Разсказы Пьера Милля.
Разсказы Пьера Милля.
(Переводъ съ французскаго).
II.
Богъ.
II.
Богъ.
Пер. З. Н. Журавской.
Christus vincit.
Carolus Quintus.
—————————————————
Бог, Милль Пьер, Год: 1908
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Камеамеха говорить, что, за восемнадцать поколній до него, блдные люди, вышедшіе изъ моря, принесли съ собою бога.
Чайки летали еще наканун. Въ воздух пахло ванилью, пряностями, зеленой травой и плодородіемъ. На закат показались въ виду горы, такія высокія, что, даже въ этихъ широтахъ, вершины ихъ были покрыты снгомъ. Измренія глубины показывали, что дно постепенно повышалось, и когда совсмъ стемнло, во тьм заблестли огни костровъ. Земля была тутъ, совсмъ близко, и на земл были люди. Исполненный благородной гордости, вытекавшей изъ самаго чистаго источника, Феликсъ-Гекторъ де Боссье-Ларіэзъ приказалъ бросить якорь.
Ноздри его раздувались, сердце билось быстре радостной увренностью въ сдланномъ открытіи, опьяняли вс эти запахи, носившіеся надъ волнами, заражала даже боле грубая радость матросовъ, хохотавшихъ на шканцахъ. Подобно Бугэнвиллю, онъ мечталъ открыть новую землю и преподнести ее своему королю. Онъ былъ молодъ, врилъ, увлекался философіей, и восторженная вра въ нее рисовала ему дикарей братьями, одаренными разумомъ и, слдовательно, равными ему — даже превосходящими его, такъ какъ общественный договоръ еще не извратилъ ихъ природы, и онъ надялся, въ завершеніе своего пути, найти наконецъ расу, обладающую тайной счастья на земл.
Едва поднятые надъ волнами, круглые и зеленющіе, съ круглымъ бассейномъ посредин, первые острова, попавшіеся на пути его судна, посл того какъ оно обогнуло патагонскіе мысы, казались огромными лотосами, распустившимися на безбрежномъ пруд. Но т острова были безлюдны, и рощи ихъ были населены только птицами. Не пугаясь людей, он позволяли брать себя въ руки, какъ цвты. Изумленные матросы вырывали у нихъ перья изъ хвостовъ, а он все-таки не улетали, не понимая, что причиняетъ имъ такую боль.
Теперь, безъ сомннія, они были у цли. Это и есть искомая, давно желанная земля. И дйствительно, разсвтъ озарилъ чудеса. Передъ ними раскинулась страна радости, куда глазомъ ни кинь, всюду была земля и вся она смялась и ликовала. Пятнадцать тысячъ туземцевъ, подъхавшихъ на трехъ тысячахъ пирогъ, съ очень свтлыми лицами, махали имъ въ знакъ любви и привта огромными банановыми листьями.
Многія женщины, которыхъ мужчины не хотли взять съ собой, бросились вплавь. Въ вод, такой прозрачной, что она казалась какъ бы второй атмосферой, чуть только поплотне воздуха, он словно висли, легкія, хрупкія, смющіяся, ихъ опаленныя солнцемъ, блдно золотистыя тла порою выдвигались до пояса изъ воды, и тогда блестящія капельки падали съ волосъ на юныя упругія груди. Великодушный и чувствительный другъ просвщенія и философіи, снисходительный къ страстямъ, вложеннымъ, природой въ человческое сердце, Феликсъ-Гекторъ веллъ взять этихъ женщинъ на бортъ. Увнчанныя цвтами, он бросились къ его ногамъ. Но матросы поспшили поднять ихъ и увлечь на кубрикъ. Он не противились, охотно отдаваясь, видимо польщенныя. Ихъ любовники хотли было преподнести имъ зеркала, но женщины знаками показали, что предпочитаютъ желзные гвозди и, такъ какъ он были голыя, то гвозди эти он прятали себ въ ротъ.
Тмъ временемъ отъ берега отплыли еще дв пироги. Эти были большія, съ рзьбой на носу и на корм, выкрашенныя въ ярко-красный цвтъ и снабженныя рулемъ. Въ первой плыли короли. Въ каскахъ изъ перламутра съ перьями, въ красныхъ мантіяхъ, торжественные и недвижные, они стояли, опираясь на длинныя пики изъ твердаго дерева, за поясомъ у каждаго было по нскольку ножей изъ полированнаго камня.
Вторая пирога была отведена для боговъ. Гиганты неуклюже раскачивали надъ волнами свои торсы, сплетенные изъ ивовыхъ прутьевъ и набитые волосомъ, блымъ и желтымъ. Кусочки перламутра, въ которые, какъ въ рамку, былъ вставленъ круглый, черный орхъ, изображали глаза ихъ. Жрецы, на колняхъ предъ идолами, пли имъ гимны. Видъ былъ внушительный, грозный.
Народъ кричалъ: ‘Лоно! Лоно! Лоно!’
Взойдя на бортъ судна, короли пали ницъ передъ капитаномъ. И боги, потрясаемые жрецами, тоже кланялись, свирпо и забавно. Старецъ, ветхій деньми, почти слпой, нкогда предводитель войскъ, теперь верховный жрецъ, приблизился, не поднимая глазъ, снялъ съ себя плащъ, ожерелья, амулеты, возложилъ все это на плечи капитана и, самъ нагой, не переставая пть, простерся ницъ и нкоторое время лежалъ на полу, недвижный, какъ трупъ. Потомъ вс вмст поднялись и знаками стали просить капитана спуститься въ пирогу боговъ.
Между двухъ шпалеръ недвижныхъ людей, лежавшихъ ницъ у дороги, Феликса-Гектора повели въ храмъ. То было зданіе изъ массивныхъ квадратныхъ камней, съ плоской верхушкой, окруженной балюстрадой изъ человческихъ череповъ, — Мораи — Пантеонъ этого острова. Двнадцать божествъ съ лицами, искаженными жестокимъ, ироническимъ смхомъ, полукругомъ окружали столъ предложенія, а на стол этомъ лежали закланныя животныя, зарзанные младенцы мужскаго пола, и рядомъ — плоды земли. Верховный жрецъ усадилъ Феликса Гектора на рзной табуретъ посреди идоловъ, набросилъ ему на плечи багряницу, почтительно отведя отъ тла его правую руку и поддерживая ее на всу, въ то время какъ младшій жрецъ свщеносецъ, высокій, съ длинной бородой, съ блой кожей, какъ у европейца, держалъ его лвую руку. И такъ стоялъ Феликсъ-Гекторъ де Боссье-Ларіэзъ, на крыш храма, взирая съ высоты на море, на лса, поля и холмы, на народъ, поклонявшійся ему. Руки его были распростерты, какъ у Распятія. Вокругъ него пылалъ огонь. Ему приносили въ жертву свиней.
Ослпленный, растерянный, онъ опустилъ глаза долу и увидлъ, что верховный жрецъ преподноситъ ему, на колняхъ, что-то очень древнее, изъденное ржавчиной и обветшалое. Онъ едва разглядлъ изображеніе человка изъ мди, съ распростертыми, какъ у него, руками, съ ногами, пригвожденными къ пластинк внизу. На пластинк была надпись и, когда верховный жрецъ протеръ ее пальцемъ, Феликсъ Гекторъ прочелъ:
а пониже, боле мелкими буквами:
Прочелъ и понялъ, что все это значитъ. За два столтія до него на этихъ островахъ уже побывали другіе — старые конквистадоры Карла V то Испанскаго, неутомимые открыватели новыхъ міровъ. Они наполнили свои бочки водою, запаслись дровами, искали здсь золота и, не найдя его, раздосадованные, съ презрніемъ вернулись на свои суда. И даже, согласно своему обыкновенію, не отмтили на карт этихъ острововъ, изъ боязни, какъ бы другая нація не воспользовалась этимъ, не спрятала въ засад у этихъ береговъ своихъ кораблей, чтобы нежданно бросить ихъ на громоздкіе испанскіе галіоны. Но передъ тмъ, какъ уйти, они, безъ сомннія, наставили везд распятій и проповдывали, съ усердіемъ фанатиковъ, даже не зная языка, указывали на небо, убждали выстрлами, быть можетъ, даже учинили здсь грандіозную рзню. Затмъ ушли на своихъ судахъ, подобныхъ крылатымъ китамъ, оставивъ на остров память о бломъ божеств, владык небесъ, грозномъ и всемогущемъ. И вотъ ужъ больше двухъ вковъ на остров ждали возвращенія этого бога.
