В. В. Воровский
Жизнь замечательных людей
No 1
Фавн
ЖИЗНЬ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ
No 2
Фавн
Жизнь замечательных людей, Воровский Вацлав Вацлавович, Год: 1907
Время на прочтение: 5 минут(ы)
В. В. Воровский. Фельетоны
Издательство академии наук СССР, Москва, 1960
Всякому гражданину необходимо знать биографии его выдающихся соотечественников. Особенно важно знакомиться с жизнью замечательных патриотов, ибо это способствует укреплению любви к отечеству, чувства народной гордости и благодарности к нашим естественным начальникам.
Сегодня мы дадим краткое, но весьма поучительное жизнеописание дворянина-патриота В. Н. Снежко (он же Снежков), участника последнего дворянского съезда. Пусть молодое поколение, глядя на него, учится добродетели и укрепляется в преданности и признательности. Ибо это тот самый дворянин-патриот В. Н. Снежко (он же Снежков), который предложил на дворянском съезде уничтожить все высшие учебные заведения — эти зловреднейшие рассадники революции.
А в вопросах патриотизма, высшего образования и революции дворянин Снежко бесспорный авторитет.
Свой патриотизм он засвидетельствовал самым убедительным образом. Случайно родившийся дворянином Черниговской губ., от родителей, носивших украинскую фамилию Снежко, он не поколебался исправить ошибку родителей и к их фамилии прибавил благонадежное великорусское ‘в’. Так из украинца, автономиста, чуть не либерала, получился истинно русский черносотенный дворянин Снежков.
Он засвидетельствовал и свою компетентность в вопросах высшего образования, ибо благополучно дошел до 4-го класса гимназии, а это образование, бесспорно, было выше, чем образование его сверстников (например, Митрофан Простаков). Сам познав ядовитый плод науки, он заслужил себе право смело судить об этом вопросе. Будучи удален из 4-го класса гимназии (не подумайте, что за неспособность!), он поступил в юнкерское училище, вышел офицером, был учителем и руководителем солдат, потом перешел в земские начальники, был руководителем и попечителем крестьян, судил и сек, и был любим благодарным населением (дворянским, конечно).
Но он так же непосредственно, собственными усилиями и боками, изучил и то зловредное, изобретенное недоучками и жидами, явление, которое обыкновенно называют революцией. Желая (как отец и друг) убедить ‘своих’ крестьян, насколько пагубно для них же самих выбирать в думу людей, не заслуживающих доверия чинов местной полиции (а следовательно, всех благомыслящих людей в России), он отправился на волостной сход (во время выборов) в село Локоток, Глуховского уезда. Патриотический долг требовал от него, чтобы он указал грубым, невежественным крестьянам, кого должны они избрать в думу, если хотят, чтобы правильно были представлены интересы и нужды (дворян, конечно). Но мужики были грубы и невежественны (они не получили такого высокого образования) и, не поняв своих собственных интересов, они прогнали со схода дворянина-патриота Снежко (он же Снежков).
Так, тяжелым, но поучительным опытом жизни дворянин Снежко убедился во вреде высшего образования и во вреде многоземелья крестьян, делающего их грубыми и невежественными. Но в то же время он еще больше укрепился в патриотизме, в любви к родной земле (унаследованной и благоприобретенной), в ненависти к революции. И вы, молодые поколения, глядя на доблестного дворянина-патриота, пропитайтесь теми же великими чувствами, ибо на них зиждется сила и величие отечества, и благо вам будет на земле, и не посягнет мужицкая рука на ваши кровью и потом (чужим) приобретенные поместья, и не исчезнет благородное сословие, и не истощатся доходные должности, субсидии, пособия, аренда, и будет народный карман вашим карманом, а ваши долги народными долгами. Аминь.
‘Наше эхо’.
4 апреля 1907 г.
Перепечатывается впервые.
Фельетон написан в связи с выступлением земского начальника В. Н. Снежкова на дворянском съезде, происходившем в конце марта — начале апреля 1907 г. в Петербурге.
В своей речи этот черносотенец заявил, что учебные заведения служат революционным целям и прививают учащимся ‘Зло и ненависть’. Чтобы ‘спасти Россию от разложения’, ретивый начальник предложил оставить два-три высших учебных заведения для ‘благонадежных’ элементов, а все остальные закрыть.
Известно, какое громадное значение для блага и процветания общества имеет наследственность. Об этом знал еще великий Платон, предлагавший в своем устройстве идеального общества спаривать граждан и гражданок по предписанию участковых приставов для получения полезного и желательного для государства потомства. Об этом знали и английские скотоводы, у которых Дарвин обучался своей теории. Принцип наследственности применялся широко и в нашей государственной жизни, где многие почетные и доходные должности передавались по наследству.
А посему неудивительно, что когда у жандармского вахмистра Ермила Пономарева родился сын, то восприемник оного, агент охранного отделения Отцепредательский, пошлепал младенца по мягкости и пророчески произнес:
— Хороший из него сыщик выйдет.
— Вашими устами да мед пить,— подхватил счастливый отец, радостно ухмыляясь во весь рот.
Правда, одно время казалось, что молодой Леонид (названный так в честь греческого героя, охранителя Фермопил) сбился с праведного пути и пойдет по словесности. Ибо он прошел благополучно курс среднего учебного заведения и поступил в Горный институт. Однако скоро стало ясно, что талантливый юноша идет твердо по предопределенному пути. Не прерывая занятий наукою, он, по мере сил, служил отечеству, исполняя те важные для государства, но непонятные мало развитым людям функции, которые в простонародье называют шпионством и провокацией. Он знал, что для его будущей полезной деятельности необходимо не только знание земных недр, которое давал ему институт, но и знание недр человеческой души.
Но и этим он не удовлетворился. Он понимал, что одним из источников крамолы является изобретенное ‘Коммунистическим Манифестом’ разложение семьи.
И он вмешался в бракоразводное дело супругов С., играл там, как говорили глупые люди, гнусную роль, заработал, как утверждали враги, хороший куш,— но никто не понял, что только любовь к отечеству и преданность основам заставили его погрузиться в изучение трудного семейного вопроса!
Даровитый юноша понимал также, что в рабочем классе нарождается опасный элемент, рабочий класс — плод развития промышленности. И вот, чтобы изучить жизнь промышленности, он поступил на летние каникулы в качестве практиканта на Царицынский металлургический завод.
Здесь ему пришлось убедиться, как вредна для отечественной промышленности монополия, и, чтобы уничтожить этот вред, он передал секретные чертежи мартеновских печей конкуренту завода. Правда, глупые люди утверждали, что он украл чертежи, враги утверждали, что он их продал и заработал хороший куш, но никто не понял, что только беззаветная любовь к отечеству заставила его отвлечься от прямых обязанностей агента охранного отделения и заниматься изучением печей!
Однако глупые люди и враги начали клеветать, шуметь, устраивать сходки, разоблачать,— одним словом, проделывать какую-то либеральную мерзость. Они кончили тем, что прогнали его из института. ‘Тем хуже для вас,— сказал Леонид Пономарев, когда нога одного из товарищей помогла ему сойти с лестницы,— но отечество меня оценит’.
И отечество его оценило. Оно возвело его в сан жандармского корнета и облекло любовью и доверием. С тех пор Пономарев становится любимым детищем отечества. Он делает обыски у своих бывших профессоров Баумана и Лутугина со знанием дела и расположения комнат, он подготовляет процесс 19-ти, а когда его приглашают на суд, он отговаривается тем, что ему ‘наплевать’ на суд. А отечество рукоплещет: ‘браво, Леонид, браво, сын Ермилович!’
Его посылают в Вильно: там завелась крамола, она перевозит оружие, она хочет погубить отечество. Пономарев уже там — он ищет крамолу, но не находит. ‘Если крамолы нет, ее надо изобрести’,— говорит он, вспоминая реферат о Вольтере в кружке, который он потом провалил. И он изобрел. Он поехал в Эйдкунен, он купил на собственные казенные деньги оружие, он организовал переправу и… сам же накрыл гнусных контрабандистов, подготовляющих гибель отечества. Отечество поблагодарило. Он вторично мчит в Эйдкунен, но продавец-немец узнает его и, не оценив его заслуги, избивает. Пономарев протестует: испорчены честь и пальто.
Мне не жалко моей морды,
Заплати хоть за пальто,—
поет он немцу. А отечество милостиво и добродушно улыбается.
Пономарев из кожи вон лезет, он старается превзойти самого себя. Его начальство, полковник Мясоедов1, любит кататься на автомобиле в Эйдкунен. Пономарев подкупает босяка, чтобы тот подложил оружие и динамит в автомобиль полковника. ‘Он гений’,— сказало отечество и водворило его в Государственной думе.
Здесь Пономарев оправдал все ожидания. Он вездесущ, он всеведущ, он вседелающ. В одно и то же время он делает обыск в комнате эсеровской фракции, он подсматривает из великокняжеской ложи, он подслушивает в кулуарах, он разбрасывает черносотенные издания, он приводит в движение десятки агентов-охранников. Им только и держится дума. Утверждают даже (это пока секрет), что те бомбы, которые депутат Шульгин2 увидел за пазухой у левых, были туда подброшены Пономаревым, да так подброшены, что сами левые не заметили!
— Ну и мастак,— говорили старые, заматерелые шпионы, помнящие еще 80-е годы.
— Этот дальше Плеве пойдет,— хмурятся завистливые конкуренты-сослуживцы.
А отечество милостиво улыбается, и из самых небес смотрит бессмертный лик жандармского вахмистра Ермила Пономарева и плачет от умиления.
‘Наше эхо’,
10 апреля 1907 г.
Перепечатывается впервые.
В фельетоне приводятся подлинные факты преступной деятельности жандармского офицера Пономарева, о котором много писали русские газеты в апрельские дни 1907 г.
Профессиональный провокатор и шпион, он погубил многих людей и тем самым снискал расположение начальства. Заняв пост помощника начальника охраны Таврического дворца, в котором помещалась Государственная дума, он и здесь являлся организатором различных провокаций, инспирированных свыше и направленных против левых депутатов.
1 Полковник Мясоедов — начальник Вержболовского жандармского отделения, в котором одно время служил Пономарев.
2 Шульгин — член Государственной думы, черносотенец, издатель-редактор, реакционной газеты ‘Киевлянин’.