Бунт киргизского султана Кенисары Касимова (1843-1847 гг.), Середа Николай Акимович, Год: 1871 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 38 минут(ы)

БУНТЪ КИРГИЗСКАГО СУЛТАНА КЕНИСАРЫ КАСИМОВА
(1843—1847 гг.).

I.
Осенняя экспедиція 1843-го года, ея послдствія.— Безпорядки первой половины 1844-го года.— Интриги Кенисары и преданіе суду В. С. Лебедева.— Назначеніе на его мсто полковника Дуниковскаго.

Изученіе нашей политики на Восток и нашихъ отношеній въ кочующимъ племенамъ Средней Азіи, какъ велась первая и какъ слагались послднія въ весьма недавнемъ прошедшемъ, представляетъ много поучительнаго въ настоящемъ и для ближайшаго будущаго. Мы уже имли случай {См. выше: авг., 641 стр., и сент., 60 стр. 1870 г.} познакомиться съ событіями Оренбургскаго края въ конц 30-хъ и въ начал 40-хъ годовъ, главнйшимъ героемъ которыхъ былъ одинъ изъ замчательныхъ киргизскихъ султановъ того времени Кенисара Касимовъ,— этотъ киргизскій Шамиль. Никто, какъ онъ, не умлъ эксплуатировать простодушіе и патріархальность нашей мстной администраціи и пользоваться ея ошибками, источникомъ которыхъ всегда являлась одна и таже причина: отсутствіе всякихъ заботъ объ изученіи завоеваннаго края и величайшая самоувренность, которая могла равняться одному нашему невднію силъ противника и его средствъ.

Еще въ іюн 1843-го года Кенисара задумалъ поднять всхъ киргизовъ, мсяцъ прошелъ прежде, нежели въ Оренбург окончательно убдились въ необходимости энергическаго дйствія, но и затмъ оренбургскому генералъ-губернатору предстояло списаться съ Петербургомъ и просить денегъ у правительства чрезъ канцлера Нессельроде, какъ для открытія военныхъ дйствій, такъ и для объявленія цны за голову Кенисары, сверхъ того, 3,000 рублей. Между тмъ, положеніе нашего врага Кенисары было несравненно выгодне: разграбивъ мирные аулы тлявскихъ киргизовъ, кочевавшихъ по рк Уилу, онъ обратился съ прокламаціей къ біямъ Назаровскаго отдла, призывая ихъ покориться ему и признать его своимъ ханомъ:

‘Богъ всемогущъ и вченъ — такъ начинаетъ прокламація Кенисары назаровскимъ біямъ,— по вол Всевышняго, на васъ легла кровь нашихъ людей. Раскайтесь въ этомъ ужасномъ дл, признайте меня ханомъ, будьте моими,— я хочу сблизиться съ вами, вы не побоялись Бога, ратуя противъ меня, не почли покойниковъ. Ваши проступки наказали тлявцевъ. Ежели раскаетесь въ длахъ вашихъ, то пусть лучшіе изъ васъ прибудутъ ко мн. Я буду многомилостивъ къ вамъ. Если же не явитесь, то я, проживъ въ ожиданіи васъ тридцать лтъ, тридцать же лтъ буду карать васъ!

‘Надюсь на Бога.

‘Посылаю къ вамъ слугу своего Бавбука, врьте словамъ его. Султанъ Кенисара печать приложилъ’.

Это воззваніе произвело свое дйствіе, назаровцы ршили послать лучшихъ людей съ изъявленіемъ совершенной покорности ихъ хану, но, въ тоже время, какъ-бы въ оправданіе себя предъ оренбургскимъ начальствомъ, они, чрезъ султана-правителя, представили въ пограничную коммиссію одинъ экземпляръ обращеннаго къ нимъ воззванія хана Кенисары.

Назаровцы поняли, что обстоятельства ставили ихъ между двухъ огней: съ одной стороны ихъ ожидало наказаніе русскихъ, а съ другой — безпощадный гнвъ и варварская месть грознаго хана Кенисары. Понятное дло, что изъ двухъ золъ они выбрали меньшее, т.-е. признали свою зависимость отъ Кенисары, разсчитывая, что русскія власти, отличаясь всегда гуманностью въ прежнее время, и на этотъ разъ будутъ къ нимъ снисходительны, въ виду вынужденной ихъ покорности Кенисар и тхъ услугъ, которыя, въ бывшіе поиски противъ мятежнаго султана, были оказаны ими русскимъ отрядамъ, дйствовавшимъ въ степи. Ослушаніе же приказаніямъ грознаго и сильнаго хана неминуемо бы влекло за собою полное и конечное разореніе безъ всякой пощады!..

Признаніе Кенисары ханомъ однихъ изъ послднихъ, еще независимыхъ отъ него отдленій оренбургскихъ киргизовъ, придало мятежному султану еще боле дерзости въ его замыслахъ. Ему пришла мысль вновь подчинить своей власти т изъ родовъ сибирскихъ кайсаковъ, которые, незадолго до прикочеванія къ оренбургской линіи, отложились отъ него. Сознавая свою мощь, мятежникъ, надменно, писалъ къ сибирскимъ киргизамъ повелніе — немедленно признать его своимъ ханомъ и принять участіе въ общемъ дл: освобожденія киргизскаго народа отъ русской власти.

Посланіе это было адресовано на имя султана Кучакова, отца Кулдокана, который былъ освобожденъ изъ плна по ходатайству Кенисары, но въ 1843-мъ г. вмст съ отцомъ, завидуя успхамъ Кенисары, отложился отъ него.

Въ тоже время, Кенисара подкрплялъ свои посланія силою оружія, производя набги на вс роды киргизовъ оренбургскаго я сибирскаго вдомствъ, которые упорно отказывались признать его своимъ ханомъ и платить ханскіе налоги съ муки, барановъ и капитала. Когда въ Оренбург еще испрашивали и. ожидали разршенія: какія мры принять противъ мятежнаго султана,— послдній, не стсняясь, дйствовалъ изустно и письменно и оружіемъ.

Такъ, въ іюл 1843 года, приверженцы Кенисары угнали у біевъ Джагалбайлинскаго рода Балышева отдленія, Сутьимгенева и Викъ Кутенева съ прочими, 790 лошадей. Дла въ степи становились, съ каждымъ днемъ, все опасне и опасне, 32 рода киргизовъ (Оренб. вдом.) — одни добровольно, увлекаясь богатырствомъ Кенисары, другіе изъ страха его гнва, но вс боле или мене признавали Касимова своимъ ханомъ (чему много способствовало, мимоходомъ замтимъ, и происхожденіе Кенисары отъ Аблай-хана), платили ему зякетъ и служили въ его войскахъ. Оренбургское начальство не знало, что предпринять, а изъ Петербурга отвта еще не было. Въ сороковыхъ годахъ сообщеніе съ Оренбургскимъ краемъ, какъ вообще, производилось въ экстренныхъ случаяхъ черезъ курьеровъ,— вслдствіе чего, оренбургской администраціи приходилось ждать отъ двухъ до трехъ недль просимаго разршенія, а иногда и боле, такъ что энергичный и дятельный Кенисара, въ такой значительный періодъ времени, всегда успвалъ новыми набгами или политическою перепискою съ Обручевымъ, заставить послдняго отмнять свои первыя распоряженія и входить съ новыми представленіями къ министрамъ иностранныхъ длъ и военному, испрашивая указаній: какъ ‘въ данномъ случа’ поступить съ безпокойнымъ султаномъ?

Но генералъ Обручевъ своимъ донесеніемъ поставилъ канцлера въ самое затруднительное положеніе предъ императоромъ, такъ какъ графъ Нессельроде, основываясь на прежнемъ донесеніи генерала Обручева, утромъ того же дня всеподданнйше докладывалъ, что оренбургскій военный губернаторъ говоритъ о совершенной и безусловной покорности Кенисары, а вечеромъ — что ‘опасный мятежникъ угрожаетъ не только степи оренбургскихъ кайсаковъ, но даже и линіи’, и что для пресченія его замысловъ нужно принятіе мръ ‘военныхъ и скорыхъ’ и 14 т. руб. на поискъ. Два противорчащія представленія Обручева были получены канцлеромъ въ одинъ день — одно утромъ, другое вечеромъ.

Все это сбивало съ толку графа Нессельроде, который медлилъ иногда отвтомъ, ожидая: не получитъ ли онъ изъ Оренбурга боле спокойнаго и разъясняющаго донесенія, но надежды его не сбывались. Канцлеръ медлилъ, Обручевъ недоумвалъ, а Кенисара дйствовалъ съ успхомъ, почти вся Оренбургская степь, въ буквальномъ смысл этого слова, отложилась отъ Россіи и признала своимъ ханомъ султана Кенисару. Такому политику, какимъ былъ генералъ Обручевъ, исключительно посвящавшій вс свои помыслы и свободное время парадамъ и разводамъ съ церемоніей, некогда было додуматься, въ виду безпрерывно измнявшагося хода дла въ степи, что необходимо испросить себ полномочіе: дйствовать противъ Кенисары соображаясь съ обстоятельствами.

Отсюда ясна та трудность и продолжительность борьбы съ Кенисарой, которая приводила оренбургское начальство въ бшенство и отчаяніе и въ мрамъ и мечтамъ одна другой смшне, одна другой нелпе. Когда Кенисара, совершенно свободный въ своихъ дйствіяхъ, безпрерывно переходилъ отъ явнаго мятежа въ мнимой покорности, генералъ Обручевъ терялся, становился въ тупикъ и гналъ въ Петербургъ курьера за курьеромъ, съ вчнымъ вопросомъ: что длать? Разумется, что до разршенія этого рокового вопроса военныя дйствія превращались, и отряды или отзывались изъ степи на линію, или получали приказаніе, не трогаясь съ мста наблюдать за Кенисарою. Конечно, Кенисара, пользуясь перемиріемъ, снимался съ позиціи, и въ виду русскаго наблюдательнаго отряда уходилъ отъ него за другое невидимое мсто, гд уже, разумется, оставшійся на прежней позиціи отрядъ нашъ не могъ никакъ слдить за Касимовымъ, теряя всякій смыслъ наблюдательнаго поста!..

Такъ въ Оренбург ждали съ нетерпніемъ утвержденія канцлеромъ и военнымъ министерствомъ плана и необходимыхъ расходовъ экспедиціи въ степь, которая должна была выступить перваго августа, но желаемаго разршенія не было еще и въ конц іюля, ибо въ послднихъ числахъ этого мсяца въ Оренбург былъ [полученъ отвтъ канцлера лишь на пресловутое представленіе Обручева о прибытіи Кенисары въ Оренбургъ. Графъ Нессельроде высказалъ сомнніе на счетъ прибытія Кенисары въ Оренбургъ, или на линію, для переговоровъ съ генераломъ Генсомъ, но еслибы, сверхъ всякаго чаянія, продолжалъ онъ, мятежный султанъ дйствительно прибылъ въ Оренбургъ, то онъ просилъ, не принимая противъ Кенисары никакихъ мръ, тотчасъ-же — для полученія приказаній — довести о томъ до высочайшаго свднія!

Только 3-го августа было получено въ Оренбург письмо государственнаго канцлера, извщавшее о томъ, что императоръ Николай Павловичъ разршилъ возобновить военныя дйствія противъ Кенисары, съ отнесеніемъ потребнаго для экспедиціи расхода на кибиточный сборъ, относительно же купли головы Кенисары графъ Нессельроде присовокупилъ: ‘особенныя мры, о которыхъ вы писали въ вашемъ во мн письм, также одобряются и вы можете, въ случа надобности, позаимствовать потребныя деньги изъ того же источника’, т. -е. изъ кибиточнаго сбора.

Въ конц августа, отрядъ въ 1,800 человкъ, при четырехъ орудіяхъ, подъ главнымъ начальствомъ полковника Безянова, выступилъ, какъ предназначалось, съ двухъ пунктовъ, къ гор Айрюкъ (въ Мугоджерахъ) для дйствій противъ Кенисары. На пути слдованія къ экспедиціи присоединились султаны-правители восточной и западной частей, съ преданными имъ киргизами и находящимися въ ихъ распоряженіи казачьими отрядами, съ сибирской линіи также былъ двинутъ вспомогательный отрядъ, подъ начальствомъ полковника Кривоногова, человка, понимавшаго характеръ степной войны, и вообще говоря, талантливаго.

Отрядъ, выступившій изъ Орской крпости, за болзнью начальника, В. С. Лебедева, былъ ввренъ полковнику Дуниковскому, человку безпечному, неумлому и вмст съ тмъ самонадянному до-нельзя. Такая замна ловкаго и отлично понимавшаго характеръ войны съ Кенисарою, В. С. Лебедева человкомъ малоспособнымъ, не предвщала хорошаго исхода открывшейся экспедиціи. Отряды наши двигались крайне медленно, блудили въ степи, по необходимости часто измняя маршрутъ — попадали не туда, куда нужно, но, наконецъ, кое-какъ соединились для совокупныхъ дйствій противъ мятежника. Было сдлано нсколько поисковъ къ кочевкахъ Кенисары, но они не принесли желаемыхъ результатовъ, было, правда, отбито много скота, впослдствіи проданнаго въ Орской крпости, для вознагражденія изъ вырученной суммы пострадавшихъ отъ шаекъ Кенисары ордынцевъ, но самого султана захватить не могли.

Кенисара заставлялъ наши отряды гоняться за собою безъ устали, такъ что довелъ до полнаго изнуренія не только лошадей, бывшихъ въ обоз, но и подъ всадниками, завязавши, напр., перестрлку, онъ вдругъ снимался и начиналъ отступать, забирая съ собою все, что было для него необходимымъ. Казаки, будучи на изнуренныхъ лошадяхъ и въ пескахъ степи, не могли его преслдовать, а киргизы, бывшіе при султанахъ-правителяхъ, втайн сочувствуя Кеннсар,— тоже не отличались ретивостью въ преслдованіи мятежныхъ скопищъ, отговариваясь изнуренностью лошадей. къ этому надо прибавить, что ранняя, холодная и дождливая осень также благопріятствовала Кенисар, и еще больше вредила и препятствовала нашимъ поискамъ. Въ половин октября, т.-е. пробывши въ степи только 1 ¹/₂ мсяца, отрядные начальники доносили въ Оренбургъ, что въ виду крайняго изнуренія людей и лошадей, а также и дурной погоды, поиски доле не могли продолжаться въ степи съ желаемымъ успхомъ, а потому просили позволенія отступить къ линіи. Совершенно въ томъ же дух получились пограничною коммиссіею донесенія султановъ-правителей.

Въ силу этихъ заявленій, отряды были отозваны изъ степи, и въ Оренбург признали необходимымъ превратить военныя дйствія до весны будущаго 1844-го года. А чтобы придать боле успха въ глазахъ ордынцевъ дйствію нашихъ отрядовъ въ степи, разосланы были черезъ султановъ-правителей, для распространенія между киргизами, объявленія, заключавшія въ себ описаніе какихъ-то будто бы блистательныхъ побдъ, одержанныхъ войсками оренбургскаго корпуса надъ Кенисарою, который, по выраженію объявленій, былъ совершенно уничтоженъ и въ безславномъ бгств искалъ спасенія.

Дале говорилось, что киргизамъ теперь уже нечего бояться мятежнаго султана, и что они могутъ смло, оставивъ мятежника, ‘снова возвратиться подъ власть русскаго правительства’. Но не такъ думали киргизы, знавшіе, что вс побды оренбургскихъ войскъ ограничивались на этотъ разъ лишь отбитіемъ значительной части скота, и то у приверженцевъ Кенисары.

Счастливе оренбургскихъ войскъ дйствовалъ начальникъ сибирскаго отряда, полковникъ Кривоноговъ, ему удалось, во время отсутствія Кенисары, напасть на аулы, съ которыми кочевалъ султанъ, разбить ихъ и, посл продолжительной битвы, захватить въ плнъ двухъ родственниковъ Кенисары, его жену, Куныли-Джапъ и до тридцати двицъ и женщинъ, состоявшихъ въ ея свит.

Таковы послдствія осенней экспедиціи 1843-го года.

——

Вопреки ожиданій оренбургской администраціи, Кенисара не упалъ духомъ посл тхъ ‘блистательныхъ’ побдъ, которыя были одержаны надъ нимъ, по выраженію генерала Обручева, войсками Оренбургскаго края, и въ наступившемъ 1844-мъ году началъ мятежъ еще съ января мсяца, тогда какъ прежде безпорядки въ степи возобновлялись лишь съ наступленіемъ весны. Такимъ образомъ мятежный султанъ доказывалъ ордынцамъ дломъ, а не словомъ, что мятежъ не только не усмиренъ, но, напротивъ, не прерывался, и что Кенисара, посл нанесенныхъ ему мнимыхъ пораженій, не считалъ себя обезсиленнымъ.

Кочуя съ осени 1843-го года въ окрестностяхъ горъ Улу-Тау и Кичи-Tay, мятежный султанъ въ продолженіи зимы взялъ съ япасцевъ въ зякетъ до 2,000 барановъ, 200 верблюдовъ и 200 лошадей, склонилъ перекочевать къ своимъ ауламъ батыря Табынскаго рода, Байкадама Бекъ-Аайдарова, котораго впослдствіи, за оказанныя услуги русскимъ отрядамъ, заковалъ и задержалъ при себ.

Затмъ, изъ ордынцевъ, кочующихъ по Сыръ-Дарь близъ Акъ-мечети и Туркестана, собравши значительныя толпы мятежниковъ, произвелъ въ степи цлый рядъ насилій и грабительствъ.

Противъ Кенисары оренбургское начальство вынуждено было снарядить отрядъ изъ 1,600 человкъ, подъ командою подполковника Лебедева, отъ котораго предварительно похода были истребованы вс нужныя соображенія относительно предстоявшей экспедиціи: въ отношеніи состава отряда, продовольствія его въ поход и во время нахожденія въ степи, и, наконецъ, относительно плана, котораго желалъ бы держаться Лебедевъ при дйствіяхъ противъ Кенисары.

Лебедевъ, близко знакомый со степью и съ характеромъ степной войны, представилъ весьма дльныя соображенія относительно предстоявшаго ему похода. Главные пункты этехъ соображеній заключались въ слдующемъ: 1) Находя неудобнымъ дйствовать противъ Кенисары совокупными силами большого отряда, обремененнаго большимъ количествомъ грузовъ, Лебедевъ признавалъ за лучшее дйствовать противъ мятежниковъ на-легк, для чего предполагалъ отрядъ раздлить на три части и произвести одновременное нападеніе на аулы Кенисары съ трехъ сторонъ. 2) Для того, чтобы отряды могли двигаться въ степи сколь возможно поспшне, такъ какъ быстрота движеній въ войн съ Кенисарою обезпечивала успхъ дла, Лебедевъ предполагалъ замнить верблюдовъ, на которыхъ обыкновенно возился провіантъ,— лошадьми, устроивъ для возки провіанта, по особому рисунку, двухколесныя одноколки, которыя, по мннію Лебедева, могли свободно двигаться по песчанымъ пространствамъ степи, безъ особеннаго изнуренія для лошадей, а во время нечаяннаго нападенія на отрядъ, Лебедевъ предполагалъ устраивать изъ нихъ родъ заваловъ или укрпленій, и 3) Отрядъ предполагалось составить изъ двухсотъ линейныхъ казаковъ, не по очереди, какъ это всегда длалось, а по способностямъ, придать отряду три орудія конной артиллеріи и двсти-пятьдесятъ человкъ лучшихъ стрлковъ изъ пхоты, посаженныхъ на лошадей.

Въ заключеніе Лебедевъ убждалъ генерала Обручева, что такой отрядъ можетъ съ успхомъ дйствовать въ степи, не будучи обремененъ верблюдами, онъ получитъ возможность, не растягиваясь во время похода, быть всегда въ совокупности и дйствовать на-легк противъ мятежника, преслдуя бунтовщиковъ по пятамъ.

Генералъ Обручевъ, соглашаясь съ мнніемъ Лебедева, нашелъ однакожъ нужнымъ усилить этотъ отрядъ до 1,600 человкъ.

Раннею весною отрядъ выступилъ въ степь, но прежде, чмъ онъ могъ настигнуть мятежнаго султана, Кенисара произвелъ нсколько опустошительныхъ набговъ. Въ этотъ разъ особенно дятельное участіе оказывалъ Кенисар тотъ самый Байкадамовъ, который въ начал бунта дйствовалъ заодно съ русскими отрядами, а теперь, устрашенный Кенисарою, перешелъ на его сторону. Между тмъ Лебедевъ быстро двигался по направленію къ ауламъ Кенисары, собирая дорогою вс нужныя ему свднія, для чего онъ употреблялъ довольно оригинальный пріемъ, который, впрочемъ, нравился ордынцамъ. Обыкновенно Лебедевъ старался имть, по возможности, хорошихъ агентовъ изъ среды тхъ киргизовъ, которые когда-либо Кенисарою или кмъ-нибудь изъ его приверженцевъ были оскорблены и считали своею обязанностью мстить оскорбителямъ. Такіе агенты давали Лебедеву возможность, во-первыхъ, знать въ точности о силахъ Кенисары, о всхъ сочувствовавшихъ ему киргизскихъ родахъ и о мстахъ его кочевокъ, а во-вторыхъ, съ помощью этихъ же агентовъ, онъ могъ поврять, насколько была врны т свднія, которыя, за разныя почести и золото, доставляли русскому правительству мнимо-преданные Россіи ордынцы. По разсказамъ очевидцевъ, Лебедевъ приглашалъ къ себ въ кибитку тхъ изъ почетныхъ киргизовъ, на которыхъ указывало ему Оренбургское начальство, какъ на преданныхъ Россіи, и, угощая чаемъ, разспрашивалъ ихъ, гд находится Кенисара и много ли при немъ вооруженныхъ людей. Получавши отъ этихъ біевъ чаще всего совершенно ложныя свднія, Лебедевъ, замчая ихъ ложь и коварность, поднимался съ своего мста, бралъ нагайку и собственноручно колотилъ солгавшаго, приговаривая при этомъ, гд находится Кенисара и какими силами онъ располагаетъ, а затмъ, какъ ни въ чемъ не бывало, продолжалъ чаепитіе и разговоры со своими гостями. Такое обращеніе русскаго военачальника чрезвычайно какъ нравилось нашимъ степнякамъ, совпадая съ ихъ міровоззрніемъ, такъ что Лебедевъ вскор пріобрлъ популярность между ордынцами, какъ лихой батырь и славный малый. Уваженіе и удивленіе къ Лебедеву возрасло еще боле, когда киргизы увидали, какъ онъ мастерски гонялся за лихимъ кайсацкимъ партизаномъ, настигая его всюду, несмотря на превосходство силъ Кенисары и на ловкость его увертокъ. Случалось такъ, что когда Лебедевъ, получивши извстіе, гд находится Кенисара, на разсвт снимался съ позиціи и двигался къ ставк мятежника-султана, Кенисара, длая полукругъ, переходилъ окольными, неизвстными Лебедеву дорогами на мсто ночевки русскаго отряда. Но разъ познакомившись съ этимъ маневромъ, Лебедевъ никогда уже не упускалъ его изъ виду, и часто идя впередъ, по дорог въ ауламъ Кенисары, онъ вдругъ возвращался назадъ или въ пути перемнялъ направленіе въ стороны и лицомъ въ лицу встрчался съ мятежникомъ. Кенисара сразу оцнилъ и понялъ русскаго военачальника, увидвши въ немъ не только опаснаго преслдователя, но даже и соперника по батырству. Поэтому онъ напрягалъ вс силы своего изворотливаго ума, чтобы избавиться отъ Лебедева, осторожность котораго лишила его возможности уничтожить русскій отрядъ нечаяннымъ нападеніемъ, а между тмъ послднія неудачи султана уменьшили его обаяніе между ордынцами, изъ которыхъ многіе увлекались искренно ловкостью и безкорыстіемъ русскаго начальника, такъ успшно дйствовавшаго противъ ‘непобдимаго отца величія’!

10-го іюня, по наущенію Кенисары, киргизы, преданные Байкадаму, въ числ 30-ти человкъ напали, близъ озера Ургачи, на посланныхъ Лебедевымъ двухъ киргизовъ съ почтою въ укрпленіе Николаевское, причемъ захватили конверты и одного киргиза, а другой усплъ ускакать къ Лебедеву и донести ему о случившемся. Затмъ, въ ночь на 12-е іюня, тотъ же Байкадамъ, предводительствуя шайкою хищниковъ, отогналъ у киргизовъ аргунскаго рода 250 лошадей.

Такая двуличность Байкадама, игравшаго роль преданнаго русскому правительству киргиза, внушила Лебедеву мысль, для острастки ему подобныхъ, наказать его. Настигнувъ старшину Байкадама, русскій отрядъ разбилъ его на голову,, захватилъ все его имущество и множество плнныхъ и скота, одинъ Байкадамъ усплъ скрыться. Отбитое имущество и скотъ были раздлены Лебедевымъ между пострадавшими отъ мятежныхъ шаекъ ордынцами, а оставшіяся за раздломъ лошади подарены были тмъ казакамъ, которые лишились подручныхъ лошадей въ поискахъ за Кенисарою.

13-го іюня, самъ Кенисара, предводительствуя скопищемъ до 700 человкъ, неожиданно разбилъ на рк Аят, близъ урочища Бара-Уба, 68 ауловъ киргизовъ кинчасскаго и япасскаго родовъ, въ томъ числ бія Алтыбашева отдленія Ямбурчина, многихъ другихъ кочевавшихъ тутъ біевъ, и дистаночнаго начальника Мурзабая Тычкайбаева, захватилъ у нихъ 2,998 лошадей, 854 верблюда, 102 головы рогатаго скота, 1,056 барановъ и ограбилъ 381 кибитку съ имуществомъ на сумму въ 153,320 руб. При этомъ убитъ одинъ киргизъ, нсколько человкъ ранено и трое увлечены въ плнъ.

Спустя нсколько дней посл описанныхъ событій, когда Лебедевъ собирался открыть и наказать Кенисару, онъ былъ неожиданно лишенъ командованія отрядомъ и отозванъ въ Оренбургъ, гд вскор былъ преданъ суду, якобы за воровство и хищничество въ аулахъ мирныхъ киргизовъ.

Необъяснимая для Лебедева немилость къ нему оренбургскаго военнаго губернатора, стала для него ясною только по прибытіи въ Оренбургъ. Здсь, говоритъ преданіе, генералъ Обручевъ сказалъ отозванному и оскорбленному, начальнику отряда: что его корыстное поведеніе въ степи, вопреки указаніямъ государственнаго канцлера, вынудило почтеннаго администратора отозвать Лебедева и предать его суду за разграбленіе ауловъ, столь полезнаго и такъ преданнаго русскому правительству старшины Байкадама, которому онъ веллъ уже возвратить все расхищенное русскимъ отрядомъ имущество. Говорятъ, что Лебедевъ отвчалъ на новыя и незаслуженныя оскорбленія генерала Обручева, что время и судъ оправдаютъ его поступокъ съ Байкадамомъ, который есть рьяный сподвижникъ Кенисары, а не слуга русскаго государя.

Мсто Лебедева въ отряд занялъ безталанный Дуниковскій.

II.
Продолженіе безпорядковъ 1844 г.— Дйствія полковника Дуниковскаго противъ Кенисары.— Нападеніе мятежника на отрядъ 20-го іюля.— Набгъ Касимова на Екатерининскую станицу, захватъ плнныхъ и сожженіе Елизаветинскаго форпоста.— Осенніе безпорядки въ степи.— Донесеніе султана Кенисары предсдателю пограничной коммиссіи о причинахъ набга на станицу Екатерининскую.

Полковникъ Дуниковскій, какъ (въ большинств случаевъ) всякій новый начальникъ, не желая слдовать примру или плану Лебедева, хотлъ дйствовать въ степи, онъ, разумется, тотчасъ началъ устранять важныя, по его мннію, несовершенства его предшественника. Преобразованія въ отряд начались тмъ, что одноколки, изобртенныя Лебедевымъ для ускоренія движеній отряда, признаны были Дуниковскимъ неудобными и замнены, по завщанію рутины, верблюдами. Подобная замна сразу замедлила движеніе отряда и растянула его весьма значительно. Затмъ агенты лебедевскіе были частію устранены, а частію устранились сами, вида излишнюю щекотливость и требовательность новаго русскаго военно-начальника. Дуниковскій ршилъ, что, такъ-называемые, преданные русскому начальству почетные біи и киргизы будутъ ему полезне бывшихъ лебедевскихъ агентовъ. По его требованію, къ нему въ отрядъ было назначено значительное число султановъ, султанскихъ дтей, біевъ и другихъ почетныхъ ордынскихъ людей. Дуниковскій изобрлъ ивой планъ дйствій въ степи, чмъ тотъ, котораго держался Лебедевъ. Тогда, какъ по мннію Лебедева успхъ въ степи русскихъ отрядовъ обусловливался быстротою передвиженій и внезапнымъ нападеніемъ на аулы мятежныхъ киргизовъ, новый начальникъ думалъ напротивъ, что сгруппированный отрядъ можетъ сдлать въ степи больше, чмъ мелкіе отряды, дйствующіе врознь, и потому стянулъ вс силы подъ личное начальство, затмъ, ему вообразилось составить авангардъ своего отряда изъ находившихся при немъ султановъ и почетныхъ ордынцевъ, который долженъ былъ слдовать впереди отряда, въ 1 ¹/₂ верстахъ, и, вліятельностью личностей, его составлявшихъ, покорять, безъ кровопролитія, русской власти отложившіеся аулы.

Пока Дуниковскій ‘налаживался’, какъ выражается одинъ изъ современниковъ-очевидцевъ, для дйстій противъ Кенисары, бунтъ ожесточался и набги продолжались. Такъ, 30-го іюня, на закат солнца, хищники изъ шайки брата Кенисары, султана Наурузбая, числомъ до тысячи, захватили на рк Тобил, при урочищ Тепловскомъ, въ 90 верстахъ отъ крпости Усть-Уйской, шесть человкъ крестьянъ Челябинскаго узда, прибывшихъ туда для рыболовства. Одному изъ схваченныхъ, во время ночлега хищниковъ, удалось бжать и принести извстіе на линію объ участи, постигшей его товарищей. Вслдъ затмъ, ночью съ 2-го на 3-е іюля, шайка воровъ, подъ предводительствомъ извстнаго сообщника Касимова, киргиза Уколы, угнала у бія япасскаго рода Карагузова отдленія, Нысака Алтыбаева и другихъ киргизовъ, кочевавшихъ за р. Аятомъ въ окрестностяхъ урочища Алакуль, въ числ 140 кибитокъ,— 1,849 лошадей, при этомъ тяжело ранено два киргиза. На другой день, т.-е. 3-го іюля, предъ солнечнымъ закатомъ самъ султанъ Наурузбай Касимовъ съ приверженцами бросились за аулы султана Чутая Бахтыгиреева и киргизовъ кирейскаго рода, кочевавшихъ при озер Джар-Кул въ числ 193-хъ кибитокъ, и захватили 5,194 лошади, изъ числа же выбжавшихъ для обороны хозяевъ убили двухъ киргизовъ, нсколькихъ человкъ ранили и увлекли въ плнъ султана Чутая, котораго, нсколько позже, отпустили съ р. Тобола совершенно ограбленнаго.

Какъ ни медленно двигался полковникъ Дуниковскій съ своими султанскимъ авангардомъ и верблюжьимъ арьергардомъ, однакожъ, все-таки, около половины іюля приблизился къ ауламъ Кенисары не боле двухъ переходовъ.

Полная безпечность и мнимая покорность встрчавшихся на пути ауловъ, еще боле укрпляли Дуниковскаго въ резонности изобртеннаго имъ способа — покорять непокорныхъ вліяніемъ лицъ, составлявшихъ его авангардъ. Между тмъ Кенисара не дремалъ, и собравши отъ мнимо-покорныхъ киргизовъ вс нужныя для его соображеній свднія о числ отряда и личныхъ качествахъ его начальника (въ которымъ прежде всего слдуетъ отнести изумительную небрежность, безпечность, самонадянность и крайне презрительное отношеніе въ противнику) выжидалъ удобной минуты, чтобы дать ему хорошій урокъ. Минута эта скоро настала. 20-го числа Дуниковскій расположился лагеремъ около вершины Тобола, выставивши, по обыкновенію, чиновный авангардъ въ 1 ¹/₂ верст отъ лагеря и, не пославъ разъздовъ, не поставивъ пикетовъ, расположился на ночлегъ. Въ ночь, когда весь отрядъ спалъ безпечнымъ сномъ младенца, купно съ мудренымъ Дуниковскимъ, Кенисара напалъ на лагерь, перерзалъ всхъ султановъ, ихъ дтей, біевъ и почетныхъ ордынцевъ чиновнаго авангарда, и, оставивъ изъ нихъ въ живыхъ только 20 человкъ раненыхъ, вернулся въ степь. Когда казаки вооружились, Кенисара уже былъ далеко. Отрядъ, двинутый растерявшимся Дуниковскимъ, имлъ въ виду отступавшаго султана только 9 часовъ, а затмъ, какъ говорилось въ донесеніи, ‘по причин утомленія лошадей и всадниковъ опустилъ его изъ виду’. Семействамъ султановъ, погибшихъ неповинно или по вин Дуниковскаго въ этомъ дл, покойный государь даровалъ пожизненныя пособія, какъ бы въ награду за понесенную потерю.

Ошеломленный дерзкою смлостью ничтожнаго мятежника, преемникъ Лебедева ршительно сталъ въ тупивъ, онъ желалъ загладить свой промахъ конечнымъ истребленіемъ мятежныхъ скопищъ Кенисары, но не зная гд найти его, бросался въ разныя стороны широкой степи, и совершенно безуспшно. Въ то время, когда сконфуженный Дуниковскій искалъ Кенисару, удаляясь въ глубь степи, по указанію преданныхъ ему киргизовъ, мятежный султанъ, на оборотъ, приближался къ линіи и 14-го августа напалъ на отрядъ Екатерининскій и форштатъ Елизаветинскій, что на новой линіи, выжегъ ихъ и захвативши, по русскому донесенію, боле сорока плнныхъ, а по сознанію самого Кенисары — до 120 человкъ, благополучно отступилъ.

Отсюда опасность переходила въ Наслдницкой станиц и другимъ пунктамъ новой линіи, жители которой находились въ страх и за свою жизнь и за свое имущество. Полковникъ Данилевскій, получившій извстіе о нападеніи Кенисары на Екатерининскую станицу, живо собралъ свой полкъ и выступилъ въ степь для поисковъ за хищниками, но возвратился безъ всякаго успха.

Злосчастный же Дуниковскій, соединившись съ сибирскимъ отрядомъ, старался догнать Кенисару около Эмбы, но тоже безуспшно, здсь, получивши весьма сомнительныя свднія, что Кенисара будто бы идетъ въ Аральскому морю, повернулъ свой отрядъ и отступилъ къ Орской крпости (что нын городъ), откуда 23-го сентября отрядъ Дуниковскаго былъ распущенъ по домамъ.

Ни одинъ поискъ въ степь не кончился такъ безуспшно и такъ неблагопріятно для русскихъ, какъ Дуниковскаго. Погибель султановъ отъ руки мятежнаго Кенисары въ глазахъ русскаго отряда, долженствовавшаго оберегать ихъ жизнь и имущество и оказывать покровительство преданнымъ Россіи киргизамъ, нанесла сильный ударъ русскому авторитету въ глазахъ мирныхъ ордынцевъ и умножила страхъ и уваженіе ихъ въ непобдимому хану. Безусловное отступленіе русскаго отряда, конечно, придало еще боле дерзости Кенисар, и шайки его продолжали набги. Такъ, 19-го августа, приверженные Кенисар киргизы, пріхавъ къ кочевавшимъ на рк Бараганды, чумексенцамъ, схватили прикащика орскаго купца Адамова, привезли его къ Кенисар и взыскавъ 500 р. въ пошлину отпустили съ тмъ, чтобы онъ халъ къ богапалинцамъ, перешедшимъ внутрь за новую линію, и сказалъ послднимъ, что если только они добровольно не присоединятся къ Кенисар, то будутъ непремнно разграблены, такъ какъ ханъ Касимовъ ршился, во что бы то на стало, истребить и выжечь всю новую линію, какъ ‘безправно построенную на киргизскихъ земляхъ’.

Въ ночь на 20-е августа приверженцы Кенисары, до 6-та тысячъ человкъ, подъ предводительствомъ батыря Джилы, напали на аулъ бія алчинскаго рода Куватова, отбили всхъ лошадей, състные припасы и заставили самихъ алчинцевъ удалиться въ глубь степи, для соединенія съ мятежными шайками. Исполняя это повелніе, алчинцы, на пути къ Кенисарынскому скопищу, обмолотили и увезли съ собою нажатый киргизами джигалбайлинскаго рода хлбъ, а оставшійся на корн выбили и потравили скотомъ. Въ промежутокъ времени отъ 14-го августа, по 21-е сдлано было еще нсколько нападеній на аулы мирныхъ киргизовъ, и много отбарантовано скота. Двадцать перваго числа въ Оренбург получено было извстіе, что самъ Кенисара, подвигаясь отъ новой линіи внизъ и находившись съ многочисленнымъ скопищемъ бунтовщиковъ близъ рчки Каратугая (отстоящей отъ Куралинскаго пикета въ 100 верстахъ), захватилъ принадлежавшій купцу Деву скотъ и сжегъ заготовленное мирными киргизами сно, въ скорости удалился въ глубь, степи.

Впрочемъ, прежде чмъ удалиться отъ предловъ русской линіи, Кенисара прислалъ письмо на имя предсдателя пограничной коммиссіи, въ которомъ объяснялъ причины, побудившія его къ набгамъ на линію. Въ этомъ письм всю вину своихъ, непріязненныхъ поступковъ Кенисара сваливалъ на оренбургское и сибирское начальства. ‘Прежде всего — говоритъ мятежный султанъ — когда мы, исполняя волю высшаго начальства, прикочевали къ оренбургской линіи, за насъ нахалъ маіоръ Лебедевъ, отрядъ котораго, какъ объяснилъ онъ панъ, былъ высланъ не противъ насъ, но для прикрытія съемочныхъ партій, но все же мы возъимли сомнніе, затмъ, сибирскій отрядъ напалъ на кочевья вашего брата и увлекъ многихъ въ плнъ, и, еще большее число разграбилъ. Наконецъ т же сибиряки напали, въ наше отсутствіе, на аулы наши и увлекли въ плнъ жену нашу и двухъ родственныхъ султановъ. Убждаясь изъ всего этого, что милость, объявленная намъ государемъ, недйствительна, мы сами вооружились и выжгли русскую станицу, захвативъ много людей въ плнъ, которыхъ готовы отпустить, если намъ будетъ общано возвращеніе въ орду всхъ нашихъ родственниковъ, захваченныхъ въ разное время русскими отрядами’ и т. д. въ этомъ же род.

Причины, выставленныя Кенисарою, и на этотъ разъ показались убдительными и тмъ боле могли служить ему въ оправданіе, что дйствительно сибирскій отрядъ, безъ всякой очевидной надобности, первый открылъ военныя дйствія нападеніемъ на аулъ брата- Кеносары, въ то время, когда тотъ, повидимому, оставался совершенно спокоенъ и откочевывалъ уже отъ Сибирской линіи въ Оренбургскую степь.

Принимая въ соображеніе это обстоятельство и убждаясь безполезностью поисковъ, оренбургскій военный губернаторъ поручилъ предсдателю пограничной коммиссіи войти въ переписку съ Кенисарою, а письма его, съ просьбою объ освобожденіи его жены, дяди и другихъ родственниковъ задержанныхъ въ Оренбург и въ Сибири, представить къ канцлеру на заключеніе.

Исполняя порученіе генерала Обручева, управлявшій киргизами М. В. Ладыженскій написалъ къ мятежному султану весьма убдительное письмо, въ которомъ говорилъ, что однихъ общаній для полученія Кенисарою прощенія недостаточно, но что ему слдуетъ доказать свою покорность дломъ, и что лучшимъ доказательствомъ его раскаянія можетъ послужить возвращеніе Касимовымъ всхъ, находящихся у него въ плну русскихъ. ‘Тогда, говорилось дале въ письм, правительство наше увидитъ не одни слова, столько разъ бывшія пустымъ звукомъ въ устахъ степеннаго султана, но существенное доказательство его искренняго раскаянія въ своихъ проступкахъ, и наврное исполнитъ вс его просьбы’.

Слдствіемъ этого письма было возвращеніе Кенисарою, въ конц 1844-го года, всхъ русскихъ, захваченныхъ имъ въ разное время.

III.
Война Бухары съ Коканомъ и Хивою, какъ причина, заставившая на время Кенисару искать мира съ русскими.— Признаніе Кенисары ханомъ владтелями среднеазіатскихъ ханствъ, посольства и подарки послднихъ къ Кенисар.

Продолжительная и ожесточенная война/ охватившая весь Туркестанъ, невольно привлекла къ себ вниканіе Кенисары, и это отчасти было поводомъ, что Кенисара искалъ мира съ русскими и такъ поспшно исполнилъ желаніе оренбургскаго начальства отпускомъ плнныхъ. Онъ тмъ боле нуждался въ мир, что распря средне-азіатскихъ владльцевъ, обращавшихся поочередно къ нему за помощью, могла послужить прекраснымъ поводомъ къ удовлетворенію его честолюбія.

Бухарскій эмиръ, покорившій Кованъ, навелъ страхъ на хивинскаго хана, который, опасаясь возрастающаго могущества бухарскаго владльца, требовалъ отъ послдняго очищенія занятыхъ войсками его коканскихъ провинцій и возстановленія въ правахъ коканскаго хана, угрожая въ противномъ случа войной. Послдовавшій со стороны Бухары отказъ послужилъ поводомъ къ разрыву между помянутыми владльцами. Завязалась продолжительная война, доведшая Хиву до крайняго истощенія.

Въ тотъ моментъ, когда совершались описываемыя нами событія, распря эта находилась въ слдующемъ положеніи.

Война Бухары съ Хивою продолжалась, перемирія заключались очень часто и послы обоихъ владній то и дло перезжали изъ Хивы въ Бухару и наоборотъ.

Въ сентябр 1844-го года Рахимкулъ (хивинскій ханъ), съ 10,000 сборнаго войска (изъ трухменцевъ и каракалпаковъ) выступилъ противъ города Маври и кочующихъ въ окрестностяхъ его туркменцевъ, но чрезъ мсяцъ возвратился въ Хиву съ значительнымъ урономъ. Въ то время въ Хив находился бухарскій посолъ, который 10-го ноября возвратился въ Бухару въ сопровожденіи посла хивинскаго, отправленнаго съ предложеніемъ мирныхъ условій. Условія эти остались тайною дивана, но за всмъ тмъ миръ казался неизбжнымъ и хивинскій купеческій караванъ изъ 1,000 верблюдовъ самонадянно выступилъ въ Бухару по настоянію самого Рахимкула, но на пути узнавъ о новыхъ разбояхъ шаекъ туркменскихъ, ограбившихъ впереди шедшій караванъ изъ Хезарасба (Азарыса), возвратился по вызову хана и прибылъ обратно въ Хиву 1-го декабря. Рахимкулъ, видя въ дйствіяхъ ‘маврскихъ трухменцевъ ‘происки бухарскаго эмира, выслалъ 11-го января въ границамъ его 6,000-й отрядъ, подъ предводительствомъ Ивана, который въ теченіи мсяца разорилъ городовъ Акъ-Кали (Кара-Кулчъ), ограбилъ каракалпаковъ, захватилъ до 1 т. женщинъ съ дтьми, угналъ до 500 верблюдовъ и возвратился 11-го феврали, потерпвъ съ своей стороны очень мало. Плнные были розданы жителямъ Хивы и употреблялись въ тяжкія работы, при самомъ скудномъ содержаніи. Между тмъ, 18-го января прізжалъ въ Хиву новый бухарскій посолъ, съ нимъ возвратились два хивинскіе посланника, изъ которыхъ одинъ былъ посылаемъ въ Кованъ, но на пути слдованія перехваченъ и задержанъ бухарцами’ Въ феврал мсяц и этотъ посолъ выхалъ обратно въ Бухару въ сопровожденіи новаго хивинскаго посланника съ новыми предложеніями мира. На этотъ разъ условія со стороны Бухары были слдующія:

1) Хива должна была возвратить плнныхъ и все ихъ имущество, 2) не покровительствовать коканцамъ и оставить всякіе виды на Кованъ и Ташкентъ, несмотря на приглашенія, съ ихъ стороны и 3) Маври Бухарія уступаетъ Хив.

Со стороны Хивы:

1) Бухарія не должна требовать возврата плнныхъ, 2) уступить Маври, какъ принадлежность Хивы и не возмущать ‘трухменцевъ’ и З) оставить Кованъ и Ташкентъ управляться своимъ ханомъ, независимо отъ Бухары.

Такія противуположныя требованія не предвщали Хив скораго мира, и потому война продолжалась.

Разорительные раздоры Бухары съ Хивой и Кованомъ истощали силы и финансы всхъ воюющихъ сторонъ, и въ особенности Хивы, которая видимо ослабла и обднла отъ продолженія борьбы, лучшимъ доказательствомъ этому можетъ служить тягостный поголовный налогъ (въ сентябр 1844 г.), предшествовавшій снаряженію экспедиціи противъ маврійскихъ туркменцевъ. Вс эти обременительные налоги вызывали ропотъ хивинскихъ подданныхъ, опасавшихся новаго нашествія бухарцевъ.

Со стороны Персіи тоже грозила опасность Хив, ибо посолъ первой, прізжавшій въ август 1844-го года съ требованіемъ шаха объ освобожденіи изъ Хивы плнныхъ персіянъ и получившій отказъ, грозилъ гнвомъ своего шаха и дружественнаго ему россійскаго двора.

Война окончательно разстроила торговлю Хивы, сношенія съ сосдними торговыми пунктами превратились. Торговля же Бухары напротивъ замтно оживилась за это время, особенно значительнымъ ввозомъ на ея рынки англійскихъ шерстяныхъ и пеньковыхъ товаровъ, вытснившихъ дешевизною цнъ русскихъ купцовъ. Товары эти доставлялись на бухарскіе рынки англійскими коммиссіонерами изъ афганцевъ и персіянъ чрезъ Кабулъ и Мешедъ.

Хивинскіе сановники, окружавшіе Рахимкула, отличаясь, корыстолюбіемъ и варварской жестокостью, вызывали народный ропотъ и грозили вызвать, вдобавокъ въ опасности вншней, бунтъ внутри ханства.

Въ эти-то критическія минуты въ Кенисар были посылаемы отъ средне-азіатскихъ хановъ посольства, съ дорогими подарками, съ просьбой оказать каждому свое содйствіе, при этомъ каждый изъ враговъ спшилъ признать Кенисару ханомъ киргизскихъ ордъ. Бухарскій эмиръ прислалъ Кенисар 60 ружей, 15 горныхъ пушекъ и боевые снаряды. Хивинскій владлецъ прислалъ 15 лучшихъ аргамаковъ, два золотомъ залитыхъ сдла, также дв пушки и нсколько верблюдовъ, изъ которыхъ два были навьючены порохомъ, тотъ и другой, утверждая Кенисару ханомъ, искали его союза. Хивинскій владлецъ, кром того, дозволилъ мятежному султану покупать и вымнивать въ Хив оружіе и боевые запасы, а также разршалъ ему избрать любое мсто для своихъ кочевокъ въ хивинскихъ предлахъ, но съ тмъ, чтобы какъ Кенисара, такъ и вс русскіе киргизы не позволяли русскимъ строить въ степи укрпленій. Кенисара благосклонно принялъ обоихъ посланцевъ, подарилъ каждому хану по казаку (изъ числа захваченныхъ имъ съ Сибирской линіи), но относительно союза далъ весьма уклончивый отвтъ обоимъ ханствамъ. Такое поведеніе Касимова объясняется его болзненнымъ честолюбіемъ, онъ надялся, что продолжающаяся распря доведетъ средне-азіатскихъ владльцевъ до крайняго истощенія и безсилія, пользуясь которымъ онъ безъ труда займетъ растерзанный Коканъ, объявитъ себя его ханомъ и, обезсиленные продолжительною войною сосди его, властители Бухары и Хивы, поневол, изъ личной безопасности, должны будутъ признать его въ этомъ званіи.

Преслдуя эту цль и желая для того не только сберечь, но даже и увеличить свои силы, Кенисара настойчиво искалъ мира съ русскими, посылая въ Оренбургъ письмо за письмомъ, въ которыхъ, со всей искренностью, сознавшаго свои проступки заблуждавшагося человка — просилъ о помилованіи.

Въ Оренбург письма мятежнаго султана произвели сильное впечатлніе и военныя дйствія на время прекратились….

Ожидали указаній государственнаго канцлера.

IV.
1845-й год.— Русское посольство къ Конвоир.— Прокламація по этому поводу генерала Ладыженскаго.— Заботливость Обручева о приданіи возможно-большаго этикета посольству.— Чиновникъ Долговъ въ качеств главнаго посла и его товарищи: докторъ Майдель и поручикъ Гернъ, командированные съ учеными цлями въ аулы Кенисары.— Пріемъ Долгова и холодность Кенисары.— Участь Герна и увольненіе обоихъ посланниковъ.— Возобновленіе безпорядковъ ¹).

¹) Дло арх. Тургайской области о командированія по высочайшему повелніи чиновника Долгова въ аулы мятежнаго султана Кенисары для политическихъ съ нимъ переговоровъ.— Дла генералъ-губернаторской канцеляріи о безпорядкахъ въ степи. 1845—47 годъ.— Дло штаба оренб. отд. корпуса о командированіи ген. штаба поручика Герна въ аулы Кенисары для ученыхъ цлей.

Кенисар ршительно повезло, и 1845-й годъ можно назвать годомъ его наибольшей славы и величія, прежде гордые, надменные съ нимъ средне-азіатскіе ханы, у которыхъ онъ искалъ убжища, теперь заискивали наперерывъ его расположенія, дружбы и союза. Ташкентскіе киргизы, бывшіе досел заклятыми врагами султановъ изъ рода хана Аблая, теперь несли повинную голову въ ногамъ Кенисары, и, ища въ немъ защитника, отдавались ему въ подданство!

Въ это-то самое время, когда Кенисара сдлался чуть же идоломъ киргизскаго народа, генералъ Обручевъ ршился внезапно превратить военныя дйствія (какъ бы жаля, одною удачною битвою, уничтожить величіе мятежнаго султана), и вступилъ съ нимъ въ переговоры.

Кенисара видимо смялся надъ Обручевымъ, но вс его плохо замаскированныя выходки приписывались хитроумнымъ политикомъ или ‘неразвитости’, или ‘дикости’ степняка и принимались за чистую монету. Между прочимъ стоило только сличить письма, прежде писанныя Кенисарою въ Оренбургъ, съ теперь получаемыми, чтобы изъ одного ихъ заглавія, не говоря уже объ ироническомъ тон, которымъ отличались послднія посланія мятежника къ Обручеву, убдиться, что Касимовъ просто смялся надъ излишней доврчивостью оренбургскаго военнаго губернатора. Для доказательства сказаннаго приведемъ (конечно, въ сокращенномъ вид) содержаніе двухъ послднихъ его писемъ къ Обручеву, озаглавленныхъ такъ: (Проживающему въ Оренбург генералу’, вмсто употреблявшихся имъ обыкновенно почетныхъ титуловъ въ сношеніяхъ съ оренбургскими властями.

Первое изъ упомянутыхъ писемъ говорило о томъ, что Кенисара, названный Обручевымъ въ сравненіи съ русскимъ императоромъ ‘ничтожнымъ степнымъ жаворонкомъ’, сомнвался, чтобы ‘рка милостей, изливающаяся изъ отечески-добраго сердца великаго государя многоводнымъ потовомъ на всю обширную Россію, могла изсякнуть, если онъ (Кенисара) малый, ничтожный, степной жаворонокъ лишній разъ изопьетъ изъ нея водицы милости,— льющейся изъ сердца царя царей’. А потому Кенисара настойчиво требовалъ ходатайства оренбургскаго военнаго губернатора объ его прощеніи. Когда же Обручевъ, въ виду его мнимаго раскаянія, съ радостью изъявилъ свою готовность принять мятежнаго султана подъ свое покровительство и въ доказательство своей дружбы и расположенія къ нему увдомилъ мятежника, что вс его родственники будутъ возвращены въ орду, Кенисара прислалъ другое письмо, въ которомъ писалъ: что онъ желаетъ быть принятымъ подъ покровительство оренбургскаго начальства, изъявляетъ готовность принять присягу блому царю и общаетъ, со всею вооруженною шайкою своею, являться къ намъ для содйствія въ нашихъ военныхъ предпріятіяхъ, но съ тми, чтобы и мы его въ нужд не оставляли, а для доказательства искренности нашей къ нему дружбы, соединили бы нын же войска наши съ его войсками и пошли войною на князя Горчакова (зап.-сибирскаго генер.-губернатора), потому что ‘князь этотъ его сильно обижаетъ и грабитъ’!

Хотя смыслъ приведеннаго письма очень ясно указывалъ на то, что Кенисара не искалъ подданства, а только вассальной зависимости отъ Россіи, желая сохранить званіе хана, и въ Оренбург не могли не знать, что Касимовъ отлично понималъ невозможность войны двухъ русскихъ администраторовъ между собою, а писалъ это лишь ради того, чтобы выиграть время и задержать возобновленіе военныхъ дйствій въ степи, но Обручевъ, отуманенный скорымъ возвращеніемъ Кенисарою русскихъ плнныхъ, по первому его требованію, охотно врилъ Кенисар на слово, приписывая нелпость его желанія неразвитости степного султана, для вразумленія котораго онъ снаряжалъ посольство.

Въ январ 1845-го года было получено письмо отъ государственнаго вице-канцлера, гд Нессельроде писалъ,— по поводу представленія генерала Обручева о возвращеніи Кенисарою всхъ русскихъ плнныхъ и о его покорности:

‘При внимательномъ обсужденіи изложенныхъ въ представленіи вашемъ обстоятельствъ, министерство иностранныхъ длъ съ своей стороны находило: что хотя нельзя еще вполн полагаться на раскаяніе султана Кенисары Касимова, но настоящій поступокъ его, — возвращеніе боле 30 человкъ русскихъ плнныхъ и безусловное исполненіе воли начальства,— даетъ основательныя причины полагать, что при дальнйшихъ стараніяхъ и продолжая тже благоразумныя мры, которыя были употреблены, и которыя произвели въ немъ столь неожиданный переворотъ, можно еще надяться привести сего султана въ должное повиновеніе и такимъ образомъ достигнуть желаемой цли: — превращенія безпорядковъ въ Орд, не прибгая къ мрамъ усиленнымъ, требующимъ значительныхъ пожертвованій и остающихся большею частью безъ успха. А потому министерство признавало бы полезнымъ: продолжая начатое дло убжденія, предоставить предсдателю пограничной коммиссіи написать отъ своего имени отвтное письмо въ Кенисар Касимову и сдлать ему въ семъ письм внушенія,— какія по ходу длъ и обстоятельствамъ найдены будутъ нужными, и съ достоинствомъ правительства сообразными’.

Дале говорилось о возвращеніи Кенисар, въ вид уступки, всхъ родственниковъ его, захваченныхъ русскими отрядами въ разное время, возвращеніе каковыхъ казалось канцлеру тмъ удобоисполниме, ‘что задержаніе ихъ досел нисколько не останавливало его (Кенисару) отъ враждебныхъ поступковъ, тогда какъ оказанное во время великодушіе, быть можетъ, произведетъ на него благопріятное вліяніе’.

Затмъ канцлеръ предлагалъ увдомить чрезъ генерала Ладыженскаго Кенисару о возвращеніи его родственниковъ, причемъ вмнялось въ томъ же письм объяснить раскаявшемуся султану: ‘что воля правительства состоитъ въ томъ, чтобы онъ не тревожилъ мирныхъ киргизовъ, не возбуждалъ ихъ ни тайно, ни явно противъ законнаго начальства, и не причинялъ бы никакихъ насилій и остановокъ проходящимъ чрезъ степь караванамъ, — однимъ словомъ, дать понять Кенисар, что скорая, безусловная и чистосердечная покорность правительству есть для него самое лучшее и самое врное средство для полученія прощенія въ прежнихъ противузаконныхъ его дйствіяхъ’.

Относительно опредленія мста кочевокъ Кенисары, канцлеръ совтовалъ не стсняться прежнимъ проектомъ генерала Генса, и предоставлялъ отводъ земли усмотрнію новаго пограничнаго начальства, а также торопилъ генерала Обручева, не ожидая возвращенія въ Сибири находящихся родственниковъ Кенисары, которые не скоро могли прибыть въ Орскую крпость, теперь же отправить отвтное письмо къ нему съ тми киргизами, которые содержались въ Оренбург и изъ которыхъ главные были: дядя мятежнаго султана — султанъ Боробай и преданнйшій слуга и сообщникъ Кенисары Худжа-Мухамедъ-Галій-Уемоновъ, послдній, будучи одаренъ особеннымъ умомъ, происходя, по киргизскому выраженію, отъ блой кости (дворянинъ), наконецъ, находясь въ родств съ извстными на линіи ордынцами и имй большое вліяніе на киргизовъ и на самого Кенисару, могъ, по мннію канцлера, ‘въ настоящихъ обстоятельствахъ быть полезнымъ для насъ орудіемъ’.

Какъ только было получено въ Оренбург приведенное предписаніе, то тотчасъ же приступили въ составленію и отправленію посольства въ аулы мятежнаго Кенисары. Главнымъ посломъ былъ избранъ и назначенъ киргизскій попечитель Долговъ, которому дана была особая, очень пространная и довольно дльная инструкція, какъ поступить съ Кенисарою и чего добиваться отъ него, посл взаимныхъ любезностей и врученіи султану своихъ кредитивныхъ грамотъ, т.-е. писемъ генераловъ Обручева и Ладыженскаго, а также особой записки, долженствовавшей разъяснить Кенисар его обязанности въ Россіи, посл принятія его въ подданство.

Къ посольству были прикомандированы докторъ Майдель и генеральнаго штаба поручикъ Гернъ, послдніе два имли ученыя порученія: первый изъ нихъ, докторъ Майдель имлъ познакомиться съ степнымъ климатомъ, гигіеническими условіями киргизской кочевой жизни, нищею, болзнями, господствующими между ордынцами, ихъ лечебными средствами, туземными врачами-знахарями, а также способами и средствами, употребляемыми послдними при леченіи разныхъ болзней.

Герну, также какъ и Долгову, дана была особая инструкція, главные пункты которой заключались въ слдующемъ:

а) Узнать сущность намреній Кенисары, б) разъяснить (?) ему нелпость его желанія воевать въ союз съ нами противъ князя Горчакова, в) стараться возбудить въ немъ интересъ къ сближенію съ нами и исподволь узнать о его военныхъ силахъ и средствахъ. Кром того, Герну, подъ величайшимъ секретомъ, было предписано избрать два мста для возведенія укрпленій на ркахъ Иргиз и Турга.

Долговъ и Майдель отправились еще зимою, а Гернъ остался въ Оренбург, въ ожиданіи прибытія туда изъ Сибири освобожденной султанши Кулымъ-Джанъ, для сопровожденія въ аулы ея мужа, какъ доказательство особенной къ нему милости россійскаго правительства.

Отправленіе поименованныхъ лицъ въ аулы мятежнаго султана, по высочайшему повелнію, для политическихъ съ нимъ переговоровъ (какъ гласитъ дло) не обошлось безъ препирательства въ сред оренбургской администраціи.

Генералъ Ладыженскій, новый предсдатель пограничной коммиссіи, управлявшій до перевода въ Оренбургъ сибирскими киргизами, имя случай и возможность близко познакомиться съ характеромъ бунта Кенисары и тою ролью, которую стремился занять Кенисара въ орд, находилъ нужнымъ, до отправленія въ аулы Касимова русскихъ чиновниковъ, опубликовать по орд, что командируемыя лица отправляются въ ставку мятежнаго султана не въ качеств посланниковъ, какъ къ самостоятельному хану, а просто для разсянія заблужденій раскаявшагося мятежника и укрпленія въ чувствахъ врноподданнаго. Такое мропріятіе казалось Ладыженскому тмъ цлесообразне, что Кенисара, недавно принимавшій посольства среднеазіатскихъ ханствъ, можетъ, по поводу прізда въ его аулы русскихъ чиновниковъ, неминуемо распространить между ордынцами молву о посольств къ нему и отъ россійскаго двора, съ заискивающныи цлями.

Хотя подобное предположеніе было вполн правдоподобно и поздка русскихъ чиновниковъ въ аулы Кенисары, съ подарками и освобожденными родственниками, сама уже по себ, даже и безъ участія мятежника, могла показаться киргизамъ ничмъ инымъ, какъ посольствомъ, но генералъ Обручевъ, руководствуясь какими-то политическими соображеніями, не согласился съ мнніемъ пограничной коммиссіи и нашелъ боле соотвтствующимъ оставить цль командированія Долгова въ аулы Касимова тайною для ордынцевъ, придавъ посылаемымъ ‘сколь можно боле этикета’…

Теперь послдуемъ сначала за Долговымъ и Манделемъ, а потомъ за Терномъ и посмотримъ, какимъ успхомъ увнчались ихъ политическія и ученыя порученія.

19 февраля 1845 года Долговъ выступилъ изъ Орской крпости. Караванъ, до урочища Бабатай-Мулла, отъ котораго за нсколько часовъ зды расположена была ставка Кенисары Касимова, шелъ 45 дней, по причин трудностей зимняго степного похода караванъ шелъ довольно медленно, подвигаясь въ день отъ 25 до 30 верстъ. 1 апрля (за нсколько переходовъ до ауловъ Кенисары) къ Долгову явился есаулъ Минъ-Яшары съ письмомъ отъ мятежнаго султана о возвращеніи 8 киргизовъ, недавно захваченныхъ сибирскимъ отрядомъ. Просьба Кенисары была исполнена безъ особаго промедленія, какъ бы въ благодарность за это, Кенисара выслалъ 13 есауловъ своихъ для почетной встрчи Долгова, но, несмотря на эти любезности, Касимовъ плохо доврялъ дружелюбію русскихъ, и съ того самаго момента, какъ вашъ ‘посольскій караванъ’ вступилъ въ черту его кочевокъ, за нимъ былъ учрежденъ самый ревнивый, бдительный надзоръ:— въ каждомъ изъ ауловъ, чрезъ которые имлъ пройти Долговъ, находился одинъ изъ есауловъ или батырей Касимова, для зоркаго наблюденія за сношеніями каравана со встрчавшимися на пути хенисаринскими кочевьями.

Подозрительность и опасенія Кенисары на первыхъ порахъ обнаружились тмъ, что еще первый прибывшій въ русскій караванъ есаулъ Минъ-Яшаръ распорядился отъ имени Касимова размстить по дорог караулы,— въ виду каравана,— для пресченія сообщеній Долгова съ кочевавшими въ окрестностяхъ пути слдованія киргизами, правда, что по настоянію и убжденіямъ Долгова пикеты эти были сняты, во тмъ не мене подобнаго рода наблюденія за дйствіями каравана продолжались, хотя и не такъ явно. Какъ на примръ раздражительной подозрительности Кенисары къ русскимъ, можно указать на слдующій случай: линейный киргизъ Нурджанъ-Бакбашровъ желалъ подслужиться Кенисар, самовольно прибылъ въ аулъ мятежника гонцомъ съ извстіемъ о приближеніи изъ Сибири къ оренбургской линіи жены султана Кудымъ-Джанъ и быль обласканъ Кенисарою, но, когда возвращеніемъ Бакбатырова на линію Донговъ хотлъ воспользоваться, какъ удобнымъ случаемъ для отправленія съ нимъ бумагъ, то несмотря на личныя ему приказанія Долгова, Бакбатыровъ не былъ пропущенъ къ каравану и проведенъ въ обратный путь, изъ ауловъ Кенисары, окольными дорогами. Вскор затмъ прибывшій съ линіи нарочный съ бумагами къ Долгову, прежде чмъ былъ допущенъ къ русскому чиновнику, проведенъ также мимо каравана въ ставку Кенисары, а потомъ уже отосланъ къ Долгову. Наконецъ осторожность Кенисары была такъ велика, что по приказанію его киргизамъ запрещено было посщать кибитку медика Майделя, что узналось изъ разсказа одного больного султана, приходившаго за медицинскимъ пособіемъ. О всемъ этомъ Долговъ не ршался своевременно доносить въ Оренбургъ, опасаясь, чтобы письма и донесенія его не были перехвачены и не надлали бы ему большихъ хлопотъ и небезопасныхъ непріятностей, ему казалось, что перехваченныя донесенія его о неблаговидныхъ поступкахъ Кенисары и его есауловъ могли послужить поводомъ въ задержанію посольства, какъ заложниковъ, въ аулахъ Кенисары. Между тмъ недовріе ордынцевъ въ русскимъ возрастало съ каждымъ днемъ все боле и боле, есаулъ Бенджи, оставленный Кенисарою при Долгов въ качеств почетнаго пристава и вожака, простиралъ свою бдительность до того, что каждый день лично поврялъ число людей въ караван, заходя въ кибитки ихъ подъ разными благовидными предлогами.

Сопровождаемый такой опекой караванъ, наконецъ, прибылъ на то мсто, которое было отведено ему въ аулахъ Кенисары. Слдуетъ замтить, что мятежный султанъ, желая придать боле вскости своему значенію въ глазахъ ордынцевъ, принялъ ‘оренбургское посольство! весьма сухо и холодно, такъ, напримръ, отведенное подъ караванъ мсто было за чертой ханской ставки, на разстояніи отъ нея отъ 3-хъ до 4-хъ часовъ зда, тогда какъ посланцы средне-азіатскихъ властителей занимали кибитки рядомъ съ султанскими, что означало особый почетъ, затмъ Долговъ, несмотря на вс его просьбы и требованія, не былъ допущенъ до личныхъ- свиданій и объясненій съ Кенисарою. Бдительность надзора была усилена за русскими до крайнихъ размровъ и поставила посольство въ совершенно изолированное положеніе, такъ что не только медикъ Майдель не могъ собратъ порученныхъ ему медицинскихъ свдній, а Долговъ, вразумляя Кенисару, ‘доставить врныя свднія о его силахъ и намреніяхъ’, но послы ршительно не могли сами дать себ отчета: гд въ данный моментъ они находились? Это происходило оттого, что Кенисара, безъ всякой очевидной надобности, со дня прибытія въ ставку русскихъ чиновниковъ, безпрестанно перемнялъ кочевки своихъ ауловъ, кружа, но свидтельству Долгова, въ мстности граничившей къ юго-западу съ ркою Джиланчакъ, къ югу Каракумомъ, къ востоку съ сибирской границей (отъ которой примрно находился верстахъ въ 200-хъ), и къ сверу озеромъ Типьтякъ-Соръ, до котораго доходилъ, касаясь его прибрежій, давая видъ своимъ передвиженіямъ постоянной перекочевки. Положеніе Долгова, осужденнаго двигаться каждый день вмст съ аулами Кенисары въ разныхъ и совершенно произвольныхъ направленіяхъ, по мстамъ неизвстнымъ, становилось тяжелымъ, тмъ боле, что эти передвиженія мшали ему вести переговоры съ Кенисарою объ его обязанностяхъ къ Россіи. Когда же Долговъ послалъ къ Касимову находящагося при немъ муллу съ требованіемъ отъ мятежнаго султана категорическаго отвта: когда будетъ угодно Кенисар принять его для выслушанія высочайшей воли, и когда будетъ конецъ этимъ нескончаемымъ перекочевкамъ? то Кенисара отвчалъ, что принять Долгова онъ не можетъ, во-1-хъ потому, что еще не приготовился къ должному пріему такого важнаго гостя, посланнаго къ нему царемъ царей и оренбургскимъ многомилостивымъ генераломъ, а во-2-хъ потому, что еще не вполн убдился въ объявленной ему милости, по неприбытію его жены Кулымъ-Джанъ и родственныхъ султановъ. Относительно же безпрестанныхъ перекочевокъ съ мста на мсто объяснилъ, что они вызываются необходимостію прокормленія многочисленныхъ стадъ и табуновъ своихъ, и что въ этомъ случа онъ является невольнымъ нарушителемъ данныхъ ему генералъ Обручевымъ приказаній: кочевать на одномъ мст (?).

Подобнымъ образомъ Кенисара отдлывался отъ Долгова каждый ровъ, когда тотъ домогался свиданій съ нимъ, отговариваясь то недосугомъ, то нездоровьемъ, то неготовностью къ пріему и т. д. Такое поведеніе коварнаго султана внушало Долгову убжденіе, что дальнйшее пребываніе его въ аулахъ Кенисары не только не принесетъ желаемой пользы, но напротивъ того, третированіе мятежникомъ русскихъ чиновниковъ, въ которыхъ ордынцы все-таки видли посланниковъ русскаго царя, неминуемо подорветъ вру ордынскихъ племенъ въ русское могущество. Во избжаніе подобныхъ послдствій Долговъ ршился оставить аулы вроломнаго мятежника не медля ни минуты, во былъ увдомленъ дядею Кенисары, султаномъ Коробаемъ, посылавшимся къ племяннику съ извстіемъ о намреніяхъ Долгова возвратиться на линію, что ханъ Кенисара, на вопросъ султана Коробая: ‘для чего онъ держитъ русскаго чиновника’?— отвчалъ: ‘если я ихъ отпущу, то кто же будетъ мн порукой въ томъ, что будутъ возвращены жена моя и султаны… и кто мн за это отвтитъ’?

Такой оборотъ дла убдилъ Долгова, что ему еще не скоро придется вырваться изъ ауловъ мятежнаго султана, по крайней мр не ране прибытія Герна съ султаншею. Употребить ко съ Кенисарою крутыя мры Долговъ не могъ, потому что это, во-первыхъ, ни къ чему бы не повело, а во-2-хъ — могло бы послужить предлогомъ Кенисар для заключенія Долгова съ К^о подъ стражу. Длать было нечего, пришлось покориться необходимости и ждать Герна.

Въ такомъ неопредленномъ положеніи Долговъ и Майдель пробыли въ аулахъ Кенисары около мсяца, въ продолженія этого времени русскій чиновникъ неоднократно пытался добиться аудіенціи у Кенисары, но каждый разъ получалъ словесный, или письменный, но всегда одинаково отрицательный отвтъ. Кенисара, впрочемъ, не забывалъ и самъ Долгова, обращаясь къ нему, вроятно ради потхи, съ разными саркастическими письмами и просьбами. Для образчика можно указать на письмо Кенисары къ Долгову, писанное первымъ тотчасъ по возвращеніи въ его аулы схваченныхъ сибирскимъ отрядомъ, тхъ восьми киргизовъ, о возвращеніи которыхъ Касимовъ просилъ Долгова, еще до ирибытія послдняго въ ставку. Вотъ это посланіе:

‘Господину попечителю Долгову, отъ султана Кенисары.

‘Въ прошломъ году, около 21-го числа мсяца наурузи (марта), выступившій изъ сибирскаго вдомства отрядъ разбилъ мой аулъ и увезъ въ плнъ жену мою, въ каковое время уведены собственныя мои, три блыхъ борзыя два кобеля и одна сука. Одна изъ этихъ собакъ находится у сына Кунгуръ-Кулджи, другая — Караулова рода Хакимъ-Мазы, а третья у отряднаго начальника, законщика Сотникова. Если можете, то сами возвратите мн этихъ собакъ, въ противномъ случа доложите объ этомъ генералу, въ особенности прошу постараться о возвращеніи мн блой суки! Хотя эта просьба моя не большая, а почтите ее за великую. Ханъ Кенисара Касимовъ печать приложилъ’ {Перевелъ Костромитиновъ.}.

Будучи близко знакомымъ съ манерою обращенія мятежныхъ киргизовъ, Долговъ очень хорошо понималъ, изъ обращенія съ нимъ Кенисары, въ какое смшное положеніе ставилъ его мятежный султанъ въ глазахъ преданныхъ ему ордынцевъ. Съ теченіемъ времени, бдительность надзора за Долговымъ (можетъ быть, и умышленно), замтно ослабла, но, впрочемъ, лишь на столько, что до него стали доходить нкоторые слухи о томъ, что длалось и предпринималось Кенисарою во время его заключенія, самъ же Долговъ, по прежнему, лишенъ былъ всякой возможности доносить въ Оренбургъ о томъ, что творилось’ въ аулахъ мятежника.

Такъ, Долговъ узналъ, что во время его пребыванія въ аулахъ Кенисары, есаулъ Касимова, Минъ-Яшаръ находился тайно’ при липіи, въ окрестностяхъ Орской крпости, съ цлію развдыванія о дйствіяхъ и распоряженіяхъ пограничнаго начальства и о подозрваемомъ Кенисарою приготовленіи противъ него отряда русскихъ войскъ съ оренбургской линіи. Лазутчикъ этотъ возвратился, какъ впослдствіи узналъ Долговъ, всего только за 6 дней до возвращенія каравана въ Орскую крпость. Не мене, если еще не боле, интересныя свднія находятся въ томъ же рапорт Долгова (писанномъ имъ по возвращеніи въ Оренбургъ), изъ котораго заимствованъ нами приведенный разсказъ о поступкахъ съ киргизами начальника сибирскаго отряда, есаула Рыбина, съ которымъ сносился Долговъ о возвращеніи извстныхъ читателю 8 киргизъ. Свднія эти, привезенныя чиновнику Долгову киргизами, посылавшимися имъ къ помянутому военноначальнику сибирскаго отряда, суть слдующія: ‘Есаулъ Рыбинъ намренъ былъ отдать ихъ (плнныхъ) до того еще (т.-е. до сношенія Долгова по этому поводу) родственникамъ этихъ плнныхъ, прізжавшимъ къ Рыбину съ приготовленными для выкупа 2,000 руб. ассиг., и что Рыбинъ будто бы, отъ имени высшаго начальства своего (сибирскаго),— силою взялъ все почти лучшее имущество и скотъ у киргизъ Наймановскаго и Баганалинскаго родовъ (цнимое будто киргизами въ 30 тыс. руб. ассиг.) и отправилъ его въ мсто своего жительства, какъ свою свою собственность!‘ {Дло ‘о командированіи по высочайшему повелнію въ аулы Кенисары Касимова чиновника Долгова’.}

Мимоходомъ замтимъ, что этому обстоятельству въ Оренбург не было придано значенія особой важности, какъ ‘мало правдоподобному’, но, кто знакомъ съ былымъ хищничествомъ {Припомнимъ донесенія генерала Перовскаго о безполезности поисковъ противъ Кенисары, имющихъ въ результат одно лишь разореніе мирныхъ ордынцевъ.} нашихъ степныхъ поисковъ, и преимущественно сибирскихъ отрядовъ, тотъ можетъ смло врить приведенному разсказу, незнакомымъ же съ подобными вещами, совтуемъ обратиться въ стать г. Шашкова: ‘Рабство въ Сибири’ (‘Дло’, мартъ, 1869).

Наконецъ было получено (уже во второй половин мая мсяца) радостное свдніе о приближеніи Герба, съ сопровождаемою имъ султаншею Кунымъ-Джанъ къ ауламъ Кенисары.

——

Поручикъ Гернъ (нын генералъ-маіоръ и посредникъ Оренбургскаго узда), такъ передаетъ свое пребываніе въ аулахъ Кенисары {Донесеніе Герна генералу Обручеву и разсказъ его автору предлагаемой статьи.}:

‘Въ аулахъ Кенисары — пишетъ Гернъ — я пробылъ 12 дней, и былъ сначала принятъ со всевозможными почестями: ибо на слдующій день моего прибытія онъ выслалъ ко мн депутацію, изъ ста почетныхъ, есауловъ, во глав которыхъ были султаны Наурузбай и Худай-Менде, Джике-Батырь, есаулъ Галій и Батырь-Бали. Депутація эта имла порученіе передать мн поклонъ и изъявить искреннюю благодарность Кенисары за мое хорошее обращеніе съ его женою.

‘Я неоднократно объявлялъ посланнымъ о моемъ желаніи видть самого Кенисару и ежедневно повторялъ это требованіе, на что постоянно слышалъ одни общанія, которыхъ однакожъ никто не думалъ исполнять’.

Изъ этихъ строкъ мы видимъ, что и новому посланнику посчастливилось не боле Долгова и что онъ, также какъ и первый, былъ осужденъ видть кругомъ обманъ и сознавать ршительную невозможность исполнить возложеннаго на него порученія. Какъ это походило на мечты генерала Обручева о приведеніи Кенисары къ присяг на подданство Россіи, для каковой надобности при Долгов находился мулла!

Наконецъ, 25-го мая Герна извстили, что Кенисара заболлъ и крайне сожаллъ о невозможности свиданія съ нимъ, и что, онъ не задерживаетъ его боле въ своихъ аулахъ изз боязни навлечь тмъ на себя немилость генерала Обручева.

Причина такого поспшнаго желанія Кенисары отправить оренбургское посольство обратно на линію заключалась въ его намреніи ограбить аулы упорно не признающихъ его ханомъ Япасцевъ, наказать которыхъ онъ считалъ нужнымъ для острастки и другихъ родовъ, и ршаясь произвести набгъ въ виду скораго откочеванія къ линіи Япасскаго рода, желалъ выпроводить Долгова и К^о, которые могли быть очевидцами его далеко не мирныхъ поступковъ.

Впрочемъ, унизивъ посольство и надсмявшись надъ излишней доврчивостью оренбургской администраціи, онъ считалъ себя вправ высказать въ письм, врученномъ Долгову, для передачи Обручеву, откровенно свое нежеланіе стать въ ряды русскихъ подданныхъ.

Въ этомъ посланіи Кенисара, между прочимъ, говоритъ, ссылаясь на правила завщанныя кораномъ, что онъ, безъ нарушенія ученій пророка, не можетъ принять присягу на врность русскому царю, ‘…въ немъ (въ письм) вы (Обручевъ) приказываете одно дло,— писалъ Касимовъ,— котораго мы не можемъ ни выполнить и ни обнять разсудкомъ. Если отвчать вамъ на этотъ предметъ, то сердце мое трепещетъ, страшась гнва государя императора, но какъ вы начальникъ,— не могу но объяснить объ этомъ вамъ, и за то вы не смотрите на насъ съ презрніемъ. Обстоятельство это состоитъ въ слдующемъ. Въ письм вашемъ заключаются слова: ‘Вы, г-нъ султанъ, за ниспосланныя отъ Всевышняго милости, должны пасть ницъ лицемъ и благодарить Бога и знать, что сердце царя въ рукахъ Всевышняго, подумайте, сколько въ этомъ предписаніи излито на васъ милостей государя нашего и посмотрите на тексты корана, въ, которыхъ изображено: не должны ли вы принять на свою обязанность и не требуется ли отъ васъ исполненіе словъ: О, правоврные! вы должны повиноваться во первыхъ Богу, потопъ ‘то посланнику — государю и назначеннымъ ими правителямъ, — также завщаніе пророка: царямъ вашимъ и правителямъ ихъ вы должны безусловно повиноваться’.

‘Вы сказали это совершенно справедливо — продолжалъ Кенисара — и тутъ нтъ ни малйшей неправды, но Всевышній Богъ возстановилъ между рабами своими различныя вроисповданія, ниспославъ каждому поколнію пророка. Эти пророки завщали послдовавшимъ имъ народамъ различные законы, и всякій, кто не послдуетъ правиламъ, установленнымъ его пророкомъ, и будетъ ослушаться приказаній соплеменнаго правителя своего, то, какъ упоминается въ нашихъ книгахъ, рано, или поздно, непремнно долженъ подвергнуться гнву и проклятію Бога {Несправедливое толкованіе текста, въ которомъ сказано прямо, безъ всякихъ натяжекъ, что магометанскій законъ велитъ повиноваться государю своему какой бы онъ вры ни былъ (примчаніе переводчика Батыршина).}. Нын вы приказываете быть подданнымъ вашему государю и повиноваться его правителству, но, одобритъ ли Всевышній, если рабъ его, оставивъ повелнія его, пойдетъ другимъ путемъ? Вы требуете нашего подданства и повиновенія, говоря, что Богъ у насъ и у васъ одинъ, только разныя вры, но подумайте, можно ли это сообразить съ обычаемъ? Если я, сдлавшись подданнымъ вашимъ, буду поступать противно запрещеній Всевышняго, то страшусь его гнва и стыжусь мусульманскихъ правителей!— Обдумывая все это, я нахожу, что требованію вашему источникомъ служитъ то, что находящіеся въ глупой киргизской орд султаны и біи, изъ корыстныхъ видовъ, желая обмануть правительство, показываютъ только видъ подданныхъ, не будучи таковыми на дл! Неужели вы думаете — восклицаетъ дале Кенисара — что эти султаны и біи, повидимому непокорные и непослушные ордынской власти, исполняютъ искренно и съ усердіемъ службу царскую!?’

Высказавшись совершенно опредленно о нежеланіи своемъ быть русскимъ подданнымъ, Кенисара переходитъ въ тмъ отношеніемъ, какія по его убжденію, и по примру прошлыхъ лтъ, должны были бы существовать между Россіей и киргизами. Покойный отецъ великаго государя {Императоръ Павелъ Петровичъ.}, говоритъ онъ, ‘Блый царь’, покойному отцу моему (прадду) Аблай-хану, предоставивъ обширную свободу, соизволилъ общать, ‘чтобы каждый владлъ своимъ, чтобы русскіе и киргизы вели между собой торговлю, чтобы между ними свободно ходили караваны и каждый занимался своимъ промысломъ. Такъ прошло нкоторое время и мы проживали спокойно, всякій находясь подъ безпредльною снію покровительства государя. По кончин отца нашего (прадда) Аблай-хана преемникомъ ему былъ сынъ его султанъ Валій (ддъ Кенисары). При этомъ хан и отц великаго императора народъ наслаждался долгое время спокойствіемъ, тогда никто не длалъ насилій и притязаній на земли киргизскія, не измряли кочевки и не строили на нихъ укрпленій!’

Дальнйшее содержаніе письма Кенисары на столько ясно указываетъ, къ чему повела безпечность отношеній нашей администраціи въ степи, которой она совершенно не вдала, что первый шагъ, сдланный нашими администраторами, по упроченію нашихъ правъ и вліянія на киргизскую степь показался кайсакамъ нарушеніемъ ихъ правъ и послужилъ поводомъ къ цлому ряду энергическихъ и хроническихъ возстаній привыкшихъ въ полной независимости столтнихъ подданныхъ Россіи. Стованія Кенисары на новую политику русскихъ администраторовъ на столько характерны, и такъ рельефно объясняютъ причины его бунта, что мы находимъ нужнымъ привести ихъ здсь цликомъ. Вотъ что писалъ мятежный султанъ по этому поводу:

‘При ныншнемъ великомъ государ, и въ наше время, доставшіяся въ наслдство отъ покойнаго отца нашего Аблал земли: Исиль-Нура, Актау, Уртагъ, Каръ-Каралы, Карынлыкъ, Яркаинъ, Убаганъ, Тоболъ, Кушь-Мурунъ, Хаянъ и Турзакъ до Урала усяны укрпленіями. Неужели у прежнихъ государей не доставало аркана (веревки) для измренія земли, не было лсу — доя построекъ укрпленій, не доставало силы — длать насилія? Напротивъ все это они имло, и все это показываетъ ихъ правосудіе! Ныншнее начальство, озабочиваясь распространеніемъ могущества государя, мряетъ земли, строить укрпленія и тмъ безпокоитъ народъ. Это дло не для будущности, а только для настоящей жизни: никто не останется вчнымъ въ этомъ мір. Но, можетъ быть, къ такимъ несправедливостямъ побуждаются надеждою получатъ чины и тмъ хвалиться. Хитростью никто не въ состояніи увеличитъ могущество и счастіе государя, ибо то и другое даровано имъ самимъ Богомъ’.

‘Обо всхъ этихъ злоупотребленіяхъ — говоритъ дале Кенисара — никогда не было доводимо до свднія государя. Сколько я ни писалъ объ этомъ прежнимъ начальникамъ, но ни отъ кого никогда не получалъ отвта. Не смю и не хочу противиться начальству и не прошу о тхъ земляхъ, на которыхъ построены уже укрпленія, но еслибы вы выпросили у государя императора земли, слдующія мн въ наслдство отъ отца нашего, какъ-то: Тургай, Улу-тау, Сиры-су и по сю сторону Исиль-Нуры, то заставили бы молиться о государ император. Сколько и ни просилъ объ этомъ высшее начальство, но оно никогда меня не слушало. Такъ какъ вы до сего времени были ко мн милостивы и благосклонны, то надюсь и теперь, что чрезъ посредство свое исходатайствуете мн эту милость’.

Въ заключеніе, прося генерала Обручева защищать его и впредь отъ клеветъ сибирскаго начальства, Кенисара проситъ оренбургскаго губернатора о немедленномъ отпуск изъ плна брата его Абулгазыя, который не былъ къ нему отправленъ, вмст съ другими его родственниками по подозрнію, что онъ не братъ Касимова, а просто бглый казанскій татаринъ,— ибо ни лицомъ, ни нарчіемъ не былъ похожъ на киргиза. Кенисара, переходя къ освобожденію послдняго, возвращается снова къ ироническому тону и говоритъ, что султанъ-правитель Баймухамедъ въ 1843-мъ году съ отрядомъ захвативши ‘брата нашего Абулгазыя, назвалъ его татариномъ, потому что онъ лицомъ блокурый и похожъ на татарина — Всевышній Богъ, (продолжаетъ онъ) рабовъ своихъ творитъ по своему произволу: кого чорнымъ, кого блокурымъ, кого блымъ и кого синимъ, однимъ словомъ различныхъ цвтовъ и въ могуществ этомъ никто ему воспрепятствовать не можетъ! Абулгазый рожденъ отъ Касима (отца Кеннсары) и матери нашей Кучакъ, о дйствительности сего удостовряемъ, начиная съ меня и до тысячи человкъ, приложеніемъ рукъ. Надясь, во-1-хъ, на Бога, а потомъ на васъ, мы написали столько просьбъ, что гд встртите недоразумніе наше, не откажите намъ въ милостивомъ прощеніи. Уповая на милость и снисхожденіе ваше, султанъ Кенисара Касимовъ печать приложилъ’.

Едва письмо это было доставлено въ Оренбургъ возвратившимися изъ ауловъ мятежника чиновниками вмст съ другими скудными свдніями, собранными ими въ орд, какъ изъ степи стали поступать въ генералу Обручеву печальная извстія о возобновленіи безпорядковъ. Стало быть посольство, несмотря ‘на весь этикетъ приданный ему Обручевымъ, возвратилось вспять, не достигнувъ никакихъ результатовъ, а скоре произвело совершенно противное впечатлніе, чмъ то, на которое уповалъ оренбургскій администраторъ, такъ долго считавшій себя искуснымъ политикомъ.

Пришлось приготовлять новую экспедицію въ степь для разсянія скопища Кеннсары.

V.
(1845—1847).
Набгъ Байкадама и Кенисары за япасцевъ.— Намреніе Кенисары воспрепятствовать возведенію новыхъ укрпленій.— Освобожденіе Лебедева изъ-подъ суда.— Движеніе русскихъ отрядовъ.— Отступленіе Кенисары къ озеру Коквей-Кулю.— Покореніе имъ китайскихъ киргизовъ.— Походъ въ диво-каленнымъ ордынцамъ.— Жестокости Кенисары и его погибель ¹).

¹) Дла канц. ор. генерагь-губ-ра ‘о безпорядкахъ въ степи’, 2 части. Письмо К. Ив. Герна. Записка свящ. Л—скаго. Рукопись Г. П. Половоротова, имъ же доставленная псни о Кенисар. Дло Тургайсхаго обл. правл. объ убіеніи султана Кенисары Касимова дико-каменными киргизами.

Вслдъ за отправленіемъ оренбургскаго посольства, Кенисара, соединившись съ Байкадамомъ, за врность котораго русскому правительству былъ преданъ суду Лебедевъ, напалъ на аулы япасцевъ, которые совершенно разграбилъ, такъ что, по свидтельству поручика (нын ген.-маіора) Герна, у нихъ наступилъ страшный голодъ, отъ котораго очень много погибло людей этого рода. Такая постоянная месть султана Кенисары япасцамъ вытекала изъ нерасположенія къ нимъ мятежника, за упорный, въ теченіи многихъ лтъ, отказъ ихъ — признать Касимова своимъ ханомъ. Между тмъ, значительный по численности, воинственный и богатый, япасскій родъ былъ долго предметомъ задушевныхъ желаній Кенисары — ему хотлось привлечь его на свою сторону. Съ этой цлью онъ неоднократно переходилъ отъ угрозъ и разореній въ выраженію своего сочувствія япасцамъ: такъ, онъ даже женился на дочери одного япасскаго бія,— но, видя, что и супружество не принесло ему желаемыхъ результатовъ, въ гнв отрубилъ своей молодой жен носъ и столь обезображенную послалъ предупредить япасцевъ о грозившей имъ опасности. Это было послднее нападеніе Кенисары на япасцевъ, отъ которыхъ вниманіе его отвлекло прибытіе на Улу-тау сибирскаго отряда, съ намреніемъ заложить тамъ укрпленіе.

Горы Улу-тау, заключая въ себ много пастбищныхъ мстъ и изобилуя лсомъ, служили Кенисар кочевками въ зимнее время, очень естественно, что онъ не хотлъ дешево разстаться съ ними и появленіе русскаго отряда, заложившаго укрпленіе въ его зимовкахъ, внушило Касимову мысль: всячески препятствовать возведенію какихъ-либо укрпленій на Улу-тау, и даже, въ случа нужды, уничтожить весь тамъ находившійся отрядъ.

Набги Байкадама, въ союз съ Кенисарою, открыли глаза Обручеву и Лебедевъ былъ освобожденъ отъ суда, а въ степь были высланы нсколько отрядовъ, отъ сибирскаго и оренбургскаго корпусовъ, одновременно. На этотъ разъ об администраціи ршились не прекращать военныхъ дйствій противъ Кенисары, не стсняясь даже зимой, когда, по обыкновенію, поиски отзывались на линію, до тхъ поръ, пока не будутъ истреблены шайки безпокойнаго султана.

Движеніе русскихъ войскъ съ одной стороны, и отложеніе разомъ нсколькихъ родовъ, вслдствіе жестокаго обращенія Кенисары съ своими джигитами,— съ другой, спасли Улу-тау-скій отрядъ отъ нападенія.

Въ виду быстраго, на этотъ разъ, приближенія русскихъ отрядовъ Кенисара, не завязывая битвъ, поспшно сталъ отступать изъ оренбургской степи къ озеру Кокый-Кулю, въ предлахъ китайскихъ владній. Въ 1846-мъ году мятежный султанъ оставилъ русскую степь и занялся покореніемъ киргизъ, кочевавшихъ въ окрестностяхъ Кокый-Куля, такъ какъ племя это не отличалось воинственностью, то Кенисар стоило небольшихъ усилій покорить его своей власти.

Между тмъ, вразумительный опытъ довелъ наконецъ оренбургскую администрацію до сознанія,— что пока русскіе не станутъ твердою ногою въ глуби степи, до тхъ поръ нельзя ожидать прочнаго спокойствія въ орд. Съ этою цлью въ 1846-мъ г. было приступлено къ заложенію трехъ укрпленій: оренбургскаго, на рк Турга, уральскаго на Иргиз и карабутакскаго форта на рк Карабутак, отъ которой онъ и заимствовалъ свое названіе. Укрпленія эти, кром значенія наблюдательныхъ, постовъ, имли цлью, въ случа степныхъ мятежей, служить убжищемъ для тхъ киргизскихъ родовъ, которые не сочувствуя мятежникамъ, могли со всмъ имуществомъ прикочевывать, подъ защиту русскихъ гарнизоновъ. Обстоятельство это тоже повліяло на уменьшеніе числа невольныхъ сподвижниковъ Кенисары, которымъ прежде приходилось или пристать безпрекословно къ нему, или быть разграбленными,— разумется они выбирали первое.

Вслдъ за покореніемъ Кокый-кульскихъ (китайскихъ) киргизовъ Кенисара двинулся на обитающихъ въ горахъ Ала-тау дико-каменныхъ киргизъ, съ цлью подчинить ихъ своей власти, идти на Коканъ и провозгласить себя коканскимъ ханомъ, какъ говоритъ преданіе. Дико-каменные киргизы — племя воинственное, и потому съ ними не такъ легко было справиться, какъ съ ковый-кульскими. Храбрость этихъ киргизъ и пресченная мстность, въ которой они обитали, представляли слишкомъ много затрудненій для Кеннсары.

Трудность борьбы раздражала Кенисару до нельзя. Оставивъ на произволъ судьбы оренбургскую степь, гд, пользуясь его отсутствіемъ, росли русскія укрпленія, Кенисара напрягалъ всю свою энергію на то, чтобы уничтожить самостоятельность племени дикокаменныхъ киргизовъ. Увлекаемый местью и упрямствомъ, Касимовъ длалъ безпрерывные промахи: такъ, всякая малйшая неудача отражалась жестокостью на его же сподвижникахъ, и, конечно, охлаждала ихъ преданность къ нему, когда же, посл нсколькихъ удачныхъ стычекъ, дико-каменные киргизы прислали къ Кенисар нарочныхъ съ изъявленіемъ ему своей покорности и признаніемъ его ханомъ, то, гордый своими побдами и мстительный ханъ не захотлъ воспользоваться ихъ покорностью, а объявилъ, что онъ намренъ съ корнемъ истребить родъ каменныхъ киргизовъ и двинулся дале, предавъ мучительной смерти прізжавшихъ къ нему посланниковъ.

Врный своему общанію, Кенисара съ рдкой жестокостью принялся за истребленіе диво-каменныхъ киргизовъ. Покоряя аулы непокорныхъ, онъ ознаменовалъ путь свой небывалыми примрами варварства: посл занятія какого-либо непріятельскаго -аула, Кенисара приказывалъ разводить костры, ставилъ на нихъ въ котлахъ воду, и когда вода начинала кипть, тогда, по приказанію хана, плнные, съ ихъ семействами, приводились къ кострамъ, со связанными руками, и въ ихъ глазахъ жены и дти ихъ, будучи связаны по рукамъ и ногамъ, были бросаемы ‘теленгутами’ (родъ гвардіи при хан) въ котлы и варились тамъ. По окончаніи этой пытки, плнныхъ мужчинъ, измученныхъ зрлищемъ страданія близкихъ ихъ сердцу людей, ставила въ шеренги и предавали жестокой смерти.

Такое варварство Кенисары заставило диво-каменныхъ киргизовъ сплотиться въ одно тло, одушевляемое одною мыслью: мщенія варвару!

Въ горахъ Ала-тау, въ одномъ изъ ущелій, чрезъ которое пришлось проходить Касимову, на него напалъ превосходный въ силахъ непріятель, завязалась жаркая битва, въ которой, благодаря измн Дулата (киргизовъ Дулатовскаго рода), Кенисара и братъ его Наурузбай пали мертвыми, какъ и вся ихъ шайка въ 3,000 человкъ. Убивъ Кенисару, дико-каменные киргизы отрубили ему голову и возили ее, воткнутую на пиву, по ауламъ для успокоенія устрашенныхъ жителей, тло Кенисары было, изъ мщенія, отдано женщинамъ, которыя изрзали его въ мелкіе кусочки. Голова безпокойнаго султана, или правильне, его черепъ, попахъ какими-то судьбами впослдствіи въ руки князя Горчакова, который приказахъ хранить эту голову въ главномъ управленіи Западной Сибири, при дл: ‘О бунт Кенисары’.

Тамъ кончилъ свою жизнь этотъ выдающійся человкъ, жизнь и дла котораго дали поучительный урокъ оренбургской администраціи, указавъ ей путь, по которому она должна была слдовать въ политик съ Среднею Азіей. Та постоянная поддержка, которою пользовались вс наши степные мятежники отъ Хивы и другихъ владній Средней Азіи, внушила убжденіе, что для пресченія этой поддержки на будущее время необходимо занять нашими укрпленіями пункты, соприкасающіеся съ границею упомянутыхъ ханствъ. Сначала было основано укрпленіе Раимское, потомъ взята Акъ-Мечеть (Ф. Перовскій), а въ наше время, въ центр непріязненныхъ намъ владній, существуетъ Туркестанскій округъ, силъ котораго достанетъ не только для острастки ничтожныхъ хановъ, но и для уничтоженія ихъ самостоятельности.

Итакъ, дико-каменные киргизы (вошедшіе нын въ предлы туркестанскаго генералъ-губернаторства) въ 1847-мъ году, убіеніемъ Кенисары, оказали, можетъ быть, помимо желанія, немаловажную услугу Россіи, избавивъ ее отъ опаснаго мятежника. Кенисара умеръ, но память о немъ и его подвигахъ живетъ въ орд, сложившись въ образы легендъ и патріотическихъ псенъ, прославляющихъ его батырство. Григорій Петровичъ Половоротовъ (долго бывшій секретаремъ султана-правителя восточной части), доставилъ намъ псню ‘о Кенисар’ на татарскомъ язык съ русскимъ переводомъ, сложенную знаменитымъ киргизскимъ поэтомъ Нысанбаемъ, очевидцемъ и сообщникомъ Кенисары въ его батырств.

Киргизскій поэтъ изображаетъ слезы и отчаяніе всхъ окружавшихъ любимаго хана, съ которымъ погибло безвременно много ‘радужныхъ надеждъ’!… Надеждъ, которыя,— еслибъ по прежнему продолжали дремать оренбургскіе администраторы,— могли легко перейти въ дйствительность, и ‘ключъ и врата ко всмъ азіатскимъ землямъ и странамъ’ опять ускользнули бы изъ нашихъ рукъ.

Н. Середа.

29 января, 1870, Петербургъ.

‘Встникъ Европы’, No 8, 1871

БУНТЪ КИРГИЗСКАГО СУЛТАНА КЕНИСАРЫ КАСИМОВА(1843—1847 гг.).

Читайте также:

БУНТЪ КИРГИЗСКАГО СУЛТАНА КЕНИСАРЫ КАСИМОВА
(1843—1847 гг.).