Ну да, конечно такъ. Въ ум народа преданіе о бломъ бог слилось съ именемъ вождя Лоно, который, обезумвъ отъ любви и ревности, убилъ свою любовницу, а потомъ, отчаянный, пустился въ утломъ челн въ безбрежное море, возвстивъ, что грядущія поколнія узрятъ его вновь пристающимъ къ роднымъ берегамъ, но обожествленнымъ, безсмертнымъ, непобдимымъ. Жрецы знали и больше того. У нихъ былъ символъ, знакъ, мдное изображеніе, они были проникнуты восторгомъ перваго лепета метафизики. Они знали Пелэ, богиню подземныхъ огней, Кена-Непа, насылающую дождь, Наили, убивающую на войн. Но они забыли о неб, все покрывающемъ, все обнимающемъ, все омывающемъ свтлымъ и легкимъ пламенемъ дня. Прибывшій былъ безъ сомннья богомъ небесъ. Его величественная осанка, блескъ его тла, пышность, его окружающая, грандіозность его пирогъ — все подтверждало ихъ предположеніе. Это было завершеніемъ ихъ теогоніи.
Тутъ ужъ не нужно было врить на слово, они видли, видли воочію живого бога, онъ былъ среди нихъ, они касались его, служили ему, были участниками его славы, прикрывались его силой. Несказанной радостью исполнились души, охваченныя религіознымъ экстазомъ.
И самъ Феликсъ-Гекторъ де Боссье-Ларіэзъ былъ захваченъ, поддался ему, пересталъ разсуждать. Его считаютъ божествомъ. Ну, что-же. Разъ они такъ думаютъ, онъ будетъ диктовать имъ мудрые, гуманные законы, онъ пересоздастъ эти племена согласно своей вол, согласно справедливости, природ, добродтели, увренный въ безусловномъ повиновеніи, даже безъ принудительныхъ мръ. Онъ поздравлялъ себя съ тмъ, что, подходя къ острову, запретилъ матросамъ стрлять, даже изъ пистолетовъ.
Но вотъ, у подножья Мораи появились дв дюжины несчастныхъ, спины ихъ были сине-багровыя отъ ударовъ, они стучали зубами отъ страха и прижимали пальцы къ глазамъ. Дв дюжины палачей сразу повергли ихъ на земь, ударами палицъ по головамъ, и нагнувшись, вскрыли имъ груди яшмовыми жертвенными ножами. Жрецы приняли изъ рукъ ихъ двадцать-четыре трепещущихъ сердца и, потеревъ ими себ грудь, щеки и лобъ, принесли великую жертву. Ибо боги, безсмертные, вчно блаженные, не вдающіе мукъ, должны радоваться человческому страданію. Оно наглядне выясняетъ имъ преимущество изъ безстрастія.
Феликсъ-Гекторъ, леденя отъ ужаса, вскрикнулъ, хотлъ броситься внизъ, споткнулся о балюстраду храма… Вс слышали, какъ онъ застоналъ, видли, какъ полилась его кровь. И верховный жрецъ вдругъ закричалъ:
— Мы ошибались. Онъ страдаетъ, онъ кричитъ отъ боли, кровь его красная. Онъ — не Богъ.
Народъ повторялъ:
— Кровь его — красная. Онъ страдаетъ. Онъ не богъ. Онъ нарушилъ табу.
Одинъ взялъ камень и размозжилъ ему голову. Другой, нагнувшись надъ его животомъ, вырвалъ кусокъ кожи, окровавленный, безобразный и, размахивая имъ въ воздух, хлесталъ трупъ. А потомъ и трупъ исчезъ, разорванный на части, на клочья, исчезъ безъ слда. Вс накинулись на матросовъ. Многіе погибли.
Но т, которымъ удалось вернуться на корабль, отомстили за своего капитана. Изъ ндръ огромнаго, крылатаго чудовища загремли орудія, высокія кокосовыя деревья на берегу валились, какъ скошенная трава, людей косило сотнями, разрывало пополамъ, между сваленными деревьями валялись мертвецы съ распоротыми животами, обезглавленныя туловища, безъ рукъ, безъ ногъ. А уцлвшіе сами падали отъ страху на окровавленный песокъ прибрежья.
Одинъ лишь верховный жрецъ, старецъ ветхій деньми, премудрый, почти слпой, не согнулъ головы. Подъ косою невидимой смерти онъ ршилъ, что, должно быть, они и въ самомъ дл умертвили небеснаго Бога, такъ какъ онъ мститъ имъ теперь своими громами. Печальный, озлобленный и непокорный, заране зная, что ему не побдить, онъ все же принялъ этотъ неравный бой, разъ ужъ онъ, какъ жрецъ, совершилъ непростительное святотатство, ему хотлось, по крайней мр умереть, какъ подобаетъ воину. Онъ веллъ подать себ лукъ и колчанъ и своими трясущимися старческими руками выпустилъ одну за другой вс стрлы въ небо.
Источник текста: журнал ‘Русское Богатство’, No 4, 1912.