20 ноября в Петербурге праздновался юбилей С. В. Максимова, имя которого тоже хорошо известно и Сибири. Многие друзья, товарищи и поклонники Сергея Васильевича выразили ему в этот день свои чувства, как симпатичнейшему писателю. Не касаясь этого торжества, описанного в газетах, приведем сведения о литературной деятельности и заслугах С. В. Максимова как писателя-народника.
Вот что сообщает один из его сотоварищей в статье, написанной по поводу юбилея:
‘Первые этнографические опыты Максимова в ‘Библиотеке для чтения’ обратили на него внимание тогдашней критики и тогдашних корифеев литературы. То были пятидесятые годы — время возбуждения вящего народолюбия и покаяния перед народом.
Сергей Васильевич своим рассказом ‘Сергач’, действительно прекрасным, привлек на себя внимание Тургенева. Иван Сергеевич пригласил в себе молодого ‘народника’, обласкал его и познакомил с весьма влиятельными тогда редакционными силами ‘Современника’.
Это знакомство решило дальнейшую судьбу Максимова, как этнографа.
В морском министерстве, во главе которого стоял тогда Великий Князь Константин Николаевич, красноречиво заявиаший себя сторонником прогрессивного движения и имевший таких высокоталантливых на этом пути пособников, как граф Толстой и Головнин, возникла мысль этнографического о географического изучении родины не по-канцелярски, в независимым литературным путем.
Счастливая мысль!
Тогда же было снаряжено несколько специальных в этом роде экспедиций. Были посланы исследовать Волгу: от Твери до Нижнего — Островский, от Нижнего до Самары — А. А. Потехин, от Самары до Астрахани — Писемский, на Урал М. Л. Михайлов, на Украину — Чужбинский и Данилевский. Надо было послать еще кого-нибудь исследовать север, так как имелось в предмете, главным образом, изучить наши морские побережья. Тут, благодаря рекомендации А. А. Потехина и И. И. Папаева, была предоставлена кандидатура нашему юбиляру и она за ним осталась без спора и конкуренции.
Ему была дана командировка от мореного министерства изучить беломорский север. Результатом этой экспедиции явилась превосходная книга ‘Год на севере’, сразу составившая и упрочившая нашему юбиляру репутацию глубокого знатока народного быта как в литературе (см., например, обширную и чрезвычайно лестную об этом труде критику Дружинина в ‘Современнике’), так и в административных сферах, интересовавшихся данным вопросом.
Вскоре после экспедиции на север то же морское министерство командировало Максимова на дальний восток — решить вопрос об Амуре, в какой степени он удобен или неудобен для России? — Помимо административного интереса, достигнутого этой экспедицией, она обогатила нашу литературу новой любопытной книгой — ‘Год на востоке’. Одновременно с этим, пользуясь своим проездом через Сибирь на обратном пути, С. В. собрал драгоценные данные о ссылаемых по суду поселенцах и каторжниках в ‘стране изгнания’. Эти свои наблюдения он рассказал в книге ‘Сибирь и каторга’, имевшей феноменальный в нашем книжном деле успех.
С той поры Максимов сделал множество экскурсий во все стороны нашего пространного отечества. Так, на западе он, по поручению географического общества, определил границы распространения белорусского племени. На юге он изучил поселения молокан, и иные проявления колонизационного движения Руси. Словом, на все четыре страны света у него готовы обстоятельные, интересные исследования: ‘Год на севере’ и ‘Год на востоке’, уже выдержавшие несколько изданий, ‘Год на западе’ и ‘Год на юге’, уже написанные и печатавшиеся в разных журналах, но пока не изданые отдельными книгами’.
Посещение С. В. Максимовым Сибири в конце 50-х годов имело особенное значение. Он проехал от Урала до Амура. Книга его ‘На Востоке’ полна живых молодых впечатлений, услуги, оказанные им амурскому делу и колонизации, состояли в том, что он правдиво раскрыл быт первых амурских переселенцев и неудачные опыты колонизации. Но еще более имело значение исследование быта ссыльных и описание сибирской каторги. После Достоевского — это была вторая капитальная книга, осветившая неудовлетворительное положение ссылки. Рисуя быт ‘несчастных’, С. В. Максимов нарисовал и облики преступления, мрачных злодеев, представил картину бродяжества, ссыльных притонов и в ярких красках набросал безутешное положение ссылки. Оставалось сделать вывод: ‘Что такое после этого наша каторга и ссылка?’. Книга С. В. Максимова, как и книга Ф. М. Достоевского, имела свое значение при возникновении вопроса о тюремной реформе, разоблачив несостоятельность прежнего наказания ссылкою и каторгою и оказав, таким образом, услугу своими сочинениями услугу своими сочинениями, С. В. Максимов кроме того постоянно питал симпатии к сибирякам и Сибири, он приготовлял сочинение о Сибири с прелестными гравюрами, но ему почему-то доселе не суждено было выйти,— и об этом нельзя не пожалеть.
Сергей Васильевич продолжал и в Петербурге добрые отношения к сибирякам и принадлежал к тем благородным и честным писателям, которые не вынесли злобы и предубеждения к сибирякам. В свою очередь, он был одним из первых литераторов, посетивших Сибирь в 50-х годах. Воспоминания о его пребывании в Сибири мы поместим особо. Теперь же скажем, что, благодаря своим личным качествам, талантам, особенной мягкости души и любви к русскому народу и крестьянству, он оставил о себе самую прекрасную память в Сибири.
Поэтому Сибирь и сибиряки также приветствуют его с его 30-ти летним писательским юбилеем.