С брачной постели на эшафот. Часть первая, Беблих Герман, Год: 1875 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 233 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

БИБЛІОТЕКА ДЛЯ ЧТЕНІЯ

Май 1875 года.

Д-ръ Г. ЛИББАХЪ.

‘Съ брачной постели на эшафотъ’.

Романъ. Часть I.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

I.
Шпіонъ.

‘Я вамъ говорю, граждане Парижа, что мы должны отмстить прусакамъ. Ни одинъ изъ нихъ не будетъ пощаженъ. Т, которыхъ мы не выгнали изъ города, должны быть убиты, если попадутся намъ въ руки’.

Такъ говорилъ Пьеръ Буланже на площади Сенъ-Сюльписъ собравшейся около него толп мущинъ и женщинъ, принадлежавшихъ по большой части къ рабочему классу.

Громкое ‘браво! браво! Пьеръ Буланже совершенно правъ’, привтствовало слова оратора.

Сойдя съ трибуны, Пьеръ былъ окруженъ мущинами и женщинами, разсказывавшими ему ихъ различные возмутительные поступки относительно нмцевъ.

Одинъ выгналъ изъ своей мастерской нмцевъ работниковъ, говоря имъ съ насмшкой:

— Вы погибнете съ голода, потому что изъ города васъ не выпустятъ, а здсь ни одинъ французъ не дастъ вамъ ни работы, ни куска хлба, вы издохнете какъ собаки.

Одна мегера хвалилась, что разорила садъ одной старой нмки, вырвавъ и потоптавъ въ немъ вс цвты.

Пьеръ Буланже хвалилъ ихъ поступки и уговаривалъ продолжать дйствовать въ томъ же дух.

Между тмъ на трибуну вошелъ другой ораторъ и началъ объяснять настоящее положеніе длъ.

— Прусаки, говорилъ онъ, скоро окружатъ Парижъ, но пушки фортовъ заставятъ ихъ очень скоро отступить.

— Парижъ, продолжалъ онъ, не боится осады, въ немъ запасено жизненныхъ припасовъ на цлый годъ.

Почти вс знали, насколько можно было придавать вры этимъ словамъ, ю никто не возражалъ.

— Мы не побждены нмцами, намъ только измнили, надо отмстить измнникамъ. Шпіоны прячутся у насъ въ город, каждый соотечественникъ Бисмарка шпіонъ, поэтому я говорю вмст съ Пьеромъ Буланже: пусть погибнетъ всякій нмецъ, который попадется намъ въ руки.

Слова оратора были покрыты громкими криками одобренія. Но эти крики были заглушены раздавшимся не вдалек шумомъ: жалобный голосъ кричалъ.

— Пощадите! Отпустите меня, господа, клянусь вамъ, я не шпіонъ!

Вс бросились по направленію раздававшагося голоса.

Тогда увидли,-что нсколько человкъ тащили одного, несшаго на спин большой коробъ.

— Впередъ, тащите его въ полицію! кричалъ одинъ изъ тащившихъ. Ты не уйдешь отъ наказанія.

— Клянусь Богомъ моихъ отцевъ, что я невиненъ, отвчалъ обвиняемый.

Это былъ высокій широкоплечій мужщина, лицо котораго носило на себ сильный отпечатокъ еврейскаго типа.

— Что такое сдлалъ еврей, обратился Пьеръ Буланже съ вопросомъ ко вновь прибывшимъ блузникамъ.

— Это шпіонъ, отвчали ему. Мы поймали его, когда онъ хотлъ проскользнуть мимо аванпостовъ Пасси.

— Ну, значитъ онъ дйствительно, шпіонъ, подтвердилъ Пьеръ Буланже.

— Это переодтый нмецъ, закричала одна мегера.

— На фонарь шпіона!

— Смерть шпіону!

— Въ Сену его!

— Конечно, въ Сену! закричала опять та же мегера.

— Бросьте съ нимъ и его вещи.

— О нтъ, гражданинъ, возразилъ Пьеръ Буланже, мы должны прежде распроситъ его… Что теб надо было въ Пасси? продолжалъ онъ, обращаясь къ еврею.

— О, почтенный господинъ, отвчалъ спрашиваемый, поврьте мн, что я не шпіонъ и не нмецъ, мое имя Левинъ, у меня было въ Пасси дло.

— Какое дло? спросилъ Пьеръ.

— Я не могу сказать, господинъ, какое у меня дло въ Пасси, но клянусь вамъ, я не шпіонъ, дло, по которому я былъ въ Пасси, чисто семейное, которое касается только меня и еще одного лица… Я и то уже сказалъ много, больше я не могу ничего прибавить.

— Ага, тайна! закричала опять мегера, онъ долженъ открыть эту тайну.

— У него въ товар депеша, сказалъ одинъ изъ зрителей.

— Это также и мое мнніе, подтвердилъ Пьеръ Буланже, обыщите коробъ.

Въ одно мгновеніе весь товаръ, состоявшій изъ драгоцнныхъ вещей, мыла и различныхъ украшеній, былъ вытащенъ изъ короба и разбросанъ по грязной мостовой.

Понятно, что никакой депеши не нашли.

— Боже мой, что же это такое… О, Боже мой, мои товары… Все пропало, загрязнено… Я бдный человкъ… Какъ вознагражу я эту потерю?… Я совсмъ разоренъ!.. О, мои товары!

— Не заботься объ этомъ, шпіонъ, сказалъ Пьеръ Буланже. Ты не получишь никакихъ барышей отъ этихъ товаровъ… Въ Сену ихъ вмст съ нимъ, со шпіономъ.

Множество рукъ протянулось, чтобы схватить несчастнаго.

— Это безчеловчно! вскричалъ сильный и пріятный голосъ, на ломаномъ французскомъ язык. Кто изъ васъ говоритъ, что этотъ человкъ шпіонъ. Неужели вы хотите умертвить невиннаго?

Говорившій былъ молодой человкъ лтъ двадцати пяти, средняго роста, отлично сложенный, съ правильными и выразительными чертами лица. Голубые глаза были оттнены темными рсницами, а черныя брови описывали надъ ними красивую дугу.

Небольшая черная бородка украшала это красивое лице.

Знатокъ человческаго сердца могъ бы легко прочесть на его лиц отпечатокъ юношескаго мужества и самоотверженія, а также и какой то грусти.

Впрочемъ, надо сознаться, что его желаніе противустоять такому множеству людей было не малымъ доказательствомъ его личной храбрости.

— Кто говоритъ, что онъ не шпіонъ, спросилъ Пьеръ Буланже. Онъ хотлъ пробраться черезъ линію аванпостовъ, значитъ онъ шпіонъ.

— Ахъ, господинъ англичанинъ, сказалъ Левинъ, обращаясь къ молодому человку, вы можете поврить моимъ словамъ, что я не шпіонъ… О, Господи помилуй!

— Оставьте этого человка идти своей дорогой, продолжалъ повелительнымъ тономъ молодой человкъ. Я ручаюсь, что онъ говоритъ истину и ходилъ въ Пасси не какъ шпіонъ.

— Вы ручаетесь? Ха! ха! Да кто такой вы сами?

— Онъ не французъ.

— Онъ прусакъ, закричала женщина въ разввающемся чепц.

— Онъ тоже шпіонъ! закричалъ кто-то.

— Бросьте и его въ Сену!

— Да, да, обоихъ въ Сену.

Вроятно, эта участь постигла бы молодаго человка вмст съ евреемъ, еслибы одинъ случай не остановилъ толпу.

Множество рукъ уже протянулось, чтобы схватить великодушнаго защитника… вдругъ… раздался страшный трескъ, блеснулъ огонь… Камни мостовой полетли въ разныя стороны.

Раздался пронзительный крикъ:

— Бомба! Бомба! и вс бросились въ разныя стороны.

Тогда раздался голосъ Пьера Буланже, говорившій:

— Ахъ, вы трусы! Неужели васъ ныньче пугаетъ какая нибудь бомба, неужели вы изъ за страха забываете вашу ненависть?

— Вы говорили, что наши пушки заставятъ нмцевъ отступить, а между тмъ они подступаютъ къ самому городу, сказала мегера. Я ни зачто здсь не остаюсь, пойду лучше въ улицу Лазаря, туда бомбы не залетаютъ.

Ея примру послдовало большинство и около Пьера осталось едва достаточно людей, чтобы схватить подозрваемыхъ.

Ихъ схватили.

Юноша защищался какъ левъеврей выказалъ въ борьб исполинскую силу.

Но не смотря на это, имъ угрожала страшная опасность, если не подоспетъ во время откуда нибудь помощь.

Оставалось только нсколько шаговъ до Сены, какъ вдругъ въ сосдней улиц раздался лошадиный топотъ, вслдъ затмъ показался отрядъ кавалеріи, за которымъ слдовалъ громадный обозъ.

Это былъ транспортъ съ провіантомъ, еще успвшій пройти сквозь линію осаждающихъ.

Доставка въ Парижъ провіанта была въ то время главной задачей. Это зналъ каждый парижанинъ.

Понимавшіе положеніе длъ знали очень хорошо, что скоро долженъ былъ появиться голодъ. Народъ обманывали существованіемъ громадныхъ запасовъ, шли даже дале, по городу возили громадные обозы подъ сильнымъ прикрытіемъ, какъ будто пробившіеся черезъ осаждающихъ, но еслибы посмотрли во внутрь, то увидали бы, что повозки были по большей части пусты.

Подобный же транспортъ, подъ сильнымъ прикрытіемъ, появился и теперь.

Кавалькада, хавшая впереди, скакала мимо толпы, окружавшей плнныхъ.

Нечаянно одинъ изъ офицеровъ взглянулъ въ ту сторону.

Онъ быстро повернулъ лошадь и подъхалъ къ толп.

— Что тутъ такое? строго спросилъ онъ. Что это за еврей?

Въ эту минуту Левинъ узналъ его.

— Благодарю тебя, Боже, прошепталъ онъ.

Затмъ, такъ какъ вс молчали, онъ сказалъ громко:

— Меня захватили какъ шпіона, господинъ Сенъ-Реми, и хотятъ бросить въ Сену меня и этого молодаго человка, заступившагося за меня.

— Назадъ! освободите этихъ, людей! закричалъ офицеръ повелительнымъ тономъ. Горе тому, кто осмлится тронуть волосъ съ головы этого человка.

— Но тутъ есть одинъ иностранецъ, упрямо сказалъ Буланже, показывая на молодаго человка.

— Это англичанинъ, поторопился повторить Левинъ. Я знаю его, господинъ Сенъ-Реми, это молодой англичанинъ.

— Я врю вамъ, Левинъ…. Не смйте длать ему ни малйшей обиды… Прочь отсюда, очистите улицу, если не. хотите, чтобы я взялъ васъ подъ стражу!

Приказаніе офицера были немедленно подкрплено слдовавшими за нимъ, которые со своими лошадьми бросились въ средину толпы и мгновенно разогнали ее, самъ Буланже, увидя передъ собою лошадиную морду, медленно отошелъ, ворча:

— Чортъ возьми, говорилъ онъ одному юнош, кто бы могъ думать, чтобъ разнощикъ могъ быть другомъ полковника Сенъ-Реми.

— Хорошо, что онъ подъхалъ, отвчалъ тотъ, хуже было бы, еслибъ это случилось тогда, когда бы мы уже бросили въ воду двухъ невинныхъ.

— Что касается до меня, то я лично не врю въ ихъ невинность.

Между тмъ поздъ отправился своей дорогой.

Левинъ возвратился назадъ къ тому мсту, гд лежали въ грязи его товары, наклонился надъ ними и началъ подбирать.

— О, мои товары! Все перепорчено!… Я разоренъ! Жаловался онъ.

Молодой иностранецъ подошелъ къ нему и принялся помогать подбирать разбросанное.

Прохожіе останавливались и смотрли.

Въ ту минуту, когда англичанинъ подошедъ къ еврею, его жалобы сдлались, еще градіче и собирали все боле и боле слушателей.

— Успокойтесь, сказалъ молодой человкъ еврею, эта бда поправима.

— Кто же вознаградитъ меня за мои товары? Посмотрите, все перепорчено.

— Приходите завтра ко мн въ гостинницу, я вознагражу васъ за вашу потерю.

Сказавъ это, молодой человкъ медленно пошелъ прочь, заложивъ руки за спину, какъ человкъ, которому некуда торопиться.

По дорог онъ часто останавливался то передъ окнами магазиновъ, то передъ домомъ, въ который попала бомба.

Не мудрено, что разнощикъ догналъ его.

Прежде чмъ молодой человкъ усплъ замтить, еврей уже шелъ рядомъ съ нимъ.

— Вы не сердитесь на меня, сказалъ онъ несмлымъ голосомъ, за то, что я еще разъ безпокою васъ.

Англичанинъ бросилъ, наговорившаго взглядъ въ ко

торомъ ясно выразилось, что эти проводы ему дйствительно непріятны.

— Господинъ англичанинъ, продолжалъ еврей, я вамъ очень обязанъ.

— Не мн, коротко отвчалъ англичанинъ, скоре я вамъ. Я не могъ вырвать васъ изъ рукъ черни, но вы избавили меня отъ смерти, поручившись за меня этому офицеру, котораго вы называете Сенъ-Реми.

— Вы защищали меня, молодой человкъ.

Молодой человкъ съ неудовольствіемъ взглянулъ на него.

— Я сказалъ вамъ, что вознагражу васъ за потерю товаровъ… и повторяю вамъ это, сказалъ онъ, но теперь прошу васъ не идти боле за мною.

— Я не хочу безпокоить васъ, молодой баринъ, отвчалъ со страннымъ смхомъ старикъ, не показывавшій виду, что хотя сколько нибудь обижается. Но вы не сказали мн вашего адреса, я не знаю куда я долженъ придти.

— Ахъ да, отвчалъ, вспомнивъ это молодой человкъ. Меня зовутъ… зовутъ.

Онъ остановился.

— Не бойтесь меня, продолжалъ Левинъ я высоку цню и уважаю васъ. У васъ голова и сердце на мст…. Неужели вы думаете, что я не узналъ по вашему произношенію, что вы не англичанинъ?.. Я назвалъ васъ англичаниномъ, для того чтобы предостеречь.

Молодой человкъ немного испугался и быстро взглянулъ на говорившаго.

Тотъ продолжалъ съ прежнимъ добродушнымъ смхомъ:

— Не пугайтесь, я не измню вамъ. Если бы я могъ доказать вамъ одно обстоятельство…

— Я этого не прошу, поспшно перебилъ юноша. Я воспользуюсь вашимъ предостереженіемъ и назовусь англичаниномъ, завтра вы найдете меня въ отел ‘Лондонъ’ въ улиц Риволи.

— Ваше имя?

— Я буду тамъ жить подъ именемъ Гольборна. До свиданья.

Посл этого еврей удалился, бросивъ на юношу лукавый взглядъ.

— Какой навязчивый и непріятный человкъ, прошепталъ между тмъ Максъ, продолжая путь.

II.
Старый знакомый.

Приближался закатъ солнца и количество прохожихъ значительно уменьшилось, такъ какъ, посл трудоваго дня, большинство хотло подышать свжимъ воздухомъ, направляясь или въ Булонскій лсъ, или на бульвары.

Немногіе любители тишины и уединенія отправлялись гулять въ Тюльерійскій садъ.

Не принадлежа къ числу людей, цлый день трудившихся, Гольборнъ присоединился къ любителямъ уединенія, и направился въ садъ Тюльери.

Проходивъ по саду около часу, онъ наконецъ усталъ и слъ на скамейку отдохнуть.

Та часть сада, въ которой онъ находился, была совершенно безлюдна, такъ что никто не могъ прервать печальныхъ мыслей молодаго человка.

О чемъ думалъ онъ?

Можетъ быть его мысли стремились къ далекой родин, можетъ быть онъ думалъ объ отц, или о нжно любимой матери, а можетъ быть и о какомъ нибудь другомъ любимомъ существ, которое напрасно призывало его.

Кто можетъ это знать? А между тмъ онъ сидлъ, печально опустя голову и не поднимая глазъ.

Вечеръ приближался, послдніе красные лучи солнца скользили по трав и по деревьямъ.

Поднялся легкій втеръ и шелестилъ деревьями: казалось, что он шептались между собою.

Эта часть сада имла въ себ что то таинственное и вызывала на задумчивость, которой очень охотно предался молодой человкъ, какъ вдругъ раздался шумъ приближающихся шаговъ.

Онъ быстро взглянулъ по направленію ихъ.

Молодая двушка, лтъ восемнадцати или двадцати, тихо шла по алле.

Одно мгновеніе юнош показалось, что онъ видитъ передъ собою небесное явленіе. Вторичный взглядъ убдилъ его, что это было существо чисто земное, въ вид хорошенькой блондинки въ красивомъ и богатомъ наряд. Вмст съ тмъ это соблазнительное личико возбудило его вниманіе.

— Хмъ! прошепталъ онъ, она такъ не дурна, что мн хочется взглянуть на нее поближе. Вроятію, эта та-же дама, которую я видлъ вчера мелькомъ. Кого она мн напоминаетъ? Мн кажется, что я долженъ былъ гд-то раньше ее видть. Этотъ взглядъ, эта улыбка…. наврно, я гд нибудь ее видлъ…. Хмъ! неужели это моя особа вызываетъ у нея улыбку?

Но когда ему пришла эта мысль, онъ недоврчиво улыбнулся и нкоторое самодовольство промелькнуло на его красивомъ лиц.

Блондинка медленно подходила къ скамейк, на которой сидлъ молодой человкъ.

Казалось, она не хотла прерывать наблюденій молодаго человка, потомъ она вдругъ повернула въ сторону и подошла къ скамейк.

— Ахъ, сударь, сказала она мелодическимъ голосомъ, извините, что я безпокою васъ, но скажите пожалуйста, не сидла-ли нсколько минутъ тому назадъ, на этой скамейк, одна дама. Это моя пріятельница, и она назначила мн здсь свиданіе.

— Извините меня, сударыня, отвчалъ молодой человкъ ломаннымъ французскимъ языкомъ, къ моему крайнему сожалнію, я не могу вамъ ничего сказать, потому что я англичанинъ, и очень мало понимаю по французски.

— Боже мой, я прошу у васъ извиненія, продолжала хорошенькая женщина.

Затмъ она сдлала видъ, что хочетъ уйти.

— Если вы можете повторить вашъ вопросъ по англійски, то я думаю, что буду въ состояніи отвтить вамъ, продолжалъ молодой человкъ.

Услышавъ его слова, незнакомка на минуту остановилась. Лукавая улыбка промелькнула по ея лицу.

Затмъ, сдлавъ граціозный поклонъ, во время котораго молодой человкъ усплъ замтить прелестную ножку, она легкими шагами исчезла за деревьями.

Слегка покраснвъ, молодой человкъ слдилъ глазами за удалявшимся явленіемъ, пока незнакомка не исчезла совершенно.

Онъ уже хотлъ поспшить вслдъ за нею, какъ вдругъ почувствовалъ, что кто-то тронулъ его за плечо.

Онъ быстро обернулся.

Передъ нимъ стоялъ человкъ лтъ тридцати или тридцати съ небольшимъ.

Онъ былъ высокъ ростомъ, строенъ и хорошо сложенъ, а гибкость его формъ и проворство доказывали умнье приспособляться ко всякому обществу.

Слегка загорлое лице незнакомца имло въ себ что-то непріятное и отталкивающее, но аристократическія черты лица доказывали, что въ его жилахъ текла благородная кровь, кром того, лице его носило на себ выраженіе какой-то усталости.

Тусклые глаза, лежавшіе глубоко въ своихъ орбитахъ, были постоянно полузакрыты и горли какимъ-то алчнымъ и рзкимъ огнемъ, въ этомъ взгляд было что-то демонское, чарующее, точно во взгляд зми, когда она глядитъ на свою жертву.

Костюмъ незнакомца былъ въ самомъ жалкомъ состояніи. Все платье было до послдней степени истерто и изношено, и только жалкіе остатки говорили о его прежнемъ блеск.

Манеры его показывали аристократа, но непринужденность, съ которой онъ держалъ себя, длала непріятное впечатлніе.

Гольборнъ былъ непріятно пораженъ, увидавъ этого человка, который заговорилъ съ нимъ по нмецки.

Онъ зналъ его еще въ Берлин и, со времени своего пребыванія въ Париж, не одинъ разъ съ нимъ не встрчался.

— А, здравствуйте, Максъ Эргардъ, сказалъ пришедшій.

— Тише! перебилъ его Максъ, я больше не называюсь Эргардомъ…. я скрываю мою національность…. Сегодня только я былъ свидтелемъ ненависти черни противъ всхъ нмцевъ. Я рискую быть убитымъ, говоря что я нмецъ.

— Вы поступили очень благоразумно, но къ какой-же націи вы теперь принадлежите?

— Я говорю довольно хорошо по англійски, поэтому я ршился перехать въ другой отель и записаться въ книг подъ именемъ Макса Гольборна.

— Очень благоразумно, мистеръ Гольборнъ, продолжалъ незнакомецъ небрежнымъ тономъ. Мн кажется, что это необходимо, чтобы сдлать здсь возможнымъ ваше пребываніе…. Есть у васъ сигара, любезный Максъ? Я вамъ буду очень обязанъ.

Максъ Эргардъ молча вынулъ изъ кармана портсигаръ и положилъ его между собою и своимъ знакомымъ, который слъ съ нимъ рядомъ на скамейку.

Незнакомецъ взялъ сигару, спокойно закурилъ ее, и сталъ пускать въ воздухъ облака дыма, между тмъ какъ Максъ задумался о томъ, что пропустилъ случай познакомиться съ молодой дамой.

— Вы вроятно получили свднія и навели справки о вашемъ дяд? спросилъ наконецъ новоприбывшій.

— О нтъ, фонъ Клингсбергъ, въ этомъ я не усплъ.

— Кстати, я нахожусь теперь въ такомъ-же положеніи какъ и вы, прервалъ его собесдникъ. Я точно также скрываю свою національность, только я сдлалъ это не теперь, а сейчасъ-же по прибытіи въ Парижъ, т. е. около четырехъ лтъ.

— Какже вы называетесь?

— Виконтъ Дюпортъ.

— Вы значитъ играете роль знатнаго француза?

— Да, конечно, мое собственное имя не имло бы здсь никакого успха…. Но вы, неужели вы ничего не узнали о вашемъ дяд?

— Къ несчастію, ничего.

— Что-же вы думаете предпринять?

— Продолжать розыски.

— Но если они останутся тщетны?

— Въ этомъ я еще и самъ не отдаю себ отчета.

— Еслибъ вашъ дядя былъ нмецъ, то я сказалъ-бы, что его изгнали, но вы говорите, что онъ французъ.

— Онъ французъ, сынъ французскихъ родителей и къ тому-же богатый человкъ.

— А, богатый человкъ, сказалъ Дюпортъ, пустивъ большое облако дыму. Богатый человкъ — тмъ хуже, что вы его не нашли.

— Да, въ настоящемъ случа это для меня очень дурно…. Я уже говорилъ вамъ, что если я не найду дяди, то совсмъ разорюсь.

— Да, это случается со многими, что, обманувшись въ своихъ надеждахъ, они разоряются…. Какъ вы видите, я и самъ въ такомъ-же положеніи.

При этомъ онъ бросилъ ироническій взглядъ на свой изношенный костюмъ.

— Я также ошибся въ моихъ надеждахъ, продолжалъ онъ, но я знаю парижскую жизнь…. Можетъ быть, завтра я буду въ такомъ положеніи, что мое существованіе будетъ совершенно обезпечено.

— Какое-же это положеніе?

— Я буду комиссіонеромъ въ Грандъ-Отел.

— Въ чемъ-же будутъ состоять ваши занятія?

— Людямъ можно служить въ различныхъ длахъ, о которыхъ они сами не умютъ или не могутъ заботиться. Одному нужны деньги — ему доставляютъ ихъ, другой желаетъ узнать обстоятельства какого нибудь семейства — ему узнаютъ ихътретій хочетъ развлекаться — его сопровождаютъ въ Мабиль, или приглашаютъ съ нимъ ужинать прелестную лоретку…. Вотъ вамъ изображеніе моей дятельности…. это очень прибыльное занятіе.

— Если я хорошо понялъ, то ваша должность состоитъ изъ занятій ростовщика, шпіона и сводчика въ одномъ и томъ-же лиц.

— Зовите какъ хотите, другъ мой Эргардъ, или скоре Гольборнъ, это все равно. Я не разборчивъ, да и не имю права быть разборчивымъ…. У меня нтъ богатаго дяди, я долженъ самъ поддерживать себя и не желаю вамъ никогда попасть въ такое-же положеніе. Что-же вы думаете въ настоящее время предпринять, чтобы достигнуть вашей цли?

— Я и самъ еще не знаю.

— Вы попали въ Парижъ въ самое скверное время.

— Конечно.

— Только не теряйте надежды. Что до меня касается, то я желаю вамъ счастія.

Затянувшись сигарой, онъ продолжалъ:

— Но вы мн еще не сказали, для чего вы именно хотите искать вашего дядю. Могу я взять на себя смлость спросить васъ объ этомъ, или-же это тайна….

— Нисколько, я нимало не скрываю причины моихъ поисковъ. Вы-бы уже узнали объ этомъ, еслибы мн представился случай сказать.

— Это правда. Намъ не представлялось случая поговорить откровенно. Я впередъ увренъ, что наврно не тоска по дяд, котораго вы, можетъ быть, даже никогда не видали, была причиною вашего прізда сюда, такъ что-же такое?

— Это не долго разсказать. Вы вроятно помните, что я жилъ въ Берлин безъ всякихъ средствъ и даже не имлъ надежды получить ихъ.

Дюпортъ кивнулъ головой.

— Да, Боже мой, сказалъ онъ, пуская дымъ изо рту, положеніе такого чиновника какимъ были вы, далеко не блестяще. Я это отлично знаю!

— Посл смерти моего отца, моей карьер грозила опасность, продолжалъ Максъ, нкоторое время я жилъ на оставленное мн имъ имущество….

— А потомъ наступила убыль? перебилъ смясь пріятель. Я это знаю — вы надлали долговъ?

— Нтъ, такъ далеко не зашло, сказалъ смясь Эргардъ. Тмъ не мене, мое положеніе было очень печально, такъ какъ у меня осталась всего сотня талеровъ.

— И вы это называете печальнымъ положеніемъ, когда у васъ было еще цлыхъ сто талеровъ? замтилъ, качая головою, Дюпортъ. Ну, я не считаю дурнымъ свое положеніе, если у меня есть два талера.

— Это зависитъ отъ взгляда, холодно замтилъ Максъ. Я считалъ себя далеко не счастливымъ.

— Продолжайте.

— Мысль, что я останусь совсмъ безъ средствъ, не давала мн покоя.

— Но посл того, какъ ваши средства истощились, вамъ оставался еще одинъ исходъ.

Максъ вопросительно поглядлъ на своего знакомаго, и сказалъ:

— Я не знаю, что мн еще оставалось длать.

— О, вы совсмъ не умете жить. Вы могли еще надлать долговъ.

— А чмъ-бы я ихъ заплатилъ?

Дюпортъ расхохотался.

— Заплатили? насмшливо вскричалъ онъ. Кто вамъ говоритъ объ уплат? Еслибы долги всегда платили, то это были-бы уже не долги.

— Я не понимаю вашихъ правилъ. Он….

— Он практичны, съ этимъ вы должны согласиться, перебилъ молодаго человка его собесдникъ.

— Очень можетъ быть, отвчалъ Максъ, но он безнравственны.

— Съ такими идеями, какъ ваши, было-бы невозможно жить на свт. Но возвратимся къ нашему разговору: что-же привело васъ сюда?

— Я неожиданно получилъ извстіе, что одинъ живущій въ Париж дядя, котораго я зналъ только по имени, захотлъ сдлать меня своимъ наслдникомъ.

— Во всякомъ случа, это очень пріятная надежда, съ чмъ я васъ и поздравляю.

Не обращая вниманія на это замчаніе, сдланное насмшливымъ тономъ, молодой человкъ продолжалъ:

— Этотъ дядя, братъ моей покойной матери, чувствуя свой близкій конецъ, написалъ мн, чтобы я, такъ какъ меня ничто боле не привязывало къ отечеству, прізжалъ къ нему жить.

— Это конечно произошло еще до начала войны?

— Да, иначе мн было-бы трудно исполнить это предложеніе, такъ какъ вс нмцы должны были явиться на службу.

— И вы до-сихъ поръ не нашли ни малйшихъ слдовъ вашего дяди?

— Ни малйшихъ. Въ той улиц, въ которой онъ жилъ, когда написалъ ко мн, я его не нашелъ, и никто не могъ дать мн объ немъ никакихъ свдній.

— Нлипе хотлъ дать, это будетъ врне. Если-бы вашъ дядя былъ французъ или италіанецъ, тогда вы-бы наврно узнали, куда онъ перехалъ.

— Я самъ это часто думалъ.

— Вы должны согласиться, что я правъ. Въ ненависти, какъ и во всемъ, французы одинаково достойны удивленія.

— Что-же вы теперь предпримете?

— Я вамъ уже сказалъ, что я и самъ еще не знаю.

— Хмъ, это ужасно, ваше положеніе далеко не завидно, а я къ несчастію не въ состояніи вамъ помочь.

— Я и не думаю обременять васъ.

Тонъ, которымъ были сказаны эти слова, звучалъ холодно и насмшливо.

— Не торопитесь такъ, кто знаетъ, можетъ быть, завтра я буду въ очень хорошемъ положеніи.

— И въ это положеніе васъ поставитъ то занятіе, о которомъ вы мн сегодня говорили?

— Это или другое…. я найдусь во всякомъ положеніи. Тотъ, кто какъ я, имлъ на своей родин столкновеніе съ законами, тому нечего быть разборчивымъ въ средствахъ къ жизни.

— Я-бы не думалъ такъ въ этомъ случа.

— Очень можетъ быть. Но, возвращаясь опять къ вамъ, я скажу, что чувствую себя вамъ обязаннымъ. Вы были такъ добры, что приглашали меня въ прежнее время очень часто ужинать, какъ только мои обстоятельства поправятся, такъ я сейчасъ-же отплачу вамъ тмъ-же.

— Это совершенно ненужно.

— Значитъ, завтра мы проведемъ вмст.

Максъ, не чувствовавшій большой симпатіи къ своему собесднику, хотлъ дать ему уклончивый отвтъ, но вдругъ передумалъ и сказалъ равнодушнымъ тономъ:

— Это можно устроить, назначьте только мн мсто, гд-бы я могъ васъ найти.

— Кстати, знаете-ли, ваша сигара великолпна, сказалъ Дюпортъ, уклоняясь отъ отвта. Я васъ попрошу, если можно, одолжить мн еще одну.

Максъ въ душ смялся этому повороту дла, зная уже давно наклонности своего собесдника.

— Нсколько, если хотите, сказалъ онъ.

Съ этими словами онъ протянулъ своему собесднику портсигаръ.

— Вы все тотъ-же добрый малый, какъ и прежде, продолжалъ онъ. Я буду надяться ужинать съ вами завтра, не правда-ли?

— Съ удовольствіемъ. Но гд мн васъ найти?

— Въ моемъ отел, въ улиц св. Антонія.

— Мн только право совстно пользоваться вашимъ приглашеніемъ, но, какъ я уже сказалъ, я разсчитываю скоро сквитаться съ вами за это.

— А я уже вамъ сказалъ, что не думаю объ этомъ… Но мн было бы не безъинтересно знать, чмъ вы жили до сихъ поръ?

— Это чертовски трудно объяснить, сказалъ смясь Клингсбергъ. Сначала все шло хорошо. Я слылъ за богатаго графа и выдавалъ себя за ревностнаго покровителя молодыхъ артистовъ и артистокъ.

— Вроятно, послднихъ больше, чмъ первыхъ? сказалъ насмшливо Максъ.

— Конечно, но мн не посчастливилось въ этомъ занятіи, такъ какъ прекрасная половина рода человческаго слишкомъ требовательна, то мой кошелекъ скоро истощился и я долженъ былъ отказаться отъ этой роли.

— Это не трудно было предвидть.

— Къ счастію, я съумлъ нсколько поправить, игрою мои финансы….

— А вы счастливы въ игр?

— Да, я немного выигрываю, пока это незамтно….

— Да, да, я понимаю!

— Къ несчастію, это недолго продолжалось.

— Нашли, что вы слишкомъ хорошо играете?

— Почти, я не могъ найти боле простяка, который бы сталъ играть со мною.

— И что же вы тогда сдлали?

— Тогда я сошелся съ одной молодой дамой, которая лучше меня умла отыскивать этихъ простяковъ.

— А!

— И игралъ при ней роль покровителя, что доставило мн безбдное существованіе.

— Кстати, вы не имли никакихъ столкновеній съ полиціей?

Дюпортъ бросилъ на молодаго человка удивленный взглядъ.

Потомъ сказалъ съ громкимъ смхомъ:

— Сейчасъ видно, что вы не знаете парижской жизни! Неужели вы думаете, что это здсь также длается, какъ въ Берлин? Здсь ни одинъ полицейскій никогда не зайдетъ ни къ какой дам полусвта въ ея квартиру, конечно, если не совершено какое-нибудь преступленіе.

— И такъ, ваше теперешнее положеніе….

— Въ настоящее время я уволенъ отъ моей роли и, долженъ сознаться, по своей собственной вин. Моя послдняя возлюбленная дала мн отставку за то, что я позволилъ себ одно сумасбродство.

— Но что можетъ считаться сумасбродствомъ въ этой сфер? спросилъ смясь Максъ.

— У меня была еще маленькая связь съ одной прелестной жидовкой, о которой узнала моя красавица и указала мн на дверь.

— Да, это ужасно.

— Да, и я сначала за это разсердился, такъ какъ моя оставленная возлюбленная было любящее дитя, которое великолпно содержало меня. Кто же зналъ, что она такъ серьезно приметъ мое поведеніе.

Выраженіе лица Клингсберга при послднихъ словахъ было такъ комично, что Максъ не могъ удержаться отъ смха.

Посл короткой паузы, онъ сказалъ:

— Я понимаю, что посл подобнаго прошедшаго, вы не отказываетесь отъ мста въ Грандъ-Отел.

Вдругъ онъ замолчалъ.

Онъ увидлъ мелькнувшее между деревьями платье.

Вслдъ затмъ показалась и обладательница этого платья, въ которой Максъ, къ своему удовольствію, узналъ ту же самую прелестную блондинку, которая, полчаса тому назадъ, обращалась къ нему съ вопросомъ.

Казалось, она шла съ намреніемъ опять подойти къ Максу, но увидвъ около него посторонняго, повернула назадъ.

Максу сдлалось досадно на присутствіе Клингсберга и эта досада ясно выразились у него на лиц.

— Я долженъ сказать вамъ, Клингсбергъ, что не могу завтра съ вами ужинать, съ досадой проговорилъ онъ. Выпейте завтра за меня на эти пять франковъ.

Въ тоже время онъ протянулъ ему деньги.

Клингсбергъ саркастически улыбнулся и, глядя на незнакомку, которая остановилась въ нкоторомъ разстояніи, длая видъ, что ищетъ чего то глазами, сказалъ:

— Да, вроятно, вы будете ужинать у этой прелестной блондинки. Поздравляю васъ! Вы на самой лучшей дорог къ счастію. Прощайте, юноша! Не длайте глупостей и не забывайте, что если узнаютъ ваше нмецкое происхожденіе, то вы погибли.

Съ этими словами онъ поспшно пошелъ прочь.

— Несносный человкъ! сказалъ себ Максъ, оскорбленный замчаніемъ своего собесдника насчетъ его знакомства съ прелестной блондинкой. Я бы не хотлъ съ нимъ ни зачто встрчаться, но онъ единственный человкъ, могущій подать мн совтъ въ моемъ настоящемъ положеніи.

По уход Клингсберга, молодая женщина продолжала стоять на томъ же мст, точно дожидаясь, что Максъ подойдетъ къ ней.

Ея взглядъ казался устремленнымъ на землю, но прилежный наблюдатель замтилъ бы, что, подъ опущенными рсницами, ея глаза смотрли въ сторону молодаго человка.

Но когда даже звукъ шаговъ Клингсберга совершенно замолкъ, блондинка подняла голову и взглядъ ея упалъ точно солнечный лучъ на молодаго человка.

Максъ былъ въ нершимости, какъ онъ долженъ перетолковать этотъ взглядъ. Онъ началъ обдумывать, какъ бы не оскорбить даму, съ которой очень хотлъ заговорить.

Онъ уже поднялся съ мста, чтобы подойти къ ней, но снова слъ, ему показалось, что такой поступокъ будетъ съ его стороны нахальствомъ.

Улыбка мелькнула по лицу незнакомки при вид нершимости молодаго человка.

Тогда она медленно пошла по направленію къ скамейк.

Максъ снова поднялся и пошелъ къ ней на встрчу.

— Вы очень не любезный, Эргардъ, сказала она съ милой улыбкой и на отличномъ нмецкомъ язык… Боже мой, съ вами желаютъ познакомиться, а вы длаете это чрезвычайно затруднительнымъ.

Максъ съ изумленіемъ глядлъ на нее.

Почему она знала его имя? Очевидно, также какъ и онъ, она не была француженка.

Онъ хотлъ сказать что то въ свое извиненіе.

— Оставьте это, прервала его молодая женщина. Вамъ нечего извиняться, что вы ждали чтобы вамъ сказали: я хочу съ вами познакомиться.

— Я не зналъ, что вы этого желаете.

— Да? не знали?… Неужели же вы думаете, что я три вечера здсь прогуливаюсь ни съ того ни съ другаго? Неужели это не стало очевидно, когда я обратилась къ вамъ съ вопросомъ?… Но предположимъ что вы этого не знали. За то теперь, когда вамъ это извстно, оставьте вашу скромность и будьте любезны…. Могу я попросить васъ предложить мн РУКУ?

— Съ большимъ удовольствіемъ, сударыня.

— Сударыня! Боже мой, какъ это холодно звучитъ. Неужели же ты не узнаешь меня, Максъ?

Правда, Максу казалось, что онъ гд-то видлъ это лице, но только послднія слова навели его на настоящій слдъ.

— Ты… неужели это вы, Елена Вальтеръ? вскричалъ онъ.

— Наконецъ-то!… вскричала она. Но говори по прежнему ты, это доставляетъ мн такое же удовольствіе какъ и прежде, когда ты жилъ у моихъ родителей и любилъ маленькую Елену, но я нахожу, что будучи студентомъ, ты былъ гораздо любезне, чмъ теперь.

— Елена Вальтеръ! повторилъ Максъ. Но какимъ образомъ случилось, что ты…

Онъ взглянулъ въ ея сторону и окинулъ взглядомъ элегантный туалетъ своей спутницы.

— Какъ случилось, что я, дочь бднаго ремесленника, сирота, нахожусь въ такомъ блестящемъ положеніи? досказала она. Не правда ли, тебя это такъ удивляетъ?

— Да, Елена!

— Но мн кажется, что скоре чмъ удивляться, теб бы слдовало радоваться, что ты нашелъ въ этомъ громадномъ Париж соотечественницу и даже больше — подругу твоей юности, чтобы не сказать — твою юношескую любовь. Неужели ты, измнникъ, совершенно забылъ маленькую Елену, которой ты такъ часто повторялъ, что любишь ее отъ всего сердца. Какъ? Неужели ты въ самомъ дл не радъ меня видть.

— Я очень радъ, что вижу тебя… но скажи мн, какъ это случилось. Твоя мать, посл смерти твоего отца и моего отъзда, осталась въ большой бдности…

— Ахъ! перебила его молодая женщина, моя бдная мать также вскор умерла и я осталась круглой сиротой.

Воспоминаніе о печальномъ прошломъ на минуту отуманило ея глаза. Но почти въ ту же минуту они снова заблестли и она сказала, улыбаясь сквозь слезы:

— Сколько бы я прежде ни страдала, но теперь я вполн счастлива, такъ какъ нашла тебя.

— Но какъ ты пріхала въ Парижъ?

— Это я сейчасъ теб разскажу. Но ты ужинаешь сегодня у меня?… Мы должны теперь поворотить, такъ какъ я живу у Новаго моста.

Максъ пошелъ за нею.

Но вдругъ онъ остановился и со строгимъ взглядомъ сказалъ:

— Елена, позволь мн сдлать сначала одинъ вопросъ. Я нахожу тебя въ Париж, богато одтой. Ты не должна обижаться, если мн приходитъ въ голову….

— О, добродтельный Іосифъ! вскричала она, громко смясь. Ты боишься скомпрометировать себя, слдуя за мною…. Не заботься объ этомъ, ты можешь, не выставляя себя въ сомнительномъ свт, идти со мною открыто…. Но ты правъ, наружность противъ меня.

III.
Въ будуар подруги юности.

Въ какую улицу привела Макса Эргарда молодая женщина, этого онъ не зналъ. Онъ еще очень плохо зналъ Парижъ. Онъ замтилъ только по великолпному освщенію улицъ, что это, вроятно, была лучшая часть города. Дома были настоящіе дворцы. Передъ однимъ изъ такихъ домовъ его спутница остановилась.

— Я здсь живу, Максъ, сказала она.

Они взошли на ступени подъзда. Молодой человкъ медленно взглянулъ на свою спутницу.

— Елена, сказалъ онъ, ты должна сказать мн…

— Ахъ! перебила она его съ веселой улыбкой. Ты все опасаешься за свою репутацію! Но разв я не сказала, что теб нечего опасаться за твою репутацію, идя со мною! Сколько разъ я должна это повторять. И какъ, въ самомъ дл, Максу Эргарду, этому добродтельному юнош, не бояться скомпрометировать себя въ Париж, гд онъ не знаетъ ни одной живой души! Ха, ха, ха!…

Продолжая смяться, она взяла его за руку.

Волей неволей Максъ послдовалъ за нею.

Посл звонка дверь сейчасъ-же отворилась.

Они вошли въ большую залу. Мраморная лстница, покрытая мягкимъ ковромъ, вела на верхъ.

На половин лстницы пришедшихъ ожидала горничная. Это была красивая брюнетка, съ черными блестящими глазами. Тутъ-же стояли два ливрейные лакея, чтобы снять съ пришедшихъ ихъ верхнее платье. Затмъ горничная открыла дверь въ будуаръ.

Они вошли.

Это было волшебное убжище, Максъ никогда не видалъ ничего подобнаго. Комната была не велика, но отдлана роскошно. Мебель была обита голубымъ атласомъ, занавсы и портьеры изъ той-же матеріи, полъ покрытъ толстымъ ковромъ, стны обиты шелковой матеріей, прелестныя этажерки, статуетки, великолпныя картины, наполняли комнату, воздухъ которой былъ пропитанъ ароматомъ.— Но все это не могло произвести на молодаго человка никакого впечатлнія.

— Баринъ ухалъ часъ тому назадъ, сказала субретка, оставшаяся у дверей.

— Хорошо, Пеппи, распорядись ужиномъ! Конечно для двоихъ.

Поклонившись въ отвтъ на приказаніе, Пеппи исчезла. Максъ и Елена остались одни.

Она сла на мягкій диванъ.

Максъ нершительно стоялъ передъ нею.

— Ну, мой строгій другъ, не угодно-ли вамъ будетъ ссть со мною рядомъ. Или ты все еще озабоченъ своей репутаціей? Или ты совсмъ забылъ, что маленькая Елена Вальтеръ была подругой твоей юности?…

Она взяла и потянула его къ себ за руку, заставивъ поневол ссть на рядомъ стоявшее кресло.

— Я не забылъ тебя, Елена!… Но времена перемнились…. Я былъ тогда бднымъ студентомъ, который ничего не требуетъ отъ жизни, сирота, который былъ счастливъ дружбою и участіемъ добрыхъ людей. Ты была дочерью честнаго ремесленника. Я остался въ основанія тмъ-же, чмъ былъ тогда — бднякомъ. Но ты….

— Конечно, многое перемнилось. Наша квартира въ Берлин, на Фридрихштрассе, не походила на эту комнату и я не была тамъ хозяйкой, какъ здсь….

Максъ печально покачалъ головою. Къ воспоминанію о прошломъ у него присоединилась печальная мысль.

— Но я не вижу, продолжала Елена, почему перемна въ положеніи можетъ измнить наши отношенія. Неужели-же я не должна быть теперь твоей подругой? Неужели я не могу быть счастлива, что сижу съ тобою, какъ прежде? Неужели ты не долженъ быть моимъ другомъ, какъ бывало? Неужели мы не должны боле строить розовыхъ плановъ о будущемъ, какъ въ прежнее время?

Онъ печально покачалъ головою.

— Нтъ, Елена, это невозможно, покрайней мр до тхъ поръ, пока ты мн необъяснишь перемны, произошедшей въ твоемъ положеніи и не успокоишь меня. Ты должна согласиться, что это во всякомъ случа удивительно, что я нахожу тебя, дочь ремесленника изъ Фридрихштрассе, здсь въ Париж, окруженную такимъ блескомъ….

— О, Боже мой! какъ несносенъ этотъ добродтельный юноша! съ досадой вскричала Елена. Ну, если ты этого непремнно хочешь, то я разскажу теб то, что я имю право разсказать. Ты знаешь, что, вскор посл смерти отца, мать отдала меня въ магазинъ, а такъ какъ вскор посл этого она сама умерла, то я и переселилась въ домъ моихъ хозяевъ. Я была принята у нихъ наполовину какъ членъ ихъ семейства, на половину какъ сирота, которая должна быть рада, что пристроилась….

— Я помню, что твои.хозяева отправлялись въ Парижъ.

— Да, и они взяли меня съ собою. Сначала я жила у нихъ на томъ-же положеніи и, конечно, также скучала. Что тутъ удивительнаго? Можешь-ли ты себ представить, что испытываетъ шестнадцати лтняя двушка, видя, что здсь вс только и живутъ для удовольствій, только и мечтаютъ что о роскоши и наслажденіяхъ, зная что она не дурна собою и чувствуя, что способна нравиться, когда къ тому же вс вншнія обстоятельства позволяютъ сдлать самой опытъ?

— Я это понялъ бы, Елена, еслибы передо мною была двушка — парижанка, или существо избалованное, которое съ дтства привыкло ко всему этому блеску. Но такая двушка, какъ ты….

— Ахъ, не говори этого, Максъ!… въ этомъ отношеніи вс двушки равны. Самое пылкое желаніе всякой двушки есть желаніе нравиться. Вы можете философствовать сколько угодно…. Случилось такъ, что я познакомилась съ однимъ господиномъ, который далъ мн средства доставить себ вс эти наслажденія, которымъ я такъ завидывала.

— Познакомилась съ однимъ господиномъ? со вздохомъ повторилъ Максъ.

— Да и со старымъ господиномъ. Ты еще узнаешь его.

— Елена, ты познакомилась со старымъ господиномъ! Но гд-же это?

Веселая улыбка мелькнула по лицу молодой женщины. Легкій румянецъ пробжалъ по ея щекамъ, однако она сейчасъ отвчала, смясь и плутовски глядя ему въ лице:

— Въ Мабил!…

— Какъ! Тамъ гд бываютъ только женщины сомнительной репутаціи? Ты тамъ познакомилась съ однимъ господиномъ?

Онъ тяжело вздохнулъ.

— Избавь меня пожалуйста, Максъ, отъ печальнаго лица, сказала она, будь доволенъ тмъ, если я говорю, что я попала въ это мсто только по неопытности, и буду вчно благодарна тому, кто спасъ меня оттуда. Такъ какъ это тотъ самый, который далъ мн возможность вести такую жизнь, какую я теперь веду….

— Старый, богатый господинъ! О, это понятно! замтилъ Максъ съ горькой ироніей. Ты должна быть очень счастлива.

— Да, я счастлива, такъ какъ нашла тебя и когда ты скажешь мн, что любишь меня по прежнему, что. ты не хочешь оставить меня, что я буду видть тебя такъ часто, какъ хочу, тогда я буду самой счастливой женщиной на свт.

— Да, еслибы ты была прежней Еленой, по….

— О, Максъ, пощади меня съ твоими ‘но!’ Посмотри на меня! Сказала она, взявъ его обими руками за голову и нжно глядя ему въ глаза. Посмотри на меня, Максъ. Разв я похожа на развратную женщину, за какую ты, кажется, принимаешь меня? Максъ, скажи что ты меня еще любишь и мы будемъ очень, очень счастливы!

И прежде чмъ онъ усплъ этому воспрепятствовать, хорошенькія ручки обвились вокругъ его шеи и нжныя уста прильнули къ его лбу.

Онъ не отвчалъ, но тихимъ движеніемъ освободился изъ ея объятій.

— По правд сказать, Елена, твое описаніе прошлаго не способно сдлать меня счастливымъ. Можетъ быть, намъ лучше было-бы не встрчаться. Иди своей дорогой, Елена, и дай мн щти моей….

— Ахъ, ты, упрямый человкъ, вскричала она, невольно сдвигая брови. Какъ ты смешь возвращаться къ своимъ прежнимъ подозрніямъ. Почему ты не вришь мн, когда я говорю, что твои подозрнія неосновательны? Я знаю, что ты по природ не золъ, ледъ долженъ-бы былъ уже разстаять…. Обними меня какъ бывало прежде. Ты не повришь, какъ радостно билось мое сердце, когда я тебя увидла посл трехъ лтъ разлуки.

Говоря это, она снова обняла его за шею. Онъ чувствовалъ какъ подымалась ея грудь, какъ билось ея сердце.

— Будемъ счастливы, ЗІаксъ! шептала она. Я богата, я хочу раздлить съ тобою мое богатство, чтобы ты былъ свободенъ отъ всхъ заботъ, чтобы наша любовь не имла никакихъ препятствій.

Легкій стукъ въ дверь перебилъ ее. На ея позволеніе войти, дверь отворилась и вошедшая Пеппи объявила, что ужинъ поданъ.

— Хорошо, сказала Елена. Субретка вышла. Угодно вамъ? продолжала она, обращаясь къ своему гостю и вставая съ мста.

Максъ также всталъ.

— Нтъ, Елена, я не буду съ вами сегодня ужинать. Простимтесь сегодня навсегда!…

— Навсегда? И ты можешь говорить это такъ спокойно? О, Максъ, ты не знаешь, какъ ты терзаешь мое сердце.

— Намъ надо заставить молчать наши сердца, Елена. Ваше положеніе таково, что я не долженъ быть съ вами близкимъ.

— Почему-же это? Выслушай меня, Максъ! говоря это, она положила руку ему на плечо и прижалась лицемъ къ его груди. Ты не богатъ, скоро твои средства совершенно истощатся. Приближается время когда все здсь будетъ страшно дорого. Жить въ Париж можетъ быть сдлается дороже въ трое, въ четверо и даже боле. И если ты не достигнешь своей цли, не найдешь своего дяди, то скоро останешься безъ всякихъ средствъ, можетъ, быть станетъ даже нуждаться. Неужели ты и тогда откажешься отъ моей помощи?

— Я не долженъ принимать твоей помощи, Елена. Ты меня знаещь. Честный человкъ долженъ отказаться отъ такой помощи….

— Ты не знаешь, Максъ, какъ ты несправедливъ ко мн!

— Оставимъ этотъ разговоръ, Елена, мое ршеніе неизмнно. Внутренній голосъ говоритъ мн, что я долженъ такъ поступить, а до сихъ поръ моя совсть всегда указывала мн истинный’ путь… Прощайте, Елена!…

— Возьми по крайней мр это! вскричала она, стараясь всунуть ему въ руку бумажникъ, набитый деньгами.

Онъ отклонилъ ея руку.

— Оставьте меня, Елена! Ни слова боле о какой нибудь помощи отъ васъ! Будьте счастливы, Елена… Она опрокинулась на спину кресла, закрыла лицо руками и голосомъ, прерывающимся отъ рыданій, вскричала сквозь слезы:

— И такъ, мы никогда не увидимся! О, Боже мой, Боже мой! чмъ я это заслужила?

Одно мгновеніе онъ остановился, съ состраданіемъ глядя на нее, потомъ медленно пошелъ къ двери.

Она еще разъ обратилась къ нему, говоря:

— Максъ, я вижу, что вы можетъ быть не совсмъ не правы… Но общайте мн одно, что -въ какомъ бы гор и нужд вы не были, вы не забудете, что у васъ здсь есть другъ, который вамъ во всякомъ положеніи можетъ и хочетъ помочь!…

— Нтъ, нтъ! отвчалъ онъ.

Дверь затворилась за нимъ.

Долго сидла Елена, проливая горькія слезы. Ея лучшая юношеская мечта была разбита. Ихъ дружба и Любовь погибла и на могил этой любви Елена плакала горькими слезами.

IV.
Ложный и истинный друзья.

Медленными шагами, заложивъ руки за спину, шелъ Максъ по улиц, думая обо всемъ съ нимъ происшедшемъ. У него также погибла юношеская мечта. Возможно-ли, чтобы двушка, еще ребенкомъ общавшая быть украшеніемъ своего пола, могла такъ пасть? Неужели въ этомъ город можно достичь благосостоянія и уваженія только хитростью и преступленіемъ?

Мысли, занимавшія Макса, были далеко не такого свойства, чтобы разсять его мрачное расположеніе духа. Онъ не слышалъ ни шуму шедшихъ по улиц войскъ, ни говора народа, не обращалъ вниманія на бомбы, точно метеоры летавшія по небу и падавшія въ городъ.

Вдругъ кто-то дотронулся до его плеча. Онъ быстро обернулся. Передъ нимъ стоялъ виконтъ Дюпортъ, тотъ самый, разговоръ котораго, нсколько часовъ тому назадъ, такъ раздражилъ Макса. Но какъ измнилась наружность этого человка! Передъ Эргардомъ стоялъ не ободранный бднякъ, а человкъ элегантно одтый, джентельменъ съ головы до ногъ, отъ блестящаго цилиндра до лакированныхъ сапогъ.

Максъ быстро оглядлъ его. Виконтъ засмялся.

— Ха! ха! вы удивляетесь перемн въ моей наружности. Я вамъ говорилъ, что мое положеніе измнится. Случилось такъ, что эта перемна произошла сейчасъ же посл того, какъ мы съ вами разстались, такъ что я усплъ переодться во все новое.

— Дйствительно, перемна быстро съ вами произошла, Клингсбергъ.

— Шт! Не Клингсбергъ! это имя неизвстно въ Париж. Нмецкое имя въ настоящее время въ Париж приноситъ несчастіе. Я для васъ и для всего свта виконтъ Дюпортъ, также какъ и вы называетесь не Эргардъ, а Гольборнъ. Я французъ, вы англичанинъ. По вол неба теперь, когда нмцы посылаютъ въ Парижъ такія визитныя карточки, въ немъ не находится ни одного нмца…

Говоря это, онъ слдилъ глазами за сверкавшей въ темнот бомбой.

— Но я право не понимаю виконтъ, какъ могла такъ быстро произойти съ вами подобная перемна.

— О, вы этого не поймете, мой молодой другъ, но это все равно, когда вы короче узнаете меня, тогда вы это поймете. Кстати, вы сегодня вечеромъ должны быть моимъ гостемъ, я слишкомъ часто бывалъ вашимъ. Я хочу расквитаться съ вами. Мы ужинаемъ вмст.

— Я горю желаніемъ узнать какъ произошла эта перемна.

— Я могу зайти за вами черезъ полчаса въ вашъ отель?

— Я буду васъ ждать…

— Въ такомъ случа до свиданья, мистеръ Гольборнъ.

— До свиданья, виконтъ Дюпортъ.

Они разошлись.

Придя къ себ въ отель, Максъ задумчиво слъ у себя въ комнат.

Нкоторыя слова Елены пришли ему на память и онъ увидлъ, что она совершенно врно судила о положеніи длъ.

Не трудно было предвидть, что жизненные припасы должны были вздорожать въ весьма скоромъ времени

Что если онъ не найдетъ дядю? Что если послдній умеръ? Что если онъ умеръ безъ завщанія или скрылся въ какомъ нибудь неизвстномъ мст,— Что тогда будетъ съ нимъ, съ Максомъ! Какъ найдетъ онъ средства къ жизни, въ город, гд ему необходимо даже скрывать настоящее свое имя?

Онъ началъ ходить взадъ и впередъ по комнат. Потомъ вынулъ изъ кармана ключъ, открылъ стоявшій недалеко отъ двери чемоданъ и, вынувъ изъ него кошелекъ, слъ къ столу и началъ пересчитывать лежавшія въ кошелк деньги.

Въ дверь постучались.— Войдите.— Въ комнату вошелъ Дюпортъ.

— Ахъ, я застаю васъ за пріятнымъ занятіемъ — пересчитываньемъ денегъ, сказалъ вошедшій и безъ приглашенія опустился въ кресло, куря отличную сигару.

— Я пересчитываю, на сколько еще времени хватитъ моихъ денегъ. Я долженъ придумать какое нибудь средство для поддержанія своего существованія.

— Я говорилъ, что вамъ надо объ этомъ подумать.

— У меня пятьсотъ талеровъ, нсколько мсяцевъ я еще могу прожить…

— Нсколько… а вы совершенно не знаете французскаго языка. Вамъ понадобятся эти нсколько мсяцевъ для изученія его, если вы хотите искать здсь какого-нибудь занятія.

— Но вдь возможно также, что въ теченіе этихъ нсколькихъ мсяцевъ осада кончится и я буду въ состояніи вернуться назадъ въ Германію…

— И что же затмъ! Въ Германіи у васъ еще мене возможности найти какое-либо мсто, чмъ здсь.

— Конечно, конечно! Я немного разстроенъ, но я хочу просить вашего совта…. Я такъ мало здсь знаю….

— Хорошо, мы объ этомъ поговоримъ въ другой разъ.

Сказавъ это, онъ вынулъ висвшія на толстой золотой цпочк часы и, глядя на нихъ, сказалъ:

— Скоро одинадцать часовъ. Насъ будутъ ждать.

Максъ надлъ пальто и шляпу и оставилъ со своимъ спутникомъ отель. На лстниц онъ вдругъ остановился.

— Скажите мн, виконтъ, я надюсь, вы не ведете меня въ одно изъ тхъ, пользующихся дурной репутаціей мстъ, которыя…

Дюпортъ, громко смясь, перебилъ его.

— О! нмецкая кротость! Нтъ, нтъ, другъ мой, будьте покойны… Я не поведу васъ въ такое мсто, въ которомъ могла бы быть возмущена ваша строгая нравственность. Самое лучшее общество, конечно мужское… конечно также нсколько дамъ, но приличныхъ… Вамъ нечего бояться, положитесь на меня!

Посл этого онъ подозвалъ мимо хавшій фіакръ.

— Въ отель Мадридъ! сказалъ Клингсбергъ.

— Почему въ отель Мадридъ? спросилъ Максъ.

— Мы захватимъ тамъ одного моего пріятеля, который также желаетъ со мною ужинать.

— Кто этотъ пріятель?

— Шевалье де-Сенъ-Круа.

Затмъ они молча сли. Минутъ черезъ десять фіакръ остановился передъ вышеназваннымъ отелемъ. Клингсбергъ вышелъ.

— Шевалье де Сенъ-Круа у себя? спросилъ онъ привратника.

— Онъ дожидается васъ.

— Хорошо, скажите ему, что мы его ждемъ.

Спустя немного времени, изъ отеля вышелъ отлично одтый господинъ. Его наружность произвела на Макса непріятное впечатлніе, такъ какъ черты лица шевалье не внушали доврія. Впрочемъ Максъ не усплъ разсмотрть его хорошенько. Шевалье сейчасъ же слъ въ фіакръ, назвавъ предварительно кучеру домъ, неизвстный Максу, и они похали.

Первый этажъ дома, передъ которымъ вскор остановился фіакръ, былъ ярко освщенъ.

Въ окна видно было, что въ дом большое движеніе. Прислуга была одта въ богатыя ливреи, мущины, принявшіе гостей — во фракахъ и блыхъ галстукахъ…. Все это удивило Макса.

— Что тутъ такое? спросилъ онъ Клингсберга, я не хочу думать, чтобы вы противъ моего желанія….

— Не бойтесь, другъ мой! перебилъ его виконтъ, это все мои друзья…. это ‘Спортъ-Клубъ’, въ которомъ сегодня праздникъ. Маленькій ужинъ, небольшая игра, танцы…. я не знаю самъ, что такое!…

— Спортъ-Клубъ? Разв онъ не состоитъ изъ лучшаго парижскаго общества?

— Безъ сомннія!

— И вы его членъ?

— А, это васъ удивляетъ? Нкоторое время я принужденъ былъ удаляться изъ этого клуба, но, тмъ не мене, я не пересталъ быть его членомъ. Вы увидите, что я и мой другъ шевалье будемъ здсь дорогими гостями, и всякій приведенный нами будетъ отлично принятъ…. Я впередъ ручаюсь, что вамъ будетъ весело!…

Придя въ освщенную переднюю, Максъ могъ разглядть своего другаго спутника, котораго Клингсбергъ назвалъ де-Сенъ-Круа.

Максъ не ошибся, было что-то непріятное и отталкивающее въ не то чтобы некрасивыхъ, но рзкихъ чертахъ его лица, на которомъ лежалъ отпечатокъ подлости и самыхъ низкихъ пороковъ.

Шевалье можно было дать около сорока лтъ, онъ былъ высокъ ростомъ и крпко сложенъ. Черные, густые, коротко остриженные волосы покрывали его голову. Срые, бгающіе глаза были оттнены густыми, темными рсницами, скрывавшими ихъ выраженіе.

Максъ хотлъ разспросить Клингсберга объ этомъ человк, но было уже поздно, такъ какъ лакей уже доложилъ о прибытіи виконта Дюпорта и шевалье де-Сенъ-Круа.

Новоприбывшіе были дйствительно приняты съ восторгомъ.

Со всхъ сторонъ посыпались вопросы, почему виконтъ такъ давно не былъ въ клуб.

Клингсбергъ мигнулъ Максу, и шепнулъ ему:

— Вы видите, здсь неизвстна причина моего отсутствія.

Максъ былъ также дружелюбно принятъ.

Максъ только что. хотлъ сдлать виконту нкоторыя замчанія на счетъ избранности общества, какъ вдругъ, въ открытую дверь роскошнаго зала, онъ увидалъ множество нарядныхъ дамъ.

Увидавъ это, онъ сталъ извиняться, что его другъ не предупредилъ его, что здсь балъ, что иначе онъ не явился-бы ни за что въ такомъ домашнемъ костюм.

Ему не дали выговорить.

Мущины окружили ихъ.

Они вошли въ залъ.

Это была большая комната, по обимъ сторонамъ которой шли галереи, поддерживаемыя статуями на мраморныхъ пьедесталахъ.

На роскошно отдланномъ потолк висла хрустальная люстра. Подъ нею было устроено что-то въ род, боскета, въ средин котораго билъ фонтанъ, освжавшій весь залъ.

Къ зал примыкали роскошныя ниши, полузакрытыя тяжелыми бархатными портьерами и слабо освщенныя. Везд были цвты, статуи.

Но что было лучше всего въ этомъ собраніи — это дамы. Это были все молодыя женщины, въ роскошныхъ, но немного черезчуръ свободныхъ туалетахъ.

Сначала Максъ предположилъ, что эти дамы также принадлежали къ высшему кругу, но скоро долженъ былъ убдиться въ противномъ.

Нкоторыя изъ дамъ подошли къ новопришедшимъ. Дв изъ нихъ взяли подъ руки Клингсберга, дв другихъ шевалье и увели ихъ въ одну изъ сосднихъ комнатъ, гд былъ устроенъ буфетъ.

Максъ остался одинъ, удивляясь всему окружающему.

Тогда онъ увидлъ, что дв дамы, уведшія виконта, возвратились, и, подойдя къ нему, взяли его точно также подъ руки и привели его также въ буфетъ, гд уже были его спутники, окруженные дамами. Вс услись около столиковъ.

Защелкали шампанскія пробки, одна изъ дамъ встала и съ бокаломъ въ рук, пропла, при всеобщемъ одобреніи, какую-то застольную пснь.

Стали чокаться, пить, смяться.

Максъ былъ до такой степени пораженъ всмъ окружающимъ, что длалъ все то, что его заставляли его знакомые и дв молодыя дамы, которыя, казалось, исключительно имъ однимъ только и занимались.

Он посадили его на козетку и сли по об стороны. Каждая изъ нихъ положила ему на плечо блоснжную руку, тогда какъ другою подносила къ его губамъ стаканъ съ виномъ.

Не разъ Максъ пытался бжать этого общества, характеръ котораго сдлался ему совершенно яснымъ, когда онъ увидалъ, какъ устраивали игорные столы, какъ отдльныя пары уходили въ ниши, какъ въ зал начались непристойные танцы, кром того, въ углу залы устроились живыя картины, оскорблявшія его нравственное чувство.

Каждый разъ, какъ Максъ пытался встать или когда потомъ хотлъ подойти къ выходной двери, онъ былъ окруженъ множествомъ дамъ. Ему казалось, что это было нарочно такъ устроено Клингсбергомъ и шевалье. Когда-же Эргардъ спрашивалъ красавицъ, то он смялись надъ его тщетными попытками, надъ его сопротивленіемъ прелестямъ сиренъ, а между тмъ его заставляли все больше пить, пока наконецъ онъ не пришелъ въ такое состояніе, что не могъ боле ничего желать.

Когда онъ наконецъ пришелъ въ себя, — онъ не зналъ, сколько времени провелъ въ безсознательномъ состояніи,— то ему показалось, что все происшедшее съ нимъ было сномъ. Онъ лежалъ у себя въ комнат въ отел. Но нтъ, это не могъ быть сонъ. Онъ лежалъ совершенно одтымъ…. Еслибы онъ легъ въ постель какъ всегда, то сначала раздлся-бы.

Первый проблескъ дня проходилъ, сквозь опущенныя жалюзи.

Онъ приподнялся, голова его была тяжела.

Когда возвратился онъ къ себ въ отель? Какъ попалъ онъ въ свою комнату, на свою постель? Была-ли теперь ночь, или день уже наступилъ?

Онъ хотлъ взглянуть на часы, который часъ.

Часовъ не было.

Онъ испугался. Онъ сталъ искать по всей комнат, часы не находились. Что могло это значить?

Онъ отлично помнилъ, что вчера вечеромъ часы были на немъ.

Какъ могъ онъ ихъ потерять?

Имъ овладло предчувствіе чего-то дурнаго. Неужели его обокрали? Это было-бы ужасно!

Но нтъ — его чемоданъ стоялъ на прежнемъ мст. Онъ сунулъ руку въ карманъ, ключъ лежалъ на прежнемъ мст. Тогда, самъ смясь надъ своимъ напраснымъ страхомъ, онъ открылъ чемоданъ. Но едва усплъ онъ бросить въ него бглый взглядъ, какъ лице его страшно поблднло.

Въ чемодан все было перерыто. Онъ помнилъ, что вчера, когда онъ, пересчитавъ свою кассу, положилъ деньги обратно въ сундукъ, въ немъ все было въ порядк.

Въ углу долженъ былъ лежать кошелекъ.

Онъ лихорадочно кинулся искать его. Кошелекъ исчезъ.

Въ страшномъ безпокойств, онъ сталъ все вынимать изъ чемодана. Онъ тщательно осмотрлъ каждую вещь, пока наконецъ чемоданъ не опустлъ. Кошелька не было въ немъ. Страхъ овладлъ имъ. Онъ позвонилъ. Вошелъ привратникъ.

— Былъ кто нибудь у меня въ комнат? вскричалъ Максъ.

— Я не знаю, отвчалъ вошедшій, никого кто-бы входилъ сюда, кром того господина, съ которымъ вы вернулись домой.

— Господинъ, съ которымъ я возвратился домой? Кто былъ этотъ господинъ?

— Тотъ самый, съ которымъ вы вчера ухали.

— А, онъ сопровождалъ меня домой….

— Конечно! Вы, какъ мн кажется, были не совсмъ въ полномъ разсудк. Онъ скоре тащилъ васъ, чмъ велъ.

— Вы открывали ему?

— Я отворилъ входную дверь, и предложилъ ему свою помощь, онъ отказался, говоря, что справится одинъ. Но немного спустя онъ вернулся назадъ и сказалъ, что безъ посторонней помощи, не можетъ довести васъ до вашей комнаты. Онъ положилъ васъ на площадку лстницы, и потомъ мы общими силами внесли васъ и положили на постель, посл чего господинъ сейчасъ-же ушелъ.

— Боже мой, вскричалъ Максъ, ударя себя по лбу, онъ обокралъ меня.

— Это невозможно, возразилъ привратникъ, онъ не оставался въ комнат одинъ.

— Часы были еще на мн?

— Этого я не могу знать.

— Хорошо, вы можете идти.

Привратникъ ушелъ.

Максъ, уничтоженный опустился на стулъ. Голова его упала на грудь, руки безжизненно повисли:

Что теперь предпринять?

У него не осталось ршительно никакихъ средствъ и кром того надо было заплатить по счету въ гостинницу. Онъ находился въ чужомъ город, жители котораго были крайне враждебно настроены противъ всякаго нмца, и даже не могъ свободно говарить по французски.

Гд найдетъ онъ средства къ жизни? Долго сидлъ онъ такимъ образомъ, обдумывая чтобы предпринятъ.

Потомъ онъ принялся еще разъ осматривать уже пересмотрнныя вещи. Въ эту минуту въ дверь тихо постучались. На его позволеніе войти, дверь отворилась и въ комнату вошелъ человкъ, котораго Максъ съ перваго взгляда не узналъ.

Только тогда, когда пришедшій сказалъ съ сильнымъ еврейскимъ акцентомъ: Здравствуйте, мистеръ Гольборнъ, молодой человкъ узналъ въ немъ еврея Левина съ бульвара Сенъ-Сюльписъ.

— А! это вы! сказалъ Эргардъ. Вы пришли въ неудачное время, Левинъ.

— Я не пришелъ бы, еслибы вы сами не сказали…

Я знаю, знаю! перебилъ Максъ. Я общался вознаградить васъ за вашъ убытокъ. Въ настоящее время это для меня невозможно, я бдне васъ, меня обокрали. Вс мои деньги до послдняго франка пропали.

— Ахъ, я отъ всего сердца сожалю васъ, мистеръ Гольборнъ, сказалъ носильщикъ тономъ искренняго участія. Я вчера предлагалъ вамъ мой совтъ и помощь, когда вамъ въ нихъ случится нужда. Вы отказались. Конечно! Еврею носильщику какъ то не пристало идти по бульвару рядомъ съ молодымъ, изящно одтымъ человкомъ. Но, можетъ быть, теперь вы не откажетесь отъ моей помощи.

— Отъ вашей помощи?

— Мн кажется, что можно постараться найти потерянное.

— Вы правы, Левинъ, надо постараться. Я предупрежу полицію, я знаю вора, едвали я ошибаюсь и…

— Нтъ мистеръ Гольборнъ, я вамъ совтую не мшать въ это дло полицію, очень можетъ быть, что при этомъ какъ нибудь узнается ваше нмецкое имя, а это можетъ имть для васъ дурныя послдствія.

— Но что же я долженъ длать чтобы возвратить мои деньги?

Левинъ пожалъ плечами.

— Ихъ надо искать другимъ способомъ, сказалъ онъ. Вы имете подозрніе, мистеръ Гольборнъ — противъ кого же?

Максъ разсказалъ то, что ему передалъ привратникъ.

— А, вы говорите о виконт Дюпортъ?

— Да, да! Воръ никто другой какъ онъ!

— Это ясно какъ день! вскричалъ еврей.

— Я не понимаю только одного, когда могъ онъ это сдлать, такъ какъ привратникъ говоритъ, что онъ не оставался въ комнат одинъ, замтилъ Максъ.

— Это очень просто! Онъ оставилъ васъ на площадк лстницы,, вы были въ безсознательномъ состояніи, онъ вынулъ у васъ изъ кармана ключъ, вошелъ въ вашу комнату, открылъ чемоданъ, вынулъ кошелекъ, потомъ сошелъ назадъ, положилъ ключъ обратно въ вашъ карманъ и тогда уже пошелъ звать на помощь привратника. Такъ что, когда привратникъ вошелъ въ вашу комнату, воровство было уже сдлано…

— Очень можетъ быть, что вы и правы!

— Прежде всего надо найти мстопребываніе виконта Дюпорта.

— Это можно узнать въ Спортъ-клуб.

— Въ Спортъ-клуб? Вы были въ какомъ нибудь игорномъ дом, которыхъ здсь порядочное количество. Ваши деньги были не велики, поэтому они нашли, что ихъ не стоитъ выигрывать съ васъ въ карты. Тогда былъ употребленъ этотъ способъ.

О, теперь мн все ясно. Я погибъ! совершенно погибъ!

— Какъ это? Вы молодой, талантливый человкъ.

— Къ чему мн здсь все это?

— Вы юристъ…

— Я не могу получить здсь мста, даже писаря, потому что не знаю языка.

— Это правда, но все-таки вы не погибли до тхъ поръ пока у васъ есть другъ…

— Другъ? у меня? Единственный человкъ, котораго я зналъ во всемъ город, оказался мошенникомъ и обокралъ меня.

— Вы забываете, что я вашъ другъ. Мн нравится вашъ характеръ, мистеръ Гольборнъ. Вы мужественно защищали меня противъ разъяренной толпы. Вы оказали мн свою помощь и состраданіе, когда мои товары лежали на улиц въ грязи и вс смялись надъ евреемъ, вы общались вознаградить меня за убытокъ… Все это я не забылъ. Я сказалъ себ: мистеръ Гольборнъ человкъ, у котораго есть не только голова, но и сердце. Вы отказались отъ моей дружбы, я не сержусь за это. Вы тогда еще держали голову высоко. Теперь, мистеръ Гольборнъ, вы имете во мн преданнаго друга. Вы не разоритесь, и если ваши деньги не найдутся, то я найду вамъ другія средства къ жизни, но для этого понадобится ваше мужество…

— Благодарю васъ отъ всего сердца за ваше участіе, Левинъ. Въ мужеств и въ энергіи съ моей стороны не будетъ недостатка.

— Дло въ томъ, что вы подъ какимъ нибудь предлогомъ должны стараться достигнуть Пасси…

— Пасси? это тамъ васъ приняли за шпіона?

— Моя попытка не удалась. Изъ любви къ вамъ я снова попробую.

— Я васъ не понимаю, Левинъ… Какую пользу можетъ он принести эта попытка?

— Объ этомъ мы поговоримъ въ другой разъ. Теперь дайте мн попытаться возвратить вамъ украденныя у васъ деньги. Оставайтесь здсь и ждите моего возвращенія!…

Сказавъ это, онъ поспшно вышелъ.

Сначала, видя увренность, съ какою говорилъ еврей, Максъ сталъ надяться. Но вскор ему пришли въ голову сомннія. Человкъ, предложившій ему помощь, былъ самъ очень бденъ. Значитъ на денежную помощь онъ не могъ разсчитывать. Онъ намекнулъ ему на какую-то попытку пробраться въ Пасси. Что онъ тамъ длалъ? Что онъ думалъ предпринять въ город, лежавшемъ между непріятельскими фортами и съ которымъ всякое сообщеніе было прекращено.

Одно соображеніе сдлало его еще недоврчиве.

Еврей намекнулъ, что ему знакома личность виконта. Дюпортъ былъ очень подозрительная личность, Въ какихъ отношеніяхъ былъ съ нимъ еврей?

— Нтъ, нтъ я не стану полагаться на постороннюю помощь, сказалъ наконецъ Максъ, вставая со своего мста. Я буду полагаться только на себя и Богъ поможетъ мн. Очень можетъ быть, что Буланже и его единомышленники справедливо подозрвали, что Левинъ шпіонъ. Я не хочу имть съ нимъ никакого дла:

Онъ позвонилъ и потребовалъ старшаго лакея отеля. Тотъ сейчасъ же пришелъ.

— Послушайте, сказалъ Максъ, меня обокрали, такъ что я не въ состояніи заплатить деньгами по счету. Понятно, что я не могу продолжать мое пребываніе здсь. Возьмите въ уплату мое платье…

— О что касается этого, сказалъ удивленный лакей, то вамъ нечего заботиться. Вашъ счетъ уплаченъ.

— Мой счетъ уплаченъ? Какъ? Что вы говорите? Кто уплатилъ по моему счету?

— Разв вы не посылали разнощика Левина уплатить по вашему счету?

— Я его посылалъ?

— Ну, если этого не было то, значитъ онъ сдлалъ это отъ себя. Но не только вашъ счетъ уплаченъ, а даже заплачено за вашу квартиру и столъ впередъ за недлю.

— Бднякъ, яоторый выбиралъ изъ грязи свои разбросанные товары и плакалъ о потерянномъ куск мыла, заплатилъ мой счетъ и даже за мое содержаніе впередъ? Этотъ человкъ для меня загадка!

Чмъ больше думалъ онъ о своемъ положеніи, тмъ больше убждался, что оно крайне странно, если не опасно.

Кто былъ человкъ, предложившій ему помощь? Былъ ли онъ то, чмъ казался, т. е. бдный еврей разнощикъ? Откуда послдній могъ взять средства заплатить за дорогое пребываніе въ отел?

Это обстоятельство казалось молодому человку подозрительнымъ, еще подозрительное было предложеніе пробраться черезъ аванпостную линію въ Пасси.

Что ждало его тамъ? Вн города онъ былъ также беззащитенъ какъ и внутри его. Кром того можно было боле разсчитывать на какую нибудь выгоду въ Париж, чмъ въ почти разрушенныхъ его окрестностяхъ.

А если попытка эта не удастся, то не могутъ ли принять его также какъ еврея за шпіона или узнать въ немъ нмца.

Во всякомъ случа подобное предпріятіе было соединено для него съ громадными опасностями. Что же въ особенности заставило его ршиться,— это подозрительная личность его друга и помощника.

— Я не долженъ принимать этой помощи, сказалъ себ наконецъ Эргардъ, еврей никогда ничего не д.лаетъ безъ разсчета. У него своя цль, это вполн ясно. Я не долженъ имть съ нимъ никакого дла. Я долженъ идти своей дорогой, куда бы она меня не повела. Придется ли мн совсмъ обднть, или даже потерять жизнь, по крайней мр я знаю, что кончу честнымъ человкомъ.

Ршившись такимъ образомъ, онъ поспшно пошелъ, нанялъ фіакръ, веллъ въ него положить свой чемоданъ съ платьемъ и сказалъ хозяину, что узжаетъ. Куда онъ халъ, этого онъ не сказалъ.

Хозяинъ былъ удивленъ и выразилъ молодому человку, что онъ спокойно можетъ прожить еще недлю и что кром того господинъ Левинъ объявилъ, что будетъ и впредь платить за него.

— Скажите господину Левину, отвчалъ Максъ, что я благодарю за его помощь, но не могу ея принять.

Затмъ, поспшно простившись, онъ вскочилъ въ фіакръ.

— Въ улицу Тампль! приказалъ онъ кучеру.

V.
Шайка краснаго знамени.

Улица Тампль есть одна изъ тхъ, которыя не подверглись перестройк, совершенно преобразившей Парижъ при Наполеон. Это узкая, обстроенная широкими домами, улица. Дома грязны, нижніе этажи ихъ наполнены темными лавками, гд продаютъ и покупаютъ старое платье.

Передъ одной изъ такихъ лавокъ, Эргардъ веллъ кучеру остановить фіакръ.

Въ темнот лавки мелькала физіономія прикащика, видимо принадлежавшаго къ еврейскому племени. Онъ охотно помогъ Максу вынуть изъ фіакра чемоданъ и внести его въ лавчонку, гд имъ вышелъ на встрчу хозяинъ лавки, господинъ Леонъ, старый еврей въ длиннополомъ сюртук и черной бархатной ермолк.

— Что прикажете, почтенный господинъ! сказалъ онъ, обращаясь къ Максу.

— Я бы желалъ продать содержимое этого чемодана. Можете ли вы купить?

Старикъ окинулъ молодаго человка быстрымъ взглядомъ и сказалъ:

— Дайте посмотрть, что у васъ такое въ чемодан!…

Максъ открылъ. Въ чемодан лежало платье и блье.

— Я могу это купить и заплачу вамъ хорошую цну, но, почтенный господинъ, мы имемъ строгое приказаніе полиціи не покупать ничего у незнакомыхъ, поэтому я осмлюсь попросить у васъ удостовреніе въ вашей личности.

— Удостовреніе въ моей личности? У меня нтъ ничего подобнаго!

— Дурно, очень дурно, сударь! Вы иностранецъ, это слышно по вашему выговору.

— Я англичанинъ, сказалъ Максъ.

— Можетъ быть, можетъ быть. Я не имю никакой причины подозрвать васъ, но безъ удостовренія я не могу ничего купить у иностранца.

— Мое имя Гольборнъ.

Старикъ сдвинулъ на лобъ очки съ большими, круглыми стеклами и пристально взглянулъ на Макса своими маленькими срыми глазами.

— Гольборнъ? повторилъ онъ. А гд вы живете?

— Я жилъ до сихъ поръ въ гостинниц Лондонъ.

— Такъ, такъ! сказалъ старикъ.

Посл этого онъ снова опустилъ очки на глаза и принялся оглядывать молодаго человка съ головы до ногъ.

— Вы сомнваетесь въ истин моихъ словъ? спросилъ наконецъ Максъ, оскорбленный этимъ осмотромъ.

— Я врю вамъ, отвчалъ Леонъ, но извините меня за вопросъ: почему вы продаете ваши вещи? Мн кажется, что вамъ будетъ тяжело обходиться безъ нихъ…

— А мн кажется, со своей стороны, что вамъ должно быть ршительно все равно, съ какой цлью я продаю свои вещи… Вопросъ только въ томъ, покупаете вы ихъ или нтъ. Я нисколько не желаю подвергаться ни чьимъ распросамъ. Объяснитесь короче, господинъ Леонъ!

— Не сердитесь такъ! У меня есть своя причина спрашивать объ этомъ. И такъ вы бовде не живете въ гостинниц Лондонъ, куда же вы переселяетесь?

— Этого я и самъ не знаю. Но я предупреждаю васъ, что не стану бол отвчать на подобные вопросы. Скажите, что вы можете дать за чемоданъ и все то, что въ немъ есть…

— Я только думалъ, что одной особ было бы пріятно, еслибы она могла узнать…

— Одной особ… Я никого Не знаю, кому бы могло бы быть пріятно узнать мсто моего жительства. Да если и есть такая, то я не хочу обременять никого.

— И такъ вы нуждаетесь въ деньгахъ, господинъ Гольборнъ? Хорошо, я вамъ дамъ, сколько вы желаете: какъ я уже сказалъ, я заплачу хорошую цну. И такъ, сколько же вы хотите?…

Въ эту минуту на улиц послышался сильный шумъ, такъ что Максъ, прежде чмъ отвчать, невольно оглянулся.

Въ лавку вела съ улицы стеклянная дверь, позволявшая видть происходившее снаружи.

Шумъ происходилъ отъ проходившей мимо толпы рабочихъ. Впереди человкъ высокаго роста песъ красное знамя. Подъ руку съ этимъ человкомъ шла женщина лтъ не боле какъ двадцати, пронзительный голосъ которой громко раздавался въ толп. Въ толп было вообще замтно много женщинъ, одушевленіе которыхъ превосходило одушевленіе мужчинъ. Особенно поражали дв мегеры, шедшія вслдъ за знаменосцемъ.

Въхавшая въ улицу карета помшала шествію, такъ что оно должно было остановиться.

— Чортъ возьми! закричалъ человкъ, ведшій подъ руки двухъ мегеръ. Что намъ за дло до экипажей? Опрокиньте карету…. Долой буржуа!

— Долой буржуа! повторило большинство.

Максъ сейчасъ-же узналъ въ оратор Пьера Буланже, который на площади Сенъ Сюльписъ требовалъ, чтобы еврея разнощика и его, Макса, бросили въ Сену.

Вниманіе Эргарда невольно обратилось на тхъ, къ кому относились угрозы толпы.

Сидвшія въ карет, роскошномъ экипаж, запряженномъ двумя великолпными лошадями, были дв дамы, одна старая, другая молодая.

Въ выраженіи лица старшей дамы проглядывало презрніе даже сквозь страхъ, внушенный ей криками черни. Совершенно другое выражалось въ лиц младшей, шестнадцати-лтней двушки, прелестной какъ ангелъ.

Изъ подъ дорогой бархатной шляпки падали волны темныхъ локоновъ, обрамлявшихъ прелестное личико.

Глубокіе синіе глаза были прикрыты длинными темными рсницами, тонкія черныя брови придавали имъ еще боле прелести. Пурпуровыя губки прикрывали два ряда жемчужинъ, а ея станъ представлялъ, на сколько это можно было угадать подъ осеннимъ платьемъ, чудесное соединеніе стройности и округлости формъ.

Сначала слова Буланже: ‘Долой буржуа’ были повторены только немногими, но мало по малу этотъ крикъ сдлался всеобщимъ.

Страхъ сидвшихъ въ экипаж возрасталъ съ каждой секундой. Лошади, испуганныя ревомъ толпы, изъ которой нкоторые схватили ихъ подъ уздцы, едва сдерживались кучеромъ. Наконецъ они поднялись на дыбы и стали кидаться на право и на лво, произведя страшную суматоху.

— Опрокиньте карету! закричала одна изъ мегеръ, шедшихъ за знаменемъ.

Толпа кинулась приводить этотъ совтъ въ исполненіе.

Старшая дама громко вскрикнула, младшая съ умоляющимъ видомъ протянула впередъ руки.

— Сжальтесь надъ нами! вскричала она. Умоляю васъ, не длайте намъ зла!

Этотъ прелестный, ангельскій голосъ разстрогалъ-бы камень, онъ произвелъ нкоторое впечатленіе на разъяренную толпу.

— Ахъ вы, мямли, послышался тогда женскій голосъ, неужели вы дадите какой-нибудь кукл растрогать себя. Такъ-то вы принимаетесь за дло, трусы!

— Бетти права, сказалъ Буланже, он наши враги! Впередъ! Опрокиньте карету, которая стала на нашей дорог!… Долой буржуа! Да здравствуетъ республика!

На этотъ разъ нсколько человкъ схватили ка* рету за заднія колеса. И такъ какъ карета была открыта въ ту сторону, въ которую ее наклоняли, то дамы рисковали вывалиться изъ нея.

Он страшно вскрикнули.

Еще разъ младшая хотла смягчить свирпую толпу. Напрасно!

Карета уже была полуопрокинута, но въ ту минуту, какъ молодая двушка падала изъ кареты, около нея очутился Максъ и она упала къ нему на руки.

Черезъ секунду, онъ уже былъ снова въ лавк Леона.

Во второй разъ онъ выбжалъ изъ лавки, но старшая дама была уже на мостовой. Первое появленіе Макса было такъ неожиданно и произошло такъ быстро, что его поступокъ не встртилъ ни малйшаго сопротивленія. Но когда онъ*появился во второй разъ, чтобы поднять старую даму, противъ него возстали.

— А! это тоже буржуа! закричалъ кто-то, бейте его, эту собаку, мшающую намъ наказать нашихъ враговъ!

— Назадъ! закричалъ Максъ громовымъ голосомъ, ломаннымъ французскимъ языкомъ. Я знаю васъ, Буланже и вы меня знаете!

— Въ самомъ дл, это англичанинъ! вскричалъ Буланже.

— Онъ намъ угрожаетъ! онъ думаетъ испугать насъ! закричала одна изъ женщинъ.

— Оставьте его, это другъ Сенъ-Реми! сказалъ Буланже. Нашъ часъ еще не пробилъ. Мы еще не должны разрывать связи съ Сенъ-Реми и его другомъ Дюкро. Но придетъ и наше время, а пока мы еще не достаточно сильны, но поздне и имъ придется плохо! Тогда-то, другъ мой, мы и съ тобой разочтемся. Берегись!

Слова Буланже произвели впечатлніе: Дюкро пользовался въ Париж уваженіемъ. Его считали какимъ то мученикомъ, не смотря на то, что этотъ генералъ, взятый въ плнъ подъ Седаномъ, далъ честное слово не поднимать оружія противъ нмцевъ и измнилъ этому слову.

Имя Дюкро произвело такое впечатлніе, что Максу безпрепятственно дали отвести въ лавку вторую даму, и толпа удовольствовалась тмъ, что разбила карету,за тмъ шествіе продолжало свой путь при звукахъ марсельезы.

Молодая двушка лежала безъ памяти на старой соф, въ маленькой комнат за лавкой, а старая сидла около нея. Старикъ Леонъ старался подать имъ какую могъ помощь. Онъ послалъ своего прикащика за докторомъ, на приходъ котораго впрочемъ нельзя было скоро разсчитывать, такъ какъ кривыя ноги посланнаго не позволяли, ему скоро ходить.

Наконецъ, бывшая безъ памяти, двушка открыла глаза. Первый взглядъ ея упалъ на мать, она обняла ее за шею и громко зарыдала.

— Благодарю тебя Боже! Алиса, моя милая дочь! вскричала мать. О, Боже мой, какая ужасная сцена! О, какъ я боялась за тебя!

— А я за тебя, мама! Но гд-же нашъ защитникъ? Дай мн поблагодарить его!

Максъ между тмъ оставался въ лавк.

— Если вы желаете, сказалъ Леонъ, то я позову сюда молодого человка.

— Прошу васъ, сдлайте это! прошептала Алиса. Надо поблагодарить нашего великодушнаго рыцаря! безъ него, мама, мы-бы об погибли!

— Конечно, дитя мое, это доказываетъ съ его стороны большое мужество.

— О, какъ мы его должны благодарить. Мы всю жизнь будемъ у него въ долгу.

— Будь покойна, дитя мое! Твой отецъ достаточно богатъ, чтобы по царски наградить его. Ему заплатятъ столько, сколько это стоитъ….

— Заплатятъ…. повторила Алиса, качая слегка головою, это нейдетъ.

Въ эту минуту возвратился Леонъ и объявилъ, что молодой человкъ отказывается отъ всякаго выраженія благодарности.

— Онъ думаетъ, сказалъ Леонъ, что исполнилъ только свой долгъ.

— Скажите ему, прервала старшая дама, снова принявшая, какъ только прошла опасность, свой гордый видъ, чтобы онъ пришелъ въ домъ графа Бошанъ, на Италіанскомъ бульвар, для полученія благодарности за свой поступокъ.

— Я передамъ ему это, сударыня.

Будьте также такъ добры, продолжала графиня, пошлите за каретой, здсь… говоря это, она окинула взглядомъ плохую обстановку, окружавшую ее… здсь моей дочери будетъ все хуже.

— Я послалъ за докторомъ, сударыня.

— Докторъ можетъ сопровождать насъ.

Какъ разъ въ эту минуту возвратился кривоногій прикащикъ, говоря, что докторъ идетъ за нимъ слдомъ. Тмъ не мене онъ получилъ приказаніе нанять фіакръ, который онъ и привелъ къ дверямъ въ ту минуту, какъ явился докторъ.

По приглашенію графини, докторъ взялъ ее и ея дочь подъ руки и вмст съ ними вышелъ изъ комнаты.

Когда они проходили по лавк, Максъ, все еще бывшій тутъ, отошелъ въ сторону. Его взглядъ упалъ на Алису. Кровь бросилась ему въ лице и онъ почувствовалъ, что сердце его сильно забилось.

— Боже мой, какъ она хороша! Она просто ангелъ, подумалъ онъ.

Алиса также взглянула на него. Оставивъ руку доктора, она подошла къ Максу и протянула ему свою крошечную руку.

— Сударь, сказала она, я не въ состояніи выразить вамъ моей благодарности, но я всю жизнь буду помнить вашъ благородный поступокъ…

— Вамъ не за что благодарить меня, сударыня, отвчалъ Максъ, всякій честный человкъ сдлалъ бы на моемъ мст тоже самое.

— Я сказала здшнему хозяину, произнесла въ свою очередь графиня, нашъ адресъ. Вы должны зайти къ намъ, чтобы принять мою благодарность и можете быть уврены, что мы оцнимъ какъ слдуетъ оказанную намъ услугу.

— Мама! съ упрекомъ сказала молодая двушка.

— Дитя мое, сказала мать, теб надо отдохнуть. Здшній воздухъ для тебя вреденъ.

— Угодно вамъ, сударыня? сказалъ докторъ, снова подавая Алис руку.

Приложивъ къ носу платокъ и удерживая дыханіе, шла графиня по лавк. Прикащикъ отворилъ двери, а докторъ помогъ дамамъ ссть въ карету.

Посл этого они отправились.

— Очень знатная дама! сказалъ Леонъ, глядя испытующимъ взглядомъ на Макса, стоявшаго на томъ же мст, мн кажется, что вамъ боле не зачмъ продавать платье и блье…

Это напомнило Максу его положеніе.

— Ахъ, да, я и забылъ… да, мы хотли говорить о цн.

— Я думаю, вамъ теперь незачмъ продавать ваши вещи, разв вы не слышали, что дама общала вамъ дать хорошее вознагражденіе?

Молодой человкъ бросилъ на еврея сердитый взглядъ.

— Не заботьтесь объ этомъ! сказалъ онъ. Поговоримъ о дл.

Еврей пожалъ плечами.

— Какъ хотите, сударь, что же вы желаете получить за ваши вещи?

— Мн кажется, что триста франковъ не будетъ дорого!

— Триста франковъ много денегъ, мистеръ Гольборнъ, но я сказалъ, что заплачу сколько вы захотите. Вотъ триста франковъ.

Максъ взялъ деньги, потомъ, надвъ шляпу, хотлъ уйти.

— Еще одно слово, сказалъ еврей, Вы ни за что не хотите сказать адреса вашего новаго жилища?!

— Нтъ, коротко отвчалъ Максъ. Меня никто не будетъ спрашивать, да и кром того я не желаю поддерживать знакомства съ тми, кто можетъ обо мн спрашивать. Прощайте!

Посл этого онъ поспшно вышелъ ихъ лавки и пошелъ по улиц.

Задумчиво шелъ онъ впередъ, самъ не зная куда направить свои шаги. Только что происшедшій случай и ангельское личико двушки не выходили у него изъ головы. Больше часу бродилъ онъ взадъ и впередъ по улицамъ. Онъ съ утра еще ничего не лъ и почувствовалъ голодъ, что заставило его по невол оставить поэтическія грезы и вернуться къ дйствительности.

Онъ остановился и оглядлся вокругъ. Гд онъ былъ, этого онъ и самъ не зналъ, но во всякомъ случа въ одной изъ отдаленныхъ улицъ, потому что на ней не было ни богатыхъ магазиновъ, ни роскошныхъ дворцовъ главныхъ улицъ.

Дома были малы и грязны, или высоки, но похожи архитектурой на казармы.

Взглядъ Макса упалъ на вывску одного низенькаго дома. Это была большая, выкрашенная голубой краской вывска, по средин которой была точно желтая заплата. Вся она была до того запачкана, что трудно была разобрать, что могла сначала изображать эта картина. Можно было только прочитать надпись: ‘Гостиница золотаго Солнца’.

Во всякомъ случа, подумалъ Максъ, здсь должно быть не дорого, а мн это и надо, при моихъ ограниченныхъ средствахъ.

Онъ пошелъ къ двери и вошелъ въ гостинницу. Входя, онъ еще разъ оглянулся вокругъ и къ своему немалому удивленію, увидлъ прикащика еврея Леона шедшаго мимо. Онъ поклонился Максу и заковылялъ дальше своими кривыми ногами.

Съ минуту Максъ съ удивленіемъ смотрлъ ему вслдъ.

— Почему онъ здсь? Случайно это или нарочно? подумалъ онъ.

Онъ уже склонялся на сторону послдняго предположенія и хотлъ искать себ другаго убжища, но въ эту минуту подошелъ привратникъ.

— Здсь гостинница, сударь, сказалъ онъ, войдите пожалуйста.

Отступать было уже неловко, поэтому онъ дйствительно вошелъ.

Онъ не ошибся относительно характера гостинницы. Она походила не на гостинницу, а скоре на постоялый дворъ. Зала была не велика и очень низка, съ потолкомъ, закоптвшимъ отъ масляныхъ лампъ, которыми она освщалась вечеромъ.

Одежда и наружность молодаго человка, обратившагося къ хозяину на англійскомъ язык, дали послднему понять, что онъ иметъ дло не съ однимъ изъ постоянныхъ постителей своего заведенія.

Хозяинъ и худая двушка-прислужница стояли за столомъ, на которомъ стояли различныя кушанья. На хозяин былъ надтъ блый передникъ, на голов шапка, надвинутая на носъ.

При вход Эргарда, онъ слегка приподнялъ эту шапку, для того ли чтобы лучше разсмотрть его, или потому, что этотъ гость заслуживалъ поклона.

— Чего вы желаете, сударь? спросилъ онъ.

Могу я имть здсь комнату? спросилъ Максъ по англійски?

Хозяинъ пожалъ плечами и взглянулъ вопросительно на свою помощницу. Послдняя заключила очень остроумно, что, должно быть иностранецъ полякъ

Хозяинъ ‘Золотаго Солнца’ снялъ совсмъ свою шапку и открылъ совершенно круглое лице и почти лишенный волосъ черепъ, напоминавшій не золотое солнце, а скоре серебряную луну.

— Я васъ понимаю, сударь! сказалъ онъ. Вамъ нужна комната. Жанета, есть у насъ комната?

— Очень жаль, сударь, отвчала Жанета, но комната будетъ готова не раньше какъ черезъ часъ. Не угодно ли вамъ будетъ подождать здсь?

— Объ чемъ ты только думаешь, Жанета! сказалъ хозяинъ. Неужели ты хочешь посадить господина за одинъ столъ съ блузниками, которые здсь обыкновенно обдаютъ? Не угодно ли вамъ будетъ, сударь, подождать въ сосдней комнат, которая въ настоящее время моя собственная комната, пока не очистится другая…

— Съ охотой, отвчалъ Максъ и пошелъ за Жанетой, которая открыла ему дверь и пригласила его ссть на бывшій въ комнат диванъ.

Затмъ, низко поклонившись Максу, Жанета вышла.По стнамъ комнаты, въ которой остался Максъ, висло множество картинъ, по большей части скверныхъ литографій и портреты всего семейства Наполеона.

Тутъ была картина, изображавшая Наполеона третьяго, принимавшаго иностранныхъ государей во время Парижской выставки, другая изображала его хавшимъ въ одномъ экипаж съ Императоромъ Николаемъ. Дальше была представлена императрица Евгенія, прелестная какъ Геба.

Какой контрастъ между этой гордой императрицей, когда передъ нею на колняхъ стояла мексиканская императрица и тайно бжавшей изъ Парижа женою ех-императора!

Тутъ же наконецъ было и дитя Франціи — ‘Іюлю, представленный въ ту минуту, когда онъ подъ Саарбрюкеномъ получилъ огненное крещеніе, около него стояла митральеза, онъ подавалъ своему отцу поднятое имъ ядро. На заднемъ план стояло нсколько старыхъ гвардейцевъ, которые вытирали слезы умиленія.

Глядя на эти картины, Максъ невольно улыбнулся, думая о тщеславіи Французовъ.

Рядомъ съ этими портретами висли портреты Трошю, Макъ-Магона, Гамбетты, выпущеннаго изъ плна на честное слово Дюкро. Затмъ вислъ портретъ Виктора Гюго, прижимающаго къ свой груди Чимборазо и мн. др.

Немного дальше вислъ портретъ Жюль-Фавра и. непримиримаго Рошфора. Затмъ на одной картин было изображено вмст множество чмъ бы то ни было прославившихъ себя людей.

На одной сторон картины были расположены литераторы, на другой знаменитые преступники, на третьей честные работники. Между этими послдними было видно много женщинъ.

Максъ еще не окончилъ осмотра всхъ картинъ, какъ въ сосдней зал раздались голоса.

Говорили очень громко, но, максъ не могъ разобрать ни одного слова.

Разговаривавшихъ было двое, которые по своей наружности также мало походили на обычныхъ постителей этого заведенія, какъ и Максъ. Но вроятно они были не совсмъ чужіе, такъ какъ хозяинъ не обращалъ на нихъ никакого вниманія.

Они сли за столъ, стоявшій недалеко отъ двери, такъ что ихъ разговоръ было легко подслушать.

— Водки! сказалъ одинъ изъ нихъ, обращаясь къ служанк.

— Сейчасъ, господинъ Пиронъ, отвчала она, а вы что прикажете, господинъ Булье?

— Стаканъ бордо, сели уже непремнно надо что нибудь приказать.

— Пиронъ?— Булье? Максъ невольно обратился къ картинамъ.

Дйствительно, тамъ надъ портретомъ Ферре вислъ портретъ, изображавшій человка съ блднымъ и худымъ лицемъ и рдкими волосами, подъ которымъ было подписано имя Пирона и имя Булье подъ другимъ, изображавшимъ олицетвореніе типа бульдога въ лиц человка.

Если бы онъ видлъ пришедшихъ, то могъ бы убдиться, что это были дйствительно ^юди, изображенные на портрет, кром того онъ бы увидалъ, что Пиронъ, издатель иллюстрированнаго листка, въ которомъ осмивались нмцы и все имвшее къ нимъ какое бы то ни было отношеніе, былъ средняго роста худощавый человкъ лтъ тридцати съ небольшимъ. Его блдное, худое, бритое лице со сжатыми губами и маленькими блуждающими глазами имло злое и хитрое выраженіе. Рдкіе волосы покрывали его черепъ.

Булье былъ плотный, коренастый мущина, лице котораго дйствительно напоминало бульдога. Узкій покатый лобъ, глубоко сидящіе глаза, некрасивый, короткій и толстый носъ, короткій подбородокъ и большая голова, казавшаяся просто громадной отъ цлаго лса темныхъ, спутанныхъ волосъ, все это, вмст взятое, дйствительно длало его похожимъ на бульдога — этому сходству еще боле помогало злое выраженіе лица и привычка во время разговора скалить зубы.

— Жаль что никого изъ нашихъ еще нтъ, сказалъ Пиронъ, глотая маленькими глотками поданный ему грогъ, надюсь что мы пришли не напрасно…

— Ахъ! нельзя врить этимъ людямъ, замтилъ Булье. Чернь измнчива, меня нисколько не удивитъ, если весь собранный нами народъ, впослдствіи присоединится къ буржуазіи.

— Дло въ томъ, что у насъ двое враговъ, во первыхъ проклятые нмцы и во вторыхъ буржуазія…

— Мы должны побдить и тхъ и другихъ!

— Т и другіе погибнутъ, это также врно какъ то, что меня зовутъ Пиронъ. Не пройдетъ трехъ мсяцевъ какъ въ Париж будетъ комуна и тогда подъ наше знамя соберутся рабочіе всего образованнаго міра. Тогда настанетъ время отмстить и внутреннимъ и вншнимъ врагамъ.

— Но бда въ томъ, что насъ уже начинаютъ подозрвать теперь, и зародышъ нашего дла, прежде чмъ онъ освтитъ своимъ блескомъ міръ, можетъ быть уничтоженъ буржуазіей и ея слугами…

— Наше благоразуміе должно отвратить это. Къ тому же зародышъ съ быстротою мысли превратится въ великана. Я невольно смюсь, продолжалъ онъ, складывая свои блдныя губы въ улыбку, длавшую его похожимъ на гіену, когда думаю о томъ простодушіи, съ какимъ эти важные господа, Гамбетта, Жюль Фавръ, Тьеръ, сами даютъ намъ въ руки оружіе, которымъ мы поразимъ ихъ впослдствіи.

— Всхъ ихъ надо уничтожить! вскричалъ Булье. Изо всхъ людей, которыхъ въ настоящее время зовутъ защитниками отечества, ни одинъ не долженъ быть пощаженъ! Вс они палачи, начиная съ Паликао, Тьера, Жюль-Фавра и кончая послднимъ національнымъ гвардейцемъ, который употребляетъ свой штыкъ на служеніе измнникамъ.

— Чортъ возьми! Булье, ты замышляешь громадное дло, я удивляюсь теб! продолжалъ Пиронъ съ прежней улыбкой. Ты будешь вторымъ Робеспьеромъ…

— А! презрительно перебилъ Булье, убійства французской революціи будутъ дтской игрой въ сравненіи съ тмъ судомъ, которому мы подвергнемъ враговъ отечества. Работа гильотины въ 1792 году будетъ казаться пустяками сравнительно съ той, которая предстоитъ ей, когда мы станемъ во глав правленія.

— Я не смотрю такъ далеко впередъ, другъ мой, Булье. Я практичне и думаю о томъ, что намъ надо сдлать сначала.

— Я согласенъ, что ты превосходишь меня въ хитрости, также какъ я превосхожу тебя въ энергіи и ршимости. Мы другъ друга дополняемъ, другъ мой, Пиронъ.

— Конечно, мы другъ друга дополняемъ и только двоимъ такимъ людямъ, какъ мы, можетъ удастся великое дло перевернуть соціальные законы всего свта и явиться какъ бы пророками новыхъ.

— Я раздроблю своими руками ныншнюю систему… Мы будемъ проповдниками новой жизни…

— Будь только остороженъ, другъ мой, это необходимо для всякаго дла. Берегись слишкомъ разгорячать съ этихъ поръ умы. Нашъ отважный приверженецъ, президентъ рабочаго союза Буланже, чуть было не сдлалъ вчера громадную глупость, которая могла дорого обойтись ему и его единомышленникамъ.

— Ты говоришь о томъ, что онъ хотлъ утопить еврея и иностранца? Что за бда, еслибы бросили въ Сену двухъ людей, до которыхъ никому нтъ дла? Людямъ можно позволить маленькую вольность, чтобы они воображали, что распоряжаются жизнью и смертью.

— Да, еслибы дло шло о людяхъ, которыхъ никто не знаетъ, тогда бы было другое дло. Но этихъ двоихъ знаютъ. Полковникъ Сенъ-Реми объявилъ, что знаетъ еврея, послдній даже явился освободителемъ другаго, сказавъ, что ручается за него. Людей, имющихъ такихъ покровителей, не такъ легко стереть незамтно съ лица земли. Тутъ начинаются слдствія, розыски и, кто знаетъ, можетъ быть нашъ союзъ можетъ пострадать отъ этого.

— Непонятно, почему полковникъ Сенъ Реми можетъ интересоваться подобной личностью…

— Я сталъ справляться обо всемъ этомъ и дошелъ до причины…

— Да? Что же ты узналъ?

— Этотъ Левинъ купецъ изъ Страсбурга, бывшій прежде однимъ изъ царей биржи…

— А, а, онъ порядочно таки опустился, какъ кажется…

— Онъ потерялъ свое богатство, т. е. онъ его не потерялъ, а пожертвовалъ имъ.

— Пожертвовалъ имъ чему? Своему патріотизму?

— Нтъ, любви къ своему ребенку.

— А, вотъ какъ…

— У этого Левина, продолжалъ Пиронъ, была жена, которую онъ любилъ отъ всего сердца, и дочь красавица, которой онъ далъ самое тщательное воспитаніе и которая была вся его радость. Его радушіе, любезность жены и красота дочери привлекали въ ихъ домъ множество гостей. Къ числу ихъ принадлежалъ также полковникъ Сенъ-Реми и одинъ полякъ, по имени Горжевскій. Оба добивались благосклонности прекрасной Зельмы. Къ поляку Левинъ и его жена чувствовали необъяснимое отвращеніе, они сами не могли себ этого объяснить и не могли найти другой причины кром той, что имъ не нравится его наружность. Напротивъ того, имъ нравился откровенный и простой Сенъ-Реми и они не имли ничего противъ него, какъ мужа для ихъ дочери. Но они разсчитывали на это, забывъ про другаго своего гостя, про Горжевскаго. Какъ онъ это сдлалъ, неизвстно, но въ одинъ прекрасный день онъ исчезъ вмст съ красавицей Зельмой. Черезъ нсколько времени Левинъ получилъ отъ него извстіе изъ Бискайи, что онъ со своей возлюбленной находится тамъ и что они на колняхъ просятъ прощенія и родительскаго благословенія….

— Это обыкновенная исторія, замтилъ Булье.

— Не такъ показалось это родителямъ, продолжалъ Пиронъ, у которыхъ Зельма была единственной дочерью, они любили ее безъ памяти и понимали, что она не можетъ быть счастлива съ Горжевскимъ. Получивъ извстіе, Левинъ отправился самъ въ указанное мсто, чтобы увидать дочь и уговорить возвратиться къ нему.

— Конечно она этому не воспротивилась?

— Можетъ быть она и не воспротивилась-бы вол отца, но онъ ея не нашелъ, а только увидалъ одного Горжевскаго, который объявилъ ему, что его дочь ршилась выйти за него, Горжевскаго, замужъ, въ доказательство чего показалъ старику письмо, гд она подтверждала это ршеніе. Я, сказалъ онъ, не выдамъ вамъ вашей дочери, раньше чмъ вы не заплатите мн за это.— Возьмите все мое богатство, отвчалъ отецъ, только возвратите мн дочь. Но когда старикъ заплатилъ Горжевскому то, что тотъ съ него потребовалъ, то Зельма все-таки не вернулась. Вмсто того Левину было опять показано письмо, въ которомъ она говорила, что отказывается отъ родныхъ и желаетъ всюду слдовать за своимъ возлюбленнымъ, если отецъ не дастъ благословенія и остатка своего состоянія….

— Чортъ возьми, не очень-же она была привязана къ своимъ родителямъ!…

Пиронъ пожалъ плечами.

— Очень можетъ быть, я даже увренъ въ этомъ, что она не написала ни одного изъ этихъ писемъ. Сколько я знаю Горжевскаго, то онъ не остановится передъ тмъ, чтобы написать подложное письмо и кром того обладаетъ нужнымъ для этого искусствомъ.

— Что-же сталось съ двушкой?

— Этого никто не знаетъ. Въ порыв перваго раздраженія, Левинъ проклялъ ее и бросилъ на произволъ судьбы. Не прошло и года, какъ жена Левина умерла съ горя. На смертномъ одр она заставила мужа дать общаніе найти дочь и освободить ее изъ рукъ человка, съ которымъ она не могла быть счастлива. Можетъ быть эта просьба жены, а можетъ быть и одиночество заставило Левина снова предпринять поиски за дочерью. Онъ искалъ ее по всей стран, остальное его состояніе почти все вроятно ушло на эти розыски. Его поиски привели его въ Парижъ, онъ хочетъ убдиться, справедливо-ли извстіе, что соблазнитель его дочери живетъ въ Пасси….

— А! такъ вотъ почему онъ пытался пробраться въ Пасси.

— Конечно….

— Значитъ, онъ дйствительно былъ не шпіонъ.

— Безспорно нтъ, по крайней мр я этого не думаю.

— Въ такомъ случа мн было-бы жалко, еслибъ бдняка бросили въ Сену.

— Я-же со своей стороны скажу, что былъ-бы очень радъ избавиться какимъ-бы то ни было образомъ отъ этого Еврея. Кто знаетъ, можетъ быть, встрча его съ Горжевскимъ принесетъ послднему вредъ.

— Вы интересуетесь этимъ человкомъ?

— Я съ нимъ пріятель, онъ находится здсь, конечно, подъ чужимъ именемъ и можетъ быть намъ очень полезенъ.

— А! это другое дло. Что же сталось съ иностранцемъ?

— Его никто не знаетъ, это вроятно англичанинъ…

— Въ такомъ случа хорошо что пощадили его, мы должны немного обуздать буйства толпы, пока еще не пришло время дать ей волю и предоставить дла своему теченію. Вы должны довольствоваться небольшими результатами, врод тхъ, которыхъ достигли на прошлой недл.

— Въ такомъ случа разрушить домъ пустяки…

— А между тмъ въ дом стараго Вермонта нашли много такого, что можно считать хорошей добычей, отъ этого явилось такое сильное желаніе наказать его.

Максъ слушалъ изъ своей комнаты съ глубочайшимъ вниманіемъ. Вермонтъ — было имя человка, котораго онъ искалъ, имя родственника, по приглашенію котораго онъ явился въ Парижъ. Былъ ли этотъ человкъ, домъ котораго разрушили, дйствительно его дядя?

— Хуже всего, продолжалъ Булье, это то, что самаго шпіона не нашли, такъ что при помощи народа, мы не можемъ ему вредить. Судя по найденнымъ бумагамъ, стало ясно что онъ переписывался съ Прусаками…

Въ эту минуту Максъ открылъ дверь и появился передъ полуиспуганными собесдниками.

— Господа, сказалъ онъ, вы говорили о нкоемъ Вермонт, я ищу въ Париж человка съ этимъ именемъ. Онъ мой близкій родственникъ. Тотъ ли это, который жилъ въ улиц Бфъ?

Пиронъ посмотрлъ на говорившаго своими маленькими глазами такъ пристально, точно хотлъ увидать его насквозь, тогда какъ у Булье былъ такой видъ, точно онъ хотлъ броситься на спрашивавшаго.

Прежде чмъ Максъ получилъ отвтъ, дверь на улицу отворилась и въ комнату вошло большое количество рабочихъ въ сопровожденіи нсколькихъ женщинъ.

Между первыми Эргардъ, къ своему не малому страху, узналъ тхъ, которые утромъ разбили экипажъ двухъ дамъ… Онъ узналъ не только Пьера Буланже, но также и знаменосца и мегеру, которая воодушевляла другихъ, Пьеръ Буланже также узналъ его.

— А, вотъ шпіонъ, измнникъ! Теперь ты отъ насъ не уйдешь…

— А, онъ самъ попался въ ловушку, закричала мегера. Теперь онъ погибъ. Не щадите его, сограждане, не щадите! Онъ два раза противился намъ!

— Да, зачмъ онъ сюда пришелъ? прибавилъ знаменосецъ. Какое у него могло быть здсь дло кром шпіонничанья?

— Убейте его! закричалъ одинъ изъ пришедшихъ.

Предложеніе было немедленно одобрено.

Уже молодой человкъ былъ схваченъ сильными руками и въ воздух сверкнули ножи, какъ вдругъ Пиронъ вскочилъ со своего мста и ставъ передъ Максомъ, сказалъ:

— Не длайте ничего необдуманно, граждане! Не убивайте этого человка, прежде чмъ не убдитесь, что имете на это право. Онъ англичанинъ, а англичане намъ друзья.

— Это правда, сказалъ кто-то, мы не должны раздражать противъ насъ англичанъ.

— А это случится непремнно, если мы одного изъ нихъ умертвимъ безъ суда…

— Но мы можемъ не дать ему бжать, сказалъ Буланже, я клянусь въ томъ, что онъ шпіонъ.

— Я говорю, что я не шпіонъ, сказалъ по французски Максъ, затмъ продолжалъ по англійски, обращаясь къ Пирону:

— Я васъ увряю, что я не шпіонъ — я попалъ въ этотъ домъ совсмъ не какъ шпіонъ, а случайно. Я искалъ дешевой квартиры и нечаянно попалъ сюда.

— Во всякомъ случа, онъ иностранецъ, сказалъ Буланже, а съ иностранцами надо быть осторожными.

— Въ этомъ отношеніи другъ Буланже совершенно правъ.

— Браво, гражданинъ Булье! Вы всегда правы! Онъ иностранецъ, значитъ, шпіонъ…

— Этого я не говорилъ, друзья мои, продолжалъ Булье, но я говорю, что его нельзя сейчасъ же освободить. Неизвстно, что онъ до сихъ поръ услышалъ, надо справиться, дйствительно-ли онъ англичанинъ. Если это такъ, то мы отпустимъ его, если же нтъ, то онъ долженъ быть наказанъ

— Браво, гражданинъ Булье! закричали хоромъ.

— Мы разузнаемъ, правду ли онъ говоритъ, а до тхъ поръ будемъ держать его въ плну въ нашемъ арсенал.

Тутъ подошелъ хозяинъ и сказалъ тихо нсколько словъ съ Булье и Пирономъ. Онъ длалъ имъ нкоторыя замчанія противъ ареста въ его дом иностранца.

Но. когда Булье и Пиронъ объявили, что берутъ на себя всякую отвтственность, онъ успокоился.

Этимъ судьба Макса была ршена.

Онъ сдлалъ еще попытку освободиться.

— Господа, сказалъ онъ по французски, я былъ бы очень дурнымъ шпіономъ, такъ какъ изъ всего сказаннаго теперь, я понялъ только очень мало. Изъ разговора этихъ двухъ господъ, я понялъ только имя моего родственника, котораго я ищу.

Будьте покойны, мы разслдуемъ дло, такъ какъ у насъ все длается по справедливости. Если все такъ, какъ вы говорите, то васъ не заставятъ ни умереть съ голоду, ни какимъ-нибудь другимъ способомъ.

Макса окружили, провели черезъ сни во внутренность дома и черезъ минуту онъ былъ запертъ въ какомъ-то подвал. Онъ слышалъ какъ щелкнулъ замокъ и какъ голоса мало по малу удалились. Все вокругъ него затихло.

VI.
Ночлежный домъ для бдныхъ.

Начиная отъ площади, на которой прежде стояла Бастилія, на востокъ идетъ предмстье Сентъ-Антуанъ, сначала составляющее одну изъ лучшихъ частей города, затмъ длаясь все хуже и хуже, оно подъ конецъ состоитъ изъ маленькихъ грязныхъ домиковъ, въ которыхъ живетъ бднйшее населеніе города.

Въ этой части предмстья, гостинница ‘Золотаго Солнца’ считалась бы отелемъ перваго сорта, а ея хозяинъ важнымъ бариномъ.

Ночлежныхъ пріютовъ здсь множество. Одинъ изъ нихъ, который мы опишемъ, бывшій впрочемъ такимъ же, какъ и остальные, состоялъ изъ единственной комнаты, въ род большей залы, съ грязными стнами, такимъ же потолкомъ и гнилымъ поломъ, вся обстановка которой состояла изъ грубаго деревяннаго стола и нсколькихъ скамеекъ, стоявшихъ около стнъ. Это была зала и вмст съ тмъ спальня для постителей. Постели замняли кучи соломы, которыя вечеромъ вносились, а утромъ уносились и при всемъ этотъ описанный пріютъ имлъ довольно большое число постителей.

Постители имли за пять су, которые должны были платить ежедневно, пристанище на случай дурной погоды и постель, на которой они могли, на нсколько часовъ, дать отдохнуть своимъ усталымъ членамъ. Понятно, что общество было не самое избранное и что было много очень подозрительныхъ личностей, тутъ были не только т, которые не могли заплатить боле пяти су, но и т, которые легко могли бы помститься въ лучшей гостинниц, но имли основаніе не желать нкоторое время попадаться на глаза полиціи.

Тутъ были уличные продавцы всякаго рода, нищіе, бродяги, можно было сказать, что здсь собрались представители всевозможныхъ классовъ и состояній.

На одной изъ скамеекъ около окна сидлъ Левинъ. Его коробъ стоялъ рядомъ съ нимъ, онъ только что покончилъ свой скромный ужинъ, состоявшій изъ хлба съ сыромъ и кружки воды. Затмъ онъ опустилъ голову на руки и не взглянувъ ни разу вокругъ себя, предался мрачнымъ мыслямъ, не обращая вниманія, что одинъ старикъ съ рдкими, рыжими съ просдью волосами, краснымъ хитрымъ лицемъ и длинной бородой, слъ рядомъ съ нимъ, пока наконецъ тотъ не прервалъ молчанія вопросомъ:

— Все еще не достигъ своей цли, другъ Левинъ.

— Нтъ, Дюшень, отвчалъ Левинъ, взглянулъ на него.

— Значитъ, мой разсказъ не принесъ никакой пользы!

Левинъ покачалъ молча головой и снова задумался.

Нсколько минутъ его собесдникъ молчалъ, потомъ снова сказалъ:

— Ваши розыски поставили васъ въ чертовски скверное положеніе. Я слышалъ, что шайка Буланже чуть было не бросила васъ въ Сену?

— Лучше бы было мн умереть! вздохнулъ еврей.

— У кого есть сердечное горе, продолжалъ собесдникъ, смясь, у того нтъ аппетита….

— Да, перебилъ его Левинъ, возьмите это себ, Дюшень.

— Благодарю васъ, сказалъ старикъ, беря подаваемый ему хлбъ съ сыромъ. Можетъ быть, у васъ осталось также немного водки въ бутылк?

Еврей молча вынулъ изъ кармана бутылку и поставилъ ее на столъ.

— Это очень хорошо, это укрпляетъ, холодный, дождь совсмъ заморозилъ меня. Вы можете себ представить какъ тяжело просидть такимъ образомъ три или четыре часа на паперти и не получить ни однаго су. Вс стали въ настоящее время страшно экономны.

— Скоро наступитъ время, когда рады будутъ отдать все за кусокъ чернаго хлба.

— Если-бы графъ Бошанъ, котораго я встртилъ у дверей англійскаго посольства, не далъ мн двухъ су, то я не былъ-бы въ состояніи хоть немного отогрться рюмкой водки.

Левинъ едва слушалъ говорившаго. Онъ снова погрузился въ свои мысли.

— Представьте себ, Левинъ, продолжалъ между тмъ его собесдникъ окончивъ свой ужинъ, что тотъ, котораго вы ищете, находится въ Пасси, а также, если я не ошибаюсь и та, которую вы ищете. По вашему описанію, полякъ совершенно похожъ на одного господина, котораго я часто видалъ около одного дома въ Пасси, я думаю, что онъ тамъ живетъ, а у окна я видалъ молодую и прекрасную, но блдную даму, которая грустно смотрла въ даль и очень часто глаза ея бывали заплаканы….

— Несчастная Зельма, мое проклятіе принесло теб несчастье! прошепталъ про себя Левинъ.

— Какъ кажется, этотъ домъ былъ еще ныньче лтомъ чмъ-то въ род игорнаго дома. Я видлъ какъ туда входило много нашей богатой молодежи. Они смотрли весело и бодро входя туда, и часто придя на другой день утромъ на свой постъ, я видлъ ихъ выходившими съ отчаяннымъ видомъ.

— О, я легко поврю, что ко всмъ порокамъ этого человка присоединяется еще и игра. Горе ему, если я встрчусь съ нимъ. Я отомщу за смерть моей дорогой Сары, я отомщу за мое похищенное дитя!

— Кстати, сказалъ черезъ минуту собесдникъ Левина, кто былъ молодой человкъ, который заступился за васъ на площади-Сенъ-Сюльписъ и самъ подвергался опасности быть брошеннымъ въ воду?

— Одинъ молодой англичанинъ, коротко отвчалъ Левинъ.

— Вы его знаете?…

— Только по наружности.

— Если молодой человкъ не бденъ, то въ конц концевъ онъ долженъ-бы былъ поблагодарить васъ и вашихъ друзей, — я считаю себя вашимъ другомъ, господинъ Левинъ.

— Я не нуждаюсь въ его благодарности.

— Но вы ничего не имете противъ, если я обращусь къ его великодушію, основываясь на нашей съ вами дружб?

— Мн неизвстно его мстожительство, онъ, ничего не сказавъ, оставилъ отель, въ которомъ жилъ. Мн очень нужно узнать, гд онъ живетъ….

— Жаль, что вы этого не знаете, я не преминулъ-бы засвидтельствовать ему мое почтеніе.

Въ эту минуту, на улиц раздался шумъ шаговъ мимо шедшихъ войскъ, ржаніе лошадей и грохотъ орудій.

— А, наша національная гвардія, сказалъ Дюшень, высунувшись изъ окна, чтобы разсмотрть въ темнот шедшія мимо войска. Это войска Дюкро, которые утромъ должны сдлать вылазку. Можетъ быть завтра-же линія осаждающихъ будетъ разорвана. Поврьте, что національные гвардейцы отчаянные малые.

— Я врю, что они разобьютъ себ головы о прусскія батареи, отвчалъ Левинъ.

— А, вы не знаете Дюкро, и не знаете пыла нашихъ національныхъ гвардейцевъ. Они уничтожатъ прусаковъ и наведутъ на нихъ такой страхъ, что на десять миль кругомъ не останется ни одного врага. Впрочемъ кстати, какъ я слышалъ, будетъ нападеніе съ Монъ Валеріена и форта Исси на прусскія передовыя войска — почему бы вамъ не воспользоваться этимъ случаемъ, что-бы пробраться въ Пасси?

— Я дйствительно думалъ объ этомъ, но я самъ не могу на это рискнуть, если не хочу подвергнуть свою жизнь опасности, а того кто могъ это сдлать, я не нахожу.

На улиц раздались громкія ура. Это кричалъ народъ, сопровождавшій войско.

Французъ такъ пылокъ, что отъ всякаго предпріятія ждетъ блестящихъ послдствій. Очень многіе изъ сопровождавшихъ войска были такого-же мннія, какъ Дюшень, что эта вылазка прогонитъ совершенно осаждающихъ.

Левинъ молча думалъ.

Дюшень стоялъ передъ окномъ, сквозь грязныя стекла котораго едва было видно, что происходило на улиц.

Дверь отворилась.-Вошелъ какой-то незнакомецъ.

Взсры всхъ сидвшихъ и лежавшихъ обратились на вошедшаго, но вс сейчасъ-же успокоились, увидавъ, что это не полицейскій, а свой человкъ.

Вошедшій былъ еврей, съ длинной сдой бородой, въ длиннополомъ сюртук и высокой безобразной шляп. На одно мгновеніе, онъ остановился въ дверяхъ и оглядлся кругомъ, какъ-бы отыскивая кого-то, потомъ поспшно подошелъ къ Левину и дотронулся до его плеча.

Левинъ одинъ изъ всхъ не обратилъ вниманія на еврея, когда тотъ вошелъ. Когда же онъ дотронулся до него, Левинъ быстро взглянулъ на него и вскричалъ:

— А, это вы Леонъ? вамъ надо мн что нибудь сказать?

— Конечно, сказалъ онъ, многозначительно кивая головою. Вы говорили третьяго дня, что принимаете участіе въ одномъ молодомъ человк по имени Гольборнъ.

— Да, да, Гольборнъ, сказалъ Левинъ, это молодой англичанинъ, онъ нуждается въ моей помощи. Я ему очень обязанъ, и хотлъ принести ему мою благодарность, можетъ быть и онъ, въ свою очередь, могъ-бы оказать мн помощь, но онъ исчезъ.

— Я знаю, гд онъ, Левинъ. Вроятно вы сегодня читали въ газетахъ, о покушеніи, сдланномъ относительно графини Бошанъ и ея дочери?

— Я слышалъ, что одинъ молодой человкъ мужественно бросился въ шайку нападавшихъ и освободилъ женщинъ….

— Этотъ молодой человкъ былъ онъ.

— Какъ? онъ?

— Онъ перенесъ дамъ въ мою лавку, куда его привело одно дло….

— Дло? Какое?

— Онъ продавалъ свое платье и блье.

— Все та-же гордость, онъ отказывается отъ моей помощи…. Дальше, дальше, Леонъ!

— Я зналъ, что вы принимаете въ немъ участіе, вы мн это говорили. Его имя и наружность все доказывало, что это тотъ самый человкъ, которымъ вы интересуетесь, поэтому я послалъ прикащика, узнать, гд онъ живетъ.

— И вы узнали это?

— Вы найдете его въ гостинниц ‘Золотаго Солнца’, въ предмсть Сенъ-Жерменъ.

— Благодарю васъ, Леонъ. Вы оказали мн большую услугу. Прежде всего, пошлите ему назадъ его платье, я заплачу за него — вы знаете, что у меня есть нкоторыя сбереженія….

— Нтъ, другъ Левинъ, у меня также есть сердце. Я не забылъ, что вы, будучи богаты, дали мн средства, когда я разорился, начать новую жизнь. Я знаю, что у васъ еще есть немного денегъ, но я также знаю, на что он предназначены.

— Я сохранилъ эти деньги, сказалъ Левинъ, лобъ котораго помрачился, для того, чтобы когда я найду ее, ей не пришлось раздлять мою бдность, и для того, чтобы быть въ состояніи продолжать мои розыски, но я также обязанъ быть благодарнымъ, пока имю средства.

— Не безпокойтесь, Левинъ, онъ сегодня-же получитъ обратно свои вещи…. Къ великому удивленію остальныхъ постителей, ничего не слышавшихъ изъ этого разговора, Левинъ взялъ свой коробъ и вышелъ на улицу, не смотря на позднее время и на дождь, который лилъ ливмя.

VII.
Живой товаръ.

Былъ дождливый и холодный октябрьскій вечеръ.

Только крайняя необходимость могла заставить выйти въ такую погоду изъ дома, да и то всякій спшилъ скоре оставить улицу.

Тмъ удивительне можетъ показаться, что въ такую погоду кто-то прогуливался по грязнымъ дорожкамъ Тюльерійскаго сада, въ особенности когда окажется, что прогуливавшійся была женщина.

Это была двушка, лтъ восемнадцати или девятнадцати.

Насколько можно было судить объ ея лиц, подъ опущеннымъ вуалемъ, она должна была быть поразительной красоты.

Ея одежда должна была быть прежде хороша, но теперь она была уже поношена, а отъ прогулки по дождю и грязи, сильно запачкана. Походка ея была неровна, опустивъ печально голову, она медленно шла, сама не зная куда.

Боле получасу ходила она такимъ образомъ, пока наконецъ, казалось, силы стали оставлять ее. Она опустилась на скамейку.

Она не замтила, что уже нсколько времени за нею слдилъ какой-то человкъ. Въ эту минуту онъ подошелъ къ ней и слъ рядомъ на скамейку. Онъ пристально взглянулъ на нее, стараясь хорошенько разглядть лице черезъ вуаль и такъ какъ недалеко горлъ газовый фонарь, то онъ увидлъ, что незнакомка хороша собою.

— Сударыня, сказалъ онъ, сегодняшняя погода не совсмъ благопріятна для прогулки по саду.

— Сударь…. сказала она едва слышнымъ голосомъ, не глядя на него.

Ея глаза по прежнему оставались опущенными.

— Надо имть крайнюю необходимость пользоваться свжимъ воздухомъ, чтобы выйти въ такую погоду, продолжалъ незнакомецъ. Или можетъ быть у васъ здсь назначено свиданіе? Въ такомъ случа непростительно, что васъ заставляютъ такъ долго ждать!..

— У меня не назначено никакого свиданія, коротко отвчала она.

— Почему-же вы пришли сюда?

— У меня нтъ пристанища.

— Какъ, никакого?

— Нтъ, сударь, квартиру, которую я занимала, я должна была вчера оставить, потому что мн было нечмъ заплатить. У меня нтъ никакого занятія….

— Меня удивляетъ, что такая красавица какъ вы, сударыня, не знаю какъ васъ назвать?

— Зовите меня Зельма.

— Но ваша фамилія.

— Это все равно, сударь….

— И такъ вы нуждаетесь?

— Очень нуждаюсь, сударь, а несчастіе преслдуетъ меня.

Слезы покатились у нея по лицу. Собесдникъ продолжалъ:

— У васъ нтъ родителей?

— О, у меня были родители, но они отреклись отъ меня, да, еслибы этого и не было, то стыдъ помшалъ-бы мн явиться къ нимъ.

— Вы меня пугаете, сударыня, вы такъ блдны. Вы не больны?

— Это можетъ быть отъ голода, я два дня ничего не ла….

— Въ такомъ случа, вы вроятно не откажетесь со мной поужинать, я живу недалеко отсюда. Вы найдете у меня ужинъ и убжище на ночь. Вы не согласны?…

Она зарыдала и закрыла лице руками.

— О, какъ ужасно, что я не могу сказать ‘нтъ’, вздохнула она. О, какъ я несчастна! Мои бдные родители умерли бы, еслибъ увидли меня въ такомъ положеніи!

— Вы сами виноваты, прелестное дитя, что находитесь въ такомъ положеніи — двушка съ вашей наружностью можетъ сдлать все что угодно.

— Прошу васъ, сударь, будьте ко мн сострадательны! Не напоминайте мн объ отвратительной тин, въ которую я готова упасть.

— Какъ вамъ угодно, дитя мое, не будемъ говорить объ этомъ. Но вы ничего не имете противъ того, чтобы за мною слдовать и провесть у меня ночь?

— Я должна согласиться, если не хочу умереть здсь.

— Въ такомъ случа отлично!

Незнакомецъ поспшно всталъ, пошелъ по одному направленію и — раздался громкій свистокъ.

Зельма испугалась.

— Что это такое, сударь? со страхомъ спросила она.

— А, о, вы уже знаете отвтъ, мое прелестное дитя! Вы уже предчувствуете, кто я…

— Вы полицейскій агентъ?

— Да, дитя мое, и агентъ, спеціально занимающійся поимкой дамъ вашего сорта, которыя избрали этотъ паркъ мстомъ своихъ похожденій.

— Боже мой, сударь…

— Не безпокойтесь напрасно, я знаю достаточно. Вы желали имть ужинъ и пріютъ, то и другое вы получите отъ полиціи.

— Праведное небо! Избавьте меня, сержантъ, отъ стыда быть заключенной вмст съ погибшими созданіями…

— Ахъ, вотъ и они, перебилъ онъ ее, указывая на двухъ приближавшихся полицейскихъ.

Въ ужасномъ страх Зельма стала обыскивать свои карманы. Въ нихъ не нашлось ни копйки, съ которой она могла бы сдлать попытку умилостивить агента.

Чмъ ближе подходили полицейскіе, тмъ трогательне были ея просьбы. Но онъ не тронулся ими.

Тогда слезы полились изъ ея глазъ. Она знала, что надо покориться судьб.

Но полицейскіе еще не успли подойти, какъ изъ сосдней аллеи подошелъ къ ней какой-то господинъ.

— Успокойтесь, дитя мое, сказалъ онъ, я все видлъ, дло не кончится для васъ такъ дурно,— Сударь, сказалъ онъ обращаясь къ сержанту, эта дама моя знакомая. Вамъ здсь больше нечего длать, такъ какъ я самъ провожу ее.

— Ваша знакомая? Знаемъ мы это, кто вы, сударь?

— Я виконтъ Дюпортъ.

— Ахъ, мн очень жаль, виконтъ, но ваше вмшательство…

Но въ эту минуту онъ почувствовалъ въ рук монету, тогда, не докончивъ начатой фразы, онъ сказалъ.

— Ново всякомъ случа, если вы беретесь проводить даму, то я не могу имть ничего противъ.

— Вашу руку, сударыня, сказалъ, тогда виконтъ, обращаясь къ двушк.

Сначала она, казалось, колебалась взять протянутую руку, такъ какъ при имени виконта ею овладлъ новый страхъ. Но присутствіе полицейскаго, напомнило ей, что выбора быть не можетъ.

Она подала руку и пошла съ нимъ изъ парка.

— Я очень радъ, сказалъ виконтъ, что случай помогъ мн вывести васъ изъ такого сквернаго положенія, мадемуазель Зельма… вы узнали меня?

— О, я васъ знаю, сударь, вамъ извстно, какъ я несчастна, я не стану стараться поселить въ васъ состраданіе…

— Это не нужно, вы увидите, что я совершенно безкорыстный рыцарь, хотя я могъ только сердиться, когда вы прежде были любовницей моего друга Сенъ-Круа…

— Его любовницей, перебила она съ горечью, вы знаете, сударь, что онъ похитилъ меня, общая на мн жениться.

— Ха, ха, ха! засмялся Дюпортъ, жениться на васъ? Если бы онъ женился на всхъ, нему общалъ, то у него былъ бы цлый гаремъ. Я хотлъ сказать вамъ это, когда вы еще были его возлюбленной, но тогда вы энергически отвергли мои предложенія. Вы любили только его…

— Я его боле не любила, сказала она, о, нтъ, я его презирала, но мой долгъ былъ оставаться ему врной, чтобы не быть имъ брошенной и не…

— Вы видите, что врность не послужила вамъ въ пользу. Знаете ли, что вы причина мбихъ несчастій, Зельма?

— Я? причина вашихъ несчастій?

— Конечно! я былъ возлюбленнымъ Пеппи и жилъ отлично. Но такъ какъ я, узнавъ васъ, сталъ часто отправляться въ Пасси, чтобы видть васъ, то она стала меня подозрвать и наконецъ совершенно прогнала. Но я не сержусь на васъ, теперь случилось такъ, что я нашелъ другія средства къ жизни…

Невозможно описать, какое впечатлніе произвели подобныя рчи на молодую двушку, но ея положеніе принуждало ее слушать.

— Если вы любили меня, сказала она, то дайте мн убжище и пость, не требуя за это ничего.

— Конечно, мое прелестное дитя, я уже сказалъ, что я самый безкорыстный другъ, какого только можно найти. Знаете ли вы, что было очень необдуманно съ вашей стороны поселиться въ Париж, посл того какъ вы распрощались съ Пасси? Жизнь здсь въ настоящее время чертовски вздорожала…

— Я думала лучше скрыть здсь мой позоръ.

— Въ этомъ отношеніи вы правы…

— О, виконтъ, я была бы вамъ вчно благодарна, еслибы вы дали мн возможность вести честную жизнь. Клянусь вамъ, что я завидую самымъ бднымъ, но честнымъ людямъ.

— Было бы слишкомъ жалко, если такія прелестныя руки какъ ваши огрубютъ отъ работы, а ваши чудные черные глаза покраснютъ отъ ночей проведенныхъ за работою. Вы плачете,— въ такомъ случа я молчу… кстати, Зельма, къ вамъ очень идетъ печаль… Вы не хотите слушать? Хорошо, не будемъ больше говорить объ этомъ. И такъ я вамъ говорилъ, что буду вести себя относительно васъ совершенно безкорыстно. Я достану для васъ мсто, пищу, одежду, однимъ, словомъ все въ чемъ вы только нуждаетесь, не требуя отъ васъ никакой благодарности.

— Благодарю васъ отъ всего сердца, виконтъ, если я когда нибудь только буду въ состояніи отблагодарить…

— Очень можетъ быть, дитя мое, что этотъ случай представится въ скоромъ времени.

— Куда ведете вы меня? спросила Зельма, которая продолжала сохранять остатокъ недоврія къ безкорыстію виконта.

— Мы почти у цли, отвчалъ онъ. Видите вы этотъ домъ. Онъ принадлежитъ одной моей тетк, госпож Гурданъ, можетъ быть вамъ случайно знакомо это имя?

— Гурданъ? мн кажется, что я слышала это имя отъ Сенъ-Круа, и далеко не съ хорошей стороны, но извините меня, такъ какъ она ваша тетка, то вроятно это просто сходство именъ.

— Конечно, ничто иное какъ сходство.

Домъ, про который говорилъ Дюпортъ, отличался отъ остальныхъ боле красивымъ видомъ и крайней чистотой. Передъ подъздомъ висли два фонаря. Высокія окна перваго и втораго этажа были закрыты ставнями. Но сквозь щели ихъ видно было, что везд освщено.

Дюпортъ пригласилъ войти свою спутницу какъ разъ въ ту самую минуту, когда на его звонокъ швейцаръ открылъ дверь.

— Можно видть тетушку? спросилъ Дюпортъ.

— Вы найдете барыню въ ея рабочей комнат, отвчалъ швейцаръ, глядя особеннымъ испытующимъ взглядомъ на молодую женщину.

— Хорошо, мы ее найдемъ. Войдите сюда, мадемуазель.

Дюпортъ очевидно хорошо зналъ домъ, онъ прошелъ по коридору, вошелъ на лстницу и наконецъ открылъ одну дверь.

— Войдите сюда, сказалъ онъ, садитесь, а я пойду предупредить тетку и скоро представлю васъ ей.

Затмъ Дюпортъ вышелъ въ сосднюю комнату, потомъ въ слдующую и наконецъ нашелъ ту которую искалъ, въ комнат, указанной швейцаромъ.

Она была не одна. Съ нею было три или четыре молодыхъ женщины.

Мадамъ Гурданъ была полная женщина лтъ пятидесяти, къ чему совсмъ не шла прическа съ цвтами, дававшая ей такой видъ, точно она собиралась на балъ.

Ея круглое лице было бы, какъ и вс круглыя лица, добродушнымъ, если-бы большой ротъ не выражалъ низости, а низкій лобъ страсти.

Она сидла передъ конторкой, вроятно, она брала изъ нея деньги.

Если костюмъ мадамъ Гурданъ имлъ бальный видъ, то костюмъ остальныхъ женщинъ былъ еще нарядне. Это были все красивыя двушки.Вс были причесаны по бальному, съ цвтами въ волосахъ.

На трехъ были платья съ длиннымъ шлейфомъ, можетъ быть немного боле открытыя, чмъ того требовала мода. На одной изъ нихъ былъ надтъ тяжелый золотой браслетъ. Четвертая была одта въ костюмъ гасконскихъ крестьянокъ. Въ волосахъ также были цвты, и хотя это не соотвтствовало костюму, но за то шло для какого-нибудь костюмированнаго бала. Вроятно, всякаго бы поразили костюмы этихъ женщинъ, но Дюпортъ не обратилъ на нихъ никакого вниманія.

— Здравствуйте, тетушка Гурданъ, сказалъ онъ, мн надо сказать вамъ нсколько словъ…. А, я понимаю, перебилъ онъ самого себя, когда, подойдя ближе, увидлъ занятіе, которому предавались дамы передъ его приходомъ.

— Здравствуйте, виконтъ, отвчала тетка, дружескимъ тономъ. Я очень рада, что вы наконецъ зашли, садитесь пожалуйста.

— А, это красавецъ Поль, вскричала одтая гасконской крестьянкой. Неправда ли, ты былъ возлюбленнымъ Пеппи?

— Молчи, Маріонъ! отвчалъ онъ, не охотно вспоминая о несчастной любви. Къ тому же я сегодня пришелъ не къ вамъ, сказалъ онъ, видя что остальныя тоже желаютъ принять участіе въ разговор, а поэтому, будьте такъ добры, уйдите, мн надо сказать тетушк нсколько словъ наедин.

Тетушка Гурданъ занималась въ это время распутываньемъ финансовыхъ длъ, у нея была книга въ которой на-ходился цлый рядъ именъ.

Къ числу должницъ принадлежали и четыре бывшія въ комнат женщины. Мадамъ Гурданъ вызвала ихъ одну за другою по именамъ, назвала время и количество суммы, данной подъ росписку.

Человкъ, который бы не зналъ подобныхъ длъ, такъ какъ ихъ зналъ Дюпортъ, былъ бы очень удивленъ этими счетами, которые имли сходство со счетами гостинницъ, но только то, что тамъ платилось за недлю или за день, здсь платилось за часы и даже за минуты.

Наконецъ вс счеты были покончены.

Мадамъ Гурданъ знакомъ показала двушкамъ, что он могутъ идти.

Ни слова не говоря, он повернулись къ старух спиною, красавцу же Полю-послали поцлуй рукой, а Маріонъ даже неожиданно обняла его и поцловала.

— Теперь я къ вашимъ услугамъ, сказала мадамъ Гурданъ, что вамъ надо?

— Я сдлалъ пріобртеніе для вашего дома, которое можетъ вамъ принести большой доходъ.

Мадамъ Гурданъ покачала головой и сдлала недоврчивую мину.

— Въ настоящую минуту мн нтъ надобности, сказала она посл небольшой паузы.

— Ну, меня не проведете! Отъ того-то у васъ теперь и мало постителей, что нтъ ничего новенькаго — Маріонъ, Лили, Пенни и другія — все это уже давно извстно! Я привелъ вамъ нчто совсмъ новенькое…

— Я не говорю, что совершенно отказываюсь отъ принятія вашего предложенія, потому что я знаю васъ за знатока, на васъ можно положиться. Я хочу только сказать….

— Что я не получу отъ васъ много, договорилъ, онъ за нее, смясь. Мы сойдемся въ цн, когда вы увидите товаръ. Она немного устала, блдна и заплакана.

— А, это понятно. Только бы наружность была безукоризненна.

— Безукоризненна! Я вамъ говорю, что это ангелъ.

— Какихъ лтъ?

— Немного боле семнадцати.

— Какой націи?

— Француженка, нмка, еврейка. Я васъ увряю, что въ ней соединяется очарованіе востока съ французской утонченностью и ко всему этому — невинность.

— Слишкомъ большая невинность, вы это хорошо знаете, не нужна въ моемъ дом. Даже нсколько затруднительна….

— Ну, когда я говорю невинность, то я подразумваю не такую, которая еще ни разу не вкушала отъ древа познанія. Она была нкоторое время любовницей одного моего пріятеля, который общался на ней жениться. Нужда чуть не заставила ее снизойти на самую низкую степень разврата, я привелъ ее изъ Тюльерійскаго сада.

— Ну, тутъ нтъ еще ничего необыкновеннаго…

— Я говорю, что вы должны взглянуть и если его свтлость не останется отъ нея безъ ума, то я не возьму съ васъ ни копйки….

— Можетъ быть можно будетъ сегодня вечеромъ…

— Будьте осторожны! Я уже сказалъ вамъ, что она желаетъ быть добродтельной, она еще не знаетъ, гд она. Вамъ придется бороться съ сильнымъ сопротивленіемъ. Вы лучше всего посвятите ее въ тайны дома, мало по малу — вы умете это длать.

— Конечно, засмялась Гурданъ, у насъ было не мало такихъ….

— Я вамъ это предоставляю вполн, только я предупреждаю васъ, что я ее не оставлю вамъ меньше, какъ за тысячу франковъ.

— Тысячу франковъ? Это очень дорого, виконтъ!

— Что вы мн говорите! Разв я не знаю, что его свтлость заплатитъ вамъ эти деньги, если она понравится…

— Да, если понравится…

— Я ничего впередъ не говорю, посмотрите ее сначала, она ждетъ въ вашемъ будуар.

— Пойдемте.

Не говоря ни слова, они прошли комнаты, отдлявшія ихъ отъ той, гд Дюпортъ оставилъ свою спутницу.

VIII.
Странная благодтельница.

Зельма сидла въ кресл, закрывъ лицо руками.

Подойдя къ Двери, мадамъ Гурданъ замтила, что руки у сидвшей прелестны.

Съ минуту вошедшіе стояли въ дверяхъ, не будучи замчены Зельмой, виконтъ глядлъ, какое впечатлніе произвелъ ‘товаръ’ на его спутницу.

Онъ довольно улыбнулся, замтивъ, что впечатлніе было такое, какого онъ желалъ.

— Здравствуйте, дитя мое! сказала, наконецъ, мадамъ Гурданъ.

Зельма испугалась, услышавъ этотъ голосъ.

Она такъ погрузилась въ свои мысли, что совершенно забыла, гд она. Взглянувъ вокругъ, она вспомнила свое положеніе.

Мраморная близна прелестнаго правильнаго лица, представлявшаго благородный восточный типъ, роскошные черные волосы, узкія ровныя брови, длинныя темныя рсницы, все восхищало мадамъ Гурданъ.

— Это моя тетка! сказалъ Дюпортъ. Я уже говорилъ съ нею, она будетъ заботиться о васъ, какъ мать. Вы не будете боле терпть никакой нужды и вамъ не придется искать убжища въ Тюльерійскомъ саду. Неправда-ли, тетушка, выбудете о ней заботиться?

— Да, дитя мое, отвчала Гурданъ, улыбаясь на сколько могла любезне. Не будьте такъ печальны, продолжала она, беря Зельму за подбородокъ. Печаль должна кончиться, я люблю видть около себя веселыя лица. У меня вамъ не будетъ недостатка въ развлеченіяхъ… Неправда-ли, виконтъ?

— Конечно, конечно, сказалъ онъ смясь, въ этомъ у васъ нтъ недостатка.

— О, сударыня, сказала Зельма, я не знаю чмъ я заслужила ваше состраданіе и какъ я заплачу вамъ за него. Но, клянусь вамъ, что вы возвратите мн жизнь, если дадите возможность начать жить честнымъ трудомъ. Я всю жизнь буду вамъ благодарна и если когда нибудь мн представится случай отблагодарить васъ за все, что вы для меня длаете, то вы увидите, что оказали помощь не неблагодарной. Клянусь моей душою и воспоминаніемъ о моихъ родителяхъ, что я сдлаю все, что буду состояніи, чтобы отблагодарить васъ.

Она схватила руку Гурданъ и поспшно поднесла къ губамъ, тогда какъ слезы текли изъ ея глазъ.

— Вазъ также я благодарю отъ всего сердца, виконтъ, продолжала Зельма, обращаясь къ виконту, вы увидали меня въ самомъ низкомъ положеніи и мой позоръ не остановилъ васъ подать мн руку помощи. Моя благодарность вамъ кончится съ моей жизнію.

— Довольно объ этомъ, моя дорогая, сказала Гурдапъ, трепля Зельму по щек, ни я, ни мой племянникъ не желаемъ вашей благодарности. Мы вполн уврены въ истин вашихъ добрыхъ чувствъ. Но сдлайте мн удовольствіе, не плачьте боле. Слезы всегда портятъ красоту. Вы должны сейчасъ отправиться въ вашу комнату, поужинать и лечь въ постель, чтобы сномъ подкрпить себя. Завтра мы поговоримъ. Хотите ужинать въ обществ? Я, съ своей стороны, съ удовольствіемъ отужинаю съ вами или пошлю къ вамъ молодую двушку, если вы предпочитаете общество молодежи.

— Я бы попросила оставить меня одну. Я такъ печальна, что буду очень дурной собесдницей. Можетъ быть, завтра я буду въ силахъ вамъ все разсказать. Вы, моя благодтельница, должны будете все узнать.

— Какъ вамъ угодно, моя прелесть, только, я прошу васъ, не плачьте больше. Ваши глаза и то уже красны отъ слезъ! Посмотрите въ зеркало и вы сами въ этомъ убдитесь… Но я забываю, что вы голодны. Вы позволите?…

Она позвонила.

Почти сейчасъ отворилась дверь и показалось плоское и некрасивое лицо мулатки, ровесницы мадамъ Гурданъ, которая смотрла далеко не любезно и грубо спросила, что надо.

— Отведи эту даму въ ея комнату, Марго, она будетъ жить въ девятнадцатомъ нумеръ, это угловая комната нижняго этажа.

Марго бросила проницательный взглядъ на сидвшую Зельму, но непріятность этого взгляда мгновенно смягчилась при вид слезъ Зельмы.

Несмотря на желаніе своей благодтельницы, молодая двушка все еще не могла остановить своихъ слезъ.

— Идите за мною, сударыня, сказала мулатка и голосъ ея звучалъ совсмъ не такъ грубо, какъ когда она спрашивала мадамъ Гурданъ.

— Идите-же, дитя мое! Покойной ночи! Веселаго пробужденія! Завтра мы поговоримъ о вашемъ будущемъ. Боже мой! какая у васъ стройная талія, сказала она, когда Зельма встала, чтобы идти за мулаткой.

Въ дверяхъ Зельма еще разъ обернулась пожелать своимъ благодтелямъ доброй ночи и вышла изъ комнаты за мулаткой.

— Что правъ я былъ? сказалъ Клингсбергъ. Разв это не капитальное пріобртеніе?

— Да, она въ самомъ дл не дурна…

— Разв она не будетъ лакомымъ кусочкомъ для его свтлости?

— Я ничего не скажу, виконтъ, кром того, что я заплачу требуемую вами сумму.

— Я буду сегодня въ клуб, тамъ много офицеровъ, которые желаютъ облегчить свои кошельки, такъ какъ собираются сдлать вылазку. Надо-же имть состраданіе къ молодымъ людямъ и позаботиться, чтобы имъ не пришлось тащить съ собою лишняго обоза.

— Ахъ плутъ! вскричала мадамъ Гурданъ. Да, да, вы умете облегчать кошельки! Пойдемте-же назадъ въ рабочую комнату! Можете получить плату.

IX.
Бдныя родственницы!

На слдующее утро Зельма проснулась не веселой, какъ этого ей желала мадамъ Гурданъ, но очень печальной и убитой

Не одно воспоминаніе о молодости, о родителяхъ, которые ее прокляли, но также и заботы о будущемъ длали молодую двушку такой печальной.

Правда, мадамъ Гурданъ говорила съ нею вчера очень дружески, и ея племянникъ также выказалъ совершенное безкорыстіе, тмъ не мене и онъ и она казались ей странными, да и вся обстановка дома не нравилась ей. Страннымъ казалось также ей поведеніе мулатки, которая, подавая ей ужинать и раздвая ее, смотрла на нее съ глубокимъ состраданіемъ и казалось, нисколько не находила молодую двушку счастливой тмъ, что она нашла пристанище въ этомъ дом. Зельма даже слышала какъ мулатка нсколько разъ прошептала съ вздохомъ: Бдная двушка.

Первое лице, которое молодая двушка увидала утромъ, была мулатка.

Она вошла, нагруженная различными принадлежностями туалета. Положивъ все принесенное на кресло, она подошла къ постели Зельмы, бросила на нее взглядъ полный участія и сказала ласковымъ голосомъ:

— Хорошо ли спали, дитя мое?

— Я была очень усталой, сонъ значительно подкрпилъ меня.

— Я принесла платья, которыя вамъ посылаетъ хозяйка. Вы можете выбрать.

— Какъ? эти дорогія платья для меня!

— Ха, ха, ха, у васъ будутъ еще дороже, сказала мулатка. Разв вы не знаете?…

— Что же я должна знать?!

— Хмъ! если вы и не знаете, то скоро вамъ все станетъ ясно. Вы не знаете хозяйки?

— Я видла мадамъ Гурданъ вчера въ первый разъ.

— И ничего о ней не слыхали?

— Ничего, кром того, что мн сказалъ про нее ея племянникъ…

— А! прервала смясь мулатка. Ея племянникъ! Подлецъ! Ея племянникъ, отлично! Я вамъ теперь принесу кофе… Вы можете теперь надть утреннее платье, когда будете потомъ переодваться, я вамъ помогу, а теперь къ вамъ скоро придетъ мадамъ Гурданъ.

Зельма встала съ постели, надла утреннее платье и сла нить кофе, погруженная въ печальныя мысли и очень мало успокоенная переворотомъ происшедшимъ въ ея положеніи.

Зачмъ не могла она воротить прошлаго?

Прежде, вставая съ постели, она прежде всего видла свою мать, первый голосъ, который она слышала, былъ голосъ ея матери, теперь же другая женщина общала заботиться объ ней какъ о дочери.

Мысли Зельмы были прерваны приходомъ мадамъ Гурданъ.

— Все еще печальна? сказала она. Я благодарю Создателя, что онъ далъ мн возможность оказать вамъ помощь.

Не смотря на печаль, Зельма вздрогнула при звукахъ этого голоса. Отвращеніе, которое она почувствовала съ самаго начала къ этой женщин, снова овладло ею.

Гурданъ замтила, что ея наружность не особенно сим. патична молодой двушк и продолжала:

— Я вижу, мое прелестное дитя, что вы не чувствуете ко мн никакого влеченія. Что длать, что у меня такой нерасполагающій видъ? Но вы должны видть, что я отъ всего сердца желаю вамъ добра. Меня очень печалитъ, что вы не чувствуете ко мн никакого доврія.

Она сла рядомъ съ Зельмой, взяла ее за руку и приподнявъ немного рукавъ ея утренняго платья, начала съ видимымъ удовольствіемъ разсматривать прелестную, точно выточенную изъ мрамора, руку молодой двушки. Зельма постаралась скрыть свои чувства, внутренно упрекая себя за свое отвращеніе къ доброй женщин, которая была ея благодтельницей, общая себ подавить это отвращеніе. Потрепавъ Зельму дружески по щек, мадамъ Гурданъ между тмъ продолжала:

— Не пугайтесь, моя дорогая! Я не такая женщина, которая могла бы равнодушно видть слезы прелестной двушки. Смотрите же веселе! Вы такъ прелестны.

Зельма въ знакъ благодарности снова взяла костлявую и желтую руку Гурданъ и поднесла ее къ губамъ.

— Извините меня, если я васъ огорчила. Если вы желаете, то я постараюсь сбросить мою печаль. Но если я все еще плачу и печальна, то я не мене вамъ за все благодарна.

— Оставимъ это, перебила ее Гурданъ, я не требую никакой другой благодарности, кром того, чтобы вамъ у меня понравилось. Вы уже видли платья, которыя я вамъ прислала? Вы должны носить въ моемъ дом такія-же платья, какія вы носили въ дом вашихъ родителей. Все, что вы желаете, вы получите. Вы должны вести у меня веселую жизнь….

— Ахъ, я ничего этого не желаю, сударыня, отвчала Зельма. Ваше великодушіе не должно простираться такъ далеко. Я хочу только получить возможность честно заработывать свой хлбъ. Держите меня у себя, пока я выучусь какой нибудь работ, посл этого я перестану обременять васъ, кром того, эта комната слишкомъ роскошна для меня, а эти платья слишкомъ дороги. Можетъ быть я скоро достану работу и буду въ состояніи нанять себ комнату….

— Да, да, сказала Гурданъ, я знаю, что моя наружность не располагаетъ….

— О нтъ, возразила Зельма, испугавшись, что оскорбила свою благодтельницу, я ничего не имю лично противъ васъ, я вамъ очень благодарна….

— Хорошо, мое сокровище, перебила Гурданъ, въ такомъ случа одвайтесь и если вамъ угодно, то пойдемте завтракать со мною и съ моими племянницами, которыя живутъ у меня, он вроятно уже дожидаются. Иди Марго и закажи завтракъ, да получше, мадемуазель Зельма, привыкла у себя дома къ хорошему столу. Не могу-ли я вамъ, Зельма, помочь одться? Вы привыкли одваться съ помощью горничной, а Марго не особенна ловка, да и къ тому-же ей надо позаботиться о завтрак.

Не дожидаясь отвта Зельмы, она поставила передъ зеркаломъ стулъ, и. заставила молодую двушку ссть на него.

— О, какіе чудныя волосы! вскричала она. Какой прелестный цвтъ и какъ они мягки и густы! Право жалко скрывать прической такіе волосы.

— Я не хочу васъ утомлять, сударыня, я сама уберу волосы, сказала Зельма, которой казалось не доставляло ни малйшаго удовольствія прикосновеніе худыхъ и большихъ рукъ ея благодтельницы.

Но она не собиралась выпустить ихъ такъ легко изъ своихъ рукъ.

— Какъ вы нелюбезны, сказала она. Что-же, доставите вы мн удовольствіе вашимъ обществомъ? Вы несправедливы къ старой Гурданъ, недовряя ей.

— Увряю васъ, что я нисколько не недоврчива къ вамъ, сударыня….

— Ахъ, какія прелестныя плечи, какъ он хороши! Позвольте мн, я не могу устоять.

И не дожидаясь позволенія, она наклонилась и поцловала плечи молодой двушки.

Зельма вздрогнула отъ этого прикосновенія, но она не выразила своего неудовольствія, изъ боязни разсердить Гурданъ.

— Ахъ, продолжала хозяйка съ восхищеніемъ, распустивъ волосы Зельмы по плечамъ. Еслибы какой-нибудь мущина увидалъ васъ такъ, то самый старый…

— Прошу васъ, сударыня! вскричала съ упрекомъ Зельма, покраснвъ до ушей.

— Ну, ну! успокоила ее Гурданъ, я говорю только, ‘еслибы.’ Вы не должны за это сердиться. Погодите, я васъ причешу а ла Корде! Къ вамъ это великолпно пойдетъ.

Затмъ она быстро устроила на голов Зельмы какую то фантастическую прическу.

— Теперь это кончено, сказала она, остается надть чулки и ботинки.

Она сла на полъ и съ видомъ знатока стала разсматривать ногу Зельмы.

— Прелестная ножка, маленькая, гибкая, такая, какая должна быть. Узенькая, съ высокимъ подъемомъ Право, Зельма, она такъ хороша, что я рдко видла подобныя! Позвольте, дитя мое…

Но на этотъ разъ Зельма не позволила, а вскочила покраснвъ со своего мста.

— Нтъ, сударыня, этого я не могу позволить! Прошу васъ говорить о чемъ нибудь другомъ и не помогайте мн больше одваться.

Мадамъ Гурданъ наклонила голову и сказала, смясь какъ могла пріятне.

— Ахъ, какая невинность! вдь я старуха, вы могли бы быть моей дочерью. А между тмъ племянникъ мн говорилъ, что у васъ былъ возлюбленный…

— Сударыня, человкъ, съ которымъ я бжала изъ родительскаго дома, и котораго я любила противъ ихъ воли, со всмъ жаромъ первой любви, также горячо, какъ теперь ненавижу, общался на мн жениться, я пожертвовала ему всмъ — любовью родителей, ихъ спокойствіемъ, спокойствіемъ моей совсти, миромъ моей души, но не моей честью и невинностью, которыя я тщательно хранила, какъ ни старался онъ у меня похитить это послднее мое достояніе. Я знала очень хорошо, что я у него во власти, и что мн ничего не оставалось для того чтобы избжать стыда, какъ во всемъ покоряться ему. Я должна была служить приманкой для его знакомыхъ, которыхъ онъ обыгрывалъ въ карты. О, какое я чувствовала отвращеніе къ самой себ. Я знала его безчестность, я знала, что онъ оставитъ меня на произволъ судьбы, если я не стану повиноваться ему. Я защищала свою честь и добродтель до тхъ поръ, пока онъ не потребовалъ этой послдней жертвы, какъ единственнаго условія, за которое онъ возстановитъ мою погибшую въ глазахъ свта честь. Только тогда я отдалась ему, о, я не знала его вполн, я не знала отчего онъ дуренъ. Только принеся ему эту послднюю жертву, я узнала вполн его подлость. На мою просьбу возстановить мою честь, онъ отказалъ мн съ насмшкой. О, какъ я просила его, я стояла передъ нимъ на колняхъ? Онъ похитилъ у меня все, не оставивъ мн ничего, кром отчаянія и горькаго раскаянія. Я оставила его домъ, онъ этому не противился. Я не говорю о нужд, пережитой мною, она достигла крайней степени, когда вашъ племянникъ, виконтъ Дюпортъ, нашелъ меня въ саду Тюльери. Я отъ всего сердца прошу прощенія у этого человка, за то что ошибалась въ немъ. Я знала его только какъ друга Горжевскаго, а я привыкла ненавидть его ‘друзей также какъ и его самого. На этотъ разъ я ошиблась. Я не знала, что въ груди друга Горжевскаго можетъ быться благородное сердце. Черезъ него я попала къ вамъ, сударыня. Теперь вы знаете исторію моей жизни, моихъ страданій, теперь вы поймете мои слезы, теперь я умоляю васъ быть сострадательной….

— Это очень печальная исторія, мое милое дитя, это правда… но дурные дни прошли, теперь вы должны высоко поднять голову. Поврьте мн, что старая тетка Гурданъ съуметъ сдлать вашу жизнь пріятной.

Зельма снова почувствовала раскаяніе въ своей несправедливости относительно мадамъ Гурданъ и старалась загладить ее. Остальное время до завтрака прошло безъ особенныхъ приключеній. Маленькое разногласіе произошло только тогда, когда Зельма изо всхъ принесенныхъ платьевъ выбрала самое простое темнаго цвта, тогда какъ мадамъ Гурданъ непремнно желала видть ее въ свтломъ. Но такъ какъ молодая двушка уступила, то и это недоразумніе скоро уладилось.

Завтракъ былъ накрытъ въ небольшой столовой — онъ состоялъ изъ яичницы, ветчины, котлетъ, дичи и шеколада.

— Теперь идемте, сказала мадамъ Гурданъ, когда наконецъ туалетъ Зельмы былъ оконченъ. Я уврена, что вы придете въ веселое расположеніе духа, такъ какъ будете въ веселомъ обществ. Вы будете завтракать со славными двушками. Он вроятно уже устали насъ ждать.

Славныя двушки дйствительно уже ждали, и увидя* новоприбывшую, начали тщательно ее разсматривать.

Это были молодыя двушки, отъ пятнадцати до двадцати лтъ, вс на подборъ хорошенькія.

— Я вамъ привела новую подругу, сказала мадамъ Гурданъ, которая ввела Зельму за руку. Это мадемуазель Зельма, прошу васъ любить ее, такъ какъ она очень дорога мн….

— Врно еще бдная родственница? Спросила ироническимъ тономъ старшая изъ двушекъ, двадцатилтняя блондинка, смясь въ лице тетушк Гурданъ.

— Нтъ, Элли, сказала Гурданъ голосомъ, которому старалась придать добродушіе, но бросивъ на говорившую сердитый взглядъ, это ни бдная и ни родственница. Ахъ…. милая Зельма, продолжала она, обращаясь къ послдней. Вы не поврите, мадемуазель Зельма, или позвольте мн звать васъ просто Зельма? Вы позволяете это, мое милое дитя…. Вы не поврите, Зельма, какъ меня часто огорчаетъ Элли своимъ злымъ языкомъ, но я все-таки ее люблю, я ихъ всхъ люблю какъ дочерей…. Поди сюда Элли и поцлуй свою тетку, капризное дитя.

— Что за глупости! отвчала Элли, отрицательно тряхнувъ своими блокурыми локонами. Оставьте разговоръ и дайте намъ завтракать. Мн сть хочется.

Мадамъ Гурданъ съ огорченіемъ покачала головой, но нашла, что самое лучшее будетъ оставить въ поко Элли, поэтому она сла за столъ и ея примру послдовали вс двушки.

Три изъ нихъ сли сейчасъ же, но четвертая медлила подойти къ столу.

Это заставило мадамъ Гурданъ взглянуть на нее.

Но едва она взглянула на нее, какъ всплеснула руками.

— Нетти, гадкая двчонка, вскричала она, какъ ты смешь являться въ общество въ такомъ костюм? Неужели ты думаешь, что Зельма сядетъ за столъ съ двушкой, которая одта, какъ горничная? Почему ты не надла того платья, которое я теб прислала съ Марго? Или, можетъ быть, Марго, ты не передала ей этого платья?

Марго, стоявшая у дверей со своей обыкновенной угрюмой миной, отрицательно покачала головой.

Двушка, о которой шло дло, была прелестное созданіе, едва вышедшее изъ дтства, ей нельзя было дать боле пятнадцати лтъ. Голубые глаза, густые каштановые волосы, розовое личико, все въ ней было прелестно, на ней было надто истертое шерстяное платье, на плеча была накинута разорванная шаль.

— Я также ей говорила, замтила Элли, что въ этомъ плать нельзя приходить къ завтраку, но она не захотла слушаться..

— Почему это? сердито спросила Гурданъ.

— Простите меня, сударыня…. начала двушка.

— Я уже теб говорила, что ты должна звать меня теткой, а не сударыней… Мн очень любопытно знать, что теб не нравится въ плать….

— Оно слишкомъ открыто, тихо отвчала Нетти. Моя покойная матушка не позволяла…

— Но твоей матери больше нтъ, а твой вотчимъ заставляетъ тебя ходить босикомъ и гонитъ изъ дома. Такъ что теперь ты должна длать то, чего хочетъ твоя благодтельница.

— Если теб кажется слишкомъ открытымъ твое платье, то наднь внизъ канзу, Марго принесетъ теб… Поди переоднься и когда будешь готова, можешь приходить завтракать… И помни, что если ты не будешь слушаться, то я отошлю тебя назадъ къ вотчиму…

— О, не длайте этого, вскричала двочка со слезами на глазахъ, я тысячу разъ прошу прощенія, что огорчила васъ. Но не сердитесь и по отсылайте меня назадъ къ вотчиму, я буду все длать, что вы ни захотите.

— Ну, сказала мадамъ Гурданъ незамтно протягивая двушк руку для поцлуя, иди и одвайся.

Зельма невольно почувствовала состраданіе къ молодой двушк, но она побоялась высказать свои мысли.

Между тмъ тетушка Гурданъ сказала самымъ любезнымъ тономъ:

— Моя милая Зельма, позвольте мн говорить вамъ ‘ты’… Мн кажется, что я ваша мать… Вы позволяете… И такъ, милая Зельма, ты можетъ быть хочешь знать, кто твои новыя подруги?

Зельма, которой ни мало не нравилось что ей будутъ говорить ‘ты’, тмъ не мене постаралась не показать своего неудовольствія и сказала какъ могла любезне:

— Вы мн говорили, что это ваши племянницы, сударыня…

— Не зови меня ‘сударыней’, а зови ‘теткой’, это пріятне звучитъ. Ну, моя милая, он мн не племянницы…

— Бдныя родственницы! вскричала Элли и громко расхохоталась.

— Элли, сказала Гурданъ, ты кажется смешься надо мною. Разв я это заслужила?

Элли отвчала только сердитымъ взглядомъ.

— Эта, начала мадамъ Гурданъ представленіе, указывая на самую старшую, это Элли, бдная родственница, которую я взяла къ себ два года тому назадъ.

Молодая двушка, про которую шла рчь, при этихъ словахъ такъ расхохоталась, что подавилась бывшимъ у нея въ горл кускомъ.

Старуха бросила на нее грозный взглядъ, оставшійся впрочемъ безъ всякаго дйствія, а смхъ Элли былъ вроятно такъ заразителенъ, что стоявшая у дверей мулатка также расхохоталась.

Зельма испугалась, что ея благодтельница наконецъ разсердится и нашла лучшимъ обратить ее вниманіе на другое.

— А кто моя сосдка, сударыня… я хотла сказать тетушка.

— Твоя сосдка, моя прелесть, отвчала мадамъ Гурданъ, Анна, дочь одного моего родственника, отецъ которой погибъ на войн, а мать очень нуждается. Услышавъ объ ея несчастіяхъ, я подала къ нимъ и взяла ребенка…

— Моя мать говорила, что никогда не видала васъ до того дня, когда вы привезли ей деньги, замтила Анна, тоже очень красивая двушка, лтъ семнадцати, но блдная и худая.

— Но тмъ не мене она моя родственница и я ей дала пятьсотъ франковъ, чтобы имть удовольствіе взять тебя, моя милая.

— А эта? спросила Зельма, указывая на шестнадцати-лтнюю черноглазую двушку, съ розовыми щечками, немного полную.

— Это Фанни, отвчала Гурданъ.

— Тоже родственница? спросила Зельма.

— Нтъ, отвчала сама Фанни. Мой отецъ очень богатый человкъ, но моя мать не была его женою. Она умерла, меня взяли чужіе люди, тогда за мной пріхала мадамъ Гурданъ, по желанію моего отца.

— А это Нетти, продолжала мадамъ Гурданъ, указывая на показавшуюся въ дверяхъ переодтую двушку.

Она надла подъ платье непроницаемое канзу и боязливо подошла къ столу.

— Ты должна будешь ходить съ открытой шеей, замтила всеобщая тетушка.

— Она слишкомъ худа, замтила Элли. Знаете, тетушка, она точно Матильда, которая также никогда не могла ходить съ открытой шеей.

— Ахъ, нтъ, Нетти — другое дло. У нея это не природный недостатокъ, который невозможно исправить — она еще пополнетъ.

Въ такихъ разговорахъ завтракъ окончился.

Зельма замтила, что у всхъ бывшихъ тутъ двушекъ прошедшее было несчастно. Он были или оставлены своими родителями, или не имли ихъ совсмъ.

Мадамъ Гурданъ всхъ ихъ пріютила, но что замчательне всего — ни одна изъ нихъ не чувствовала къ ней благодарности.

Вс двушки ушли изъ столовой, кром Элли, которая осталась вдвоемъ съ тетушкой Гурданъ.

— Ну, какъ она теб нравится? спросила старуха, не правда-ли, что она красавица?

— Она очень хороша, равнодушно отвчала Элли, по вамъ будетъ не легко справиться съ нею.

— Она совершенно у меня въ рукахъ, мы ее продержимъ въ невденіи еще нсколько дней… а тамъ мы ее представимъ. Ты знаешь, его свтлость хочетъ чего нибудь необыкновеннаго.

— Поврьте, что съ ней будетъ очень трудно сладить, у меня на этотъ счетъ врный взглядъ…

— А другія?

— Фанни была уже вчера въ зал, она почти покорена. Съ Анной тоже не будетъ большой возни, только она еще слишкомъ худа и блдна.

— А маленькая Нетти?

Элли пожала плечами.

— Про нее я еще ничего не могу сказать… По, мн кажется, что она въ состояніи выскочить изъ окна… Она еще покамстъ совсмъ не иметъ понятія о жизни, какую она здсь должна вести. Мн кажется, что она уже убжала бы, еслибъ не страхъ вотчима….

— Ну! Отсюда не такъ-то легко убжать. Ты должна убдить ихъ, что бгство отсюда наказывается тюремнымъ заключеніемъ.

— Конечно! Я имъ говорю: ‘Вы носите платья, которыя принадлежатъ не вамъ, а тетк Гурданъ, такъ что если вы убжите въ этомъ плать, то васъ посадятъ въ тюрьму, какъ воровокъ…

— Отлично, Элли… а чтобы они не имли своихъ собственныхъ платьевъ, объ этомъ уже я позабочусь….

— Я нахожу, что вс приходящія сюда двушки страшно глупы, замтила съ ироническимъ смхомъ Элли. Еслибы я захотла бжать, то меня не испугали бы угрозы, что меня примутъ за воровку, я пошла бы въ полицію и сказала: ‘Меня обманули, мадамъ Гурданъ не благодтельница, а содержательница извстнаго рода дома, я не хочу жить у нея и потому я убжала въ этомъ плать, которое ей принадлежитъ… Хотла бы я посмотрть, какой полицейскій ршится взять меня, какъ воровку!

— И ты думаешь, что это въ самомъ дл такъ легко сдлать?

— Я въ этомъ убждена, но вамъ нечего пугаться.

— Я только замчу теб, что ты ошибаешься… Ты забываешь, что у меня есть знатные знакомые и большая протекція. Въ мой домъ ходятъ лица высшаго круга — или ты думаешь, что его свтлость, князь Гросовъ, не сдлаетъ всего, что отъ него зависитъ, чтобы поймать бглянку, если я скажу ему: ‘Ваша свтлость, я нашла для васъ рдкость, но двушка убжала’.

— Это еще надо испытать, сказала равнодушно Элли, Меня не испугаете его свтлостью… но я должна вамъ напомнить объ одномъ. Вы общали мн отпустить меня на свободу черезъ два года, если я захочу уйти и кром того дать мн приданое. У меня есть любовная связь и я хочу оставить вашъ домъ…

— Ты этого не сдлаешь, Элли! Мн кажется, что ты не можешь на меня жаловаться…

— Мн кажется, и вы также! Кому изъ остальныхъ двушекъ вы поврили бы обученіе новенькихъ? Я длала это до сихъ поръ и требую теперь общанные мн въ приданое три тысячи франковъ.

— У тебя есть любовная связь? Съ кмъ это ты ее завела?

— А это тайна! Я могу вамъ сказать только одно: онъ членъ одного тайнаго общества, одинъ изъ новыхъ пророковъ Франціи. Если вы не исполните общаннаго, то я скажу моему возлюбленному и когда они станутъ во глав правленія, что не замедлитъ сдлаться, тогда вашъ домъ будетъ уничтоженъ. Обдумайте это, черезъ недлю я должна оставить вашъ домъ…

Посл этого Элли встала и вышла изъ комнаты.

X.
Новые пророки.

Въ гостинниц ‘Золотаго Солнца’, въ тотъ самый дождливый вечеръ, въ который Левинъ узналъ отъ Леона, гд находится Эргардъ, было очень оживлено.

Вся комната была тсно набита народомъ.

Собравшіеся въ ней принадлежали по большой части къ рабочему классу, только немногіе были повидимому изъ другихъ классовъ общества.

Вс были съ покрытыми головами.

Густой табачный дымъ погружалъ комнату въ полумракъ, сквозь который трудно было различить физіономіи. Къ табачному дыму присоединялся еще запахъ спиртныхъ напитковъ.

Въ одномъ конц комнаты, стоялъ на стол человкъ, такъ, что его голова много возвышалась надъ остальными, и говорилъ рчь, голосомъ, похожимъ на лай бульдога.

Всмотрвшись попристальне, мы-бы узнали въ оратор Булье, котораго мы слышали утромъ разговаривающимъ съ Пирономъ.

Его другъ и сообщникъ сидлъ рядомъ съ нимъ, передъ нимъ стоялъ стаканъ грога и большой колоколъ.

Онъ былъ президентъ этого почтеннаго собранія.

— Граждане! говорилъ ораторъ. Въ вашихъ рукахъ теперь освобожденіе Франціи. Вы выбрали народное правленіе…. Хорошо! а съ чего-же оно должно начать?…

— Прежде всего, оно, само собою разумется, должно освободить страну! перебилъ его одинъ изъ слушателей.

— Это само собою разумется! продолжалъ ораторъ. Но это самая легкая задача. Если пруссакъ не поторопится увести свои войска, то вс он найдутъ смерть подъ стнами Парижа…. Я клянусь, что это также врно, какъ то, что меня зовутъ Булье! Еслибъ они видли одушевленіе нашей національной гвардіи, они попрятались-бы, они побгутъ, по только немногіе избгнутъ своей судьбы….

— Освободившись отъ нмцевъ, намъ придется бороться противъ худшаго врага. Это національное собраніе! Намъ снова дадутъ….

— Этого не будетъ! перебилъ одинъ изъ собранія, такъ какъ правительственное собраніе въ Тур высказалось за республику.

— Конечно! Названіе республики будетъ сохранено, продолжалъ ораторъ, вы правы, правительство высказалось за республику…. Но что это будетъ за республика? Въ ней все будетъ предоставлено буржуазіи. Мы хотимъ также имть власть….

Громкое браво покрыло его слова.

Наконецъ вс начали кричать заразъ. Только колоколъ президента наконецъ могъ возстановить тишину.

Наконецъ Булье могъ снова заговорить.

— Вы вс правы, граждане, сказалъ онъ. Но я долженъ вамъ замтить, что пока у васъ нтъ еще никакой власти. Насъ пока еще очень мало, но мало помалу весь Парижъ присоединится къ намъ. И тогда наступитъ время совершить переворотъ! Я надюсь, что въ нашемъ союз нтъ измнниковъ.

Сказавъ это онъ оглядлся вокругъ себя и каждый изъ собранія сдлалъ тоже самое.

Горе тому кого по наружности могли въ эту минуту принять за измнника, его жизнь подверглась бы не малой опасности?

— Дерево, которое пуститъ глубокіе корни, не боится грозы, продолжалъ Булье, положитесь на насъ и врьте намъ, когда управленіе города перейдетъ въ ваши руки, такъ какъ мы первые заговорили о свобод.

— Булье долженъ быть президентомъ республики, сказалъ одинъ, а Пиронъ первымъ министромъ.

— Я требую для Буланже портфель военнаго министра, а для Бетти — народнаго просвщенія….

Это предложеніе сдлала мегера, сидвшая между Пирономъ и Буланже за президентскимъ столомъ.

Только что начались эти выборы въ новое правленіе, какъ въ дверь раздался стукъ.

Хозяинъ открылъ дверь.

— Кто тутъ? спросилъ онъ.

— Пустите, мое имя Давидъ Мори, раздался голосъ, я служу у Леона…

При слабомъ свт, проходившемъ черезъ наружную дверь, виднлась маленькая фигурка съ большой головой.

— У васъ живетъ англичанинъ по имени Гольборнъ? продолжалъ пришедшій.

— Англичанинъ? Гольборнъ? сказалъ хозяинъ смотря вопросительно. Я совсмъ не знаю….

— Разв къ вамъ сегодня не перехалъ молодой человкъ, ростомъ съ меня, съ маленькой бородкой, темнорусыми волосами, въ круглой шляп?…

— А! хмъ! Не знаю, сударь… какъ ваше имя?…

— Меня, вс зовутъ просто Давидъ, хотя я называюсь Давидъ Мори.

— Я не знаю, господинъ Давидъ, сказалъ въ нершимости хозяинъ, обращаясь въ комнату за совтомъ.

Но такую-же нершимость онъ увидлъ и на лицахъ собравшихся.

Увидя, что вс въ такомъ-же затрудненіи, какъ и онъ, хозяинъ ‘Золотаго Солнца’ обратился къ собранію.

— Ну, господа, сказалъ онъ, будьте такъ добры отвтьте этому человку. Отъ ищетъ господина Гольборна.

— Скажите, что его здсь нтъ, раздался голосъ Булье, который въ это время слзъ со стола, или лучше спросите его, что ему надо отъ Гольборна!

— Мн поручено передать ему этотъ чемоданъ. Не возьметесь-ли вы, хозяинъ, передать ему его?

— Хм!… да… я это могу, но я не знаю, долженъ-ли я это сдлать…

— Это будетъ сдлано не ране, раздался голосъ президента, когда мы узнаемъ въ англійскомъ посольств, что онъ не шпіонъ. Оставьте здсь чемоданъ, можетъ быть, въ немъ найдется доказательство его шпіонства.

— Хорошо, оставьте здсь чемоданъ, объяснилъ хозяинъ.

— У меня есть къ нему еще другое порученіе, сказалъ Давидъ.

— Какое?

— Это я могу передать ему только лично.

— Въ такомъ случа вы можете сдлать это въ другой разъ: господина Гольборна нтъ здсь, онъ здсь не живетъ…

— Вонъ! вмст со своими вопросами! закричалъ Буланже, онъ пришелъ сюда шпіонить, вытолкайте его изъ дома и закройте дверь!

Это предложеніе встртило сочувствіе.

Хозяину нечего было исполнять этого порученія, такъ какъ гости предупредили его.

Въ одну минуту Давидъ былъ на улиц, а дверь закрыта.

XI.
Дружеская услуга.

Парижскіе бульвары можно сравнить съ двумя земными полушаріями: полюсы, это площадь Магдалины и Бастилія, экваторъ — Монмартрскій бульваръ, гд кипитъ жизнь, гд царствуетъ необыкновенная дятельность. Здсь господствуетъ настоящая общественная жизнь, здсь пульсъ жизненной дятельности Парижа. Только рано утромъ здсь царствуетъ сравнительная тишина и спокойствіе. Съ двнадцати часовъ начинается непрерывное движеніе и шумъ. Можно подумать, что здсь сборный пунктъ всего Парижа.

Въ находящихся здсь ресторанахъ собираются журналисты, писатели, актеры, здсь продается множество газетъ, разсказываются всевозможныя новости, здсь заключается множество торговыхъ сдлокъ, сюда идетъ всякій парижанинъ, желающій повеселиться, здсь составляются знакомства и завязываются интриги.

Отъ этого бульвара идетъ бульваръ Итальянцевъ.

При этомъ названіи сейчасъ-же припоминаются роскошные ужины, ночныя оргіи.

Эта часть Парижа принадлежитъ исключительно французской знати и богачамъ.

Тутъ нтъ домовъ, а только дворцы. Одинъ изъ такихъ дворцовъ, стоявшій какъ разъ по средин бульвара Италіанцевъ, отличался отъ своихъ сосдей особенно роскошнымъ видомъ.

Передъ домомъ былъ небольшой цвточный садъ. Въ воротахъ, отдлявшихъ садъ отъ улицы, стоялъ человкъ, представлявшій по наружности рзкій контрастъ со всей окружавшей его роскошью и это посщеніе было тмъ удивительне, что время было совсмъ не такое, въ какое подобный поститель могъ разсчитывать быть принятымъ.

На немъ былъ надтъ длинный, сильно поношенный сюртукъ изъ чернаго сукна и старая высокая шляпа, носившая на себ слды долговременнаго употребленія. Несмотря на дождь, воротникъ сюртука не былъ поднятъ. Фонари, стоявшіе не далеко отъ подъзда, свтили довольно тускло сквозь мокрыя стекла, такъ что лица постителя нельзя было разсмотрть, видна была только темная съ просдью борода и черные блестящіе глаза.

Росту незнакомецъ былъ высокаго, сложенія крпкаго.

У дверей былъ колокольчикъ, не долго думая, онъ взялся за его ручку.

Дверь отворилась.

Незнакомецъ вошелъ.

Швейцаръ съ удивленіемъ глядлъ на вошедшаго и узналъ его только тогда, когда онъ подошелъ очень близко.

— Чортъ возьми! Это вы, Левинъ! вскричалъ онъ, что вамъ надо въ такое позднее время? Если вы думаете устроить здсь какое нибудь дло, то вамъ лучше было придти на другой день, а не ходить по такому дождю.

— Мн необходимо видть графа Бошанъ сегодня же вечеромъ, Жоржъ, и если его нтъ дома, то врно вы будете такъ добры, скажете въ какомъ клуб или ресторан я могу его найти?

— Вы, кажется, очень спшите, Левинъ?

— Да, я очень спшу, другъ Жоржъ. Прошу васъ, не задерживайте меня.

— Дло дйствительно спшное?

— Очень, теперь девять часовъ, и я надюсь, что еще непоздно. Я только сейчасъ узналъ то, о чемъ хочу сказать графу… и такъ, гд-же графъ?

— Графъ дома. Онъ, конечно, отправился бы сегодня въ клубъ, только несчастіе, случившееся сегодня утромъ съ графиней и съ барышней и безпокойство о состояніи, послдней, помшали этому.

— Будьте такъ добры, доложите, что мн необходимо его видть.

— Это легко сказать, Левинъ.

— Мн кажется, что сдлать на столько-же нетрудно.

— Не такъ легко, какъ это вамъ кажется… Вы знаете графа: на сколько онъ добръ обыкновенно, на столько-же вспыльчивъ, если-его ослушаются. Безъ сомннія, онъ будетъ далеко не радъ, если я ему доложу о такомъ позднемъ визит и особенно о вашемъ.

— Сдлайте это на мою отвтственность, и скажите графу, что я это сдлалъ въ видахъ его собственной выгоды.

— Хорошо, я это сдлаю. Но графъ не одинъ, его свтлость князь Гросовъ у него, онъ пріхалъ звать графа въ клубъ.

— Его свтлости нечего будетъ длать когда я переговорю съ графомъ, такъ какъ, или я очень ошибаюсь, или у графа посл разговора со мною будетъ другое дло, кром поздки въ клубъ.

Швейцаръ пробормоталъ еще что-то про себя, потомъ сказалъ громко: Нечего длать! Я пойду, ждите здсь отвта.

— Если вы позволите, другъ мой, то я буду ждать въ передней.

— Хорошо.

Левинъ молча сталъ ходить, заложа руки за спину, тогда какъ швейцаръ поднялся, на верхъ.

Спустя нсколько минутъ швейцаръ вернулся.

— Графъ хочетъ говорить съ вами, сказалъ онъ.

— Я зналъ, что графъ мн не откажетъ, отвчалъ Левинъ.

— Онъ ждетъ васъ въ библіотек, продолжалъ Жоржъ. Но не можете же вы явиться графу въ такомъ вид, въ насквозь промокшемъ сюртук, въ шляп…

— Что касается до шляпы, то я оставлю ее здсь, съ сюртукомъ я не могу ничего сдлать. До свиданья, другъ Жоржъ!

Затмъ онъ твердыми шагами пошелъ по лстниц, съ такой увренностью что было видно, что онъ пришелъ сюда не какъ проситель. Легкимъ наклоненіемъ головы отвчалъ онъ на поклоны лакеевъ, стоявшихъ на лстниц, прошелъ мимо ихъ, и по знакомой дорог прошелъ въ библіотеку.

У двери ея онъ постучался.

На позволеніе войти, онъ отворилъ дверь и вошелъ.

Графъ Бошанъ, имвшій видъ настоящаго аристократа, былъ человкъ лтъ около пятидесяти, худой, съ благородными и рзкими чертами лица — рдкіе сдые волосы покрывали его голову, его голубые глаза смотрли ясно и проницательно, онъ держался гордо, съ сознаніемъ собственнаго достоинства.

Когда Левинъ вошелъ, графъ стоялъ посреди комнаты.

— Вы пришли на счетъ денегъ, Левинъ? сказалъ онъ вошедшему, на низкій поклонъ котораго онъ отвчалъ легкимъ наклоненіемъ головы.

— Лтъ, графъ! отвчалъ еврей, ваши деньги въ врныхъ рукахъ…

— Въ такомъ случа вы принесли мн извстіе о тайномъ соціалистскомъ союз?

— Нтъ и не это, графъ, я пришелъ совсмъ за другимъ.

— Объяснитесь, Левинъ! Я знаю что дло, которое привело васъ въ такое время, должно быть серьезно.

— Вы не ошиблись. Я долженъ вамъ сказать, что пришелъ въ вашемъ же интерес. Я понимаю подъ этимъ не ваши денежные и политическіе интересы, а интересы такъ сказать нравственные.

— Какъ долженъ я это понять, Левинъ?

— Графъ, молодой человкъ, который сегодня утромъ такъ мужественно спасъ вашу супругу и дочь изъ рукъ черни…

— А, онъ прислалъ васъ за своей наградой?

При этихъ словахъ Левинъ улыбнулся.

— О, нтъ, графъ, я пришелъ не по его порученію, о, въ не придетъ сюда ни самъ, также какъ не пошлетъ другаго за вознагражденіемъ…

— Какъ? онъ отказывается отъ моей благодарности, этотъ великодушный молодой человкъ?

— Онъ также гордъ какъ и вы, графъ, онъ даже по всей вроятности не считаетъ, что вы ему обязаны. Тмъ не мене я думаю, что вы считаете долгомъ быть ему благодарнымъ.

— Конечно, Левинъ, вамъ нечего напоминать мн объ этомъ. Я только сожалю, что не знаю ни его имени, ни адреса.

— Я знаю его адресъ и пришелъ сюда для того, чтобы вамъ его сообщить, и въ то же время дать случай доказать ему вашу благодарность. Молодой человкъ попался въ руки черни, его жизнь въ опасности и онъ погибнетъ, если вы не подадите ему помощи.

— Ради Бога, Левинъ, объяснитесь! Если только могу, я конечно окажу ему всевозможную помощь.

— Я только долженъ сказать вамъ одно, графъ, молодой человкъ не французъ…

— Моя жена сказала, что онъ англичанинъ.

— Не англичанинъ, графъ, а нмецъ.

— Нмецъ? Вроятно шпіонъ, потому что скрываетъ свою національность? А, такъ вотъ причина почему онъ отказывается отъ благодарности. У него вроятно нтъ недостатка въ деньгахъ, да къ тому же онъ долженъ бояться что при ближайшемъ знакомств можетъ открыться его профессія…

— Ничего подобнаго нтъ, графъ! Молодой человкъ не шпіонъ, я ручаюсь за него. Его привелъ въ Парижъ случай и онъ далеко не иметъ хорошихъ средствъ, какъ выдумаете, напротивъ того онъ очень бденъ такъ что даже принужденъ продавать свои вещи.

— Вы ручаетесь за него, Левинъ?

— Да, но вы сами, узнавъ его, согласитесь со мною, довольно самаго непродолжительнаго знакомства, чтобы убдиться въ достоинствахъ этого молодаго человка.

— Я врю вамъ. И такъ, гд же онъ? Какой опасности онъ подвергается?

— Позвольте, графъ, прежде замтить вамъ еще одно. Какъ первое доказательство вашей благодарности, дайте общаніе хранить его тайну. Вы знаете, что онъ нмецъ, но пусть онъ останется для всхъ остальныхъ англичаниномъ.

— Я буду хранить его тайну сколько могу, но объясните же мн… Вы видите, что я необыкновенно разстроенъ. Съ моей стороны будетъ непростительно не подать ему помощь въ опасности, которой онъ подвергся изъ за моей жены и дочери.

— Сегодня утромъ онъ поселился въ гостинниц ‘Золотаго Солнца’…

— Тамъ гд комунистскій клубъ?..

— Къ несчастію, да. Я узналъ это всего часъ тому назадъ, графъ, одинъ изъ моихъ друзей послалъ туда по моей просьб своего прикащика, чтобы возвратить молодому человку проданныя имъ сегодня утромъ вещи… Я также обязанъ этому человку, графъ… Сначала тамъ сказали, что онъ не живетъ и что его совсмъ не знаютъ. Но изъ различныхъ намековъ прикащикъ понялъ, что Гольборнъ — такъ онъ себя называетъ, не только тамъ, но еще находится въ заключеніи у собравшейся тамъ черни. Подайте ему помощь, графъ, если еще есть время! Я боюсь, что теперь мы уже опоздали…

— Боже мой! да, вы правы, отъ этихъ людей можно всего опасаться. Но какъ могу я ему помочь? Что могу я сдлать въ настоящую минуту? Я самъ только могу подвергнуть себя опасности. Вы знаете, какъ эти люди ненавидятъ меня — я не подамъ ему никакой помощи….

— Я слышалъ, графъ, что его свтлость князь Гросовъ теперь у васъ, чтобъ хать вмст въ клубъ….

— Ну что-же?

— А тамъ вроятно вы найдете полковника Сенъ-Реми….

— Вы правы, князь можетъ послать ко мн полковника. Съ его помощью мы легко освободимъ молодаго человка.

— Только поторопитесь, графъ, а то, я повторяю, что наша помощь можетъ опоздать.

— Погодите здсь! Я пойду къ князю.

XII.
Къ смерти!

Мсто, въ которомъ былъ заключенъ Максъ Эргардъ, былъ погребъ, служившій вроятно прежде складомъ вина или какихъ нибудь другихъ товаровъ.

Когда дверь за нимъ была затворена, то вокругъ него воцарился полнйшій мракъ, такъ какъ единственное маленькое окошечко съ желзной ршеткой было закрыто снаружи, такъ что ни одинъ лучъ свта не проникалъ ни откуда.

Максъ опустился на стоявшій около него деревянный ящикъ, и сталъ размышлять о своемъ положеніи.

Онъ понималъ, что попалъ въ руки непримиримыхъ враговъ, и зналъ, что по наведеніи о немъ справокъ они узнаютъ, что онъ не англичанинъ, а нмецъ.

Его желаніе скрыть свою національность привело его только къ погибели.

Онъ вспомнилъ еврея разнощика, подавшаго ему мысль выдать себя за англичанина.

Онъ спрашивалъ себя, что съ нимъ будетъ и не могъ не сознаться, что погибъ безвозвратно. Онъ долженъ былъ ожидать всего отъ слпой ненависти черни.

Конечно, его враги не удовольствуются однимъ его заключеніемъ, о нтъ, Максъ хорошо зналъ, что его жизнь была въ опасности.

— Еще счастье, думалъ онъ, что у меня нтъ моего чемодана, въ немъ было сотня вещей, доказывавшихъ, что я изъ Германіи: картонки съ нмецкими клеймами, нмецкія книги и — ахъ, Боже мой! тамъ мое университетское свидтельство, которое я забылъ….

Тутъ онъ перебилъ себя съ горькимъ смхомъ: мое университетское свидтельство можетъ оставаться у еврея, мн суждено кончить мою жизнь здсь. Можетъ быть никто и не узнаетъ, что я погибъ.

Впрочемъ, кто можетъ это узнать? А если и узнаетъ, то кого это можетъ интересовать? Очень можетъ быть, что завтра въ газетахъ будетъ написано, что народъ умертвилъ нмецкаго шпіона — вотъ и все.

Но чмъ больше онъ думалъ, тмъ живе воскресали передъ нимъ воспоминанія прошлаго, всего, что онъ пережилъ и перенесъ, и вмст съ тмъ проявлялась все боле и боле горячая любовь къ жизни.

Нельзя-ли какъ нибудь бжать изъ этого погреба? Онъ началъ ощупью изслдовать свое жилище.

Онъ увидлъ, что погребъ былъ со сводами, а единственное окошечко защищено желзной ршеткой и снаружи закрыто ставней.

На полу стояло много деревянныхъ ящиковъ. Не было-ли въ нихъ чего нибудь, что могло-бы помочь его бгству?

Тяжесть этихъ ящиковъ и особенный звукъ, издаваемый ими, когда по нимъ ударятъ, дали понять Максу, что содержаніе ихъ было металлическое.

Вс эти ящики были заколочены, такъ что Максъ только посл долгихъ усилій, усплъ открыть самый меньшій изъ нихъ, на который онъ слъ войдя.

Онъ вскрикнулъ отъ удивленія и радости, въ ящик лежало оружіе, по большей части пхотныя сабли.

Взявъ одну изъ этихъ сабель, онъ принялся открывать ею ставню.

Въ самомъ дл, онъ усплъ продлать небольшое отверстіе, въ которое проникъ лучъ свта, онъ могъ хотя нсколько осмотрть свою тюрьму и продолжать дальнйшую работу не въ совершенной темнот.

Сабля помогла ему открыть одинъ изъ большихъ ящиковъ. Новое изумленіе! Въ немъ лежали револьверы, ружья и пистолеты.

— Если-бы хотя одно изъ нихъ было заряжено, это мн-бы значительно помогло.

Къ несчастію, ни одно изъ огнестрльныхъ оружій не было заряженоонъ на это и не надялся, но думалъ что въ какомъ нибудь изъ ящиковъ могли быть патроны.

Онъ сталъ продолжать свои розыски, напрасно! патроновъ не было.

Желаніе спастись пробудилось въ его душ съ новою силой.

Не могло-ли случиться, что его враги захотятъ уморить его съ голоду, тогда онъ, съ помощью сабель, усплъ-бы сломать окованную желзомъ дверь, и такимъ образомъ освободиться.

Со всми предосторожностями принялся онъ за эту работу, и мало по малу перепиливалъ желзные засовы, но скоро его работа должна была происходить снова въ темнот, такъ какъ наступила ночь.

Часъ за часомъ работалъ онъ не переставая, наконецъ послдній желзный засовъ былъ перепиленъ, оставалось сломать замокъ, Максъ просунулъ саблю, нажалъ, дверь открылась, но вдругъ онъ остановился….

Послышались голоса.

Онъ поспшно отступилъ назадъ.

Голоса приближались. Предчувствіе опасности овладло имъ. Сквозь полуоткрытую дверь онъ видлъ дворъ и на немъ людей, изъ которыхъ одинъ несъ фонарь, освщавшій ихъ лица.

Первое лице, которое Максъ узналъ, былъ Пьеръ Буланже.

— Все погибло! прошепталъ тогда Максъ. Они идутъ меня убить.

Хотя дло Макса и не должно было разсматриваться въ этотъ день, но тмъ не мене, по случаю прихода еврея-прикащика, напомнившаго о немъ, было ршено перейти къ длу мнимаго Гольборна.

— На этотъ разъ онъ не уйдетъ отъ насъ, замтилъ Буланже. Онъ шпіонъ, это несомннно, но легко можетъ случиться, что если мы будемъ медлить наказать его, то случится что нибудь такое, что намъ совсмъ помшаетъ сдлать это. Поэтому, впередъ! Онъ уже тмъ заслужилъ наказаніе, что два раза помшалъ намъ исполнить наши намренія!

— Буланже правъ, закричала мегера, мы должны убить его, какъ собаку.

Но тутъ вмшался хозяинъ.

— Друзья мои, сказалъ онъ, мн очень будетъ непріятно, если вы сдлаете это у меня въ дом, мн за это можетъ порядочно достаться.

— Глупости, возразилъ Буланже. Полиція остерегается связываться съ нами, они очень хорошо знаютъ, что при первомъ шум, число насъ такъ увеличится, что ни полиція, ни солдаты не справятся съ нами. Префектъ Араго очень хорошо знаетъ, что если мы станемъ его врагами, то его голова будетъ нетвердо держаться на плечахъ. Вамъ нечего бояться, хозяинъ, скоро мы будемъ хозяевами въ город, и тогда вы будете вознаграждены.

Раздалось громкое браво.

Хозяинъ остался озабоченъ, точно онъ не врилъ, что члены комунистскаго клуба будутъ скоро хозяевами въ город и кром того онъ сильно сомнвался, что полиція не станетъ мшаться въ это дло. Онъ хотлъ еще что-то сказать, но ему не дали открыть рта, вс бросились къ двери.

— Граждане! сказалъ тогда Пиронъ, про насъ не должны говорить, что мы убили иностранца несправедливо. Мы люди справедливые и безпристрастные. Дайте изслдовать это дло и если онъ виновенъ, тогда исполняйте ваше справедливое мщеніе!

— Пиронъ правъ! сказалъ кто то. Къ тому же у насъ есть въ рукахъ средство узнать его невинность или виновность. У насъ есть его чемоданъ. Мы все обыщемъ! Выберемъ присяжныхъ, которые ршатъ дло…

— Совершенно справедливо, выберемъ присяжныхъ… я предлагаю Пирона и Булье…

— И Пьера Буланже!

— И Бетти!

Между тмъ чемоданъ былъ принесенъ. Ключъ вислъ около замка на шнурк, поэтому его сейчасъ же открыли. Первая вещь, которую вынули, была картонка для блья съ клеймомъ Берлинской фабрики.

Для большинства, одно это было достаточной причиной для произнесенія приговора. Только одинъ Пиронъ оказался добросовстнымъ человкомъ, онъ успокоилъ собраніе и продолжалъ обыскъ. Каждая вещь была доказательствомъ нмецкаго происхожденія обвиненнаго.

Когда же увидли написанную по нмецки бумагу, которой, естественно никто не могъ понять, то было ршено, что обвиненный шпіонъ, а эта бумага его — тайная корреспонденція. Неразборчиво написанная юридическая диссертація было принята за шифрованное донесеніе.

При каждомъ новомъ подобномъ доказательств, вынимаемомъ изъ чемодана, толпа все боле и боле волновалась и нужна была вся энергія Пирона, чтобы сдерживать ее.

Осмотръ былъ оконченъ.

Тогда Пиронъ поднялся и объявилъ громкимъ голосомъ:

— Мы имемъ неоспоримыя доказательства его вины. Присяжные объявляютъ подсудимаго шпіономъ и приговариваютъ къ смерти, но онъ не долженъ быть убитъ беззаконно. Граждане! мы люди закона, у насъ все длается по праву и справедливости. Прежде чмъ подвергнуть его наказанію, мы должны выслушать его, пусть онъ будетъ имть возможность оправдываться…

— Это лишнее! закричали многіе. Но большинству польстила мысль, что они могутъ законно осудить человка, представляя изъ себя настоящій судъ. Вслдствіе этого, Пьеръ Буланже и еще нсколько человкъ были отправлены, чтобы привести обвиняемаго.

— Открывай, гражданинъ Дюпонъ! сказалъ Буланже человку, несшему фонарь.

Названный наклонился, чтобы освтить замокъ, но вдругъ остановился.

— Что такое? спросилъ Буланже.

— Дверь открыта.

— Открыта?— Дверь открыта?

— Сломана… посмотрите, гражданинъ Буланже!

Замокъ дйствительно былъ выломанъ.

— Чортъ возьми! вскричалъ Буланже. Значитъ птичка вылетла. А, онъ не долженъ отъ насъ уйти, напрасно трудился, я вижу его тамъ. Хватайте его! Дйствительно свтъ фонаря упалъ на Макса, стоявшаго недалеко отъ входа.

Но схватить его было не такъ легко, такъ какъ Максъ ршился защищаться до послдней возможности.

Онъ держалъ въ рукахъ саблю и закричалъ своимъ противникамъ:

— Горе тому, кто ко мн подойдетъ! Передніе попятились назадъ.

Проклятый! вскричалъ Буланже, онъ открылъ ящики и нашелъ оружіе. Теперь онъ долженъ умереть! Онъ знаетъ слишкомъ много нашихъ тайнъ… Берите его! Чего вы медлите?

— Назадъ! говорю я! вскричалъ Максъ, такъ какъ одинъ изъ его враговъ сдлалъ шагъ впередъ.

— Прочь, трусы! закричалъ Буланже. Если онъ не сдастся добровольно, то тмъ хуже для него.

Сказавъ это, онъ вынулъ револьверъ и прицлился въ Макса.

— Сдайся шпіонъ, положи оружіе! закричалъ онъ Максу или я убью тебя на мст.

— Стрляй, но добровольно я не сдамся, отвчалъ Эргардъ.

Въ эту минуту въ ворота раздался громкій стукъ.

— Тише! вскричалъ Дюпонъ, что это можетъ значить?

— Поди и посмотри! приказалъ Буланже.

— А вы стойте тихо, не должно быть слышно никакого шума. Смотрите только, чтобы плнникъ не убжалъ!

Дюпонъ и еще одинъ изъ его товарищей подошли къ воротамъ…. Кто тутъ, послышался ихъ вопросъ.

— Именемъ закона, отворите! отвчалъ съ улицы повелительный голосъ.

Члены клуба, бывшіе въ зал, также слышали стукъ и блдный отъ страха хозяинъ появился на двор.

— Ну вотъ, вскричалъ онъ, вотъ и полиція… теперь мы погибли!

— Это не полиція, сказалъ Буланже, поврьте, что полиція сюда не пойдетъ! Позвольте я посмотрю кто это… Кто вы? громко спросилъ онъ.

— Мы изъ префектуры.

— А! ктоже вы?

— Полковникъ Сенъ-Реми — Но открывайте или я употреблю силу!

Имя полковника было точно ударъ электричества.

Храбрость мгновенно оставила всхъ.

Большинство стоявшихъ у воротъ стало стараться спрятаться.

Снова раздался стукъ и приказаніе открыть.

Извстіе, что у воротъ стоитъ полковникъ Сенъ-Реми, по всей вроятности съ отрядомъ солдатъ, было быстро сообщено тмъ, которые остались стеречь плнника.

Страхъ овладлъ ими до такой степени, что они забыли и о наказаніи Эргарда, думая только какъ бы самимъ спастись.

Одинъ Буланже обратился къ своимъ спутникамъ, говоря.

— Трусы, вы не понимаете разв, что мы должны сдлать измнника нмымъ.

Раздался выстрлъ, но такъ какъ въ темнот было трудно прицлиться, то пуля не попала въ Макса.

Дюпонъ поставилъ фонарь на верхнюю ступеньку лстницы, которая вела въ подвалъ и искалъ убжища въ какомъ нибудь темномъ уголк двора.

Съ большимъ присутствіемъ духа Максъ кинулся изъ двери на лстницу и саблей столкнулъ фонарь, который погасъ.. Наступилъ совершенный мракъ.

— А, негодяй! закричалъ Буланже, ты отъ меня не уйдешь.

Онъ кинулся на удачу и схватилъ Макса. Началась ожесточенная борьба, въ которой ярость казалось удесятеряла силы Буланже. Еще одна минута и Максъ погибъ бы… Но въ эту минуту въ отверстіи лстницы показался свтъ факеловъ, и чей то голосъ закричалъ на двор:

— Обыщите весь домъ, не оставляйте необысканнымъ ни одного угла! Онъ долженъ быть здсь…

— Клянусь вамъ, полковникъ, что того, кого вы ищете, нтъ въ моемъ дом, говорилъ хозяинъ.

— Лжетъ! лжетъ! прервалъ голосъ, въ которомъ Максъ узналъ голосъ еврея Левина. Я знаю, что онъ здсь. Скажите что съ нимъ сталось!

— Гд вс остальные?

— Я не знаю, гд они вс остались… о, прошу васъ, будьте ко мн милостивыя ничего не знаю. Я не хотлъ… я беру Пирона и другихъ въ свидтели… но гд же они?

— Ахъ! сюда! сюда! раздался вдругъ голосъ Левина, который съ факеломъ въ рук показался на верху подвальной лстницы. Онъ тутъ! Ну, другъ мой, я вамъ сейчасъ помогу…

Въ одну секунду онъ былъ внизу.

Было давно пора, такъ какъ руки Буланже точно желзныя клещи сдавили шею Макса, который не могъ даже вскрикнуть, еще минута и онъ представлялъ бы трупъ.

Съ исполинской силой, еврей повалилъ на землю Буланже и всталъ ему колномъ на грудь, зовя къ себ.

Въ туже минуту сбжались солдаты и пришелъ самъ полковникъ.

Буланже былъ связанъ и порученъ части патруля, остальные же продолжали обыскивать домъ.

Часть членовъ клуба была найдена въ подвал, другіе въ разныхъ закоулкахъ дома, но Сенъ Реми веллъ прекратить дальнйшіе розыски, такъ какъ число плнныхъ могло превысить число людей патруля.

Онъ оставилъ двоихъ солдатъ у дома, одного послалъ въ префектуру дать знать, что въ гостинниц Золотаго Солнца найденъ большой складъ оружія.

Затмъ онъ съ Левиномъ и Максомъ сли въ карету и отправились на бульваръ Итальянцевъ въ отель графа Бошанъ.

XIII.
Желзное кольцо.

Часъ спустя посл описанныхъ нами событій, парижане были разбужены громомъ пушекъ.

Это гремли орудія Монъ-Валеріена и форта Исси, начавшія обстрливать батареи осаждающихъ.

Хотя парижане вообще очень не любятъ когда тревожатъ ихъ утренній сонъ, но на этотъ разъ весь городъ былъ живо на ногахъ.

Южныя улицы города, быстро наполнились народомъ. Войска двигались по направленію къ Исси и Нейльи, сопровождаемыя радостными криками и дружескими слезами. Сегодня, думали вс, будетъ наконецъ разорвано желзное кольцо, которымъ непріятель окружилъ городъ, и настанетъ великій моментъ, когда король Вильгельмъ и его прусаки будутъ погребены подъ стнами Парижа.

Генералъ Дюкро организовалъ вылазку въ громадныхъ размрахъ.

Весь Парижъ зналъ это, и весь Парижъ заране радовался, что къ вечеру врагъ будетъ или совсмъ уничтоженъ или бжитъ со стыдомъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Такъ какъ нашъ разсказъ опирается на историческіе факты и на страницахъ его дйствуетъ много лицъ національнаго правленія, игравшихъ роль въ описываемыхъ нами событіяхъ, то будетъ не безполезно описать въ нсколькихъ словахъ тогдашнее положеніе длъ.

Царствованіе Наполеона III кончилось подъ Седаномъ 2 то сентября 1870 года. Самъ Наполеонъ попалъ въ плнъ къ императору Вильгельму.

Когда извстіе объ этомъ дошло, 4-го сентября, въ Парижъ, то въ тотъ-же вечеръ на бульварахъ начали собираться большія массы народа.

Нсколько тысячъ человкъ направилось къ Лувру, гд жилъ комендантъ Парижа.

— Да здравствуетъ Трошю! кричала толпа.

Крики длались все громче и громче, такъ что наконецъ на балкон появился Трошю.

— Мы требуемъ упраздненія престола, раздались тогда крики.

— То, чего вы требуете, превышаетъ мою власть, отвчалъ Трошю. Только національное собраніе можетъ ршать судьбу страны, мое дло оборонять Парижъ и я буду это длать до послдней крайности.

— Да здравствуетъ Трошю! Впередъ, въ палату!

Съ этимъ крикомъ, большинство направилось къ зданію палаты депутатовъ.

Со всхъ сторонъ прибывали новыя массы народа.

Въ город ходили разные слухи. Наконецъ появился Гамбетта, чтобы переговорить съ народомъ. Когда ему наконецъ удалось заставить себя слушать, то онъ сталъ уговаривать народъ успокоиться и объявилъ, что будетъ собрано чрезвычайное засданіе для ршенія этихъ вопросовъ.

На другой день, это было воскресенье, собралось это чрезвычайное засданіе, порядокъ въ которомъ былъ невозможенъ, такъ какъ громадныя массы народа пробрались до самой залы засданія.

Страшные крики: ‘Долой Наполеона!’ ‘Да здравствуетъ Франція!’ ‘Да здравствуетъ Трошю!’ наполняли площадь Согласія и рядомъ лежащія улицы страшнымъ шумомъ. Національная гвардія должна была защищать зданіе палаты отъ нападеній толпы.

Посл продолжительныхъ споровъ, Тьеръ предложилъ, наконецъ, что палата выберетъ комитетъ, которому будетъ поручено управленіе и народная оборона. Кром того, какъ только будетъ возможно, соберется національное собраніе.

Посл закрытія засданія, народъ бросился въ Тюльери, чтобы взять императрицу.

Но послдняя уже бжала изъ Парижа. Оказалось, что хотя она и взяла съ собою свои сокровища, но за то забыла множество компрометирующихъ бумагъ.

Вечеромъ того же дня собралось второе засданіе палаты, на которомъ было выбрано импровизированное правленіе. Была объявлена республика и выбранъ для обороны страны комитетъ, подъ предсдательствомъ генерала Трошю. Меромъ Парижа былъ выбранъ Араго.

Итакъ, во Франціи установилась республика, но не благодаря ихъ собственнымъ усиліямъ, а была дана имъ побдами нмцевъ при Верт, Мец и Седан.

Въ Париж, между тмъ, стали надяться, что война должна скоро кончиться.

Жюль Фавръ объявилъ въ слдующемъ засданіи, что король прусскій сказалъ, что онъ воюетъ не противъ Франціи, а противъ династіи Наполеона. ‘Династія пала, значитъ, заключилъ онъ, король прусскій не будетъ продолжать войны. Во всякомъ случа намъ не придется пожертвовать ни клочкомъ нашей земли’.

— Король Вильгельмъ можетъ длать, что ему угодно, возразилъ Тьеръ, но мы не должны показывать себя слабыми — у насъ, въ Париж, есть армія, сильные форты и въ укрпленіяхъ триста тысячъ храбрыхъ защитниковъ. Парижъ отмститъ за Францію.

Относительно укрпленій Парижа, Тьеръ былъ не совсмъ неправъ.

Внутреннія укрпленія окружали городъ валами, рвами и гласисами, въ стн, вышиною въ десять метровъ, окружающей весь городъ, было девяносто бастіоновъ.

Но главная сила обороны заключалась въ фортахъ.

Кругомъ города было пятнадцать фортовъ, отстоявшихъ другъ отъ друга на одну милю.

Боле всего была укрплена восточная часть Парижа, обращенная къ сторон Германіи. Тамъ были форты: Роменвиль, Нуази, Росни и немного южне — фортъ Ножанъ, пространство между которыми могло быть подвергнуто перекрестному огню.

Южная сторона также укрплена пятью фортами, на сверной четыре форта и, наконецъ, на западной всего одинъ, но очень сильный фортъ Монъ-Валеріенъ. Съ этой стороны, кром того, прикрытіе представляетъ Сена.

Думало-ли, въ самомъ дл, правленіе народной обороны остановить нмцевъ или только хотло подать надежду французамъ, но распоряженіе отдавалось за распоряженіемъ.

Красивыя, дорого стоившія улицы, были разрыты и сдланы непроходимыми, много мостовъ взорвано, дома въ окрестностяхъ Парижа разломаны, цлые лса и паркъ сожжены, однимъ словомъ, вс окрестности столицы на милю кругомъ были обращены въ пустыню.

Такими мрами Парижъ былъ успокоенъ. Никто не думалъ, чтобы городъ можно было взять, поэтому вс были уврены, что объ его стны нмцы разобьютъ себ головы, что войска французовъ побдятъ ихъ, а зима докончитъ это, однимъ словомъ, что нмцы вс до одного погибнутъ подъ Парижемъ и ни одинъ не оставитъ живымъ святую землю Франціи.

Но вдругъ узнали, что пятисотъ-тысячное войско германцевъ идетъ на Парижъ.

Тогда началось переселеніе изъ Парижа.

Большая часть людей достаточныхъ бжали изъ города, недостаточные же жители окрестностей Парижа искали въ немъ защиты.

Между тмъ нмцевъ съ варварской жестокостью изгоняли изъ города.

Все свое имущество они должны были по большей части бросить, такъ какъ имъ было дано всего нсколько часовъ сроку, чтобы оставить Парижъ, а т, которые по какой либо причин остались въ Париж, видли, что опасность увеличивалась для нихъ ежеминутно.

Каждаго нмца въ Париж считали шпіономъ. Почему же иначе могло быть, что нмцы такъ хорошо знали Францію, что дороги были имъ извстны лучше, чмъ самимъ французамъ?

Когда нмцы увидли, что даже жизнь ихъ стала подвергаться опасности, то стало уже поздно, такъ какъ городъ былъ осажденъ.

Двадцатое сентября былъ знаменитый день, когда нмецкія войска вступили въ Версаль.

Куда ни обращался отъ Парижа взоръ наблюдателя, всюду сверкали только штыки окружившей городъ нмецкой арміи.

Версаль, блестящее жилище великаго Людовика XIV, превратился въ главный сборный пунктъ нмецкой арміи. По обимъ сторонамъ главной улицы стояли баталіоны пхоты, встрчая радостными криками възжавшаго кронпринца.

Эти крики въ Версали были достойнымъ отвтомъ на крикъ французовъ — ‘Въ Берлинъ’, съ которымъ они пять мсяцевъ тому назадъ оставляли Парижъ.

Кронпринцъ, со своимъ штабомъ, въхалъ черезъ ‘Парижскую аллею’.

Мущины, женщины и дти стояли у оконъ, чтобы посмотрть на чужеземцевъ.

Медленными шагами прошло шествіе черезъ городъ до префектуры.

Прозжая, кронпринцъ бросилъ взглядъ на лво на роскошный замокъ французскаго короля.

Издали раздавался громъ пушекъ, на который, казалось, никто не обращалъ вниманія.

Радостные крики провожали кронпринца, пока онъ не вошелъ въ свои покои.

Работы осаждающихъ начались съ того же дня. Съ невроятной скоростью были сооружены батареи и выбраны слабйшіе пункты для нападенія.

Работы по укрпленію были окончены, когда императоръ Вильгельмъ пріхалъ 5-го октября со своимъ штабомъ въ Версаль. Наконецъ весь городъ былъ окруженъ, желзное кольцо стягивало Парижъ все боле и боле.

Версальцы видли все это, но ни минуты не сомнвались, чтобы храбрая парижская армія не разорвала это кольцо.

Нмцы почти не отвчали на огонь французскихъ фортовъ, а направляли весь огонь своихъ батарей на Парижъ.

Національное собраніе въ глав котораго стоялъ Тьеръ, какъ президентъ, еще при извстіи о приближеніи нмцевъ къ столиц удалились изъ нея въ Туръ.

Сейчасъ посл этого удаленія начали распространяться слухи, что національное собраніе, не будучи подъ прямымъ надзоромъ столицы, можетъ уничтожить республику и снова возстановить имперію.

Эти слухи были впрочемъ не такъ далеки отъ истины, такъ какъ въ собраніи число приверженцевъ республики составляло меньшинство.

Республиканскіе клубы желали во чтобы то ни стало сохранить республику.

Въ такомъ положеніи были дла, когда 25-го октября была сдлана подъ начальствомъ Дюкро большая вылазка изъ Монъ-Валеріена и форта Исси на югозападную часть войскъ осаждающихъ, вылазка, которой легкомысленные французы надялись положить конецъ осад и сильно поразить, если не совершенно уничтожить нмцевъ.

XIV.
Спасенъ!

Пріхавъ въ домъ графа Бошанъ, Максъ нашелъ приготовленную для него комнату.

Лакей проводилъ его въ нее, тутъ же былъ приготовленъ ужинъ и хотя его волненіе по поводу всего происшедшаго съ нимъ было не мало и все казалось ему точно сномъ, но при взгляд въ пищу, онъ почувствовалъ необходимость пость.

Онъ съ самаго утра ничего не лъ.

Сначала страхъ, потомъ стараніе освободиться еще боле увеличили его аппетитъ.

Левинъ проводилъ его до его комнаты и веллъ лакею выйти.

— Садитесь, господинъ Эргардъ, и кушайте, сказалъ онъ, укрпитесь немного. Вамъ это необходимо.

— А вы что же, господинъ Левинъ, отвчалъ Максъ, глядя со смущеніемъ на своего освободителя. Вы мой гость…

— Благодарю васъ, отвчалъ разнощикъ, я уже ужиналъ, но если васъ это не затруднитъ, то позвольте мн поговорить съ вами немного.

— Вамъ нечего спрашивать позволенія, господинъ Левинъ, возразилъ Максъ, я, кром того, самъ желаю этого. Скажите мн какъ все произошло?

— Это легко сказать, отвчалъ Левинъ. Я случайно узналъ, что вы въ этомъ дом. Вы были несправедливы, прячась отъ меня. Разв я васъ чмъ нибудь оскорбилъ.

— О, конечно нтъ, но ваши благодянія унижали меня, мн было невыносимо принимать милостыню, да къ тому же отъ бднаго еврея, сказалъ онъ съ горькой усмшкой.

— Я врю, что вамъ это было невыносимо, господинъ Эргардъ, но я случайно узналъ мсто вашего жительства и это къ счастью, а то едвали бы вы были теперь живы.

— Я самъ такъ думаю… но скажите мн, почему принимаете вы во мн такое участіе?

— Я только сдлалъ для васъ тоже, что вы сдлали для меня, когда моя жизнь была въ опасности, и даже подвергли себя той же опасности, я никогда не забуду, что кром того вы оказали мн участіе тогда, когда надо мною вс смялись. О, у меня проницательный взглядъ, господинъ Эргардъ.

Говоря это, онъ такъ взглянулъ на Макса, что тотъ почувствовалъ къ нему невольное влеченіе.

— Я видлъ, продолжалъ еврей, что вы человкъ съ сердцемъ, тогда…. Но вы ничего не дите. Выпейте стаканъ вина, могу васъ уврить, что оно хорошо, я знаю его.

— Мн очень совстно, сказалъ Максъ, выпивъ глотокъ вина, когда я подумаю, что, будучи вамъ обязанъ всмъ, я обращался съ вами высокомрно….

— Вамъ тутъ нечего стыдиться, я знаю, что большинство предубждено противъ насъ, я нисколько не упрекаю васъ за это, и когда вы мн сказали, что боле не отказываетесь отъ моей дружбы, то я былъ этимъ очень обрадованъ и не желаю ничего боле.

— Я былъ-бы самымъ неблагодарнымъ человкомъ, еслибы не отбросилъ относительно васъ моего высокомрія и не былъ бы отъ всей души благодаренъ за предложеніе вашей дружбы.,

— Благодарю васъ, господинъ Эргардъ, но поговоримте о другомъ. Съ вашей стороны было очень неосторожно продать вс ваши вещиконечно, этотъ поступокъ не могъ надолго обезпечить васъ.

— Вы знаете почему я это сдлалъ.

— Я знаю, вы не хотли принимать отъ меня милостыню, но вы должны получить назадъ ваши вещи. Но это все-таки пустяки. Согласны-ли вы получить пока временное мсто?

— Да, но хотя я и въ крайности, и потому не могу быть разборчивъ, но тмъ не мене боюсь, что трудно будетъ найти для меня мсто.

— Почему-же? вы человкъ способный, молодой…

— Я боюсь, что мои юридическія познанія принесутъ здсь очень мало пользы.

— Вы умны, образованы, вроятно знаете какое нибудь изящное искусство.

— Я только немного играю на фортепіано.

— Я уже имю для васъ на примт одно мсто.

— Извините, что я вамъ замчу еще, что я очень скверно говорю по французски….

— Вы говорите не совсмъ правильно и не легко, но это придетъ, вы скоро выучитесь. Взяли-ли бы вы мсто въ этомъ дом?

— Я еще не знаю даже въ чьемъ я дом?

— Въ дом графа Бошанъ.

— Мн кажется, что я гд-то слыхалъ это имя.

— Очень можетъ быть! Онъ принадлежитъ къ роялистамъ, къ тмъ немногимъ, которые остались врными Бурбонамъ, даже въ самое блестящее время имперіи.

— Но на какомъ положеніи буду я принятъ въ дом этого человка?

— Этого я не знаю, но, по моей просьб, графъ дастъ вамъ какую-нибудь должность.

Максъ подумалъ.

Вдругъ онъ пытливо взглянулъ на еврея.

— Левинъ, сказалъ онъ, вы до сихъ поръ говорили мн о вашей благодарности, мотивируя ее моимъ участіемъ къ вамъ, когда другіе надъ вами смялись, но мн кажется, что эта причина еще очень недостаточна, чтобы объяснить участіе….

— Еврея! докончилъ Левинъ, конечно, сказалъ онъ горькимъ тономъ, еврей ничего не длаетъ безъ пользы для себя…. Можетъ быть я тоже думаю о польз. Дйствительно я надюсь отъ васъ на одно…

— На что?

— Я уже говорилъ вамъ.

— Мн со своей стороны кажется, что я не могу играть честной роли въ дом роялиста. Мн лично кажется, что республика,— единственное возможное для Франціи правленіе.

— Да! Я самъ такъ думаю. Но вамъ самимъ будетъ интересно посмотрть, какія шансы на успхъ думаютъ имть роялисты и какія усилія они длаютъ, чтобы уничтожить республику. И такъ вы принимаете предложеніе?

— Вы, Левинъ, попросите мн мсто въ этомъ дом? Мн кажется, что прежде всего нужно, чтобы графъ узналъ меня и убдился, что я въ состояніи выполнить мое назначеніе.

— Это не нужно, другъ мой, нужно только ваше согласіе и все будетъ сдлано и, если вы хотите послушаться моего совта, то примите это предложеніе, это лучшее, что вы можете сдлать.

— До сихъ поръ я видлъ отъ васъ только дружбу, поэтому я врю что вы желаете мн добра, совтуя принять мсто у графа Бошанъ, поэтому я заране соглашаюсь.

— Этого я отъ васъ только и желалъ. Спокойной ночи, мы завтра увидимся, господинъ Эргардъ. Еще одно: отъ графа и его семейства вы можете не скрывать вашей національности. Для всхъ же другихъ, вы англичанинъ.

— Я очень радъ, что мн не придется лгать передъ графомъ.

— Спокойной ночи! До свиданья, господинъ Эргардъ.

— Спокойной ночи, господинъ Левинъ. Максъ остался одинъ.

Съ нимъ случилось такъ много достойнаго удивленія, что онъ забылъ свой голодъ и едва коснулся до пищи.

Онъ чувствовалъ, что въ его жизни совершается переворотъ, онъ долженъ былъ вступить въ совершенно новое для него положеніе въ дом человка, котораго политическія убжденія такъ были несходны съ его убжденіями.

Эти и подобныя соображенія проходили у него въ голов, пока онъ раздвался и ложился въ постель.

Усталость заставила его быстро уснуть, но и во сн т же мысли продолжали занимать его. Во сн ему представилось прелестное личико, виднное имъ утромъ и прелестные глаза глядли на него такъ нжно, что сердце его встрепейулось.

Все ближе и ближе подвигалось прелестное видніе, наконецъ, когда, посл тысячи опасностей и страховъ, оно приблизилось къ нему, то онъ былъ въ такомъ восторг, что, забывъ страхъ и опасность, протянулъ къ виднію руки. Тогда оно подошло еще ближе, Максъ хотлъ обнять его, — въ эту минуту онъ проснулся.

— Это былъ сонъ! со вздохомъ сказалъ онъ.

Когда Максъ проснулся, было уже утро.

Лакей, проводившій его вечеромъ въ эту комнату, стоялъ у его постели съ подносомъ, на которомъ стоялъ кофе.

— Господинъ Гольборнъ, сказалъ лакей, графъ проситъ васъ позавтракать вмст съ нимъ и съ его семействомъ.

— А! да! Графъ Бошанъ! сказалъ Максъ собравъ наконецъ свои воспоминанія. Я приду. А въ которомъ часу?

— Въ десять часовъ.

— А теперь сколько.

Онъ посмотрлъ кругомъ, ища свои часы.

На камин стояли часы, на которыхъ было девять часовъ.

— Я приду аккуратно, сказалъ Максъ.

За тмъ онъ поспшно поднялся. Около постели стоялъ его чемоданъ. Сначала онъ думалъ, что это сонъ. Какъ могъ попасть сюда проданный имъ вчера чемоданъ?

Но ему было пріятно, что онъ нашелъ свое блье и свое лучшее платье, благодаря этому онъ могъ прилично одться.

Ровно въ десять часовъ явился лакей.

— Угодно вамъ идти? спросилъ онъ.

— Я готовъ, отвчалъ Максъ.

XV.
Новый секретарь.

Комната, въ которую вошелъ Максъ, была большая, меблированная старинной мебелью столовая.

— Господинъ Гольборнъ! доложилъ лакей, отворяя дверь.

У окна въ покойныхъ креслахъ сидлъ мущина съ газетой въ рукахъ, который, при вход Макса, поспшно всталъ и пошелъ ему навстрчу.

— Я отъ всего сердца радъ васъ видть, другъ мой, сказалъ онъ. Я надюсь, что вы оправились отъ вчерашнихъ волненій и подкрпили свои силы хорошимъ сномъ?..

— Благодаря вашей доброт, графъ, я совершенно оправился. Но позвольте мн, прежде всего, поблагодарить васъ. Я знаю, что никогда не въ состояніи заплатить вамъ за то, что вы для меня сдлали.

— Напротивъ, перебилъ его графъ, я всю свою жизнь буду вашимъ должникомъ. Садитесь-же, господинъ Эргардъ. Вы должны познакомиться съ моимъ семействомъ — моя жена и дочь сейчасъ придутъ.

— Вы знаете мое имя? спросилъ съ удивленіемъ Максъ.

— Я знаю, что вы нмецъ и только изъ предосторожности носите англійское имя. Да, да, я все знаю, я знаю, что вы не шпіонъ, какъ это думаетъ чернь.

— Вы очень добры, графъ, что не перетолковываете въ дурную сторону мою перемну имени. Я-бы, можетъ быть, и самъ не принялъ этой предосторожности, еслибы мн не внушилъ эту идею одинъ принимающій во мн особенное участіе человкъ.

— Вы говорите о Левин?

— Да. Вы знаете его, графъ?

— Я говорилъ съ нимъ сегодня утромъ о васъ. Онъ отзывается съ самой хорошей стороны — этого съ меня достаточно, такъ какъ онъ человкъ въ высокой степени благородный.

Максъ снова былъ удивленъ и пристыженъ.

Человкъ, съ которымъ онъ обходился такъ высокомрно, общества котораго стыдился, былъ другомъ графа, гордаго аристократа, который врилъ безусловно его словамъ.

Носильщикъ казался ему все боле и боле таинственной личностью.

— Мы говорили о вашей будущности, продолжалъ графъ. Левинъ сказалъ мн, что вы не откажетесь принять мсто у меня въ дом.

— Я дйствительно долженъ позаботиться о моей будущности пріобртеніемъ какого нибудь мста.

— Я знаю все… Вы ищете здсь родственника, мсто жительства котораго вы никакъ не можете найти. Васъ обокрали: вы остались безъ всякихъ средствъ и такъ дале… Вамъ нечего разсказывать — мн все это извстно, я уже знаю все черезъ Левина и ему очень благодаренъ, что онъ привезъ васъ въ мой домъ, во-первыхъ потому, что я долженъ заплатить вамъ долгъ благодарности, а во-вторыхъ потому, что у меня будетъ отличный управитель. Вы не откажетесь принять это мсто? Я буду вамъ платить дв тысячи франковъ жалованья и, конечно, вы будете жить на всемъ готовомъ. Согласны-ли вы на это?

— Это больше чмъ я когда-либо могъ надяться получать, графъ. Я только боюсь, что не удовлетворю вашимъ требованіямъ.

— Я знаю ваши способности. Вы умный и образованный человкъ, а это даже больше чмъ нужно, я не говорю, что, доставивъ вамъ это мсто, я заплачу свой долгъ, но я длаю что могу.

— Вы говорите, что считаете себя моимъ должникомъ, графъ, позвольте мн предложить вамъ вопросъ, почему вы мой должникъ? Я не знаю, чтобы я когда нибудь имлъ какія либо отношенія съ вами или съ вашимъ домомъ.

— А, это вы сейчасъ узнаете, вотъ и мое семейство.

Въ комнату вошла, хотя не молодая, но отлично сохранившаяся женщина, одтая въ дорогое шелковое платье, она пытливо взглянула на молодого человка, который при вид ея всталъ со своего мста.

Максъ опустилъ голову и не видлъ, что за этой дамой въ комнату вошла молодая двушка, которая при вид его слегка покраснла.

— Нашъ другъ, Максъ Эргардъ, сказалъ графъ, а это, другъ мой, моя жена и дочь Алиса. Я надюсь, мои милыя, что васъ радуетъ присутствіе въ нашемъ дом господина Эргарда.

Максъ взглянулъ на дамъ, нтъ…. не на дамъ, а на одну, на младшую. Это было то самое видніе, которое онъ видлъ во сн, да, это была она.

— Я рада видть васъ, молодой человкъ, сказала графиня съ легкимъ наклоненіемъ головы. Мой мужъ сообщилъ мн, что онъ желаетъ взять васъ къ себ управляющимъ. Я надюсь, что вамъ у насъ понравится.

— Я также желаю этого отъ всей души и очень рада, господинъ Эргардъ, что имю случай поблагодарить васъ за помощь, которую вы оказали мн и моей матери.

Алиса сказала это съ дтской откровенностью и протянула свою руку Максу.

— Мы постараемся все сдлать, прибавила она, чтобы сдлать ваше пребываніе у насъ пріятнымъ.

Если бы у Макса и были какія нибудь колебанія на счетъ принятія предлагаемаго ему мста, то при извстіи, что этотъ ангелъ былъ членомъ семейства графа, вс эти колебанія мгновенно-бы разсялись.

Завтракъ былъ уже накрытъ.

Вс сли.

Графъ былъ человкъ свтскій, онъ отлично умлъ вести легкій разговоръ, и этимъ помогъ Максу оправиться отъ смущенія, которое онъ чувствовалъ въ присутствіи графини.

Во время завтрака, Максъ усплъ познакомиться съ характерами всхъ членовъ семейства.

Графъ былъ человкъ простаго и благороднаго характера, но гордый аристократъ, такъ что, хотя онъ говорилъ съ Максомъ ласково и снисходительно, но тотъ видлъ, что онъ для графа не равный, а наемный слуга дома и ничего боле.

Въ графин это отношеніе къ молодому человку выражалось еще замтне — она считала, что он вполн отплатили Максу, давъ ему у себя мсто.

Алиса была откровенный, прелестный ребенокъ. Никакого высокомрія не выражалось на ея цвтущемъ молодостью и красотою лиц.

— Я слышалъ, что вы играете на фортепіано, замтилъ между разговоромъ графъ.

— Ахъ! весело вскричала Алиса, это отлично, не правда-ли? мы будемъ часто играть вмст. Мн будетъ гораздо веселе и теб, папа, не будетъ такъ скучно какъ въ Бель-грасъ.

— Это названіе одного изъ моихъ имній, объяснилъ графъ. Оно лежитъ немного уединенно, но это наше родовое имніе и лто мы обыкновенно проводимъ тамъ, и вы также будете тамъ съ нами.

— Я надюсь, графъ, сказалъ Максъ, что вы не ожидаете отъ меня никакихъ агрономическихъ познаній….

— Конечно нтъ, отвчалъ графъ, у меня нтъ недостатка въ необходимыхъ людяхъ по этой части, мн нуженъ секретарь, человкъ, который бы помогъ мн наблюдать за всмъ, вотъ чего мн недостаетъ, и если вы къ этому еще будете насъ развлекать музыкой, то уединенная жизнь покажется для насъ гораздо пріятне.

— Я постараюсь, съ помощью господина Эргарда, усовершенствоваться въ музык, такъ что моя игра, папа, будетъ теб боле нравиться.

— Боже мой! замтила графиня, вы думаете о томъ, что будетъ черезъ нсколько мсяцевъ, а не о томъ, что намъ предстоитъ въ скоромъ времени!

Дйствительно, во все продолженіе завтрака былъ слышенъ громъ пушекъ.

— Мы надемся, сказалъ графъ, что сегодняшнее сраженіе сдлаетъ въ судьб Франціи переворотъ къ лучшему.

— А если этого не будетъ? спросила графиня.

— Тогда, конечно, мы должны будемъ быть готовыми ко всему худшему.

— И тогда господину Эргарду не придется отправляться въ Бель-Грасъ, замтила Алиса, смотрвшая на положеніе длъ очень спокойно.

— Ты отправишься съ нами сегодня на прогулку? спросила графиня своего мужа.

— Непремнно, моя милая, отвчалъ онъ, я не могу позволить вамъ хать однимъ и подвергаться такой-же опасности какъ вчера.

— Если теб некогда, то, можетъ быть, господинъ Эргардъ будетъ такъ добръ, что подетъ съ нами, сказала Алиса.

— Я къ вашимъ услугамъ, сказалъ Максъ, если графъ и графиня также желаютъ этого.

— Я вамъ, въ самомъ дл, буду очень благодаренъ, если вы подете съ ними, я узнаю о положеніи длъ. Идите и одвайтесь, продолжалъ онъ обращаясь къ дамамъ, а я пока поговорю о длахъ съ господиномъ Эргардомъ.

Графиня встала и, слегка кивнувъ Максу, вышла.

— До свиданья, сказала улыбаясь Алиса, слдуя за матерью: мы разсчитываемъ, что вы будете насъ провожать.

— Я къ вашимъ услугамъ, сказалъ низко кланяясь Максъ.

— Для того, чтобы поврить мои счетныя книги, сказалъ графъ, оставшись вдвоемъ съ Максомъ, вамъ нужно, прежде всего, осмотрть мои имнія, но я не знаю, какъ вы успете добраться до Бель-Графъ. Дло, которое я вамъ поручу, не терпитъ отлагательства. Я долженъ вамъ признаться, что часто боюсь, что убытки, причиненные мн войною, и суммы, пожертвованныя мною на политическія цли, разстроили мое состояніе. Мн очень хочется знать положеніе моихъ длъ. Но городъ невозможно оставить. Можетъ быть, сегодня Дюкро успетъ разорвать линію осаждающихъ, такъ какъ надежда на совершенное пораженіе пруссаковъ, питаемая республиканцами, по моему, легкомысленна. Если-же линія осаждающихъ будетъ прорвана, хотя въ одномъ мст, то ничто не можетъ воспрепятствовать нашему вызду.

— А если генералъ Дюкро не будетъ имть успха?…

— Тогда вы должны постараться оставить городъ какимъ нибудь другимъ способомъ. Я посовтуюсь тогда объ этомъ съ полковникомъ Сенъ-Реми. Можетъ быть, съ его помощью, вамъ удастся пробраться черезъ линію осаждающихъ. Въ такомъ случа вамъ придется хать одному.

— Я готовъ, если вы желаете этого, графъ, даже съ опасностью для себя постараюсь пробраться черезъ осаждающихъ.

— Нтъ, Эргардъ! Я не выпущу васъ изъ города, если для васъ будетъ какая либо опасностьно пока я постараюсь лучше всего узнать, какъ идетъ вылазка. Будьте такъ добры, одньтесь, а то мои дамы будутъ васъ ждать.

XVI
Вылазка.

Съ самаго ранняго утра, съ фортовъ Исси и Монъ-Валеріенъ былъ открытъ непрерывный огонь, на который нмцы отвчали очень слабо, что придало еще боле самоувренности французскимъ войскамъ.

— Я вамъ это говорилъ, объяснялъ Пиронъ, на площади Бастиліи, собравшейся около него групп, положеніе длъ. Я вамъ это говорилъ, нмцы, въ сущности — просто бабы: до сихъ поръ они нападали обыкновенно на насъ въ такомъ числ, что на одного француза приходилось не мене трехъ нмцевъ, да и то, по большей части, нападали изъ засады. Такимъ образомъ дошли они и до Парижа. Но объ его стны они разобьютъ себ лбы. Вншніе враги будутъ сегодня разсяны, остаются только внутренніе, которые посягаютъ на нашу свободу.

Изъ Нельи и отъ южныхъ фортовъ извстія приходили безпрестанно.

Передъ всми ресторанами продавались листки, выходившіе каждый часъ, въ которыхъ говорилось, что нмцевъ обстрливаютъ съ обоихъ фортовъ, и что они даже едва отвчаютъ на огонь.

Организованная генераломъ Дюкро вылазка имла главной цлью овладть Гренельскимъ лсомъ и мостомъ, зная, что юго-западная часть была та, на которой осаждающіе были сильне всего.

Посл этого было-бы очень легко разстроить остальныя части осаждающихъ. Конечно, само собою разумется, что французы думали, что прусаки находились въ вышеназванномъ лсу.

По этому произошло, что въ продолженіи нсколькихъ часовъ на этотъ лсъ былъ направленъ страшный огонь.

Войска, собранныя для вылазки, находились частью у фортовъ, частью, какъ резервы, ближе къ Парижу, и получали все новыя подкрпленія отъ постоянно вновь подходившихъ войскъ. Дюкро совершенно врно разсчиталъ, что онъ только тогда будетъ имть успхъ, когда сдлаетъ нападеніе громадной массой войскъ.

На западъ отъ Гренельскаго лса, стояла прусская гвардейская артиллерія. Батареи здсь были расположены на хорошо прикрытой и чрезвычайно сильной позиціи.

Какой контрастъ между криками и увренностью въ побд французовъ и насмшливымъ молчаніемъ увренныхъ въ своей сил прускихъ батарей!

Сначала прускія войска относились къ французскимъ, такъ сказать, съ почтеніемъ, какъ къ равному себ противнику. При Верт, въ страшныхъ сраженіяхъ при Марсъ-ла-Тур и Гравелот, французы показали себя противникомъ, побда надъ которымъ должна была принести славу.

Но начиная съ Седана, прускія войска начали чувствовать полнйшее презрніе къ своимъ противникамъ.

Французское хвастовство и ложь, съ которыми они говоря про блестящее пораженіе ихъ подъ Седаномъ, скрывали свои тактическія и стратегическія ошибки и старались уменьшить славу побдителей, все это очень унизило французовъ въ глазахъ ихъ побдителей.

Такъ что, когда въ виду вылазки, о которой нмцы легко узнали, императоръ и кронпринцъ рано утромъ предприняли осмотръ позицій, то были встрчены криками восторга, но въ тоже время повсемстнымъ спокойствіемъ, ршимостью и хладнокровіемъ, которыя нмцы выказывали впродолженіи всей войны относительно своихъ враговъ.

— Пусть подойдутъ, мы ихъ встртимъ! говорили солдаты.

Кажущееся бездйствіе нмцевъ подавало между тмъ французамъ новый поводъ къ насмшкамъ.

Знаменитый нмецкій полководецъ, генералъ Мольтке предвидлъ съ какой стороны произойдетъ нападеніе и сдлалъ соотвтствующія распоряженія.

Нмецкіе артиллеристы съ удовольствіемъ видли какъ французы понапрасну тратили свои заряды.

Бомбы или не долетали или перелетали, только рдкія изъ нихъ попадали въ батарею.

Только для того, чтобы показать, что нмецкая артиллерія лучше уметъ прицливаться, былъ пущенъ одинъ зарядъ на Монъ-Валеріенъ и къ радости солдатъ попалъ какъ разъ въ фортъ.

Но въ программу дйствій артиллеріи не входило обстрливанье Монъ-Валеріена, это была, если можно такъ выразиться только проба.

Посл двухчасовой бомбардировки Гренельскаго лса, французы были убждены что посл этого въ лсу не могло оставаться ни одного нмца, и представляли себ, что лсъ усянъ трупами.

Въ десять часовъ утра былъ поданъ сигналъ къ нападенію.

Два полка національной гвардіи и первый полкъ зуавовъ получили приказаніе взять штурмомъ Гренельскій лсъ.

Самъ Дюкро принялъ надъ ними начальство, его сопровождалъ храбрый полковникъ Сенъ-Реми и генералъ Леконтъ.

Войска подошли къ лсу на ружейный выстрлъ. Изъ лса не раздалось ни однаго выстрла, не было слышно ничего кром криковъ ‘ура’ нападающихъ.

Гренельскій лсъ граничитъ съ одной стороны съ лугомъ, покрытымъ низкимъ кустарникомъ, съ другой стороны точно такой же кустарникъ идетъ вплоть до Нельи.

Войска бглымъ шагомъ подошли къ лсу, до лсу оставалось всего пятьдесятъ шаговъ, какъ вдругъ Сенъ-Реми скомандовалъ ‘Стой’!

Поблднвъ, онъ устремилъ взоръ въ лсъ и вмст съ нимъ весь его штабъ: лсъ былъ пустъ, два часа бомбардировали мсто, на которомъ не было ничего кром деревьевъ, страшно обезображенныхъ выстрлами.

Везд лежали разбитыя деревья и ни одного убитаго!

Войска, шедшія на штурмъ стояли на очень открытомъ мст, такъ что оставаться тамъ еще, было весьма опасно. Не оставалось ничего боле какъ занять лсъ.

Но едва французы вступили въ лсъ, какъ огонь ста орудій былъ направленъ на него. Надо было скоре пройти лсъ и начать атаку по другую его сторону.

Какъ только французы дошли до опушки лса, то прускія орудія сейчасъ же замолчали и точно изъ земли появилась пруская пхота, съ права и съ лва открылся ружейный огонь, а передъ собою французы увидли несокрушимую стну бранденбургскихъ полковъ.

— Мы погибли! раздался крикъ Французовъ.

Первый полкъ зуавовъ былъ такъ озадаченъ этимъ неожиданнымъ появленіемъ нмцевъ, что, не думая оказывать ни малйшаго сопротивленія, онъ въ ту же минуту обратился въ бгство назадъ черезъ лсъ.

Здсь ихъ ожидалъ позоръ и стыдъ. Генералъ Дюкро объявилъ этотъ полкъ безчестнымъ и недостойнымъ продолжать службу въ пол. Онъ былъ отправленъ назадъ въ городъ, гд многіе изъ числа служащихъ въ немъ подверглись ярости народа, который не могъ перенести, чтобы французскій полкъ могъ такъ опозорить славу арміи.

Штурмъ не удался, но у Дюкро былъ большой резервъ.

Боле сорока тысячъ было готово снова начать нападеніе.

Полки горли нетерпніемъ смыть позоръ, нанесенный арміи зуавами.

Но легче бы было разбить желзную стну, чмъ сбить нмцевъ съ ихъ позицій.

Вечеръ уже приближался, когда Дюкро предпринялъ послднее нападеніе.

Два полка кавалеріи стремительно напали на третій бранденбургскій стрлковый баталіонъ, пхота шла за ними и нмцы были въ крайне стсненномъ положеніи.

Шагъ за шагомъ должны были они отступать къ Гренелю. Въ Парижъ уже была послана депеша съ извщеніемъ о побд, уже начали длать приготовленія къ блестящей иллюминаціи. Но Мольтке предвидлъ всевозможныя случайности, а потому и приготовился.

На запад отъ Акейля стояли баварскіе полки, ждавшіе только сигнала, чтобы принять участіе въ битв.

Когда увренные въ побд французы отбросили часть третьяго корпуса, тогда изъ одной деревни, на западъ отъ Акейля, на нихъ внезапно бросилась баварская легкая кавалерія и пхота.

Помощь поспла какъ разъ во время, французы были съ свою очередь отброшены. Тогда нмцы перешли въ наступленіе съ такой стремительностью и энергіей, что французы не могли удержаться.

Съ громадной потерей — это было около получаса посл захода солнца — должны они были возвратиться. Триста убитыхъ и плнныхъ остались на пол битвы.

Въ молчаніи возвращались полки изъ фортовъ въ городъ, который утромъ они оставили, увренные въ побд.

На этотъ разъ императоръ Вильгельмъ и его войска опять не были погребены подъ стнами ‘святаго города’.

XVII.
Другъ и покровитель.

На слдующее утро посл неудачной вылазки, семейство графа Бошанъ и Максъ опять сидли за завтракомъ.

Замчаніе, сдланное Максомъ наканун относительно высокомрія графа и того, что онъ ни на минуту не забывалъ, что Эргардъ не равный ему, а стоитъ гораздо ниже его, еще боле подтвердилось.

Но графъ старался не показать ему этого прямо. Графиня же, напротивъ того, при всякомъ случа старалась показать ему, что онъ долженъ считать себя счастливымъ, что принятъ въ ихъ домъ и что она сама видитъ въ немъ не боле какъ наемника.

Алиса была гораздо сдержанне и Максу показалось, что она печальна.

— Дитя мое, сказалъ графъ, кажется ты принимаешь дло слишкомъ къ сердцу. Вы видите, продолжалъ онъ, обращаясь къ Максу, какъ судьба нашего отечества огорчаетъ даже дтей — это доказываетъ, что во Франціи патріотизмъ одушевляетъ всхъ, начиная отъ старика до ребенка.

Алиса звнула и Максу показалось, что ея печаль происходила совсмъ не отъ огорченія о судьб Франціи, а отъ какой нибудь другой причины.

— Я думаю, замтила графиня, что Алиса огорчается только тмъ, что наша поздка въ провинцію длается невозможной.

— Дйствительно, кажется, что намъ придется перенести вс ужасы осады, продолжалъ графъ, дороговизну, голодъ, и ярость народа, раздраженнаго страданіями… Да, да, я предвижу, что все это будетъ. Дло въ томъ, Эргардъ, что мы пріхали изъ провинціи въ Парижъ искать убжища, такъ какъ боялись, что война можетъ захватить насъ тамъ. Боясь постоевъ, реквизиціи и тому подобнаго, я думалъ найти убжище въ Париж. Кто могъ думать, что нмцы станутъ осаждать Парижъ?

— Французская пресса, отвчалъ Максъ, сдлала большой проступокъ, скрывая отъ народа настоящее положеніе длъ. Патріотизмъ хорошая вещь, но онъ не долженъ существовать насчетъ истины.

— Вы правы, и это отсутствіе и эта лживость, царствующая теперь во всхъ кружкахъ, какъ въ низшихъ, такъ и въ высшихъ, будетъ причиною погибели Франціи. Лживы и безчестны поступки національнаго собранія въ Тур, не знаешь, хочетъ-ли оно республики, или королевства, или снова хочетъ возстановить имперію. Если они ршились на что нибудь, то должны бы были прямо объявить это, а не ухаживать за народомъ.

— Не надо было давать народу волноваться, если они не хотятъ на что нибудь употребить это волненіе.

— Я говорю тоже самое и очень сожалю, что мы пріхали въ Парижъ.

— Можетъ быть, дла здсь еще не такъ дурны, сказала Алиса. Не будете ли вы такъ добры, господинъ Эргардъ, чтобы сопровождать меня на катанье.

— Я къ вашимъ услугамъ, отвчалъ Максъ.

— Это очень хорошо, что ты хочешь прокатиться, сказалъ графъ. Ты сегодня что-то блдна, свжій воздухъ оживитъ тебя. Но если ты думаешь постить твою пріятельницу, мадемуазель Леконтъ, то ты не только не развеселишься, но возвратишься еще печальне. Мадемуазель Леконтъ въ настоящее время далеко не хорошая собесдница для молодой двушки.

— О, папа, какъ можешь ты мн отсовтывать постить мадемуазель Леконтъ! сказала Алиса. Она печальна, но у нея есть для этого поводъ, у нея нтъ матери, а человкъ, котораго она любила и за котораго собиралась выйти замужъ — умеръ. Она нуждается въ дружескомъ участіи и сочувствіи.

— Мн, конечно, тоже жаль бдную двушку, сказала графиня, но печаль совершенно подавляетъ ее.

— Ее некому развеселить, ея отецъ, генералъ, день и ночь проводитъ на укрпленіяхъ. Она всегда одна со своимъ горемъ. Я дйствительно хотла навстить ее сегодня.

— Было бы не похристіански, сказалъ графъ, если бы я сталъ запрещать теб это. Я только думаю, что это посщеніе еще боле опечалитъ тебя, дитя мое, а ты и безъ того сегодня что-то черезчуръ грустна… Не больна ли ты?

— Я себя хорошо чувствую, папа.

— Ну, меня радуетъ, что головная боль, на которую ты жаловалась вчера вечеромъ, теперь прошла.

— Кажется, замтила графиня съ легкимъ упрекомъ въ голос, что Алиса только тогда чувствуетъ головную боль, когда у насъ бываетъ шевалье де-Сенъ-Круа.

— Сенъ-Круа? подумалъ Максъ. Это одинъ изъ мошенниковъ, сообщниковъ Клингсберга. Сенъ-Круа въ этомъ дом?

— Я не хочу думать, сказалъ графъ на замчаніе своей супруги, чтобы Алиса имла что-либо противъ посщеній Сенъ-Круа.

— Такъ какъ онъ твой другъ и нравится моей матери, то я ничего не могу имть противъ него, отвчала Алиса. Но я не хочу лгать, я не люблю быть съ нимъ.

— Какія у молодыхъ двушекъ бываютъ смшныя причуды. Мн было бы очень непріятно, если бы мой другъ Сенъ-Круа замтилъ твое къ нему нерасположеніе и поэтому мн было непріятно, что ты сегодня хочешь ухать, когда я жду его посщенія. Но я надюсь, что ты перемнишь о немъ мнніе и когда война кончится, тогда мы поговоримъ объ извстномъ план….

— Который, какъ кажется, очень мало нравится нашей дочери, замтила графиня.

— Въ этомъ я нисколько не упрекаю Алису. Склонность, которая вспыхиваетъ быстро, очень часто быстро и погасаетъ.

— И такъ, я могу разсчитывать на васъ, сказала вставая Алиса, обращаясь къ Максу.

— Если графу будетъ угодно, отвчалъ Максъ.

— Вы не должны на нее сердиться, замтилъ графъ, когда дамы ушли. Она капризна и избалована, но это вина моей жены. Вы знаете, какъ легко обыкновенно смотрится на капризы единственной дочери.

— Я не имю ничего противъ того, чтобы провожать мадемуазель, отвчалъ Максъ.

— Я очень радъ, что вы такъ уступчивы въ этомъ отношеніи, я не хочу обременять васъ. Я желаю, чтобы вы сначала какъ слдуетъ отдохнули. Книги я пришлю къ вамъ сегодня. Вы можете употребить то время, которое вамъ придется провести въ Париж, на занятія, конечно, если вамъ это нравится. Я не требую отъ васъ чрезмрнаго напряженія, я также ничего не имю противъ того, чтобы вы гуляли по Парижу и знакомились съ положеніемъ длъ, кром того, въ такое время, какъ настоящее, не особенно охотно занимаешься серьезными занятіями.

— Я желалъ-бы, графъ, немедленно вполн вступить въ свою должность: я не буду ходить по городу для развлеченія. Мн очень совстно получать большое содержаніе, которое вы имли доброту мн назначить, тогда какъ я еще ничего не сдлалъ.

— Не заботьтесь объ этомъ, господинъ Эргардъ, у насъ обыкновенно людямъ назначается большое содержаніе, не давая имъ никакого особеннаго занятія, со временемъ для васъ найдется достаточно занятій. Боже мой! Что, если правда, будто на Луар образуется новая армія, тогда въ моихъ имніяхъ начнутъ хозяйничать и друзья и враги.

Изъ каждаго слова, сказаннаго графомъ, Максвидлъ, что онъ въ этомъ дом не боле какъ наемникъ.

Имъ овладло горькое чувство. Онъ любилъ Алису, хотя и старался побдить эту страсть разсудкомъ.

Но это ему не удавалось, а между тмъ она была для него недосягаема. Она стояла на столько выше его и между ними стояла гордость отца, высомріе матери и, наконецъ, если онъ врно понялъ, человкъ, союза котораго съ Алисой желали ея родители.

Прежде всего Максъ хотлъ строго придерживаться своего положенія въ дом и ни въ какомъ случа не выходить изъ него.

Кром того, онъ ршился все сдлать, чтобы найти какое нибудь другое мсто, такъ какъ онъ чувствовалъ, что въ этомъ дом погибнетъ его спокойствіе.

Только что онъ хотлъ идти одваться, какъ лакей доложилъ о прибытіи полицейскаго агента, господина Понса.

— А, это касательно васъ, сказалъ графъ. Конечно, для него вы не нмецкій юристъ, а англичанинъ Гольборнъ.

Полицейскій вошелъ, извиняясь тысячу разъ, что побезпокоилъ графа.

— Мой приходъ касается господина Гольборна, сказалъ онъ я-бы не потревожилъ васъ, графъ, еслибы не узналъ, что господинъ Гольборнъ въ вашей комнат и еслибы мн не сказали, что вы хотите быть при моемъ съ нимъ разговор.

— Я хочу прежде все узнать, отвчалъ графъ, что вы сдлали противъ бунтовщиковъ?…

Полицейскій пожалъ плечами.

— Ихъ посадили на одну ночь въ Мазасъ…

— А сегодня утромъ дали убжать, продолжалъ графъ. Да, да, я это такъ и думалъ. Вы отпускаете мошенниковъ и убійцъ изъ боязни, что они, поздне, могутъ повредить самой полиціи.

— Графъ, наше настоящее положеніе заставляетъ насъ быть снисходительными.

— Совершенно справедливо, отвчалъ графъ, ходя по комнат большими шагами. Щадите чернь, пока она не станетъ сильне васъ. Вы находите цлую шайку, собравшуюся вмст, находите цлый погребъ съ оружіемъ…

— Оружіе это было, по словамъ задержанныхъ полиціею, назначено для защиты баррикадъ, если прусаки проникнутъ въ самый Парижъ. Вы должны согласиться, графъ, что одушевленію патріотизма мы не должны ставить никакихъ препятствій и, конечно, то обстоятельство, что каждый гражданинъ вооружается, чтобы бороться противъ враговъ отечества, даетъ намъ увренность въ побд…

— О, что за недальновидность! вскричалъ графъ. А что сдлали съ убійцей?

— Насчетъ того, было-ли покушеніе на убійство, я и хочу получить свднія отъ господина Гольборна. Я буду вамъ очень благодаренъ, господинъ Гольборнъ, если вы разскажете мн, какъ было дло.

Максъ разсказалъ все, что съ нимъ происходило, не скрывъ даже, что его приняли за шпіона.

— Видите-ли, отвчалъ полицейскій, народъ зашелъ немного далеко въ своемъ усердіи. Мы не можемъ называть это убійствомъ, графъ. Въ самомъ дл, прусаки содержатъ тысячи шпіоновъ, иначе какъ-бы было возможно, чтобы такъ хорошо все знали? Поэтому раздраженіе и ненависть противъ всякаго подозрительнаго лица есть вещь очень простительная.

— Я понимаю, сказалъ смясь иронически графъ, вы ничего не можете сдлать противъ убійцы, вы должны дать ему убжать, такъ какъ задержали его за патріотическое усердіе. Отлично…. очень хорошо! Я предсказываю вамъ, что т, которыхъ вы теперь такъ великодушно щадите, будутъ вамъ предписывать законы, и народная оборона и господинъ префектъ будутъ раскаяваться, что не усмирили ихъ, пока еще были настолько сильны, что могли это сдлать.

— Я только мелкій чиновникъ, графъ, и долженъ длать свое дло. Не позволите-ли вы, господинъ Гольборнъ, сдлать мн вамъ одинъ вопросъ….

— Съ удовольствіемъ, отвчалъ Максъ.

— Это не нужно! вскричалъ рзко графъ, имя можетъ быть въ виду, что этотъ допросъ можетъ выставить Гольборна въ подозрительномъ свт. Къ чему еще допросы? Вы позволяете бжать бунтовщикамъ и убійцамъ и того, кто подвергался опасности быть убитымъ, вы допрашиваете. Это невообразимо. Оставьте насъ, господинъ полицейскій, мистеръ Гольборнъ вполн доволенъ мудрымъ поведеніемъ нашего суда, и отказывается отъ всякаго дальнйшаго судебнаго преслдованія.

— Я долженъ слышать это отъ самого господина Гольборна, сказалъ полицейскій, обращаясь къ Максу.

— Я раздляю мнніе графа, коротко отвчалъ Эргардъ.

— Въ такомъ случа мое дло кончено. Прощайте господа.

Посл этого полицейскій ушелъ, внутренно довольный, что ему не придется употреблять своей власти противъ кого нибудь изъ черни.

Наступила тяжелая пауза, графъ въ раздраженіи ходилъ большими шагами по комнат.

Максъ былъ очень доволенъ, что его вызвалъ лакей, говоря, что лошади готовы, онъ пошелъ въ свою комнату, одлся наскоро и вышелъ на крыльцо.

Въ тоже самое время вышла и Алисаона была гораздо веселе чмъ за завтракомъ, блдныя щеки ея были теперь покрыты слабымъ румянцемъ и она весело спросила Макса:

— Вы умете здить верхомъ, господинъ Эргардъ?

Онъ отвчалъ, что будучи студентомъ учился здить, но что съ тхъ поръ очень мало упражнялся.

— Это отлично, что вы учились здить, отвчала она, потому что очень не хорошо, когда спутникъ дамы плохо здитъ. Будьте такъ добры, помогите мн ссть.

Легко и граціозно сла она въ сдло и Максъ усплъ замтить, держа стремя, что у Алисы маленькая и прелестная ножка, потомъ онъ самъ вскочилъ въ сдло.

Лошадь Алисы была не велика ростомъ и очень красива, но, какъ Максъ замтилъ, слишкомъ дика для наздницы. Его лошадь была гораздо кротче.

Усвшись въ сдло, Алиса слегка ударила по лошади, лошадь тряхнула гривой и сдлала прыжокъ. Съ необыкновенной силой и ловкостью молодая двушка укротила лошадь.

Посл этого всадники отправились по улиц Риволи, дохали до Вандомской площади и похали по широкой алле, ведущей оттуда въ Булонскій лсъ.

Максъ халъ въ нкоторомъ отдаленіи отъ своей молодой спутницы.

Въхавъ въ лсъ, Алиса пустила свою лошадь въ галопъ и была минута, когда Максъ думалъ, что двушка не справится съ лошадью.

Онъ ошибся.

Алиса вдругъ остановила лошадь и заставила ее идти шагомъ, сама-же приподняла вуаль. Скорая зда и свжій воздухъ покрыли щеки Алисы яркимъ румянцемъ, что придало ей еще боле прелести.

— Она хороша какъ ангелъ, подумалъ Максъ.

Алиса потрепала лошадь по ше, потомъ откинула назадъ локонъ, который втеръ немного растрепалъ и взглянула на своего спутника.

Максъ, какъ и все время, халъ за нею въ нкоторомъ отдаленіи.

Много встрчныхъ наздниковъ и наздницъ кланялись графин и глядли вопросительно на ея спутника. Пшеходы останавливались и, казалось, каждый хотлъ вскричать, глядя на двушку.

— Какое прелестное видніе!

Нарочно или случайно, но Алиса выбирала все самыя удаленныя аллеи, такъ что наконецъ имъ боле никто не сталъ попадаться.

До сихъ поръ между нею и ея спутникомъ не было произнесено ни слова. Тутъ она вдругъ остановила лошадь и сказала Максу:

— Почему вы со мной не разговариваете?

— Я не зналъ, графиня, будетъ-ли это вамъ пріятно….

— Не знали, будетъ-ли мн это пріятно? Ахъ, Боже мой! Какъ эти нмцы скучны. Разв вы на родин не катались съ дамами?

— Никогда, графиня! А тмъ боле въ обществ дамы, стоящей настолько выше меня.

Она не отвчала, казалось, что ея лобъ немного нахмурился. Съ минуту она хала молча.

Но вдругъ она снова удержала лошадь.

— Какъ давно вы въ Париж? спросила она.

— Около двухъ мсяцевъ.

— И еще не познакомились ни съ одной француженкой, съ которой могли-бы здить.

— Мн не было случая, графиня, цль моего прізда, была совершенно не та, чтобы заводить знакомства.

— Подъзжайте немного ближе, я не хорошо понимаю васъ.

— Можетъ быть это отъ того, что я дурно говорю но французски.

Онъ послушался ея приказанія и подъхалъ ближе, но все еще остался въ почтительномъ разстояніи.

— Конечно, вы не совсмъ хорошо говорите по французски, но не особенно дурно, мн даже нравится, какъ вы говорите. Вы скоро пріобртете въ этомъ отношеніи то, чего вамъ не достаетъ. Вы знаете генерала Леконта?

— Я знаю о немъ только то, что онъ храбрый командиръ форта Исси.

— Ахъ, это семейство ужасно несчастливо! Да подъзжайте-же ближе.

— Если вамъ угодно, графиня….

— Боже мой, какъ возможно въ ваши лта быть такимъ церемоннымъ. Видно что вы не живали съ дамами… Вы даже не, сказали мн до сихъ поръ ни одной любезности.

— Выразить уваженіе и почтеніе къ вамъ въ любезности,— было бы также долго и трудно какъ пересчитать милліонъ въ мелкой монет.

— Ахъ! это очень хорошо сказано, не только любезно, но и остроумно… Да, да, французы нисколько не остроумне нмцевъ, и къ тому же у послднихъ боле сердца…

— Я очень радъ, графина, что вы отдаете справедливость нашей націи.

— О, у меня была нмка гувернантка), которая потомъ вышла замужъ, по милости ея, я познакомилась съ нмецкими поэтами и выучилась, любить нмцевъ. Моя мать эльзаска, но не любитъ нмцевъ.

— Нмцы владли страною ране французовъ, а уже не ново то, что дти очень часто не уважаютъ родител и предковъ. Но въ васъ, я нахожу слдъ вашихъ нмецкихъ предковъ,

— Какой?

— У васъ голубые глаза, графиня, это не французское. Вы любите нмецкихъ поэтовъ,— въ этомъ еще мене французскаго. Вы отдаете справедливость всей нмецкой націи, во Франціи это большая, рдкость и, наконецъ, графиня, у васъ нмецкое сердце…

— Ха, ха, ха, весело разсмялась, она. Вы совсмъ сдлали изъ меня нмку, въздомъ, вы очень ошибаетесь. Если, даже все, что высказали, и правда, то я француженка уже потому, что меня очень огорчаетъ судьба, моего бднаго отечества.

— Въ самомъ дл? Я думалъ, что эта судьба васъ мало безпокоитъ, даже боле, мн казалось, что вы совсмъ объ этомъ не тревожитесь.

— Значитъ, вы, считали меня легкомысленной? Это не любезно, господинъ Эргардъ.

— Я не называю легкомысліемъ, если молодая двушка, не занимается политикой.

— Разв я могу сдлать иначе? Разв я не слышу каждый день жалобы отца и совщанія его съ друзьями, какъ возстановить во Франціи законнаго короля.

— Значитъ, вашъ отецъ легитимистъ?…

— Душей и тломъ. Онъ не сердится на нмцевъ за то, что они избавили насъ отъ Наполеона, онъ не сталъ бы на нихъ сердиться, еслибы они избавили Францію и отъ республики, онъ былъ бы имъ благодаренъ отъ всего сердца, еслибы черезъ эту войну Бурбоны возвратились на французскій тронъ. Сенъ-Реми, генералъ Леконтъ, князь Гросовъ и многіе другіе также желаютъ этого. Знаете, что въ настоящее время партія моего отца питаетъ большія надежды?

— Вы думаете?

— Въ національномъ собраніи въ Тур, эта партія твердо укрпилась, самъ Тьеръ долженъ тайно принадлежать къ ней.

— Это очень можетъ быть, если только комунисты не разстроятъ этого. Тьеръ ждетъ откуда подуетъ втеръ, онъ направляетъ свой корабль по втру, такимъ образомъ избавляетъ его отъ опасности разбиться…

— Не смотря на ваше недолгое пребываніе во Франціи, вы составили себ врное понятіе о состояніи ея длъ… Я думаю, вы хотите познакомиться съ генераломъ Леконтомъ.

— Это тотъ, дочь котораго вы сегодня хотли навстить?

— Тотъ самый. О бдная Мадлена. Она очень несчастна и около нея нтъ никого. Отцу некогда горевать съ нею. У нея только и есть что я, да еще одна пріятельница, Елена Вальтеръ, да и той она скоро лишится.

— Елена Вальтеръ? съ удивленіемъ повторилъ Максъ, она пріятельница мадемуазель Леконтъ?

— Что же тутъ удивительнаго? Конечно, она ея подруга и я надюсь встртить ее сегодня тамъ. Вы позволите представить васъ Мадлен?

— Благодарю васъ, графиня, пока вы будете у вашей пріятельницы, я доду до ресторана Бурдонъ, можетъ быть, я тамъ узнаю подробности вчерашней битвы. Вы скажите, въ которомъ часу я буду долженъ васъ ждать у дома.

— Это не нужно, если вы не хотите идти со мной, то можете спокойно ждать въ ресторан, я проду мимо, это два шага отъ дома Леконта….

— Ахъ! перебила она себя, опять этотъ человкъ. Прошу васъ, позжайте какъ можно ближе со мною рядомъ, тогда онъ не посметъ меня сопровождать.

— Кто, графиня?

— Одинъ всадникъ передъ нами. Разв вы его не видите?

Дйствительно навстрчу имъ халъ всадникъ, бывшій еще на такомъ разстояніи, что Максъ не могъ различить его лица.

— Кто этотъ господинъ, спросилъ онъ.

— Шевалье де Сенъ-Круа.

— Я уже слышалъ его имя въ вашемъ дом.

— Съ нкотораго времени онъ очень часто бываетъ у насъ. Онъ особенно нравится моей матери и я боюсь, что отецъ также расположенъ къ нему. Для меня онъ самый несимпатичный человкъ, какого я когда либо встрчала. Подъзжайте ближе ко мн…. еще ближе.

Она такъ повернула свою лошадь, что та хала по самому краю дороги, съ другой стороны халъ Максъ.

Въ это время всадникъ подъхалъ настолько, что Максъ могъ также узнать его.

Это былъ тотъ самый, котораго ему представилъ Клингсбергъ и который сопровождалъ ихъ въ Спортъ-клубъ. Онъ удержалъ лошадь и сдлалъ видъ, что хочетъ хать рядомъ съ графиней.

Онъ низко поклонился графин и въ тоже время бросилъ на Макса взглядъ полный ненависти.

Его лошадь загородила дорогу, поэтому Максъ сказалъ:

— Дайте намъ прохать, сударь, графиня не желаетъ останавливаться.

— Графин стоитъ только для этого дать мн позволеніе сопровождать ее, отвчалъ съ злобнымъ взглядомъ Сенъ-Круа.

— Я не дамъ вамъ этого позволенія, шевалье, сказала Алиса, прямо глядя на него, по множеству причинъ….

— Конечно не потому, что это позволеніе будетъ непріятно вашему кавалеру, графиня?

— Можетъ быть потому, почему я дала ему позволеніе, кром того, мой отецъ ждетъ васъ, да и и почти пріхала куда мн надо, поэтому я повторяю просьбу господина Гольборна, чтобы вы насъ пропустили.

— Я не смю ослушаться вашего приказанія, графиня, что же касается до господина Гольборна, то я надюсь, что мн представится случай поговорить съ нимъ съ глазу на глазъ.

— Я точно также желаю этого, шевалье. Мн кажется, что такіе люди какъ вы и вашъ другъ виконтъ Дюпортъ, мене всего могутъ разсчитывать на честь сопровождать графиню Бошанъ, но пока довольно!

Сказавъ это, Максъ далъ лошади шпоры такъ что шевалье долженъ былъ по невол посторониться, чтобъ избжать толчка.

Сенъ-Круа бросилъ на Макса взглядъ исполненный ярости. Одно мгновеніе онъ глядлъ вслдъ узжавшимъ, потомъ злобно засмялся

— Лучше бы теб было попасть прямо въ адъ, чмъ сдлаться моимъ врагомъ, прошепталъ онъ.

— Вы_ знаете этого человка? спросила Алиса, когда они повернули за уголъ.

— Я его узналъ случайно, коротко отвчалъ Максъ.

— Вы раздляете мое къ нему отвращеніе?

— Совершенно, графиня.

— Позвольте вамъ замтить, Эргардъ, что мн было бы пріятне, если бы вмсто ‘графиня’, вы называли меня мадемуазель Алиса, это звучитъ далеко не такъ холодно.

— Если вы этого желаете, мадемуазель Алиса.

— Если вы желаете! дурно, что мн пришлось пожелать этого. И такъ, Эргардъ, вы будете ждать меня въ ресторан Бурдонъ, я васъ тамъ найду.

Домъ генерала былъ небольшая вилла, которая стояла среди сада.

Алиса въхала на дворъ.

Еще разъ она обернулась и поклонилась Максу.

XVIII.
Союзникъ.

Максъ тихо халъ къ ресторану Бурдонъ, какъ вдругъ увидлъ передъ собою Сенъ-Круа.

— Молодой человкъ, сказалъ шевалье, я вамъ совтую нигд не становиться мн поперегъ дороги, я совтую вамъ это хорошенько запомнить.

— Ваши угрозы не испугаютъ меня, сказалъ Максъ. Я буду попадаться на вашей дорог, когда мой долгъ заставитъ меня это сдлать, впрочемъ, мн хочется ближе познакомиться съ человкомъ, который зоветъ своимъ другомъ вора, такъ какъ вы не можете не знать, что виконтъ Дюпортъ — воръ.

— Я вамъ запрещаю произносить мое имя вмст съ именемъ виконта. И позвольте напомнить вамъ еще разъ то, что я вамъ уже сказалъ… И если вы не боитесь за себя, то побойтесь за тхъ, кого вы зовете вашими друзьями.

Съ этими словами онъ повернулъ лошадь и ускакалъ.

Прохавъ нсколько шаговъ, Максъ снова принужденъ былъ остановить лошадь, такъ какъ дорогу ему перехала карета.

Въ карет сидлъ почтеннаго вида старикъ, съ совершенно блыми волосами, а рядомъ съ нимъ…

Максъ невольно вскрикнулъ отъ удивленія при вид дамы, сидвшей рядомъ со старикомъ, эта дама была — Елена Вальтеръ.

Она также узнала его, но не показала виду.

Максъ задумчиво похалъ дальше. Ресторанъ былъ полонъ.

Вс гуляющіе заходили или зазжали въ этотъ ресторанъ.

Тутъ было много всякаго народа, молодыхъ и старыхъ мущинъ и женщинъ.

Максъ имлъ свои причины не желать, показываться въ большомъ обществ, поэтому онъ поспшно прошелъ черезъ большую залу, въ одну изъ маленькихъ комнатъ, гд уже сидло нсколько человкъ, куря и попивая вино.

— Вы въ самомъ дл думаете, что тутъ измна — Бенуа? спрашивалъ одинъ молодой человкъ.

— Глупости! отвчалъ спрашиваемый. Объ измн нечего и думать. Національная гвардія сдлала свое дло, а Леконтъ одинъ изъ нашихъ лучшихъ генераловъ. Разв онъ не бросился съ полнымъ презрніемъ смерти на враговъ, во глав своего отряда.

— Ты повторяешь то, что напечатано въ листкахъ народной обороны. Но республиканцы утверждаютъ, что линію осаждающихъ и не желали прорвать, что нмцевъ не хотли разбить….

— А почему на это не осмлились? насмшливо спросилъ одинъ молодой человкъ, сидвшій на юкн и до сихъ поръ все время смотрвшій на прозжавшіе мимо экипажи.

— Республиканцы утверждаютъ, что для того, чтобы уничтожить республику, которая только что устроилась. Если вншній врагъ будетъ истребленъ, тогда естественно, что республиканцы принудятъ Тьера объявить республику.

Какъ мн кажется, сказалъ одинъ уже пожилой господинъ съ сильнымъ иностраннымъ акцентомъ, какъ мн кажется, для Франціи будетъ большимъ несчастіемъ, если республиканцы возьмутъ верхъ, и лучше будетъ, если нмцы придутъ въ Парижъ и возстановятъ на престол законную династію.

— Ради Бога, Гросовъ, сказалъ сидвшій ра соф, съ удивленіемъ глядя на говорившаго, не говорите этого громко. Роялисткая партія въ Париж очень слаба, и не въ дружб ни съ какими другими партіями.

— Но князь Гросовъ правъ, сказалъ Бенуа, я предпочитаю видть въ Париж нмцевъ, чмъ красныхъ, предписывающихъ намъ и стран законы.

— Вотъ особенный родъ патріотизма, замтилъ сидвшій на соф, мущина около тридцати лтъ, съ черными блестящими глазами и черными волосами. Берегитесь нападать на людей, которые считаютъ измнниками такихъ людей какъ Леконтъ и Томасъ.

— Я говорю по своему убжденію, Ферре.

— Это часто бываетъ опасно. Если только у насъ суждено повториться сценамъ 92-го года….

— Избави Богъ, сказалъ Бенуа, если можно опасаться подобнаго, то право было-бы лучше каждаго, кто скажетъ слово ‘республика’, сейчасъ-же отправлять на гильотину. Я не понимаю, Ферре, какъ человкъ съ вашимъ умомъ можетъ защищать заговоръ. черни противъ порядка.

— Гласъ народа — гласъ Божій! хладнокровно отвчалъ Ферре. Народъ желаетъ республики и мн кажется, что завтра-же его голосъ будетъ наконецъ слышенъ въ Париж достаточно громко.

— То, что вы называете народомъ, ничто другое какъ одна чернь, Феррекричатъ объ измн, угрожаютъ измнникамъ позорной смертью, говорятъ глупости и длаютъ глупости и умные люди какъ вы, должны бы были слушаться въ этомъ хаос голоса разсудка.

— Я, со своей стороны, не совсмъ убжденъ, чтобы тутъ не было измны. Наши національные гвардейцы говорятъ, что они должны были вчера побдить, еслибы не было измны.

— Они только прикрываютъ этими разсказами свою трусость. Бгство перваго полка зуавовъ отразилось на другихъ и храбрые нападающіе не могли устоять противъ страха, овладвшаго войсками при неожиданномъ появленіи и нападеніи нмцевъ.

— Господа, перебилъ князь Гросовъ, вы вс различныхъ мнній и не убдите другъ друга. Оставимте этотъ разговоръ и перейдемъ къ дламъ, насчетъ которыхъ мы вс согласны. Чмъ неутшительне общественныя дла, тмъ боле мы должны подумать о развлеченіяхъ, не думая о бдствіяхъ.

— Совершенно справедливо! мы хотимъ развлекаться, сказалъ одинъ молодой человкъ, до сихъ поръ не принимавшій никакого участія въ разговор. Пока еще живъ виконтъ Дюпортъ, онъ долженъ дать намъ отыграться.

Максъ слъ за дальнимъ столомъ, и молча, но съ любопытствомъ слушалъ разговорыимя Дюпорта удвоило его вниманіе.

— Онъ общалъ быть сегодня здсь, чтобы устроить утреннюю игру, замтилъ Бенуа.

— А, да вотъ и онъ самъ! вскричалъ тотъ, который сидлъ на окн. Если вамъ угодно, то вы можете проиграть ему еще…

— Отыграться у виконта? Это смшно!

Человкъ, о которомъ шелъ разговоръ, вошелъ въ комнату, его первый взглядъ упалъ на Макса Эргарда, сидвшаго не далеко отъ дверей.

Не подавая вида, что онъ знаетъ Макса, виконтъ прошелъ мимо него и развязно поклонился своимъ знакомымъ.

— Мы давно васъ ждемъ, сказалъ князь Гросовъ, будете вы сейчасъ играть?

— Я съ тмъ и пришелъ, отвчалъ Дюпортъ. Меня только безпокоитъ, что я нсколько дней постоянно выигрываю, но я не изъ тхъ, которые не Даютъ отыграться. Если угодно, господа, то пойдемте въ нашу комнату.

— Конечно! пойдемте въ игорную комнату.

Вс встали и прошли въ открытую дверь одной маленькой комнаты.

Дюпортъ снова вышелъ изъ комнаты, чтобы спросить карты.

Онъ долженъ былъ пройти мимо Эргарда.

Послдній всталъ и пошелъ ему на встрчу.

— Одно слово, виконтъ, сказалъ Максъ.

Клингсбергъ остановился и вопросительно взглянулъ на него.

— Что вамъ угодно, сударь? спросилъ онъ высокомрнымъ тономъ.

Но увидя, что вс его знакомые ушли въ сосднюю комнату и онъ остался вдвоемъ съ Максомъ, отвчалъ поспшно.

— Здсь не мсто говорить со мною, Эргардъ. Мы встртимся гд нибудь другой разъ, я не желаю быть узнаннымъ вами здсь… Понимаете?

— Но я желаю объясниться съ вами насчетъ одного обстоятельства….

— Я знаю, что вы хотите сказать. Я слышалъ, что случившаяся съ вами маленькая непріятность принесла вамъ счастіе. У васъ есть теперь все, чего вы желали, мсто… будьте же довольны этимъ и не считайте большимъ несчастіемъ потерю нсколькихъ сотень талеровъ.

— Дло не въ этомъ, я хочу говорить о шевалье Сенъ-Круа.

— Я его не знаю — не хочу его знать, и для васъ будетъ лучше, если вы также не будете его знать… Прощайте.

Съ этимъ словомъ Дюпортъ повернулся и пошелъ прочь.

Максъ хотлъ пойти за нимъ, но увидалъ въ окно граціозную фигуру наздницы, которая подъзжала къ ресторану и подозвала къ себ лакея.

Онъ узналъ Алису и посл этого поспшно вышелъ, чтобъ взять свою лошадь.

Услышавъ, что говорили въ ресторан о черни, Максъ находилъ нужнымъ какъ можно скоре вернуться домой.

Повсюду между тмъ собирались громадныя массы людей.

Ненависть и злоба видны были на всхъ лицахъ. Слова ‘измна’, и ‘долой измнниковъ’ слышалось везд.

Было опасно прозжать по улицамъ, на которыхъ собирался народъ.

Максъ нашелъ нужнымъ прохать по заднимъ улицамъ, чтобы безопасно достичь до бульвара Италіанцевъ. Онъ требовалъ осторожности и отъ графини.

Но она, по мр приближенія къ дому, хала все медленне.

— Я заклинаю васъ, графиня, сказалъ онъ, когда, пріхавъ на бульваръ, они похали совсмъ шагомъ. Будьте осторожне, я уже слышу приближающійся шумъ, вспомните какой опасности вы недавно подвергались.

— Это ничего не значитъ, отвчала она. Я не могу еще возвратиться домой, потому что боюсь, что Сенъ Круа еще тамъ, я лучше хочу снова подвергнуться ненависти народа, чмъ этого ненавистнаго…. О, кто меня избавитъ отъ него!

— Если Богу будетъ угодно, то я освобожу васъ отъ этого человка.

— Вы можете это сдлать?

— Мн кажется, что могу, и хочу попытаться. Вы должны разсчитывать на меня.

— Но это надо сдлать скоре. Вы не поврите Эргардъ, какъ близка отъ меня опасность быть навсегда связанной съ нимъ.

— Я буду дйствовать, не медля ни минуты, положитесь на меня. Клянусь вамъ, что черезъ нсколько дней у меня будутъ доказательства, которыя убдятъ довряющихся ему, что онъ человкъ недостойный.

— Примите впередъ мою искреннюю благодарность, отвчала Алиса.

Въ это время они подъхали къ дому.

Ворота были открыты, они въхали въ нихъ.

Максъ помогъ своей спутниц сойти съ лошади. Войдя на ступени подъзда, Алиса спросила встртившаго ихъ лакея: Шевалье Сенъ-Круа еще здсь?

— Вроятно, они останутся обдать, графиня, отвчалъ лакей.

— Скажите моей матери, что у меня болитъ голова и что я не выйду къ обду! сказала Алиса. Потомъ она тихо продолжала, поклонившись Максу.

— И такъ вы мой помощникъ, союзникъ?

— Я сдлаю все, что могу.

— Слава Богу, что я нашла хоть одного друга! отвчала Алиса, поклонилась еще разъ и пошла къ себ въ комнату, а Максъ пошелъ въ свою.

XIX.
Политическій агентъ.

Въ то время когда дочь графа Бошанъ здила кататься съ Максомъ, а графиня принимала утренніе визиты, самъ графъ читалъ извстія дня и задумчиво качалъ головою.

Кончивъ чтеніе, онъ печально опустилъ голову на руки.

Въ эту минуту ему доложили о визит.

— Маркизъ Лебланъ! объявилъ лакей.

— Проси! отвчалъ графъ.

Поститель вошелъ.

Это былъ пожилой мущина лтъ пятидесяти или даже боле.

Совершенно блые волосы покрывали голову, а такіе-же бакенбарды обрамляли его красивое, аристократическое лице.

Онъ дружески поздоровался съ графомъ и на приглашеніе его ссть, опустился на кресло.

— Вы хорошо сдлали, что пришли, другъ мой, сказалъ графъ, еслибы вы не назначили мн, что придете, то я отправился-бы за вами въ клубъ. Я только что прочелъ сегодняшнія извстія, и нахожу, что положеніе длъ опасно.

— Очень опасно, другъ мой, отвчалъ маркизъ, если мы не примемся энергично за дло, то проиграемъ партію. Чернь пріобртаетъ все боле и боле могущества.

— Въ этомъ виновата слабость правленія, сказалъ графъ Префектъ полиціи, кажется совершенно потерялъ голову. Народу позволяютъ длать всякія безчинства, не думая его за это наказывать. Разв слыханное дло, что дозволяются тайныя собранія, позволяютъ черни самой производить судъ и расправу?

— Вмсто того, чтобы примрно наказать за это, за ними какъ будто ухаживаютъ.

— Совершенно справедливо., мой милый Бошанъ, отвчалъ маркизъ. Но у всякаго дла есть дв стороны. Защитники Парижа чувствуютъ, что сила ихъ недостаточна для борьбы, они знаютъ, что. рано или поздно, Парижъ долженъ, пасть. Національная гвардія состоитъ по большей части изъ солдатъ, плохо обученныхъ, сила фортовъ много преувеличена, скоро останется только одно — защищать городъ отъ вторженіи враговъ баррикадами. Но это глупо,! Позвольте черни строить баррикады, дайте ей въ руки ружья, уступите пушки и наконецъ дайте ей славу спасенія Парижа, когда Франція будетъ въ рукахъ черни. Я говорю, что для насъ было-бы гораздо лучше, еслибы нмцы овладли Парижемъ, тогда-бы устроилось правильное управленіе, которое дало-бы намъ гарантію противъ черни. Тогда-бы мы могли надяться, что наконецъ во Франціи водворится законная династія.

— По дорог сюда, я увидлъ, на Монмартрскомъ бульвар, шумное сборище, на мои распросы, я узналъ, что тутъ закрыты вс булочныя, не потому чтобы они боялись какого нибудь насилія, а за недостаткомъ товара. Мясники продаютъ мясо только по страшно дорогой цн, говорятъ, что правительство сдлало распоряженіе, чтобы каждый покупалъ не боле опредленнаго количества. Пока чернь сыта, ее еще можно удержать, но когда она голодна, тогда превращается въ звря. Мы не можемъ скрывать, что дороговизна уже наступила, голодъ не замедлитъ за нею послдовать. Все это слды слабаго правленія. Это многоголовая мудрость привела насъ только ко всякаго рода, несчастіямъ. Еслибы я не былъ прежде роялистомъ, то при вид всего этого сдлался-бы имъ теперь.

— Я убжденъ, что только при славной династіи Бурбоновъ Франція можетъ оправиться отъ всхъ своихъ несчастій. Но мы не можемъ ничего сдлать въ настоящее время.

— Я боюсь, что мы дйствуемъ не достаточно энергично.

— Что же мы можемъ еще сдлать, мой милый Лебланъ, кром того, какъ платить деньги различнымъ агентамъ, возбуждающимъ во Франціи симпатію къ Бурбонамъ? Я передалъ большую часть моего состоянія дому Дюверне, вы сдлали тоже самое и, сколько я знаю, эти агенты уже стоитъ громадныхъ суммъ, но деньги пожертвованы не напрасно. Я узналъ, что въ южныхъ провинціяхъ уже начала проявляться симпатія къ Бурбонамъ.

— Провинціи намъ не очень важны, дорогой Бошанъ. Парижъ — это сердце Франціи, откуда общественная жизнь распространяется по всей стран въ самыя отдаленныя провинціи.

— У насъ есть и въ Париж единомышленники и мой другъ Сенъ-Круа увряетъ меня, что даже между офицерами національной гвардіи есть роялисты.

— Я не знаю, обманывается ли на этотъ счетъ вашъ другъ Сенъ-Круа или нарочно обманываетъ васъ.

— Почему вы это думаете? Сенъ-Круа одинъ изъ самыхъ дятельныхъ нашихъ агентовъ, человкъ очень преданный, который не дастъ себя обмануть и еще мене станетъ обманывать людей своей партіи.

— Вы должны знать это лучше меня, такъ какъ ближе знакомы съ Сенъ-Круа, онъ другъ вашего дома. Со своей стороны, я только могу сказать, что мн этотъ человкъ не нравится.

— Это вроятно потому, что вы не знаете его близко. Я же долженъ сказать, не преувеличивая его услугъ, что если когда нибудь законная династія вступитъ на престолъ, то этимъ она будетъ обязана главнымъ образомъ услугамъ Сенъ-Круа.

— Я хочу вамъ врить, Бошанъ, хотя остаюсь при своемъ мнніи, что ему не слдовало бы такъ доврять, я не спорю, что онъ можетъ быть очень пригодное для нашего дла орудіе и что онъ съ полнымъ усердіемъ и жаромъ принадлежитъ къ нашей партіи, но употребляетъ ли онъ деньги, получаемыя отъ Дюверне на агитацію въ пользу нашей партіи или же просто тратитъ ихъ на себя — этого я еще не знаю.

— Шевалье де Сенъ-Круа! доложилъ лакей.

— Я очень радъ, что онъ пришелъ, сказалъ Бошанъ, обращаясь къ своему другу. Вамъ, по крайней мр, будетъ случай испытать его и разъяснить свои сомннія. Я тмъ боле желаю этого, что надюсь на то, что вы посл испытанія будете чувствовать полную довренность къ человку, которому мы поручаемъ благо Франціи.

Въ комнату непринужденно вошелъ Сенъ-Круа.

Онъ дружески поздоровался съ графомъ и вжливо поклонился маркизу Лебланъ.

— Мы какъ разъ о васъ говорили, сказалъ графъ. Прошу васъ, шевалье, садитесь! Мы говоримъ о вашей политической дятельности въ пользу нашей партіи.

— Я надюсь, что вы не сомнваетесь въ моемъ усердіи къ нашему длу, сказалъ небрежно Сенъ-Круа.

— Конечно нтъ, отвчалъ Бошанъ. Но мой другъ маркизъ только сомнвался, увнчаются ли ваши труды успхомъ.

— А, что касается до этого, маркизъ, то я могу васъ уврить, что я не только подобралъ союзниковъ въ сред офицеровъ національной гвардіи… но въ ршительную минуту подъ наше знамя станутъ цлые полки… я даже нашелъ союзниковъ въ самомъ правленіи народной обороны, кром того агитація въ провинціяхъ ведется самымъ неутомимымъ образомъ.

Графъ Бошанъ взглянулъ на Леблана, точно желая сказать: посмотрите, я вамъ говорилъ, что намъ не найти другаго подобнаго человка.

Но маркизъ ни мало не былъ убжденъ въ достоврности этого разсказа.

— Шевалье, сказалъ онъ обращаясь къ Сенъ-Круа, вамъ извстно, что многіе изъ офицеровъ національной гвардіи тайно сошлись съ республиканцами?

— Очень возможно, что нкоторые это длаютъ.

— О, нтъ. Сами полковые командиры находятся въ сношеніяхъ съ предводителями республиканцевъ. На примръ, съ литераторомъ Піа, Ферре, Булье, Пирономъ и другими, чтобъ въ моментъ провозглашенія республики, идти рука объ руку.

— А, вы ошибаетесь маркизъ, отвчалъ Сенъ-Круа, это одна хитрость со стороны полковыхъ командировъ. Они хотятъ узнать предводителей республиканцевъ и въ ршительную минуту сразу снять голову съ чудовища.

— Во всякомъ случа было бы цлесообразне, замтилъ графъ, уничтожить чудовище, пока оно еще не развилось до громадныхъ размровъ.

— Будьте покойны, интернаціоналы не пойдутъ дальше тайныхъ собраній и фанатическихъ рчей.

— Но у нихъ есть оружіе, замтилъ Бошанъ.

— Имъ оставляютъ оружіе для того, чтобъ въ ршительный моментъ употребить ихъ съ пользой на защиту Парижа.

— Во всякомъ случа, сказалъ Лебланъ, мы хорошо сдлаемъ, если будетъ думать, что въ Париж очень возможна революція и объявленіе интернаціональной республики.

— Республика будетъ очень не продолжительна, сказалъ смясь Сенъ-Круа, объ этомъ уже позаботились.

— Если республика будетъ даже всего сутки, то и тогда она успетъ нанести чувствительный вредъ нашему длу. Подумайте, шевалье, что мы… Я подразумваю графа Бошанъ, меня и большое число другихъ патріотовъ… дали дому Дюверне средства производить агитацію въ пользу династіи Бурбоновъ. Домъ Дюверне у республиканцевъ на самомъ дурномъ счету. Извстно также, что тутъ же положена часть денегъ, про которыя чернь говоритъ что они украдены Бонапартомъ у страны… Если же все богатство дома Дюверне будетъ конфисковано, то мы можемъ за одинъ разъ лишиться всхъ нашихъ средствъ для агитаціи.

Сенъ-Круа пытливо взглянулъ на говорившаго, затмъ прикусилъ себ губы, подумалъ съ минуту, потомъ возразилъ съ нкоторой насмшкой:

— Вамъ бы слдовало быть министромъ иностранныхъ длъ маркизъ. Вы такъ далеко смотрите въ будущее и предвидите такія случайности, которыя для другихъ кажутся просто невроятными.

— Вы убждены, что этого не можетъ быть? спросилъ маркизъ.

— Да, я въ этомъ убжденъ. До сихъ поръ чернь не имла въ Париж ни малйшаго вліянія и никогда не достигнетъ его.

— Съ этимъ я не могу согласиться, шевалье. Чернь сегодня утромъ объявила открыто на Тюльерійской площади, что національное правленіе не исполняетъ своего долга и потому народъ возьметъ оборону города въ свои руки и Гамбетта, народный депутатъ, объявилъ что народъ правъ. Когда я шелъ сюда, его вынесли на рукахъ изъ собранія, и несли черезъ площадь и онъ объявилъ, что хочетъ взять оборону страны въ свои руки.

— Забавная демонстрація! замтилъ Сенъ-Круа.

— Можетъ быть господинъ Гамбетта преувеличиваетъ свои способности, но это фактъ, что онъ объявилъ себя готовымъ оставить Парижъ на воздушномъ шар и въ тылу осаждающихъ образовать армію.

— Это опять комедія, господа, сказалъ Сенъ-Круа, я смялся, думая объ этомъ. Точно въ сказк, онъ перелетитъ подъ облаками и тамъ, гд спустится, изъ земли появится войско.

— Но если ему удастся образовать въ тылу у непріятеля армію и если онъ съ этой арміей разобьетъ осаждающихъ, тогда эта армія будетъ считаться лучшей въ мір и станетъ на сторону республиканцевъ.

— Простите меня, маркизъ, но вы все видите въ черномъ свт, сказалъ Сенъ-Круа. Конечно, опровергнуть ваши слова теперь невозможно, но то, что вы говорите, положительно невроятно.

— Я боюсь каждую минуту, чтобы эта невроятность не обратилась въ истину, я убжденъ, что буду слышать все только неуспокоительныя извстія.

— Я говорилъ вчера князю Гросову… сказалъ графъ.

— Ахъ, оставьте князя Гросова! прервалъ Сенъ-Круа. Этотъ человкъ не печалитъ себя изъ-за политическихъ событій, онъ думаетъ только о развлеченіяхъ. Если ничто не нарушаетъ порядка его жизни, то онъ совершенно равнодушенъ къ тому, что будетъ съ Франціей.

— Но онъ человкъ богатый и достаточно патріотъ, чтобы трудиться для блага Франціи. У него очень хорошія связи, лучшія чмъ у насъ и еслибы я былъ также легковренъ, какъ вы, то я могъ бы найти лучшія доказательства чмъ вы, что нечего бояться.

Сказавъ это Лебланъ всталъ и взялъ шляпу.

— Вы позволите, другъ мой, сказалъ онъ, обращаясь къ Бошану, проститься съ вами. Какъ только я узнаю что либо интересное, то сейчасъ же дамъ вамъ знать, точно также если узнаю, что домъ Дюверне сдлался не врнымъ мстомъ для помщенія нашихъ капиталовъ.

— Что касается этого, сказалъ Бошанъ, то я имю здсь хорошія свденія. Одинъ мой старый знакомый, Страсбургскій купецъ, общался мн слдить за нашими средствами и при первой опасности сейчасъ же извститъ меня.

— Что это за человкъ? спросилъ маркизъ.

— Нкто Левинъ, я узналъ его въ провинціи.

— Вы можете положиться на него?

— Я считаю его крайне-честнымъ человкомъ.

— Нельзя знать про такихъ людей, не принадлежатъ ли они къ тайному республиканскому союзу. Купецъ скоре можетъ тянуть на сторону интернаціоналовъ, чмъ аристократіи.

— О, что касается Левина, то я ручаюсь за него, онъ насъ не обманетъ.

Имя Левина произвело на шевалье совершенно особое впечатлніе.

Услышавъ его, онъ страшно поблднлъ.

Только тогда, когда маркизъ ушелъ, шевалье былъ въ состояніи снова возвратиться къ оставленному разговору.

— Въ этомъ отношеніи, сказалъ онъ, обращаясь къ графу, я согласенъ съ маркизомъ. Подобнымъ людямъ нельзя врить, что касается именно этого Левина… мн кажется я слыхалъ о немъ.

— У него прежде были большія дла въ Страсбург.

— Ну, въ такомъ случа это тотъ, о которомъ я слышалъ. Онъ долженъ быть тайный агентъ республиканцевъ.

— Это невозможно, шевалье!

— Вы можете положиться на мои слова и хорошо сдлаете, если не станете пускать этого человка къ себ въ домъ.

— Онъ не подалъ мн ни малйшаго повода къ недоврію.

— Я этому врю, онъ хитеръ, очень хитеръ. Онъ знаетъ, что вашъ домъ есть центръ роялистской партіи и вкрадывается въ вашъ домъ и въ ваше довріе, чтобы къ извстному времени обратить это къ вашему вреду и ко вреду нашего дла… я вамъ совтую вытолкать его вонъ изъ вашего дома и запретить переступать его порогъ.

— Я питаю большую вру въ ваше благоразуміе, шевалье, и приму къ свднію ваши слова. Но во всякомъ случа я сначала подвергну Левина испытанію, прежде чмъ лишить его моего доврія.

— Вы хорошо сдлаете, графъ, но позвольте мн замтить, что, вообще говоря, вы, извините за упрекъ, слишкомъ доврчивы.

— Изъ чего вы это заключаете?

— Вы приняли къ себ въ домъ молодого человка, который выдаетъ себя за англичанина…

— А, вы это знаете?

— Да, я узналъ это… О, политическій агентъ долженъ все знать. Этотъ человкъ не англичанин, а нмецъ.

— Я это знаю, шевалье, его національность еще не причина къ недоврію.

— Кто можетъ поручиться, что онъ въ Париж не какъ шпіонъ?

— Объ этомъ вы можете не безпокоиться, сказалъ смясь графъ. Шпіона не оставляютъ безъ всякихъ средствъ… Но я взялъ его къ себ не изъ состраданія, а исполняя долгъ благодарности: онъ сказалъ моему семейству важную услугу.

— Это длаетъ честь благородству вашего сердца, но это не помшаетъ ему заниматься шпіонствомъ въ вашемъ дом. Этотъ человкъ освобожденъ Левиномъ.

Графъ выразилъ свое удивленіе, что шевалье и это знаетъ.

— Я уже говорилъ вамъ, графъ, сказалъ СенъКруа, что политическій агентъ долженъ все знать.

— Вы неоцненный человкъ, шевалье, вы все предвидите! Какъ вы могли узнать все это!— Да, Левинъ также интересуется этимъ человкомъ, такъ какъ тотъ и ему оказалъ такую же услугу, какъ и мн.

— Въ такомъ случа я подозрваю, что этотъ молодой человкъ шпіонъ Левина.

— О, не торопитесь, шевалье! Человкъ, который едва знаетъ по французски, плохой шпіонъ.

На этотъ разъ шевалье не нашелся что возразить, поэтому онъ обратился въ другую сторону.

— Молодой человкъ, какъ кажется, усплъ заслужить въ высокой степени ваше довріе, такъ какъ я видлъ его катающимся съ графиней Алисой.

— Это еще не доказательство особеннаго доврія.

— О, графъ! Онъ молодой человкъ, не дурной наружности, можетъ быть даже образованный…

— Да, онъ юристъ.

— И мн кажется, что его общество можетъ быть опасно для вашей единственной дочери.

— Я не понимаю, что вы хотите сказать, шевалье? гордо сказалъ графъ. Онъ слуга въ моемъ дом и ничто боле. Я поручилъ ему сопровождать мою дочь не иначе, какъ я поручилъ бы это рейткнехту.

Аристократическая гордость графа была возмущена.

Сенъ-Круа съ удовольствіемъ замтилъ это.

— Конечно, конечно, сказалъ онъ, я не смю думать, чтобы графиня Алиса могла чувствовать что нибудь къ человку, который у васъ служитъ секретаремъ, т. е. ничто иное какъ слуга. Я не хотлъ оскорбить. графиню, она конечно далека отъ того, чтобы видть въ этомъ человк что либо иное, кром слуги, но я не знаю, думаетъ ли тоже молодой человкъ, въ этомъ я сомнваюсь.

— Почему вы въ этомъ сомнваетесь?

— Мн это показалось… мн показалось, что онъ старался заговорить съ графиней.

— Это была бы наглость, сказалъ графъ. Я не могу этому поврить и какъ только дочь возвратится я распрошу ее и, будьте уврены, что если онъ хоть немного забылъ свое мсто, то я напомню ему его.

— Лучше было бы удалить его изъ дома.

— Этого я не могу теперь сдлать, такъ какъ я связанъ благодарностью, но я позабочусь, чтобы моя дочь не была имъ компрометирована. Я вамъ очень благодаренъ за ваше сообщеніе, другъ мой… Вы сегодня останетесь у меня?

— Очень вамъ благодаренъ, графъ, но у меня назначено сегодня совщаніе съ офицерами національной гвардіи, вы знаете, по нашему длу.

— А, въ такомъ случа я васъ не задерживаю. Вы постоянно трудитесь на нашу пользу, а мой другъ маркизъ Лебланъ сомнвался. Но вы не должны на него за это обижаться: онъ дйствительно видитъ все въ черномъ свт.

— Лучше быть недоврчивымъ, чмъ слишкомъ доврчивымъ, отвчалъ Сенъ-Круа. Я никогда не осуждаю недоврчивости. Но я тружусь, надясь, кром всего на дорогую для меня награду…

— Будьте уврены, другъ мой, что ни я, ни моя жена не имемъ ничего противъ того, чтобы вы сдлались нашимъ сыномъ. Вы такъ много сдлали для нашей партіи и для Франціи, что я считаю за честь соединиться съ вами узами родства.

— Благодарю васъ отъ всего сердца, графъ, я ничего такъ не желаю какъ того, чтобы и графиня Алиса раздляла ваше мнніе.

— Объ этомъ не заботьтесь, если моя дочь и не чувствуетъ еще къ вамъ привязанности, то причина этого та, что она еще полуребенокъ и едва можетъ думать о чемъ нибудь серьезномъ. Но она покорная дочь и не станетъ противиться вол родителей.

— Благодарю васъ, графъ, что. вы подаете мн надежду, которую я уже потерялъ. Прошу васъ передать мое глубочайшее почтеніе графин вашей супруг и мой нижайшій поклонъ графин Алис.

— Благодарю васъ, другъ мой… Ахъ, продолжалъ онъ, взглянувъ случайно въ окно, вотъ и моя дочь съ Эргардомъ… Не хотите ли вы сами передать ей свой поклонъ.

— Я надюсь встртить графиню Алису выходя. До свиданья, графъ.

— До скораго свиданья! отвчалъ графъ.

XV.
Искуситель.

Графъ прислалъ Максу въ комнату книги, прося съ ними познакомиться.

Только къ обду былъ онъ приглашенъ въ столовую.

Къ своему крайнему удивленію, онъ нашелъ графа очень холоднымъ относительно его и молчаливымъ.

То, что графиня показывала такую же холодность, нисколько не удивляло его.

Ища какого нибудь объясненія такого обращенія, Максъ взглянулъ на Алису, но она опустила глаза, избгая его взгляда.

— Вы познакомились сколько нибудь съ положеніемъ моихъ длъ? спросилъ наконецъ графъ сухимъ, дловымъ тономъ.

— Я сдлалъ сколько могъ, спокойно отвчалъ Макъ, но книги, сколько я замтилъ, ведены довольно неправильно, такъ что довольно трудно ясно представить себ состояніе вашихъ длъ.

— Совершенно справедливо! я самъ ничего не знаю. Я вообще не особенно наблюдалъ за моими длами, а во время войны контроль сдлался еще трудне.

— Чтобы привести все въ порядокъ, сказалъ Максъ, по моему мннію, необходимо прежде всего составить подробный инвентарь.

— Я думаю тоже самое, господинъ Эргардъ, и очень радъ что вы сами предложили это. Я вижу, что Левинъ рекомендовалъ мн въ вашемъ лиц именно такого человка, который нуженъ для этого мста.

— О, я еще и самъ не знаю, на сколько я гожусь. Я заране говорилъ вамъ, графъ, что я никогда не занимался счетоводствомъ и веденіемъ книгъ.

— Все равно! Человкъ съ вашимъ развитіемъ легко пріобртетъ подобный навыкъ.

Посл этого небольшаго дловаго разговора, снова наступила продолжительная пауза.

Алиса настойчиво молчала.

Графиня начала разговаривать объ утреннихъ визитахъ, сдланныхъ ей. На присутствіе Алисы и Макса не обращали ни малйшаго вниманія.

Графъ и графиня разговаривали точно они были вдвоемъ.

Максъ почувствовалъ, какое низкое положеніе онъ занимаетъ въ этомъ дом.

Какъ бы ни былъ любезенъ графъ относительно его, Максъ видлъ, что онъ не боле какъ наемникъ, которому гордый графъ длаетъ большую честь, сажая съ собой за одинъ столъ.

Наконецъ, графъ спросилъ Макса, что онъ замтилъ во время своей поздки по Парижу.

Максъ разсказалъ, что онъ видлъ, какъ во многихъ мстахъ народъ собирается большими массами.

Онъ разсказалъ также разговоръ молодыхъ людей, частью офицеровъ національной гвардіи, въ отел Бурдонъ, который онъ слышалъ.

Графъ выслушалъ его съ большимъ интересомъ.

Максъ запомнилъ имена: князя Гросоа, Бенуа, Ферре и другихъ.

— Вы хорошій наблюдатель, сказалъ графъ. Вы длаете мн этимъ разсказомъ большое одолженіе. СенъКруа будетъ также интересно узнать мннія этихъ людей. Я-бы очень желалъ, чтобы вы почаще здили въ этотъ ресторанъ, можетъ быть, вамъ-бы удалось познакомиться съ этими людьми.

— Я долженъ вамъ замтить, графъ, отвчалъ Максъ, что я не желалъ подслушивать этотъ разговоръ, я слышалъ его совершенно невольно, и я не знаю, было-ли бы хорошо, еслибъ я пошелъ туда нарочно для того, чтобы услышать то, что говорится не для меня.

— Это очень благородно съ вашей стороны, такъ думать, но тутъ дло измняется, такъ какъ князь Гросовъ мой другъ. Вы во всякомъ случа познакомитесь съ этими людьми у меня въ дом.

— Я не отказываюсь зайти въ этотъ ресторанъ, если можетъ быть графиня еще разъ отправится кататься къ вилл генерала Леконта.

— Въ случа подобной поздки, я пошлю съ дочерью рейткнехта. Вы-же можете здить кататься куда вамъ будетъ угодно, я даже желаю, чтобы вы боле вызжали изъ дому и знакомились съ людьми, — это поможетъ вамъ скоре изучить нашъ языкъ.

Максъ нсколько оскорбился этимъ короткимъ отказомъ отъ его сопутствованія, графин Алис.

Въ то-же время ему показалось, что Алиса при этомъ слегка покраснла. Она подняла глаза и съ упрекомъ взглянула на отца, потомъ взглянула мелькомъ на Макса и снова опустила глаза.

Максу было очень тяжело, что молодая графиня такъ упорно не желала принимать никакого участія въ разговор.

Онъ подумалъ, что можетъ заговорить съ ней самъ, и сказалъ:

— Графиня, вы выражали желаніе играть со мною на фортепіано, если вамъ угодно, то я къ вашимъ услугамъ.

Снова взглядъ на отца, на этотъ разъ просящій.

Но она не сказала ни слова, а вмсто нея отвтилъ графъ:

— Я не расположенъ слушать сегодня музыку и дочь моя тоже, какъ я думаю, не иметъ желанія играть.

— Очень жаль, замтила графиня, что въ настоящее время невозможно оставить городъ, Алиса могла-бы похать къ Граммонамъ.

Графъ кивнулъ головою, въ знакъ согласія и замолчалъ.

Тогда графиня сказала, обращаясь къ дочери.

— Не хочешь-ли ты, Алиса, провести нсколько дней въ обществ невсты маркиза Лебланъ? Маркизъ очень желаетъ, чтобы ты съ ней хорошенько познакомилась, она живетъ одна и очень скучаетъ.

— Если теб угодно, мама…. тихо отвчала Алиса.

— Это будетъ всего лучше, замтилъ графъ. Алиса можетъ провести нсколько дней у этой особы…. У тебя очень утомленный видъ, дитя мое, сказалъ онъ посл этого.

— Я уже говорила ей это, подтвердила графиня. Бдное дитя слишкомъ испугалась утромъ собравшихся массъ народа.

— Я нисколько не испугалась, объявила Алиса, такъ какъ меня сопровождалъ нашъ спаситель.

Лобъ графини нахмурился.

Графъ забарабанилъ пальцами по столу.

— Во всякомъ случа, сказалъ онъ, теб лучше сидть у себя въ комнат.

Алиса поняла намекъ, встала, простилась съ родителями и слегка поклонилась Максу.

— Васъ также я боле не задерживаю, сказалъ графъ, обращаясь къ Максу. Если вамъ угодно, вы можете продолжать поврять мои книги, а завтра…. вы знаете, что мн будетъ очень пріятно, если вы поздите по городу. Добраго вечера, господинъ Эргардъ!

Максъ ушелъ въ самомъ тяжеломъ настроеніи духа.

Медленно шелъ онъ къ себ, въ его комнату надо было пройти черезъ длинный коридоръ и потомъ по лстниц.

На второй площадк онъ остановился, тутъ была комната Алисы.

Ошибся ли онъ или на верху лстницы въ самомъ дл мелькнуло голубое платье.

Онъ остановился.

Вдругъ что то упало съ верху.

Это былъ листокъ бумаги, Максъ поспшно поднялъ его.

На немъ было написано карандашемъ:

Если вы меня не спасете, то я должна буду выйти за него замужъ. Заклинаю васъ, не оставляйте меня!’

Онъ поднесъ записку къ губамъ, потомъ положилъ ее въ карманъ и пошелъ къ себ.

Войдя къ себ въ комнату онъ нашелъ ее освщенной, на диван передъ столомъ сидлъ человкъ, котораго Максъ первоначально не узналъ.

Подойдя поближе, онъ вскрикнулъ отъ удивленія, узнавъ Левина.

— Ахъ, что васъ привело сюда? сказалъ онъ. Я не ждалъ вашего посщенія.

— Разв я не общался вамъ остаться вашимъ другомъ и заботиться о васъ?

— Я теперь ни въ чемъ не нуждаюсь, Левинъ, вы уже обо всемъ позаботились. Я получаю жалованья больше чмъ я когда либо надялся получать и графъ со мной очень снисходителенъ.

— Да, снисходителенъ! прервалъ съ горькой усмшкой Левинъ. Вы безъ сомннія замтили, что онъ также гордъ, какъ и его жена, хотя не такъ высокомренъ.

— Да мн дйствительно это кажется.

— Но тмъ не мене, продолжалъ Левинъ, графъ человкъ благородный, джентельменъ съ головы до ногъ.

— Въ этомъ я также убдился.

— Еслибы этого не было, то я не оказывалъ бы ему никакого одолженія.

— Вы оказали ему одолженіе?

— Конечно въ финансовомъ отношеніи. Я разскажу вамъ нчто, Эргардъ. Въ вашихъ рукахъ будетъ сдлать ваше положеніе въ этомъ дом вліятельнымъ и изъ подчиненнаго превратиться въ повелителя.

— Отъ меня? Я васъ не понимаю, Левинъ?

— Позвольте мн вамъ объяснить, тогда вы поймете. Вы вроятно уже убдились, что графъ легитимистъ до мозга костей?

— Въ этомъ я убдился поговоривъ съ нимъ десять минутъ, отвчалъ Максъ. Кром того, онъ кажется думаетъ, что посл настоящихъ безпорядковъ имъ удастся возстановить династію Бурбоновъ.

— Да, это такъ. Объ этомъ стараются онъ и его друзья, они не останавливаются ни передъ какими средствами, не жалютъ ни денегъ, ни всевозможныхъ жертвъ.

— Я боюсь, что эти деньги, также какъ и жертвы напрасны.

— Вы боитесь? Разв вы легитемистъ?

— Я? о нтъ! Я стою на сторон національнаго правленія, и думаю, что только прочное государственное устройство можетъ дать Франціи миръ. Бисмаркъ вдь объявилъ, что онъ можетъ заключить миръ только съ правленіемъ, выбраннымъ всмъ народомъ, совершенно справедливо! А общая подача голосовъ возможна только съ одобренія національнаго правленія, находящагося въ Тур. Вы видите, что для пользы Франціи необходимо чтобы всякая агитація не въ пользу національнаго правленія не имла мста.

— Я охотно раздляю ваше мнніе.

— У насъ, во Франціи, три партіи. Первая — партія національнаго правленія, которую думаетъ поддерживать Бисмаркъ, потомъ партія легитимистовъ, во глав которой стоитъ древняя аристократія страны и у которой есть союзники въ провинціяхъ, и наконецъ партія интернаціональной республики. Остальныя партіи орлеанистовъ и бонапартистовъ не опасны, они не имютъ въ настоящее время ни малйшаго значенія.

— Дйствительно, очень жаль, что Франція страдаетъ не только отъ войны, но еще, кром, того терзаетъ себя внутренними раздорами.

— Жаль, очень жаль!… Въ интересахъ Франціи, также какъ и въ интересахъ Германіи, миръ долженъ быть скоре заключенъ.

Вы согласны съ этимъ Эргардъ?

— Конечно! война зло для обихъ воюющихъ сторонъ.

— О, вы можете оказать вашему отечеству, а также и моему большую услугу.

— Какимъ образомъ?

— Я не безъ намренія помстилъ васъ въ домъ графа Бошанъ. Какъ я уже вамъ говорилъ, здсь сборный пунктъ роялистовъ, вы можете познакомиться здсь съ предводителями этой партіи. Точно также узнате все, что будетъ предприниматься въ пользу этой партіи, а слдовательно противъ національнаго собранія. У графа открытый, доврчивый характеръ. Онъ не длаетъ тайны изъ своихъ убжденій. Смотрите и слушайте и сообщайте мн все. Этимъ вы окажете большую услугу правительству, ваше содержаніе будетъ утроено, удесятерено…

— Что вы мн предлагаете, Левинъ? Чтобы я сталъ шпіономъ? Никогда!

— Не называйте такъ того, что я вамъ предлагаю. Шпіономъ называется тотъ, кто вкрадывается въ чье нибудь довріе и разузнаетъ его тайны и затмъ обращаетъ ихъ ему же во вредъ, этого нтъ въ томъ, что я вамъ предлагаю. Оказывая услугу національному правленію, вы вмст съ тмъ оказываете услугу вашему отечеству. Вы оказываете вмст съ тмъ пользу себ и мн, вреда же не длаете никому.

— Но конечно я не окажу пользы роялистамъ…

— Ничуть! Вы должны согласиться, что надежды этихъ людей все равно не могутъ оправдаться. Они сражаются изъ за призрака. Да, я положительно утверждаю, что вы окажете пользу даже и этой партіи, избавивъ ее отъ безплодныхъ жертвъ.

— Это софизмы, Левинъ, я все-таки буду ничмъ инымъ, какъ шпіономъ.

— Боже мой, вы не должны будете заниматься шпіонствомъ, вамъ не придется вкрадываться ни въ чье довріе, я прошу только сообщать то, что вы случайно узнаете. Вамъ здсь никто не будетъ оказывать особеннаго доврія, такъ что вамъ не придется никому измнять… даже боле, вы предупредите большое несчастіе. Вы будете узнавать черезъ меня объ интернаціональныхъ агитаціяхъ, вы будете соединять мои всти съ вашими и т и другія вмст дадутъ возможность національному правленію въ. Тур найти средства предупредить зло. Я повторяю, что не требую отъ васъ шпіонства, къ тому же вамъ не нужно будетъ играть здсь роль подчиненнаго. Сознаніе, что вы знаете планы этихъ господъ, возвыситъ васъ.

— Но еще боле должно меня возвысить сознаніе, что я поступаю честно.

— Я надюсь, Эргардъ, что обдумавъ дло, вы станете думать иное. Сегодня вечеромъ я не прошу у васъ ршительнаго отвта, подумайте. Я повторяю, что вы не будете шпіономъ и ваши сообщенія не принесутъ вреда никому, но, напротивъ того, вы будете работать на пользу вашего собственнаго отечества. Я вернусь черезъ нсколько дней и тогда спрошу, на что вы ршились… Поврьте мн, прибавилъ онъ, я самъ чувствую такое же какъ и вы отвращеніе ко всему безчестному. То, что я длаю, я длаю изъ патріотизма. Я зову себя другомъ графа Бошанъ и я дйствительно его другъ, я доказалъ это и еще докажу въ скоромъ времени, что для него лично я врный другъ. Но его дло — дло погибшее и не поведетъ Францію ко благу, поэтому, въ этомъ отношеніи я не могу идти съ нимъ по одной дорог.

Максъ задумался.

Ему представлялся случай подняться. Если онъ окажетъ правленію услугу, которой отъ него требовалъ Левинъ, то не только возвысится въ своемъ мнніи тмъ, что знаетъ планы этихъ господъ… нтъ, ему представится также возможность занять высокое положеніе и такимъ образомъ онъ приблизится къ Алис, которая теперь стоитъ такъ неизмримо выше его.

Мысль объ Алис заставила его поколебаться.

— Я подумаю объ этомъ, сказалъ онъ. Придите черезъ нсколько дней, тогда я сообщу вамъ мое ршеніе.

— Хорошо, прощайте.

— Еще одно слово, Левинъ… Вы знаете шевалье де Сенъ-Круа?

— Того, который васъ обокралъ?

— Того самаго.

— Нтъ, я его не знаю, но мсто его жительства не трудно узнать.

— Это не нужно, я знаю мсто его жительства. Онъ другъ здшняго дома, частый тость и даже готовъ жениться на графин Алис.

— Въ такомъ случа онъ вроятно не принадлежитъ къ шайк негодяевъ, какъ я думалъ.

— Онъ во всякомъ случа очень сомнительная личность, такъ какъ онъ другъ фонъ Клингсберга, который называетъ себя здсь виконтомъ Дюпортомъ. Мн очень нужно узнать, что онъ за человкъ.

— Для какой цли?

— Позвольте мн умолчать о цли, я только скажу одно, что мн въ настоящее время боле всего на свт хочется имть доказательство, что этотъ человкъ недостоинъ быть зятемъ графа Бошанъ и если вы доставите мн эти свднія, то я буду вамъ безконечно благодаренъ.

— А, вы значитъ, требуете отъ меня, чтобы я сталъ шпіономъ? сказалъ смясь Левинъ.

— Это необходимо для предотвращенія несчастія. Подумайте, что если графиня Алиса выйдетъ замужъ за человка недостойнаго ея…

— Хорошо, хорошо! Я понимаю… Я постараюсь поймать его. Черезъ одного товарища по жилищу, нкоего Дюшеня, я узналъ гд эти господа содержатъ теперь игорный домъ, и хотя я этого не люблю, но для васъ я схожу туда. Вы неслыхали имени Гурданъ?

— Нтъ, я не помню.

— Впрочемъ для васъ лучше, что вы не знаете подобнаго мста даже по имени, какъ только я узнаю, что эти господа туда соберутся, какъ я самъ проберусь туда же. Я узналъ, что мой другъ,— при слов ‘другъ’ Левинъ насмшливо улыбнулся — что мой другъ стоитъ или, лучше сказать, сидитъ постоянно передъ этимъ домомъ.

— Я вчно буду вамъ благодаренъ, Левинъ.

— Мн не нужно никакой благодарности: вы знаете, что я еврей, а евреи ничего не длаютъ безъ выгоды, услуга за услугу: я скажу вамъ гд шевалье де Сенъ-Круа, что онъ такое, однимъ словомъ все, что вамъ надо, а вы…

— Нтъ, Левинъ, я еще не говорю да, я долженъ сначала подумать.

— Ну, я надюсь, что вы будете другаго мннія, когда я снова приду.

— Тогда я получу отъ васъ нужныя извстія?

— Я еще самъ не знаю.

— Что сказано, то должно быть свято, Левинъ.

— За мною дло не станетъ… Прощайте…

XXI.
Дв жертвы.

Прошла уже нсколько дней какъ Зельма была у тетушки Гурданъ.

Посл ея перваго участія въ общемъ завтрак, она просила на будущее время позволенія завтракать одной или только въ обществ самой младшей изъ двушекъ, съ которой она проводила вмст большую часть дней.

Только къ этой одной, чувствовала она привязанность.

Нетти была также несчастлива, какъ и сама Зельма, но что еще боле соединяло ихъ — это общій страхъ, да, он имли неопредленное предчувствіе, что въ этомъ дом имъ угрожаетъ опасность.

Въ описываемый нами день он сидли по обыкновенію вмст и Марго принесла имъ кофе въ комнату Зельмы.

— Я не знаю почему я такъ боюсь здсь, говорила Зельма своей пріятельниц, мадамъ Гурданъ обращается со мною очень дружески, такъ что я часто даже упрекаю себя, что не могу отвчать дружбой на ея дружбу ко мн. Мн кажется, что со временемъ она замтитъ мое къ ней недовріе.

— Твое недовріе совершенно оправдывается, отвчала Нетти. Я также чувствую здсь страхъ, сама не знаю почему. Другія двушки ведутъ здсь очень часто такіе гадкіе разговоры, особенно Элли!

— О, Элли мн совсмъ не нравится, и я просила мадамъ Гурданъ извинить меня, что я не хочу видть Элли.у себя такъ часто, какъ та этого желала.

— Ты знаешь, что здсь въ дом гораздо боле двушекъ чмъ мы съ тобой видли.

— Мн тоже это кажется, я слышала вчера вечеромъ шумъ женскихъ голосовъ и музыку…. мн кажется, что были танцы.

— Это ты можешь слышать очень часто по вечерамъ. Въ нижнемъ этаж дома должно собираться каждый вечеръ большое общество, почему насъ не пускаютъ въ ту часть дома?

— Это мн не нравится, да и многое другое, сказала Зельма, я хотла вчера выйти и поискать гд нибудь работы, или мста продавщицы, или какое нибудь другое. Но швейцаръ отказался отворить мн дверь, онъ говоритъ, что мадамъ Гурданъ запретила выпускать живущихъ у нея двушекъ.

— Тоже самое было и со мною…. Ты знаешь, Зельма, что я уже думала бжать изъ этого дома? Я хотла искать занятія въ другомъ мст, поступить хоть въ служанки или во что найду. Но швейцаръ точно также не выпустилъ меня.

— Я нисколько не смутилась этимъ, продолжала Зельма, а хотла обратиться къ самой мадамъ Гурданъ. Я знаю, что она живетъ въ другой половин дома и пошла по коридору къ двери отдляющей одну часть дома отъ другой, ту, у которой всегда стоитъ лакей…..

— Да, онъ стоитъ тамъ на часахъ.

— Ты и это знаешь?

— О, конечно, я знаю, что онъ никого не пропускаетъ черезъ эту дверь.

— Со мною тоже это случилось. Онъ спросилъ меня куда мн надо, я говорю, что хочу идти къ мадамъ Гурданъ, на это онъ мн очень коротко отвчалъ, что мадамъ Гурданъ въ настоящую минуту нельзя видть, но что если мн что нибудь надо, то я могу это сказать Марго, а она уже передастъ мадамъ Гурданъ…

— Разв это не въ высшей степени непріятно? спросила Нетти.

— Да и даже подозрительно.

— Ты сказала Марго свое желаніе?

— До сихъ поръ нтъ, но я не замедлю это сдлать…. сегодня-же я хочу попробовать поискать мста.

Сказавъ это, Зельма позвонила.

Вскор затмъ вошла Марго.

— Что вамъ угодно, сударыня? сказала она своимъ обыкновеннымъ отрывистымъ тономъ, но гораздо привтливе, чмъ когда она говорила съ самой мадамъ Гурданъ.— Я хотла просить у мадамъ Гурданъ позволенія выйти, сказала Зельма. Лакей въ коридор сказалъ мн, что мадамъ Гурданъ нельзя видть, но что я должна передать вамъ мое желаніе…. Будьте такъ добры, попросите отъ моего имени мадамъ Гурданъ, чтобы она дала мн это позволеніе, чтобы я могла идти искать себ мсто.

Плоское, широкое лице Марго, сдлало какую-то особенную гримасу.

Съ минуту она помолчала, потомъ покачала головою и подняла глаза къ верху, но не сказала ничего, а только съ состраданіемъ глядла на Зельму.

— Разв вы меня не поняли? спросила двушка, пораженная поступкомъ служанки.

— О, сударыня, я васъ отлично поняла, но что отъ этого за польза?

— Какъ, что за польза?

— Она васъ не выпуститъ…. теперь, и еще долго, очень долго…. поздне вамъ позволятъ выходить, но кто попалъ сюда разъ, тотъ тутъ и останется.

— Что вы говорите? Какъ должна я это понять?

Мулатка пожала плечами, потомъ объявила коротко и ршительно:

— Я не могу сказать ничего боле…. Вы сами скоро все поймете. Мадамъ Гурданъ сама хочетъ придти сегодня къ вамъ и объяснить все.

Посл этого Марго повернулась и вышла.

— Это женщина, хотя съ ней обыкновенно вс боятся говорить, сказала Нетти, все-таки нравится мн гораздо боле чмъ мадамъ Гурданъ, которая постоянно требуетъ, чтобы мы звали ее теткой, какъ и другіяя длаю это не очень охотно, обыкновенно не раньше какъ она мн напомнитъ, что она освободила меня изъ худшаго положенія и погрозитъ снова возвратить меня къ моему’вотчиму.

— Можетъ быть она въ глубин сердца и добрая женщина, да, у нея безъ сомннія доброе сердце, такъ какъ вс двушки, которыя здсь, или ея бдныя родственницы, или избавлены ею отъ очень печальнаго положенія.

— Мн кажется, что все это ложь. Ты знаешь Фанни? до знакомства съ тобой, мы съ ней были постоянно вмст.

— Это Фанни очень красивая двушка, замтила Зельма.

— О, вс он красивы, но Фанни мн нравилась не за красоту, но за то, что она сочувствовала моему горю и за то, что она, также какъ и я, не любила рядиться какъ другія.

— Да, дйствительно, другія одваются очень роскошно на счетъ своей благодтельницы.

— Вчера я встртила Фанни въ коридор и, представь себ,— она была одта также, какъ одвается Элли и она была уже далеко не такъ дружелюбна со мною какъ прежде, мн даже показалось, что она хотла поскоре отдлаться отъ меня. Я спросила ее, почему она теперь меня какъ будто избгаетъ. ‘Я живу теперь въ другомъ флигел’, отвчала она, и когда я удивилась этому переселенію, то она сказала со страннымъ смхомъ: ‘Вы также скоро будете тамъ жить, посл того, какъ васъ представятъ.’ Представятъ? Кому? спросила я. Тогда она громко засмялась и сказала. ‘Черезъ нсколько дней вы это узнаете’. Какъ кажется, въ этой части дома живутъ только новыя, а въ другомъ т, которыя, какъ говоритъ Фанни, уже представлены.

— Совершенно справедливо и еслибы я не боялась этого представленія, то сказала-бы, что я довольна, что скоро узнаю, что Фанни подъ этимъ подразумвала.

Разговоръ двушекъ-былъ прерванъ приходомъ госпожи Гурданъ и Марго, нагруженной нарядными платьями.

— Ахъ, вы об вмст, мои милыя, сказала мадамъ Гурданъ. Какъ вы хороши сидя рядомъ, точно дв сестры…. Положи вещи, Марго, потомъ можешь идти, Зельма однется безъ твоей помощи.

Марго исполнила данное ей приказаніе и вышла.

— Право вы прелестны, дти мои! продолжала дружескимъ тономъ мадамъ Гурданъ, садясь рядомъ съ двушками. Я очень рада, Зельма, что у тебя глаза боле не заплаканы, какъ въ тотъ вечеръ, когда я тебя увидала въ первый разъ, правда ты все еще намного грустна, но это ничего. Этотъ меланхолическій видъ очень идетъ къ теб…. Ты тоже выглядишь гораздо лучше, Нетти, я нахожу что ты совсмъ не такъ блдна и утомлена какъ прежде. Блдный цвтъ лица ты можешь сохранять, и немного утомленный видъ тоже многимъ нравится, только надо немного пополнть…. позволь….

И не дожидаясь позволенія, она стала ощупывать плечи молодой двушки.

— Все еще очень худа, декольте теб невозможно одться, но ты, Зельма, ты должна попробовать.

— Какъ, сударыня, это платье для меня? удивленно спросила Зельма.

— Конечно, для кого-же другаго? Я даже прошу тебя одться поскоре, чтобы можно было передлать, если что нибудь не хорошо.

— Я уже говорила вамъ, сударыня, что не имю ни малйшаго желанія носить такія роскошныя платья. Вы знаете, я хочу только работать и найти средства содержать себя своимъ трудомъ. Я не хочу обременять васъ.

— Обременять! Разв я не сама по доброй вол взяла тебя къ себ? Ты можешь заработать свое содержаніе и я надюсь, что ты будешь доброй двушкой. Неужели ты не хочешь хоть разъ примрить это платье.

— Если вы желаете, то я сдлаю это, но я прошу васъ дать мн подождать до завтра, сегодня я хотла заняться другимъ. Я хотла васъ просить, мадамъ Гурданъ….

— Я уже теб говорила, что ты должна звать меня теткой. И такъ, что теб надо, моя прелестная?

— Я хотла просить васъ, тетушка, позволить мн сегодня пойти поискать мсто.

— Ахъ, это невозможно! выйти, искать мста! вскричала старуха съ удивленіемъ, котораго об двушки не могли себ объяснить.

— Я также прошу васъ о томъ-же, прибавила Нетти. Я хочу поискать мста, мн совстно обременять васъ боле.

— Да это настоящій заговоръ! вскричала наконецъ Гурданъ. Вы об хотите искать мста? Или вы думаете, что я для этого держала васъ цлую недлю? Что ты это задумала? продолжала она, обращаясь къ Нетти? Или ты хочешь, чтобы я отослала тебя назадъ къ вотчиму?… А ты, Зельма? Теб здсь такъ хорошо, какъ нигд не будетъ, или ты хочешь быть неблагодарной, относительно твоей благодтельницы? Сегодня у меня будетъ большое собраніе, въ которомъ ты должна принять участіе, также какъ и Нетти. Это будетъ только проба, а потомъ мы ей дадимъ время пополнть. Ты не должна этимъ огорчаться, Нетти, не твоя вина, ты голодала и къ тому-же ты еще выростешь.

Потомъ, не обращая боле вниманія на Нетти, она взяла платье, принесенное Марго.

— Неправдали Зельма, это голубое платье очень красиво и отлично пойдетъ къ теб. Хочешь примрить. Впрочемъ, если хочешь, то можешь подождать еще часъ. Я только посмотрю хорошо ли сидитъ лифъ, не слиткомъ ли высокъ.

Зельм казалось, что лифъ слишкомъ вырзанъ, но она побоялась разсердить мадамъ Гурданъ замтивъ это, поэтому она удовольствовалась тмъ, что замтила, что не иметъ ни малйшаго желанія показываться въ обществ.

— Глупости! отвчала мадамъ Гурданъ, не можешь же ты вчно сидть въ своей комнат и не принимать участія въ вечерахъ, которыя даются каждый день? О, мы ведемъ веселую жизнь и ты будешь вести такую же. Я уврена, что князь Гросовъ съ ума сойдетъ, увидавъ тебя.

— Что вы говорите, князь? сказала съ удивленіемъ Нетти, тогда какъ Зельма, молча съ изумленіемъ глядла на говорившую.

— Да, повторила Гурданъ или ты думаешь, у меня въ дом не бываютъ князья. У меня бываютъ князья и графы, но едвали ты соблазнишь такого, да я этого и не требую, такъ какъ ты мн не такъ дорого стоишь какъ Зельма. Я буду рада отъ всего сердца, если капитанъ Бенуа или компаньонъ дома Дюверне или кто нибудь въ этомъ род прельстится тобою… Ты хорошо сдлаешь, если пойдешь въ свою комнату, такъ какъ я хочу посмотрть также и твой туалетъ, такъ какъ ты сегодня также покажешься въ общество.

— Простите меня, мадамъ Гурданъ…

— ‘Тетушка’, а не мадамъ Гурданкакъ часто должна я теб это повторять.

— Простите меня, тетушка, но я такъ мало умю вести себя-въ обществ, что я боюсь. Я лучше не покажусь.

— Ты должна длать то, что я теб приказываю, никто не требуетъ отъ тебя, чтобы ты вела себя какъ какая нибудь принцесса. Ты должна только стараться нравиться мущинамъ и смотрть весело. Впрочемъ Элли дастъ теб нужныя наставленія.

— О, мадамъ Гурданъ… начала Зельма.

— Тетушка, моя дорогая, перебила ее Гурданъ.

— Я положительно не въ такомъ настроеніи, чтобы явиться въ веселое общество.

— Ужъ и ты не скажешь ли, что боишься, мн кажется, что въ дом твоего отца ты должна была привыкнуть вести себя въ обществ.

— Да, конечно, у насъ часто собиралось большое общество, но тамъ были мои родители, тамъ у меня не было на сердц тяжелаго горя, какъ теперь, тогда я могла быть въ веселомъ настроеніи, но не теперь.

— Это придетъ, моя прелесть, я не могу дольше держать тебя какъ монахиню, не представляя моимъ гостямъ. Я надюсь, что ты не будешь неблагодарна и не огорчишь меня противорчіемъ. Теперь я уйду и пришлю къ вамъ Элли, чтобъ она помогла вамъ обимъ одться.

Подойдя къ двери, она еще разъ обернулась.

— Я вамъ совтую не противиться моему желанію, такъ какъ я имю средство заставить неблагодарную покориться, но мн будетъ очень жаль, если придется употребить это средство противъ васъ, но я должна васъ предупредить, что въ случа необходимости я бываю безжалостна. До свиданья, вечеромъ въ зал!

Совершенно противуположно съ рзкими словами, сказанными ею, Гурданъ на прощанье послала двушкамъ воздушный поцлуй и вышла изъ комнаты.

Посл ухода Гурданъ, об двушки нсколько мгновеній молча смотрли другъ на друга.

— Что это значитъ? спросила наконецъ Зельма. Ея слова и поступки мн одинаково подозрительны.

— Я тоже ничего не понимаю, отвчала Нетти, я поняла только одно, что въ случа непослушанія меня отправятъ къ вотчиму.

— Боже мой, это ужасно! Я слышала отъ него — отъ того ужаснаго человка, о которомъ я теб разсказывала….

— Который тебя обманулъ?.

— Тотъ самый… что въ Париж существуютъ дома, въ которые заманиваютъ безпомощныхъ двушекъ, чтобы торговать ими. Что, если домъ мадамъ Гурданъ одинъ изъ такихъ домовъ?

— Это ужасно, Зельма, если только это такъ!

— Если это такъ, сказала Зельма, то я скоре умру…

— И я съ тобою… Нтъ, Зельма, продолжала она спустя нсколько времени, я не могу этому поврить, другія двушки уже сказали бы намъ это. Мы, можетъ быть, несправедливы къ нашей благодтельниц.

— Можетъ быть, я желаю такъ думать, во всякомъ случа сегодня мы это узнаемъ. Если же я убжусь въ этомъ, то я исполню свое ршеніе.

— И я также.

Посл этого они обнялись и залились горькими слезами.

XXII.
Неожиданная союзница.

Выйдя отъ двушекъ, мадамъ Гурданъ пошла по коридору къ той двери, у которой стоялъ на сторож ливрейный лакей, который отворилъ ей дверь съ низкимъ поклономъ и потомъ захлопнулъ вслдъ за нею.

Эта дверь раздляла коридоръ на дв части.

Нетти совершенно врно угадала, что другая часть дома имла совсмъ другую физіономію. Тамъ бывали собранія, о которыхъ говорила мадамъ Гурданъ, тамъ же жили уже представленныя въ общество двушки, а въ другой части дома только новыя, еще не представленныя обществу.

Гурданъ поднялась по лстниц и открыла тамъ дверь въ большую комнату, воздухъ которой былъ пропитанъ духами.

Это была комната Элли.

Сама Элли была занята укладываньемъ большаго сундука.

Услышавъ стукъ отворяющейся двери, она взглянула черезъ плечо и, узнавъ вошедшую, стала продолжать свое занятіе, не обращая на нее никакого вниманія.

— Что ты такое длаешь, Элли? спросила мадамъ Гурданъ.

— Вы видите — укладываюсь, коротко отвчала Элли, не оборачиваясь.

— А для чего, позвольте узнать?

— Я думаю, что вы сами должны знать для чего, если же нтъ, то я вамъ скажу, я хочу уйти, мой другъ и женихъ Жанъ Дюпонъ не хочетъ, чтобы я дольше оставалась здсь. Онъ больше не нуждается въ моей помощи, и у него скоро у самаго будутъ деньги въ изобиліи, къ тому же мой контрактъ кончился.

— Какъ ты можешь такъ говорить, нжно сказала тетушка Гурданъ. Ты огорчаешь меня, Элли, ты знаешь, что я тебя люблю, точно родную.

— Точно бдную родственницу, какъ и другихъ, ха, ха, ха! отвчала съ ироническимъ смхомъ Элли. Комедія, которую вы играли, пришла къ концу: я требую моего освобожденія и назначенной мн суммы.

— Элли, дорогая моя, ты незамнима у меня въ дом.

— Я это знаю, но я думаю, что этимъ я вполн заслужила общанную награду.

— Да, я не стану этого отвергать. Я удвою общанную сумму, если ты останешься еще на годъ. Ты еще молода, очень хороша, и у тебя нтъ недостатка въ поклонникахъ.

— Но кто поручится, что черезъ годъ Жанъ попрежнему будетъ любить меня? Нтъ, Я ухожу — это ршено!

— Уходишь? А если я тебя не отпущу?

— Не отпустите? отвчала Элли, повернувшись къ тетк Гурданъ. Вы хотите не отпустить меня? Вы осмливаетесь говорить это?

— Да, осмливаюсь, если ты непремнно хочешь оставить мой домъ, отвчала Гурданъ ршительнымъ тономъ, я думаю, что ты могла узнать меня, я н оказываю снисхожденія дерзкимъ двчонкамъ. Я знаю, что могу сдлать и что нтъ. Я не испорчу своей славы черезъ какую нибудь двчонку.

— Ну, если я не могу оставить вашъ домъ съ вашего согласія, то я обойдусь и безъ него, объявила Элли.

— Хорошо, но сундукъ останется здсь, и трехъ тысячъ франковъ ты также не получишь. Я отдамъ въ твое распоряженіе лохмотья, въ которыхъ ты сюда пришла, отправляйся въ нихъ къ твоему возлюбленному и мы посмотримъ какое ты тогда произведешь на него впечатлніе.

Элли прикусила губы, и покраснла отъ гнва.

Она дйствительно знала Гурданъ и была уврена, что та способна исполнить свою угрозу.

— Но это еще не все, продолжала Гурданъ, за одежду, квартиру и пищу ты остаешься моей должницей — понимаешь? Если Жанъ Дюпонъ дйствительно такъ глупъ, что женится на подобной теб двушк, то всего, что онъ получаетъ, не хватитъ на уплату твоего долга. Иванъ обоимъ придется умереть съ голоду.

Сказавъ это, она быстро измнила тонъ и, наклонивъ голову на сторону, взяла Элли за руки, говоря самымъ дружелюбнымъ голосомъ.

— Не правда ли, моя милая Элли, ты не оставишь дома старой тетки Гурданъ, пока она сама не скажетъ, что боле не противится твоему счастію? Что? Ты все еще сердишься? Для чего эти морщины на лбу, моя прелесть? Для чего этотъ сердитый взглядъ? Не правдали, мы по прежнему друзья?

Элли знала, что силой съ Гурданъ ничего нельзя сдлать, поэтому она сказала спокойно.

— Я надюсь, что вы не исполните того, что сказали, я даю вамъ время подумать. Если сегодня вечеромъ къ десяти часамъ у меня не будетъ общанныхъ денегъ и завтра утромъ вы не отпустите меня вмст съ вещами, которые лежатъ здсь въ сундук, тогда вы меня также узнаете, какъ я васъ знаю.

— Но, Элли…

— Это мое послднее слово, ршитесь къ вечеру, чтобы я до десяти часовъ получила вашъ отвтъ. Берегитесь раздражать меня, вы узнаете какова я!

— Я тебя знаю, мое сердце, о, я знаю, я знаю, что эти черные глаза часто сверкаютъ гнвомъ и длаю первый шагъ къ примиренію, общая теб удвоить общанную награду и снова длая теб честь моимъ довріемъ.

— Вашимъ довріемъ? отвчала насмшливо Элли. Что же вы такое мн довряете?

— Двухъ двушекъ изъ другой половины, которыя еще не представлены моимъ постителямъ. Элли, радость моя, ты пойдешь къ нимъ, ты поможешь имъ одться и посмотришь все ли въ порядк…. Ты наднь на блондинку блые цвты, на брюнетку хоть красныя, впрочемъ, ты сама знаешь, я вполн полагаюсь на твой вкусъ…. кром того, ты должна ихъ немного научить…

— И такъ, это правда?

— Конечно! Я уже сдлала имъ нкоторые намеки, что же забыла, то ты добавишь, впрочемъ, я не хочу объяснять имъ все вполн. Пусть он только придутъ, а остальное сдлается само собою. Ты только дай имъ наставленія относительно ихъ поведенія, особенно Зельм, я уврена что она особенно понравится князю Гросову. А онъ каждый годъ оставляетъ у меня въ дом не мене двадцати тысячъ франковъ, не считая того, что я получаю отъ его друзей, которыхъ онъ приводитъ вмст съ собою.

— Хорошо, я пойду къ нимъ, но не забывайте, что я вамъ сказала. Вамъ остается время до вечера, до десяти часовъ ни минуты больше.

— Элли, моя милая….

— Я не ваша милая, я не хочу слушатъ отъ васъ… Ни слова боле! Оставьте меня теперь одну! Я пойду къ двушкамъ сейчасъ же, какъ уложу вс вещи и запру сундукъ.

— Боже мой, какъ ты на меня смотришь! Еслибы я не знала, что я твоя милая тетка Гурданъ, то право я бы испугалась.

— Моя милая тетка Гурданъ? Вы все свое! Я бы глаза вамъ выцарапала, еслибъ вы сдлали со мною тоже, что длаете съ^другими.

— Элли, я надюсь, что вечеромъ ты будешь въ лучшемъ расположеніи духа. Прощай, моя прелесть.

Уходя, она только послала Элли воздушный поцлуй, такъ какъ та бросилась къ двери, точно желая вышвырнуть за нее свою милую тетку.

Посл ухода Гурданъ, Элли скоро окончила укладыванье, заперла сундукъ и пошла на другую половину дома, въ которой жили Зельма и Нетти.

Въ коридор она встртила Марго.

— Зельма у себя въ комнат, спросила Элли мулатку.

Марго бросила на спрашивавшую злой взглядъ и сказала коротко: Об тамъ!

— Еще одно слово, Марго, продолжала Элли, когда мулатка хотла идти дальше.

Марго остановилась, и пристально устремила на нее свой проницательной и злой взглядъ.

— Он должны быть сегодня представлены, продолжала молодая двушка.

— Я знаю, былъ сердитый отвтъ. Мн жаль бдняжекъ.

— Я давно замтила, Марго, что вы жалете ихъ…. Очень легко можетъ быть, что дло для нихъ еще не такъ дурно, какъ вы думаете, это зависитъ отъ того, сдлаете-ли вы мн одно одолженіе.

— Одолженіе, чтобы вы ихъ не представляли? и злое выраженіе ея взгляда измнилось въ удивленно-вопросительное.

— Можете-ли вы, продолжала Элли оставить не запертой дверь въ садъ и садовую калитку?

— А! сказала Марго и радость блеснула у нея на лиц. Вы знаете, Элли, что я недолжна этого длать, старуха взбсится, но если вы говорите, что это для тхъ бдняжекъ….

— Можетъ быть! Можетъ быть! Я не говорю на врно, Марго, но очень, очень возможно….

— О, Элли, сдлайте это, если можете, сдлайте это! Я не буду бояться старухи, двери будутъ отперты.

— Хорошо, Марго, мы понимаемъ другъ друга.

Сказавъ это, Элли дружески кивнула головою Марго, на что Марго отвчала такой веселой улыбкой, какой никто давно не видалъ на ея лиц.

Элли нашла обихъ двушекъ, вмст плачущихъ горькими слезами.

Элли не безъ состраданія взглянула на нихъ.

— Старуха посылаетъ меня, сказала она, чтобы я помогла вамъ одться, угодно вамъ?

— Ахъ, Элли, сказала Зельма, не сердитесь на насъ, если прежде чмъ повиноваться, мы предложимъ вамъ одинъ вопросъ. Мы об боимся и не желаемъ показываться въ обществ.

— Вы должны идти, иначе нельзя, вы страшно разсердите старуху отказомъ, но она все-таки принудитъ васъ къ послушанію, она не любитъ церемонныхъ!

— Что это за общество, которому насъ представятъ? спросила Зельма. Прошу васъ, Элли, скажите намъ это откровенно. Если это то, чего мы опасаемся, то мы ршились не повиноваться приказанію мадамъ Гурданъ, а лучше умереть.

— Лучше умереть, это легко сказать. Ну, вы можете не безпокоиться, съ вами ничего дурнаго не будетъ. Это общество состоитъ изъ нсколькихъ мущинъ, желающихъ съ вами познакомиться, вотъ и все. Объ васъ говорили. Вы знаете, что у старухи здсь много двушекъ, которыхъ она всхъ выдаетъ за бдныхъ родственницъ, и которыми тотъ или другой изъ мущинъ интересуется, между ними есть одинъ, который желаетъ съ вами познакомиться, Зельма.

— Сжальтесь надъ нами. Элли, заклинаю васъ, скажите, не принадлежитъ-ли этотъ домъ къ тмъ, въ которыхъ царствуетъ порокъ?

— Какъ вы можете предлагать такіе дтскіе вопросы, Зельма? Вы сами все увидите. Я не могу сказать вамъ ничего боле, кром того, что я уже сказала, я могу только прибавить, что вы можете на меня положиться. Я лучше, чмъ вы думаете, скоро вы въ этомъ убдитесь. Старуха разсердила меня. Я хочу съиграть съ ней штуку. Вамъ нечего плакать, другія тоже плакали, а потомъ сдлались самыми веселыми. Боже мой, еслибъ старуха увидала, что вы плачете, то она-бы вышла изъ себя, такъ какъ стала-бы бояться, что вы съ красными отъ слезъ глазами не будете такъ хороши, какъ всегда…. Кром того, намъ нельзя терять времени, теперь уже восемь часовъ. Отъ девяти до десяти должны явиться наши гости, и тогда вамъ надо будетъ быть въ зал.

— Вы не хотите сказать намъ правду, прошептала Нетти, вы что-то скрываете отъ насъ.

Очень можетъ быть, что я нчто и скрываю, но я повторяю вамъ, что вы можете на меня положиться и врить мн. Полноте. Не плачьте, все будетъ къ лучшему. Сдлайте спокойное и, если можете, то даже веселое лице, а все остальное предоставьте мн.

Ея слова звучали такъ искренно, взглядъ былъ такъ сострадателенъ, а обращеніе такъ дружественно, что об двушки въ самомъ-дл стали надяться и забыли всякій страхъ.

Слова Элли звучали такой непріязнью къ мадамъ Гурданъ, что Нетти и Зельма убждались все боле и боле, что Элли расположена къ нимъ.

Костюмы, приготовленные для молодыхъ двушекъ, были не роскошны, но сдланы хорошо и со вкусомъ.

Парижанки замчательны тмъ, что он не столько выдаются богатствомъ наряда, сколько умньемъ одться.

Парижская гризетка, гуляющая по бульвару, очень часто иметъ всего одно платье, но выглядитъ всегда красиво одтою, только благодаря тому умнью и той граціи, съ которыми она носитъ всякое платье.

Хотя сначала об двушки выказали отвращеніе надть эти нарядныя платья, но, одвшись, он почувствовали удовольствіе.

Въ женской природ лежитъ любовь къ нарядамъ, которая выкажется всегда, какъ-бы ни было печально настроеніе духа женщины.

Молодая двушка считаетъ своимъ долгомъ — быть хорошенькой и нельзя упрекать молодую двушку, что она также тщательно одвается на похороны матери, какъ и на балъ.

Это относится до всхъ народовъ, но особенно до француженокъ и между ними до парижанокъ.

Поэтому нечего удивляться, что Зельма и Нетти мало по малу забыли свое горе, по мр того какъ ихъ костюмы принимали все боле и боле красивый видъ подъ искусными руками Элли.

Наконецъ он были одты и когда посл этого взглянули въ трюмо, то об невольно улыбнулись своему изображенію.

XXIII.
Представленіе.

Передняя половина большаго дома, въ которомъ жила мадамъ Гурданъ со своими племянницами, заключала въ себ множество маленькихъ комнатъ, сообщавшихся съ залой, во всемъ похожей на сотню залъ въ ресторанахъ, находящихся на бульварахъ и элегантныхъ улицахъ города, только прислуга состояла здсь изъ молодыхъ двушекъ. Рядомъ съ этой залой была зала для танцевъ, за которой было еще много маленькихъ комнатъ, въ которыхъ играли въ карты.

Въ верхнихъ этажахъ были небольшія отдльныя комнаты для ужина въ небольшомъ обществ и комнаты жившихъ въ дом двушекъ.

Довольно большое число мущинъ, принадлежавшихъ очевидно къ богатому классу общества, сидло въ первой зал болтая и шутя съ двушками, прислуживавшими имъ.

Между этими мущинами мы встртимъ множество знакомыхъ.

Прежде всего тутъ былъ князь Гросовъ, потомъ Бенуа, Ферре и кром того многіе изъ тхъ, которыхъ мы видли въ ресторан Бурдонъ, за другимъ столомъ сидло много офицеровъ національной гвардіи и многіе другіе.

За буфетомъ, на бархатномъ кресл, сидла мадамъ Гурданъ и смотрла на гостей. Изъ сосдней комнаты слышны были звуки рояля и веселые мужскіе и женскіе голоса, но временамъ также слышалось пніе.

Но сидвшіе въ зал не торопились присоеди ниться къ этому веселому обществу, видно было, что все это они видли ежедневно. Тогда мадамъ Гурданъ встала и подошла къ столу, за которымъ сидлъ князь Гросовъ, разговаривавшій съ виконтомъ Дюпортомъ. Обмнявшись быстрымъ взглядомъ съ виконтомъ, старуха сла рядомъ съ ними.

— Разв вы не пойдете сегодня въ танцовальную залу, господа? спросила она.

— О, тамъ очень скучно, отвчалъ Гросовъ, человкъ лтъ около пятидесяти, лице котораго представляло не французскій типъ, но манеры вполн напоминали француза: онъ такъ долго жилъ во Франціи, что превратился въ совершеннаго француза.

Одно время онъ возбуждалъ въ Париж всеобщій интересъ и участіе, будучи изгнанъ изъ своей родины. Какъ человкъ знатнаго происхожденія, онъ былъ принятъ въ самые аристократическіе дома, а какъ человкъ богатый онъ представлялъ обильную поживу для мошенниковъ всякаго рода.

— Благодарю, мы сегодня лучше поиграемъ сказалъ Бенуа, сидвшій съ нсколькими товарищами за сосднимъ столомъ.

— Я отказываюсь на сегодня отъ общества вашихъ сиренъ, сказалъ Гросовъ, обращаясь къ мадамъ Гурданъ. Неправда ли, виконтъ, вы тоже за игру?

— Я никогда не противъ игры, отвчалъ послдній, но мы еще немного подождемъ, мн кажется, что наше общество еще не все собралось.

— Конечно, сказалъ Бенуа, недостаетъ еще СенъКруа, который долженъ дать мн отыграться въ пикетъ. Я еще не забылъ двадцать тысячь франковъ, которые онъ у меня на дняхъ выигралъ. Онъ общался дать мн сегодня вечеромъ случай отыграться.

— Значитъ онъ также придетъ? спросилъ Дюпортъ равнодушнымъ тономъ.

— Конечно, онъ долженъ придти.

— Не посвятить ли намъ теперь часикъ дамамъ? сказалъ Дюпортъ, я со своей стороны не прочь отъ этого.

— О, сказалъ Гросовъ, видимо скучавшій. Все одн и т же, мадамъ Гурданъ, если вы хотите чтобы я остался вашимъ гостемъ, то должны сдлать побольше разнообразія.

— Мн кажется, ваша свтлость, что въ этомъ нтъ недостатка.

— Старое вино и молодыя двушки — вотъ, что я люблю. Первое у васъ отлично, но вторыя…

— Если вашей свтлости, будетъ угодно побезпокоить себя, сказала мадамъ Гурданъ такъ тихо, что ее слышали только Гросовъ и Дюпортъ, у меня есть новинка.

— Ахъ, я знаю, вы говорите про Фанни… Да, конечно, за нее молодость и невинность, но она неловка, неграціозна… Нтъ, она мн не нравиться.

— Я говорю не про нее, я ее взяла только изъ крайности. Вы правы — въ ней нтъ изящества, она годится только для людей съ грубыми вкусами. Но для васъ я нашла настоящую рдкость, которая появится сегодня въ первый разъ. Я васъ увряю, ваша свтлость, что она прелесть…

— Я не совсмъ вамъ врю, вы меня уже одинъ разъ надули.

— Теперь вамъ стоитъ только взглянуть.

— Отчего же не взглянуть, сказалъ Дюпортъ. Пройдемтесь и вглянемте, обманула насъ на этотъ разъ Гурданъ или нтъ?

— Пожалуй! Все равно здсь скучно до смерти. Пойдемте Дюпортъ! Они взяли другъ друга подъ руки. Мадамъ Гурданъ пошла впередъ. Вслдъ за нею они вошли въ бальную заду.

Зала была ярка освщена висвшими на потолк хрустальными люстрами. На стнахъ висли картины миологическаго содержанія. Повсюду стояли статуи и группы.

По стнамъ были расположены маленькія ниши, слабо освщенныя матовыми лампами.

Въ конц залы было небольшое возвышеніе, на которомъ было устроено нчто въ род зимняго сада, по средин котораго билъ фонтанъ. И среди этого роскошнаго зала прохаживалось около двадцати хорошенькихъ двушекъ.

Для человка., который вошелъ бы сюда въ первый разъ, все это должно было показаться прелестнымъ и очаровательнымъ.

На князя и его спутника все окружающее не произвело ни малйшаго впечатлнія.

Они равнодушно прошли по зал. Только мелькомъ бросалъ князь на право и на лво взгляды на прогуливающихся двушекъ.

Во всей зал было только трое или четверо мущинъ, сидвшихъ со своими собесдницами въ нишахъ, такъ что ихъ было едва видно.

Нкоторыя изъ дамъ старались привлечь на себя вниманіе вошедшихъ улыбками и любезными поклонами, но князь или совсмъ не обращалъ на нихъ вниманія или же отвчалъ очень холодными поклонами, а когда одна изъ двушекъ предложила ему выпить съ ней стаканъ вина, то онъ угрюмо отказался и взглянулъ на мадамъ Гурданъ, сидвшую рядомъ съ нимъ.

— Еще минуту потерпите, сказала она, какъ бы въ отвтъ на его вопросительный взглядъ.

Они подошли къ двери противуположной той, въ которую вошли, въ эту минуту портьера ея поднялась и они услышали голосъ, говорившій.

— Входите же, здсь вы найдете избранное общество.

Въ ту же минуту раздалось восклицаніе:

— Ахъ! Какъ она хороша! Какъ восхитительна! Это восклицаніе было сдлано княземъ Тросовымъ. Увидя двушекъ, вошедшихъ въ сопровожденіи Элли, князь остановился въ восхищеніи.

Вошедшія двушки не замтили князя и его спутника.

Великолпіе и очаровательное убранство мста, привлекли все ихъ вниманіе.

Отъ удивленія он остановились неподвижно и начали оглядывать залу.

Наконецъ взглядъ Зельмы упалъ на князя, который стоялъ недалеко отъ нея вмст съ Дюпортомъ и мадамъ Гурданъ.

Слегка покраснвъ, она отвчала на поклонъ князя граціознымъ наклоненіемъ головы.

— Извините, прошептала Зельма, что я не замтила васъ сразу, я была такъ удивлена…

— Нечего извиняться, дитя мое, перебила ее тетка Гурданъ. Затмъ она продолжала, обращаясь къ князю: Позвольте, ваша свтлость, представить мн вамъ мою молодую подругу 3ельму и также Нетти, это одна моя бдная родственница, которую я взяла къ себ недлю тому назадъ.

— Не дурна, подумалъ про себя Дюпортъ, малютка еще мала и худа, но это пройдетъ, право, скоро Гурданъ поставитъ свой домъ на великолпную ногу. Это будетъ для насъ очень хорошо, когда будутъ такія приманки.

Со своей стороны Гросовъ былъ просто пораженъ красотою Зельмы. Не только одна красота, а также и ея изысканное, чисто женственное обращеніе, произвело на него сильное впечатлніе.

На мгновеніе онъ совершенно забылъ мсто, гд онъ былъ и общество, въ которомъ Зельма была ему представлена.

Онъ подошелъ къ ней и заговорилъ о своемъ удивленіи и удовольствіи познакомиться съ ней, тономъ, который рзко отличался отъ того, которымъ онъ обыкновенно говорилъ съ дамами этого дома.

— Сударыня, сказалъ онъ наконецъ, я надюсь еще въ теченіи вечера доказать вамъ, какое вы произвели на меня впечатлніе. Могу я надяться ужинать съ вами? Я думаю, что мадамъ Гурданъ не будетъ имть ничего противъ этого.

— Я, конечно нтъ, ваша свтлость, отвчала мадамъ Гурданъ, восхищенная впечатлніемъ, которое Зельма произвела на лучшаго изъ ея гостей.

— Но Элли встала между Зельмой и княземъ, говоря:

— Вы поговорите объ этомъ позже, ваша свтлость, позвольте мн сначала познакомить дамъ съ этимъ мстомъ. До свиданья. Говоря это, она взяла Зельму подъ руку и повела обихъ двушекъ по зал.

Прочія дамы смотрли на новоприбывшихъ не особенно дружелюбно. Он видли въ нихъ двухъ очень опасныхъ соперницъ и нельзя было сказать, чтобы ихъ приняли любезно, еслибы Элли начала ихъ представлять.

Но этого Элли конечно не сдлала, и когда кто нибудь изъ мущинъ подходилъ къ Элли, прося быть представленнымъ, она коротко отвчала его свтлость князь Гросовъ не желаетъ этого. Между тмъ князь слдилъ за ними глазами и когда он снова подошли къ тому мсту гд князь все еще стоялъ съ Дюпортомъ и Гурданъ, то онъ снова хотлъ приблизиться къ нимъ.

Но Элли снова не допустила этого, сказавъ ему:

— Вроятно ваша свтлость передъ ужиномъ думаетъ немного поиграть въ карты. Въ вашемъ собственномъ интерес я не совтую вамъ увлекаться до ужина разговоромъ съ моими подругами, а раньше полуночи не ужинаютъ, и такъ, до свиданія!

Затмъ сна пошла со своими спутницами въ сосднія комнаты, какъ бы для того, чтобы показать ихъ.

— И такъ моя Зельма нравится вамъ? спросила мадамъ Гурданъ.

— Она дйствительно очаровательна, сказалъ Гросовъ, я плачу сколько вамъ угодно.

— Я очень рада, что ваше расположеніе духа измнилось, также какъ должно измниться мнніе, что у меня не бываетъ ничего новаго. Я очень рада, что наконецъ угодила вамъ… конечно двушка стоитъ мн самой очень дорого.

— Я не торгуюсь, позаботьтесь, чтобы мы вмст ужинали.

— Будетъ сдлано, въ одиннадцать часовъ, въ зеленой комнат, если вамъ угодно.

Въ эту минуту къ Дюпорту подошла одна изъ служанокъ и подала письмо.

Дюпортъ развернулъ его, быстро прочелъ и сказалъ принесшей.

— Скажите швейцару, который это вамъ передалъ, что я сейчасъ приду… Ваша свтлость, продолжалъ онъ обращаясь къ князю, я сейчасъ получилъ извстіе, что одинъ мой другъ желаетъ со мною говорить. Онъ не хочетъ войти, можетъ быть потому, что боится соблазна. Вы знаете, что есть такіе добродтельные. Но я хочу сдлать ему удовольствіе и отправлюсь въ то мсто, гд онъ будетъ ждать меня. Я надюсь, что вы не разсердитесь на меня за это.

— Но вы уйдете не на долго? спросилъ Гросовъ, не забывайте, что мы условились вмст играть.

— Не безпокойтесь я очень скоро вернусь.

Посл этого онъ вышелъ.

Гросовъ и мадамъ Гурданъ ушли въ сосднюю комнату, чтобы тамъ условиться въ цн.

XXIV
Месть Элли.

Подъздъ дома мадамъ Гурданъ былъ ярко освщенъ.

Было холодно и туманно.

На подъзд сидлъ нищій, втеръ игралъ и разввалъ его жидкіе, сдые волосы, шапку онъ держалъ въ рукахъ.

Онъ ничего не говорилъ, но только устремлялъ на каждаго проходящаго умоляющій взглядъ, говорившій лучше всякихъ словъ.

Прошло уже нсколько часовъ какъ онъ тутъ сидлъ, когда къ нему подошелъ человкъ въ длиннополомъ сюртук.

Нищій протянулъ къ нему свою шляпу.

Но взглянувъ ему въ лице, онъ поспшно отдернулъ шляпу, умоляющая мина исчезла, уступивъ мсто громкому смху.

— Вы видите, я на своемъ посту, Левинъ, сказалъ онъ.

— Ну что, Дюшень, онъ тамъ?

— Онъ, нтъ, но его другъ, тамъ. Будетъ игра, такъ какъ я вижу всхъ старыхъ знакомыхъ, бывавшихъ въ томъ дом въ Пасси, о которомъ я вамъ говорилъ.

— А онъ придетъ?

— Этого я вамъ не могу сказать, но онъ уже былъ здсь.

— И ушелъ?

— Да и нтъ! Онъ передалъ швейцару письмо и поспшно ушелъ. Я пошелъ за нимъ и увидлъ, что онъ вошелъ въ маленькій подъздъ… вы знаете съ другой стороны дома… и вошелъ подъ его неосвщенный навсъ. Немного спустя изъ дома вышелъ Дюпортъ и тоже пошелъ къ этому подъзду. У нихъ безъ сомннія какое нибудь совщаніе.

— Но какую причину могутъ они имть назначать свиданіе на холод и туман, когда они могли бы сдлать это здсь въ дом за стаканомъ вина?

— Можетъ быть, игроки могли заподозрить это таинственное совщаніе… Если вы хотите, то можете очень легко подслушать ихъ разговоръ.

— Хорошо, Дюшень, вы получите общанную плату.

Левинъ оставилъ нищаго и въ свою очередь пошелъ къ маленькому подъзду….

Между тмъ Элли посадила своихъ спутницъ въ самую дальнюю комнату и попросила ихъ подождать ее тутъ, пока она переговоритъ съ мадамъ Гурданъ.

Она нашла мадамъ Гурданъ въ великолпномъ расположеніи духа.

Ея разговоръ съ княземъ Тросовымъ кончился къ полному ея удовольствію. Она имла въ виду получить вечеромъ большую сумму и хотла уже вернуться въ буфетъ, какъ вдругъ ей на встрчу вошла Элли.

— Десять часовъ, сказала она войдя, ршились вы на что нибудь?

— Я прошу тебя, сказала мадамъ Гурданъ, впередъ не обращаться ко мн съ такими глупостями. Я тебя отпущу когда захочу и ты должна будешь цловать мн руки, если я дамъ теб что либо по доброй вол.

— А, вскричала Элли, вотъ вы теперь со мною какъ говорите? Вы, кажется, забыли какія я вамъ до-сихъ поръ оказывала услуги?

— За это ты у меня жила. Ни слова боле! Я ничего не хочу слышать!

— Такъ, такъ, я, какъ кажется, боле не нужна?

— Да, упрямица, ты больше не нужна, двушки здсь и его свтлость длаетъ одной изъ нихъ честь ужинать сегодня, значитъ дло обдлано.

— Хорошо, я сдлала свое и во мн больше не нуждаются! Это такъ должно было случиться. Но, я вамъ говорила, что я не изъ тхъ, которые безнаказанно позволяютъ длать съ собой что угодно! Вы увидите!..

— Молчать, дерзкая! Иди, отправь Нетти въ ея комнату, на сегодня она не нужна, впрочемъ, если хочетъ, то можетъ потомъ придти въ танцовальную залу. Но другая должна ужинать съ княземъ въ зеленой комната! Поняла?

— Конечно, милая тетушка! насмшливо сказала Элли, длая реверансъ. Я поняла и даже послушаюсь… Конечно, благородная женщина, я передамъ ваше приказаніе. Одну-бдную родственницу въ танцовальную залу, другую — въ зеленую комнату. Ха, ха, ха!

Громко смясь, она вышла изъ комнаты и пошла къ дожидавшимся ее двушкамъ, тогда какъ мадамъ Гурданъ торжественно направилась въ буфетъ.

— Ну, какъ вамъ здсь нравится? спросила Элли возвратившись къ двушкамъ.

— Здсь все очень красиво, очаровательно, отвчала Зельма. Но все происходящее здсь, мн кажется крайне подозрительнымъ, я вижу множество молодыхъ женщинъ, которыя не могутъ вс быть бдными родственницами мадамъ Гурдонъ. Вс мущины держатъ себя слишкомъ развязно, какъ я уже сказала, все это крайне подозрительно и хотя съ нами до сихъ поръ не случилось еще ничего непріятнаго и хотя мы ничего не видли кром того, что я вамъ уже сказала, что могло бы подтвердить наши опасенія, но мы чувствуемъ себя очень неловко и просимъ васъ, Элли, позволить намъ уйти. Какъ кажется, сегодня приготовляется балъ, а я теперь еще мене чмъ давича расположена принять участіе въ бал.

— А вы, Нетти?

— Ахъ, Боже мой, я ужасно боюсь. Я такъ смущена и къ тому же господинъ, стоявшій рядомъ съ княземъ, такъ глядлъ на меня, что вся кровь бросилась мн въ лице. О, прошу васъ, Элли, позвольте намъ вернуться въ наши комнаты или попросите мадамъ Гурданъ, чтобы она сегодня не принуждала насъ принимать участіе въ танцахъ.

— И такъ, вы дйствительно ничего не замтили? Вы не догадались въ какомъ вы дом?

Об двушки со страхомъ взглянули на говорившую.

— Вы въ самомъ позорномъ дом. Мадамъ Гурданъ, благородная покровительница и благодтельница бдныхъ родственницъ, просто содержательница публичнаго дома.

Об двушки вскрикнули.

— Ради Бога, пустите насъ! вскричала Зельма, вскакивая съ мста, я хочу вонъ изъ этой комнаты, изъ этого дома, ни минуты больше не останусь я здсь, нтъ, лучше умереть на улиц съ голода, пустите меня!

— Я иду съ тобою! сказала Нетти…. Такъ вотъ куда отдалъ меня мой вотчимъ! вскричала она зарыдавъ.

Нсколько мгновеній Элли молча глядла на нихъ.

— Вы хотите уйти, глупыя, сказала она. Неужели вы думаете, что это такъ легко сдлать? Изъ этого дома не убгаютъ, а остаются пока это угодно мадамъ Гурданъ. Вы не первыя, которыя, узнавъ въ какомъ он дом, приходите въ ужасъ и хотите умереть. Многія изъ такихъ, теперь преспокойно гуляютъ по зал.

— Нетти! вскричала Зельма, пойдемъ, я ни минуты не остаюсь здсь.

— Стойте! сказала Элли, не длайте глупостей. Я уже вамъ сказала, что изъ этого дома нельзя убжать. Но послушайте, что я вамъ скажу, я вамъ дамъ возможность бжать, не потому, чтобы я чувствовала къ вамъ состраданіе, о нтъ, я сама себя не жалла, будучи въ такомъ-же положеніи какъ вы. Мой возлюбленный былъ бднякъ, для того что-бы жениться на мн, онъ нуждался въ деньгахъ. Мадамъ Гурданъ сдлала мн блестящія предложенія, я заключила съ ней контрактъ, по которому она должна была заплатить мн черезъ годъ извстную сумму. Жанъ Дюпонъ, мой женихъ, не зналъ какую жертву я ему приносила, онъ и до-сихъ поръ не знаетъ этого. Изъ любви къ нему, я сдлалась погибшей женщиной, а теперь старуха не хочетъ заплатить мн общанныя деньги за мою-жертву. Я напрасно принесла эту жертву и не буду обладать моимъ Жаномъ! Это требуетъ мщенія! вскричала она съ блистающими отъ гнва глазами. Я отомщу, о, она на другихъ потеряетъ въ десятеро боле того, что отказалась дать мн! Не состраданіе къ вамъ, но ненависть къ этой женщин заставляетъ меня оказать вамъ помощь, идемте?

Зельма и Нетти были почти испуганы страстностью этой двушки.

Ея глаза блестли мрачнымъ огнемъ, но он видли, что Элли права. Она одна могла помочь имъ и он послдовали за нею.

Элли провела ихъ по коридору въ слабо освщенныя сни.

Холодный воздухъ охватилъ ихъ.

Внизу, шедшей изъ этихъ сней, лстницы, он увидли открытую дверь.

Вдругъ об двушки вскрикнули.

Изъ темноты отдлилась высокая фигура, въ которой съ перваго взгляда было что-то необыкновенное.

— Это ты, Марго? сказала Элли.

— Я, прошептала мулатка, тутъ платья, которыя вы требовали.

— Хорошо, Марго.

— Я не знаю, для чего вамъ нужны эти платья, но вы приказали и я повинуюсь, я сдлала такъ, какъ вы приказали.

— Хорошо, хорошо, Марго! отвчала Элли. Если мадамъ Гурданъ спроситъ, я ей такъ и скажу…. Ты ходила сегодня черезъ садъ?

— Я ходила за покупками и чтобы пройти ближе, прошла черезъ садъ.

— И все конечно заперто!

— Да! теперь я должна идти, меня могутъ хватиться.

И мулатка исчезла.

Элли въ темнот ощупала дверь.

Она открылась.

Двушки вошли въ маленькую, освщенную одной свчой, комнату.

— Здсь комната Марго, сказала Элли. Тутъ лежатъ принесенныя ею платья, переодньтесь скоре, а то въ такихъ нарядныхъ костюмахъ какъ ваши, вамъ невозможно выйти на улицу. Но поторопитесь! Старуха не должна насъ хватиться.

— О, благодарю васъ, тысячу разъ благодарю! сказала Зельма, беря Элли за руку.

— Вамъ не за что меня благодарить, отвчала угрюмо Элли. Я уже сказала вамъ, что длаю это не для васъ. Но торопитесь, мадамъ Гурданъ не должна насъ хватиться.

— Почему вы спрашивали объ сад? спросила Нетти, помогая Зельм снять голубое платье и замнить его чернымъ.

— Потому, что вы должны бжать черезъ садъ, отвчала Элли. Вы выйдете отсюда на дворъ, перейдете его и прямо противъ этой двери будетъ дверь въ садъ, по саду вы пройдете наискось. Въ саду очень грязно, поэтому будьте осторожны, въ конц сада вы найдете открытую дверь.

— Но разв Марго не сказала, что вс двери заперты?

— Да, она это сказала, я это очень хорошо знаю, мулатка также рада вашему бгству, какъ и вы сами. Будьте покойны, дверь открыта. Теперь я поскоре пойду къ мадамъ Гурданъ. Слдуйте моимъ наставленіямъ и бгите. Прощайте!

— Еще разъ благодаримъ васъ.

— Я не хочу и не заслуживаю никакой благодарности. Прощайте! Желаю вамъ счастія. Сказавъ это, она ушла.

Нсколько мгновеній былъ слышенъ шелестъ ея платья, потомъ все замолкло.

XXV.
Во мрак ночи.

Улица ‘Стны’ есть узкій и грязный переулокъ, проходящій между садовыми заборами, дровяными дворами и маленькими домишками, и днемъ по большей части бываетъ наполнена рабочими, идущими съ работы или на работу.

Очень рдко можно было вечеромъ встртить въ этой улиц прохожаго, и тмъ боле порядочно одтаго.

Но въ описываемый нами вечеръ, человкъ, завернутый въ широкій плащъ, и съ надвинутой на глаза шляпой, ходилъ взадъ и впередъ по улиц.

Онъ прохаживался такимъ образомъ уже около четверти часа, какъ вдругъ изъ перескающей переулокъ улицы Берже, вышелъ другой мущина, также повидимому принадлежавшій къ богатому классу общества.

Ходившій по переулку, при вид вошедшаго, сначала спрятался около садовой калитки сада мадамъ Гурданъ, выходящаго въ эту улицу. Но узнавъ новопришедшаго, онъ вышелъ изъ мрака ему на встрчу.

— Это ты, Сенъ Круа? спросилъ пришедшій.

— Я, Дюпортъ, отвчалъ тотъ. Мы должны дйствовать сегодня за одно, такъ какъ жатва, по всмъ вроятіямъ, должна быть прибыльна.

— Я тоже думаю.

— Мы конечно работаемъ пополамъ.

— Конечно, отвчалъ Дюпортъ.

— Скоро я надюсь получить деньги Бошана и его друзей, положенныя къ Дюверне, и эта сумма будетъ, конечно, въ десятеро боле того, что мы до сихъ поръ успли пріобрсти за все время нашей общей работы.

— Конечно мы будемъ работать вмст.

— Только, само собою разумется, никто не долженъ этого даже и подозрвать.

— За кого ты меня принимаешь?

— Я хочу сказать, что никто даже не долженъ подозрвать, что мы близко знакомы, такъ какъ малйшее подозрніе можетъ лишить меня возможности получить деньги, лежащія у Дюверне.

— Понимаю, понимаю! ха, ха, ха! Ты политическій агентъ роялистовъ, конечно, никто не долженъ подозрвать, что ты точно также въ дружб съ интернаціоналами и также ихъ агентъ…. Не безпокойся, я не подамъ вида, что знаю тебя сколько нибудь близко.

— Князь Гросовъ тамъ?

— Да и влюбленъ по уши!

— Отлично! въ такомъ положеніи люди гораздо равнодушне къ деньгамъ.

— Что касается этого, то мн кажется, что князь готовъ сегодня пожертвовать всмъ своимъ состояніемъ.

— Великолпно! Какъ это Гурданъ такъ ухитрилась?

— Да, если я теб все разскажу, то ты очень удивишься, Гурданъ сдлала новое пріобртеніе. Мн еще не было случая сказать теб это. Ну, ты ее сегодня вечеромъ увидишь. Но чтобъ ты отъ удивленія не измнилъ себ, то я скажу теб кто она. Помнишь ты еврейку, которую ты вывезъ изъ Страсбурга?

— Какъ, Зельма, моя бжавшая приманка?

— Ну, я думаю, что она теперь теб не нужна.

— Я едва врю своимъ ушамъ… Она, здсь, у Гурданъ? Чортъ возьми, да это цлый капиталъ, который я потерялъ.

— Не огорчайся этимъ, она не принесла бы у тебя намъ той пользы, какую принесетъ здсь…. но тише, я слышу шорохъ!

— Оба стали прислушиваться. Они стояли недалеко отъ садовой калитки и различили въ саду осторожные шаги и тихіе голоса.

— Берегись, говорилъ одинъ голосъ, здсь большая лужа!

— Перескочи! говорилъ другой!

— Чортъ возьми! прошепталъ Сенъ-Круа, насъ могли подслушать!

— Не Элли ли пробралась сюда, подслушивать насъ?

— Намъ лучше разойтись, сказалъ Дюпортъ. Иди къ улиц Берже, а я пойду въ противуположную сторону. Кром того я вижу тамъ вдали, еще тнь… видишь? Это долженъ быть мужчина.

— Хорошо, разойдемся!

— Они отошли довольно далеко отъ двери, когда та отворилась и въ ней показались дв женскія закутанныя фигуры.

Одно мгновеніе он остановились въ нершимости куда идти, на право или налво.

— Все равно куда ни идти, Нетти, прошепталъ одинъ голосъ, только бы намъ поскоре удалиться отъ этого проклятаго дома!

— Говорившая взяла за руку свою спутницу и повернула на лво къ улиц Берже.

Не успли он пройти нсколько шаговъ, какъ на встрчу имъ подошелъ человкъ.

— А, мои красавицы, сказалъ онъ, у васъ врно назначено здсь свиданіе?

— При звук этого голоса одна изъ двушекъ громко вскрикнула.

— Это Горжевскій, бжимъ, Нетти!

Посл этого он поспшно бросились бжать въ противуположную сторону.

Но Сенъ-Круа бросился за ними и схватилъ за руку ту, которая назвала его по имени.

— Не торопитесь, голубушка, сказалъ онъя долженъ увидать лице той, которая называетъ меня по имени, которымъ я не хочу называться. Дай только взглянуть теб въ лице.

Говоря это, онъ старался поднять вуаль, закрывавшій ей лице.

— Спасайся, спасайся! закричала Нетти, отбжавшая уже довольно далеко. О, тутъ еще одинъ!

Это были послднія слова, услышанныя ею отъ Нетти, затмъ вдали раздался еще крикъ и все стихло.

Въ эту минуту Сенъ-Круа усплъ наконецъ приподнять вуаль.

— Ахъ! съ удивленіемъ вскричалъ онъ, это ты Зельма, и выходишь изъ этого дома? Вроятно, для того чтобы вернуться ко мн.

— Низачто! Оставь меня! вскричала Зельма, вырываясь отъ него.

— О, ты такъ легко отъ меня не уйдешь! вскричалъ онъ.

Но она между тмъ уже отбжала на нкоторое разстояніе.

— Стой, закричалъ Горжевскій. Двушка, которая знаетъ мое прошлое, не уйдетъ отъ меня.

— Помогите! помогите! кричала Зельма. Напрасно. Онъ уже протянулъ руку, чтобы схватить ее, какъ вдругъ изъ темноты показалась высокая фигура.

Сильная рука схватила шевалье и удержала на мст.

— Это кто такое? вскричалъ Сенъ-Круа. Оставьте меня, или я убью васъ.

— Только этого и недостаетъ для довершенія вашихъ преступленій, отвчалъ суровый голосъ.

— Дайте мн поймать эту двушку.

— Ни шагу, господинъ Горжевскій! сказалъ державшій его. Я очень радъ что встртилъ васъ. Вы меня не знаете? Не хотите знать?

Говоря это, незнакомецъ поднялъ слегка шляпу.

— Левинъ? вы здсь?

— Да, это я, Горжевскій, чтобы избавить отъ васъ мою дочь. Гд Зельма? Что вы съ ней сдлали? Что съ ней сталось?

Сенъ-Круа иронически засмялся.

— Вы лучше сдлаете, Левинъ, если не будете объ этомъ спрашивать. Оставьте меня! Я вамъ скажу это въ другой разъ, двушка, которая тамъ бжитъ, не должна отъ меня уйти.

— Вы не пойдете ни за какой двушкой, пока не скажете мн, гд я могу найти мою дочь.

— Ну, если вы непремнно хотите это знать, то я совтую вамъ поискать ее во всхъ веселыхъ домахъ Парижа. Это все, что я могу вамъ сказать. Съ тхъ поръ, какъ она убжала отъ меня, она поселилась въ одномъ изъ такихъ домовъ.

До сихъ поръ Левинъ крпко держалъ Сенъ-Круа, но при послднихъ его словахъ онъ поблднлъ и его руки задрожали.

— Это ложь! сказалъ онъ, моя дочь не могла такъ унизиться. Ложь! ложь!.. Гд мое дитя?

Сенъ-Круа воспользовался впечатлніемъ, которое его слова произвели на еврея, чтобы освободиться изъ его рукъ.

— Онъ быстро сдлалъ шагъ назадъ и вынулъ револьверъ.

— Теперь, Левинъ, мы иначе поговоримъ. Вы хотли освободить вашу дочь отъ меня? Хорошо, я бы это сдлалъ, но она убжала отъ меня, я только сегодня узналъ, что съ нею сталось: она живетъ теперь, какъ я уже сказалъ вамъ, въ одномъ веселомъ заведеніи.

Глубокій стонъ вырвался изъ груди отца, узнавшаго о погибели его дорогаго дитяти.

Нсколько мгновеній Левинъ молчалъ, опустивъ голову на грудь, онъ стоялъ совершенно уничтоженный, затмъ онъ вдругъ поднялъ злобный взглядъ на СенъКруа.

— Вы, виноваты въ этомъ, сказалъ онъ, вы же мн изаплатите за это.

— Я вамъ дамъ дружескій совтъ, Левинъ, отвчалъ Сенъ-Круа, не заниматься мною и не произносить даже моего имени, если только вы дорожите вашей жизнью. Въ скоромъ времени въ Париж будетъ такая же работа гильотин какъ во время первой революціи и поврьте, что вс агитирующія противъ свободы попадутъ подъ нее. Неужели вы думаете, что пощадятъ того, кто старается спасти деньги роялистовъ? Это будетъ съ вами и вашими доврителями, если только вы скажете хоть слово изъ того, что я нехочу, чтобы было сказано.

Левинъ испугался.

И такъ, этотъ человкъ зналъ, какую услугу онъ, Левинъ, хотлъ оказать графу Бошанъ, и его друзьямъ.

— Что мн за дло до жизни, когда я потерялъ все, что меня къ ней привязывало, сказалъ Левинъ. Я хочу умереть честнымъ человкомъ, а не мошенникомъ.

— Вы должны молчать, Левинъ, или, клянусь вамъ, ваши друзья погибнутъ.

— Я никогда не сдлаю ничего въ угоду негодяю.

— Въ такомъ случа я хочу сдлать вамъ одно предложеніе. Я не стану доносить на васъ, я не скажу, когда поднимется знамя свободы, что вы были агентомъ противниковъ этой свободы. Я буду вашимъ другомъ, даже боле — я помогу вамъ найти вашу дочь: я могу найти ее легче чмъ вы, такъ какъ мн удобне ходить въ т дома, въ одномъ изъ которыхъ она теперь находится, чмъ вамъ. Я увряю васъ, что сдлаю все, чтобы найти ее и скажу объ этомъ вамъ.

Глубокій вздохъ вырвался изъ груди Левина.

— О, еслибы я нашелъ ее! сказалъ онъ, и еслибы она была самой погибшей женщиной, то моя любовь снова очистила бы ее, я знаю,— ея сердце не можетъ быть вполн испорченнымъ, это невозможно. Вы общаетесь отыскивать ее? Вы клянетесь мн въ этомъ?

— Клянусь вамъ, что я сдержу свое общаніе, если вы общаетесь не сказывать моего имени и не измнить мн передъ тми, которые считаютъ меня своимъ другомъ.

— Я долженъ сдлаться сообщникомъ мошенника! вздохнулъ Левинъ. О, нтъ, этого вы меня не заставите сдлать. Я не буду говорить вашего имени, я не скажу, что вы сдлали относительно меня, но я не могу не предостеречь противъ васъ моихъ друзей.

— Хорошо, я доволенъ, если вы общаетесь не произносить моего имени. И такъ, договоръ между нами заключенъ, мы другъ друга не знаемъ. Предостерегайте противъ меня если хотите, но берегитесь произносить мое имя. Если же вы не сдержите этаго общанія, то сами будете виноваты, что преградили вашей дочери единственный путь къ спасенію.

— Чтобы спасти дочь, я готовъ заключить дого, воръ съ дьяволомъ. Вы можете быть спокойны, отъ меня вамъ боле нечего бояться. За вашу безопасность отвчаетъ жизнь моей дочери.

Сказавъ это, онъ повернулся и быстро скрылся во мрак.

— Дуракъ! сказалъ Сенъ-Круа, громко смясь, еслибы онъ зналъ, что его дочь была отъ него въ двухъ шагахъ, еслибы онъ зналъ, что та, которую я хотлъ поймать, была та самая, которую онъ такъ усердно отыскиваетъ… Да, онъ получитъ ее обратно, но только не раньше какъ тогда, когда я буду боле не въ состояніи извлечь какую нибудь выгоду изъ ея красоты.

Онъ медленно пошелъ по переулку, вошелъ въ улицу Берже и вошелъ въ домъ мадамъ Гурданъ, гд князь Гросовъ и его друзья уже приходили въ нетерпніе.

— Гд это Дюпортъ? сказалъ Гросовъ, онъ общался принять участіе въ игр, никто не держитъ такъ хорошо банкъ какъ онъ. Полчаса тому назадъ его вызвали. Онъ общался сейчасъ-же вернуться, а между тмъ его до сихъ поръ нтъ.

— Я тоже удивляюсь, что его нтъ, отвчалъ равнодушнымъ тономъ Сенъ-Круа.

— А, вы будете играть, Сенъ-Круа?

— Я? о, нтъ, благодарю! Мн веселе въ зал.

— О, вы такъ легко не отдлаетесь! вскричалъ Бенуа, вы еще должны дать мн отыграться. Разв вы забыли, что общали мн это.

— Ахъ, въ самомъ дл! Я объ этомъ и забылъ, отвчалъ Сенъ-Круа.

— Вы забыли? насмшливо возразилъ Бенуа. Неужели двадцать тысячъ такая бездлица, что о нихъ нельзя помнить двадцать четыре часа.

— Думайте какъ угодно, Бенуа, отвчалъ шевалье, холодно глядя на молодаго человка, я къ вашимъ услугамъ.

Въ эту минуту въ комнату вошелъ Дюпортъ.

Онъ казался очень взволнованнымъ.

— Эге, сказалъ одинъ изъ собесдниковъ, разговоръ кажется васъ порядочно разстроилъ.

— О, разговоръ, который я имлъ съ вызвавшемъ меня, продолжался очень недолго, но со мною случилось маленькое приключеніе. Мн попалась на дорог одна хорошенькая блондинка, которую я видлъ всего одинъ разъ….

— И ваше приключеніе касается ея?

— Я-бы очень желала, сказала изъ за буфета мадамъ Гурданъ, узнать подробности вашего приключенія, мн кажется, виконтъ, что между дамами моего дома нтъ недостатка въ хорошенькихъ.

— Чтобы не портить вашего расположенія духа, почтенная мадамъ Гурданъ, я сегодня не разскажу вамъ моего приключенія, сказалъ смясь Дюпортъ. Вы скоро и безъ того о немъ узнаете.

— Мн кажется, виконтъ, сказалъ Гросовъ, что теперь уже пора приняться за игру, неправда ли вы будете держать банкъ?

— Если вамъ угодно… По правд сказать, я думалъ сегодня употребить вечеръ иначе, у мадамъ Гурданъ есть сегодня новый товаръ….

— Сыграемъ небольшую партію! закричали вс. Вы можете подержать банкъ часа два.

— Вы будете играть, шевалье? спросилъ Дюпортъ.

— Въ банк я не буду принимать участія, холодно отвчалъ Сенъ-Круа, такъ какъ господинъ Бенуа желаетъ отыграться, а въ этомъ я не могу ему отказать. Пойдемте въ игорную комнату.

Человкъ двнадцать поспшно встали. Бенуа поднялся послднимъ.

Проходя по зал, онъ прошелъ мимо одного человка, сидвшаго за отдльнымъ столомъ, и пристально смотрвшаго на проходящихъ.

Взглядъ незнакомца упалъ на Бенуа, который въ свою очередь поднесъ руку ко лбу, какъ-бы стараясь припомнить, гд онъ видлъ этого незнакомца, но такъ какъ онъ торопился идти играть, то и прошелъ мимо, не успвъ припомнить, кто такой сидвшій.

Вдругъ сзади него раздался голосъ:— Господинъ Бенуа, позвольте сказать вамъ нсколько словъ.

Онъ обернулся.

Это говорилъ незнакомецъ, сидвшій одинъ за столомъ.

— Вы знаете меня? съ удивленіемъ спросилъ Бенуа.

— Меня зовутъ Левинъ.

— Ахъ, я былъ во время маневровъ въ Страсбург вашимъ гостемъ, теперь я припоминаю….

— Это было прежде, теперь я не принимаю у себя никакихъ гостей, но тмъ не мене, я не пересталъ чувствовать расположенія къ людямъ, съ которыми былъ прежде друженъ. Позвольте васъ предостеречь.

— Противъ чего?

— Не ходите въ игорную комнату. Не ставьте ни одной карты! Не вынимайте изъ кармана ни одного франка для игры.

— Что вы хотите этимъ сказать?

— Я знаю, чтобы недавно получили остатки вашего состоянія. Если вы пожертвуете этотъ остатокъ на игру, то у васъ ничего не останется.

— Что вамъ за дло до этого? вскричалъ Бенуа. Съ какой стати указываете вы мн какъ я долженъ поступать.

Не столько смлость Левина давать ему совты, сколько сознаніе въ справедливости его словъ раздражило Бенуа.

— Берегитесь игроковъ по профессіи! продолжалъ между тмъ Левинъ.

— Я не буду понтировать противъ,Дюпорта, по этому вы можете быть покойны, отвчалъ Бенуа. Я только хочу отыграться отъ Сенъ-Круа.

— Я васъ предупреждаю и противъ него.

— Вы оскорбляете одного изъ членовъ нашего кружка. Берегитесь! Всякому другому я не простилъ бы этого. Сказавъ это, онъ повернулся къ Левину спиною и исчезъ за дверью игорной комнаты.

Нсколько минутъ спустя игра началась.

Дюпортъ держалъ банкъ и билъ карты съ необыкновеннымъ счастіемъ. Нельзя было сказать, чтобы онъ игралъ нечестно, такъ какъ всякій, кого изумляло его счастіе, пристально наблюдалъ за его руками.

Онъ не подавалъ повода ни къ малйшему подозрнію.

Если онъ и помогалъ искусствомъ счастью, то по всей вроятности былъ чрезвычайно ловокъ.

Кром того его веселость увлекала всхъ.

Большія суммы проигрывались съ веселымъ лицемъвъ особенности несчастливо игралъ князь Гросовъ.

Сначала Сенъ-Круа равнодушно смотрлъ на игру.

— Чортъ возьми! сказалъ онъ наконецъ, вамъ удивительно не везетъ.

— Это пустяки! отвчалъ князь, черезъ часъ, ужиная съ прелестной черноглазой красавицей, я легко забуду эту потерю.

— Если вамъ угодно, шевалье, сказалъ Бенуа, то карты для пикета готовы.

— Какъ вамъ угодно, господинъ Бенуа. Оба сли за маленькій столикъ и партія началась.

— По чемъ же мы будемъ играть? спросилъ СенъКруа.

— Какъ обыкновенно, пятьсотъ франковъ партія.

— Хорошо, мн все равно.

Посл нсколькихъ минутъ молчаливой игры СенъКруа записалъ выигрышъ.

— Выигралъ! сказалъ онъ. Не хотите ли, чтобы скоре отыграться, поставьте всю сумму.

— Нтъ, оставимъ опять пятьсотъ. Участь второй партіи была такая же.

— Постойте! сказалъ Бенуа, я ставлю десять тысячъ.

— Какъ угодно, отвчалъ равнодушно Сенъ-Круа, вынимая изъ кармана деньги и кладя ихъ на столъ.

— Вы слишкомъ горячитесь, Бенуа, сказалъ Піа, стоявшій за его стуломъ. Ваше волненіе даетъ вашему противнику преимущество.

— Оставьте меня, Піа! Я знаю, что я долженъ длать. Не учите меня! Во время игры всякое противорчіе раздражаетъ. Угодно вамъ ходить, шевалье?

Сенъ-Круа сходилъ.

Нсколько минутъ игра продолжалась молча, пока наконецъ Сенъ-Круа открылъ свои карты.

— Вы видите, Бенуа, я выигралъ.

— Чортъ возьми! опять! вскричалъ Бенуа. Это просто невроятно.

Шевалье пристально поглядлъ на него.

— Разв я заставлялъ васъ играть?

— Извините меня, моя раздражительность увлекла меня.

Потомъ онъ положилъ руку на деньги, которыя Сенъ-Круа хотлъ взять, говоря.

— Оставьте ихъ! я ставлю все, что у меня есть въ карман. Это мои послднія деньги, надюсь, что он принесутъ мн счастье.

Губы его поблли, голосъ звучалъ неровно.

Сенъ-Круа спокойно сдалъ карты. Едва Бенуа открылъ сданныя ему карты, какъ глаза его радостно засверкали.

— Вотъ видите, сказалъ онъ обращаясь къ Піа, на этотъ разъ я выигралъ. И такъ, шевалье, семь картъ и шестнадцать и четырнадцать королей составляетъ девяносто семь и три дамы — ровно сто.

— Извините, сказалъ невозмутимо Сенъ-Круа, семь картъ хороши, но короли и дамы не годятся, такъ какъ у меня четырнадцать тузовъ, и такъ шестнадцать отъ туза и четырнадцать составляютъ девяносто, а вся партія будетъ сто двнадцать. Бенуа страшно поблднлъ. Ни слова не говоря, глядлъ онъ на своего партнера.

Сенъ-Круа спокойно открылъ свои карты. Рука его протянулась и взяла лежавшія на стол деньги. Вдругъ Бенуа поспшно схватилъ его за руку.

— Стойте! вскричалъ онъ. Это плутовство! Какъ могли вы имть четырнадцать тузовъ? Я случайно видлъ, когда снималъ, что тузъ червей легъ верхней картой? Какимъ образомъ могъ онъ посл этого попасть къ вамъ, а не ко мн

— Я приписываю эти слова вашему огорченію отъ проигрыша. Но я долженъ напомнить вамъ, чтобы вы остереглись оскорблять меня.

— Это плутовство! снова вскричалъ Бенуа. Отдайте мн назадъ мои деньги. Это мошенничество, я самъ видлъ.

Онъ бросился на Сенъ-Круа, который спокойно клалъ въ карманъ деньги, чтобы схватить его за горло.

Но Сенъ-Круа оттолкнулъ его.

— Берегитесь, Бенуа! сказалъ онъ. Никто еще не оскорблялъ меня безнаказанно. И тмъ мене позволю я оскорблять себя въ присутствіи этихъ господъ.

— Мои деньги, или я васъ убью! кричалъ Бенуа, схватившій ножъ и снова бросившійся къ Сенъ-Круа.

Но когда онъ почти добжалъ, то шевалье вынулъ пистолетъ.

Раздался выстрлъ. Бенуа упалъ на землю.

— Господа, сказалъ Сенъ-Круа спокойно обращаясь къ остальнымъ играющимъ, вы видите, что я былъ принужденъ поступить такъя не думаю, чтобы кто-нибудь изъ васъ, выслушалъ хладнокровно такое оскорбленіе. Другіе были по большей части заняты своей игрой и не слышали подробностей происшедшаго.,

Но вс знали, что Бенуа хотлъ отыграться, проигравъ наканун большую сумму, а т, которые обратили нсколько больше вниманія на происходившее, были вполн убждены, что Бенуа увлекся, раздраженный проигрышемъ.

Ни одинъ голосъ не поднялся въ его пользу, никто не поддержалъ его обвиненія

Да и кто бы подумалъ подозрвать этого гордаго джентельмена, друга графа Бошанъ, въ простомъ шуллерств!

Выстрлъ между тмъ привлекъ публику въ игорную комнату, прислуга и многіе изъ постителей бросились поднимать раненаго.

Поторопились послать за экипажемъ, чтобы перевезти его домой и подать помощь.

Сенъ-Круа отправился съ нимъ. Для остальныхъ этотъ случай былъ только непріятнымъ обстоятельствомъ прекратившимъ игру. Но съ удаленіемъ раненаго спокойствіе водворилось въ дом и все пошло своимъ чередомъ.

Веселость снова возвратилась, когда нсколько времени спустя, Сенъ-Круа возвратился съ извстіемъ, что докторъ объявилъ рану не опасной.

Гросовъ между тмъ подозвалъ къ себ мадамъ Гурданъ и объявилъ, что онъ хочетъ отправиться въ зеленую комнату ужинать съ красавицей Зельмой.

Мадамъ Гурданъ дружески кивнула ему головою и объявила, что все готово.

Элли случайно проходила въ это время близко отъ нея.

— Элли, моя дорогая, сказала ей дружески Гурданъ, буть такъ добра, проводи его свтлость въ зеленую комнату.

— Съ удовольствіемъ, угодно вамъ идти за мной, ваша свтлость… Только позвольте мн узнать съ кмъ вы тамъ хотите ужинать?

— Разв ты этого не знаешь? отвчала за князя Гурданъ, или ты не позаботилась, чтобы Зельма ждала тамъ его свтлость?

— Я этого не знала, отвчала Элли пожимая плечами.

— Разв ты забыла, что я теб приказала?

— Я помню ваше приказаніе, только я его не исполнила.

— Не исполнила? Почему это, позвольте спросить? Почему? я тебя спрашиваю? закричала Гурданъ вскакивая съ мста.

— Почему? отвчала Элли бросая на нее злобный взглядъ. Потому, что Зельмы больше нтъ здсь.

— Зельмы нтъ здсь? повторила Гурданъ, это что значитъ?

— Это значитъ, что она и ея пріятельница убжали.

Гурданъ тяжело упала въ стоявшее за ней кресло.

На минуту она закрыла глаза, чтобы убдиться не сонъ ли все это. Открывъ ихъ она оглядлась вокругъ. Нтъ, она не спала. Передъ ней былъ Гросовъ, общавшій ей два часа тому назадъ десять тысячъ франковъ за Зельму, и Элли, сообщившая о побг двушекъ.

Она не могла произнести ни слова, Элли же насмшливо глядла на нее.

— Неправдали, тетушка, это непріятно? лукаво сказала она. Была общана большая сумма за двушекъ и вдругъ…

Говоря это, она щелкнула пальцами и показала на дверь.

— Убжали! могла только наконецъ произнести Гурданъ.

— Да, да, убжали! подтвердила Элли. Извините, ваша свтлость, что на этотъ разъ ваше предполагаемое удовольствіе не удалось. Впрочемъ, вы ничего не потеряли, и я рада этому отъ всего сердца… да, тетушка, я боюсь, что подобныя непріятности будутъ очень часто случаться съ нкоторыми особами, не держащими своего слова. Не надо вызывать мщенія нкоторыхъ людей.

Съ этими словами она повернулась и пошла прочь.

Извстіе, что двушки убжали, быстро распространилось по всему дому.

Естественно, что виконтъ Дюпортъ точно также услыхалъ объ этомъ.

Онъ подошелъ къ Гурданъ, чтобы выразить ей свое сожалніе.

Тысячу франковъ одна, пятьсотъ другая, не считая того, что я истратила для нихъ! Въ одинъ вечеръ я могла получить десять тысячъ! И все погибло! Все пропало! Ахъ, я совсмъ разорена! Но какъ это могло случиться?

— На этотъ счетъ, я могу дать вамъ нкоторыя объясненія, сказалъ Дюпортъ. Позвольте мн разсказать вамъ теперь мое приключеніе, которое я не хотлъ разсказывать раньше, боясь испортить ваше расположеніе духа.

XXVI.
Первый актъ кровавой драмы.

Громадная толпа людей собралась передъ ратушей.

Требовали, чтобы для Парижа была объявлена республика, пока національное собраніе въ Тур, извщенное объ этомъ, объявитъ ее для всей Франціи. Напрасно члены народной обороны успокоивали толпу.

Народъ продолжалъ волноваться.

Въ тотъ же день начали въ различныхъ пунктахъ строить баррикады.

Генералъ Томасъ получилъ приказаніе разсять народныя сборища при помощи національной гвардіи. Но національная гвардія отказывалась дйствовать противъ народа, а нкоторая часть открыто перешла на его сторону. Немудрено! храбрость національной гвардіи народъ превозносилъ, приписывая. ея пораженіе измн предводителя.

Все больше и больше собиралось народа, все грозне и грозне раздавались его крики:

— Мы хотимъ республику! Долой измнниковъ!

Генералъ Томасъ долженъ былъ возвратиться безъ всякаго успха. Тогда такое же приказаніе получилъ Леконтъ. Успхъ былъ тотъ же.

Не только бывшая подъ его командой національная гвардія не хотла дйствовать противъ народа, но даже присоединилась къ крикамъ: ‘Долой измнниковъ’.

Въ полдень генералъ Леконтъ былъ отрзанъ отъ своихъ людей и взятъ въ плнъ шайкой изъ пятидесяти человкъ.

Быстро распространилось извстіе, что одинъ изъ измнниковъ во власти черни. Часъ спустя всему Парижу сдлалось извстно, что и второй измнникъ, генералъ Томасъ, былъ также взятъ.

На площадь передъ думой, гд стоялъ Буланже со своей шайкой это извстіе достигло раньше всего и отъ него требовали мннія, что длать съ измнниками.

— Прежде всего надо ихъ удалить изъ измнническаго квартала, объявилъ онъ. Отправимтесь въ улицу Какъ! продолжалъ онъ. Тамъ у насъ есть тюрьма. Подъ надзоромъ нсколькихъ тысячъ черни, плнные были отведены въ домъ, гд находился комунистскій клубъ.

Пьеръ Буланже долженъ былъ употребить въ дло всю свою энергію, чтобы оградить плнниковъ отъ ненависти черни.

Обоимъ генераламъ связали руки за спиною и подвели къ тому столу, за который слъ Буланже.

— Теперь нужно выбрать судъ, объявилъ онъ, я прошу двнадцать изъ васъ помститься рядомъ со мною.

Желающихъ оказалось не двнадцать, а гораздо боле и Буланже съ трудомъ могъ выбрать нужное число.

— Стой, гражданинъ Буланже! вскричалъ Пиронъ, когда предсдатель хотлъ приступить къ слдствію. Наша безопасность требуетъ, чтобы мы, во избжаніе всякихъ противорчій, сначала овладли властью.

— Власть принадлежитъ намъ, мы господа Парижа! Что же, по вашему мннію, мы должны сдлать?

— У насъ здсь есть складъ оружія, пусть сначала вс, находящіеся въ этой зал, вооружатся, и насколько оружія хватитъ, пусть вооружатся и т, которые на улиц. Нельзя предвидть, что можетъ случиться.

— Совтъ хорошъ, объявилъ Буланже. Гражданинъ Дюпонъ, я вамъ поручаю раздать оружіе, а гражданину Булье я поручаю начальство надъ войскомъ.

Въ самый короткій промежутокъ времени, все оружіе было роздано.

Тогда Булье вошелъ въ залу и объявилъ, что приговоръ можетъ быть исполненъ.

— Не приговоръ! отвчалъ Буланже. А сначала мы должны выслушать обвиненныхъ. Гражданинъ Булье, допросите одного, я-же допрошу другого.

— Хорошо! отвчалъ Булье.

Съ револьверомъ въ рук, онъ подошелъ къ генералу Томасу и приложивъ дуло къ его груди, спросилъ его:

— Измнникъ! Признаешь-ли ты себя виновнымъ въ измн?

Генералъ не отвчалъ, но голова его упала на грудь.

— Онъ не знаетъ, что отвчать, объявилъ Булье.

— Къ смерти! къ смерти! закричало множество голосовъ.

— Кончено! Теперь допросимъ другаго. Генералъ Леконтъ, сознаетесь, что вы измнникъ?

— Я посвятилъ свою жизнь на служеніе Франціи и если моя смерть можетъ доставить какую нибудь пользу моей родин, то я всякую минуту готовъ умереть, отвчалъ онъ. Граждане! обратите вашу силу и мужество противъ врага, стоящаго подъ нашими стнами. Не проливайте крови соотечественниковъ, не вызывайте ужасовъ революціи. Убейте насъ, но врнитесь къ порядку! Употребляйте ваше оружіе не противъ тхъ, которые призваны освободить страну отъ враговъ, а противъ самаго врага!…

— Къ смерти! Къ смерти! раздались неистовые крики.

— Я спрашиваю васъ объ одномъ, измнникъ вы или нтъ, сказалъ Буланже.

— Нтъ, тысячу разъ нтъ! Никогда не думалъ я измнять моему отечеству.

— Оба подлежатъ смертной казни! Таково ршеніе суда, выбраннаго народомъ, объявилъ Буланже.

Большой, запущенный садъ, лежавшій за домомъ, былъ мстомъ совершенія позорнаго дла, которымъ съ самаго начала запятнала себя парижская комуна и которымъ она подала первый признакъ своего существованія.

Убійство генераловъ Томаса и Леконта останется навсегда неизгладимымъ пятномъ.

Оба генерала были отведены въ садъ и поставлены около стны.

Дюпону было поручено исполнить приговоръ, онъ командовалъ двадцатью человками, поставленными въ десяти шагахъ отъ приговоренныхъ.

Генераламъ даже не завязали глаза.

На приговоренныхъ было направлено двадцать дулъ. Леконтъ мужественно стоялъ передъ ними, Томасъ опустилъ голову.

— Пли!

Раздалось двадцать выстрловъ, оба упали на землю.

Одна пуля попала генералу Томасу въ глазъ, другая въ ротъ, третья въ ухо, четвертая въ грудь, а между тмъ онъ былъ все-таки живъ.

Тогда Булье подошелъ къ нему и выстрлилъ изъ револьвера въ ухо, но и эта пуля не убила несчастнаго.

Только ударъ штыкомъ положилъ конецъ его мученіямъ.

Леконтъ былъ убитъ на мст.

Этимъ поступкомъ народное мщеніе было удовлетворено. Ненависть была насыщена. Оба человка, считавшіеся измнниками, пали жертвой ея.

Народъ сталъ расходится, нашлись такіе, которые положили трупы жертвъ въ карету и отвезли въ ихъ жилища.

Это дло было началомъ цлаго ряда ужасовъ и кровавыхъ длъ, какихъ не было со временъ первой революціи.

XXVII.
Мнимо-убитая.

Между Севромъ и Нельи, на югозападной части Гренельскаго лса, стояла маленькая гостинница. Она была построена не для мстныхъ жителей, а для парижанъ, хавшихъ въ Сенъ-Клу, Гренель или Исси.

Защитники Парижа почему-то думали, что въ этомъ мст легче всего разорвать линію осаждающихъ.

Впрочемъ, они ршили это не совсмъ безосновательно, такъ какъ въ этомъ мст, гд Парижъ защищается боле природой, чмъ фортами, войска осаждающихъ не были такъ многочисленъ!, а ихъ батареи такъ сильны, какъ противъ остальныхъ частей Парижа.

Неудача первой вылазки научила французовъ приняться за дло съ большей предусмотрительностью, такъ что имъ даже удалось занять Гренельскій лсъ, также. какъ и лежащія на югозападъ отъ него мстечки.

Въ Гренельскомъ лсу было жаркое кровопролитное дло.

Съ пяти часовъ раздавался громъ орудій, приведшій въ ужасъ обитателей мстечекъ, а въ особенности деревни Флери.

Около нея происходило самое жаркое дло.

Дома деревни были заняты войсками, многіе изъ нихъ разрушены огнемъ артиллеріи.

Большая часть жителей деревни разбжались.

Во всей гостинниц, про которую мы упоминали выше, не осталось никого кром хозяйки, женщины лтъ тридцати и двухъ дамъ, бывшихъ въ зал гостинницы.

Одна была одта вся въ черное и покрыта густымъ вуалемъ, другая была тоже въ черномъ — очевидно въ траур. На ней не было вуаля и можно было видть, что это двушка лтъ девятнадцати, съ красивымъ, но блднымъ измученнымъ горемъ лицемъ.

Она стояла у окна и внимательно смотрла въ него. Другая сидла въ глубин комнаты, куда едва проникалъ свтъ.

Казалось, что она боялась быть узнанной.

Хозяйка въ страх поминутно ходила туда и сюда₎слдя за ходомъ битвы и разсказывая о ней, съ каждымъ ея разсказомъ страхъ все боле и боле овладвалъ ею.

Наконецъ, она вбжала въ комнату, гд сидли об дамы, крича:

— Спасайтесь! Прусаки приближаются. Наши бгутъ, прусаки скоро возьмутъ снова Флери. Спасайтесь! Я ни минуты здсь не останусь… О, Боже мой! Что съ нами будетъ, когда они увидятъ, что изъ моихъ экипажей сдланы баррикады.

Но об дамы, о которыхъ шла рчь, не тронулись съ мста.

— Боже мой! разв вы не слышите, что прусаки идутъ сюда! повторила она, уже дойдя до двери.

— Я слышала, отвчала дама, стоявшая у окна.

— И не боитесь?

— Я боюсь прусаковъ не боле чмъ французовъ.

— О, вы не знаете прусаковъ! Заклинаю васъ, сударыня, не подвергайте себя опасности попасться къ нимъ въ руки.

— Мой несчастный отецъ говорилъ мн, что вс ужасы, которые разсказываютъ про нмцевъ, или совершенныя выдумки или крайне преувеличены.

— Ну, такъ длайте, что хотите, я же ухожу.

Сказавъ это, хозяйка исчезла.

— Правда ли, спросила закрытая вуалемъ дама, что французы отступаютъ?

— Кажется, что такъ. Къ нашимъ подошло подкрпленіе, но и къ нмцамъ точно также.

Дама глубоко вздохнула и снова наступило молчаніе.

— Вы тоже, кажется, не раздляете страха нашей хозяйки, сказала посл нкотораго молчанія стоявшая у окна дама.

— Я не боюсь ничего? даже смерти! отвчала съ глубокимъ вздохомъ дама подъ вуалемъ.

— Вы, кажется, тоже имете горе? снова сказала первая. Вы тоже въ траур и безъ сомннія война также похитила у васъ какого нибудь любимаго родственника, можетъ быть даже отца!

— О, у меня все погибло! все!

— Я въ такомъ же положеніи, продолжала опять стоявшая у окна. Меня также эта война сдлала сиротою. Я осталась одна на свт.

— Я отъ всего сердца сожалю васъ.

— О! какъ много благородной крови пролито въ эту войну… Еслибы мой отецъ погибъ въ сраженіи, мое сердце не такъ бы болло какъ теперь. Моего отца казнили.

— Кто же? Прусаки?

— О, нтъ! Они не сдлали бы такого постыднаго дла. Моего отца умертвили его соотечественники, парижская чернь. Вы слышали о судьб генераловъ Томаса и Леконта?

— Да. Чернь обвинила ихъ въ измн, схватила на улиц и разстрляла.

— Да. Генералъ Леконтъ былъ мой отецъ.

— О, какъ я васъ сожалю, мадемуазель Леконтъ, отвчала ея собесдница, но у васъ осталась ваша честь, у васъ остались друзья, принимающіе въ васъ участіе.

— Послдній — да! Одинъ другъ моего отца, графъ Бошанъ, принялъ во мн участіе и отправляетъ меня въ провинцію къ однимъ своимъ друзьямъ, у которыхъ нтъ дтей и которые, по мннію графа, примутъ меня какъ родную дочь.

— Время излечитъ ваше горе, мадемуазель Леконтъ, сказала незнакомка подъ вуалемъ, и будущее для васъ будетъ счастливо, но для меня все погибло.

— У васъ нтъ друзей?

— Никого.

— Какая же цль вашего путешествія?

— Я сама не знаю. Я только хочу пока бжать изъ Парижа, гд несчастіе сопровождается порокомъ, гд оставленная всми женщина рискуетъ погибнуть. Я убжала изъ него, но куда я пойду, этого я и сама не знаю. Мн все равно, только бы пробраться черезъ линію осаждающихъ.

— У васъ значитъ нтъ пропуска?

— У меня ничего нтъ!

— О, въ такомъ случа ваше положеніе очень дурно. Въ такомъ случа вамъ надо было послдовать совту хозяйки и бжать назадъ. Мн нечего бояться нмцевъ, у меня есть въ карман пропускъ и вс мои бумаги и бумаги моего отца, однимъ словомъ все нужное для удостовренія въ моей личности. Если нмцы овладютъ этимъ мстомъ, то я также безопасно пройду черезъ ихъ войска, при помощи этихъ бумагъ, какъ и черезъ французскія.

Въ эту минуту снаружи раздался голосъ:

— Эй вы? Есть тутъ кто нибудь? Куда же вс двались?

Вмст съ тмъ дверь была выломана.

Показался французъ.

Это былъ человкъ, у котораго на рук была перевязка съ краснымъ крестомъ, означавшая доктора.

Онъ быстро вбжалъ въ комнату и увидя, что въ ней нтъ никого, кром двухъ женщинъ, онъ поклонился и спросилъ:

— Которая изъ васъ хозяйка дома?

— Никоторая! отвчала мадемуазель Леконтъ. Мы путешественницы.

— Ахъ! Извините меня! Но гд я могу найти хозяина или хозяйку этого дома?

— Они, какъ кажется убжали.

— Трусы! Никакого патріотизма! вскричалъ онъ и бросился изъ комнаты, хлопнувъ дверью.

Послышались отдаваемыя имъ приказанія.

— Освободите сколько надо комнатъ! Переносите сюда раненыхъ!

— Бдные! замтила мадемуазель Леконтъ, они напрасно пролили свою кровь и сколькихъ еще жертвъ потребуетъ эта война! Но я вижу прусаковъ уже очень близко!

— Чортъ возьми! послышался голосъ снаружи, они цлятъ на деревню, на этотъ домъ.

— Поднимите женевское знамя! Раздался голосъ доктора.

— Тысяча чертей! Теперь уже не прусаки, а сами французы стрляютъ въ этотъ домъ! закричалъ первый голосъ.

— Они вроятно думаютъ, что деревня уже занята нмцами. Поднимите же знамя съ крестомъ!

— Я вамъ совтую, мадемуазель Леконтъ, отойти отъ окна, потому что если на домъ дйствительно направлены выстрлы, то…

Незнакомка не успла договорить, какъ мадемуазель Леконтъ вскрикнула и упала на полъ.

— Боже мой! помогите! помогите! закричала незнакомка! Она умерла! Ее убили какъ и отца!

На крикъ незнакомки дверь отворилась.

Вошелъ докторъ съ фельдшеромъ.

— Помогите, докторъ! Эта дама стоявшая у окна ранена.

— О! чортъ бы ихъ побралъ! Стрляютъ по лазарету! Положите раненую на диванъ!

Раненую подняли и пошли за водой, пока докторъ разстегивалъ ея платье.

Рана была осмотрна.

Выстрлъ попалъ въ грудь.

Послышался легкій вздохъ, затмъ у раненой исчезли вс признаки жизни.

Докторъ пощупалъ пульсъ.

— Все кончено! сказалъ онъ, она умерла.

— Боже какая ужасная судьба! вскричала другая дама! неужели нельзя ничмъ помочь!

— Ничмъ, сударыня, коротко отвчалъ докторъ. Всякая помощь тутъ безполезна… Извините меня, что я ухожу, но моя. помощь нужна въ другомъ мст. Наши раненые ищутъ перевязки,

Сказавъ это, онъ ушелъ.

Твои страданія кончились, несчастная! сказала незнакомка, стоя передъ умершей.

Посл этого она подняла вуаль, открывъ прелестное, но блдное лице.

Это была Зельма Левинъ, убжавшая отъ тетушки Гурданъ.

Она наклонилась и поцловала блдный и холодный лобъ дочери Леконта.

— Почему погибла ты, а не я? сказала она. Для тебя въ жизни еще могла быть надежда на лучшее время, для меня же она невозможна, для меня смертельная рана была бы счастіемъ. О, только смерть можетъ успокоить мое сердце!

Вдругъ она замтила, что грудь двушки осталась открытой.

Она протянула руку, чтобы закрыть ее, тогда подъ ея руку что-то попало.

— Ахъ! это ея бумаги! подумала Зельма. Она дочь генерала Леконта, она искала семейство, съ которымъ еще незнакома, она могла безпрепятственно отправиться въ провинцію. Никто ее тамъ не знаетъ, никто тамъ не видалъ дочери генерала Леконта. Что если я… Она замолчала и приложила руку къ сердцу, точно стараясь удержать его біеніе.

Наконецъ она прошептала:

— Нтъ, нтъ, ты не должна этого длать! Это будетъ преступленіе. Я бжала для того, чтобы не быть виновной, тамъ я нашла силу устоять… О, Боже, дай мн и теперь эту силу.

Говоря это, она отошла въ дальній уголъ комнаты и въ изнеможеніи упала на стулъ.

Но та же мысль продолжала ее преслдовать.

— Но противъ кого совершу я преступленіе? говорила она себ. Противъ мертвой, которую я обокраду? Конечно нтъ. Она не чувствуетъ теперь ни горя, ни потерь, у нея нтъ ни родителей, ни родственниковъ. Ей нужна только могила, а она уже будетъ безъ всякихъ бумагъ. Сдлаю ли я какое нибудь преступленіе противъ познавшихъ еще ее благодтелей?

Съ минуту она размышляла молча, опустивъ голову, потомъ она подняла ее:

— Нтъ, противъ нихъ я также не буду нисколько виновата! О, я буду любить ихъ отъ всего сердца. Я буду имъ благодарна какъ людямъ, избавившимъ меня отъ смерти. Нтъ, они ничего не потеряютъ. Они хотятъ протянуть руку помощи несчастной — я несчастна въ высшей степени и заслуживаю состраданія. Они хотятъ любви и благодарности, *я доставлю имъ то и другое.

Она встала и прошлась нсколько разъ по комнат.

— Нтъ, тутъ не будетъ никакого преступленія. О, Боже мой! Укажи мн настоящій путь!

Посл этого Зельма снова остановилась передъ покойницей и протянула руку.

— Если я это сдлаю, то мн можно будетъ жить какъ честной двушк, я буду въ состояніи возвратиться на оставленный мною путь, мн можно будетъ загладить мою вину, для меня еще можетъ вернуться счастье. Если же я этого не сдлаю, то нищета будетъ моимъ удломъ. Кто знаетъ, можетъ быть, мн придется дойти до того, отъ чего я бжала. Здсь добродтель, тамъ — порокъ. Здсь счастливая жизнь, тамъ — нищета. Между тмъ выстрлы приближались все ближе и ближе.

Она видла, что битва все приближалась, она видла въ окно бгущихъ французскихъ солдатъ, слышала крики: ‘Спасайтесь! назадъ въ лсъ! Занимайте тамъ позицію! Тамъ мы постараемся еще разъ удержать ихъ!..’

Она знала, что осаждающіе скоро будутъ въ дом.

Передъ домомъ послышались нмецкіе голоса.

Тяжелые шаги раздались по коридору.

Еще минута — и будетъ поздно.

— Для меня нтъ другаго спасенія! прошептала Зельма.

Она схватила бумажникъ съ бумагами и спрятала его себ на грудь.

Дверь отворилась.

Комната наполнилась прусаками.

Высокій молодой человкъ въ прускомъ военномъ мундир, также съ крестомъ женевскаго союза на рук, доказывавшимъ, что онъ докторъ, подошелъ къ Зельм.

— Куда длись обитатели этого дома и лазаретная прислуга? спросилъ онъ.

— Я не знаю, они куда-то ушли.

— Трусы! Оставили своихъ собственныхъ раненныхъ! Вс не перевязаны! Очистите мн здсь мсто! Мы здсь также устроимъ лазаретъ…. Что это такое? вдругъ сказалъ онъ, бросивъ взглядъ на диванъ, гд лежала дочь Леконта.

— Это одна путешественница, отвчала дрожащимъ голосомъ Зельма, я ея не знаю. Она, сколько я узнала, отправлялась изъ Парижа, она стояла у окна и слдила за битвой, когда въ нее попалъ выстрлъ.

— Мы видли стрльбу. Французы думали что деревня уже занята нами и обстрливали ее…. Раненой не было подано никакой помощи?

— Французскій докторъ, который тутъ былъ, осматривалъ рану….

— И что-же?

— Онъ сказалъ, что она умерла.

— Ахъ, французскимъ докторамъ нельзя врить! Они слишкомъ легко относятся къ длу, позвольте мн посмотрть еще разъ.

Сказавъ это, онъ подошелъ къ раненой, снова раскрылъ ей грудь и сталъ зондомъ ощупывать рану.

Между тмъ къ Зельм подошелъ офицеръ.

— Вы говорите, что путешествуете? сказалъ онъ. Кто-же вы сударыня?

Дрожащей рукой взяла Зельма спрятанныя на груди бумаги и сказала едва слышнымъ голосомъ, подавая бумажникъ офицеру:

— Вотъ мои бумаги.

Офицеръ открылъ его, быстро просмотрлъ бумаги, и, отдавая ихъ Зельм, сказалъ съ почтительнымъ поклономъ:

— Благодарю васъ, сударыня, я вижу, что вы дочь несчастнаго генерала Леконта, убитаго неблагодарными соотечественниками. Вы желаете прохать черезъ линію осаждающихъ?

— Да.

— Я считаю своимъ долгомъ не длать никакихъ затрудненій женщин въ такомъ несчастій, въ какомъ вы находитесь. Позвольте мн еще на минуту вашъ пропускъ….

Зельма подала пропускъ офицеру, который написалъ на немъ нсколько словъ карандашомъ.

— Вы должны, какъ только окончится эта битва, оставить это мсто и продолжать ваше путешествіе, сказалъ онъ, отдавая Зельм бумагу. Васъ пропустятъ везд.

— Очень вамъ благодарна, сударь.

— Но я вамъ совтую, продолжалъ офицеръ, не оставаться доле въ этомъ дом: мы должны устроить здсь лазаретъ, который займетъ все мсто. Для васъ не останется мста. Можетъ быть, вы найдете убжище въ сосднихъ домахъ, до тхъ поръ пока вамъ можно будетъ продолжать путь.

— Я послдую вашему совту, лейтенантъ.

Сказавъ это, она поклонилась и вышла изъ дома.

Между тмъ докторъ осмотрлъ рану дочери Леконта.

— Она еще жива, сказалъ докторъ, но только тяжело ранена.

Въ эту минуту въ комнату вошло нсколько солдатъ, ведя отбивавшуюся отъ нихъ и просившую пощадить ея жизнь, хозяйку гостинницы.

— Перестаньте! сказалъ офицеръ. На вашу жизнь никто не посягаетъ. Вы только должны дать вс, какія у васъ есть състные припасы и все что нужно для перевязокъ, а также постели, платье, блье….

— Кстати, сказалъ докторъ, кто эта раненая?

— Я ея не знаю, отвчала хозяйка.

— Знаетъ ли ее кто нибудь? Есть-ли у нея здсь кто нибудь?

— Она изъ Парижа, но кто она, я не знаю.

— Найдется у васъ для нея постель? спросилъ лейтенантъ.

— Конечно! господинъ генералъ, если вы прикажете, то я отдамъ даже свою собственную.

— Положите пока на рану компрессъ, черезъ часъ я вернусь и тогда сдлаю перевязку, сказалъ докторъ.

— Какая хорошенькая, замтилъ офицеръ доктору, когда мимо нихъ проносили раненую. Судя по наружности, она должна быть изъ хорошаго семейства.

— Странно, что подобная женщина очутилась здсь.

— Вы Надетесь скоро ее вылечить?

— Нтъ, но во всякомъ случа выздоровленіе для нея возможно.

— Сдлайте все, что отъ васъ зависитъ, докторъ! Я чувствую большое участіе къ несчастной!

— Я сдлаю все, что могу!

XXVIII.
Подъ маской.

Въ дом, къ которому подошла Зельма, жилъ старый учитель съ женою и сыномъ, готовившимся къ экзамену.

Дверь была заперта.

Зельма постучалась, никто не отворялъ.

Казалось, ея стука не слыхали, или длали видъ что не слышатъ.

А между тмъ Зельма видла, что приближается отрядъ войска и боязнь снова подвергнуться распросамъ овладла ею.

Она снова и еще громче принялась стучаться.

Наконецъ надъ дверью отворилось маленькое окошечко и пріятный голосъ спросилъ:

— Что вамъ угодно, сударыня?

— Прошу, васъ, впустите меня! Умоляю, заклинаю васъ! Спасите меня — тамъ идутъ прусаки! Примите къ себ въ домъ беззащитную двушку!

Такъ какъ окно было не высоко, то смотрвшій изъ него могъ различить черезъ вуаль поднятые къ нему съ мольбою глаза.

Онъ видлъ, что страхъ двушки увеличивался съ каждой минутой и ея судьба тронула его.

— Я поговорю съ отцемъ, сударыня, сказалъ онъ, потерпите еще нсколько мгновеній.

Окно закрылось.

Со страхомъ стояла Зельма передъ дверью, наконецъ она услышала на лстниц шаги и голоса.

Одинъ голосъ принадлежалъ уже говорившему съ нею.

Она могла даже разобрать, что говорилось.

— Но отецъ, говорилъ уже знакомый ей голосъ, разв ты не знаешь, что молодая, беззащитная двушка, хорошая добыча для солдатъ. Ее надо спасти.

— Сынъ мой, говорилъ женскій голосъ, я отъ всего сердца сожалю несчастную, но мы не можемъ, не должны ей помочь. Подумйй, очень легко можетъ быть, что она шпіонка, можетъ быть ее ищутъ и если найдутъ у насъ, то нашъ домъ будетъ разрушенъ и Богъ знаетъ, что будетъ съ нами самими.

— Если дло идетъ о томъ, чтобы оказать помощь ближнему, то нечего думать о своей личной безопасности. Къ тому же эта женщина не похожа на шпіонку. Если ты любишь меня, то позволишь открыть. Я не буду спокоенъ, если бдняжка напрасно будетъ стучать у нашихъ дверей и просить о помощи.

— Шарль правъ, сказалъ наконецъ хозяинъ дома, мы не должны оставить ее безъ помощи, если даже она шпіонка, то служитъ нашему отечеству и нашъ долгъ помочь ей.

Тогда Зельма услышала, что шаги приблизились къ двери.

Ключъ повернулся въ замк, въ ту минуту какъ вблизи появился авангардъ шедшаго отряда.

Зельма быстро проскользнула въ дверь, которая также быстро за ей закрылась.

Войдя, Зельма не могла произнести ни слова.

Кое какъ она дошла до первой комнаты и безъ чувствъ упала на первое кресло.

— О, бдняжка, сказала хозяйка дома, какъ она дрожитъ! Какъ она испугана! Да, да, Шарль правъ, съ нашей стороны было бы непростительно оттолкнуть ее.

— Вотъ одеколонъ, сказалъ сынъ, подавая матери флаконъ, не поможетъ-ли это привести ее въ чувство.

Въ эту минуту Зельма открыла глаза и взглянула на своихъ спасителей.

Тотъ, который первый отворилъ окно, былъ молодой человкъ лтъ двадцати пяти или шести, высокій, стройный и блдный.

Блокурые, слегка вьющіеся волосы покрывали его голову, они были зачесаны назадъ и открывали большой, умный лобъ.

Голубые глаза молодаго человка были также кротки, какъ его голосъ. Въ глазахъ, также какъ и во всемъ лиц, выражалась мечтательность, и вообще вся наружность молодого человка носила на себ отпечатокъ женственности. По сходству между нимъ и хозяйкой дома, можно сейчасъ было сказать что она его мать.

Въ нкоторомъ отдаленіи стоялъ высокій, сильный мужчина, отецъ молодого человка.

Онъ также чувствовалъ большое участіе къ несчастной, но не выражалъ его.

Зельма поспшила сказать своимъ благодтелямъ, для ихъ успокоенія, что она не шпіонка и что ее никто не преслдуетъ.

— Для чегоже вы явились сюда въ такое время, когда это мсто обратилось въ поле битвы? спросилъ хозяинъ дома.

— Я бжала изъ города, сказала Зельма, тамъ гд убили моегі) отца моя собственная жизнь была въ опасности и кто знаетъ, какія еще будутъ ужасы, когда комуна водворится въ Париж.

— Вашего отца убили? Бдное дитя! Кто же былъ вашъ отецъ? спросила г-жа Дюбокъ.

— Я дочь генерала Леконта.

— О, Боже мой! вскричала хозяйка, всплеснувъ руками. Бдное дитя! Вчера здсь говорили объ убійств генераловъ Леконта и Томасъ. Но мы не поврили этому, и такъ это правда?

— Совершенная правда, повторила Зельма.

— И куда же вы теперь отправляетесь?

— Я отправляюсь къ совершенно чужимъ людямъ искать у нихъ убжища.

— Я думаю мать, сказалъ юный теологъ, что нашъ долгъ велитъ намъ оказать временную помощь этой молодой дам

— Мы съ радостью готовы принять васъ, сударыня, сказалъ отецъ… Оставайтесь у насъ сколько вамъ угодно.

— Да, оставайтесь здсь, мадемуазель, сказалъ молодой человкъ, мы сдлаемъ съ нашей стороны все, что только можемъ, чтобы заставить васъ забыть, что вы круглая сирота. Мои родители замнятъ вамъ отца и мать, это я могу вамъ общать.

— О, благодарю васъ отъ всего сердца, отвчала Зельма, между тмъ какъ слезы текли по ея лицу. Она взяла руку мадамъ Дюбокъ и поднесла къ губамъ.

— О, бдная двушка!… Успокойтесь же, время излечитъ ваше горе. Да, мы сдлаемъ все, что можемъ, какъ говоритъ мой сынъ, мы замнимъ вамъ родителей. Оставайтесь у насъ сколько вамъ угодно.

И видя, что Зельма плачетъ все сильне, добрая женщина продолжала. Оставайтесь у насъ навсегда, тогда вамъ не будетъ надобности искать участія и любви въ другомъ мст.

Говоря это она бросила взглядъ на сына.

Въ глазахъ послдняго сверкнула радость.

— Прежде всего, моя дорогая, продолжала мадамъ Дюбокъ, вамъ необходимо отдохнуть…. Магдалина! закричала она, приготовь поскоре комнату для гостей! Мадемуазель Леконтъ будетъ въ ней жить.

— Она уже приготовлена! отвчала Магдалина, я сразу подумала, что мадемуазель не оставитъ скоро дома. Огонь въ камин зажженъ, постель приготовлена.

— Хорошо, сказала мадамъ Дюбокъ, теперь, моя дорогая продолжала она, обращаясь къ Зельм, если вамъ угодно, то пойдемте со мною. Вы отдохнете часокъ, а потомъ покушаете вмст съ нами, Вы въ самомъ дл, хорошо сдлали, оставивъ Парижъ. Я слышала, что тамъ нужда дошла уже до такой степени, что вс мясныя лавки и булочныя закрыты. Мы живемъ здсь тоже не въ большомъ изобиліи, но далеко не въ такой нужд.

Говоря такимъ образомъ, она повела свою гостью въ небольшую, но уютную комнату.

— Вотъ ваша комната, сказала она, между тмъ какъ -Зельма опустилась на диванъ. Домъ очень малъ, съ другой стороны комната моего сына, для насъ самихъ остается только одна комната внизу. Такъ что вс недостатки въ удобствахъ, мы постарается замнить нашей внимательностью.

— О, комната мн очень нравится, сказала Зельма. Я чувствую себя такъ легко, о, какъ пріятно жить съ честными людьми!

Она сказала эти слова съ глубокимъ вздохомъ.

— Я очень рада, что вы довольны. Въ Париж у васъ вроятно было гораздо лучшее помщеніе….

— У меня? О, еслибы вы знали!…

— Нтъ? темъ лучше, что вы не чувствуете здсь недостатка, но я оставляю васъ отдохнуть. Усните немного, если вы позволите я приду за вами…. или вы можетъ быть, хотите выпить сначала чаю?

— Благодарю васъ сударыня, мн прежде всего нужно отдохнуть.

Старуха поцловала Зельму въ лобъ, кивнула ей дружески головою и вышла изъ комнаты….

Оставшись одна, Зельма не легла. Различныя мысли и воспоминанія не дали ей ни на минуту успокоиться.

Едва вышла изъ комнаты ея покровительница, какъ Зельма опустилась на колна и стала молиться.

Потомъ она стала думать о своей судьб.

Какой опасности она избгла, но какими средствами?

Преступленіемъ! И снова она стала молить Бога, простить ей этотъ послдній проступокъ.

Черезъ часъ въ дверь слегка постучались.

Тогда Зельма поднялась съ колнъ и отворила дверь.

— Ну, дитя мое, сказала мадамъ Дюбокъ, отдохнули ли вы немного? Обдъ готовъ, мы будемъ очень рады, если вы примете въ немъ участіе.

Между тмъ Зельма сяла шляпу и верхнее платье.

— Боже мой, какъ вы хороши! Какъ идетъ черное платье къ вашему блдному лицу!

Мущины, ждавшіе въ столовой, были совершенно поражены красотою молодой двушки.

Подъ вуалемъ они замтили, что Зельма не дурна, но что она такая красавица, этого они и не подозрвали.

Такъ что, когда молодой человкъ заговорилъ о своемъ удовольствіи, что она такъ скоро оправилась, то голосъ его дрожалъ.

Зельма поблагодарила его и сла между хозяиномъ дома и его женою.

Шарль слъ напротивъ Зельмы и его задумчивые глаза невольно обращались на нее. Съ какою жадностью ловилъ онъ ея взглядъ.

Но Зельма не поднимала глазъ.

Дюбокъ и его жена предлагали двушк сотню вопросовъ, на которые она отвчала едва слышнымъ голосомъ и при каждомъ вопрос объ ея отц, легкая краска выступала на лиц Зельмы.

Часто она принуждена была собраться съ мыслями прежд чмъ отвчать.

Это приписывали ея горю.

— Кто бы могъ подумать, сказала между прочимъ мадамъ Дюбокъ, что мы будемъ принимать у себя сегодня дочь генерала Леконта, о судьб котораго мы узнали вчера. О. Боже мой, какъ я была испугана, услыша это! О бдный вашъ отецъ! Когда это случилось?

— На прошлой недл, отвчала Зельма.

— На прошлой недл? повторилъ Дюбокъ, мн кажется, что это было раньше.

— Сосдка говорила, что это было шестнадцатаго ноября, сказала мадамъ Дюбокъ. Неправдали?

— Мн тоже кажется!

Между тмъ Дюбокъ всталъ и взялъ газету.

— О, нтъ, здсь сказано что эта было одинадцатаго.

— Это очень возможно, сказала Зельма, Боже мой! я не запомнила даже дня.

— Тутъ нтъ ничего удивительнаго, сказалъ Шарль. Въ такомъ гор, какъ ваше, не заботятся и числ.

Дло въ томъ что Зельма, хотя и слышала объ убійств обоихъ генераловъ, но не знала никакихъ подробностей, такъ что эти распросы стали пугать ее.

Шарль замтилъ состояніе Зельмы.

— О, дорогіе родители, сказалъ онъ, нашъ разговоръ слишкомъ тяжелъ для нашей гостьи. Онъ слишкомъ живо напоминаетъ ей ея горе! Лучше поговоримте о чемъ нибудь другомъ. Но вроятно убійцы теперь убдятся въ своей несправедливости, такъ какъ позднйшія вылазки не были нисколько счастливе, даже дла шли лучше, когда фортомъ Исси командовалъ храбрый генералъ Леконтъ.

— Ты хочешь сказать фортомъ Монъ-Валеріенъ, сынъ мой, сказалъ Дюбокъ.

— Э, нтъ, Монъ-Валеріеномъ командовалъ генералъ Томасъ.

— Нтъ, онъ командовалъ фортомъ Исси.

— Въ этомъ отношеніи нашъ споръ можетъ разршить лучше всего дочь генерала Леконта. Вы конечно знаете, которымъ фортомъ командавалъ вашъ отецъ?

— Онъ командовалъ Монъ-Валеріеномъ, сказала едва слышнымъ голосомъ Зельма.

— Видишь моя правда, сказалъ Дюбокъ.

— Еслибы я слышалъ это не отъ самой мадемуазель Леконтъ, сказалъ Шарль, то я все бы еще сомнвался. Впрочемъ начальниковъ часто мняли, но во время смерти, Леконтъ, сколько мн кажется, былъ начальникомъ форта Исси.

Зельма вздохнула свободне когда наконецъ ушла въ свою комнату.

Обдъ былъ для нея настоящей пыткой.

Она дрожала при мысли, что такія муки она будетъ здсь терпть каждый день и что ея незнаніе событій приведетъ наконецъ къ открытію той фальшивой роли, которую она играла.

Смертельный страхъ овладвалъ ею при мысли, что тогда ее безъ сомннія примутъ за шпіонку, поэтому она ршилась при первой возможности оставить этотъ домъ.

Но этотъ случай не могъ представиться на другой день, такъ какъ опять было сраженіе. Въ которую сторону ни поглядть — везд видны были только штыки и пики.

Трудно было даже надяться пробраться черезъ такое желзное кольцо.

XXIX.
Затруднительное положеніе.

Много дней прошло, а Зельма все еще жила у Дюбоковъ. Страхъ Зельмы насчетъ открытія ея подлога уменьшился, такъ какъ ея покровители старались избгать разговора объ ея отц, чтобы не огорчать ее.

Но за то для двушки стало очевидно, что молодой теологъ влюбился въ нее безъ памяти. Онъ всми способами искалъ возможности быть съ нею.

Зельма старалась, насколько возможно, удаляться отъ него.

Первые дни онъ ходилъ къ ней подъ предлогомъ того, что носилъ для развлеченія книги.

Потомъ предлогомъ служили послднія событія въ Париж.

Послднее было ей не непріятно, потому что такимъ образомъ, она мало по малу собрала свднія, которыхъ прежде не знала.

Мало по малу она узнала достаточно, чтобы быть въ состояніи отвчать на вс вопросы.

Дюбокъ и его жена скоро замтили происшедшую съ сыномъ перемну и вполн понимали ея причину.

Мадамъ Дюбокъ довольно улыбалась и говорила мужу:

— Я не желаю для Шарля лучшей жены. Она не только хороша, но у нея отличный характеръ и доброе сердце, она вполн подходитъ для Шарля.

— Я самъ замчаю, что онъ ее любитъ, отвчалъ Дюбокъ, но я сомнваюсь раздляется-ли эта любовь.

— Ну, у женщины это не такъ легко замтить какъ у мущины. Двушка, а въ особенности такая скромная, всегда будетъ сдержанна. Почему-же ей не полюбить Шарля. Конечно, положеніе его не можетъ сравниться съ положеніемъ ея отца, но теперь она просто сирота и, какъ она говоритъ, безъ всякихъ средствъ къ жизни.

— Будемъ надяться, что страсть Шарля не будетъ для него пагубной, отвчалъ Дюбокъ.

Канонада въ этотъ день была особенно оживлена, такъ что Шарль не могъ заниматься. Зельму-же пугала не эта канонада, происходившая вдали, а то что длалось передъ нею.

Въ дверь ея комнаты постучались.

— Это Шарль! съ глубокимъ вздохомъ прошептала она.

Она угадала:— это былъ Шарль.

Онъ вошелъ, держа въ рукахъ нсколько газетъ.

— Я вамъ мшаю? спросилъ онъ.

— Конечно нтъ, сказала она не совсмъ искреннимъ тономъ.

— Недавно вы разршили споръ между мною и моимъ отцемъ не въ мою пользу, сказалъ онъ смясь:, вы говорили, что во время катастрофы вашъ отецъ командовалъ Монъ-Валеріеномъ. Вотъ неопровержимое доказательство того, что я былъ правъ. Вашъ отецъ командовалъ фортомъ Исси.

При этихъ словахъ ужасъ овладлъ Зельмой.

— Я, можетъ быть, просто обмолвилась, сказала она. Да, да, теперь я припоминаю, что вы были правы.

Молодой человкъ пристально поглядлъ на нее.

— Боже мой, онъ начинаетъ сомнваться! подумала Зельма. Горе, если явится первое сомнніе, тогда все откроется!

Тогда она сказала Шарлю.

Я очень рада, что вы пришли, такъ какъ я хотла съ вами посовтываться.

— О, я очень радъ служить вамъ, чмъ угодно.

— Посмотрите удостовреніе въ моей личности и мой пропускъ, и надпись, которую на немъ сдлалъ прускій офицеръ и скажите, достаточно ли этого для того, чтобы я могла продолжать путь.

— Вы хотите ухать? съ ужасомъ вскричалъ онъ. Вы общали остаться у насъ…. Или вамъ у насъ не нравится?

— О, я не заслужила той заботливости, которую мн оказываетъ все ваше семейство. Но я должна хать туда, куда меня рекомендовалъ графъ Бошанъ. И наконецъ, сказала она, я боюсь, что мое пребываніе у васъ подастъ поводъ къ разнымъ толкамъ. Прошу васъ, просмотрите эти бумаги.

Она положила передъ Шарлемъ свертокъ бумагъ и сла напротивъ него.

Она непремнно должна была убдить его, что она дйствительно дочь генерала Леконта.

Съ другой стороны, ей хотлось приготовить молодаго человка къ мысли, что она оставитъ ихъ домъ, какъ только обстоятельства позволятъ это.

Лобъ молодаго человка немного помрачился.

— Вы хотите ухать? продолжалъ онъ въ полголоса. Ухать!… Ваша репутація, вы говорите, можетъ пострадать отъ этихъ толковъ…. Да, да, вы можетъ быть правы.

Онъ меланхолически взялъ бумаги и развернулъ ихъ.

Это была бумага, выданная мадемуазель Леконтъ Сенской префектурой и удостоврявшая, что отецъ путешественницы, генералъ Леконтъ, былъ убитъ народомъ.

— Нмцы должны быть, совершенно безсердечными, сказалъ Шарль, если ихъ не тронетъ судьба вашего отца и ваша, они должны будутъ пропустить васъ.

Потомъ Шарль взялъ первую попавшуюся подъ руки бумагу, это было рекомендательное письмо графа Бошана къ супругамъ Лебланъ, въ которомъ онъ поручалъ имъ мадемуазель Леконтъ, говоря, что она будетъ имъ самымъ лучшимъ другомъ въ ихъ уединеніи.

Кром того графъ присоединялъ къ этому свою просьбу пропустить двушку черезъ полки осаждающихъ.

Третья бумага было письмо Леблана, точно также рекомендовавшаго своимъ родственникамъ мадемуазель Леконтъ, и также какъ и графъ Бошанъ просилъ пропустить путешественницу.

Наконецъ былъ пропускъ прускаго офицера капитана фонъ-Дорнекъ, онъ былъ коротокъ и ясенъ: ‘Я нашелъ въ порядк бумаги мадемуазель Сабины Леконтъ дочери убитаго коменданта форта Исси. Можетъ прохать!’

— Ничто не препятствуетъ вашему путешествію. Этого ‘Можетъ прохать’ совершенно достаточно для вашего прозда черезъ нмецкія войска.

Между тмъ онъ взялъ еще одну бумагу, лежавшую вмст съ остальными.

Это былъ генеральскій патентъ убитаго и дипломъ на орденъ. Затмъ было нсколько писемъ, которыя Шарль бгло просмотрлъ только въ угоду двушки, какъ вдругъ попалъ на слдующую короткую записку:

‘Дорогая Зельма, возвратись съ того пути, на который ты вступила, если не хочешь убить своихъ несчастныхъ родителей.’

Письмо было подписано именемъ отца Зельмы.

— Зельма Левинъ? съ удивленіемъ сказалъ Шарль, къ кому это письмо, которое я нашелъ въ вашихъ бумагахъ?

Зельма поблднла и была въ сильномъ затрудненіи.

Это письмо случайно попало въ бумаги.

— Письмо… письмо!… повторила она, не относится сюда. Дайте его мн, я не знаю какъ оно сюда попало.

— Ахъ, сказалъ Шарль, я боюсь, что огорчилъ васъ, я взялъ его нечаянно. Если бы я это зналъ, то конечно ни за что не развернулъ бы его.

Между тмъ Зельма немного пришла въ себя и ршилась на половину сказать правду.

— Это письмо написано къ одной несчастной двушк, сказала она, моей пріятельниц. О, еслибы вы знали, какъ несчастна эта Зельма. Вы не должны удивляться, что я испугалась, увидавъ, что вы проникли тайну моей подруги.

— А, это ваша пріятельница, сказалъ видимо успокоенный молодой человкъ.

— Она очень несчастлива.

— Судя по письму, я бы скоре подумалъ, что она виновна, чмъ несчастна.

— Да, это такъ кажется, но она не такъ виновна, какъ это можно подумать. Поврьте мн, она боле достойна сожалнія чмъ осужденія.

— Я понимаю, что вы при вашей чистот и невинности говорите это, но я съ вами не согласенъ.

— Ахъ, меня очень огорчаетъ, что вы произносите такой строгій приговоръ. Позвольте мн разсказать вамъ судьбу этой двушки. Я буду очень рада, если такой благородный человкъ, какъ вы, не осудитъ ее.

— Если вы это желаете, то я съ удовольствіемъ выслушаю васъ, мадемуазель Сабина.

Зельма въ короткихъ словахъ разсказала исторію своей собственной жизни.

— Когда наконецъ она, закончила Зельма, увидла ясно пропасть, передо которой она стояла, тогда она убжала изъ дома своего соблазнителя и хотла лучше умереть, чмъ вернуться къ нему. Нужда чуть не довела, ее до порока.

— Чуть не довела? спросилъ Шарль, значитъ она не поддалась пороку?

— Она пала бы, еслибъ случай не послалъ ей помощь. Она попала въ извстнаго рода домъ…

— Боже мой! какая печальная судьба! Она погибла невозвратно!

— Она погибла бы, еслибы, какъ я вамъ сказала, судьба не оказала ей неожиданной помощи. Она убжала, вмст съ одной двушкой, которую тоже привело въ этотъ домъ несчастіе. Теперь она попала на честную дорогу, чтобы не оставлять ея боле и надется вымолить себ у Бога прощеніе. Можетъ быть, милосердый Создатель позволитъ ей снова обнять своихъ родителей, въ чемъ теперь состоитъ ея единственное желаніе.

— Я тоже думаю, что это будетъ.

— Какое же ваше мнніе о ней?

— Она не совсмъ невиновата, но дорого заплатила за свою вину. Мн кажется, что Богъ долженъ простить ее за вс претерпнныя ею страданія, а если Богъ прощаетъ, то тмъ боле должны простить люди.

— И такъ вы не осуждаете ее?

— О, нисколько! И если я могу что нибудь для нея сдлать, то я сдлаю это съ радостью.

— О, благодарю васъ! ваши слова облегчаютъ мое сердце.

— Скажите мн, гд живетъ ваша подруга, тогда вы узнаете, что мои общанія не пустыя слова.

— О, нтъ! поспшно сказала Зельма, теперь ей ничего не надо, она вполн избавилась отъ опасности, но подруга ея, двушка, съ которой она вмст убжала, осталась на произволъ судьбы. Зельма была бы счастлива, еслибъ узнала, что Нетти нашла защитника.

— Какъ вы добры и сострадательны, сказалъ Шарль. Съ какимъ жаромъ вы интересуетесь не только судьбою вашей подруги, но даже участью двушки, о которой вы не знаете ничего, кром того, что она несчастна. Это длаетъ честь вашему доброму сердцу, мадемуазель Сабина, и подтверждаетъ мое мнніе, что вы также добры, какъ хороши. Но вернемтесь къ вашему ршенію, которое приводитъ меня въ отчаяніе.

— Вы говорите про мое ршеніе оставить вашъ домъ.

— Да. О, прошу васъ, не оставляйте насъ! Я не могу жить, не видя васъ, вашего прелестнаго лица, которое восхитило меня съ перваго взгляда…

— О, выслушайте меня, вы не знаете…

— О, я знаю всея знаю что вы хотите сказать… Вы скажете, что будутъ говорить обо мн, о васъ. Но есть средство избжать этого. Я васъ люблю больше жизни. Изъ за одной вашей слезы я готовъ умереть. ^х

— О, Шарль, ваши слова огорчаютъ меня, я не должна слушать ихъ.

— Вы не должны слушать, Сабина? Но я долженъ вамъ сказать, что я не могу жить безъ васъ. Я знаю, что я выбралъ неудобное время для объясненій, такъ какъ ваше сердце еще полно горя, посл ужасной смерти вашего отца. Но я былъ бы счастливйшимъ человкомъ, еслибы моя любовь, могла оживить ваше сердце. Я скоро получу мсто пастора и увезу васъ съ собою, чтобы уединеніе и моя любовь заставили васъ забыть горе.

— О, вскричала Зельма не говорите мн этого, я не могу вамъ отвчать!

— Вы сердитесь на меня, Сабина?

— Какъ могу я на васъ сердиться! О, нтъ, — поздне, можетъ быть… но теперь я не могу вамъ отвтить. Я не должна васъ слушать. Прошу васъ, не говорите мн боле объ этомъ.

— Дайте мн по крайней мр общаніе, что вы не оставите нашего дома.

Шумъ оружія, который уже нсколько времени былъ слышенъ въ отдаленіи, мало по малу приблизился.

Домъ учителя стоялъ на краю мстечка.

Прусаки напрасно пытались овладть этимъ мстомъ.

Слышны были побдные крики французовъ.

— Я вижу, что вы въ настоящую минуту не въ состояніи дать мн отвта. Причина этому не только ваше горе, но и тотъ страхъ, который внушаетъ вамъ шумъ битвы, Сабина. Но завтра я надюсь получить отвтъ… Вы мн общаете это?

— Завтра!… прошептала Сабина… Но прошу васъ, оставьте меня теперь одну.

Національная гвардія сражалась съ ранняго утра, а между тмъ было уже за полдень, такъ что полковникъ Сенъ-Реми, командовавшій этой частью, національной гвардіи, нашелъ необходимымъ дать людямъ немного отдохнуть и пость.

Гренель былъ занятъ и кое какъ укрпленъ.

Каждый домъ былъ переполненъ солдатами, которымъ жители не знали какъ и угодить.

Въ дом Дюбока было нсколько офицеровъ, приглашенныхъ хозяевами пообдать.

Несмотря на то, что столъ былъ уже готовъ, проголодавшіеся офицеры не садились, очевидно ожидая кого то.

Наконецъ тотъ кого ожидали пришелъ.

Онъ былъ человкъ высокаго роста, лтъ сорока, пріятной наружности.

Это былъ полковникъ Семъ-Реми. Онъ поклонился офицерамъ и слъ за столъ, что немедля сдлали и вс остальные.

Дюбокъ и его жена были очень рады, что могли принять у себя защитниковъ Парижа, въ особенности въ ту минуту, когда т побдили.

— Ахъ, господинъ полковникъ, сказалъ одинъ изъ офицеровъ, немного утоливъ свой голодъ, я боюсь, что вечеръ наступитъ раньше чмъ мы успемъ добраться до прускихъ окоповъ.

— Ваши надежды слишкомъ обширны, капитанъ Колленъ, сказалъ полковникъ, если вы думаете это сдлать. Мы должны быть довольны, что, овладвъ Гренелемъ, удержимъ его за собою.

— Ну, прусакамъ будетъ нелегко снова овладть этимъ мстомъ, если они будутъ даже втрое сильне.

— Я доволенъ старыми полками національной гвардіи, сказалъ Сенъ-Реми, нисколько не раздлявшій энтузіазма другихъ офицеровъ, но новобранцы далеко уступаютъ нмецкимъ солдатамъ, въ чемъ я сегодня вполн убдился.

— О, національные гвардейцы, даже молодые — герои, сказалъ одинъ изъ офицеровъ, все дло въ командир. При хорошемъ командир ничто не можетъ устоять противъ французскихъ солдатъ. Подъ командой Леконта мы никогда не могли дойти до этого мста, дйствительно пора было его замнить кмъ нибудь другимъ.

— Леконтъ былъ отличный, храбрый генералъ, сказалъ Сенъ-Реми, бросая строгій взглядъ на говорившаго. Онъ не заслужилъ ни одного упрека. Убійство его, позорное дло.

— Взгляды на его счетъ различны, возразилъ офицеръ. Я не стану съ вами спорить, но меня никто не разубдитъ.

— Можетъ быть вамъ будетъ интересно знать, господинъ полковникъ, сказалъ Дюбокъ, что дочь генерала Леконта въ настоящее время находится въ моемъ дом.

— Какъ, мадемуазель Сабина находится у васъ?

— Да, полковникъ, она отправлялась въ провинцію, къ своимъ друзьямъ. Я принялъ въ ней участіе и предложилъ убжище у себя въ дом.

— Это очень хорошо съ вашей стороны, сказалъ Сенъ-Реми. О! я отъ всего сердца сожалю эту двушку. Могу васъ уврить, что это вполн достойная женщина.

— О, она самая достойная и самая прелестная двушка въ свт, сказалъ Шарль.

— О, что до этого касается, то вкусы бываютъ разные, но за доброту ея сердца и кротость характера я могу поручиться. Я былъ бы очень радъ, еслибы могъ видть ее.

— Вы ее знаете? спросила мадамъ Дюбокъ.

— О, конечно, я былъ въ дружб съ ея отцомъ и часто видалъ ее. И мн кажется, что ей должно быть пріятно видть друзей ея несчастнаго отца.

— Я сейчасъ скажу мадемуазель Леконтъ, что вы здсь, сказала мадамъ Дюбокъ. О, какъ она будетъ рада увидать стараго знакомаго. Ахъ! она всегда такъ грустна.

Между тмъ Зельма собрала и сложила бумаги дочери Леконта, взявъ конечно прочь предательское письмо къ Зельм Левинъ.

Щеки ея покраснли, сердце лихорадочно билось. Она думала обо всемъ, только что слышанномъ ею отъ Шарля.

Какъ могла она, чуть не сдлавшаяся послдней изъ женщинъ, выслушать предложеніе такого человка, какъ Шарль Дюбокъ!

Но какое впечатлніе произвело бы на нее это же признаніе, сдланное поздне? спрашивала она себя.

— Я чувствую, что я могла бы его полюбить, отвчала она себ и этотъ отвтъ испугалъ ее.

— О, нтъ, я не должна его слушать… И не только его, но и всякаго честнаго человка, который сталъ бы говорить мн о любви. Можетъ ли меня полюбить человкъ, который зналъ бы мое прошлое? И съ другой стороны, имю ли я право привлечь къ себ ложью сердце Шарля, который просилъ сегодня моей руки? Должна ли я отказаться отъ радостей любви, я покончила съ прошлымъ, я теперь не Зельма Левинъ, а Сабина Леконтъ. Я хочу для всего свта носить это благородное имя. Но назваться этимъ именемъ передъ человкомъ, который сдлался бы моимъ мужемъ, было бы неблагородно. Нтъ, Шарль, мы должны разстаться и никогда боле не видться.

Въ эту минуту дверь отворилась и въ комнату вошла мадамъ Дюбокъ.

— Ахъ, милая Сабина, сказала она, я вамъ принесла веселую новость. У насъ старый другъ вашего отца. Неправдали вы будете очень рады увидть человка, который былъ дорогъ вашему отцу!

Но было видно, что Зельма не раздляла радости мадамъ Дюбокъ, такъ какъ она видимо испугалась и сдлалась еще блдне чмъ была прежде.

— Другъ моего отца? прошептала она, глядя полувопросительно, полу-испуганно на говорившую.

— Да, одинъ военный, другъ вашего отца. Онъ проситъ у васъ позволенія выразить вамъ лично свое участіе.

— Мн?… Мн?… О, нтъ, мадамъ Дюбокъ, я не могу принять его, видъ друга моего отца вызоветъ во мн печальныя воспоминанія и сдлаетъ еще тяжеле мое горе.

— Да, но полковникъ Сенъ-Реми былъ также и вашимъ другомъ.

— Что вы говорите? вскричала Зельма, полковникъ Сенъ-Реми?

— Ну, да, что-же тутъ удивительнаго? спросила мадамъ Дюбокъ, не будучи въ состояніи объяснить себ страха молодой двушки. Онъ командуетъ войсками, которые сдлали вылазку. Онъ теперь занялъ Гренель и со многими офицерами находится теперь у насъ въ дом. Неправда-ли вы примете его?

— Его мене, чмъ кого либо другаго! Прошу васъ, мадамъ Дюбокъ, не распрашивайте меня, я не хочу и и не могу принять полковника Сенъ-Реми!… Низачто! низачто!

Мадамъ Дюбокъ покачала головою. Она не могла понять подобнаго поведенія.

— Конечно, если вы этого не хотите, то полковникъ не станетъ настаивать, но конечно вашъ отказъ очень огорчитъ его.

— Скажите ему, что я не могу его принять, прошу васъ, поторопитесь, а то онъ можетъ, не дожидаясь моего отвта, придти сюда, а я низачто не хочу его видть.

Говоря это, она торопила мадамъ Дюбокъ выйти изъ комнаты и, по выход ея, сейчасъ-же заперла за нею дверь.

Медленными шагами и съ задумчивымъ видомъ шла мадамъ Дюбокъ по лстниц, не успла она сойти, какъ услышала снаружи шумъ.

Пальба, прекратившаяся нсколько времени тому назадъ, возобновилась съ новой силой.

Въ дверь вбжалъ запыхавшійся офицеръ.

— Здсь полковникъ Сенъ-Реми? спросилъ онъ.

— Да, онъ здсь, отвчала мадамъ Дюбокъ.

— Мн надо видть его сейчасъ-же.

— Я позову его.

Но въ эту минуту въ переднюю вошелъ самъ полковникъ въ сопровожденіи всхъ офицеровъ, услышавшихъ также шумъ на улиц.

— Прусаки напали, сказалъ офицеръ, и овладли всмъ шоссе.

— Выдвиньте резервы, приказалъ полковникъ, я самъ сейчасъ ду.

Поспшно простившись съ хозяевами, Сенъ-Реми поблагодарилъ ихъ и просилъ передать его поклонъ дочери генерала Леконта.

— Если намъ удастся отбросить врага, сказалъ онъ, то я вернусь на ночь въ вашъ домъ, а до тхъ поръ я долженъ отказаться отъ удовольствія видть мадемуазель Леконтъ.

XXX.
Исчезла!

Битва продолжалась до захода солнца.

Ставни дома Дюбока были снова закрыты, но въ окно нижняго этажа можно было слдить за ходомъ битвы.

Не смотря на мужественное сопротивленіе, французы принуждены были отступать шагъ за шагомъ’, сдланныя наскоро баррикады были взяты нмцами одна за одною, такъ что, когда наступилъ вечеръ, то прусаки овладли Гренелемъ и тамъ, гд нсколько часовъ тому назадъ раздавались побдные крики французовъ, стояли теперь прусскіе солдаты.

На площади былъ разложенъ огонь, на которомъ солдаты готовили себ пищу.

Кром того многіе дома были также заняты солдатами.

Гостинница, въ которой была раненая дочь генерала Леконта и въ которой былъ устроенъ лазаретъ, опять вмст съ нимъ перешла въ руки нмцевъ и ихъ врачей!

Обитатели дома Дюбока во все время сраженія были въ сильномъ волненіи.

Только когда спокойствіе вполн водворилось снаружи, они немного успокоились, хотя съ тяжелымъ чувствомъ въ душ.

— Да, сказалъ Дюбокъ, я такъ и думалъ, что радость нашихъ была преждевременна. И такъ-же какъ они теперь завладли нашимъ мстечкомъ, точно также овладютъ они и фортами и наконецъ самымъ Парижемъ. Вс жертвы напрасно принесены, страданія напрасно претерпны! Я увренъ, что предчувствіе не обманываетъ меня.

— Какъ должна была бояться Сабина, сказалъ Шарль, я все время думалъ о ней. Какъ она, бдняжка, должна была трусить грома орудій и шума битвы.

— Почему она не сошла къ намъ? сказала мадамъ Дюбокъ. Ей все было-бы не такъ страшно провести это время съ нами. Я стучалась къ ней, но она не открыла.

— Во всякомъ случа она придетъ къ ужину, сказалъ Дюбокъ.

Ужинъ былъ накрытъ, но Зельма не приходила.

Наконецъ мадамъ Дюбокъ ршилась пойти къ ней и сказать, что ее ждутъ.

Подойдя къ двери комнаты молодой двушки, мадамъ Дюбокъ постучалась,— никакого отвта.

Съ безпокойствомъ она ршилась наконецъ войти, и съ изумленіемъ остановилась на порог — комната была пуста.

— Боже мой, гд она можетъ быть? выговорила наконецъ мадамъ Дюбокъ.

Ужасъ выражался на ея лиц, когда она вошла въ столовую.

— Боже мой, что случилось? вскричалъ при вид ея Шарль.

— Я ничего не знаю, былъ отвтъ, но Сабины нтъ въ ея комнат.

— Нтъ?

— Да, она исчезла, я напрасно искала и звала ее по всему дому.

— Никто не видалъ ея, только одна Магдалина говоритъ, что видла ее часъ тому назадъ въ саду.

— Въ саду? Не можетъ быть! сказалъ Дюбокъ, въ саду теперь грязно и скользко, это совсмъ не мсто для прогулки.

Между тмъ Шарль уже выбжалъ, изъ дома чтобы обыскать садъ. Черезъ нсколько времени онъ возвратился.

Ея тамъ нтъ, сказалъ онъ дрожащимъ голосомъ. Ея нигд нтъ, но Магдалина была права, говоря, что видла Сабину въ саду. На дорожкахъ видны слды женскихъ ногъ.

— Но что это можетъ значить? сказалъ Дюбокъ, почему она бжала изъ нашего дома?

— Можетъ быть мое объясненіе было поводомъ къ этому? подумалъ Шарль.

— Можетъ быть отъ страха встртиться съ Сенъ-Реми, сказала мадамъ Дюбокъ, въ этомъ есть что-то непонятное.

— И почему она оставила насъ въ такое время, когда городъ занятъ прусскими войсками? сказалъ Шарль.

— Во всякомъ случа, ей бы слдовало поблагодарить насъ, замтилъ Дюбокъ.

Въ эту минуту вошла Магдалина, видвшая двушку въ саду. Она обыскала всю комнату исчезнувшей и нашла на стол записку:

‘Примите мою сердечную благодарность за доброту, съ которой вы меня приняли, говорилось въ записк, я никогда не забуду ея. О, не думайте, что вы пріютили у себя неблагодарную. Моя благодарность кончится только съ моей жизнью, но я никогда не должна ни возвращаться въ вашъ домъ, ни видть вашихъ гостей. Прощайте, мои благодтели, прощайте Шарль. Не старайтесь узнавать мсто моего жительства, вы его никогда не узнаете’.

Письмо было подписано буквами З. Л.

— Очевидно, что во всемъ этомъ есть какая то тайна, сказалъ Дюбокъ, она что то скрываетъ отъ насъ.

— Для меня непонятенъ ея страхъ, когда она узнала, что одинъ другъ ея отца желаетъ ее видть, замтила мадамъ Дюбокъ, не боялась ли она какого нибудь открытія?

Но дло въ томъ, сказалъ Шарль, что мы лично не можемъ ее ни въ чемъ упрекнуть. Не понимая ея поведенія, мы не имемъ никакого права осуждать ее.

Вся ночь прошла въ волненіи и сонъ бжалъ отъ обитателей тихаго дома…

Между тмъ въ гостинниц мстечка былъ шумъ и движеніе.

Офицеры старались вознаградить себя за страданія послднихъ дней, а въ большой зал, гд былъ устроенъ лазаретъ, докторамъ было еще много работы. Наконецъ и доктора покончили свое дло и могли подумать объ отдых и пищ и присоединиться къ сидвшимъ еще за столомъ офицерамъ.

— Ну что, докторъ, какъ у васъ тамъ? спросилъ капитанъ Дорнекъ главнаго доктора, свшаго рядомъ съ нимъ.

— Только трое ранены такъ тяжело, что нтъ надежды, отвчалъ спрошенный. Они умрутъ въ эту же ночь: остальные вс, какъ я надюсь, поправятся, хотя придется сдлать нкоторымъ ампутаціи.

— Господа французскіе доктора должны намъ быть благодарны, что мы устроили здсь лазаретъ, такъ какъ, когда мы были здсь недлю тому назадъ, то у насъ было больше французскихъ раненыхъ чмъ нмцевъ, сказалъ капитанъ.

— Они взяли своихъ раненыхъ съ собою, отвчалъ докторъ, а благодарности ихъ мы не видали. Въ то время, когда они владли Гренелемъ, они почти совершенно оставили лазаретъ.

— Что касается до достоинства ихъ врачей, продолжалъ капитанъ, то мы видли какъ они легко относятся къ своему длу. Вы помните случай съ молодой двушкой?

— А, съ той, которую французскій докторъ объявилъ убитой?…

— А вы увидли, что она еще жива и даже можетъ поправиться.

— Конечно, она была ранена въ грудь, но я усплъ вынуть пулю.

— Она была очень хорошенькая и молоденькая двушка.

— Да и, какъ я замтилъ во время операціи, отлично сложена.

— Могу я узнать, что съ ней сталось?

— Конечно! Когда мы въ тотъ разъ оставили Гренель, то она снова попала въ руки французскихъ докторовъ. Если вы хотите знать, что съ ней сталось, то вамъ стоитъ только распросить хозяйку гостинницы.

Въ эту минуту въ комнату вошла сама хозяйка, неся вино.

— Я очень радъ, сказалъ капитанъ, обращаясь къ ней, что вы ршаетесь теперь сами прислуживать намъ. Не правдали, вы видите, какъ глупо было бояться прусаковъ.

— Да, мы ихъ тогда еще не знали, отвчала хозяйка, прежде же мы слыхали про нихъ одни ужасы. А теперь я вижу, что прусаки никому не длаютъ зла, за все что берутъ, платятъ и даже оказываютъ намъ, французамъ, состраданіе… Если я не ошибаюсь, капитанъ, то это вы, недлю тому назадъ приняли участіе въ одной несчастной раненой двушк?

— Да, это былъ я, отвчалъ капитанъ, и я даже хотлъ сейчасъ распросить васъ о раненой. Что съ ней?

— О, все еще лежитъ у меня въ моей спальн, на постели моего покойнаго мужа, какъ тогда приказалъ докторъ.

— Значитъ она жива?

О, да, жива!

Что же, лечили доктора?

— Нтъ, французскимъ докторамъ было некогда, имъ было слишкомъ много дла въ лазарет, а здсь нтъ ни одного доктора, такъ какъ всхъ докторовъ распредлили по лазаретамъ, но я ухаживаю за нею, слдуя наставленіямъ, даннымъ мн нмецкимъ докторомъ.

— Боже мой, это просто чудо, что двушка до сихъ поръ жива, если докторъ не длалъ ей перевязокъ. Легкое непремнно должно начать гнить! вскричалъ докторъ.

— Вы цлый день трудились безъ устали, докторъ, сказалъ капитанъ, но тмъ немене я васъ попрошу сегодня же осмотрть раненую. Вы меня крайне обяжете.

— Съ удовольствіемъ.

— Если вы позволите, докторъ, то я пойду съ вами.

— Вы можете идти со мной, а также и вы, хозяйка, будьте такъ добры, подите съ нами, чтобы я могъ дать вамъ дальнйшія наставленія.

Докторъ и капитанъ шли впередъ, за ними слдовала хозяйка со свчей, что было необходимо, такъ какъ спальня была освщена однимъ ночникомъ.

Больная лежала на постели. Лице ея было бле полотна. Она не спала, а, казалось, боролась со страшной болью.

Когда дверь отворилась, она взглянула мутнымъ взглядомъ на вошедшихъ и легкое дрожаніе вкъ показало, что она была удивлена.

— Сударыня, въ полголоса сказала хозяйка наклоняясь къ больной, этотъ господинъ — прусскій докторъ, который вынулъ пулю изъ вашей раны, а это капитанъ, по приказанію котораго вы были оставлены въ этомъ дом.

Больная слегка пошевелила губами, но не могла произнести ни слова и только съ выраженіемъ благодарности подняла на доктора глаза.

— Вы сильно страдаете? спросилъ докторъ, приложивъ ухо къ ея груди.

Больная сдлала едва замтный утвердительный знакъ.

— Конечно! продолжалъ онъ. Гніеніе легкаго началось. Но не безпокойтесь, сударыня, мы васъ скоро вылечимъ, слава Боту, что есть еще время помочь вамъ.

Затмъ онъ сталъ осматривать рану и попросилъ хозяйку помочь ему и поддержать молодую двушку. Тогда капитанъ увидлъ, что докторъ былъ правъ, говоря, что молодая двушка также хорошо сложена, какъ хороша лицемъ.

Наконецъ операція кончилась. Докторъ написалъ рецептъ и далъ хозяйк нужныя наставленія.

Больная чувствовала себя видимо легче посл операціи, такъ что даже могла прошептать едва слышно: Благодарю!

Тогда капитанъ фонъ-Дорнекъ подошелъ къ постели больной и сказалъ съ участіемъ:

— Сударыня, есть ли у васъ родители или какіе нибудь родственники, которымъ бы вы желали дать знать о вашемъ состояніи? Я сдлаю все, что для этого надо.

Она сдлала отрицательный знакъ.

— Вроятно, ваши родители или родные въ Париж, продолжалъ капитанъ, я постараюсь достать для нихъ пропускъ, чтобы они могли ухаживать за вами.

— У меня никого нтъ, прошептала двушка.

— Посмотрите, вскричалъ докторъ довольнымъ тономъ, вы уже можете говорить, поэтому вамъ нечего боле бояться возвращенія прежней ужасной боли. Но прошу васъ, Дорнекъ, не распрашивайте боле паціентку, она должна еще пока ничего не говорить или такъ мало, какъ только возможно, въ этомъ положеніи необходимо спокойствіе.

— Позвольте мн только, докторъ, спросить имя этой дамы, сказалъ капитанъ. Это на всякій случай можетъ пригодиться.

— Да, дйствительно до сихъ поръ неизвстно кто она.

— Сабина Леконтъ, прошептала двушка.

— Сабина Леконтъ, дочь убитаго въ Париж генерала Леконта?

Она кивнула головой въ знакъ согласія.

— Это невозможно, сказалъ капитанъ и его лобъ нахмурился. Сабина Леконтъ дйствительно была въ этомъ дом, но она оставила его и я самъ далъ ей пропускъ черезъ наши войска.

Двушка съ удивленіемъ взглянула на него:

— Тутъ есть подлогъ, продолжалъ, капитанъ.

— Сударыня, сказалъ докторъ хозяйк, позаботьтесь, чтобы больной, было доставлено полное спокойствіе и точно исполняйте мои наставленія. Снесите рецептъ въ лазаретную аптеку и дайте ей лекарство, какъ сказано въ рецепт, но самое лучшее лекарство, это спокойствіе. Смотрите, чтобы никто не говорилъ съ ней… Сударыня, продолжалъ онъ, обращаясь къ больной, посл завтра я навщу васъ, я надюсь, что къ тому времени вамъ уже будетъ лучше. Посл этого докторъ ушелъ.

Капитанъ взглянулъ еще разъ на больную.

— Она говоритъ правду, прошепталъ онъ, такое лице не можетъ лгать. Если тутъ есть обманъ, то обманщица была другая.

Капитанъ чувствовалъ такое участіе къ двушк, что первый его вопросъ, когда онъ встртился на слдующій разъ съ докторомъ, былъ:

— Ну что ваша гренельская паціентка?

Къ его досад докторъ сразу не могъ вспомнить. Но вспомнивъ наконецъ, онъ не могъ сказать ничего утшительнаго.

— Она все еще очень сомнительна, сказалъ онъ, очень мало вроятности, что она встанетъ.

— Вы посщали ее аккуратно?

— Прежде всего я занимался солдатами, затмъ, когда оставалось время, я навщалъ двушку. Будьте уврены, что я сдлаю все отъ меня зависящее, чтобы помочь ей выздоровть.

Прошла недля. Жители Гренеля такъ привыкли къ сраженіямъ, что это казалось имъ дломъ обыденнымъ. Окна домовъ боле не закрывались ставнями, никто не боялся показываться на улицахъ. Тоже самое можно сказать и про семейство Дюбока.

Было врскресенье.

На улицахъ Гренеля было тише, чмъ обыкновенно.

Не слышно было ни грома орудій, ни шума идущихъ войскъ.

На одной изъ отдаленныхъ площадей стояла церковь, въ нее то по обыкновенію отправилось семейство Дюбока.

Въ одиннадцать часовъ служба кончилась. Они пошли назадъ домой.

По дорог имъ попалась на встрчу хозяйка гостинницы.

Шарль Дюбокъ велъ подъ руку свою мать, хозяйка гостинницы пошла рядомъ съ послдней съ другой стороны.

— Боже мой, начала она разговоръ, когда кончится все это? Нтъ покоя ни днемъ ни ночью.

— О, да, сосдка₆я и то молилась сегодня, чтобы Богъ умилосердилъ сердце прусскаго короля, чтобы миръ былъ наконецъ заключенъ.

— Я желаю этого отъ всего сердца… Вы не можете чувствовать всего этого въ вашемъ тихомъ дом такъ, какъ я это чувствую въ своей гостинниц. Вамъ нечего заботиться о посто, у васъ нтъ въ дом лазарета. У меня изъ всего дома осталась въ моемъ распоряженіи всего одна моя спальня, да и то не вполн.

— Неужели нмцы овладли и вашей спальней? спросилъ Дюбокъ.

— О, нтъ, но у меня лежитъ одна больная. Вы вроятно уже слышали, что у меня въ дом была ранена въ грудь одна путешественница, стоявшая у окна.

— Да, я слышалъ, сказалъ Дюбокъ и слышалъ также, что она умерла.

— Французскій докторъ, осмотрвшій ее, сказалъ что она убита, но вслдъ затмъ пришли прусаки и ихъ докторъ, осмотрвшій рану, нашелъ, что двушку можетъ быть можно будетъ спасти. По приказанію капитана фонъ-Дорнекъ, я положила ее у себя въ спальн.

— Знаете вы кто она такая?

— О, еслибы вы знали кто она, или лучше сказать за кого она себя выдаетъ, то вы бы изумились.

— У нея нтъ никого?

— Она извстная особа?

— Да, конечно! она дочь убитаго генерала Леконта!

— Это ложь! вскричалъ Шарль. Дочь генерала Леконта не ранена, она жила у насъ недлю тому назадъ въ полномъ здоровь.

— Да, тоже говорилъ и капитанъ. Моя больная выдаетъ себя за дочь генерала, тогда какъ онъ выдалъ другой двушк съ этимъ именемъ пропускъ. Тутъ что то не такъ.

— Ваша больная обманщица! Я видлъ доказательство, что жившая у насъ двушка дочь генерала Леконта.

— Во всякомъ случа странно, сказалъ Дюбокъ, что об называютъ себя дочерями генерала. Меня интересуетъ этотъ вопросъ. Я навщу сегодня вашу больную и хочу спросить…

— Это невозможно, при всемъ моемъ желаніи вамъ услужить, сказала хозяйка.

— Почему же?

— Докторъ строго запретилъ пускать къ ней кого бы то ни было, она не должна говорить ни слова. Какъ разъ вчера у нея былъ докторъ и снова подтвердилъ это приказаніе, вы должны подождать пока она поправится.

— Но вы во всякомъ случа можете убдиться кто лжетъ — ваша ли больная, или двушка жившая у насъ.

— Какъ ты можешь сомнваться, отецъ? сказалъ Шарль съ упрекомъ. Какъ ты можешь подумать, чтобы двушка, жившая у насъ, лгала?

— Я знаю только, что у нея была какая то тайна, сказала мадамъ Дюбокъ. Ты правъ, тутъ что-то не такъ.

— Меня огорчаетъ, матушка, что ты сомнваешься въ Сабин, сказалъ Шарль.

— Подожди немного, сынъ мой, время разъяснитъ эту тайну и я отъ всего сердца желаю, чтобы ты былъ правъ.

XXXI.
Изъ огня да въ полымя.

Для полноты нашего разсказа мы принуждены возвратиться немного назадъ, въ ту улицу, гд стоитъ домъ тетушки Гурданъ.

Въ тотъ обильный событіями вечеръ, когда дв несчастныя жертвы убжали изъ дома Гурданъ, мы видли какъ двушки, испуганныя присутствіемъ двухъ мужчинъ, принуждены были разстаться.

Зельма побжала въ улиц Берже и мы знаемъ, что съ ней произошло, Нетти бросилась въ противуположную улицу.

Послднее, что слышала отъ нея Зельма, былъ крикъ ужаса.

Мы знаемъ, что Дюпортъ и Сенъ-Круа, изъ страха быть застигнутыми, также разошлись въ противуположныя стороны.

Дойдя поспшно до перекрестка, Дюпортъ остановился, такъ какъ услышалъ за собой женскій голосъ.

Онъ хотлъ уже вернуться назадъ, чтобы въ случа. надобности подать помощь своему другу, какъ вдругъ передъ нимъ мелькнула двушка. Частью любопытство, частью также мысль, что эта женщина имла какія нибудь враждебныя. намренія относительно Сенъ-Круа, заставили его остановиться.

— Куда вы спшите, моя красавица? сказалъ онъ загораживая дорогу.

— Прошу васъ, сударь, оставьте меня, сказала умоляющимъ тономъ двушка. Меня и мою подругу преслдуютъ, мы только избжали большой опасности и, если насъ поймаютъ, то мы погибли.

— Избжали опасности? какой же это?

— Насъ противъ воли держали въ дом, который стоитъ за этимъ садомъ.

— А, такъ вы убжали изъ дома мадамъ Гурданъ? А, это большая рдкость! Позвольте мн предложить вамъ еще одинъ вопросъ, дитя мое… вы должны знать, что я знакомъ съ мадамъ Гурданъ.

Въ эту минуту Нетти узнала говорившаго и испуганно вскрикнула.

— Кто-же вы? спросилъ Дюпортъ.

— Мое имя Нетти Колленъ.

— Я принимаю большое участіе въ двушкахъ, живущихъ у мадамъ Гурданъ…. Покажите мн. ваше лице? Я знаю большую часть двушекъ изъ этого дома. Мн очень любопытно знать, которая изъ нихъ такъ добродтельна, что убжала.

— Ахъ, сударь, хотя вы и знакомый мадамъ Гурданъ, но я прошу васъ не выдавать меня ей и не говорить ей, что вы меня видли, прошу васъ, пустите меня, можетъ быть нашъ побгъ уже открытъ и насъ преслдуютъ.

— Такъ и другая тоже убжала? Это порядочная потеря для доброй тетушки. Но прежде чмъ дать общаніе, я долженъ видть ваше лице.

Онъ быстро обнялъ ее, она вскрикнула ютъ страха и прежде чмъ успла опомниться, вуаль была уже приподнята и Дюпортъ узналъ Нетти.

— А, моя прелесть, сказалъ онъ, это большое счастье, что вы встртились со мной. Знаете-ли что, когда я васъ сегодня увидлъ въ зал, вы мн очень понравились.

— Пустите меня, сударь, я хочу постараться вести честную жизнь и для этого готова исполнять самую трудную работу.

— Было-бы очень жаль, еслибы такая хорошенькая двушка, какъ вы, стала-бы исполнять грубыя работы! Нтъ, дитя мое, этого не должно быть. Вы должны жить богато и именно у меня въ дом.

— Низачто! вскричала Нетти, стараясь вырваться.

— Ну, такъ легко вы не убжите! Я сейчасъ провожу васъ къ себ, но предупреждаю, что всякое противорчіе съ вашей стороны будетъ для васъ пагубно.

— О, Боже мой! вы снова хотите вернуть меня на путь порока?

— Этого я не говорю и на этотъ счетъ мы еще успемъ поговорить, моя милая. Я уже сказалъ вамъ, что знакомъ съ мадамъ Гурданъ, и могу прибавить, что почти другъ ея. Если я верну васъ къ ней, то получу пятьсотъ франковъ.

— Ахъ, сударь, вы не сдлаете этого!

— Я это сдлаю, если вы будете сопротивляться моему предложенію.

— О, Боже мой! Неужели никто меня не спасетъ? вскричала со слезами Нетти.

— Для васъ большое счастье, что здсь никого нтъ, ктобы насъ слышалъ. Еслибы здсь былъ полицейскій, то я сейчасъ-бы передалъ васъ ему. Платье, которое на васъ надто, принадлежитъ не вамъ, а мадамъ Гурданъ, такъ что вмсто моего дома, куда я вамъ предлагаю идти, вы отправились бы прямо въ тюрьму. Вы видите, вамъ не остается другаго выбора, какъ возвратиться къ мадамъ Гурданъ, или отправиться въ тюрьму, или ко мн.— Что-же вы выбираете? Я человкъ желающій вамъ добра и который въ состояніи доставить вамъ отличное существованіе, если вы будете уступчивы и благоразумны.

— Сжальтесь надъ бдной, всми покинутой двушкой.

— Если-бы я не чувствовалъ къ вамъ состраданія, то не сталъ-бы предлагать убжища у себя въ дом. Но намъ некогда разговаривать, мои друзья ждутъ меня. Я и то приношу большую жертву, провожая васъ до дому.

— О, Боже мой, для меня нтъ выбора! Я вижу, что все напрасно, и что я опять погибла.

Несчастная приняла предложеніе, надясь какъ нибудь опять убжать.

— Какъ жаль, что я не взялъ съ собою лакея, сказалъ Дюпортъ, онъ проводилъ-бы васъ до моего дома, у меня совсмъ нтъ времени,

— Если вамъ угодно, господинъ виконтъ, раздался вдругъ около него голосъ, то я провожу вашу даму.

Въ ту-же минуту изъ темноты показалась фигура, въ которой Дюпортъ узналъ человка, который обыкновенно просилъ милостыню у дверей дома Гурданъ.

— А, это вы Дюшень?— Хорошо, я вамъ дамъ завтра^: утромъ десять франковъ, если вы проводите эту даму ко мн въ домъ и скажете моему лакею, Францу, чтобы онъ позаботился о ней до моего возвращенія.

— Съ удовольствіемъ, виконтъ, нашъ адресъ тотъ-же какъ и прошлое лто?!

— Нтъ, я живу теперь въ улиц Лиль, 14.

— Хорошо, виконтъ, я въ точности исполню ваше полученіе.

— Вотъ два франка, наймите фіакръ, если дама не желаетъ идти пшкомъ, завтра получите Общанное.

— Хорошо виконтъ, все будетъ въ точности исполнено. О, Дюшень въ молодости длалъ не мало такихъ длъ.

— Я думаю, старый мошенникъ!… Сударыня, я поручаю этому человку проводить васъ. Завтра мы съ вами увидимся и поговоримъ о вашей будущности. До тхъ поръ прощайте.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ужасъ тетушки Гурданъ не имлъ себ подобнаго, когда она узнала, что два лучшихъ ен’ экземпляра бжали.

Ни брань, ни шумъ не помогали! ‘бдныя родственницы’ и любимицы не оказывали ей ни малйшаго участія, большая часть изъ нихъ была даже рада непріятности, случившейся съ ихъ дорогой тетушкой.

Но боле всего раздражалъ тетку Гурдапъ ироническій смхъ Элли. Она знала, что побгъ двушекъ былъ местью со стороны Элли, которая вдобавокъ смла сказать, что это еще только начало.

— Берегитесь, сказала Элли, вы еще больше потеряете, пока не отпустите меня, исполнивъ общанное. О, вы съ радостью бы заплатили мн вдвое, чтобы только меня не было:, я вамъ впередъ сказала, что буду мстить.

На гостей это происшествіе тоже произвело непріятное впечатлніе, особенно былъ раздосадованъ князь Гросовъ, который, въ надежд на предстоящее удовольствіе, проигралъ громадную сумму денегъ.

Дюпортъ постарался привести, его въ хорошее расположеніе духа, онъ отвелъ его въ сторону и сказалъ:

— Ваша свтлость что-то очень печальны.

— У меня есть на это причина.

— Я надюсь, что это не вашъ карточный проигрышъ.

— Я бы не думалъ о немъ, если бы не разстроилось удовольствіе, на которое я разсчитывалъ.

— Что касается до этого, то можетъ быть, что удовольствіе только отсрочилось.

— Что это значитъ?

— Конечно, черноглазой Зельмы нтъ, но разв вы не видали ея подругу?

— Конечно видлъ, она тоже не дурна.

— Что касается до меня, то мн она понравилась больше, чмъ брюнетка, да къ тому же она вполн невинна..

— Почему вы это знаете?

— Я имлъ случай говорить съ ней.

— Посл ея бгства?

— Да, посл. Если вамъ угодно, то вы можете встртить, ее у меня въ дом.

— Э, это интересно, какъ же двушка къ вамъ попала?

— Я предложилъ ей у себя убжище, единственно желая сохранить ее для васъ. Могу я пригласить васъ завтра вечеромъ поиграть въ карты? Малютка будетъ у меня играть роль хозяйки.

— Вы всегда умете найти слабую сторону человка, Дюпортъ. Конечно я приду. Дайте мн хоть эту, но чтобы на этотъ разъ не было обмана. Я не прощу вамъ, если это случится.

— Положитесь на меня, я говорю правду.

— Вы также позаботьтесь, чтобы я завтра могъ съ ней ужинать вдвоемъ.

— Само собою разумется.

— Въ такомъ случа, это ршено, я приду.

XXXII.
Неожиданная помощь.

Молча сопровождалъ Дюшень Нетти, стараясь, чтобы она не шла близко отъ прохожихъ, такъ какъ боялся, чтобы она не обратилась къ кому-нибудь съ просьбою о помощи.

Нанять фіакръ онъ не нашелъ нужнымъ.

Нетти наконецъ прервала молчаніе.

— Близко-ли до улицы Лиль? спросила она.

— Десять минутъ ходьбы! коротко отвчалъ ея спутникъ.

Нсколько разъ Нетти умоляющимъ взглядомъ старалась открыть на его лиц слды состраданія.

Но лице Дюшеня было равнодушно и ничего не выражало, кром недоврчивости.

Нсколько минутъ шли они молча, наконецъ Нетти снова заговорила.

— Вы слышали мой разговоръ съ виконтомъ? спросила она.

— Отчасти, я стоялъ не далеко отъ васъ, у стны.

— Значитъ, вы знаете, что я несчастная, погибшая двушка.

— Я это слышалъ.

— И это не трогаетъ васъ, сударь….

— Не называйте меня ‘сударь’, я просто нищій, который сидитъ каждый день на подъзд дома Гурданъ, или на ступеняхъ Собора Богоматери. Зовите меня просто Дюшень, если вамъ угодно.

— Я не знаю, есть-ли у васъ дти, или можетъ быть вы любите какую нибудь честную двушку….

— Дтей у меня нтъ, женатъ я никогда не былъ, что-же касается двушекъ, то въ молодости я любилъ не одну. Тогда я еще не былъ нищимъ, я сдлался имъ только вернувшись изъ Кайены, куда я былъ сосланъ за политическое преступленіе. Что-же касается до добродтели тхъ двушекъ, которыхъ, я любилъ, то я въ ней сильно сомнваюсь.

— Но есть двушки, которыя охотне умрутъ, чмъ предадутся пороку и къ числу такихъ принадлежу я и моя подруга. Я не знаю, поняли-ли вы изъ моего разговора съ виконтомъ, что моя подруга и я, мы убжали изъ, дома мадамъ Гурданъ потому, что предпочитаемъ самую тяжелую нужду пороку.

— Глупости, сударыня, виконтъ Дюпортъ. такой человкъ, который станетъ о васъ заботиться., Легко доставая деньги, эти люди также легко и не жаля тратятъ ихъ. Если вы будете благоразумны, то станете жить какъ принцесса. Онъ обманываетъ людей, обманывайте и вы его, въ этомъ ничего не-будетъ для васъ дурнаго.

— Если я начну поступать такъ, то перестану уважать сама себя.

— Самоуваженіемъ нельзя жить, питаться, и одваться. Вы еще этого не знаете, но я вамъ скажу, что голодъ заставляетъ длать все, что угодно и если голодный совершитъ преступленіе, то никто изъ людей, испытавшихъ нужду не осудитъ его. Я дружески совтую вамъ покориться судьб и вы сами будете мн современемъ благодарны, что я не далъ вамъ убжать, какъ вы этого теперь желаете.

— А если я васъ попрошу не водить меня въ домъ этого человка, то вы также мн откажете.

— Конечно, я долженъ получить завтра десять франковъ, а кто дастъ мн ихъ, если я позволю вамъ убжать. Вотъ, еслибы мн предложили двадцать, то я не задумываясь отпустилъ-бы васъ сейчасъ-же и предоставилъ виконту снова васъ розыскивать.

— Къ несчастію, у меня нтъ денегъ, я не могу вамъ заплатить, но можетъ быть вы почувствуете состраданіе, когда я скажу….

— Состраданіе? Нтъ, нтъ, моего состраданія вы не возбудите:, ко мн также никто никогда не чувствовалъ состраданія.

— Когда я вамъ скажу, какимъ образомъ я и моя подруга, Зельма Левинъ…

— Кто?

— Моя подруга, которая убжала вмст со мной и относительно которой я боюсь, не поймали-ли ея и не возвратили-ли снова къ мадамъ Гурданъ, такъ какъ я слышала, что она звала на помощь.

— И какъ называлась эта двушка?

— Зельма Левинъ.

— А, это странный случай! Вы знаете, кто была эта Зельма!

— О, да, она разсказывала мн свою исторію, я все знаю, я знаю ея печальное прошедшее, я знаю какъ она впала въ нужду и какъ ее обманомъ заманили къ мадамъ Гурданъ и именно тотъ самый человкъ, который меня теперь зоветъ въ свой домъ.

— Чортъ возьми! Это Зельма, дочь одного страсбургскаго купца?

— Да, она убжала отъ отца съ нкимъ Горжевскимъ.

— И такъ эта дама бжала вмст съ вами?

— Она вышла вмст со мною, но я боюсь не поймали-ли ея, да и я немного выиграла, если вы меня отведете въ домъ виконта Дюпорта.

— То, что вы мн сейчасъ сказали, измняетъ дло. Я теперь безъ всякой съ вашей стороны платы не поведу васъ къ виконту, другой человкъ заплатитъ мн вдвое и даже втрое. Я не отведу васъ къ виконту, но въ другое мсто, если вы довритесь мн. Вы можете быть покойны, что тамъ, куда я васъ отведу, ваша добродтель не подвергнется ни малйшей опасности.

— О, благодарю васъ, Дюшень, за ваше состраданіе.

— Я длаю это не изъ состраданія, а просто изъ выгоды.

— Но я прошу васъ возвратить мн вполн свободу и позволить идти куда я хочу.

— Это невозможно, отвчалъ Дюшенъ, я повторяю, что вы не подвергнетесь ни малйшей опасности слдуя за мной и что вы, можетъ быть, даже еще сегодня получите полную свободу. Но пока вы должны идти со мною туда, гд я живу вмст съ человкомъ, которому я хочу васъ представить.

Что оставалось длать Нетти?

Если она не приметъ этого предложенія, то ее безъ жалости отведутъ къ Дюпорту, про котораго она знала, что онъ человкъ низкій и другъ мадамъ Гурданъ, слдовательно, человкъ, котораго она могла бояться, что онъ въ одинъ прекрасный день сведетъ ее обратно къ мадамъ Гурданъ.

Со страхомъ ршилась она слдовать за нищимъ.

Отъ улицы Лиль до предмстья Сентъ-Антуанъ далеко, поэтому они дошли только очень поздно.

На стукъ Дюшеня, дверь ночлежнаго пріюта отворилась.

— Что, Бертрамъ уже летъ? спросилъ Дюшень.

— Нтъ еще, разв вы не слышите, что въ зал еще шумятъ?

Въ самомъ дл, былъ слышенъ шумъ множества голосовъ, старавшихся перекричать другъ друга.

— Входите-же, сударыня!

Нетти остановилась въ дверяхъ.

Дйствительно, ночлежный пріютъ имлъ такой подозрительный видъ, что глаза двушки вопросительно обратились на ея спутника.

— Вы можете быть спокойны, сударыня, домъ Бертрама очень приличенъ и въ немъ можетъ переночевать порядочная женщина. Но если вамъ угодно, подождите здсь, пока придетъ самъ Бертрамъ.

Черезъ нсколько мгновеній явился Бертрамъ, съ изумленіемъ глядя на спутницу нищаго, которая по наружности совсмъ не принадлежала къ кругу его обыкновенныхъ постителей.

— Эта дама желаетъ провести ночь въ вашемъ дом, сказалъ Дюшень, я знаю, у васъ есть отдльныя комнаты для избранныхъ постителей.

— У меня нтъ ни одной, свободной кром той, въ которой живетъ Левинъ.

— Дайте ее молодой дам. Левинъ эту ночь съ удовольствіемъ ночуетъ съ кмъ нибудь.

— Ну нтъ, Левинъ отличный постоялецъ, я долженъ быть къ нему внимательне, чмъ къ кому либо Другому.

— Дайте его комнату дам, я беру отвтственность на себя.

— Если это такъ, то… Угодно вамъ войти, сударыня? Третій номеръ, это комната Левина.

Нетти послдовала за хозяиномъ, шедшимъ со свчею, которую онъ поставилъ на столъ.

— Я не могу позволить вамъ лечь въ постель, пока не придетъ Левинъ и не дастъ мн своего позволенія, сказалъ угрюмо хозяинъ. Я долженъ также васъ предупредить, что эта комната стоитъ въ ночь десять су, которые надо заплатить впередъ.

— У меня нтъ денегъ, сударь, тихо сказала Нетти, я не могу вамъ ничего заплатить, и пришла сюда только по настоянію этого господина, но я вамъ общаю заплатить какъ только у меня будутъ деньги.

— Слыхали мы это! Если вы не можете заплатить сейчасъ, то не можете и оставаться здсь.

— Стой! вскричалъ Дюшень, за даму будетъ заплачено, будьте покойны! Левинъ уже пришелъ?

— Только что пришелъ, въ общей зал.

Въ такомъ случа подождите меня и Левина въ вашей комнат, вы получите не только позволеніе Левина, но и деньги за комнату для молодой дамы.

— Но предупреждаю васъ, что въ кредитъ я не поврю, сказалъ хозяинъ.

— Это и не нужно.

Посл этого Дюшень пошелъ въ общую залу, войдя, онъ не могъ различить сначала ничего, кром облаковъ табачнаго дыма.

Освоившись немного съ дымомъ, Дюшень увидлъ, что въ одномъ конц залы стоялъ какой-то ораторъ, рчь котораго была слушаема съ энтузіазмомъ.

— Чортъ возьми, что тутъ такое? спросилъ Дюшень стоявшаго рядомъ съ нимъ.

Это былъ старикъ, однихъ лтъ съ нимъ самимъ.

— О, вы только подойдите туда поближе, говорятъ о томъ, что мы вс будемъ богаты.

— Сдача Меца есть измна, говорилъ Буланже, и мы должны наказать измнника. Вс слуги Наполеона, мошенники, которые измняютъ Франціи.

— Долой Базена! долой измнниковъ!

— Тише! Дайте Буланже продолжать.

— Весь порядокъ вещей долженъ быть измненъ, продолжалъ ораторъ. Вы знаете, какъ безполезно наша храбрая національная гвардія сражается противъ прусаковъ, причина этому — измна. Двое измнниковъ уже наказаны, но остаются еще другіе.

— Долой всхъ, кто принадлежитъ къ народной оборон, закричалъ Дюпонъ.

— Ты правъ, Дюпонъ, мы достаточно сильны для того, чтобъ, не смотря на правленіе народной обороны, объявить республику. Уже теперь многіе изъ командировъ національной гвардіи на нашей сторон: Ферре, Піа, Пиронъ, Булье, и многіе другіе, бывшіе до сихъ поръ на сторон нашихъ враговъ, уже перешли въ нашъ лагерь. Люди высокопоставленные принадлежатъ къ нашимъ: виконтъ Дюпортъ, шевалье Сенъ-Круа и другіе стоявшіе прежде на сторон буржуазіи.

— И такъ, сегодня ночью мы объявимъ республику, сказалъ Дюпонъ, мы возьмемъ оборону города въ свои руки, назначимъ генерала изъ среды насъ.

— Браво, Дюпонъ! Браво, Буланже!

— Не торопитесь! сказалъ Буланже. Вы знаете что Гамбетта другъ народа и свободы, завтра онъ попробуетъ отправиться изъ города на воздушномъ шар и за спиною врага образовать армію. Если это удастся, то свобода будетъ обезпечена и горе тому, кто противился ей.

— Да, горе тому! закричали слушатели.

Ура! да здравствуетъ свобода! Тогда мы выгонимъ нмцевъ изъ страны, нтъ, лучше умертвимъ ихъ всхъ. Ни одинъ изъ нихъ не долженъ вернуться домой!

Хотя Дюшень былъ простой нищій, но не могъ не улыбаться, что эти люди воображали себя властелинами судьбы Франціи и думали, что не выпустятъ живымъ ни однаго нмца.

У него вертлось на язык насмшливое замчаніе, какъ вдругъ онъ увидлъ Левина, сидвшаго недалеко отъ оратора и внимательно его слушавшаго.

Съ трудомъ могъ Дюшень добраться до Левина.

— Чортъ возьми, Левинъ, прошепталъ ему Дюшень, вы такъ внимательно слушаете эту рчь, точно евангеліе. Или вы также будете помогать убивать нмцевъ?

— Меня интересуетъ это дло, коротко отвчалъ Левинъ, потому я и слушаю такъ внимательно.

— Я вамъ разскажу вещь, которая васъ заинтересуетъ еще боле.

— Въ эту минуту нтъ ничего такого.

— Даже извстіе о вашей дочери?

— Что? вскричалъ Левинъ.

— Пойдемте со мною, я вамъ все скажу, продолжалъ Дюшень.

Не длая боле никакихъ замчаній, Левинъ пошелъ за нищимъ.

Идя по лстниц, послдній сказалъ:

— Я привелъ одну молодую двушку и помстилъ ее въ вашей комнат. Поэтому я надюсь, что вы заплатите Бертраму десять су за ея ночлегъ.

— Чтобы получить извстіе о дочери, я отдамъ все, что у меня есть.

— Ну, это будетъ порядочная сумма! Мы очень хорошо знаемъ, что у васъ есть нкоторое состояніе. Я привелъ сюда двушку, за проводы которой до его дома, виконтъ Дюпортъ общалъ мн десять франковъ. Я надюсь, что вы вознаградите. меня за убытокъ.

— Не мучьте меня, Дюшень! Ведите къ двушк, о которой вы говорили.

Въ коридор имъ попался хозяинъ.

— Неправда ли, господинъ Левинъ, сказалъ нъ, вы узнали, Что ваша комната занята? Но она еще до сихъ поръ къ вашимъ услугамъ. Прикажете вывести двушку?

— Нтъ, она должна остаться! Я плачу за нее:

— А, это другое дло, я скажу ей это, она ждетъ вашего ршенія.

— Не надо, я самъ скажу. Дюшень, вы можете ужинать на мой счетъ. Оставьте меня съ нею вдвоемъ.

— Конечно! Прошло то время, когда меня занимали разговоры съ такими дамочками. И такъ, Бертрамъ, вы слышали?

Войдя въ маленькую комнату, плохо меблированную, Левинъ увидалъ передъ собою дрожащую двушку.

— Успокойтесь, сударыня, сказалъ Левинъ, не бойтесь меня. И если человкъ, приведшій васъ сюда, не солгалъ, то я буду вашимъ покровителемъ.

— Тотъ человкъ, который хотлъ завлечь меня къ себ въ домъ, тоже говорилъ, что будетъ моимъ покровителемъ.

Левинъ понялъ ея мысль и сказалъ:

— Вы увидите, что мое поведеніе относительно васъ не будетъ имть ничего общаго, съ его, поведеніемъ. Садитесь, вы кажетесь очень утомленными.

Онъ пододвинулъ Нетти ветхій стулъ и самъ слъ на другой.

— Человкъ, который привелъ васъ сюда, сказалъ мн, что у васъ была пріятельница, по имени…

— Ахъ, вы говорите про Зельму Левинъ.

— Да, я говорю про нее. И вы можете сообщить мн о ней извстіе?

— Гд она, я къ несчастью не знаю, но я боюсь, что она снова попала въ извстный домъ или подверглась такой же участи, какой подверглась бы и я, еслибы не нашла здсь убжища.

— Разскажите мн все, вы не знаете, какъ это меня интересуетъ.

Нетти охотно разсказала все, что знала о судьб Зельмы.

— Значитъ, она не такъ виновна, какъ я думалъ. Слава Богу!.. О, еслибы я могъ найти ее, чтобы избавить отъ новой опасности, которой она подвергается. Долго продолжался разговоръ Нетти съ Левиномъ, и, наконецъ, онъ сказалъ со слезами на глазахъ, протягивая ей руку:

— Во имя моей дочери, я буду вамъ отцомъ и защитникомъ, врите ли вы такому несчастному человку, какъ я?

— Какъ могу я не врить отцу моей подруги! отвчала Нетти беря руку Левина. Разв могу я, покинутая всми не платить благодарностью на предложеніе вашей дружбы и защиты.

— Это указаніе съ неба — что я васъ нашелъ, сказалъ Левинъ, и я надюсь, что скоро найду и дочь.

XXXIII.
Смлое намреніе.

— Ваши дла по имнію въ департамент Луары находятся дйствительно въ сомнительномъ вид, говорилъ Максъ, сидя съ графомъ за его рабочимъ столомъ. Мн кажется, что единственное средство поправить ваши дла, это послать туда человка, которому бы вы вполн довряли и который усердно принялся бы за соблюденіе вашихъ интересовъ.

— Но гд, во-первыхъ, могу я найти подобнаго человка?— Да еслибы я и зналъ такого въ провинціи, то какъ могу я извстить его? Всякое сообщеніе между Парижемъ и остальной Франціей прервано.

— Имете ли вы, графъ, достаточное ко мн довріе?

— Конечно, Эргардъ. Въ то непродолжительное время, которое вы живете у меня, я усплъ вполн убдиться, что вы настолько же способный, насколько честный и благородный человкъ.

— Если это такъ, то дайте мн полную довренность.

— Къ чему можетъ послужить вамъ довренность? Вы не можете оставить Парижа.

— Я говорилъ вчера съ господиномъ Дюровъ, который посл завтра будетъ управлять воздушнымъ шаромъ, въ которомъ Гамбетта думаетъ оставить Парижъ.

— Но какую же связь можетъ имть Дюровъ и его шаръ, съ нашимъ дломъ?

— Выслушайте меня, графъ! Я спросилъ его сколько человкъ можетъ помститься въ лодк, онъ отвчалъ мн, что отъ четырехъ до пяти…

— Но, я не понимаю…

— Позвольте, вы скоро поймете. Кром его, въ шар отправляется только одинъ Гамбетта. Я спрашивалъ его, согласенъ ли онъ взять меня, онъ отвчалъ, что согласенъ, если я заплачу ему извстную сумму денегъ и буду имть паспортъ, выданный Сенекой префектурой.

— Какъ? вы хотите оставить Парижъ на воздушномъ шар? Вы хотите совершить этотъ перездъ надъ штыками и ядрами прусаковъ?

— Для васъ, графъ, я готовъ ршиться на это.

— О, Эргардъ, сказалъ графъ, протягивая руку молодому человку, я всегда уважалъ и цнилъ васъ, но только посл этого предложенія я узналъ вамъ цну. Благодарю васъ отъ всей души, но я не могу принять подобнаго предложенія.

— Почему же, графъ?

— Потому что я не хочу подвергать вашу жизнь опасности. Съ моей стороны было бы въ высшей степени эгоистично подвергать вашу жизнь опасности, изъ за моихъ личныхъ выгодъ. Нтъ, нтъ, я на это не согласенъ ни подъ какимъ видомъ.

— А если вы сдлаете мн большое одолженіе, если дадите свое на это согласіе и достанете нужный паспортъ?

— Въ какомъ же отношеніи могу я сдлать вамъ этимъ одолженіе?

— Можетъ быть, я хочу доказать вамъ, что достоинъ того доврія, которое вы оказали мн, принявъ меня къ себ въ домъ.

Графъ недоврчиво взглянулъ на молодого человка, ему пришло въ голову, что Максъ просто можетъ быть желаетъ оставить Парижъ, чтобы возвратиться въ свое отечество.

Но открытая и благородная наружность Эргарда не допускала и мысли о лжи и недовріе быстро оставило графа.

— Если вы говорите, что я этимъ сдлаю вамъ одолженіе, то я не буду противорчить, сказалъ графъ, длайте что хотите. Я дамъ вамъ неограниченную довренность и инструкцію къ моему управляющему, чтобы онъ вполн и во всемъ вамъ подчинялся.

— Я надюсь, графъ, что мн удастся нсколько распутать ваши дла.

— А если это вамъ не удастся, то я все-таки буду увренъ, что вы сдлали все, что отъ васъ зависло. Кром того, соглашаясь на вашъ отъздъ, я имю въ виду не одну мою личную выгоду, теперь въ Париж наступаютъ трудныя времена и легко могутъ повториться сцены 93 года. Я не скрою отъ васъ, что оставаясь здсь, вы подверглись бы большой опасности. Вы нмецъ, одно это — уже тяжкое преступленіе въ глазахъ черни, которая можетъ быть въ скоромъ времени станетъ во глав правленія. Но вашей жизнью я дорожу, поэтому то я и даю вамъ позволеніе совершить опасное воздушное путешествіе.

— Вы ошибаетесь, графъ, думая, что я хочу оставить Парижъ изъ боязни — въ дйствительности мн боле причинъ остаться здсь.

— Какихъ же?

— Во-первыхъ, графъ, я бы хотлъ остаться здсь для того, чтобы предостеречь васъ противъ извстныхъ особъ, которымъ вы оказываете ваше довріе.

— Кого вы подразумваете?

— Я имю основаніе думать, что шевалье де Сенъ-Круа…

— О, не говорите другъ мой, о томъ, кого вы не знаете, я знаю его, и не люблю, когда говорятъ дурно о моихъ друзьяхъ.

Эргардъ невольно поблднлъ.

— Хорошо, графъ, я ничего не скажу теперь, но придетъ время, когда вы увидите, что предупрежденіе, которое я вамъ хотлъ сдлать, было справедливо и я только желаю имть возможность доставить вамъ доказательство лживости этого человка, пока еще не поздно.

— Понимаю, понимаю! сказалъ графъ, покраснвъ въ свою очередь я припоминая предостереженіе шевалье относительно молодаго человка.

Неужели шевалье былъ дйствительно правъ? Неужели Максъ думаетъ разстроить бракъ Сенъ-Круа съ Алисой? Неужели онъ смлъ до того забыться, что думаетъ о дочери графа Бошанъ?

Но графъ не хотлъ въ настоящее время вызывать никакихъ объясненій, потому онъ перемнилъ разговоръ и заговорилъ о другомъ.!

— Не былъ ли у васъ вашъ другъ, Левинъ? спросилъ онъ.

— Онъ давно у меня не былъ, хотя я и ждалъ его и думаю получить отъ него т доказательства, о которыхъ я вамъ сейчасъ говорилъ.

— Не будемте говорить объ этомъ. Но я даю вамъ общаніе выслушать Левина, если онъ придетъ сообщить вамъ эти свднія.

— Это общаніе отчасти успокоиваетъ меня, графъ, но позвольте мн дать вамъ одинъ совтъ… Вы открыто признаетесь, что принадлежите къ партіи легитимистовъ?

— Вы это знаете?

— Да, вы принадлежите къ числу главныхъ членовъ этой партіи.

— Ну, если это и такъ, то къ чему же будетъ относиться вашъ совтъ.

— Вы обращаете противъ себя ненависть народа. Кажется, не далеко то время, когда въ Париж водворится кровавая республика, и тогда…

— Тогда первыми жертвами гильотины будутъ роялисты, докончилъ графъ. Но до этого не дойдетъ, мы надемся, что Гамбетт удастся освободить Парижъ.

— Еслибы Гамбетт это и удалось, то до этого времени успютъ пройти недли и мсяцы.

— Разв вы сомнваетесь, что городъ продержится столько времени?

— И очень даже сомнваюсь, графъ. Дороговизна уже началась и можно думать, что скоро наступитъ голодъ.

— Вы ошибаетесь, другъ мой, я еще вчера слышалъ совершенно противное.

— Народъ обманываютъ, я вчера утромъ видлъ народное сборище, въ которомъ говорили, что надо смнить правленіе города, если не будутъ доставлять достаточно състныхъ припасовъ.

— О нтъ, Парижъ еще далекъ отъ недостатка припасовъ. Будьте уврены, что ихъ станетъ еще на много мсяцевъ.

Въ эту минуту въ комнату вошелъ лакей и доложилъ, что два человка желаютъ лично говорить съ графомъ.

— Кто эти люди?

— Одинъ показываетъ бумагу, въ которой говорится, что онъ провіантскій коммисаръ, а другой называетъ себя секретаремъ перваго.

— Провіантскій коммисаръ? До сихъ поръ я не слыхалъ ни о чемъ подобномъ. Пусть войдутъ!

Вошли два человка, по своей наружности нисколько не походившіе на обыкновенныхъ постителей графскаго дома.

Хотя они были одты и не въ блузы, но сейчасъ было видно, что они принадлежатъ къ простому народу.

Войдя, они не сняли шапокъ.

— Кто вы? спросилъ угрюмо графъ.

— Мое имя Буланже, я провіантскій коммисаръ этого околодка. Вотъ мое свидтельство, если вы въ этомъ сомнваетесь. Это — Дюпонъ, мой секретарь.

— Что же вамъ здсь угодно?

— Мы должны узнать о томъ, сколько вы держите лошадей и на сколько он для васъ необходимы, также какъ и о всякихъ другихъ животныхъ.

— Я не держу ни одной лишней лошади.

— Это мы сейчасъ увидимъ, отвчалъ Буланже, сколько у васъ лошадей?

— Четыре упряжныя, одна верховая для меня, одна для моей дочери и одна для секретаря.

— Значитъ семь, Дюпонъ, запиши семь лошадей.

— Съ какой цлью вы узнаете это?

— Для того, чтобы убить ихъ для ды!

— Какъ! Моихъ лошадей — отличной породы, вы хотите убить? Я охотно заплачу за нихъ деньгами!

— Нтъ, мы должны брать натурой.

— У меня нтъ ни одной лишней лошади.

— Ни одной лишней?! вскричалъ Буланже. Въ настоящее время вамъ по Парижу нечего здить кататься, еще мене нуждается въ этомъ ваша дочь и секретарь… Ахъ, это врно этотъ господинъ, перебилъ онъ себя. Э, э, господинъ секретарь, мы уже знакомы! О, это хорошо, что я теперь знаю, гд вы… Дюпонъ — запиши это!

— Конечно мы другъ друга знаемъ, я вамъ два раза помшалъ совершить убійства, и, наконецъ, чуть было не былъ вами убитъ, но счастливо избавился изъ вашихъ рукъ.

— Мы еще увидимся, господинъ секретарь, и уже тогда вы отъ насъ не уйдете. Мы знаемъ, что вы не англичанинъ, а нмецъ, такъ какъ, обыскавъ вашъ чемоданъ, мы нашли неопровержимыя доказательства этого. Берегитесь, графъ, вы скрываете у себя въ дом нмца.

— Молчать! вскричалъ графъ. Какъ смете вы говорить это мн? Кто далъ вамъ право говорить такимъ образомъ съ графомъ Бошанъ?

— Это право даетъ мн, во-первыхъ, мсто, которое я занимаю, иво-вторыхъ, то, что я членъ комуны. Придетъ время, когда вы будете стоять передъ нами на колняхъ… Но я не для того пришелъ сюда, чтобы говорить вамъ объ этомъ… Дюпонъ, записалъ ты семь лошадей?

— Записалъ, отвчалъ Дюпонъ.

— Перемни на шесть. Мы оставимъ пока лично графу седьмую — впрочемъ, не надолго, пока мы не возьмемъ и ее, а можетъ быть и самаго графа.

— Дерзкій! вскричалъ графъ, длая два шага къ Буланже, и указывая ему на дверь.

— Я еще не кончилъ моего дла, графъ. Сколько у васъ собакъ?

— Это вамъ для чего нужно?

— Мы можемъ дойти до того, что будемъ сть и такихъ животныхъ. Сколько у васъ всякихъ домашнихъ птицъ — куръ, гусей, утокъ, попугаевъ и тому подобнаго!.. Неправда ли, графъ, насмшливо продолжалъ онъ, тогда какъ графъ глядлъ на него съ выраженіемъ удивленія и гнва, неправда ли очень непріятно такому знатному господину какъ вы, быть допрашиваемымъ блузникомъ? погодите, еще не то будетъ! Не смотрите на меня свысока, ваша гордость тоже будетъ укрощена. И такъ, не угодно ли вамъ будетъ сказать моему секретарю…

— Ни слова боле, дерзкій! вонъ изъ моего дома!

И такъ какъ провіантскій коммисаръ не торопился. исполнить это приказаніе, то графъ толкнулъ его къ двери.

Но борьба въ этомъ случа была неравна, такъ какъ Буланже былъ гораздо сильне графа, но Максъ кинулся на помощь графу.

Въ одну секунду Буланже очутился въ передней, откуда лакеи немедля вытолкали его дальше.

— Еслибы я еще не ршился отпустить васъ въ воздушномъ шар, то сейчасъ происшедшее принудило бы меня не препятствовать вашему желанію.

— Теперь вы убдились, что мое мнніе о состояніи длъ справедливо.

— Да, вы правы. Голодъ наступаетъ, а за нимъ послдуетъ мятежъ и господство комуны. Вы не должны здсь боле оставаться, такъ какъ ваша жизнь подвергается большой опасности. Въ васъ узнали нмца, и кром того вы уже возбудили противъ себя народную ненависть. Поэтому вы будете одной изъ первыхъ жертвъ.

— Но и вы, графъ, подвергнетесь не меньшей опасности — я не говорю, чтобы причиной этого могло быть то, что у васъ въ дом нмецъ, такъ какъ вы могли взять его къ себ по незнанію… но потому, что вы извстны какъ легитимистъ… Заклинаю васъ, графъ, оставьте вашу агитаціонную дятельность, иначе вы падете жертвою черни.

— Я былъ бы плохой патріотъ, еслибъ оставилъ свой постъ въ минуту опасности… А теперь вамъ пора длать приготовленія къ путешествію.

ГЛАВА XXXIX.
Прощаніе.

Приготовленія Макса къ отъзду были непродолжительны.

Онъ взялъ съ собой шубу и то, что только могъ уложить въ карманы.

Одна только мысль безпокоила его. Что будетъ длать Алиса, когда его не будетъ. Неужели графъ ршится выдать ее въ настоящее время за Сен-Круа? Долженъ ли онъ былъ покидать ее въ такое время. Но съ другой стороны, что могъ онъ для нея сдлать?

Левинъ до сихъ поръ не показывался.

Максъ узналъ только, и то случайно, что еврей хотлъ одинъ разъ видть графа, но не былъ имъ принятъ.

Когда же доставитъ онъ доказательства противъ Сенъ-Круа?

Максъ могъ только поручить Алису покровительству Левина.

Еслибы онъ по крайней мр могъ знать, что на еврея можно положиться!

Максъ не видалъ Алисы съ того самаго дня, когда она бросила ему записку.

Сколько разъ онъ ни обдалъ въ семейств графа, Алисы никогда не было: то она была у пріятельницы, то не совсмъ здорова и обдала у себя въ комнат.

Все это сильно безпокоило его.

Съ одной стороны онъ былъ принужденъ хать, съ другой — какая-то магическая сила тянула его остаться около двушки, потому что онъ любилъ ее со всмъ жаромъ первой любви.

Онъ вынулъ записку и ему бросились въ глаза слова ‘не оставляйте меня’.

— Но если я останусь, то буду только вредить ей, думалъ Максъ, каждое мое слово противъ Сен-Круа возбуждаетъ подозрніе.

Въ эту минуту кто-то постучался въ дверь.

— Войдите, сказалъ Максъ.

Дверь отворилась и вошелъ Левинъ.

— А, это вы, другъ мой! вскричалъ Эргардъ, обрадованный его приходомъ. Какъ я желалъ поговорить съ вами! Еслибы я зналъ, гд вы живете, то давно бы вамъ написалъ… Разв вы не знаете, что я оставляю Парижъ.

— Я это знаю, поэтому-то и пришелъ.

— Вы это знаете? какимъ образомъ?

— Это все равно. Я пришелъ, чтобъ отговорить васъ это длать.

— Отговорить?

— Позвольте мн прежде чмъ высказать причины, почему я хочу это сдлать, предложить вамъ одинъ вопросъ: ршились ли вы насчетъ того, о чемъ мы съ вами говорили въ послдній разъ. Вы просили дать вамъ время на размышленіе. Какой отвтъ дадите вы мн теперь?

— Вы хотли сдлать изъ меня шпіона… Никогда не соглашусь я на это, Левинъ? Я много думалъ, нтъ, это будетъ во всякомъ случа измна.

— Я уже говорилъ вамъ, что все, что бы вы ни узнали о здшнемъ хозяин и его партіи, передавалось бы только законному правительству Франціи, такъ что вы принесли бы пользу Франціи и косвеннымъ образомъ Прусіи.

— Я не знаю ршился ли бы я будучи французомъ оказать эту услугу своему отечеству. Но такъ какъ я не принадлежу ни къ какой партіи, то желаю быть прежде всего честнымъ человкомъ.

— А, вы не понимаете самаго сильнаго изъ человческихъ чувствъ — мести. Еслибы вы знали ее, то вы могли бы понять, почему я просилъ васъ, какъ вы говорите, быть шпіономъ.

— Я знаю только одно, Левинъ — это то, что ваше поведеніе для меня крайне подозрительно. Вы называете себя другомъ графа Бошана. Графъ вполн довряетъ вашей честности и если въ настоящее время это немного измнилось, то можетъ быть благодаря совтамъ Сен-Круа. И несмотря на эту дружбу, на это довріе, вы хотите измнить ему и его партіи?

— Вы ничего не знаете. Я хочу оказать помощь Франціи и вмст съ тмъ партіи роялистовъ. Вы можете не желать ничего длать для Франціи, но можетъ быть интересъ вашего отечества заставитъ васъ измнить ваше ршеніе.

— Я не понимаю, чмъ я могу служить интересамъ моего отечества?

— Графъ Бошанъ и его друзья въ близкихъ отношеніяхъ съ членами правленія ‘Народной обороны’, черезъ посредство графа вы можете войти въ ихъ кругъ. Мы доведемъ до свднія графа Бисмарка все, что тамъ увидите и услышите, и можетъ быть поможемъ сократить время осады, поврьте, что осада также дорого обходится нмцамъ, какъ и французамъ. Ваши соотечественники будутъ терпть отъ холода и болзней. Каждая вылазка стоитъ большаго количества людей. Вы можете помочь сократить мученія войны. И такъ, не оставляйте Парижа, останьтесь здсь, чтобы доставлять мн свднія! Не спрашивайте меня какимъ образомъ эти свднія дойдутъ до правительства въ Тур и до графа Бисмарка, поврьте мн что это такъ.

Нсколько мгновеній Максъ подумалъ, затмъ сказалъ ршительно:

— Нтъ, нтъ, Левинъ! Прусскимъ шпіономъ я также не согласенъ быть, я не согласился бы на это даже тогда, еслибъ самъ графъ Бисмаркъ просилъ меня объ этомъ. Я не хочу измнять своимъ друзьямъ, я хочу оставить Парижъ. Только мое безпокойство о судьб графини Алисы длаетъ для меня отъздъ тяжелымъ.

— Да, да, я понимаю.

— Нтъ, вы меня не понимаете, Левинъ. Вы не исполнили моей просьбы доставить доказательства для обвиненія Сенъ-Круа.

— Я могу всегда доставить вамъ эти доказательства, отвчалъ Левинъ, но теперь я еще не могу этого сдлать. Этотъ человкъ далъ мн одно общаніе, по случаю котораго я долженъ молчать. Онъ общалъ возвратить мн единственную въ свт вещь, которую я желаю, кром мести — это мое единственное желаніе. Я принужденъ ждать, пока онъ исполнитъ свое общаніе. Если онъ это сдлаетъ, то я прощу ему и буду молиться о немъ, если же нтъ, то я буду говорить и вы узнаете то, что желаете знать.

— А если ваши доказательства придутъ поздно, если Алиса уже будетъ принесена въ жертву?

Левинъ пожалъ плечами.

— Моя родительская любовь ближе моему сердцу, чмъ любовь къ графу Бошанъ. Но чтобы успокоить васъ, я даю вамъ общаніе, что позабочусь о томъ, чтобы свадьба была назначена не ране, чмъ я буду въ состояніи говорить.

— И я могу положиться на ваше общаніе?

— Мн кажется, что я до сихъ поръ не обманывалъ васъ. Замтьте, Эргардъ, что я обманываю только своихъ враговъ, съ друзьями я всегда поступаю честно.

— Значитъ и Сенъ Круа вы тоже считаете за друга?

— Если онъ сдержитъ то, что общалъ, и возвратитъ мн похищенное имъ у меня, то не смотря на то, что онъ меня страшно оскорбилъ, я буду глядть на него какъ на друга. Если-же нтъ, то горе ему. Тогда вы узнаете то, что желаете узнать. Я не могу казать вамъ ничего, кром того, что графиня Алиса не будетъ принесена въ жертву.

— А если ваши отношенія съ графомъ испортятся, благодаря вліянію этого человка….

— То у меня все-таки останется еще довольно средствъ заставить шевалье отказаться отъ руки Алисы.

— Вы можете это сдлать?

— Я могу эту сдлать и сдлаю изъ благодарности и дружбы къ вамъ, Эргардъ.

— Общайте-же мн еще, дать знать графин Алис, что я оставилъ ее не иначе какъ убдившись, что у нея остается здсь другъ и защитникъ.

— Я не знаю, найду-ли я случай сообщить это графин Алис, если-же представится случай, то я это сдлаю….Однако одиннадцать часовъ. Если вы по прежнему хотите оставить Парижъ, то вамъ пора проститься съ семействомъ графа. Прощайте, Эргардъ! Я очень жалю, что вы не приняли моего предложенія.

— Я-же, со своей стороны, прошу васъ не принять моего отказа за неблагодарность относительно васъ.

— Счастливаго пути! Я-бы желалъ снова увидться съ вами.

Сказавъ это, Левинъ вышелъ, и Максъ отправился проститься съ графомъ.

Графъ дружески пожалъ его руку. Еще разъ напомнилъ онъ ему вс опасности, соединенныя съ этимъ путешествіемъ и просилъ остаться.

— Я всю жизнь останусь вашимъ должникомъ, сказалъ графъ.

Графиня приняла гораздо спокойне жертву, которую Максъ приносилъ, чтобы спасти ихъ состояніе, она смотрла на нее какъ на нчто должное.

Кром того, она была рада, что молодой человкъ, разъ уже возбудившій противъ себя недовріе, оставлялъ ихъ домъ.

Она пожелала ему самымъ высокомрнымъ тономъ счастливаго пути, дала ему множество порученій къ управляющему и хотла уже уйти, какъ вдругъ дверь отворилась и въ комнату вошла Алиса. Ея глаза были красны, видно было что она много плакала. Она не замтила сердитаго взгляда матери и удивленія отца, она прямо подошла къ Максу, взяла его за руку и сказала ласково:

— Нтъ, я не могу позволить вамъ оставить нашего дома, не пожелавъ счастливаго пути и не простившись съ вами. Да хранитъ васъ Богъ во время вашего опаснаго путешествія.

— Благодарю васъ отъ всего сердца, графиня, отвчалъ Максъ, за ваше участіе. Но вы преувеличиваете опасность, которой я подвергаюсь.

— О нтъ, я не преувеличиваю ни опасности, ни той услуги, которую вы намъ оказываете, отвчала Алиса, я до тхъ поръ не буду покойна, пока не получу отъ васъ извстія. Прошу васъ, дайте намъ знать о себ при первой возможности.

— Я непремнно это сдлаю, я обязанъ сдлать это для графа, который не знаетъ ничего о своемъ имніи.

Алиса и Максъ стояли на столько далеко отъ графа и графини, что могли говорить шепотомъ не будучи услышаны.

— Будьте мужественны, Алиса, тихо сказалъ Максъ, я васъ оставляю не одну. Не бойтесь, вы не будете принесены въ жертву.

Боле онъ не могъ ничего сказать, боясь раздражить родителей.

Затмъ, сказавъ прощайте, Максъ вышелъ.

Лакей подалъ ему шубу и шляпу и Максъ отправился на площадь, откуда долженъ былъ подняться воздушный шаръ.

XXXV.
‘Нептунъ’.

Слдующій день былъ замчательнымъ днемъ для всего Парижа.

Гамбетта приготовлялся оставить Парижъ на воздушномъ шар, чтобъ сформировать въ тылу непріятеля армію.

Множество народа собралось, чтобы видть этотъ отъздъ, тогда Гамбетта обратился съ рчью къ присутствующимъ.

Гамбетта былъ человкъ средняго роста, довольно красивый, итальянское происхожденіе котораго ясно выдается въ его наружности. Недостатокъ одного глаза не замтенъ по причин длинныхъ черныхъ рсницъ.

Голосъ его силенъ, манера говорить покойная и увренная:

— Граждане Парижа, говорилъ онъ, я оставляю васъ сегодня, не потому чтобы не врилъ въ успшность защиты города, но для того, чтобы облегчить уничтоженіе враговъ. Не теряйте мужества! Будьте готовы къ моему возвращенію помочь моей арміи уничтожить враговъ!

— Да здравствуетъ Гамбетта! закричали слушавшіе. Республика, Гамбетта и свобода!

Лошади кареты, въ которой Гамбетта халъ на площадь Бастиліи, были выпряжены и народъ свезъ карету на себ.

Приготовленія къ полету начались съ самаго ранняго утра.

Дождь лилъ ливмя. Гамбетта подошелъ къ Дюрову, капитану ‘Нептуна’ — такъ назывался шаръ и спросилъ его будетъ ли шаръ въ такую погоду въ состояніи летть.

Дюровъ взглянулъ на него и спокойно отвчалъ:

— Не безпокойтесь и положитесь на меня: дождь намъ не можетъ помшать, втеръ же самый благопріятный.

Черезъ нсколько времени шаръ сталъ наполняться газомъ. Народъ молча наблюдалъ, только по временамъ раздавались крики: да здравствуетъ Гамбетта!

Въ одиннадцать часовъ шаръ былъ наполненъ, но его не спускали, такъ какъ ждали еще третьяго пассажира. Говорили, что это былъ купецъ, который оставлялъ Парижъ, боясь приближающагося голода.

Не задолго до двнадцати часовъ появился ожидаемый пассажиръ.

Вс видли, какъ онъ прощался съ какимъ то сопровождавшимъ его старикомъ и какъ тотъ показывалъ видимое безпокойство и, какъ кажется, старался даже въ самую послднюю минуту отговорить его. Но молодой человкъ сдлалъ ршительный жестъ и оставилъ старика.

Ровно въ полдень Дюровъ далъ сигналъ, чтобы все было готово къ отъзду и вошелъ въ лодку.

Вслдъ за нимъ вошелъ Гамбетта, знакомъ прощаясь съ народомъ.

Громкій крикъ восторга раздался въ толп, между тмъ и третій путешественникъ также вошелъ въ лодку.

Но вдругъ говоръ народа былъ заглушенъ громкимъ голосомъ, закричавшимъ:

— Стойте! Шпіонъ, измнникъ!

Крики мгновенно смолкли, наступила совершенная тишина.

— Выведите его! продолжалъ тотъ же голосъ. Онъ нмецъ, шпіонъ, онъ хочетъ убить Гамбетту.

— Убейте его! раздался всеобщій крикъ.

Напрасно старались стоявшіе у барьера удержать толпу.

— Вонъ его! кричали голоса. Буланже знаетъ его. Мы вс знаемъ. Онъ шпіонъ, другъ графа Бошанъ. Мы должны овладть имъ, чтобы достойно наказать его.

Максъ Эргардъ, такъ какъ это былъ онъ, къ которому относились угрозы толпы, конечно погибъ бы, еслибъ не случилось одно непредвиднное народомъ обстоятельство.

Гамбетта, также какъ и Дюровъ, были убждены, что народъ въ этомъ случа ошибался.

Уже тысячи народа готовы были броситься на шаръ, какъ вдругъ Дюровъ закричалъ — отпустите!

Черезъ секунду шаръ поднялся, и полетлъ къ верху какъ стрла, такъ что въ одну минуту поднялся боле чмъ на сто футовъ. Впечатлніе произведенное на толпу этимъ быстрымъ полетомъ, было сильне чмъ желаніе овладть шпіономъ и наказать его. Новые крики восторга огласили площадь.

Еще долго раздавались эти крики, улетвшіе уже давно перестали ихъ слышать, да и стоявшіе внизу видли шаръ только какъ точку. Наконецъ и эта точка исчезла.

XXXVI.
Въ облакахъ.

Кром двухъ пассажировъ, Дюровъ взялъ еще съ собою множество писемъ и клтку съ голубями, которые впослдствіи должны были доставлять извстія въ Парижъ.

Поднявшись вверхъ, путешественники могли видть всю линію осаждающихъ и Гамбетта не могъ не сказать:

— Они стянули городъ ужаснымъ кольцомъ и если я неокажу помощи осажденнымъ, то едвали имъ удастся освободиться изъ этого желзнаго кольца.

Осаждающіе, въ свою очередь, замтили шаръ и старались попасть въ него.

Опасаясь бомбъ осаждающихъ, воздухоплаватели должны были выбросить часть балласта.

Земля все боле и боле скрывалась у нихъ изъ глазъ и они продолжали путешествіе въ облакахъ.

Невозможно было узнать, куда направляетъ шаръ свой полетъ.

Земля была подъ ними на разстояніи тысячъ шести футовъ, вс войска осаждающихъ представлялись имъ точно въ панорам.

Гамбетта и Максъ съ восторгомъ любовались этимъ невиданнымъ зрлищемъ.

Но вдругъ они замтили, что Дюровъ чмъ то озабоченъ.

— Что такое? спросилъ Гамбетта.

— На этой высот втеръ для насъ противный, отвчалъ Дюровъ, и относитъ насъ назадъ къ Парижу или, скоре, къ Версалю.

Гамбетта поблднлъ.

— Т. е. къ мстамъ, занятымъ нмецкими войсками?

— Кажется, что такъ.

— Что же вы будете длать?

— Никто не скажетъ, что я трусъ и предпочелъ мою личную безопасность,— благу отечества. Мой шаръ несетъ спасителя Франціи и я сдлаю все, чтобы вы достигли цли.

— Мы ни за что не должны возвратиться назадъ, въ Парижъ или Версаль, отвчалъ Гамбетта.

— А вы какъ думаете? спросилъ Дюровъ Макса.

— Я всюду послдую за вами, отвчалъ онъ.

Дюровъ не далъ шару боле подниматься и путешественники полетли впередъ, конечно, въ немного измненномъ направленіи, но все-таки прочь отъ Парижа.

Но землю они плохо различали, такъ какъ густыя облака мшали этому, но когда время отъ времени облака прояснялись, они видли лагерь осаждающихъ, но не въ томъ направленіи, какъ прежде.

Дюровъ достигъ того, чего желалъ.

— Господа, сказалъ онъ, обращаясь къ пассажирамъ, теперь мы должны быть осторожны. Вы замчаете, что втеръ длается все слабе. До вечера онъ перемнится, я это вижу по барометру.

Слова Дюрова, что втеръ вроятно перемнится, придали воздухоплавателямъ новую энергію.

Но напрасно они ждали перемны.

Прошло уже два часа со времени ихъ отъзда.

Скоро ли же втеръ перемнится? спросилъ Гамбетта.

— Я боюсь, что это случится не ране ночи, отвчалъ Діоровъ, такъ что намъ придется дать себя нести на сверъ.

— Это невозможно! сказалъ Гамбетта, вы знаете, что я хочу спуститься въ Тур, какъ я попаду съ свера, обложеннаго прусаками, въ Туръ. Весь планъ разстроится, если я не попаду въ Туръ.

Остается еще одно средство, сказалъ Дюровъ, мы спустимся еще ниже, но я не ручаюсь за безопасность отъ прусскихъ выстрловъ.

— Дло идетъ не объ одной нашей жизни, но о судьб всей Франціи.

— Хорошо, я не уступлю вамъ въ патріотизм, впрочемъ, на свер мы столько же рискуемъ попасть въ руки прусаковъ какъ и здсь, если полетимъ надъ ихъ головою недостаточно высоко, здсь мы даже боле можемъ разсчитывать, что ихъ бомбы не попадутъ въ насъ.

Тогда онъ открылъ клапанъ и шаръ сталъ быстро опускаться. Бомбы посыпались на нихъ, одна или дв пролетли около самаго шара. Воздухоплаватели подвергались страшной опасности, не только ихъ дло бы было разстроено, еслибъ шаръ былъ разорванъ, но и самимъ имъ. предстояло упасть съ громадной вершины на землю.

Боле часу подвергались они этой опасности.

Наконецъ они долетли до Вандеи, не занятой непріятелемъ, наконецъ они могли свободно вздохнуть.

— Теперь, сказалъ Дюровъ, мы избжали опасности и спустимся гд-нибудь недалеко отъ Тура.

Между тмъ приближался вечеръ. Прошло еще нсколько времени.

— Здсь мы должны спуститься, объявилъ Дюровъ. Надо только найти удобное мсто.

Наконецъ такое мсто нашлось.

Дюровъ открылъ клапанъ, и шаръ сталъ быстро опускаться, и какъ только онъ приблизился достаточно къ земл, Дюровъ бросилъ якорь, и шаръ благополучно опустился на зеленый лугъ, всего въ тысяч шагахъ отъ рки.

Максъ поспшно выскочилъ на землю, Гамбетта и Дюровъ послдовали за нимъ, они направились къ ближайшей желзной дорог, и черезъ часъ были въ Тур.

Національное собраніе, подъ предсдательствомъ Тьера, назначило чрезвычайное засданіе, чтобы выслушать Гамбетту.

Прежде всего, Гамбетта описалъ печальное положеніе Парижа, онъ говорилъ, что дороговизна състныхъ припасовъ страшная и что скоро наступитъ голодъ, но что парижане ршились терпть и ждать вншней помощи.

Тогда онъ развилъ свой планъ: что Парижъ можно освободить, только организовавъ новую армію на Луар.

Мецская армія, на которую разсчитывали, была взята въ плнъ, или, лучше сказать, по его мннію, измннически предана непріятелю, поэтому надо было образовать новую армію.

Дальновидный Тьеръ относился къ проекту немного недоврчиво, но не могъ противиться всеобщему одушевленію.

Да и кто могъ противорчить, когда Гамбетта, въ заключеніе своей рчи, сказалъ:

‘Мы должны побдить и побдимъ! Съ сегодняшняго дня судьба Франціи измнится. Пройдетъ еще нсколько недль и радость распространится по всей Франціи. Она избавится отъ врага, побда должна остаться за нами!’

КОНЕЦЪ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

Д-ръ Г. ЛИББАХЪ.

‘Съ брачной постели на эшафотъ’.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

I.Шпіонъ.

II.Старый знакомый.

III.Въ будуар подруги юности.

IV.Ложный и истинный друзья.

V.Шайка краснаго знамени.

VI.Ночлежный домъ для бдныхъ.

VII.Живой товаръ.

VIII.Странная благодтельница.

IX.Бдныя родственницы!

X.Новые пророки.

XI.Дружеская услуга.

XII.Къ смерти!

XIII.Желзное кольцо.

XIV.Спасенъ!

XV.Новый секретарь.

XVIВылазка.

XVII.Другъ и покровитель.

XVIII.Союзникъ.

XIX.Политическій агентъ.

XV.Искуситель.

XXI.Дв жертвы.

XXII.Неожиданная союзница.

XXIII.Представленіе.

XXIVМесть Элли.

XXV.Во мрак ночи.

XXVI.Первый актъ кровавой драмы.

XXVII.Мнимо-убитая.

XXVIII.Подъ маской.

XXIX.Затруднительное положеніе.

XXX.Исчезла!

XXXI.Изъ огня да въ полымя.

XXXII.Неожиданная помощь.

XXXIII.Смлое намреніе.

ГЛАВА XXXIX.Прощаніе.

XXXV.‘Нептунъ’.

XXXVI.Въ облакахъ.

Читайте также: