Зорька, Андреевская Варвара Павловна, Год: 1890

Время на прочтение: 17 минут(ы)

ЗОРЬКА

Разсказы изъ дтской жизни

Для дтей младшаго возраста

В. П. Андреевской.

Съ 6-ю раскрашенными рисунками.

С.-Петербургъ.
ИЗДАНІЕ Ф. А. БИТЕПАЖА.

 []

ОГЛАВЛЕНІЕ.

Дружокъ (съ картинкой)
Позабыла!
Кролики
Первое горе (съ картинкой)
Мохнатка
Домовой
Чудеса (съ картинкой)
Любопытный
За ландышами
Заблудилась! (съ картинкой)
Ошибка
Въ кладовой
Лебеди (съ картинкой)
Махровая роза
Опасная игра
Трезоркинъ домикъ (съ картинкой)
Зайчикъ Степанчикъ

ДРУЖОКЪ.

— Мамочка, почему мы сегодня такъ долго не завтракаемъ?— сказала однажды маленькая Тоня Полибина свой матери, сидя вмст съ нею и со старшей сестрою, Анютой, на балкон.
— Да вотъ Коля куда-то пропалъ,— отозвалась мама,— подождемъ еще минутъ пять, да и сядемъ, если опоздалъ, пусть на себя пеняетъ, получитъ что останется.
— Мамочка, онъ идетъ — вмшалась въ разговоръ Анюта, все время молча слушавшая объясненіе сестренки съ мамой.
— Да, да, дйствительно,— отозвалась Тоня,— и даже кажется несетъ что-то, словно корзину какую или ящикъ.
Мама привстала съ мста, чтобы лучше разглядть, что держалъ въ рукахъ Коля.
— Нтъ, мамочка, это не корзина,— снова заговорила Тоня,— это… это…
— Живая находка!— послышался голосъ Коли, подошедшаго съ балкону.— Аня, Тоня, спуститесь скоре, помогите, у меня руки затекаютъ, я едва держу мою находку!
Двочки поспшно спустились по лстниц и побжали навстрчу Кол, Который, видимо утомленный продолжительной ходьбою, съ раскраснвшимися щечками, шелъ медленно, держа на рукахъ маленьную, пеструю собаченку.
— Ахъ, какая хорошенькая! Гд ты нашелъ ее?— спросила Анюта протягивая руки, чтобы взять отъ брата собачку.
— Осторожне, Анюта,— замтилъ Коля,— она, бдная, вся въ крови, избита, едва двигается.
— Но гд же ты взялъ ее?
— Въ лсу, бдняга лежала прижавшись съ дереву и такъ жалобно вскрикивала, глядя на меня, когда я случайно проходилъ мимо, что я не въ силахъ былъ оставить ее тамъ, поднялъ съ мста и принесъ домой. Мы постараемся вылечить ее и если удастся оставимъ у себя. Вдь ты позволишь, мамочка?— добавилъ онъ, обратившись съ матери, которая въ эту минуту тоже подошла съ нимъ.
— Конечно, конечно, неси Анюта собачку въ садъ, мы сейчасъ уложимъ ее на свжую траву и займемся осмотромъ раны.
Аня исполнила приказаніе матери, съ помощью которой начала промывать больное мсто собачки холодною водою. Собачка не сопротивлялась, изрдка она взвизгивала, вроятно тогда, когда ей становилось больно, но затмъ, точно признавая себя виноватою передъ своими благодтелями, смотрла на нихъ такимъ умоляющимъ взоромъ, что дти едва сдерживали слезы.
Въ особенности принимала въ ней горячее участіе маленькая Тоня. Она не отходила отъ больной собачки ни на минуту, носила ей косточки отъ жаркого, длилась пирожнымъ и прозвала Дружкомъ.
Выздоровленіе Дружка шло довольно быстро. По прошествіи недли онъ уже вставалъ съ мста и, волоча больную ногу, всюду слдовалъ за дтьми, а къ концу мсяца бгалъ совершенно свободно. Дти любили его безгранично, а о немъ и говорить нечего.
— Дружокъ, хочешь кататься на лодк?— предложилъ однажды Коля.
Дружокъ, вмсто отвта, замахалъ хвостикомъ.
— Хочешь, да?— продолжалъ мальчикъ лаская руками его волнистую шерсть.— Ну хорошо, мы возьмемъ тебя, не тревожься.
— Но усидитъ-ли онъ смирно въ лодк?— замтила Тоня.
— Конечно.
А если вздумаетъ выпрыгнуть и утонетъ?..
— Вздоръ, вздоръ, никогда ничего подобнаго не случится!— утверждалъ Коля.— Идемъ, Дружокъ, не слушай твою госпожу!— добавилъ онъ, обратившись къ собачк.
Разсуждая такимъ образомъ, маленькое общество незамтно подошло къ берегу озера, гд стояла привязанная къ берегу лодка. Анюта и Тоня вошли въ лодку первыя, за ними прыгнулъ Дружокъ, и ловко пробираясь по боковой скамейк занялъ, мсто подл Тони.
Коля остался на берегу, чтобы отцпить лодку, и затмъ, когда веревка была снята, вскочилъ съ такою силою, что лодка закачалась въ разныя стороны.
— Ай, ай, ай!— крикнули двочки,— ты опрокинешь насъ и утопишь Дружка!
Но Дружокъ оказался гораздо храбре двочекъ, потому что, не обращая вниманія на всеобщій переполохъ, продолжалъ спокойно сидть на прежнемъ мст. Лодка наконецъ отчалила, дти катались довольно долго.
Обогнувъ озеро два раза вокругъ, они снова направились къ пристани. Все шло какъ нельзя лучше, вс были въ отличномъ расположеніи духа, много говорили, смялись, пли и шутили, но вдругъ, среди всеобщаго веселья, раздался отчаянный крикъ маленькой Тони.
— Что случилось?— испуганно спросили ее братъ и сестра.
— Я уронила въ воду мой новый зонтикъ!— продолжала кричать двочка, обливаясь горючими слезами,— мама будетъ очень недовольна и наврное накажетъ меня!
— Постой, я попробую поймать весломъ,— предложила Анюта и, вставъ со своего мста принялась доставать весломъ, но вмсто того, чтобы притянуть зонтикъ ближе къ лодк, отталкивала его дальше.
— Давай-ка, я попробую!— сказалъ тогда Коля.
Но и его попытка оказалась безуспшной, зонтикъ по-прежнему оставался на поверхности воды и плылъ по теченію. Тоня пришла въ отчаяніе. Дружокъ между тмъ, все время сидвшій на скамейк, вдругъ, словно сообразивъ, что маленькая хозяйка его сильно огорчена приключившимся несчастіемъ съ зонтикомъ, перепрыгнулъ черезъ бортъ лодки и, очутившись по шею въ вод, прямо поплылъ по тому направленію, куда относило зонтикъ.
Тоня закричала еще громче.
— Боже мой! Дружокъ утонетъ наврное!
Анюта, какъ старшая принялась уговаривать ее.
Коля сложилъ весла и молча слдилъ глазами за движеніемъ своего мохнатаго друга, оба они струсили не на шутку, но не желая огорчить сестренку, старались казаться спокойными, ‘бдный Дружокъ утонетъ наврное!’ думалъ Коля и украдкой вытиралъ навернувшіяся слезы.
Но каково же было общее удивленіе и восторгъ, когда Дружокъ, посл продолжительныхъ усилій, въ конц-концовъ поймалъ зонтикъ, ловко захватилъ его зубами и, повернувшись въ обратную сторону, поплылъ по направленію къ лодк.
— Дружокъ, милый!— привтствовали его дти.— Какой ты умница, какой ты славный!
Дружокъ видимо радовался своему геройскому поступку не меньше дтей, выпрыгнувъ на берегъ, онъ опустилъ зонтикъ на траву и преуморительно поджавъ хвостъ, принялся съ громкимъ лаемъ бгать около. Это очень забавляло дтей, они хохотали отъ души, и съ этого достопамятнаго дня полюбили Дружка еще боле.

ПОЗАБЫЛА!

— Сейчасъ кончу переписку бумаги и пройдусь съ тобой погулять на поле, хочешь?— спросилъ Иванъ Ивановичъ Смльскій свою пятилтнюю дочь Катю, которая, пріютившись около рабочаго стола матери, съ любопытствомъ слдила глазами, какъ послдняя шила для нее на машинк блую батистовую блузочку.
— Хочу, конечно, конечно!— отозвалась Катя и, быстро соскочивъ съ мста, начала надвать шляпу,
— Да, ты погоди, вострушка,— остановила ее мама,— вдь папа сказалъ, что пойдетъ тогда, когда справится съ работой, а теперь онъ еще пишетъ.
Двочка молча сняла шляпу, положила на прежнее мсто и, не сводя глазъ съ отца, съ нетерпніемъ ожидала той блаженной минуты, когда онъ кончитъ работу.
Ожидать ей впрочемъ не пришлось особенно долго, мене чмъ черезъ полчаса Иванъ Ивановичъ сложилъ портфель, аккуратно вытеръ перо, закрылъ столъ и, со словами: ‘теперь я къ твоимъ услугамъ’, поднялся со стула.
Катя снова надла шляпу, папа взялъ ее за руку, и они весело вышли изъ комнаты. Но не успли пройти десяти шаговъ, какъ двочка, вдругъ приложивъ маленькій пальчикъ ко лбу и словно стараясь что-то припомнить, мгновенно остановилась.
— Что ты?— спросилъ папа.
— Ахъ, папочка, я позабыла.
— Что?
Но Катя, вмсто, отвта осторожно высвободила свою руку изъ руки отца и стремглавъ бросилась бжать по направленію къ дому.
Папа сначала-было остановился, посмотрлъ ей вслдъ, крикнулъ: ‘скоро ли воротишься?’, но затмъ, вторично не получивъ никакого отвта, пошелъ впередъ своей дорогой, полагая, что Катя вроятно сейчасъ догонитъ его. Такъ оно и было, по прошествіи самаго непродолжительнаго времени, фигура ея снова показалась на дорог Иванъ Ивановичъ остановился.
— Вотъ, я и готова!— сказала она, подбжавъ къ отцу запыхавшись и съ сильно раскраснвшимся личикомъ.
— Но что же ты именно забыла, мой голубчикъ?— спросилъ Омльскій, замтивъ, что Катя стоитъ по-прежнему съ пустыми руками.
— Угадай!
— Трудно,— ты ничего не принесла съ собою.
Катя засмялась.
— То что я забыла дома, принести нельзя.
— Въ такомъ случа угадать не только трудно, но почти невозможно.
— Ты такъ думаешь?
— Даже увренъ въ этомъ.
— Ну такъ я сама скажу теб.
— Скажи.
— Я забыла поцловать маму, какъ длаю это всегда, когда ухожу на прогулку.
Папа взглянулъ на Катю, обнялъ ее за талію и нжно притянулъ къ себ, проговоривъ ласково:
— Добрая, хорошая ты у меня двочка, постарайся всегда остаться такой, тогда вся жизнь твоя наврное пройдетъ счастливо.

КРОЛИКИ.

— Какъ былъ бы я радъ, мамочка, еслибы ты подарила мн живаго кролика!— сказалъ однажды Лева.— Я видлъ сегодня такого хорошенькаго на нашей ферм!
— Но, подумай, дитя мое, вдь живой кроликъ не то, что твоя деревянная лошадка, которую ты безъ всякаго вниманія по цлымъ недлямъ забывалъ въ шкаф, кролика же надо кормить ежедневно, иначе онъ можетъ умереть съ голода, кром того, чистить клтку, а ты знаешь, няня не особенно можетъ этимъ заниматься!
— Я самъ буду и ходить за нимъ, и кормить его.
— Нтъ, голубчикъ, при подобномъ уход бдному зврьку часто придется терпть недостатки и голодъ.
— Мама, дорогая, увряю тебя, что никогда ничего подобнаго не случится, только подари!
— Хорошо, другъ мой, я сдлаю теб это удовольствіе, но помни, если хотя одинъ разъ ты позабудешь накормить кролика, то я беру его обратно.
Лева согласился на предложенное условіе. На слдующее утро, вбжавъ въ кухню, онъ увидлъ на стол закрытую корзинку, въ которой кухарка постоянно носила провизію, тихонько приподнявъ крышку, онъ всунулъ руку, надясь стащить яблоко или морковку, но каково же было его удивленіе, когда онъ вдругъ почувствовалъ подъ пальцами что тамъ что-то шевелится.
— Ай! Марья, что это такое?— обратился онъ къ кухарк.
Марья открыла корзинку и вынула изъ нея прехорошенькаго кролика.
Лева запрыгалъ отъ радости.
— Какой онъ хорошенькій, какъ я радъ!— восклицалъ онъ, длая прыжки по комнат,— но Марья, тамъ въ корзинк еще что-то копошится.
Марья снова опустила руку подъ крышку и вытащила втораго кролика.
Узнавъ, что оба они принадлежатъ ему, Лева былъ совершенно счастливъ, одного назвалъ ‘Любимчикомъ’, а другаго ‘Плутишкой’, устроилъ имъ хорошенькую хижинку, устланную свжею соломою, передъ ню дворикъ, на которомъ красивая парочка могла играть и рзвиться въ-волю. Затмъ каждое утро приносилъ имъ кормъ и заботился, чтобы у нихъ постоянно была вода для питья.
Такимъ образомъ прошли дв недли. Въ одинъ прекрасный день къ матери Левы пріхала ея сестра, тетка Левы, со своимъ маленькимъ сыномъ, Жоржикомъ. Лева очень обрадовался дорогимъ гостямъ и повелъ Жоржика посмотрть кроликовъ, потомъ посл обда они вдвоемъ отправились въ лсъ за грибами.
Прогулка удалась на славу, мальчики очень веселились и, вернувшись домой только къ вечернему чаю, чувствовали себя до того усталыми, что сейчасъ же легли спать. О кроликахъ никому не пришло и въ голову, и только на слдующее утро Лева вспомнилъ о нихъ, проснувшись поздне обыкновеннаго.
Поспшно началъ онъ одваться, побжалъ въ садъ, но увы! что же онъ тамъ увидлъ?— Плутишка бдный лежалъ на трав, словно мертвый, а Любимчикъ, забравшись въ уголъ, сидлъ съ поникшею головкой.
Лева пришелъ въ отчаяніе и, горько заплакавъ, сталъ звать на помощь мать и няню. Послдняя, узнавъ въ чемъ дло, сейчасъ же принесла корму. Любимчикъ началъ кушать, мама утшила Леву, сказавъ, что онъ еще можетъ поправиться, но бдный Плутишка лежалъ безъ движенія, опустивъ носикъ на траву, которую ему предлагали.
— Онъ очень слабъ,— сказала няня, надо попробовать дать ему молока.
И мама съ ложечки стала поить бднаго кролика, который, съ трудомъ проглотивъ нсколько капель, сдлался немного бодре, и мало-по-малу принялся за кормъ.
Видя, что дло идетъ на ладъ, Лева пошелъ играть и забылъ о своей печали. Вечеромъ захотлось ему посмотрть, какъ поживаютъ дорогіе кролики, и онъ мимоходомъ заглянулъ къ нимъ въ хатку — и… что же? Она оказалась пустою! Не было въ ней ни Любимчика, ни Плутишки.
— Мама, мама!— закричалъ мальчуганъ въ отчаяніи,— что сталось съ моими кроликами, неужели они умерли?!
— Нтъ, дитя мое, они живы, и даже здоровы, но ты забылъ наше условіе? Цлый день бдныя животныя, по твоей разсянности, оставались безъ пищи и чуть не умерли. Съ той минуты они уже не принадлежатъ теб, я подарила ихъ кузин твоей, Ан, которая съ большимъ стараніемъ будетъ ходить за ними.
Лева не смлъ даже возражать, признавая себя вполн виноватымъ. Молча отошелъ онъ въ сторону и, свъ на скамью противъ пустой теперь хижинки, горько заплакалъ.

ПЕРВОЕ ГОРЕ.

Маше исполнилось шесть лтъ, мама подарила ей въ день рожденія прелестную игрушку, которая состояла изъ невысокаго плоскаго шкафчика, раздленнаго на множество маленькихъ выдвижныхъ ящиковъ. Въ каждомъ ящик была насыпана крупа, мука, сахаръ, кофе, шеколадъ, конфекты, однимъ словомъ — всевозможная провизія.
Шкафчикъ ставился на скамейку, которая имла видъ прилавка, тутъ же на прилавк красовались крошечные бронзовые всы,— словомъ, назначеніе игрушки было изображать изъ себя магазинъ. Маша давно мечтала имть подобную игрушку, она видла ее у одной очень богатой подруг, всегда говорила мам, что еслибы ей когда-нибудь подарили такую лавочку, то она считала бы себя совершенно счастливой,— и вотъ теперь желаніе двочки наконецъ осуществилось — она была наверху блаженства.
Двоюродная сестра ея, Лизочка, пріхавшая на цлый день по случаю рожденія Маши, восхищалась лавочкой не меньше самой Машуты, несмотря на то, что была старше послдней на цлые два года, а о маленькомъ братишк Сереж и говорить ничего, даже Медорка, постоянный спутникъ и участникъ всхъ ея дтскихъ игръ, смотрлъ на новую игрушку какъ-то особенно.
— Лизочка, ты будешь купцомъ,— сказала Маша,— а мы съ Сережей придемъ покупать провизію.
Лиза, вмсто отвта, утвердительно кивнула головой и встала около прилавка. Маша и Сережа отошли въ сторону.
— Возьми на руки корзинку, какъ длаетъ нашъ поваръ Кузьма,— сказала Маша братишк,— и ступай впередъ, а я пойду сзади.
Сережа въ одинъ мигъ сбгалъ домой за корзинкой.
— Здравствуйте!— сказалъ онъ Лизочк, подходя къ лавочк.
— Мое почтеніе, что прикажете?
— Пришелъ за провизіей!
— Милости просимъ!
— Что у васъ есть?
— Все что угодно!
— Дайте мн фунтъ сахару.
Лизочка выдвинула одинъ изъ ящиковъ и, положивъ нсколько кусочковъ колотаго сахару на всы, принялась взвшивать.
— Теперь кофе, шеколаду и муки.
— А мн, пожалуйста, отвсьте полфунта конфектъ,— заговорила Маша, подойдя къ лавочк съ другой стороны.

 []

— Сію минуту, сударыня, потрудитесь подождать, вы видите поваръ пришелъ за провизіей, онъ торопится.
— Я тоже тороплюсь.
— Позвольте прежде отпустить меня,— возразилъ Сережа, нашъ баринъ такой сердитый, если опоздаешь — выбранитъ.
— А какъ зовутъ вашего барина, кто онъ такой?
— Онъ очень важный господинъ, его зовутъ Медоромъ.
Дти громко расхохотались. Игра въ лавочку продолжалась довольно долго, наконецъ это имъ надоло и они начали бгать. Затмъ мама позвала къ завтраку, посл котораго они снова отправились въ садъ.
— Далеко не уходите,— совтовала мама,— небо покрывается тучами, по всей вроятности собирается гроза.
— Что ты, мамочка, неужели! Это было бы досадно, играть въ саду гораздо пріятне чмъ въ комнат.
— Можетъ быть, Богъ дастъ, ничего не будетъ!— замтилъ въ заключеніе Сережа, и первый выбжалъ на балконъ, за нимъ послдовали двочки.
— Хотите бгать въ горлки?— предложила Танюша.
— Отчего же, можно!— отозвались остальные.
Началась веселая игра въ горлки по широкой липовой алле, ведущей отъ балкона къ озеру. Небо между тмъ дйствительно съ каждой минутой все больше и больше заволакивалось густыми свинцовыми тучами, но дти, увлеченные игрою, не замчали этого. Набгавшисъ вдоволь, они придумали боле спокойную игру, въ ‘барыню’. Игра эта заключалась въ томъ, что Лизочка, какъ старшая, взяла на себя роль барыни, Маша — ея дочери, Сережа — кучера, а Медоръ — лакея. Они должны были хать въ дальнюю дорогу, Лизочка отдавала приказанія, Маша безпрестанно мшала ей, приставая съ различными ненужными вопросами. Лизочка длала видъ, что очень сердится, просила оставить ее въ поко, но это выходило у нея чрезвычайно мило и комично.
Сережа хлопоталъ около устройства дорожнаго экипажа, который приходилось замнить простой садовой скамейкой, нагружалъ его поклажею, впрегъ четыре садовыхъ стула, слъ на спинку скамейки, взялъ маленькій кнутикъ, подобралъ веревочныя возжи и торжественно объявилъ барын, что все готово. Тогда Лизочка принялась окутывать Машу, которая при этомъ отлично разыграла роль капризной балованной двочки, Лизочка сердилась. Наконецъ все оказалось готово, мать и дочь услись въ экипажъ, а Медорку посадили рядомъ съ кучеромъ. Сережа стегнулъ по стульямъ и, прищелкивая языкомъ, старался этимъ подражать звуку лошадиныхъ копытъ. Всмъ было хорошо и весело, но вотъ вдругъ блеснула молнія, затмъ раздался сильный раскатъ грома и дождь моментально полилъ словно изъ ведра. Дти испугались.
— Домой, домой скоре!— послышался голосъ матери.
Они бросили все и побжали къ балкону. Дождь лилъ съ такою силою, что, несмотря на близость разстоянія, которое пришлось пробжать, маленькіе путешественники оказались промокшими насквозь. Пришлось сейчасъ же перемнить блье и платье, это тоже показалось дтямъ очень забавно,— они не могли смотрть безъ смха на свои пострадавшіе костюмы, а въ особенности на Медора, мохнатая шерсть котораго какъ-то слиплась, опустилась и придавала ему чрезвычайно жалкій видъ. Дти смялись отъ души, но вотъ вдругъ, среди всеобщаго веселья, раздался совершенно неожиданно отчаянный крикъ маленькой Машуты.
— Боже мой, Боже мой, какое несчастіе!— проговорила она сквозь слезы,— мы забыли въ саду нашу лавочку!
Услышавъ эти слова, дти съ ужасомъ всплеснули руками, поблднли какъ полотно и бросились въ комнату няни съ просьбою внести лавочку въ дтскую.
— Ахъ вы, втряшки,— заговорила няня,— какъ же можно было убжать изъ сада и не приказать убрать дорогую игрушку!— Ее наврное дождемъ всю испортило.
— Няня, милая, голубушка, не теряй время, вели скоре лакею внести лавочку!— просили дти.
Няня встала съ мста, чтобы исполнить ихъ желаніе, дождь между тмъ не только не прекратился, а напротивъ, лилъ и лилъ сильне. Таня вскарабкалась на окно, чтобы скоре увидть какъ понесутъ несчастную игрушку, она надялась въ глубин души, что можетъ быть дождикъ пощадилъ ее, и что если даже смочилъ, то все-таки не настолько сильно, чтобы испортить окончательно.
Но на дл однако оказалось иначе: игрушка никуда не годилась: крупа, мука, сахаръ, шеколадъ, конфекты — все перемшалось въ общую массу, ящики расклеились, размокли, кнопки повыскакали, всы какъ-то погнулись въ сторону и совершенно заржавли. Таня была въ полнйшемъ отчаяніи. Весело начавшійся день кончился плачевно, она чувствовала, что на сердце у нея такъ тяжело, какъ еще никогда не бывало, ей казалось, что несчастне ея нтъ никого въ цломъ мір. Она грустила, плакала и ничего не кушала за обдомъ, отказалась даже отъ пирожнаго и всецло отдалась этому первому въ ея дтской жизни горю.

МОХНАТКА.

Надумала однажды птичница Матрена посадить на яйцы курицу Мохнатку, чтобы та вывела ей цыплятъ.
Встала старуха ранешенько, пока вс въ дом спали, выбрала самое темное мстечко въ курятник, поставила корзинку, наполненную душистымъ сномъ, положила туда дюжину яицъ, а на нихъ посадила свою любимицу, да въ-потьмахъ-то со слпу не разсмотрла, что одиннадцать штукъ были чисто благо цвта куриныхъ, а двнадцатое какое-то зеленоватое, побольше прочихъ, однимъ словомъ — утиное.
Сидитъ курица прилежно, гретъ подложенные подъ нее яички, не ходитъ никуда, къ себ никого не подпускаетъ, забыла даже о миломъ дружк Пет, золотомъ гребешк, который прождалъ Мохнатку день, прождалъ другой, да и не вытерплъ, пошелъ отыскивать по всмъ закоулкамъ.
Долго ходилъ онъ по двору, хлвамъ, амбарамъ, наконецъ заглянуль въ птичникъ и какъ разъ наткнулся на нее, но Мохнатка, при вид гостя, такъ разсердилась, зашипла, заклохтала, что птухъ, струсивъ не на шутку, убрался по добру по здорову, и несмотря на то, что очень любопытно было знать причину отсутствія подруги — не ршался больше навщать ее.
А она все сидитъ, да сидитъ, сбгаетъ поклевать зернышекъ, водицы попить — и опять за прежнее дло. Даже вся вылиняла, стала такая некрасивая, злая, что совсмъ не походила на ту прелестную блую курочку съ густымъ хохолкомъ и мохнатыми ножками, которой когда-то вс любовались.
Цлыя три недли просидла бдняжка такимъ образомъ, наконецъ изъ яицъ стали одинъ за другимъ маленькіе цыплята выклевываться — желтенькіе, точно канарейки, прехорошенькіе.
Проколетъ плутишка скорлупку своимъ крошечнымъ носикомъ, выскочитъ, отряхнется, и начнетъ ножками пыль разрывать.
Съ каждымъ днемъ семейство Мохнатки все прибывало и прибывало, позже всхъ появился на свтъ утенокъ изъ зеленоватаго яичка, и какой же онъ забавный вышелъ! Просто всмъ на удивленіе — кругленькій, точно шарикъ, пушистый, на короткихъ ножкахъ съ преширокимъ расплюснутымъ носомъ. Мохнатка часто на него посматривала, задавая себ вопросъ:
‘Что это за странный у меня дтенышъ? Неуклюжій какой-то, косолапый, ходитъ смшно, точно старикъ, переваливаясь съ боку на бокъ, да и клюетъ-то не по нашему — однимъ словомъ, никуда не годится, срамъ въ люди показать!’
Дивится на него курица, но тмъ не мене любитъ и бережетъ наравн съ остальными, думая про себя: ‘какъ тамъ ни говори, а все же сынъ, вдь!’
Не только ни въ чемъ не отличаетъ отъ другихъ, но какъ будто даже сильне жалетъ, найдетъ, бывало, гд-нибудь въ трав червячка или букашку, начнетъ скликать семью — раздлитъ всмъ поровну, ему получше порцію оставитъ и смотритъ, чтобы кто не обидлъ, а какъ завидитъ въ воздух злйшаго своего врага, ястреба, въ одинъ мигъ распуститъ перья и, широко раздвинувъ крылья, попрячетъ всхъ маленькихъ цыпочекъ,— косолапаго такъ наровитъ засунуть подальше.
Мало-по-малу дтки стали подростать.— ‘Пора, думаетъ курица, учить ихъ уму разуму, не вкъ же мн самой отыскивать разныхъ букашекъ, таракашекъ, пусть знаютъ какъ надо добывать пищу’.
И вотъ принялась Мохнатка за воспитаніе малютокъ, первые уроки, конечно, были не совсмъ удачны, крошечныя лапки, стараясь подражать матери, вмсто того, чтобы выкапывать лакомые кусочки, или зарывали ихъ глубже, или откидывали въ сторону, но затмъ дло пошло на ладъ, такъ что черезъ нсколько дней не только одиннадцать проворныхъ желтенькихъ крошекъ, но даже и неповоротливый уродецъ сдлалъ замчательные успхи, вслдствіе которыхъ счастливая мамаша поршила свести всю семью на берегъ большаго пруда, гд въ сырой и рыхлой земл не разъ видала много червяковъ и тому подобнаго вкуснаго жаркаго.
Но каково же было ея удивленіе и ужасъ, когда не успла она спуститься съ крутаго обрыва, какъ вдругъ замтила, что коротконогій сынокъ ея, скатившись кубаремъ, бросился прямо въ прудъ и какъ клочекъ ваты, плавно покачиваясь на поверхности, загребалъ воду своими перепончатыми лапками.
Мохнатка начала кричать что есть силы, замахала крыльями кинулась сама къ пруду, но, не ршаясь войти въ него, отчаянно бгала около, цыплята тоже переполошились — принялись пищать, суетиться, толкали другъ друга, а одинъ изъ нихъ, посмышлене должно быть, вскочилъ на камешекъ, вытянулъ шейку и въ первый разъ въ жизни проплъ хриплымъ голосомъ: ‘ку-ку-ре-ку! помогите, молъ, добрые люди, съ братцемъ приключилось что-то особенное’.

ДОМОВОЙ.

Гриша былъ сынъ одного небогатаго мужичка и помогалъ родителямъ въ различныхъ крестьянскихъ работахъ. То, бывало, подсобитъ сно нагребать, то лошадокъ напоитъ, то коровъ да овечекъ загонитъ на ночь,— однимъ словомъ, длалъ все, что заставятъ.
— Поди-ка, братъ Гришутка,— сказалъ ему однажды поздно вечеромъ отецъ,— посмотри, я кажись забылъ овечкамъ принести кормъ.
Гришутка всталъ съ мста, направился къ выходной двери избушки, около которой сейчасъ же былъ расположенъ хлвъ, гд находились овечки, и вдругъ почему-то почувствовалъ, что ему длается страшно.
Ночь была совсмъ темная, непроглядная, онъ вспомнилъ разные нелпые разсказы про вдьмъ, домовыхъ, про бабу-ягу, и про прочія тому подобныя глупости, которыхъ на свт никогда не было, нтъ, и быть не можетъ.
— Что ты?— спросилъ мальчика отецъ, замтивъ, что онъ остановился на порог.
— Папа, мн страшно!— отозвался Гриша.
— Страшно?
— Да.
— Но чего же?
— Ночь ужъ больно темная!
— Что-жъ изъ этого, возьми фонарь.
Гриша снялъ со стны висвшій фонарь, зажегъ свчку и нершительными шагами, озираясь на вс стороны, началъ уже спускаться съ лстницы, какъ вдругъ ему. показалось, что въ хлвушк кто-то стонетъ.
‘Не можетъ быть,— сказалъ самъ себ мальчикъ,— это мн просто мерещится’, и стараясь сдлать надъ собою усиліе, шелъ дале, но по прошествіи двухъ-трехъ минутъ стонъ раздался снова.
Тогда, не помня себя отъ ужаса, мальчуганъ повернулъ назадъ, уронилъ фонарь и съ громкимъ крикомъ: ‘домовой, домовой’, ворвался обратно въ избу.
— Гд, домовой, какъ домовой?— смясь спросилъ отецъ,— домовые бываютъ только въ сказкахъ! Не стыдно-ли теб, большой мальчикъ и боишься подобнаго вздора!
Но Гриша продолжалъ утверждать, что самъ собственными ушами слышалъ, какъ домовой стонетъ въ хлвушк.
— Пойдемъ, папа,— упрашивалъ онъ отца,— пойдемъ, постой нсколько минутъ на крыльц и ты услышишь то же самое!
— Ахъ, Гришутка, усталъ я, не хочется, или съ Богомъ одинъ, нтъ тамъ никакого домоваго.
Но Гришутка одинъ не соглашался идти ни за какія блага и до того убдительно просилъ отца выйти на крыльцо послушать какъ стонетъ домовой, что отецъ, несмотря на усталость, все-таки всталъ съ мста и пошелъ исполнить желаніе сынишки.
Они вышли на крыльцо, простояли нсколько минутъ,— кругомъ все было тихо, покойно, нигд не слышалось ни звука.
— Ничего не слышу,— сказалъ тогда отецъ,— теб просто показалось!— и ужъ хотлъ идти обратно, какъ вдругъ мальчикъ схватилъ его за руку.
— Слышишь, слышишь!— сказалъ онъ испуганно.
Отецъ громко расхохотался.
— Слышу!— отвчалъ онъ,— но разв ты не можешь сообразить что это такое?
— Нтъ, а что же?
— Да калитка. Втеръ качаетъ ее и она скрипитъ на заржавленныхъ петляхъ.
Мальчикъ смотрлъ недоврчиво.
— Стой здсь,— сказалъ ему тогда отецъ,— а я спущусь въ садъ и буду отворять и затворять калитку,— ты сейчасъ же услышишь скрипъ, который показался теб стономъ.
Съ этими словами крестьянинъ отправился въ садъ и, началъ отворять и запирать калитку, которая при этомъ дйствительно издавала скрипъ, похожій на стонъ.
— Въ самомъ дл!— сказалъ тогда Гриша,— какой же я глупый, что испугался подобныхъ пустяковъ!— Ступай, папа, домой, можешь спать спокойно, я пойду посмотрть есть-ли кормъ у овечекъ.
— А домоваго не боишься?— пошутилъ отецъ.
Гриша въ отвтъ ему громко разсмялся.

 []

ЧУДЕСА.

Николай Петровичъ Смирновъ только-что перехалъ на дачу съ женой и тремя маленькими дтьми — Варенькой, Катей и Андрюшей.
Дти были совершенно счастливы, имъ очень нравилась новая обстановка, и пока няня съ горничной, подъ руководствомъ родителей, занимались устройствомъ комнатъ, они успли обжать не только свой собственный садикъ, но и нкоторыя расположенныя по близости дачи. Одна изъ нихъ, почти примыкавшая къ стн комнаты мамы, въ особенности обратила на себя ихъ вниманіе тмъ, что около нея, во-первыхъ, гуляли три бленькія уточки, которыя оказались настолько ручными, что даже брали кормъ прямо изъ рукъ, а во-вторыхъ, и главное, тутъ же, около чугунной ршетки, на жердочк, придланной къ дереву, сидла такая необыкновенная пестрая птица, какую они еще никогда не видывали.
Дти остановились около и долго не сводили съ нея глазъ.
— Какія красивыя перья!— сказала Варенька.
— А хвостъ-то, хвостъ какой роскошный!— добавила Катя.
— Нтъ, вотъ на клювъ посмотрите, я еще никогда такого не замчалъ ни у одной птицы!— возразилъ Андрюша.
Дти начали разглядывать эту необыкновенную птицу съ величайшимъ любопытствомъ, каждый изъ нихъ длалъ свои заключенія, боле всего поразило ихъ то, что птица не боялась людей и подпускала къ себ совершенно близко. Андрюша даже хотлъ погладить ее, но Варенька отговорила.
— Почему знать, можетъ быть она сердитая!— замтила Варенька,— надо прежде спросить. Какъ жаль, что никого нтъ на балкон!
— А какъ она называется?
— Не знаю!
— Я знала, только забыла!— вмшалась въ разговоръ Катя.
— Ты знала, откуда?— насмшливо спросилъ Андрюша.
— Видла на картинк, помнишь, въ той маленькой книг, которую намъ подарилъ дядя Лева и которую мы все еще не хотли читать.
— Да, въ самомъ дл, теперь я начинаю припоминать, но какъ она называется… Забыла тоже, ужасно досадно, жаль, что не послушались маму и до сихъ поръ не прочитали книгу.
Птица между тмъ сначала плавно покачивалась на жердочк взадъ и впередъ, потомъ вдругъ совершенно неожиданно открыла клювъ и чисто, отчетливо проговорила: ‘попочка, голубчикъ!’
Дти отступили назадъ, переглянулись и, видимо, оторопли
— Ты слышалъ, или мн это показалось?— спросила Катя Андрюшу. Андрюша, въ свою очередь, сдлалъ тотъ же вопросъ Вареньк. Варенька, сама струхнувъ не на шутку, хотла что-то отвтить, но птица вторично открыла клювъ и снова проговорила по прежнему громко и отчетливо: ‘попка, дуракъ!’
— Чудеса!— сказала тогда Варенька, и первая повернула по направленію къ дому, сестренка и братишка конечно послдовали за нею.
Чмъ ближе они подходили къ дач, тмъ больше дрожали ихъ маленькія ножки, они чувствовали какой-то непонятный страхъ, сознавали, что видли что-то сверхъестественное, необычайное.
‘Говорящая птица! Вдь это въ самомъ дл такая диковинка, о которой можно услышать только въ сказк’, думали дти и невольно торопились скоре добраться до дому, такъ какъ имъ начинало казаться, будто оригинальная птица гонится слдомъ.
— Что случилось?— спросила мама, замтивъ взволнованныя личики дтей.
— Ахъ, мамочка, мы сейчасъ видли такія чудеса, что ты даже не повришь!
— Въ самомъ дл.
— Честное слово!
— Что же такое? Это интересно.
— Птицу, мамочка, но не такую, какія летаютъ обыкновенно!— добавилъ Андрюша.
— А какую же?— съ улыбкой перебилъ его папа,— съ двумя головами?
— Нтъ, папочка, ты все смешься, а то, что мы хотимъ разсказать, очень важно. Птица, которую мы видли, иметъ одну голову, но зато, представъ себ, она говоритъ человческимъ голосомъ.
— И летаетъ по парку на свобод съ другими?— спросила мама насмшливо.
— Нтъ, она сидитъ на жердочк, прикрпленной къ дереву, около чугунной ршетки сосдней дачи.
— Направо?
— Да, какъ разъ около стны твоей комнаты.
— Такъ это попугай нашей сосдки, Маріи Гавриловны Нильской.
— Попугай, попугай!— съ радостью подхватила Катя.— Теперь я вспомнила названіе, написанное подъ картинкой, гд представлена точно такая же птица!
— Въ книжк дяди Левы,— добавила Варенька.
— Въ той самой, которую вы до сихъ поръ не могли найти минутки прочитать,— строго замтила мама.
Дти молча опустили глаза.
— Мы не знали, что попугаи говорятъ,— наконецъ нершительно
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека