарочно веллъ поднять ради пассажировъ. Тутъ же стояло нсколько кавалеровъ, громко разговаривавшихъ между собой и сердившихся на задержку.
— Кого мы еще ждемъ?— вскричалъ одинъ изъ нихъ.— Ma foi, я найму себ рыбачью лодку и отправлюсь на ней въ Корсоръ. Держу пари, что я буду тамъ раньше этого судна, которое совершенно не отвчаетъ своему королевскому имени.
— Королевы не всегда бываютъ такъ юны и прекрасны, какъ наша теперешняя королева,— сказалъ другой, подсмиваясь.
Въ это время съ пристани пробирался на палубу какой-то весьма просто одтый человкъ, робко озиравшійся по сторонамъ.
— Долженъ еще пожаловать господинъ полковникъ. Да и почта изъ Гамбурга еще не прибыла,— вступилъ въ разговоръ вновь прибывшій пассажиръ.— Но, съ Божьей помощью, кончится когда-нибудь и наше ожиданіе.
Собравшіеся смотрли на него сверху внизъ.
— Почему вы это знаете?— спросилъ одинъ изъ бесдовавшихъ.
— Нтъ надобности вмшиваться въ нашъ разговоръ.— прибавилъ другой.
Новый пассажиръ снялъ шляпу и почтительно поклонился.
— Прошу прощенія за мою дерзость!
Съ этими словами онъ отошелъ къ тому мсту, гд сидла Минетта, давно уже смотрвшая на него съ любопытствомъ.
То былъ сухощавый человкъ, съ гладко выбритымъ, ничего не выражавшимъ лицомъ, въ одежд ученаго. Онъ вытащилъ изъ кармана книгу и принялся внимательно читать, какъ будто бы вокругъ него никого не было.
Около судна становилось оживленно. Большой дилижансъ съ шумомъ подкатилъ по мостовой къ пристани. Изъ него вышло нсколько человкъ, вслдъ за ними понесли на палубу чемоданы и саквояжи. То былъ почтовый дилижансъ изъ Гамбурга.
У двоихъ его пассажировъ голова была забинтована: по пути дилижансъ опрокинулся три раза. Времена были такія, что тотъ, кто путешествовалъ на почтовыхъ, долженъ былъ рисковать своей жизнью.
Наконецъ появился и полковникъ Коллеръ. Онъ пріхалъ верхомъ на огромной лошади. Съ нимъ было еще нсколько человкъ, съ которыми онъ громко распрощался. Лица у всхъ были красныя.
— И изъ-за такого пьянаго животнаго мы должны были ждать цлые часы,— пробормоталъ одинъ изъ юнкеровъ, но другой быстро дернулъ его за руку.
— Оставь, вдь и намъ случалось бывать навесел. Мы еще сыграемъ въ картишки съ полковникомъ. Вотъ когда онъ раскается въ своемъ поведеніи!
На бортъ взошло еще нсколько человкъ. Стоялъ изрядный шумъ и толкотня, но капитанъ умлъ поспвать всюду и каждому указать его мсто. Вс требовали для себя отдльныхъ каютъ.
Минетта не могла сначала понять, почему вс такъ стараются получить для себя каюту. Но когда ‘Маргарита’, поставивъ вс паруса, вышла изъ кильской гавани и полетла по волнамъ Нмецкаго моря, тогда ей стало ясно, почему каждый такъ заботился только о самомъ себ.
Датскій почтовый корабль былъ построенъ прекрасно, но качка на немъ была ужасная. Юнкера, еще недавно державшіе себя столь высокомрно, теперь сидли нахохлившись вокругъ главной мачты. Лица ихъ были блдны. Госпожа фонъ-Кваленъ возстала отъ сна и стонала. Со всхъ сторонъ громко жаловались и кряхтли.
Минетта не страдала морского болзнью и хотла была помочь старушк, но та приняла ее съ раздраженіемъ, и Минетта опять вышла на палубу. Дулъ сильный втеръ, и по морю бгали блые барашки.
— Если дло будетъ такъ продолжаться, то мы скоро будемъ уже въ Зеланд,— громко объявилъ капитану полковникъ Коллеръ. Но капитанъ не отвтилъ ему ничего и только устремилъ свой острый взоръ на западъ, гд небо стало совсмъ срымъ.
Въ эту минуту полковникъ увидалъ Минетту, и суровое лицо его прояснилось.
— Sapristi, quelle hoiieur de vous voir, mademoiselle!.. {Чортъ возьми, я имю честь видть васъ, сударыня!} Ваша тетушка тоже здсь? Можетъ быть, и герцогиня съ вами?
Минетта отвчала довольно кратко. Она знала, что покойная тетка желала, чтобы она вышла замужъ за этого полковника, но въ немъ было что-то такое, что отталкивало ее отъ него. Къ тому же съ того времени, какъ Эневальдъ Брандтъ оставилъ ее, въ ней развилось какое-то озлобленіе противъ мужчинъ вообще.
Втеръ трепалъ ея вуаль, она сняла его, и ея темные ненапудренные волосы пышно раскинулись вокругъ ея лица. Она была прелестна въ эту минуту. Капитанъ молча любовался ею издали, полковникъ крутилъ усы и искалъ подходящихъ словъ, но его мозгъ не освободился еще отъ винныхъ паровъ, и онъ принялся искать глазами ученаго человка, который сидлъ, скромно уткнувшись въ книгу. Вдругъ онъ повернулъ голову. Крикъ изумленія вырвался у полковника.
— Неужели это вы, профессоръ Гульдбергъ? Неужели принцъ Фридрихъ уже не будетъ пользоваться вашими уроками?
Профессоръ поднялся съ мста, снялъ шляпу и вжливо поклонился.
— Ея величество королева Юліанія-Марія соизволила дать отпускъ вашему покорному слуг. У меня умерла сестра въ Кил, и мн нужно было позаботиться объ ея дтяхъ.
Воспитатель брата короля, профессоръ Гульдбергъ все время стоялъ передъ полковникомъ въ самой почтительной поз. Фонъ-Коллеръ сдлалъ снисходительное движеніе рукой.
— Садитесь! Когда вы ухали изъ Копенгагена и нтъ ли у васъ новостей? Я уже три мсяца скитаюсь по Шлезвигу и Гольштейну.
Гульдбергъ продолжалъ стоять.
— Я выхалъ изъ Копенгагена недлю тому назадъ. Поздка была очень удачная, и я пріхалъ въ Киль на другой день.
— Никакихъ происшествій?
Профессоръ пожалъ плечами.
— Ихъ величества вернулись изъ путешествія, и народъ ликовалъ. Изъ Парижа выписанъ новый театральный директоръ. Король объзжаетъ новую лошадь, а королева обучаетъ соколовъ охот.
— Новый совтникъ тоже здитъ съ нею на охоту?— спросилъ съ язвительнымъ смхомъ полковникъ.
Гульдбергъ посмотрлъ мимо него на бурлившую воду.
— Такъ какъ графъ Берншторфъ теперь уже не министръ, то у его превосходительства кабинетъ-министра Струэнзе не такъ много времени, чтобы разъзжать по охотамъ.
— А, чортъ!— подпрыгнулъ полковникъ.— Если вы хотите шутить. то выберите для шутокъ кого-нибудь другого.
Воспитатель принца Фридриха снова поклонился.
— Ваша милость скоро изволите сами увидать, шучу ли я, или говорю правду.
Коллеръ схватилъ его за руку.
— Извините меня. Я немного возбужденъ, и мой языкъ болтаетъ лишнее. Но такихъ вещей никогда еще не бывало. Нашъ заслуженный министръ графъ Берншторфъ долженъ уступить мсто какому-то авантюристу?
Профессоръ поднялъ руку.
— Ваша милость не должны говорить такъ громко. Васъ могутъ услышать даже здсь на корабл. У новаго министра немало сторонниковъ, и камергеръ Брандтъ, другой фаворитъ короля…
Минетта не слушала больше, что говорилъ профессоръ. Она отошла на носъ, гд волны казались еще боле безпокойными и брызги летли ей прямо въ глаза. Ей не хотлось прислушиваться къ тому, что возбуждало такой интересъ въ обоихъ собесдникахъ. Что ей Струэнзе или Брандтъ?
Полуденное солнце ярко сіяло надъ Нмецкимъ моремъ. Вдали синлъ гольштинскій берегъ, а къ востоку вырисовывался изъ воды островъ.
— Это Лоландъ!— сказалъ капитанъ Минетт, которая стояла неподвижно на носу, погрузившись въ свои мысли.
— Мы хорошо идемъ,— прибавилъ онъ.— Сегодня втеръ надуваетъ вс паруса.
— А завтра этого не будетъ?— спросила молодая двушка.
Капитанъ пожалъ плечами.
— Кто можетъ поручиться за это? Этой дорогой я ходилъ больше ста разъ, и каждый разъ выходило по разному.
Маккенирангъ подошелъ къ рулевому колесу, поговорилъ съ рулевымъ и взялся за рукоятку колеса. Минетта радовалась соленой пн, которая летла ей въ лицо и отгоняла ея мрачныя мысли.
Вдругъ чья-то рука схватила ее за платье.
— Я умираю! Да смилуется надо мной Всевышній!
Около снастей корчилась та самая женщина въ пестромъ плать, которую Минетта видла при вход на корабль и о которой потомъ совсмъ забыла. Ея лицо было красиво. Но теперь оно было сине-зеленое, а глаза мутны. Тмъ не мене въ Минетт шевельнулось какое-то воспоминаніе.
— Гезина Зальбей, ты ли это?
Та застонала и стала вытирать лицо рукой.
— Да, это я. Какъ я раскаиваюсь, что тогда ночью я сбжала отъ барыни, боясь ея побоевъ. Богъ меня теперь наказалъ! О, ихъ, охъ!
И она принялась громко плакать.
Минетта почти забыла о Зальбей, почти съ того утра, какъ постель служанки была найдена утромъ не смятой и оказалось, что Гезина сбжала. Это случилось вскор посл смерти господина фонъЗоленталя. На это дло никто не обратилъ вниманія, и только пасторъ Ризенбахъ вздохнулъ два-три раза, когда фонъ-Золенталь разсказала ему о неблагодарности служанки, да Дорхенъ Небелунгъ, сокрушаясь объ ея судьб, ршилась было заговорить о ней съ Минеттой. Но та была не расположена говорить съ дочерью аптекаря по поводу сбжавшей служанки.
Все это произошло года три тому назадъ, когда Минетта еще крпко держалась за надежду, которая теперь уже умерла.
Гезина Зальбей продолжала стонать.
— Если бъ я только знала, я бы осталась въ Кил, гд у меня было хорошее мсто въ студенческой столовой. Но вс говорили, что въ Копенгаген будетъ лучше. Да и доктора Струэнзе я знаю немножко. Черноватый господинъ изъ аптеки уже переселился сюда.
— Ну, языкъ-то твой совершенно здоровъ,— сухо сказала Минетта.
Гезина медленно поднялась и тяжело дышала.
— Говорить здорово, фрейлейнъ. Кажется, мои внутренности перестали качаться изъ стороны въ сторону.
Дйствительно, волны стали успокаиваться. Втеръ спалъ, и паруса бились о мачты. Капитанъ испускалъ проклятія, а рулевой съ гнвомъ поглядывалъ на срую стну тумана, которая шла отъ берега и закутывала ‘Маргариту’ словно блымъ саваномъ.
Да, на мор поднимался туманъ. Нердко бывало, что онъ разсивался съ такою же быстротою, съ какой подвигался. Но хорошо ужъ было то, что прекратилась эта несносная качка.
Такого мннія была г-жа фонъ-Кваленъ, заказавшая повару горячій супъ. У нея былъ хорошій аппетитъ, и вообще она быстро оправлялась отъ всякихъ невзгодъ.
— Идите на палубу, Минетта,— ласково сказала она.— Я знаю что полковникъ фонъ-Коллеръ уже говорилъ съ вами. Да тамъ есть и другіе кавалеры. По ныншнимъ временамъ двушка должна поддерживать знакомство.
— Полковникъ говорилъ съ профессоромъ Гульдбергомъ о политик
Услышавъ имя Гульдберга, г-жа фонъ-Кваленъ отодвинула на половину опустошенную тарелку.
— Ове Гульдбергъ, воспитатель принца Фридриха?
— Да, они дйствительно говорили о принц Фридрих,— начала было Минетта, но ея патронесса уже двинулась на палубу.
Становилось уже темно, а два фонаря, прившенные къ мачтамъ, немного давали свта. Полковникъ и профессоръ сидли вмст, курили и пили пуншъ. Поднявшись наверхъj Минетта стала за мачту, гд ея не было видно. Юнкера разговаривали между собою о Струэнэе и Брандт и смялись надъ теперешнимъ министромъ, который еще такъ недавно былъ простымъ врачомъ. Полковникъ испускалъ ругательства и гремлъ саблей.
— Господа, смяться тутъ нечего. Если бъ я былъ королемъ…
— Король вдь еще мальчикъ!— вскричалъ одинъ изъ юнкеровъ.— Когда-нибудь онъ придетъ въ разумъ.
— Дай-то Богъ!
Полковникъ осушилъ свой бокалъ и подробно разсказалъ, какъ онъ встрчался съ Струэнзе въ Альтон, когда тотъ былъ еще простымъ врачомъ.
— Его пустилъ въ ходъ графъ Ранцау, котораго онъ лечилъ отъ подагры.
— Эту подагру Ранцау схватилъ, вроятно, отъ Голька?— спросилъ со смхомъ одинъ изъ юнкеровъ.
— Ну, это неизвстно,— загремлъ полковникъ.— Я солдатъ и служу его величеству. Я тогда прізжалъ въ Альтону для встрчи королевы. Она была тогда совсмъ ребенокъ и не отличалась величавыми манерами…
— Королевы измнчивы!— вскричалъ другой голосъ.
Минетта невольно кивнула головой.
Лтняя ночь мягко ложилась на море. Туманъ разсялся, втеръ окончательно стихъ. Волны тихо плескались вокругъ корабля, медленно бжавшаго по волнамъ. Вдали то вспыхивалъ, то опять исчезалъ свтъ.
Госпожа фонъ-Кваленъ подсла къ Минетт, передъ ней на ящик услся профессоръ Гульдбергъ. Оба оживленно бесдовали между собою на датскомъ язык, котораго Минетта не понимала. Какъ будто вспомнивъ объ этомъ, Гульдбергъ вжливо спросилъ Минетту по-нмецки, бывала ли она когда-нибудь въ Копенгаген.
Молодая двушка отвчала очень охотно, хотя она и не любила говорить теперь о себ, но съ ученымъ, голосъ котораго звучалъ гораздо мягче, чмъ полковника, она разговорилась не безъ удовольствія.
Полковникъ въ это время затянулъ старинную солдатскую псню, которая громко раздавалась среди тихаго моря. Ее подхватили и другіе пассажиры.
— Полковникъ фонъ-Коллеръ лихой офицеръ,— прошептала Зальбей.
Было уже поздно, и г-жа фонъ-Кваленъ удалилась на покой въ свою тсную каюту. Минетта просто боялась этой душной норы и въ раздумь остановилась около люка съ лстницей.
Гезина подошла къ ней и подняла голову, втягивая въ себя свжій воздухъ.
— Фрейлейнъ хорошо,— сказала она.— Вы дете съ знатной дамой, и никто не осмлятся ни щипнуть васъ, ни поцловать. Но нашей сестр все приходится спускать.
— Честная двушка не будетъ ничего спускать,— отвчала Минетта.
Гезина только вздохнула.
— Можетъ быть, это и правда. Но, знаете, это очень скучно — быть всегда честной. Сидть въ кухн, длать всякую черную работу, а тутъ тебя еще хозяйка бьетъ. Ахъ, если бъ вы видли моего кавалера въ Кил, то вы, пожалуй, не разсердились бы, если бы онъ васъ даже и поцловалъ. На прощанье онъ подарилъ мн два дуката, на которые я и вздумала прокатиться. Говорятъ, въ Копенгаген хорошо. Полковникъ фонъ-Коллеръ то же говоритъ, а ужъ онъ-то долженъ знать. Онъ даже поднесъ мн стаканчикъ пунша. Вдь эти морскіе перезды вредны для здоровья.
— Разв у тебя не было жениха?— спросила Минетта.
— Вылъ. Его звали Кришанъ Абель. Онъ теперь гд-то въ драгунахъ. Я очень ему благодарна и, если бъ пришлось еще встртиться, я бы, пожалуй, вышла за него замужъ. Но онъ не уметъ писать, да и я тоже. Вотъ мы и не знаемъ, встртимся ли мы опять когда-нибудь. Если это случится, буду очень рада,не случится, тоже плакать не буду. Не только у насъ, но и у людей получше насъ не все-то идетъ такъ, какъ они хотятъ. Вотъ Дорхенъ Небелунгъ два года готовила себ приданое, а свадьбы такъ и не вышло. А господинъ докторъ вмсто того, чтобы жениться, попалъ къ королю. Служанка Небелунговъ передавала мн, что самъ аптекарь былъ огорченъ гораздо больше, чмъ его дочь, и все читалъ какія-то толстыя книги, чтобы утшиться.
Такъ разсказывала Гезина Зальбей. Минетта только диву давалась, какъ это она, сирота, всмъ чужая, можетъ сохранять такую веселость и не чувствовать никакого страха за свою судьбу.
Голоса на передней палуб стали тише. Собесдники, очевидно, завернулись въ свои плащи и улеглись спать подъ теплымъ открытымъ небомъ.
Къ утру стало холодне. Думая, что они вотъ-вотъ поползутъ внизъ по крутымъ лстницамъ, Минетта поспшила въ свою каюту и быстро скрылась за перегородкой.
Судно попрежнему было почти безъ движенія. Волны слегка плескались объ его бока. Высунувъ голову изъ маленькаго окошка, Минетта увидла надъ собой яркія звзды, которыя не разъ уже утшали ее.

II.

Минетта была разбужена отъ крпкаго сна какимъ-то трескомъ, бготней и суетней. Когда она, едва придя въ себя, хотла подняться, какая-то невидимая рука отбросила ее къ стн, гд она съ трудомъ поднялась на ноги.
Сверху неслась громкая команда Маккениранга, крикъ и ругательства. Налетла буря. Словно воръ ночью, подкралась она къ судну и охватила его. Паруса бились подъ втромъ, мачты угрожающе скрипли. Судно поднималось наверхъ, какъ будто собираясь летть, потомъ падало внизъ, все глубже и глубже. То былъ несчастный день, о которомъ Минетта впослдствіи немного могла разсказать. Госпожа фонъ-Кваленъ просила привязать ее къ постели и безпрестанно шептала молитвы. Кое-кто изъ веселыхъ франтовъ тоже опустился на колни и молился о спасеніи.
Полковникъ Коллеръ держалъ въ своихъ объятіяхъ Минету и что-то пытался сказать ей. Гезина Зальбей также хваталась за него и кричала. Время отъ времени сквозь шумъ бури слышались рдкіе крики. То капитанъ Маккенирангъ кричалъ что-то рулевому, но тотъ все-таки не могъ его слышать. Раздался страшный трескъ, и самая большая мачта упала, какъ столбъ забора.
Судно сдлалось игрушкой втра и волнъ. Если бы капитанъ не поспшилъ схватиться за колесо и не поставилъ корабль по втру, волны сорвали бы его обшивку.
Ярость бури постепенно улеглась. Черезъ часъ капитанъ надвинулъ на затылокъ свою мокрую зюдвейку и сошелъ внизъ къ госпож фонъ-Кваленъ.
— Я былъ увренъ, что на этотъ разъ мы не выскочимъ благополучно. Мы сбились совершенно съ курса и дай Богъ, если мы пройдемъ около острововъ Фемернъ. Но на этотъ разъ мы еще не пожалуемъ къ рыбамъ въ гости.
Госпожа фонъ-Кваленъ не отвчала. Она была слишкомъ измучена, но Минетта провела рукой по лбу и пригладила растрепавшіеся волосы.
Цлую ночь прыгало судно по разъяреннымъ волнамъ. Команда боролась изо всхъ силъ, измученные пассажиры сидли въ полномъ отупніи. Опять изъ юнкеровъ, знакомый съ морскимъ дломъ, смнилъ рулевого, пришибленнаго во время бури. На него упала снасть и нанесла ему глубокую рану, изъ которой сочилась кровь. Если бы не подоспла Гезина и не наложила ему повязку съ уксусомъ, онъ не могъ бы держаться на ногахъ.
— Ловкая бабенка!— сказалъ полковникъ Минетт. Оба сидли на полуразрушенной передней палуб, прислушивались къ вою втра и глядли на блдный дискъ луны. Въ эту ночь вс были такъ разбиты, что никому не хотлось итти спать.
— Ловкая бабенка!— повторилъ полковникъ.
Между тмъ Гезина принесла наверхъ изъ кухни чашку съ дымившейся кашей и громко разсказывала, что сварила ее сама.
Минетта молчала и какъ-то невольно отодвинулась отъ полковника, который не замтилъ этого движенія и все смотрлъ на Гезину.
Около Минетты услся профессоръ Ове Гульдбергъ, который не струсилъ во время бури, но и храбрости особенной не показывалъ. Онъ переносилъ все молча.
— Нужно благодаритъ Бога, что онъ избавилъ насъ отъ яростныхъ волнъ,— началъ онъ.— Онъ пошлетъ намъ навстрчу корабль, который доставить насъ наконецъ на мсто.
Профессоръ указалъ на темное пятно, которое мало-по-малу выдлялось среди волнъ. Свтила луна, небо было сраго цвта. На темномъ предмет время отъ времени мелькали свтлыя точки.
— Видите? Это фемернскіе береговые разбойники, которые стараются заманить насъ на свои рифы. Но они не догадываются, что нашъ капитанъ тоже оттуда и знаетъ вс ихъ хитрости.
— Разв обитатели Фемернскихъ острововъ — злые люди?— спросила, оробвъ, Минетта.
Профессоръ Гульдбергъ въ отвтъ пожалъ плечами.
— Конечно, нтъ. Они такіе же гршники, какъ и мы вс. На берегахъ Зеландіи люди дйствуютъ такъ же, какъ и въ Мекленбург или Гольштейн. Но для путешественниковъ такіе обычаи не очень-то пріятны, ибо тутъ можно лишиться не только всего имущества, но и жизни.
Профессоръ заговорилъ о другихъ вещахъ, о двор королевы Юліаніи-Маріи, гд онъ былъ въ качеств воспитателя. Вдовствующая королева отличалась серьезнымъ направленіемъ и любила длать добрыя дла. При ея двор не было ни баловъ, ни увеселеній, но зато бдняки больше знали ее, вдовствующую королеву, чмъ Каролину-Матильду, нын царствующую.
Минетта уже едва слышала этотъ ровный голосъ. Она заснула, а когда проснулась, солнце свтило ей прямо въ лицо. Кто-то закуталъ ее въ плащъ и положилъ ей подъ голову мшокъ.
— Хорошо я васъ прикрыла?— спросила ее веселымъ голосомъ Гезина.— А вотъ вамъ и супъ!
Минетта не сказала ни слова. Но когда она поднесла къ губамъ чашку съ дымящимся теплымъ супомъ, въ ней невольно шевельнулось чувство благодарности къ своей благодтельниц.
‘Магдалину’ понемногу прибивало къ Фемернскимъ островамъ. Въ полдень показалась рыбачья деревушка, лежавшая въ узкой бухт. Она называлась Лемкенгафенъ. Пассажиры, никогда не слыхавшіе этого имени, рады были высадиться около этой кучки домиковъ, такъ какъ, къ довершенію бды, въ корпус судна открылась течь, и вода поднималась все выше и выше.
Капитанъ Маккенирангъ показалъ рукой на судно, которое качалось на водахъ гавани.
— ‘Наяда’ здсь. Славу Богу, что ей удалось избгнуть шторма.
‘Наяда’ была вторымъ датскимъ почтовымъ судномъ, которое должно было итти изъ Копенгагена въ Киль, но укрылось сюда отъ бури. ‘Наяда’ пострадала гораздо меньше, чмъ ‘Магдалина’: у ней былъ снесенъ только бугшпритъ и разорваны паруса, которые чинили матросы.
Маленькое суденышко перевезло на берегъ пассажировъ ‘Магдалины’. Мужчины были возбуждены и искали глазами разбойниковъ, о которыхъ они такъ много наслушались. Но въ гавани стояла кучка крестьянъ съ равнодушными лицами и нсколько разодтыхъ господъ, при вид которыхъ полковникъ Колдеръ и профессоръ Гульдбергъ поспшили отвсить почтительные поклоны.
Одинъ изъ этихъ господъ, богато одтый, подошелъ къ вновь прибывшимъ, спросилъ, какъ они себя чувствуютъ, и далъ нсколько совтовъ, которые полковникъ выслушалъ почтительно.
Госпожа фонъ-Кваленъ стояла, опираясь на руку Минетты.
— Если это не графъ Берншторфъ, то пусть я не называюсь больше Клодиной Кваленъ. Стало быть, что сказалъ Гульдбергъ, врно. Берншторфъ детъ въ свои помстья, его вытснилъ Струэнзе, а маленькій господинъ около него — это поэтъ Клопштокъ.
Она приставила лорнетъ къ глазамъ и взялась за табакерку, изъ которой она черпала, когда была возбуждена. Минетта почтительно смотрла на. государственнаго человка, который до сихъ поръ мудро правилъ Даніей.
— Боже мой!— вздохнула госпожа фонъ-Кваленъ.— Теперь вс эти господа разберутъ лучшія помщенія. Что же останется намъ, бднымъ женщинамъ?
Не успла она сказать, какъ Берншторфъ повернулся и быстро направился къ ней.
— Я слышалъ, кузина, что ивы сдлались жертвою Нептуна,— началъ онъ.— Вы позволите предложить вамъ мою помощь? Я здсь уже второй день.
— Буря была дйствительно жестокая, мы едва не погибли,— отвчала госпожа фонъ-Кваленъ.
Графъ едва замтно улыбнулся.
— Нашъ часъ еще не пришелъ. Позвольте васъ проводить на мою квартиру, гд найдется мсто и для васъ и для вашей прекрасной спутницы.
— Онъ называетъ меня кузиной, хотя я только въ родств съ его женой,— сказала старушка Минетт.
Обимъ женщинамъ была отведена обширная комната, и госпожа фонъ-Кваленъ осталась очень довольна.
— Во время морскихъ путешествій какъ-то освжаешься,— говорила она, развшивая на солнц свои букли, порядочно пострадавшія отъ морской воды.
— Да, тутъ есть и, своя доля непріятности, но разъ мы сохранили свою жизнь, то жаловаться нечего.
Минетта, увидвъ Гезину Зальбей, кивнула ей головой, приглашая ее подойти ближе.
— Послушай, можетъ быть, ты можешь устроиться у здшней хозяйки.
Гина съ благодарностью схватила ее за руку.
— Какъ вы добры, фрейлейнъ. Позвольте мн остаться съ вами.
Мало-по-малу море успокоилось, и яркое солнце освтило прибрежную деревеньку. На вод качалось нсколько лодокъ, и босоногіе ребятишки ловили на берегу морскихъ раковъ. За деревней разстилались обширныя поля, а съ луговъ въ утренней тишин неслось звяканье косъ.
Въ деревеньк было тихо. Только теплый втерокъ шумлъ вокругъ крестьянскаго домика, въ которомъ жили пассажирки ‘Магдалины’. Минетт казалось, что она попала въ какую-то заколдованную страну. Разв это не было колдовство — видть воочію могущественнйшаго въ Даніи человка, гуляющаго по полю съ знаменитйшимъ изъ поэтовъ? Оба они держались отдльно, лишь изрдка удостаивая разговоромъ профессора Гульдберга. Впрочемъ, госпож фонъ-Кваленъ также удавалось перекинуться ежедневно съ ними нсколькими словами.
Полковникъ фонъ-Коллеръ и другіе сумли устроить для себя нкоторое разнообразіе. Они наняли телгу, здили въ сосдній городокъ и деревни и даже хотли было устроить танцы съ дочерьми фемернскихъ обывателей. Впрочемъ, это имъ не удалось. Въ нкоторыхъ деревняхъ ихъ насмшили выспрашиванія, не хотятъ ли они принять участіе въ уборк хлба. Гина, какимъ-то образомъ узнававшая ршительно обо всемъ, увряла, что, когда полковникъ вздумалъ просить одну двушку поцловать ее, ему тоже предложили лучше возить хлбъ.
— Здсь поцлуи не въ мод!— со смхомъ прибавила она.— Вотъ ужъ гд я не хотла бы оставаться.
Минетту передернуло отъ этого признанія, но даже фонъ-Кваленъ равнодушно засмялась и принялась разсказывать о Струэнзе, о которомъ она думала все чаще и чаще. И чмъ больше думала она объ этомъ выскочк, тмъ сильне становился ея гнвъ.
Полковникъ фонъ-Коллеръ привезъ изъ ближайшаго городка извстіе, что новый министръ съ каждымъ днемъ пріобртаетъ все большее вліяніе на короля. Каждый день онъ или издаетъ новый законъ, или устраняетъ какой-нибудь безпорядокъ. Знать должна теперь платить налоги, крпостное право уничтожается, и каждый можетъ писать и печатать, что ему угодно. Всего годъ тому назадъ писакъ вшали или бросали въ тюрьму, а теперь никто не могъ имъ ничего сдлать.
Слыша все это, госпожа фонъ-Кваленъ предсказала скорый конецъ міра. Когда она заговорила о новыхъ возмутительныхъ законахъ съ графомъ Берншторфомъ, тотъ только пожалъ плечами.
— Можетъ быть, и я сталъ бы проводить т же взгляды,— говорилъ онъ.— Только я не сталъ бы такъ спшить. Но теперь вс торопятся, и господинъ Струнэзе хорошо угадываетъ вянія нашего времени.
Это было первый разъ, что онъ заговорилъ о человк, который вызвалъ его паденіе. Минетта была удивлена его сдержанности и не прочь была послушать, что онъ скажетъ дальше, но графъ уже обратился къ Клопштоку, который стоялъ около, и заговорилъ съ нимъ объ одахъ.
Скоро настало время проститься случайнымъ сожителямъ.
Съ Фемерискихъ острововъ должна была отойти съ пшеницею въ Норвегію прекрасная яхта, и ея капитанъ вызвался взять съ собой пассажировъ и высадить ихъ въ Копенгаген. Въ тотъ же день графъ, Клопштокъ и одинъ изъ служителей направились въ Киль.
Посл бури настали тихіе дни, проведенные на этомъ маленькомъ островк. Ожесточеніе, овладвшее было Минеттой, смягчилось подъ вліяніемъ того спокойствія и благородства, съ какими Берншторфъ и Клопштокъ переносили постигшую ихъ невзгоду, лишавшую ихъ отечества., Министръ халъ въ свое помстье, а Клопштокъ не могъ уже оставаться при немъ: пожалованный ему въ Даніи пансіонъ былъ бы у него отнятъ, если бы онъ ршился воспользоваться гостепріимствомъ графа.
Объ этомъ сообщилъ Минетт профессоръ Гульдбергъ. Онъ же раздобылъ для обихъ дамъ единственную отдльную каюту на небольшомъ судн. Въ бесдахъ онъ не разъ, но очень осторожно заговаривалъ о двор Юліаніи-Маріи, намекая на то, что вдовствующая королева должна будетъ искать себ новую гофмейстерину, такъ какъ ея прежняя вышла замужъ.
— Ея величество ведетъ тихую жизнь,— прибавлялъ онъ,— Вчныя удовольствія и разнообразія даются въ удлъ не всякому.
Минетта большею частью молчала, сидя на передней палуб. Вокругъ нея мужчины, подъ предводительствомъ полковника, сражались въ карты, а изъ кухни неумолчно доносился звонкій голосъ Гезины, варившей судъ для госпожи фонъ-Кваленъ, которая навьючивала теперь на нее всякую работу.
Все время, пока говорилъ профессоръ, Минетта почему-то думала объ этой двушк. детъ она въ столицу, гд у нея нтъ ни души знакомыхъ и гд, быть можетъ, ее ждутъ многія опасности. И тмъ не мене она радуется жизни, несмотря на вздохи о покинувшемъ ее въ Кил юнкер.
— Если вы пожелаете, я могу почтительнйше доложить о васъ ея величеству,— услышала Минетта голосъ профессора и очнулась.
— Вы очень добры, профессоръ, но у ея величества, вроятно будетъ большой выборъ лицъ, желающихъ занять эту должность, Я же бдна и не имю никакой протекціи.
Профессоръ слегка улыбнулся.
— Можетъ быть, моя маленькая рекомендація и поможетъ вамъ. Нельзя знать впередъ, что будетъ.
При этихъ словахъ онъ широко раскрылъ глаза,— такая у него была привычка,— и Минетта увидла, что глаза эти были голубые, очень красивые.
— Чортъ побери!— гремлъ полковникъ — Я скоро проиграю здсь послдній грошъ. Гульдбергъ, садитесь сзади меня и держите меня за правое плечо. Это приносить счастье.
Профессоръ покорно исполнилъ это требованіе. Минетта осталась одна на передней палуб, прислушивалась къ шуму и гаму и задумчиво смотрла на тихія волны.
Черезъ два дня показался берегъ Зеландіи. Втеръ все время былъ благопріятный, и поздка прошла безъ приключеній. Госпожа фонъ-Кваленъ была весела и обходилась съ Минеттой ласково.
— Въ общемъ наша поздка была недурна, несмотря на постигшую насъ непріятность,— говорила она Минетт.— По крайней мр, мы можетъ теперь разсказывать о томъ, чего другіе не переживали. Кром того, мы видли графа Берншторфа. Можетъ быть, Клопштокъ напишетъ какую-нибудь оду о Фемернскихъ островахъ или даже о васъ самой. Мн казалось, что онъ частенько посматривалъ на васъ.
Минетта только улыбалась.
— Я не замтила, чтобы поэтъ смотрлъ на меня. Для меня большая честь уже и въ томъ, что я имла случай лично стать ему извстной.
Госпожа фонъ-Кваленъ понюхала табаку.
— Certainement, такими знакомствами нельзя пренебрегать. Я знаю, что вдовствующая королева любитъ бесдовать о піитик и тому подобныхъ вещахъ.
Минетта взглянула на нее съ изумленіемъ.
— Мн не предстоитъ чести бесдовать объ этомъ съ ея величествомъ.
— Но…
Госпожа фонъ-Кваленъ стукнула по крышк своей табакерки.
— Мы уже все устроимъ. Профессоръ Гульдбергъ будетъ такъ добръ и рекомендуетъ васъ. А вы ужъ не должны упускать изъ рукъ такого случая.
— Позвольте…— начала было Минетта, но госпожа фонъ-Кваленъ прервала ее.
— Chиre enfant. Профессоръ хочетъ вамъ добра. Мн очень хотлось бы, чтобы вы еще побыли со мной. Но г. Клопштокъ сообщилъ мн, что мой родственникъ Блихеръ сталъ совершеннымъ скрягой и держитъ себя съ гостями самымъ невоспитаннымъ образомъ. Вы видите, я сама не знаю, сколько времени я могла бы продержать васъ при себ. А тутъ такой случай! Ахъ, если бы жива была Эммелина. Ну, а теперь давайте поговоримъ о длахъ. Въ Копенгаген въ таможн есть такіе безстыдные чиновники, которые ршаются осматривать чемоданы даже знатныхъ дамъ. Подите сюда, Минетта, и сдлайте привтливое лицо. Полковникъ Коллеръ стоитъ сзади насъ и смотритъ на васъ. Онъ славный человкъ. Вчера онъ снова отыгралъ все, что было проиграно имъ раньше. Да, счастье очень измнчиво, и нужно умть его удержать.

III.

Былъ чудный лтній день. Верхушки буковъ слегка шумли, солнце отливало золотомъ на ихъ гладкихъ стволамъ. По лсу тихо двигалась придворная карета.
— Я словно во сн,— сказала Минетта пожилой дам, сидвшей рядомъ съ нею. Та ласково улыбнулась.
— Иногда въ жизни бываетъ, какъ во сн. Но я очень рада, если этотъ сонъ вамъ нравится. Профессоръ далъ о васъ очень хорошій отзывъ.
Камерфрау королевы Юліаніи-Маріи, m-lle Рейхенбахъ, поплотне закуталась въ шаль и прислонилась къ подушк съ видимымъ намреніемъ слегка вздремнуть: тихое движеніе экипажа укачивало ее.
Минетта предалась своимъ мыслямъ.
Вчера она имла аудіенцію у Юліаніи-Маріи, а сегодня она уже хала къ ней на службу въ ея загородный дворецъ Маріенлюстъ, подаренный ей ея пасынкомъ.
Минетта прожила у родственниковъ госпожи фонъ-Кваленъ всего восемь дней, и, благодаря Бога, дло ограничилось только этими восьмью днями. Старикъ встртилъ ихъ не очень-то радушно, а его экономка еще мене. Даже госпожа фонъ-Кваленъ стала заговаривать объ отъзд.
Счастье было, что она взяла съ собой Резину, которая исполняла вс работы, ухитряясь въ то же время собирать вс городскія новости.
Однажды вечеромъ она вбжала въ комнату Минетты въ крайнемъ волненіи.
— Я сейчасъ ходила въ аптеку, и знаете, кого я тамъ встртила? Ни за что не угадаете! Дору Небелунгъ! Она пріхала къ жен, придворнаго аптекаря, которая давно уже болетъ. Теперь господинъ Струэнзе, если встртится, не станетъ и смотрть на нее! Еще бы! онъ теперь около самого короля, а она въ придворной аптек! Она такъ обрадовалась мн. Ей нужна служанка, и я думаю поступить туда. Пріхалъ къ ней и итальянецъ и теперь сильно за ней ухаживаетъ. Теперь уже онъ не длаетъ пилюль, а служитъ чиновникомъ въ таможн, носитъ парикъ и шпагу.
Такъ болтала Гина, помогая Минетт укладывать чемоданъ. Та почти не обращала вниманія на ея слова, думая только о королев Юліаніи-Маріи, которой она представлялась утромъ и которая, перекинувшись съ нею нсколькими словами, назначила ее своей придворной дамой. Судьба Минетты зависла теперь отъ этой невысокой худощавой дамы съ мало выразительнымъ лицомъ и выцвтшими глазами.
Замокъ Христіанборгъ былъ довольно угрюмъ. Особенно мрачно было въ верхнемъ этаж, гд жила вдовствующая королева. Этажомъ ниже помщался королевскій дворъ. Тутъ всегда царили стуки и веселье. Передъ порталомъ замка стояла стража, играла музыка. Безпрестанно подъзжали и отъзжали кареты. На среднемъ балкон нердко можно было видть Каролину-Матильду, которая иногда шутила съ офицерами, парадировавшими передъ нею верхомъ по двору замка.
Такъ разсказывала Минетт фрейлейнъ Рейхенбахъ, которая привезла ее ко двору. То же подтверждала и госпожа фонъ-Кваленъ, усердно посщавшая въ Копенгаген своихъ прежнихъ пріятельницъ и всегда приносившая съ собой кучу всякихъ новостей.
— Теперь вамъ не слдуетъ много говорить,— поучала она Минетту.— Ея величество не отличается говорливостью, не любитъ, когда ея придворныя дамы даютъ волю своему языку. Не забудьте почтительно привтствовать наслднаго принца Фридриха. Ему скоро будетъ семнадцать лтъ. Хотя онъ немного горбатъ, зато очень уменъ, и мать любитъ его страстно. Гульдбергь преподаетъ ему вс науки и иметъ на него большое вліяніе, хотя онъ и изъ датчанъ, которыхъ такъ не любитъ Струэнзе.
Эти слова приходили Минетт на память именно теперь, когда такъ тихо катился экипажъ, а ея спутница тихо дремала.
Все было тихо. Тишина прерывалась только фырканьемъ лошадей. Съ берега моря долетали чайки. Гд-то кричала хищная птица.
Вдругъ въ лсу раздался охотничій рожокъ, и какіе-то всадники окружили экипажъ, и громкій голосъ приказалъ кучеру остановиться.
— Стой! тутъ дама упала съ лошади и повредила себ ногу. Нужно свезти ее въ Эльсиноръ. Venez, Leocadie, es soyez raisonable!
Такъ говорила Каролина-Матильда. Она сидла верхомъ на лошади въ мужскомъ костюм изъ зеленаго бархата. На рук у нея былъ соколъ.
Королева длала знаки какой-то молодой дам, которую одинъ изъ кавалеровъ осторожно снималъ съ сдла. Дама была блдна, ея лицо подергивалось отъ желанія заплакать, но окружающіе ее громко смялись надъ нею.
— Фрейлейнъ фонъ-Тиненъ попала въ пещеру мачехи,— сказалъ чей-то дерзкій голосъ.
— Дай Богъ, чтобы она вернулась оттуда живой,— прибавилъ другой.
Каролина-Матильда весело взглянула на говорящаго.
— Левенорнъ, не пугайте нашу Леокадію. Она подетъ только въ Эльсиноръ. Струэнзе постарается, чтобы она вернулась живой и невредимой. Не правда ли, ваше превосходительство?
Она взглянула на богато одтаго человка, сидвшаго на прекрасной лошади и съ видимымъ равнодушіемъ глядвшаго на всю эту сцену.
Упавшая съ лошади была посажена на мсто Рейхенбахъ, которая скромно услась на переднюю скамейку. Лошади тронули.
Нкоторое время королева и Струэнзе хали около экипажа. Королина-Матильда шутила съ своей пострадавшей дамой, но ея глаза безпокойно бгали кругомъ. Минетта могла незамтно слдить за нею. Королева ни разу не взглянула на нее, да и некогда ей было: приходилось сдерживать лошадь и слдить за соколомъ, который недвижимо сидлъ у нея на рук. Струэнзе что-то тихо сказалъ ей, и королева засмялась. Кивнувъ еще разъ своей придворной дам, она свернула съ дороги въ лсъ. Ея спутники послдовали за нею.
Сначала въ экипаж вс молчали. Леокадія фонъ-Тиненъ откинулась на спинку сиднья и закрыла глаза. Рейхенбахъ дремала, Минетта нсколько растерялась, очутившись въ неожиданномъ положеніи. Она была разсержена и не могла понять почему. Леокадія фонъ-Тиненъ громко застонала.
— Вамъ больно?— спросила ее Минетта.
Та откинула со лба растрепавшіеся волосы и сняла съ головы шляпу.
— Конечно, мн больно,— коротко отвчала она.— Когда падаешь съ лошади и вс кругомъ начинаютъ смяться, и когда и самой нужно смяться, такъ какъ ея величество не любитъ унылыхъ лицъ…
Тутъ она спохватилась и взглянула на Минетту.
— Боже мой! Неужели это вы, фрейлейнъ Золенталь. Такъ это вы та новая дама, которую проныра Гульдбергъ привезъ изъ Германіи. Неужели вы будете шпіонить и доносить обо всемъ, что длается при нашемъ двор?
Фонъ-Тиненъ, казалось, забыла о своей боли. Минетта взглянула на нее почти со злобой.
— Я не шпіонка и не понимаю, что значитъ быть шпіонкой. Меня рекомендовалъ ея величеству профессоръ Гульдбергъ, и я не знаю, чтобы онъ былъ пронырой.
— Извините меня,— жалобно начала фонъ-Тиненъ.— У насъ при двор вс говорятъ открыто, какъ думаютъ. Ея величество собирается даже основать орденъ правдивости. Ахъ, Боже мой! Нога моя! Буланый испугался телги, а то я усидла бы въ сдл.
Неудачная всадница застонала снова. M-lle Рейхенбахъ наклонилась съ ней.
— Можетъ быть, вы позволите мн осмотрть вашу ногу.
И, не дожидаясь позволенія, она сняла съ нея сапожокъ. Леокадія закричала отъ боли. Но когда удалось снять чулокъ и наложить на ногу компрессы, боль утихла и паціентка даже стала смяться.
— Вы умете ухаживать. Мн сразу стало легче. Завтра утромъ назначена увеселительная прогулка въ саду замка Киршхбльмъ. И мн непремнно нужно будетъ танцовать. Этотъ банщикъ въ Эльсинор, должно быть, хорошій костоправъ. Онъ, вроятно, суметъ дать мн хорошую мазь.
— Хотя онъ вчно не совсмъ трезвъ, тмъ не мене онъ искусенъ.
— Это самое главное. У насъ при двор мужчины тоже нердко бываютъ навесел, но тмъ не мене исполняютъ все, что они должны длать.
Фонъ-Рейхенбахъ замолчала, и Леокадія снова обратилась къ Минетт. Видно было, что ей трудно молчать.
— Какъ это удивительно, что мы съ вами здсь встрчаемся! Мы видлись съ вами въ Прец, а потомъ въ Плон. Мн всегда хотлось попасть ко двору, и моя кузина, графиня Гольштейнъ, устроила это для меня. Она хорошо знакома съ Эневальдомъ Брандтомъ, а камергеръ всесиленъ при двор. Королева отличается привтливостью, и у насъ при двор живется очень весело. Это не то, что слушать проповди отца его превосходительства.
Такъ болтала Леокадія. Хотя лицо ея иногда и сморщивалось отъ боли, тмъ не мене она успла разсказать, что дворъ живетъ теперь въ Христіанборг и каждый день здитъ на охоту и что скоро вс передутъ на лтнее жительство въ великолпно расположенный замокъ Киршхольмъ. Тамъ въ парк на пруду устроены настоящія чудеса.
— Вы наслаждаетесь жизнью,— замтила Минетта.
Ея собесдница только разсмялась.
— Конечно! Королева говоритъ, что мы на то и появились на свтъ, чтобы весело пожить.
Экипажъ медленно подвигался впередъ. Было уже далеко за полдень, когда онъ въхалъ въ маленькій городокъ Эльсиноръ. Вышло все такъ, какъ говорила фонъ-Рейхенбахъ. Банщикъ, лечившій по всей округ переломы и вывихи, лежалъ, но словамъ его жены, мертвецки пьяный и могъ проспаться только къ завтрашнему утру.
— Вы хорошо сдлаете, если подете съ нами,— предложила фонъ-Рейхенбахъ.— Около Маріенлюста живетъ одна женщина, которая тоже уметъ лечить отъ вывиховъ и переломовъ.
— А что скажетъ ваша королева о моемъ посщеніи?
— Она будетъ этому очень рада.
— Ну, этому я не врю,— по-французски отвчала Леокадія.— Она злится на насъ за то, что мы весело живемъ. Ну, пусть. А все-таки ей придется принять меня.
Между тмъ экипажъ прохалъ по буковой алле и остановился возл простого благо дома. Фонъ-Рейхенбахъ съ помощью нсколькихъ слугъ перенесла больную во флигель, который былъ связанъ съ домомъ крытымъ ходомъ. Минетта была рада, что не одна вступаетъ въ чужой домъ.
Леокадія относилась къ Минетт нсколько свысока, какъ подобало придворной дам царствующей королевы, смялась надъ Рейхенбахъ, которая, по ея словамъ, отъ старости впала въ дтство, тмъ не мене он об составляли для нея все общество и размстились въ сосднихъ съ нею комнатахъ.
Первой обязанностью, которую Минетт приходилось исполнить на другой день утромъ, это доложить королев Юліаніи о случа съ Леокадіей фонъ-Тиненъ.
— Повидимому, она сломала себ ногу.
— Стало быть, завтра ей не удастся танцевать въ Киршхольм,— замтила королева, выслушавъ докладъ.
Она сидла на возвышенномъ мст около окна въ своей просто, но со вкусомъ обставленной, комнат и смотрла на блествшее озеро, на виднвшіеся вдали шведскіе берега и на темный замокъ, который, казалось, уходилъ въ воду.
На ней было темное полотняное платье, а на голов блый кружевной платокъ, отъ котораго ея лицо казалось удлиненнымъ. Въ рук она держала молитвенникъ, перебирая руками его серебряныя застежки.
— Мы начнемъ день молитвою, а потомъ позаботимся о бдняжк, которая нашла пріютъ подъ моей крышей. Передайте фонъ-Тиненъ, что я вспомню ее въ своихъ молитвахъ. Двушк, которая до сего времени жила только для веселья, нелегко, конечно, знакомиться съ серьезной стороной жизни. Каролина-Матильда, конечно, о ней и не спроситъ. Она любитъ только веселыхъ людей, а не тхъ, кому приходится страдать.
При этихъ словахъ она взглянула на Минетту, какъ будто ожидая отъ нея отвта.
— Сначала казалось, что ея величество обладаетъ добрымъ сердцемъ,— замтила она робко.
— Вы знаете ее?
— Очень мало.
Минетта была очень недовольна, что затяла этотъ разговоръ, но, повинуясь знаку королевы, она должна была разсказать ей о томъ, что произошло съ нею въ Альтон посл встрчи королевы.
Юліанія-Марія слушала ее очень внимательно, откинувшись на сгнику своего высокаго стула. Узнавъ, что Минетта приходится родственницей отчиму Брандта и что она хорошо знаетъ Эневальда, королева сложила руки на колняхъ и какъ-то задумчиво устремила взоръ на блествшее озеро.
— Поговоримъ лучше о чемъ-нибудь другомъ,— сказала она.— Я хотла бы послать своей сестр въ Потсдамъ связку книгъ, которыя я попрошу васъ отыскать для меня. Посл обда вы пойдете со мной въ Кронборгъ. Мой докторъ всегда рекомендуетъ мн тлесныя упражненія, когда меня начинаютъ одолвать грустныя мысли. Но раньше побудьте около фонъ-Тиненъ и прочтите мн рчь о наград, которую Богъ посылаетъ справедливымъ.
Заглянувъ къ Леокадіи, Минетта застала ее въ слезахъ.
— Я тутъ совершенно одна!— рыдала она.— Эта старая дама только смется, когда я говорю о танцахъ. Ахъ, зачмъ я упала съ лошади.
Минетта постаралась утшить свою паціентку. И та скоро опять стала смяться.
— Богъ дастъ, я скоро выздоровлю и тогда успю вознаградить себя за потерянное. При нашемъ двор такъ весело! Бдная вы! приходится вамъ торчать здсь. Но, можетъ быть, вы попадете къ намъ потомъ! Я поговорю о васъ съ королевой.
Посл обда Минетта шла съ королевой по берегу въ замокъ Кронборгъ, мрачно поднимавшійся изъ воды. Юліанія-Марія не задавала ей никакихъ вопросовъ. Она осмотрла въ замк мста заключенія плнниковъ, разсказывая при этомъ, какъ датчане защищали его и какъ шведы его разграбили. На камень, на которомъ былъ обезглавленъ одинъ изъ датчанъ, она положила свою руку Глаза ея вдругъ потемнли.
Выйдя на дворъ замка, она остановилась и стала его осматривать кругомъ. Въ это время ворота растворились, и на двор показался молодой, богато одтый человкъ съ тонкимъ деликатнымъ лицомъ, которое тмъ не мене носило отпечатокъ чего-то мрачнаго.
— Ch&egrave,re maman! Вы здсь изучаете исторію датчанъ? Она красива и трогательна, не правда ли?
Кронпринцъ Фридрихъ поцловалъ матери руку.
— Я очень рада, что и ты пришелъ сюда. На исторіи старины нужно воспитываться. Не правда ли, г. Гульдбергъ?
И она улыбнулась профессору, который шелъ сзади кронпринца и почтительно кланялся.
— Здсь схороненъ несчастный датскій принцъ!— вскричалъ Фридрихъ.
— Милый мой! ты не долженъ быть такимъ, какъ этотъ чудакъ Гамлетъ, у котораго были такія странныя воззрнія.
Профессоръ Гульдбергъ подошелъ къ Минетт.
— Богу было угодно устроить васъ,— сказалъ онъ вжливо.
— Я должна поблагодарить васъ,— начала было Минетта, но профессоръ покачалъ головой.
— Нисколько!
Онъ долженъ былъ прервать свою рчь: Юліанія-Марія сдлала ему знакъ приблизиться.
— Къ намъ залетла чужая птица — Леокадія фонъ-Тиненъ, придворная дама ея величества. Она сломала себ ногу. Можетъ быть, вы извстите объ этомъ камергера Брандта, чтобы тамъ знали, что мы не задерживаемъ ее здсь противъ ея воли.
Гульдбергъ поклонился.
— Я не премину исполнить желаніе вашего величества. Я только позволю себ замтить, что г. Брандту поручено устройство увеселеній и что едва ли онъ захочетъ знать о чемъ-нибудь другомъ.
Принцъ Фридрихъ ударилъ въ ладоши.
— Это врно! Эта обезьяна Брандтъ думаетъ только объ увеселеніяхъ, а не о серьезныхъ вещахъ. Сегодня вечеромъ будетъ праздникъ въ Киршхольм, но онъ и не подумалъ пригласить меня, наслднаго принца. Онъ уже давно оскорбляетъ меня, но…— принцъ поднялъ руку, и лицо его приняло непріятное выраженіе.
Мать положила ему pyкy на плечо.
— Поговоримъ лучше о чемъ-нибудь другомъ. Человкъ никогда не можетъ быть обезьяной, и Всевышній, можетъ быть, выведетъ Бранда на другую дорогу. Не правда ли, фрейлейнъ фонъ-Золенталь!
Минетта густо покраснла при этомъ вопрос, но королева не дала ей возможности отвчать. Ея сынъ пріхалъ сегодня изъ замка Зоргенфрей, который король подарилъ своему брату, и ЮліаніяМарія стала разспрашивать о расположеніи этого замка и о томъ, какъ новый владлецъ думаетъ устроиться тамъ. Она спрашивала, не нужно ли ему будетъ управляющаго и былъ ли уже у него король.
— Струэнзе еще не позволилъ ему!— вскричалъ принцъ.
Королева, какъ умная женщина, поспшила дать разговору другой оборотъ.
— Ея величество замчательная женщина,— говорилъ профессоръ Гульдбергъ, возвращаясь съ Минеттой домой.— Весьма замчательная, и какъ жаль, что…— тутъ онъ запнулся и осторожно оглядлся вокругъ себя.
— О чемъ вы жалете?— спросила Минетта.
Но профессоръ уже заговорилъ о другомъ и сталъ распространяться о красот природы.
Было дйствительно очень красиво. Кругомъ стоялъ лсъ, отражающійся въ озер, взоръ терялся въ его дали, пжная полоса розовыхъ кустовъ сплеталась съ зеленью луговъ.
Даже Леокадія фовъ-Типопъ, лежавшая около окна, съ удовольствіемъ глядла на пышныя розы и высокія деревья, хотя и увряла, что въ Фреденсборг гораздо лучше.
Посл нсколькихъ дней лихорадки она стала поправляться и могла на нсколько часовъ вставать съ постели. Она сильно скучала и не могла понять, какъ это королева Каролина-Матильда не пришлетъ кого-нибудь справиться объ ея здоровь.
— Неужели ни у кого нтъ времени вспомнить обо мн?— спрашивала она Минетту. Та не могла ей дать какой-нибудь отвтъ, такъ какъ легкомысленный молодой дворъ былъ ей извстенъ только по наслышк. Зато фрейлейнъ фонъ-Рейхенбахъ, постоянно навшавшая ее, неуклонно повторяла, что короли не любятъ имть дло съ больными.
— Съ ними вдь нельзя веселиться,— прибавляла она, склоняясь надъ шитьемъ: на ея обязанности лежало шить для королевы платья.
— Моя королева не такая, какъ другія. Она будетъ меня лю бить, если я даже заболю,— возражала Леокадія.
— Почему же въ такомъ случа она не пришлетъ вамъ кого-нибудь?— спрашивала камерфрау. Леокадія только длала нетерпливое движеніе.
— Ей некогда. Тутъ этотъ Струэнзе, балы, праздники… и многое другое.
Минетта не принимала участія въ разговор, прилежно занимаясь своимъ вышиваніемъ. Теперь она не нужна была королев, которая довольствовалась обществомъ своего сына и ходила по бднымъ хижинамъ, разбросаннымъ на морскомъ берегу.
Дни быстро летли, и Минетта не могла даже написать письмо г-ж фонъ-Кваленъ, какъ общала. Въ воскресенье, посл долгаго богослуженія въ Эльсинорскомъ замк, она наконецъ улучила свободный часъ. Но едва она дописала первую страницу, какъ въ комнату вбжала ея служанка, сильно взволнованная.
— Какая-то богатая дама желаетъ видть фрейлейнъ фонъ-Тиненъ!— сказала она.
Сердце Минетты сильно забилось. Не успла она кинуть въ зеркало взоръ на свою прическу, какъ въ комнату вошла молодая дама.
— Pardon, я васъ потревожила,— сказала она громкимъ голосомъ, съ аффектаціей.— Я графиня фонъ-Голынтейнъ, родственница Леокадіи фонъ-Тиненъ, которая была такъ глупа, что упала съ лошади. Mon Dieu! Это было довольно нелпо, и я жалю, что я рекомендовала ее королев.
Графиня говорила очень быстро. Она безцеремонно опустилась на стулъ, обмахивалась веромъ и нюхала изъ флакона.
— Скажите пожалуйста, долго еще это можетъ продолжаться? Въ такомъ случа ей лучше не возвращаться ко двору, и королева возьметъ себ другую даму. У меня много родственницъ въ Гольштейн, которыя лучше сидятъ на лошади.
— Фрейлейнъ фонъ-Тиненъ оправится окончательно черезъ нсколько недль,— отвчала Минетта.
Графиня стала нетерпливо стучать ногой.
— Черезъ нсколько недль! Это слишкомъ долго, и при томъ жить въ этомъ замк! Ея величество не иметъ ни малйшаго желанія быть обязанной чмъ-либо вдовствующей королев. Поняли?
— Нтъ, не совсмъ.
Минетта смло взглянула на красивое, нарумяненное и усаженное мушками лицо графини.
— Я не понимаю. По желанію ея величества царствующей королевы мы должны были взять съ собой фрейлейнъ фонъ-Тиненъ.
— Въ Эльсиноръ!— вскричала графиня.
— Банщикъ былъ нетрезвъ.
— Да, но вдь на другой день онъ могъ проспаться. Это не оправданіе. Вы поступили противъ воли вашей государыни.
— Я состою на служб у королевы Юліаніи-Маріи и кром того…
— Довольно! Я не желаю съ вами спорить. Вы ведете себя безтактно. Это вамъ велла передать черезъ меня королева. А теперь я желаю говорить съ фрейлейнъ фонъ-Тиненъ.
Съ этими словами графиня встала и бросилась вонъ изъ комнаты, оставивъ Минетту въ полнйшемъ изумленіи. Она не сдлала ничего дурного, а между тмъ Каролина-Марія называетъ ее безтактной. Это была форменная королевская немилость, выраженная отъ лица королевы, которая давно забыла и думать о ней.
Минетта бросила писать письмо къ г-ж фонъ-Кваленъ и побжала въ садъ, надясь встртить тамъ кого-нибудь, съ кмъ можно было бы поговорить о всемъ происшедшемъ. Она разсчитывала встртить фонъ-Рейхенбахъ или профессора Гульдберга, или, наконецъ, самое Юліанію-Марію.
Вмсто нихъ къ ней навстрчу плылъ, весело улыбаясь, баловень счастья Эневальдъ Брандтъ.
Увидвъ Минетту, онъ поспшилъ снять шляпу.
— Кузина, вы еще живы, и львица не гонится за вами, желая растерзать васъ своими когтями.
Она взглянула на него серьезно.
— Графиня Гольштейнъ только что объявила мн, что королева ко мн немилостива. Но я ршительно ничего ей не сдлала. Не виновата же я, что сюда пріхала фрейлейнъ фонъ-Тиненъ и что мы должны были взять ее съ собой!
Брандтъ поднялъ свой лорнетъ.
— Ну, что же! Кто-нибудь да долженъ впасть въ немилость! Почему жъ бы и вамъ не испытать этого? Это вамъ не повредитъ.
— Но тутъ для меня какая-то загадка!
Брандтъ пожалъ плечами.
— Кто-нибудь да долженъ быть въ немилости. Съ ЮліаніейМаріей не хотятъ поддерживать отношеній. Не хотятъ быть ей обязанными. А между тмъ здсь лежитъ и пользуется уходомъ придворная дама королевы. Это раздражаетъ.
— Но вдь королева сама приказала, чтобы упавшую взяли въ экипажъ.
Брандтъ осмотрлся кругомъ и прошепталъ Минетт на ухо:
— Ея величество, вроятно, забыла объ этомъ, и никто не сметъ ей объ этомъ напомнить. Кто-нибудь долженъ оказаться виновнымъ во всей этой исторіи. Почему бы и не вамъ?
Онъ быстро отскочилъ отъ Минетт и ринулся навстрчу графин Гольштейнъ, которая выходила изъ флигеля.
— Сегодня или завтра я возьму отсюда Леокадію,— громко заговорила она.— Она уже совершенно здорова и можетъ опять нести свою службу.
— Теперь надо постить Юліанію-Марію и поблагодарить ее за уходъ.— сказалъ Брандтъ.
— Какъ вы учтивы, господинъ камергеръ,— замтила графиня, слегка ударяя его по щек.— Ну, идемъ. Придется поцловать руку у этой старой вдьмы! Она не виновата въ этой исторіи и вела себя прилично. Нтъ хуже, какъ имть неловкихъ придворныхъ дамъ.
Она повлекла Брандта за собой. Тотъ даже не повернулся къ Минетт и продолжалъ весело болтать съ графиней.
Оставшись одна, Минетта схватила себя за голову: ей казалось, что она сходитъ съ ума.
А солнце продолжало сіять въ небесахъ, блый замокъ вдовствующей королевы рзко выдлялся на зеленомъ фон деревьевъ, а вдали шумло море.

IV.

Черезъ нсколько дней придворный экипажъ увезъ изъ Эльсинора фрейлейнъ фонъ-Тиненъ. Ея нога еще не совсмъ поправилась, и умная Кристель пожала плечами, когда та объявила, что она хочетъ вернуться къ себ.
— Въ такомъ случа я слагаю съ себя всякую отвтственность,— сказала она на своемъ полунмецкомъ полудатскомъ нарчіи.
— Отвтственность!?— повторила Леокадія, откидывая голову,— Вы знаете сами, что я должна была длать.
Посл встрчи Минетты съ графиней Леокадія стала относиться къ ней непривтливо. Она словно смущалась ея. Только прощаясь съ ней, она сказала ей нсколько словъ, которыя были похожи на признаніе.
— Не всегда можешь распоряжаться самимъ собою, и я должна слдовать совту другихъ. Иначе меня отправятъ обратно въ Гольштейнъ, и моя жизнь будетъ кончена. Впрочемъ, можетъ быть, и хорошо, что я здсь пожила. Но вы вдь знали, что меня къ этому уговорили.
Минетта не знала этого. Она стала спокойне. Ей стало ясно, что здсь очень скользкая и опасная почва. Каждый думалъ только о себ, и такъ какъ королева Юліанія-Марія не пользовалась расположеніемъ юной королевской четы, то должно было доставаться и тмъ, кто былъ у нея на служб.
Г-жа фонъ-Кваленъ подтвердила это и старалась ее утшить. Она пріхала еще- разъ въ Эльсиноръ, чтобы откланяться вдовствующей королев. Гостить у родственника оказалось не очень пріятно.
— Вотъ уже не думаю еще разъ попасть въ Данію,— заговорила она, удалившись посл обда въ комнаты Минетты.— Прежде тутъ было лучше и веселе. Люди не кивали головой другъ на друга и не переговорили между собою только о скандалахъ. Вы должны мн писать почаще, Минетта. Это будетъ для васъ упражненіемъ. Сдается мн, что вы не сильны въ писаніи писемъ.
Минетта вынула изъ стола начатый листокъ и разсказала о странномъ посщеніи графини Гольштейнской, которая назвала ее безтактной.
Г-жа фонъ-Кваленъ понюхала табачку и сухо засмялась.
— Когда Каролина-Матильда сердится, то кто-нибудь долженъ быть козломъ отпущенія. Можетъ быть, тутъ есть еще люди, которые помнятъ, какъ вы были у нея въ, Альтон, и боятся, что ея величеству придетъ фантазія снова милостиво о васъ вспомнить. А королева не должна лишать благоволенія тхъ, кто ее окружаетъ.
— Что за низость — промолвила Минетта.
Старушка только улыбнулась равнодушно.
— Нужно ко всему умть приспосабливаться. Держитесь за Юліанію-Марію, профессора и наслднаго принца. Ихъ партія не велика и не пользуется вліяніемъ, но вдь при двор часто все мняется очень быстро. Въ Копенгаген поговариваютъ, будто графъ Ашебергъ не очень ужъ доволенъ Струэнзе, а полковникъ Коллеръ началъ уже испускать свои ругательства’ Этотъ человкъ ругается пока очень тихо. Онъ завелъ связь съ какой-то акушеркой, и я боюсь, что онъ совсмъ забылъ о моей бдной Минетт. Впрочемъ, горевать объ этомъ нечего. Вы еще встртите хорошаго человка. Юліанія-Марія ужъ позаботится объ этомъ, если вы будете служить ей врно.
И г-жа фонъ-Кваленъ пустилась разсказывать о придворныхъ дамахъ, которыя составили себ хорошую партію. Потомъ она разсказала длинную исторію о Гин Зальбей, которую она хотла взять съ собой обратно въ Киль и которая осталась у придворнаго аптекаря кухаркой.
— Даже не спросясь меня,— прибавила она.— А вдь привезла-то ее сюда я. Да, свтъ полонъ неблагодарности.
Г-жа фонъ-Кваленъ оставалась еще нсколько дней въ замк Маріенлюстъ. Королева была къ ней очень милостива. Затмъ небольшой корабль повезъ ее обратно въ Копенгагенъ. День былъ чудный, Юліанія-Марія пожелала сама проводить старую пріятельницу и вмст съ нею похала на пристань. Минетта, наслдный принцъ и Гульдбергъ пошли пшкомъ. Фридрихъ съ его воспитателемъ уже усплъ вернуться изъ своего владнія, гд онъ чувствовалъ себя какъ-то неуютно. Оно лежало слишкомъ близко къ увеселительнымъ мстамъ, гд проводила теперь время молодая королевская чета. Въ лсахъ несся шумъ охоты, то тутъ, то тамъ устраивались празднества, на которыя наслдный принцъ не былъ ни разу приглашенъ. Это было очень непріятно для молодого самолюбиваго человка, который къ тому же имлъ самое преувеличенное представленіе о своемъ ранг.
Онъ былъ чрезвычайно любезенъ съ Минеттой и разсказывалъ ей о всякой всячин, что ему приходилось слышать и читать.
— У моего брата опять былъ эпилептическій припадокъ,— разсказывалъ онъ между прочимъ.— Струэнзе поливалъ его холодной водой, а Брандтъ растиралъ его тло. Онъ кричитъ иногда при этомъ, какъ дикій зврь. Теперь у насъ, кажется, будетъ война съ Алжиромъ. Струэнзе отправилъ въ мавританскія воды два фрегата въ наказаніе за то, что алжирскіе разбойники захватили два датскихъ корабля. Можетъ быть, придется воевать и съ Россіей, такъ какъ Струэнзе ищетъ сближенія съ Франціей. Онъ золъ на русскихъ. Недавно русскій посланникъ въ театр плюнулъ ему нечаянно на камзолъ. Какъ бы мн хотлось взглянуть на эту сцену, но я не люблю ходить въ театръ: мою ложу занялъ Струэнзе.
Такъ болталъ наслдный принцъ. Минетта слушала его молча, какъ это длалъ профессоръ Гульдбергъ, шедшій рядомъ съ нимъ. Молчать было удобне всего.
Въ эльсинорской гавани стояло на якор небольшое таможенное судно. Его капитанъ встртилъ безъ шляпы вдовствующую королеву, которая обратилась къ нему съ нсколькими милостивыми словами.
То былъ Маккенирангъ, судно котораго еще чинилось и который поступилъ на службу во флотъ и командовалъ теперь таможеннымъ клиперомъ.
Г-жа фонъ-Кваленъ живо заговорила съ нимъ, разсказала королев о приключеніи у Фемерискихъ острововъ и о граф Берншторф, котораго они тамъ встртили.
Юліанія-Марія прислушивалась къ ея словамъ, но лицо хранило то же самое выраженіе
Вдругъ она указала на какого-то человка, который шелъ рядомъ съ Минеттой.
— Кто этотъ господинъ?— спросила она.
Фонъ-Кваленъ не могла дать отвта, и за нее отвтилъ Маккенирангь.
— Это г. Феррони, итальянецъ. Раньше онъ былъ аптекаремъ, а теперь онъ совтникъ таможни.
— Ставленникъ Струэнзе?— спросила фонъ-Кваленъ, но Маккенирангъ отрицательно покачалъ головой.
— Нтъ, ваша милость. Онъ пріхалъ въ Копенгагенъ съ графомъ Голькомъ и занялся здсь другимъ дломъ. У него было хорошее мсто въ Кил, которое отъ него отняли, здсь онъ получаетъ гораздо меньше. Онъ золъ на Струэнзе,— тихо прибавилъ капитанъ.
Фонъ-Кваленъ пожала плечами.
— Не онъ одинъ золъ на него.
Она говорила довольно громко. Королева, стоявшая недалеко, бросила долгій взглядъ на ‘чисто одтаго таможеннаго чиновника, который почтительно прощался съ Минеттой. Онъ также возвращался въ Копенгагенъ.
Посл отъзда г-жи фонъ-Кваленъ въ Маріенлюст стало еще тише. Наслдный принцъ и профессоръ Гульдбергъ совершили маленькую поздку въ Ирландію и Шлезвигъ. Королева жила почти въ полномъ уединеніи. Только однажды сдлалъ ей визитъ полковникъ Коллеръ, зазжавшій по дламъ въ Кронборгъ. Онъ очень вжливо поздоровался съ Минеттой, но былъ какъ-то смущенъ при этомъ. Вроятно, это происходило потому, что, не имя силы оставаться въ одиночеств, онъ привезъ съ собою и свою актрису. Онъ даже какъ будто длалъ намеки, что въ этомъ виновата Минетта сама.
Полковникъ много разсказывалъ о Струэнзе, который обращался съ нимъ самымъ высокомрнымъ образомъ, но только онъ, полковникъ, сметъ выражать свое неудовольствіе. Всякій другой,— будь то придворная дама или смщенный чиновникъ, ршившійся добывать у вдовствующей королевы,— не смлъ уже жаловаться. Правда, Струэнзе уничтожилъ цензуру и хвастался тмъ, что на него пишутъ сатирическіе стишки, которые ходятъ по рукамъ, но зато онъ уметъ наказать всякаго, кто стоитъ даже выше его, если ему вздумается дать о немъ правдивый отзывъ. Нсколько молодыхъ людей были уже высланы изъ столицы за то, что они распускали слухи, что бывшій докторъ когда-то вырывалъ имъ зубы. Нкоторымъ изъ придворныхъ дамъ, получавшимъ за исполненіе мелкихъ обязанностей большое жалованье и позволившимъ себ свысока третировать любимца, было дано понять, что въ ихъ услугахъ боле не нуждаются.
Какъ ни скромно жила вдовствующая королева и какъ ни старалась она хранить упорное молчаніе, тмъ не мене вс эти слухи доходили до нея. Когда она, съ приближеніемъ зимы, покинула Маріенлюстъ и вернулась въ холодные, мрачные аппартаменты Христіанборгскаго дворца, то каждый изъ принадлежащихъ къ ея двору отлично зналъ и чувствовалъ, что ихъ только терпятъ и что каждый пажъ большого двора иметъ право относиться къ нимъ свысока.
Тихо шла жизнь Минетты. Къ ея обычнымъ обязанностямъ придворной дамы присоединились еще дла по благотворительности. Развлеченій не было никакихъ. Только въ театр у вдовствующей королевы была своя ложа, въ которой обыкновенно сидли ея придворныя дамы.
Минетта не любила бывать здсь. Тяжело было смотрть издали, какъ веселится большой дворъ, и сознавать, что ты не принадлежишь къ нему. Тяжело было видть Брандта въ числ первыхъ фаворитовъ, который даже не замчалъ Минетты. Вс старались представиться ему и Струэнзе. На короля и королеву обращали гораздо меньше вниманія, чмъ на ихъ любимцевъ, даже тогда, когда король появлялся въ своей лож, а королева блистала молодостью и красотой. Эта молодая женщина была прелестна съ ея веселыми, смющимися глазами. Глядя на ея блокурые волосы и цвтущее лицо, Минетта невольно испытывала къ ней какую-то нжность. Но королева ни разу не обратила на нее вниманія, даже въ тотъ моментъ, когда она попалась ей на дорог и прямо посмотрла ей въ лицо. Каролина-Матильда быстро прошла мимо. Такъ же поступила и Леокадія фонъ-Тиненъ, несшая веръ и нюхательный флакончикъ королевы.
Леокадія хромала. Нога, хотя и зажила, осталась вывихнутой. Казалось, какъ будто она сердится за это на Минетту: по крайней мр, она ни разу не заговорила съ нею.
Придворной дам Юліаніи-Маріи приходилось привыкать ко всмъ такимъ вещамъ. Въ конц концовъ она, дйствительно привыкла къ своему положенію и, пожимая плечами, прислушивалась къ музык, которая почти каждый вечеръ неслась со стороны замка, гд каждый день устраивались празднества и увеселенія.
Весело жилось при двор Христіана и Каролины-Матильды. Управленіе страной взялъ на себя Струэнзе, устройство увеселеній — Эневальдъ Брандтъ. Около нихъ всегда вился цлый рой прислужниковъ и искателей мстъ, которые старались завоевать себ счастье при помощи этихъ двухъ любимцевъ.
Бывшій городовой врачъ управлялъ, можетъ быть, и не худо. Онъ даже покончилъ съ нкоторыми старинными злоупотребленіями, ввелъ боле справедливое распредленіе податей. Но онъ не давалъ времени, чтобы его мропріятія могли пустить корни и созрть и отъ одного закона переходилъ къ другому. Въ стран оставалось впечатлніе какой-то неувренности, всмъ было какъ-то не по себ.
Медленно шла зима. Однажды, когда Минетта хала со своей королевой изъ церкви, передъ ней остановился горбатый человчекъ, весь въ лохмотьяхъ, умоляюще смотрвшій ей въ лицо. Минетта невольно сдлала къ нему нсколько шаговъ.
— онасъ, неужели это ты?— крикнула она.
Горбунъ молча поклонился.
— Да, это я. Ахъ, если бы я остался въ Плон,— и онъ сталъ вытирать себ глаза.
Юліанія-Марія, видвшая всю эту сцену, бросила долгій взглядъ на несчастнаго портного. Минетта, постоявъ съ минуту передъ горбуномъ, обратилась къ королев и спросила ее, можетъ ли этотъ бднякъ навстить ее. Юліанія молча кивнула головой. Она старалась быть милосердной и придавала этому большую цну. Теперь, когда у входа въ церковь стояло немало обывателей изъ Копенгагена, ей особенно хотлось показать свою милость.
онасъ бжалъ за медленно хавшимъ экипажемъ и попалъ на подъздъ замка одновременно съ королевой. Дорогой Минетта разсказала о карлик, который звался карликомъ только изъ вжливости, и королева, которой, видимо, втайн хотлось продолжать бесду, велла позвать его къ себ въ комнату. Минетта разсказала здсь его судьбу во всхъ подробностяхъ. онасъ не испытывалъ особаго смущенія. Онъ старался прислужиться къ королев, но въ то же время давалъ понять, что онъ привыкъ вращаться въ обществ владтельныхъ особъ.
— Никогда я не пріхалъ бы въ Копенгагенъ, если бъ мн вс не твердили, что здсь я могу хорошо устроиться,— началъ онъ свою исповдь.— То же говорилъ и самъ господинъ министръ, которому я имлъ честь оказать когда-то услугу. Именно я привелъ его къ графу Ранцау, когда тотъ былъ раненъ графомъ Толькомъ. А графъ Ранцау представилъ доктора королю. Это говорятъ вс въ Плон, даже сама герцогиня. Ея свтлость очень больна и не нуждается теперь во мн. А въ Плон явился еще другой портной, и мой заработокъ такъ упалъ, что я ршился искать счастья въ Копенгаген.
— И раскаялся въ этомъ?— спросила королева.
Бдный карликъ вздохнулъ.
— Ваше величество, на земл нтъ благодарности. Я такъ и не могъ проникнуть къ господину министру и понялъ, что мн у него искать нечего, у него и безъ меня немало всякихъ ходатайствъ изъ Альтоны. А когда я заговорилъ о молодой королев, меня просто выбросили за дверь, какъ будто я не умю себя держать въ обществ высочайшихъ особъ! Вс здсь пляшутъ вокругъ Вельзевула, и ихъ златой телецъ — Струэнзе!
Монетта предостерегающе подняла руку. Ей казалось, что онасъ ужъ слишкомъ заговорился, но Юліанія смялась.
— Глупо было, старикъ, разсчитывать на людскую благодарность. Такъ ты вчно будешь голодать!
онасъ потеръ свое исхудавшее тло и посмотрлъ на свой оборванный костюмъ.
— Ваше величество, я уже пролъ вс свои сбереженія и принужденъ теперь нищенствовать, все по милости этого Струэнзе.
Королева дала ему талеръ.
— Завтра приходи сюда опять,— сказала она, давая ему понять движеніемъ руки, что аудіенція кончена.
Мшіетта не дождалась вторичнаго появленія карлика. Ночью заболла престарлая Рейхенбахъ и просила навстить ее.
Скорчившись, сидла она на своей постели. Ея лицо совершенно измнилось.
— Я боюсь, что я умру,— шептала она.— Умру именно теперь, когда мн удалось накопить кое-что и я могла бы удалиться на покой, ухавъ въ Альтону.
Мшіетта старалась утшить ее, но старушка только покачивала головой.
— Что длать! Придется удалиться отсюда. Не хотлось бы мн этого, но смерть ждать не станетъ.
Она вынула изъ стола сложенный листокъ.
— Пошлите это придворному аптекарю.омъ человкъ осторожный и приготовитъ все какъ слдуетъ. Если вы отнесете его сами, то сдлаете мн этимъ большое одолженіе! Здсь,— она быстро оглянулась кругомъ:— скоро пойдетъ по иному. Вы не врите этому, но я пережила трехъ королевъ и кое-чему научилась.. Впрочемъ, наше дло молчать. Это главное при двор.
Да, лучше всего было, дйствительно, молчать. Въ тотъ же день Минетта отправилась въ придворную аптеку и по дорог встртила Каролину-Матильду, хавшую въ открытомъ экипаж. Возл нея сидла Леокадія фонъ-Тиненъ. Об он кивали головой всаднику, который, въ сопровожденіи служителя, халъ къ нимъ навстрчу. То былъ Струэнзе. Остановивъ свою лошадь возл королевскаго экипажа, онъ довольно фамильярно поздоровался съ королевой и сейчасъ же вступилъ съ нею въ оживленный разговоръ.
Экипажъ остановился. Вокругъ высокихъ особъ собралась небольшая толпа, и когда Минетта хотла пройти мимо, какой-то пьяный такъ притиснулъ ее къ лошади Струэнзе, что она невольно вскрикнула. Королева и Леокадія повернули къ ней голову, и тотчасъ же об отвернулись. Казалось, что он никогда и не видали Минетты.
Послдняя тихо продолжала свой путь. Она знала, что ее оклеветали и называли шпіонкой Юліаніи-Маріи. Она знала, что царствующіе король у- королева ненавидли и Гульдберга, который далъ ей мсто, и потому ршила терпливо сносить все.
Столпившійся народъ подшучивалъ надъ Струэнзе и надъ королевой. Неужели некому было предостеречь Каролину-Матильду?
Напрасно фохты грозили дерзкимъ языкамъ палкой и тюрьмою: на одной сторон смшки стихали, на другой начинались.
Дверь придворной аптеки открыла Гина Зальбей. При вид Мгнетты она вскрикнула отъ радости.
— Неужели это вы? Вотъ рада-то будетъ моя барышня. И г-нъ Небелунгъ, который теперь здсь.
При этихъ словахъ она залилась слезами. Пока она вытирала глаза, Минетта вошла въ уютно обставленную квартиру аптекаря, гд ее почтительно встртили Небелунги, отецъ и дочь. Самъ Небелунгъ разсыпался въ любезностяхъ, а его дочь не спускала съ важной гостьи веселаго, Привтливаго взгляда.
Исполняя порученіе, Минетта передала Небелунгу запечатанный пакетъ.
— Это, должно быть, завщаніе г-жи фонъ-Рейхенбахъ,— сказалъ онъ.— У нея есть небольшой капиталъ въ Альтон, и онъ будетъ хорошо помщенъ. Будемъ, впрочемъ, надяться, что ей станетъ лучше.
Потомъ онъ сталъ говорить о постороннихъ вещахъ — о литератур и литераторахъ, о томъ, что Клопштокъ ухалъ, повидимому, въ Гамбургъ, что Лесингъ начинаетъ входить въ моду съ своими пьесами. Отсюда онъ перешелъ къ театру, которымъ такъ хорошо управляетъ г. фонъ-Брандтъ.
Упомянувъ это имя, онъ вдругъ покраснлъ и сразу перевелъ разговоръ на другія темы: на то, что скоро наступитъ весна, что онъ еще посмотритъ, какъ Дорхенъ будетъ чувствовать себя въ большомъ город, хотя ей и нужно быть при своей больной тетк, которая до сихъ поръ не поправляется и т. д.
Минетта машинально подавала нужныя реплики. Слушая этого милаго человка, она чувствовала какую-то тоску: ей вспомнился Гольштейнъ, то время, когда она жила еще въ Альтон. Все это теперь давно прошло. Она теперь была одинока на чужой сторон, у нея не было друга, который могъ бы протянуть ей руку.
Исполнивъ порученіе, Минетта вышла въ переднюю. Здсь ее опять встртила Гина, и опять глаза ея были полны слезъ.
— Мой Кришанъ умеръ!— рыдала она.— Его Струэнзе послалъ вмст съ другими солдатами на сверъ, и тамъ онъ сложилъ свои косточки! Теперь ужъ у меня не будетъ мужа!
Минетта совершенно забыла, кто такой Кришанъ, но Небелунгъ, провожавшій ее до дверей, поспшилъ объяснить ей, въ чемъ дло.
— Это былъ женихъ нашей Гины,— сказалъ онъ.— Придется покориться вол Всевышняго,— добавилъ онъ равнодушнымъ тономъ человка, который не заинтересованъ въ событіи.
Идя по узкимъ оживленнымъ переулкамъ датской столицы, Минетта невольно жалла эту бдную двушку. Не легко потерять друга. Въ эту минуту, какъ нарочно, мимо нея прохалъ щегольской экипажъ камергера Брандта. Онъ сидлъ на шелковыхъ подушкахъ, и возл него сидла графиня Гольштейнская. Оба смялись такъ весело, какъ будто у нихъ на душ ничего и не было. А между тмъ ради Брандта графиня бросила своего мужа, а Брандтъ забылъ свою прежнюю любовь и забылъ настолько, что едва поздоровался съ нею, когда она прошла мимо.

V.

Госпожа Рейхенбахъ не умерла на этотъ разъ. Но она такъ расхворалась, что не могла исполнять свои обязанности при королев. На ея мсто была взята пожилая дама, родомъ изъ Норвегіи. Юліанія-Марія, переселившись на лто въ ея лтнюю резиденцію, не взяла съ собой Рейхенбахъ, но устроила ее недалеко отъ аптеки, въ одной почтенной семь, которая должна была ухаживать за ней.
Королева очень заботилась о своей престарлой дам и, пока была въ город, ежедневно посылала къ ней Минетту справиться объ ея здоровь. Пользуясь этимъ, она нердко заглядывала въ аптеку, чтобы часокъ-другой поболтать съ Дорхенъ, причемъ въ разговор иной разъ принимала участіе и Гина. Служанка все еще оплакивала своего Кришана и утшала себя рзкими выходками противъ Струэнзе, котораго она считала виновникомъ смерти своего жениха. Впрочемъ, такія вещи она позволяла себ говорить лишь тогда, когда оставалась наедин съ Минеттой, въ присутствіи же Дорхенъ она молчала о могущественномъ министр.
Минетта вся ушла въ свою службу. И теперь, когда она снова очутилась въ этомъ маленькомъ лтнемъ замк и снова смотрла на блествшее передъ ней море, въ ней заговорило какое-то родственное чувство, и мстность поразила ее своей красотой.
Въ это лто въ Маріенлюстъ съхалось больше народу, чмъ въ прошлый. Полковникъ Коллеръ сталъ здсь постояннымъ гостемъ. Нердко онъ привозилъ съ собой своего знакомаго, полковника фонъ-Эйкштеда. Оба были сильно недовольны неограниченнымъ господствомъ Струэнзе. Сидя за столомъ, они сильно бранили выскочку, который командовалъ всми ими и приказаніямъ котораго никто не ршался сопротивляться. Не мене ихъ сердился и принцъ Фридрихъ, которому Струэнзе запретилъ недавно хать въ Парижъ на томъ основаніи, что его высочество еще слишкомъ юнъ, да и государственное казначейство пусто. Принцъ съ пною у рта разсказывалъ, что самъ Струэнзе не скупится покупать себ на казенный счетъ великолпныхъ лошадей и дорогія платья, отдлывать свои покои, которые ему недавно были отведены на антресоляхъ дворца въ Христіанборг, и устраивать великолпныя празднества. Онъ могъ брать изъ того же казначейства денегъ сколько ему было угодно. Брандтъ тоже тратилъ немало, и все это длалось за счетъ государства.
Наслдный принцъ не могъ подыскать достаточно сильныхъ бранныхъ словъ, и, профессоръ Гульдбергь напрасно старался успокоить его. Онъ все еще былъ при наслдник, велъ съ нимъ научныя занятія и совершалъ небольшія путешествія. Высшіе воинскіе чины относились къ профессору вжливо, снисходительно, а онъ, какъ и подобаетъ простому наставнику, держался скромно и почтительно
Въ іюн у королевской четы родилась дочь. Въ іюл въ замк Киршхольмъ происходили торжественныя крестины, на которыя, ко всеобщему удивленію, въ качеств крестной матери была приглашена Юліанія-Марія.
Передать это торжественное приглашеніе было поручено камергеру фонъ-Брандту, который явился къ вдовствующей королев весь въ розовомъ шелку. Держался онъ непринужденно и любезно, какъ будто бы король и королева и не думали обижать маленькій дворъ своимъ полупрезрительнымъ отношеніемъ. Между прочимъ, онъ не забылъ упомянуть, что сопровождать вдовствующую королеву должна была фрейлейнъ фонъ-Золенталь.
Минетта надялась, что ея покровительница найдетъ какой-нибудь предлогъ и откажется, но Юліанія-Марія, не долго думая, приняла предложеніе и даже пригласила посланца къ своему столу. Такимъ образомъ Минетта могла увидаться и говорить съ человкомъ, котораго она когда-то любила. Она напустила на себя видъ холоднаго равнодушіе, а Брандтъ велъ оживленную бесду съ королевой по поводу предстоящаго торжества, разсказывалъ о концерт, который долженъ былъ, слдовать за церемоніей крещенія, и о новой французской пьес, которая будетъ сыграна. Онъ разсказалъ дале, что у короля много еще всякихъ затй, но что королева не раздляетъ вкусовъ своего супруга.
Юліанія-Марія внимательно вслушивалась въ его слова и лишь время отъ времени задавала ему вопросъ, такъ что Минетта имла полную возможность тихонько наблюдать за гостемъ. Она нашла, что Брандтъ поблднлъ и что онъ имлъ очень усталый видъ.
Еще разъ пришлось ей видть его на празднеств въ Киршхольм, которое представляло самый разгаръ торжества.
Былъ теплый лтній день. Солнце свтило не очень сильно, небо было покрыто тучками. Въ прилегающемъ къ пруду парк, разбитомъ въ англійскомъ вкус, сотнями цвли розы, все оживляя и придавая чарующій видъ парку. Среди розъ, смясь и болтая о разныхъ разностяхъ, ходили во всхъ направленіяхъ дамы и кавалеры.
Вдругъ показалась торжественная процессія. Вдовствующая королева принесла новорожденнаго. Мать сла на высокій золоченый стулъ и, закрывъ глаза, слушала привтственную рчь проповдника. Струэнзе стоялъ сзади, опираясь на ея стулъ. Поодаль, въ углу, стоялъ король, держа за руку маленькаго сына.
Когда проповдникъ произнесъ аминь, король громко разсмялся и обхватилъ стоявшаго возл него камергера Брандта, стараясь повалить его на землю. Тотъ сердито оборонялся. Струэнзе быстро поспшилъ къ нимъ и что-то поспшно сказалъ королю. Христіанъ, наклонивъ голову, повлекъ за собою въ садъ сына. Это маленькое происшествіе прошло почти незамченнымъ, только Минетта успла его увидть. Ее удивило странное поведеніе короля.
Сегодня она имла случай замтить, какъ перемнчива королевская милость. Сегодня королева милостиво улыбалась ей, и Леокадія фонъ-Тиненъ удостоила ее долгой бесдой. Нога у нея еще болла и ей было больно отъ ортопедической обуви. Но что длать! Приходится ее носить: она еще молода и не хочетъ, какъ старуха, ходить въ бархатныхъ сапогахъ. Минетт очень хотлось спросить ее, чего ради она теперь бесдуетъ съ нею, но Леокадія заговорила уже о томъ, какъ новорожденная принцесса похожа на своего отца, короля.
— Вс говорятъ, что сходство поразительное,— прибавила она.
Минетта промолчала. Он ходили по саду между двумя шпалерами цвтущихъ розъ. Издали слышна была музыка, шутки и смхъ высшаго общества. На лужайк показался король съ Брандтомъ. Онъ взялъ подъ руку своего любимца и поникъ головой, какъ будто на сердц у него было какое-то горе. Брандтъ что-то оживленно говорилъ ему и смялся.
При вид этой пары Минетта почувствовала, что кто-то тащитъ ее въ полутемную бесдку, гд никого не было.
— Не надо встрчаться съ ними,— прошептала ей Леокадія и спряталась въ бесдк.
Къ бесдк подходила Каролина-Матильда. Она была одта въ блое атласное платье съ золотымъ шитьемъ и опиралась на высокую палку съ золотымъ набалдашникомъ. На ея отливающихъ матовымъ оттнкомъ волосахъ былъ кружевной чепчикъ, въ которомъ, словно капли росы, блистали брильянты. Ея лицо было слегка напудрено, а свтлые глаза подведены, вслдствіе чего имли какой-то особенный блескъ. Она разговаривала со Струэнзе, который шелъ возл нея. Онъ тоже былъ одтъ въ парадное платье, и на груди у него красовалось множество орденовъ, а рукоятка шпаги блестла брильянтами. Онъ оживленно говорилъ что-то королев, смялся и пожималъ плечами, какъ будто бы ему приходилось говорить о такихъ вещахъ, которыхъ его спутница не понимала. Королева шла съ опущенной головой и какъ-то безсмысленно смотрла кругомъ. Казалось, что она не замчаетъ, какъ вс бгутъ отъ нея и смотрятъ на нее лишь издали.
Леокадія вздохнула, когда она прошла мимо бесдки, и пробормотала что-то, чего Минетта не поняла. Она переспросила свою спутницу, но отвта отъ нея не получила.
На другой день новая придворная дама королевы здила въ Копенгагенъ и вернулась въ Маріенлюстъ въ полномъ недоумніи. Посл богослуженія былъ благодарственный молебенъ. Вдругъ вс присутствовавшіе поднялись со своихъ мстъ и толпами стали выходить изъ церкви. Она хотла было распространиться о тхъ намекахъ, которые она слышала насчетъ Каролины-Матильды и Струэнзе, но Минетта, вспыхнувъ, вышла изъ комнаты.
Однообразно тянулись дни въ Маріенлюст, не смущаемые боле появленіемъ кого-либо изъ королевскихъ придворныхъ. Приходилъ лишь синьоръ Феррони, который просилъ королеву замолвить за него словечко: у него отняли мсто въ таможн только потому, что Струэнзе какъ-то спросилъ о немъ. Когда онъ говорилъ о могущественнйшемъ человк Даніи, его глаза какъ-то особенно блестли.
Королева Юліанія объявила ему, что она помочь ему не можетъ, и посовтовала остаться въ Эльсинор, пока не наступятъ лучшія времена.
Онъ такъ и сдлалъ. И такъ какъ онъ опять вернулся къ своему прежнему занятію, приготовлялъ лекарства и средства для сохраненія красоты, а иногда давалъ и совты крестьянамъ, то дла его пошли недурно и онъ зарабатывалъ даже больше, чмъ когда служилъ въ таможн.
Снгъ и холодъ заставили Юліанію-Марію спшить съ перездомъ въ городъ. Большой дворъ продолжалъ веселиться. Брандтъ и Струэнзе были возведены въ графское достоинство. Это, впрочемъ, никого не удивило. Только полковникъ Коллеръ пожималъ плечами, да принцъ Фридрихъ смялся громко и язвительно.
Бдный принцъ, какъ замчалъ профессоръ Гульдбергъ, послднее время былъ постоянно недоволенъ. Его уже давно мучилъ сильный кашель, который никто не могъ вылечить. Къ счастью, вдовствующая королева вспомнила о Феррони, который умлъ приготовлять какую-то особенную пасту отъ кашля. Къ нему былъ посланъ верховой, привезшій нсколько флаконовъ, которые были розданы всмъ придворнымъ, страдавшимъ кашлемъ. Даже графъ Ранцау, который имлъ какъ-то очень продолжительную аудіенцію у вдовствующей королевы, выпросилъ себ флаконъ, который и просилъ Минетту прислать ему.
Какъ на дипломата и военнаго на него возлагали много надеждъ. Думали, что онъ будетъ оказывать большое вліяніе на ходъ управленія страной, но сегодня его тонкое лицо было мрачне обыкновеннаго
— Въ мір мало хорошаго, фрейлейнъ,— сказалъ онъ Минетт,— и онъ не очень-то мн нравится.
— Я думала, что ваше превосходительство въ состояніи измнить міръ такъ, какъ это вамъ нравится,— замтила Минетта.
Его глаза сердито вспыхнули.
— Вы такъ полагаете? Конечно, я имю, по своимъ заслугамъ, нкоторое право на это. Но кто въ наше время справляется съ правомъ?
Минетта посмотрла на него, чувствуя, что не особенно хорошо придется тому, кто будетъ имть его въ числ своихъ враговъ.
На другой день наслдный принцъ разсказывалъ, что Ранцау и Струэнзе поссорились. Графъ Отруэнзе распустилъ нсколько датскихъ полковъ, солдаты которыхъ произвели бунтъ и разрушили нсколько домовъ.
Графъ Ранцау вздумалъ было доказывать неправильность этого роспуска, на что Струэнзе высокомрно замтилъ ему, что это касается его одного.
Когда полковникъ Коллеръ ршился высказать то же самое мнніе, то и онъ получилъ отвтъ, что ему объ этомъ говорить не приходится.
— Струэнзе ненавидитъ Коллера,— прибавилъ наслдный принцъ,— и тотъ не знаетъ, какъ ему держаться.
— Онъ, вроятно, выучится этому,— возразила Юліанія-Марія.
Принцъ привелъ еще нсколько примровъ дерзости и высокомрія Струэнзе. Онъ сказалъ, что недавно король сдлалъ распоряженіе, что подпись Струэнзе должна имть такое же значеніе, какъ и его собственная,— распоряженіе, которое возбудило сильное безпокойство въ широкихъ слояхъ населенія.
Разсказывая объ этомъ, принцъ даже поблднлъ отъ волненія. Мать взяла его за руку и стала успокаивать.
Прошли святки. Улицы были засыпаны снгомъ. Какъ-то посл праздниковъ Минетта собралась пойти навстить больную Гейхенбахъ. Солнце ярко блестло на покрытыхъ снгомъ крышахъ и на ребятахъ, катавшихся на ногахъ около каждаго жолоба.
Минетта быстро шла вдоль домовъ. Ей, какъ придворной дам, не полагалось итти одной, но старому придворному лакею ходить было трудно, а двушка, которая ходила за нею, заболла. Пришлось итти одной, и она была даже рада этой свобод.
Навстрчу ей попался какой-то маленькій человкъ. Онъ шелъ очень осторожно и опирался на палку. Увидвъ Минетту, онъ остановился.
— Фрейлейнъ не должна ходить одна!— строго сказалъ онъ.
Минетта кивнула ему головой.
— Здравствуй, онасъ. Дла твои, кажется, устраиваются. Я слышала, что полковникъ Коллеръ далъ теб мсто. Смотри, постарайся оправдать нашу рекомендацію.
— Фрейлейнъ,— отвчалъ бывшій карликъ, раздувая по обыкновенію щеки:— я уже перемнилъ мсто. Сначала полковникъ пристроилъ меня у себя дома, а теперь я въ цитадели.
— Что же ты тамъ длаешь?— спросила Минетта, которой приходилось видть копенгагенскую крпость лишь снаружи.
— Что я тамъ длаю?— повторилъ онасъ, стряхивая съ себя снгъ, который какой-то шалунъ бросилъ ему на голову.— Въ крпости содержится нсколько плнныхъ, и старый Торвартъ такъ плохъ ногами, что не можетъ ходить. Вотъ я и хожу съ лстницы на лстницу и наблюдаю за отопленіемъ и освщеніемъ. Мстечко недурное, фрейлейнъ. Я получаю харчи и квартиру, а иной разъ и талеръ перепадетъ.
Минетта подошла къ дому, въ которомъ жила Рейхенбахъ. Попрощавшись съ карликомъ, она быстро вошла въ домъ, но онасъ остался стоять передъ домомъ, видимо, ее поджидая.
Съ большимъ достоинствомъ сопровождалъ онъ ее вплоть до самаго замка.
— Нехорошо, что вы ходите одна, фрейлейнъ, и я очень радъ, что у меня теперь свободное время и я могу васъ сопровождать. Мн бы хотлось поблагодарить ея величество. Она очень добра, и графъ Струэнзе поступаетъ съ нею не очень хорошо. Но онъ это длаетъ со всми. Я только что былъ въ аптек, въ которой теперь живетъ одна особа изъ Альтоны. Она была невстой графа, когда онъ былъ еще городскимъ врачомъ. Теперь, конечно, онъ о ней и думать забылъ, и люди говорятъ, что онъ хочетъ жениться на нашей молодой королев. Можетъ ли это быть, фрейлейнъ? Онъ, видно, совсмъ помшался.
— Попридержи свой языкъ, онасъ!— сказала Минетта, но горбунъ только пожалъ плечами.
— Объ этомъ везд говорятъ, фрейлейнъ,— въ трактирахъ и на улицахъ. Такъ чего же мн молчать? Мн очень жаль королеву,— она вдь мн подарила шиллингъ, и мн хотлось бы, чтобы кто-нибудь отговорилъ ее отъ этой глупости. Вдь у нея есть уже мужъ, и, хотя онъ немножко и чудакъ…
онасъ не усплъ договорить. Изъ-за угла показались два взвода драгунъ, сопровождавшихъ два придворныхъ экипажа. Они махали саблями, и кто не успвалъ посторониться, того награждали ударами
Въ первомъ изъ нихъ сидла Каролина-Матильда и графъ Струэнзе, во второмъ маленькій наслдный принцъ съ няней. Передъ главнымъ крыльцомъ дворца экипажи остановились, драгуны образовали кругъ, такъ что не видно было, какъ королева съ ея спутникомъ вышли изъ экипажа.
Но народъ, оттсненный драгунами, ворвался во дворъ и сталъ швырять въ драгунъ снгомъ.
онасъ, качая головой, смотрлъ издали на эту сцену.
— Удивительныя дла теперь длаются — сказалъ онъ, вздыхая, и исчезъ такъ быстро, что Минетта. не успла его поблагодарить.
Нехорошо у ней было на душ. На улиц играло зимнее солнце, въ замк же было темно и неуютно. Словно какое-то затишье передъ грозой легло по всему замку: не видно было даже служителя, на обязанности котораго лежало стоять на лстниц на страж. Онъ былъ уже старъ и иногда не выходилъ на дежурство и прежде. Но Минетта какъ-то не замчала этого. Теперь же ей бросилось въ глаза его отсутствіе. Она была страшно испугана, когда, поднявшись во второй этажъ, она вдругъ увидла передъ собой какого-то господина въ напудренномъ парик.
То былъ король Христіанъ, пугливо озиравшійся по сторонамъ.
— Вы — Золенталь? Я хочу видть свою мачеху.
Минетта поклонилась. Этотъ странный король, позволявшій своимъ любимцамъ такъ грубо обходиться съ собой, не внушалъ ей никакого страха.
— Я сейчасъ доложу о вашемъ величеств.
Она хотла итти, но король удержалъ ее.
— Онъ укусилъ меня за палецъ,— жалобно сказалъ онъ, показывая средній паленъ, который потомъ быстро сунулъ въ ротъ и принялся сосать.— Кром того, онъ еще толкнулъ меня! И я скажу объ этомъ моей мачех.
— Кто же этотъ злодй?— улыбаясь спросила Минетта. Король производилъ на нее совершенно дтское впечатлніе.
— Кто этотъ злодй? Конечно, Брандтъ. Я его сдлалъ графомъ, а онъ теперь кусаетъ меня за это.
— Онъ, вроятно, не думалъ причинить вамъ зло.
Едва Минетта успла произнести эти слова, какъ въ коридор послышались шаги, и передъ королемъ предсталъ профессоръ Гульдбергъ.
— Вашему величеству угодно постить эту часть замка?— спросилъ онъ, отвшивая поклонъ.
Король показалъ рукою на полуотворенную дверь, за которой пилась внизъ винтовая лстница.
— Я пришелъ оттуда,— сказалъ онъ.— У моей матери ключъ отъ этой двери и у меня тоже есть. Прежде я часто бгалъ наверхъ. Теперь Струэнзе не позволяетъ мн этого, а Брандтъ укусилъ мн палецъ,— добавилъ онъ довольно неожиданно
Профессоръ Гульдбергъ почтительно взялъ его за пораненный палецъ.
— Лейбъ-медикъ сейчасъ явится, ваше величество. Можетъ быть, прикажете поставить въ извстность объ этомъ ея величество королеву?
— Королеву? Она здила кататься со Струэнзе и только что вернулась домой. Когда я показалъ ей палецъ, Струэнзе сталъ смяться. Струэнзе всегда только и разговариваетъ съ моей супругой.
Въ голос короля послышались слезы.
— Брандтъ тоже смется надо мной. Милый Гульдбергъ, отведите меня къ матери. Вы тоже будете статскимъ совтникомъ. Струэнзе этого не хочетъ, а Брандтъ говоритъ, что вы были бы интриганомъ, но наслдный принцъ васъ любитъ, а я тоже вашъ другъ!
Профессоръ осторожно повелъ короля въ аппартаменты Юліаніи-Маріи. Минетта шла сзади этой удивительной пары.
Осмотрвъ пораненную руку пасынка, Юліанія-Марія послала въ придворную аптеку за Феррони. Итальянецъ сейчасъ же явился и, мягко и вкрадчиво приступивъ къ длу, сталъ тереть руку какой-то утишающей боль мазью. Кром пальца, и на голов у короля оказалась кровоточившая ранка, которой также пришлось заняться. Феррони такъ угодилъ королю, что тотъ готовъ былъ сейчасъ же дать ему титулъ совтника. Отъ этого его удержала Юліанія-Марія. Вмсто того она заставила короля подписать какой-то указъ, который она съ улыбкой передала Гульдбергу. Тотъ опустился на колни и поцловалъ у королевы руку.
Онъ былъ сдланъ совтникомъ.
Минетта видла все то, что происходило. Ей не пришло въ голову удалиться, хотя она и сознавала, что при этомъ двор все длается совершенно иначе, чмъ при другихъ дворахъ.
Вновь назначенный статскій совтникъ отвелъ короля въ его аппартаменты. Феррони остался еще у вдовствующей королевы, а Минетта сочла за лучшее удалиться къ себ. Въ ея комнат стояла Гина Зальбей.
— Фрейлейнъ, не можете ли вы оказать мн одну большую услугу?— спросила она, поздоровавшись.— Въ аптек я не могу больше служить, и фрейлейнъ Дорхенъ уволила меня. Она смшна, да и отецъ ея толю! Только за то, что я сказала, что желаю Струэнзе всего худшаго и чти онъ хотъ бы постыдился играть такую роль у королевы,— объ этомъ вс говорятъ въ народ!— и только за то они не стали меня держать! Придворный аптекарь называетъ Струэнзе великимъ человкомъ, фрейлейнъ Дорхенъ, которую онъ бросилъ, тоже! Она увряетъ, что она слишкомъ ничтожна для него. Она ршительно спровадила отъ себя итальянца, который заходилъ раньше въ аптеку и ухаживалъ за ней, только за то, что онъ сказалъ, что онъ терпть не можетъ Струэнзе. Я его тоже ненавижу за то, что онъ погубилъ моего Кришана, съ которымъ я, наврно, была бы счастлива.
Этотъ потокъ словъ завершился слезами. Это было какъ разъ кстати, такъ какъ Минетта никакъ не могла остановить свою постительницу и прослушала, какъ кто-то постучалъ въ дверь. Въ комнату вошелъ профессоръ Гульдбергъ и внимательно смотрлъ на Гину. Солнце золотило ея растрепанные волосы, а слезы, которыя текли по ея щекамъ, совсмъ не подходили къ ея веселому, чисто дтскому лицу.
Профессоръ извинился за то, что онъ вошелъ въ комнату Минетты: онъ пришелъ попросить ее сохранить въ тайн то, чему ей пришлось быть свидтельницей полчаса тому назадъ. Перейдя на французскій языкъ, онъ спросилъ, что привело сюда эту миловидную двушку. Минетта отвчала, что она ищетъ мста. Профессоръ вызвался довести объ этомъ до свднія королевы, которой нужна была вторая горничная.
Минетта была очень довольна такимъ оборотомъ дла: сама она не могла, да и не хотла сдлать что-нибудь для Гины, которая отличалась большимъ своеволіемъ. Теперь, когда она попадетъ въ руки Юліаніи-Маріи, на нее будетъ впервые въ жизни наложена узда.
Черезъ нсколько минутъ Гина, которую профессоръ увелъ съ собою, вернулась сіяющая.
— Я буду служить у королевы! Боже мой! Если бы я только оказалась годной!
— Ты должна стараться,— кратко отвтила Минеттъ
Гина только тяжело вздохнула.

VI.

16-го января 1772 года во дворц былъ большой маскарадный балъ. Юліанія-Марія должна была принять приглашеніе и приказала своимъ придворнымъ дамамъ сопровождать ее въ домино.
Въ этотъ періодъ времени она жила уже не такъ уединенно, какъ прежде. За обдомъ у нея нердко появлялись гости. Чаще другихъ прізжали Коллеръ и Эйкштедъ. Былъ нсколько разъ и графъ Ранцау, подолгу о чемъ-то бесдовавшій съ вдовствующей королевой.
Минетта не знала, о чемъ шло дло, но по нкоторымъ выраженіемъ, вырвавшимся у наслднаго принца, она поняла, что графъ замышляетъ свергнуть Струэнзе. Но его сила была еще велика, король и любилъ, и боялся его. Кром того, его поддерживала Каролина-Матильда. Такимъ образомъ, слова наслднаго принца могли оказаться и простымъ юношескимъ хвастовствомъ.
Минетта сильно простудилась. Въ день этотъ у нея была такая лихорадка, что она принуждена была просить у королевы разршенія остаться дома.
Юліанія-Марія-посмотрла на нее острымъ взоромъ.
— Сегодня вы непремнно должны хать со мной. Мн необходимо быть на балу, Я останусь тамъ не долго.
Такимъ образомъ, Минетт пришлось закутаться въ розовое домино и итти по множеству всякихъ лстницъ и переходовъ въ театральный залъ. Здсь была уже цлая толпа замаскированныхъ гостей. Голова Минетты болла ужасно, она съ трудомъ могла смотрть на веселую картину придворнаго бала. Однако высокая фигура Струэнзе невольно бросилась ей въ глаза, хотя его окружала цлая толпа придворныхъ. Дале она различала королеву, которая была въ черной маск. Ея тяжелое парчевое платье было прикрыто розовымъ домино. Сначала она танцовала со Струэнзе, затмъ съ Брандтомъ, потомъ съ нкоторыми другими кавалерами.
Графъ Брандтъ неожиданно остановился передъ Минеттой и заговорилъ съ ней, какъ въ прежнія добрыя времена:
— И вы здсь, кузина, съ вашей злой королевой?
— Моя королева вовсе не зла, ваше превосходительство,— отвчала Минетта.
— Tr&egrave,s bien, вы не должны позволять, чтобы нападали на вашу королеву. Юліанія-Марія преопасная женщина. Если бы я могъ разсказать вамъ…
Въ это время между Минеттой и графомъ появилась графиня Гольштейнская.
— Вы цлый вечеръ не взглянули на меня,— сердито сказала она Брандту.
Тотъ поцловалъ ей руку.
— Я только и думаю о васъ,— сказалъ онъ:
Она взяла его подъ руку, и Брандтъ, не взглянувъ даже на Минетту, пошелъ съ нею дальше.
Минетта осталась одна въ самой толче. Къ ней приблизился какой-то красивый господинъ, въ которомъ она узнала перваго бургомистра Копенгагена, статскаго совтника Маттейсена, и сказалъ:
— Разршите, ваше сіятельство, сказать вамъ нсколько словъ?
Прежде, чмъ Минетта успла отойти, Струэнзе стоялъ уже около нея.
— Я знаю, что привело васъ сюда,— сказалъ онъ, обращаясь къ бургомистру.— Вы хотите сдлать поздку въ Шлезвигъ и получить отпускъ. Отлично! Позжайте и возвращайтесь въ добромъ здоровь. У меня множество работы, и каждый врноподданный долженъ помогать мн.
Онъ небрежно кивнулъ ему головой и обернулся къ королев, которая покорно пошла за нимъ.
Вернувшись въ свою тихую комнату, Минетта разсчитывала отдохнуть, но визгъ скрипокъ доносился и сюда. Минетта сняла свое шелковое платье, закуталась въ капотъ и сла возл камина. Было холодно и въ зол тлло нсколько углей. Она подбросила дровъ и стала смотрть, какъ разгоралось пламя. Она была слишкомъ утомлена и не могла спать и прислушивалась къ бою башенныхъ часовъ.
Пробило два часа. Валъ кончился, оставивъ посл себя угаръ. Завтра за нимъ долженъ былъ слдовать другой.
Вдругъ кто-то постучалъ въ дверь. Минетта едва очнулась отъ тяжелой дремоты и открыла дверь.
Передъ ней стояла Леокадія фонъ-Тиненъ.
Она была еще въ бальномъ плать, съ цвтами въ волосахъ. Лицо ея было блдное, глаза погасли.
— Королева!
Это было единственное слово, которое она могла произнести. Она схватила Минетту за руку и потащила ее съ собой по маленькой тайной лстниц, освщавшейся вонючей масляной лампой, черезъ цлый рядъ комнатъ, темныхъ и молчаливыхъ. Минетта шла за ней, какъ во сн.
Она чувствовала, что грозитъ какая-то опасность, что наступаетъ какой-то ужасъ, но когда она вступила въ комнату, слабо освщенную восковыми свчами, у нея пропалъ голосъ.
Въ длинномъ ночномъ одяніи стояла передъ кроватью Каролина-Матильда. Ея свтлые волосы разметались вокругъ лица, глаза метали искры.
— Графъ, я не понимаю вашего поведенія!— кричала она голосомъ, дрожащимъ отъ гнва.
Около серебрянаго стнного зеркала стоялъ графъ Ранцау въ парадной форм, весь усянный орденами, съ треуголкой въ рукахъ.
— Одвайтесь и слдуйте за мной,— рзкимъ голосомъ отвчалъ онъ.
— Невжа!
Ранцау вынулъ изъ кармана бумагу и развернулъ ее передъ глазами королевы.
— Вотъ приказъ его величества — немедленно отправить васъ въ Кронборгъ. Потрудитесь одваться скоре, иначе я позову сюда солдатъ помочь вамъ одваться.
За дверью послышался лязгъ сабель и вполголоса отдаваемая команда.
Каролина-Матильда оглядывалась безпомощно.
— Въ такомъ случа, уйдите отсюда и дайте мн одться.
— Я буду держать передъ глазами шляпу,— отвчалъ графъ Ранцау, поднимая къ лицу своею треуголку.
Минетта и Леокадія фонъ-Тиненъ набросили на королеву верхнее платье и привели въ порядокъ ея волосы.
За дверями послышался плачъ: прибжала няня съ маленькой принцессой. Королева страстно схватила ребенка.
Графъ Ранцау обнажилъ шпагу.
— Скоре! Торопитесь! Фрейлейнъ фонъ-Тиненъ можетъ хать съ королевой.
И вотъ Минетта осталась одна въ комнат, гд догорали уже свчи и валялись въ безпорядк цвты и наряды. Она безпомощно посмотрла кругомъ.
Вдругъ послышались чьи-то шаги. Вошелъ профессоръ Гульдбергь, ведя за руку полусоннаго маленькаго наслднаго принца. Увидвъ Минетту, онъ дружески кивнулъ ей головой.
— Позаботьтесь о томъ, чтобы отсюда чего-нибудь не унесли. Я скоро пришлю людей, которые васъ смнятъ.
И онъ исчезъ. На двор замка послышалось хлопанье бича, стукъ колесъ и громкій крикъ.
Сзади Минетты раздался чей-то хохотъ. Обернувшись, она увидла Христіана, который стоялъ въ дверяхъ и потиралъ себ руки. Онъ былъ въ голубомъ халат и въ лент.
— Ухала она?— захихикалъ онъ.— Ухали! Вс ухали! Ура!
Онъ бросился въ кресло и весь затрясся отъ смха.
— Что-то скажетъ Струэнзе, когда его посадятъ въ цитадель. Ура! Брандтъ укусилъ меня за палецъ, вс они хотли меня провести, но я оказался умне ихъ — я король! Я написалъ королев хорошенькое письмецо!
— Ложитесь, ваше величество,— сказала Гина Зальбей, появившаяся вслдъ за королемъ.— Королева сейчасъ придетъ, она только переоднется.
— Пусть явится моя мачеха!— кричалъ король, дико озираясь по сторонамъ.— Пусть она меня спасетъ.
— Успокойтесь, ваше величество,— мягко заговорилъ вошедшій Гульдбергь, почтительно наклоняясь къ королю.
Вдругъ дверь отворилась, и въ комнату вошла Юліанія-Марія въ черномъ, шитомъ золотомъ плать. Ея лицо носило такое повелительное выраженіе, какого раньше никто у нея не видалъ.
Она обняла дрожавшаго короля и прижала къ себ его голову.
— Бдный!— сказала она.
Король зарыдалъ, какъ ребенокъ.
Минетт стало казаться, что вся комната пошла кругомъ, что вс свчи кружатся въ какомъ-то дикомъ танц…
Кто-то провелъ ее мимо разставленныхъ рядами солдатъ, мимо придворныхъ, оживленно бесдовавшихъ между собой. Ей показалось, какъ будто тутъ былъ Феррони, показывавшій на склянку съ ядомъ, которую онъ отнялъ у Струэнзе, слышался какъ будто голосъ полковника Коллера, хвалившаго его за это. Вдали какъ будто стоялъ бургомистръ Копенгагена, державшій въ рукахъ ключи отъ города. Его подняли съ постели и приказали взять эти ключи у коменданта, котораго также подвергли заключенію. На его лиц было написано безпокойство и огорченіе. Но бургомистръ былъ единственный человкъ, настроенный серьезно. Вс остальные смялись.
А гд же былъ Эневальдъ Брандтъ?
Гина Зальбей сильной рукой поддерживала Минетту, готовую упасть въ обморокъ, и она вела ее въ комнату.
— Ложитесь въ постель,— говорила она, раздвая Минетту.— Уже вчера у васъ былъ нехорошій видъ. Я извинюсь за васъ передъ королевой. Да вы ей и не нужны, теперь у ней длъ немало и безъ васъ.
Замтивъ каминъ, Гина поставила на огонь маленькій чайникъ.
Бросившись въ постель, Минетта, однако, не могла сомкнуть глазъ. Долго тянулась зимняя ночь и въ окнахъ не видно было просвта. Везд былъ мракь и уныніе. Только лицо Гины было весело. Она нагнулась къ маленькой лампочк, прибавила огня, потомъ сла на кресло и заснула.
Стало разсвтать.
Явился лакей и позвалъ Минетту къ королев.
Она повиновалась машинально и стала около королевы. Вдругъ дверь, ведущая на большой балконъ, широко отворилась и при брезжищемъ свт наступающаго дня король и его мачеха вышли къ народу.
На двор замка стояла огромная толпа, громко и радостно привтствовавшая короля.
Христіанъ кланялся на вс стороны. Онъ былъ въ полной парадной форм, слезы и страхъ были уже забыты.
— Долой Струэнзе и Брандта!— раздались голоса.
Довольная улыбка скользнула по лицу короля. Юліанія-Марія, стоявшая возл него, велла Гульдбергу привести ея сына Фридриха, который точно также кланялся народу.
Черезъ два часа посл этой сцены король съ наслднымъ принцемъ хали по городу въ парадной карет, запряженной четверкой лошадей. Народъ бурно привтствовалъ ихъ, какъ будто избавившись отъ какой-то огромной опасности. Король и принцъ, улыбаясь, благодарили за врноподданническія чувства.
А въ это время въ тронной зал дворца Юліанія-Марія принимала дворъ и высшихъ сановниковъ военныхъ и дворянство, которое давно уже знало, что Струэнзе предатель, а Брандтъ почти убійца короля.
Все это пришлось переживать и Минетт. Голова ея страшно болла, вс члены какъ будто окоченли. Но она была не въ состояніи оставаться въ одиночеств. Ей необходимо было видть людей, слышать ихъ голоса, не хотлось ни думать, ни плакать и жаловаться. Вс вокругъ нея были довольны. Вотъ графъ Ранцау, стоя около трона, докладывалъ Юліаніи-Маріи, что графъ Струэнзе отказался слдовать за полковникомъ фонъ-Коллеромъ въ холодную зимнюю ночь и оказалъ даже сопротивленіе. Но его быстро смирили при посредств нсколькихъ солдатъ. Графъ Брандтъ держалъ себя нсколько мужественне, но и онъ разстался съ своей шелковой постелью съ большою неохотой. Его забралъ генералъ фонъ-Эйкштедъ.
Прислушиваясь къ словамъ графа, придворные смялись съ такимъ же усердіемъ, съ какимъ нсколько дней тому назадъ встрчали каждою остроту Струэнзе. Смялась и графиня Гольштейнская — та самая, которая была любовницей Брандта. Теперь она стояла около королевы, щеки ея были размалеваны, глаза горли. Одной изъ первыхъ она поцловала руку Юліаніи-Маріи и стала уврять ее въ своей неизмнной преданности. Королева улыбалась и разсказывала о томъ, какъ сегодня ночью нсколько дамъ было арестовано и увезено въ крпость по обвиненію въ томъ, что вмст съ Струэнзе он составили заговоръ противъ государства. Той же участи подверглись два брата Струэнзе, которыхъ онъ выписалъ къ себ въ Данію, затмъ нсколько офицеровъ и чиновниковъ, которыхъ, вроятно, скоро выпустятъ на свободу.
Голосъ Юліаніи-Маріи дрожалъ, когда она говорила. Вс тснились около нея и внимательно прислушивались къ словамъ королевы, которую еще вчера встрчали безъ всякаго почтенія.
Только Гульдбергъ не старался протиснуться впередъ. Онъ стоялъ поодаль, облокотившись на кресло, и, казалось, удивлялся всякій разъ, когда знатные господа, проходя мимо, здоровались съ нимъ съ изысканной вжливостью.
Минетта кое-какъ протискалась къ нему. Профессоръ посмотрлъ на ея блдное лицо.
— Вамъ нужно успокоиться,— дружески сказалъ онъ.
Минетта покачала головой.
— Я не нахожу себ покоя. Что теперь будетъ съ Брандтомъ и Струэнзе? Что будетъ съ королевой?
Голосъ ея оскся.
— Нашъ государь милосердъ,— почти прошепталъ Гульдбергъ.— Вамъ нечего тужить.
Графъ Рандау поманилъ къ себ Гульдберга. Вс давали ему дорогу, вс кланялись низко. Въ теченіе ночи онъ сталъ могущественнйшимъ человкомъ и былъ единственнымъ лицомъ, скрывавшимъ свою радость.
А въ это время въ крпости сидли люди, еще вчера ворочавшіе длами государства, а въ замк Кронборгъ заливалась слезами прекрасная королева, которая такъ оживленно танцовала всего нсколько часовъ тому назадъ.
Въ тронномъ зал стояла новая королева Юліанія-Марія. Она протягивала руку графу Ранцау и говорила ему:
— Вы будете вознаграждены за врную службу, любезный графъ.
— Я не требую никакихъ наградъ. Все, что я сдлалъ, я сдлалъ для блага государства. Брандтъ и Струэнзе…
— Смерть имъ!— громкимъ голосомъ закричалъ Коллеръ.
Эйкштедъ самодовольно погладилъ усы.
Профессоръ Гульдбергъ подбжалъ къ Минетт и подхватилъ ее въ свои объятія.
— Фрейлейнъ Золенталь дурно!— сказалъ онъ.
Вечеромъ того же дня Каролина-Матильда стояла, въ низенькой комнатк Кронборгскаго замка и смотрла на югъ, въ ту сторону, гд лежалъ Копенгагенъ. На темномъ синемъ неб стояло яркое зарево и она спрашивала, что можетъ горть въ город.
Маленькая горничная, плакавшая цлый день, протерла себ глаза.
— Это горятъ факелы по случаю сверженія графа Струэнзе и еще потому, что…
И она заплакала снова.
Королева дала ей такую пощечину, что она зашаталась.

VII.

Прошло два мсяца. Минетта тихо лежала въ постели. Ей казалось, что время не мняется, а мняются только ея мысли. Вотъ она сидитъ съ Эневальдомъ Брандтомъ въ гавани въ Альтон и смотритъ на въздъ молодой королевы, вотъ она является передъ глазами въ мужскомъ костюм. Вотъ Брандтъ, который прозжаетъ мимо и не кланяется Минетт.
Около самаго окна стоялъ старый вязъ. Когда втеръ качалъ его, какая-то втвь его стучала въ окно, то тихо, то громко. Какъ въ полусн видла Минетта черный сукъ, который, казалось, стучалъ въ самое ея сердце и будилъ въ немъ воспоминанія.
И вдругъ около постели очутилась госпожа фонъ-Кваленъ, стукнула пальцами по крышк табакерки и взяла понюшку табаку.
— Минетта, да скажите же что-нибудь. Вчера вы тоже лежали въ постели съ открытыми глазами и, когда я заговаривала съ вами, вы ихъ упорно закрывали. Для чего? Я вдь вамъ ничего дурного не длаю и въ пятый разъ навщаю васъ. Ея величество очень озабочена вашимъ положеніемъ и явилась бы еще разъ навстить васъ, если бъ только не фрейлейнъ Небелунгъ…
Она вдругъ смолкла и въ смущеніи стала теребить ленты своего чепца.
Минетта съ трудомъ привстала на постели.
— Фрейлейнъ Небелунгъ?
— Да разв вы не знаете, что вы находитесь въ квартир придворнаго аптекаря? Въ замк вамъ было бы слишкомъ безпокойно: у ея величества много дла по управленію страною, такъ что она не можетъ удлить для васъ вниманія. Добрйшая Рейхенбахъ была здсь же, нсколько времени тому назадъ она тихо почила. Гина Зальбей и Феррони очень хвалили аптеку, къ тому же тутъ была свободная комната. Поэтому ея величество приказала перенести васъ сюда. Ваше мсто останется за вами. Въ январ, посл смерти моего двоюроднаго брата я пріхала въ Копенгагенъ и явилась ко двору. Тутъ мн снова пришлось увидть мою королеву въ полномъ блеск.
Госпожа фонъ-Кваленъ дышала очень тяжело и, опустившись на стулъ, сдлала глотокъ воды. Оправившись, она взглянула на исхудавшее лицо Минетты.
— Не нужно предаваться мрачнымъ мыслямъ, и вы скоро поправитесь. Ея величество даетъ вамъ еще цлый мсяцъ на поправленіе, а затмъ вамъ нужно будетъ хать съ ней въ Киршхольмъ.
И вотъ Минетта остается опять одна. Издали съ лстницы доносится звонкій голосъ госпожи фонъ-Кваленъ.
— Отлично. Фрейлейнъ Минетта уже поправляется и скоро встанетъ. Событія послдняго времени слишкомъ сильно потрясли ее.
Когда Дорхенъ Небелунгъ вошла въ комнату Минетты, та сидла на постели и протягивала къ ней руки.
— Дорхенъ, Дорхенъ, ты должна сказать мн вс, иначе я умру.
Голосъ звучалъ твердо, глаза смотрли ясно. Дорхенъ сла около кровати и разсказала ей о томъ, что занимало теперь весь Копенгагенъ.
Брандтъ и Струэнзе и ихъ приверженцы сидли въ крпости. Интрига противъ нихъ велась въ тайн, распускали слухъ, что временщикъ злоумышляетъ противъ жизни короля, чтобы потомъ захватить всю власть въ свои руки: Струэнзе хочетъ быть королемъ.
— Этому я не врила,— продолжала фрейлейнъ, слегка покраснвъ.— Невроятно мн казалось, будто Струэнзе хочетъ соблазнить королеву. Но онъ всегда отличался высокимъ умомъ. Я была слишкомъ не пара ему. Хотя онъ обошелся со мной, быть можетъ, и не совсмъ хорошо, но когда я слышала, какъ вс его проклинали, какъ духовенство благодарило Бога за то, что этотъ гордый человкъ въ тюрьм, когда я видла, какъ раскупались карикатуры на него, тогда я чувствовала, что онъ для меня дороже, чмъ когда-либо.
Она остановилась, не имя силъ говорить дальше.
Минетта поднялась на кровати.
— Я должна выздоровть, и мы об постараемся спасти ихъ.
Она думала объ Эневальд, котораго теперь любила, какъ никогда прежде.
Прошло два дня. Былъ темный вечеръ.
По крпостному двору шелъ карликъ онасъ и, держа въ рук фонарь, освщалъ путь двумъ закутаннымъ фигурамъ.
— Фрейлейнъ хочетъ видть арестанта Брандта,— говорилъ онъ сердито самъ съ собой.— Я общалъ ей устроить это, потому что когда-то она тоже сдлала для меня доброе дло. Но арестанта Струэнзе нельзя видть, никакъ нельзя, фрейлейнъ.
— онасъ…
Минетта схватила его за плечо, но онъ вырвался отъ нея.
— Вы можете итти со мной, а другая фрейлейнъ должна остаться тутъ.
Минетта очутилась въ небольшой холодной комнат, которая едва освщалась небольшой лампой.
— Кто здсь?— вскричалъ чей-то веселый голосъ.
Минетта бросилась на него и упала въ объятія Эневальда Брандта.
— Какъ! это вы? И въ такомъ одяніи? Что случилось?
Эневальдъ подвелъ Минетту къ ламп и, улыбаясь, сталъ ее разсматривать.
— Вы похудли, кузина. И волосы у васъ не такъ ужъ пышны, какъ были прежде. Отчего вы стали пренебрегать своей вншностью.
Не отвчая ни слова, она сняла съ себя плащъ и надла его на Брандта.
— Если придетъ сторожъ, слдуйте за нимъ по лстниц черезъ дворъ, а затмъ выходите за ворота. Тамъ стоить шкиперъ, по имени Маккенирангъ. Вы пойдете съ нимъ въ гавань, гд стоить готовое къ отплытію судно, которое васъ привезетъ въ Любекъ.
Брандтъ широко раскрылъ глаза.
— Дорогая моя, вы добры, какъ всегда. Но неужели вы думаете, что я стану бжать изъ тюрьмы, какъ мелкій воришка? Мои друзья знаютъ, что я не измнникъ.
— У васъ нтъ больше друзей!
— Явятся опять!— пожалъ онъ плечами.— Король вдь милостивъ ко мн.
— Говорятъ, что вы злоумышляли противъ его жизни.
Брандтъ засмялся.
— Какія глупости! По желанію короля, мы боролись. Онъ сунулъ мн палецъ въ ротъ, а я нечаянно его укусилъ. Юліанія-Марія и Гульдбергъ сдлали изъ этого оскорбленіе величества.. Ахъ, Минетта, зачмъ вы перешли въ лагерь моихъ враговъ. Впрочемъ, я вамъ это прощаю. Струэнзе всегда называлъ васъ шпіонкой. Мы, т. е. я и королева, врили этому. Что длать! Придворная жизнь богата недоразумніями. Теперь я вижу, что вы расположены ко мн.
Онъ взялъ ея руку и поцловалъ -ее.
— Вы должны бжать и сію же минуту! Умоляю васъ!— рыдала Минетта.
Онъ выпустилъ ея руку.
— Полноте! Вы видите какіе-то ужасы! Никто не посметъ коснуться графа Брандта! Кром того, разв я могу оставить Струэнзе одного? Онъ меня возвысилъ, и я буду стоять за него и буду свидтельствовать, что онъ не измнникъ.
Минетта бросилась къ его ногамъ.
— Эневальдъ! Послушайся меня! Бги, пока не поздно.
Онъ поднялъ ее и поцловалъ.
— До свиданья. Когда я буду выпущенъ отсюда, тогда мы вмст будетъ смяться подъ вашими ужасами.
онасъ уже стоялъ въ двери. Минетта вышла на дворъ. Онъ пристально посмотрлъ ей въ лицо и вздохнулъ съ облегченіемъ.
— Другая фрейлейнъ уже вышла изъ крпости. Ее посадилъ на телгу шкиперъ, который стоялъ тутъ, у воротъ.
— Она не видалась съ графомъ Струэнзе.
онасъ загремлъ связкой ключей.
— Относительно посщенія арестанта Струэнзе я, видитъ Богъ, не могъ этого устроить. Съ Брандтомъ мн порядочная возня. И все это потому, что мой непосредственный начальникъ, капитанъ Ганзенъ, со вчерашняго дня слегъ въ постель отъ подагры и, можетъ быть, не встанетъ и завтра. Арестантъ же Струэнзе…
Тутъ онъ остановился и пожалъ плечами.
— Много вчера перебывало у него народу. Но я терпть не могу итальянца, по фамиліи Феррони. Вчера онъ дйствовалъ здсь тисками и щипцами. Не смотрите на меня такими ужасными глазами, фрейлейнъ. Конечно, въ Плон такихъ вещей не бывало, но, знаете, когда обвиняешься въ оскорбленіи величества и когда въ дло замшана молодая королева, когда нужно добыть правду, а арестантъ не хочетъ нечего говорить…
Снаружи кто-то постучалъ бъ дворъ. Сторожъ загремлъ ключами.
— Они ждутъ васъ, фрейлейнъ, и вамъ надо спшить. Я очень жалю, что сказалъ о тискахъ и щипцахъ Той, другой фрейлейнъ, но я не зналъ, что она такъ предана этому Струэнзе.
Когда Минетта сла въ экипажъ, тамъ уже сидла Дорхенъ Небелунгъ. Она словно окаменла и не раскрывала рта все время, пока экипажъ не остановился возл аптеки, дверь которой привтливо освщалась большимъ фонаремъ. Об двушки вышли изъ экипажа и на лстниц были встрчены синьоромъ Феррони, весело имъ улыбавшимся.
— Имю честь представиться: вновь назначенный его величествомъ королемъ надворный совтникъ,— произнесъ онъ.
Минетта молча прошла мимо него, Дорхенъ, остановившись на секунду, съ размаха ударила его рукой по лицу.
Золотой весенній день поднимался надъ датской столицей. Солнце съ улыбкой заглядывало въ ея извилистыя улицы и заливало свтомъ замокъ и цитадель съ ея круглой башней. По улицамъ толпами шелъ народъ къ тому мсту, гд зеленли луга, деревья стояли въ цвту, а въ кустахъ пли птицы.
Но кому пришло бы въ голову прислушиваться къ ихъ голосамъ и любоваться красотою мстности? Звонили колокола, солдаты строились рядами, тысячи любопытныхъ тснились около эшафота, на которомъ будутъ на глазахъ всего народа казнить Струэнзе и Брандта.
Ихъ везли въ открытой телг. Брандтъ, какъ мене виновный, долженъ былъ подняться первымъ на эшафотъ, а Струэнзе долженъ былъ смотрть, какъ будутъ ломать шпагу графа и отрубать ему сначала руку, затмъ голову, а потомъ колесовать его тло.
Брандтъ до послдней минуты не врилъ въ свою казнь. Онъ вошелъ на эшафотъ съ веселымъ лицомъ и ожидалъ помилованья, по палачъ сталъ снимать съ него сюртукъ. Т, кто видлъ смерть обоихъ могущественнйшихъ людей Даніи, разсказывали потомъ, что Брандтъ до послдней минуты сохранилъ самообладаніе, Струэнзе же отправился въ путь, съ котораго никто еще не возвращался, дрожа и блдня. Надясь на помилованіе короля, онъ далъ показаніе, падавшее тяжкимъ обвиненіемъ на Каролину-Матильду и длавшее невозможнымъ ея возвращеніе къ мужу и дтямъ. Напрасно увряла королева, что она невинна. Кто изъ нихъ говорилъ правду? Струэнзе, измученный пытками, или женщина, съ которой обращались, какъ съ преступницей? Отвтъ на этотъ вопросъ до сего времени сокрытъ въ документахъ тайнаго архива въ Копенгаген.
Головы Струэнзе и Брандта были воткнуты на колъ около вислицы. Народъ, пораженный ужасомъ, возвращался въ городъ молча. Вс не любили и даже ненавидли временщика, но такая развязка ужаснула всхъ.
Въ замк Христіанборгъ король, сидя на кресл, игралъ съ мальчикомъ-негромъ. Вдругъ онъ всталъ и поспшно пошелъ съ сосднюю комнату.
Тамъ у окна стояла Юліанія-Марія. Площадь передъ дворцомъ была пустынна. Тишину нарушали только воробьи и скворцы, да часовой, чмъ-то недовольный, ходилъ взадъ и впередъ.
— Мн скучно!— вскричалъ Христіанъ.— Пусть позовутъ ко мн графа Брандта.
Мачеха пристально посмотрла на него
— Его только что казнили за оскорбленіе вашего величества..
Христіанъ равнодушно звнулъ и слъ.
— C’est ennuyeux!— пробормоталъ онъ.— Брандтъ бы теперь очень пригодился.
Глаза его остановились на госпож фонъ-Кваленъ, которая только что вошла въ комнату. На ней была большая черная шляпа и плащъ.
— Madame де-Кваленъ! Вы похожи на привидніе. Хотите сыграть со мной въ карты?
Старая дама низко поклонилась.
— Сегодня посл обда идетъ въ Киль почтовое судно, и я хотла откланяться вашему величеству.
Королева быстро отошла отъ окна.
— Любезная Кваленъ, вы должны нкоторое время остаться при мн. Золенталь все еще нездорова, и я не знаю, кого мн взять въ качеств придворной дамы.
Госпожа фонъ-Кваленъ покачала головой.
— Ваше величество, извините меня, но я должна хать домой.
Она остановилась на минуту и взглянула Юліаніи-Маріи въ лицо.
— Я не принадлежала къ числу друзей этихъ двухъ лицъ. Они надлали немало зла и должны были понести наказаніе. Но мн думается, что наказаніе это было слишкомъ сурово, да и народу не слдовало давать такое зрлище. Оба они были графами и кавалерами высшихъ орденовъ, а теперь ихъ головы торчатъ, словно головы обыкновенныхъ преступниковъ.
— Милая Кваленъ,— мягко начала королева:— оставимъ этотъ вопросъ обсуждать мужчинамъ. Для васъ, моей старой пріятельницы, готово уже мсто настоятельницы монастыря въ Валло.
Лицо старушки попрежнему оставалось мрачнымъ.
— Я слышала, что графство Валло долженъ былъ получить Струэнзе.
— Теперь оно ему не нужно — воскликнула Юліанія-Марія съ улыбкой.
— Валло не дастъ мн особой выгоды, ваше величество. Я хочу сойти въ могилу съ миромъ и желаю того же и другимъ.
Она вышла. Королева сидла неподвижно. Ея пасынокъ громко звалъ.
— Mon dieu! Какая скучная вещь — жизнь!
Дверь снова отворилась, и вошла Гина Зальбей. Она была въ шелковомъ плать, съ высоко взбитыми волосами. На рукахъ у нея былъ наслдный принцъ, оглядывавшій все кругомъ своими не дтски умными глазами.
— Мы были на башн, ваше величество,— торжественно доложила Гина.— Хотя мы и не все видли, однако было великолпно, не правда ли?
Она погладила мальчика но кудрявымъ волосамъ. Онъ серьезно кивнулъ ей головой.
— Много солдатъ.
— Да, много солдатъ. Сначала пошелъ тонкій, потомъ, толстый. А какой былъ барабанный бой! Сколько офицеровъ! Струэнзе послалъ на смерть моего Кришана Абеля, а теперь поплатился и самъ.
Гина торжествующе разсмялась. Юліанія-Марія тяжело вздохнула.
— Ты должна оставаться при мн, Гина!
Почтовое судно уже два раза отправлялось изъ Копенгагена въ Киль, и капитанъ Маккенирангь каждый разъ посылалъ въ придворную аптеку спросить, не оставить ли для фрейлейнъ Золенталь лучшую каюту. Она уже давно ее заказала. По отвтъ получался одинъ и тотъ же: фрейлейнъ еще не съ состояніи хать. Минетта снова заболла. Безучастно сидла она въ своей комнат. Когда ей сообщили, что старушка Рейхенбахъ оставила ей все свое скромное состояніе, она только вздохнула. Жизнь стала такъ тяжела для нея, и она уже ничему не могла радоваться.
Однажды ей доложили, что пріхалъ профессоръ Гульдбергъ. Онъ держалъ въ рукахъ букетъ розъ.
— По порученію королевы Юліаніи-Маріи я долженъ освдомиться о вашемъ здоровь,— началъ онъ.
— Разв ея величество не получила моей просьбы объ отставк?— въ свою очередь, спросила Минетта.
— Получила, фрейлейнъ, и отставка вамъ дана, но ея величество надется еще видть васъ при двор.
Минетта подняла глаза.
— Разв ея величество не знаетъ, что я охотно отдала бы жизнь за Эневальда Брандта?
Розы въ рукахъ Гульдберга задрожали.
— Нтъ, фрейлейнъ. Объ этомъ знали только вы да я. Я всегда любилъ васъ, Минетта, и только ради васъ хотлъ возвыситься. Эневальдъ Брандтъ былъ недостойный васъ человкъ, и стоитъ ли вамъ говорить о немъ? Если бы вы пинали въ бду, онъ и не подумалъ бы навстить васъ въ темниц. Вамъ нужно надяться на лучшее будущее.
Голосъ его звучалъ настойчиво, и Минетта махнула рукой.
— Будущность бокъ о бокъ съ вами? Разв я не буду постоянно вспоминать объ Эневальд? Разв я не буду всегда слышать его голосъ?
— Вы нездоровы.
Гульдбергъ положилъ розы ей на колни.
— Теперь я ухожу и вернусь завтра утромъ. Я люблю отечество и старался освободить его отъ тхъ, кто его угнеталъ. Королевская фамилія для меня священна. Поэтому Каролина-Матильда должна оставить наше государство. Я хочу водворить спокойствіе и счастье, и то и другое вы должны раздлить со мной.
Минетта бросила розы ему подъ ноги.
— Отнесите вашъ подарокъ Гин Зальбей!— сказала она рзко.— Я однажды уже видла, какъ вы ее цловали. Она не будетъ освдомляться о томъ, не въ крови ли у васъ руки.
Гульдбергъ постоялъ съ минуту молча, беззвучно шевеля губами. Молча поднялъ онъ розы, молча вышелъ изъ комнаты.
Въ тотъ же день у Минетты была гостья — бывшая гофмейстерина Луиза Плессенъ. Она почти влетла въ комнату и упала въ кресло, почти безъ дыханія.
— Вы удивлены, что я опять въ Копенгаген?— спросила она, едва поздоровавшись.— Когда я услышала, что произошло съ моей королевой, я не могла больше оставаться въ Гольштейн! Моя королева опозорена и брошена въ тюрьму.
И она залилась слезами.
— Я была у Ранцау, и онъ разршилъ мн постить ея величество. Она заключена въ маленькой низенькой комнатк. Фонъ-Тиненъ вернулась въ Гольштейнъ. При Каролин-Матильд находятся только одна дама и маленькая принцесса. Скоро прибудетъ англійское судно, которое доставитъ ее къ англійскому двору. Такимъ образомъ, все пережитое въ Даніи будетъ ей казаться сномъ.
Госпожа фонъ-Плессенъ встала и сняла съ себя черный платокъ.
— Каюсь, Минетта, я относилась къ вамъ ревниво, но потомъ вамъ и самой пришлось испытать, что значитъ благодарность королевъ. Васъ оклеветали, какъ и меня. Королева сама сказала мн объ этомъ. Не сказала только кто. Можетъ быть, это былъ Струэнзе. Онъ всегда боялся постороннихъ вліяній. Королева продолжаетъ молиться за своего супруга, какъ за короля, она молится за всхъ, кто даже сдлалъ ей зло. Mon dieu, она была слишкомъ весела, а король ужъ нсколько лтъ страдаетъ душевнымъ разстройствомъ…
Она вдругъ закрыла ротъ руками.
— Что я говорю? Можетъ быть, я приготовляю себ путь на вислицу! К іроль былъ бы этому очень радъ: онъ всегда ненавидлъ меня, я вдь не могла устраивать для него всякія увеселенія. Я вотъ зачмъ явилась сюда. Я хочу спросить васъ, куда вы пойдете, когда М жкенирангь благополучно доставитъ васъ въ Киль?
— Меня пригласила къ себ въ Альтону Дора Небелунгъ,— отвчала Мніетта.— Я получила небольшое наслдство и, можетъ быть, еще сумю быть полезной.
— Что же, вы хотите катать пилюли, какъ Феррони, о которомъ теперь говоритъ весь Копенгагенъ? Онъ вошелъ въ милость у Юліаніи-Маріи и, вроятно, станетъ у нея лейбъ-медикомъ, какъ Струэнзе, котораго, какъ говорятъ, онъ пыталъ раскаленными щипцами.
Минетта вскрикнула. Фонъ-Плессенъ положила ей руку на лобъ.
— Извините, что я взволновала васъ. Я хотла сообщить вамъ, что я пріхала сюда изъ Альтоны съ нкіимъ конректоромъ Ланге, который уже дважды сватался за Дорхенъ Небелунгъ и теперь хочетъ сдлать это въ третій разъ. Она благоговла передъ Отруэнзе, но никогда не любила его. Поэтому не будетъ же она отказывать ему вчно. А вы, Минетта, будете чувствовать себя въ Альтон очень одиноко, и я хочу вамъ предложить слдующее: не хотите ли похать со мною въ Ганноверъ, ко мн, въ городъ Целле? Наша королева будетъ жить въ замк. Ея дворъ англійскій, но сама она уже перестала быть англичанкой. Будемъ служить ей врой и правдой. Мы будемъ разсказывать ей о Даніи, объ ея дтяхъ. Я уже просила ее объ этомъ. Она выслушала меня молча, расплакалась и сказала, что она этого не сдлаетъ, что она показала себя неблагодарной къ Минотт Золенталь. Она во всемъ обвиняетъ себя, но мы простимъ ее, не правда ли?
Минетта слушала оживленную рчь фонъ-Плессенъ съ горящими глазами.
— Да, я останусь врной королев,— сказала она, молитвенно складывая руки.
Замолкла исторія о Струонзе и Брандт, прошли веселые дни Каролины-Матильды. Въ Целле спитъ она послднимъ сномъ, и ея печальный-образъ возстаетъ передъ постителемъ, который остановится передъ ея гробницей и прочтетъ, что житія ея было всего двадцать четыре года.
Сильно постарла Минетта фонъ-Золенталь. Посл смерти королевы она оставалась нкоторое время у госпожи фонъ-Плессенъ, а когда та скончалась, снова удалилась въ Альтону. Здсь она жила въ полномъ уединеніи. Ее видали только въ обществ жены пастора Ланге, рожденной Доры Небелунгъ,
Наступило другое время. Съ запада стекались въ Альтону и Гамбургъ французскіе эмигранты, а за нами но пятамъ шла война съ ея бдствіями.
Однажды въ тихій домикъ, гд жила Мнистта, постучался какой-то старикъ.
— Если мы встрчаемся съ вами, фрейлейнъ фонъ-Золенталь, то не слдуетъ отъ меня отворачиваться,— угрюмо сказалъ онъ.
Минетта взглянула на него своими ясными глазами.
— Господинъ фонъ-Коллеръ, намъ не о чемъ говорить съ вами.
— Не о чемъ говорить?— переспросилъ генералъ-лейтенантъ, безъ церемоніи усаживаясь на кресло,— а я хотлъ бы сказать вамъ многое.
Онъ вздохнулъ и посмотрлъ на стну, увшанную портретами.
— Вы, кажется, довольны теперь, а я, Минетта, не удовлетворенъ. Меня сначала украсили орденами, а потомъ потихоньку отправили въ ссылку. Alors c’tait fini. И вс они почти перемерли. Графъ Ранцау удалился въ добровольное изгнаніе и умеръ на юг Франціи. У него въ изобиліи было и орденовъ и денегъ, ему была дана большая пенсія, и все-таки онъ умеръ въ долгахъ.
— Чего ради вы пріхали въ Альтону?— спросила Минетта, когда генералъ смолкъ.
— Такъ мн захотлось,— угрюмо отвчалъ онъ.— У меня здсь свой домъ, въ которомъ время отъ времени меня навщаютъ друзья. Ихъ становится все меньше и меньше, но вы должны быть въ числ ихъ.Помните о пашемъ морскомъ путешествіи? Вы не знаете, что Гульдбергъ давно уже получилъ дворянское званіе и сталъ превосходительствомъ? Его жена, рожденная Гина Зальбей, очень дорожитъ тмъ, чтобы ее называли ‘ваша милость’. Но когда правленіе перешло къ принцу Фридриху, Гульдбергъ былъ отправленъ въ ссылку въ свое имніе въ Ютландіи. Его жена отправилась съ нимъ, къ великой ея досад.
Коллеръ смолкъ и взглянулъ на Минетту. Та откинулась на спинку кресла и сложила свои старыя, исхудавшія руки.
Генералъ опять заговорилъ:
— Недавно я здилъ въ Киль, а оттуда въ Прецъ и Плонъ. Въ Кил я встртилъ Голька, котораго катали въ кресл. Онъ теперь тамъ попечителемъ университета. Ему повезло, но зато онъ не можетъ ходить, дай зрніе измняетъ ему. Онъ спрашивалъ меня, дйствительно ли король сошелъ съ ума и правда ли, что Юліанія-Марія отравила сыновей кронпринца, чтобы открыть дорогу къ трону для дтей принца Фридриха. Говорятъ, что она созналась въ этомъ, когда умирала. Я, впрочемъ, не былъ при этомъ, ибо давно уже впалъ въ немилость. Феррони, приготовлявшій ей порошки, теперь умеръ. А когда я былъ въ Прец, тамъ при мн по хоронили Леокадію финъ-Тиненъ. Она вела очень строгій образъ жизни и должна была сдлаться настоятельницей.
Фонъ-Колеръ провелъ рукой по сдымъ волосамъ, какъ бы желая отогнать невеселыя мысли. Потомъ онъ поднялся и, остановившись передъ небольшимъ портретомъ, сказалъ:
— А, это Эневальдъ Брандтъ, когда онъ былъ молодъ. Похожъ, очень похожъ.
— Этотъ портретъ я получила въ даръ отъ его матери,— сказала Минетта.
Генералъ покрутилъ свои сдые усы.
— Отчего вы не спасли его тогда, при посщеніи крпости? Мы вс смотрли сквозь пальцы, даже самъ Гульдбергъ, сгоравшій отъ ревности.
— Брандтъ не хотлъ бжать,— отвчала Минетта.— Онъ не врилъ въ людскую злобу.
Коллеръ пробормоталъ нсколько невнятныхъ словъ, потомъ, помолчавъ немного, онъ взялся за фуражку.
— Я ухожу. Не могу вспоминать эти имена, вс эти событія.
Минетта опять осталась одна. Догорающее солнце заглянуло въ ея узкую комнатку.
Видть Киллера ей уже не пришлось. Въ одну изъ тяжелыхъ минутъ онъ покончилъ съ собой. И ей пришлось стоять на его могил и молиться за него.
Скоро сошла въ могилу и она. Друзья поддерживали ея могилку. И тамъ, гд она лежала, играли дти и деревья простирали къ небу свои зеленыя втви.

‘Историческій Встникъ’, тт. 127—128, 1911

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека