Морозное утро, Пяйвяринта Пиетари, Год: 1884 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 18 минут(ы)

Пьетари Пэйверинта
Картинки изъ жизни.
Разсказы финскаго писателя П. Пэйвиринта.
Съ шведскаго.
I. Морозное утро.

Въ половин августа мн было необходимо по нкоторымъ собственнымъ дламъ отправиться въ такую мстность, гд не существовало никакихъ прозжихъ дорогъ, вслдствіе чего я принужденъ былъ сдлать это путешествіе пшкомъ. Соверша такимъ образомъ мой путь, я пришелъ однажды поздно вечеромъ къ одному уединенно стоящему крестьянскому двору съ избой, по наружному виду которой я заключилъ, что она выстроена уже давно и что хозяева ея въ ней обжились совершенно. Вошедъ въ избу и пожелавъ находившимся въ ней ‘добраго вечера’, а попросилъ, чтобъ меня пустили переночевать, на что немедленно получилъ позволеніе. Въ изб въ данную минуту я увидалъ слпого старика, древнюю старуху и цлую кучу маленькихъ дтей, большинство которыхъ еще было въ такомъ возраст, когда ихъ водятъ только въ однихъ рубашонкахъ. Старуха, повидимому, была бабушкой этихъ дтей и очевидно завдывала домашнимъ хозяйствомъ, а старикъ возился съ этой мелюзгой, няньчилъ ихъ на рукахъ и поочередно сажалъ въ себ на колни. По всему было замтно, что дти чрезвычайно привязаны къ старику, они карабкались на лавку, гд онъ сядлъ, обвивали своими рученками его шею, гладили по голов и по длинной, сдой бород, изъ чего я заключилъ, что старикъ — ддъ этихъ дтей. Я попробовалъ вступитъ въ разговоръ. Разумется, всякій прохожій, случайный постоялецъ обязанъ предварительно сказать, кто онъ, откуда, куда и зачмъ идетъ? а потомъ уже заводить рчь о чемъ-нибудь другомъ. Такъ точно поступилъ и я. Сообщивъ на мой счетъ вс необходимыя свденія, я обратился къ дду съ слдующимъ вопросомъ:

— Неужели вы всю свою жизнь прожили здсь?

— Да,— отвчалъ ддъ.

— А давно стоитъ здсь этотъ дворъ?

— Да, пожалуй, побольше сотни лтъ. Этотъ дворъ со всмъ своимъ хозяйствомъ былъ заведенъ здсь моимъ отцомъ.

— Я думаю, не мало труда положено было на все это?

— Мало ли было труда! Работали мы сколько было силъ и жить можно бы хорошо, еслибъ не морозы. Ужъ этотъ морозъ для васъ такой врагъ, хуже котораго и не найти, онъ постоянно подаетъ вс труды нашихъ рукъ, а вотъ поди же, въ сосднихъ выселкахъ о немъ и слыхомъ не слыхать. Здсь недалеко есть большое болото, а осушить его, прорыть канавы, рукъ не хватаетъ въ одной семь, вся причина морозовъ — это болото!— сказалъ старикъ съ глубокимъ сокрушеніемъ.

Въ этотъ вечеръ погода дйствительно была очень непріятная и даже въ продолженіе всего дня дулъ холодный, рзкій, сверный втеръ. Я намревался было навести разговоръ на боле отрадные предметы, какъ вдругъ старикъ самъ заговорилъ со мной.

— А какова сегодня погода? Когда ты пришелъ сюда, все еще дулъ полночный втеръ?

— Погода довольно прохладная и хотя втеръ дуетъ съ свера, я однако-жъ не думаю, чтобъ ночью могъ быть морозъ!— отвтилъ я.

— Да, хорошо, какъ бы такъ было!— отозвался ддъ, глубоко вздохнувъ.

— А много у тебя дтей, старина?— спросилъ я опять.

— Въ живыхъ четверо сыновей!— отвчалъ старикъ.

— А что, вс твои сыновья женаты?

— Трое женатыхъ, а одинъ еще холостой.

— Гд же вс они теперь?

— Вся семья задумала поднять большой клинъ нови и спшитъ хорошенько приготовить ее къ ржаному сву, которому скоро придетъ пора. Кто копаетъ канавы, кто разбрасываетъ по сторонамъ вырытую землю, а кто послабе силами, такъ выжигаютъ пни и корни въ пол, гд потомъ будетъ пашня.

— А ночевать они возвращаются домой?

— Да. Они ушли еще вчера, а сегодня вечеркомъ придутъ.

— Жены твоихъ сыновей, вроятно, также ушли съ своими мужьями, такъ какъ ихъ не видно здсь?

— И жены, и старшіе изъ ихъ дтей, вс тамъ.

— У тебя-таки много рабочихъ рукъ?

— Да, довольно.

— Неужели одна твоя семья могла справиться съ такимъ дломъ? Вдь поднять большое пространство нови не шутка?

— Да, только одной своей семьей и сдлали это. Вдь они вс, сколько ихъ есть, цлое лто были заняты этимъ, кром снокосной поры.

Мн хотлось еще поговорить съ старикомъ, но онъ очевидно не желалъ продолжать бесды и попытка моя не удалась. У него былъ такой грустный и озабоченный видъ, какъ будто его тяготила какая-то тайная, глубокая печаль. При такомъ настроеніи ему, конечно, было не до разговоровъ и онъ отвчалъ на вс мои вопросы по большей части односложно, изъ чего я заключилъ, что онъ не желаетъ больше говорить.

— А что, ддъ, вдь, а думаю, не мало и всякихъ другихъ невзгодъ случалось теб натерпться здсь?— возобновилъ я опять свои разспросы.

— Всего было много, и горя, и бдъ! Но вдь этимъ Господь испытываетъ только насъ, а не покидаетъ насъ совсмъ!— сказалъ старикъ твердымъ голосомъ, изъ чего я заключилъ, что онъ или самъ читалъ, или слышалъ отъ другихъ это изреченіе, которое Рунебергъ вложилъ въ уста своего ‘Крестьянина Пааво’.

— Гд ты слышалъ такое изреченіе?— спросилъ я, живо заинтересованный этимъ.

— Мой меньшой сынъ, Матти, откуда-то достаетъ книги, точно изъ земли ихъ выкапываетъ и въ свободные отъ работы часы онъ читаетъ мн вслухъ, чтобъ занять меня, такъ какъ я слпъ и не могу читать самъ. Да, большая для меня утха въ томъ, что онъ мн читаетъ, а больше всего утшаетъ онъ мою скорбную душу словомъ Божіимъ. Матти для меня — тотъ свтъ, котораго лишены мои глаза. И я благодарю Господа, что онъ, по крайней мр, сохранилъ мн слухъ.

— Давно ли ты ослпъ, ддъ?

— Уже больше десяти лтъ.

— Какимъ образомъ это случилось?

— Я щепалъ лучину и маленькій осколокъ попалъ мн въ глазъ, посл этого оба мои глаза стали болть, болли, да болли — такъ я и ослпъ совсмъ!

— Любятъ тебя твои дти?

— Да, вс мои дти любятъ меня и я самъ ихъ люблю.

— Если такъ, то, мн кажется, ты не имешь причины особенно горевать, будучи окруженъ счастливой семьей, вс члены которой дружно живутъ между собою!— замтилъ я.

— Конечно, въ такомъ смысл мы счастливы, потому что вмст переносимъ наши бды, любя другъ друга. Но вдь у главы семейства могутъ быть еще другія заботы. У насъ было нсколько неурожайныхъ годовъ сряду, посл которыхъ мы не димъ чистаго хлба, а печемъ его съ подмсью древесной коры, и кром того вошли въ долгъ, а Эркки изъ Тинкилэ требуетъ его съ процентами и грозитъ судомъ. Чтобъ какъ-нибудь избавиться отъ такой бды, мы вс работали, не покладывая рукъ, и теперь есть надежда, что мы поправимся, потому что рожь выровнялась славная, густая. Да вотъ погода-то опять посвжла и втеръ подулъ съ полночной стороны и я боюсь, что морозъ пожалуетъ къ намъ въ гости! Если только это случится, то придется хоть пропадать совсмъ! Тогда Эркки изъ Тинкилэ наврное станетъ взыскивать свой долгъ судомъ, продадутъ нашъ скотъ, который былъ намъ такимъ подспорьемъ въ это трудное время, а это уже будетъ для насъ просто разоренье! Такъ вотъ ты сообрази все это, милый человкъ, и разсуди, какъ же старшему въ семь не тужить и не задумываться! Конечно, въ Писаніи сказано также: ‘Не заботьтесь о завтрашнемъ дн’. Конечно, можетъ быть ‘Господь только испытываетъ насъ разными бдствіями, но не покинетъ насъ совсмъ’.

Сказавъ это, старикъ замолчалъ. Я только-что собирался возразить ему какимъ-нибудь ободряющимъ его упавшій духъ словомъ, какъ услыхалъ на двор голоса и, выглянувъ въ окно, увидалъ, что вся семья воротилась съ работы домой. Любопытствуя получить понятіе о прочихъ членахъ семьи, о ихъ характер, ихъ отношеніяхъ между собою, а въ особенности объ ихъ отношеніяхъ къ старику, я отодвинулся въ самый дальній и самый темный уголь избы, чтобъ лучше смотрть и слушать оттуда.

Вс говорили въ одно время, такъ что словъ нельзя было разобрать, а слышался только какой-то гулъ отъ разговора крестьянъ пріхавшихъ съ работы и убиравшихъ въ сарай свои земледльческія и прочія орудія, потомъ вся эта толпа разомъ ввалилась въ избу, у всхъ были довольныя, веселыя лица. Но пока еще они были на двор, я подумалъ: посмотримъ, каковъ этотъ молодецъ — Матти, котораго такъ нжно любить отецъ, и самъ онъ любитъ ли дйствительно въ такой же степени своего отца?

Тутъ все мое вниманіе сосредоточилось преимущественно на одномъ изъ сыновей старика — на юнош, которому, повидимому, было лтъ семнадцать, не боле. Высокаго роста, стройный, блокурый, голубоглазый, съ необыкновенно пріятнымъ выраженіемъ лица:— это наврное Матти, меньшой сынъ старика!— мысленно ршилъ я.

Быстро сбросивъ съ плечъ свою выпачканную въ грязи и въ глин куртку, онъ скорыми шагами подошелъ къ отцу, обнялъ его обими руками, поцловалъ въ морщинистый лобъ и погладилъ его потомъ по сдой голов, сказавъ:

— Что, батя? Чай соскучился ты одинъ, пока насъ цлыхъ два дня не было дома? Ахъ, жалко, что ты не видишь и не можешь читать, а то бы даже и не замтилъ, какъ прошло это время!

Прежде чмъ старикъ успхъ что-нибудь сказать на это, молодой человкъ подошелъ къ столу, зажегъ огня, потомъ порывшись въ карманахъ своей куртки, досталъ оттуда толстый, порядочно истрепанный свертокъ газетъ и, свъ на лавку рядомъ со старикомъ, обратился къ нему съ слдующими словами:

— Ну вотъ я принесъ еще кое-чего новенькаго почитать, батя! Тутъ есть одна славная псня, которая наврное теб понравится, потому что относится къ простому народу. Называется она ‘Палаты крестьянина’. Я сейчасъ прочту ее теб вслухъ. Слушай же!

Съ разсвтомъ дня, въ понедльникъ, надвъ на плечи свою куртку, выхожу я въ дальнее поле перепахивать жнивье и вырубать молодой кустарникъ.

Когда я поработалъ для доставленія насущнаго хлба милымъ моему сердцу, тогда отправляюсь на короткій ночной отдыхъ, въ уединенную избушку, посреди лсной поданы.

Пнье птичекъ замняетъ мн музыку, а ревъ бури напоминаетъ звуки органа, напитокъ мой — чистая ключевая вода, а да — вкусный, хотя и черный хлбъ.

Вотъ какъ я блаженствую въ моихъ палатахъ, ночи не кажутся мн томительными и длинными, счастливый и внутренно довольный, радостно жду я разсвта.

Но если вдругъ поздній, сердитый морозъ истребитъ всю, уже почти созрвшую, рожь, тогда сердце загорюетъ, какъ объ умершемъ, когда подумаешь о предстоящей нужд для семьи.

Не я одинъ, а вс мы зависимъ отъ зерна, брошеннаго въ землю. Но какъ ни тяжелъ для насъ неурожай, а подати все-таки спросятъ съ насъ сполна.

Во все время чтенія молодого человка я слдилъ за выраженіемъ лица старика. Оно становилось все боле горькимъ и его лишенные зрнія глаза учащенно мигали, какъ будто отъ слезъ, но они по прежнему оставались сухи, по всей вроятности, вслдствіе слпоты потерявъ способность проливать слезы.

Очевидно это стихотвореніе было не изъ тхъ, которыя способны смягчать тяжелыя чувства, которыя такъ глубоко запали въ душу старика, его печаль и забота очевидно предстояли отчетливо и ясно передъ его мысленными очами. Но юноша, въ своемъ увлеченіи, не понялъ того впечатлнія, какое эти стихи произвели на старика, продолжая по прежнему указывать на то, какъ это врно и какъ похоже на собственное положеніе ихъ семьи.

— Въ какой книг напечатаны эти стихи?— спросилъ старикъ.

— Это напечатано въ ‘Oulun Viikko-Sanomia’ {Издаваемая въ Свеаборг финская газета.},— отвчая сынъ.

— Откуда ты ее досталъ?— снова спросилъ старикъ.

— Я за ночь създилъ въ село и выпросилъ у Гэйкки, что живетъ въ Маттила, почитать эту газету за цлый годъ,— отвчалъ сынъ довольнымъ тономъ.

— А кто сочинилъ эту псню?— спросилъ старикъ.

— Ужъ этого я не знаю.

— Сочинитель могъ бы написать что-нибудь и получше, надо, впрочемъ, правду сказать, что онъ, должно быть, самъ много испыталъ въ жизни. Онъ, какъ слдуетъ, по порядку изложилъ свои мысли и такъ ясно, точно самъ чувствуешь все, что онъ описываетъ, вотъ я тоже не мало испыталъ на своемъ вку и на сердц у меня бываетъ то же самое, да вотъ высказать-то этого не могу.

Старикъ умолкъ и погрузился въ свои невеселыя думы.

Между тмъ, вся остальная семья занялась приведеніемъ своихъ вещей въ порядокъ. Кто, снявъ съ себя мокрое платье, развшивалъ его, чтобъ оно скоре просохло, кто вынималъ изъ котомки кадочку съ масломъ и деревянную солонку, а женщины, у которыхъ были грудныя дти, спшили брать ихъ на руки, чтобы накормить ихъ.

— А что, какова погода?— наконецъ промолвилъ старикъ, какъ-будто пробуждаясь отъ сна и обращаясь къ своему младшему сыну, Матти.

— Холодная, и втеръ дулъ цлый день съ свера, но потомъ стало много тепле, какъ только показалась на сверозапад большая черная туча,— отвтилъ тотъ.

— Туча съ сверо-запада предвщаетъ морозъ,— замтилъ старикъ.

— Что ты, батя! Неужели ты думаешь, что будетъ морозъ?— въ свою очередь спросилъ его сынъ.

— Да, я боюсь, что будетъ такъ!— сказалъ старикъ, глубоко вздохнувъ.

— А можетъ быть, еще и совсмъ не будетъ мороза!— утшалъ сынъ.

— Дай-то Богъ!— сказалъ старикъ тономъ, въ которомъ слышалось и сомнніе, и надежда, а затмъ снова задумался.— А что, вы окопали канавами все поле нови, или еще не совсмъ съ этимъ управились?— спросилъ онъ снова, посл нкотораго молчанія.

— Все сдлано какъ слдуетъ и новь подготовлена такъ, что хоть сейчасъ приступить къ посву,— отвчалъ одинъ изъ прочихъ сыновей.

— Ужъ ты не безпокойся, батюшка! Мы такъ обработали эту новь, что любо!— прибавилъ другой.

— Ну, а каково растетъ хлбъ на прошлогодней нови и на прочихъ поляхъ?— спросилъ отецъ.

— И на нови, и на прежнемъ пол ростъ хлбовъ отличный и они уже поспваютъ, такъ что, пожалуй, недли черезъ дв можно будетъ жать. И соломой рожь хороша, и колосъ такой наливной, что такъ и наклонился къ земл. Еслибъ еще недльки дв не было мороза, тогда мы заплатили бы вс недоимки въ казну, отдали бы Эркки изъ Тинкилэ сполна весь нашъ долгъ, у насъ появился бы опять чистый ржаной хлбъ, уже безъ подмси древесной коры, батька былъ бы у насъ всегда сытъ, а потомъ, на радости, можно будетъ даже выписать себ какую-нибудь газету!— весело проговорилъ Матти, подходя къ отцу, нжно обнимая его и гладя, какъ ребенка, по голов.

— Еслибъ все случилось такъ, какъ мы надемся, то вмсто одной, мы выпишемъ теб пожалуй цлыхъ дв газеты!— сказалъ старикъ, обращаясь къ Матти и стараясь улыбнуться этому преданному, искренно любящему и почтительному сыну. Но выраженіе минутной отрады, блеснувшей на лиц старика, тотчасъ же исчезло, у него опять проявился прежній скорбно-суровый и удрученный видъ, вроятно сложившійся вслдствіе постоянной матеріальной тяготы и житейскихъ нуждъ. Потомъ онъ опять какъ будто ушелъ въ самого себя, просидлъ такимъ образомъ нсколько минутъ и, наконецъ, какъ будто очнувшись, заговорилъ снова:

— А если хлбъ у насъ побьетъ морозомъ, то чмъ же будемъ мы сять и что будемъ сть?

— Мы уже сжали рожь на тхъ мстахъ, гд она совсмъ поспла, боясь мороза — такъ, стало быть, соберемъ сколько-нибудь смянъ, мы уже ршились такъ, не спросясь тебя, батюшка! Я думаю, не худо мы сдлали?— сказалъ одинъ изъ женатыхъ сыновей.

— Какое худо? Разумно вы это придумали, я самъ хотлъ напомнить вамъ объ этомъ, когда вы пошли подымать новь: тогда погода стоила хорошая. Ну, слава Богу, хоть смена-то по крайности собрали!— сказалъ старикъ.

Наконецъ, семейные старика замтили, что въ изб есть посторонній человкъ, и разговоръ тотчасъ же сдлался общимъ. Они вс очень рады были услыхать что-нибудь новое отъ гостя, который былъ и городскимъ, и деревенскимъ жителемъ, въ особенности интересовался всмъ Матти, который во все время моихъ разсказовъ не отходилъ отъ меня и ловилъ на лету каждое мое слово. Вс они предлагали мн очень дльные вопросы на счетъ нкоторыхъ предметовъ и обстоятельствъ и вс они не похожи были на тхъ закоснлыхъ людей, которые, вслдствіе своей замкнутости и ограниченности, считаютъ вздоромъ все, чего они сами никогда не видали, или о чемъ никогда не слыхали, а напротивъ, старались уяснить себ суть дла во всемъ, чего только касалась наша рчь. Но въ то же время я могъ убдиться, что какъ самъ старикъ, такъ и его старшіе сыновья не извлекали для себя изъ слушанія чтенія особенной умственной пользы, только у младшаго сына, Матти, страсть въ чтенію получала осмысленный характеръ, хотя очевидно и вс прочіе интересовались этимъ, какъ пріятнымъ развлеченіемъ.

Когда разговоръ нашъ прекратился, то вся семья стала собираться ужинать, а для меня, какъ для посторонняго постителя, накрыли столъ въ находившейся рядомъ съ избой ‘горниц’. Сколько радушія выражалось въ этомъ при всей бдности семьи! Мн было очень непріятно, что они вздумали особенно хлопотать о моемъ угощеніи, но отказаться отъ него было невозможно, не обидвъ хозяевъ, и я непремнно долженъ былъ ссть за столъ. Посл ужина всхъ стало клонить ко сну. Посл трудового дня и физическаго утомленія, природа заявляла свои права: усталое тло требовало покоя и подкрпленія силъ. Вс, одинъ по одному, стали уходить спать, а мн приготовили въ ‘горниц’ особую кровать, гд я и провелъ ночь.

Скоро на этихъ тружениковъ снизошелъ благодтельный сонъ и все затихло вокругъ, только изрдка слышалось чье-нибудь храпніе или шумное дыханіе крпко спящаго человка, да оханье старика за потрескивавшей перегородкой.

У меня сложилась несчастная привычка: я никогда не могу уснуть на новомъ мст и на чужой постел, то же самое случилось и теперь. Сколько ни старался я заснуть, но это мн никакъ не удавалось. Образы всей крестьянской семьи моихъ хозяевъ и переносимыя ими трудности жизни безпрестанно возставали въ моемъ воображеніи. При этомъ я задавалъ себ вопросъ: еслибы весь этотъ людъ имлъ возможность съ ранняго дтства научиться читать и притомъ непремнно что-нибудь полезное, то неужели бы оттого не улучшились вс условія его жизни? Матти хотя читалъ мало, но чтеніе вліяло на него хорошо. Смя печатнаго слова упало на добрую землю и принесло плодъ. Но не побьетъ ли морозъ это еще не убранное въ житницу зерно? вотъ въ чемъ вопросъ. Будетъ ли его жажда познаній возрастать или ослабвать, а, можетъ быть, и совсмъ пропадетъ, заглохнетъ подъ гнетомъ самыхъ необходимыхъ житейскихъ нуждъ, которыми постоянно грозитъ крестьянину моровъ? Если же этотъ злой врагъ сразу, однимъ ударомъ, уничтожитъ урожай, на который возлагалось столько надеждъ, для полученія котораго потратилось столько трудовъ и усилій — если не смотря на все это, при постоянномъ недостатк хлба, крестьянамъ придется еще хуже того — голодать, страшно подумать объ этомъ! Матти уже нечего будетъ и думать о ‘газет’, его жажда знаній заглохнетъ, имя постоянно передъ глазами цлую голодающую семью и уступая боле насущнымъ и боле неумолимымъ требованіямъ, чмъ даже требованія Эркки изъ Тинкилэ. Можетъ быть, не только онъ, но и вс прочіе члени семьи предадутся безвыходному чувству отчаянія!

Но еслибы они своевременно получили возможность развить свой умъ знаніями, то, можетъ быть, устроили бы все ране и лучше чмъ теперь. Они бы скоре расплатились съ своимъ долгомъ, еслибы прежде хватились осушить сосднее болото, какъ причину мороза, постоянно уничтожающаго вс усиленные труды ихъ рукъ. Можетъ быть, еслибы вмсто ржи, они сяли траву, которая давала бы имъ хорошій урожай сна и которая не такъ терпитъ отъ мороза какъ всякій зерновой хлбъ, то не терпли бы такой нужды какъ теперь. Еслибы то, еслибы другое и я все придумывалъ разные способы, которые могли бы вывести эту работящую семью изъ ея тягостнаго положенія, а между тмъ сонъ не приходилъ но мн и я не могъ сомкнуть глазъ. Тахъ угнетали меня мысли о душевныхъ, хотя и временныхъ, страданіяхъ людей мн подобныхъ! Но я думалъ не исключительно только о семь моихъ хозяевъ, а о судьб всего нашего простонародья. Въ обитателяхъ этого уединеннаго крестьянскаго двора я видлъ типъ цлаго крестьянства, съ его горестями, бдствіями и борьбою со всякаго рода нуждой. Въ личности сыновей стараго крестьянина отражался національный характеръ финскаго упорства въ труд и финской выносливости,— который все разсчитываетъ, что морозъ пощадить засянныя ими поля, и потому такъ спокойно и равнодушно относится къ этому обстоятельству, какъ будто къ вещи неизбжной и самой обыкновенной. Только одинъ старикъ находился постоянно подъ впечатлніемъ страха, въ ожиданіи худшаго, и это настроеніе сложилось у него вслдствіе того, что время достаточно пріучило его къ покорности. Мн думалось, что пора бы морозу сжалиться надъ нашими крестьянами и надъ моимъ старикомъ-хозяжномъ въ особенности, потому что онъ уже и безъ того такъ много потерплъ отъ него. Наконецъ, я сталъ замчать, что мысли мои начинаютъ путаться и я заснулъ.

Такъ какъ человческіе сны вообще находятся въ связи съ тмъ, что занимало умъ во время предшествовавшаго сну бодрствованія, то и мои грезы были какъ бы продолженіемъ моихъ мыслей на яву. Мн снилось, будто я вышелъ ночью въ поле въ половин августа. Небо было совершенно чистое и ясное. Ночь тихая, передъ моими глазами разстилалось, на большое пространство, поле густой, высокой, поспвающей ржи, общавшей хорошую жатву, причемъ вдоль хлбныхъ стеблей собирались капли росы, медленно падавшія на землю. Казалось, что этимъ хлбамъ уже нечего бояться, и когда набгалъ легкій втерокъ, покачивавшій колосъ, то этотъ шелестъ походилъ какъ бы на дыханіе ихъ. Вдругъ изъ-за утеса съ свера сталъ показываться полный обликъ луны. Я невольно обернулся въ ту сторону и увидалъ гигантскаго роста древняго старика, который шелъ слдомъ за луной, по мр того какъ онъ подвигался впередъ, онъ становился все длинне и былъ блый, какъ снгъ. Все платье его было изо льда, а на подол и вокругъ рукавовъ висли ледяныя сосульки въ вид бахромы. У него была необыкновенно густая и длинная борода, которая спускалась ниже колнъ и, такъ же какъ его брови, была вся усяна ледяными колючками, блествшими разными переливчатыми цвтами при лунномъ свт. Такими же точно украшеніями покрыты были его волосы, спускавшіеся до самой земли. На рукахъ надты были огромныя ледяныя рукавицы, ноги обуты въ большіе ледяные сапоги, а на голов была ледяная шапка, имвшая видъ горшка.

Прошедши нкоторое разстояніе такимъ образомъ, луна вступила съ своимъ спутникомъ въ разговоръ и я услыхалъ слдующее:

— Не ходи за мною, ты появляешься только затмъ, чтобы причинить вредъ и сдлать зло людямъ, которые уже знакомы съ твоими ранними посщеніями и называютъ тебя морозомъ.

Такъ этотъ старикъ-великанъ и есть морозъ!— подумалъ я, и невольная дрожь пробжала у меня по спин. Нужно однакожъ хорошенько вглядться въ него!— мысленно добавилъ я.

— Какая мн нужда заботиться о томъ, что я причиняю имъ вредъ, я иду туда, гд нахожу поживу, и мн дла нтъ до употребляемыхъ ими предосторожностей. Я — меньшой сынъ свернаго втра и теперь для меня самое удобное время начать мой обходъ. Вдь надо же и мн чмъ-нибудь жить!— отвчалъ старикъ.

— Ищи себ пищи въ полярныхъ странахъ, у Ледовитаго моря и на вершинахъ горъ, а не около человческихъ жилищъ, гд ты длаешь столько опустошеній. Или по крайней мр, отложи твое посщеніе до другого времени, когда твое появленіе уже не причинитъ такого вреда. Теб и безъ того найдется много работы. Поди, заключай въ свои объятія бурныя моря и озера, укрощай стремительное теченіе рчныхъ волнъ, сдлай ихъ неподвижными, и закуй льдомъ болота и топи, превращай ихъ въ сплошную массу льда. Теб въ пору справиться только съ этимъ, пожалуйста отложи свое посщеніе теперь!— продолжала упрашивать луна.

— Вся та работа, которую перечислила ты теперь, это — ужъ дло моего старшаго брата, которому имя — холодъ, и все это лежитъ прямо на его обязанности, да притомъ срокъ его времени уже близокъ,— отвчалъ ледяной великанъ.— Я долженъ пріходить раньше, а онъ уже придетъ посл, потому что необходимо прежде мн сдлать свое дло, чтобы онъ могъ успшно исполнить свое. Сегодня мой первый выходъ передъ осенью и я не допущу, чтобы кто-нибудь помшалъ мн исполнить то, что должно быть сдлано!— сердито отвчалъ старикъ, отрясая и выбивая ледъ изъ своей одежды, откуда вдругъ посыпалась масса изморози, падая на землю, причемъ на меня повяло холодомъ. Мн хотлось крикнуть морозу: не ходи сюда и не причиняй намъ бды! Но взглянувъ ему въ лицо, я убдился, что съ такимъ упрямцемъ сладить невозможно. И вотъ онъ сталъ приближаться въ полю, принадлежащему той крестьянской семь, которая дала мн ночлежный пріютъ.— Остановись, не иди дальше и пощади уже почти созрвшую къ жатв рожь моихъ хозяевъ!— закричалъ я ему. Вдь тогда Матти останется безъ ‘газеты’, слпой, столько испытавшій на своемъ вку старикъ-отецъ долженъ будетъ питаться хлбомъ съ подмсью древесной коры, казна и Эркки изъ Тинкилэ, не смотря ни на что, будутъ требовать уплаты податей и долга и вся семья доведена будетъ до самой крайней бдности!

Но морозъ, не обращая вниманія на мои мольбы, остановился посреди принадлежащаго моимъ хозяевамъ поля и началъ изо всей силы отряхивать свою одежду, отчего все поле поблло и колья стояли точно окаменвшіе, а покрывавшія ихъ капли росы превратились въ маленькія льдинки. Непріятный, холодный туманъ охватилъ всю окрестность и въ воздух почувствовалась мгновенно сильная, насквозь пронизывающая стужа.

‘Господи! Что же это такое!’ — со стономъ произнесъ я и тотчасъ же проснулся отъ звука своего собственнаго голоса. Этотъ сонъ такъ напугалъ меня, что я дрожалъ какъ въ лихорадк и долго не могъ успокоиться отъ его тягостнаго впечатлнія. Вся крестьянская семья спала крпкимъ сномъ, утомившись отъ усиленной работы. Между тмъ, солнце стало всходить. Но сонъ мой все еще продолжалъ меня безпокоить и я невольно подумалъ: ужъ не оправдалось ли предчувствіе старика-хозяина? Я началъ вставать. Къ этому побуждали меня дв причины: во-первыхъ, мн нужно было, не теряя времени, отправиться въ дальнйшій путь, а во-вторыхъ, мн прежде хотлось взглянуть, что длалось на двор.

Я одлся и вышелъ, но только лишь переступилъ за порогъ избы, какъ увидалъ, что вся земля была блая, точно была покрыта снгомъ. Сердце мое болзненно сжалось, у меня потемнло въ глазахъ и я почувствовалъ, что ноги мои подкашиваются, потому что на себ я неоднократно испытывалъ причиняемыя морозомъ бдствія. Морозъ въ эту ночь былъ такъ жестокъ и захватилъ такое большое пространство, что, пострадала не только моя родная деревушка, весь приходъ и вся губернія, но чуть ли не вся Финляндія! Но ни моя собственная бда, ни чья-нибудь посторонняя, не сокрушала меня въ такой степени, какъ бда, постигшая крестьянскую семью, гд я провелъ ночь, и я, съ грустью въ сердц, отправился обозрвать ближайшія хлбныя и картофельныя поля. Я ощупалъ стволъ хлбной соломы и картофельный листъ, то и другое оказалось такимъ промерзлымъ, что ломалось при малйшемъ прикосновеніи.

Я сорвалъ нсколько стеблей и воротился въ избу. Когда я подходилъ туда, то услыхалъ, что кто-то отворяетъ наружную дверь, и остановился, чтобъ посмотрть, кто выйдетъ на дворъ.

И что же я увидлъ? Слпой старикъ, совсмъ одтый, переступилъ порогъ сней и собирался сойти съ крыльца. Сошедши внизъ, онъ нагнулся къ земл и повелъ рукою по трав. Какъ будто ужаленный змей, онъ быстро отскочилъ въ сторону и отчаяннымъ голосомъ вскрикнулъ:

— Господи, Боже мой! Теперь все пропало!

Потомъ, едва держась на ногахъ, побрелъ тихими шагами въ избу, съ трудомъ взбираясь на ступени крыльца и держась обими руками за перила, наконецъ, ощупью по стн, взошелъ въ избу. Я осторожно слдовалъ за нимъ, чтобъ онъ не заметилъ моего присутствія.

Вс прочіе члены семьи еще спали сладкимъ сномъ. Остановившись посреди избы, старикъ сказалъ громкимъ, надрывающимъ сердце голосомъ:

— Вы тутъ спите и ничего не чуете, вставайте! Нашъ губитель опять все отнялъ у насъ! Теперь все пропало! И труды,и безпокойства, и усталость, и хлопоты, и надежды на будущее, все, все пошло прахомъ!

Какъ громовымъ ударомъ поразили ихъ слова слпого старика-дда, произнесенныя надъ ихъ головами вмсто утренняго благословенія. Вс вскочили съ своихъ постелей и принялись проворно одваться. Эта суматоха разбудила также и дтей. Однакожъ, никто изъ семьи не вышелъ на дворъ, чтобъ проврить слова старика, они знали, что онъ никогда не ошибается и потому вс молча сидли на скамейкахъ вокругъ стнъ избы!

— Чтожъ мы теперь будемъ сть?— произнесъ со вздохомъ старшій изъ сыновей.

— Вотъ велика важность да!— возразилъ ему на это второй.— Ты скажи лучше, чмъ заплатимъ мы казенныя подати, когда еще за нами есть прошлогодняя недоимка?

— Чмъ заплатимъ нашъ долгъ Эркки изъ Тинтэ? горевалъ третій.

— Ну, теперь прощай моя газета!— печально, въ полголоса проговорилъ Матти.

— Ддушка, дай намъ хлбца! Мы сть хотимъ!— кричали въ свою очередь дти, цпляясь за старика.

— Господи! Чмъ виноваты эти бдняжки? За что же вы будете страдать, мои птенчики?— произнесъ старикъ дрожащимъ надорваннымъ голосомъ, лаская ребятокъ.

— Забылъ насъ Господь!— жалобилась чуть слышнымъ голосомъ старуха.

— Да, покинулъ насъ Господь! Мы теперь лишились всего!— какъ бы въ отвтъ на ея слова отозвался старикъ.

— Нтъ, Господь только посылаетъ намъ испытаніе, никогда не покидаетъ насъ!— поспшилъ вмшаться со своею рчью Матти.— Разв вы забыли о ‘крестьянин Пааво’, родимые мои батюшка и матушка? Вдь онъ не отчаивался, когда Господь испытывалъ его разными бдствіями. И для насъ не все потеряно. Мы можемъ начать добывать деготь и смолу. Намъ нужно только какъ-нибудь перебиться въ самое трудное время. А я ужъ, такъ и быть, обойдусь и безъ газеты!

— Ты правильно разсудилъ, сынокъ!— сказалъ старикъ, стараясь улыбнуться.

Такъ какъ мн нужно было продолжать мой путь, то я сталъ собираться уходить. Простившись съ моими хозяевами и поблагодаривъ слпого дда за гостепріимство и радушіе, я, при разставань, сказалъ Матти, что онъ не останется ‘безъ газеты’, прося его только назвать мн ту, которую онъ желаетъ получать, что я выпишу ее для него и что ему только понадобятся ходить за нею къ приходскому священнику. Матти былъ такъ обрадованъ этимъ, что даже припрыгнулъ на мст, захлопалъ въ ладоши и тотчасъ же вызвался проводить меня. У Матти не было средствъ выписать себ газету, но зато было много молодыхъ, здоровыхъ силъ. Въ эту минуту онъ видлъ все въ розовомъ цвт, даже совершенно забылъ о мороз, убившемъ почти весь годовой урожай, и наконецъ остановилъ свой выборъ на ‘Oulun Wiikko-Sanomia’, какъ на газет, съ которой онъ уже былъ нсколько знакомъ.

Итакъ, мы отправились въ дорогу. Проводникъ былъ человкомъ далеко не лишнимъ въ этихъ пустынныхъ мстахъ, гд проложенныя тропинки очень сбивчивы, въ особенности находящіяся между озеръ. Матти проводилъ меня черезъ все протяженіе пути, гд собственно могла встртиться для незнакомаго человка опасность заблудиться, и мы шли тихо, не спша, такъ какъ у насъ нашлось не мало предметовъ, о которыхъ мы могли поговорить. Я толковалъ ему о свойствахъ мстнаго хозяйства, о польз осушенія топей, доказывалъ необходимость ходатайствовать у правительства о ссуд для осушенія находящагося по близости ихъ выселка большого болота, какъ причины сильныхъ морозовъ, и по этимъ предметамъ сообщилъ ему нсколько общихъ совтовъ и наставленій. Онъ съ жадностью ловилъ каждое слово изъ тхъ крайне скудныхъ поученій, которыми я могъ снабдить его. Дошедъ до того мста, гд мы должны были разойтись въ разныя стороны, мы услись на большую кочку, чтобъ еще поговорить кое о чемъ. Дружески, крпко пожавъ другъ другу руки, мы разстались, и Матти отправился домой. Во все время нашего пути, онъ, повидимому, не замчалъ, что все было побито морозомъ, который мстами еще покрывалъ землю какъ саваномъ, что на всхъ лужахъ была ледяная кора и что замерзшая придорожная грязь сдлалась тверда какъ камень. Я продолжалъ слдить за нимъ глазами, пока онъ совсмъ не скрылся отъ моихъ глазъ. ‘Почему’, ‘зачмъ’, ‘еслибы’, безпрестанно вертлись у меня въ голов во все время, пока я продолжалъ одиноко совершать мой путь.

Когда я дошелъ до другихъ, находившихся на моей дорог деревень, то убдился, что морозъ въ своихъ опустошеніяхъ не ограничился только полями того крестьянскаго семейства, у котораго я переночевалъ. Всюду хлба были побиты, картофельная ботва вся почернла и повалилась на землю, а въ воздух стоялъ какой то сладковатый запахъ. Вскор я услыхалъ, что во многихъ мстахъ было то же самое. Хотя при этомъ несчастіи пострадало много, очень много людей и суровый гость не пощадилъ ни кого, по бдствіе, постигшее слпого дда съ его семействомъ, безпрестанно возставало передъ моимъ воображеніемъ, и къ этому невольно присоединялось воспоминаніе о Матти. Еще до окончанія моего путешествія я, при первой возможности, подписалъ для него на газету ‘Oulun Wiikko-Sanomia’, предварительно купивъ и отправивъ къ нему нсколько полезныхъ книгъ.

Картина, виднная мною во время моего путешествія, никоіда не изгладится изъ моей памяти, такъ что я ршился когда-нибудь напечатать все виднное мною въ газетахъ, но по разнымъ причинамъ не могъ этого исполнить.

Посл всего описаннаго выше прошло десять лтъ. Въ одинъ осенній вечеръ, въ мою комнату вошелъ высокій, худощавый человкъ. Поздоровавшись со мною, онъ подошелъ ко мн ближе и сказалъ:

‘Вы, кажется, совсмъ не узнаете меня?’

Взглянувъ на незнакомца, мн показалось, что я видлъ его прежде, но никакъ не могъ припомнить, гд и когда. Пристально всмотрвшись въ его лицо, у меня мелькнуло въ голов, что это долженъ быть Матти, меньшой сынъ слпого старика. Я прівтствовалъ молодого человка дружескимъ рукопожатіемъ, въ вид укрпленія нашего прежняго знакомства, пригласилъ Матти ссть и выкурить трубку. Онъ сообщилъ мн, что прізжалъ и эту сторону для исполненія нкоторыхъ порученій, но что не вытерплъ, чтобъ не навстить меня, хотя это было ему и не по дорог. Онъ разсказалъ мн о всхъ членахъ семьи и о своихъ домашнихъ обстоятельствахъ, добавивъ, что исправно получилъ посланныя мною ему книги и газету. Случайно попалась ему въ руки еще другая газета, которую онъ тоже сталъ выписыватъ и теперь постоянно получаетъ дв газеты. Библіотека его состоитъ изъ нсколькихъ десятковъ томовъ и онъ ежегодно увеличиваетъ ее, смотря по количеству дохода и когда представится къ тому случай. Старикъ ршился ходатайствовать у правительства о выдач ему ссуды, которую и получилъ для осушки болота, превратившагося теперь въ отличные луга, съ которыхъ собирается большой запасъ сна, и что вообще морозовъ теперь почти совсмъ не бываетъ, такъ что семья уже не находится подъ страхомъ лишиться всего своего урожая.

Старикъ-отецъ все еще живъ и продолжаетъ няньчить внуковъ. Теперь уже у него постоянно печется чистый, ржаной хлбъ. Когда получаютъ газеты, то онъ требуетъ, чтобъ ему прочли каждый нумеръ, съ начала до конца. Тоже и съ книгами.

Старуха-мать и трое дтей старшаго брата померли. Семья продолжаетъ жить вмст и усердно работаетъ подъ руководствомъ старика, который распоряжается всмъ хозяйствомъ. Старикъ часто вспоминаетъ обо мн и считаетъ мое случайное посщеніе для себя Божьей благодатію. Самъ Матти такого же мннія на этотъ счетъ. Теперь онъ женатъ и у него уже трое дтей. Годъ тому назадъ крестьянское общество выбрало его представителемъ своихъ интересовъ, онъ въ настоящее время уже исходатайствовалъ то, что они ему поручили, и это самое обстоятельство привело его теперь сюда. Такъ какъ онъ самъ получилъ много пользы отъ чтенія, то намревается, при случа, уговорить прочихъ крестьянъ основать у себя приходскую библіотеку.

Е. М.
‘Встникъ Европы’, No 10, 1884

Пьетари Пэйверинта Картинки изъ жизни. Разсказы финскаго писателя П. Пэйвиринта. Съ шведскаго. I. Морозное утро.

Читайте также:

Пьетари Пэйверинта
Картинки изъ жизни.
Разсказы финскаго писателя П. Пэйвиринта.
Съ шведскаго.
I. Морозное утро.