Обзор русских журналов, Тихомиров Павел Васильевич, Год: 1901 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 28 минут(ы)

Тихомиров П. В. Обзор русских журналов: Русские философские журналы за 1900 г. // Богословский вестник 1901. Т. 1. No 3. С. 554-581 (2-я пагин.).

ОБЗОРЪ РУССКИХЪ ЖУРНАЛОВЪ.

Русскіе философскіе журналы за 1900-й годъ (‘Вопросы философіи и психологіи’, кнн. 51—55 и ‘Вра и разумъ’, NoNo 1—24).

Спеціально-философское журнальное дло въ Россіи.— Краткая характеристика ‘Вопросовъ философіи и психологіи’ и ‘Вры и разума’.— Группировка статей въ ‘Вопросахъ философіи и психологіи’.— Статья г. Лапшина о трусости въ мышленіи.— Статьи объ умершихъ русскихъ философахъ, Н. Я. Грот, М. М. Троицкомъ и В. П. Преображенскомъ.— Статья г. Новгородцева объ историческомъ и философскомъ изученіи идей.— Г. Иванцовъ о Лейбниц.— Замчаніе о психологическихъ статьяхъ.— Защита метафизики, какъ науки, Б. Н. Чичеринымъ.— Статья проф. Лопатина о безсознательной душевной жизни.— Очеркъ современныхъ философскихъ ученій о душ проф. Челпанова. — Проф. Огневъ о неовитализм.— Философія войны проф. гр. Л. А. Комаровскаго. — Группировка статей въ ‘Вр и разум’. — Г. Вержболовичъ о пособіяхъ философскаго самообразованія.— Статья г. Краснюка о старомъ славянофильств.— Избранные трактаты Плотина въ перевод проф. Малеванскаго.— Изслдованіе проф. о. Буткевича о философскомъ монизм Геккеля.— Проф. Струве о матеріи, дух и энергіи.— Заключительное замчаніе.

За послднія десятилтія философія въ Россіи сдлалась настолько существеннымъ элементомъ умственнаго развитія общества, что оказалась нужда и явилась возможность издавать даже два спеціально-философскихъ журнала. Старйшій изъ нихъ, ‘Вра и разумъ’, основанный преосвященнымъ Амвросіемъ, архіепископомъ Харьковскимъ, издается съ 1884 года двухнедльными книжками, — всего, такимъ образомъ, онъ существуетъ уже 18-й годъ, и досел вышло его 413 NoNo. Второй журналъ, ‘Вопросы философіи и психологіи’, основанъ при Московскомъ психологическомъ обществ покойнымъ профессоромъ Московскаго университета Н. Я. Гротомъ и А. А. Абрикосовымъ, издается 12-й годъ и выходитъ двухмсячными книжками (кром іюня и іюля) пять разъ въ годъ (въ начал выпускалось четыре книжки въ годъ),— всего досел вышло 55 книжекъ. Два журнала на всю Россію — нельзя сказать, чтобы этого было много, особенно, если сравнивать съ нашей западной сосдкой Германіей, гд издается (если не ошибаемся) десять философскихъ журналовъ. Нельзя, правда, сказать, чтобы и эти два журнала имли очень много подписчиковъ. По ‘матеріаламъ для журнальной статистики за 1900 г.’, сообщеннымъ редакціей ‘Вопросовъ философіи и психологіи’, видно, что этотъ журналъ въ прошломъ году расходился въ количеств 1199 экземпляровъ {Въ томъ числ безплатныхъ и обмнныхъ 199. Всяже подписка распредлялась такъ: за границу 70 экз., въ Москву 191, въ СПБ 178 и по губерн. 760 (Вопр. ф. и пс, кн. 55, стр. 554).}. Въ какомъ количеств расходилась ‘Вра и разумъ’, мы не знаемъ. Извстно только, что этотъ журналъ обязательно выписывается всми причтами Харьковской епархіи. Во всякомъ случа, мы безъ риска ошибиться можемъ принять для обоихъ журналовъ общую цыфру подписчиковъ въ 2 1/2 — 3 тысячъ. Это,— повторяемъ,— величина не слишкомъ то крупная. Но важно то, что она является уже до извстной степени устойчивой и иметъ надежды на повышеніе. Еслиже мы еще примемъ во вниманіе, что, съ одной стороны, большинство образованной публики (не считая спеціалистовъ) предпочитаетъ пользоваться спеціальными журналами въ библіотекахъ, a съ другой,— что по самому существу дла интересъ къ философіи можетъ быть свойственъ только наиболе развитой части въ сред самой интеллигенціи, то должны будемъ признать, что вообще философскіе журналы имютъ y насъ достаточный контингентъ читателей. И надо сказать, что на этотъ же кругъ читателей могъ-бы приблизительно разсчитывать и всякій вновь открывшійся философскій журналъ {Если-же, тмъ не мене, новыхъ философскихъ журналовъ не появляется, то причина этого заключается главнымъ образомъ въ недостатк сотрудниковъ. Пишутъ по философіи y насъ почти исключительно профессора и приватъ-доценты философскихъ наукъ въ высшихъ учебныхъ заведеніяхъ. Этотъ недостатокъ порождалъ нкоторыя опасенія при основаніи ‘Вры и разума’: разсказываютъ, что преосв. Никаноръ Херсонскій предрекалъ, что очень легко ‘вра’ останется безъ ‘разума’. т. е. журналъ будетъ терпть недостатокъ именно въ философскомъ матеріал, къ счастію, это предсказаніе не оправдалось. Этотъ-же недостатокъ далъ себя почувствовать и при основаніи Петербургскаго философскаго общества: вскор посл его открытія поднимался было вопросъ объ основаніи для него спеціальнаго органа, т. е. Петербургскаго философскаго журнала. Слухъ объ этомъ проект обезпокоилъ нсколько Московское психологическое общество мыслью о неизбжномъ отлив части сотрудниковъ ‘Вопросовъ ф. и пс.’ къ ихъ будущему Петербургскому собрату. Но, повидимому, и Петербургскіе философы почувствовали себя недостаточно многочисленными, чтобы однимъ издавать цлый журналъ. Предсдатель философскаго общества, проф. СПБ. унив. А-дръ И. Введенскій обратился къ предсдателю Моск. псих. общ-ва съ предложеніемъ считать ‘Вопросы философіи и психологіи’ органомъ и Петербургскаго философскаго общества. Предложеніе было принято, и съ тхъ поръ на обложк журнала значится: ‘Изданіе Московскаго психологическаго общества при содйствіи С.Петербургскаго философскаго общества’.}. Спросъ на философское чтеніе стоитъ твердо. Въ этомъ то смысл мы и назвали философію существеннымъ элементомъ въ умственномъ развитіи современнаго русскаго общества, и несомннно, что этотъ элементъ долженъ такъ или иначе сказываться на выработк общественныхъ настроеній въ нашемъ отечеств, или, по крайней мр, самъ служить ихъ выраженіемъ.

Какія-же идеи проводятъ въ сознаніе образованнаго общества эти два журнала? Кратко и въ общемъ вид отвтить на этотъ вопросъ мы въ настоящемъ случа не беремся, потому что для этого потребовалось-бы подвергнуть тщательному анализу все напечатанное въ обоихъ журналахъ съ самаго ихъ основанія и затмъ обобщить результаты такого анализа. Мы хотимъ только познакомить читателей ‘Богословскаго Встника’ съ нкоторыми заслуживающими вниманія статьями обоихъ журналовъ за прошлый 1900 годъ {При этомъ считаемъ нужнымъ оговориться, что изъ ‘Вры и разума’ мы коснемся лишь нсколькихъ статей философскаго отдла, церковный-же отдлъ цликомъ оставляемъ въ сторон.}, что, конечно, хоть отчасти дастъ всетаки нкоторое представленіе о томъ, куда движется русская философская мысль. Но предварительно мы позволимъ себ нсколько замчаній отъ отличительныхъ особенностяхъ каждаго изъ разсматриваемыхъ журналовъ.

‘Вопросы философіи и психологіи» являются органомъ независимой философіи самыхъ разнообразныхъ направленіи. Журналъ не связываетъ себя какимъ либо обязательнымъ credo, чуждается тенденціозности въ подбор статей, даетъ мсто писателямъ самыхъ различныхъ школъ. Здсь можно подъ рядъ встртить статьи и гегельянца, и кантіанца, и позитивиста, и спиритуалиста, и матеріалиста, и пантеиста, и теиста и т. д. Единственное требованіе, предъявляемое къ сотрудникамъ, есть требованіе научной серьезности и знакомства съ современнымъ положеніемъ обсуждаемыхъ вопросовъ въ соотвтственной литератур. Послднее обстоятельство, впрочемъ, не ведетъ къ обремененію статей обильной цитаціей, обнаруживающей эрудицію авторовъ, напротивъ, эта эрудиція обыкновенно лишь предполагается, статьи-же по большой части сопровождаются лишь самымъ ограниченнымъ числомъ необходимыхъ цитатъ, a часто печатаются и совсмъ безъ нихъ. Благодаря своей безпартійности, журналъ съ полнымъ правомъ можетъ считать себя ареной для обнародованія всхъ существующихъ и вновь возникающихъ въ Россіи философскихъ доктринъ, ареной даже борьбы между разнородными направленіями (въ немъ вполн допускается и полемика между сотрудниками). Разумется, нельзя не сочувствовать такому характеру журнала. Русская философія еще такъ молода, самостоятельныя направленія въ ней только еще намчаются, и было бы преждевременнымъ монополизировать существующіе y насъ философскіе журналы въ пользу одной какой-либо партіи.

‘Вра и разумъ’ по самому своему назначенію отличается нсколько инымъ духомъ. Прежде всего иметъ значеніе то обстоятельство, что это — журналъ не просто философскій, a богословско-философскій и, притомъ, — издаваемый подъ духовной цензурой. Ясно, что на его страницахъ не могутъ найти себ мста статьи съ враждебнымъ богословію содержаніемъ, статьи матеріалистическаго и антирелигіознаго характера. Но мало этого,— помимо такого отрицательнаго требованія отъ сотрудниковъ, журналъ не чуждъ и нкоторой положительной тенденціи. Девизомъ своимъ онъ избралъ изреченіе Евр. XI, 3: ‘ — врою разумваемъ’. Философія на страницахъ этого журнала, повидимому, должна быть ‘въ послушаніи вр’. И насколько намъ извстно, преосв. Амвросій, почти до послдняго времени прочитывавшій предварительно большинство статей, строго наблюдалъ за исполненіемъ этого требованія. Статьи и изслдованія во многихъ случаяхъ носили ярко выраженную апологетическую окраску. Журналъ стремится быть органомъ спеціально-христіанской философіи. Но это совершенно естественное стремленіе не ведетъ однакоже къ посягательству на чисто философскіе принципы сотрудниковъ, и редакція никогда не связывала своего направленія исключительно съ тою или иною исторически извстной философіей (подобно тому, какъ, напр., католическое философствованіе связано съ томизмомъ). Напротивъ, если вникнуть въ основные принципы и предположенія различныхъ авторовъ, то мы встртимся съ поразительнымъ разнообразіемъ, доходящимъ иногда до полной противоположности: скептицизмъ и догматизмъ, апріоризмъ и эмпиризмъ, раціонализмъ и позитивизмъ, дуализмъ и монизмъ — эти и тому подобныя противоположныя тенденціи одинаково находили себ защитниковъ и пропагандистовъ среди сотрудниковъ ‘Вры и разума’. Редакція ограничивается лишь наблюденіемъ, чтобы въ статьяхъ не апологетическихъ явно не нарушались интересы богословія и христіанства, въ апологетическихъ-же статьяхъ для нея отказывается безразличнымъ, — на какіе философскіе принципы и предположенія опираются авторы {Что такое отношеніе къ длу не есть результатъ случайности или какого-либо недосмотра со стороны редакціи, a является принципіальнымъ, это мы можемъ ршительно утверждать на основаніи одного личнаго опыта. Въ 1897 году, съ одобренія самого архіепископа Амвросія, печаталась въ ‘В. и Р.’ наша статья — ‘Православная догматика и религіозно-философское умозрніе’, заключительный выводъ которой гласилъ: ‘Православное богословіе въ общемъ относится къ естественному человческому разуму въ высшей степени благопріятно и съ полнымъ довріемъ. Никакихъ обязательныхъ программъ и методовъ, никакого философскаго ‘Credo’ православному мыслителю не навязывается. Отъ него требуется только искреннее признаніе положительной богооткровенной истины христіанства, a во всемъ остальномъ онъ безусловно свободенъ. Ему предоставляется итти какими угодно путями, держаться какой угодно философіи, лишь-бы онъ не становился въ противорчіе съ положительной врой. Правда, послднее условіе содержитъ въ себ нкоторый ограничительный смыслъ — по отношенію къ системамъ, явно проникнутымъ антихристіанскими и вообще антирелигіозными тенденціями, но къ такимъ системамъ, строго говоря, можно причислить только одинъ матеріализмъ, наимене философскую изъ всхъ доктринъ, вс-же прочія философіи, на которыя нердко думаютъ опираться представители различныхъ атеистическихъ, пантеистическихъ и т. п. ученій, въ дйствительности вовсе не приводятъ неизбжно къ такимъ воззрніямъ, a иногда гораздо лучше могутъ стать основой и теистическаго убжденія, какъ это мы и видимъ на многихъ примрахъ — англійской опытной философіи, картезіанства и т. н. волюнтаризма, или этелизма’ (См. въ отдльномъ изданіи, стр. 38).}. Такимъ образомъ, и ‘Вра и разумъ’,— если не считать нкоторыхъ неизбжныхъ въ духовномъ журнал формальныхъ ограниченій, — представляетъ, въ сущности, достаточно простора для свободнаго раскрытія самыхъ разнообразныхъ философскихъ началъ. Это, разумется,— весьма хорошо, потому что въ философіи боле, чмъ гд-либо, свобода изслдованія есть conditio sine qua Non собственно философіи.

Посмотримъ-же теперь, что далъ каждый изъ разсматриваемыхъ журналовъ за прошлый годъ.

——

Начнемъ свой обзоръ съ ‘Вопросовъ философіи и психологіи’. Разнообразный матеріалъ, помщенный здсь въ теченіе прошлаго года, можетъ быть распредленъ по слдующимъ группамъ (при этомъ распредленіи мы не принимаемъ въ разсчетъ статей критико-библіографическаго характера, извстій и замтокъ). а) Введеніе въ философію представлено статьей И. И. Лапшина ‘О трусости въ мышленіи’ (кн. 55). б) Къ Исторіи философіи могутъ быть прежде всего отнесены статьи, посвященныя памяти недавно умершихъ русскихъ философовъ — Н. Я. Грота (въ кн. 51 статьи: В. Н. Ивановскаго ‘Очеркъ жизни и дятельности Н. Я. Грота’, Д. В. Викторова ‘Памяти Н. Я. Грота, какъ профессора’, Ю. И. Айхенвальда ‘Очеркъ этическихъ воззрній Н. Я. Грота’, П. П. Соколова ‘Б. Я. Гротъ, какъ мыслитель’), M. M. Троицкаго (въ кн. 52 статьи — А. С. Блкина ‘М. М. Троицкій’ и В. Н. Ивановскаго ‘Къ характеристик М. М. Троицкаго’), В. П. Преображенскаго (въ кн. 54 статьи: кн. С. Н. Трубецкого ‘Памяти В. II. Преображенскаго’, H. A. Котляревскаго ‘Воспоминанія о В. П. Преображенскомъ’). Затмъ, къ этой-же групп должны быть отнесены статьи и по исторіи западно-европейской и древне-греческой философіи: П. И. Житецкаго ‘В. Гумбольдтъ въ исторіи философскаго языкознанія’ (кн. 51), И. И. Иванова ‘Поиски за міросозерцаніемъ’ {кн. 53,52 и 55), Вл. С. Соловьева ‘Объ автор діалога Протагоръ’ (кн. 53), П. И. Новгородцева ‘Объ историческомъ и философскомъ изученіи идей’ (кн. 54), Г. А. Рачинскаго ‘Трагедія Ницше’ (кн. 55), Н. А. Иванцова ‘Лейбницъ’ и П. Д. Боборыкина ‘О ницшеянств’ (кн. 54). в) Статьи по Психологіи: А. Нечаева ‘Экспериментальныя данныя къ вопросу о вниманіи и внушеніи’ (кн. 52), Вл. А. Вагнера ‘Физическія страданія и чувство страха’ (кн. 53), А. Ф. Лазурскаго ‘О взаимной связи душевныхъ свойствъ и способахъ ея изученія’ (ib.), Ц. П. Балталона ‘Наблюденія и опыты по эстетик зрительныхъ воспріятій’ (ib. и кн. 55), H. B. Згурскаго ‘Психофизіологическая теорія чувствованій’ (ib. и кн. 55). г) Къ Метафизик могутъ быть отнесены три статьи: въ кн. 54 — Б. Н. Чичерина ‘Метафизика есть ли наука?’, Л. М. Лопатина ‘Къ вопросу о безсознательной душевной жизни’ и въ кн. 52 — Г. И. Челпанова ‘Очеркъ современныхъ ученій о душ’. д) По Натурфилософіи — статьи: А. Н. Щукарева ‘Очерки по философіи естествознанія’ (кн. 52) и И. Ф. Огнева ‘Витализмъ въ современномъ естествознаніи’ (кн. 54) е) По Эстетик: Н. Г. Дебольскаго ‘Объ эстетическомъ идеал’ (кн. 55) и В. Е. Гіацинтова ‘Объ отношеніи искусства къ дйствительности’ (ib.). ж) По Филоеофіи права: Б. Н. Чичерина ‘Философія права’ (кн. 51) и гр. Л. А. Комаровскаго ‘Къ вопросу о философіи войны’ (кн. 53). з) По Философіи исторіи — статья Р. Ю. Виппера ‘Нсколько замчаній о теоріи историческаго познанія’ (кн. 53) и и) по Философіи религіи — Вл. С. Соловьева ‘Послдняя лекція въ С.Петербургскомъ Университет въ 1882 году’ (кн. 54) {Послдняя статья, впрочемъ, появляется въ ‘Вопр. фил. и псих.» не впервые. Она ране была напечатана въ ‘Правосл. Обозрніи’ (1883, 1) подъ заглавіемъ: ‘Жизненный смыслъ христіанства, философскій комментарій на ученіе о Логос ап. Іоанна Богослова’. Редакція узнала объ этомъ только уже во время печатанія статьи, но, полагая, что ‘большинству читателей она такъ-же была неизвстна, какъ и ей’, ршила сохранить ее (Вопр. ф. и пс, кн. 54, стр. 639, прим.).}.

Наибольшій общій и принципіально-философскій интересъ,— какъ по важности затрогиваемаго предмета, такъ равно и по литературнымъ достоинствамъ,— представляетъ несомннно первая изъ перечисленныхъ статей, г. Лапшина. Молодой, начинающій философъ поднялъ вопросъ, правда, не новый, но весьма умстный для обсужденія именно y насъ въ Россіи, гд не только вншнія условія и строгости обязательной и добровольной цензуры, но и самый характеръ нашего просвщенія, еще не вполн умющаго стоять на своихъ собственныхъ ногахъ и не эмансипировавшагося отъ рабства всевозможнымъ авторитетамъ, способствуютъ развитію именно мыслебоязни. Подъ ‘трусостью въ мышленіи’ г. Лапшинъ разуметъ ‘страхъ предъ извстными представленіями’, способными, съ точки зрнія боящагося, подорвать всякое значеніе нкоторыхъ другихъ весьма цнныхъ истинъ и представленій. Напримръ, страхъ предъ матеріализмомъ легко можетъ порождаться такимъ соображеніямъ, что ‘если я примыкаю къ матеріалистической точк зрнія въ теоріи знанія, я долженъ въ этик отказаться отъ представленія о загробномъ существованіи нематеріальной души’ Что подобнаго рода страхъ вообще свойственъ человческой природ, это было подмчено давно. Такъ, уже Аристотель въ своей ‘Риторик’ указываетъ возможность вліять на логическія убжденія другихъ людей путемъ ‘интимидаціи’ (кн. II, гл. VII). Особенно краснорчиво характеризуетъ этотъ пріемъ въ спор Шопенгауэръ (онъ называетъ его ‘argumentura ab utili’): ‘Если вамъ удастся заставить почувствовать вашего оппонента, что его мнніе, будь оно истинно, явно наноситъ ущербъ его интересамъ, онъ отброситъ его, какъ горячую картошку, и признаетъ, что съ его стороны было очень неосторожно отстаивать такое мнніе. Священникъ, напр., защищаетъ извстную философскую догму, вы даете ему понять, что эта догма непосредственно противорчитъ одному изъ основныхъ ученій церкви — и онъ покидаетъ ее. Помщикъ утверждаетъ, что введеніе машинъ въ земледльческія работы, практикуемое въ Англіи, превосходная затя, ибо одна машина выполняетъ работу многихъ людей. Дайте ему понять, что недалеко то время, когда экипажи будутъ приводиться въ движеніе паромъ, и что тогда стоимость его обширнаго конскаго завода значительно упадетъ — и вы увидите, что онъ скажетъ’. Разсматриваемая г. Лапшинымъ ‘трусость въ мышленіи’ обыкновенно проявляется при знакомств съ новыми и необычными міросозерцаніями и теоріями. Ей подвержены и философствующіе люди. ‘Знакомясь съ міросозерцаніемъ, которое чуждо усвоеннымъ ими ране метафизическимъ воззрніямъ, они, не понявъ, какъ слдуетъ, послдняго, пугаются возможной утраты извстныхъ цнностей, которая постигнетъ ихъ, если они станутъ на новую точку зрнія, не подозрвая того, что эти цнности отнюдь не потеряютъ своего значенія, если философы, какъ слдуетъ, усвоятъ себ новый взглядъ на міръ и познаніе’. Задачей своей статьи авторъ ставитъ — иллюстрировать эту ‘трусость’ примрами предубжденно-отрицательнаго отношенія къ т. н. ‘философскому идеализму’ (феноменализму). ‘Подобно индйской сказочной царевн, слпо врившей, что, если роза ея увянетъ — это значитъ, что отецъ ея, находящійся въ поход, умеръ, хотя между обоими событіями не могло быть ровно никакой связи, реалисты полагаютъ, что, утративъ догматическую вру въ независящую отъ сознанія реальность бытія, они потеряютъ нчто цнное, такіе выводы пугаютъ ихъ, и тогда этотъ страхъ, a не убжденіе въ логической несостоятельности идеализма, иметъ для нихъ ршающее значеніе’. Этотъ страхъ проявляется различно, смотря по профессіи мыслителя: ‘въ духовномъ лиц, въ общественномъ дятел, въ ученомъ, въ поэт идеализмъ вызываетъ различнаго рода страхи’.

Авторъ подробно останавливается на анализ каждаго изъ видовъ этого ‘страха предъ идеализмомъ’. Въ глав ‘опасность идеализма съ точки зрнія духовнаго лица’ онъ говоритъ о вражд къ идеализму со стороны католическихъ писателей, для которыхъ ‘идеализмъ представляется опаснйшимъ ученіемъ, такъ какъ онъ подрываетъ вру въ два рода реальностей, цнныхъ по преимуществу: 1, въ сверхчувственный міръ и 2, въ видимую церковь’. Здсь много любопытныхъ данныхъ, характеризующихъ нежеланіе и неспособность католическихъ богослововъ вникнуть въ основанія критическаго идеализма по существу, — ‘потому что онъ долженъ быть неправъ во всякомъ случа’. Только, намъ думается, авторъ напрасно далъ этой глав такое заглавіе, инсинуируя, будто всякое духовное лицо заражено подобной ‘трусостью’. Вдь католическое богословіе находится въ особомъ и исключительномъ отношеніи къ философіи: аристотелизмъ и томизмъ настолько тсно слились съ нимъ, что мшаютъ ему не только участвовать въ развитіи новйшей философіи, но и понимать его. Совсмъ въ иномъ положеніи находятся духовныя лица протестантства и православія. Относительно первыхъ авторъ, наврное, самъ знаетъ, что они отнюдь не чуждаются вліяній новйшей философіи вообще и идеалистической въ частности. Не мшало бы ему также знать, что и православное богословіе отнюдь не связываетъ своей судьбы съ какою-либо спеціальною гносеологической или метафизической доктриной, и православное духовное лицо охотно признаетъ соображеніе г. Лапшина, что теизмъ можетъ удобно сочетаться съ различными гносеологическими, метафизическими и тимологическими доктринами,— напр., и съ идеализмомъ и оптимизмомъ (Берклей) и съ реализмомъ (Локкъ) и т. п. Въ глав о страх предъ идеализмомъ общественныхъ дятелей авторъ приводитъ много любопытныхъ и даже комичныхъ примровъ негодованія и инсинуацій, съ какими англичане относились къ идеализму Берклея, скептицизму Юма и т. п. ученіямъ {Они, не обинуясь, называли ученіе Берклея ‘скандальнымъ абсурдомъ: высказывали убжденіе, что за принятіемъ его ‘послдуетъ разложеніе общества и гибель человчества». Главныхъ возраженій противъ идеализма обыкновенно выставлялось три (у Рида): 1, ‘идеализмъ идетъ въ разрзъ инстинкту самосохраненія: 2, ‘идеализмъ сводится къ солипсизму. т. е. къ отрицанію реальности другихъ живыхъ существъ’, 3, ‘идеализмъ Берклея и критика закона причинности Юма подрываютъ прочность всхъ общественныхъ отношеній и между прочимъ ведутъ къ невозможности отправлять правосудіе’. Опасность Юмова скептицизма стараются, между прочимъ, доказывать и ссылкой на его, будто-бы, безнравственный источникъ: говорили, что періодъ наибольшаго философскаго скептицизма Юма совпадаетъ со временемъ, когда противъ него былъ возбужденъ процессъ одной женщиной, обвинявшей его въ томъ, что онъ, приживъ съ ней ребенка, бросилъ ее. ‘Крайне любопытно,— говоритъ Макъ-Кошъ,— что этотъ инцидентъ случился именно въ то время, когда юноша покидалъ свой родной домъ (23-лтній Юмъ отправлялся путешествовать) въ такомъ исключительномъ состояніи духа’.}. Съ точки зрнія естествоиспытателей идеализмъ ‘представляетъ наростъ на современной философіи, раковую опухоль, которая питается ея жизненными соками’, самая возможность его существованія есть ‘просто скандалъ’, допускаемый философіей. Для поэта идеализмъ оказывается просто иллюзіонизмомъ, и ему кажется, что — 1, ‘во вншнемъ мір — галлюцинаціи красота становится блднымъ вымысломъ’, — 2, качественное разнообразіе міра тоже страдаетъ, — 3, наконецъ, идеализмъ ведетъ къ отрицанію другихъ живыхъ существъ, a ‘солипсизмъ для поэта — нчто худшее смерти: онъ вселяетъ въ него безграничный ужасъ’.

За этими примрами слдуютъ весьма любопытныя и по мстамъ тонкія психологическія соображенія касательно разсматриваемаго явленія. Послдняя глава посвящена вопросу о средств противъ трусости въ мышленіи. Иногда достаточно бываетъ выяснить мыслителю только присутствіе въ его размышленіяхъ этого страха, чтобы онъ отсталъ отъ. него. Главнымъ же средствомъ является широкое научное и историко-философское образованіе.

Статья г. Лапшина съ удовольствіемъ и глубокимъ интересомъ прочитается всякимъ,— какъ спеціалистомъ, такъ и вообще образованнымъ человкомъ. Каждый легко и самъ можетъ припомнить множество другихъ примровъ, кром приведенныхъ авторомъ, потому что мыслебоязнь проявляется не въ отношеніи только къ идеализму и не только въ философіи, a и во многихъ другихъ случаяхъ,— напр., въ обсужденіи вопросовъ общественныхъ, политическихъ, религіозныхъ и т. п.

Послдніе годы для русской философіи сказываются весьма ощутительными потерями. Большинство сходящихъ въ могилу философовъ обыкновенно и находитъ себ оцнку на страницахъ ‘Вопросовъ’. Смерть Н. Я. Грота была насколько неожиданной, настолько-же к чувствительной потерей для психологическаго общества и русской философіи. Посвященныя его памяти статьи довольно полно освщаютъ личность и ученіе этого покойнаго философа. Жаль только, что его сослуживцы не дали характеристики его, какъ члена ученой университетской семьи. Вс статьи о немъ принадлежатъ частью его ученикамъ, частью лицамъ постороннимъ для Московскаго университета. Изъ этихъ статей читателя могутъ видть, какою богато одаренной, энергичной, предпріимчивой, прогрессивной и отзывчивой на все доброе и и высокое натурой былъ Н. Я. Гротъ (статья В. Н. Ивановскаго), какимъ онъ былъ образцовымъ профессоромъ, чуждымъ всякой рутины и олимпійства, готовымъ на самопожертвованіе въ пользу студентовъ и стремившимся быть для нихъ не столько авторитетнымъ учителемъ, сколько лишь опытнымъ руководителемъ и другомъ (Д. В. Викторовъ). Что касается собственно воззрній Н. Я-ча, то совершенно врно указываютъ на глубокій нравственный интересъ, проникавшій вс его работы и двигавшій ими, своеобразная, нсколько эвдемонистическая этика Грота замчательно гармонируетъ съ его духовнымъ складомъ и, не смотря на свою незаконченность и несогласованность въ нкоторыхъ частяхъ, производитъ чрезвычайно подкупающее и пріятное впечатлніе въ пользу цльной и симпатичной личности философа (см. статью Ю. И. Айхенвальда). Въ выработк чисто философскихъ своихъ взглядовъ Н. Я. прошелъ нсколько стадій: ‘періодъ позитивизма, періодъ метафизическаго идеализма и періодъ примиренія позитивизма и идеализма въ дух современной научной философіи’ (П. П. Соколовъ) {Боле подробное раскрытіе этой характеристики, какъ, м. б., помнятъ читатели, помщено авторомъ въ ‘Богословскомъ Встник’ за 1899 годъ подъ заглавіемъ ‘Философскій скиталецъ’.}. Напомнимъ, кстати, читателямъ, что Н. Я. Гротъ былъ однимъ изъ самыхъ плодовитыхъ писателей нашего времени. Полный перечень его ученыхъ и публицистическихъ трудовъ (сдланный В. Н. Ивановскимъ) обнимаетъ 88 названій. Между ними есть и крупныя работы высокой научной цнности.

Въ характеристикахъ M. M. Троицкаго справедливо ставится ему въ особенную заслугу энергичное требованіе эмпирическаго, индуктивнаго метода для психологіи. Въ свое время ‘Нмецкая психологія’ М. М-ча была крупнйшимъ явленіемъ въ области русской философской литературы. Теперь уже ни одинъ серьезный психологъ, сколько-нибудь понимающій задачи своей науки, не ршится вести ее на метафизическихъ помочахъ. Теперь даже люди, въ философіи далеко не примыкающіе къ англійскому эмпиризму, въ психологіи всетаки необходимо являются сторонниками и продолжателями здравыхъ завтовъ англійской школы. Для конца-же 60-хъ годовъ диссертація М. М-ча была чрезвычайно прогрессивнымъ явленіемъ. Исторія русской философіи никогда не забудетъ этой заслуги M. M. Троицкаго. Увлеченіе его англійскимъ эмпиризмомъ явилось въ немъ не сразу: въ бытность его баккалавромъ Кіевской духовной академіи {М. М. Троицкій окончилъ курсъ въ Кіевской дух. академіи въ 1857 г (вмст съ преосв. Сильвестромъ Малеванскимъ) и былъ оставленъ преподавателемъ философіи и греческаго языка, каковыя должности и проходилъ до 1861 г.} и нкоторое время посл того онъ боле придерживался нмецкой философіи, провозглашая даже Фихте старшаго геніальнйшимъ мыслителемъ. Тмъ цнне его позднйшая пропаганда эмпиризма, какъ плодъ глубокаго и всесторонне продуманнаго убжденія.

В. П. Преображенскій русской читающей публик извстенъ, только какъ авторъ двухъ прекрасно и талантливо написанныхъ статей — о Ницше и Шопенгауэр и какъ редакторъ переводовъ и изданій психологическаго общества. Но онъ весьма много потрудился для организація и веденія журнала. A затмъ въ воспоминаніяхъ близкихъ къ нему лицъ (съ особеннымъ интересомъ читается въ этомъ случа чрезвычайно красиво и тепло составленная рчь кн. С. Н. Трубецкого) онъ рисуется, какъ богато одаренная, высоко интеллигентная и разносторонне образованная личность, какъ тонкій философскій умъ, который лишь вслдствіе крайней критической требовательности къ самому себ такъ мало оставилъ въ наслдство русской философіи. Этимъ и объясняется то,— на первый взглядъ чрезмрно участливое, — вниманіе, съ какимъ отнеслось къ его памяти психологическое общество, посвятившее ему цлую отдльную книгу своего журнала (No 54).

Изъ статей по общей исторіи философіи слдуетъ отмтить статью П. И. Новгородцева, выясняющую важный методологическій вопросъ. Несомннно, что историческое изученіе идей весьма важно и для самой исторіи, и для философіи. Но несомннно также, что историки какъ y насъ, такъ и за границей, сильно преувеличиваютъ цнность и значеніе своихъ изысканій. Понять и объяснить возникновеніе идеи въ связи съ жизнью и культурными условіями ея эпохи, конечно, важно, но важно-ли это само по себ? Къ чему мн знать подобный генезисъ, если это знаніе никоимъ образомъ не служить мн къ выработк собственнаго міровоззрнія {Говоря это, мы отнюдь не отрицаемъ за историкомъ права считать свою задачу оконченной именно только выясненіемъ генезиса, но пусть историкъ помнитъ, что его задачами не исчерпывается наиболе существенный интересъ къ предмету, и что самыя эти задачи не суть нчто самодовлющее, a имютъ лишь служебное значеніе по отношенію къ высшимъ, философскимъ задачамъ.}? Философскія идеи (включая сюда и идеи т. н. практической философіи — политическія, нравственныя и т. п.) не суть только цвты всеобщаго культурнаго процесса, a въ значительной мр цнны для насъ и по своему содержанію, которымъ он могутъ вліять и на людей самыхъ разнообразныхъ культуръ, философскія идеи суть элементы, претендующіе на то, чтобы войти въ составъ нашего міровоззрнія, и потому он подлежатъ не только изученію со стороны своего происхожденія, но и критик со стороны своей цнности. Вотъ почему, какъ справедливо утверждаетъ г. Новгородцевъ, къ чисто историческому изученію идей должно присоединяться ‘философское’ (иначе его называютъ еще ‘систематическимъ’, ‘догматическимъ’ {Слово ‘догматическое’ (отъ ‘догма’) y автора указываетъ на положительное содержаніе доктрины, a не является противоположностью ‘критическому’, какъ принято въ современной гносеологической терминологіи.}. ‘критическимъ’), y насъ есть законная ‘потребность выяснить значеніе доктрины съ точки зрнія принятыхъ нами точекъ зрнія или одушевляющихъ насъ стремленій’. Что одного историческаго изученія идея въ рамкахъ ея эпохи недостаточно, это видно, между прочимъ, изъ того, что ‘подобно тому, какъ въ своемъ происхожденіи каждая боле глубокая доктрина не покрывается ближайшими и непосредственными впечатлніями, такъ и въ своемъ вліяніи она можетъ простираться далеко за предлы своей эпохи, являясь источникомъ поученій для послдующихъ вковъ и поколній, логическій объемъ доктрины, какъ системы абстрактныхъ опредленій, шире тхъ непосредственныхъ реальныхъ поводовъ, которыми она вызывается въ жизни’. Наконецъ, само надлежаще полное и основательное историческое изученіе невозможно безъ соотвтственнаго философскаго.

Значительный общій интересъ могли-бы представлять статьи о Ницше. Но статья г. Рачинскаго еще не окончена въ прошломъ году, поэтому и сужденіе о ней мы отлагаемъ до слдующаго обозрнія. Статья-же г. Боборыкина боле посвящена памяти В. П. Преображенскаго, какъ толкователя Ницше. Остальныя статьи отличаются боле спеціальнымъ характеромъ’. Общедоступно и интересно написана статья H, A. Иванцова. Воззрнія Лейбница имъ изложены правильно и съ яснымъ пониманіемъ дла, но историческое положеніе и значеніе Лейбница указано очень односторонне: ‘нмецкая философія, по словамъ автора, есть дитя нмецкаго протестантизма и иметъ къ послднему такое-же отношеніе, какое схоластика и картезіанство въ его правой имли къ католичеству,… въ общемъ философія Лейбница носитъ вс черты старой схоластики’. Едва-ли историкъ философіи можетъ согласиться съ такимъ расширеннымъ пониманіемъ схоластики и такой упрощенной оцнкой Лейбница.

Статьи по психологіи вс затрогиваютъ весьма интересныя темы, знакомятъ со множествомъ любопытныхъ фактовъ и наблюденій, даютъ не мало довольно поучительныхъ выводовъ. Но, къ сожалнію, въ рамкахъ настоящаго обозрнія мы не можемъ ихъ коснуться, потому что познакомить съ ними читателей и особенно оцнить ихъ было-бы невозможно на двухъ-трехъ страницахъ: безъ приведенія фактовъ и дов. многочисленныхъ примровъ изложеніе превратилось-бы въ сухую ничего не говорящую читателю схему. Но, впрочемъ, можетъ быть, со временемъ на страницахъ ‘Богословскаго Встника’ и будетъ спеціальное обозрніе русской психологической литературы. Мы-же теперь переходимъ къ статьямъ по метафизик&#1123,.

Ветеранъ русской философіи Б. Н. Чичеринъ выступаетъ на защиту метафизики, какъ науки. Статья его представляетъ рефератъ, посланный на международный философскій конгрессъ въ Париж. ‘Противоположеніе метафизики и науки, — говоритъ авторъ, — составляетъ одну изъ многихъ ходячихъ мыслей въ настоящее время. Наука — это то, что мы знаемъ достоврно, познаніе истины вещей, метафизика — это не боле, какъ пустыя отвлеченности, произведенія воображенія, не имющія ничего общаго съ реальнымъ міромъ. Въ крайнемъ случа считаютъ ее собраніемъ гипотезъ на счетъ того, о чемъ мы не можемъ имть никакихъ достоврныхъ свдній. Такова точка зрнія, на которую становятся вс т, для которыхъ опытъ составляетъ единственный источникъ всего, что мы можемъ знать объ окружающихъ насъ предметахъ я о себ самихъ’. Авторъ ршительно возстаетъ противъ такого воззрнія и старается доказать, что ‘опытъ отнюдь не служитъ единственнымъ источникомъ нашего знанія’, — что ‘самая наука, будучи руководима разумомъ, не можетъ обходиться безъ метафизическихъ понятій, которыя, сознательно или безсознательно, примшиваются ко всему, что мы думаемъ и изслдуемъ’. Доказательство ведется сначала отрицательнымъ путемъ: анализъ эмпирической гносеологіи показываетъ, что скептицизмъ, a затмъ и мистицизмъ — ея законныя послдствія. Затмъ положительный доводъ: разсматривая пріемы положительныхъ наукъ, мы видимъ, что он не могутъ обойтись безъ апріорныхъ понятій ‘причины’, ‘субстанціи’ и ‘силы’. Дале, математика, безспорнйшая изъ наукъ, самымъ своимъ существованіемъ являетъ убдительнйшее опроверженіе эмпиризма. ‘Математическая наука доказываетъ неопровержимымъ образомъ, что источникъ нашего знанія двоякій, опытъ и мышленіе, при чемъ послднее, исходя изъ данныхъ чистаго разума, можетъ придти къ совершенно достоврнымъ выводомъ на счетъ законовъ, управляющихъ міромъ’. Изслдованіе категорій, ихъ разнороднаго примненія въ области познанія и построеніе системы понятій, руководящихъ разумомъ въ познаніи вещей, и составляетъ предметъ логики и, главнымъ образомъ, метафизики. Въ пониманіи задачъ метафизики авторъ совершенно открыто примыкаетъ къ Гегелю и даже утверждаетъ, что ‘Гегель положилъ прочныя основанія этому зданію, вся дальнйшая работа должна примыкать къ нему, и въ этомъ состоитъ главная задача настоящаго времени’. Согласно съ Гегелемъ онъ говоритъ, что ‘законы разума суть вмст и законы реальнаго міра, a потому понятія разума являются выраженіемъ этихъ законовъ и соотвтствуютъ природ вещей’. Въ этихъ разсужденіяхъ почтеннаго философа очень много справедливаго и поучительнаго, хотя,— надо прямо сказать,— гегельянская точка зрнія, съ которой ведется здсь защита метафизики, въ глазахъ многихъ современныхъ философовъ можетъ быть дискредитирующимъ признакомъ.

Проф. Л. М. Лопатинъ старается факты т. н. безсознательной душевной жизни привлечь къ ршенію вопроса о сравнительномъ достоинств двухъ типовъ спиритуализма: 1) ‘картезіанскаго, признающаго душу и тло за начала субстанціально противоположныя одно другому, непостижимымъ образомъ другъ съ другомъ связанныя, видящаго въ душ абсолютно единую, простую сущность, вся жизнь которой исчерпывается ея сознательными процессами и состояніями и обращающаго нашъ тлесный организмъ въ чисто вншній аггрегатъ протяженныхъ частей, въ которомъ ничего не совершается, кром механическихъ движеній въ пространств, — 2) лейбниціанскаго или монадологическаго, принципіально отрицающаго существенную противоположность между духовнымъ и матеріальнымъ бытіемъ и полагающаго. что нашъ сознательный духъ есть, хотя и высшій, но не единственный центръ психической жизни въ насъ’. По мннію автора, ‘гипотеза монадологическая иметъ несомннныя и огромныя преимущества, если только устранить изъ нея въ высшей степени произвольное метафизическое предположеніе Лейбница о совершенной непроницаемости и замкнутости монадъ другъ для друга и замнить его гораздо боле естественнымъ признаніемъ ихъ реальнаго взаимодйствія и возможности взаимныхъ отраженій ихъ внутренняго содержанія. Съ этой точки зрнія вполн совмщаются субстанціальное единство нашего сознанія съ внутренней сложностью основы нашей психической жизни въ ея цломъ. При этой гипотез, дале, становятся понятными безчисленныя воздйствія безсознательной психики на сознательный ходъ нашихъ душевныхъ явленій, понятна при ней и глубокая зависимость душевныхъ процессовъ отъ физіологическихъ отправленій нашего мозга — вдь тогда y каждаго такого отправленія надо предположить свою особую психическую изнанку боле или мене сложнаго типа’. Эта работа проф. Лопатина стоитъ въ тсной связи съ прежними его статьями, посвященными защит дуализма въ ученіи о человк. Свой дуализмъ онъ, впрочемъ, желаетъ отличать отъ метафизическаго дуализма, абсолютно противополагающаго духъ й матерію: его дуализмъ только ‘полагаетъ, что душа и тло, какова-бы ни была ихъ внутренняя природа, и какъ-бы ни были они тсно связаны, суть всетаки различные источники разныхъ явленій’ {Кстати замтимъ, что сейчасъ указанное отграниченіе проф. Лопатинымъ своего взгляда отъ метафизическаго ученія о внутренней сущности духа и матеріи нисколько не говоритъ противъ отнесенія нами его статьи къ групп статей по метафизик, потому что задачи и выводы его суть всетаки метафизическіе, выходятъ изъ рамокъ эмпирической психологіи.}. Проф. Л. М. Лопатинъ уже давно извстенъ образованной публик, какъ одинъ изъ выдающихся, солидныхъ современныхъ русскихъ мыслителей, какъ защитникъ и пропагандистъ оригинальной, серьезно задуманной и основательно раскрываемой спиритуалистической системы {Подобно Вл. С. Соловьеву, Л. М. Лопатинъ началъ свою литературную дятельность въ ‘Православномъ Обозрніи’ и досел остается защитникомъ воззрній, въ высшей степени гармонирующихъ съ интересами религіи и богословія.}. Въ виду существенной однородности этого новаго его произведенія съ прежними трудами, намъ нтъ надобности касаться теперь его научной и философской цнности.

Статья проф. Г. И. Челпанова иметъ цлью ‘познакомить читателей съ современными философскими ученіями о душ’. Любопытно, что, подобно Л. М. Лопатину, и онъ считаетъ свою статью отнюдь не трактатомъ по метафизик, a по психологіи, забывая, что эмпирической психологіи до души нтъ никакого дла {Ссылка-же его на эмпириковъ Милля и Спеyсера, которые ‘не только считали возможнымъ говорить о душ, но даже признавали ее существующей, ничего не доказываетъ, п. ч. Милль и Спенсеръ въ этомъ случа являются философами, ршающими вопросъ, по существу метафизическій, a не психологами-эмпириками.}. Очевидно, что даже наиболе безпристрастными и трезвыми умами нашего времеяя владетъ инстинктивный horror metaphysicae, и они предпочитаютъ проводить метафизическія теоріи въ сознаніе образованнаго общества подъ психологическимъ флагомъ. Авторъ начинаетъ съ разсмотренія того ученія, которое называется обыкновенно психофизическимъ монизмомъ или параллелизмомъ. Онъ находитъ, что это ученіе возникаетъ въ связи съ ученіемъ Декарта и его преемниковъ — окказіоналистовъ и Спинозы. ‘Въ текущемъ столтіи опытныя науки: анатомія, физіологія, химія и др. доставили огромный матеріалъ, доказывающій соотвтствіе между физическими и психическими явленіями’. Матеріализмъ пытался истолковать это соотвтствіе въ свою пользу. Недостатки матеріалистическаго пониманія прпичинностип ‘дали поводъ современнымъ эмпирикамъ-философамъ (Авенаріусъ и Махъ) устранить самое понятіе причинности и ввести вмсто него понятіе функціональнаго отношенія’, утверждающаго параллелизмъ физическихъ и психическихъ процессовъ, т. е. въ сущности вернуться къ точк зрнія Декарта, окказіоналистовъ и Лейбница. Различное ршеніе вопроса,— ‘отчего дйствіе этихъ двухъ различныхъ міровъ находится другъ съ другомъ въ согласіи’, — создало между сторонниками параллелизма два направленія: 1, теорія эмпирическаго параллелизма и 2, теорія монизма или неоспинозизма. Обзоръ этихъ ученій авторъ заканчиваетъ выводомъ: ‘Если такой выдающійся писатель, какъ Вундтъ, не могъ провести послдовательно принципа монизма, то это ясно указываетъ на недостаточность самаго принципа монизма, и потому кажется, что въ настоящее время на вопросъ, что можно считать боле правильнымъ, монизмъ или дуализмъ, слдовало-бы отвтить, что дуализмъ, признающій матеріальный и особенный духовный принципъ, во всякомъ случа лучше объясняетъ явленія, чмъ монизмъ’. Посл этого онъ переходитъ къ разсмотрнію вопроса о ‘душ’. Въ ршеніи этого вопроса ‘въ настоящее время среди философовъ одни являются сторонниками такъ называемой субстанціальности, другіе являются сторонниками актуальности, сущность этого различія сводится къ тому, что, по мннію первыхъ, душа есть субстанція, по мннію вторыхъ, она есть непрерывно смняющаяся связь процессовъ или актовъ’. Защитниками этой послдней теоріи являются Паульсенъ и Вундтъ. Критическій анализъ различныхъ мнній по этому вопросу приводитъ автора къ заключенію, что ‘въ современной философіи т, которые признаютъ существованіе души, признаютъ также и ея субстанціальность, если не прямо, то во всякомъ случа косвенно’. Статья г. Челпанова производитъ весьма пріятное впечатлніе, какъ дльный историко-критическій очеркъ, соединяющій съ научной основательностью и полную общедоступность.

Изъ статей по натурфилософіи необходимо отмтить статью проф. И. Ф. Огнева о неовитализм, какъ знаменательное указаніе на возможность торжества идеалистическаго міровоззрнія и въ области естествознанія, въ этомъ исконномъ убжищ матеріалистической и механической теорій. По мннію проф. И. Ф. Огнева, хотя ‘попытка опредлить на основаніи характерныхъ чертъ въ современномъ естествознаніи его дальнйшее развитіе и ходъ основныхъ воззрній въ немъ не можетъ не заключать въ себ вроятностей ошибки, однако все-же не можетъ бытъ сомннія и въ томъ, что изъ теперешнихъ теченій научной мысли два перейдутъ въ новое столтіе и должны будутъ вступить между собою въ ршительную борьбу, одно изъ этихъ теченій является въ настоящее время господствующимъ, другое только нарождается’. Эти два теченія суть механическое міровоззрніе и новый витализмъ. ‘Характерной чертой для господствующаго теперь теченія научной мысли, говорить авторъ, является взглядъ на жизнь, какъ на чисто механическій процессъ. Между живымъ и мертвымъ нтъ по существу никакой разницы. Въ томъ и другомъ дйствуютъ одн и т-же центральныя силы. Жизнь есть только особая форма движенія частицъ вещества или комбинація ихъ. Весь этотъ міръ. блестящій свтомъ и красками, полный различныхъ звуковъ и тепла, дающій намъ столько радостей и печалей, въ сущности лишенъ качествъ. Поперечныя колебанія частицъ эира отражаются въ насъ какъ цвта или тепло, продольныя волны воспринимаются какъ звукъ. Сами мы, какъ и всякій организмъ, представляемъ собою лишь очень сложную машину. Необъятную машину представляетъ собою и весь міръ. Казалось, что такое механическое міровоззрніе завладло очень надолго, если не навсегда, естествознаніемъ. Однако такое ожиданіе не оправдалось. Прежнее, казалось, давно и навсегда погребенное, ученіе о жизненной сил воскресло вновь и притомъ въ нсколько новой форм, чмъ прежде. Учeнie это получило названіе неовитализма и въ настоящее время усиливается и распространяется все боле и боле. Въ противность механическому міровоззрнію, оно выдвигаетъ на первое мсто въ органической жизни особую психическую силу, которая и является главной руководительницей жизни. Такимъ образомъ, на ряду съ господствующимъ механическимъ взглядомъ на природу явилось новое ученіе, которое, не отрицая вполн въ организмахъ, подобно прежнему витализму, значенія центральныхъ силъ и механическихъ отношеній, отводитъ имъ однако второе мсто въ объясненіи жизни’. Обзору неовиталистическихъ ученій г. Огневъ и посвящаетъ свою статью. Онъ разбираетъ здсь воззрнія — Бородина, Буяге, Ферворна, Риндфлейша, Фаминцына и Дриша. Къ сожалнію, мы не имемъ мста, чтобы коснуться какихъ-либо подробностей этого въ высшей степени любопытнаго анализа. Но мы позволимъ себ привести изъ него заключительныя строки, дышащія замчательнымъ безпристрастіемъ и тонкой наблюдательностью. ‘Если сопоставить, говорить проф. Огневъ, неовиталистовъ съ механистами, то невольно приходится отмтить, что противъ ясной, глубоко проработанной, широко захватывающей системы (механической теоріи) выдвигаются боле или мене разрозненныя мннія и гипотезы, частію носящія критическій характеръ, частію являющіяся чисто произвольнымн. Трудно ожидать поэтому, чтобы одно міровоззрніе могло быстро, легко и просто замнить другое, тмъ боле, что сами неовиталисты въ значительной мр или даже совершенно остаются на почв механизма. Но, съ другой стороны, нельзя не признать, что механизмъ нисколько не оправдалъ тхъ ожиданій, которыя на него возлагались, онъ вовсе не объяснилъ всхъ явленій природы, какъ думали наши отцы и дды въ конц сороковыхъ и до шестидесятыхъ годовъ. Наоборотъ, все боле накоплялось фактовъ, съ механической точки зрнія непостижимыхъ. Кому, напр., не казалось возможнымъ отождествить нервную силу съ электричествомъ съ одной стороны, съ психической дятельностью съ другой — и кто бы теперь могъ стать на подобную точку зрнія, вполн понятную и естественную еще въ шестидесятыхъ годахъ? — Механическое пониманіе природы стало теперь только однимъ изъ возможныхъ методовъ изученія природы, a не единственнымъ возможнымъ, какъ это можно было утверждать еще недавно. Нельзя не замтить при этомъ, что между чистой механикой и біологическими науками установилось при этомъ самое странное на первый взглядъ различіе въ воззрніяхъ на самыя основныя исходныя понятія въ той и другой области. Въ то время, какъ въ механик и физик атомъ, сила, матерія превратились въ словесныя фикціи, которыми обозначаются совершенно невдомыя сущности, въ біологіи атомъ и матерія не только продолжаютъ сохранять свою полную реальность, но надляются еще многочисленными новыми аттрибутами для объясненія, напр., наслдственности, такъ что на ряду съ обычными атомами, въ конц концовъ приводятся особые физіологическіе (инотагмы, біобласты, оды), или даже говорятъ о колоссальныхъ молекулахъ блка, такъ что цлый организмъ разсматривается, какъ одна молекула. Странно видть, что такіе пріемы длаются въ біологіи во имя чистой механики, и рядомъ провозглашается, что все должно быть сведена на послднюю… Быть можетъ, проблескамъ идеалистическаго міровоззрнія, которые находятъ теперь свое выраженіе въ неовитализм, и суждено развиться въ будущемъ въ стройную синтетическую систему такого міровоззрнія, быть можетъ они опять на время заглохнутъ, охваченные бездной нарождающихся теперь въ такомъ изобиліи механическихъ, часто уже шаблонныхъ гипотезъ, но нельзя забывать, что искра зажигаетъ и пожаръ, и тотъ свточъ, при помощи котораго путникъ находитъ врную дорогу въ самую темную ночь’. Мы не станемъ, конечно, утверждать, что витализмъ есть боле философское ученіе, чмъ механическая теорія, но намъ весьма отрадно видть, что наши естествоиспытатели не продолжаютъ упорно поклоняться старымъ идоламъ, a въ благородномъ, чисто философскомъ одушевленіи любовью къ истин, оказываются чуткими даже къ опороченнымъ тенденціямъ, прозрвая въ нихъ проблески будущаго міровоззрнія.

Въ заключеніе своего обзора ‘Вопросовъ философіи и психологіи’ мы не можемъ не упомянуть одного чрезвычайно интереснаго и поучительнаго очерка по философіи права {Намъ очень жаль, что недостатокъ мста не позволяетъ намъ познакомить читателей съ остальными статьями этого журнала. Наше молчаніе о нихъ отнюдь не значитъ, будто мы считаемъ ихъ мало интересными.},— разумемъ статью гр. Л. А. Комаровскаго ‘Къ вопросу о философіи войны’. Авторъ разбираетъ воззрнія на войну Вл. С. Соловьева и Б. Н. Чичерина и на этомъ разбор строитъ свои общія заключенія. Содержаніе статьи имъ самимъ резюмировано въ слдующихъ шести тезисахъ:

‘1) Споры о характер и назначеніи войны особенно оживились за послднее время и вызвали обширную литературу’.

‘2) Желательно, чтобы научною разработкой этого вопроса занялось и Московское психологическое общество’.

‘3) Въ послднихъ своихъ трудахъ высказались о войн В. С. Соловьевъ и Б. Н. Чичеринъ. Мысли ихъ, при нкоторомъ сходств, представляютъ, однако, не мало между собою й различій’.

‘4) По мннію Соловьева, въ войн слдуетъ различать не одинъ, a три вопроса: общенравственный (теоретическій), историческій и лично-нравственный (практическій), но конечный выводъ его страдаетъ нкоторою двойственностью и нершительностью мысли’.

‘5) Въ отличіе отъ Соловьева, положившаго въ основаніе своихъ разсужденій нравственный принципъ, Чичеринъ смотритъ на войну преимущественно съ политической точки зрнія и стоитъ подъ видимымъ давленіемъ, съ одной стороны, фактовъ прошлаго, съ другой — философіи Гегеля’.

‘6) Задача философіи, по отношенію къ войн, сводится къ тому, чтобы путемъ критическаго и самостоятельнаго изученія войны, содйствовать распространенію въ обществ здравыхъ о ней понятій и въ особенности выставлять все возразстающее несоотвтствіе ея всему современному культурному строю, требующему ршительнаго и общаго признанія, какъ основнаго начала общежитія, принципа мира’.

Нельзя, конечно, не согласиться, что философы должны взять на себя предлагаемую почтеннымъ авторомъ задачу, но надо также признать, что голосъ философіи можетъ быть услышанъ лишь ничтожнымъ меньшинствомъ современнаго общества. Было-бы весьма важно, если-бы къ философской пропаганд мира и разоруженія присоединилась таковая-же на почв религіозной проповди и педагогическихъ вліяній.

——

Обращаясь къ другому философскому журналу, ‘Вр и разуму’, необходимо сказать, что составъ философскихъ статей здсь нсколько мене разнообразенъ, но зато среди статей есть длинныя изслдованія, тянущіяся чрезъ весь годъ. Вс статьи представляютъ собою слдующія группы. а) По введенію въ философію — статья М. Вержболовича ‘Философское самообразованіе при посредств современной намъ философской литературы’ (т. 1, стр. 451 сл.) {Философскій отдлъ ‘Вры и разума’ составляетъ обыкновенно къ концу года два тома (листовъ по 35),— NoNo 1—12 и 13—24 Къ каждому тому дается особое оглавленіе.}. б) По исторіи философіи — статьи: Н. И. ‘Древнегреческія мистеріи’ (т. I, стр. 493 сл.), М. Краснюка ‘Религіознофилософское ученіе прежнихъ славянофиловъ’ (т. II, 93 сл. 174 сл.) и переводъ проф. Г. В. Малеванскаго ‘Избранные трактаты Плотина’ (т. II, стр. 265 сл., 303 сл., 335 сл., 394 сл.). в) По Гносеологіи — статья П. В. Тихомирова ‘Реализмъ Спенсера’ (т. II, стр. 275 сл. и 313 сл.). г) По Метафизик — длинное изслдованіе проф. прот. Т. Буткевича ‘Философія монизма’ (весь т. I и изъ т. II, стр. 135 сл. и 187 сл.), статья Н. Боголюбова ‘Основный вопросъ о міровой жизни и сущность пантеизма’ (т. I, 28 сл. 79 сл.) и проф. Г. Струве ‘Матерія, духъ и энергія, какъ начала объективнаго бытія. Критическій разборъ этихъ понятій’ (т. II. стр. 349 сл., 381 сл., 423 сл., 453 сл.). д) По Философіи религіи: Изслдованіе проф. С. С. Глаголева ‘Естественное богопознаніе’ (т. I, стр. 246 сл., 295 сл., 355 сл., 411 сл.,473сл. 525сл. т. II, стр. 1 сл. 41 сл.) и статья Ив. Сперанскаго ‘Вл. Соловьевъ, какъ проповдникъ христіанскихъ іщей, и отношеніе къ нему свтской и духовной печати’ (т. II, стр. 466 сл.), сюда-же можетъ быть отнесена апологетическая статья Н. Н. Страхова ‘Истинная наука и ложныя притязанія современной учености’ (т. II, стр 224 сл., 241 сл., 366 сл., 435 сл.). е) По этик — статьи: проф. Г. Струве ‘Современная анархія духа и ея философъ Фридрихъ Ницше’ (т. I, стр. 107 сл., 151 сл., 199 сл.), В. Лаврова ‘О свобод воли человка съ нравственной точки зрнія’ (т. I, стр. 553 сл. я т. II, стр. 21 сл.) и Волива ‘Критическій разборъ этическихъ воззрній Спенсера’ (т. II, стр. 75 сл. и 122 сл.).

Изъ этихъ статей первая, г. Вержболовича, указавъ на необходимость выработки боле или мене устойчиваго и чуждаго односторонностей міровоззрнія, старается показать, какое значеніе для этой цли можетъ имть выходящая съ 1896 г. ‘Избранная библіотека современныхъ западныхъ мыслителей’ подъ довольно претенціознымъ заглавіемъ: ‘Въ защиту идеаловъ разума’. Отношеніе автора къ книжкамъ этой ‘библіотеки’ — безусловно панегирическое. Мы не имемъ надобности вдаваться въ переоцнку этихъ книгъ, но не можемъ не замтить, что для философскаго самообразованія он далеко не являются единственными и, тмъ боле, лучшими пособіями.

Г. Краснюкъ старается выяснить, что ‘славянофильство представляетъ полное міросозерцаніе, обнимающее на основ религіозной идеи вс человческія отношенія’. Авторъ приглашаетъ насъ къ усвоенію и дальнйшей разработк этого ученія. Хотя его отношеніе къ своему предмету далеко не безпристрастно и не чуждо многихъ преувеличеній и натяжекъ, тмъ не мене въ общемъ статья производитъ пріятное впечатлніе тмъ, что обнаруживаетъ въ автор несомннное знакомство съ дломъ и почти полное отсутствіе воинственно-обличительнаго элемента по отношенію къ современности. A заключительнй выводъ автора можно признать въ извстномъ смысл и вполн справедливымъ: ‘пусть, говоритъ онъ, космополиты мечтаютъ о будущемъ отдаленномъ сліяніи всхъ племенъ и національностей въ одну человческую семью, пусть этому суждено когда-нибудь и исполниться, но до тхъ поръ, и даже для этой самой цли — еслибъ такова была, въ самомъ дл, конечная цль людскаго бытія — необходимо каждому народу переработать вс соки своей жизни, извлечь изъ нея вс силы, весь смыслъ. вс качества и дары, какими онъ надленъ, и принести эти національные дары въ общечеловческій капиталъ! Чмъ сильне русскій народъ, тмъ богаче будетъ этотъ вкладъ и тмъ глубже и замтне будетъ та черта, которую онъ прибавитъ къ всемірному образу человческаго бытія’. Этотъ выводъ, повторяемъ, мы находимъ вполн справедливымъ. какъ призывъ къ самостоятельной и независимой умственной работ. Рабское стремленіе къ какимъ-либо образцамъ всегда создаетъ умственныя уродства. Мы должны брать изъ сокровищницы западнаго просвщенія все, что только она можетъ дать, но мы не должны оставаться въ положеніи вчныхъ учениковъ. Но этотъ-же самый призывъ г. Краснюка легко можетъ быть понятъ и въ дурномъ смысл, какъ призывъ къ самобытничанью,— къ искуственному и намренному воплощенію въ своемъ міровоззрніи и въ своей жизни какого-то quasi-православно русскаго типа. Это тмъ легче можетъ случиться, что и сами славянофилы, восхваляемые авторомъ, не чужды были такого ‘сотворенія себ кумира’. Подобному призыву мы, разумется, одобренія дать не можемъ, потому что не признаемъ, чтобы уже существовалъ какой-то специфическій типъ православно-руской философіи. Національныя особенности русской философіи скажутся сами собой, и въ чемъ он состоятъ, этого, конечно, и мы не знаемъ, и славянофилы не знали, это въ состояніи будетъ опредлить только позднйшій, будущій историкъ русскаго просвщенія. A наше дло — только пользоваться добросовстно и независимо своими силами для отысканія истины.

Нельзя не привтствовать предпринятый проф. Малеванскимъ переводъ избранныхъ трактатовъ Плотина. За представителями русской философіи давно уже считается долгъ предъ русскимъ просвщеніемъ — въ томъ, что классики философіи, древней и новой, досел еще не переведены на русскій языкъ. Въ частности, переводъ Плотина тмъ необходиме, что въ немъ заинтересованы кром философовъ и богословы. Первохристіанскіе отцы и учители церкви въ значительной степени стояли подъ вліяніемъ неплатонической философіи. Относительно качествъ самаго перевода мы въ настоящемъ случа говорить не можемъ, потому что это далеко-бы вывело насъ за предлы краткаго журнальнаго обозрнія.

Обширное изслдованіе проф. Буткевича посвящено критическому разбору книги Геккеля: ‘Die Weltrthsel. Gemeinverstndliclie Studien ber monistische Philosophie’. Сущность міровоззрнія Геккеля авторъ резюмируетъ слдующимъ образомъ: ‘имъ отрицается бытіе Божіе и Промыслъ, весь духовный міръ, бытіе души, какъ особаго нематеріальнаго существа, самостоятельность психическихъ явленій, безсмертіе человка, свобода воли, различіе между добромъ и зломъ, отвтственность за грхъ и вообще за поведеніе человка, въ основаніи всей міровой жизни, по ученію Геккеля, лежитъ какая-то универсальная субстанція съ ея вчными аттрибутами — матеріей и энергіею, міръ существуетъ отъ вчности, организмы произошли изъ неорганической природы посредствомъ произвольнаго самозарожденія, вслдствіе чего не признается существеннаго различія между неорганическою природой и организмомъ, боле сложные организмы произошли будто-бы изъ низшихъ и простыхъ по рецепту Дарвина, человкъ произошелъ отъ обезьяны и ничмъ — ни мышленіемъ, ни даромъ слова отъ нея не отличается, его религія есть дло намреннаго или ненамреннаго обмана, a худшая и для человчества вреднйшая изъ всхъ религій — христіанство, міръ существуетъ и будетъ существовать вчно, но самъ Геккель не знаетъ,— зачмъ и для кого, онъ есть слпое, безотчетное, безпричинное и безцльное (нецлесообразное) дло слпой и неразумной субстанціи, a его жизнь, поистин, какая-то пустая и глупая шутка’. Окончательную оцнку этого міровоззрнія мы находимъ въ слдующихъ словахъ автора: ‘все вообще міровоззрніе Геккеля, по содержанію своему, не представляетъ ничего новаго и ничего оригинальнаго, Геккелю принадлежитъ только изложеніе чужихъ мыслей и чужихъ выводовъ: слово субстанція имъ взято для чего-то y Спиозы, a въ остальномъ его ученіе представляетъ пеструю смсь грубаго матеріализма, дарвинизма и эволюціонизма, факты и выводы естествознанія, которыми Геккель хотлъ-бы подкрпить матеріалистическія и дарвинистическія положенія, также заимствованы имъ y различныхъ ученыхъ. Характеристическими особенностями, принадлежащими собственно Геккелю, нужно прознать: эксцентричность, неспособность къ строго логическому и послдовательному мышленію, невжество относительно многихъ областей знанія, которыя онъ однакоже подвергаетъ своему сужденію, легкомысліе и упорство въ защищеніи явно несостоятельныхъ теорій’. Въ этомъ общемъ приговор о Геккел, a равно и въ различныхъ деталяхъ самой критики, почтенный о. протоіерей высказалъ много справедливаго. Если-же онъ, кое-гд поддаваясь апологетическому увлеченію, и сгустилъ нсколько краски, то мы, во всякомъ случа, не находимъ этого важнымъ, и вообще такъ или иначе брать подъ свою защиту Геккеля считаемъ излишнимъ, потому что ршительно не признаемъ, чтобы онъ имлъ сколько-нибудь серьезное значеніе въ исторіи философской мысли новйшаго времени: справедливо говоритъ Фалькенбергъ о Геккел и всей групп близкихъ къ нему мыслителей, что ‘до сихъ поръ тутъ больше было мужества и шума,, чмъ успха’ (Ист. нов. фил., рус. пер. 1 изд. стр. 543.).

Весьма цнною работой надо признать статью проф. Струве о матеріи, дух и энергіи, какъ началахъ объективнаго бытія. Критическій разборъ этихъ понятій обнимаетъ y автора три слдующіе момента: ‘1) ихъ историческое развитіе, указывающее на то, какъ возникло ихъ содержаніе съ первыхъ началъ по настоящее время, — 2) объясненіе ихъ психологическаго генезиса, слдовательно, опредленіе тхъ фактическихъ данныхъ нашего ума, которымъ изслдуемыя понятія обязаны своимъ существованіемъ,—3) разборъ познавательнаго примненія, или метафизическаго значенія изслдуемыхъ понятій, т. е. объясненіе то ихъ методологическаго значенія, какъ пособія при разршеніи извстныхъ познавательныхъ проблемъ, то ихъ объективнаго, предметнаго значенія, какъ отвтъ на вопросъ: заключаютъ-ли они въ себ содержаніе, которое слдуетъ признать существующимъ въ самомъ бытіи, независимо отъ нашей мысли, или нтъ?’ Общая мысль всего изслдованія — та, что изъ разсматриваемыхъ понятій понятіе объ энергіи иметъ основное значеніе и служитъ исходною точной для объясненія, въ послдней инстанціи, всхъ явленій въ области духа и матеріи. Проф. Струве извстенъ, какъ авторъ солидныхъ философскихъ работъ {нкоторыя даже на иностранныхъ языкахъ), сторонникъ доктрины т. н. идеалъ-реализма. Настоящая его работа отличается всми обычными для автора достоинствами.

Статьею проф. Струве мы и закончимъ обзоръ ‘Вры и разума’.

——

Окончивши обзоръ нашихъ философскихъ журналовъ за прошлый годъ, мы должны сказать, что они даютъ читателямъ матеріалъ весьма разнообразный, достаточно доступный и очень интересный. Со стороны научной основательности большинство статей не можетъ быть въ чемъ-либо упрекнуто, что, впрочемъ, совершенно понятно, такъ-какъ сотрудниками состоятъ большею частью профессора высшихъ учебныхъ заведеній. Какую-либо общую тенденцію, позволяющую судить о физіономіи всей русской философіи, въ этомъ разнообразіи статей открыть трудно. Отчасти лишь,— и то съ большими оговорками,— можно отмтить, что большинство авторовъ сильне тяготютъ къ идеалистическому и спиритуалистическому міровоззрнію, чмъ къ противоположнымъ типамъ мысли. Но, повторяемъ, это — лишь въ высшей степени приблизительное и условное обобщеніе.

П. Тихомировъ.

Читайте также: