Беппо, Байрон Джордж Гордон, Год: 1818 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 15 минут(ы)

Дж. Г. Байронъ

Беппо.

Переводъ Павла Козлова съ предисл. П. С. Когана

Байронъ. Библіотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. 2, 1905

‘Беппо’, небольшая, шаловливо-граціозная поэма, которой самъ поэтъ не придавалъ серьезнаго значенія, занимаетъ тмъ не мене почетное мсто въ исторіи байроновскаго творчества.

Эта поэма была поворотнымъ пунктомъ къ тому направленію, которое Эльце окрестилъ названіемъ ‘сатирико-нигилистическаго’. Когда 28 февраля 1818 года {Letters and Journals Vol. IV, стр. 173, прим. 2. Lond. 1900.} ‘венеціанская повсть’, написанная еще въ октябр 1817 г. (12 октября 1817 года Байронъ упоминаетъ {То John Murrey 12 okt. 1817. Lettors and Journals. Vol. IV. Lond. 1900, стр 173.} о написанной имъ юмористической поэм изъ 84 стансовъ, очевидно остальныя 15 строфъ были прибавлены поздне {Въ письм отъ 23 окт. 1817 г. Байронъ уже говоритъ о Беппо, какъ о ‘story in 89 stanzas’ Let. and Jour. Vol. IV. стр. 176.}) появилась въ печати, для всхъ, кто внимательно слдилъ за развитіемъ поэта, стало ясно, что ‘міровая скорбь’, необузданная романтическая фантазія восточныхъ поэмъ и таинственный ‘демонизмъ’ далеко не исчерпываютъ со-держанія байроновской поэзіи. Замчательно, что ‘Беппо’ былъ написанъ между ‘Манфредомъ’ и IV пснью Чайльдъ-Гарольда: среди стиховъ, звучавшихъ похоронной пснью земнымъ радостямъ и тревогамъ, писались строфы, полныя смха и заразительнаго веселья, среди героевъ, звавшихъ къ отреченію отъ земли, тоскующихъ и грезящихъ о несбыточныхъ идеалахъ, появились причудливыя фигуры въ ‘маскахъ клоуновъ и арлекиновъ’, въ нарядахъ ‘всхъ временъ и народовъ’, кружащіяся подъ веселые звуки гитары, этой традиціонной спутницы венеціанскаго карнавала! Одинъ нмецкій критикъ (К. Bleibtreu: ‘Byron der Uebermench’) назвалъ ‘Беппо’ подготовкой къ ‘Донъ-Жуану’ и замтилъ, что каждое произведеніе Байрона какъ-бы выростало изъ предыдущаго съ удивительной послдовательностью. И дйствительно, въ то время какъ въ ‘Манфред’ и въ заключительной псн ‘Чайльдъ-Гарольда’ грустные мотивы, звучавшіе тихо въ восточныхъ поэмахъ, слились въ могучую скорбную мелодію,— въ это время ‘Беппо’ отразилъ въ себ проблески новыхъ интересовъ и стремленій поэта, нашедшихъ вскор такое полное и геніальное выраженіе въ ‘Донъ-Жуан’.

Нтъ сомннія, что Байронъ, такъ легко проникавшійся каждымъ твореніемъ поэтическаго генія и съ такимъ интересомъ изучавшій итальянскую литературу, въ ея богатой комической поэзіи нашелъ краски и образы для своего перваго крупнаго юмористическаго произведенія. Изъ итальянскихъ писателей наибольшее вліяніе на Байрона оказалъ, вроятно, Пульчи, какъ извстно, Байронъ даже перевелъ часть его Morgante Maggiore. Даже y себя на родин Байронъ не былъ первымъ творцомъ того комическаго жанра, образцомъ котораго является ‘Беппо’. Въ коварныхъ продлкахъ, жертвой которыхъ становится Фальстафъ, или въ шуткахъ, которыя устраиваютъ слуги Оливіи надъ одураченнымъ гордецомъ Мальволіо, можно усмотрть отраженіе того же своеобразнаго легкомыслія,той же скрытой ненависти къ лицемрному англійскому пуризму, которыя водили и перомъ автора ‘Беппо’. Поэтъ чувствовалъ эту связь, соединявшую его первое произведеніе въ новомъ жанр съ бытовыми, сатирическими и комически-любовными сценами шекспировскихъ комедій, и эпиграфомъ къ ‘Беппо’ выбралъ слова изъ комедіи ‘As you like it’. Приступая къ изображенію Лауры, Байронъ вспоминаетъ, что Шекспиръ уже нарисовалъ подобный типъ въ Дездемон. Наконецъ, Байронъ самъ назвалъ одинъ изъ литературныхъ источниковъ, который вдохновилъ его при созданіи поэмы. Его соотечественникъ Джонъ Фриръ (John Hookham Frеre) подъ псевдонимомъ Whistlecraft’a напечаталъ остроумную пародію на легенды о корол Артур {Prospectus and Specimrn of an intended National Work, by W. and. R. W., of Stomarkot, in Suffolk, Harness and Dollar Makers. Canto I and II, Lon., 1817. III and IV 1818. Cp. Lord Byron von Richard Ackermann, стр. 106.}. Она появилась не задолго до ‘Беппо’ и такъ понравилась Байрону, что онъ взялъ ее за образецъ {‘У мистера Уистлькрафта нтъ боле ревностнаго поклонника. чмъ я’. То John Murray. Venic. October 23. 1817.}.

Великіе подражатели всегда затмевали оригиналы, которыми они пользовались.Трагедіи Шекспира стали достояніемъ всего міра, хроники, изъ которыхъ онъ черпалъ сюжеты, извстны только спеціалистамъ. Имя Уистлькрафта давно забыто, ‘Беппо’ переведенъ на вс языки. Несомннно, что литературные источники не могли послужить единственнымъ матеріаломъ для этой драгоцнной бездлки. Жизнь, живая дйствительность была главнымъ источникомъ поэта. Извстно, что Италія расширила кругозоръ поэта. Здсь его опьяненіе радостями и наслажденіями жизни достигло апогея, но здсь же началось и серьезное увлеченіе поэта политическими и соціальными вопросами, здсь онъ вступилъ въ сношенія съ карбонаріями.— ‘Венеція и я подошли другъ къ другу какъ нельзя лучше’, пишетъ Байронъ {To John Murrev. Jan. 2. 1817.} вскор по прізд въ этотъ городъ, пребываніе въ которомъ ненавистники Байрона считаютъ особенно печальнымъ періодомъ въ жизни его: періодомъ распущенности и нравственнаго паденія’ поэта. Какіе нравы нашелъ Байронъ въ Венеціи, видно изъ слдующихъ строкъ: ‘женщина, по здшнимъ правиламъ, считается добродтельной, если y нея кром мужа только одинъ любовникъ, если ихъ два, три и больше, то женщину находятъ немного своевольной (a little wild) {Letters and Jour. Vol. IV, стр. 40.}.

Поэтъ отдался венеціанскому веселью со всмъ свойственнымъ ему увлеченіемъ. Но стоитъ внимательно перечесть письма, относящіяся къ венеціанскому періоду, и не трудно убдиться, что среди кутежей, которые принято изображать въ преувеличенно мрачномъ свт, Байронъ не переставалъ быть тонкимъ наблюдателемъ и оригинальнымъ мыслителемъ. Никогда онъ не работалъ и не думалъ такъ много. Его письма къ издателю (1816—1818 гг.) {Lett. and Journals. Vol. IV. стр. 42. 52, 53, 85 и т. д.} наполнены сообщеніями о новыхъ литературныхъ планахъ и замыслахъ, объ оканчиваемыхъ работахъ, о сомнніяхъ поэта по поводу законченныхъ произведеній.

‘Беппо’ самый характерный продуктъ венеціанскаго періода жизни поэта. И неподдльное увлеченіе жизнью, и боле глубокій интересъ къ ней, начало вдумчиваго отношенія къ вопросамъ, занимавшимъ передовое общество Европы, словомъ, все,что дала поэту Италія, нашло здсь свое отраженіе.

Самъ Байронъ, какъ мы уже замтили, не придавалъ особенно серьезнаго значенія своему произведенію. Однако, посылая поэму своему издателю и увдомляя его, что эта юмористическая повсть основана на венеціанскомъ анекдот, онъ замтилъ,что въ ней есть ‘политика и драма’. И въ этихъ двухъ словахъ поэтъ прекрасно опредлилъ отличительныя черты своей поэмы. Она полна драматическаго движенія, въ ней бьется пульсъ современной жизни и среди шутокъ не разъ слышенъ голосъ серьезной соціальной и политической сатиры.

Сюжетъ поэмы чрезвычайно несложенъ. Купецъ Джузеппе, или просто Беппо, ведшій морскую торговлю, часто отлучался изъ дому и однажды совсмъ исчезъ, долго горевала его одинокая жена и наконецъ ршила прибгнуть къ помощи ‘вице-мужа’ (vice-husband), котораго завела ‘главнымъ образомъ для защиты’. Лаура и графъ, щедрый кутила и изящный законодатель модъ, прожили много лтъ, счастливые и довольные другъ другомъ. Но вотъ во время блестящаго карнавала, гд появленіе красивой и нарядной Лауры было встрчено восторженнымъ шопотомъ мужчинъ и завистливыми взглядами женщинъ, графъ и его возлюбленная обратили вниманіе на незнакомца, одтаго туркомъ и не спускавшаго глазъ съ Лауры. Незнакомецъ оказывается мужемъ Лауры. Онъ попалъ въ плнъ къ туркамъ, затмъ сталъ пиратомъ, разбогатлъ и вернулся домой. Въ Венеціи, стран счастья и веселья, въ стран легкихъ нравовъ и чудной природы, нтъ мста трагедіи и кровавой развязк. Измнница-жена встрчаетъ мужа какъ ни въ чемъ не бывало, разспрашиваетъ его о приключеніяхъ, графъ ссужаетъ его на первое время своимъ платьемъ, такъ какъ не удобно же ему появляться въ костюм турка, графъ и Беппо становятся навсегда друзьями, и въ дом водворяется миръ и согласіе.

На этой простой канв геній поэта вышилъ роскошные, причудливо-яркіе узоры.

Реализмъ и протестъ противъ соціальной и нравственной неправды шли въ начал XIX вка часто рука объ руку. Переходя отъ романтическихъ грезъ и разочарованія къ изображенію дйствительности, литература серьезне всматривалась въ жизнь, и правдивое изображеніе послдней стало могучимъ орудіемъ бичеванія соціальныхъ непорядковъ и политическаго гнета. Реализмъ и сатира — главныя достоинства ‘Беппо’.

Вспомнимъ Чайльдъ-Гарольда или Лару. Это — романтическіе герои, они вн времени и пространства, ихъ прошлое окутано мракомъ, они почти не соприкасаются съ дйствительностью, прикосновеніе жизни уничтожило бы ихъ обаяніе, величіе ихъ демоническихъ образовъ, свело бы ихъ съ пьедесталовъ, они возвышаются надъ пошлостью житейской прозы, надъ людскими дрязгами, мы не видимъ ихъ въ семь, среди близкихъ, среди обыденныхъ заботъ. Взгляните теперь на героевъ венеціанской повсти. Они прикрплены къ мсту и времени, они являются передъ нами не на снжныхъ вершинахъ Альпъ, какъ Манфредъ, не на безконечной глади океана, какъ Чайльдъ-Гарольдъ. Мы видимъ Беппо скучающимъ въ карантин, гд возвращающихся издалека моряковъ держатъ по сорока дней, авторъ сообщаетъ даже названіе города, съ которымъ велъ торговлю Беппо. Вмсто таинственнаго Чайльдъ-Гарольда, о которомъ извстно только, что онъ принадлежалъ къ знатному роду, предъ нами въ лиц любовника Лауры, этого vice-husband’a Беппо, типичная и яркая фигура великосвтскаго франта. Онъ прекрасно говоритъ по-французски и тоскански, онъ завсегдатай театровъ, къ его мннію прислушиваются, фальшивая нота не могла ускользнуть отъ его слуха, сердце примадонны трепетало отъ страха, когда она замчала неодобреніе на его лиц. Его образованіе было свтскимъ и дилетантскимъ. Трудно, взирая на портретъ графа, не вспомнить безсмертный перечень познаній Онгина:

Онъ по французски совершенно

Могъ изъясняться и писалъ,

Легко мазурку танцовалъ

И кланялся непринужденно…

Имлъ онъ счастливый талантъ

Безъ принужденья въ разговор

Коснуться до всего слегка,

Съ ученымъ видомъ знатока

Хранить молчанье въ важномъ спор.

И возбуждать улыбку дамъ

Огнемъ нежданныхъ эпиграммъ.

Разв не его прототипъ воскресаетъ передъ нами въ строфахъ XXXI—XXXIII?

Пространство, отдляющее Венецію отъ Петербурга, не мшало свтскому обществу той и другого выработать почти тождественную образовательную программу для модныхъ франтовъ. Объ Онгин и ‘свтъ ршилъ, что онъ уменъ и очень милъ’. Графъ тоже считался въ своемъ кругу ‘perfect cavaliero’.

Лаура по яркости одинъ изъ очаровательнйшихъ женскихъ образовъ, созданныхъ Байрономъ. Туманный образъ Астарты, контуры котораго едва выступали изъ окутывавшей его романтической дымки, героини восточныхъ поэмъ, обаятельныя, но далекія и чуждыя европейскому обществу, даже Гаиде и Мирра, обрисованныя боле реальными, но все же неожиданными красками,— какой контрастъ представляютъ он съ Лаурой, чувства которой такъ просты и понятны. Это — истая итальянка, отдающаяся во власть настроеній, быстро переходящая отъ впечатлнія къ впечатлнію. Грустная, томимая тревожными предчувствіями, разстается она съ мужемъ, но ея сердце не выноситъ одиночества и ожиданія, и она со всей страстью отдается новому возлюбленному. Она не молода, но время щадитъ ее и ея красота остается все такой же привлекательной, она уметъ вознаграждать недостатокъ юности: какъ эффектно ея появленіе на карнавал, какъ уметъ она разливать счастье вокругъ одной своей сіяющей улыбкой, сколько вкуса въ ея наряд, сколько чарующей силы въ нжныхъ лукавыхъ взглядахъ, сколько презрнія въ ея взор, когда она замчаетъ безвкусное платье какой-нибудь дамы! Она владетъ собою и уметъ быть коварной, какъ истинная куртизанка.

Смущеніе овладваетъ ею при вид вернувшагося мужа, но мгновенье — и она уже овладла собою, и слышится такой естественный, такой милый наивный лепетъ:

Въ чужой стран ты не женился ль снова?

Ужель тамъ дамы пальцами дятъ?

Какъ шаль твоя красива! мн обновой

Ты дай ее. Вамъ правда ль не велятъ

Свинины сть? Съ страной сроднившись новой,

Какъ могъ, ты пропадать въ ней столько лтъ?

Ахъ, какъ ты желтъ! Болзни ль это слдъ?

Сбрей бороду (мн этого подарка

Не откажи). Теб она нейдетъ,

Къ чему она? y насъ вдь климатъ жаркій…

Какъ вынесла я времени полетъ и т. д

Говоря о Пушкин, какъ о подражател Байрона, мы всегда имемъ въ виду, главнымъ образомъ, раннія поэмы нашего поэта. Но разв добродушныя насмшки надъ женской добродтелью въ ‘Нулин’ не напоминаютъ разсужденія о венеціанскихъ дамахъ въ ‘Беппо’? Разв Нулинъ съ ‘запасомъ фраковъ и жилетовъ’, завсегдатай театровъ, знатокъ дамскихъ модъ и модныхъ поэтовъ, не двойникъ возлюбленнаго Лауры? Разв смхъ Лидина и дружба Беппо съ графомъ не представляютъ собою однород-ной развязки? Разв остроумная болтовня отъ лица поэта въ отступленіяхъ ‘Евгенія Онгина’ и ‘Домика въ Коломн’ не походятъ по тону и настроенію на таковую же въ ‘Беппо’ и ‘Донъ-Жуан’ и разв въ этихъ отступленіяхъ y обоихъ поэтовъ не скрыты за легкомысленной формой самыя серьезныя и глубокія мысли?

Эти послднія составляютъ вторую важную черту интересующаго насъ произведенія. Байронъ не только превращался изъ романтика въ реалиста по форм, и по содержанію его поэзія начинала принимать другое направленіе, Байронъ спускался съ неба на землю, вмсто неопредленной титанической скорби о мір и міровомъ непорядк,— онъ ищетъ въ жизни и бичуетъ т темныя ея стороны, которыя прикрываютъ гнетъ и несправедливость. Его поэма полна сатирическихъ выходокъ: здсь мы встртимъ дкія насмшки надъ корыстолюбіемъ духовенства, злую каррикатуру на лицемрный англійскій пуризмъ, нападки на злоупотребленіе парламентской свободой, на тяжесть налоговъ. Изображая пестрые костюмы карнавала, поэтъ не забываетъ прибавить, что лишь одинъ костюмъ, костюмъ капуцина не допускался сюда подъ страхомъ адскаго огня, отъ котораго ничто не можетъ спасти, кром внушительнаго денежнаго взноса. Рисуя въ граціозныхъ стихахъ красоту итальянокъ, свободу венеціанскихъ нравовъ, искренность и увлекательность южнаго веселья, онъ пользуется случаемъ, чтобы противопоставить этой простот и искренности чопорность англійскихъ миссъ, не смющихъ говорить и чувствовать безъ разршенія мамашъ. Закатъ южнаго солнца заставляетъ его вспомнить о жалкомъ вечернемъ освщеніи Лондона, музыкальный итальянскій языкъ — о свистящихъ, шипящихъ и плюющихся во время разговора англичанахъ. Онъ любитъ англійское ‘правительство (когда оно дйствительно правительство), свободу печати и пасквилей, Habeas Corpus (когда мы не лишены его), парламентскія пренія, когда они не затягиваются слишкомъ поздно, налоги, когда они не слишкомъ тяжелы’ и т. д. Трудно, конечно, искать въ Беппо слдовъ положительнаго политическаго или соціальнаго міросозерцанія поэта. Но несомннно, что вс оскорбленія и обиды, накипвшія въ душ Байрона и выбросившія его навсегда за предлы неблагодарной родины, школьная рутина, печатные пасквили, клеветы и обвиненія въ разврат, картины нищеты и эксплоатаціи, противъ которой онъ выступилъ еще въ палат лордовъ въ своихъ рчахъ,— все это постепенно выступало въ боле ясныхъ очертаніяхъ изъ хаоса фантазіи и ‘міровой скорби’, и въ Байрон вырабатывался общественный реформаторъ. ‘Беппо’ — одинъ изъ первыхъ симптомовъ этого новаго направленія байроновской поэзіи. Старая тема венеціанскаго карнавала, которую Байронъ, какъ второй Паганини, поднялъ, по выраженію Брандеса, ‘концомъ своего божественнаго смычка, разукрасилъ безчисленнымъ множествомъ смлыхъ и геніальныхъ варіацій, осыпалъ жемчугомъ и расшилъ золотыми арабесками’, этотъ ‘венеціанскій анекдотъ’ останется навсегда свидтельствомъ разнообразія байроновскаго генія, воплотившаго не только мечты и скорбныя думы своего вка, но и съумвшаго подслушать біеніе новаго времени, подойти къ новымъ жизненнымъ и соціальнымъ проблемамъ, выдвинутымъ эпохой.

П. Коганъ.

БЕППО.

Венеціанская повсть.

Розалинда. Прощайте, господинъ путешественникъ! Старайтесь картавить и носите странное платье, браните все хорошее въ вашемъ отечеств, проклинайте ваше рожденіе и чуть чуть не упрекайте Бога за то, что онъ создалъ васъ не съ какимъ-нибудь другимъ лицомъ. Иначе я съ трудомъ поврю, что вы плавали въ Гондолахъ.

Какъ вамъ это понравится. Дйствіе IV, сц. 1.

Примчанія Комментаторовъ.

Венеція, которую въ то время очень много посщала знатная англійская молодежь, была тогда тмъ-же, чмъ въ настоящее время является Парижъ — сосредоточіемъ распущенности всяческаго рода.

Католики, свои усилья множа,

Чтобъ искупить грхи, передъ постомъ

За нсколько недль пируютъ. Кто же,

Скажите мн, не вдаетъ о томъ?

Готовясь къ покаянью, и вельможа,

И нищій тмъ же слдуетъ путемъ.

Веселію вс предаваться рады,

Тогда въ ходу пиры и маскарады.

II.

Нисходитъ ночь, и чмъ она темнй,

Тмъ для влюбленныхъ боле отрады,

Хоть мракъ густой опасенъ для мужей.

Веселье разрушаетъ вс преграды,

Разгулъ царитъ, притворство безъ цпей,

Любовники ликуютъ, серенады,

Романсы, псни, страстный шопотъ паръ

Волшебно вторятъ рокоту гитаръ.

III.

Средь оживленья праздничной картины

Костюмы всхъ временъ и странъ блестятъ,

Здсь видны янки, буффы, арлекины,

Тамъ римляне и греки тшатъ взглядъ,

Есть турки и жиды, но ни единый

Не встртится монашескій нарядъ.

Глумленья надъ монахами опасны…

О, вольнодумцы, будьте жъ здсь безгласны!

IV.

Изъ терній лучше сшить себ нарядъ,

Чмъ инокомъ одться. Безъ сомннья

За это попадаетъ гршникъ въ адъ,

Гд ждутъ его тяжелыя мученья.

Кипящаго котла не охладятъ

Святыхъ отцовъ усердныя моленья,

Въ такой бд спасется только тотъ,

Кто за молитвы кушъ двойной внесетъ.

За исключеніемъ рясы, вы свободны

Надть какой вамъ нравится нарядъ.

Такъ, въ Лондон на ярмарк народной

Наемныхъ одяній цлый рядъ,

Такихъ здсь лавокъ сколько вамъ угодно,

Но только благозвучнй рчи складъ:

У насъ ‘Piazza’ слово безъ значенья…

(Одно я знаю только исключенье).—

VI.

Коль слово ‘Карнавалъ’ перевести,

Услышите въ немъ съ пищею мясною

Надолго безнадежное прости!

Дйствительно, лишь рыбою одною

Постомъ живетъ народъ. За что жъ въ чести

Веселье передъ трапезой такою?

То для меня, сознаюся, темно,

Такъ въ часъ отъзда друга пьемъ вино.

VII.

Простяся съ мясомъ, рыбу разварную

дятъ, поста не прерывая нить,

Приправъ здсь вовсе нтъ. ду такую

Не можетъ иностранецъ не бранить.

(Но повторять не слдъ мн ругань злую).

Возможно ль эту пищу выносить,

Когда о со даже нтъ помину,

A мы димъ лишь съ нею лососину.

VIII.

Поэтому совтъ я дать могу:

Запасъ приправъ различныхъ брать съ собою.

Готовясь быть на чуждомъ берегу,

Съ багажемъ захватить недурно сою,

Пускай приправы къ рыб и рагу

Не покидаютъ васъ,— a то, не скрою,

Что умереть въ теченіе поста

Отъ голода — не праздная мечта.

IX.

Запасъ такой имть необходимо,

Коль вы католикъ и хотите жить,

Обычай чтя, какъ римляне средь Рима,

Не всмъ же надо постниками быть:

Пусть протестантъ, больной, что детъ мимо,

Иль дама не постятся, но таить

Отъ нихъ нельзя, что ждетъ ихъ, какъ награда,

За этотъ грхъ тяжелый — пекло ада.

Венеціи роскошный карнавалъ

Разгуломъ, серенадами, балами

Вс прочіе собою затмевалъ,

Но прелести его раскрыть предъ вами

Не въ силахъ я, кого онъ не плнялъ?

Венеція, рожденная волнами,

Во всей крас являлася въ тотъ часъ,

Когда мой начинается разсказъ.

XI.

Красивы и стройны венеціанки!

Когда судить по копіямъ плохимъ

Съ великихъ образцовъ — черты гречанки

Давно минувшихъ дней присущи имъ,

Венеры Тиціана по осанк

И граціи — он лицомъ своимъ

Напоминаютъ, стоя на балкон,

Красу Мадоннъ картинъ Джіорджіоне.

XII.

Его картины дышатъ красотой

И граціей. Одно его творенье

Блеститъ въ дворц Манфрини: нтъ такой

Картины, что съ нимъ выдержитъ сравненья.

Я не боюсь встрчать его хвалой:

Увренъ я, что вы того же мннья.

Въ картин, гд съ женою виденъ онъ,

Земной любви имъ образъ воплощенъ.

XIII.

Предъ вами не созданіе поэта,

Не идеальный плодъ его мечты,

A вдохновенный образъ, полный свта

Земной любви и женской красоты,

Разстаться не легко съ картиной этой…

Вамъ кажется, что дивныя черты

Встрчали вы и знали ихъ когда-то,

Но встрчи ихъ напрасно ждать возврата.

XIV.

Въ дни юности предъ нами иногда

Витаютъ мимолетныя виднья…

Отъ нихъ не остается и слда,

Но ихъ красу и лицъ ихъ выраженья

Мы позабыть не въ силахъ никогда.

Ихъ видть вновь — напрасное стремленье.

Такъ навсегда скрываются отъ насъ

Плеяды т, которыхъ свтъ угасъ.

XV.

Когда венеціанка на балкон

Красуется, сравнишь невольно съ ней

Картины, что писалъ Джіорджіоне.

(Издалека она еще милй).

Ей любо героинею Гольдони

Сердца сжигать огнемъ своихъ очей.

Венеціанки вс почти красивы

И любятъ, чтобъ замтить ихъ могли вы.

XVI.

Отъ взгляда вздохъ, рождаяся, ведетъ

Къ словамъ любви, письмо за ними слдомъ

Летитъ. То для Меркурія доходъ

(Вдь честный трудъ бездльнику невдомъ),

Затмъ любовь въ сердца отравы льетъ,

Нтъ перечня рожденнымъ ею бдамъ,

Она плодитъ развратъ и сетъ грхъ,

Порою смерть — внецъ ея утхъ.

XVII.

Невинна Дездемона! къ сожалнью,

Спастися не могла отъ злыхъ клеветъ,

Здсь и донын (дать ли ходъ сомннью?)

Не мало женъ такихъ, но мужа нтъ,

Способнаго убить по подозрнью

Красивую жену во цвт лтъ,

За то, что увлеченъ ея красою,

Поклонникъ къ ней относится съ хвалою.

0x01 graphic

XVIII.

Коль здсь мужья ревнивы, ревность ихъ

Довольно мирныхъ свойствъ и знаетъ мру.

Они въ перинахъ бдныхъ женъ своихъ

Душить не станутъ, слдуя примру

Отелло. Нтъ!— здсь мужъ и въ мщеньи тихъ.

Въ законную жену утративъ вру,

Онъ съ женщиною сходится другой,

Плняясь иногда чужой женой!

XIX.

Видали ль вы гондолу? Это — лодка

(Такихъ здсь масса цлая видна)

Съ рзной кормой, навсомъ и ршеткой.

Легка на видъ гондола, но прочна.

Два гондольера правятъ ею. Ходко,

Какъ темный гробъ, несется въ даль она,

Вся траурною краскою покрыта.

Отъ глазъ толпы, что въ ней творится, скрыто.

XX.

Гондолы вдоль Ріальто все снуютъ

И по каналамъ, темною гурьбою

Он найма вокругъ театра ждутъ,

Ихъ мрачный видъ сродняетъ васъ съ тоскою,

Он жъ утхъ таинственный пріютъ

И лишь веселью служатъ. Такъ порою

Въ каретахъ посл пышныхъ похоронъ

Звучитъ веселый смхъ — не скорбный стонъ.

XXI.

Мн бъ за разсказъ приняться не мшало!

Тому назадъ лтъ тридцать (можетъ быть

И мене) — въ разгар карнавала,

Когда народъ веселью радъ служить,

Взглянуть на балъ роскошный пожелала

Одна изъ дамъ Венеціи. Открыть

Ея не могъ я имени. Съ цезурой

Не ссорясь, назову ее Лаурой.

XXII.

Синьора та была ‘извстныхъ лтъ’,

Не молода и не стара. Что значитъ

Опредленье это? Средства нтъ

Ршить вопросъ. Везд васъ озадачитъ

На тотъ вопросъ уклончивый отвтъ.

Пускай мужчина сердится иль плачетъ,

Все жгучей тайны не узнаетъ онъ,

Хоть, сознаюсь, такой пріемъ смшонъ.

XXIII.

Блескъ юности Лаура сохранила.

Ее не тяготило бремя лтъ

И время красоту ея щадило,

Къ лицу ей шелъ богатый туалетъ.

Всегда красы неотразима сила —

Восторга полнъ предъ ней склонялся свтъ,

За то, что вс кадить ей были рады,

Весь родъ людской ея ласкали взгляды.

XXIV.

Былъ y Лауры мужъ. На шашни дамъ

Мы, христіане, обращаемъ мало

Вниманья, но безжалостны къ гршкамъ

Двицъ. Для прекращенія скандала

Бракъ во-время необходимъ иль срамъ

Ихъ вчный ждетъ, злословья страшно жало!

Чтобъ жертвами не быть своей вины,

Скрывать концы он умть должны.

XXV.

Лауры мужъ нердко на чужбин

Живалъ и, возвращаяся, не разъ .

Сидлъ въ сорокадневномъ карантин.

(Вдь карантинъ спасаетъ отъ заразъ).

Въ т дни, на вышк стоя, въ злой кручин,

Лаура не спускала съ моря глазъ.

Купецъ-морякъ, что торговалъ съ Алеппо,

Джузеппе назывался или Беппо.

XXVI.

Онъ смуглъ былъ, какъ испанецъ, не сходилъ

Съ его лица загаръ природы юга,

A все жъ красивъ морякъ отважный былъ.

Храбрецъ глядлъ на море, какъ на друга,

И полонъ былъ энергіи и силъ.

Хотя его красивая супруга

Святошей не казалась, но она

Была, по слухамъ, долгу предана.

XXVII.

Они давно другъ друга не видали,

Иные говорили, что въ волнахъ

Погибъ морякъ, другіе — что едва ли

Вернется онъ, запутавшись въ длахъ.

Вернется онъ иль нтъ — пари держали.

Побиться объ закладъ во всхъ странахъ

Охотниковъ всегда найдется масса,

Той страсти лучшій врачъ пустая касса.

XXVIII.

Томило ихъ въ разлуки горькій часъ

Предчувствіе, подъ тяжкимъ гнетомъ горя,

Что видятся они въ послдній разъ.

(Предчувствіе порой, страданью вторя,

Пророчествомъ бды смущаетъ насъ).

Въ слезахъ, на берегу родного моря

Стояла Аріадна нашихъ дней,

Когда, въ уныньи, мужъ разстался съ ней.

XXIX.

Поплакавъ и прождавъ его не мало,

Себя Лаура въ трауръ облекла

И аппетитъ, горюя, потеряла,

Безъ мужа спать къ тому же не могла:

То чудился ей воръ, то спать мшало

Ей привиднье, и она нашла,

Что нуженъ ей вицъ-мужъ, по той причин,

Что дам безопаснй при мужчин.

XXX.

Надежный другъ (всегда плняетъ тотъ,

Кто съ дамою въ борьбу вступаетъ смло!)

Лаурою былъ избранъ, мужъ прерветъ,

Вернувшись, эту связь, за нимъ лишь дло…

Богатый графъ, красивый фатъ и мотъ,

Ей близокъ сталъ, отдавшись ей всецло…

Такихъ господъ успхъ неоспоримъ,

Хоть дорого порою стоитъ имъ.

XXXI.

Графъ не однимъ былъ надленъ талантомъ:

Прекрасно по-тоскански говорилъ,

Что крайне рдко здсь, былъ моднымъ франтомъ,

Французскій зналъ языкъ, къ тому же былъ

Во всемъ значеньи слова музыкантомъ.

За критика серьезнаго онъ слылъ,

Успха не имла партитура,

Когда его звучало: ‘seccatura’,

XXXII.

Онъ крикомъ: bravo! пьесъ судьбу ршалъ:

Увренность терялъ оркестръ смущенный,

Когда являлся графъ, его похвалъ

Не заслужить боялись примадонны.

Весь театральный міръ предъ нимъ дрожалъ

И не одинъ пвецъ, имъ уязвленный,

Жаллъ, что подъ Ріальто онъ въ волнахъ

Не утонулъ: такой внушалъ онъ страхъ.

XXXIII.

Онъ былъ импровизаторовъ опора,

Писалъ стихи, плъ псни и блестлъ

Въ салонахъ остроумьемъ разговора,

Картины продавалъ, ему въ удлъ

Досталось слыть за ловкаго танцора,

(Затмить его французъ бы лишь съумлъ).

Въ такой онъ мод былъ, того не скроемъ,

Что и слуг казаться могъ героемъ.

0x01 graphic

XXXIV.

Онъ, женщину любя, измнъ не зналъ,

И перечень его грховъ былъ кратокъ,

Его любили дамы, онъ похвалъ

Не мало получалъ отъ нихъ въ придатокъ,

Какъ воскъ, онъ впечатлнье принималъ,

Но какъ гранитъ хранилъ тотъ отпечатокъ.

Чмъ больше остывалъ въ немъ страсти пылъ,

Тмъ постоянству онъ врнй служилъ.

XXXV.

Такимъ героемъ можно было слпо

Увлечься, проходилъ за годомъ годъ,

A все домой не возвращался Беппо

И не писалъ. Давать терпнью ходъ,

Прождавъ такъ долго, было бы нелпо.

Коль о себ извстій мужъ не шлетъ,

То значитъ онъ скончался иль, поврьте,

Считаться долженъ всми жертвой смерти.

XXXVI.

Въ Италіи имть разршено

И по два мужа женамъ. (Безъ сомннья,

Такъ поступать позорно и гршно).

Кто въ моду ввелъ такое навожденье

Сказать я не могу, но ужъ давно

Cavalier servente здсь явленье

Обычное вполн. Миряся съ нимъ,

Такъ нарушаютъ первый бракъ вторымъ.

XXXVII.

Другъ дома назывался чичисбеемъ

Въ былыя времена, но терминъ тотъ

Такъ грубъ, что въ ходъ пускать его не смемъ.

Кортехо и въ Испаніи почетъ.

Увренъ я, что, массами лелемъ,

Обычай тотъ везд пріютъ найдетъ.

Коль Англія сроднится съ странной модой,

Чмъ замнить и пени, и разводы?

XXXVIII.

Хоть юныхъ двъ мой не порочитъ стихъ,

Но дамамъ отдаю я предпочтенье.

Какъ въ обществ отрадно видть ихъ

Иль съ глаза на глазъ! (Тщетно въ этомъ мннь

Вы будете искать намековъ злыхъ,

Я говорю лишь вообще). Умнье

Держать себя приноситъ въ даръ успхъ,

Изящество манеръ плняетъ всхъ.

XXXIX.

Что наши миссъ цвтущи и красивы,

Объ этомъ, безъ сомннья, спора нтъ,

Но какъ он неловки и стыдливы!

Во всемъ имъ нуженъ маменьки совтъ.

Он привыкли сдерживать порывы,

Чтобъ благосклонно къ нимъ отнесся свтъ.

Какъ рчь наивна ихъ! Он при этомъ

Тартинокъ съ масломъ обданы букетомъ.

XL.

Cavalier servente врный другъ

Сошедшейся съ нимъ дамы, онъ обязанъ

Оказывать всегда ей рядъ услугъ,

Законами ея онъ только связанъ.

Понятно, не великъ его досугъ,

Всегда ему заранй путь указанъ…

Перчатки, веръ, шаль нося за ней,

Онъ исполнитель всхъ ея затй.

XLI.

A все же гршный край, сознаться надо,

Отъ всей души люблю я, солнца свтъ

Мн ежедневно созерцать отрада,

Я шлю ему восторженный привтъ,

Люблю глядть на гроздья винограда…

(Съ пришпиленной лозой въ немъ сходства нтъ,

Лозы оранжерейной видъ печальный

Пригоденъ лишь для залы театральной).

XLII.

Люблю кататься осенью верхомъ,

Не поручая груму брать съ собою

Мой плащъ, чтобъ не промокнуть подъ дождемъ.

Обозъ, что виноградъ везетъ порою,

Вамъ прескаетъ путь,— но что же въ томъ?

Когда плетется пыльною тропою

Въ моей стран родной тяжелый возъ —

Наврно въ немъ илъ пиво, илъ навозъ.

XLIII.

Увренный, что къ утру солнце снова

Блеснетъ, люблю глядть я на закатъ,

Лучи денные завтра съ силой новой

Своимъ сіяньемъ вновь насъ озарятъ

И солнца взглядъ, весь міръ ласкать готовый,

Намъ не напомнитъ пьяницъ мутный взглядъ

Иль тусклый свтъ, что въ Лондон туманномъ

Мерцаетъ въ полумрак постоянномъ.

XLIV.

Я итальянской рчью вдохновленъ,

Латыни отпрыскъ нжный поцлуемъ,

Что женскими устами подаренъ,

Звучитъ, его я чарами волнуемъ,

Благословеннымъ югомъ дышетъ онъ…

Красою жъ рчи сверъ не балуемъ,

Произнося слова родной страны,

Свистать, шипть, плеваться мы должны.

XLV.

Люблю я также женщинъ и пощады

Прошу за эту слабость. Мн милы

Крестьянки, что обжечь васъ взоромъ рады,

Ихъ лица — бронза, такъ он смуглы.

Люблю и знатныхъ дамъ, грустнй их взгляды,

Но какъ он правдивы и свтлы.

При вид ихъ чье сердце не трепещетъ?

Въ нихъ свтъ небесъ и нжность юга блещетъ.

XLVI.

Ты — Ева той страны, гд рай земной,

О, красота! Ты съ силой вдохновенья

Сроднила Рафаэля, онъ тобой

Погубленъ былъ, но генія творенья

Безсмертны: въ нихъ небесъ огонь живой.

Воспроизвесть безсильны пснопнья

Твой чудный блескъ. Пусть молкнутъ звуки лиръ,

Когда рзцомъ дивитъ Канова міръ.

XLVII.

‘Люблю свой край, хоть онъ и гршенъ много’,

Сказалъ я разъ и это не забылъ,

Къ правительству я отношусь не строго,

Мн безконтрольной

Читайте также: