Для закрытия спектаклей, Бомарше Пьер-Огюстен Карон, Год: 1775

Драматургия
Время на прочтение: 12 минут(ы)
Скачать в PDF

ПАНТЕОНЪ ЛИТЕРАТУРЫ.

П. БОМАРШЕ.

ТРИЛОГІЯ,
СЪ ХАРАКТЕРИСТИКОЙ ПОЭТА, СОСТАВЛЕННОЙ
А. Н. ВЕСЕЛОВСКИМЪ.

Переводъ А. И. ЧУДИНОВА.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія Н. А. Лебедева, Невскій просп., No 8.
1888.

Для закрытія спектаклей.

Прощальное привтствіе публик въ 1-мъ дйствіи. (1775 г.).

Отъ переводчика.

Во Франціи, въ старину, существовалъ обычай ежегодно закрывать театры и особенно Thtre-Franais, на три недли, начиная съ страстной седмицы и до конца еоминой. Обыкновенно на послднемъ спектакл, предъ закрытіемъ представленій, одинъ изъ актеровъ выходилъ на сцену и обращался къ публик съ прощальнымъ привтствіемъ или, какъ послднее называлось тогда, compliment de clture. Бомарше, любитель всякаго рода нововведеній, задумалъ замнить такого рода привтствіе, обыкновенно отличавшееся весьма торжественнымъ тономъ, маленькой одноактной комедіей, которая была съиграна, въ костюмахъ ‘Севильскаго Цирюльника’ и дйствующими лицами этой піесы, въ день закрытія спектаклей въ 1775 и 1776 гг.
Написана она была вотъ по какому поводу. Добившись постановки на сцен Французскаго Театра своего ‘Сивильскаго Цирюльника’, піесы, отличающейся высокимъ комизмомъ, Бомарше раздвинулъ узкія рамки репертуара этой сцены, для которой безусловно воспрещена была до тхъ поръ всякая піеса, боле или мене напоминающая собою прежнюю комедію интриги. Но авторъ не удовольствовался тмъ, что на сцен Thtre Franais снова возродилось веселье добраго стараго времени, онъ хотлъ во что бы то ни стало заставить королевскихъ актеровъ пть на сцен. Хотя это и совершенно не соотвтствовало, какъ полагали въ то время, достоинству французской комедіи, тмъ не мене Бомарше добивался своего съ такой настойчивостью, что ршено было, въ угоду ему, пропть, на первомъ представленіи его комедіи, вставленные въ нее куплеты. Плохи-ли были исполнители пнія, или публик пришлось не по вкусу это новаторство, но вс аріи были самымъ безжалостнымъ образомъ ошиканы, и ихъ пришлось исключить при послдующихъ представленіяхъ. Авторъ, однако, особенно стоялъ за арію Розины въ 3-мъ дйствіи, и уступилъ только тогда, когда г-жа Долиньи, создавшая роль Розины, не обладая достаточнымъ искусствомъ пнія и не желая подвергать себя новымъ свисткамъ, наотрзъ отказалась. Тогда Бомарше придумалъ иной исходъ. Приближалось время обычнаго закрытія спектаклей, и онъ предложилъ актерамъ написать для нихъ необходимое, въ подобныхъ случаяхъ, прощальное привтствіе къ публик, съ тмъ, что оно будетъ разъиграно всми дйствующими лицами ‘Севильскаго Цирюльника’ и тутъ же будетъ пропта знаменитая арія Розины, вставленная въ это привтствіе. Такъ какъ г-жа Долиньи продолжала отказываться пть, то, не желая оскорбить ее, авторъ совсмъ вычеркнулъ роль Розины и, вмсто нея, ввелъ въ піесу другую артистку, обладавшую прекраснымъ голосомъ, г-жу Люцци.
Піеса ‘Для закрытія спектаклей’, нын въ первый разъ появляющаяся въ русскомъ перевод, и есть именно Compliment de cltures, составленное Бомарше по этому случаю. Она, до сихъ поръ, не вошла ни въ одно изъ изданій Бомарше и въ цломъ своемъ вид нигд не была напечатана. Піеса сохранилась лишь въ двухъ собственноручныхъ спискахъ автора, воспроизведенныхъ, по частямъ, у Ломени и Лентилльяка, откуда мы и заимствовали текстъ ея. Съ обычною автору яркостью красокъ, живымъ и блещущимъ остроуміемъ языкомъ, Бомарше снова выводитъ тутъ на сцену прежнихъ своихъ героевъ и, ставя ихъ въ совершенно иное положеніе, чрезвычайно врно воспроизводитъ вс существеннйшія черты ихъ характеровъ. Небольшая піеса эта будетъ, такимъ образомъ, не лишеннымъ интереса приложеніемъ къ трилогіи Бомарше, какъ полагалъ переводчикъ, умстнымъ въ настоящемъ ея изданіи.
Чтобы лучше понять эту небольшую комедію, являющуюся непосредственнымъ продолженіемъ ‘Севильскаго Цирюльника’, достаточно сказать, что она была съиграна 29 марта 1776 г. предъ закрытіемъ спектаклей. Только что окончилось тринадцатое представленіе ‘Севильскаго Цирюльника’. Въ то время, когда согласно обычаю, на сцен появляется одинъ изъ актеровъ, въ обычномъ своемъ городскомъ костюм, и отъ имени французской комедіи обращается къ публик, въ самыхъ торжественныхъ выраженіяхъ, съ прощальнымъ словомъ, поднимается занавсъ, и на сцену выходитъ толстякъ Дезессарь, въ костюм Бартоло и съ выраженіемъ совершеннаго отчаянія:

ЯВЛЕНІЕ I.

Бартоло (одинъ, ходитъ по сцен съ бумагой въ рукахъ. Занавсъ поднимается. Говоритъ, обращаясь за кулисы). Ружо! Ренаръ {Вроятно, такъ назывались дна театральныхъ машиниста.}! обождите, друзья, подымать занавсъ, я еще не готовъ… Тоже чортъ этакій, пообщалъ намъ прощальное привтствіе, да и водитъ за носъ до послдняго дня, а когда приходится произнести — извольте-молъ сами составлять… ‘Милостивые государи, еслибъ мое восторженное вдохновеніе не почерпало силы въ вашей снисходительности’… Не дается мн это привтствіе, да и баста!.. ‘Милостивые государи, ваша критика и ваши аплодисменты для насъ равно полезны, ибо’… А пропади ты, проклятый!.. ‘Милостивые государи, что бы выразить то, что я чувствую, нужны-бы… нужны-бы’… А! видите-ли, необходимо, чтобы это привтствіе имло какую-нибудь связь съ Костюмомъ, въ которомъ я буду его произносить, попробуемъ: ‘Милостивые государи, врачи берутся за всякаго больного, но не вс болзни излчиваются ими…’ А лихорадка тебя разтряси, собачій писатель, обманщикъ авторъ!.. ‘Берутся за всякаго больного, но не вс болзни излчиваютъ… Подобно тому и актеры берутся за всякую новую піесу, но не всякая, имвшая успхъ’… Уфъ, даже въ потъ бросило, а ничего не выходитъ… ‘Милостивые государи… Милостивые государи’…

ЯВЛЕНІЕ II.

Бартоло, Фигаро, графъ Альмавива.

Фигаро (смясь). Ха! ха! ха! Милостивые государи… Ну что-жъ, милостивые государи?
Бартоло. Вотъ такъ! васъ только еще не доставало, чтобы меня окончательно вывести изъ терпнія!
Графъ. Добрйшій докторъ, мы готовы служить вамъ совтомъ.
Бартоло. Я не нуждаюсь въ такихъ ехидныхъ наставникахъ. Знаю я васъ теперь.
Графъ. Клянусь вамъ, мы говоримъ не шутя. Мы вдь не мене васъ заинтересованы въ томъ, чтобы привтствіе ваше произвело на публику пріятное впечатлніе.
Фигаро. Или чтобы привтствующій разсмтилъ ее. Право, мы съ самыми лучшими намреніями.
Бартоло. Да!.. въ добрый часъ… У меня, видите-ли, весьма странная странность! Когда не нужно, умъ мой разойдется такъ, что и не угоняешься за нимъ, а вотъ какъ приходится сочинить что-нибудь…
Фигаро. Такъ умъ вашъ, именно въ эту минуту, давай отдыхать! Я понимаю васъ, докторъ. Вы не удивляйтесь этому, подобные случаи бываютъ со многими весьма почтенными людьми, которые, подобно вамъ, берутся за дло, не имя въ голов ни единой мысли. Знаете:іи, что нужно длать? Сочиняя, не слдуетъ стоять на мст, — отъ этого голова тяжелетъ, и роды для мысли бываютъ трудне, особенно для молодой особы вашего сложенія, необходимо, докторъ, побольше движенія, ходите туда-сюда, двигайтесь, двигайтесь.
Бартоло. Да вдь это я и продлываю вотъ уже битый часъ!
Фигаро. А за перо нужно браться тогда, когда вы почувствуете, что голова полна скотскихъ идей.
Бартоло. Какихъ это скотскихъ идей?
Графъ. Перестань, Фигаро, время-ли теперь шутить!
Бартоло. Пренеблагодарнйшій цирюльникъ, я тебя осыпалъ всевозможными благодяніями, а ты, въ столь трудную для меня минуту, смешься надо мной, вмсто того, чтобы помочь мн.
Графъ. Въ чемъ-же дло, докторъ?
Бартоло. Въ привтствіи нужно придумать что-нибудь такое, что дало бы мн возможность развернуть передъ публикой богатый талантъ мой.
Фигаро. Развернуть богатый талантъ! И не ищите, докторъ, припомните-ка только, какое необыкновенное удовольствіе доставили вы публик, развернувъ передъ нею богатство своихъ дарованій, когда вы запли и стали плясать, какъ медвдь, прищелкивая пальцами:
Наврно хочешь, Розинетта,
Покупку сдлать поцннй?
Гляди сюда, покупка эта —
Я, царь мужей!
Бартоло. Вмсто услуги, не можетъ не насолить всякому, съ кмъ судьба столкнетъ его!
Графъ. Въ самомъ дл, Фигаро, ты раздражаешь его, а время уходитъ. Къ длу, докторъ. Скажите, извстно ли вамъ, изъ чего собственно должно состоять подобное прощальное привтствіе?
Бартоло. О! знать-то я знаю, а сочинить не могу.
Фигаро. Ахъ! если-бы я могъ бгать такъ же хорошо, какъ пить, я бы отхватывалъ по шестидесяти льё въ часъ.
Бартоло. Я знаю, что тутъ нужно попросить у публики снисхожденія, скромно выразиться о насъ и сказать какую-нибудь любезность относительно всхъ новыхъ пьесъ, поставленныхъ въ теченіе года.
Фигаро. Это самое трудное. На счетъ авторовъ, что ни скажешь, все будетъ мало, на счетъ публики наговорятъ иной разъ и больше, чмъ-бы нужно.
Бартоло. Необходимо найти мудрую середину.
Фигаро. А то и совсмъ не говорить объ этомъ. Право, послднее было-бы всего врне.
Графъ. Совсмъ не говорить было бы жестоко, но достаточно напомнить названія пьесъ, не касаясь вновь сужденія о нихъ. Говорить о достоинствахъ ихъ теперь не наше дло. Самое принятіе ихъ на сцену уже доказываетъ доброе наше о нихъ мнніе, проницательное-же око публики избавляетъ насъ отъ необходимости толковать объ ихъ недостаткахъ. Но — даже говоря о пьесахъ съ наиболе сомнительнымъ успхомъ, успхомъ, горячо оспаривавшимся — мы должны поставить въ истинную заслугу всмъ авторамъ постоянно одушевлявшее ихъ пламенное желаніе угодить публик, желаніе, которое мы раздляемъ съ ними.
Бартоло. Эхъ, чортъ возьми! баккалавръ, чтобы вамъ предупредить меня, что вы будете говорить все это! Я взялъ-бы перо, и дло было бы на половину кончено… И такъ, вы сказали?
Графъ. Право, теперь не помню.
Бартоло. Какъ жалко! А ты, Фигаро?
Фигаро. По мн — это пошло…
Бартоло. Конечно, ужъ потому только, что тутъ безъ каламбуровъ.
Фигаро. Признаюсь, я ихъ люблю таки.
Бартоло. Постарайся-же ты сдлать хоть разъ что-нибудь полезное для насъ: припомни, какія пьесы даны были въ этомъ году.
Фигаро. Даны были, даны были…
Графъ. ‘Аделаида Венгерская’, ‘Мщеніе’, ‘Великодушные Влюбленные’, ‘Охота Генриха’…
Бартоло. Вы такъ летите, что я не поспваю за вами писать. Сначала.
Графъ. ‘Мщеніе’.
Фигаро (про себя). ‘Родственная любовь’ — добрая трагическая основа и прекрасные стихи….
Графъ. ‘Аделаида Венгерская’.
Фигаро. Почтенное произведеніе человка весьма умнаго и весьма чувствительнаго.
Графъ. ‘Великодушные Влюбленные’.
Фигаро. Пьеса живая, весьма пикантнаго характера и съ не мене пикантными деталями.
Бартоло….. Влюбленные.
Графъ. ‘Охота Генриха IV’.
Фигаро. Ну, и сюжетецъ!..
Бартоло. Генриха IV… А потомъ что?
Графъ. Комедія въ одномъ дйствіи, подъ заглавіемъ…
Фигаро. Авторъ одной легенькой пьесы, подъ заглавіемъ: ‘Судъ Париса’, прелестная вещица.
Графъ. А еще что?
Фигаро. ‘Благодянія Альберта Великаго’ благородными стихами, и ‘Цирюльникъ’, вашъ покорнйшій слуга, презрнной прозой…
Бартоло. И того, семь новинокъ въ десять мсяцевъ! А еще говорятъ, что мы лнтяи!
Фигаро. Мы отхватали-бы и побольше, еслибы можно было примирить совершенно непримиримые интересы, но вдь въ то время, какъ одинъ писатель, ожидающій своей очереди, безпрерывно твердитъ: будетъ вамъ, довольно, выпустите-же и меня на дорожку,— другой, пристроившійся уже на торной дорог, кричитъ намъ, въ свою очередь: ‘Потише, потише, дайте мн еще немного времени!’ Все это дло нелегкое.

ЯВЛЕНІЕ III

Т-же, г-жа Люцци.

Люцци. Ну, что, господа, привтствіе уже прочли?
Фигаро. Не совсмъ: оно еще не придумано.
Люцци. Какъ? привтствіе?
Бартоло. Одинъ прокія ты и авторъ общалъ мн сочинить его, и въ ту минуту, когда слдуетъ прочесть это привтствіе, присылаетъ сказать, не добудемъ-ли его у кого-нибудь другого.
Люцци. А я знаю причину отказа: авторъ обидлся, что въ его піес исключена арія Весны?
Бартоло. Какая тамъ арія Весны? какая піеса? Послушаешь васъ, вы все знаете, все угадали.
Люцци. Арія Розины въ ‘Севильскомъ Цирюльник’.
Бартоло. И хорошо сдлали, сударыня, публика не любитъ, чтобы со сцены Французской Комедіи раздавалось пніе.
Люцци. Да, докторъ, въ трагедіяхъ, но съ какихъ это поръ изъ веселаго сюжета стали исключать то, что могло-бы усилить въ немъ впечатлніе веселья? Пустое, господа! публика любитъ все, что ее забавляетъ.
Бартоло. Впрочемъ, но наша вина, если у Розины не хватило смлости.
Люцци (кокетливо). А что, это миленькая піеска?
Графъ. Не хотите-ли испробовать свои силы?
Бартоло. Вы, кажется, хотите ее заставить пть? Когда же я-то окончу свое привтствіе?
Графъ. Да вы продолжайте, докторъ.
Фигаро (къ Люцци). Вотъ тутъ въ уголку, въ полъ-голоса.
Люцци. Но вдь и я, подобно Розин, чуть-что — вся трепещу. Фигаро. Полноте! трепещу! Плохой расчетъ, барышня…
Люцци. Что-же вы не оканчиваете своего каламбура, боязнь чего-нибудь дурного и дурное въ самой боязни? {Намекъ на игру словъ у Фигаро въ ‘Севильскомъ Цирюльник’. См. 126 стр.}
Фигаро. А! вы это называете каламбуромъ?
Люцци. Правда, боясь пропть дурно, я хорошо сознаю, сколько мн зла причиняетъ эта боязнь.
Фигаро (смясь). О, полагаю, но вы все-таки споете. Вы такъ добры, Люцци, что въ каждомъ дл выставляете затрудненія весьма заманчиваго характера.
Люцци. Что это? насмшка?
Графъ. Розина, въ самомъ дл, очень застнчива — тмъ боле, что она вдь и дйствительно не обладаетъ вокальными средствами, но вы, хитрая, поёте такъ часто, что согласитесь — на этотъ разъ, у васъ просто лицемрная застнчивость.

(Люцци весело начинаетъ пть).

Фигаро. Люцци вчно одна и та-же: поетъ-ли она или играетъ въ комедіи — постоянно весела, неизмнно прекрасна: по чести, въ обществ нашемъ это брилліантъ драгоцнный!
Бартоло. Проклятый болтунъ!
Люцци. Ха! ха! ха! Да постойте, докторъ! Посмотримъ, какъ онъ вывернется и объяснитъ, почему я брилліантъ въ обществ.
Фигаро (весело). На тхъ-же основаніяхъ, какъ и вс хорошенькія женщины. Природа, въ своемъ ликованіи, оплодотворяетъ обильныя копи, откуда мы добываемъ эти брилліанты. Молодость — это гранильщикъ, отдлывающій и отшлифовывающій ихъ, изящный нарядъ — это дорогая оправа камня, наше воображеніе даетъ ему блескъ и сіяніе, наконецъ, любовь, прекрасная Люцци, неправдали?’. вдь это ювелиръ, пускающій въ дло драгоцнность?
Люцци. Гм! злой шутникъ! А про гименей вы и забыли?
Фигаро. Это, если хотите, купецъ, пускающій камень въ оборотъ.
Бартоло. Побралъ-бы чортъ и вашу торговлю, и купца, и брилліанты. У меня погибла чудеснйшая мысль!
Графъ (обращаясь къ Люцци). Надюсь что его ворчанье не лишитъ насъ удовольствія васъ слышать?
Люцци. Господа, вы непремнно желаете, чтобы я пла?
Бартоло. Ахъ, нисколько!
Фигаро. Конечно.
Графъ. Мы увидимъ, можетъ-ли арія понравиться.
Люцци (поетъ):
Любовь на раввину весну возвращаетъ,
Весна дорога для любви, и т. д.
Графъ. Премило, клянусь вамъ.
Фигаро. Это прелестная вещь.
Бартоло. Эхъ, убирайтесь вы къ чорту съ вашей прелестной вещью! Я просто голову потерялъ и не понимаю, что длаю, нашпиговалъ свое привтствіе агнцами, собаками и свирлями.. Въ этотъ часъ, донъ-Базиль.. Ба! да вотъ и онъ! Что теб?

ЯВЛЕНІЕ IV.

Т-же и Базиль.

Базиль. Ничего. Хочу сдлать аннонсъ…
Бартоло. Кого-же это ты аннонсировать будешь? Г-жу Баптисту?
Фигаро. Видати вы глупца?
Графъ. Послушаемъ его.
Базиль. Да, вс вы на одинъ покрой! у васъ словно клокъ волосъ изъ головы кто выдернулъ, если кому удастся подцпить хоть одинъ хлопокъ у публики, потому что вамъ заране всегда апплодиру ютъ, ну, нтъ: теперь я буду аннонсировать.
Графъ. Богъ мой! да давайте-же вы ему длать, что хочетъ, только такимъ путемъ и избавишься отъ него. Послушайте, Базиль, какъ-же вы думаете аннонсировать сегодня?
Базиль. Вотъ еще невидаль какая! Такъ просто и скажу: господа, мы будемъ имть честь представить вамъ завтра… завтра., а что у насъ идетъ завтра?
Графъ (смясь). Завтра, Базиль, ничего.
Базиль. А! что-жъ такое! Завтра-молъ, господа, спектакля не будетъ. Въ понедльникъ, господа…. вотъ-те и разъ! забылъ, что даютъ въ понедльникъ! Совсмъ вы меня съ толку сбили своими разговорами.
Люцци. Разв вы не замчаете, Базиль, что надъ вами смются? Въ понедльникъ нтъ спектакля.
Базиль. А! а!.. репетиція врно какая-нибудь!
Бартоло (съ гнвомъ). Нтъ!
Фигаро. Именно….
Базиль. Да? Ничего не значитъ. Въ такомъ случа, господа…
Фигаро. И во вторникъ ничего нтъ… въ среду, четвергъ, пятницу, субботу — тоже нтъ… Всю слдующую недлю — ничего, ничего, ничего. Всю недлю — ничего, ничего, ничего… Идите спать.
Графъ. Идите, да хорошенько усните.
Базиль. Такъ и вправду? мн можно спать идти?
Вс. Разумется.
Базиль. До второго дня Пасхи?
Вс. Какъ вамъ угодно. (Базиль уходитъ).

ЯВЛЕНІЕ V.

Т-же, безъ Базиля.

Бартоло. Ушелъ, слава Богу. Отвлекаемый поминутно, я, право, никогда не кончу этого несчастнаго прощальнаго привтствія.
Фигаро. Послушайте, однако, докторъ: если вы не можете придумать прощальнаго привтствія, то проститесь, по крайней мр, съ самимъ привтствіемъ — пора вдь кончать….
Бартоло. Ну, хорошо. Вотъ вы тутъ оба. Что-бы вы оба произнесли, если-бы были вмсто меня?
Фигаро. Если-бы были вмсто васъ, докторъ,— ясное дло, что слова не съумли-бы сказать.
Бартоло. Да нтъ! нтъ! если, бы вы были я, то есть если-бы вамъ вотъ нужно было произнести привтствіе.
Графъ. Я-бы подумалъ минуту и, вроятно, сказалъ-бы что-нибудь въ такомъ род: Говоря отъ имени французской комедіи, нужно ли мн, господа, распространяться о нашемъ рвеніи? вся наша театральная жизнь не принадлежитъ-ли каждому изъ васъ, хотя каждый изъ васъ для этого удляетъ лишь ничтожную часть того избытка, который онъ предназначаетъ на свои развлеченія? Чтобы убдиться, наконецъ, въ томъ, господа, что не одинъ интересъ, но и боле благородный мотивъ побуждаетъ насъ постоянно желать вамъ нравиться,— подумайте о томъ, что для насъ нтъ никакого отношенія между ничтожной матеріальной пользой отъ какого-нибудь мста въ театр и тмъ высшимъ наслажденіемъ, какое доставляетъ намъ самый легкій апплодисментъ лица, занимающаго это мсто. За это столь дорогое намъ выраженіе одобренія мы выносимъ непріятности долбленія ролей, обремененіе памяти, неврность успха, скуку отъ вчнаго повторенія одного и того-же и вс тяготы нашего труднаго быта. Единственная наша забота — доставить вамъ удовольствіе, всегда счастливые, если удается достигнуть этого, мы никогда не измняемся по отношенію къ вамъ, хотя вы нердко мняетесь по отношенію къ намъ. И когда, несмотря на вс старанія, кто-нибудь изъ насъ иметъ несчастіе не понравиться вамъ, взгляните, какъ скромно и молчаливо глотаетъ онъ горечь вашихъ укоровъ, и несправедливо было-бы приписывать это недостатку чувствительности въ насъ, актерахъ, единственною заботою которыхъ является изученіе всхъ вашихъ наклонностей и вкусовъ. Во всякой иной ссор безпокойный зачинщикъ долженъ ожидать заслуженнаго имъ возмездія, тутъ обиженный съ почтительной скромностью потупляетъ глаза, и единственнымъ оружіемъ, которое противопоставляетъ онъ жестокому съ собою обращенію — является новое усиліе понравиться вамъ и возвратить вашу благосклонность. Ахъ, господа! къ слав нашей и вашему удовольствію, поврьте, вс мы желали-бы быть совершенными актерами, но — мы вынуждены въ томъ сознаться — единственная вещь, къ которой намъ хотлось-бы совсмъ никогда не прибгать и въ которой, жъ несчастью, мы весьма часто нуждаемся — это ваше снисхожденіе. (Кланяется).
Бартоло. Хорошо, хорошо, превосходно.
Фигаро. Вздоръ! Вы смотрите, докторъ, не вздумайте еще записывать всего того, что онъ тутъ нагородилъ.
Бартоло. Почему?
Фигаро. Это ни чорта не стоитъ.
Люцци. Что! его рчь? А мн она показалась превосходной. Бартоло. Пари держу, что она вызоветъ сильные апплодисменты. Фигаро. Да, потому, что рчь обилуетъ трескучими эффектами, полна лести… что ни мысль, то все ложь.
Бартоло. Авторская зависть.
Графъ. Увидишь!
Фигаро. Вы предпочитаете апплодисменты публики деньгамъ, какія доставляютъ занятыя ею мста въ спектакл?
Графъ. Конечно
Фигаро. Прекрасно, но если-бы каждый воздерживался принесть вамъ плату за свое мсто, гд нашли-бы вы удовольствіе отъ ихъ апплодисментовъ? Пусть-бы болтовня одна, но унижась въ нашихъ глазахъ сладкую, полезную выручку и презирать вещь столь благопотребную! Вникните во вс общественныя положенія, начиная съ важнаго посланника, скрпляющаго своею подписью бумагу, и до шутливаго писателя, занимающагося пачкатней ея, отъ глубокомысленнаго министра, изобртающаго новый налогъ, и до мелкаго плута, запускающаго руку въ чужіе карманы,— все вдь длается на свт во имя этой столь нжно-любимой выручки? И покрытый славою генералъ, ищущій провинціи, и наслдникъ блестящаго имени, выслживающій богатую невсту, и набожный аббатъ, бгающій за бенефиціей, и суровый судья, корпящій надъ длами, и заботливый наслдникъ, ухаживающій за своимъ дядюшкой, и почтенная мать, отдающая дочь свою влюбленному старцу, и плавающіе, и проповдующіе, и танцующіе — словомъ, вс, не исключая меня самого, о которомъ я не упоминаю, но который памятуетъ о ней не мене каждаго иного,— нтъ ни одного человка на свт, который денно и нощно не пекся-бы объ умноженіи — благодтельной, сладчайшей, трижды, четырежды, стократъ любезной выручки! Разсыпаясь въ пустозвонкихъ комплиментахъ, вы смотрите на публику, какъ на строгаго судью, я же люблю ее, какъ добрую мать-кормилицу. Случалось, трепала она меня и за ухо, но ласки ея всегда были пріятны, а молоко неистощимо. Словоизліяніе, пустословіе, трескотня — вс эти ваши великолпныя рчи! Да и что такое обиженный, застнчиво опускающій глаза, когда публика не въ дух! Если публика возмущается противъ актера, разв не онъ виновникъ ссоры? Публика приходитъ сюда, ища удовольствія, и стоитъ его: она впередъ заплатила за это. Виновата-ли она, если ей не дали удовольствія? Галиматья — все ваше привтствіе! Сколько глупостей пускаютъ въ свтъ, поприкрасивъ ихъ громкими фразами! Словомъ, составьте это привтствіе, какъ хотите, что до меня, то я не употреблю ни одной изъ тхъ громкихъ фразъ о почтеніи и преданности, которыми нынче злоупотребляютъ чуть не каждый день и которыми не проведешь никого, я просто скажу имъ: Милостивые государи, вы вс пожаловали сюда, чтобы заплатить за удовольствіе прослушать хорошее произведеніе, — и ей-ей! хорошо сдлали. Если авторъ сдержитъ слово, а актеръ постарается, вы апплодируете со всяческимъ усердіемъ — это, съ вашей стороны, весьма великодушно, конечно. Когда занавсъ опустился, вы выносите удовольствіе, мы — похвалу и деньги, каждый изъ насъ весело садится за ужинъ, и вс довольны. Прелестная коммерція, ей-Богу! Поэтому я вамъ только одно скажу: нашъ собственный интересъ да будетъ вамъ порукою нашего усердія, валите смло все, милостивые государи, на эту чашу всовъ, и вы увидите, что равновсіе будетъ ненарушимо.— Ну-съ, докторъ, какъ вы находите мой каламбуръ?
Бартоло. Этотъ плутъ всегда выходитъ правъ.
Актеръ (играющій въ маленькой пьес {Это піеса, которою долженъ былъ окончиться спектакль.}. Вы поклялись что-ли съ своимъ привтствіемъ оставить насъ тутъ на всю ночь! Что-же вы его не кончаете? Публика начинаетъ терять терпніе.
Бартоло. Вотъ еще! Обождетъ минутку, вдь для нея мы работаемъ.
Актеръ. Да! Такъ ступайте въ ложу, въ фойэ, куда хотите, а въ это время мы начнемъ маленькую піеску.
Бартоло. Вотъ человкъ! Оставьте вы насъ въ поко!
Актеръ. Не уйдете? Господа музыканты, играйте, играйте погромче. Когда они увидятъ, что ихъ не слушаютъ, клянусь вамъ, ни одинъ не останется болтать на сцен.
Фигаро. А вдь онъ, ей-ей, въ одномъ слов разсказалъ намъ всю тайну комедіи. (Оркестръ играетъ, вс уходятъ, занавсъ опускается).
Бомарше Пьер-Огюстен Карон
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Второй Тартюф, или Преступная мать, Бомарше Пьер-Огюстен Карон, Год: 1792
  2. Свадьба Фигаро, Бомарше Пьер-Огюстен Карон, Год: 1784
  3. Безумный день, или Женитьба Фигаро, Бомарше Пьер-Огюстен Карон, Год: 1784
  4. Севильский Цирюльник, или Безполезная осторожность, Бомарше Пьер-Огюстен Карон, Год: 1775
  5. Жеманницы, Мольер Жан-Батист, Год: 1659
  6. Усмирение своенравной, Шекспир Вильям, Год: 1594
  7. Троил и Крессида, Шекспир Вильям, Год: 1602
  8. Буря, Шекспир Вильям, Год: 1612
Электронная библиотека