Бракъ по любви.
Бракъ по любви.
Разсказъ Галеви.
16 іюня
Я люблю ее!
17 іюня
Я люблю ее!!
Брак по любви, Галеви Людовик, Год: 1891
Время на прочтение: 31 минут(ы)
Онъ записывалъ каждое утро и каждый вечеръ, безъ всякихъ фразъ, телеграфнымъ стилемъ въ свою памятную книжку маленькую программу и маленькій перечень своего дня. Онъ началъ на двадцатомъ году, 3-го октября 1869 г., и вотъ какая отмтка была сдлана въ это число:
Я произведенъ въ подпоручики 21 стрлковаго полка.
При наступленіи 31 декабря онъ клалъ въ столъ памятную книжку прошлаго года и переходилъ къ памятной книжк слдующаго года.
Она съ большой тщательностью и большой подробностью вела въ хорошенькихъ книжечкахъ, переплетенныхъ въ синій сафьянъ и крпко запертыхъ подъ замокъ, журналъ своей жизни, въ дни молодости. Она начала въ 16 лтъ и ея первая фраза, помченная 17 мая 1876 г., была слдующая:
Сегодня я надла первое длинное платье.
Она вышла замужъ 17 августа 1879 г. и затмъ остановилась, она не писала ничего больше въ маленькихъ книжечкахъ синяго сафьяна, но сохраняла и таинственно скрывала въ глубин потаеннаго ящика тетрадки, повствующія жизнь ея отъ мая 1876 г. до августа 1879 г., съ перваго длиннаго платья до свадьбы.
Онъ также женился 17 августа 1879 г., но не прервалъ своихъ ежедневныхъ записокъ, такъ что въ одномъ изъ ящиковъ его бюро находились тринадцать памятныхъ книжекъ, гд была описана день въ день и очень врно, не смотря на сухость изложенія, вся его жизнь. Отъ времени до времени онъ забавлялся, беря наудачу одну изъ этихъ памятныхъ книжекъ. Открывалъ ее, прочитывалъ пятнадцать или двадцать страницъ, переживая такъ сказать прошлое, перемщая это прошлое въ настоящее.
И такъ 19 іюня 1881 г. юный подпоручикъ 1869 г., произведенный въ капитаны и сдлавшійся эскадроннымъ командиромъ, былъ одинъ въ своемъ кабинет часу въ десятомъ вечера, передъ своимъ бюро, и, облокотившись головой на руки, спрашивалъ себя было ли то весной 1878 г. или весной 1879 г., что онъ помстилъ въ Бюллетен собранія офицеровъ статью о новой организаціи военнаго обоза въ Австро-Венгріи. Это размышленіе привело его на мысль, что вроятно онъ найдетъ въ своихъ памятныхъ книжкахъ число изданія статьи.
Онъ открылъ ящикъ съ памятными книжками, и съ перваго раза случайно попалъ на 1879 годъ. Онъ началъ перелистывать маленькую книжечку… Онъ перевертывалъ страницу за страницей какъ вдругъ внезапно остановился и прочелъ съ нкоторымъ вниманіемъ одно мсто, которое заставило его улыбнуться. Онъ всталъ, отошелъ отъ бюро, слъ въ большое кресло и тамъ продолжалъ читать. Онъ вовсе не думалъ боле объ организаціи обоза въ Австро-Венгріи. Старыя воспоминанія, повидимому, встали въ душ его и вызывали на устахъ легкія улыбки и нкоторое умиленіе въ глазахъ, раза три или четыре этотъ кавалерійскій капитанъ долженъ былъ пріостановить пальцемъ навертывавшуюся слезу.
Онъ совсмъ углубился въ свое чтеніе, когда вдругъ одна изъ портьеръ его кабинета слегка, очень слегка приподнялась и блокурая головка появилась въ рам старинныхъ обоевъ…
Что длалъ онъ тамъ, въ этихъ большихъ креслахъ? Спалъ онъ что ли? Полчаса тому назадъ, онъ безпощадно прогналъ ее, потому что хотлъ работать, а когда она была тутъ, то мшала ему, смущала его, вызывала въ немъ вовсе не трудовыя мысли.
Тогда съ величайшими предосторожностями худенькая и гибкая блондиночка, въ бломъ кисейномъ пеньюар, скользнула въ комнату, сдлала три, четыре шага на цыпочкахъ, нагнулась слегка на бокъ… Онъ не спалъ… Онъ читалъ и очень внимательно, потому что ничего не слыхалъ и не шевелился. Онъ былъ въ своемъ прав: читать — значитъ работать.
Сдерживая дыханіе, она продолжала свой путь къ кресламъ тихонько, тихонько… и пробираясь такимъ образомъ, задавала себ вопросъ. Она была еще немножко ребячлива… двадцать одинъ годъ… и очень влюбленная… Говоримъ это въ ея извиненіе. Вотъ вопросъ, который она задавала себ:
— Куда мн его поцловать? въ лобъ, въ щеку… или немножко повсюду, безъ разбора?
Она приближалась… Концомъ пальцевъ она уже почти задвала волосы капитана и готова уже была ршиться на поцлуй повсюду, безъ разбора, какъ вдругъ страшно поблднла… На двухъ раскрытыхъ страницахъ маленькой памятной книжки, она прочла:
Одинъ восклицательный знакъ посл перваго: Я люблю ее! два посл втораго… Это усилилось между 16 и 17!
Она слегка вскрикнула и вся задрожала.
— Что это такое?— сказала она,— что это такое?
Она изнемогала… Онъ вскочилъ, поддержалъ ее въ своихъ рукахъ, но она, заливаясь слезами и въ поток прерывающихся словъ, перемшанныхъ рыданіями, повторяла:
— 16 іюня: Я люблю ее! 17 іюня: Я люблю ее!! А сегодня 19 іюня! Ты любишь другую женщину! О! это ужасно! это ужасно!
— Посмотри-ка, глупышка, посмотри-ка.
Онъ открылъ памятную книжку на первой страниц, гд было написано крупными буквами: 1879 г.
— А!— вскричала она радостно посреди не совсмъ еще затихшихъ рыданій… Это меня! это меня!
Затмъ она прибавила наивно, неосторожно: — Такъ ты тоже велъ дневникъ?
— Какъ! я тоже?.. Такъ, значитъ и ты вела?
Она должна была признаться, что если онъ писалъ: Я люблю ее! въ маленькихъ памятныхъ книжкахъ чернаго сафьяна, она тоже, съ своей стороны, писала въ маленькихъ книжкахъ синяго сафьяна…
И такъ какъ она говорила своему мужу:
— Покажи твою памятную книжку, покажи, чтобы я видла три восклицательныхъ знака 18 и четыре — 19 числа, то и онъ сказалъ ей: Хорошо!— Поди-же принеси твои маленькія тетрадки и мы сличимъ, у кого изъ насъ больше восклицательныхъ знаковъ.
Соблазнъ былъ слишкомъ силенъ. Она пошла за своимъ 1879 годомъ и возвратилась съ тремя тетрадками довольно почтенныхъ размровъ.
— Цлыхъ три книги!— воскликнулъ онъ.
— Да, въ первые три мсяца, а у тебя за цлый годъ всего одна маленькая, ничтожная книженка.
— Можно сказать много въ короткихъ словахъ… Ты увидишь…. Ступай, садись сюда, подл меня… Тутъ будетъ довольно мста вдвоемъ, на этомъ кресл.
— Да, свши къ теб на колни… Но это невозможно.
— Почему?
— Потому, что въ моихъ тетрадкахъ можетъ быть встртятся такія вещи, которыя ты не долженъ видть.
Она показывала свои синенькія книжки, а онъ, показывая свои, сказалъ:
— Тутъ тоже, можетъ быть…. Ты права. Сядемъ на нкоторомъ разстояніи другъ отъ друга. Мы будемъ читать только то, что захотимъ.
— И можно будетъ длать сокращенія….
— Хорошо,— сказалъ онъ,— начинай.
— Нтъ, начинай ты, чтобы придать мн бодрости.
— Хорошо, но откуда начинать?
— Ну, такъ вотъ откуда я начинаю.
— Нтъ, мн надо начать немножко раньше тебя, надо начать съ того, когда появляется Юпитеръ.
— Это совершенно справедливо…. Найди же, когда появляется Юпитеръ….
— Постой…. Это должно быть въ первой половин мая…. Да, вотъ я и нашелъ…. ‘Четвергъ 15 мая’. Я пошелъ къ Шери посмотрть Юпитера, лошадь теино-гндой масти, сени лтъ. Указанія въ каталог: Отличная верховая лошадь, статная, хорошо ходитъ въ галопъ, ходила и подъ дамскимъ сдломъ. Назначена въ продажу 21 пая. Очень хорошо рекомендована д’Эстильи. И дв страницы дальше: ‘Суббота 17 мая. Я видлъ Юпитера. Лошадь, кажется, очень хороша. Пойдетъ до 2500 фр.’. Затмъ дальше. Середа 21 мая….
— День нашей встрчи на желзной дорог. Я помню это число.
— Да, врно…. ‘Середа 21 мая. Въ военномъ министерств.— У сестры.— Я купилъ Юпитера за 1900 фр… На возвратномъ пути, я встртилъ въ вагон очаровательную молодую двушку, сидвшую противъ меня’.
— Это такъ сказано?… Не прикрашиваешь ли ты немножко изъ вжливости. Покажи.
— На, смотри….
— Да…. вижу…. очаровательная….
— Теперь читай ты…. У тебя наврное написано что-нибудь 21 ная….
— Надюсь, что нтъ! Неужели ты думаешь, что я написала: На возвратномъ пути, въ вагон, противъ меня сидлъ очаровательный молодой человкъ?
— Нтъ…. не очаровательный молодой человкъ…. но все-таки посмотри.
— Пожалуй, для успокоенія совсти…. Посмотримъ. ‘Середа 21 мая… Въ Лувр… у тетушки….’ Ничего нтъ, увряю тебя… Нтъ, кое-что есть.
— Я былъ вполн увренъ… Ты обратила на меня вниманіе…
— Вотъ что тутъ есть… ‘На возвратномъ пути по желзной дорог, передо мной сидлъ молодой человкъ. Онъ смотрлъ на меня всю дорогу…. Какъ только я поднимала глаза, онъ опускалъ свои, но какъ только я опускала свои, онъ поднималъ, а начиная съ Шату, я совсмъ не осмливалась боле поднимать глазъ, такъ какъ я чувствовала на себ его взоръ…. У меня въ сак былъ англійскій романъ, я взяла его и принялась читать, но вечеромъ принуждена была перечитать все, что я думала прочесть во время зды’.
— Это не все…. Я думаю, что есть еще, кое-что….
— Да…. но это совсмъ не интересно.
— Все таки читай, вдь я все читалъ.
— О! ты… ты…. Я очень хорошо вижу, что изъ этого произойдетъ. У тебя, все время будутъ маленькія сухія и безсвязныя замтки, между тмъ, какъ у меня разнаго рода подробности. Я сейчасъ объясню теб почему…. Когда воспитательница моя, мадемуазель Гизаръ, оставила насъ, то сказала мн: ‘Милое дитя мое, ты совсмъ недурно пишешь, но надо продолжать работать, надо заучить гаммы въ стил, какъ и въ музык. Сдлай привычку писать каждый вечеръ три, четыре страницы объ чемъ угодно, все равно…. о проведенномъ дн, о визитахъ, которые теб сдлали, или которые ты отдала, и пр.’. И такъ я длала то, что мн посовтовала мадемуазель Гизаръ.
— Хорошо, хорошо.
— Нтъ, я хочу толкомъ объясниться на этотъ счетъ, потому что, повторяю, я знаю, что изъ этого выйдетъ… Сейчасъ ты вообразишь себ восторженность чувствъ и страстное увлеченіе тамъ, гд будетъ только упражненіе въ стил и въ французскомъ повствованіи. Я не хочу, чтобы ты могъ въ этомъ ошибаться
— Я не ошибусь въ этомъ…. но что тамъ посл: Онъ все время смотрлъ на меня?
— Ничего о теб…. Ну, слушай: ‘Разв это правда, что бабушка говорила третьяго дня:— Это удивительно… наша маленькая Жанна вдругъ сдлалась очень хорошенькой’. И затмъ цлый разговоръ между бабушкой и мамой, мама упрекала бабушку въ тонъ, что она говоритъ мн подобныя вещи, развиваетъ мое самолюбіе, и пр., и пр. Ничего интереснаго, говорю теб…. Продолжай.
— 22 числа у меня нтъ ничего.
— У меня тоже.
— ’23 мая’. ‘Юпитеръ прибылъ. Я пробовалъ лошадь на террас и въ лсу. По моему, она очень хороша’.
— А обо мн?
— Ничего.
— О, это нсколько обидно, потому что у меня есть кое-что о теб 23. ‘Молодой человкъ, который смотрлъ на меня третьяго да въ позд,— военный. Онъ прохалъ сейчасъ верхомъ, въ мундир. У него были три серебряные галуна на рукавахъ. Я говорю, что онъ прохалъ, онъ боле, чмъ прохалъ…. Это глупо, что я хочу писать, но разъ, что я пишу для одной себя… въ самомъ ли дл онъ замтилъ меня на желзной дорог? Что онъ разузнавалъ обо мн? Знаетъ ли онъ, что я живу здсь? Что онъ хотлъ блеснуть что ли передо мной? Онъ оставался, по крайней мр, съ четверть часа на террас, между павильономъ Генриха IV и ршеткой, заставляя лошадь идти бокомъ, длать пируэты, перемнять ноги, длать вольты на одномъ мст, и пр., и пр. Чтобы надяться прельстить меня подобными пустяками надо быть человкомъ очень пошлымъ’.
— Какая несправедливость! Ты видишь здсь въ моей памятной книжк: ‘Я пробовалъ Юпитера. Я пробовалъ Юпитера и нашелъ что онъ получилъ блестящее воспитаніе….’ Но продолжай.
— Продолжаю. ‘Вечеромъ посл обда, я сказала Жоржу, который, несмотря на свои двнадцать лтъ, проводитъ еще время въ играхъ въ оловянные солдатики и большой знатокъ въ военныхъ вещахъ:— Жоржъ, что обозначаетъ, когда у офицера три серебряные галуна на рукавахъ?— Это капитанъ.— А хорошо быть капитаномъ?— Смотря когда. Хорошо въ двадцать пять лтъ и дурно — въ пятьдесятъ…
‘Двадцать пять, ему, можетъ быть, немножко больше, но не очень. Бабушка, у которой слухъ очень тонкій, услышала нашъ разговоръ съ Жоржемъ и сказала: — Вы не знаете, что тутъ длается? Жанна собираетъ у Жоржа свденія о военныхъ….
‘Я покраснла, какъ піонъ. Отсюда начались длинныя пренія. Бабушка объявляетъ, что за иметъ слабость къ военнымъ, а мама увряетъ, что она никогда не ршилась бы отдать меня за человка, который таскалъ бы свою жену изъ гарнизона въ гарнизонъ. Я црашиваю себя, зачмъ я пишу вс эти глупости въ этой тетрадк. Конечно, только изъ послушанія мадемуазель Гизаръ’. Ты видишь, то тамъ написано. Теперь твой чередъ, я кончила.
— 24, всего дв строчки…. ‘Я встртилъ верхомъ въ лсу молодую двушку, виднную мною въ прошлую среду. Она дйствительно очень хорошенькая и недурно сидитъ на лошади’.
— Только…. Ужъ черезчуръ сжато! Тутъ нужно бы какое-нибудь поясненіе.
— Вотъ, мой ангелъ, вотъ теб поясненіе. Ты права…. Мои замтки ужъ черезчуръ сухи… но еслибъ я не боялся сдлать что нибудь въ род мадригала…
— Такъ не бойся…. здсь нтъ никого….
— Я сказалъ бы теб, что все, что не написано въ этой маленькой тетрадк… написано въ моемъ сердц. Это майское утро, эту встрчу въ лсу… сегодня, посл протекшихъ двухъ лтъ, я помню въ мельчайшихъ подробностяхъ. Мы маневрировали отъ пяти до семи часовъ на участк земли des Loges, въ ужасной пыли. Я отвожу мой эскадронъ на квартиры…. перемняю лошадь и снова сажусь на Юпитера.
— Милый Юпитеръ!
— Четверть часа спустя, я халъ галопомъ по длинной, поднимающейся вверхъ алле, близь Валя. Вдругъ вижу небольшую кавалькаду: ты на Нелли, твоей вороной, Жоржъ на своемъ саврасомъ пони, а сзади Луи на своемъ большомъ Срко…. Ты видишь, я помню даже масть лошадей. Тутъ, въ пятидесяти метрахъ разстоянія, у меня закружилась голова…. Я узналъ тебя…. Внезапно я пускаю Юпитера шагомъ. Маленькая кавалькада прозжаетъ мимо меня… Я какъ сейчасъ вижу тебя въ твоей сренькой амазонк, черной шляпк, съ блокурыми локонами, которые падали кудрями изъ-подъ вуаля…. И въ то время, какъ ты прозжала, я говорилъ себ: ‘Нтъ, право, ничего нтъ на свт миле этой молодой двушки!’…. А ты что говорила?
— Что я говорила себ…. не помню…. но вотъ что я писала.
И слегка дрожащимъ голосомъ, потому что была разстрогана его маленькимъ поясненіемъ, Жанна прочла слдующее:
— ‘Я встртила его близь Валя. Онъ халъ галопомъ, и вдругъ, узнавъ меня, остановилъ свою лошадь…. Да, узнавъ меня…. Я очень хорошо видла его движеніе. Я знаю, что значитъ остановить лошадь на всемъ скаку. И такъ онъ съ одного маха остановилъ свою лошадь и прохалъ совсмъ близко около насъ. Я не смла взглянуть на него, но чувствовала, что онъ на меня смотритъ. Онъ стоялъ не боле, какъ шагахъ въ десяти отъ насъ, когда этотъ повса Жоржъ сказалъ: — Жанна, ты видла? Какъ онъ былъ смшонъ, весь покрытый пылью! Онъ былъ похожъ на Піерро! Это капитанъ 21-го полка. У него былъ номеръ 21 на воротник мундира.’
‘Я была ужасно зла на Жоржа… Только бы онъ не слыхалъ?’
— А я слышалъ… Я помню теперь.
— Теперь читай ты, твоя очередь.
‘Среда 25 мая. Я снова увидлъ мою незнакомку, она живетъ въ одномъ изъ домовъ на терасс. Я халъ въ экипаж, она была у окна, увидвъ меня, мн показалось, что она внезапно отошла отъ окна именно потому, что увидла меня…. Боже мой! Какая она миленькая!’
— Вотъ какъ! Это немножко не такъ сухо, какъ прежде. Есть прогресъ. Ты употребляешь глаголы… Начинаешь писать…
— Это, можетъ быть оттого, что я начинаю влюбляться… Теперь теб.
— ’25 мая. Я была у окна и вдругъ вижу, что приближается премиленькая англійская, блестящая на солнц, телжка, въ которую былъ впряженъ очаровательный вороной пони, на козлахъ сидлъ маленькій грумъ, безукоризненнаго, вида, а рядомъ съ нимъ онъ, капитанъ. Мн слдовало бы преспокойно оставаться у окна. Но я была не въ силахъ. Я сказала себ: если я посмотрю на него, то онъ несомннно это замтитъ… Страхъ охватилъ меня и я спряталась въ глубин гостиной. Тогда бабушка сказала мн: ‘Что съ тобой, Жанеточка?— Нечего, бабушка, отвтила я.
‘Жоржъ, который стоялъ со мной у окна, вдругъ крикнулъ:— Жанна, ты не видишь, что этотъ капитанъ, который сейчасъ прохалъ въ хорошенькой телжк, тотъ самый вчерашній Піерро?’
— Піерро, это былъ я?
— Именно ты…. 26 мая, у меня ршительно ничего нтъ. О! ты можешь прочесть. Тутъ нтъ объ теб ни слова. ‘Я примряла мое розовое платье. Оно хорошо сидло, но недостаточно было маленькихъ плисе. Я велла ихъ прибавить’ и проч. и проч. Я думала только о моемъ розовомъ плать…. Ты видишь, что я не очень была озабочена.
— 26 мая, наоборотъ, для меня былъ великій день, это было дежурство Пико. У меня тутъ всего дв строчки, но он краснорчивы: ‘Я далъ Пико двадцать франковъ. Это очень ловкій дипломатъ’.
— Вотъ тутъ тоже необходимо поясненіе.
— Очень охотно… Утромъ, завтракая въ гостинниц, я сказалъ Дюбризе, который все рыскаетъ верхомъ по лсу: ‘Не знаешь ли ты молодой двушки, которая постоянно здитъ съ мальчуганомъ лтъ двнадцати и старымъ слугой?— Погоди-ка… эта молодая двушка здитъ на вороной лошади?— А старый слуга на срой, подсказалъ другой изъ собесдниковъ.— А мальчикъ на саврасомъ пони, прибавилъ третій.’ Затмъ поднялись длинныя пренія о достоинств лошадей. Саврасый пони оказался превосходнымъ, а вороная лошадь немножко утомленной.
— Это была правда… по счастью!
— О! да, по счастью!.. Тутъ я началъ возражать: ‘Я говорю вамъ ни о срой, ни о вороной лошади, я говорю о молодой двушк.’ И вс трое отвтили мн, что они всегда смотрятъ только на лошадей. Немного я изъ этого узналъ! Возвращаюсь домой. Около трехъ часовъ вижу Пико, своего встоваго, который бродитъ по двору. Зову его въ окно. Это парижанинъ, Пико, и очень ловкій… Я сказалъ ему: ‘Пико, постарался бы ты половче разузнать кто особы, живущія въ такомъ-то дом на террас… Входъ съ улицы des Arcades…— Слушаю, капитанъ.— Но ты понимаешь, половче.— Слушаю, капитанъ.— Если ты узнаешь что-нибудь, то разскажешь мн завтра утромъ на квартир.’
— Ты не очень нетерпливъ однако, ты могъ бы велть ему придти тотчасъ же.
— Онъ именно это и сдлалъ. Часъ спустя, онъ возвратился съ торжествующимъ видомъ и произнесъ такую необычайную рчь, что я отъ души забавлялся, записывая ее возможно точно въ мою записную книжку.
— Я забавлялся!.. Это безчестная увертка! Скажи же правду… Признайся, что теб не было непріятно писать разныя вещи, гд говорилось обо мн, и тогда я, можетъ быть, призналась бы, что мн не было непріятно писать кое что, гд говорилось объ…
— Ну такъ я признаюсь.
— И я также. Читай теперь.
— Читаю. ‘Пико приходитъ и говоритъ мн: капитанъ, я знаю все. Но только объ одномъ прошу: какъ только я начну, не прерывайте меня разспросами. Я твердилъ всю дорогу мое донесеніе, чтобъ не спутаться. Домъ былъ нанятъ, три недли тому назадъ, парижанами. Хозяинъ — мосье Лаблиньеръ, инженеръ, промышленникъ… имъ фабрикуетъ паровыя машины, телеграфы и пр. Онъ живетъ тамъ съ своей тещей, женой и двумя дтьми: молодой двушкой (девятнадцати лтъ) и мальчикомъ (двнадцати лтъ)… Постойте я знаю имена дтей… Жанна и Жоржъ… Онй богаты, очень богаты… Пять лошадей на конюшн, три экипажа въ сара, четверо мужской прислуги, кухарка, три горничныя: Жиль, Адель… Но я думаю, что для васъ неинтересны имена горничныхъ, капитанъ. Парижскій адресъ ихъ: бульваръ Гауссманъ, 28. Какъ я узналъ все это? Въ разговор съ консьержемъ… Нтъ, нтъ, не прерывайте меня . Это меня спутаетъ… Я знаю, что васъ тревожитъ, капитанъ. Вы полагаете, что я сдлалъ глупость, что сказалъ, что пришелъ отъ вашего имени? Совсмъ нтъ. Вы думаете, себ: какъ этотъ полоумный Пико сдлалъ, чтобы вступить въ разговоръ?.. О! это дло не особенно трудно, капитанъ. Это не большая заслуга съ моей стороны!.. Консьержъ былъ у своей двери. Я тихонько подошелъ къ нему съ видомъ военнаго, болтающагося безъ всякой цли, а когда очутился какъ разъ у его носа, то началъ такъ:— Уфъ, какая жара!.. Онъ отвтилъ: Да, жарко!.. Я продолжалъ:— но все-таки не такъ жарко, какъ вчера… Онъ отвтилъ:— Да, потому что есть втерокъ…
‘И такъ первый шагъ былъ сдланъ, мы принялись разговаривать: въ ту минуту, какъ я началъ подбираться къ главному предмету разговора, вдругъ я увидлъ въ глубин двора сходящую съ крыльца молодую двушку, чертовски хорошенькую, съ вашего позволенія, капитанъ, съ толстымъ кускомъ хлба въ рукахъ. Я сказалъ консьержу: Это ваша жилица?.. Онъ отвтилъ мн: Нтъ, это дочь жильца, парижанина.
‘Тогда онъ принялся разсказывать, все, что я только что передалъ вамъ. Я говорю вамъ, что съ моей стороны никакой заслуги не было, капитанъ. Онъ все продолжалъ говорить, когда я увидлъ молодую двушку переходящею черезъ дворъ уже безъ куска хлба. Консьержъ сказалъ мн:— Вотъ и опять она, дочка парижанина, всякій день она ходитъ на конюшню кормить хлбомъ свою лошадь…
‘Между тмъ молодая двушка возвращалась на крыльцо, но очень медленно, оглядывая меня. Она казалась удивленной и какъ будто говорила себ:— Что нужно здсь этому стрлку?..
‘Она возвратилась въ домъ… Въ это время консьержъ ужасно расхваливалъ мн эту двушку… да и расхваливалъ же! Какая она кроткая, да добрая, не только къ лошадямъ, но и къ людямъ. Такъ напримръ, когда они пріхали, недли три тому назадъ, маленькая дочка консьержа была больна. Такъ поврите ли, что эта двушка… Но извините, капитанъ… можетъ быть васъ неинтересуютъ вс эти подробности… Если же интересуютъ?.. Въ такомъ случа, я продолжаю… Такъ я говорилъ вамъ, что она приходила навщать дочку консьержа каждый день, присылала ей супу и разныхъ вкусныхъ вещей, она приносила игрушекъ, конфектъ, сидла по получасу въ ихъ помщеніи и разсказывала ей сказки.
‘Консьержъ только что собрался было разсказывать мн все это, какъ вдругъ приходитъ къ намъ горничная… довольно красивая особа, капитанъ. Она пришла и говоритъ консьержу:— Нтъ ли письма къ барышн?— Нтъ, вс письма къ барышн я приношу тотчасъ же, вы знаете…
Я-же сказалъ себ:— Быть можетъ, можно было бы разузнать что-нибудь отъ горничной… Тогда я снова начинаю:— Какъ жарко сегодня, сударыня — О! да… Я продолжаю:— Немножко посвже вчерашняго…
Это удалось также, какъ съ консьержемъ, и вотъ разговоръ возобновляется. Горничная спрашиваетъ меня, не знаю ли я нкоего Камюса, бригадира номера 10 гусарскаго полка… Мы еще болтали, какъ вдругъ она воскликнула:— О! я убгаю… Барышня ждетъ меня!— А она разсердится, ваша барышня… забранитъ васъ?.. Моя барышня разсердится, будетъ бранить меня, ни за что! Ничего нтъ лучше на свт моей барышни…’
— Это все?
— Да, все.
— Такъ ты приказывалъ шпіонить за мной…
— Положительно, но твой разсказъ отъ 26 мая?
— Вотъ онъ. ‘Вторникъ, 27 мая. Вчера, посл полудня, я понесла хлба Нелли, спускаясь съ лстницы, вижу военнаго, разговаривающаго съ нашимъ консьержемъ. Я пробыла минутъ пять въ конюшн, выйдя оттуда, вижу, что солдатъ еще тамъ… Я возвращаюсь въ свою комнату и нахожу тамъ Жюли. О! когда любопытство овладваетъ вами, то это ужасно! Я сказала Жюли:— Я жду письма изъ Парижа, пойди посмотри, нтъ ли его у консьержа…’
‘Она уходитъ… а я жду… Жюли не возвращается. Я иду въ свою уборную, которая выходить во дворъ и вижу Жюли, разговаривающею съ солдатомъ! Наконецъ, она возвращается.— Письма вамъ нтъ, сударыня.— Вы однако довольно долго оставались внизу.— Нтъ, сударыня.— Да, я видла васъ, вы разговаривали съ гусаромъ.— Съ гусаромъ! О! нтъ, сударыня.— Да если я васъ видла…— Я говорила не съ гусаромъ, сударыня, это стрлокъ, есть разница въ мундир. У гусаръ тесьмы блыя, а у стрлковъ черныя, у гусаръ воротникъ такой же какъ долманъ, а у стрлковъ воротникъ красный.— Какъ вы все это знаете, Жюли?— У меня двоюродный братъ въ гусарахъ, сударыня, здсь, въ Сенъ-Жермен нтъ гусаръ, здсь только стрлки: два полка, 21 и 22, которые вмст составляютъ бригаду… Солдатъ, который тутъ былъ, это былъ стрлокъ 21 полка.’
’21 полка! Это его полкъ! Мой разговоръ съ Жюли о военныхъ долженъ былъ имть самыя плачевныя послдствія… Около шести часовъ мы вышли съ мамой прогуляться на террасу. Встрчаемъ двухъ стрлковыхъ офицеровъ. Мама говоритъ: ‘У нихъ славныя лошади, у этихъ гусаръ.’
‘Я опрометчиво отвчаю ей:— Это не гусары, мама, это стрлки, у гусаръ блая тесьма, а у стрлковъ черная, у гусаръ воротникъ… Я пріостановилась и взглянула на маму. Она была поражена:— Откуда ты все это знаешь?— Боже мой! мама, отъ Жюли… у нея двоюродный братъ въ гусарахъ… Однажды, въ то время, какъ она причесывала мн голову…— Странный предметъ разговора! сказала мама…’
‘Мы на этомъ остановились… Но не все еще кончено. Папа возвращается изъ Парижа, мы садимся за столъ, и папа разсказываетъ пап, что онъ встртилъ на желзной дорог одного офицера… Ахъ, еслибъ это былъ онъ!.. Полковникъ… это не онъ!.. Папа, въ прошломъ году провелъ съ этимъ полковникомъ мсяцъ въ Котере. Они вмст играли въ вистъ. Теперь же возобновили знакомство. Папа пригласилъ его къ намъ обдать на будущей недл, въ среду, 4 іюня.’
‘Я сказала папа:— Разв полкъ этого господина стоитъ въ Сенъ-Жермен?— Да, его полкъ здсь.— Это 21 или 22?— Такъ здсь два полка?— Да, папа, 21 и 22, они составляютъ бригаду…’
‘Тутъ папа былъ пораженъ еще больше, чмъ мама.— Но кто теб разсказалъ все это?— Ахъ, Боже мой! это Жюли, у которой двоюродный братъ въ гусарахъ…— Я ничего не понимаю, сказала мама, Жанна, съ нкоторыхъ поръ, только и говоритъ, что о стрлкахъ, да о гусарахъ. Ха, ха! сказала бабушка, она, можетъ-быть, заинтересовалась какимъ-нибудь красивымъ офицеромъ…’
‘Я покраснла до ушей, и отвчала съ нетерпніемъ, почти съ гнвомъ. Я начала серіозно сердиться на этого господина, котораго я не знала и никогда не буду знать. Да, я сердилась на него за то, что онъ какъ бы вторгнулся въ мою жизнь. Зачмъ онъ сютрлъ на меня на желзной дорог? Для чего онъ гарцовалъ на лошади подъ моими окнами? Для чего похалъ шагомъ въ тотъ разъ, какъ увидлъ меня? Если я когда-нибудь встрчу его и узнаю, то поскачу галопомъ, полнымъ галопомъ… Но увы! галопъ вовсе не алюръ моей Нелли, она старется. Потому-то папа и хочетъ подарить мн ко дню моего рожденія другую лошадь…’
‘Мн очень бы хотлось знать, его ли это полковникъ будетъ у насъ обдать въ среду, 4 іюня?’
Это была послдняя фраза бюллетеня 27 мая.
Затмъ она перевернула съ десятокъ страницъ въ своей тетрадк.
— Съ 28 мая по 3 іюня ничего о теб, ршительно ничего…
— У меня тоже ничего о теб. Это потому, что мы имли несчастье не видаться въ эту недлю. Я не былъ въ Сенъ-Жермен… Мы узжали, человкъ двадцать офицеровъ изъ двухъ полковъ, съ генераломъ и полковниками, для маневровъ кадрами между Вернономъ и Руаномъ. Я увелъ съ собой Юпитера, и мои замчанія въ эту недлю путешествія были переполнены очень любезными вещами относительно моей новой лошади: Юпитеръ безукоризненъ… горячъ, силенъ и уменъ… Вчера полковникъ здилъ на немъ, и нашелъ его превосходнымъ и пр., и проч. 3 іюня, въ восемь часовъ вечера, мы возвратились въ Сенъ-Жерменъ, и 4 іюня… я не забылъ тебя… насмотри. Вотъ… Увижу ли я ее, молоденькую блондиночку, съ террасы?
— А вотъ мое 4 іюня: ‘Я знаю его имя. Сегодня вечеромъ у насъ обдалъ полковникъ. Онъ пріхалъ въ семь часовъ. Взглядъ мой прямо устремился на воротникъ его мундира… Я вижу номеръ 21. Это былъ именно его полковникъ. Во время обда разговоръ шелъ совсмъ пустой… но посл обда, когда я наливала кофе…— Полковникъ, сказалъ папа, не могли ли бы вы оказать мн услугу: мн хотлось бы подарить вотъ этой молоденькой особ лошадь, не знаете ли вы такой лошадки, которая была бы очень добронравна…’
‘Я было начала возражать:— Не очень добронравна, полковникъ? Я зжу верхомъ очень хорошо… (И это правда, я зжу очень хорошо…) — Я поищу, отвчалъ полковникъ, поразвдаю… Ахъ, да, у одного изъ офицеровъ моего полка есть лошадь, которая вамъ вполн годится, сударыня… я здилъ на ней эти дни… Она превосходна. Если бы онъ захотлъ уступить мн ее, сказалъ папа, съ хорошимъ барышенъ?..— О, этотъ офицеръ будетъ совершенно равнодушенъ къ барышу, онъ богатъ, даже очень богатъ… Это капитанъ де Леонелъ.— Капитанъ и богатый? воскликнулъ Жоржъ, это можетъ быть тотъ офицеръ, котораго мы тогда видли въ англійской телжк на ворономъ пони.— Это тотъ самый.— О! мы хорошо знаемъ его, я и сестра, мы нсколько разъ встрчали его…’
‘Тутъ я почувствовала, что щеки у меня запылали, буквально запылали… Полковникъ посмотрлъ на меня… Должно быть я была багроваго цвта… Онъ, пожалуй, замтилъ… Онъ ушелъ отъ насъ въ десять часовъ и,— уходя, сказалъ мн: Я завтра же утромъ поговорю мосье Леонелю, но боюсь, что мн не удастся мое ходатайство… Онъ обожаетъ свою лошадь…
‘На этомъ дло и остановилось. Разв я куплю у него его лошадь? Папа открылъ мн кредитъ въ три тысячи франковъ’.
— Мы подходимъ къ 5 іюня. День ршительный… Сеансъ у фотографа.
— И твой первый визитъ. Начинай.
Разстояніе между ними убавилось. Она услась къ нему, хотя и не на колни, но на маленькую табуретку у его ногъ, и въ то время, какъ онъ читалъ, она ласково склоняла свою головку на его колни… такъ, что, пользуясь выгодами своего положенія, капитанъ принялся цловать Жанну съ нкоторой горячностью. Она отклонилась… но не тотчасъ…
— Ну, перестань, сказала она ему, кончи и начинай.
Онъ началъ:
‘Четвергъ 5 іюня. Сегодня утромъ, посл маневровъ, мы возвращались шагомъ вдоль аллеи des Loges. Подходитъ адъютантъ звать меня къ полковнику… Я нагоняю его въ голов колонны.— Капитанъ, сказалъ онъ мн, не желаете ли вы продать вашу новую лошадь?— Конечно нтъ, полковникъ…— Даже съ хорошимъ барышемъ?— Даже съ хорошимъ барышенъ.— Это для одной очень хорошенькой двушки, которая васъ знаетъ.— Которая меня знаетъ, полковникъ?— Да она встрчала васъ нсколько разъ, видала васъ на террас… наконецъ, она повидимому васъ знаетъ… и я даже замтилъ, что, когда я произнесъ вчера ваше имя, она покраснла, и даже очень замтно покраснла.— Но кто же она такая, полковникъ?— Это дочь одного инженера, г. Лаблиньера.— Блондинка, полковникъ?— Да, блондинка.— Которая живетъ въ дом, что на террас?— Именно та, вы видите, что знаете ее.— По виду только, полковникъ.— И такъ, подумайте, не захотите ли вы уступить вашу лошадь этой хорошенькой блондинк… До свиданья, капитанъ…
‘Продать Юпитера? Кому нибудь другому — никогда!.. Ей!.. Я колеблюсь… ина такая хорошенькая!.. Услышавъ мое имя, она покраснла… Полковникъ это видлъ вроятно не сн… Почему бы она покраснла? Почему?
‘Сестра моя, Луиза прізжаетъ въ одиннадцать часовъ… Она зоветъ меня завтракать съ ея дтьми. Это праздникъ въ Сенъ-Жермен, и дти просятъ пойти посл завтрака въ магазины.— Дядя, если здсь есть фотографъ, то ты велишь снять съ насъ портреты.— Согласенъ…
‘Какъ разъ, мы находимъ фотографа, и входимъ къ нему въ мастерскую… Она была тамъ!.. съ своимъ маленькимъ братомъ, своей матерью и огромнымъ чернымъ пуделемъ. Маленькій братъ сидлъ на полу около пуделя, и уговаривалъ его быть смирнымъ:— Смотри, Бобъ… не шевелись… для того, чтобы сдлать твой портретъ…
‘Но Бобъ не обращалъ ни малйшаго вниманія на просьбы мальчика, который, потерявъ всякое терпніе, обратился къ сестр:— Поговори ему, Жанна, поговори ему… ты одна имешь на него вліяніе… и поговори ему по англійски, онъ понимаетъ по англійски гораздо лучше, чмъ по французски.— Да нтъ, Жоржъ, вдь это смшно.— Жанна, миленькая Жаина…
‘Она наконецъ ршается и, глядя очень строго на Боба, говоритъ ему по англійски: Ну, Бобъ, будь же послушенъ! посмотри на меня! такъ… Сиди смирно! Ну, тише!..
‘Она положительно иметъ вліяніе на чернаго пуделя. Онъ становится недвижимъ… У нея очаровательный голосъ. А личико!.. Я разсматривалъ его какъ мн хотлось… при полномъ свт… это чудо граціи и молодости!
— Подожди немножко. Покажи.
— Зачмъ?
— Я все думаю, что тутъ ты прибавляешь…
— Напрасно… На смотри.
— Да, я вижу… Чудо граціи и молодости… Это хорошо… Продолжай…
— Продолжаю!
‘Мой Юпитеръ будетъ у нея! Уходя, она сказала моей сестр (мн показалось, что голосъ у нея дрожалъ):— Извините меня, сударыня, что я заставила васъ ждать… Мн бы слдовало сказать что-нибудь.. Но я не нашелъ ничего, я былъ глупъ… Я поклонился… Она слегка кивнула мн головой… Затмъ, вышла изъ фотографіи.— Какая восхитительная двушка! сказала мн сестра.— Да, я надюсь!
‘И такъ я ушелъ!.. Я разсказалъ сестр, какъ ее зовутъ, гд она живетъ… что отецъ ея очень извстный инженеръ, и пр. Мн очень хотлось говорить объ ней… Изумленіе моей сестры.— Да ты влюбленъ!— Влюбленъ! нтъ.— Да, да, ты влюбленъ… Такъ, надо навести справки… Тогда у меня будетъ очень хорошенькая невстка…
‘Я проводилъ Луизу на желзную дорогу… Нтъ, я не влюбленъ… Но Юпитеръ будетъ у нея! Но одно, что меня безпокоитъ… Да, въ каталог Шери сказано онъ ходилъ подъ дамскимъ сдломъ… Но нельзя очень доврять каталогу… Бдненькая двочка! Еслибъ съ ней что-нибудь приключилось! У меня было дамское сдло. Сестра прізжала иногда ко мн, чтобы поздить со мной верхомъ… Я сказалъ Пико:— Наднь на Юпитера дамское сдло и отведи его въ манежъ… Да захвати съ собой одяло…
‘Спустя четверть часа, я заставилъ Пико здить по дамски на Юпитер, я обвернулъ ему ноги одяломъ, въ вид амазонки. Юпитеръ поскакалъ въ галопъ.— А! капитанъ, онъ знаетъ свое дло, закричалъ мн Пико, онъ ходилъ подъ дамскимъ сдломъ…
‘Я хочу самъ попробовать. И, въ свою очередь, усаживаюсь на Юпитера по дамски, съ завернутыми въ одяло колнями. ду и рысью, и галопомъ, и въ то время, какъ я халъ, я говорилъ себ:— Какъ подумаю, что я теперь здсь въ такомъ положенія и въ такомъ смшномъ наряд потому, что недли дв назадъ встртилъ на желзной дорог блондинку, которая читала англійскій романъ!..
‘Юпитеръ ршительно ходитъ подъ дамскимъ сдломъ… У ней будетъ Юпитеръ!.. Да. но какъ ей доставить его? Мн кажется лучше было бы передать его въ распоряженіе полковника. Нтъ, я поду самъ къ ней сейчасъ… Отправляюсь… Пико слдовалъ за мной, ведя лошадь въ поводу… Мы пришли во дворъ. Я посмотрлъ на Пико, у него былъ лукавый видъ, онъ повидимому говорилъ себ:— Ге, ге, вотъ для чего капитанъ посылалъ меня на развдки.
‘Звоню.— Г. Лаблиньеръ?— Баринъ въ Париж.— Госпожа Лаблиньеръ? Барыня дома.— Передайте мою карточку. Скажите, что я пришелъ на счетъ лошади…
‘Слуга пошелъ доложить обо мн. Но если ея нтъ! Вхожу… Она была тутъ!… съ матерью, бабушкой, маленькимъ братомъ и чернымъ пуделемъ… Тогда я не знаю, что со мной было. Я долженъ былъ показаться очень глупымъ. Смутно помню, что рчь шла о мундштук, о мартингал на котахъ… Мн кажется, что я сказалъ ей, что лошадь зовутъ Юпитеромъ… и ушелъ, прося ее оставить у себя Юпитера, попробовать его въ теченіе недли, или двухъ… Надо было также заговорить о цн. Но слова, въ эту минуту, застряли у меня въ горл… Не могъ же я однако подарить ей Юпитера. Надо будетъ взять ея деньги. Мы спустились во дворъ я подл Юпитера начали разговоръ, такой же странный, такой же безумный, какъ тотъ, который мы вели въ гостинной. Мн до смерти хотлось сказать этой прелестной двушк: вы ангелъ, и я обожаю васъ! А я говорилъ ей: надо будетъ давать лошади четверикъ овса, и пр.. и пр. Наговорилъ ей массу нелпостей. Сказалъ ей, — я это очень хорошо помню теперь, — что для лошади нуженъ гораздо боле легкій всадникъ и что лошадь будетъ гораздо счастливе съ ней, чмъ со мной… Я долженъ былъ произвести на нее самое отчаянное впечатлніе подобными фразами. Наконецъ я ушелъ вмст съ Пико, я до такой степени потерялъ голову, что, возвращаясь домой, всю дорогу говорилъ съ Пико… чтобы говорить о ней… И меня слегка хватило за сердце, когда Пико сказалъ мн:— О! маленькая блондинка… она какъ-то особенно смотрла на меня… Я думаю, что она узнала меня. Она видимо хорошо разсмотрла меня, когда я приходилъ бесдовать съ консьержемъ. Это именно она, эта хорошенькая блондинка, капитанъ, которая была такъ добра къ бдной больной двочк’.
— Добрый Пико, это онъ отчасти посодйствовалъ нашей свадьб…
— Это правда, онъ первый далъ мн очень хорошія свднія о теб.
— А у меня не было никакихъ свдній о теб, и я все-таки полюбила тебя… безъ всякихъ свдній! Вотъ посмотри… ты можешь судить.
‘Четвергъ 5 іюня. Событія идутъ быстро, Боже мой! какъ все это кончится? У меня его лошадь. Ее зовутъ Юпитеръ. Она тамъ, въ нашей конюшн, между Нелли и пони Жоржа. Постараюсь привести немножко въ порядокъ мою бдную голову. Сколько происшествій сегодняшній день! Жоржъ сказалъ мн посл завтрака: — Сестричка, ты знаешь, что намъ нужно пойти сегодня къ фотографу, чтобы сдлать портретъ Боба.— Ты можешь просто пойти съ мамой и безъ меня.— Нтъ, если тебя не будетъ, то Бобъ ни за что не будетъ сидть спокойно’…
‘Я покорилась, и мы отправились къ фотографу. Въ ту минуту, какъ Боба устанавливали, я вижу, что въ мастерскую входитъ… Кто такое?… Онъ!… и не одинъ… съ дамой, очень молодой и красивой. Что же это за дама? Но вотъ двое дтей. Они называютъ его дядей… Это его сестра!…. Жоржъ никакъ не могъ угомонить Боба, тогда я принуждена была разыграть передъ нимъ смшную сцену. Я должна была показаться ему идіоткой. Я держала рчь къ Бобу по-англійски, какъ будто бы показывала ученую собаку. Я вышла вонъ вся раскраснвшаяся отъ стыда и смущенія. Возвращаюсь домой въ злоб и отчаяніи. Запираюсь въ своей комнат. Но однако въ пять часовъ, все-таки приходится сойти къ чаю.
‘Спускаюсь. Едва я вошла, какъ Пьеръ подаетъ карточку.— Что это такое? спрашиваетъ мама.— Это офицеръ, сударыня, капитанъ стрлковаго полка.— Капитанъ стрлковаго полка!?.. Я не знаю никакого капитана стрлковаго полка. Я ухала въ деревню, чтобы быть спокойной, а домъ мой вдругъ наполняется солдатами! Вчера полковникъ!… сегодня капитанъ!… Завтра у насъ будетъ цлый полкъ! Что ему надо, этому капитану?— Онъ сказалъ, что пришелъ по поводу лошади.— Посмотри-ка эту карточку, Жанна… но что съ тобой? Какая ты красная!… Теб кровь бросилась въ голову.— Нтъ, мама, ничего.— Ну такъ посмотри и прочти… Я взяла карточку и прочла: Графъ Рожеръ де Леонель, капитанъ 21-го стрлковаго полка. Графъ! Онъ графъ! Этого не доставало!— Леонель! воскликнулъ Жоржъ, да это тотъ офицеръ, у котораго есть лошадь для Жанны.— Это правда, сказала мама, полковникъ произнесъ вчера это имя… А папа нтъ дома… Но все-таки его надо принять, этаго господина… Прими, Пьеръ… Только ты, Жанна, должна вести съ нимъ разговоръ, потому что ты знаешь, что я ровно ничего не понимаю въ лошадяхъ…
‘Дверь отворяется… Это былъ онъ!… Онъ входитъ, кланяется… и мама, встрчая его довольно любезной фразой, которая могла бы быть и любезне, обращается ко мн:— Жанна, это по поводу твоей лошади, поговори же съ мосье Леонеломъ.
‘И вотъ мы оба другъ противъ друга. Все трудность разговора падаетъ на меня. Онъ такъ чрезвычайно милъ, преисполненъ граціи, такта и простоты. А я была глупа, положительно глупа. Я чувствовала себя неподвижной, придавленной, уничтоженной. Я постараюсь припомнить выраженія этого разговора, который долженъ былъ дать ему такое плачевное обо мн понятіе. Мы были тутъ, сидя въ двухъ шагахъ другъ отъ друга. По счастію, я сидла къ свту спиной.— Полковникъ сказалъ мн сегодня утромъ, сударыня, что вы желаете имть верховую лошадь.— Дйствительно, это папа хочетъ подарить мн ее въ день коего рожденья…
‘Какъ это было глупо! Къ чему мн это была говорить ему?… Потому что слова не приходили мн на языкъ, и тогда я, въ смущеньи, говорила что попало. Онъ продолжалъ.— Я могу предложить вамъ лошадь, которая, мн кажется, будетъ для васъ очень подходяща.— Благодарю, васъ, сударь, но вашъ полковникъ сказалъ намъ вчера, что вы очень любите эту лошадь, и мн бы не хотлось…— Да, это прекрасная лошадь, иначе я не позволилъ бы себ предложить вамъ ее, но она немножко миніатюрна для меня, сдокъ полегче лучше бы годился ей’.
‘Онъ лгалъ, потому что полковникъ здитъ на этой лошади… и нашелъ ее великолпной… но чтобы возить полковника, который даже не легокъ! Онъ огромный!!!
‘Сдокъ полегче лучше годился бы ей. Разв это не было выражено крайне любезно и въ очень скромной я изящной форм! Надо хорошенько проникнуть въ тайный смыслъ этой фразы. Это значило: вы тонки и легки, вы перышко, вы птичка!…’
‘Къ этому онъ прибавилъ: — Наша служба по временамъ бываетъ очень тяжела… Лошадь будетъ гораздо счастливе съ вами… ‘Счастливе съ вами!!! Онъ произнесъ эту фразу съ нкоторой мягкостью, почти съ нжностью. Это былъ ловкій способъ сказать мн: Нельзя не быть счастливымъ съ вами! Вс должны быть счастливы съ вами, даже лошади!…
‘Можно ли придумать что-нибудь остроумне и деликатне?’
И Жанна, внезапно остановившись, сказала.
— Тогда ты не отдавалъ себ отчета не всхъ этихъ милыхъ вещахъ, которыя ты мн говорилъ?
— Нтъ.
— Обдумывалъ ты ихъ, по крайней мр?
— Да, конечно.
— Это самое важное… Я продолжаю.
‘А я, чтобы отблагодарить его, сухо отвчаю:— И такъ, я согласна, сударь, когда же я могу попробовать лошадь?— Да я привелъ ее, она тамъ внизу. Я оставлю вамъ ее на пробу на недлю, на дв, на сколько вамъ угодно, срокъ никогда не будетъ слишкомъ дологъ для пробы лошади.— О! вы слишкомъ снисходительны, сударь. Я испробую лошадь завтра же… и папа тотчасъ же сообщитъ вамъ отвтъ.— Нтъ, я прошу васъ, сударыня, продержите лошадь, по крайней мр, дня два, три, прежде чмъ ршиться. Я нисколько не буду ощущать въ ней недостатка.— Ну такъ хорошо, сударь, и я вамъ буду крайне благодарна’…
‘Онъ встаетъ, раскланивается, и хочетъ выйти… какъ вдругъ мама обращается ко мн:— Но, Жанна, ты забыла о самой важной вещи… о цн лошади’…
‘О! я очень люблю маму, да, отъ всего сердца люблю ее, но, по правд сказать, тутъ съ полсекунды, не больше… я ненавидла ее! Сверхъ того, она была права, мама. Лошадь стоила, по крайней мр, четыре или пять тысячъ франковъ… и тогда бюджетъ мой не позволилъ бы мн… Но поднимать съ нимъ прямо этотъ противный вопросъ о деньгахъ! Это приводило меня въ ужасъ’!
‘Тогда я начинаю говорить: ‘Это правда, это правда, сударь. Вопросъ о цн…
‘Онъ, по счастью, приходятъ мн на помощь’:
— О, лошадь не такой высокой цны, сударыня.— Но дло въ томъ, что папа не даетъ мн боле трехъ тысячъ франковъ.— Три тыс. фр.!? Но лошадь не стоитъ трехъ тыс. фр. Я заплатилъ за нее всего 1900 фр., а когда лошадь продаютъ, то никогда не выручаютъ полной цны’!..
‘О! вотъ тогда-то я сказала себ: Такъ онъ положительно любитъ меня! Онъ любитъ меня!! Лошадь, которую онъ обожалъ, онъ хочетъ продать мн съ убыткомъ, изъ одного удовольствія продать мн’…
‘И я въ смущеніи отвчаю:— О! нтъ, ни за что! надо, что бы вы имли хоть небольшой барышъ.— Я буду въ очень большомъ барыш, сударыня, если мн удастся угодить вамъ. Лишь бы только лошадь вамъ понравилась, а то мы съ вашимъ папа легко сговоримся относительно цны’…
‘Затмъ общій поклонъ бабушк, намъ, мн, Жоржу, Бобу, словомъ, всмъ. Онъ намревался выйти, но на порог вдругъ останавливается, положительно ему трудно было уйти’.
— Да, это правда.
— ‘Онъ сказалъ мн, что желаетъ сдлать нкоторыя указанія нашему кучеру, какъ надо взнуздывать лошадь, какія лучше пригодны удила… Тогда бабушка… она была необыкновенно мила, бабушка!.. Она, не такъ, какъ мама, она не ненавидитъ военныхъ. А потому она тотчасъ же сказала:— Сойдемъ внизъ съ мосье Леонелемъ, Жанна, мы увидимъ лошадь… Луи долженъ быть на двор’.
‘Мы спустились внизъ, бабушка, Жоржъ, Бобъ, онъ и я… Лошадь была тамъ, ее держалъ подъ уздцы стрлковый солдатъ, и на спин лошади я вдругъ увидла дамское сдло. Капитанъ, пораженный моимъ удивленіемъ, сказалъ:
— ‘У меня есть дамское сдло для сестры, которая иногда прізжаетъ сюда въ Сенъ-Жерменъ, чтобы поздить верхомъ… а такъ какъ я ни за что на свт не хотлъ бы подвергнуть васъ какой-нибудь случайности, я свелъ лошадь въ нашъ манежъ и веллъ моему встовому объздить ее подъ дамскимъ сдломъ.
‘Я взглянула на встоваго: это былъ тотъ самый стрлокъ, который бесдовалъ съ консьержемъ. Онъ узналъ меня и я его также. Я вспыхнула какъ огонь. Капитанъ тоже слегка покраснлъ. Онъ конечно понялъ, что мы узнали другъ-друга, солдатъ и я…
‘Но это еще ничего. Встовой вдругъ заговорилъ: капитанъ тоже здилъ по-дамски, съ одяломъ, обвернутымъ въ вид амазонки. Онъ хотлъ удостовриться самъ’…
‘Тогда капитанъ такъ покраснлъ, а я такъ поблднла, что встовой замолчалъ, вроятно испугавшись, не сказалъ ли онъ какой нибудь глупости’.
‘Тронутая до слезъ, я прошептала:— О! какъ вы добры, сударь, какъ вы добры’!..
‘Онъ же, съ своей стороны, повторялъ:
— ‘Это очень естественно, сударыня, это очень естественно’!..
‘А хитрая бабушка глядла на насъ своими маленькими глазками, которые такъ кротки и вмст съ тмъ такъ проницательны’.
‘По счастью пришелъ Луи, котораго не было во двор. Жоржъ сходилъ за винъ. Тогда, при Луи, мы еще поговорили немножко… Тутъ я не помню хорошенько объ чемъ была рчь. Онъ объяснилъ намъ, что надо бы то надть лошади очень покойный мундштукъ. Я прервала его, сказавъ: — Пельгамъ?… Онъ отвтилъ: Нтъ, не пельгамъ… но очень покойный мундштукъ… Онъ посовтывалъ мартингалъ, простой или на кольцахъ, не помню… Наконецъ онъ простеръ свою доброту до указанія пищи лошади, столько-то овса, столько-то соломы, столько-то сна. Посл чего поклонился намъ и хотлъ было уйти. Я сдлала шагъ къ нему. Онъ остановился. Мн непремнно хотлось сказать ему что-нибудь любезное, ласковое… но смущеніе душило меня, и слова не сходили съ языка. Онъ ждалъ и не находилъ что сказать. Это было невыносимое положеніе. Надо было говорить во что бы то ни стало. Я не нашла ничего боле, кром:— извините, пожалуйста, какъ зовутъ вашу лошадь?— Юпитеръ, сударыня.— Мерси, мосье.— Мадемуазель’…
‘И онъ ушелъ со стрлкомъ, который унесъ на своихъ плечахъ дамское сдло. Этого солдата зовутъ Пико. Жоржъ вошелъ въ конюшню съ Луи. Я осталась одна съ бабушкой, которая сказала мн:— Жаннета, не хочешь ли прогуляться со иной по саду?’…
‘Тамъ, на скамейк, она исповдывала меня, и я все разсказала ей… все, т.-е. ничего, потому что и нтъ ничего, а между тмъ это ничего есть нчто. Бабушка сказала мн:— Глупышка! глупышка! не забирай себ въ голову…— Я ничего не забираю себ въ голову, бабушка, я очень хорошо знаю, что все это не боле какъ случай, да, случай… Но, пожалуйста, ни слова мам,она будетъ смяться надо мной, да и кром того, мама не такъ, какъ ты… она не любитъ военныхъ.— Какъ, какъ я?— Да. бабушка, ты любишь ихъ, и мн приходилось нсколько разъ говорить себ:— Не знаю, но мн кажется, что бабушк не было бы непріятно, еслибы я вышла замужъ за военнаго’.
‘Мы возвращаемся домой.— Наконецъ, вотъ и вы, сказала мама, но объясните мн, что у насъ длается. Мн кажется, что весь дворъ былъ наполненъ солдатами.— Совсмъ нтъ, мама, былъ только… этотъ господинъ и его встовой.— Его встовой!? Ты говоришь теперь совсмъ казарменнымъ языкомъ.— Мама, это слово, которое я только что слышала сейчасъ.— Впрочемъ, господинъ этотъ очень приличный, сказала мама, и потокъ ты, кажется, не обратила вниманія, глядя на его карточку, что онъ графъ.— Графъ?— Да, посмотри,— Нтъ, я не замтила’…
‘Можно ли лгать такъ безсовстно! Мама очень смягчилась… Она предобрая, моя дорогая мама, но у нея есть маленькая слабость. Она была бы въ восторг, если бы я сдлалась маркизой или графиней. Я же не придаю этимъ вещамъ никакого значенія. Наврное, это не заставило бы меня полюбить кого-нибудь…. Но это конечно не помшало бы мн полюбить того, кого я люблю’.
— Ты кончила?
— Да… и я думаю, что этого достаточно для одного дня…. Твоя очередь теперь.
— ‘Пятница 6 іюня. Мн надо быть сдержаннымъ. Я не пойду въ лсъ, не пойду на террасу. Я жду’.
— ‘Пятница 6 іюня. Сегодня утромъ я здила на Юпитер и даже думаю, что здила совсмъ не дурно… Это чудо изъ чудесъ! Бабушка спала еще, когда я ухала, возвратясь, я вошла въ ея комнату, чтобы поздороваться. Она писала. Она не слыхала, какъ я отворила дверь. Тогда я хотла застать ее врасплохъ и подошла къ ней украдкой’…
— Это, кажется, твоя привычка…
‘Бабушка писала письмо, начинавшееся такими словами: Добрйшій генералъ…. Я видла только это. Бабушка тотчасъ же спрятала письмо. Я вспомнила, что бабушка знаетъ одного генерала, который занимаетъ видный постъ въ военномъ министерств. Почему же она пишетъ ему сегодня? И почему она спрятала свое письмо? Посл обда опять поднялся разговоръ объ лошади, папа завтра удетъ только съ двнадцати часовымъ поздомъ, онъ пойдетъ утромъ къ мосье де Леонелю…
‘Вдругъ дверь отворяется. Это былъ полковникъ… И разговоръ натурально снова возобновляется о лошади, о предполагаемомъ на завтра визит, папа говоритъ, что его стсняетъ немножко хать въ двнадцать часовъ, по причин разныхъ длъ. Такъ не безпокойтесь же, сказалъ полковникъ, я увижусь съ мосье де Леонелемъ, и все улажу. Что касается цны, это будетъ 1900 фр. Вы понимаете, что месье де Леонель вовсе не думалъ сдлать аферу. Онъ видлъ, что я знакомъ съ вами, и выказалъ любезность, онъ съ большой готовностью воспользовался случаемъ угодить своему полковнику… Теперь вы смло можете, недли черезъ дв, оказать и ему любезность, пригласить его къ себ обдать. Весьма вроятно, что онъ откажется, это страшный дикарь. Онъ никуда не ходитъ, запирается по вечерамъ, чтобы работать…. не по служб, а для своего собственнаго удовольствія…
‘На этомъ разговоръ кончился… Откажется ли онъ? Не думаю. Хотя бы ради того, чтобы быть пріятнымъ своему полковнику?…
‘Суббота 7 іюня. Мы сошли съ лошадей въ восемь часовъ утра во двор. Полковникъ подходитъ ко мн, благодарить меня за нею обязательность, онъ полагаетъ, что я согласился ради его… Вопросъ относительно цны былъ поконченъ въ двухъ словахъ, и полковникъ прибавилъ:— Я думаю, что недли черезъ дв васъ пригласятъ, но не бойтесь, вы можете отказаться. Я сказалъ, что вы большой дикарь.— Но, полковникъ!…— Разв же это не такъ? Вы отказываетесь отъ всякихъ приглашеній.— Я можетъ быть не откажусь отъ этого, полковникъ.— Вотъ какъ, уже не угадалъ ли я? Вы уступаете за свою цну лошадь, которая на худой конецъ стоить тысячу экю и которую вы сначала ни за что не хотли уступить. О! о! у нея хорошенькіе глазки, у этой блондиночки.— Да, полковникъ, я признаюсь вамъ,— что нахожу ее восхитительной!
‘Эти слова сорвались у меня съ языка…. Удовольствіе говорить о ней…. И имть Пико единственнымъ повреннымъ, это немножко досадно!
‘Тутъ пришли за полковникомъ на счетъ субботняго рапорта. Въ то время, какъ эскадронный командиръ докладывалъ объ недльныхъ происшествіяхъ: Такая-то лошадь получила ударъ ногой, такой-то солдатъ не явился на вечернюю перекличку, такая-то лошадь была укушена, и пр., и пр., полковникъ насмшливо поглядывалъ на меня, теребя свой сдой усъ. По выслушаніи доклада, онъ ушелъ и, проходя мимо меня, сказалъ мн: — Какъ вамъ покажется, этотъ дикарь намревается сдлаться ручнымъ, и продаетъ своихъ лошадей… по любви.
‘Нашъ полковникъ прекрасный человкъ, но ужасный болтунъ. Моя тайна сдлается скоро тайной всего полка’.
— ‘Суббота 7 іюня. Это ужасно! Сегодня ночью я видла его во сн! Да, вотъ до чего я дошла! Если Гамбетта примшался къ моему сну, то это потому, что вчера все время обда такъ много говорили о немъ.
‘Такъ, я видла, что онъ былъ главнокомандующимъ…. не Гамбетта, нтъ, а мосье де Леонелъ… Онъ командовалъ всей французской арміей, онъ одержалъ великую побду. Гамбетта пришелъ къ нему и сказалъ ему:— Вы были Бонапартомъ, такъ будьте Наполеономъ!
‘Гамбетта хотлъ ему надть на голову корону, но онъ отвчалъ ему съ необыкновенной скромностью:— Нтъ, нтъ, мн достаточно Бонапарта, не надо мн Наполеона…
‘На что Гамбетта возразилъ ему: — Тмъ лучше для меня, я удержу власть за собою…
‘Какъ глупы сны, и какъ глупо писать подобныя вещи!…
‘Въ теченіе дня я здила верхомъ на Юпитер. Какая же онъ прелесть. Онъ не показывается, изъ скромности, я въ этомъ уврена. Вечеромъ, посл обда, опять появленіе полковника. Мама, услышавъ, что о немъ доложили, сдлала небольшую гримасу, которая какъ бы обозначала:— Что это? Опять военный!
‘Полковникъ сказалъ намъ, что дло съ Юпитеромъ улажено, за 1900 фр…. И затмъ я вижу, что онъ вертится около папа и употребляетъ различныя уловки, чтобы увести его въ садъ выкурить сигару. Проходитъ четверть часа. Мама выходитъ изъ себя:— Что можетъ длать твой отецъ съ этимъ полковникомъ? Онъ пожалуй простудится, онъ ушелъ съ открытой соловой. Поди, снеси ему шляпу и постарайся уговорить его войти.— Хорошо, мама….
‘Прихожу въ садъ…. и слышу слдующую фразу, произнесенную полковникомъ: ‘Это перлъ, увряю васъ, что перлъ…. и затмъ:— Тс.! будьте осторожны! Перемняютъ разговоръ. А! это уже слишкомъ. Неужели же онъ уже поручилъ своему полковнику по іерархіи просить моей руки: Разв это такъ всегда длается въ кавалеріи! Это уже слишкомъ скоро! Посл одного свиданія, въ которомъ только и было рчи, что о сн, солом и овс!
‘Полковникъ и папа вернулись въ гостинную. Полковникъ ухалъ. Папа имлъ озабоченный видъ. Въ одиннадцать часовъ, когда я обняла его передъ тмъ, какъ идти въ свою комнату, онъ взялъ меня за об руки и сказалъ: — Ты довольна лошадью этого господина?… Я отвтила:— О, да, папа… Еслибъ ты зналъ, какъ я обожаю моего милаго Юпитера! Просто обожаю его!…
‘Кажется, я сказала это слишкомъ горячо, слишкомъ страстно. Я безпрестанно боюсь выдать себя. Когда я говорю о его лошади, мн кажется, какъ будто я говорю о немъ! А перлъ, кто это перлъ? Онъ или я?
— Воскресенье, 8 іюня. Сегодня утромъ я получаю слдующее письмо отъ сестры: ‘Я не въ силахъ боле. Я сдлала въ эти два дня сорокъ визитовъ. И въ всякій разговоръ старалась вставить слдующую небольшую фразу: Не знаете ли вы семейство Ла Блиньеръ! И получала все одинъ отвтъ: Отличные люди, довольно богатые, что никогда не мшаетъ, но состояніе вполн честно пріобртенное. О молодой же двушк вс говорятъ въ одинъ голосъ: Это ангелъ! Такъ съ Богомъ, капитанъ, въ добрый путь!’
Я былъ пораженъ! Стало быть это замтно, что я влюбленъ? Если сестра это замтила? Въ шесть часовъ я получше маленькую записочку отъ ея отца. Меня приглашаютъ обдать въ будущую среду, 11 числа. Полковникъ сказалъ мн: недли черезъ дв? Тотчасъ ли слдуетъ отвчать? Нтъ, ужь лучше завтра.’
‘— Воскресенье, 8 іюня. Сегодня утромъ рано я спускаюсь внизъ. Почтальонъ только что ушелъ. Цлая куча писемъ лежала на поднос въ прихожей. Нтъ ли письма ко мн? Нтъ, но вотъ одно къ бабушк. Казенный пакетъ съ большой красной печатью, на которой я прочла: Французская Республика. Военное Министерство. Управленіе личнаго состава. Подумать только, что судьба моя тутъ, въ этомъ письм! потому что я уврена, что бабушка собирала свднія. Проходитъ слуга. Я спасаюсь бгствомъ, будто воровка. Десять часовъ. Бабушка вроятно проснулась. Она конечно прочла свое письмо. Поднимаюсь къ ней:— А вотъ и ты, моя крошка!.. встрчаетъ она меня.’
‘Бабушка, кажется, очень весела, она нжно обняла меня, гораздо нжне, чмъ обыкновенно. Она видимо очень довольна, милая бабушка! Это видно уже по одному тому, какъ она поцловала меня сегодня утромъ. Вроятно, письмо этого генерала доставило ей удовольствіе
‘Сегодня воскресенье, и папа не похалъ въ Парижъ. Посл завтрака бабушка сказала ему:— Мн надо поговорить съ тобой.— И мн тоже…’
‘Они оба вышли въ курительную комнату. Зачмъ бабушка пошла въ курительную? Я пари держу, что она прочла папа письмо отъ генерала…’
‘Она патріотка, моя бабушка. Я часто слыхала, что она говорила, что нтъ карьеры боле благородной, чмъ военная… и что матери виноваты въ томъ, что изъ эгоизма мшаютъ своимъ дочерямъ выходить замужъ за военныхъ. Бабушка терпть не можетъ такихъ мужчинъ, вся заслуга которыхъ въ томъ, что они во множеств стрляютъ весной голубей, а осенью фазановъ, между тмъ, какъ мама именно любитъ такихъ, которые ничмъ другимъ не занимаются, какъ охотой. И бабушка съ мамой постоянно ссорятся изъ-за этого.’
‘Наконецъ день проходитъ. Во время обда, папа сказалъ какъ бы мимоходомъ:— Въ самомъ дл, этотъ молодой офицеръ былъ очень любезенъ, и я пригласилъ его обдать въ будущую среду.— Въ среду! воскликнула мама… Къ чему такой спхъ?.. Если ты будешь скликать къ себ всхъ офицеровъ!.. Этотъ, правда, милъ, я согласна, но вдь онъ приведетъ и другихъ… И домъ нашъ скоро обратится въ казармы или лагерь!..’
— Понедльникъ, 9 іюня. ‘Я становлюсь совсмъ дуракомъ. Сегодня я употребилъ цлый часъ, чтобы написать нсколько строкъ, въ благодарность за приглашеніе. Я разъ десять переписывалъ письмо, и едва отправилъ его, какъ вспомнилъ, что два раза повторилъ въ этихъ несчастныхъ восьми строкахъ слово удовольствіе.’
— Понедльникъ, 9 іюня. ‘Онъ принялъ приглашеніе!.. Окна нашей столовой выходятъ на дворъ, и во время завтрака мана вдругъ воскликнула:— Опять какой-то солдатъ бродитъ по двору!..’
‘Я гляжу, и у меня срывается съ языка:— А! это Пико!
‘При этомъ надо было видть маму и слышать eel — Это лучше всего! Жанна нынче знаетъ имена всхъ солдатъ!— Одного только, мама, одного… Это тотъ, который приводилъ тогда Юпитера…’
‘Бабушка покатилась со смху… Какъ она весела, милая бабушка!.. Давеча утромъ она даже распвала на лстниц! Врно, свднія, полученныя ею отъ генерала, были хороши!…’
‘Посл завтрака я схватила его письмо… Какъ оно элегантно въ своей простот! Вотъ оно слово въ слово: М. Г.! Я имлъ честь получить Ваше любезное приглашеніе на среду, 11 числа. Я принимаю его съ величайшимъ удовольствіемъ и величайшею 6гагодарностью. Я узналъ съ большимъ удовольствіемъ, что дочь ваша довольна лошадью. Примите, М. Г., увреніе въ моемъ глубочайшемъ почтеніи…!
‘Я вполн уврена, что онъ умышленно повторилъ два раза слово удовольствіе… Онъ зналъ, что я увижу его письмо. Онъ хотлъ особенно подкрпить эту мысль…’
— Вторникъ 10 іюня. ‘Я обдаю завтра у нея.’
— Вторникъ 10 іюня. ‘Онъ обдаетъ завтра у насъ’.— Вотъ мы подходимъ къ великому дню обда. Твоя очередь разсказывать объ обд.
— Послушай, моя Жанеточка… Кончимъ этомъ сегодня… Во-первыхъ, посмотри который часъ.
— Два часа утра!
— Да, два часа! Ужь это одно достаточны причина, чтобы кончить… Да и не одна эта… я думаю, что съ этого момента наши записи будутъ крайне монотонны. Это будетъ любовь, и еще любовь, и все одна любовь! И ничего больше въ вашихъ запискахъ… по крайней мр, въ моихъ.