Зори, Верхарн Эмиль, Год: 1898 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 50 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Эмиль Верхарнъ.
ЗОРИ.

Переводъ съ французскаго
А. Воротникова и С. Шамбинаго

МОСКВА.
КНИГОИЗДАТЕЛЬСТВО ‘ПОЛЬЗА’
В. Антикъ и К^о.

Типо-лит. РУССКАГО ТОВАРИЩЕСТВА. Москва.
Телефоны: 18-35 и 53-95.

ДЙСТВУЮЩІЕ:

Толпа.

Группы работниковъ, нищихъ, фермеровъ, солдатъ, женщинъ, юношей, прохожихъ, мальчиковъ, стариковъ.

Яковъ Эреніанъ, трибунъ.

Петръ Эреніанъ, его отецъ.

Клара, его жена.

Георгій, его сынъ.

Эно, братъ Клары.

Ордэнъ, капитанъ непріятельскаго войска, ученикъ Эреніана.

Л-Бр, сторонникъ Эреніана.

Дядя Гисленъ, фермеръ.

Священникъ.

Офицеръ. Развдчикъ.

Бродяга.

Консулъ Великаго Города.

Пастухъ.

Нищій Бенедиктъ.

Провидецъ городовъ.

Провидецъ селъ.

Группы дйствуютъ, какъ одинъ многоликій человкъ.

ДЙСТВІЕ I.

Сцена первая.

Обширный перекрестокъ дорогъ, спускающихся справа изъ Великаго Города {Въ подлинник ‘Oppidomagne’, т.-е. Oppidum, magnum — Великій Городъ. Прим. перев.}, а слва идущихъ въ равнины. Ряды деревьевъ идутъ вмст съ ними въ безконечную даль. Непріятель приблизился къ Городу и окружилъ его. Страна горитъ. Громадное зарево вдали, звонъ набата.

Группы нищихъ во рвахъ. Другіе, стоя на кучахъ песку, смотрятъ вдаль и переговариваются между собой.

Нищіе.

Смотрите: съ этого пригорка видно, какъ пылаютъ села.

— Взлземъ на деревья. Будетъ лучше видно.

Одинъ изъ нищихъ на дерев.

— Сюда, сюда!

Нищіе, обратившіеся въ сторону города.

— Ближе къ городу огонь разъяряется и растетъ.

— Слышны взрывы пороховыхъ погребовъ.

(Звукъ картечи и взрыва).

— Мастерскія передняго порта, и пристани, и доки охватываетъ огонь. Запылали склады нефти. Реи и мачты загораются, скрещиваясь въ неб.

Нищіе, обратившіеся къ равнинамъ.

— Въ глубин равнинъ вся страна пылаетъ! Огонь лижетъ ферму Эреніана, тамъ выбрасываютъ вещи во дворъ. Выводятъ животныхъ изъ хлва, обвязавъ имъ головы. Больного отца выносятъ на кровати.

— Пришелъ чередъ фермеровъ почуять смерть за плечами!

— О, какое дивное и внезапное возмездіе! Изгнаны т, кто насъ гналъ. Толпами ихъ полны дороги. Ихъ настигли вс наши богохульства, вс наши проклятія, вс наши молитвы, весь нашъ гнвъ!

Смотрите, тамъ стада къ вод бгутъ пугливо,

И кони въ ярости свои поводья рвутъ,

Съ отчаянной тоской несутся, ржутъ…

Вотъ впереди одинъ: огнемъ объята грива,

Онъ смерть и адъ съ собой несетъ…

Кусаетъ пламя онъ, что шею его жжетъ…

Смотрите же! Тамъ люди въ изступленьи

Съ простыми вилами идутъ съ огнемъ въ сраженье!…

— Колокола обезумли въ воздух. Церкви и башни рушатся. Словно, самъ Богъ въ страх!

— Знаетъ ли кто, почему разгорлась война?

— Вс короли желаютъ обладать Великимъ Городомъ. Его жаждутъ вс, до конца земли!

Люди въ тревог бгутъ и толпятся по дорогамъ въ безпорядк. Нкоторые останавливаются и кричатъ:

— Фермеры сваливаютъ на повозки свои вещи и пожитки. Они направляются къ городу, они пройдутъ здсь.

Группа нищихъ.

— Вотъ случай проникнуть въ Великій Городъ.

— Пойдемъ за ними!

Нищій Бенедиктъ.

За ними слдовать? Да кто же ты такой?

Съ тхъ поръ, какъ мы скитаемся въ невол,

Ты, я, вс мы,— для насъ нтъ жизни бол:

Насъ фермеры замучили нуждой!

Они — лишь хлбъ, мы только горькій голодъ,

И тотъ огонь, который словно молотъ

На житницы ихъ въ этотъ насъ упалъ,

Его нашъ гнвъ пылающій создалъ.

И мнится мн, смотря на языки огней:

То зубы наши тамъ, то нашихъ блескъ ногтей!

Когда же я иду, остановлюсь и вновь

Иду къ дверямъ, прошу гд подаянья,

Я чувствую, во мн какъ закипаетъ кровь:

Умножить жажду ихъ болзни и страданья!

Руками этими я вскрою ихъ гроба,

Чтобъ обобрать… Ихъ дочерей мольба —

Ничто! Он не избгутъ насилья.

Я ненавижу ихъ, насколько выражать

Я ненависть способенъ всей душою,

И мало мн, я этого не скрою,

Ихъ палками, дрекольемъ побивать!

Старикъ.

Къ чему ихъ убивать? Они не будутъ боле вредить, они еще несчастне, чмъ мы.

Нищій Бенедиктъ.

Молчи, ты слишкомъ старъ для того, чтобъ еще быть мужчиной.

Новыя толпы бросаются на дорогу Великаго Города. Появляется группа рабочихъ. Одинъ изъ нихъ обращается къ нищимъ.

Рабочій.

Эреніанъ уже прошелъ?

Нищій.

Этотъ пастухъ его знаетъ. Спросите у него.

Рабочій къ пастуху.

Проходилъ здсь Эреніанъ?

Пастухъ въ рубищахъ.

Я жду его. Онъ поспшно пріхалъ, чтобъ позаботиться о своемъ отц. Хотлъ бы я еще разъ его видть. Я его вылчилъ, когда онъ былъ еще ребенкомъ.

Рабочій.

Онъ долженъ прійти. Вмст мы подождемъ его.

Пастухъ.

Какъ могъ онъ оставить городъ? Даже его враги должны бы удержать его.

Рабочій.

Эреніанъ длаетъ, что хочетъ. Его отецъ въ сел при смерти и позвалъ его къ себ.

Пастухъ.

Какъ вы думаете, онъ обуздаетъ Великій Городъ?

Рабочій.

А разв онъ не поведетъ народъ?

Онъ полонъ силъ и обаянья…

Въ тиши покуда онъ живетъ,

Но въ будущемъ его дянья.

Онъ взвситъ мудро, сколько силъ

Потребно будетъ, воли, знанья,

Чтобъ новый день насъ озарилъ.

Насъ учатъ вс его писанья:

Въ нихъ сказано, какимъ путемъ

Мы къ благу высшему дойдемъ.

Пастухъ.

Вы изъ тхъ, кто его любитъ и защищаетъ въ город.

Рабочій.

Насъ тысячи! За нимъ идемъ мы смло,

Чтобъ до конца свершить святое дло.

Рабочій уходитъ на дорогу поджидать Эреніана. Снова бглецы. Потомъ группа крестьянъ съ повозками и ручными телжками. Лошади, взобрались на крутизну съ непосильнымъ грузомъ.

Дядя Гисленъ.

Наши лошади выбились изъ силъ. Дадимъ имъ вздохнуть. Эй, вы тамъ, нищіе! Эта каналья — Эреніанъ уже здсь былъ?

Нищій Бенедиктъ.

Дядя Гисленъ, молчи!

Дядя Гисленъ.

Мн молчать! Молчать мн! Почему?… ради кого?.. Такъ Эреніанъ васъ знаетъ?

Нищій Бенедиктъ.

Дядя Гисленъ, мы здсь сила, и мы можемъ тебя убить, и ты не успешь позвать на помощь. Долгіе годы ты бросалъ намъ за порогъ твоихъ дверей остатки корма свиней и помои изъ твоей кухаи, а мы долгіе годы въ отвтъ разв не приносили теб наши просьбы и наши молитвы? Мы свели счеты за прошлое, а будущее принадлежитъ намъ.

Онъ съ угрозой подходитъ къ Гислену.

Крестьянинъ, подбгая.

Дядя Гисленъ, дядя Гисленъ! Отъ твоей фермы Звонкихъ Полей огонь перешелъ на на всю Волчью Долину!

Горятъ деревья по дорог,

Крутятся ели и трещатъ,

А искры въ бшенной тревог

До неба дальняго летятъ.

Дядя Гисленъ.

А мн-то что? Мн что за дло?

Пусть пропадутъ ноля, лса,

Горитъ пусть воздухъ,— небеса,

Земли пусть распадется тло!…

(Мняетъ тонъ).

Тотъ нищій говорилъ, что онъ меня убьетъ?

(Къ нищему Бенедикту).

Такъ бей скорй, безъ замедленья!

Вотъ руки, ихъ нужды ослабилъ гнетъ.

Вотъ кожа, вотъ спина… Не требуетъ прощенья

Все существо мое… Влачилъ всегда

Я гибель, долгіе года.

Къ чему, поистин, мн жить?

Судьбы законъ не въ силахъ измнить!

Вскопаю поле я,— морозами побито.

Что мой отецъ съ упорствомъ собиралъ,

Что, какъ скупецъ, онъ въ землю зарывалъ,—

Мной все потеряно, прожито!

Я сыновей молилъ,— не внялъ изъ нихъ никто:

Они пошли туда… Ихъ городъ взялъ голодный.

Имъ жизни хочется позорной и безплодной…

А села, хижины — все смертію взято!

Великій Городъ взялъ ихъ силы,

Великій Городъ кровь ихъ пьетъ,

И вотъ

Поля и нивы — какъ могилы!

Погибель чуется везд:

Земл, и воздуху, и солнцу, и вод!

Крестьянинъ.

Ваши страданья также и наши. Мы тоже вс несчастны…

Дядя Гисленъ.

Ребенкомъ, помню я, мы сяли бывало,—

Земля, покорная и людямъ и скотамъ,

Какъ счастія улыбка, расцвтала.

Теперь она вселяетъ ужасъ намъ,

Ея сокровища поруганы, раскрыты,

Пласты угля, что были въ мрак скрыты,

Теперь извлечены, и мощные царятъ!

На полотн стальномъ, что бороздитъ равнины

И ржетъ пашни, мирныя долины,—

Сигналы свтлые стоятъ.

Отъ дыма цвтъ живыхъ небесъ угасъ,

Трава зеленая, шумящія дубравы

Питаются срнистою отравой.

Вотъ часъ,

Какъ утвердились, наконецъ,

Огонь, желзо и свинецъ,

И снова адъ встаетъ на насъ!

Одинъ изъ нищихъ.

Бднякъ!

Дядя Гисленъ.

Бднякъ! Вовсе нтъ! (Привлекаетъ къ себ одного изъ крестьянъ и указываетъ ему на горящую усадьбу). Вы, думаете, что врагъ поджегъ мою усадьбу? Разубдитесь! (Показываетъ ему свои руки). Это сдлали вотъ эти руки. А мой лсъ у болота Блуждающихъ Огней?— Тоже!… А мои житницы и скирды?— Мои руки!… Нтъ, нтъ! Дядя Гисленъ не бднякъ! Онъ, и, можетъ быть, только онъ одинъ, все видитъ ясно. Нтъ больше у людей уваженія къ своему полю, предъ медленнымъ ходомъ событій теряется терпніе, убиваютъ зародыши, сжигаютъ ихъ, все устраиваютъ, придумываютъ, соображаютъ! Земля перестала быть женщиной: она стала двкой!

И врагъ теперь ее уничтожаетъ!

Гд городами ранена она,—

Тамъ мечъ счетъ, а пламя сожигаетъ.

Тамъ, гд она совсмъ истощена,

Гранатъ горитъ огнистый слдъ.

Увы — земл спасенья нтъ!

Не надо больше радугъ ясныхъ,

Не надо снга на горахъ,

Не надо солнца, зорь прекрасныхъ!..

И отъ ударовъ всхъ ужасныхъ

Поля пусть обратятся въ прахъ!

Крестьянинъ.

Наврное, дядя Гисленъ нездоровъ разсудкомъ.

Другой.

Преступно такъ ругаться надъ землей!

Третій.

Ужъ не знаешь, чему врить.

Появляется Провидецъ селъ, онъ напваетъ, подражая движеніями полету вороновъ вовремя пожара.

Провидецъ.

Бгутъ поля, грядутъ кусты!

Грозы огнистыя мгновенья

На сверъ — югъ чертятъ кресты…

То Красныхъ Вороновъ явленье.

Ихъ крылья рютъ надъ домами,

И когти новой жертвы ждутъ.

Ихъ перья, словно надъ полями

Столбы пожарища, встаютъ.

Ихъ стаи дикія ужасны,

Он летятъ со всхъ сторонъ…

Ужель огонь послалъ ихъ ясный,

Которымъ міръ весь окруженъ?!

И молчаливый ихъ полетъ

Кровь леденитъ своей грозою,

Кровавый клювъ терзаетъ, рветъ,

Въ земл до сердца ищетъ ходъ

И гонитъ ужасъ предъ собою!

Вс смена ужъ сожжены,

А жернова — средь моря лавы,

Текущей къ Западу, кровавой,

Сквозь дымъ пожарища видны.

Бгутъ, какъ кони въ часъ войны.

Да! Часъ предсказанный насталъ!

Колокола! Вы погребально

Звоните смерть земл печальной!

Да! Часъ предсказанный насталъ!

Колокола! Пусть скорбный звонъ

Звучитъ въ часъ міра похоронъ!

Дядя Гисленъ.

Да, правъ онъ, провидецъ, безумный, надъ кмъ я самъ смялся и кого никто не понималъ. О, конечно, теперь открывается грозное просвтленіе! (Указываетъ на горизонтъ), Онъ давно угадывалъ. А мы все жили съ нашими старыми надеждами, старыми мечтами и изъ нашего здраваго смысла длали жалкую преграду на страшномъ пути судьбы.

Группа молодыхъ поселянъ, слугъ, работниковъ, работницъ и нищихъ женщинъ сопровождаетъ Петра Эреніана, лежащаго на носилкахъ. Съ ними идетъ священникъ. Умирающій знаками показываетъ, что слишкомъ страдаетъ и что надо остановиться.

Яковъ Эреніанъ.

Вотъ здсь, друзья мои. Осторожне опустите его (Помогаетъ носильщикамъ. Потомъ, какъ бы говоря съ самимъ собой). Бдный старикъ! Бдный старикъ! Не мотъ умереть, какъ умеръ его отецъ, въ своей постели. О, эти войны! Эти войны! Ихъ надо ненавидть всей силой ненависти, твердой, какъ алмазъ.

Петръ Эреніанъ.

Эреніанъ! Эреніанъ!

Яковъ Эреніанъ

Я здсь, отецъ, возл тебя, предъ твоими глазами, у твоихъ рукъ, совсмъ близко около тебя, какъ въ дни моей матери, такъ близко, что слышу біеніе твоего сердца. Ты меня видишь? Слышишь меня? Чувствуешь ли, что я попрежнему тебя люблю?

Петръ Эреніанъ, тяжело дыша

На этотъ разъ — конецъ. Ты не будешь въ силахъ перенести меня къ себ, въ Великій Городъ… Я счастливъ, потому что вокругъ меня раввины. Прошу тебя о милости: не запрещай старому священнику подойти ко мн.

Яковъ Эреніанъ.

Отецъ мой, всякая твоя воля, всякое желаніе будетъ исполнено. Удалиться мн?

Петръ Эреніанъ.

Надо быть одному, чтобъ исповдаться.

Эреніанъ отходитъ. Приближается священникъ. Гисленъ робко подходитъ къ Трибуну и говоритъ съ нимъ, пока совершается исповдь.

Дядя Гисленъ.

Господинъ Эреніанъ, я вижу, вы добры, попрежнему. Я васъ считалъ инымъ. Вы господствуете въ Великомъ Город, и въ нашихъ фермахъ бывалъ разговоръ о васъ… Мои сыновья за васъ заступались… Но теперь, когда деревня умерла, откуда, скажите мн, придетъ жизнь? Гд найти уголокъ земли, еще не убитый дымомъ, нечистотами, отравой, войной? Скажите… скажите!

Эреніанъ безмолвенъ. Все его вниманіе приковано къ отцу. Онъ едва пожимаетъ плечами, когда Гисленъ оканчиваетъ говоритъ.

Пастухъ
медленно подошелъ къ Эрепіану.

Яковъ, ты узнаешь меня?

Яковъ Эреніанъ.

Какъ? Ты еще живъ, старый пастухъ?

Сильно взволнованный обнимаетъ его.

Пастухъ.

Я уходилъ далеко, туда, на долгіе годы, я видлъ страны новыя, чудныя… И такъ вотъ бродишь, день ото дня, изъ одной степи въ другую,— и возвращаешься, чтобъ увидть смерть.

Петръ Эреніанъ.

Прошу прощенія у всхъ, кого я оскорбилъ.

Священникъ.

Не смущайся: ты былъ христіаниномъ и спасешься.

Священникъ даетъ ему отпущеніе грховъ.

Яковъ Эреніанъ
ведетъ пастуха къ умирающему.

Отецъ, вотъ пастухъ, ты знаешь, онъ съ Звонкихъ Полей, самый старый изъ твоихъ слугъ и друзей.

Петръ Эреніанъ
смотритъ долго на пастуха, потомъ вдругъ, узнавъ его, схватываетъ за руку и привлекаетъ къ себ, довольно твердымъ голосомъ.

Когда я умру, пастухъ, ты уничтожь вс старыя смена. Они смшаны съ дурной пылью, они источены, они изъдены. Не съ такими сменами земля празднуетъ свой бракъ. А ты, побывавшій повсюду, ты посешь на моемъ пол новыя смена, смена живыя, свжія, прекрасныя, какія ты видлъ и призналъ добрыми тамъ, въ двственныхъ странахъ земли… (Молчаніе. Пастухъ склоняетъ голову и становится на колни. Также нищіе и носильщики). А теперь обратите меня къ солнцу.

Его желаніе исполняютъ, но на запад, гд заходитъ солнце, зарево горящихъ деревень озаряетъ страну: жаръ оттуда достигаетъ до умирающаго.

Пастухъ.

Отблески пожара озаряютъ его лицо.

Другой.

Къ огню онъ обратился.

Третій къ окружающимъ Петра Эреніана.

Осторожнй… осторожнй!.. Не надо, чтобъ онъ видлъ пламя.

Четвертый.

Поверните его направо.

Пятый.

Вотъ такъ… сюда… Вправо… вправо…

Но старикъ цпляется за носилки и держится, устремивъ взоръ къ закату и пламени.

Шестой.

Бдный, если бы онъ зналъ!

Петръ Эреніанъ почти угасшимъ голосомъ.

Яковъ Эреніанъ, подойди ко мн, ближе! Хочу умереть, касаясь тебя моими пальцами… (Ласкаетъ сына)… и глядя туда, на то, что я любилъ боле всего на свт. Тебя я любилъ какъ бы до безумія. Никогда я не отрицалъ тебя, я готовъ былъ благословлять огорченія и печали, какія ты мн причинялъ. Кром того, любя тебя, я обожалъ и землю. Я жилъ съ солнцемъ, какъ съ Богомъ… оно было моимъ видимымъ Господомъ… Я счелъ бы карой мн смерть ночью, когда нтъ его. Къ счастью, оно здсь, предо мной, и я простираю къ нему руки… (Поднимается, глядя на пожаръ). Я уже не вижу его, но все же чувствую его благой и побдоносный свтъ…

Яковъ Эреніанъ шепчетъ.

Отецъ! Отецъ!

Онъ не знаетъ, сказать ли отцу правду или же слдуетъ видть въ его словахъ внезапное пророчество.

Петръ Эреніанъ.

…Я его угадываю, люблю понимаю. Отъ него въ этотъ часъ исходитъ единственная, еще возможная весна!

Онъ падаетъ навзничь и умираетъ, Яковъ обнимаетъ отца, прикладываетъ свои губы къ его губамъ, какъ бы желая изъ нихъ принятъ истину, сказанную ими.

Яковъ Эреніанъ.

Зналъ ли онъ, что говорилъ?.. Единая, еще возможная весна!..

Медленно выходитъ онъ изъ своей задумчивости и овладваетъ собой. Нищіе, крестьяне и рабочіе окружаютъ его. Пастухъ жметъ его руки и держитъ ихъ. Носильщики поднимаютъ тло и двигаются въ путъ. Въ это время группа женщинъ и дтей изъ города спускается къ перекрестку по возвышеннымъ дорогамъ. Ихъ ведутъ старики.

Старикъ, останавливаясь и указывая на Петра Эреніана.

Мертвый!.. Это Эреніанъ идетъ за носилками?

Второй.

Что это за толпа?

Третій.

Вся равнина течетъ къ Великому Городу.

Четвертый.

Или они думаютъ, что ихъ примутъ? (Зоветъ). Эреніанъ! Эреніанъ!

Эреніанъ.

Кто меня зоветъ?

Старикъ.

Великій Городъ замкнулся въ своихъ стнахъ, онъ не допуститъ, чтобъ равнина присылала ему своихъ бродягъ и своихъ мертвецовъ.

Эреніанъ.

Я возвращаюсь домой, я лишился отца, хочу самъ его похоронить и избавить отъ ограбленія и поруганій.

Старинъ.

Васъ отгонятъ пулями. Изгоняютъ всхъ, кто не помогаетъ оборон.

Второй.

Взрываютъ мосты… Укрпленія щетинятся войсками…

Третій.

Городъ пересталъ различать, кого онъ гонитъ. Васъ никто не узнаетъ.

Четвертый.

Безуміе итти туда.

Пятый.

Это значитъ итти на смерть.

Шестой умоляетъ.

Останьтесь среди насъ, съ нами! Вы насъ спасете.

Эреніанъ.

Клянусь вамъ, я войду въ Великій Городъ Если сомнваетесь, не слдуйте за мною.

Старикъ.

Мы боле не въ силахъ.

Крестьянинъ.

Лучше дома умереть.

Нищіе, старики и нсколько крестьянъ остаются на м&#1123,ст. Толпа изъ городовъ и равнинъ слдуетъ за Эреніаномъ. Погребальное шествіе медленно скрывается.

Старикъ.

Эреніанъ — единый человкъ, твердый и сильный въ эти часы, когда близка гроза. Можетъ быть, тамъ его примутъ хорошо…

Второй.

А тхъ, кто идутъ за нимъ, всхъ убьютъ.

Третій, обратившись къ равнин.

Посмотрите въ ту сторону. Врагъ заставляетъ стихіи вести войну. Онъ ими овладваетъ, развертываетъ ихъ силы, укрощаетъ ихъ, бросаетъ на непріятеля!

Четвертый.

Когда деревни будутъ мертвы, тогда врагъ станетъ истреблять города.

Старый горожанинъ, старшій изъ всхъ.

О города! О города!

Вы кликами своими, и волненьемъ,

И бшенствомъ, и оскорбленьемъ

Грозите миру братскому всегда.

О, ваша ярость противъ неба!

Вы грязь одеждой кроете своей,

Торгуете грхами вмсто хлба,

И гроздями обвились вы страстей,

Какъ нкогда ряды грудей

Діаны древней тло покрывали.

О города!

Въ васъ все разумное исчезло навсегда,

И юности цвты увяли!

Штыкъ замнилъ геройскій духъ у васъ,

И правосудія огонь давно угасъ.

О города! О города!

Клубокъ нечистый спрутовъ, безотрадный!

Кровь міра пастью своей жадной

Сосать готовы вы всегда!

Крестьянинъ къ старикамъ.

Если бы не вы вс, горожане, то наши нивы бы цвли, и житницы переполнялись бы хлбомъ! Если бы не вы, то мы попрежнему были бы сильны, здоровы и спокойны. Если бы не вы, то наши дочери не стали бы продажными, а наши сыновья не пошли бы въ солдаты. Вы запятнали насъ своими идеями и своими пороками, вы разнуздали войну!

Горожанинъ къ старикамъ.

На себя пеняйте. Зачмъ вы къ намъ приходите въ такомъ множеств и съ такой жадностью? Изъ глубины деревень вы бжите грабить и торговать съ такимъ упорствомъ, съ душой такой узкой, черствой и жестокой, что васъ трудно отличить отъ разбойниковъ. Ваше лукавство и воровство вы поставили за всми прилавками, вы постепенно наводнили вс конторы свта. Если нашъ вкъ такъ громко скрипитъ своими рабскими и мелочными перьями, то это потому, что милліоны вашихъ рукъ готовы переписывать до смерти!

Поселянинъ.

Вы имли въ насъ нужду. Вы наполнили своими призывами паши долины.

Горожанинъ.

Вы — тсто, которое посредственность мситъ вы — полки нумерованнаго ничтожества. Въ васъ причина медлительнаго лихоимства и тяжелой неподвижности. Безъ васъ городъ былъ бы нервнымъ, впечатлительнымъ, храбрымъ, безъ васъ могли бы снова проявиться порывъ, быстрота и смлость. Безъ васъ сонъ не омертвилъ бы жизнь, и смерть не покрыла бы все кровью.

Старикъ.

Эй! Скажите! Какъ вы думаете: врагъ въ это время ожидаетъ, скрестивъ руки, конца вашихъ споровъ? Если погибнетъ нашъ городъ, то его можно схоронить подъ саваномъ, сотканнымъ изъ всхъ безполезныхъ словъ, всхъ безцльныхъ споровъ, болтовни и цвтовъ краснорчія, брошенныхъ на него въ теченіе вковъ. Болтуны одни во всемъ виновны!

Второй.

Все соединилось противъ Великаго Города. Тысяча причинъ его разоряютъ, подобно тысяч вампировъ, пожирающихъ трупъ. По счастью, есть еще Спасители,— тамъ, на небосклон.

Третій.

Со вчерашняго дня опасный заговоръ держитъ въ страх Городъ. Народъ удалился на кладбище, надъ старыми кварталами. Могилы стали валами укрпленій. Народъ въ стачк. Солдаты правительства ихъ окружили и отрзали,

Крестьянинъ.

Великій Городъ осажденъ и самъ держитъ другихъ въ осад.

Старикъ.

Какъ въ Рим нкогда — толпа создала тамъ Авентинскій холмъ.

Второй.

О, стыдъ — принадлежать къ забитому народу!

Весь міръ его безумьемъ изумленъ.

Въ тотъ мигъ, какъ громъ провозгласилъ свободу,

Не вдаетъ, на что ршиться, онъ!

Вдь сила въ единеньи зретъ,

А онъ колеблется, дробится и слабетъ!

Скажите, неужель совсмъ безсильно слово?

И твердой воли больше нтъ,

Чтобъ стадо вывести на свтъ?

Скажите, мужа нтъ такого…

Провидецъ изъ села,
который бродилъ вокругъ всего перекрестка, начинаетъ прорицать.

Провидецъ.

Вотъ пробилъ часъ, что долженъ былъ пробить!

И городъ,— это зеркало вселенной,

Куда глядлись вс, чтобъ взоръ свой ослпить,—

Когда временъ оборвалася нить,

Бросаетъ плащъ, мишурный и презрнный,

Великій Градъ!

Твои мосты, колонны и аркады!…

Смотрите, къ вамъ грядутъ, грядутъ

Вс горизонты, тамъ и тутъ!

Великій Градъ!

Твои дома и башни, стнъ громады!

Изъ нихъ растетъ, несется въ даль

Кончины огненной печаль.

Великій Градъ!

Вотъ, наконецъ, мгновенье,

Когда въ теб все обратится въ прахъ!

Защиту принесетъ одинъ могучій взмахъ,

Гиганта новаго явленье.

Старикъ.

О, кто бы ни былъ онъ, привтъ ему! Мы первые склонимся передъ нимъ!

Провидецъ.

Вотъ ожиданья мигъ!

Грядущій будетъ такъ великъ,

Чтобы его узнать и съ нимъ считаться,

Вамъ надо вырасти, быть можетъ, и подняться.

Старикъ.

Такой человкъ еще не родился!

Второй.

Никто и не подозрваетъ о немъ.

Третій.

Никто о немъ не возвщаетъ.

Четвертый.

А Яковъ Эреніанъ?

Пятый.

Яковъ Эреніанъ?.. Это безумецъ!

Сцена вторая.

Отрядъ конницы преграждаетъ входъ въ ворота Великаго Города. Солдаты подготовляютъ взрывъ мостовъ на рк. По скатамъ и укрпленіямъ проходятъ патрули. Одинъ изъ генераловъ смотритъ вдаль съ биноклемъ въ рук, онъ наблюдаетъ за тмъ, что происходитъ, въ то время, какъ курьеръ приноситъ приказъ офицеру коннаго отряда.

Офицеръ читаетъ.

‘Отданъ приказъ не пропускать въ городъ никого, кром трибуна Якова Эреніана. Надо, чтобъ онъ понялъ, что ему длаютъ милость. Для виду оказать ему противодйствіе’. Подписано: ‘Правительство Великаго Города’.

Эреніанъ идетъ по большой дорог въ сопровожденіи толпы оборванцевъ, женщинъ, работниковъ, фермеровъ и стариковъ. Уяснивъ себ, что ему трудно проникнутъ въ городъ, онъ подходитъ къ офицеру.

Эреніанъ.

Я одинъ изъ тхъ, которыхъ слушаютъ. Въ Великомъ Город я выросъ, страдалъ и боролся за мои идеи, самыя прекрасныя, какія могутъ, быть въ голов человка. Я любилъ Великій Городъ, когда онъ казался непобдимымъ. Теперь я хочу занять мсто среди тхъ, кто умираетъ за него. И я требую мста для всхъ, кого ждутъ тамъ, для всхъ, кого я встртилъ на моей дорог. Я крикнулъ имъ, чтобъ они шли за мной. Я толкнулъ къ мужеству ту волну, что отступала къ трусости

Офицеръ.

Я знаю, кто вы, но не могу измнить полученныхъ приказаній.

Эреніанъ.

Въ чемъ состоятъ они?

Офицеръ.

Держать на запор эти ворота.

Эреніанъ.

Такъ значитъ, что Великій Градъ

Въ тотъ часъ, какъ горы со стенаньемъ

Отъ ужаса на стогны полетятъ,—

Онъ бдными словами приказанья

Свои ворота заградить

Для тхъ, въ комъ рвеніе кипитъ,

И кто несетъ ему и кровь,

И безконечную любовь?

Бывало, вечеромъ на мол я сидлъ,

И видлъ, какъ моря несли

Къ нему богатства всей земли,

Свободный міръ — его удлъ.

Люблю его, съ пороками и славой

И страсти странною отравой!

Я имъ, какъ сынъ, любовникъ, упоенъ,

И входъ въ него мн запрещенъ?!.

Приказъ! Но такіе приказы губятъ народъ! Можно ли считать число защитниковъ, когда бдствіе безпредльно? Передъ лицомъ смерти можно ли раздлять тхъ, кто соединенъ одной и тою же опасностью? Я требую, чтобы дали мсто всмъ!

Офицеръ.

Я не могу.

Эреніанъ подходитъ къ тлу отца, открываетъ лицо и грудь.

Эреніанъ.

Онъ двадцать лтъ служилъ стран

И слдовалъ за вашими вождями,

Въ пустыняхъ дрался онъ, за дальними морями

Три раза онъ прошелъ Европу всю:

Вокругъ его съ побдными орлами

Средь бури факелы горятъ…

И входъ ему закрытъ въ Великій Градъ!?

Офицеръ.

Входъ закрытъ для всхъ, кто слдуетъ за вами.

Эреніанъ.

Такъ знайте же, что во имя закона, самаго яснаго, самаго простого и опредленнаго, я обращаюсь къ вашей человческой чести. Пройдетъ немного дней, и эта долина обратится въ разрушеніе, гниль и кровь. Вамъ надо сказать одно лишь слово, и жизнь, на которую мы вс имемъ право, будетъ намъ сохранена. Человкъ обязанъ помогать человку, и на васъ, носящемъ оружіе, лежитъ эта обязанность по отношенію ко всмъ намъ. Эта обязанность изглаживаетъ вс другія. Она существовала еще тогда, когда не существовало названія арміи и часового.

Офицеръ.

Разойдитесь, разойдитесь!

Эреніанъ взглядываетъ на огромную толпу, идущую за нимъ, на взглядъ опредляетъ число солдатъ и подходитъ къ тлу отца.

Почившаго прошу простить мн, если я покрою кровью его погребеніе.

Въ эту минуту Генералъ, наблюдавшій эту сцену съ вершины укрпленія, подбгаетъ къ офицеру.

Эреніанъ.

Я исчерпалъ вс средства, остается одно. Вы вс его угадываете… Насъ тысяча, а тхъ лишь нсколько человкъ (Указываетъ на солдатъ). У нихъ есть отцы и дти среди насъ. Они наши, они дадутъ намъ дорогу… Пусть женщины идутъ впереди: они не будутъ стрлять. (Идетъ впередъ одинъ, въ то время какъ, собирается толпа. Къ солдатамъ.), Тотъ, кто вами начальствуетъ, велитъ вамъ совершить преступленіе. Не повинуйтесь ему. Вы имете право…

Но Генералъ уже подошелъ къ офицеру и выговариваетъ ему. Слышны слова: ‘Неловкость’, ‘безуміе’… Генералъ быстро идетъ къ Эреніану и кланяется ему.

Генералъ.

Яковъ Эреніанъ, вы войдете въ Великій Городъ. Правительство васъ туда допускаетъ.

Эреніанъ.

Наконецъ! Я хорошо зналъ, что я вамъ нуженъ, и что, войдя къ вамъ, буду служить вашимъ интересамъ (Указываетъ на толпу). И. вс они пойдутъ за мной: старики, дти, женщины, вс вернутся домой и вс будутъ полезны. И ты, отецъ, будешь покоиться въ могил, гд спятъ двое моихъ дтей.

Генералъ отдаетъ приказаніе. Ряды раздвигаются. Яковъ Эреніанъ и нсколько работниковъ входятъ въ ворота, но за ними быстро, по приказанію офицера, смыкаются ряды. Тло Петра Эреніана, носильщики, старики, крестьяне, женщины и дти, вс отброшены. Приходятъ на помощь новые батальоны. Яковъ Эреніанъ пораженъ. Онъ возвращается, чтобы, проложитъ до-рогу. Слышно, какъ онъ кричитъ: ‘Подлость…’ ‘Измна!…’ ‘Безчестно!’ Но шумъ покрываетъ его голосъ. Его силой побуждаютъ войти въ городъ. А толпа, которая ропщетъ, окончательно отброшена къ долин.

ДЙСТВІЕ II.

Сцена первая.

Жилище Эреніана. Дверь справа. Обыденная обстановка. Вещи въ безпорядк, на стол одежда въ починк, дтскія игрушки. Кучи книгъ на двухъ стульяхъ. Жена Эреніана, Клара, зажигаетъ лампы. Она ждетъ его. Вдругъ съ улицы доносятся клики привтствій. Входитъ Эреніанъ. Долгимъ поцлуемъ онъ цлуетъ жену.

Эреніанъ.

Мы схоронили отца вправо отъ нашихъ малютокъ, подъ снью тисоваго дерева, которое высится надъ нашимъ угломъ кладбища. Тамъ будетъ онъ Покоиться, точно въ деревн, его тло сольется съ стихійной жизнью травъ и растеній, которыя онъ такъ любилъ.

Клара.

За тобой слдили?

Во время этой сцены Эреніанъ мняетъ свою темную одежду на домашнюю. Впечатлніе интимной жизни семьи.

Эреніанъ.

Не знаю. Насъ было немного. На обратномъ пути толпа меня коснулась. Мальчишки кричали о новостяхъ съ Авентина. Вырывали другъ у друга газеты. Нсколько человкъ несли факелы и пли. Вдоль улицъ и бульваровъ дома были, какъ мертвые, пораженные или разрушенные бомбами. Кучи камня загромождали тротуары. Не загорался ни одинъ фонарь. На Площади Народовъ одинъ каменотесъ прокричалъ мое имя. Вотъ и все. Когда мн дозволили, Богъ знаетъ посл какихъ хлопотъ, внести моего отца въ Великій Городъ, я общалъ, что его погребеніе состоится безъ всякаго участія народа. Я сдержалъ слово (Находитъ на своемъ письменномъ стол связку банковыхъ билетовъ). Что это такое?

Клара.

Теб прислали то, что оставалось по счету (Вынимаетъ изъ кармана записку). Посмотри, твоя книга распространилась повсюду.

Эреніанъ разсматриваетъ записку.

И вотъ меня читаютъ и спорятъ обо мн на свт, и жаждутъ знать мое сужденіе. (Кладетъ письмо на столъ и открываетъ окно. Подходитъ къ Клар). Я думалъ о насъ во время этихъ простыхъ и тихихъ похоронъ. Съ какой радостью я чувствовалъ бы твою близость ко мн въ ту минуту, когда гробъ опускался въ землю! Мое сердце такъ терзалось и было такъ полно сдержанной нжности и такъ замкнуто въ моей груди! Зачмъ я не держалъ твои руки въ моихъ? Я запечатллъ бы на нихъ половину моей печали (Онъ беретъ ея руку). Поистин, ты моя кроткая, моя храбрая! Ты знаешь меня, ты меня угадываешь, только передъ тобой осмливаюсь я быть свободнымъ отъ угрызеній совсти, быть такимъ, каковъ я въ дйствительности: бдный человкъ, рдко когда спокойный, порывистый въ гордости и въ нжности, тмъ больше требовательный, чмъ сильне любитъ… А гд ребенокъ?

Клара указываетъ на дверь справа.

Въ нашей комнат. Онъ спитъ.

Эреніанъ.

Какъ часто я приводилъ въ отчаяніе моего отца! Мои своевольныя вспышки бывали такъ безумны, что онъ билъ меня, и подъ ударами я все-таки кричалъ ему сквозь слезы то, что хотлъ. Сказать, что теперь я задушилъ бы моего сына, если бы онъ сталъ подражать мн! (Невдалек отъ дома разрывается бомба. Эреніанъ и Клара бросаются къ окну). Поистин, прекрасное время для любви! Ничто такъ не сближаетъ, какъ эти драмы, эти тревоги. Я еще вижу, какіе были мы въ первые дни нашей любви, ты кажешься мн все прекрасне, и я отдаю теб мою любовь — такую искреннюю, горячую, полную, какъ никогда!

Клара.

Я тебя люблю и служу теб всей моей душой.

Эреніанъ.

Это погребеніе, въ которомъ исчезла частица моего существа, можетъ быть, цлая эпоха моей жизни — мое дтство, оторвало меня отъ моего жгучаго существованія, отданнаго всмъ и посяннаго далеко отъ тебя, далко отъ насъ, въ Великомъ Город. И мн казалось, что я въ деревн, въ горестной стран равнинъ, объятыхъ бредомъ, что я брожу за добычей, вечеромъ, среди вересковъ, или скачу верхомъ на жеребенк въ отцовскихъ поляхъ. Я вспоминалъ пастуховъ, слугъ, работницъ. Я вспоминалъ дороги въ школу и въ церковь и даже звукъ церковнаго колокола. Я былъ такъ печаленъ и счастливъ, я жаждалъ васъ увидть, тебя и ребенка. (Обнимаетъ Клару). А теперь покажи мн твои глаза, бдные и кроткіе твои глаза, они меня любятъ больше всхъ, и для меня они лучшія свтила въ мір! (Склоняетъ лицо къ Клар). Они такъ врны, нжны, и кротки, и прозрачны. И какъ я безуменъ, что заставлялъ ихъ плакать иногда!

Клара.

Быстре твоей мысли бгутъ твои слова, когда причиняютъ боль.

Эреніанъ.

О, я не изъ тхъ, кто любитъ кротко! Но ты любишь меня, несмотря ни на что, хоть и знаешь мою ужасную жизнь, ту дйствительную мою жизнь, которая даетъ смыслъ моему существованію на земл.

Клара съ легкимъ укоромъ.

Ты мн слишкомъ часто говоришь объ этомъ.

Эреніанъ властно.

И хочу еще говорить теб о томъ же, хочу грубо утомить этимъ тебя! Моя страсть — быть искреннимъ и яснымъ съ тобою. Ты бы не была моей женой, если бы надо было мн что-нибудь скрывать отъ тебя. Лучше мн видть тебя плачущей, чмъ лгать теб.

Клара.

Будь ты инымъ, я бъ тебя не обожала.

Эреніанъ.

И дотомъ, ты хорошо знаешь, что я все преувеличиваю: въ сущности, удляя теб такое тсное мсто въ моей жизни, и я самъ ошибаюсь, и тебя обманываю.

Клара.

Будь, чмъ хочешь, мучителемъ, деспотомъ, — что за бда! Я, со всей моей любовью, обладаю тобою и нашимъ ребенкомъ.

Эреніанъ.

По правд, ты — моя жена!..

Заря, ты помнишь, угасала…

Душа твоя была мн отдана,

И ты моимъ словамъ внимала,

А я клялся предъ тобой

Не цловать и не ласкать другой.

Цвтокъ озеръ и трепетныхъ тумановъ,

Тебя я, полный жгучихъ силъ,

Взялъ изъ страны тревожныхъ урагановъ,

И въ сердце Града помстилъ.

И землю, воды и поля

Въ твоихъ глазахъ открытыхъ вижу я.

Я обниму тебя, пускай насъ свяжетъ нить

Любви возвышенной, что насъ освобождаетъ,

Я буду обожать тебя, боготворить

Въ то время, какъ судьба дни жадно пожираетъ,

Что остается намъ прожить.

Пылающая смерть вселяетъ всюду страхъ.

Ночь — западня, а вечеръ — знакъ печали,

‘На онмвшихъ небесахъ

Сгораютъ звзды, тонкій прахъ

Ихъ падаетъ въ таинственныя дали.

Сынъ Эреніана вошелъ, чтобы обнять отца, но тотъ его не замчаетъ и забылъ о немъ. Толпа проходитъ за окномъ и рокочетъ. Эреніанъ бросается къ окну. Слышны крики: ‘Горитъ биржа’…’ ‘Арсеналъ горитъ!…’ ‘Портъ горитъ!’

Эреніанъ.

О, неужель падетъ Великій Градъ?

И льютъ теперь костры съ своей вершины

Дымящуюся кровь его кончины?

Великій Градъ,

Собралъ въ своихъ законахъ и уставахъ

Ты хитрости, убійство,— воровство,

А благо правое, отбросилъ ты его!

И вотъ теперь лежишь въ порочныхъ ты забавахъ,

И опьянлъ, и пьешь всю грязь,

Что въ стокахъ затхлыхъ собралась.

Вс преступленья и развратъ

На чреслахъ у тебя висятъ.

Сосутъ тебя, какъ дикіе волчата.

Твои дворцы, твои палаты,

И арсеналъ, и блдный храмъ

Не избгутъ позора разрушенья.

Зарукоплещетъ міръ, увидя пепелъ тлнья,

Что втеръ вознесетъ къ звздамъ!

Клара.

О, какія потрясенія и печали насъ ждутъ!

Эреніанъ.

Что бы ни было, я запрещаю теб жаловаться. Мы живемъ въ грозные дни ужасовъ, агоній и обновленій весеннихъ. Невдомое становится владыкой. Могучимъ взмахомъ головы люди съ себя стряхиваютъ тягость вковыхъ заблужденій, Утопія отрекается отъ своихъ крыльевъ и спускается на землю. Даже т, кто осаждаетъ насъ, это сознаютъ.

Клара.

Сегодня утромъ имлъ ты всти отъ непріятеля?

Эреніанъ.

Нтъ еще, но то, что вчера предсказывалъ мн капитанъ Ордэнъ, воспламеняетъ меня надолго. Онъ, этотъ человкъ,— изъ расы огненныхъ людей, которые осуществляютъ невозможное… Подумай! Ему и мн, убить войну, здсь, передъ глазами низложенныхъ и безсильныхъ вождей! Вызвать открытое примиреніе солдатъ чужихъ и нашихъ! Отдать вс. силы своего существа, всю энергію своей вры этой высшей цли!… Какая греза!

Клара съ легкой ироніей.

Какое заблужденье!

Эреніанъ.

Не надо никогда отталкивать надежду, когда она такъ широко раскрыла крылья. То, что кажется сомнительнымъ сегодня, завтра станетъ очевиднымъ и совершившимся. Ордэну пока извстны только глухіе признаки, недовольство глубокое, но подавленное, тайныя соглашенія и союзы. Войска отвергаютъ войну, доведены до крайности, распущены. Въ нихъ бродятъ идеи справедливости, говорятъ объ общемъ соглашеніи: искра уже въ очаг. Я жду, что порывъ втра подожжетъ солому и дерево.

Эреніанъ прислушивается къ враждебному ропоту на улицахъ. Кто-то звонитъ у дверей. Консулъ Великаго Города входитъ.

Консулъ.

Яковъ Эреніанъ, я пришелъ къ вамъ отъ имени Правительства Великаго Города, которое требуетъ т васъ исполненія важной обязанности. Какъ и различны наши идеи, но согласіе между нами несомннно, когда дло идетъ о спасеніи Города. Мн кажется, что я говорю съ будущимъ главой народа, который мы оба любимъ разной любовью, но одинаково горячо.

Эреніанъ.

Предисловіе не нужно. Я спрашиваю, что васъ привело, и чего вы ждете отъ меня?

Жестомъ приглашаетъ Консула ссть.

Консулъ.

Тамъ, на кладбищ, ваши друзья въ жалкомъ положеніи. Вчера Правительство хотло покорить ихъ силой, но ихъ тамъ много, они молоды, отважны и годны для защиты Города. Сегодня ихъ едва можно считать мятежниками: они ропщутъ, они составили стачку, вотъ и все. Завтра, видя ужасные вихри пожаровъ вдали, они сами могутъ стать поджигателями. Ненависть подсказываетъ безумныя дла, и если они начнутъ убивать и грантъ, то это будетъ не конецъ всему, а величайшій позоръ.

Эреніанъ.

Я чувствую отвращеніе въ войн. И война между людьми одной и той же земли ужасаетъ меня боле всего. Вы въ Великомъ Город взбудоражили небо и землю, чтобы вызвать такую войну, и создали нищету народа, вы лишили его хлба, правосудія, сознанія своего достоинства, вы тиранили его тло и его мысль, вы пользовались и его невжествомъ, и вашимъ беззаконіемъ, вашей хитростью, вашей ложью, насмшкой и презрніемъ. Вы недостойны и преступны.

Консулъ.

Я полагалъ, что ваше сужденіе боле уравновшено, боле ясно и возвышенно.

Эреніанъ.

Я думаю и высказываю мои мысли передъ вами какъ передъ врагомъ. Я васъ не ненавижу, но жалю.

Консулъ, вставая.

Это оскорбленіе…

Эреніанъ.

Это страстная искренность.

Консулъ.

Это, прежде всего, несправедливость.

Эреніанъ.

Такъ! Когда же и кончу указывать вамъ на гнвъ городовъ и ужасъ деревень? Память врна мн, она вооружена воспоминаніями, которыя срзаютъ васъ, какъ серпы. Моя память сочла вс ваши покушенія на жизнь, она знаетъ васъ и зоветъ быть честными, справедливыми и благородными, сильными непорочной силой. Если я забуду оказывать услуги вамъ, вы тотчасъ начнете снова ткать нити вашего коварства. Для васъ священна хитрость. И она васъ держитъ, и оттсняетъ къ стн, и связываетъ васъ всегда съ роковой к чудовищной неудачей.

Консулъ.

Итакъ, вы не имете никакого доврія?!

Эреніанъ.

Никакого.

Консулъ.

Въ такомъ случа, я удаляюсь.

Встаетъ, чтобы уйти.

Эреніанъ.

Я ожидаю…

Консулъ колеблется, длаетъ два шага и останавливается.

Послушайте! Было бы безумно, если бы наши слова вліяли на наши поступки. Только о Великомъ Город должны мы помышлять.

Эреніанъ.

Только о немъ я думалъ, принимая васъ у себя.

Консулъ.

Такой человкъ государственнаго ума, какъ вы, знаетъ лучше всхъ, какъ далеко распространили мы славу и вліяніе Великаго Города. Его имя — это имя великихъ правителей и консуловъ, которые подъ золотыми небесами, на алой почв, гд пылала кровь, и до концовъ міра своими дяніями, какъ магнитомъ, давали силу войскамъ. Въ т дни ваши тревоги были плодотворны! Народъ и его вожди соперничали въ горячей жажд завоеванія. И т, кто насъ окружили теперь и осаждаютъ, знаютъ хорошо, какъ побдно и ярко трепетали наши знамена, пробгая ихъ снжныя равнины. Великій Городъ въ глазахъ всхъ величественъ, онъ безпредленъ въ той памяти, что. о немъ хранятъ моря, и земля, и солнце. Преступленія и подвиги длятъ между собою его славу. Вы видите лишь преступленія, указываете лишь на нихъ…

Эреніанъ.

Ваша слава прошла, спустилась съ вершинъ! своимъ прославленнымъ мечомъ она убила право. Нын другая слава возстаетъ, исходитъ изъ меня, нетронутая, двственная, чистая отъ всякаго пятна. Она создана изъ новой и глубокой справедливости, душевнаго геройства, горячей отваги и временнаго неизбжнаго насилія. Она мене блестяща, чмъ ваша слава, но боле врна. Вы со страхомъ, а я съ благоговньемъ, мы оба чувствуемъ, что эта слава близка и неизбжна. Вотъ почему вы обращаетесь ко мн, вотъ почему я осмливаюсь относиться къ вамъ, какъ къ уже побжденному. Что бы вы ни сдлали, вы и ваша каста, но въ этотъ часъ вы плнники моего согласія или моего отказа.

Консулъ.

Вы заблуждаетесь.

Эреніанъ.

Нисколько! Какъ и я, вы сознаете, что ничего не можете сдлать безъ моей помощи. Въ моихъ рукахъ вся духовная и глубокая сила Великаго Города.

Консулъ.

Вы забываете, что значитъ крушеніе имперіи. Вс старые интересы, вс вковыя привычки ее поддерживаютъ. И за насъ войска.

Эреніанъ.

Войска? Скажите лучше начальники, потому что солдаты колеблются или протестуютъ. Они наканун своего присоединенія къ народу. Они моя надежда и вашъ страхъ. Если бы они вс повиновались вамъ, и вы бы не боялись огромнаго возстанія, народнаго и военнаго, то вы уже бомбардировали бы Авентинскій холмъ (Молчаніе). Итакъ, вы пришли меня просить, чтобъ я пошелъ туда на гору, на могилы, и приказалъ бы угнетеннымъ спуститься въ среду тхъ, кто ихъ поработилъ. О, я вижу хорошо всю опасность такого порученія!

Консулъ.

Вы ошибаетесь. Правительство проситъ васъ объявить, что насталъ часъ, когда опасность велика и стоитъ выше вражды. Кто вритъ въ Великій Городъ, тотъ долженъ сдлать себя героемъ. Нашъ народъ таитъ въ себ невдомые задатки возрожденія.

Эреніанъ.

Какъ поступятъ съ тми, кто сойдутъ съ холма?

Консулъ.

Солдаты вернутся въ войска въ своемъ званіи, прочіе возвратятся въ свои семьи и въ свои дома. Если тамъ въ ихъ отсутствіе водворилась нужда, то она будетъ изгнана. Вообще общайте все, что захотите. Вы честны. Мы довряемъ вамъ.

Эреніанъ.

И вы мн подпишете все это?

Консулъ.

Это уже сдлано. (Протягиваетъ ему бумагу). Прочтите.

Эреніанъ читаетъ и видимо удовлетворенъ. Эреніанъ.

Послдній вопросъ: когда я увлекъ за собой поселянъ, стариковъ и бродягъ изъ городовъ, почему ихъ отбросили отъ городскихъ стнъ, къ врагу?

Консулъ.

То была ошибка. Слдовало васъ послушать.

Эреніанъ.

А кто разршилъ мн похоронить отца рядомъ съ моими?

Консулъ.

Я самъ.

Эреніанъ.

Идите же и объявите Правительству, что я пойду на Авентинъ (Подходитъ къ окну и кричитъ народу, все еще находящемуся на улиц). Человка., который выйдетъ отъ меня, пропустите безропотно, онъ исполнилъ свою обязанность… До вечера, тамъ, на кладбищ!

Сцена вторая.

Авентинъ (кладбище на гор). Собрался народъ. Эно на трибун: это надгробный камень, выше другихъ. Связки оружія стоятъ среди надгробныхъ памятниковъ и цвтниковъ. Кресты, столы, столбы, колонны возвышаются среди цвтовъ. На оград стоятъ на страж вооруженные рабочіе. Наступаетъ ночь. Загораются огни.

Эно.

Я заканчиваю рчь такъ же точно, какъ вчера при возстаніи надо поражать идеи въ лиц тхъ кто ихъ олицетворяетъ. Надо идти впередъ, шагъ за шагомъ, безъ лишняго увлеченія и желать только того, что исполнимо немедленно. Хладнокровно, каждый изъ насъ изберетъ свою жертву. Никто не будетъ знать отдыха, пока три Правителя и два Консула Великаго Города не умрутъ. Это дяніе террора принесетъ спасеніе.

Толпа.

— Зачмъ объявлять то, о чемъ надо молчать?

— Каждый — хозяинъ своего ножа.

— Молчите!

Эно.

Врагъ поджигаетъ церкви, банки, парламенты. Намъ остается Капитолій и Правительство. Уничтожимъ ихъ. Спустимся отдльными группами ночью въ городъ…

Нкто.

Невозможно: Авентинъ окруженъ.

Эно.

Всегда можно подкупить кого-нибудь.

Толпа.

— Зачмъ эти избіенія?

— Одного начальника убьютъ, другой заступитъ его мсто.

— Надо побдитъ массу.

Эно.

Надо срзать головы, чтобъ поразить чудовище. Прежде, въ Великомъ Город, въ горячихъ разговорахъ среди товарищей, кто думалъ о полумрахъ? Восхищались тми, кто требовалъ уничтоженія имуществъ и людей. Банки и театры взлетали на воздухъ, и безстрашно, безстрастно умирали убійцы старыхъ идей, безумцы въ глазахъ судей, герои для народа. Это было время простыхъ жертвъ, трагическихъ ршеній, быстрыхъ исполненій. Презрніе къ жизни возставало надъ вселенной. Теперь все слабо и мягко: энергія стала подобна распущенной тетив лука. Уклоняются, ждутъ, соображаютъ, разсуждаютъ. Вы страшитесь этого Великаго Города, побжденнаго, а вс вы нападали на него, когда онъ былъ побдителемъ.

Толпа.

— Мы его любимъ съ тхъ поръ, какъ онъ въ осад.

— Наши жены и паши дти еще тамъ.

— Ни къ чему не приведетъ наша стачка.

— Вернемся въ Великій Городъ!

Эно.

Съ той минуты, когда есть желаніе, надо желать, несмотря ни на что. Насталъ часъ крайняго отчаянія. Что значатъ печали и рыданія матерей, если, благодаря нашему страданію завоевана новая жизнь?

Нкто указывая на Эно.

У него нтъ дтей.

Эно.

Будь они у меня, я ихъ посвятилъ бы Будущему.

Нкто.

Это слова: вы отступаете, какъ только начинаютъ дйствовать.

Эно.

Я доказалъ иное во время народныхъ волненій.

Нкто.

Вы прятались, когда убивали народъ.

Эно.

Если бы у меня была тысяча рукъ толпы, я бы дйствовалъ одинъ и презиралъ бы васъ!..

Крики, столкновенія. Эно удаляютъ съ трибуны.

Часть толпы.

— Этотъ больше не будетъ надъ нами издваться.

— Онъ слишкомъ трусливъ и робокъ.

Другая группа.

— Мы стали ненавидть, съ тхъ поръ какъ лучше узнали другъ друга.

— Мы разучились желать, съ тхъ поръ какъ вс сразу стали желать.

— Бездйствіе насъ губитъ.

— Вернемся въ Великій Городъ!

Волненіе утихаетъ. Л Бр входитъ на трибуну.

Л Бр.

Эно напрасно увлекся. Онъ обвинялъ насъ въ недостатк смлости. А наше присутствіе на этой Гор разв ужъ не есть доказательство геройства? Съ минуты на минуту на насъ могутъ напасть и перебить насъ.

Эно.

Осторожне! Вы ихъ напугаете.

Л Бр смотритъ на Эно, пожимаетъ плечами и продолжаетъ.

Намъ не надо плодить среди насъ ту ненависть, которая должна поразить только Великій Городъ. Вотъ недля, какъ мы живемъ вмст, и раздоры, зависть, вражда, колебаніе однихъ и безуміе другихъ уже побдили наше согласіе, окрпленное Богъ знаетъ, какими клятвами! Но вотъ, къ счастью, добрыя всти: Правительство поручило Эреніану придти къ намъ сюда на Авентинъ.

Показываетъ письмо.

Объ этомъ онъ извстилъ меня письмомъ.

Толпа со всхъ сторонъ.

— Эреніанъ все увидитъ ясно. Онъ побдитъ нашу скорбь.

— Онъ знаетъ, что длать.

— Онъ возвратитъ намъ нашу душу.

Несогласный.

Всегда его призываютъ.

Другой.

Мы отдаемся подобно женщинамъ.

Л Бр.

Вы смущаете народъ такими рчами.

Несогласный.

Мы ему открываемъ глаза. Мы предостергаемъ его противъ него же самого.

Л Бр.

Толпа обожаетъ Эреніана. Онъ не отвергаетъ ея восторга.

Несогласный.

Эреніанъ не Богъ. Почему вечеромъ въ день стачки онъ покинулъ городъ?

Л Бр.

Его отецъ умиралъ.

Несогласный.

Это было скрытое бгство. Эреніанъ вамъ платитъ за его защиту.

Л Бр.

Еслибъ я былъ на его жалованьи, то вы уже давно были бы на моемъ. Вы низменная душа и не понимаете возвышенной души.

Крики одобренія.

Нкто.

Надо дождаться Эреніана.

Молодой человкъ.

Я пойду за нимъ слдомъ, чтобъ его убить, если онъ насъ обманетъ.

Л Бр.

Я отвчаю за него, какъ ты за себя отвчаешь передъ самимъ собой. Эреніанъ намъ необходимъ. Мы въ немъ уврены. Взгляните туда. (Движеніе у входа кладбища). Онъ идетъ. Въ немъ одномъ достаточно силы, чтобъ насъ соединить и спасти. Толпа собирается у ограды. Продолжительныя привтствія. Быстро Эреніанъ всходитъ на одну изъ могилъ и держитъ рчь. Передъ нимъ Эно, который за нимъ слдитъ.

Эреніанъ.

Наконецъ, я среди васъ! И вы, и я мы живемъ только въ половину, когда живемъ розно. Въ деревн, гд умиралъ мой отецъ, я узналъ про вашъ уходъ на эту гору. Я подумалъ о временахъ Рима, гордости, ршимости, храбрости и красот великихъ народовъ. Что бы ни произошло, васъ возвеличено, навсегда это блестящее и суровое дяніе. Вы доказали вашу дружную твердость и смлость чистой души. Т, кто отказывали вамъ, солдаты, въ полномъ жалованьи, и вамъ, граждане, въ полномъ правосудіи, и за то, что вы этого требовали, т потерпли пораженіе. Значитъ, ваше средство превосходно. Но останется ли оно такимъ же всегда?

Вооруженное столкновеніе съ Великимъ Городомъ будетъ несчастьемъ. До сихъ поръ его не было. И до сихъ поръ вы тсно связаны въ вашемъ достойномъ восхищенія сопротивленіи. Я утверждаю предъ всми вами, что вы съ гордостью жили вмст, сознательно и добровольно. Вы поняли, что будущее зависитъ отъ вашего положенія. Это хорошо.

Молчаніе. Вс опускаютъ головы.

Но сохранится ли это единеніе среди нужды и голода, которые васъ будутъ здсь терзать?

Общее молчаніе. Эно пожимаетъ плечами. Эреніанъ понимаетъ, что передъ этимъ былъ споръ.
Онъ быстро мняетъ тонъ.

Вы сдлали, я это утверждаю, ужасную ставку. На вершин этой горы Смерти вы стояли, конечно, выше тхъ, кто васъ ненавидитъ. Но у васъ не было жилищъ вашихъ, и семейнаго очага, и вашихъ женъ, сыновей и дочерей. Правительство держало ихъ въ своей рук, готовясь задушить. О, вы перенесли безконечную вереницу часовъ, долгое и медленное шествіе горестей въ душ! По счастью, все можетъ измниться: Правительство вамъ предлагаетъ миръ.

Эно.

Никогда мы не вступимъ въ соглашеніе съ Правительствомъ.

Эреніанъ.

Если мы откажемся отъ соглашенія, то произойдетъ побоище. Какъ! Насъ здсь горсть восторженныхъ людей, и наши дйствія ршаютсудьбу народа, мы наканун великаго торжества плебеевъ, и вдругъ мы согласимся погибнуть точно дичь въ силкахъ?

Крики одобренія.

Эно.

Надо, не разбирая, отвергнуть все, что предлагаетъ Правительство.

Эреніанъ.

Надо изслдовать все, что оно предлагаетъ, и извлечь изъ этого пользу. Что за бда, если средства опасны. Я человкъ, готовый взять себ оружіемъ молнію!

Эно.

Вы насъ одурачите.

Эреніанъ.

Что понимаете вы въ моихъ намреніяхъ, надеждахъ и въ моей жизни?

Вы разстраиваете, я привожу въ порядокъ. Кто слушаетъ васъ, тотъ истощаетъ свои силы недовріемъ, заговорами, ужасами. Уже недля, какъ вы сурово караете, и вы привели только къ хаосу противорчій. Я пришелъ сюда и угадываю, какъ ничтожно ваше дло. И мн стыдно за него.

Крики одобренія.

Эно.

Я не хочу тирана!

Ропотъ.

Эреніанъ.

Вы бы стали имъ, если бъ я это допустилъ.

Одобренія.

Эно.

Вы свергнете Правительство только для того, чтобъ занять его мсто.

Эреніанъ.

Его мсто! Я могъ его занять, я пренебрегъ имъ.

Одобренія.

Эно.

Вы соглашаетесь на самыя подозрительныя сдлки. Вы ведете торгъ.

Эреніанъ.

Молчите!.. Замолчите! Пусть этотъ споръ не нисходитъ до личностей.

Обращается прямо къ толп.

Я ненавижу власть до такой степени, что даже не указываю вамъ условій мира. Вы сами предъявите ихъ Правительству.

Одобренія.

Нкто.

Мы хотимъ, чтобъ съ нами обращались, какъ съ людьми. Мы поступили справедливо, устроивъ стачку.

Эреніанъ.

Прекрасно.

Другой.

Мы хотимъ, чтобъ намъ возвратили наше имущество

Эреніанъ.

Это общано.

Третій.

Мы хотлъ, чтобъ заплатили сполна рабочимъ.

Эреніанъ.

Правительство принимаетъ на себя эту обязанность.

Четвертый.

Мы хотимъ вернуться въ городъ съ оружіемъ.

Эреніанъ.

Можете. И я еще скажу: если въ ваше отсутствіе были конфискаціи, то ихъ отмнять. Всякое осужденіе будетъ забыто. Вы будете судьями тхъ, кто васъ судилъ.

Крики одобренія.

А теперь, когда мы столковались, скажите мн: разв не было бы чудовищно, людямъ одной земли рзаться другъ съ другомъ? Подумайте: тамъ, въ воспламененныхъ страстями улицахъ старыхъ кварталовъ, въ атмосфер пороха и пожара, тоже скрываются люди съ надеждой великаго обновленія весны. Наши программы все боле и боле обсуждаютъ, на наши рчи ссылаются, пьютъ мысли нашей души. Даже въ войск бродятъ наши мечты. Вс недовольства, вся вражда, вс несправедливости, угнетенія, порабощенія возвышаютъ невдомый голосъ, чтобъ заставить слушать! Наши владыки ненавидятъ другъ друга. Нтъ боле силы. Люди подчиняются призраку.

Одобренія со всхъ сторонъ.

У непріятелей та же распущенность и та же слабость. Среди солдатъ появляются мятежники. Возстаютъ противъ жестокости начальниковъ, противъ ужасовъ и безумствъ войны. Ненависть раздуваетъ бурю. Доведенные до отчаянія, въ нужд и безмрномъ страх люди жаждутъ единенія человчества. Становится стыдно избивать людей. Слушайте! Если пожаръ инстинктовъ погаснетъ, если внезапнымъ соглашеніемъ мы хоть отчасти осуществимъ высокую мечту человчества, то Великому Городу будетъ прощенъ весь его позоръ, его безумства, кощунства, и онъ станетъ такимъ мстомъ земли, гд совершилось одно изъ великихъ священныхъ событій. И. съ такой мыслью идите вс за мной туда, къ вашимъ дтямъ.

Крики одобренія.

Толпа.

— Онъ одинъ можетъ дла подвинуть.

— Безъ него погибло бы наше дло.

Нкто, обращаясь прямо къ Эренгану.

Мы вс будемъ повиноваться вамъ, вы, поистин, вождь.

Привтствія. Нкоторые поднимаютъ на свои плечи Эреніана и несутъ его въ городъ. Л Бр его сопровождаетъ. Вс идутъ съ горы. Слышны клики торжества.

ДЙСТВІЕ III.

Сцена первая:

Спустя дв недли. Жилище Эреніана. Та же комната, что во второмъ дйствіи. Рабочій столъ, заваленный бумагами у окна, въ которомъ разбиты стекла. На улиц толпа снуетъ, то удаляется, то снова приближается, нкоторыя группы кричатъ: ‘Долой подкупленнаго!’ — ‘Смерть измннику!’ — ‘Смерть!’ — ‘Долой!’

Клара.

Дв недли это продолжается!.. Домъ сталъ точно ладья въ бурю… Волны криковъ и гнва бьются объ его стны. О, это проклятое событіе на Авентин!.. Посл восторговъ сразу немилость и ненависть!

Эно быстро входитъ.

Ты? Здсь?

Эно.

Я.

Клара.

Что теб надо?

Эно.

Такъ ты ничего не знаешь о моей рчи на Старомъ Рынк?.. Я ждалъ лучшаго пріема…

Клара, указывая на комнату Эреніана.

Какъ! Ты, его противникъ и врагъ?..

Указываетъ на улицу.

Ты, разжигавшій эти крики и эти бури?

Эно.

Теперь, посл того, что ему уже извстно, Эреніанъ приметъ меня лучше, чмъ ты, моя сестра и другъ.

Клара.

Я не понимаю.

Эно.

Ты скоро поймешь. А пока скажи мн, въ какомъ онъ былъ настроеніи въ эти дни безполезной и жалкой злобы?

Клара.

О, не думай, что онъ побжденъ! Онъ, какъ и прежде, величественно твердъ. Онъ ведетъ самый смлый планъ: онъ примиритъ Великій Городъ съ врагомъ.

Эно указываетъ на улицу.

А эти крики у его дверей?

Клара.

Первые дни было тяжело. Я. выносила его ярость, окружала его вниманіемъ, служила ему лучше прежняго, и все напрасно: онъ углублялся въ свою вражду, раздражался, бросался къ окну, грозилъ кулаками Городу, кричалъ отъ бшенства, и слезы брызгали изъ его глазъ. Это былъ, во всей своей сил, тотъ грозный ребенокъ, какимъ ты самъ его знаешь.

Эно.

Ахъ, если бы онъ меня слушалъ, мы не перестали бы понимать другъ друга! Правительство не обмануло бы его. Народъ попрежнему его любилъ бы. Но онъ неукротимъ: онъ никогда не умлъ желать терпливо. Онъ идетъ впередъ порывами, подобно втру его страны.

Клара.

А что ему надо было длать?

Эно.

Поддержать возстаніе на Авентин, расширить его, а не подавить, принять гражданскую войну, усилить нужду, овладть банками силой… Общественными органами — силою… Судьбою овладть силою!..

Клара.

Это невозможно.

Эно.

Все было возможно въ томъ лихорадочномъ состояніи, въ какомъ мы жили. Но надо было имть планъ, холодную и послдовательную ршимость. Надо было организовать, прежде всего, сопротивленіе, пока мы были тамъ на гор, потомъ нападеніе и наконецъ избіеніе. Надо было позаботиться о безотлагательномъ, опредленномъ, необходимомъ. Властители были бы убиты: Правители и Консулы… Меня уже начинали слушать. Эреніанъ пришелъ на Авентинъ въ недобрый часъ, обстоятельства помогли ему. Онъ говоритъ, какъ трибунъ: съ чувствительной душой, съ широкими жестами и сильными словами, онъ грозитъ, не убждаетъ. Ахъ, когда я объ этомъ думаю, ненависть возвращается ко мн всецло!

Клара.

Какъ ты заблуждаешься!

Крики на улиц. Эно и Клара не обращаютъ вниманія.

Эно.

Можно сказать, что онъ самъ не знаетъ, чего хочетъ. Онъ всегда смотритъ за предлы настоящаго часа.

Клара.

Я понимаю его всегда.

Эно.

Какая ошибка отдавать всю свою волю на служеніе мечтамъ!

Клара.

Не будемъ спорить. Ты жестокій человкъ, чувствующій себя слабымъ и неловкимъ. Ты пришелъ къ нему за чмъ-нибудь? Въ чемъ дло?

Эно гордо.

Я пришелъ сказать теб, что я, бесдующій теперь съ тобою, вчера усмирилъ толпу, защитилъ Эреніана, добился одобреніи ему. Моя настойчивость побдила его неудачу.

Клара.

Ты это сдлалъ? Но какъ согласовать твой поступокъ съ твоими идеями?

Эно.

А, вотъ что!.. Я такъ поступилъ потому, что терплю неудачу всегда, когда дйствую за себя самого, потому что мн измняютъ и завидуютъ, Л Бр меня вытсняетъ, и въ конц концовъ Эреніанъ, несмотря ни на что, единственный человкъ, который спасетъ дло при настоящемъ положеніи вещей. Онъ все спуталъ, такъ пусть и распутаетъ.

Клара.

И ты поддержалъ его? Ты?

Эно.

Конечно, потому что нельзя возобновить возстаніе, потому что все разсыпается въ моихъ пальцахъ, потому что у меня всегда неудача. Еслибъ могъ я высказать теб, насколько народъ еще ребенокъ и какъ, онъ сожалетъ, что у него нтъ, больше властелина!.. О, совсмъ конецъ, совсмъ, конецъ!.. И надо имть силу исчезнуть.

Клара.

Такъ ты съ отчаянія поддерживаешь моего мужа?

Эно.

Не все ли равно!

Беретъ свою шляпу и палку и собирается уйти.

Прощай! Теперь ты знаешь то, что должна была знать… Когда придетъ Эреніанъ, приготовь его къ новому свиданію со мной.

Выходитъ. Новая буря воплей и криковъ. Эреніанъ входитъ.

Эреніанъ.

Вооружись терпніемъ. Я такъ же упрямъ, какъ и тотъ крестьянинъ, что былъ моимъ отцомъ. Вчера эти крики преслдовали меня даже въ стнахъ замкнутаго дома, ударяли въ стны отъ верха до низа, отъ подвала до крыши, точно набатъ. Я чувствовалъ, какъ поднимается во мн гнвъ, я хотлъ бы ихъ задушить, уничтожить, раздавить… Ненависть охватывала меня, какъ горячка… Я отвчалъ ругательствами на эту безыменную вражду… Сегодня я чувствую себя очень, твердымъ…

Раскрываетъ письмо.

Послушай, что мн пишутъ:

‘Я могу въ этотъ часъ дать вамъ опредленную увренность. Вс офицеры отнын привлечены къ намъ и послдуютъ за нами. Одни изъ вражды, Другіе изъ зависти, вс — изъ отвращенія. Вчера, въ тайномъ собраніи, мы пришли къ соглашенію. Я держу ихъ въ моей рук. Они будутъ мн повиноваться, какъ то перо, которымъ я вамъ пишу, какъ тотъ человкъ, котораго я посылаю къ вамъ. Черезъ нихъ все войско будетъ наше. Генералы? Они слишкомъ далеки, слишкомъ высоки… Обойдемся безъ нихъ’.

Складываетъ письмо.

Это письмо прислалъ мн Ордэнъ, капитанъ непріятельской арміи…

Новый взрывъ криковъ: ‘Смерть ему!’ ‘Долой его!’

Клара.

Другъ мой!

Эреніанъ.

Пусть кричатъ. Я вдь предвидлъ, что Правительство, общая все, даже бросая все, удержитъ половину въ своихъ рукавахъ, какъ это длаютъ фокусники и жонглеры. Поистин, было безумно идти на Авентинъ… Но мн нуженъ былъ народъ, мн нуженъ былъ мой народъ и его горячность для того, чтобы столковаться съ осаждающими.

Клара.

Какъ ты сталъ теперь благоразуменъ!

Эреніанъ.

Какъ великолпно одурачило меня Правительство! Его агенты, надутые и ничтожные, измряя мое честолюбіе по-своему, пришли сюда, чтобъ предложить мн разрушающееся могущество Правительства, какъ будто не могу я самъ завоевать его мсто. Они ушли въ эту дверь, какъ изгнанные лакеи… И съ тхъ поръ ихъ волнуетъ жажда меня погубить. Имъ остается лишь нсколько лтъ жизни, и только яростное желаніе погубить меня ихъ отвлекаетъ отъ ихъ агоніи. О если бъ народъ зналъ! Противъ меня, по вншности, все. Я доврился жалкому письму, которое, можетъ быть, зачеркнуто тмъ же перомъ, что его писало. Чмъ сильне нарушило Правительство свои общанія, тмъ боле лживымъ показался я людямъ. Конечно, меня можно было считать сообщникомъ и преступникомъ.

Клара.

Народъ преступникъ!.. Ты могъ его обмануть, только обманывая себя самого. Невинность твоего дянія очевидна. Ахъ, я думаю, что толпа столь же недоврчива, столь же враждебна, неблагодарна, глупа, какъ и т, кто ею управляютъ. Они просто не допускаютъ, чтобъ человкъ былъ великъ и чистъ.

Эреніанъ.

Я запрещаю теб такъ думать.

Клара.

Вчера ты говорилъ то же самое.

Эреніанъ.

О, я! Это разница! (Молчаніе). Народъ меня любитъ, и я его люблю, несмотря ни на что, наперекоръ всему. То, что происходитъ, только размолвка между нами.

Крики оскорбленій извн.

Клара.

Ихъ тамъ тысячи, готовыхъ язвить насъ оскорбленіями. И это т же губы, которыя тебя прославляли. О, подлые! Низкіе! Безумцы!..

Новая буря криковъ.

Эреніанъ.

Поистин, можно подумать, что они меня никогда не знали!

Идетъ, поднявъ кулаки, къ окну.

О, зври! Зври! Зври!..

Потомъ, возвращаясь къ своему письменному столу.

Однакоже, вчера въ собраніи на Старомъ Рынк вс меня восхваляли. Эно защищалъ меня такъ ревностно, что я ему прощаю все. Л-Бр въ эту ночь, какъ никогда еще, старался успокоить меня. Всмъ ясно двуличіе Правителей. Великій Городъ тянется къ своему истинному глав. Мой часъ привелъ. Скажи это сама! (Съ нетерпніемъ). Скажи!

Клара.

Есть чудная надежда…

Эреніанъ.

Нтъ, нтъ! Увренъ въ этомъ я!

Что мн тупыхъ упрямцевъ крики?

Я вижу рукъ снопы! И сила вновь моя

Воспрянетъ завтра въ день великій!

И слава прошлая приходить мн на умъ,

Какъ пннаго прибоя шумъ.

Какъ бы самъ съ собою.

Вотъ здсь, въ рукахъ, грядущее въ плну!

И тотъ, меня кто отрицаетъ,

И тотъ, въ кого я врю, знаютъ,

Что это такъ! Подобно сну

Чудесному, во мн все прояснилось

И снова жить желанье пробудилось.

Вотъ часъ! Я полонъ опьяннья!

Что мн до яростнаго мщенья

И криковъ бшеныхъ угрозъ!

Грядущій міръ въ моемъ ум возросъ

Сильне и яснй, чмъ жизни этой звенья…

Клара.

Еслибъ они видли тебя, какъ покорила бы ихъ твоя увренность!

Я чувствую, мой другъ, съ тобою

Всю гордость женскую мою,

Склоняюсь предъ твоей душою,

И этотъ поцлуй, что я теб даю,

Прими, неси передъ собой,

Какъ свтлое оружье въ бой!

Столь врное, глубокое едва ли

Немногіе на свт принимали.

Она цлуетъ его.

Эреніанъ.

Еслибъ я ушелъ отъ самого себя, то себя встртилъ бы въ теб, настолько моя сила перешла въ твое сердце. Но я такъ увренъ въ моей судьб, что происходящее теперь не кажется мн реальнымъ, и я врю въ нежданное, въ случай, въ невдомое. (Указываетъ на улицу). Пусть они ревутъ и ревутъ. Они подготовляютъ свое раскаяніе.

Ропотъ разрастается. Слышны глухіе удары в дверь нижняго этажа. Разбиты стекла.

Если они будутъ продолжать бить въ дверь, я, имъ отворю.

Клара.

Это было бы безуміемъ.

Эреніанъ.

Въ иныя минуты одно лишь мое появленіе бывало побдой. Никогда я ихъ не отталкивалъ отъ моего порога.

Эреніанъ отстраняетъ Клару, которая хочетъ его удержатъ, бжитъ къ окну, раскрываетъ его и опирается о него, скрестивъ руки. Шумъ голосовъ становится боле робкимъ, потомъ затихаетъ. Вдругъ слышатся крики: ‘Долой правительство!..’ ‘Долой подстрекателей!..’ ‘Да здравствуетъ Эреніанъ!’.

Эреніанъ.

Наконецъ! Вотъ истинный народъ! Тотъ, который привтствовалъ меня на Старомъ Рынк! Мое сердце меня не обмануло! Оно слышало тогда, когда мои уши были еще глухи.

Движеніе на улиц… Столкновенія… Противорчивые крики… Потомъ медленно все успокаивается.

Клара у окна.

Л Бр будетъ говорить. Слушай.

Эреніанъ съ нетерпніемъ.

Я самъ хочу говорить!

Л Бр на улиц.

Эреніанъ былъ искрененъ и прямодушенъ (Ропотъ). Васъ здсь пять сотенъ рычатъ на него, а среди васъ нтъ ни одного, кому бы онъ не помогалъ. (Ропотъ). Вотъ я, прежде всего: меня онъ вырвалъ изъ когтей консульскихъ судей. Въ прошломъ году онъ ратовалъ за освобожденіе Эно. А вс вы? Онъ васъ спасъ во время этой злосчастной стачки и голода. Онъ вамъ…

Эреніанъ нетерпливо.

Мн не надо защиты! (Обращается къ Л Бр, который говоритъ на улиц). Этотъ народъ я хочу взять. Я не хочу, чтобъ мн его дали.

Толпа.

— Дайте ему говоритъ!

— Долой! Смерть ему… Это измнникъ!

— Дайте ему говорить!

— Смерть ему! Долой!.. Онъ продался!

— Замолчите!

Голоса умолкаютъ.

Эно на улиц.

Я, Карлъ Эно, подозрвалъ Якова Эреніана. Онъ мн казался сомнительнымъ человкомъ. Я велъ противъ него борьбу, какъ и вс вы… Теперья объ этомъ сожалю.

Толпа въ противорчіяхъ.

Да здравствуетъ Эреніанъ!.. Смерть ему! Долой его!

Эно.

Правительство послало въ нашу среду подстрекателей. Я ихъ примтилъ вчера на Старомъ Рынк. Они совтовали другимъ негодяямъ убить. Якова Эреніана и разграбить его домъ, подъ видомъ будто бы народной мести.

Толпа.

— Смерть Правительству!

— Да здравствуютъ люди Великаго Города!

— Да здравствуетъ Эреніанъ!

Эно.

Эреніанъ намъ необходимъ.

Толпа.

— Зачмъ онъ принималъ какихъ-то подозрительныхъ посланцевъ?

— Зачмъ покидалъ онъ наши собранія?

— Это деспотъ.

— Это мученикъ!

— Пусть онъ самъ защищается!

— Молчите!

— Пусть онъ проститъ насъ!

Эреніанъ.

Простить васъ,— да! Потому что нельзя сомнваться въ такомъ человк, какъ я, и потому, что Правительство Великаго Города обманываетъ съ такой же легкостью, съ какою я дышу. По частямъ осыпалась лицевая сторона его власти, по клочкамъ мантія его могущества свалилась съ его плечъ. Чтобъ сшить эти клочья, оно призвало меня. Меня послали на Авентинъ, съ затаенной мыслью овладть мною или погубить меня. Порученіе было трудное, опасное, соблазнительное. Я его исполнилъ, какъ мой долгъ, и вотъ теперь: ни вы меня не погубили, ни Правительство меня не завоевало: я остался свободенъ, и, какъ всегда, я отдаю мои силы на служеніе высшей моей иде.

Нсколько рукоплесканій.

Я слышалъ только что крики: ‘Продался! Продался!’

Оборачивается и хватаетъ связку бумагъ со стола

‘Продался!’ Чего только не длали, чтобъ купить меня.

Потрясаетъ связку бумагъ.

Въ этихъ письмахъ мн предлагаютъ все, что только можетъ безстыдство отдать измннику, отступнику. Для того, чтобы вы могли своими пальцами коснуться цинизма, хитрости, коварства, низости, слпоты Правительства, я отдаю вамъ эти письма. Вс они сопровождались настойчивыми убжденіями, вс были только прологомъ еще боле горячихъ увщаній, вс были только тнью тхъ гнусностей, какія открылись въ личныхъ переговорахъ. Что не смли написать, о томъ говорили. Посл каждой неудачи возобновлялась атака, на отказъ отвчали боле щедрыми предложеніями. Въ конц концовъ, отреклись отъ всякой гордости. Мн стоило сдлать движеніе, открыть эту руку, чтобъ схватить всю власть и во мн одномъ воскресить все прошедшее. Ахъ, поистин, я восторгаюсь самимъ собой, вспоминая, съ какой силой осталась сжата эта рука!

А теперь эти письма прочтите сами! (Бросаетъ ихъ въ толпу). Разсмотрите ихъ, раздлите между собой, разнесите на вс четыре стороны Великаго Города. Въ этихъ письмахъ выразилось глубокое разложеніе Правительства. Вы поймете все. Я же влагаю всю мою увренность въ ту безумную неосторожность, съ какой я себя лишаю оружія. Я гублю себя навсегда, добровольно, въ глазахъ Консуловъ, имъ я наношу незабываемое оскорбленіе, а себя отдаю подъ защиту вашего правосудія. Отнын вы отвчаете за мою голову.

Восторженные крики.

Меня можно отовсюду поразить. Разв я не та блестящая цль, въ которую направятся вс стрлы?

Поклянитесь же мн: какая бы клевета ни распространилась, какую бы басню ни изобрли, нелпую или правдоподобную, поклянитесь мн слдовать за мной съ закрытыми глазами и яснымъ сердцемъ! (Клятвы, рукоплесканія).

Радость и гордость для насъ — принадлежать другъ другу, ненавидть, любить и мыслить одинаково (Крики одобренія). Я буду вашей душой, а вы моими руками. И вмст мы совершимъ такія великія завоеванія для человчества, что, видя ихъ. благодаря намъ, во всемъ жизненномъ ихъ блеск, люди начнутъ новое лтосчисленіе со дня нашей побды.

Восклицанія. Крики умолкаютъ. Эреніанъ прибавляетъ.

А теперь я прошу Викентія Л Бр и Карла Эно войти сюда ко мн. Я хочу, чтобъ между нами не было никакихъ недомолвокъ.

Снова восклицанія. Эреніанъ оборачивается къ Клар, она его обнимаетъ

Ты видишь, никогда не надо отчаиваться за народъ! [Посл нкотораго молчанія). Скажи нашему развдчику, который вернулся отъ Ордэна, чтобъ пришелъ сюда тотчасъ.

Входятъ Эно и Л-Бр. Клара выходитъ.

Л Бр.

Это торжество побды!

Эно.

О, вы, поистин, вождь! Въ борьб съ вами я безсиленъ, но во мн сила тысячи, когда мы съ вами въ единеніи.

Эреніанъ.

Наконецъ!.. На этотъ разъ, какъ мн кажется, наше, старое Правительство окончательно повержено въ грязь (Садится). Несмотря на свои общанія и клятвы, оно не оказало помощи ни одной семь возставшихъ. Оно поручило нашимъ самое опасное дло: приготовленіе пороха и взрывчатыхъ веществъ. Непріятельскія бомбы падаютъ на мсто ихъ работъ. Составлены списки заподозрнныхъ лицъ, у каждаго изъ военныхъ начальниковъ есть такой листъ.

Л Бр.

Вы должны сожалть о вашемъ дл на Авентин.

Эреніанъ.

Вотъ еще! (Быстро оборачивается къ Эно). Знаешь ли ты, Карлъ Эно, что именно обдумывалъ я въ то время, какъ ты поднималъ противъ меня эти бури возстанія?

Эно.

Поврьте, что во всемъ этомъ моя роль…

Эреніанъ.

‘Не извиняйся и не оправдывайся. Разв я не позабылъ все? Да, выше всхъ головъ и рукъ негодованія, теперь побжденнаго, я велъ къ осуществленію самую смлую мечту моей жизни, единую, ради которой я существую (Встаетъ внезапно). Не пройдетъ трехъ дней, какъ непріятель мирно вступитъ въ Великій Городъ, и мы его примемъ.

Эно.

Это невозможно!

Эреніанъ.

Агенты Правительства продолжали меня искушать. Я терпливо съ ними разсуждалъ, разспрашивая и убаюкивая ихъ, требуя гарантіи и признаній, то давая имъ надежду, то отнимая ее, похищая ихъ тайны, ихъ старческой тактик противопоставляя мой порывъ и мой гнвъ. Я игралъ ими смло, отчаянно, и теперь я знаю лучше всхъ, лучше, чмъ они сами, какъ неизбжна и близка ихъ гибель. Ихъ казна? Пуста. Ихъ запасы? Истощены. Ихъ склады? Расхищены. Нтъ больше хлба для осады, нтъ больше денегъ для защиты города. Въ какихъ безуміяхъ, въ какихъ грабежахъ, въ какихъ оргіяхъ исчезли общественныя богатства и продовольственные запасы? Каждый обвиняетъ всхъ.

Войска? Третьяго дня пять батальоновъ отказались идти сражаться. Ршаютъ казнить зачинщиковъ. Ихъ ведутъ на казнь: ни одинъ солдатъ не хочетъ ихъ убить, они еще живы.

Крики на улиц: ‘Да здравствуетъ Эреніанъ!’

Въ совт Консулы ссорятся. Одинъ предлагаетъ свой планъ, другой его оспариваетъ, излагаетъ свой и требуетъ его принятія. Недлю тому назадъ министры ршаютъ предпринять общій выходъ войскъ черезъ Римскія ворота, добиваются голосованія: ни одинъ изъ консуловъ не хочетъ стать во глав войскъ.

Каждый изъ Правителей присылалъ ко мн своего особаго лазутчика: даже между собой эти старцы не могутъ придти къ соглашенію! Они похожи на жалкихъ совъ въ клтк, на вертящихся шесткахъ. Они теряются, кричатъ, и ихъ глаза закрываются передъ дневнымъ пожаромъ. Они приписываютъ другъ другу неловкости, ошибки, преступленія. Они бояться отвтственности. ‘Что же длать?’ — становится девизомъ ихъ правленія

Клара, входя.

Пришелъ развдчикъ.

Эреніанъ.

Пусть войдетъ (Обращается къ Эно и къ Л Бр). Я показалъ вамъ положеніе вещей у насъ, въ город. Теперь вы можете судить о томъ, что происходитъ тамъ, у непріятеля. И вы поймете, что война боле невозможна.

Представляетъ развдчика Эно и Л Бр.

Вотъ одинъ изъ тхъ, въ комъ я увренъ. Лучше всхъ насъ онъ знаетъ духъ обихъ армій, (Развдчику). Разскажите имъ, что вы узнали.

Эреніанъ ходитъ взадъ и впередъ по комнат.

Развдчикъ.

Въ прошлый вторникъ, ночью, мой брать былъ посланъ на развдки къ передовымъ постамъ. Онъ зашелъ очень далеко, чтобъ узнать, повреждены ли нашими выстрлами окопы и возможенъ лги общій выходъ войскъ изъ Римскихъ воротъ.

Эреніанъ прерываетъ.

То, о чемъ я вамъ говорилъ.

Развдчикъ продолжаетъ.

Во мрак, внезапно, голосъ зоветъ его, но робко, какъ бы опасаясь его испугать и обратить въ бгство. Обмнъ словъ, быстрыхъ и дружелюбныхъ.. Его спрашиваютъ: неужели нтъ въ Великомъ Город хоть нсколькихъ сильныхъ людей, которымъ, отвратительна война?

Эреніанъ быстро.

Это было два дня тому назадъ, а съ тхъ поръ такія бесды стали чаще.

Развдчикъ.

Мой братъ отвчаетъ, что Великій Городъ защищается, что возстаніе противъ рзни между народами должно исходить отъ побдителей, а не отъ побжденныхъ. Тутъ подходятъ другіе солдаты и удостовряютъ, что бунты происходятъ, ежедневно, что больше нтъ войска, что поневол снимутъ осаду, если продлится ужасная эпидемія, которая уносить десятаго въ рядахъ. Жаждутъ, чтобы вс горести соединились противъ всхъ властей.

Эреніанъ.

И кто же посл такого доказательства человческаго единомыслія ршится сказать, что сознаніе остается недвижимымъ?

О, первыя дрожащія признанья,

Когда покровъ ночной опасности царитъ,

И страхъ войны съ отчаяньемъ горитъ!

О, первыя души гуманной трепетанья!

Ея тріумфъ теперь средь блещущихъ лучей!

И звздъ далекое сіянье

Тамъ въ высот внимаетъ ей!

Эно.

Поистин, я восторгаюсь вами! Малйшій лучъ, (проникшій къ вамъ чрезъ щель двери, даетъ вамъ вру въ великій восходъ солнца. Съ тхъ поръ, какъ Городъ осажденъ, былъ ли хоть одинъ день, когда вамъ не устроили бы западни? Кто вамъ поручится за искренность этихъ солдатъ? Кто вамъ сказалъ, что Великій Городъ откроетъ свои стны врагамъ, хотя бы и безоружнымъ? слпо вы врите всему. Сила, одушевляющая васъ, настолько же безумна, какъ и пламенна!

Эреніанъ.

И эта сила — единая истинная: служить обстоятельствамъ и быть во власти той великой надежды, которая въ этотъ часъ проходитъ черезъ весь лиръ!

Эно.

Итакъ, вы думаете, что непріятель откажется ютъ побды и заключитъ миръ безъ всякой выгоды?

Эреніанъ.

Вы разсуждаете, ничего не зная. Бродяги и поселяне, которыхъ въ начал осады отбросили отъ города и которые, Ботъ всть, кашъ живутъ между осаждающими и нами, день за днемъ давали мн свднія. Ордэнъ, ихъ подтвердилъ, а я проврилъ все. Бомбардировка должна прекратиться.: Эпидемія пожираетъ лагерь, умерло двадцать тысячъ человкъ. Рвы окоповъ переполнены трупами. Одинъ генералъ вчера былъ убитъ солдатомъ, который внезапно сошелъ съ ума. Нижніе чины объединяются и уничтожаютъ осадныя работы, заклепываютъ пушки, бросаютъ въ рку порохъ и пули. Нужда, лишенія, тоска, слезы и бшенство, общій ужасъ — все вызываетъ эти надежды на соглашеніе, эти вопли, глубокіе и братскіе. Сила вещей въ согласіи съ нашей силой.

Л Бр.

Вы вызываете восторгъ! Васъ считали поверженнымъ, а вы возстаете сильне прежняго для гигантскаго дла.

Эреніанъ.

Потому что я имю вру, способную охватить весь міръ. Я себя вижу, чувствую и умножаюсь въ другихъ, я ихъ сливаю съ собой. Войска Великаго Города привлечены мною, непріятельское войско подчиняется Ордэну, моему ученику и приверженцу. Мы оба работали съ энтузіазмомъ. Какую цну иметъ старая мудрость, благоразумная, систематическая, заключенная въ книгахъ? Она составляетъ часть ничтожнаго, вчерашняго человчества. Моя мудрость беретъ свое начало съ этого дня.

Къ развдчику.

Скажи тмъ, кто пойдетъ сегодня вечеромъ къ передовымъ постамъ, что я буду съ ними. Предупреди Ордэна.

Крики на улиц. Солдатъ выходитъ.

Эреніанъ къ Эно и Л Бр.

Пойдете вы со мною? Скажите скоре!

Л Бр.

Конечно.

Эреніанъ къ Эно.

А вы?

Эно.

Пока живы начальники, они могутъ вредить. Пока у нихъ есть оружіе, они будутъ убивать. Они будутъ реакціей посл вашей побды. Уничтожимъ ихъ раньше.

Эреніанъ.

Они скоро будутъ: Прошлое, Безсиліе и Ничто. Что же? Пойдете вы со мной?

Эно.

Нтъ.

Эреніанъ.

Хорошо. Мы совершимъ великія дла безъ васъ.

Новые клики на улиц. Эреніанъ прислоняется къ окну и принимаетъ привтствія.

Л Бр къ Эно.

Онъ меня изумляетъ всегда. Онъ видитъ препятствія какъ и ты, какъ и я. Какого же чуда ждетъ онъ, чтобъ побдить? И какъ онъ увлекаетъ въ вихрь своей бури!

Эно.

За этого человка — невидимыя силы жизни (Посл молчанія). Я пойду съ нимъ, несмотря ни на что.

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Разоренный домъ. Ночь на передовыхъ постахъ, Съ одной стороны пригорки и окопы, съ другой отдаленныя укрпленія Великаго Города, слабо освщенныя. Л Бр сидитъ на груд камней. Противъ него сидятъ офицеръ непріятельской арміи и солдаты. Приближаются молчаливыя группы.

Л Бр.

Въ Великомъ Город правители, судьи, знать, вс во власти народа. Они не знаютъ, какъ неизбжно ихъ пораженіе, и думаютъ, что еще управляютъ. Но то, что желаетъ Эреніанъ, свершится.

Офицеръ.

У насъ уже не осмливаются наказывать. Вс узы, связывавшія насъ съ нашими начальниками и нашими королями, порваны. Мы, подчиненные и смиренные,— мы стали начальниками. Подумать, что посл двадцати мсяцевъ войны, посл шести завоеванныхъ провинцій, десяти взятыхъ крпостей, мы терпимъ неудачу и обезсилли передъ вашей, охваченной безуміемъ, столицей!

Л Бр.

Ордэнъ придетъ?

Офицеръ.

Я жду его.

Л Бр.

Я съ нетерпніемъ хочу его увидть. Я его не знаю.

Офицеръ.

Ему пятьдесятъ лтъ, это простой офицеръ. Въ теченіе мрачныхъ и жестокихъ зимъ, въ нашихъ ледяныхъ странахъ, среди снжной и срой скуки ві, гарнизон маленькаго городка, онъ покорилъ меня своей вол и своей вр. Онъ садился у моего огня, ночью, при свт моей лампы, и мы бесдовали. Сочиненія Эреніана его просвтили, они были свтомъ для меня. Ордэнъ мн объяснялъ ихъ съ возвышенной убдительностью, и я не видлъ ничего боле свтлаго въ человческой мысли и правд. Вамъ, людямъ Великаго Города, никогда не узнать, какія чудеса можетъ книга совершить въ строгихъ и глубокихъ душахъ странъ тьмы и одиночества!

Ордэнъ и Эреніанъ приходитъ почти одновременно съ разныхъ сторонъ, въ сопровожденіи офицеровъ и солдатъ.

Ордэнъ.

Я прихожу къ вамъ гордый тмъ, что знаю васъ. Нтъ у насъ такой мысли, которая не была бы для насъ общей.

Эреніанъ.

Изъ вашихъ писемъ я понялъ ясно, что могу возложить на васъ всю мою надежду. Мы оба ставимъ нашу жизнь на карту, мы оба любимъ другъ друга въ той же дивной и глубокой иде.

Пускай зовутъ измнниками насъ!

Но разв гордый духъ угасъ,

И не властители мы будущаго съ вами?

Въ насъ смлая отвага разлита,

Мы длаемъ добро мятежными руками,

И наша совсть такъ чиста!

Ордэнъ.

Несомннно, у меня свтле на душ, чмъ наканун битвы. Вс слова въ оправданіе нашего соглашенія были уже сказаны вка тому назадъ.

Эреніанъ.

Еслибъ нужны были чудеса, они возстали бы сегодня. Воздухъ, которымъ мы дышимъ, горизонты, что мы видимъ, горячка, бьющая намъ въ виски, общій пожаръ, въ которомъ каждый изъ насъ отдльное пламя, все предрекаетъ новуюправду!

Ордэнъ.

Моя пропаганда велась непрерывно. Сперва въ совершенной тайн. Потомъ надзоръ ослаблъ дотакой степени, что осторожность стала излишней роскошью. Съ тхъ поръ, какъ маршалъ Гарменцъ, единственный настоящій военачальникъ, впалъ въ немилость, наше войско боле не существуетъ. Не зная ничего опредленно, наши солдаты предвидятъ то, что творится. Приказать,— и вс пойдутъ къ Великому Городу, счастливые, доврчивые, братья! На мста многихъ генераловъ умершихъ были назначены офицеры, и нкоторые изъ нихъ наши. Только старые начальники мн кажутся несговорчивыми. Они будутъ опасны, если мы нестанемъ дйствовать безотлагательно, порывисто, завтра же.

Эно.

Какъ завтра? А время, чтобъ приготовиться?

Эреніанъ.

Надо дйствовать подобно громовому удару.

Эно.

Но важно, чтобъ Великій Городъ зналъ то, чего мы хотимъ.

Эреніанъ.

Онъ догадывается. Завтра онъ узнаетъ.

Эно.

Но нельзя же поколебать тысячи человкъ и открыть ворота, не принявъ предварительно необходимыхъ мръ, не окруживъ себя всми задатками успха.

Эреніанъ.

Вс мры приняты, вс задатки успха въ Наинахъ рукахъ. Вы одинъ колеблетесь и трепещете. Въ васъ нтъ вры, вы боитесь имть довріе.

Ордэнъ.

Вотъ что я предлагаю: завтра при наступленіи ночи, въ семь часовъ, вс здсь присутствующіе и наши друзья отдадутъ приказаніе идти мирно къ Великому Городу. Въ это время оставшіеся еще у насъ начальники будутъ праздновать день своей первой побды. На страж ихъ разгула будетъ мой братъ съ тремя батальонами, которые онъ привлекъ на нашу сторону. Движеніе войскъ начнется съ востока, они отправятся къ Вавилонскимъ воротамъ и придутъ туда черезъ часъ.

Эреніанъ.

Римскія ворота слишкомъ близки къ дворцу Правительства. Первые отряды должны войти и Вавилонскія ворота и занять кварталы плебеевъ. О, вы увидите, какой чудный нашъ народъ, какъ онъ васъ встртитъ, какъ будетъ привтствовать, какъ откроетъ вамъ свою душу, гордую и величавую. По пути вы увидите дв казармы, солдаты присоединятся къ вашимъ, и вы проникнете въ сердце города, пока Правительство будетъ глухо дремать.

Только тогда вы подойдете къ Римскимъ воротамъ. Растерянность нашихъ властителей сослужитъ намъ службу. Только пятьсотъ человкъ консульской стражи останутся имъ врными. Все другія войска, расположенныя во дворц, примутъ васъ восторженно. Если начнется бои между стражей и нами, то предоставьте нашимъ покончить это дло. Оставайтесь въ сторон отъ всякой ссоры. Не надо вамъ длать ни одного ружейнаго выстрла.

Ордэнъ.

Мы точно исполнимъ все, что вы совтуете.

Эреніанъ.

Вы одни, какъ побдители, можете осуществить нашу мечту. Всегда революціи начинаются съ отреченія отъ какой-нибудь льготы: вы отречетесь отъ побды.

Одинъ изъ офицеровъ.

Одинъ лишь нашъ Король хотлъ войны.

Эно.

О, конечно, вы напали несправедливо, вы начали войну!..

Ордэнъ прерываетъ.

Еще разъ опредлимъ роли. Мой братъ задержитъ нашихъ начальниковъ. Въ восемь часовъ вечера три тысячи человкъ войдутъ въ Вавилонскія ворота. Затмъ отворятся Римскія ворота, чтобы впустить другіе батальоны. Ни трубъ, ни знаменъ. Ни выстрла, ни псни. Вступленіе будетъ внезапное, молчаливое и мирное. Такъ, вдь?

Эреніанъ.

Совершенно такъ. Остальное касается насъ. Великій Городъ готовъ, онъ ждетъ васъ. Въ теченіе часа вы займете весь городъ. А теперь разстанемся. Не дадимъ создаться возраженіямъ. Они лишаютъ силы, они раздражаютъ. Нашей единственной тактикой пусть будетъ внезапность и смлость. Итакъ, до завтра, тамъ!

Пожимаютъ другъ другу руку, разстаются. Ордэнъ и Эреніанъ обнимаются.

ДЙСТВІЕ IV.

Сцена первая.

Жилище Эреніана. Та же комната, что во второмъ и третьемъ дйствіяхъ. Клара, встревоженная, не отходитъ отъ окна.

Ребенокъ.

Какое платье надтъ мн на Паяца?

Клара.

Самое красивое.

Ребенокъ.

Сегодня праздникъ, да?

Клара.

Самый прекрасный, какой только можетъ быть.

Ребенокъ.

Рождество?

Клара.

Пасха, истинная Пасха, ее впервые празднуетъ міръ.

Ребенокъ.

А мн можно будетъ пойти на праздникъ?

Клара.

Это праздникъ для взрослыхъ, дти его еще не понимаютъ.

Ребенокъ.

Скажи мн, что это такое?

Клара.

Ты узнаешь потомъ. И тогда скажешь, что твой отецъ создалъ этотъ праздникъ.

Ребенокъ.

А будетъ много знаменъ?

Клара.

Много.

Ребенокъ.

Такъ почему ты говоришь, что я не пойму? Когда знамена, я всегда понимаю.

Клара у окна.

Наконецъ-то!

Эреніанъ входитъ, его одежда въ безпорядк. Клара бросается къ нему.

Эреніанъ порывисто ее обнимаетъ.

Ты все знаешь?

Клара.

Я угадываю, еще не зная ничего. Скажи!

Эреніанъ.

Никогда событія не совершаются такъ именно, какъ себ вообразили. Я былъ убжденъ, что никто изъ нашихъ начальниковъ не появится у Вавилонскихъ воротъ. Они никогда тамъ не бываютъ. Вчера вечеромъ старйшіе изъ нихъ отправились туда. Видя приближеніе непріятеля, они подумали, что происходитъ что-то безумное. То не были осаждающіе, доказательствомъ служило отсутствіе команды и строя. Это не были и парламентеры: ихъ было слишкомъ много…

Когда войска были въ ста шагахъ, то стало видно, что одни кидаютъ оружіе, другіе снимаютъ съ плечъ приклады ружей. Не говоря ни слова, нкоторые изъ нашихъ бросились къ воротамъ, чтобъ открыть ихъ. Наши начальники тогда встревожились, они произносили ругательства, кричали вс вмст, и никто не хотлъ слушать ни ихъ брани, ни приказанія. Вс ихъ бывшія предчувствія, ихъ опасенія, которыхъ они не хотли допустить, теперь терзали и подавляли ихъ. Мгновенно они все поняли. Ихъ окружили. Трое изъ нихъ заставили себя убить, это были храбрецы. Они видли, что непріятель вошелъ въ Великій Городъ. Они врили въ пораженіе, въ позоръ, въ крайнее униженіе. Нкоторые плакали… Начни бросаются въ объятія осаждавшихъ. Пожимаютъ руки, обнимаются. Радость внезапная, любящая, общая душа! Бросаютъ сабли, ранцы, патроны. Т изъ непріятелей, у кого была вода, предлагаютъ пить. И, все разрастаясь, волна стремится къ Площади Народовъ, а тамъ, наши вожди, блдные, безмолвные, еще не смющіе врить. ‘Это конецъ войны!— крикнулъ Л Бр на ухо одному изъ командировъ,— нтъ ни побды, ни пораженія, а праздникъ’. Тогда этотъ зврь начинаетъ ругаться, обезумвъ отъ гнва, наугадъ нанося удары саблею, и ранитъ свою лошадь. Двое, бывшихъ сг’ нимъ рядомъ, пользуясь смятеніемъ, обращаются въ бгство. Они спшатъ къ Правителямъ. И, можетъ быть, они создадутъ подобіе сопротивленія, и консульская стража ихъ поддержитъ. Я уже видлъ, здсь бродятъ ихъ зеленые мундиры.

Клара.

А непріятельскіе генералы?

Эреніанъ.

О, они въ плну у своей арміи! Вчера, видя, что армія уменьшилась наполовину отъ болзней и побговъ, они хотли сдлать отчаянный шагъ.— ршительную атаку. Солдаты отказались идти, нкоторые стрляли въ своихъ начальниковъ. То былъ конецъ.

Клара.

Я слышала, какъ войска вливались въ Великій Городъ: точно шумъ океана. Никогда еще я не была въ такомъ счастливомъ трепет!

Эреніанъ.

Двадцать тысячъ человкъ теперь у насъ. Ставятъ столы на площадяхъ. Вс, кто ради осады прятали запасы въ своихъ погребахъ, теперь раздаютъ, ихъ народу. Эно говорилъ: ‘Никогда Великій Городъ не унизится до того, чтобъ принять враговъ, никогда не позволитъ имъ бродить по улицамъ и площадямъ, никогда въ униженномъ Великомъ Город не сгладятся предразсудки’… Такъ разсуждаютъ въ обычное время. Но сегодня!.. Такая смута царствуетъ во вновь принятыхъ идеяхъ, что можно было бы основывать новыя религіи, возвщать еще невдомыя ученія. Смотри, тамъ на вершинахъ Капитолій пылаетъ! Жгутъ Министерства Артиллеріи и флота. До вечера еще раздлятъ вс запасы оружія и снаряженіи…

Во время осады покончили съ банками и биржами… Насталъ часъ покончить съ основной несправедливостью: съ войной. Съ ней одной исчезнуть и вс другія: ненависть деревень къ городамъ, нужды къ золоту, лишеніи къ сил. Поражена въ самое сердце организація Зла!.. (Слышны крики восторга на улиц). Слушай! Всемірный праздникъ человчества безумствуетъ въ восторг и поетъ.

Клара и Эреніанъ подходятъ къ окну, долгое объятіе. Вдругъ Эреніанъ рзко отстраняется.

Эреніанъ.

Однь ребенка… Я пришелъ за нимъ, чтобъ онъ увидлъ мое дло.

Клара.

Ребенокъ? Онъ не пойметъ.

Эреніанъ.

И все же однь его. Я ему скажу предъ лицомъ смерти стараго міра такія слова, какія онъ не забудетъ никогда. Однь его, и я его уведу съ собой.

Клара.

А я?

Эреніанъ.

Твой братъ Эно придетъ за тобой.

Клара.

Почему не пойти намъ вмст?

Эреніанъ.

Однь ребенка, говорю я, и поторопись.

Клара выходитъ. Эреніанъ осматриваетъ свой письменный столъ, кладетъ нсколько связокъ бум.а въ карманъ, потомъ облокачивается у окна, изъ котораго онъ говорилъ съ народомъ.

О жизнь суровая и бурная моя!

Ее я пережилъ, страданія тая.

Теперь она мн свтъ, покой и слава!

Міръ, покоренный мной, воспрянулъ величаво,

И это все одинъ лишь сдлалъ я,

Да, было суждено, чтобъ селянинъ родился.

Который произвелъ меня на свтъ.

И я исполнилъ свой завтъ:

Зубами, пальцами въ законы я вцпился

И ужасомъ потрясъ гордыню власти красной.

Поля, и фермы, и дома

Сгорали смертію ужасной,

А въ городахъ моральная чума:

Грабежъ, и деньги, и развратъ

Въ чудовищномъ бореніи рычали

И отъ насилья угасали.

Вертеповъ, биржъ и банковъ, рядъ —

Все лучшее сводилъ къ уничтоженью.

Власть грозная, товарищъ преступленья,

Черпала, чтобы процвтать,

Всю силу въ этомъ ужас гніенья,

Ее питала эта благодать!

Я былъ, какъ блескъ грозы, ударившей въ окно,

Откуда горизонтъ виднется далекій.

Не столько разумомъ мн было суждено,

Но страстью вчною, безумной и глубокой,

Что къ міру я питалъ, его связавъ съ собой,—

Открыть тюрьму, гд было въ заключеньи

Людскихъ сердецъ соединенье.

Я властью придавилъ своей Великій Градъ,

Устои дряхлые и весь законъ суровый.

И вотъ теперь мечты мои царятъ!

Онъ, выкованъ грозой, восходитъ къ жизни новой.

Онъ мой! Вдь въ немъ огни мечты моей горятъ.

И мой безумный пылъ нашелъ осуществленье,

Въ очахъ Судьбы его я вижу отраженье.

Слышны, ружейные выстрлы.

Клара изъ своей комнаты.

Эреніанъ! Солдаты Правительства входятъ на улицу.

Эреніанъ, не слыша ея.

По плану своему я міръ весь измнилъ

И сонмы плодотворныхъ силъ

Я поднялъ у толпы, что въ мрак пребывала,

И взялъ ее туда, гд гордость лишь сіялаю.

Клара появляется

Эреніанъ! Эреніанъ! За нашимъ домомъ наблюдаютъ вооруженные люди… Тебя убьютъ, если ты выйдешь.

Эреніанъ.

Полно! Однь ребенка.

Новые ружейные залпы.

Клара.

Выстрлы все ближе.

Эреніанъ.

Однь ребенка.

Клара.

За тобой слдятъ… Тебя ждутъ… Хотятъ тебя убить.

Эреніанъ.

Однь ребенка.

Она приводитъ сына, который дрожитъ, беретъ его въ свои объятія, охраняя его.

Клара.

Мой другъ, умоляю тебя, не отваживайся идти… Подожди, пока они уйдутъ…

Эреніанъ.

Мн некогда ждать. Сегодня я не страшусь ни себя самого, ни другихъ. Я достигъ вершины человческой силы…

Клара.

Такъ иди одинъ и оставь мн сына!

Эреніанъ съ силой.

Я хочу его взять! Я хочу, чтобъ онъ болтамъ то мной!

Клара.

Онъ сейчасъ придетъ… Эно приведетъ его къ теб.

Эреніанъ.

Пусть его привтствуютъ вмст съ его отцомъ. Отдай мн его!.. Послушай, отдай его!

Клара.

Я никогда не противилась теб. Я теб повинуюсь, какъ раба. Но сегодня, умоляю тебя.

Эреніанъ.

Отдай его, говорю теб!

Вырываетъ ребенка изъ объятій Клары, отталкиваетъ ее и убгаетъ съ нимъ.

Клара.

Другъ мой! Другъ мой!…

О, безуміе! Всегда его несчастное и великое безуміе!..

Она останавливается при <испорчено>. Посл мгновенія безумной <испорчено>, она бжитъ<испорчено>.

Мой сынъ! мой сынъ.

Потомъ она бжитъ на улицу. Звуки удаляющихся конскихъ копытъ. Смятеніе. Восклицанія. Наконецъ, господствуя надъ всмъ, раздается —

Голосъ.

Убитъ Яковъ Эреніанъ!

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Утро. Площадь Народа, устроенная террасами. Вдали панорама Великаго Города, его заволакиваетъ дымъ пожаровъ. Слва, на виду, изваяніе Правительства, на площадк. Направо догораетъ Военное Министерство. Вереницы пляшущихъ въ безумномъ весельи несутся черезъ сцену, толпы слдуютъ за толпами. Со всхъ сторонъ слышатся псни. Ребятишки бросаютъ камни въ статую Правительства.

Нищій.

Эй вы, ребята, берегитесь! Вамъ выдерутъ уши.

Мальчики.

Мы побьемъ камнями умершее Правительство.

Бросаютъ камни.

— Вотъ это за скипетръ!

— Вотъ это за корону!

Толпы пляшущихъ окружаютъ статую и поютъ.

Сочтемъ мы такъ: четыре, три!

Прямой молодчикъ только тотъ.

Служить въ войска кто не идетъ.

Чтобъ вмст быть смлй смотри.

И на законъ, права бери.

Сочтемъ мы такъ: и три и два!

Прямой молодчикъ только тотъ,

Кто смлъ, когда набатъ реветъ,

Трепещутъ города едва

И кровью смочена трава.

Сочтемъ теперь мы: два, одинъ!

Прямой молодчикъ только тотъ,

Кто взмахомъ гору разнесетъ

Надеждъ умершихъ и путинъ…

И гордъ тогда ихъ властелинъ!

Крестьянинъ.

Пусть меня повсятъ, если я надялся когда-нибудь увидть Великій Городъ.

Группа нищихъ.

— Я сидлъ въ нор, какъ зврь,

— Я служилъ поочередно и той и другой партіи. Въ Великомъ Город меня называли кротомъ, я имъ передавалъ планы непріятеля, а непріятель считалъ меня легкимъ, какъ дымъ: я имъ сообщалъ, что длается въ Великомъ Город.

— Мы вс такъ же точно поступали. Я работалъ на свер.

— А я на запад.

— Измняя и тмъ и другимъ, мы наконецъ помирили ихъ (Иронически). Это мы заключили миръ.

Бродяга.

Всегда вдь приходитъ такая минута, когда преступленіе обращается въ добродтель?

Нищій.

Правда ли, что умеръ Яковъ Эреніанъ?

Бродяга.

Онъ-то? Ну вотъ еще! Сегодня онъ властелинъ, король. Не умираетъ человкъ, когда онъ такъ великъ.

Нищій.

Говорятъ, его убили на порог его дома.

Бродяга.

Кто?

Нищій.

Консульскіе солдаты.

Бродяга.

Не можетъ быть!

Нищій.

Ненавидятъ они его! Никогда еще человкъ не совершалъ такого великаго дла.

Бродяга.

Это не одинъ человкъ, а вс мы совершили.

Пастухъ.

Наконецъ-то намъ можно будетъ жить!

Бродяга.

Намъ-то!.. Надо, чтобъ земля человческая была иначе вспахана для того, чтобъ свтъ проникъ въ наши подвалы. Миръ или война,—

Мы съ той же неподвижною нуждой!

Она относится безстрастно

Къ судьб счастливой иль несчастной.

Великій Градъ законъ пусть пишетъ свой

И имъ освободитъ народъ, что опекаетъ.

Мы все жъ одни, доколь — никто не знаетъ.

Какъ зври дикіе бредемъ

И землю судорожно рвемъ.

Мы вороны, которыхъ отгоняли

Отъ виноградниковъ и всячески пугали

Въ то время, какъ и въ домъ и въ садъ

Свободныхъ стаи птицъ летятъ.

Пастухъ.

Вы говорите такъ, будто Правительство еще живо. Села возродятся. Города очистятся…

Бродяга.

Тмъ лучше!.. Все есть движеніе ко Всему, и завтрашній день будетъ недоволенъ сегодняшнимъ.

Толпа женщинъ пьяныхъ бжитъ черезъ сцену съ факелами, он кричатъ.

Въ церкви! Въ церкви! Мы сожжемъ Господа Бога!

Бродяга нищему.

Посмотри на нихъ хорошенько: вотъ наши помощницы! Когда вы съ вашими друзьями, ршите сдлаться людьми, тогда придите за мной, вотъ какъ другіе шли искать Эреніана.

Уходитъ.

Группа рабочихъ устанавливаетъ помостъ для тла Эреніана: приносятъ черное сукно.

— Это несчастье небывалое!

— Въ него попали дв пули, вотъ здсь, въ лобъ.

— А сынъ его убитъ?

— Нтъ.

— Неизвстно, какіе изъ солдатъ охраны были убійцами. Они бжали. Можетъ быть, навсегда останется неизвстнымъ тотъ негодяй, что убилъ нашего трибуна.

— Долго бились, чтобъ взять Правительство. Понадобился цлый часъ, чтобъ выгнать Консуловъ. Тогда Эреніанъ уже былъ мертвъ.

Нищій.

Говорятъ, это дло Эно.

Рабочій.

Эно? Ты не знаешь самъ, что говоришь! Эно! Онъ теперь еще въ большемъ гор, чмъ мы.

Нищій.

Это былъ его врагъ.

Рабочій.

Молчи! Ты лжешь всми зубами твоихъ челюстей!

Нищій.

Я сказалъ то, что мн сказали.

Рабочій.

Людьми, подобными теб, создаются гнусныя сказки.

Непріятельскіе солдаты и солдаты Великаго Города идутъ подъ руку, собираются толпами на террас и на ступеняхъ.

Толпа.

— А праздникъ состоится?

— А почему бы пть? Новые вожди города отдали о немъ приказъ.

— Никогда еще Эреніанъ не казался такъ великъ, какъ въ своей смерти!

Группа прохожихъ.

— Его несутъ въ тріумф черезъ весіЛ городъ.

— Я видть, какъ его пронесли чрезъ Мраморную Площадь. Кровавая рана на его лиц.

— Я видлъ его на мосту у Гавани…

— И матери съ дтями на рукахъ,

Я видлъ, окружали прахъ.

Что въ жизни юнаго и свтлаго осталось,

Тснилось вкругъ его, къ нему склонялось?

— Его несутъ всего въ цвтахъ.

Какъ зарево, на немъ покровъ пурпурный.

Возноситъ гордо его славный прахъ

Любви народной ропотъ бурный.

— И ни одинъ король, какъ ни сіялъ бы онъ.

Людей кровавымъ избіеньемъ,

Все жъ не былъ никогда почтенъ

Такимъ великимъ погребеньемъ!

— У портиковъ одинъ юноша проложилъ себ, путь къ носилкамъ. Омочилъ свои платокъ въ крови, запятнавшей щеку, и долго, горячо, какъ бы принимая причастіе, держалъ его у своихъ губъ.

Рабочій, слушавшій прохожихъ.

Яковъ Эреніанъ будетъ положенъ здсь, на этомъ, возвышеніи, среди всей толпы, во всей своей слав.

Крестьянинъ.

Хорошо, чтобъ солнце его видло!

Группа прохожихъ.

— Слезы, цвты, псни, кровь, пляски, пожаръ, все это пылаетъ въ воздух!

— Это атмосфера, въ которой рождаются міры!

Большое движеніе толпы. Л Бр въ сопровожденіи солдатъ и рабочихъ всходитъ на ступени одного изъ дворцовъ и длаетъ знакъ, что хочетъ говоритъ. Молчаніе.

Л Бр.

Граждане, черезъ нсколько мгновеній на этой площади Великаго Города, посвященной народу, появится тло Якова Эреніана. Встрчайте его, какъ побдителя. Пули могли закрыть его глаза, выпрямить его руки, сдлать неподвижнымъ его лицо, но не убить его! Яковъ Эреніанъ живетъ еще въ его словахъ, въ его дяніяхъ, въ его мысли, въ его книгахъ. Онъ та сила, которая въ этотъ мигъ насъ вдохновляетъ, онъ въ насъ желаетъ, мыслитъ, надется, дйствуетъ. Это не погребеніе, это послдняя его побда!.. Дайте мсто, вотъ онъ!

Дти взлзаютъ на плечи. Громадное волненіе во всхъ группахъ, появляются люди въ окнахъ, взбираются на колонны.

Различныя группы на ступеняхъ.

— Какая толпа! Площадь не вмститъ ее.

— Какъ его любили! Такимъ людямъ не надо умирать.

Группа женщинъ.

— Его жена идетъ за носилками.

— Она несетъ ребенка!

— Это христіанка!

— Это римлянка!

— Тише, вотъ тло!

Появляются носилки: ихъ обносятъ вокругъ площади: одни плачутъ, другіе привтствуютъ клика мц, иные падаютъ на колни, нкоторыя женщины крестятся. На ступеняхъ группы людей тснятся, чтобъ лучше видть.

Юноши идутъ навстрчу тлу, которое проносятъ молитвенно, въ экстаз.

— Все то, что духъ мой начиналъ,

Твой пылъ, какъ втеръ, раздувалъ!

— Эреніанъ! Тобою мы живемъ,

И вотъ теперь теб мы отдаемъ

Вс наши лучшія и сильныя созданья,

И свтлыя, и чистыя мечтанья.

— Эреніанъ! насъ вдохнови,

Чтобъ смлый духъ киплъ въ крови.

Какъ нкогда, во дни тревогъ,

Одинъ лишь ты поднять всхъ могъ,

И противъ всхъ безумныхъ повелній

Въ гроз блисталъ твой дивный геній!

Тло положено на возвышеніе, женщины покрываютъ цвтами черное покрывало.

Провидецъ на ступеняхъ выше толпы.

Теперь не часъ,

Чтобъ видть плачущими васъ!

Теперь насталъ часъ молніи трепетанья:

Боговъ повергнетъ онъ во прахъ

И имъ вселитъ безумный страхъ

Предъ истиной внезапнаго признанья.

И вновь надежда стала ясной!

Въ цвтахъ желанье прежнее паритъ,

Сердца горятъ, глаза прекрасны,

И въ воздух невдомый магнитъ!

Указываетъ на возвышеніе.

Теперь пусть пальмы свтлыя возьмутъ

И ими прахъ священный уберутъ!

Выступаетъ Ордэнъ. Волненіе. Толпа указываетъ на него и его привтствуетъ. О немъ говорятъ.

Толпа.

— Это онъ отказался уничтожить Великій Городъ.

— Онъ привлекъ къ намъ бывшихъ враговъ!— Онъ такъ же великъ, какъ Эреніанъ!

Ордэнъ, указывая на тло Эреніана.

Я былъ его ученикомъ и другомъ, ему невдомымъ. Его книги замняли мн библію. Люди, подобные ему, создаютъ людей такихъ, какъ я, скромныхъ, преданныхъ, долго остающихся въ тни, но которымъ счастливая судьба даетъ возможность свершить въ одно мгновеніе высочайшую мечту ихъ учителя. Пусть отечество прекрасно, отрадно сердцу и живетъ въ памяти, но народы, вооруженные границами, несутъ пагубу, и міръ весь еще щетинится оружіемъ племенъ. Предъ ними наше согласіе возстанетъ, какъ примръ!

Возгласы одобренія.

Народы наконецъ поймутъ, что свершилось нчто безсмертное, здсь, въ Великомъ Город, откуда въ теченіе ряда вковъ лучшія человческія идеи летли въ міръ. Впервые, съ появленія силы, съ того времени, какъ мозгъ началъ исчислять время, впервые дв расы отреклись, одна отъ своей побды, другая — отъ оскорбленной гордости, и слились въ объятія. Вся земля содрогнулась, кровь и сила прилили къ сердцу всего живущаго. Согласіе и единеніе побдили вражду. (Одобренія). Борьба людей въ кровавой форм отвергнута. Отнын сіяющій маякъ горитъ на горизонт будущихъ бурь. Его свтъ ослпитъ взоры, покоритъ умы, озаритъ грезой сердца. И надо посл испытаній и горестей придти въ ту пристань, куда онъ указываетъ путь, позлащая мачты и мирныя ладьи!

Общій энтузіазмъ. Клики, объятія. Бывшіе враги встаютъ и окружаютъ Ордэна. Граждане Великаго Города протягиваютъ ему руки. Онъ уклоняется отъ объятій и слагаетъ пальмы къ ногасъ Эренеана. Потомъ обращается къ вдов.

Во имя жизни и ея торжества, прошу васъ. Клара Эреніанъ, показать двумъ ликующимъ народамъ того, кто намъ кажется какъ бы самимъ Яковомъ Эреніаномъ: его сына!

Протягиваетъ руки, чтобъ взятъ ребенка.

Клара останавливаетъ его.

Я хочу сама имть на это силы… Встаетъ.

Здсь, въ самомъ сердц Града,

И въ часъ, когда надежда озарила,

Здсь, на порог новыхъ дней,

Что засверкали для людей,

Свои я слезы осушила.

Обращается къ толп.

Я поручаю вамъ его дитя,

Высокому я долгу посвящаю,

Мечт божественной, которая, блестя,

Отца его вела къ земному раю,—

Я отдаю Грядущему дитя!

Оно ликуетъ здсь, на праздник шумящемъ,

Гд радость съ горемъ настоящимъ,

Гд съ вами здсь, въ крови отъ ранъ,

Лежитъ почившій Эреніанъ.

Клара нкоторое время держитъ высоко сына, среди простертыхъ къ нему рукъ, среди восклицаній. Потомъ она передаетъ ею Ордэну. Силы ее оставляютъ, она, рыдая, склоняется къ трупу. Постепенно водворяется молчаніе.

Л Бр.

Этотъ мигъ такъ великъ и прекрасенъ, онъ такъ тсно связываетъ насъ, что мы не можемъ думать о какомъ-нибудь договор или клятв! Свободно, предъ лицомъ всего ненарушимаго и святого, предъ этимъ геніальнымъ человкомъ, котораго окровавленное тло и безсмертная душа вдохновляютъ и воспламеняютъ насъ, мы отдаемъ себя другъ другу навсегда!

Ордэнъ.

Когда съ открытыми объятіями и сердцемъ вошли мы вчера въ городъ, я бы изумился, еслибъ создавшій наше дло присутствовалъ живой при своемъ торжеств. Такая побда требовала жертвы. Подумайте, при какихъ необычайныхъ обстоятельствахъ Эреніанъ, безъ друзей, безъ охраны, сталъ добровольно подъ послднюю, можетъ быть, пулю, и вы поврите, какъ и я, что его смерть связана тайной великихъ и высшихъ силъ.

Эно.

Онъ растопталъ старую Власть, изображеніе которой еще стоить передъ нами!

Указываетъ на статую. Ропотъ. Крики: ‘Свергниme ее! Свергните ее!…’ Рабочіе берутъ ломы, чтобъ сброситъ статую, и всходятъ на пьедесталъ.

Онъ побдилъ ея гниль, ея безчестныхъ Консуловъ, ея незаконнорожденные законы, ея постыдные обычаи, ея наемную армію!

Тоопа.

Долой ее! Долой ее!

Эно.

Онъ опустошилъ ея воровскіе банки, ея парламенты и собранія, онъ убилъ вс несогласія. А это изображеніе глумится надъ его дяніями!

Указываетъ на статую.

Толпа.

— Старая негодница!

— Ужасная кукла!

— Страшное чудовище!

Со всхъ сторонъ.

Долой ее! Долой ее!

Толпа.

— Влеките ее въ клоаки!

— Разбейте! Растопчите ее!

— Сбросьте ее! Сбросьте ее!

По селянинъ.

Она насъ пожирала!

Горожанинъ.

Она позорила насъ!

Поселянинъ.

Она была смерть!

Горожанинъ.

Она была преступленіе!

Со всхъ сторонъ.

Бейте ее! Разбейте ее!

Рабочіе съ пьедестала окружающимъ.

Отойдите! Она падаетъ!..

Среди кликовъ ненависти, громадная статуя качается и падаетъ. Тотчасъ водворяется тишина. Тогда Эно беретъ уцлвшую голову, поднимаетъ ее и, пошатываясь подъ ея тяжестью, бросаетъ ее и разбиваетъ молча у ногъ Эреніана.

Провидецъ.

И нын пусть взойдетъ заря!

Конецъ.

Эмиль Верхарнъ. ЗОРИ.

ДЙСТВІЕ I.

ДЙСТВІЕ II.

ДЙСТВІЕ IV.

Читайте также:

Эмиль Верхарнъ.
ЗОРИ.