Время на прочтение: 23 минут(ы)
Тихомиров П. В. Библиография. Новые книги по философии на русском языке // Богословский вестник 1904. Т. 1. No 4. С. 741—765 (3-я пагин.).
Новыя книги по философіи на русскомъ язык.
В. Виндельбандъ, Исторія новой философіи въ ея связи съ общей культурой и отдльными науками. Переводъ со второго нмецкаго изданія Е. Н. Максимовой, В. М. Невжиной и Н. Н. Платоновой. Подъ редакціей проф. СПБ. Универс. А. И. Введенскаго. Томъ I: отъ возрожденія до Канта. СПБ. 1902. Стр. ХІІ + 464.
‘Имя Виндельбанда, — читаемъ въ предисловіи проф. A. И. Введенскаго къ разсматриваемому русскому изданію, — хорошо извстно y насъ, но еще далеко не вс знаютъ, что его Исторія новой философіи въ ея связи съ общей культурой и отдльными науками во многихъ отношеніяхъ составляетъ наилучшее изъ его произведеній. Западные критики единогласно называютъ ея изложеніе въ высшей степени живымъ и увлекательнымъ, длающимъ ея чтеніе пріятнымъ занятіемъ…. По ясности и изяществу изложенія, соединеннымъ съ строгой научностью, на ряду съ Исторіей новой философіи Виндельбанда можно поставить только Исторію новой философіи Куно Фишера. Но и отъ него Виндельбандъ отличается нкоторыми цнными сторонами. Куно Фишеръ иметъ въ виду нсколько иныя задачи и потому слдитъ за связью и взаимными вліяніями философіи съ другими факторами общеисторическаго процесса не такъ широко, какъ это длаетъ Виндельбандъ, которому удалось составить такую книгу, что при ея помощи читатель легко объединяетъ свои познанія по исторіи новой философіи съ другими областями исторіи въ одну цльную картину историческаго процесса. A такая книга для насъ существенно необходима: очень часто приходится наблюдать, что исторія философіи, исторія литературы, политическая исторія и т. д. размщаются въ ум, какъ-бы каждая въ особый ящикъ, нисколько не поясняя и не дополняя другъ друга, такъ чтобы изъ всхъ нихъ складывался единый образъ историческаго процесса, взятаго въ его цломъ….. Кром того, Исторія новой философіи Куно Фишера изложена въ 9 объемистыхъ томахъ, такъ что доступна лишь небольшому кругу читателей и ни въ коемъ случа не можетъ быть употребляема, какъ учебникъ при преподаваніи исторіи философіи. Книга же Виндельбанда составляетъ лишь два тома обычнаго размра и по характеру своему одинаково пригодна какъ для большой образованной публики, такъ и для учебныхъ цлей. Въ той части предисловія къ первому изданію, которой Виндельбандъ не воспроизводитъ во второмъ, онъ самъ говоритъ, что имлъ въ виду изложеніе, составляющее середину между столь обширными сочиненіями, какъ Куно Фишера, и учебниками, которые по своей сжатости не могутъ служить книгой для чтенія…. Издавая это произведеніе Виндельбанда и горячо рекомендуя его, я, конечно, не хочу этимъ сказать, что подписываюсь подъ всми его взглядами, но я считалъ бы себя не въ прав снабжать редактируемый переводъ полемическими примчаніями, a мои разногласія съ Виндельбандомъ нисколько не мшаютъ мн считать его книгу необычайно полезной для русскихъ читателей, особенно если они не захотятъ пассивно усваивать выводы и обобщенія Виндельбанда, a станутъ проврять каждый изъ нихъ при помощи фактовъ и соображеній, приводимыхъ имъ въ пользу своихъ заключеній. Тогда они и сами замтятъ, гд онъ поддается увлеченіямъ, a гд опирается на твердую почву, ибо какъ-бы ни увлекался Виндельбандъ, факты онъ воспроизводитъ самымъ добросовстнымъ образомъ’ (стр. V—VII). Разсматриваемая книга Виндельбанда, по нашему мннію, вполн заслуживаетъ такого отзыва и такой рекомендаціи. Нмецкіе профессора философіи, какъ намъ самимъ неоднократно приходилось слышать, нердко упрекаютъ Виндельбанда въ субъективизм и не рекомендуютъ студентамъ по его книгамъ изучать исторію философіи, но если изученіе не предполагаетъ непремнно слпого доврія къ изучаемому содержанію, a должно сопровождаться самостоятельнымъ размышленіемъ надъ прочитаннымъ и критической провркой аргументаціи автора и приводимыхъ имъ фактовъ (а такой именно характеръ и должны носить философскія занятія), то субъективизмъ Виндельбанда отнюдь не долженъ никого отвращать отъ чтенія его книгъ, a скоре даже, напротивъ, онъ образуетъ благопріятное условіе для поддержанія и изощренія въ читател критической внимательности. Во всякомъ ‘случа, это — бол интересное и полезное для учащагося чтеніе, чмъ рекомендуемое нкоторыми (напр., проф. Штумпфомъ въ Берлин) вмсто того чтеніе Исторіи философіи ИбервегаГейнце (послдняя тоже иметъ свои безспорныя и ни съ чмъ пока не сравнимыя достоинства, только — не для учебныхъ цлей). Къ тому же, субъективизмъ Виндельбанда не такъ уже и великъ. Объ искаженіи и замалчиваніи фактовъ или объ извращеніи мыслей того или иного философа, понятно, не можетъ быть и рчи. Можно говорить только вмст съ самимъ Виядельбандомъ о своеобразномъ ‘пониманіи всего хода развитія, связующей группировк и критическомъ освщеніи философскихъ системъ’ (предисл. къ 1 нм. изд., стр. X). Но это обусловливается уже собственными задачами труда и образуетъ скоре его заслугу, чмъ недостатокъ.
О задачахъ своей книги самъ Виндельбандъ въ предисловіи къ 1 нмецкому изданію говоритъ слдующее: ‘Книга эта возникла изъ моихъ занятій методомъ философіи, наведшихъ меня, вмст съ изслдованіемъ историческаго происхожденія методологическихъ направленій, на вопросъ: многими-ли изъ своихъ воззрній великія системы обязаны установленнымъ ими методамъ и многими-ли, съ другой стороны, движенію общей культуры и пріобртеніямъ остальныхъ наукъ? При этомъ выяснилось, что творческое значеніе философскихъ методовъ, кром рдкихъ исключеній, довольно ничтожно’ (стр. IX). Помимо этой собственно научной задачи, онъ имлъ въ виду и образовательные интересы ‘научно мыслящаго, но до сихъ поръ далеко стоявшаго отъ философіи читателя’. Но будучи, такимъ образомъ, популярной по своему назначенію, книга Виндельбанда отнюдь не стремится къ популяризаціи въ самомъ своемъ изложеніи: ‘философія, говоритъ онъ, вообще не поддается популяризированію, даже въ такъ называемыхъ общихъ результатахъ, она повсюду предполагаетъ полную строгость научнаго углубленія’ (тамъ-же). То новое, что даетъ его книга сравнительно съ другими трудами по исторіи философіи, и свой принципіальный взглядъ на сущность философскаго развитія и на вытекающія отсюда методологическія слдствія для историка Виндельбандъ излагаетъ въ дальнйшихъ словахъ того-же предисловія: ‘Я не ршился-бы, говоритъ онъ, приступить къ обработк своей книги, если-бы не думалъ, что при моемъ изученіи методовъ пришелъ къ нкоторымъ точкамъ зрнія, которыя еще никогда не были затронуты такъ, какъ здсь. Новое изложеніе этого столь энергично изслдованнаго предмета лишь въ очень немногихъ и при томъ второстепенныхъ мстахъ можетъ надяться внести новый свтъ въ фактическое содержаніе ученій. Оно, напротивъ, находится въ затруднительномъ положеніи, ибо знаетъ, — изъ примра боле раннихъ обработокъ и особенно труда Куно Фишера, — что лучшее воспроизведеніе уже существуетъ, и что оно (новое), если только не хочетъ списывать, должно остаться далеко позади. То новое, что я могу надяться внести, состоитъ главнымъ образомъ въ пониманіи всего хода развитія, въ связующей группировк и въ критическомъ освщеніи системъ. Итакъ я, — отказываясь отъ многихъ соблазновъ, — преслдовалъ здсь только задачу изобразить общій ходъ скопленій идей даннаго времени, описать, какимъ образомъ они, возникнувъ отчасти въ отдльныхъ наукахъ, отчасти въ иныхъ сферахъ культуры, искали свою методическую обработку въ системахъ философіи, и въ этой связи характеризовать положеніе и значеніе отдльныхъ ученій. Философскія системы выростаютъ не съ логической, a съ психологической необходимостью, но он изъявляютъ притязаніе на логическое значеніе. Поэтому он требуютъ одновременно прагматическаго и критическаго, причиннаго и телеологическаго разсмотрнія. Ихъ возможно понять и объяснить лишь изъ ассоціаціи идей, которыя въ этомъ случа носятъ не только индивидуальный, но и всемірно-историческій характеръ. И о нихъ возможно судить лишь по степени, въ какой эти ассоціаціи были въ состояніи подчиниться логическимъ законамъ’ (стр. IX—X). Изложенный взглядъ Виндельбанда на возникновеніе философскихъ системъ намъ представляется нсколько крайнимъ и одностороннимъ. Несомннно, дло часто обстоитъ именно такъ, какъ представляетъ онъ, но — далеко не всегда. Отрицать ‘логическую необходимость’ въ развитіи философскихъ системъ мы въ такой же мр не имемъ права, какъ, съ другой стороны, и закрывать глаза на порождающую ихъ ихъ культурно историческую обстановку. Между этими двумя факторами надо признавать извстную кооперацію (съ преобладаніемъ въ отдльныхъ случаяхъ то того, то другого), a не провозглашать одинъ изъ нихъ дйствительно производящимъ, a другой лишь поздне подставляемымъ самими системами. Да и самому Виндельбанду не удалось вполн послдовательно провести свой взглядъ. Во многихъ мстахъ его Исторія новой философіи приближается къ обычному типу этого рода работъ, — открывающихъ логическіе мотивы въ смн философскихъ системъ. Впрочемъ, по нашему мннію, односторонность никогда не лишаетъ ученые труды ихъ цнности. Она должна быть лишь отмчена и имться въ виду при пользованіи этими трудами, сама-же по себ она даже помогаетъ наиболе рельефно выдвинуть извстныя стороны предмета, что всегда иметъ свою немалую научную цнность.
Настоящій томъ содержитъ первую часть исторіи новой философіи, обнимающей до-Кантовскую философію. Первые девять (стр. 3—47) даютъ, въ качеств введенія въ исторію новой философіи, обзоръ условій, подготовившихъ возникновеніе послдней, и раздленіе ея на періоды. Обзоръ этотъ авторъ начинаетъ съ такъ называемой эпохи возрожденія, — справедливо, конечно, оговариваясь при этомъ насчетъ неточности всякихъ опредленныхъ хронологическихъ разграниченій въ исторіи умственной жизни {‘Если уже въ политической исторіи, говоритъ онъ, трудно намтить въ поток событій пограничные пункты, которые отдляли-бы одинъ періодъ отъ другого, то съ тмъ большими трудностями сопряжено такое разграниченіе въ исторіи умственнаго развитія, которое даже въ свои критическіе моменты протекаетъ съ гораздо большей постепенностью. Новое, если оно даже внезапно всплыло на поверхность, всетаки давно уже прокладывало себ дорогу въ глубин, задолго подготовлялось исторіей, и боле проницательный наблюдатель впередъ уже проводитъ въ немъ направляющую силу. Съ другой стороны, силы и созданія умственной жизни боле устойчивы и до извстной степени боле живучи. чмъ вншнія учрежденія человчества: опровергнутыя мысли много дольше живутъ въ воспоминаніи, нежели разрушенныя государства, и въ духовной области никогда не удается произвести столь быстры и коренные перевороты, какіе нердко происходятъ въ Исторіи политической. Такимъ образомъ, постепенность перехода, медленное нарожденіе новаго н долго не замирающіе отзвуки стараго препятствуютъ почти повсюду точному хронологическому обозначенію различныхъ эпохъ культуры. Боле, чмъ гд-бы то ни было, замчается это, когда мы пытаемся провести границу между средними вками и новымъ временемъ’ (стр. 1).}. Такъ какъ ‘положительныя направленія, росту и укрпленію которыхъ обязано современное мышленіе своимъ возникновеніемъ,’ — какъ-бы они ни были разнообразны и далеко не расходились между собою, — вс имютъ то общее, что ‘находятся въ живомъ противорчіи къ схоластик’ (стр. 3), то какъ одно изъ первыхъ условій возникновенія новой философіи, авторъ разсматриваетъ внутреннее разложеніе схоластики ( 1, стр. 3—6). Слдующее по важности условіе — общій характеръ культуры возрожденія ( 2, стр. 6—9). Затмъ идетъ рчь о возобновленіи античной филоеофіи ( 3, стр. 9 — 19), о вліяніи религіозной реформаціи ( 4, стр. 19—21), значеніи нмецкой мистики ( 5, стр. 21—26) и новой философіи права ( 6, стр. 26—32), о развитіи естествознанія ( 7, стр. 32—43) и, наконецъ, о значеніи открытій и изобртеній, характеризующихъ начало новыхъ вковъ ( 8, стр. 43—46). ‘Изъ этихъ разнообразныхъ стремленій филологическаго я историческаго, религіознаго, юридическаго и естественнонаучнаго движенія Возрожденія, говорить авторъ, выросло, развиваясь постепенно въ теченіе цлыхъ столтій, современное мышленіе. Вс эти направленія продолжали прежде всего развиваться дальше, различнымъ образомъ переплетаясь другъ съ другомъ, пока не нашли своего объединенія въ лиц Канта, величайшаго изъ новыхъ философовъ’. Въ этомъ онъ находитъ оправданіе для своего дленія исторіи новой философіи на докантовскую, кантовскую и послкантовекую. Настоящій томъ, какъ уже упоминалось, содержитъ только первую. Что касается ея (т. е. 1-ой части) частнйшаго раздленія, то, по словамъ Виндельбанда, ‘въ ход ея развитія послдовательно участвуютъ, смотря по своимъ боле общимъ культурнымъ отношеніямъ, различныя націи съ особыми направленіями и стремленіями, — хотя и не вполн независимо другъ отъ друга, почему ихъ и нельзя разграничивать съ абсолютной строгостью, но тмъ не мене особенности отдльныхъ націй обнаруживаются достаточно рзко, чтобы служить врной путеводной нитью при разсмотрніи и изложеніи этого развитія. Первыми привлекаютъ къ себ вниманіе итальянцы со своей натурфилософіей, затмъ, какъ-бы въ противоположность имъ, нмцы, y которыхъ религіозному моменту принадлежитъ ршающее значеніе въ способ ихъ философствованія. Совершенно иначе опять выступаютъ англичане съ остроумнымъ примненіемъ эмпирическихъ методовъ познанія природы, a въ противоположность этому во Франціи основывается раціоналистическая философія, получающая свое дальнйшее развитіе въ Нидерландахъ. Вс эти движенія продолжаются приблизительно до конца XVII в., и ихъ общимъ результатомъ слдуетъ считать то, что XVIII столтіе могло принять гордое имя Вка Просвщенія. Изъ этого Просвщенія XVIII в. почти совершенно была исключена Италія въ силу общаго состоянія, вызваннаго въ ней контръ-реформаціей, по крайней мр, она не дала ничего оригинальнаго. Руководящаяже роль въ философіи Просвщенія принадлежитъ англичанамъ, отъ которыхъ она перешла къ французамъ, тогда какъ Германія лишь нсколько поздне была призвана принять въ себя мысли двухъ великихъ западныхъ націй и переработать ихъ собственными силами’. Соотвтственно такому представленію дла, исторію докантовской философіи Виндельбандъ длитъ на слдующіе семь отдловъ:
I. Итальянская натурфилософія.
II. Германская философія въ вкъ реформаціи.
III. Англійскій эмпиризмъ.
IV. Раціонализмъ во Франціи и Нидерландахъ.
V. Англійское просвщеніе.
VI. Французское просвщеніе.
VII. Нмецкое просвщеніе.
(Стр. 46 — 47).
Каждому изъ этихъ отдловъ посвящена особая глава.
Чтобы дать представленіе объ обиліи матеріала, содержащагося въ разсматриваемомъ том, и о размрахъ, въ какихъ трактуется каждая изъ затрогиваемыхъ темъ, мы приведемъ перечень содержанія каждой главы. Глава первая (Итальянская натурфилософія) состоитъ изъ слдующихъ параграфовъ: 10. Бернардино Телезіо (стр. 49—51), 11. Франческо Патрици (стр. 51—53), 12. Джордано Бруно (стр. 53—63), 13. Томазо Кампанелла (стр. 63—69), 14. Галилео Галилей (стр. 69—73). Глава вторая (Нмецкая философія въ вкъ Реформаціи): 15. Реформація и философія (стр. 75—77), 16. Протестантская школьная философія и ея противники (стр. 77—81), 17. Мистики (стр. 81—85), 18. Валентинъ Вейгель (стр. 85—87), 19. Яковъ Беме (стр. 87—98). — Глава третья (Англійскій эмпиризмъ): 20. Гносеологическій характеръ новой философіи (стр. 100—102), 21. Фрэнсисъ Бэконъ (стр. 102—115), 22. Томасъ Гоббесъ (стр. 116—126). — Четвертая глава (Раціонализмъ во Франціи и въ Нидерландахъ): 23. Франція посл реформаціи (стр. 128—130), 24. Рене Декартъ (стр. 130—151), 25. Картезіанцы и окказіоналисты (стр. 151 — 156), 26. Барухъ Спиноза (стр. 156—186), 27. Николай Мальбраншъ (стр. 186—193). — Пятая глава (Англійское просвщеніе): 28. Джонъ Локкъ (стр. 196—213), 29. Философія нравственности (стр. 213—223), 30. Деизмъ (стр. 223—232), 31. Meханическая натурфилософія (стр. 232—241), 32. Ассоціаціонная психологія (стр. 241—246), 33. Спиритуализмъ Беркли (стр. 246—256), 34. Давидъ Юмъ (стр. 256—276), 35. Шотландская философія (стр. 276—282). Шестая глава (Французское просвщеніе): 36. Мистицизмъ (стр. 285—288), 37. Скептицизмъ (стр. 289—295), 38. Механическая натурфилософія (стр. 295—298), 39. Вольтеровская философія деистическаго просвщенія (стр. 298—304), 40. Натурализмъ (стр. 304—309), 41. Матеріализмъ (стр. 309—315), 42. Сенсуализмъ (стр. 315—320), 43. Философія нравственности, права и общества (стр. 321—325), 44. Энциклопедисты (стр. 325—332), 45. Systme de la nature (стр. 332—337), 46. Жанъ Жакъ Руссо (стр. 337—346). — Седьмая глава (Нмецкое просвщеніе): 47. Германія въ XVII столтіи (стр. 348—352), 48. Лейбницъ (стр. 352—391), 49. Чирнгаузенъ и Томазій (стр. 391—398), 50. Вольфъ и его школа (стр. 398—416), 51. Деизмъ (стр. 416—421), 52. Лессингъ (стр. 421—429), 53. Эклектическіе методологи (стр. 429—439), 54. Эмпирическая психологія (стр. 440—449), 55. Популярная философія (стр. 449—456), 56. Гаманъ и Гердеръ (стр. 456—462).
Уже изъ этого простого перечня содержанія видно, какой обстоятельный трудъ представляетъ настоящая книга Виидельбанда. Въ ней не только не опущено чтолибо существенное, но и явленіямъ сравнительно второстепеннымъ удлено не мало вниманія. Въ своемъ изложеніи авторъ уметъ очень наглядно показать особенности своего толкованія тхъ или иныхъ философскихъ системъ сравнительно съ другими. Его толкованія почти всегда убдительны и, во всякомъ случа, весьма поучительны. Если къ этому прибавить, что пишетъ Виндельбандъ легко и красиво, то можно, не колеблясь сказать, что его книгу могутъ съ пользой и удовольствіемъ читать и спеціалисты и любители.
Что касается собственно перевода, то въ общемъ онъ очень недуренъ. Нмецкая фраза въ большинств случаевъ передается по-русски врно и складно. Но изрдка встрчаются и промахи, не особенно, впрочемъ, грубые. Такъ, напр., переводчица на стр. 16 пишетъ ‘гуманическихъ’ вмсто ‘гуманистическихъ’. На стр. 22 фраза: ‘hinweg mit dem Formelkram der Gelehrsamkeit!’ переведена и неправильно, и стилистически неуклюже: ‘долой съ вншнимъ хламомъ учености!’ На стр. 239 встрчаемся съ переводомъ и неточнымъ и даже въ конц довольно безсмысленнымъ: ‘машина — тмъ совершенне, чмъ точне она, будучи пущена въ ходъ, порождаетъ цлесообразныя дйствія, ради которыхъ была построена, исключительно заключающейся въ ней механической двигательной силы (… um so vollkoramener, je sicherer sie, einmal in Bewegung, lediglich durch die ihr innewohnende Triebkraft die zweckmssigen Wirkungen erzeugt, um derentwillen sie gebaut wurde’). На стр. 186 ‘Oratorium» лучше-бы по-русски перевести женскимъ именемъ ‘ораторія’, a не мужскимъ ‘ораторій’. На стр. 199 ‘dies Princip seiner Untersuchungen lsst sich dahin ausgesprochen, dass u. s. w.’ переведено: ‘принципъ его изслдованій можетъ быть высказанъ въ томъ. что и т. д.’ Стр. 227 — неправильно измнена транскрипція подлинника (‘esoterische’ = ‘исотерическое’). ‘Nicht ohne bewusstem Gezensatz’ переводится — ‘какъ-бы сознательно противополагая’ (стр. 12). Подобныхъ промаховъ можно-бы привести не мало, но они, повторяемъ, несущественны.
Виндельбандъ, Исторія дрвней философіи съ приложеніемъ исторіи философіи среднихъ вковъ и эпохи возрожденія. Переводъ слушательницъ С.-Петербургскихъ высшихъ женскихъ курсовъ подъ редакціей проф. А. И. Введенскаго. 3е изданіе. СПБ. 1902. Стр. ХІ+404.
Второе изданіе ‘Исторіи древней философіи’ Виндельбанда, вышедшее въ 1898 году, разошлось мене чмъ въ пять лтъ. Успхъ для серьезной книги — очень большой. И она этого успха, несомннно, заслуживаетъ. Объ обоихъ первыхъ изданіяхъ въ ‘Богословскомъ Встник’ въ свое время были помщены рецензіи, принадлежащія проф. П. И. Казанскому (на 1-ое изд.) и мн (на 2-ое изд.). Настоящее 3-е изданіе, какъ открывается изъ предисловія (стр. XI), печатано безъ всякихъ перемнъ сравнительно со вторымъ. Это освобождаетъ насъ отъ обязанности прибавлять что-либо къ сказанному нами въ рецензіи на второе изданіе (см. ‘Богословскій Встникъ’ 1898 г., т. II, стр. 360—381). Не можемъ только не повторить высказаннаго тамъ сожалнія по поводу заимствованія въ хорошую книгу отрывка изъ безусловно плохого перевода г. Николаева (Исторія фил. Фулье). Освободить книгу отъ этого нелестнаго для нея элемента, замнивъ переводъ Николаева лучшимъ, было совершенно необходимо и не трудно.
В. Іерузалемъ, Введеніе въ философію. Перевелъ съ нмецкаго П. 138,. Шкрасовъ. Съ приложеніемъ ‘Краткаго словаря важнйшихъ философскихъ терминовъ’, составленнаго переводчикомъ, и ‘Литературнаго указателя’. СПБ. 1902. Стр. 7+242.
Если Вы, читатель, задумаете пріобрсти себ русскій переводъ какой-либо иностранной книги, то для Васъ весьма существенно знать дв вещи: хороша-ли сама по себ книга, и хорошо-ли сдланъ ея переводъ? Въ настоящемъ случа, относительно книги Іерузалема не можетъ быть никакого сомннія, что это очень хорошая книга, — даже боле того, одна изъ лучшихъ книгъ въ своей области. Но зато и относительно перевода г. Некрасова тоже не можетъ быть никакого сомннія, что это очень плохой, — даже боле того, никуда не годный переводъ. A сдланныя имъ прибавленія только усугубляютъ впечатлніе отъ его невжества въ философіи. Очень жалемъ тхъ русскихъ читателей, которые польстившись на самый предметъ и полагаясь на научный авторитетъ имени Іерузалема, уже успли пріобрсти себ русскій переводъ его книги. Они, несомннно, испытали или испытаютъ жестокое разочарованіе.
Г. Некрасовъ невжественъ въ философіи и слабъ въ знаніи нмецкаго языка. Отсюда его переводъ изобилуетъ всевозможными ошибками, иногда даже прямо искажающими смыслъ подлинника, чаще-же состоящими въ неточной его передач. Нердко вполн ясная въ подлинник мысль автора становится въ передач г. Некрасова довольно невразумительной. Искажаются иногда до неузнаваемости имена, присоединяются невпопадъ неврныя поясненія и г. п. Все это длаетъ переводъ прямо невозможнымъ для употребленія.
Указанные недостатки можно найти буквально на каждой страниц. Возьмемъ для примра безъ всякаго выбора первые попавшіеся параграфы: 1, послдній (43) и средній ( 22). Вотъ что мы здсь находимъ. ‘Философія, переводитъ г. Некрасовъ, есть работа мышленія, предпринимаемая съ тмъ, чтобы соединить новседневный жизненный опытъ и результаты научнаго изслдованія въ единое лишенное противорчій міровоззрніе и способная удовлетворить потребности пониманія и требованія духа’ (стр. 1, 1). Въ подлинник читается: Philosophie ist die Denkarbeit, welche in der Absicht unternommen wird, die tagliche Lebenserfahrung und die Ergebnisse der wissenschaltlichen Forschung zu einer einheitlichen und widerspruchslosen Weltanschauung zu vereinigen, diegeeignet ist die Bedrfnisse des Verstandes und die Forderungen des Gemthes zu beiriedigen’. Философія стремится къ выработк міровоззрнія, въ которомъ-бы не было противорчій. Это отсутствіе противорчій не только не составляетъ какого-либо недостатка въ міровоззрніи или ‘лишенія’, но напротивъ есть его достоинство. Поэтому ‘widerspruchslose Weltanschauug’ слдовало перевести ‘свободное отъ противорчій міровоззрніе’, a не ‘лишенное противорчій м.’ Придаточное предложеніе ‘die geeignet ist u. s. w.’ относится къ имени ‘Weltanschauung’ = ‘мipoвoззpнie.’ Нмецкое слово — женскаго рода, a соотвтственное ему русское — средняго. Переводчикъ-же передаетъ: ‘и способная’, т. е. женскимъ родомъ, вслдствіе чего предложеніе уже перестаетъ относиться къ слову ‘міровоззрніе’, a должно быть относимо къ ‘работ’, a это и не соотвтствуетъ нмецкому подлиннику, и само по себ почти безсмысленно. Потребности разсудка и чувства удовлетворяются міровоззрніемъ, какъ уже достигнутымъ результатомъ, a не работой, только еще преслдующей это достиженіе. Наконецъ, и переводъ ‘Verstandes und des Gemthes’ не можетъ быть названъ ни правильнымъ, ни вразумительнымъ. ‘Verstand’ значитъ разсудокъ, a не ‘пониманіе’. Слово-же ‘Gemth’, хотя и можетъ значить ‘духъ’, но въ противопоставленіи слову ‘Verstand’ или даже въ простомъ сопоставленіи съ нимъ должно переводиться — ‘чувство’. Столько ошибокъ и непониманія обнаруживаетъ г. Некрасовъ въ самыхъ-же первыхъ (а по предмету своему весьма важныхъ) строкахъ своего перевода!
Дальше — нисколько не лучше. Сопоставимъ слдующее предложеніе въ перевод и въ подлинник:
|
‘Философія, которая не захотѣ,ла-бы считаться съ научными данными, отнеслась-бы къ нимъ критически или отрицательно, не нашла-бы въ наше время ни малйшаго сочувствія’ (тамъ же). |
‘Eine Philosophie, die den Ergebnissen der wissensehaftlichen Forschungen gleichgiltig gegenberstnde, dieselben meisteni oder sich zu ihnen in Widerspruch setzen wollte, wrde lieute keine Beachtuhg mehr finden’. |
Въ подлинник глаголъ ‘wollte’ дополняется двумя глаголами въ неопр. накл. ‘meistem’ и ‘setzen’, a гл. ‘gegenuberstande’ образуетъ самостоятельное сказуемое. Переводчикъ-же совершенно безъ надобности и съ прямымъ ущербомъ для смысла избралъ для русскаго текста обратную конструкцію, a гл. ‘wollte’ почему-то переданъ отрицательно. ‘Meistern’, конечно, значитъ и ‘относиться критически’, но это — не самое подходящее въ данномъ случа значеніе: — здсь оно создаетъ двусмысленность, a лучше годилось-бы ‘критиковать’. Въ самомъ дл, критичность философіи составляетъ въ настоящее время ея обязательную принадлежность, и именно та философія, которая отказалась-бы отъ критическаго отношенія къ своимъ даннымъ, тмъ самымъ подорвала-бы собственный кредитъ, но критическое отношеніе къ точнымъ результатамъ положительныхъ наукъ состоитъ не въ томъ, чтобы ихъ критиковать, a въ томъ, чтобы выяснить ихъ апріорныя предположенія (гносеологическая точка зрнія) и отмтить обусловливаемые ими спекулятивные выводы въ области положительнаго міровоззрнія (метафизическая точка зрнія), — съ гносеологической точки зрнія подобнаго рода критичность проявилъ, напр., Кантъ въ отношеніи къ математик и естествознанію. ‘Sich in Widerspruch setzen’ (=’становиться въ противорчіе’) не было никакой надобности замнять синонимическимъ, но не вполн съ нимъ совпадающимъ ‘относиться отрицательно’. Дале, ‘Ergebnisse’ значитъ ‘выводы’, ‘результаты’, но не ‘данныя’. Наконецъ, и ‘Beachctung’ не значитъ ‘сочувствіе’, a — ‘вниманіе’, ‘уваженіе’. Опять на протяженіи немногихъ строкъ и на той-же страниц такъ много ошибокъ!
Въ конц этого переводчикъ безъ надобности извращаетъ логическое отношеніе предложеній въ заключительномъ період, да и переводъ даетъ неврный:
|
‘Хотя вслдствіе этого задача философіи выходитъ за предлы науки, но тмъ не мене она остается научной (стр. 2). |
‘Durch diese ergnzende Arbeit des Denkens hrt die Philosophie zwar nicht auf, wissenschaftlich zu sein, ihre Aufgabe wchst jedoch ber die der Wissenschaft hinaus’. |
На этой-же страниц встрчается съ совершенно нерусскимъ выраженіемъ ‘потребность къ цльному міровоззрнію’.
Въ 22 мы опять видимъ, что переводчикъ плохо владетъ даже и русскимъ языкомъ, когда пишетъ: ‘предполагая фактъ познанія за данный’ (стр. 71). Здсь-же наталкиваемся и на перлъ вопіющаго философскаго невжества: ‘боле энергичную критику познанія, — читаемъ мы нсколько строкъ спустя, — находимъ мы y такъ называемыхъ сиріанцевъ’. Какъ вы полагаете, читатель, что это за ‘сиріанцы’? Оказывается, что переводчикъ такъ называетъ киренцевъ! Надо допустить, что ‘Cyrenaiker’ подлинника не вызвало въ голов автора никакого реальнаго представленія, — отъ того и получился такой дикій переводъ, но въ такомъ случа намъ непонятна дерзость автора, берущагося переводить философскую книгу при такомъ отсутствіи элементарныхъ знаній по философіи.
Образчики подобнаго невжества въ изобиліи разсяны и по другимъ мстамъ книги. Такъ, напр., орфики превращены y него въ ‘орфеиковъ’ ( 25, стр. 78), a извстный Махъ превратился въ дв совершенно различныхъ персоны, изъ коихъ одна называется Махомъ, a другая Максомъ ( 23, стр. 75) {Поводъ къ такому раздвоенію личности Маха дало переводчику его неумніе понять, что ‘Machs’ — род. пад. отъ имени ‘Mach’. Нмецкую фразу: ‘Wenn nun, vie Rirchhof nnd Mach wollen, die Missenschaft nur die Aufgabe hat, die Tatsachen zu beschreiben, und nach Machs Formulierung nichts anderes ist u. s. w.’ онъ передаетъ: ‘Если какъ хотятъ Кирхгофъ и Махъ, наука иметъ своей задачей описаніе фактовъ, a по формулировк Макса (Machs) является ничмъ инымъ и т. д.’} и мн. др. Но вернемся къ намченнымъ нами параграфамъ.
Въ послднемъ (мы можемъ удовольствоваться изъ него только началомъ) мы опять на каждомъ шагу встрчаемся съ ошибками въ указанномъ род.
|
‘Задачи воспитанія… въ высшей степени важны,…. такъ что’… |
‘Die Aufgabe der Erziehung… ist eine so wichtige,… dass’ |
|
‘Цль воспитанія можетъ быть опредлена главнымъ образомъ этикой и соціологіей’. |
‘Ziel und Zweck der Erziehung kann in letzter Linie von der Ethik und Sociologie bestimmt werden’… |
|
‘Логическая выдержка’… |
‘Psychologische Schulung’… |
|
‘Однако спеціальная работа воспитателя и учителя никогда не можетъ быть усвоена изученіемъ философіи’. (Стр. 176). |
‘Fr die Ausbildung des Erzieliers gengt aber die philosophische Grundlegung der Pdagogik durchaus nicht’. |
Здсь опять — и неточности, и искаженіе мыслей подлинника, и непониманіе его, и даже неумнье прочитать правильно. И можно сказать, что какую-бы страницу мы ни раскрыли, везд найдемъ тоже самое.
Между тмъ самъ г. Некрасовъ очень настойчиво рекомендуетъ свою русскую книгу публик, стараясь подкупить послднюю лестнымъ отзывомъ знаменитаго Вундта… о книг Іерузалема. Отзывъ этотъ онъ помщаетъ въ эпиграф къ своему переводу. ‘Прежде чмъ приступить къ переводу книги Іерузалема, — пишетъ въ своемъ предисловіи переводчикъ, — я обратился къ Лейпцигскому профессору В. Вундту, прося его дать свой отзывъ о данномъ произведеніи и получилъ вышеприведенный, — въ вид эпиграфа, — отвтъ, который въ перевод значитъ: Введеніе въ философію В. Іерузалема я считаю за очень полезное произведеніе, которое по ясности и краткости изложенія очень подходяще для перевода. Смю думать, что такой благосклонный отзывъ знаменитаго современнаго философа служитъ достаточной гарантіей доброкачественности книги’ (стр. IV). Совершенно врно, г. Некрасовъ! Но что служитъ ‘гарантіей доброкачественности’ Вашего перевода этой ‘доброкачественной’ книги? Не разсчитываете-ли Вы, что простодушный читатель отнесетъ отзывъ Вундта и къ качествамъ Вашего перевода? Любопытно бы знать, нашлись-ли такіе простаки…
Въ качеств приложеній къ своей книг г. Некрасовъ даетъ ‘Краткій словарь важнйшихъ философскихъ терминовъ’ и ‘Литературный указатель’. Послдній составленъ по библіографическимъ указаніямъ г. Колубовскаго къ книг Кюльпе и введенъ взамнъ опущенныхъ переводчикомъ литературныхъ указаній самого Іерузалема, — пріемъ довольно безцеремонный и не заслуживающій никакого одобренія. Что-же касается ‘словаря’, то за него русская читающая публика могла-бы быть г. Некрасову только благодарна (потому что въ такомъ словар дйствительно теперь ощущается большая нужда, особенно людьми, не знающими иностранныхъ языковъ), но, разумется, — при томъ непремнномъ условіи, чтобы словарь былъ составленъ съ знаніемъ дла и толково. Но это-то именно условіе совершенно отсутствуетъ. Невжество переводчика сказалось здсь во всемъ своемъ блеск. Онъ увряетъ въ предисловіи, что при составленіи своего словаря пользовался книгой Eisler’a: ‘Wrlerbuch der philosophischen Begriffe und Ausdrcke’ (изд. 1899 г.) (стр. VII). Словарь Эйслера принадлежитъ къ числу лучшихъ изданій этого рода, но что состряпалъ на основаніи его г. Некрасовъ, это не поддается даже описанію. У Эйслера обыкновенно дается сначала краткое положительное опредленіе извстнаго понятія, построенное, по возможности, такъ, чтобы оно не исключало ни одного изъ исторически извстныхъ опредленій, принадлежащихъ тому или иному философу, — вслдствіе этого опредленіе по необходимости дается въ самомъ общемъ вид, a затмъ слдуютъ опредленія и разъясненія этого понятія y разныхъ философовъ (въ большинств случаевъ приводимыя въ форм буквальныхъ выдержекъ изъ ихъ сочиненій). Нашъ-же составитель чаще всего беретъ это общее Эйслерово опредленіе и отбрасываетъ вс примры, вслдствіе чего мало знакомый съ философской терминологіей читатель (а для такихъ именно ‘словарь’ и предназначается) оказывается во многихъ случаяхъ не въ состояніи что-либо уяснить себ справкой съ ‘словаремъ’, a еще чаще испытываетъ впечатлніе. какъ будто съ его здравымъ смысломъ продлываютъ какую-то дурную шутку. Иногда-же г. Некрасовъ, напротивъ, выхватываетъ только опредленіе одного какого-либо философа, оставляя читателя въ недоумніи, — мыслили-ли и другіе философы такъ-же (въ такомъ случа, зачмъ эта цитація), или это только частное мнніе даннаго философа (тогда интересно-бы знать, какъ мыслили другіе или какъ надо мыслить). Если ко всему этому прибавятъ напоминаніе о замчательномъ переводческомъ талант г. Некрасова, то легко себ вообразить, что за полезное пособіе преподнесъ онъ въ своемъ словар русской читающей и учащейся публик. Приведемъ нсколько примровъ въ подтвержденіе сказаннаго.
‘Альтернатива — сужденіе, которое нредлагаетъ нсколько ршеній (S есть Р1 или Р2, или-же S есть Р или не Р)’ (стр. 215). Нтъ нужды разъяснять вздорность этого опредленія, выдающаго совершенное незнакомство автора съ логической терминологіей. У Эйслера прямо искомаго опредленія онъ не нашелъ и потому смастерилъ его самъ по плохо понятому имъ образцу Эйслеровскаго опредленія: ‘Alternative Urteile. sind solche Urteile, die miteinander vertauscht wеrden knnen, ohne dass der Sinn des Beurteilten verndert wird, oder auch disjunctive Urteile in der Form: S ist entwedcr P1 oder P2 oder S ist entweder P oder nicht P’ (S. 27).
‘Анализъ — всякое разложеніе предмета, понятія или сложнаго содержанія сознанія на ихъ составныя части’ (стр. 215). По этому опредленію, — мы уврены, — читатель не составитъ себ понятія объ анализ. Подъ него подойдетъ и естественный процессъ разложенія или гніенія органическихъ веществъ, и разрушеніе (ломка) какого-либо архитектурнаго сооруженія и мн. др.,въ данномъ случа все зависитъ отъ двусмысленности слова ‘разложеніе’, для избжанія которой слдовало прибавить, что анализъ есть пріемъ изсл 23,дованія. Нмецкое ‘Zerlegung’ такой двусмысленности не порождаетъ. Дале, г. Некрасовъ сократилъ Эйслерово опредленіе, передавъ ‘insbesondere eines Begriffes’ просто ‘понятія’ и опустивъ въ конц заключенное въ скобки указаніе на виды анализа въ философіи: ‘logische, psychologische Analyse’ Перваго рода сокращеніе слило въ одно даваемыя Эйслеромъ, собственно говоря, два опредленія, — одно самое общее подходящее не только къ философскому анализу, но и ко всякому другому, напр., химическому, и другое боле спеціальное, имющее въ виду анализъ философскій. Такого рода сліяніе только запутываетъ пониманіе. Второе сокращеніе тоже не облегчило пониманія, a скоре затруднило, предоставляя читателю самому догадываться, въ какихъ изслдованіяхъ практикуется разложеніе понятія и содержанія сознанія, и одинъ-ли и тотъ же это анализъ или два разныхъ. Но и при боле врной передач нмецкаго текста, не слдовало ограничиваться только началомъ Эслерова артикля ‘Analyse’, a надо было привести и дальнйшія разъясненія и разграниченія этого важнаго понятія.
‘Аналогія — совершенное сходство двухъ отношеній между совершенно несходными вещами (Кантъ)’ (тамъ-же). Почему изъ приводимыхъ y Э. опредленій нашъ авторъ выбралъ именно Кантовское, способное неспеціалисту показаться только игрой словъ, но ничего ему не объяснить, остается неизвстнымъ.
‘A priori — все, что дано до опыта, само собой вытекаетъ изъ разума’ (стр. 217). Многосмысленное и имвшее длинную исторію понятіе a priori г. H. думаетъ разъяснить одной этой, въ сущности дающей неврный взглядъ (апріоряое — не ‘данное до опыта’, a — независимое отъ опыта) фразой. A выраженіе ‘само собой вытекаетъ изъ разума’ звучитъ слишкомъ не философски и способно порождать недоумнія. Такая легкость въ трактованіи серьезныхъ матерій можетъ ‘вытекать’ только изъ совершенной неосвдомленности съ дломъ и непониманія настоящихъ задачъ словаря.
‘Дедукція — логическій способъ, при помощи котораго выводится частичное, отдльное изъ общаго. познанія и на немъ обосновывается. Выведеніе частнаго изъ общаго’ (стр. 220). Со вторымъ опредленіемъ дло обстоитъ еще довольно благополучно. Но первое — совершенно невразумительно вслдствіе неточнаго перевода нмецкаго текста. ‘Das Besondere’ надо было перевести ‘частное’, ‘das Einzelne’ — ‘единичное’, ‘aus allgeroeinen Erkenntnissen’ — ‘изъ общихъ познаній’ (мн. ч.) и ‘durch diese’ — ‘ими’.
‘Діалектика — логическій пріемъ пониманія и оспариванія другого путемъ развитія положеній (ibid.)’… Опредленіе — совершенно безсмысленно. Оно представляетъ своеобразную передлку совершенно непонятаго авторомъ Эйслерова опредленія.
‘Интуиція — непосредственное схватываніе чего-либо, пониманіе боле чувствомъ, чмъ разумомъ’ (стр. 224). См. сказанное по поводу предыд. опред.
‘Искусство — идеальное продолженіе естественнаго развитія (Геффдингъ) (ibid.)’. См. сказанное объ аналогіи.
Не приводя боле цликомъ даваемыхъ г. Некрасовымъ опредленій, замтимъ еще, что по нему y Канта въ его таблиц 11 категорій, a не 12 (стр. 224—225), Декартъ является ‘главнымъ защитнкомъ’ положенія: Cogito, ergo sum: классификація называется ‘подраздленіемъ’ (ibid.), ‘Gegebensein’ переводится ‘данную сущность’ (стр. 235) и т. д. и т. д. Но перечислить всхъ его ошибокъ (къ нимъ надо причислить и безграмотность нкоторыхъ фразъ, напр. на стр. 224) нтъ возможности.
Въ заключеніе невольно хочется спросить: на что разсчитано изданіе книгъ подобныхъ разсмотрнной? — на пользу русской читающей публики, или только на эксплуатацію ея кармана?…
Освальдь Кюльпе, Современная философія въ Германіи. Характеристика ея главныхъ направленій (лекціи, читанныя для народныхъ учителей въ 1901 году въ Вюрцбург). Переводъ съ нмецкаго М. Лемберка. Подъ редакціей и съ предисловіемъ профессора Н. Н. Ланге. Изд. кн. скл. Д. П. Ефимова. Москва 1903 г. Стр. 137.
Безпристрастную и, на нашъ взглядъ, вполн справедливую оцнку настоящей книжки даетъ редакторъ ея русскаго перевода проф. Н. Н. Ланге. ‘Осв. Кюльпе, — читаемъ мы въ его предисловіи, — авторъ сочиненія, предлагаемаго нын вниманію русской читающей публики, является однимъ изъ наиболе близкихъ учениковъ Вундта, былъ въ теченіе нсколькихъ лтъ его ассистентомъ въ Институт Экспериментальной Психологіи въ Лейпциг, нын-же занимаетъ каедру философіи въ Вюрцбург. Обширная и основательная общенаучная подготовка, вообще характерная для школы Вундта, утонченный экспериментомъ даръ психологической наблюдательности, ясная, дльная и точная мысль, наконецъ, простота изложенія — вотъ т свойства, благодаря которымъ сочиненія Кюльпе пользуются особеннымъ распространеніемъ и постоянно переводятся на иностранные языки. Книжка Современная философія въ Германіи составилась, какъ указываетъ самъ авторъ, изъ популярныхъ лекцій, читанныхъ имъ учителямъ народныхъ школъ. Этимъ объясняется характеръ изложенія книги, ея размры, наконецъ, ея достоинства и недостатки. Изложить вкратц или, лучше сказать, намтить самыя общія черты важнйшихъ изъ направленій современной философской мысли въ Германіи и дать нкоторыя руководящія замчанія для ихъ критической оцнки — такова была задача, которую поставилъ себ Кюльпе. Малая подготовленность слушателей требовала возможно боле простого и доступнаго изложенія, a краткость предоставленнаго времени заставляетъ ограничить содержаніе лекцій. Въ этихъ трудныхъ условіяхъ авторъ весьма успшно выполнилъ свое дло. Прочитавъ внимательно эти немногія десятки страницъ, всякій образованный человкъ можетъ получить понятіе о представителяхъ четырехъ важнйшихъ теченій современной нмецкой философіи: позитивизма (Махъ и Дюрингъ) матеріализма (Геккель), моральнаго натурализма (Ницше) и идеализма (Фехнеръ, Лотце, Гартманъ и Вундтъ). Это тмъ цнне, что общія руководства по исторіи философіи обыкновенно не доводятъ свое изложеніе до современныхъ мыслителей или даютъ одни краткіе намеки на ихъ ученія. Вмст съ тмъ, критическія замчанія, которыя Кюльпе присоединяетъ къ своему изложенію, всегда интересны и возбуждаютъ мысль, если-бы мы даже и не могли вполн съ ними согласиться’.
То, что составляетъ достоинство книжки Кюльпе, т. е. ея малая величина, обусловливаетъ, съ другой стороны, и ея недостатки. Ограничиваясь характеристикой лишь боле или мене цльныхъ философскихъ системъ, авторъ оставилъ въ сторон описаніе научнаго движенія въ области отдльныхъ, такъ сказать, спеціальныхъ философскихъ наукъ: логики и теоріи познанія, психологіи, этики, философіи природы. Хотя это ограниченіе сознательно введено авторомъ, однако справедливо указать, что работы именно въ этихъ спеціальныхъ отрасляхъ особенно цнны для современной эпохи, и потому безъ изложенія ихъ нельзя дать полнаго понятія объ успхахъ современной философіи. Но если даже строго держаться поставленныхъ авторомъ предловъ темы, нкоторые проблы изложенія несомннно должны были-бы быть пополнены, a именно введены характеристики эмпиріокритицизма Авенаріуса и имманентной философіи (напр., Шуппе)’ (стр. VII—Ш).
Планъ книги очень простой. Четыремъ изображаемымъ ею направленіямъ современной нмецкой философіи посвящены четыре главы (II—V). Имъ, въ качеств І-ой главы, предшествуетъ введеніе, гд авторъ говоритъ о своей задач ( 1, стр. 17 и слд.), объ отношеніи философіи къ спеціальнымъ наукамъ ( 2, стр. 20 сл.) и даетъ общую характеристику четырехъ разсматриваемыхъ имъ направленій — ( 3). Въ качеств VI главы идетъ заключеніе, гд даются выводы изъ предшествующаго анализа названныхъ выше философскихъ системъ (стр. 126—137).
Въ качеств существеннаго положительнаго философскаго убжденія автора надо отмтить по многимъ поводамъ высказываемую и развиваемую имъ мысль о необходимости тсной связи между философіей и наукой, — о томъ, что философія теперь, если не хочетъ стать фантазерствомъ и стоять но цнности своихъ утвержденій на одномъ уровн съ поэзіей, должна непремнно быть научной. ‘Философія должна признать, говоритъ онъ въ одномъ мст, что ея притязаніе на самостоятельное познаніе дйствительности изъ чистаго разума было заблужденіемъ, что нельзя позволять себ спекуляцій, замняющихъ изслдованіе, нельзя позволять себ вмшательства въ области, которыми еще не вполн овладло эмпирическое изслдованіе во всемъ своемъ всеоружіи, и такой критики взглядовъ, которой мы не въ состояніи проврить….. Современная философія дополняетъ спеціальныя науки при помощи теоріи познанія и логики, при помощи метафизики, которая оформливаетъ и углубляетъ выводы спеціальныхъ наукъ, и при помощи изслдованій, которыя производятся и проводятся въ дух и согласно методамъ спеціальныхъ наукъ. Въ этомъ троякомъ смысл философія въ настоящее время соединяется со спеціальными науками для работы, которая направлена къ общей цли познанія’ (стр. 23). ‘Новый лозунгъ философіи, читаемъ мы въ другомъ мст, гласитъ: не мимо спеціальныхъ наукъ, a чрезъ нихъ. Познанія спеціальныхъ наукъ являются, конечно, лишь осколками, но они въ тоже время являются и камнями, необходимыми для возведенія великаго и обширнаго зданія міровоззрнія и жизнепониманія, которое въ свою очередь можетъ предложить отдльной личности надежное убжище и которому можно довриться во всякую минуту нужды и опасности’ (стр. 25).
Изъ разсматриваемыхъ имъ философскихъ направленій Кюльпе подробне всего останавливается на идеализм (стр. 76—128) и позитивизм (стр. 30—50). Основаніемъ для этого являются, съ одной стороны, ихъ крупная историческая роль, a съ другой, его убжденіе, что они ближе всего подходятъ къ типу научной философіи. ‘Оба эти направленія, говоритъ онъ, занимаютъ главное мсто въ современномъ философскомъ движеніи и прекрасно уживаются рядомъ, если оставитъ въ сторон антиметафизическую тенденцію позитивизма. Оба являются и стремятся быть научной философіей, которая относится отрицательно къ произвольной спекуляціи, покоящейся исключительно на свободномъ и чистомъ мышленіи. По нашему мннію, такой научной философіи принадлежитъ будущее. Только она въ состояніи удовлетворить требованіямъ, охарактеризованнымъ нами во вступленіи, расширять свтлое царство познанія и усиливать блескъ лучей, разсевающихъ мракъ незнанія. Только научной философіи не грозитъ опасность превратиться въ блуждающій огонекъ, только она, осторожно освщая намъ путь, не попадетъ сама и не заведетъ насъ на зыбкую почву. Такой философіи служатъ не тмъ, что клянутся авторитетами, не тмъ, что почитаютъ главу какой-нибудь школы, но безстрастнымъ изслдованіемъ и самостоятельной работой мышленія, стремящейся вс, даже самыя счастливыя идеи обратить въ нчто еще боле цнное основательнымъ изслдованіемъ и зрлымъ размышленіемъ. И мою собственную задачу я видлъ не въ томъ, чтобы опредлять и сковывать мышленіе моихъ слушателей и читателей, но въ томъ, чтобы ознакомить ихъ съ царящей въ настоящее время живой и заслуживающей вниманія работой въ области философіи и побудить такимъ образомъ къ самостоятельному-же мышленію’ (стр. 129).
Переведена книга вполн удовлетворительно.
Мы очень охотно рекомендуемъ разсмотрнное сочиненіе Кюльпе всмъ занимающимся философіей, какъ весьма полезное и пріятное чтеніе.
Н. Я. Гротъ, Философія и ея общія задачи. Сборникъ статей подъ редакціей Московскаго психологическаго общества. Съ приложеніемъ портрета — фототипіи автора. С.-Петербургъ. Типографія А. С. Суворина. 1904. Стр. CIV + 313
Настоящее изданіе сочиненій покойнаго Николая Яковлевича Грота является осуществленіемъ мысли, явившейся y психологическаго общества вскор посл его смерти. Собственно говоря, желаніемъ психологическаго общества было выпустить полное собраніе сочиненій покойнаго философа. Оно отъ этого желанія, повидимому, не отказалось и досел. Но, — какъ заявляетъ оно въ предисловіи къ настоящему сборнику, — ‘не видя къ тому возможности, оно воспользовалось представившейся возможностью издать, согласно плану самого автора, найденному въ его бумагахъ {‘H. Я. распредлилъ въ немъ свои труды по слдующимъ отдламъ: I. Философія (Общія задачи). II. Исторія философіи. III. Психологія. IV. Этика и соціологія. V. Статьи на разныя темы’, Прим. псих. общ.}, хотя-бы вс разбросанныя по періодическимъ изданіямъ работы Николая Яковлевича, на основаніи которыхъ читатель могъ-бы себ составить понятіе о послдовательномъ развитіи его философской мысли, о пройденномъ имъ умственномъ пути отъ позитивизма — къ идеализму’ (стр. V—VI). Въ настоящій сборникъ вошли слдующія работы Н. Я.: 1) Философскіе этюды (A. A. Козлова). Критичеспій очеркъ (стр. 1—27). 2) Философія, какъ втвь искусства (стр. 27—31). 3). Отношеніе философіи къ наук и искусству (стр. 32—43). 4) Къ вопросу о критеріяхъ истины. Возможность научнаго оправданія наивнаго реализма (стр. 43—64). 5) Къ вопросу о классификаціи наукъ (стр. 65—122). 6) Къ вопросу объ истинныхъ задачахъ философіи (122—145). 7) О направленіяхъ и задачахъ моей философіи (по поводу статьи Архіепископа Никанора) (стр. 46— 161). 
Значеніе чувства въ познаніяхъ и дятельности человка (стр. 162 187). 9) Дополненіе къ предыдущей стать (стр. 187—194). 10) Что такое метафизика (стр. 194 211)? 11) Критическая замтка о книг Л. Лопатина (стр. 212— 220). 12) О времени. Критическое изслдованіе (стр. 220—313). Работы эти, очевидно, образуютъ, по собственному плану Н. Я-ча, первый отдлъ его трудовъ. Изъ нихъ наибольшій положительный философскій интересъ представляетъ послдняя и самая крупная — ‘о времени’, направленная главнымъ образомъ противъ Кантовой теоріи времени. Этой своей работ Н. Я. придавалъ очень большое значеніе для установки и разршенія истинныхъ задачъ психологіи и метафизики. По его мннію ‘вс важнйшія недоразумнія современной философской мысли зиждутся на непониманіи коренного и ничмъ не устранимаго противорчія въ ученіи Канта о времени’ (стр. 223). Обширность притязаній автора, въ связи съ солидной научно-критической постановкой и разработкой имъ своей задачи, длаетъ эту работу необходимой для всякаго занимающагося какъ спеціально вопросомъ о времени, такъ и общими вопросами о задачахъ философіи. Ирочія помщенныя въ настоящемъ сборник статьи относятся преимущественно къ положительной и критической установк предмета, задачъ и методовъ философіи. Он, — помимо того историческаго интереса, что знакомятъ съ ходомъ философскаго развитія Грота, — могутъ имть немалое и образовательное значеніе. Пережить вмст съ высокодаровитой и превосходно образованной личностью весь ходъ ея тревожныхъ исканій истины въ высшей степени поучительно и полезно для всякаго начинающаго философа. Грота характеризуютъ, какъ мыслителя, который ‘дважды сдлался своимъ собственнымъ антиподомъ’: ‘онъ началъ позитивизмомъ, чтобы перейти къ идеалистической метафизик, и покинулъ метафизику, чтобы отчасти снова возвратиться къ прежнему позитивизму’, такимъ образомъ, ‘онъ шелъ въ своемъ развитіи не по прямой линіи, a по окружности’ {Характеристика проф. П. П. Соколова — въ предпосланномъ настоящему сборнику очерк: ‘Философскіе взгляды и научная дятельность Н. Я. Грота’ (стр. LXLVIII).}. A чмъ-бы онъ кончилъ, — неизвстно. Этотъ своеобразный путь можетъ служить нагляднымъ и очень выразительнымъ предостереженіемъ противъ всякой односторонне-догматической переоцнки тхъ или иныхъ философскихъ направленій. Если возможенъ безъ внутренняго противорчія и душевнаго разлада переходъ огь одного изъ оспаривающихъ другъ друга философскихъ направленій къ другому и обратно (а Гротъ никогда не чувствовалъ такого противорчія и разлада), то, значитъ, сами эти направленія — отнюдь не такія исключительныя и тмъ боле не окончательныя точки зрнія, какими иногда ихъ выставляютъ въ пылу полемики ихъ горячіе приверженцы. Читая Грота, скоре и живе всего чувствуешь относительность всхъ человческихъ мнній и научаешься цнить ту частичную и условную правду, какая, несомннно, есть въ каждомъ изъ нихъ. Съ этой точки зрнія мы особенно горячо рекомендуемъ его сочиненія для чтенія начинающимъ свое философское образованіе. Легкій и изящный языкъ этихъ сочиненій не дастъ имъ почувствовать многихъ трудностей самаго предмета, нердко отпугивающихъ читателей отъ философіи. A если это чтеніе, кром того, за страхуетъ ихъ отъ догматизма, то это будетъ истинно философскимъ пріобртеніемъ, особенно цннымъ при самомъ начал занятій философіей.
Разсматриваемому сборнику предпосланы дв большія статьи — В. И. Шенрока и П. П. Соколова. Первая содержитъ очень тепло, живо и интересно написанный біографическій очеркъ (стр. IX—LXVI), a вторая, — какъ справедливо говорится въ предисловіи отъ Московскаго психологическаго общества, — ‘служитъ лучшимъ введеніемъ къ философскимъ трудамъ Н. Я. Грота и незамнимымъ руководствомъ для читателя, помогая ему въ оцнк произведеній, относящихся къ различнымъ періодамъ дятельности Н. Я-ча, и отражающихъ различныя, измнявшіяся его точки зрнія’ (стр. LXVII—СІ) {Въ боле подробномъ вид, — въ форм критическаго обзора трудовъ Грота, — статья эта была напечатана сначала въ ‘Богословскомъ Встник’ подъ заглавіемъ: ‘Философскій скиталецъ. Памяти Н. Я. Грота’ (1899 г. іюнь — іюль, ноябрь — декабрь).}.
Издана книга очень хорошо.
Въ заключеніе намъ остается только пожелать, чтобы въ подобномъ-же изданіи появились поскоре и остальные труды Н. Я. Грота.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
