Беппо, Байрон Джордж Гордон, Год: 1818 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 21 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

СОЧИНЕНІЯ ЛОРДА БАЙРОНА
ВЪ ПЕРЕВОДАХЪ РУССКИХЪ ПОЭТОВЪ

ТОМЪ ПЕРВЫЙ

ИЗДАНІЕ ТРЕТЬЕ

О. ГЕРБЕЛЬ

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
1883

http://az.lib.ru

БЕППО.
ВЕНЕЦІАНСКАЯ ПОВСТЬ.

ПРЕДИСЛОВІЕ.

‘Беппо’ былъ написанъ въ Венеціи, въ октябр 1817 года, и пріобрлъ большую извстность тотчасъ же по его появленія въ свтъ въ ма слдующаго года. По письмамъ лорда Байрона видно, что онъ въ то время не предавалъ ему большого значенія, не подозрвая, что открылъ этимъ разсказомъ новый путь, на которомъ его генію предназначено было одержать блистательнйшія изъ его побдъ. ‘Я написалъ юмористическую поэму’, пишетъ онъ г. Муррею, ‘въ род прелестныхъ поэмъ Уистль-Крафта, основанную на венеціанскомъ анекдот, который мн показался весьма забавнымъ. Названіе ея Беппо — уменьшительное Іосифъ, тутъ есть и политика, и драма.’

Извстенъ всмъ — не сомнваюсь въ томъ

Католиковъ классическій обычай:

За нсколько недль передъ постомъ

Они толпой всхъ классовъ, безъ различій.

Будь хоть богачъ, иль въ званіи простомъ.

Съ спасительной, какъ думаю я, цлью

Бгутъ отдаться общему веселью,

Готовясь къ покаянію, спшатъ

Въ блистательный и пёстрый маскарадъ,

Гд, въ вихр псенъ, музыки и пляски,

II.

Скользятъ и вьются бшеныя маски.

Лишь только ночь свой пологъ развернётъ-

И чмъ темнй, тмъ лучше — наступаетъ

Пора, которой мужъ со страхомъ ждётъ

И съ трепетомъ любовникъ ожидаетъ,

Ханжа кривитъ улыбкою свой ротъ,

И, скромности оковы разбивая,

Шалитъ открыто юность огневая.

Разгулъ и плескъ! На язык у всхъ

Запасъ остротъ и неподдльный смхъ,

И звукъ руладъ, и шопотъ страстной пары

Сливаются съ аккордами гитары.

III.

Пестрютъ вкругъ одежды разныхъ странъ,

Костюмовъ фантастическія краски,

Нарядъ жидовъ и грековъ и римлянъ,

И арлекиновъ прыгающихъ маски,

И индусовъ затйливый тюрбанъ,

И подъ чалмой прелестныя турчанки,

И — наконецъ — нескладный, хмурый янки.

Нарядовъ тьма, лишь въ этотъ маскарадъ

Не разршается носить одинъ нарядъ:

Смотрите, не являйтесь, Бога ради,

На карнавалъ въ монашескомъ наряд.

IV.

Нтъ, лучше вовсе будь безъ панталонъ,

Иль терніемъ обвей себя для танца,

Чмъ возмутить людей со всхъ сторонъ

Намёкомъ на одежду францисканца.

Тогда не пощадитъ тебя законъ,

И будешь ты — какъ ни былъ бы ты важенъ —

Въ аду на угли красные посаженъ,

Гд гршника изъ адскаго котла

Ничья рука спасти бы не могла —

И… лишь посредствомъ денежнаго вклада,

Тебя, быть можетъ, выпустятъ изъ ада.

И такъ, за исключеньемъ чёрныхъ рясъ,

Вы можете одться по картинк,

Какой угодно только, такъ не разъ

На лондонскомъ тряпичномъ старомъ рынк

Иной колетъ, лишь изъ однхъ проказъ,

Искали вы для вечера иль бала.

Въ Италіи жъ подобныхъ мстъ не мало,

Но — ужъ таковъ волшебной рчи складъ —

Названья ихъ какъ музыка звучатъ,

А въ Англіи кварталъ найдёмъ едва-ли,

Который бы ‘Piazza’ называли. |

VI.

Тмъ праздникамъ названье: карнавалъ —

‘Прощайся съ мясомъ’ значитъ въ перевод.

Понятенъ смыслъ: лишь только постъ насталъ,

О мяс и не думаютъ въ народ,

Но одного лишь я не понималъ:

Зачмъ же постъ съ его трапезой тощей

Встрчается весёлостью всеобщей?

Не потому ли самому мы пьёмъ,

Сбираясь въ кругъ, и пнистымъ виномъ

Бокалы наши дружно наполняемъ,

Когда друзей въ нутъ дальній провожаемъ?

VII.

Наступитъ постъ — и мяса больше нтъ,

Вс сорокъ дней вкушая лососину,

Хоть злостью приправляйте свой обдъ,

А соусы?— о нихъ нтъ и помину.

О, путники! не разъ отъ этихъ бдъ,

Застигнуты негаданно діэтой,

Вы бранью разражались (брани этой

Я съ музою не стану повторять),

Не забывая гнвно объявлять:

‘Не можемъ мы (вамъ всё одни пиры бы!)

сть безъ приправъ, безъ сои этой рыбы.

VIII.

Охотникамъ до соусныхъ приправъ

Ршаюсь дать совтъ такого рода —

И думаю, что я останусь правъ:

Сбираясь въ путь, во всякій мсяцъ года

Съ собою брать запасы разныхъ травъ

И пряностей, и соусы Горвея,

Чтобъ не сидть голодными, говя,

Иначе же — поклясться въ томъ могу —

Вы, гд-нибудь, на чуждомъ берегу,

Безъ собственнаго повара — поврьте —

Умрёте отъ голодной страшной смерти.

IX.

Я только лишь католикамъ внушалъ,

Какъ соблюдать обычай древній Рима,

Но той діэтой вовсе не путалъ

Я чужестранца, дущаго мимо,

И чтобы онъ постовъ не соблюдалъ —

Спшу предупредить: для протестантовъ,

Для всхъ больныхъ, для прихотливыхъ франтовъ,

И… и для дамъ, охотинцъ до причудъ,

Не существуетъ вовсе рыбныхъ блюдъ,

И кто проклятій страшныхъ не боится,

Впадая въ грхъ, пусть вовсе не постится,

Ни гд во время оно не бывалъ

Такъ безконечно веселъ и потшенъ,

И шуменъ итальянскій карнавалъ,

Такъ оживлёнъ и несдержимо бшенъ,

Какъ посреди венеціанскихъ залъ:

Не мало тайнъ интриги маскарадной

Тамъ покрывалъ разгулъ толпы нарядной

И ни одинъ ловился жгучій взглядъ

Подъ страстные напвы серенадъ…

И такъ, прошу послдовать за мною

Въ Венецію, рождённую волною.

XI.

Ахъ, красота венеціянскихъ женъ!

Ихъ быстрый взглядъ, улыбки ихъ, приманки!…

Припоминалъ я образы мадоннъ,

При взгляд на лицо венеціянки.

Когда она выходитъ на балконъ —

Вы, отдаваясь прелести обмана,

Въ ней видите Венеру Тиціана —

Хоть ту, что во Флоренціи стоитъ —

Иль, наконецъ, ея прелестный видъ

Напомнитъ вамъ, лишь только въ новомъ фон,

Одно изъ лицъ картинъ Джіорджіоне —

XII.

Гд краски правды жизненной полны.

Когда зайдёте вы въ дворецъ Манфрнни,

То, множествомъ картинъ окружены,

Вы, можетъ-быть, одной его картин

Останетесь покорны и врны —

И станетъ вамъ всего она дороже.

Такъ нкогда со мною было то же,

А почему?— тому разгадки нтъ.

То просто былъ жены его портретъ,

Но какъ онъ созданъ!… Творческая сила

Земной любви въ нёмъ образъ воплотила.

XIII.

Да, той любви, которой міръ живётъ,

Любви людской, встрчаемой на дл!

И вришь тутъ, что только жизнь даётъ

Художнику подобныя модели,

И что мечта до нихъ не доростётъ…

Въ картин той, которую бъ желали

Вы унести, которую бъ украли,

Когда бы страхъ иль стыдъ не помшалъ,

Чудесный образъ тотъ напоминалъ,

Что вамъ давно черты знакомы эти,

Но что ужь вновь не встртить ихъ на свт.

XIV.

Тотъ образъ намъ знакомъ когда-то былъ

Въ дни юности, на подвиги готовой,

И юноша искать его любилъ

На лицахъ двъ, при каждой встрч новой,

Когда онъ въ тишин боготворилъ

Созданія, безъ имени, безъ тла,

Которыхъ жизнь создать намъ не хотла,

Которыхъ мы не встртимъ никогда,

Какъ тхъ плеядъ, пропавшихъ безъ слда,

Растаявшихъ дыханіемъ эира

И ставшихъ невидимками для міра.

XV.

Дйствительно, венеціянки видъ

Напоминаетъ кисть Джіорджіоне,

Особенно, когда она стоитъ

Одна передъ ршоткой на балкон.

Вдь красота сильне поразитъ,

Когда мы къ ней стоимъ не очень близко!

И вотъ тогда, склонясь къ ршотк низко,

Таинственно раздвинувъ складки шторъ

И вкругъ себя бросая томный взоръ,

Венеціянка кажется прекрасна,

Что не всегда бываетъ безопасно.

XVI.

Затмъ, что взоръ невольный вздохъ родитъ,

Вздохъ пробуждаетъ тайныя желанья,

Желанье наконецъ заговоритъ

И: перейдётъ въ любовное посланье,

Съ посланьемъ же Меркурій полетитъ,

Охотникъ до подобныхъ порученій,

А тамъ — не миновать и приключеній,

Когда Амуръ войдётъ въ права сердецъ:

Свиданья, вчный страхъ и, наконецъ,

Разбитыя ревннвцемъ, съ жаждой мщенья,

И головы, и клятвы увлеченья.

XVII.

Шекспиромъ былъ давно изображенъ

Типъ этихъ женщинъ въ чудной Дездемон.

Въ Италіи до ныншнихъ времёнъ —

Въ Венеціи роскошной и въ Верон —

Вы встртите подобныхъ много женъ,

Съ той разницей — мы думать можемъ смло —

Что ихъ мужья не слдуютъ Отелло,

Что вс мужья прекрасной той страны,

Какъ чёрный мавръ, для женщинъ не страшны,

И женъ душить едвали-бъ захотли

За-то, что т поклонниковъ имли.

XVIII.

Но если кто въ нихъ ревность и найдётъ,

То свойства очень мирнаго, и нын

Изъ нихъ никто подушки не возьмётъ,

Чтобъ задушить жену свою въ перин.

Нтъ! беззаботный, втренный народъ

Въ несчастій иную приметъ мру,

И если въ женъ мужья теряютъ вру,

Изъ нихъ никто не будетъ пораженъ

Открытою неврностію женъ,

Но каждый мужъ супруг отомщаетъ

Лишь только тмъ, что самъ ей измняетъ.

XIX.

Случалось ли гондолу видть вамъ?

Я опишу подробно: лодка эта

Съ навсомъ и рзьбою по угламъ,

Безмолвная, вся трауромъ одта,

Какъ тёмный гробъ, несётся по волнамъ.

За вёслами сидятъ два гондольера,

И вёселъ ихъ расчитанная мра

Едва слышна… Несётся странный гробъ,

И разгадать не въ силахъ былъ ни кто бъ

О томъ, что въ тишин его творится,

Что подъ его навсомъ говорится.

XX.

И день, и ночь гондолы вкругъ скользятъ,

Шныряютъ вдоль Ріальто, по каналамъ,

И у театровъ труппы ихъ стоятъ,

Открытыя всмъ путникамъ усталымъ,

Но, какъ гондолы мрачно ни глядятъ,

Закутавшись угрюмо въ балдахины,

Ихъ мрачными считать намъ нтъ причины,

Затмъ-что и въ гондол мы порой

Встрчали жизнь, и смхъ и пиръ горой.

Такъ часто мы съ процессія печальной

Спшимъ, смясь, въ карет погребальной.

XXI.

Но я ещё разсказъ не начиналъ.

Лтъ за сорокъ тому назадъ открылся

Въ Венеціи блестящій карнавалъ

И ряженый народъ зашевелился.

Однажды, разодта, какъ на балъ,

Одна венеціянка пожелала

Взглянуть на шумный праздникъ карнавала.

Какъ имя ей — не могъ я угадать,

А потому хочу её назвать

Лаурою. Названіе Лауры

Удобне для римы и цезуры.

XXII.

Она была не очень молода,

Но ужъ никакъ старухой не смотрла,

Иль дамой, у которой никогда,

При отношеньяхъ нжныхъ самыхъ, смло

Нельзя спросить о возраст. Года

Подобныхъ дамъ покрыты строгой тайной

И ни за что — ни прямо, ни случайно —

У нихъ (таковъ упрямый женскій родъ!)

Не выпытать: ‘который же вамъ годъ?’

Он молчатъ съ терпніемъ великимъ,

Что, впрочемъ, мн всегда казалось дикимъ.

XXIII.

Не такова была Лаура — нтъ,

Ещё года лицо ея щадили,

И жизнь ея въ разсвт зрлыхъ лтъ

Была свтла. Лауру находили

Красавицей, когда, являлась въ свтъ,

Неслись за ней восторженныя рчи

(Съ красавицей въ толп пріятны встрчи)

И потому-то было такъ свтло

Всегда ея высокое чело,

Улыбка съ устъ ея не исчезала

И всякаго, казалось, награждала.

XXIV.

Есть у Лауры мужъ. Замчу вамъ:

Замужнихъ дамъ покойне дорога,

Затмъ-что на гршки подобныхъ дамъ

Везд сквозь пальцы смотримъ мы, не строго,

Но если же — со страхомъ передамъ —

Двица, отшатнувшись отъ приличій,

Замужствомъ не прикроетъ грхъ двичій,

То ждутъ её позоръ и вчный стыдъ,

Когда она сама не поспшитъ

Свои дла, какъ будетъ можно,

Вести съ людьми умно и осторожно.

XXV.

Лауры мужъ, по званью моряка,

Скитался по морямъ и по чужбин,

Когда же, возвратясь издалека,

Сидлъ въ сорокадневномъ карантин,

И имъ овладвала тамъ тоска,

Жена его на вышку поднималась,

Откуда ей всё море открывалось

И судно, на которомъ мужъ приплылъ

Изъ странствія далёкаго. Онъ былъ

Купецъ-морякъ, торгующій съ Алеппо,

По имени Джузеппе, или Беппо.

XXVI.

Съ его лица загаръ не пропадалъ

И былъ онъ смуглъ, какъ истинный испанецъ,

Но красоту едва-ль въ немъ уменьшалъ

Его густой, коричневый румянецъ,

Онъ, какъ морякъ, ни сколько не терялъ

Отъ этого суроваго загара,

И вообще съ женой своей былъ — пара.

Лаура же, хоть не была горда,

Непобдимою считалася всегда,

Была для всхъ, какъ свтъ её ославилъ,

Женою самыхъ строгихъ, строгихъ правилъ.

XXVII.

Съ послдней ихъ разлуки много лтъ

Прошло, но всё домой не халъ Беппо.

Какъ, почему его такъ долго нтъ —

Судили большей частію нелпо.

‘Онъ утонулъ!’ ршилъ сначала свтъ,

Потомъ же остроумно поршили,

Что отъ долговъ бжалъ онъ, даже были

Охотники побиться объ закладъ:

Вернётся ль онъ когда-нибудь назадъ?

Такъ многіе, чтобъ въ мнньи убдиться,

Тотчасъ же объ закладъ спшатъ побиться!

ХХVIII.

Печально очень было, говорятъ,

Супруговъ разлучавшихся прощанье,

И каждый былъ предчувствіемъ объятъ,

Что это ихъ послднее свиданье.

(Предчувствія подобныя страшатъ,

Какъ сонъ воображеніе больного,

Испытывать ихъ вовсе мн не ново).

Подъ чарами такихъ же смутныхъ грёзъ

Предчувствіе печальное унёсъ

Съ собою мужъ, и затаилъ онъ горе,

Плывя въ Адріатическое море.

XXIX.

Не детъ мужъ. Лаура всё груститъ,

Лаура плачетъ, въ трауръ наряжалась,

Вдругъ потеряла вовсе аппетитъ

И спать одна ршительно боялась:

Едва гд только ставень заскрипитъ,

Малйшее услышитъ гд движенье —

Ей чудится то воръ, то привиднье:

Ей цлый день нигд покоя нтъ.

И вотъ она, во избжанье бдъ

И чтобъ чего не сдлалось съ ней хуже,

Ршилась завести себ вицъ-мужа.

XXX.

Лаурою былъ выбранъ для услугъ —

А женщины искусны такъ на это —

На время то, пока ея супругъ,

Давно уже, Богъ всть, пропавшій гд-то,

Домой не возвращался, новый другъ,

Одинъ изъ тхъ, вс дамы на которыхъ

Глядятъ съ негодованьемъ въ чистыхъ взорахъ,

А втайн ихъ не прочь и полюбить.

То былъ шалунъ, привыкшій шумно жить,

Богатый графъ, мотавшій денегъ груду.

О нёмъ такое мннье было всюду.

XXXI.

Онъ музыку и танцы изучилъ,

Блистательно умлъ играть на скрипк,

И по-французски бойко говорилъ,

И даже по-тоскански безъ ошибки.

Послднимъ онъ особенно дивилъ

(Въ Италіи — спшу предостеречь я —

Ломаютъ вс этрусское нарчье)

И — постановки оперной знатокъ —

Къ пвцамъ онъ былъ неумолимо строгъ.

Ту арію всегда встрчай хмуро,

Когда кричалъ онъ въ креслахъ: ‘siccatura!’

XXXII.

Онъ изрекалъ піесамъ приговоръ

Молчаніемъ иль громкимъ крикомъ: ‘bravo’,

Дрожалъ оркестръ, страшась за свой позоръ,

Когда, смотря налво и направо,

Бросалъ ему нашъ графъ презрнья взоръ,

Иной фальшивой нотой возмущённый,

И дрожь овладвала примадонной,

Когда, трудясь надъ выводомъ руладъ,

Встрчала вдругъ его лукавый взглядъ,

Желали вс: сопрано, басъ, контральто,

Чтобъ онъ хоть провалился подъ Ріальто.

ХХXIII.

Онъ былъ поэтъ, романсы распвалъ,

Острилъ подъ-часъ находчиво и мтко,

Всегда импровизаторовъ ласкалъ

И самъ импровизировалъ нердко,

Достоинство картины понималъ

И даже слылъ за ловкаго танцора:

Въ Италія подобной славы скоро

Не заслужить, извстно съ давнихъ поръ,

Что итальянецъ вовсе не танцоръ.

Итакъ, онъ слылъ за льва въ извстномъ круг

И даже былъ герой… въ глазахъ прислуги.

ХХXIV.

Къ тому хе, онъ для многихъ женщинъ былъ

Находкой рдкой — въ этомъ я увренъ:

Чмъ холоднй онъ женщину любилъ,

Тмъ доле ей оставался вренъ,

И потому ни разу не смутилъ

Иной души блаженнаго покоя.

Въ нёмъ билось сердце вовсе не такое,

Которое, принявъ любовь въ себя,

Само затрепетало бы, любя.

Онъ былъ любовникъ школы очень странной —

Не любящій хотя, но постоянный.

XXXV.

Вотъ почему печальная жена

Вдругъ увлеклась такимъ героемъ слпо

И мужу не осталася врна.

Кто жъ виноватъ, что не вернулся Беппо?

И сколько жь лтъ Лаура ждать должна?

Она могла считать себя вдовою,

И мужъ ея досужею молвою

Давно, давно ужъ былъ похоронёнъ,

Дйствительно, когда не детъ онъ,

То долженъ мертвецомъ для всхъ казаться,

Или, по-крайней-мр, имъ считаться.

XXXVI.

Притомъ для заальпійскихъ женъ —

Хоть грхъ большой, прибавлю я къ тому же —

Уже давно почти вошло въ законъ —

Прости ихъ Богъ!— имть и по два мужа.

Не знаю врно, кмъ былъ занесёнъ

За Альпы тотъ прелестнйшій обычай,

Но онъ ничмъ не нарушалъ приличій

И повсемстно въ обществ терпимъ,

Гд никого не трогало, что имъ

Между двумя вторичный бракъ скрплялся,

Которымъ первый тотчасъ нарушался.

XXXVII.

Въ Италіи ‘побочный’ мужъ прослылъ

Подъ именемъ вульгарнымъ ‘чичисбея’,

Но это имя прежде онъ носилъ…

Тотъ модный бракъ, нисколько не робя,

Къ испанцамъ даже доступъ получилъ.

Надежда есть, что очень, очень скоро,

Моря переплывая и озёра,

Вс страны эта мода заразитъ.

Но Англіи пускай не поститъ,

Иначе, тамъ отъ язвы этой моды

Начнутся только штрафы да разводы.

XXXVIII.

Хотя всегда съ почтеньемъ я гляжу

На юныхъ двъ — лукавить для чего же —

Я откровенно всё-таки скажу:

Мн женщина гораздо ихъ дороже,

Когда за ней я въ обществ слжу

Иль съ глазу на глазъ съ нею повстрчаюсь.

Обрисовать я этимъ не стараюсь

Ни англійскихъ и ни французскихъ женъ,

Я говорю: всхъ дамъ свободный тонъ

И эта рчь, текущая свободно,

Плнятъ, сведутъ съ ума кого угодно.

XXXIX.

Взгляните жь вы на рядъ прелестныхъ миссъ:

Какъ хороши!— но такъ он пугливы,

Такъ часто опускаютъ глазки внизъ

И краскою алютъ, точно сливы,

Что вы отъ нихъ всегда бы отреклись.

Всего стыдясь, молчатъ он упрямо

И словно ждутъ, что имъ подскажетъ мама —

И ихъ занятья, лепетъ, робкій взглядъ

Напомнятъ вамъ спелёнанныхъ ребятъ.

Притомъ отъ миссъ межь англійскимъ народомъ

Всегда немножко пахнетъ бутербродомъ.

XL.

И такъ названье: cavalier servente —

Везд употребительное слово —

Лишь значитъ: мужъ заштатный или франтъ,

Занятія не знающій иного,

Какъ постоянно — это ихъ талантъ —

Быть продолженьемъ шлейфа милой леди,

Пріятно улыбаться на обд,

Отыскивать гондолу, экипажъ,

Услуживать при случа, какъ пажъ,

Носить за ней перчатки, шали, шляпки

И въ магазинахъ купленныя тряпки.

XLI.

Какъ ни была бъ Италія страшна

Для всхъ мужей, знакомыхъ съ мукой ада,

Люблю тебя, роскошная страна,

Люблю смотрть на кисти винограда,

Въ полдневный зной у вскрытаго окна

Віющихся въ несвязанныхъ размрахъ.

Тотъ виноградъ не тотъ, что на шпалерахъ,

Гд лозы прихотливо заплелись,

Зелёной бахромой спадая внизъ:

Такъ на холст, натянутомъ на рамахъ,

Малюютъ виноградникъ въ мелодрамахъ.

XLII.

Люблю скакать безъ устали верхомъ

Въ осенній день, не спрашивая грума,

Лежитъ ли плащъ дорожный за сдломъ,

Боясь, что солнце спрячется угрюмо

И я могу промокнуть подъ дождёмъ.

Передо мной вся въ зелени аллея,

И путь свой перерву я не жаля,

Когда возовъ увижу длинный рядъ,

Везущихъ сплый, красный виноградъ,

А въ Англіи на каждомъ перекрёстк

Съ навозомъ бы попались намъ повозки.

XLIII.

Любилъ я, солнце, весело смотрть

На твой закатъ, увренный заран,

Что завтра такъ же будешь ты горть

И, не скрываясь въ утреннемъ туман,

Какъ и всегда не перестанешь грть.

Нтъ, не напомнитъ намъ твой взоръ привтный

Взоръ пьяницы мертвящій и безцвтный,

И при лучахъ роскошныхъ южныхъ дней

Не вспомню я о зарев огней,

Съ болзненнымъ мерцаніемъ горящихъ

Въ чаду паровъ, надъ Лондономъ висящихъ.

XLIV.

Люблю тебя, Италіи языкъ!

Ты каждый слухъ чаруя и балуя,

Напоминать гармоніей привыкъ

Волшебный звукъ святого поцалуя,

Съ устъ женщины сбжавшій въ сладкій мигъ.

Въ томъ язык — весь югъ благоуханный!

Онъ но похожъ на нашъ языкъ гортанный.

Сравню ль его съ нарчьемъ нашихъ странъ,

Иль съ разговоромъ хмурыхъ англичанъ,

Которые не могутъ выражаться,

Чтобъ не шипть, свистать и не плеваться?

XLV.

Люблю ещё — и кто же слабость ту

Мн не проститъ?— прелестныхъ итальянокъ,

Равно ихъ всхъ люблю за красоту:

И смуглолицыхъ, огненныхъ крестьянокъ,

Ихъ чёрныхъ глазъ и жаръ, я теплоту,

Въ которыхъ страсть горитъ съ улыбкой кроткой

И важныхъ дамъ съ классической походкой,

Люблю ихъ взоръ, вамъ говорящій вдругъ,

Что въ нёмъ живётъ — и этотъ темный югъ,

И той природы двственныя ласки,

И тхъ небесъ полуденныя краски.

XLVI.

О, красота! ты Ева той страны!

Рафаэля не ты ли возродила,

Чьи образы безсмертью преданы?

Не ты ль его съ богами породнила,

Которые завидовать должны

Его твореньямъ? Чья же, чья же лира

Достойна воспвать тебя для міра?

Нтъ, ни одинъ пвецъ не воспоётъ

Твоихъ чудесъ, твоихъ живыхъ красотъ —

И вс слова безсильны и не новы,

Пока живутъ созданія Кановы.

XLVII.

‘Всё въ Англіи люблю я’ — такъ въ Калэ

Я говорилъ — ‘и даже недостатки!’

Оставшись вренъ этой похвал,

Люблю ея правительство, порядки,

Люблю свободу въ англійской земл —

Пока ее имютъ англичане —

Права пера въ литературномъ стан,

Люблю типографическій станокъ,

Котораго стснить никто не могъ,

Люблю я шумъ парламентскаго спора,

Лишь только бъ онъ оканчивался скоро —

XLVIII.

Люблю налогъ, который не тяжелъ,

И огонёкъ, пылающій въ камин,

Люблю бифштексъ, поставленный на столъ,

И пиво я люблю ещё донын,

Люблю, покамстъ дождикъ не пошелъ,

Хорошую пагоду, а погода

Бываетъ хороша въ теченье года

Три мсяца, и то едва-едва.

И такъ, люблю Британіи права,

Ея гражданъ солидность и свободу

И не совсмъ весёлую природу,

XLIX.

Ея солдатъ и тёмныхъ фабрикъ дымъ,

Ея проекты, подати, реформы

И митинги, которыми хотимъ

Себя уврить съ очень давнихъ поръ мы,

Что мы — народъ свободный, мной любимъ

Ея банкротствъ тяжелыхъ списокъ длинный

И лёдъ, и холодъ леди нашей чинной,

И вашъ холодный сверный туманъ — ,

Ну, словомъ — всё въ отчизн англичанъ,

Какъ есть теперь, или какъ прежде было,

Мн кажется плнительно и мило.

Но возвращусь къ разсказу. Мн давно о

Пора окончить это отступленье,

Къ тому жь, въ глазахъ читателя оно

Со стороны поэтовъ — преступленье.

Читателю совсмъ не суждено

Такъ подчиняться авторскимъ капризамъ,

И, склонный къ неожиданнымъ сюрпризамъ,

Онъ непремнно требуетъ отъ насъ

Съ моралью и съ завязкою разсказъ,

Который нервы трогалъ бы — а это

Вдь не всегда по силамъ для поэта.

LI.

Когда бъ я могъ, читатели, для васъ

Писать легко, звать не заставляя,

Когда бъ я могъ взобраться на Парнасъ,

Гд засдаютъ музы, вдохновляя

Иныхъ пвцовъ!… О, что бы за разсказъ —

Хоть греческій иль ассирійскій даже —

Я написалъ тотчасъ же для продажи,

И отдалъ бы книгопродавцамъ въ плнъ

Богатое собранье пёстрыхъ сценъ,

Чувствительныхъ весьма, сантиментальныхъ,

Съ присутствіемъ героевъ идеальныхъ.

LII.

Но я пвецъ — увы — не безъ грха!

Мн мста нтъ на славномъ Геликон:

Я риму подбираю для стиха,

Какая попадётся въ лексикон —

Пусть рима будетъ даже и плоха —

О критикахъ не думая заран,

Меня предать готовыхъ грозной брани,

И даже я нердко на пути

Предполагалъ до прозы низойти,

Но мода на стихи пошла въ народ —

И я останусь вренъ этой мод.

LIII.

Съ Лаурой графъ жилъ мирно и въ ладу,

Почти шесть лтъ ихъ связь не прерывалась,

Хоть иногда — разъ нсколько въ году —

И ссора между ними начиналась,

Но не служила, впрочемъ, къ ихъ вреду,

И ревностью навянная ссора

Всегда кончалась очень, очень скоро.

Въ подобныхъ отношеніяхъ нельзя жь,

Чтобъ маленькая ссора или блажь,

Ревнивый гнвъ, иль что-нибудь такое,

Не нарушали изрдка покоя.

LIV.

Но вообще счастливою четой

Назвать ихъ можно было безъ пристрастья,

Счастливою на столько, что пустой

Иной капризъ не нарушалъ ихъ счастья:

Она плняла зрлой красотой,

Онъ нженъ былъ, для нихъ любви оковы

Казалися легки и не суровы.

Свтъ ихъ щадилъ, и лишь порой ханжа

Ихъ въ чёрту посылалъ, но, сторожа

Всхъ юношей, попавшихъ въ сть къ Амуру,

Чёртъ пощадилъ и графа, и Лауру.

LV.

Да, молодость любовь имъ сберегла.

Любовь и юность — всюду неразлучны,

Вдь безъ любви и юность не тепла,

Безъ юности любви порывы скучны.

Одна любовь въ дни юности могла

Насъ оживлять, смиряя жизни ропотъ,

Одну любовь не улучшаетъ опытъ,

Печальный опытъ многихъ трудныхъ лтъ.

Не потому ль старикъ, въ которомъ нтъ

Того огня, что юность оживляетъ,

Насъ ревностью своею забавляетъ.

LVI.

Былъ карнавалъ. Строфъ тридцать шесть назадъ

Я объявилъ читателю объ этомъ.

Лаура, приготовивъ свой нарядъ,

Заняться поспшила туалетомъ.

Такъ длалъ, вроятно, мой собратъ,

Заботясь о задуманномъ наряд,

Чтобъ быть у мистриссъ Лейгатъ въ маскарад.

Я одного при этомъ не сказалъ:

Въ Италія длинне карнавалъ.

На лица всхъ онъ маски надваетъ

И шесть недль съ толпы ихъ не снимаетъ.

LVII.

Лаура нарядилась не спша.

Подобныхъ женщинъ рдко встртишь въ мір.

Она была свжа и хороша,

Какъ херувимъ… на вывск въ трактир,

Иль, наконецъ — сравненьемъ не грша —

Какъ первая виньетка на журнал,

Гд модныя картинки открывали

Мы подъ обёрткой тонкаго листка,

Затмъ, чтобъ ни единая строка

Отъ сильнаго давленья на гравюру

Не пачкала бюстъ стройный, иль фигуру.

LVIII.

Они пошли въ Ридотто. Это залъ,

Гд люди пьютъ, танцуютъ, веселятся,

Балъ съ масками, большой народный балъ,

Который бы напомнилъ, можетъ-статься —

Хоть въ меньшемъ вид только — нашъ воксалъ,

Съ той разницей, что тамъ героевъ бала

Дождливая погода не пугала.

И такъ — былъ балъ, и въ свтлой зал той

Мы встртились бы съ пёстрою толпой,

Которая — замчу въ назиданье —

Гораздо ниже нашего вниманья.

LIX.

Такъ ‘пёстрою толпою’ мы всегда

Часть публики извстной называемъ,

Въ собраніяхъ которой никогда

Друзей своихъ и близкихъ не встрчаемъ —

Друзей, которымъ всюду безъ труда

Готовы мы при встрч поклониться.

Толпа — совсмъ иное: подчиниться

Она всегда готова моднымъ львамъ,

Капризамъ ихъ, велньямъ и словамъ

Избранниковъ однихъ большою свита.

Чмъ свтъ великъ?— темно названье это!

LX.

Такъ было прежде въ Англіи — въ т дни,

Когда являлись дэнди въ модномъ свт:

Быть-можетъ, ныньче изгнаны они

Иною расой франтовъ на паркет

И доживаютъ жизнь свою въ тни…

Избранники и демагоги моды!

Не разъ къ вамъ безпощадны были годы,

Не разъ вашъ блескъ затерянъ былъ во мгл!

Такъ погибаетъ слава на земл:

Отъ войнъ, любви, и — что гораздо хуже —

Отъ зимняго ненастья и отъ стужи.

LXI.

Примръ тому хотя Наполеонъ.

Рукой могучей свернаго Тора

Онъ съ арміей своей былъ побждёнъ,

Стихіями осиленъ былъ безъ спора.

Такъ храбрый китоловъ, со всхъ сторонъ

Затертый льдами, въ мор погибаетъ,

Такъ новичёкъ со страхомъ разрываетъ

Грамматики учебникъ роковой,

Наполеонъ палъ жертвой боевой —

А счастіе?… Но замолчу здсь строго,

Затмъ-что въ счастье врю я немного.

LXII.

Фортуны власть надъ нами велика.

Безсмертная, отъ дла не старя,

Намъ счастье раздаетъ ея рука

Въ любви, въ женитьб, въ картахъ, въ лотере.

Съ Фортуной я не кончилъ счетъ пока:

Она мой путь не много украшала,

Но все жъ меня надежда не кидала,

Что, наконецъ, за тяжкій рядъ невзгодъ

Она мн дастъ порядочный доходъ.

Я буду ждать… а потому-то нын

Ни слова не скажу я о богин.

LXIII.

Разсказъ мн не даётся, словно кладъ:

Начну — и двадцать разъ перерываю,

Но въ томъ размръ условный виноватъ,

Котораго никакъ не уломаю.

Бросать его — ужъ поздно, радъ, не радъ

Я подчинюсь капризному примру,

Хотя въ него я потерялъ я вру,

Но ежели въ грядущіе года

Съ нимъ, наконецъ, я справлюсь — о! тогда,

Почтивъ его своей послдней тризной,

Я изберу размръ не столь капризный.

LXIV.

Они пошли въ Ридотто — и туда

Самъ думаю отправиться я скоро,

Чтобъ нсколько развлечься, господа,

Средь бальныхъ танцевъ, пляски, разговора,

Чтобъ отгадать на бал иногда

Черты лица подъ тёмной пеленою,

А такъ-какъ скука странствуетъ за мною

Не торопясь, то, постивши балъ,

Её, пожалуй, я бы перегналъ

На часъ одинъ, на полчаса — положимъ,

А въ полчаса мы много сдлать можемъ.

LXV.

А между-тмъ Лаура въ залъ вошла.

Лицо ея улыбкою сіяло.

Иныхъ она къ себ подозвала,

Шептала съ тмъ, тмъ головой кивала,

Когда жъ Лаура долго не могла

Быть въ духот — по одному лишь взгляду

Графъ приносилъ ей тотчасъ лимонаду,

Потомъ она, оглядывая вкругъ

Костюмъ своихъ блистательныхъ подругъ,

Замтила, и даже не безъ вздоха,

Что вс он одты очень плохо.

LXVI.

Лицо одной пылало отъ румянъ,

Та локоны фальшивые имла,

На третьей — безобразнйшій тюрбанъ,

Четвёртая — какъ саванъ поблла

И застилалъ глаза ея туманъ,

На пятой — весь костюмъ какой-то жалкій,

Шестая говоритъ провинціялкой,

Седьмая, у которой по плечу…

Но — ‘видть ихъ я больше не хочу,

Чтобы он, какъ привиднья Банко,

Не шли за мной’ — ршила итальянка.

LXVII.

Пока она осматривала залъ

И масокъ разноцвтные наряды,

Её встрчали ропотомъ похвалъ,

Она жъ ловила огненные взгляды.

И только женщинъ многихъ возмущалъ

(Он вдругъ стали пасмурны и хмуры)

Восторгъ мужчинъ предъ красотой Лауры,

Которой видъ, улыбка, свтлый взоръ

Ещё волнуютъ ихъ до этихъ поръ —

‘И этого’ — сказали втайн дамы —

‘Ей извинить не можемъ никогда мы.’

LXII.

Что жъ до меня касается, то я

Не прекословлю въ этомъ строгимъ дамамъ,

Негодованье въ сердц затая.

Что для страны всегда казалось срамомъ,

Волнуетъ постоянно и меня,

И еслибъ я былъ облечёнъ тмъ саномъ,

Которымъ разршается всегда намъ

Всё говорить, что въ голову придётъ,

Тогда бы я затялъ новый родъ

Проповдей — и проповди эти

Извстность получили бы на свт.

LXIX.

И такъ, пока Лаура въ зал шла,

Шутя, смясь направо и налво,

Не думая, что для подругъ была

Причиною и зависти, и гнва,

И граціей ихъ всхъ съ ума свела,

Пока она въ блестящей зал бала

Вокругъ себя поклонниковъ сбирала,

То съ этимъ объяснялася, то съ тмъ,

Какой-то незнакомецъ между-тмъ

За ней слдилъ съ упорствомъ постояннымъ

И нсколько — признаться нужно — страннымъ.

LXX.

Тотъ незнакомецъ туркомъ былъ одтъ,

Съ лицомъ почти-что бронзоваго цвта.

Лаур онъ понравился иль нтъ —

Не знаю я. Поклонникъ Магомета

За многоженство, можетъ-быть, привтъ

И вызоветъ, но только мудрено намъ

Завидовать его гаремнымъ женамъ,

Которыхъ, какъ рабынь, скупаетъ онъ

И, четырёхъ имя въ дом женъ,

Наложницъ можетъ, если есть охота,

Держать всегда ad libitum, безъ счёта.

LXXI.

При томъ же онъ ихъ прячетъ подъ запоръ,

Онъ лица ихъ скрываетъ подъ покровомъ,

И женщина считаетъ за позоръ

Съ мужчиною обмолвиться хоть словомъ,

Хотя бъ онъ былъ родня ей съ давнихъ поръ,

И тмъ рабамъ запуганнымъ едва ли

Когда-нибудь завидовать мы стали.

Обычаю восточному врны,

Бездйствовать всю жизнь он должны,

Кормить дтей, купаньемъ нжить кожу

И подходить по очереди къ ложу.

LXXII.

Имъ не знакомы книжная печать

И толки о послдней, покой драм,

Остротами не думая блистать,

Он совсмъ не склонны къ эпиграмм,

Но если бъ свтъ проникъ туда — какъ знать?—

И начался расколъ во всёмъ гарем,

Кто бъ справился съ красавицами тми?

Но къ счастію, что въ ихъ сред пока

Не заводилось ‘синяго чулка’

И юноши румянаго, съ которымъ

Он могли бъ заняться книжнымъ вздоромъ.

LXXIII.

Имъ не знакомъ торжественный римачъ,

За славою гоняющійся вчно,

Ручной зврёкъ, поэзіи палачъ,

Терзающій нашъ слухъ безчеловчно,

Стихами называющій свой плачъ

И хныканье, кривляка на Пегас,

Руководитель женщинъ въ Парнас

И юношей, задумавшихъ ‘творить’,

Посредственность, желающая быть

Прославленной, извстной для чего-то,

Имя смыслъ и силу идіота.

LXXIV.

Имъ не знакомъ оракулъ-стихоплётъ,

Хвалящій то, что стоитъ поруганья,

Жужжащій дни и ночи на пролётъ

И мучающій насъ безъ состраданья

Восторгами — хоть ихъ никто не ждётъ —

Иль наглостью, цинизмомъ грязной брани,

И съ жадностью глотающій въ туман

Печальную извстность, наконецъ,

Такихъ поэмъ бездарнйшій пвецъ,

Что вс он имли бъ славу ту же,

Когда бъ ещё гораздо были хуже.

LXXV.

Не признанныхъ талантовъ роль жалка:

Они напоминаютъ почему-то

Глядящаго надменно, свысока

Лоскутьями обвшеннаго шута.

Ихъ разгадать — задача не легка,

Но самаго отчаяннаго фата,

Котораго встрчали мы когда-то

Безъ устали болтавшаго, едва-лъ

Терпиме любой журнальный враль

Съ коллекціей бумажныхъ наскомыхъ,

Живущихъ и въ журналахъ, и въ альбомахъ.

LXXVI.

Я исключаю избранныхъ натуръ

Изъ тёмной касты пишущихъ педантовъ.

Васъ, Роджерсъ, Вальтеръ-Скоттъ и Томасъ Муръ,

Васъ съ обществомъ подобныхъ фигурантовъ,

Съ собраніемъ плохихъ каррикатуръ

Не смшивалъ ещё никто въ народ.

Такъ пусть они, тупые по природ,

Гоняясь за чужою остротой,

Проходятъ безъ слдовъ передъ толпой,

Съ запасомъ фразъ избитыхъ и мишурныхъ

Для мальчиковъ и дамъ литературныхъ.

LXXVII.

Нтъ, мусульманкамъ съ дтскихъ ихъ пелёнъ

Невдомы, по счастью, люди эти,

Невдомы, какъ колокольный звонъ

Османамъ, посщающимъ мечети,

Но если бы издать такой законъ,

(Я въ свой проектъ имю много вры)

Чтобъ на востокъ пошли миссіонеры

Съ запасомъ христіанскихъ мудрыхъ книгъ

Вводить въ гаремахъ книжный нашъ языкъ,

Тогда наврно бъ мы пришли къ богатымъ

И несомннно важнымъ результатамъ.

LXXVIII.

Но не проникла химія въ гаремъ,

Для двъ его никто не сочиняетъ

Религіозныхъ повстей, поэмъ,

И лекцій имъ профессоръ не читаетъ

Хотя о метафизик. Затмъ

Он картинныхъ выставокъ не знаютъ

И за теченьемъ звздъ не наблюдаютъ,

Не предаются вздохамъ при лун

И чистой математикой он

Не занимались въ школ педагога,

За что всегда благодарю я Бога.

LXXIX.

А почему его благодарю?—

Особыя причины есть на это,

Я ничего теперь не говорю

И всхъ пока оставлю безъ отвта,

Но, можетъ-быть, когда я возгорю

Желаніемъ — для прозы бросить лиру —

Я напишу объ этомъ вамъ сатиру.

Я склонность къ ней ужъ чувствую давно,

Хоть въ старости браниться и смшно:

На склон лтъ тотъ смхъ насъ оживляетъ,

Который думать чаще заставляетъ.

LXXX.

Веселья и невинности года!

Дни чистаго, святого упованья!

Въ нашъ чёрствый вкъ, начавшій безъ стыда

Всё разрушать, въ припадк отрицанья,

Мы не отыщемъ вашего слда.

Но, всё-равно! я остаюсь вамъ вренъ

И стану восхвалять васъ. Я увренъ,

Что времена счастливыя опять

Придётся намъ когда-нибудь встрчать,

И я теперь — о, сладкія мгновенья!—

Пью горькій джинъ за ваше возвращенье.

LXXXI.

А турокъ на Лауру всё глядитъ,

Не сводитъ глазъ съ нея ни на минуту,

И взоръ его, казалось, говоритъ:

‘Я на тебя смотрю, а потому-то

Не уходи!’ Подобный взоръ смутитъ

Иную робкую, пугливую натуру,

Но не смутилъ нисколько онъ Лауру.

Случалось ей уже не въ первый разъ

Выдерживать огонь подобныхъ глазъ,

А потому безъ страха, безъ румянца

Она встрчала взгляды иностранца.

LXXXII.

Ночь пронеслась и близокъ былъ разсвтъ…

И въ этотъ часъ любительницамъ бала

Осмлюсь дать одинъ благой совтъ:

Покамстъ дня ещё не наступало,

Скорй кидайте балъ или банкетъ.

При освщеньи люстры вы блистали,

Когда жъ потухнутъ лампы въ бальной зал

И солнца лучь въ окошко проскользнётъ,

Тогда у васъ румянецъ пропадётъ,

И яркіе лучи дневного свта

Вдругъ обличатъ вс тайны туалета.

LXXXIII.

Когда-то, жизнь и время не цня,

Я по баламъ шатался и упрямо

Сидлъ всю ночь и ждалъ явленья дня,

Чтобъ посмотрть, найдётся ли тамъ дама,

Которая, (кто жъ обвинить меня

Осмлится за наблюденье это?)

Безъ страха встртитъ лучъ дневного свта?

Я много зналъ красивыхъ двъ и женъ,

Но лишь одной былъ только пораженъ,

Которой щеки такъ же были алы

При блеск дня, какъ и при лампахъ залы.

LXXXIV.

Я имени ея не назову,

Не потому, что имя это — тайна,

Но для чего жъ бросать его въ молву,

Когда она мн встртилась случайно,

Какъ свтлый сонъ, мелькнувшій наяву?

Но, можетъ-быть, её вы и встрчали

На лондонскомъ или парижскомъ бал,

Гд вы бывали врно иногда,

Идите же искать теперь туда

Румянецъ щёкъ, который безъ испуга

Поспорилъ бы съ румянымъ утромъ юга.

LXXXV.

Лаура, безъ сомннья, поняла

Невыгоду на бал оставаться

До той поры, когда исчезнетъ мгла

И день начнётъ сквозь окна прорываться.

А потому немёдленно была

Готова въ свой отель вернуться съ бала.

Съ ея турецкой шалью изъ вокзала

Графъ шелъ за нею,— былъ уже поздній часъ,

Но ожидало ихъ на этотъ разъ

Препятствіе (не рдкіе примры):

Съ гондолой ихъ исчезли гондольеры.

LXXXVI.

Вс гондольеры — точно какъ у насъ

Извощики передъ дверьми собраній —

Толкаются, тснятся каждый разъ

Среди пинковъ и самой крупной брани,

И хоть порывъ тхъ слишкомъ грубыхъ фразъ

Приходится смирять нердко страж,

Но и при ней они не могутъ даже

Удерживать разнузданный языкъ,

Къ которому едва-ли кто привыкъ,

А потому вс эти выраженья

Я не введу въ разсказъ свой, безъ сомннья.

LXXXVII.

Но, наконецъ, гондолу отыскавъ,

Похали вдоль тихаго канала

Они домой. Болталъ съ Лаурой графъ

Объ обществ и о костюмахъ бала,

Съ злословіемъ свой смхъ перемшавъ.

Когда жъ они къ палаццо подплывали,

И въ лстниц, купавшейся въ канал,

Гондола тихо, тихо подплыла,

Лаура взоръ случайно подняла,

Вдругъ передъ нею — случай очень страненъ —

Опять стоитъ всё тотъ же мусульманинъ.

LXXXVIII.

Графъ сдвинулъ брови. ‘Слушайте, синьоръ,

Поступки ваши требуютъ отвта

И вызываютъ насъ на разговоръ.

Зачмъ вы здсь? Иль, наконецъ, всё это

Нечаянность? Но съ-этихъ-поръ

Вы превратить должны свою причуду,

А иначе я самъ обязанъ буду

Заставить васъ… вы можете понять…’

— ‘Мн нечего, синьоръ, вамъ объяснять —

Отвтилъ турокъ тутъ не безъ улыбки —

‘Здсь никакой, поймите, нтъ ошибки.

LXXXIX.

‘И эта дама, графъ — моя жена!’

Извстьемъ неожиданнымъ не мало

Лаура вдругъ была поражена,

Но гд бъ британка въ обморокъ упала

И памяти лишиться бы должна,

Тамъ итальянка съ тайною мольбою

Въ одну минуту справится съ собою,

Безъ помощи эссенцій спиртовыхъ,

Флаконовъ, оттираній роковыхъ,

Разрзанныхъ шнуровокъ на корсет,

Какъ вообще случается на свт.

ХС.

Лаура растерялась и молчитъ.

И что сказать могла она? ни слова!

Но иноземца вжливо спшитъ

Графъ пригласить — хоть это было ново —

Войти въ ихъ домъ. Онъ турку говоритъ:

‘Чтобъ избжать публичнаго содома,

Мы обо всёмъ перетолкуемъ дома,

Себя не выставляя напоказъ

Для сотни любопытныхъ слишкомъ глазъ,

Иначе же дадимъ мы пищу разомъ

Различнымъ толкамъ, сплетнямъ и разсказамъ.’

ХСІ.

Они вошли въ палаццо. Имъ несутъ

Душистый кофе, сдланный заран.

Извстно намъ: напитокъ этотъ чтутъ

Равно какъ турки, такъ и христіяне,

Хотя его они различно пьютъ.

Межь-тмъ Лаура, скрывъ своё смущенье,

Воскликнула: ‘Ахъ, Беппо! безъ сомннья

Ты не язычникъ? тотъ же, какъ всегда?

Ахъ! Господи, какая борода!

Гд жь ты скитался долго? Почему же

Я столько лтъ де слышала о муж?

ХСІІ.

‘Не туркомъ ли вернулся ты назадъ?

Не взялъ ля ты жену себ моложе?

Ахъ! правда-ль будто турки вс дятъ

Не вилками, а пальцами?… Мой Боже!

Такую шаль видалъ ли кто наврядъ:

Не мн ль ёё привёзъ ты изъ чужбины?

Ахъ! да, скажи мн, правда ль, что свинины

Не разршаетъ туркамъ Магометъ?…

И какъ ты могъ, скажи мн, столько лтъ

Жить безъ… А я, Maria Santa, я же…

Но ты такъ желтъ, что, право, страшно даже.

ХСІІІ.

‘Ахъ, Беппо, борода къ теб нейдётъ…

Сбрей бороду, пожалуйста, скоре.

Съ чему она? чтобъ насмшить народъ?

Илъ ты забылъ, что, какъ и прежде гря,

На родин всё такъ же солнце жжётъ?

А твой костюмъ… прошу я, Бога ради,

Не выходи теперь въ такомъ наряд…

Вдь у людей ужасно злой языкъ…

И для чего жь ты волосы остригъ?

Ахъ, Господи! смотрть обидно, просто:

Не сосчитать твоихъ сдыхъ волосъ-то!’

XCIV.

Какъ Беппо отвчалъ своей жен —

Не знаю точно я, но — между нами —

Вотъ что о нёмъ теперь извстно мн:

Онъ на берегъ былъ выброшенъ волнами

И очутился вдругъ въ той сторон,

Гд будто бы стояла прежде Троя,

Но гд тогда для нашего героя

Настала жизнь неволи и труда,

Но онъ бжалъ къ пиратамъ на суда

И, добровольно ставши ренегатомъ,

Жилъ хорошо и сдлался богатымъ.

XCV.

Разбогатвъ съ избыткомъ, началъ онъ

Подумывать о родин далёкой,

Съ которой былъ такъ долго разлучёнъ —

И о стран родной тоски глубокой

Не пересилилъ новый Робинзонъ:

Всё къ ней влекло его неудержимо.

Случилось разъ — корабль испанскій мимо

Тхъ самыхъ мстъ въ Корфу шёлъ съ табакомъ,

На тотъ корабль пробравшися тайкомъ

И случаю себя ввряя слпо,

Отправился искать удачи Беппо.

XCVI.

Онъ на корабль испанскій перенёсъ

Свои богатства… Богу лишь извстно,

Гд онъ ихъ взялъ — не въ томъ теперь вопросъ:

Они добыты честно иль нечестно?

Но бгство это Беппо удалось.

Онъ говорилъ: ‘лишь только Провидьнье

Спасло меня тогда!’ Но это мннье

Я раздлю едва ль когда-нибудь.

И такъ корабль пустился быстро въ путь

Безъ всякихъ бдъ, крушеній и погони,

И — простоявъ три дня на мыс Бойн —

XCVII.

Въ Корфу онъ прибылъ. Беппо въ тотъ же часъ

Съ своимъ добромъ слъ на другое судно,

Гд называлъ себя на этотъ разъ

Купцомъ турецкимъ… Было бъ безразсудно

И поступить иначе… Напоказъ

Онъ выставилъ товаръ свой для продажи

И торговалъ, никмъ не узнанъ даже.

Такъ, избжавъ несчастій и засадъ,

Въ Венецію вернулся онъ назадъ,

Чтобъ вновь примкнуть къ забытому имъ кругу

И снова отыскать свою супругу.

XCVIII.

Жена его радушно приняла,

Безъ ропота, безъ явнаго проклятья,

Но тотчасъ же чалму съ него сняла —

И день одинъ ходилъ онъ въ графскомъ плать,

Толпа друзей привтлива была

И стала здить къ Беппо на обду,

На ужины и длинныя бесды.

Хозяина, который всякій разъ

Готовилъ имъ какой-нибудь разсказъ,

Но хоть гостей бесда развлекала,

Въ разсказы т я врю очень мало.

XCIX

Быть-можетъ, Беппо точно испыталъ

Не мало бурь и блъ въ иные годы,

Но, наконецъ, и онъ покой узналъ

И вспоминать любилъ свои невзгоды,

Хотя подъчасъ съ Лаурой онъ бывалъ

И не въ ладахъ… Мн, кстати, говорили,

Что онъ и графъ — пріятелями жили.

Но конченъ листъ, нтъ мста для пера,

И мой разсказъ кончать давно пора.

Давно пора! держусь хоть этой вры,

Но сталъ писать — и вышелъ вонъ изъ мры.

Д. Минаевъ.

БЕППО.

1. В. Любича-Романовича. (Беппо. Венеціянская повсть. Вольный переводъ изъ сочиненій Байрона.) ‘Сынъ Отечества’, 1842, ч. II, No 4, отд. IV, стр. 1—36.

2. Д. Минаева. (Беппо. Венеціянская повсть лорда Байрона.) ‘Современникъ’, 1863, т. 97, No 8, отд. I, стр. 401—438. Здсь переводъ напечатанъ въ исправленномъ вид.

Читайте также: