Земцы, Крылов Виктор Александрович, Год: 1874

Драматургия
Время на прочтение: 97 минут(ы)
Скачать в PDF

ДРАМАТИЧЕСКІЯ СОЧИНЕНІЯ

Виктора Крылова.
(Александрова).

ТОМЪ ВТОРОЙ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія Г. Шредера, Гороховая, 49.
1884.

ОТЪ АВТОРА.

II.

Комедія ‘Земцы’ задумана мною давно, лтъ пять я присматривался къ вопросамъ въ ней затронутымъ. Наконецъ въ Майской книжк 1874 г. ‘Встника Европы’ она была напечатана. Драматическая цензура тогда не разршила пьесу къ представленію въ виду того, что въ ней впервые должны были явиться на сцен дебаты нашихъ земскихъ собраній, что тогда показалось несвоевременнымъ. Такимъ образокъ комедія пролежала годъ, посл чего была вновь просмотрна и исполненіе ея на сцен дозволено, только подъ другимъ заглавіемъ, я назвалъ ее: ‘Змй Горынычъ’. Постановка на сцену этой комедіи представляла для меня (помимо моего авторства) большой интересъ и испытаніе. У насъ слишкомъ мало развита общественная жизнь, не только то, что мы называемъ ‘масса публики’, но даже нсколько боле интеллигентная часть ея, слишкомъ ограничиваетъ свои интересы въ томъ кружк, въ которомъ живетъ. Войдите въ любую гостиную, особенно въ маленькую гостиную средняго круга, вы рдко встртите въ ней разнородные элементы, большею частью это всегда подборъ людей одной профессіи и ихъ семейства, коихъ интересы почти исключительно сосредоточены на этой профессіи. Прислушайтесь къ ихъ разговору: какъ много въ немъ пережевывается стараго хлама, всмъ извстнаго и наскучившаго, но близкаго жизни кружка, какъ мало затрогивается вопросовъ вн этой жизни. Такая общественная раздробленность, доходящая до того, что цлыми поколніями роднятся между собой люди однхъ профессій, представляетъ большія затрудненія автору современной общественной комедіи. Прежде эти раздлы все-таки были крупне. Помщичій классъ военный и чиновный сливались вмст, купеческій не далеко отходитъ отъ мщанскаго и крестьянскаго, служба выборная или правительственная мало разнились другъ отъ друга. Стремленія, манера эксплуатаціи, курьозы жизни были боле общи и потому скоре всмъ понятны. Возьмите напримръ такія крупныя черты, какъ грубое, прямое взяточничество, или обычный трепетъ, лесть, заискиваніе передъ сильнымъ, или непониманіе своихъ правъ, да и неопредленность ихъ,— какому классу все это не было присуще и почти одинаково понятно? Теперь хоть-бы и эти черты имютъ слишкомъ разнообразное проявленіе: взяточничество облекается въ форму аферы, лицомъ сильнымъ бываетъ иной разъ цлое выбирающее общество,— и проч., и проч. Словомъ, общественная жизнь усложнилась, ея интриги, ея борьба стали такъ многоразличны, сообразно съ дятельностью гд он проявляются, что самое врное ихъ воспроизведеніе, особенно на сцен, при невозможности объяснять высказанное, требуетъ публику все-таки боле живущую общей жизнью, чмъ наша. Обстановка, въ которую вы облекаете идею вашей картины, вещь далеко не послдняя, она должна быть сразу понятна, ясна, ее зритель не долженъ объяснять себ, а воспринимать непосредственно,— только тогда впечатлніе будетъ полно. Нарисуйте картину жизни русскаго крестьянина въ русской изб и покажите ее иностранцу, никогда не бывавшему въ Россіи, какъ-бы ни было сильно впечатлніе сцены, онъ все-таки задумается надъ деталями обстановки. Онъ увидитъ лапоть, полушубокъ, картинку въ красномъ углу, онъ пойметъ, что это обувь, мховая одежда, картинка,— но его пытливый умъ долженъ длать себ массу разъясненій: что за обувь? изъ чего сдлана? что за картинка? что она изображаетъ?— тогда какъ мы сразу видимъ, что это суздальская икона или лубочная картина, ‘страшный судъ’ или ‘морозъ красный носъ’.
Нашъ городской житель, а еще больше столичный, имющій сношеніе съ земствомъ только чрезъ мироваго судью, дворника, лавочника и т. п., слишкомъ, часто, среди своихъ вседневныхъ заботъ, и не знаетъ, и не хочетъ знать въ какой машин онъ движется и двигаетъ. Вотъ первый пунктъ преткновенія, съ которымъ и принужденъ былъ встртиться, затявъ писать пьесу изъ такой важной области, какъ земство. Мн пришлось убдиться и не въ одной гостиной, что можетъ быть семь-восемь десятыхъ людей, составляющихъ даже интеллигентную часть нашей театральной публики, не даютъ себ толковаго отчета въ томъ: что такое земство? изъ какихъ элементовъ оно состоитъ? какого рода дятельность можетъ оно проявлять и развить? Мн пришлось, прежде чмъ говорить о гласныхъ, о земскомъ собраніи и т. п., разсказать, публик: что такое земство?.. А заставить театральную публику прослушать (хотя-бы и маленькую) лекцію, заставить публику войти въ интересы этихъ споровъ и интригъ вещь очень трудная и, понятно, я не могъ себ дать отчета насколько это можетъ удаться.
Дале, я очень хорошо понималъ, что многое, вставленное мною въ пьесу для наилучшаго развитія и характеровъ и основной интриги, будучи сказано съ подмостковъ нашей сцены, при данныхъ нашего театра, могло показаться длиннымъ, утомительнымъ, ослабить общее впечатлніе, и потому я ршился сдлать большія купюры. Кром такихъ сокращеній во всей пьес, я выкинулъ для сцены цлый третій актъ, имющій наиболе тонкій и эпизодическій характеръ, и перемстилъ кое-какія необходимыя детали изъ этого акта въ другіе. Но и въ такомъ примненномъ къ сцен вид, еще нельзя было ничего сказать опредленнаго въ пользу успха. Когда люди близкіе театру взглянули на пьесу, какъ на сценическое произведеніе, мннія ихъ оказались до крайности разнорчивы. Между прочимъ, лица, долженствующія быть довольна компетентными, прямо и категорически заявляли мн: ‘Зачмъ вы ставите эту пьесу? она провалится, это надо читать, но не давать на сцен, это будетъ скучно, это писано умомъ, а не талантомъ’. Пускай провалится, отвчалъ я, мн этотъ опытъ дороже постановки многихъ пьесъ, на успхъ которыхъ я могу разсчитывать наврняка.
Пьеса шла въ первый разъ въ Москв, въ Октябр прошлаго года. Я употребилъ все стараніе, чтобъ она была срепетована наивозможно тщательно. Въ вечеръ перваго представленія театръ былъ почти полонъ. Я не пошелъ въ залу публики, а прислушивался къ ходу пьесы изъ-за кулисъ. Первый актъ прошелъ довольно тихо, только въ конц слегка вызвали артистку, игравшую главную роль, но при этомъ особенно интересна была необычная въ нашихъ театрахъ тишина и вниманіе публики впродолженіи всего акта. Приходившіе на сцену въ антракт зрители заявляли, что пьеса слушается съ большимъ интересомъ. Второй актъ обезпечилъ ея успхъ. Уже съ первыхъ сценъ публика перешла отъ спокойнаго строгаго вниманія къ тому оживленному участью, къ тмъ откликамъ легкаго рокота смха, который для насъ авторовъ такъ дорогъ. Въ одной изъ петербургскихъ газетъ корреспондентъ печаталъ, что будто сосдъ его въ театр невольно воскликнулъ: ‘Проклятые артисты! отъ нихъ трудно оторваться’. Наконецъ, посл того, какъ Причаловъ замтилъ Наст: ‘Пріятно быть богатой барышней, какое хочешь невжество сдлай, все съ рукъ сойдетъ’,— участье публики разразилось самымъ дружнымъ рукоплесканіемъ. Понятно, что посл этого монолога Причалова и конецъ акта, какъ боле сценичныя мста, были привтствованы еще шумне, что актъ съ земскимъ собраніемъ прошелъ еще удачне, что пьеса имла успхъ. ‘Ну! вамъ лучше знать, что можетъ нравиться публик’ — великодушно шепнула мн артистка, еще наканун говорившая противъ постановки пьесы на сцену. Она ошибалась: я такъ-же, какъ она не зналъ этого заране и нисколько не былъ увренъ въ успх. Я вышелъ съ режиссеромъ на улицу, пріятно пахнуло на насъ свжимъ воздухомъ, намъ захотлось пройтись пшкомъ. Народъ валилъ изъ театра за нами гурьбой, шли какіе-то ‘кое-кто’ изъ верхнихъ слоевъ театральной залы и обсуждали пьесу, провряя ее личнымъ опытомъ, личнымъ знаніемъ, стало-быть не скучали, прослушали съ интересомъ. Посл этого я уже не боялся за постановку въ Петербург, въ провинціи. И тутъ пьеса прошла успшно, сдлалась репертуарною, а потомъ нердко мн и моимъ пріятелямъ случалось слышать въ корридорахъ и залахъ театра этотъ говоръ съ анекдотами и характеристиками лицъ, вызываемый тою или другою сценою пьесы, этотъ говоръ, которымъ утшили меня ‘кое-кто’ изъ райка малаго московскаго театра въ вечеръ перваго представленія пьесы.
Театральная рецензія заговорила о пьес самыми разнорчивыми, самыми разнообразными отзывами. Въ этой масс газетныхъ откликовъ можно было встртить все: и серьезное строгое отношеніе къ длу, и плохо скрытое недобросовстное озлобленіе, и упреки, и сочувствіе, и порицаніе, и похвалы, а главное самое курьозное противорчіе въ обсужденіи однхъ и тхъ-же сценъ и лицъ. Утверждали, что будто я выставляю моего Причалова идеаломъ, и тутъ-же прибавляли: хорошъ идеалъ,— и грубый, и увлекающійся. Кстати, не могу тутъ не подивиться: отчего это у насъ, стоитъ только вывести на сцену человка просто порядочнаго, честнаго, какъ сейчасъ-же его обзовутъ резонеромъ, искусственно вымышленной фигурой? хоть вамъ ни въ одномъ слов не укажутъ его фальшь, но ужь одно то, что онъ человкъ порядочный, длаетъ его для иныхъ критиковъ неестественнымъ, не правда-ли, и странно, и смшно. И отчего онъ врачъ, а не инженеръ, не учитель? говорилъ одинъ, оттого что онъ не изъ медико-хирургической академіи, тенденціозный новаторъ, прибавилъ другой. Воображаю, что-бы заговорили, если-бъ я сдлалъ Причалова учителемъ и заставилъ говорить о народномъ развитіи, когда ужь одн рчи о правильномъ веденіи общественнаго хозяйства и о народномъ здравіи показались тенденціозными. И что онъ все болтаетъ, а ничего не длаетъ? заявилъ кто-то, словно хотлъ, чтобы я привелъ на сцену толпу больныхъ, словно борьбу въ земств дломъ не считаетъ… И что это за люди? одна только барышня правдива, нтъ барышня-то и фальшь,— одинъ только Тропиковъ живое лицо, нтъ Тропиковъ каррикатура и проч., и проч., и проч.
Не для того упомянулъ я о критик, чтобъ оспаривать сумбуръ нкоторыхъ неумлыхъ порицаній, завзятыхъ искаженій, которые мн слишкомъ давно и хорошо извстны до самыхъ мельчайшихъ изъ побудительныхъ причинъ, да и все это часто слишкомъ бьетъ въ глаза каждому читателю, но среди этихъ сужденій, мн довелось прочитать упреки и замчанія серьезные и, думается, искренніе, по поводу которыхъ хотлось-бы сказать нсколько словъ.
Самый тяжелый упрекъ относится ко всей комедіи, именно: будто въ ней я длаю набгъ на земство, подвожу его къ позорному столбу, подрываю значеніе нашего, только-что нарождающагося самоуправленія, тяну въ одну ноту съ покойной газетой ‘Всть’. Какимъ образомъ можно было сдлать изъ моей комедіи такой выводъ для меня было-бы совершенно непостижимо, еслибъ я не хотлъ тутъ видть почтенной, но къ сожалнію нсколько увлекающейся, страстности къ длу, которое дорого мн самому. Неужели-же въ самомъ дл такъ отрадно выставлять пуще всего темныя стороны жизни? неужели такъ пріятенъ этотъ духъ отрицанія?… Поврьте: еслибъ дйствительно мои лица были каррикатурны, фальшивы, мои факты неврны, я бы первый этому радовался, и гораздо сильне моихъ обличителей. Но пора-же наконецъ сознать, что мы выросли изъ этого болзненно-чуткаго состоянія, съ которымъ боязливо охраняешь даже дурную частность, чтобъ не попортить хорошаго цлаго. Кто изъ насъ не отдалъ дани этой ложной любви, тщательно скрывая и оправдывая передъ самимъ собой, а главное передъ врагомъ, язвы, сопутствующія всякому прекрасному начинанію. Со слпотой современниковъ ‘Домостроя’, выдумавшихъ пословицу ‘сору изъ избы не выноси’, мы слишкомъ часто, благодаря такой любви, приходили къ разочарованію и равнодушно отчаянно бросали и то хорошее, за которое такъ рьяно прежде схватывались. Утрировать недостатки, раздувать ихъ, шаржировать, конечно неумстно, но и скрывать ихъ тоже вредъ.
Такъ гд-же однако шаржъ и эта кое-кмъ усматриваемая мрачная односторонность моей пьесы?
Прежде всего, мои герои совсмъ не такіе злоди, какими кажутся. Я радъ, что они такими кажутся, но, положа руку на сердце, скажите честно и откровенно: разв не большинство людей, съ которыми вы ведете дло, которымъ вы пожимаете руку, таковы какъ напримръ: Варенцовъ, Клемецкій, Безанецъ?— они ничтожны, пошловаты, глуповаты, но они масса, въ хорошее время, подъ вліяніемъ хорошихъ коноводовъ, они не будутъ дурными людьми. Не даромъ-же Варенцовъ выискалъ Причалова, и ухаживаетъ за нимъ, и оправдывается во всхъ своихъ пошлостяхъ и передъ нимъ, и передъ Настей, и передъ Клемецкимъ, и передъ самимъ собою. Не даромъ-же Клемецкій такъ податливъ на требованіе Насти… А Безанецъ!?— чего добивается этотъ добродушный дураку? тишины, спокойствія, отсутствія ссоръ, со своей дурацкой точки зрнія онъ стремится къ добру. Самый этотъ Змй Горынычъ Кружановъ (сколько ихъ на Руси) разв ужь такой исключительный извергъ? Причаловъ говоритъ, что онъ сосетъ кровь всего узда, но вдь Причаловъ, можетъ быть, за часъ передъ этимъ видлъ больную забитую изсохшую фигуру мужика въ ея драномъ отрепь, слышалъ его удушливый кашель, замазывалъ его раны, а вы, которые знаете объ этихъ ранахъ большею частью только чрезъ посредство чистой, четко отпечатанной, газетной бумаги, вы, издали охающіе объ нихъ какъ о вещи далекой, далекой, почти какъ объ ужасахъ страшной сказки, какое право имете вы бросать камень въ Кружанова? чмъ онъ хуже тхъ честныхъ коммерсантовъ, про которыхъ съ улыбкой снисхожденія (чуть-ли не одобренія) вы скажете: ‘какой плутъ и мошенникъ’, но съ которыми вы водите хлбъ-соль, которыхъ привтствуете похвалами и тостами за тщеславно брошенный на доброе дло десятокъ тысячъ, а иногда даже за одно разливанное море самодурнаго гостепріимства. Кружановъ торгуетъ какъ вс: гд можно пользоваться, пользуется, и чмъ больше, тмъ лучше. Пожалуй разсказывайте, что онъ тснитъ бдныхъ, кто-же ихъ не тснитъ? всякій, по мр завоеваннаго нрава. Кружановъ дйствуетъ на законномъ основаніи и во имя хваленыхъ семейныхъ добродтелей, ради своей дочери. Да еще сверхъ того онъ благодтель, вы скажете, благодянія его ничтожны, но онъ могъ бы и ихъ не длать… Отчего-же онъ вамъ такъ гадокъ?.. Полноте лицемрить, господа, совсмъ ужь вы не такъ брезгливы, какъ стараетесь казаться, и даже такіе мдные лбы и негодяи, какъ Тропиковъ и Дробининъ, далеко не изгнаны изъ вашей гостиной, отъ вашего карточнаго и обденнаго стола. Если вы стараетесь этого не видть, или видя нарочно завдомо отрицаете это, вы ужь длаете шагъ къ примиренію, а отсюда недалеко и до сочувствія и до сообщничества. Наконецъ, всматриваясь дале въ дйствующихъ лицъ моей комедіи: разв этотъ самый Причаловъ не находитъ прямого отклика и въ однодворц Лукьянов, и въ грубомъ, но честномъ Крупинников, и въ дурковатомъ Саломанкин, и въ другихъ, ему вторящихъ на собраніи, которыхъ тронуть подробне не возводила, мн экономія пьесы. Пускай-же, но совсти, скажутъ мн многія-лы земства на Руси представляютъ лучшую картину и отчего движете лучшихъ людей такъ рьяно схватившихся за это самоуправленіе въ начал, теперь бжитъ больше изъ него, чмъ къ нему.
‘Въ столиц и безъ меня много людей работающихъ, и если никто изъ нихъ не пойдетъ сюда въ глушь, долго еще будутъ всмъ распоряжаться вредные люди’,— говоритъ Причаловъ и дале въ конц еще поясняетъ это: ‘оттого мн многое удается и будетъ удаваться, что моя работа не служба, которую я взялся справлять, а необходимая потребность для счастья…’, ‘и одному человку можно много сдлать въ земств, только-бы искренно онъ любилъ свое дло’. Вотъ т основныя положенія, изъ которыхъ вытекла моя пьеса. Гд главный недостатокъ нашего земства?— недостатокъ людей дятельныхъ и любящихъ самое дло. Проглядывая изъ пятаго въ десятое сухіе газетные земскіе отчеты, да еще профильтрованные (тоже во имя огражденія) губернаторской цензурой, — публика остается чужда земству’ и столица, всасывая, прибавимъ и развращая, лучшія силы работниковъ, слишкомъ скупо длится ими съ провинціей. Большинство людей интеллигентныхъ и энергическихъ до крайности неблагодарно относится къ мсту, которое дало имъ средства къ образованію, которое и при дальнйшей ихъ жизни служитъ часто источникомъ ихъ матеріальнаго благосостоянія. Предпочитая службу государственную или какую нибудь боле выгодную или видную дятельность, люди боле даровитыя осдаютъ въ столицахъ и большихъ городахъ, оставляя нашему захолустью разв только весьма немногихъ самоотверженныхъ фанатиковъ, да нсколько личностей со второстепенными способностями, скоро утомляющихся. Отсюда: если среда интеллигентная въ провинціи почти не пополняется даровитыми людьми, то понятное дло, что именно въ сред неразвитой (откуда даровитые не уходятъ) и являются наиболе сильныя, трудолюбивыя, настойчивыя натуры. Между тмъ кругозоръ этихъ темныхъ людей большею частью не расширяется дале ихъ повседневнаго личнаго копечнаго барыша, отчего они и длаются кулаками. Сила кулачества и его нердкія побды надъ честнымъ трудомъ, даютъ очень ловкую придирку всмъ вялымъ и лнивымъ доброжелателямъ отстраниться и отъ того маленькаго участья въ общемъ дл, которое они еще готовы были взять на себя. Обидно вспомнить, но какъ не указать на множество фактовъ, гд какой добудь даже очень добропорядочный человкъ не потревожитъ себя пріхать изъ своего помстья въ городъ, хоть-бы только для того, чтобъ на какихъ добудь выборахъ положить черный шаръ негодяю. ‘Зачмъ я поду?’ — говоритъ иной, ‘тамъ все подтасовано, подкуплено, запоено, закормлено, мой шаръ ничего не прибавитъ’. И не хотятъ они видть, какъ безконечно разнообразны эти общественныя столкновенія, какъ случайность какая добудь можетъ сдлать необходимымъ присутствіе одного лишняго хорошаго человка, какъ одинъ полезный пріздъ можетъ окупить десять безполезныхъ. Такимъ образомъ конечный результатъ всего выходитъ, что честные дятели остаются боле или мене одинокими борцами противъ цлой клики довольно солидарныхъ между собою кулаковъ. Борьба разумется трудна, но не безцльна, не невозможна, а самое дло земское такъ важно, такъ интересно и иметъ такую прекрасную будущность, что тутъ есть надъ чмъ потрудиться, есть изъ-за чего потерпть. Мн хотлось показать это въ легкой и всмъ доступной форм комедіи, насколько это мн удалось я судить не намренъ, но по праву могу сказать, что лжи въ моей комедіи нтъ. Конечно современное положеніе нашилъ земствъ не блистательное, но самое дло кроетъ въ себ источники такой работы, которая даетъ массу и интереса и наслажденія. Съ одной стороны стремленіе къ улучшенію общественнаго быта, лежащее въ основ земства, даетъ такое широкое поле дятельности, что вс лучшія качества энергическаго человка: его творчество, знаніе, гуманность, выдержка, прилежаніе и проч. найдутъ себ здсь самое отрадное примненіе, съ другой стороны, какъ не сильны эксплуататоры, какъ не подлы ихъ ухищренія, какъ не слабо развитіе эксплуатируемыхъ, все-таки понемножку эксплуатація выплываетъ наружу и масса всегда пойдетъ за честнымъ работникомъ, видя въ его труд пользу себ. Даже самъ кулакъ эксплуататоръ можетъ значительно измниться подъ хорошимъ вліяніемъ. Когда ему докажутъ и словомъ и примромъ, что только по своей близорукости онъ видитъ себ барышъ въ чужомъ раззореніи, что раззоряя другихъ онъ раззоряетъ себя, то его дарованіе и предпріимчивость примутъ иной оборотъ. Не ясно-ли изъ всего этого, что и небольшое количество честныхъ людей въ силахъ бороться съ большимъ количествомъ эксплуататоровъ и ихъ побждать. Въ одномъ изъ близко знакомыхъ мн земствъ, земская управа, состоявшая въ то время изъ добропорядочныхъ работниковъ, указала собранію на то, что крестьяне несутъ повинностей боле другихъ сословій, и предложила на этомъ основаніи дать крестьянамъ нкоторыя льготы при земской раскладк. Собраніе согласилось. Понятно, какъ возопили крупные землевладльцы. Покатили жалобы, обвиненія, чуть не въ соціализм. Прошли года, управа замстилась лицами враждебными приведенной мр, но отмнить постановленіе какъ не старались, не могли, и до сихъ поръ оно остается въ полной сил. Въ такомъ-же род основа картины земства и въ моей комедіи. Тянулось дло земства черезъ пень колоду въ радость и выгоду мошенникамъ, явился одинъ нсколько боле энергичный человкъ и перебударажилъ въ нкоторой степени все. Глядишь: люди молчавшіе заговорили, трусливые ободрились, наглые, подлые попритихли, мошенничество затруднилось, полезное предпріятіе облегчилось. И этотъ Причаловъ не случайность, онъ созданъ этимъ самымъ земствомъ: его подготовилъ самъ Змй Кружановъ, подготовилъ врагъ. Хорошіе черты Кружанова: его любовь къ дочери, заставляютъ воспитывать дочь въ Москв, среди хорошихъ людей, заставляютъ приблизить къ себ Варенцова, пошляка, но не мошенника. Варенцовъ заманиваетъ Причалова, Настя впутывается въ его борьбу сторонникомъ его, Все это цпляется роковымъ образомъ одно за другое, одно изъ другаго вытекаетъ. Побда Причалова разумется тоже не конечная. Болзнь Кружанова есть только сценическая постановка, необходимая развязка комедіи, и очень можетъ быть (какъ и говорится у меня) завтра-же снова верхъ возьметъ опять какой-нибудь Змй. Дло не въ конечныхъ результатахъ, ихъ въ жизни нтъ. Пользу дла нельзя прямо ухватить руками, какъ отрзанный купонъ акціи, который можно продать у любого мнялы. Польза есть постоянное прогрессивное движеніе, хоть и съ временными колебаніями, все-таки движеніе, впередъ, и содйствовать ему есть то нравственное наслажденіе, та радость, которая одна только вчна и не прідается.
Теперь я прямо скажу: пть диирамбы земству, потому только, что это хорошее и начинающееся учрежденіе, такъ-же безполезно или вредно, какъ не говорить о немъ вовсе. Работникъ, не зная въ чемъ работа, можетъ быть совсмъ не пойдетъ на нее по невднію или по боязни къ неизвстному, но работникъ, котораго вы заманите восхваленіемъ, который бросится со всею жадностью къ доброму длу, столкнувшись съ его темными сторонами, сейчасъ разочаруется и убжитъ, и это хуже, чмъ еслибы онъ и вовсе не появился. Нтъ, пускай онъ лучше знаетъ какая борьба ему предстоитъ, но знаетъ и то, сколько въ этой борьб прелести и насколько онъ можетъ выйти изъ нея побдителемъ. По моему мннію жалокъ тотъ, кого можетъ оттолкнуть моя картина земства и не велика бда, если онъ отъ земства отвернется, потому-что такой человкъ никогда не будетъ хорошимъ работникомъ, онъ еще и другихъ пожалуй заразитъ апатіей. Наоборотъ, если кому-нибудь крпко западутъ въ душу слова Причалова, какъ много умной честной радости можно черпать и ту т, среди этихъ мошенниковъ, если кто приметъ комедію мою, какъ призывъ къ интересному и полезному труду и не побоится идти въ глушь, работа его даромъ не пропадетъ.
Второе обвиненіе уже значительно мене важно: нкоторые изъ критиковъ старались ослабить мой трудъ заявленіемъ яко-бы фактическихъ неврностей въ моей комедіи, происходящихъ отъ моего будто-бы незнанія провинціальной жизни. Конечно, странны иные наши столичные писатели, обсуждающіе широкую жизнь всероссійскую единственно изъ глубины своего кабинета, но не мене смшны и т литераторы обыватели, которые, сидя по своимъ провинціальнымъ норамъ, взяли себ привиллегію говорить о провинціальной жизни, воображая, что эту жизнь они знаютъ лучше всхъ на свт, потому только, что вкъ свой копошились въ грязи своего одного муравейника. Для этихъ я считаю не лишнимъ заявить, что въ моей работ, можетъ быть, боле добросовстности чмъ творчества. Я треть моего года постоянно провожу въ провинціи, и не въ одной, то тамъ, то здсь. Итакъ, чтобы хоть нсколько показать, что все мною выводимое на сцену проврено фактами аналогичными изъ дйствительной жизни, я укажу на одинъ упрекъ, который на первый взглядъ кажется какъ-будто и справедливымъ. Мн ставили въ фалымъ, что я заставилъ моего Кружанова сдлать кирпичный заводъ въ 250 тысячъ, эта цифра показалась слишкомъ велика. ‘Какъ можетъ кирпичный заводъ стоить такъ дорого?’ говорили мн, ‘да если и натянуть его стоимость до этой цифры, то какъ плутъ Кружановъ могъ такъ обмишуриться, такія деньги кинуть такъ зря, не разсчитавъ заран результатовъ’?.. Прежде всего я долженъ бы сказать, что не въ цифр дло, я нарочно тутъ, въ печатномъ экземпляр, поставилъ 150,000, могъ-бы поставить 50,000 и думаю, ни ходъ пьесы, ни характеръ лицъ и ихъ дятельность нисколько отъ этого не измнился-бы. Но возьмемъ мою первоначальную цифру, она можетъ поразить только человка, не знающаго что такое заводъ. У насъ на Руси, если помщикъ выроетъ гд-нибудь яму, надлаетъ сырцу и обожжетъ его, чтобъ сложить себ какую-нибудь ригу или амбаръ, то это ужь называется кирпичнымъ заводомъ, но вдь не о такомъ завод идетъ рчь.
Если завести машинную обработку кирпича со всми усовершенствованіями для приготовленія глины, если кирпичи обжигать въ гофманскихъ, иначе внскихъ, печахъ (коихъ каждая можетъ обойтись до 40.000), если прибавить къ этому покупку мста, выдлку гончаръ, дренажныхъ трубъ,— то цифра можетъ возрасти и выше моей. Подобныя попытки и притомъ тоже неудачныя бывали, можно указать факты. Сильне замчаніе, что будто ловкій Кружановъ не могъ такъ промахнуться. Тутъ, во первыхъ, не надо забывать, что языкъ разговорный, есть языкъ фигуральный, онъ даетъ не отчеты точные, а только наглядную картину результата. Такъ если исправникъ говоритъ, что заводъ построенъ въ безлсномъ краю, что некому строить каменныя зданія,— это не значитъ, что дйствительно ужь ни сучка не найдешь топлива и ни души потребителя, а только, что общій разсчетъ операціи по такимъ-то причинамъ сведется на минусъ, на убытокъ. Таковыхъ-же предпріятій въ сред нашего самодурства, возникаетъ не мало. Когда я только начиналъ задумывать мою пьесу и искалъ зати, которая бы связывала моего героя съ земствомъ, я напалъ на такой случай: одинъ изъ Змевъ-Горынычей нашихъ провинцій, человкъ хитрый, умный и весьма плутоватый, подъ вліяніемъ какихъ-то техниковъ, задумалъ открыть каменноугольныя ломки въ такомъ мст, гд и не могло быть хорошихъ залежей угля. Люди знающіе, опытные, совтовали отказаться отъ этой мысли, но совтовали прямо рзко, не щадя его невжества,— тогда какъ сторонники дла, предвидя выгоды себ, льстили ему, ухаживали за нимъ. Кончилось тмъ, что онъ ухлопалъ до двухсотъ тысячъ, буравя землю и ища угля, и не отыскалъ ничего. Мн даже сперва хотлось взять именно подобную операцію для комедіи и подложить земству гарантировать доходъ неудавшихся копей, какъ гарантируетъ несчастное Саратовское земство свою желзную дорогу. Еслибъ я писалъ романъ, я бы такъ и сдлалъ, но для комедіи операція съ шахтами, буравами, гарантіями и прочими подобными словами, казалась нсколько сложной и тяжелой. Слышалъ я, напримръ, и другой случай: какъ одинъ, тоже знаменитый по своему плутовству, купецъ затялъ заводъ для выдлки коноплянаго масла, войдя въ соглашеніе съ другимъ лицомъ. Выстроилъ заводъ, снабдилъ машинами, да прозвалъ заключить формальное условіе съ товарищемъ, а этотъ возьми да и откажись. Надо скупать коноплю для обработки, а денегъ у заводчика нтъ. Побился, побился, закрылъ заводъ и содержимое продалъ на сломъ. Я бы могъ насчитать и еще нсколько подобныхъ-же фактовъ, вполн аналогичныхъ съ операціей моего Змя. Я выбралъ кирпичное дло только потому, что оно наиболе для всхъ понятно, ясно съ перваго слова. При этомъ дальнйшій упрекъ комедіи мн кажется просто глупымъ или завдомо натянутымъ: кто,то заявилъ, что будто и ударъ съ Кружановымъ у меня совершается оттого, что Змя слишкомъ поражаетъ неудача сбыта кирпича въ земство. Кирпичи тутъ совсмъ второстепенное дло, это только одинъ изъ многихъ эпизодовъ, можетъ быть только боле характерный. Кружанова мутитъ и волнуетъ не коммерческая неудача, а то, что онъ видитъ, какъ изъ рукъ его уходитъ сила и власть, сцена въ земскомъ собраніи есть только послдній толчокъ, болзненность Кружанова проявляется съ перваго акта.
Мн остается сказать еще нсколько словъ въ художественномъ отношеніи. Многіе изъ публики, привыкшіе видть въ конц всякой пьесы либо смерть, либо бракъ, были непріятно поражены, не встртивъ у меня ни того, ни другаго, тмъ боле, что и то и другое было такъ легко и возможно, такъ какъ Кружановъ уже при смерти болнъ, а у Насти съ Причаловымъ завязывается дружба. Даже то обстоятельство, что я женилъ заране моего доктора, не остановило отъ этой банальной пошлости. ‘Ахъ, что-же это такое?’ воскликнулъ одинъ изъ зрителей, когда занавсъ опустился, посл четвертаго акта, ‘а я думалъ, что Причаловъ разведется съ женой и женится на Наст’. Возникаютъ вопросы: скоро-ли умретъ Кружановъ или еще проторчитъ на бломъ свт? что станется съ Настей? за кого она замужъ выйдетъ? и проч. и проч. въ томъ-же род, говорятъ: пьеса не кончена. Но почему-же она была бы больше кончена, еслибъ вы узнали о смерти Кружанова? не все равно, умретъ онъ чрезъ недлю, чрезъ мсяцъ, или годъ? чмъ подвинулъ бы эту законченность брака Причалова съ Настей?— Мн говорятъ: все-таки это было бы какъ-то успокоительне, у Насти былъ бы покровитель. Отчего-же покровителемъ долженъ быть непремнно только мужъ, а не другъ? Сознайтесь, что вамъ нужно одно только брачное ложе или ложе могилы, чтобы разсчитаться и сдать въ архивъ эту исторію о двухъ врагахъ и примирительниц дочери.
Въ чемъ-же собственно состоитъ моя драма? гд та нить интриги, которая ее путеводитъ?
Разумется главное лицо Настя, около нея вращается все остальное. Она воспиталась ни хуже, ни лучше, чмъ многія московскія богатыя барышни, больше воспитанныя, больше наученыя, чмъ развитыя — готовыя любить добро и ненавидть зло. еще не умя хорошенько отличать одного отъ другого. Настя встрчала отца всегда, такъ сказать, въ его праздничномъ вид, горячо любящаго, добраго, благодтельнаго, такъ-же и Варенцова съ его фразистыми рчами. Случай подвелъ ее къ ихъ будничной обстановк, передъ ней раскрылась картина ихъ дятельности. А тутъ земская борьба наткнула ее на человка, который и примромъ труда, и прямо дружескимъ словомъ разъясняетъ ей, что старались затуманить другіе, до чего бы можетъ быть сама не додумалась ея неопытность,— онъ не далъ самодовольно, слпо, слащаво уснуть ея добрымъ порывамъ, онъ постоянно будилъ ихъ. И все это разразилось громовымъ ударомъ: позоромъ и болзнью любимаго отца. Отсюда рядъ разочарованій, рядъ потерь почти до отчаянія, но вмст съ ними и рядъ пріобртеній. Вра колеблется, знаніе возникаетъ и укрпляется. Опытъ жизни помогаетъ развитію, котораго не дали разговоры учителей. Послдній актъ подводитъ итоги всему. Насколько въ розовомъ цвт кажется Наст все въ первомъ дйствіи, настолько мрачно и безвыходно въ послднемъ, одно реакція другого, но и то и другое обманъ. Мн совтовали ради эффекта ввести тутъ сцену, о которой Настя кратко разсказываетъ, именно: какъ Тропиковъ и Дробининъ прізжали рыться въ бумагахъ Кружанова. Мн кажется это было бы совершенно лишнее. Что-жь бы эта сцена могла прибавить?исключительно сценическую суетню и эффектныя фразы — больше ничего. И эти лица и ихъ отношенія къ Кружанову и его дочери вполн исчерпаны предъидущими дйствіями. Я ввелъ сюда только дв, такъ сказать, доколачивающія сцены, съ Блажинымъ и Дроздовой, потому что въ нихъ длается уже упрекъ и самой Наст, потому что тутъ Настя видитъ себя самое участницей, сообщницей этой мошеннической клики. Подрядчикъ съ наивной откровенностью излагаетъ близкую связь Кружанова съ Тропиковымъ и проситъ помощи и совта, какъ отъ дочери Кружанова, какъ отъ человка замшаннаго въ дл вліятельнаго, мщанка Дроздова, въ первомъ акт пресмыкавшаяся передъ Настей, теперь самымъ грубымъ образомъ упрекаетъ ее за ея обстановку, за платье, за мебель, рзко указываетъ на дочь, какъ на причину всхъ золъ отца. Все это доводитъ Настю до крайняго возбужденія, до мысли о самоубійств, но подл нея добрый, участливый человкъ, передъ нимъ она можетъ выплакать свою душу, что не дастъ ей дольше сосредоточиваться на своемъ отчаяніи,— и ея откровенные монологи, это т разомъ хлынувшія слезы, которыя такъ облегчаютъ горе. Оттого уже не убитая, не упадшая духомъ, а ршительная, встрчаетъ она Варенцова, — не плачемъ, а язвительными замчаніями отвчаетъ на его пошлости. Переломъ совершился, кризисъ прошелъ, она знаетъ, что ей надо длать, и пользуется первымъ случаемъ, чтобы прогнать Варенцова. ‘Прошлое кончено’, говоритъ ей Причаловъ, ‘теперь вы другая и новая жизнь вамъ предстоитъ’. И не всели равно для той Насти, которая живетъ и дйствуетъ въ комедіи, какъ будетъ дйствовать новая Настя? что она затитъ? за кого замужъ выйдетъ? когда умретъ? Прежняя Настя покончила свое существованіе, она завершила свой кругъ, глаза прозрли, иные взгляды, иныя мысли, иныя желанія въ ней роятся,— теперь пишите новые акты, новую комедію съ ея участіемъ,— это будетъ другое лицо. Какогоже конца нужно для комедіи, интригу которой и составляетъ именно эта переработка характера подъ вліяніемъ картины земской дятельности, подъ вліяніемъ ея хорошихъ и дурныхъ работниковъ? На предложеніе Причалова дать ей успокоительныхъ капель она говоритъ: ‘Дайте’,— и этимъ однимъ словомъ, какъ будто хочетъ сказать: да мое отчаяніе слабость, я ее преодолю и буду жить, и найду новыя радости и новое честное хорошее дло. И первое дло само тотчасъ откликнулось. ‘Проснулся’!? говоритъ она, увидвъ вошедшую горничную, ‘пойдемте къ отцу,’ — вотъ начало этой новой жизни: работа, утшеніе больнаго, безъ экзальтаціи, безъ увлекающейся страстности, спокойно, сознательно, разумно.
Меня просили прибавить тутъ нсколько боле кричащихъ заключительныхъ словъ, но, что хотите, мн къ этимъ словамъ прибавлять ршительно нечего, все, что будетъ говориться дальше, будетъ новая пьеса.

Викторъ Крыловъ.

1877.
P.S. He лишнимъ считаю прибавить еще одно замчаніе спеціально уже для антрепренеровъ, ставящихъ на сцену моего Змя. Одинъ изъ моихъ провинціальныхъ знакомыхъ разсказывалъ мн, что у нихъ (въ губернскомъ город) во время земскаго собранія давали мою пьесу, (въ провинціи все больше это время выбираютъ для постановки Змя) — и при этомъ роли были такъ распредлены, что лучшій актеръ игралъ Варенцова, а роль доктора Причалова досталась одному изъ самыхъ слабыхъ актеровъ труппы. Такимъ образомъ пьеса совершенно исковеркалась: вс реплики Причалова стушевались, монологи, прочитанные вяло и безцвтно, пропали, все значеніе этого лица отошло на третій планъ, а Варенцовъ еще какъ-то излишне подчеркнулъ свой монологъ противъ земства въ послднемъ акт. Брань пошляка выступила впередъ, отпоръ ей затерялся,— и въ результат получилось какое-то тенденціозное обличеніе земства, согласное съ помянутымъ здсь упрекомъ. Я усиленно прошу гг. антрепренеровъ, если ужь они ставятъ’ мою пьесу, позаботиться о томъ, чтобъ ее такъ не искажали. Главное вниманіе должно быть обращено на роли Причалова и Насти, он должны быть наилучшимъ образомъ отдланы, чтобъ оттнять всю хорошую сторону земства, вопреки его многочисленнымъ врагамъ.

В. К.

ЗЕМЦЫ
(ЗМЙ ГОРЫНЫЧЪ).

КОМЕДІЯ ВЪ ПЯТИ ДЙСТВІЯХЪ.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

Кружановъ, Никита Яковлевичъ — первой гильдіи купецъ, потомственный почетный гражданинъ, голова въ дум и предсдатель уздной земской управы.
Настя (Настасья Никитишна) — его дочь (10 лтъ).
Варенцовъ, Александръ Алексевичъ — (32 лтъ), Тропиковъ, Семенъ Прохоровичъ — (45 лтъ), члены земской управы, дворяне.
Баронъ Безанецъ — уздный предводитель дворянства.
Причаловъ, Глбъ Степановичъ — земскій врачъ. Клемецкій, Карлъ Антоновичъ — судебный слдователь (29 л.).
Дробининъ, Максимъ Гавриловичъ — участковый мировой судья.
Дробинина, Христина Валерьяновна — жена его.
Блочкинъ — исправникъ.
Крупинниковъ — помщикъ, отставной военный.
Жаровина — помщица.
Саламанкинъ — гласный изъ дворянъ, прізжій изъ Москвы.
Бриталовъ — гласный изъ дворянъ (77 л.).
Блажинъ — подрядчикъ, мостовщикъ.
Дроздова — мщанка.
Власовъ, Мосей — волостной старшина.
Лукьяновъ — однодворецъ.
Волостной писарь.
Лакей Кружанова.
Лакей Клемецкаго.

Дворяне (помщики), купцы, мщане, крестьяне, гласные въ земскомъ собраніи, гости и публика обоего пола.

Дйствіе происходитъ въ довольно богатомъ уздномъ город.

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

Богатая гостиная въ дом Кружанова. Двери въ другія комнаты отворены. Вечернее блестящее освщеніе. Гости обоего пола сидятъ и расхаживаютъ въ гостиной и въ другихъ комнатахъ. За сценой музыка. ТРОПИКОВЪ вбгаетъ.

Тропиковъ.

Позвольте, господа, позвольте!— вниманіе!

Разговоры смолкаютъ, все группируется по сторонамъ. Въ среднюю дверь входитъ КРУЖАНОВЪ объ руку съ НАСТЕЙ, съ другой стороны, нсколько отступя, идетъ ВАРЕНЦОВЪ. За ними по сторонамъ два лакея во фракахъ и блыхъ жилетахъ, съ подносами шампанскаго въ рукахъ.

Кружановъ — Тропикову.

Скажите, Семенъ Прохоровичъ, чтобъ музыка замолчала.

Тропиковъ — въ двери.

Музыка!.. молчи.

Музыка смолкаетъ.

Кружановъ.

Господа! позвольте попросить прислушатъ.. (Все стихаетъ.) Допрежь всего позвольте поблагодарить: въ день мово ангела почтили посщеніемъ, не забыли… Теперь, этотъ мы день выбрали, чтобъ сообщить нашимъ друзьямъ и знакомымъ нашу семейную радость: возлюбленную нашу дочку, Настасью Никитишну, мы выдаемъ замужъ, (Всеобщій вздохъ.) за надзорнаго совтника Александра Алексевича Варенцова. (Цлуетъ дочь, потомъ Варенцова.) Будьте счастливы.

Все приходитъ въ волненіе, вс спшатъ поздравлять кто кого. Раздаются поцлуи, отрывочныя фразы.

Тропиковъ — кричитъ.

Шампанскаго, господа! шампанскаго берите! За здоровье Настасьи Никитишны и Александра Алексевича!.. За родителя ихъ, за Никиту Яковлевича!..

Новыя поздравленія съ бокалами въ рукахъ.

Тропиковъ

Многія лта и благоденствіе… и мирное житіе!… (Бжитъ къ двери.) Музыка! Тушъ! тушъ! (Музыка за сценой играетъ тушъ.) Урра!!.

Гости.

Урра!!

Тропиковъ убгаетъ. Гости разсяваются по комнат, восхищающіеся.

Кружановъ.

Ну, дочка, — довольна?

Настя молча бросается ему на шею и крпко цлуетъ его, потомъ оглядывается и протягиваютъ руку Варенцову.

Настя — Варенцову.

А вы?.. какъ будто смущены? чего?

Варенцовъ.

Немножко глупое это положеніе: смотрятъ на тебя, какъ на звря.

Настя.

Ничуть не глупое!— Пускай смотрятъ и радуются. Одинъ разъ въ жизни замужъ то выходить! такой другой минуты не бываетъ.

Беретъ его подъ руку, клонитъ голову ему на плечо и глядитъ на толпу не безъ самодовольства.

Кружановъ — любуясь ими.

Дай господи! дай господи!.

За сценой шумъ. Слышенъ крикъ: ‘Пусти! оставь!’ Вбгаетъ Татьяна ДРОЗДОВА

Дроздова.

Батюшка! Микита Яколичъ!— въ такой-то часъ да къ теб не допустить.. Смирно у двери стояла, ей-богу, смирнехонько… да слышу, пошли проздравлять жениха съ невстой… ну ужь извини моей холопской радости,— продралась, мажордома тваво въ бокъ ударила, не могу… милостивца нашего да въ такой часъ не проздравить?— что это!?

Кружановъ.

Ну, ну, ладно, старуха… спасибо.

Дроздова — Наст.

Царевна ты наша свтлая, пташечка ты наша райская, дай теб творецъ всемогущій и внучатъ, и правнучатъ дождаться, — красавица… (Почти всхлипывая.) Ручку… дозволь, матушка, ручку поцловать…

Цлуетъ руку у Насти, которая этому не противится.

Безанецъ.

Ну! расходилась, старая.

Дроздова.

Да какъ же намъ за васъ, за нашихъ благодтелевъ, не радоваться, да мы за васъ въ гробъ пойдемъ… съ малыми дтьми въ гробъ пойдемъ, ей-богу.

Тропиковъ — входитъ.

Посторонись, посторонись, старуха… позвольте…

Дроздова — отступая въ глубину.

Отцы родные!— что тамъ еще?

Голоса.

Еще торжество!.. еще что то!.. тише, тише…

Тропиковъ.

Погодите, погодите… Никита Яковлевичъ, садитесь… вотъ такъ. (Усаживаетъ Кружанова.) Настасья Никитишна, пожалуйте къ родителю… Александръ Алексевичъ, сюда… Такъ, семейнымъ гнздомъ. (Ставитъ ихъ на кресломъ Кружанова.) Брысь! Старуха… Посторонитесь, посторонитесь, господа! (Въ дверь.) Музыка!— играйте ‘Славу’. Пустить мужиковъ!

Кружановъ.

Что такое?

Тропиковъ.

Ничего, ничего… Молчите,— слушайте.

Музыка играетъ ‘Славу’. Входятъ креcтьяне: впереди волостной писарь съ бумагой, потомъ старшины и старосты въ значкахъ. Вс низко кланяются Кружанову.

Писарь — Тропикову.

Читать-съ?

Тропиковъ.

Читай.

Писарь — читаетъ.

‘Милостивому государю, купцу первой гильдіи и потомственному почетному гражданину, Никит Яковлевичу Кружанову, отъ крестьянъ Карецкаго узда, пяти волостей… (Кашлянувъ.) Милостивый государь, Никита Яковлевичъ! Пятнадцать лтъ вы всему нашему узду отецъ-благодтель и благообразія и благоустройства насадитель… Премногія постройки, какъ-то: златый куполъ собора нашего, богадльня для вдовъ и сиротъ, новый корпусъ гостинаго двора и другіе подвиги милосердія, во вки свидтельствуютъ о вашемъ раченіи на пользу общественную…’

Жаровина — изъ толпы.

Громче! ничего не слышно.

Тропиковъ.

Тссъ!..

Писарь — читаетъ громче.

‘Наконецъ, вы же явились на помощь правительству въ заботахъ его о преуспяніи нашего благополучія и приняли на себя бразды правленія нашего земства. Съ тхъ поръ земство и Никита Яковлевичъ, Никита Яковлевичъ и земство,— слились воедино въ глазахъ всего нашего узда…’

Тропиковъ.

Рже читай, кто тебя гонитъ!

Писарь.

‘Оставимъ, однако, исчисленіе всхъ подвиговъ вашихъ, — они хранятся въ сердцахъ каждаго изъ насъ, но уже самое сіе чувство побудило васъ, крестьянъ пяти волостей, по приговорамъ на сходахъ, преподнести вамъ, отецъ нашъ и первой гильдіи купецъ, наше русское сыновнее спасибо… много-премного довольны,— и да продлитъ господь дни живота вашего на радость и пользу намъ, на дальнйшее развитіе нашего земскаго дла. Читано и подписано на пяти волостныхъ сходахъ, за неграмотныхъ подписалъ писарь’.

Тропиковъ.

Браво! браво!!

Вс.

Браво! браво!!

Рукоплещутъ.

Кружановъ — вставъ.

Я, господа… я тронутъ… Не ожидалъ… помилуйте, я недостоинъ…

Блочкинъ.

О! вы достойны!.. вы боле чмъ достойны: вы… вполн достойны.

Цлуетъ Кружанова.

Кружановъ.

Благодарю.

Безанецъ.

Позвольте почитать.

Беретъ бумагу, поданную крестьянами.

Барышня.

Ахъ, Никита Яковлевичъ, вы мн потомъ списать позвольте, я въ мой альбомъ помщу.

Многіе.

И мн! и мн! и мн списать…

Блочкинъ.

Да что списывать, господа,— это напечатать надо… гласности предать… въ газету куда нибудь…

Дробининъ.

Непремнно! прекрасная мысль.

Тропиковъ-Клемецкому.

Карлъ Антоновичъ, у васъ тамъ въ Питер редакція какая то знакомая… и’зьмитесь-ка, батюшка…

Клемецкій.

Съ удовольствіемъ.

Блочкинъ.

Да надо-бы какъ-нибудь пополнй… все это-бы въ кореспонденціи описать: какъ это мужички пришли въ залу, и все это…

Тропиковъ.

Да тамъ ужь редакція распишетъ, вы только ей кратенькое письмецо черкните.

Клемецкій.

Хорошо, хорошо.

Кружановъ.

Зачмъ это, господа?— не надо.

Настя.

Отчего не надо?

Тропиковъ — ей.

Не безпокойтесь,— тутъ Никита Яковлевичъ голоса не иметъ… мы безъ него распорядимся.

Безанецъ — передавая бумагу.

Прекрасно написано: ‘Наше русское сыновнее спасибо…’ просто и хорошо…

Тропиковъ.

А главное-то что?— изъ народа, народъ пишетъ, меньшая братія любовь свою выражаетъ, — вотъ что важно… (Мужикамъ.) Ну, ребята, ступай, вамъ тамъ водка приготовлена.

Тропиковъ, крестьяне и Дроздова уходятъ.

Кружановъ — взявъ подъ руку Клемецкаго.

Только ужь если посылать въ газеты, Карлъ Антоновичъ, такъ надо… Пойдемте ко мн въ кабинетъ… Баронъ, смю васъ просить, пожалуйте съ нами…

Уходитъ съ Клемецкинъ, за ними Безанецъ.

Блочкинъ — Варенцову.

Истинный вы счастливецъ, Александръ Алексевичъ… Какую невсту берете, въ какую семью вступаете… Вдь это что за почетъ!.. кому у насъ когда такой почетъ оказывали, какъ вашему родителю, Настасья Никитишна?.. Мужички вдь, простолюдины, благодарственный адресъ подносятъ.

Настя.

А отецъ почему-то совстится, — не понимаю!.. Что за ненужная скромность. Благодарятъ, такъ врно не за злое дло, а за добро.

Блочкинъ.

За добро и богатыя милости…

Жаровина.

Одного только я не хвалю: благодарить Никиту Яковлевича слдуетъ, за все слдуетъ,— только къ чему они тутъ земство приплели?

Блочкинъ.

Ахъ, Антонина Карповна, опять эти вы жгучіе вопросы подымать изволите!.. такъ для служащаго человка даже неловко слушать…

Уходитъ.

Жаровина.

Да не слушай, кто тебя неволитъ?.. а я всегда скажу прямо: два бдствія у насъ было на Руси,— иго монгольское, да вотъ теперь это земство… Для чего оно заведено?.. чтобъ деньги брать съ помщиковъ,— только!

Барышня.

Да, мамаша тоже все жалуется, что очень много денегъ берутъ въ земство, очень много…

Настя.

Какъ денегъ въ земство?

Жаровина.

Все съ насъ для мужиковъ.

Дробинина.

Полноте, — для мужиковъ! для всхъ.

Жаровина.

Какъ для всхъ? Христина Валерьяновна! Для мужиковъ, для однихъ мужиковъ. На земскую школу я вдь плачу, а на что она мн?— я туда моего Володю учиться не отдамъ.

Барышня.

Мамаша тоже все жалуется: прежде, говоритъ, мужики чинили дорогу по узду, гд не хорошо, съ нихъ взыщетъ полиція, и все тутъ, а теперь съ насъ деньги за это берутъ.

Жаровина.

А докторъ!— ему тоже деньги изъ земства идутъ, значитъ, мои-же, а ко мн докторъ прідетъ, я ему за визитъ особо плати. Кого даромъ-то онъ лечитъ?— однихъ мужиковъ.

Блажинъ.

Извините, вмшаюсь въ разговоръ: для васъ самихъ оно пользительно, чтобъ мужикъ былъ здоровый, потому, если мужикъ хвораетъ, да вымираетъ, кто-же у васъ работать будетъ?

Жаровина.

Изъ другой губерніи придутъ.

Блажинъ.

Что вы?! оборони господи!.. И безъ того теперь цна на работника, богъ съ нимъ, какъ велика, а отъ пришлыхъ-то и совсмъ въ лсъ убжишь, отъ всякаго дла откажешься.

Крупинниковъ.

А наконецъ, если вс умрутъ?

Жаровина.

Какъ вс?

Крупинниковъ.

Такъ вс,— вся Россія?

Жаровина.

Полноте, вотъ тяпнули… На нашъ вкъ мужика хватитъ…

Дробинина.

А мировой судья? Ему тоже земство платитъ жалованье… скажете и мировой судья не для всхъ?

Жаровина.

Разумется, тоже для мужиковъ… Мужику лестно къ мировому идти судиться, потому-что въ волостномъ суд его розгами отдерутъ, а мировой помиритъ и въ кабакъ отправитъ выпить на мировую, вотъ какъ вашъ супругъ, Максимъ Гаврилычъ, и кабакъ свой поставилъ прямо противъ самаго дома, такъ это удобно: и близко, и пріятно, мн-же въ кабак мириться никакого наслажденья нтъ… а случись нужда какая, не ко всякому мировому и подешь: иной теб дерзости наговоритъ, къ другому за сорокъ верстъ заберешься, голодная цлый день насидишься,— ни онъ тебя позавтракать, ни пообдать не пригласитъ…

Дробинина.

Не кормить-же цлый уздъ.

Крупинниковъ.

Вдь и мужику тоже.

Жаровина.

Мужику лучше. Онъ взялъ краюшку хлба за пазуху, вотъ онъ и сытъ, ему къ мировому идти вмсто развлеченья… и выходитъ, что все это земство для мужиковъ, и деньги мы для нихъ-же въ земство даемъ.

Крупинниковъ.

Деньги нужны, Антонина Карповна, безъ денегъ нельзя.

Жаровина.

Да я спрашиваю: для кого?

Крупинниковъ.

Это тамъ какъ по раскладк, правительственное учрежденіе,— повинности… безъ повинностей нельзя… а земство для что?— это нашъ урокъ, для развитія… соберутся гласные и начнутъ спорить… и спорятъ… и день спорятъ, и недлю спорятъ, и дольше бываетъ.

Блажинъ.

Простите, вмшаюсь въ разговоръ, осмлюсь… у насъ не спорятъ… какъ напредки будетъ — неизвстно, а покамстъ у насъ смирно, ничего этого нтъ. Прочтутъ отчетъ, подпишутся вс, и сейчасъ къ предводителю обдать. Въ два дни всему длу конецъ, сейчасъ вс и разъдутся.

Настя.

Позвольте, господа! Я десять минутъ васъ слушаю и ничего не понимаю: земство для мужиковъ, земство, куда деньги даютъ, земство, гд спорятъ, земство, гд не спорятъ и обдаютъ у предводителя, мировые, гласные, доктора… все это китайская азбука для меня… Въ Москв, у тети, гд я росла, разговоровъ объ этомъ не было, объясните мн: что такое земство?

Крупинниковъ.

Я вамъ это сейчасъ доложу.

Настя.

Нтъ, не вы… (Варенцову, который въ сторон разговаривалъ въ групп мужчинъ.) Александръ Алексичъ, пожалуйте сюда.

Варенцовъ — подходя.

Что прикажете?

Настя.

Я хочу испытать вашъ ораторскій талантъ. Прочтите намъ лекцію.

Варенцовъ.

Объ чемъ угодно.

Настя.

Объ земств.

Барышня.

Ахъ, вотъ прекрасно выдумали, прекрасно, превосходно!.. объясните намъ все это… а то я сама все толкую: земство, земство, а что такое земство?— богъ его знаетъ.

Варенцовъ.

Извольте-съ.

Барышня.

Садитесь, господа, разсаживайтесь, лекція начинается.

Вс группируются по двумъ сторонамъ сцены. Варенцовъ становится по средин сцены, опираясь на стулъ.

Жаровина.

Ужь я знаю, что вы нагородите…

Крупинниковъ — вскакивая.

Сахарной воды прикажете?

Варенцовъ.

Нтъ-съ, нтъ…

Настя — Крупинникову.

Герасимъ Панкратьичъ, не мшайте. Ну-съ, Александръ Алексичъ…

Варенцовъ.

Милостивыя государыни и милостивые государи! вамъ, конечно, извстно, что въ каждомъ узд нашей Имперіи живутъ люди, владющіе какимъ нибудь имуществомъ: у кого домъ, лсъ, фабрика,— у купца амбары, склады, лавки, — у крестьянъ избы, земля…

Жаровина.

Да, но кто имъ далъ землю?

Варенцовъ.

Позвольте-съ… Вотъ вс мы вмст, владльцы какой нибудь недвижимой собственности въ узд, и составляемъ земство узда. Вы, разумется, знаете, господа, что, живя и хозяйничая въ одномъ мст, мы можемъ встртить такого рода нужды и потребности, которыя лучше и дешевле длать въ складчину, на общій счетъ, и съ общаго согласія. Напримръ, каждому изъ насъ бываетъ нуженъ докторъ, но не держать-же каждому у себя особаго доктора, — каждому нужна дорога, но мы можемъ вс здить по одной и той же дорог. Вотъ для этихъ-то потребностей, милостивые государи, правительствомъ учреждено, чтобъ вс мы, земство, каждые три года выбирали изъ своей среды довренныхъ людей, которые-бы и занялись этимъ дломъ.

Барышня.

Прекрасно, Александръ Алексичъ, прекрасно.

Варенцовъ.

Эти довренные люди называются гласными земства. Они собираются разъ въ годъ и составляютъ земское собраніе. Тутъ вотъ и разсуждаютъ объ этихъ общихъ потребностяхъ, какъ выполнить ихъ выгодне и чтобы всмъ отъ нихъ была польза, тутъ высчитываютъ сколько денегъ все это будетъ стоить и какъ-бы справедливе собрать эти деньги со всхъ, съ кого сколько взять, какъ разложить общую трату на каждаго.

Крупинниковъ.

И по закону: что собраніе ршитъ, такъ тому и быть, никто ослушаться не сметъ.

Настя.

Это должно быть очень интересно.

Крупинниковъ.

Возьмите, сударыня, какое это важное дло… Къ примру — судей мировыхъ все тоже земское собраніе выбираетъ и этакій судья три года всхъ насъ судитъ, и штрафъ можетъ взять, и въ тюрьму посадить… такъ если въ судьи-то мерзавца выберутъ…

Дробининъ — вставъ.

Это что-жь у насъ за лекція, коли вы все впутываетесь и мшаете?!.

Махаетъ рукой и уходитъ.

Крупинниковъ.

Максимъ Гаврилычъ, куда? куда?.. Не любитъ нашъ судья такія рчи.

Барышня.

Конечно, вы перебиваете.

Варенцовъ.

Итакъ, господа, земское собраніе ршаетъ, что слдуетъ сдлать въ узд на общій счетъ, но чтобы выполнить это ршеніе, чтобъ именно сдлать, что ршено, собраніе выбираетъ трехъ-четырехъ человкъ — это будетъ: земская управа, которая такимъ образомъ и распоряжается общимъ хозяйствомъ узда: собираетъ деньги, исправляетъ дороги, заводитъ школы, нанимаетъ докторовъ и проч., и проч.

Крупинниковъ.

И жалованье управа получаетъ, гласные-то вдь даромъ, понимаете?..

Варенцовъ.

У насъ предсдателемъ земской управы выбранъ Никита Яковлевичъ, а членами ея Тропиковъ, я, и…

Крупенниковъ — замтивъ вошедшаго въ это время Причалова.

А!! докторъ!— пожалуйте, пожалуйте!

Вс оборачиваются въ сторону Причалова, который подходитъ къ групп.

Варенцовъ.

Глбъ Степанычъ! Наконецъ…

Причаловъ раскланивается со всми.

Настя — пожимая ему руку.

Васъ всегда надо насильно тащить, приглашать, сами никогда не прідете.

Причаловъ.

Я сейчасъ слышалъ, Настасья Никитишна, вы невста?.. Васъ можно поздравить?

Настя.

Можно, поздравляйте, спасибо… А мы тутъ уроками занялись: Александръ Алексичъ читаетъ намъ лекцію о земств… какое это интересное дло… А скоро у насъ будетъ собраніе?..

Варенцовъ.

Черезъ полторы недли.

Настя.

Пойду слушать, вдь можно?

Варенцовъ.

Разумется.

Настя.

Непремнно пойду, это ужасно интересно.

Причаловъ.

Я помшалъ вамъ, Александръ Алексичъ?

Варенцовъ.

Напротивъ. Мн больше нечего было говорить.

Жаровина.

Да и что сказалъ-то — все глупости, совсмъ пустяки, не стоило слушать.

Настя.

И не слушали-бы, Антонина Карповна… Я никогда не слушаю, чего не могу понять.

Жаровина.

Виновата, простите… Гд ужь намъ деревенщин, съ вами столичными… (Крупинникову.) Пойдемте отсюда, Герасимъ Панкратьевичъ… Чего добраго, не кстати слово скажешь, передъ учеными людьми себя оконфузишь.

Крупинниковъ.

Пойдемте, промнемтесь по саду.

Дробинина — отошедшая въ глубину съ двумя барышнями.

И мы съ вами.

Въ продолженіи слдующаго разговора гости постепенно расходятся, такъ что къ половин разговора на сцен остаются только Настя, Варенцовъ и Причаловъ.

Варенцовъ.

Охота вамъ была, Настенька, задвать ее, теперь она полгода будетъ злиться.

Настя.

Зачмъ-же она говоритъ дерзости?

Варенцовъ.

Еще, пожалуй, непріятность подведетъ… Вы не знаете, какъ мы отъ нихъ это всхъ зависимъ…

Настя.

Вы зависите?— глупости!.. съ вашимъ то положеніемъ, съ вашими деньгами…

Варенцовъ.

Ну, что-жь деньги?..

Настя.

Деньги все… съ деньгами некого бояться и можно жить, какъ угодно.

Варенцовъ.

Ну, не совсмъ какъ угодно.

Настя.

Почти. Неправда-ли, докторъ?

Причаловъ.

Правда. Хоть ударь перваго встрчнаго, не бда, конечно кого побднй. Заплатилъ потомъ за безчестіе и правъ.

Настя.

Сейчасъ ужь и ударить!.. Никто никого бить не собирается, но мн кажется, имя средства, всегда легче доставлять счастье и себ, и другимъ.

Причаловъ.

То есть какое счастье?

Настя.

Высшее счастье человка: свободу, независимость и возможность длать добро… Бднякъ часто принужденъ заискивать,— унижаться, встрчаетъ неудачи, озлобляется, а съ богатствомъ и добрымъ быть не трудно: только помогай кругомъ, да радуй всхъ.

Причаловъ.

У насъ въ прошломъ году казначей къ такому высшему счастью стремился: тридцать тысячъ казенныхъ денегъ хапнулъ… Не одобрили его стремленія,— сослали.

Варенцовъ — укорительно.

Глбъ Степановичъ!

Настя — съ сдержанной злобой.

Не вс же богатые воры и мошенники. Эти шутки здсь совсмъ неумстны, я говорю серьезно. Возьмите вотъ моего отца: за что его вс любятъ? за то, что его богатство позволяетъ ему длать много добра.

Причаловъ.

И добра и зла, какъ вздумается, въ волю.

Настя — вспыливъ.

За зло не любятъ.

Причаловъ.

Такъ боятся.

Варенцовъ.

Перестанемъ объ этомъ говорить… Ну что, право…

Настя.

Какъ перестанемъ?! Именно посл того, какъ отца моего осуждаютъ?.. (Причалову.) Нтъ, теперь я настаиваю: вы должны объяснить ваши слова. Мой отецъ здсь предсдатель земской управы — и, какъ вотъ объяснилъ мн сейчасъ Александръ Алексевичъ, онъ выбранъ цлымъ уздомъ, чтобъ распоряжаться общимъ имуществомъ, — стало-быть, онъ для васъ всхъ тутъ управляющій и слуга… это вы называете зломъ?

Причаловъ.

Иногда очень выгодно быть управляющимъ, — иногда и слуга значитъ больше, чмъ господинъ.

Настя.

Отецъ служитъ не первый годъ, и его бы давно смнили, если-бъ не были имъ довольны, не любили его.

Причаловъ.

Вы непремнно хотите, чтобъ я вамъ это разъяснилъ?

Варенцовъ.

Бога ради, Глбъ Степановичъ…

Настя — перебивая его.

Непремнно хочу. Я требую этого.

Причаловъ.

Извольте… Я знавалъ, Настасья Никитишна, одну барыню, у которой была горничная, прехитрая баба… Поняла она маленькія барскія слабости, привычки, умла кстати услужить, польстить, — знала гд нужно поддакнуть, гд промолчать, что можно сболтнуть, что слдуетъ скрыть… привыкла къ ней моя барыня, не нарадуется… Вдругъ чтоже? глядитъ: горничная день ото дня становится неряшливе, работаетъ плохо, ужь и на руку не чиста и стибрить барское добро не прочь… бранится барыня — горничная грубитъ… Ну, говорю, прогоните ее… ‘Какъ можно!! Да она надлаетъ столько непріятностей: и насплетничаетъ, и обворуетъ, и убійцу въ домъ приведетъ.. Нтъ, нтъ, богъ съ ней!.. Она все таки заботлива, услужлива, безъ нея какъ-же я буду, безъ нея неудобно… Богъ съ ней, по крайней мр, безъ тревогъ…’ И вотъ горничная сдлалась полной хозяйкой въ дом… Мн кажется, такая работа не больно трудна.

Настя.

Горничная иметъ дло съ одной госпожей, а забрать въ руки цлый уздъ…

Причаловъ.

Еще легче. Гд много людей, тамъ много слабостей, споровъ и ссоръ, угоди одному, пригрози другому, поддерживай ссору и вражду… мы-же такъ недоврчивы къ себ, такъ робки и слабы… Еще если вдругъ насъ придавить, пожалуй и встряхнемся, но навалиться потихоньку да во время по головк погладить,— все снесемъ, ко всему привыкнемъ… мы добрые, воевать не любимъ, — лучше стерпимъ.

Настя.

Я вамъ не врю, не этимъ держится мой отецъ,— и вотъ вамъ доказательство: простые, неразвитые крестьяне собираются и подносятъ ему благодарственный адресъ.

Причаловъ.

Тутъ-то, я думалъ, вы и сами догадаетесь. Я объ этомъ адрес еще мсяцъ тому назадъ слышалъ: мужики все жаловались, что ихъ въ рабочую пору исправникъ въ волостные сходы сгоняетъ, грамату Никит Яковлевичу писать.

Настя.

Неправда!.. я вамъ не врю и удивляюсь, что вы можете такъ говорить мн, въ глаза, про моего отца.

Причаловъ.

Зачмъ-же вы меня спрашиваете?

Настя.

Да, я виновата сама… но я не думала, что вы станете чернить человка, въ дом котораго вы обласканы, куда вы сами приходите въ гости.

Причаловъ.

Вы ошибаетесь: я былъ призванъ сюда — и по длу, самъ бы я не пришелъ.

Настя.

А! въ такомъ случа я очень жалю, что васъ призвали.

Уходитъ въ сильномъ негодованіи.

Причаловъ.

Видите, любезнйшій Александръ Алексевичъ, вы напрасно поступаете, не спросясь вашей невсты. Зазвали вы меня сюда, упрашивали, увряли мою жену, что о какомъ-то дл говорить хотите, а оказывается, я на имянины пріхалъ да на сговоръ.

Варенцовъ.

Простите мн это, Глбъ Степановичъ… побудьте такъ добры, позвольте мн хоть разъ вамъ высказаться.

Причаловъ.

Сдлайте одолженіе.

Варенцовъ.

Мы оба съ вами служимъ одному длу: я членъ земской управы, вы земскій врачъ,— и оба хлопочемъ о польз земства. Неужели-же наше дло лучше пойдетъ, если мы все другъ отъ друга сторониться будемъ, да другъ въ друг дурныя стороны отыскивать? вдь отъ нашей брани дло страдаетъ, поймите… Ну, каюсь,— да, я васъ поднадулъ, я васъ заманилъ сюда, чтобъ немножко толкнуть въ наше общество, сблизить…

Причаловъ.

Зачмъ?

Варенцовъ.

Какъ-же?— вы у насъ служите почти годъ и никого не знаете.

Причаловъ.

Всхъ знаю,— многихъ лечилъ.

Варенцовъ.

Это другое дло, теперь вы выбраны гласнымъ на новое собраніе, тутъ не одни медицинскіе вопросы пойдутъ на обсужденіе.

Причаловъ.

Ну что же?

Варенцовъ.

Мн хотлось, чтобы въ общемъ дл.. обговорить, согласиться… а вы первымъ-же словомъ объявляете Настась Никитишн, что отецъ ея — подлецъ.

Причаловъ.

Что жь? разв онъ честный человкъ?

Варенцовъ — мнется.

Ну, не совсмъ же такъ…

Причаловъ.

Христосъ съ вами, Александръ Алексевичъ, словно вы не знаете, что у насъ ни одна земская затя не обходится безъ повальнаго и наглаго воровства!. По мн тутъ честнаго мало, и входить въ соглашеніе съ людьми, систематически разоряющими уздъ…

Варенцовъ.

Это намекъ и на меня.

Причаловъ.

Если хотите.

Варенцовъ.

Послушайте — ради Бога, вникните въ дло. Я очень хорошо понимаю, что такое Никита Яковлевичъ, и если я съ нимъ три года въ земств вожусь, то я не участникъ его, а жертва. Что мн вытерпть приходилось, какъ часто у меня сердце кровью обливалось., вы и чуять не можете. Помните-ли ту сказку, въ которой говорится, что какой-то громадный Змй Горынычъ лежалъ тяжелымъ гнетомъ въ стран. Онъ держалъ въ плну князей и. царевенъ, и много народу, и никто не смлъ противиться его власти, такъ заковалъ онъ всхъ своей силой… Никита Яковлевичъ у насъ такой-же Змй Горынычъ, связи и деньги его сила, — ему нельзя иногда не потакать.

Причаловъ.

Еще-бы,— вы на его дочери жёнитесь.

Варенцовъ.

А! Глбъ Степановичъ, это несправедливое обвиненіе. Я полюбилъ Настеньку еще въ Москв, и, будь она чья угодно дочь, я никогда отъ нея не откажусь… Дло не въ насъ,— дло въ томъ, что человку хорошему и энергичному, какъ вы, не слдуетъ брезгать Никитой Яковлевичемъ, коли хочешь принести пользу краю. Вы сами сказали, что богатствомъ можно сдлать много зла, и мы должны мшать этому, хоть-бы даже прибгая къ надувательству… съ подлецомъ позволительны способы можетъ быть и не совсмъ честные.

Причаловъ.

Какъ-же это такъ?..

Варенцовъ.

Мн часто приходится поступать противъ своего желанія, скажу прямо,— противъ своей совсти, но что длать?— если-бъ я противился, онъ бы выжилъ меня, и я не могъ бы принесть и той пользы, которую приношу. А теперь: то потакая ему, то обманывая его, я все таки тамъ и здсь могу сдлать добро… Вотъ васъ къ намъ пригласили, вдь вы для узда какой драгоцнный человкъ, а кому уздъ этимъ обязанъ?— мн.

Причаловъ.

Это для меня очень лестный отзывъ, но все*таки я не вижу необходимости кому-нибудь поступать противъ своей совсти.

Варенцовъ.

Даже когда отъ этого ожидаешь пользы?

Причаловъ.

Отъ этого нельзя пользы ожидать,— это скользскій путь… разъ сталъ потакать, другой, третій,— а тамъ и пойдешь внизъ по лсенк.

Варенцовъ.

Какъ будто нельзя остановиться во всякое время?

Причаловъ.

Трудно.

Варенцовъ.

Такъ какъ-же по вашему?— умыть руки и уйти?

Причаловъ.

Нтъ, спорить будемъ, войну поведемъ.

Варенцовъ.

Да борьба тутъ невозможна: на земскомъ собраніи три четверти гласныхъ смотрятъ ему въ глаза, какъ онъ моргнетъ, такъ и длается.

Причаловъ.

Три четверти — не вс.

Варенцовъ.

Остальные молчатъ.

Причаловъ.

До поры до времени.

Варенцовъ.

О! какъ видно, что вы еще не были у насъ на земскомъ собраніи!— Вы ихъ увидите, этихъ барановъ, тогда вспомните обо мн… Повторяю вамъ: прямо, наперекоръ идти, ничего не добьешься… а между тмъ, вы бы могли сдлать очень много… Глбъ Степановичъ, я скажу вамъ совершенно откровенно: пользуйтесь минутой. Никита Яковлевичъ васъ ненавидитъ, но онъ васъ боится, когда онъ узналъ, что васъ выбрали гласнымъ въ земство, его такъ и перевернуло. Теперь онъ готовъ за вами ухаживать, какъ ни за кмъ изъ насъ, онъ самъ умолялъ меня затащить васъ сюда сегодня… Пользуйтесь этимъ: маленькую уступку, маленькую потачку здсь, тамъ,— и вы увидите, онъ сдлаетъ многое такъ, какъ вы захотите.

Причаловъ.

Нтъ, Александръ Алексевичъ, у меня на это способности не хватитъ. Что найду хорошимъ, противъ того говорить но стану, но въ сдлку съ совстью не пойду.

Варенцовъ.

Ни въ чемъ ршительно?

Причаловъ.

Ни въ чемъ ршительно.

Варенцовъ.

Тогда ненависть пересилитъ боязнь, — и онъ заставитъ васъ уйти изъ узда, или погубитъ.

Причаловъ,

Э, полноте!— и Змй Горынычъ властвовалъ только, пока не пришелъ съ нимъ сражаться богатырь Добрыня.

Варенцовъ.

Дай вамъ господи, богатырскую силу.

Входитъ КРУЖАНОВЪ.

Кружановъ.

Ахъ, владыка небесный! и никто мн не скажетъ, что такой дорогой гость къ намъ пожаловалъ… Отъ глубины сердца моего благодарность пріимите… Супруга ваша здоровы-ли?… А мы вдь и ихъ ждали сегодня… Не хочетъ насъ познакомить съ супругой,— этакой право!.. У меня вотъ теперь Настя изъ Москвы пріхала, можетъ, сошлись бы… чтобъ вамъ вдвоемъ-то сегодня?.. Позвольте, я за ними сейчасъ колясочку пошлю…

Причаловъ.

Нтъ, нтъ, пожалуйста!.. моя жена, знаете, рдко куда здитъ…

Кружановъ.

Жаль, жаль!

Причаловъ.

Я и самъ сегодня…

Кружановъ.

Погодите, прежде всего… не могу,— обязанъ вамъ сказать: читалъ я вашъ отчетъ по медицинской части въ узд,— упивался, просто пснопніе. Заран на вс ваши предложенія согласенъ и благодарю. Воистину господь богъ послалъ васъ къ намъ, съ вашей помощью, мы всей Россіи образцомъ станемъ… Вамъ обязаны, Александръ Алексевичъ,— дали намъ человчка… (Жметъ руку Варенцову, говорить Причалову.) А видли-ли нашу невсту?— Пожалуйте-же въ залу.

Причаловъ.

Виноватъ, Никита Яковлевичъ, я, вдь, думалъ что меня зовутъ по длу, оттого и захалъ, а то мн некогда.

Кружановъ.

Все больные?… Вы себя уморите, ей-богу. Это съ у васъ разсчетъ плохой: напрягаете вы себя до послдней возможности, а лишитесь всхъ силъ, такъ и никакой пользы никому не принесете.

Варенцовъ.

Право бы остались…

Кружановъ.

Надо и отдохнуть когда-нибудь: развлечетесь, на молодежь глядя, или въ картишки перекинемся…

Причаловъ.

Нтъ, ужь вы меня не удерживайте.

Кружановъ.

Ну, ну, ну, ну,— какъ угодно… Я, вдь, предъ вашимъ дломъ, знаете какъ?— земнымъ поклономъ преклоняюсь, святое дло, божеское. Врачъ да священникъ — наши цлители, благодтели… (Обращаясь наполовину къ Варенцову.) Когда-же мы сойдемся-то?

Причаловъ.

Затмъ?

Кружановъ.

Черезъ полторы недли собраніе, вы у насъ гласный,— такъ, я чай, не мшало бы сговориться…

Причаловъ..

Чего-жь намъ прежде времени-то сговариваться?— на собраньи будемъ говорить.

Кружановъ.

Собранье послднее дло… а намъ бы съ вами прежде этакъ ознакомиться… что вы будете проводить, что я буду проводить…можетъ, совтъ какой… да мало ли какіе тутъ вопросы могутъ возникнуть!..

Причаловъ.

Незачмъ это, ни къ чему это не поведетъ.

Кружановъ.

Однако-если мы вдругъ на собраньи-то споръ подымемъ, да ссориться будемъ, да обидное другъ другу говорить? мирно то, кажется бы, и лучше.

Причаловъ.

Это ужь не отъ меня будетъ зависть… Никита Яковлевичъ, къ чему туману напускать? За годъ-то успли мы другъ друга узнать, какой же у насъ можетъ быть съ вами миръ?.. мняться вдь вы не станете, а я за вами не пойду, — и никакой угодливостью вамъ не сманить меня на свою сторону… о чемъ-же намъ разговаривать?

Кружановъ

Вы это какъ-же-съ?— совсмъ окончательно?

Причаловъ.

Совсмъ окончательно, и не торгуйтесь, даромъ время потеряете. Хоть вы со мной цлый годъ объ этомъ разговаривайте, все то-же будетъ.

Кружановъ.

Очень жаль.

Причаловъ.

Прощайте.

Кружановъ.

Прощайте-съ. (Рукопожатіе. Причаловъ уходитъ. Обращаясь къ Варенцову.) Я вамъ говорилъ, что этого человка вы ничмъ не ублажите. Онъ еще намъ въ собраніи то такихъ блохъ натрясетъ!… А кто виноватъ? все вы: ваша рекомендація. Словно не могли мы безъ него обойтись.. Медицинская помощь!— дать намъ было тогда нашему же уздному врачу двсти рублей, вотъ вамъ и медицинская помощь!

Варенцовъ.

Какъ же можно, Никита Яковлевичъ…

Кружановъ — перебивая его.

Да ужь извините, коли онъ такъ отъ насъ рыло воротитъ, мы тоже съ нимъ долго няньчиться не станемъ.

Уходитъ.

Варенцовъ — махнувъ рукой.

А! ну тебя!

Идетъ къ двери, его останавливаетъ Настя, взволнованная.

Настя.

Послушайте, Александръ Алексевичъ…

Варенцовъ.

Что, Настенька?

Хочетъ взять ее за руку.

Настя.

Не трогайте меня. Скажите мн, что значатъ эти ваши отношенія къ Причалову?

Варенцовъ.

Какъ?

Настя.

Вамъ говорятъ грубости въ глаза, васъ бранятъ, а вы молчите и терпите?.. Если онъ говоритъ правду, то вы вс здсь скверные люди, — если онъ лжетъ, то какъ у васъ хватаетъ духу его слушать, и къ нему ластиться, и не зажать ему рта?

Варенцовъ.

Ахъ, Настенька, это очень запутанная вещь… онъ не то что лжетъ, но онъ все-таки увлекается и…

Настя.

Я терпть не могу этихъ виляній, пожалуйста — безъ нихъ. Я полюбила васъ потому, что считаю васъ честнымъ и прямымъ человкомъ…

Варенцовъ.

Но вдь бываютъ случаи, когда…

Настя.

Не забывайте, Александръ Алексевичъ, что я могу любить только истинно честнаго и хорошаго человка, а это — ‘ни то, ни се’ — мн даже противно.

Уходитъ.

Варенцовъ.

О, господи! отецъ требуетъ одного, дочъ другаго, не разорваться же мн!

Уходитъ.

ВТОРОЕ ДЙСТВІЕ.

Пріемный богатый кабинетъ Кружанова. Письменный столъ съ бумагами, счетами, карточками. Диванъ и стулья зеленые, сафьянные. Этажерки съ картонками. Шкафы съ конторскими книгами. На стнахъ карты, нсколько иглъ съ навшенными бумагами, аттестаты въ рамкахъ, портреты: какого-то генерала, архіе пископа и самого хозяина ДРОБИНИНА скорыми шагами ходитъ по комнат въ сильномъ волненіи. КРУЖАНОВЪ глубоко сидитъ въ кресл и похлопываетъ руками, какъ-бы раздумывая о чемъ-то. Нкоторое время длится молчаніе.

Кружановъ.

Христя!.. полно же… полно голубокъ… Христя!.. поди сюда…

Дробинина — зло.

Оставьте меня, я вижу, что вы стали ко мн гораздо суше, гораздо нелюбезне съ тхъ поръ, какъ привезли сюда вашу Настю.

Кружановъ — вспыливъ.

Ты мою дочь не смй трогать!— она мн всхъ васъ дороже.. я за нее…

Дробинина — мняя тонъ мягко.

Что вы сердитесь?.. разв я что-нибудь противъ Настеньки говорю?.. Я сама ее обожаю, она ангелъ, но за что же быть суше со мной?

Кружановъ.

Ничего я не суше, все ты пустяки мелешь, а несообразнаго ты требуешь… дай, вишь, ей пять тысячъ!— такъ вотъ, вынь да положь… Словно рюмку водки просишь, право.

Дробинина.

Да что жь? разв это деньги для васъ?

Кружановъ.

Небось щепки?

Дробинина.

Пять тысячъ!?

Кружановъ.

Ты въ моихъ карманахъ считала, что-ли?

Дробинина — останавливаясь передъ нимъ.

Пять тысячъ? для васъ?— съ вашимъ-то богатствомъ!.. да подите,— вы просто смшите меня, вы престо хотите поставить въ непріятное положеніе,— чтобъ я просила.

Кружановъ.

Ужь какъ я этого не люблю…

Дробинина.

Знаю, знаю… липнуть, да цловаться, да нжничать — это ваше дло, а чуть объ деньгахъ заговорилъ,— кончено… для меня у васъ денегъ никогда нтъ, для меня вы ничего сдлать не хотите.

Кружановъ.

Ахъ, боже праведный! —это ужь и не знаю какъ назвать. Да я изъ-за тебя что грха на душу взялъ, такъ за тысячу рублевъ ни одинъ монахъ не отмолитъ… одно это подумай, что тваво мужа мировымъ судьей сдлалъ, для кого это, какъ не для тебя?.. вдь ему мсто въ Сибири, настоящее то, а онъ вонъ что у насъ.

Дробинина.

Похвастались!.. Жалованьемъ, что-ли облагодтельствовали,— полторы тысячи дали!?

Кружановъ.

Что ты заговариваешь: жалованьемъ?.. Не знаю я, какъ онъ и съ кого деретъ!.. Помщикъ Загильдяевъ сколько ему заплатилъ, чтобъ онъ замялъ дло мщанки Протопоповой? сколько?— семьсотъ рублевъ заплатилъ, да рысака прислалъ гндого… А если опять…

Дробинина.

Довольно… Что вы со мной счеты что-ли сводить хотите?— такъ вдь я не купчиха. Не за деньги я васъ полюбила… Я вамъ отдала все, все… всю жизнь…

Плачетъ.

Кружановъ.

Плакать перестань. Пуще всего не плачь… Для пеня нтъ хуже, когда ты плачешь… Ну полно-же, поди, сядь сюда… (Сажаетъ ее подл себя на диванъ и обнимаетъ.) Перестань, говорю… Ишь, право, глаза у тебя на мокромъ мст: чуть что, сейчасъ въ слезы… Ты подожди маленько… торговое дло, знаешь какое?— милліонами владй, а шальныхъ денегъ не всегда подъ рукой сыщешь. Теперь у меня что затй: кирпичный заводъ одинъ въ полторасто тысячъ въхалъ. Погоди, вотъ кирпичи продамъ…

Дробинина.

Ужь вы эти кирпичи полгода продаете, да никто ихъ что-то не покупаетъ.

Кружановъ.

Не могу-жь я ихъ себ въ убытокъ отдать!— какая ты… а вотъ, погоди, собранье будетъ,— я ихъ въ земство спущу.

Дробинина.

Стало быть, посл собранья я могу разсчитывать?

Кружановъ.

Тамъ посмотримъ.

Дробинина.

Не посмотримъ, а наврно… И вотъ теб въ задатокъ — merci.

Цлуетъ его, въ это время въ дверяхъ показался ДРОБИНИНЪ, но, замтивъ поцлуй, сейчасъ скрылся.

Кружановъ.

Кто тамъ? (Подходитъ къ двери и глядитъ въ нее.) Максимъ Гаврилычъ! что жь спрятался?.. Иди,— что ты?

Дробининъ — войдя.

Нтъ, вдь мн ничего особеннаго не нужно.

Кружановъ.

Иди, иди… кстати мн попріодться надо, посидишь тутъ, пока я буду готовъ. Придетъ кто, попросишь пообождать.

Дробининъ.

Хорошо-съ. (Кружановъ уходитъ.) Ну что?

Дробинина.

Ахъ, отстань!.. ничего,— денегъ теперь нтъ.

Дробининъ.

И лжетъ наврно. Этакое купеческое отродье! надъ каждой копйкой трясется… Не умешь ты его въ рукахъ держать.

Дробинина.

Пожалуйста… не теб меня учить.

Входитъ Блочкинъ.

Блочкинъ.

Цариц нашей, красавиц,— почтеніе… Ручку пожалуйте. (Цлуетъ ей руку, рукожатіе съ Дробининымъ.) Что это, сударыня, словно хмуриться изволите?

Дробинина.

На васъ сердита, что плохой вы исправникъ.

Блочкинъ.

Спаси насъ богъ!— чмъ могъ прогнвать васъ? ужь я, кажется, для васъ продать себя готовъ. Вчера отъ прізжаго помщика Саламанкина колкостей да брани что наслушался, такъ выше горла.

Дробинина.

Изъ-за меня?

Блочкинъ.

Да-съ. Зачмъ я земскую полицію тревожу: сотскихъ да десятскихъ мужиковъ къ вамъ огороды копать посылалъ!?.. Вы, говоритъ, ихъ требуйте на полицейскія нужды, а барыня ваша и нанять можетъ.. Что-жь?— я молчалъ да покашливалъ, только-бъ онъ, пронеси создатель! тамъ гд-нибудь, въ Петербург или въ Москв, не разсказывалъ… Право, ужь не знаешь, какъ и угождать!— и тамъ недовольны, и здсь недовольны…

Дробинина.

Я оттого вами недовольна, что мало о красот города заботитесь.

Блочкинъ.

Какъ-же заботиться-то-съ?

Дробинина.

Заводчикамъ помощи отъ васъ никакой нтъ. Вонъ Никита Яковлевичъ на пользу общую какой заводъ кирпичный сдлалъ… наработали кирпичей — и лежатъ они подъ дождемъ, мокнутъ,— никто покупать не хочетъ. Городъ какой большой, а каменныхъ домовъ только одинъ острогъ и есть, хуже деревни обыватели ваши себ избы-то строятъ.

Блочкинъ.

Это, позвольте вамъ доложить-съ, тутъ ничего не сдлаешь,— это Никита Яковлевичъ сами маху дали, что заводъ устроили. Я имъ тогда говорилъ, что это дло не выгоритъ, такъ они никого слушать не любятъ. Какъ-же съ: первое дло, затваютъ кирпичный заводъ въ степи, гд и лса по близости почти никакого нтъ, а кирпичу нужны дрова, вози ихъ туда,— во что они обойдутся?.. Теперь Никит Яковлевичу продать свой кирпичъ дешевле двадцати двухъ рублей тысячу невозможно, себ убытокъ, а я вамъ сколько угодно изъ сосдней губерніи по пятнадцати рублей доставлю. Кто-же у нихъ станетъ покупать? сами посудите…

Дробининъ.

Ну, еслибъ много строили…

Блочкинъ.

Опять и это-съ: затваютъ они все въ огромныхъ размрахъ, а край у насъ бдный, народъ все подлый, неимущій,— кому тутъ и строить-то?

Дробининъ.

А вы найдите — кому… окомъ полицейскимъ высмотрите, понудьте, похлопочите…

Блочкинъ.

Нельзя хлопотать-то, Максимъ Гавриловичъ. Такое проклятое мсто,— не приведи богъ. Фабрикъ у насъ никакихъ нтъ, купцовъ — одинъ только Никита Яковлевичъ, а то вдь все дрянь, хуже всякаго мщанина… Какая у нихъ торговля?— все-же больше съ мужиковъ берутъ, а мужикъ у насъ… (Махаетъ рукой.) хуже, кажется, нигд и нтъ… Врите-ли, съ этими одними недоимками возишься, такъ, кажется, легче на двсти саженъ подъ землей руду отыскивать, ей богу. Грунтъ у насъ плохой, неурожайный… ну, въ другихъ уздахъ хоть скотъ есть, у кого корова, коза,— есть что продать, у насъ такъ вотъ ничего!.. хоть дери, хоть не дери… На прошлой недл у одного мужика даже крыльцо продали,— что станешь длать?

Дробинина.

Какъ крыльцо?

Блочкинъ.

Такъ: крыльцо… Избенка у него дрянная, а крыльцо было крпкое, на столбахъ, такое со ступеньками… ну, сломали его, продали за шесть гривенъ на недоимку…

Дробининъ.

Не много жь съ него взяли.

Блочкинъ.

Да вдь что можно, Максимъ Гавриловичъ.— Съ пустого мста, хоть богу молись, взять нечего, землю-матушку не выпорешь, въ острогъ не посадишь, что она теб дастъ, за то и спасибо… а къ тому же еще это и пьянство кругомъ, и работать никто не хочетъ… Эхъ!.. Ей-богу — кто бы побывалъ въ моей шкур… а тутъ еще начальство гуманности требуетъ.

Дробинина.

Неужто-жь, въ самомъ дл, такъ и пропадать кирпичамъ?

Блочкинъ.

Ну, Никита Яковлевичъ обернутся… Вонъ они соборъ строить затяли на общественныя приношенія, земскія какія постройки предпримутъ, — кирпичъ и посойдетъ… Только вотъ тоже имъ нынче немножко бда: не очень разгуляться-то ловко будетъ на земскомъ собраньи,— проскользнули туда въ гласные такіе люди, мшать будутъ… докторъ вотъ нашъ, этотъ хуже всего будетъ,— онъ во всемъ наперекоръ Никит Яковлевичу пойдетъ… Кто вдь этого здсь не знаетъ, а не умли его отстранить, — выбрали, какъ выбрали мужики.

Входитъ ТРОПИКОВЪ, БЛАЖИНЪ и Мосей ВЛАСОВЪ.

Тропиковъ.

Еще не выходили?— Здравствуйте.

Общее рукопожатіе.

Блочкинъ.

Семену Прохоровичу… (Замтивъ Блажина и Власова.) А! голубчики, свты-радости,— и вы пожаловали?.. (Дробининой.) Вотъ они, мудрецы-то наши, выбиральщики-то… они его гласнымъ сдлали.

Блажинъ.

Кого это-съ?

Блочкинъ.

Врачевателя тлесъ нашихъ и душъ, Причалова доктора… Погодите, будетъ вамъ отъ Никиты Яковлевича головомойка.

Власовъ.

Такъ разв это мы-съ?

Входитъ Кружановъ.

Кружановъ.

Пособрались… Здравствуйте.

Здоровается со всми.

Дробинина.

Ну, вы длами будете заниматься, стало быть, я тутъ лишняя.

Уходитъ.

Кружановъ.

Садитесь. (Вс садятся.) Позвалъ я васъ сюда, Главнымъ манеромъ, сказать, что вы меня очень огорчили.

Власовъ.

Чмъ? Микита Яковлевичъ.

Кружановъ.

Я-ли вамъ не былъ всегда помощникомъ, и деньгами, и совтомъ, и всмъ?.. Капиталишка у кого какой заведется, — куда его несете?— ко мн. По пятнадцати процентовъ вамъ плачу.. Денегъ что-ли мн безъ васъ негд достать? Сколько хочешь достану… а беру я изъ жалости: что некуда вамъ съ деньгами дваться, да чтобъ вы мн были преданные слуги… Подрядъ какой возьму, съ вами длюсь… а отъ васъ никакой помощи себ не вижу.

Блажинъ.

Мы вс за васъ, Микита Яковлевичъ,— что вы?

Власовъ.

Кто изъ народу повиднй, да побогаче, что мщане, что крестьяне,— вс вами живемъ.

Кружановъ.

Какъ-же теперь доктора земскаго, Причалова въ гласные выбрали.

Власовъ.

Да разв мы?— Микита Яковлевичъ, разв мы?.. Мужики государственные выбрали, Іегорьевская волость.

Кружановъ.

Еще бы ты-то самъ!— Какъ ты допустилъ? допустилъ-то ты какъ? вотъ что.

Власовъ.

Не въ моей волости, Микита Яковлевичъ, — я въ томъ не воленъ. Съ мужикомъ поди, вонъ, столкуй!— Антонъ староста говоритъ: ‘рабята, мы дохтуромъ оченно много довольны, пакости отъ него ни въ жизь, окромя добра, ничего не видали,— дохтура выбирайте, онъ за насъ буде’. Какъ пошли его шаровать,— ну, почитай, вс шары въ блую сторону и кладутъ.

Кружановъ.

А ты-то осипъ, что-ль? или горла жаль было?.. учить что ли тебя, какъ съ ими распоряжаться?.. Кому водки поднесъ, кому начальствомъ пригрозилъ…

Власовъ — указывая на исправника.

Что-жь начальство!? Вонъ ихъ благородіе тоже не очень за насъ вступаются, все больше въ сторон себя держутъ. Я имъ говорилъ, что Іегорьевская волость на дохтура гнетъ, чтобы имъ: пріхали бы на выборы сами, али-бы станового прислали… Небось, кабы они у ящика-то стояли, да мужикамъ-бы показывали, куда шары класть, не смли бы они супротивъ начальства выбрать.

Блочкинъ.

Нельзя-съ мн этого длать, Никита Яковлевичъ, нельзя… Теперь, долго-ли, этотъ-же самый докторъ послалъ куда-нибудь въ Питеръ, въ газету, пропечатали… сейчасъ клеймо это… а я тоже въ зависимости служу.

Дробининъ.

Ну ужь мн это клеймо — плевать!.. про меня печатай что хочешь, я, пожалуй, и самъ матерьялу доставлю, пиши… Эва? чего испугались. Другой разъ меня зови,— я цпь надну, такъ кого хочешь забаллотируютъ

Блажинъ.

Да вы чего, Микита Яковлевичъ, сумлеваетесь? что въ ёмъ, въ дохтур-то?— все-таки все по вашему будетъ

Кружановъ.

Да, разсказывай?— Этакой одинъ въ собранье заберется. такъ онъ десятерыхъ стоитъ, вамъ бы лоскомъ лечь надо, чтобъ его только не пустить. Ты присмотрлся ли, какъ, онъ весь годъ-отъ свое дло справлялъ?.. Мы вдь тоже божьи люди, хвораемъ, а видали-ль его когда у себя?.. все въ узд, да въ узд, то тамъ къ мужикамъ похалъ, то здсь.. Да еще это богъ съ нимъ, я человкъ богатый, и другого доктора найму… ну, полечи мужичка, слава богу, на доброе здоровье, посовтуй тамъ виномъ вытереться, въ баню сходить… ужь больно онъ тароватъ для нихъ,— вотъ вдь что.

Тропиковъ.

Почти двсти рублей на одно лекарство вышло,— Христосъ небесный!— благо оно на земскія деньги куплено, даромъ мужикамъ выдается… совалъ, чай, всякому, нужно, не нужно,— не свое добро, не жаль.

Дробининъ.

Въ прошломъ мсяц у насъ въ волости былъ, лекарства не хватило, такъ еще грозится: не стану, молъ, здить, мн здсь, молъ, длать нечего, коли — лекарства не даете.

Кружановъ.

И когда-жь это видано было, чтобъ въ больниц вс кровати были заняты?.. Въ другомъ город прідешь въ больницу — любо: чисто, все блеститъ, больныхъ трое-четверо лежитъ, больше какъ бы для примру, а у насъ — грязь, духота, садомъ.. нагнано, нагнано народу — страсть!.. И не замть ему ничего. Я какъ-то сказалъ, такъ онъ еще мн что загнулъ: у этихъ, молъ, такая болзнь, что по Высочайшему повелнію приказано ихъ даромъ лечить, хоть къ себ въ домъ кладите, коли въ больниц мста нтъ… мн, говоритъ, все равно.

Власовъ.

А со мной что было, Микита Яковлевичъ,— вотъ недльки дв, не больше, назадъ, мужичонка захворалъ, изъ рабочихъ, на волостномъ правленьи крышу чинили. Причаливъ пріхалъ, далъ лекарство, да на меня: это, говоритъ, вы всему виноваты, что у васъ работникъ хуже свиньи помщенъ!— разв, говоритъ, можно подъ дырявымъ навсомъ его на голой земл держать? теперь осень: и мокрота, и сыро, и втеръ дуетъ. Ахъ, богородица-заступница!— инда потомъ разсмялся… Вхожу въ горницу то, вижу, жена посл обда спать ложится. Ну, говорю, Авдотья Лукьяновна, шабашъ намъ съ тобой больше нжиться, дохтуръ приказалъ, чтобъ на наши на пуховики рабочихъ класть, а намъ чтобы въ поле, подъ дождь, ложиться… ха, ха, ха…

Кружановъ.

Шутки шутками, а попробуй сговорить съ этакимъ человкомъ… У насъ досел собранья земскія были — ангеламъ божіимъ утшенье: миръ и тишина, а теперь вдь это что будетъ,— и не знаю.

Блочкинъ.

По мн, ужь извините, Никита Яковлевичъ, а все таки вы тутъ маленько виноваты. Ваша воля, — чего вы его держите?.. вы его нанимали, вы ему и отказать можете.

Кружановъ.

Это-то мы ужь вчера ршили.

Блажинъ.

Отказали Причалову отъ должности?

Кружановъ.

Помаялись съ нимъ, довольно, со вчерашняго дня онъ ужь намъ больше не докторъ. Да въ этомъ что толку?— изъ гласныхъ вдь его такъ не вышвырнешь. Можетъ, еще въ переполох самъ откажется, не прідетъ, или что другое отстранитъ, а будетъ онъ въ собраньи, я вамъ впередъ говорю: держи ухо востро.

Власовъ.

Микита Яковлевичъ, только прикажи,— впервой что-ль намъ?.. плечомъ поведешь, такъ догадаемся, какъ кому что говорить и что длать.

Кружановъ.

Есть тоже и между вами… не на всякаго тоже понадйся… иной теб съ лица преданъ, а въ душ у него коварство… этакихъ больше отстрани да попридержи.

Тропиковъ.

У насъ тамъ въ зал-то рядышкомъ буфетецъ устроимъ… отощаешь вдь* тоже голоднымъ-то сидть… Ну, коли что,— и угости, счеты вдь наши знаешь.

Власовъ.

Знаемъ, Семенъ Прохорычъ, знаемъ.

Кружановъ.

Опять скажу вамъ… (Входитъ Варенцовъ.) А! Александръ Алексевичъ: милости просимъ.

Варенцовъ.

Здравствуйте.

Здоровается со всми.

Кружановъ.

Что хорошенькаго?

Варенцовъ.

Хорошаго мало.. Я сейчасъ изъ управы. Мн вчера нельзя было быть, а вы безъ меня тамъ ршили такое, дло.

Кружановъ.

Какое дло?

Варенцовъ.

Вы, говорятъ, выгнали Причалова изъ земскихъ врачей.

Кружановъ.

Выгнали!.. Оборони богъ… а только докладъ мы его разбирали и, какъ онъ настоятельно требуетъ, чтобы по медицинской части расходы больше были,— откуда же деньги взять?.. вотъ мы и урзали его жалованье на половину… Ну, а коли онъ за тысячу рублевъ у насъ нанимался служить, такъ вдь за пятьсотъ не станетъ, мы и ршили другого врача поискать.

Варенцовъ.

Я на это не согласенъ.

Тропиковъ.

Позвольте, Александръ Алексевичъ, вдь это его собственное желаніе. Причалова… онъ самъ говаривалъ намъ не разъ, что на медицинскую часть, да на учебную, нужне всего деньги, что лучше давать жалованья меньше служащимъ по земству…

Блочкинъ.

Слыхалъ-съ, и я слыхалъ.

Дробининъ.

Такъ не у мировыхъ-же судей жалованье уменьшать?.. Я такого мннія не подавалъ. Кто мнніе высказываетъ, съ того и бери.

Варенцовъ.

Никита Яковлевичъ, это будетъ позоръ на весь уздъ?— Человкъ, которымъ мы могли гордиться, докторъ, какого нтъ, можетъ быть, ни въ одномъ земств Россіи.. на насъ пальцами будутъ показывать.

Кружановъ.

Отъ этого не умремъ… Долго показывать не будутъ, рука устанетъ,— опустится.

Тропиковъ.

Не мы начали, не мы кончимъ. Какіе служащіе мста лишаются, а міръ божій все по прежнему цвтетъ. Про иного на всю Россію кричатъ, что на немъ весь уздъ держится, кажется, возьми его прочь, — крушеніе полное будетъ, а глядишь, прокатили его на выборахъ черняками, и ничего,— все благополучно.

Варенцовъ.

И оттого, что есть такіе болваны, мы тоже должны пренебрегать необходимымъ человкомъ?

Тропиковъ.

Эхъ, Александръ Алексевичъ, ужь будто въ немъ такая нужда смертная?

Блажинъ.

Дло свое знаютъ-съ превосходно.

Кружановъ.

Что?

Блажинъ.

Нтъ-съ, я такъ, въ разговор, ничего съ.

Тропиковъ.

И безъ него люди жили, и при немъ умираютъ… а по правд-то сказать, такъ отъ него только больше баловства въ узд пошло. Завелъ теперь каждую недлю во вс волости прізжать, да чтобъ въ волостныя правленія больные собирались,— что хорошаго!.. Мужикъ и радъ: ему бы работать надо, а онъ къ доктору идетъ, шляется, день-другой и пропадаетъ.

Варенцовъ.

Ну, это вы такъ разсуждаете, но я не могу допустить…

Кружановъ.

Странный мн этотъ разговоръ… я думалъ бы, теперче намъ спорить съ вами меньше всего пристало.

Варенцовъ.

Какъ-же не спорить? какъ-же…

Кружановъ.

Я за васъ отдаю. Александръ Алексевичъ, мою дочь, большаго я въ мір ни для кого не сдлалъ, потому мою Настю я больше всхъ на свт цню и люблю… Отчего-жь я къ вамъ такъ?— оттого, что думалъ въ васъ всегда согласіе встрчать, и еще больше въ единомысліи дйствовать… а вы теперче изволите говорить… воля ваша, оно какъ будто ужь и неблагодарно… Я съ вами пока не ссорюсь, а не утаю отъ васъ: неблагодарностью меня пуще всего оттолкнуть можно…

Варенцовъ.

Не могу же я заставить себя думать не такъ, какъ думается.

Кружановъ.

Вы думайте-то, что хотите, дйствовать-то только не мшайте.

Варенцовъ.

Во всякомъ случа, я этому длу не причастенъ, Никита Яковлевичъ. Сердитесь или не сердитесь,— я умываю руки.

Кружановъ.

Это можете-съ, противъ этого возражать не станемъ.

Вбгаетъ НАСТЯ въ амазонк.

Настя.

А! какая большая компанія, все земскіе дятели!.. совщаніе происходило? Что-жь меня не подождали!

Здоровается со всми.

Кружановъ.

А что-жь ты, министръ мой дорогой, опаздываешь? по полямъ, по лугамъ скачешь?— а ты вовремя прізжай. (Цлуетъ ее.) Нтъ вдь такой другой Насти, какъ моя, Александръ Алексевичъ, нтъ вдь,— а вы, богъ съ вами, спорите…

Настя.

Обо мн?

Варенцовъ.

Нтъ, у насъ тутъ разговоръ былъ о доктор.

Настя.

А, кстати, онъ вдь тоже пріхалъ со мной сюда.

Варенцовъ.

Причаловъ?

Настя.

Да… Онъ сейчасъ къ вамъ явится.

Кружановъ.

Что ему надо?

Настя.

Почему-же мн знать? я съ нимъ даже не говорила… Вижу, трясется на своемъ тарантасишк, я обогнала его, проскакала мимо, сдлала граціозный салютъ, и больше ничего объ немъ не знаю.

Варенцовъ.

Ну, какъ угодно, Никита Яковлевичъ, я теперь съ нимъ встрчаться не могу.

Настя.

Что это значитъ?

Блочкинъ.

Должно быть прослышали, объясняться пріхали.

Настя.

Что прослышали?… Что-же это, ужь здсь, кажется, со мной разговаривать не хотятъ.

Кружановъ.

Не сердись, министръ, не сердись. Причаловъ насъ оставляетъ, онъ ужь больше не будетъ у насъ служить земскимъ врачемъ.

Варенцовъ незамтно исчезаетъ.

Настя.

Почему?

Тропиковъ.

Потому что расходовъ много, денегъ нтъ въ земств: такъ ему надо было жалованье уменьшить на пятьсотъ рублей.

Настя.

Въ самомъ дл!— и изъ-за этого?..

Блочкинъ.

Намъ бы всмъ уйти, Никита Яковлевичъ, пожалуй, еще скажетъ: заговоръ сочиняемъ тутъ…

Кружановъ.

Да, пойдемте, тутъ чрезъ корридоръ въ садъ… Я вамъ свои мысли этакъ вкратц сообщу, вы ихъ и пообсудите межъ собой, когда я съ нимъ буду говорить… (Блочкинъ, Блажинъ и Власовъ уходатъ.) А пока, Семенъ Прохоровичъ, примите вы его.

Тропиковъ.

Нтъ, Никита Яковлевичъ, мн съ нимъ встрчаться совсмъ не годится… да и не къ чему: онъ вдь со мной ни слова и говорить не станетъ… хоть я ему многолтіе пропой, языкомъ не шевельнетъ, вотъ, какъ мертвецъ, ей-богу.

Настя.

Смшно глядть на васъ, какъ вы вс его боитесь, да хотите, я его приму?

Кружановъ.

А вотъ, въ самомъ дл, превосходно. Позайми его, да полюбезнй, а я тутъ и подойду… Скажи, что занятъ, работаю.

Настя.

Слушаю-съ.

Кружановъ.

Министръ ты мой!

Цлуетъ ее и уходитъ съ Тропиковымъ.

Настя — одна.

Вс его боятся, вс… и Александръ Алексевичъ первый скрывается… это даже гадко…

Лакей — входя.

Никиты Яковлевича нту-съ?

Настя.

Врно Причаловъ пріхалъ?

Лакей.

Точно такъ-съ.

Настя.

Проси сюда. (Лакей уходитъ.) А это все-таки интересно съ нимъ такъ, съ глазу на глазъ, встртиться… (Причаловъ входитъ.) Извините, Глбъ Степановичъ, что вмсто отца встрчаю васъ я, онъ чмъ-то тамъ занятъ, сейчасъ выйдетъ, а пока, если вамъ не скучно пять минутъ посидть съ презираемой вами двицей.

Причаловъ.

Кто-жь вамъ сказалъ, что я васъ презираю?

Настя.

О, вы не оправдывайтесь, — мн вдь это все равно, презирайте пожалуй… да оно и естественно: другіе васъ здсь Христомъ считаютъ, а я нтъ,— другихъ вы въ глаза браните, и они только отмалчиваются, а я вамъ этого не позволю.. Вы опять по длу пріхали?

Причаловъ.

По длу.

Настя — посл минутной паузы.

Скажите, пожалуйста: пятьсотъ рублей — это много денегъ?

Причаловъ.

Какъ для кого… въ иномъ мст нсколько семействъ этимъ цлый годъ проживутъ… Для васъ это деньги пустыя,— у васъ, чай, каждая сережка въ ушахъ дороже стоитъ.

Настя.

А честно-ли изъ-за пятисотъ рублей отказаться отъ дла, которое считаешь полезнымъ обществу?

Причаловъ.

Если бы изъ-за этого пришлось съ голоду умирать, безчестнаго ничего нтъ… Но на что вамъ это?

Настя.

А? вы меня не понимаете?.. Объясните-же мн, какъ это вы, безкорыстный человкъ, отказываетесь отъ своей должности только оттого, что’ вамъ уменьшили жалованье на пятьсотъ рублей?

Причаловъ.

Въ первый разъ слышу. Кто вамъ сказалъ?

Настя.

Отецъ.

Причаловъ.

Въ первый разъ слышу.

Настя.

Какъ же такъ?.. вдь онъ мн прямо сказалъ, что вы ужь больше не земскій врачъ.

Причаловъ.

Стало быть, меня выгнали.

Настя

Кто-же могъ?

Причаловъ.

Земская управа и Никита Яковлевичъ, какъ ея предсдатель… А! стало быть, война началась…

Настя.

Такъ вы сами не отказывались?

Причаловъ.

И не думалъ.

Настя.

Что-жь это значитъ? объясните мн…

Причаловъ.

Не имю никакого желанія объяснять.

Настя.

Ну скажите,— разв это не грубый отвтъ?

Причаловъ.

Правдивый… Вдь вы сами не знаете, чего просите, вдь, если я вамъ стану объяснять, опять скажете, что браню.

Настя.

Какъ будто нельзя обойтись безъ брани?— особенно, когда говоришь съ женщиной…

Причаловъ.

Разв женщина недостойна, чтобъ съ ней говорили откровенно?

Настя.

Я совсмъ не противъ откровенности,— я ненавижу только вашу манеру разговаривать… все этакъ, съ желчью, со злобой…

Причаловъ.

Видно ужь такимъ уродился.

Настя.

Отчего не быть мягче, снисходительне… вы человкъ умный, дльный,— вы бы, можетъ быть, хорошо могли вліять на меня.

Причаловъ.

Очень мн нужно на васъ вліять, мн и безъ васъ дла много.

Настя.

Ну вотъ!— за что такъ, сейчасъ и оборвать?.. вдь не совсмъ же я глупая, нестоющая никакого вниманія.

Причаловъ.

Нтъ, вы не глупая, но тмъ больше не зачмъ на васъ вліять.. У насъ здсь дла совсмъ не такъ тонко ведутся, чтобъ нельзя было своимъ умомъ догадаться, что хорошо, что дурно. Кто вамъ мшаетъ слдить за всмъ, что вокругъ васъ длается?

Настя.

А вы думаете, я не слжу?— Вы думаете, я уважаю всхъ, кто бываетъ у отца?.. да вотъ, напримръ, вашъ предводитель,— для меня просто невыносимъ.

Причаловъ.

Онъ еще безобидне всхъ? онъ только не уменъ.

Настя.

Я не могу равнодушно видть его надутую, баронскую физіономію… (Смясь.) А! что я съ нимъ сейчасъ сдлала!— вотъ школьница-то… скачу я по базарной площади и вижу, стоитъ нашъ баронъ, расфранченный, накрахмаленный, и передъ нимъ два купца какіе-то, безъ шапокъ, — и такъ-то онъ важно съ ними разсуждаетъ, а подл нихъ преогромная лужа. Зло меня взяло… сдлала я по площади маленькую эволюцію, да какъ пущу мою лошадку галопомъ,— и прямо въ лужу… въ одно мгновеніе онъ былъ весь въ грязи… надо было видть бдняжку: съежился, маленькій сталъ, куда и баронство двалось., а я, какъ будто и не замтила, домой.

Причаловъ.

Пріятно быть богатой барышней.

Настя.

Какъ?

Причаловъ.

Какое хочешь невжество сдлай,— все съ рукъ сойдетъ.

Настя.

Нтъ, я вижу, вы просто поклялись хулить все, что я длаю,— вы мн не прощаете ни малйшей шалости.

Причаловъ.

Что мн вамъ прощать,— я вамъ не гувернантка.

Настя.

Ну, а все-таки… что-жь это большой грхъ — пошутить и посмяться надъ такимъ индйскимъ птухомъ?

Причаловъ.

Конечно, не хорошо. Барона вы обидли безъ цли, безъ толку — это дурно, обидли богъ-всть за что… вдь вы порядкомъ даже не знаете, хорошій онъ человкъ или нтъ,— за физіономію вдь обидли, видъ напыщенный не понравился… это ужь вдвое хуже… И ршились обидть въ увренности, что ничего вамъ за это не будетъ, ничмъ вы не рискуете, какъ возлюбленная дочь Никиты Яковлевича,— это ужь совсмъ скверно.

Настя.

Такъ, вы до сотни насчитаете!.. Послушайте, скажите, чмъ вамъ угодить?

Причаловъ.

А разв надо?

Настя

По крайней мр интересно… Не шутя, я вамъ даю мое честное слово, я искренно, горячо, интересуюсь всей этой здшней жизнью. Я жалю, что я не мужчина, а то бы служить у васъ стала… но все я путаюсь… съ кмъ изъ васъ говоришь, тотъ и хорошъ, съ кмъ говоришь, тотъ и правъ,— какъ тутъ добраться истины?

Причаловъ.

Посерьезне вникайте въ дло… а то вы все больше слегка, да по верхушечкамъ, пять минутъ поболтали, сли на лошадь, да и пошли скакать… а вы хоть бы одинъ вопросъ, да со всхъ сторонъ, да до малйшей подробности прослдили,— небось, не запутались бы… Вотъ, напримръ, постарайтеська узнать, почему это многіе тутъ въ узд противъ меня дйствуютъ?— я-ли дйствительно что скверное длаю, или…

Входятъ КРУЖАНОВЪ, БЛОЧКИНЪ и ДРОБИНИНЪ.

Кружановъ.

Простите, Глбъ Степановичъ, ради Христа, вотъ съ этими господами кончалъ. (Здороваются.) Слышали? вчера-то? Настя вамъ говорила?.. управа-то, какова?.. Я предупреждалъ васъ., настояли непремнно, чтобъ уменьшить вамъ жалованье… Этакого-то человка упустить изъ узда’..

Причаловъ.

Отчего-же упустить?— я останусь служить и на половинномъ жаловань.

Кружановъ.

Ну, нтъ, Глбъ Степановичъ, извините. Я за уздъ распинаюсь, скорбитъ душа моя по немъ, но губить такого, можно сказать, замчательнаго человка, какъ вы, я и для узда не стану.

Блочкинъ.

Помилуйте, Глбъ Степановичъ, ваши таланты ни намъ, ни вамъ принадлежатъ, а обществу… съ вашимъ-то знаніемъ погребать себя въ нашемъ захол устьи!— да за этакій грхъ всмъ уздомъ на страшномъ суд отвтишь.

Причаловъ.

Я грхъ беру на себя.

Кружановъ.

По долгу христіанскому надо всми силами вамъ препятствовать.. Вы человкъ семейный, жена у васъ есть, дитя растетъ, воспитывать должны, а средства ваши плохія, добыча здсь малая… за что же даромъ-то трудиться?— немилосердно такъ и къ себ, и къ семейству?.. Я ужь распорядился: уздному врачу предложилъ ваше мсто и онъ принялъ его.

Причаловъ.

Спасибо.

Кружановъ

Врьте чести, Глбъ Степановичъ, добра вамъ желаю,— оттого такъ и сдлалъ. Не здсь вамъ надо быть, а въ столиц, гд васъ съумютъ цнить — и дорожить вами… Да садитесь пожалуйста, что-жь мы стоимъ?.. Закусить не угодно-ли?

Причаловъ.

Не безпокойтесь… Я пріхалъ сдлать вамъ маленькое предложеніе, но если я выгнанъ.. (Движеніе Кружанова.) ну все равно, отставленъ отъ моей должности врача, то мн здсь длать нечего… Позвольте только на прощанье спросить васъ: неужели вы меня считаете такимъ-же дуракомъ, какъ вс т, которыхъ вы здсь за носъ водите?

Кружановъ.

Ахъ, Глбъ Степановичъ…

Причаловъ.

Вы говорите: мной больше дорожатъ въ столиц,— это правда, вы говорите это не зря: вы знаете, что у меня тамъ большая больница была къ моимъ услугамъ, что отъ паціентовъ не было отбою… мн тамъ было бы выгодне… но я оставилъ столицу, я перехалъ сюда, гд у меня маленькое именьице, и сталъ служить по земству… и теперь, когда вы меня выгнали, все-таки не уйду… Я стану жить своими маленькими средствами и работать даромъ, знаете-ли почему?

Кружановъ.

Почему-съ?

Причаловъ.

Потому-что я знаю, что здсь въ узд живетъ вредный человкъ, что онъ всхъ запуталъ въ свои сти, и послдній сокъ выжимаетъ изъ каждаго несчастнаго, который не въ силахъ съ нимъ бороться… потому-что, я знаю, въ столиц и безъ меня много людей работающихъ, и, если никто изъ нихъ не пойдетъ сюда, въ глушь, долго еще будутъ всмъ распоряжаться вредные люди.

Блочкинъ.

Вотъ какъ объ насъ, Максимъ Гаврилычъ,— а?.. заслужили.

Причаловъ.

Этотъ вредный человкъ — вы, Никита Яковлевичъ, земская управа — вы, земское собраніе — вы, уздъ — вы… но, хоть много нечестныхъ людей васъ окружаютъ и грютъ они около васъ руки, большая часть все-таки люди глупые, неразвитые, которымъ вы очки втираете, которыхъ вы обманываете… вотъ для этихъ-то людей я здсь и остаюсь… Никто себ не врагъ, и не будете вы ими помыкать, если они поймутъ, что отъ васъ вредъ… Я каждый шагъ вашъ объясню, я ничего не пропущу вамъ, и постараюсь, чтобъ вс васъ поняли такъ, какъ понимаю я.

Кружановъ.

Все такъ валомъ и будете отвергать?

Причаловъ.

Я знаю, вы всхъ станете уврять, что я это длаю изъ личной вражды, такъ какъ вы меня лишили мста, но это мн все равно,— только бы люди повяли, что нечего имъ бояться васъ и преклоняться передъ вами — и что сами они лучше съумютъ распорядиться своей жизнью, чмъ ихъ благодтель.

Уходитъ. Общее смущеніе.

Настя.

Зачмъ вы это сдлали?

Кружановъ.

Что?

Настя.

Зачмъ вы его отставили отъ должности?

Кружановъ.

Этого, Настенька, теб касаться нечего… ты поди разоднься, кататься позжай,— вотъ твое дло… не радъ я, что и пустилъ тебя тутъ при немъ…

Настя — взволнована.

Что-жь, я не живой человкъ что-ли? не должна ни видть, ни слышать?— и разв вы не отецъ мн?

Кружановъ.

Да что ты? что ты? милая… да полно, не огорчайся… Мало-ли намъ въ какой грязи валандаться приходится… ты сторонись, теб до этого дла нтъ… ты у меня царевна — и живи царевной, и заботъ никакихъ не знай… для тебя отецъ ни передъ чмъ не остановится, только бы теб весело жилось…

Настя.

Для меня…

Кружановъ.

То моя Настенька…

Настя.

Оставьте меня!

Уходитъ.

Кружановъ — сильно раздраженный

Вотъ тоже гость проклятый навязался! зачмъ прізжалъ?— только смутилъ мою двочку.. И что за чума на насъ, что этого дьявола къ намъ жить принесло!

Блочкинъ.

Коли онъ здсь-то такъ отчитываетъ, какъ-же онъ на земскомъ собраніи будетъ говорить?

Кружановъ.

На собраніи! Нтъ, на собраніе мы его не допустимъ. Я къ губернатору поду, я подъ судъ его подведу, а ужь онъ у насъ на собраніи не будетъ…

Дробининъ.

Мн, коли позволите говорить, Никита Яковлевичъ: не стоитъ онъ того, чтобы вы изъ-за ‘него горячились, а отстранить его отъ собранія легко. Напишите вы на него жалобу отъ земской управы, а слдователя попросимъ начать слдствіе…

Блочкинъ.

И лучше, безъ шуму, безъ хлопотъ… кто вдь подъ слдствіемъ, тотъ по закону не можетъ быть гласнымъ въ собраніи.

Дробининъ.

А уголовное преступленіе всегда можно придумать. Захоти, такъ вдь и блаженную душу ничего не стоитъ въ острогъ посадить.

Кружановъ.

Създи, братъ, къ слдователю, привези его сюда вечеркомъ, а мы съ Тропиковымъ пока жалобу сочинимъ,— такую сочинимъ жалобу на Причалова, что не попасть ему въ собранье никоимъ манеромъ… Мы ему глотку-то зажмемъ. (Портьера на двери на половину обрывается.) Кто тамъ?

Настя — показывается въ портьер, блдная, смущенная, съ заплаканными главами, которые она быстро вытираетъ.

Это я… оступилась… и оборвала…

Кружановъ.

Что съ тобой, Настя?

Настя.

Ничего, ничего!.. Нтъ, не ходите за мной.

Быстро исчезаетъ въ дверяхъ. Кружановъ стоитъ въ недоумніи.

Блочкинъ.

Подслушали.

ТРЕТЬЕ ДЙСТВІЕ.

Пріемная комната у слдователя. БЛАЖИНЪ ходитъ по комнат, нетерпливо поглядывая въ окно. Входитъ ТРОПИКОВЪ, ДРОБИНИНЪ и лакей.

Тропиковъ.

Это какимъ-же образомъ? Куда онъ похалъ?

Лакей.

Не могу знать-съ… съ вечера еще вчера ухали.

Тропиковъ.

И не ночевалъ дома?

Лакей.

И не ночевали съ.

Тропиковъ.

Ну, слдователь!

Дробининъ.

Чай, изъ Дербиловки столичныхъ лошадей требовалъ?

Лакей.

Точно такъ-съ, они всегда на земскихъ лошадяхъ здятъ.

Дробининъ.

Да изъ Дербиловки?

Лакей.

Да-съ.

Дробининъ.

Такъ это онъ слдствіе по амурной части производитъ, — у вдовы Крошкиной… плнилъ дамочку хорошенькую, молодецъ.

Тропиковъ.

Какъ-же этакъ длать, когда онъ самъ сегодня намъ назначилъ слдствіе?

Лакей.

Да они теперь скоро подъдутъ… безпремнно подъдутъ, извольте подождать.

Уходитъ.

Тропиковъ — замтивъ Блажина.

А! вдова-мироносица… ты зачмъ здсь?

Блажинъ.

Въ ожиданіи-съ… Къ вамъ на квартиру бгалъ,— говорятъ: сюда у шли-съ… до необходимости съ вами словцо перекинуть.

Тропиковъ.

Это объ чемъ?

Блажинъ.

Получилъ я ваше предписанье изъ управы…

Тропиковъ.

Ну?

Блажинъ.

Что-жь это вы меня въ конецъ разорить, что-ли, хотите: приказываете, чтобъ я въ недлю семнадцать мостовъ справилъ?

Тропиковъ.

Мн какое дло, разоряйся.

Блажинъ.

Какъ-же такъ-съ, Семенъ Прохоровичъ?

Тропиковъ.

Ты кто? ты мостовщикъ, подрядчикъ? ты взялся въ узд вс дороги чинить,— и мосты и гати строить?.. У тебя въ контракт стоитъ, чтобъ ты двадцать-восемь мостовъ построилъ, а у тебя ихъ всего пять, да и т господь богъ милостію своей подпираетъ… А я членъ управы, мн поручено за тобой слдить, чтобъ у тебя все исправно было,— ну я съ тебя и взыскиваю.

Блажинъ.

Что контрактъ, Семенъ Прохоровичъ!.. Зачмъ вы это все такъ говорить изволите?.. контрактъ самъ по себ, а мы съ вами сами по себ. Какъ мн еще вамъ и угодить?— съ важнаго рубля, что мн земство платитъ, тридцать копекъ вамъ идетъ…

Тропиковъ.

Ну, разинулъ ротъ!— ори больше.

Блажинъ.

Я ничего-съ… только за что-же, право, тснить съ? Вы ужь лучше прямо мн такъ скажите: какъ мн это понимать-съ?

Тропиковъ.

Истинный смыслъ теб сообщить?

Блажинъ.

Вотъ, вотъ. Семенъ Прохоровичъ, именно, по душ!

Тропиковъ.

А по душ, что теб говорить?— Никита Яковлевичъ тобой недовольны.

Блажинъ.

За что же-съ?

Тропиковъ.

За то, что мало его руку тянешь… Ты, коли знаешь, что онъ теб благодтель, разв такъ долженъ дйствовать? Что отъ тебя проку?— только-что, молчишь… Ни отъ тебя старанья, ни отъ тебя рвенья никакого не видать… можетъ, ты еще какой подкопъ подъ Никиту Яковлевича сочиняешь.

Блажинъ.

Съ нами силы небесныя!— гд ужь намъ… Какіе подкопы?— что вы?

Тропиковъ.

Кто тебя знаетъ?.. Вонъ теперь Никита Яковлевичъ у насъ новый соборъ хотятъ строить, нашему граду украшеніе, храмъ божій… такъ ты объ этомъ звонить какъ долженъ?— съ утра всталъ, такъ пока опять спать не ляжешь, все и звони… Ты по узду-то рыскаешь, что народу перевидаешь,— всмъ бы и звонилъ, и расписывалъ, и жертвовать бы посылалъ… а ты и самъ-то, какъ къ теб подписку принесли, что далъ? срамъ вдь выговорить: десять рублей далъ… на этакое-то дло красненькой размахнулся!— жертвователь, поди!.. что-бъ теб двугривенный дать, право…

Блажинъ.

Семенъ Прохоровичъ, да какіе жь наши достатки?

Тропиковъ.

Ну вотъ и строй мосты.

Блажинъ.

Опять-же дохтуръ меня смутилъ, Причаловъ: вотъ, говоритъ, вы торговщики все на монастыри, да на церкви жертвуете, бога подкупать чаете, а когда съ васъ на дло требуешь, такъ упираетесь… ну, думаешь, и въ самомъ дл, помолиться и въ старомъ собор можно…

Дробининъ.

Это исторія чудесная, Семенъ Прохоровичъ, въ крайнемъ случа мы и ее въ ходъ пустимъ. Какое-жь это медицинское дло, коли врачъ отъ жертвы въ пользу церкви отговариваетъ?— это богохульство!..

Тропиковъ.

А что вы думаете?— вдь и въ самомъ дл… (Блажину) Ладно, ты это не забывай, нужно будетъ, мы тобой тоже попользуемся… а пока тащи радужную на соборъ, и перестанемъ притснять.

Блажинъ

Семенъ Прохоровичъ, сбавьте маненько…

Тропиковъ.

Ахъ, отвались, пожалуйста.

Блажинъ.

Что длать,— хорошо-съ… сто рублевъ предоставимъ, только предписанье отмните…

Тропиковъ.

Какъ принесешь, такъ и отмнимъ.

Блажинъ.

Слушаемъ-съ.

Кланяется и уходить.

Тропиковъ.

Этакой народъ тугой, право, кажется, не прижми его, такъ онъ и богу молиться перестанетъ.

Дробининъ.

А на счетъ богохульства, надо серьезно подумать, Семенъ Прохоровичъ. Это всегда пригодится.

Входитъ ВАРЕНЦОВЪ.

Варенцовъ.

Здравствуйте. Вы зачмъ меня сюда звали?

Тропиковъ.

Новости есть, для васъ полученныя… Простите, къ вамъ зайти самъ не усплъ, сюда спшилъ… (Ведетъ его къ аван-сцен.) Вотъ вы все огорчаете Никиту Яковлевича своимъ упорствомъ, а онъ все объ васъ, все только объ васъ и хлопочетъ.

Варенцовъ.

Какъ это?

Тропиковъ.

Вотъ онъ теперь въ губернскій городъ ухалъ, пять дней себ безпокойства задалъ… вдь одной зды туда полторы сутокъ въ обратную… для кого же это?— для васъ, чтобы съ губернаторомъ повидаться и похлопотать… Я сегодня отъ нихъ письмо получилъ съ нарочнымъ, съ эстафетой прислано…

Варенцовъ.

Что-жь онъ пишетъ?

Тропиковъ.

Да вотъ… (Вынимаетъ письмо.) Позвольте, — вотъ: ‘Варенцову особо не пишу, некогда. Скажите ему, что его дла идутъ хорошо… губернаторъ мн объявилъ, что онъ имъ очень доволенъ, вс, говоритъ, мои предписанья исполнялъ въ точности, преградъ и затрудненій не выказывалъ, и во время пріздовъ моихъ готовъ былъ на всякія услуги. Представленіе о немъ уже пошло въ Петербургъ’… Что скажете?

Варенцовъ.

Очень хорошо. Спасибо.

Тропиковъ.

Да-съ, а вотъ вы такъ нехорошо поступаете: жалобу земской управы на врача такъ и не подписали… а Никита Яковлевичъ вотъ что еще пишутъ: (Читаетъ.) ‘Настойте, чтобъ Варенцовъ подписалъ жалобу управы на Причалова… Не такъ-то отмнно будетъ, коли одинъ изъ членовъ земской управы, да еще ревизовавшій врача, станетъ сторониться отъ жалобы на него. Скажите, что я объ этомъ имлъ большой разговоръ съ губернаторомъ, и его превосходительство прямо поручилъ просить Александра Алексевича не спорить съ другими членами управы и выразилъ увренность, что въ такой просьб ему, губернатору, отказано не будетъ…’

Варенцовъ.

Дайте письмо. (Пробгаетъ письмо.) Дуракъ я былъ, что съ нимъ не похалъ, при мн бы никогда не удалось Никит Яковлевичу настроить губернатора противъ Причалова.

Тропиковъ.

Ну, да ужь что сдлано…

Варенцовъ.

Я объясню губернатору…

Тропиковъ.

Пока еще объясните, а все на первый разъ оно выдетъ, что артачитесь… Его превосходительство, конечно, у насъ справедливы, но повиновеніе любятъ безпрекословное… теперь онъ Никит Яковлевичу общалъ, что вы жалобу подпишите, и долженъ передъ Никитой Яковлевичемъ лжецомъ быть,— да еще когда самъ хлопочетъ вамъ мсто достать… я ужь не говорю, какъ Никиту Яковлевича вы этимъ оскорбите… и хорошо ли все для васъ будетъ, богъ всть.

Варенцовъ.

Вы съ вашимъ Никитой Яковлевичемъ скоро будете жилы изъ меня тянуть!

Тропиковъ.

Ахъ, Александръ Алексевичъ, умный вы человкъ, а поступаете, какъ младенецъ… Ну, положимте, такъ по вашему, только и свту въ окошкахъ, что въ этомъ врач,— вамъ-то что за него распинаться?.. что онъ вамъ сынъ? дочь что-ли?.. Вы ведите свою линію… Вы вотъ до сихъ поръ ухаживали за губернаторомъ, изъ кожи лзли передъ нимъ…

Варенцовъ.

Изъ кожи лзли!— я былъ только вжливъ и внимателенъ.

Тропиковъ.

Полноте,— вдь все это на моихъ глазахъ происходило. Вы, какъ членъ земской управы, совсмъ не обязаны ему отчеты давать да потворствовать, а вы это длали… и я васъ хвалю: вы знаете, что губернаторъ иметъ силу въ Петербург и можетъ вамъ мсто достать казенное… И вотъ, не ныньче-завтра, вы добьетесь своего, удете изъ узда,— и распоряжайтесь себ тамъ, какъ знаете. Зачмъ-же вамъ теперь сердить его превосходительство?. Своимъ упорствомъ вы себ много вреда сдлаете, а Причалову отъ этого никакой пользы не будетъ, и безъ васъ жалоба въ ходъ пойдетъ… Поразмыслите-ка объ этомъ.

Клемецкій — въ дверяхъ.

Пускай подождутъ, — велика важность!… не умрутъ, что посидятъ часокъ въ сняхъ. (Входитъ.) Простите, что немножко опоздалъ… (Рукожатіе.) Ну, Семенъ Прохоровичъ, помянулъ я васъ, вы, кажется, дорожной частью завдуете, посл вчерашняго дождя ни по одной дорог не продешь, — шагомъ все время тащился… Только и есть у насъ одна хорошая дорога во всемъ узд: къ Никит Яковлевичу.

Тропиковъ — пошучивая.

А вы зачмъ въ неуказанное мсто на земскихъ лошадкахъ здите?

Клемецкій.

Куда?

Тропиковъ.

Вамъ какая же казенная надобность къ милой душеньк, что вы даромъ то лошадей берете?.. вдь у насъ ничего не скроешь… Пошутилъ, пошутилъ,— не краснйте.. Впередъ не берите пару, а берите тройку, да ко мн присылайте, я вамъ колясочку дамъ, легонькая, покойная, какъ въ люльк будете качаться и мигомъ долетите… (Беретъ его подъ руку.) У васъ гд наша бумажка?

Клемецкій.

Какая бумажка?

Тропиковъ.

Жалоба на доктора.

Клемецкій.

А что?

Тропиковъ.

Пожалуйте ее на минуточку. (Клемецкій вынимаетъ изъ запертаго стола бумагу и отдаетъ Тропикову, который беретъ перо, макаетъ его въ чернильницу и подходитъ къ Варенцову.) Угодно подписать?

Варенцовъ.

Вы инквизиторы!.. дайте мн только выбраться на открытую дорогу,— я вамъ все это припомню, вы запляшете по моей дудк, какъ теперь меня плясать заставляете.

Подписываетъ бумагу.

Тропиковъ.

Милостивъ богъ, Александръ Алексевичъ,— что вы пугаете!.. Такъ я сегодня сообщу Никит Яковлевичу, чтобъ онъ доложилъ губернатору, что, по желанію его превосходительства, вы подписали жалобу.

Входитъ ПРИЧАЛОВЪ, общій поклонъ.

Причаловъ.

А ужь и вс мои обвинители собрались… и Александръ Алексевичъ? такъ и вы меня обвиняете?

Варенцовъ — отводя его къ авансценъ

Это такая гнусная интрига, что вы себ и вообразить не можете, они насильно притянули меня къ этому…

Причаловъ.

Да вы бы закричали — караулъ.

Варенцовъ.

Вы все подсмиваетесь, а я вамъ говорю, мн становится трудно жить на свт. Не надйся я вырваться изъ этого рабства, получить чрезъ этихъ людей и силу и власть, я бы давно бросилъ эту службу… Никита Яковлевичъ нарочно похалъ въ губернскій городъ, чтобъ губернатора впутать въ это дло… тутъ такая катавасія затвается…

Причаловъ.

Что вы ужь совсмъ потеряли почву подъ ногами?

Варенцовъ.

Я готовъ къ тому, чтобъ вы бранили меня, Глбъ Степановичъ… браните, браните, хоть прямо въ глаза,— я возражать не стану, я на самое злое слово не разсержусь, потому что у меня въ душ глубокое сознаніе, что вы, когда нибудь, сами отдадите мн справедливость… дайте мн только пробиться на открытую дорогу, тогда судите меня, а пока, я молчу и терплю

Садится въ сторон.

Причаловъ — Клемецкому.

Вы мн прислали повстку, Карлъ Антоновичъ, вы вызвали меня въ качеств обвиняемаго…

Клемецкій — за столомъ.

Садитесь пожалуйста, Глбъ Степановичъ… Да!.. къ сожалнію я былъ принужденъ васъ побезпокоить… (Звонитъ, входитъ лакей.) Введите свидтелей.

Причаловъ.

Стало быть со всей торжественностью: со свидтелями. Не будетъ-ли еще и присяги?

Клемецкій.

Я принужденъ былъ васъ вызвать, потому что получилъ жалобу на васъ, по которой обязанъ произвести слдствіе… хоть я уже предвижу, что жалоба эта вамъ большаго вреда сдлать не можетъ…

Входятъ Мосей ВЛАСОВЪ и еще три крестьянина.

Причаловъ.

На что-же жалуются?

Клемецкій.

Жалоба эта отъ земской управы,— васъ обвиняютъ въ растрат ввреннаго вамъ земскаго имущества… въ преступленіи по должности, по стать 1089 устава уголовнаго судопроизводства.

Тропиковъ.

Извольте взглянуть, господинъ слдователь, — тутъ приложенъ списокъ медикаментовъ и другаго матерьяла, полученнаго господиномъ докторомъ изъ управы… Теперь въ ихъ отчет показано, что все это изведено, спрашивается — куда?… Извольте, вотъ свидтели скажутъ…

Клемецкій.

Позвольте мн, Семенъ Прохоровичъ, самому распоряжаться… вы слдователь, или я слдователь?

Тропиковъ.

Виноватъ-съ, виноватъ.

Клеменецкій — Власову.

Что вы по этому длу скажете?

Власовъ — скороговоркой.

Собственно про эти дла намъ извстно что?— такъ у насъ заведено: каждую недлю господинъ дохтуръ прізжаютъ въ волостное правленіе, и приходятъ мужики лечиться… Лекарствія изъ земства получаются, и мужикамъ ихъ даютъ даромъ… Теперчи волость у насъ пограничная, и повадились къ намъ ходить не токма наши мужики, а изъ чужой губерніи, — за восемьдесятъ верстъ приходятъ… Я господину дохтуру значитъ сказывалъ, что, молъ, чужихъ мужиковъ гнать надо, а они не приказываютъ,— всхъ лечатъ… и наши лекарствія имъ даромъ даютъ.

Тропиковъ

Мы такъ-съ понимаемъ: что земство обязано своимъ крестьянамъ помогать, а не чужимъ, стало, коли чужимъ помогаетъ-съ, такъ это такъ, по прихоти, и медикаменты эти стало быть, непроизводительно, значитъ, растрачивается ввренный врачу земскій матерьялъ.

Клемецкій.

Позвольте, Семенъ Прохоровичъ…

Тропиковъ.

Виноватъ-съ.

Клемецкій — первому крестьянину.

Вы что скажете?.. (Крестьянинъ мнется.) Имете вы что-нибудь сказать, по этому длу?

Первый крестьянинъ.

Имемъ.

Клемецкій.

Что-все?

Первый крестьянинъ.

Чай пилъ.

Клемецкій.

Что такое?

Власовъ.

Это онъ про тотъ случай разсказываетъ: однова пріхалъ къ намъ господинъ дохтуръ поздно, усталый,— сли чай пить, хвать въ погребецъ, анъ сахару нтъ… имъ фельдшеръ и принесъ пять кусковъ изъ тога сахару, что отъ земства выданъ на лекарствія… съ этимъ сахаромъ господинъ дохтуръ и пили чай.

Причаловъ.

Стало быть, земскій матерьялъ на меня пошелъ, опять растрата… чудесно.

Клемецкій — второму крестьянину.

А вы что можете сказать?

Второй крестьянинъ.

Пили чай.

Клемецкій.

Это ужь мы знаемъ, а больше что?

Второй крестьянинъ.

Больше ничего.

Клемецкій — третьему крестьянину.

А вы?

Третій крестьянинъ.

Пили-съ… это такъ точно,— что-же!.. я въ т поры волостному старшин рожь молотилъ, такъ видлъ.

Причаловъ.

И по такимъ жалобамъ вы призываете меня къ слдствію?

Клемецкій.

Глбъ Степановичъ, я тутъ ни причемъ,— я машина. Вы, ради бога, не подумайте, что тутъ я дйствую, тутъ, дйствуетъ юридическій порядокъ: я получаю жалобу,— хоть бы я ее и безсмысленной считалъ, я обязанъ пустить ее въ ходъ… а тутъ, какъ угодно, Глбъ Степановичъ, тутъ въ принцип есть доля справедливости.

Причаловъ.

Въ чемъ это?

Клемецкій.

Ну, конечно, не въ стакан чаю,— это глупости… я очень хорошо знаю, что вы сплошь и рядомъ тратите своихъ денегъ для земства гораздо боле пяти кусковъ сахару… но относительно пріема больныхъ, въ принцип вы не правы… Простите, Глбъ Степановичъ,— я понимаю, васъ побуждаютъ прекрасныя гуманныя чувства, но гуманность не всегда мирится съ практикой… вы служите земству здшняго узда, исключительно здшнему узду вы и должны помогать,— въ принцип это такъ… а вы даже здшній земскій матерьялъ раздаете въ чужія губерніи, чужимъ крестьянамъ,— это нельзя.

Дробининъ.

Я, какъ свидтель, имю прибавить: тутъ гуманность вовсе неумстна,— тутъ должно быть уважено право собственности, а то какой-же примръ для нисшихъ сословій?.. Намъ, мировымъ судьямъ, безпрестанно случается встрчать случаи полнйшаго отсутствія понятія о собственности… напримръ, въ чужомъ лсу грибы собрать или ягоды считается за ничто…

Клемецкій — перебивая его.

Глбъ Степановичъ, мы отстаиваемъ только принципъ собственности… Лекарство — собственность здшняго земства, собственность здшнихъ мужиковъ, а не чужихъ.

Причаловъ.

А какъ мн отличить своихъ отъ чужихъ?

Клемецкій.

Какъ отличать… это…

Причаловъ.

Ко мн сотнями больные приходятъ, на лбу у нихъ не написано, какого они узда… Врить имъ на слово,— чужіе станутъ лгать., или, можетъ быть, требовать отъ каждаго письменное свидтельство? чтобъ больной прежде чмъ къ доктору идти, шлялся еще въ волостное правленіе?.. да и этимъ разв поможешь?— разв крестьянину изъ чужого узда трудно будетъ купить такое свидтельство у любого нашего мужика или у волостнаго старшины?.. Что жь, вы хотите развести торговлю этими свидтельствами, да взяточничество, да ложь?

Власовъ.

Все-жь-таки нашему мужичку какой ни-на-есть да барышъ…

Причаловъ.

Вотъ вы и прикладывайте тутъ ваши принципы къ жизни… Полноте, не разорится нашъ уздъ, что истратитъ рублей сорокъ-пятьдесятъ на чужихъ крестьянъ, а чуете ли вы, что за эти деньги покупается?.. Давно ли и наши-то крестьяне стали ходить къ намъ лечиться? Мы радоваться должны, что они намъ врить начинаютъ и перестаютъ насъ чуждаться, что начинаетъ въ нихъ являться сознаніе пользы… Не затруднять, а поощрять должны мы это,— слава богу, что ходятъ, за это и не сорокъ рублей можно заплатить… И если управа этого не понимаетъ, такъ пускай доставитъ мн счетъ, я заплачу растрату, своими деньгами.

Тропиковъ.

Господинъ слдователь, я прошу это оскорбленіе занести въ протоколъ.

Клемецкій.

Какое оскорбленіе?

Тропиковъ.

Обвиняемый изволили выразиться про управу, что она не понимаетъ, и при томъ такимъ тономъ, какъ будто управа состоитъ изъ людей, которые ровно ничего не понимаютъ.

Клемецкій.

Виноватъ, Семенъ Прохоровичъ, я не могу принять такого заявленія.

Тропиковъ.

Я-съ покорнйше прошу…

Клемецкій.

Семенъ Прохоровичъ, кто тутъ слдователь: я ели вы?

Причаловъ.

Дайте мн взглянуть жалобу.

Клемецкій.

Вотъ-съ.

Подаетъ бумагу.

Причаловъ — взглянувъ въ бумагу.

И только?.. и больше этого вы ничего не нашли?.. Семенъ Прохоровичъ, что-то ужь вы стали плохо работать. Неужели вы посильне-то ничего взвести на меня, не съумли?

Тропиковъ.

Намъ взводить на васъ ничего не приходится, и надобности нтъ… а только, имя попеченіе о земскомъ добр…

Причаловъ.

Изъ-за такихъ жалобъ, Карлъ Антоновичъ, не для чего вамъ и огородъ городить. Зачмъ это торжество, эти свидтели? Я отъ-такихъ обвиненій отпираться Не Стану… (Взглянувъ еще разъ въ бумагу.) А! И вы жалобу подписали, Александръ Алексевичъ?

Варенцовъ.

Я вамъ говорилъ, Глбъ Степановичъ: я буду до поры до времени терпливо молчать… мое положеніе хуже, чмъ каторжника въ колодкахъ… къ тому-же, я очень хорошо зналъ, что вы тутъ никакъ пострадать не можете, что все это кончится ничмъ…

Причаловъ.

Какъ ничмъ? вы не понимаете, для чего все это длается?.. Разв тутъ судъ важенъ?— нужно только, чтобъ я былъ подъ слдствіемъ — и только эти дв недли, пока у насъ будетъ земское собраніе. Пускай потомъ окажется, что слдствіе вздорно и нелпо, хоть даже беззаконно,— все равно, пока я подъ слдствіемъ, я по закону не могу быть гласнымъ и участвовать въ собраніи,— вдь только этого и добиваются… а вамъ оно какъ будто неизвстно!.. вы подписываете жалобу… а вы, Карлъ Антоновичъ, хотите вести по ней слдствіе…

Тропиковъ.

Странно право, какъ это-съ такъ спокойно выслушивать вс эти подозрнія… и молчать… и…

Причаловъ.

Не много выиграютъ т, для кого вы такъ стараетесь, хоть бы и не былъ я гласнымъ, — и безъ меня найдутся люди, которые будутъ говорить то же, что я… Оттого-то и сталъ я такъ ненавистенъ, что многимъ ужь открылъ глаза… теперь вотъ и съ вами спорю, потому что врю въ вашу молодость и честность. Вы не машина, это вы несправедливо сказали, вы себя длаете машиной и отдаетесь въ руки… кому?.. Неужели-же для васъ т блага, на которыя вы тутъ разсчитываете, такъ велики, что ничмъ другимъ вы лучшаго счастья не добьетесь?

Тропиковъ.

Въ подкуп обвиняетесь, въ лихоимств!

Причаловъ.

Куда — и за кмъ вы идете?… Взгляните вотъ хоть на это лицо: какъ оно жадно ждетъ, чтобъ я его назвалъ достойнымъ ему названіемъ… Кажется, выбрани я его сейчасъ на чемъ свтъ стоитъ, лучшаго подарка не могъ бы я ему сдлать: онъ бы сейчасъ-же сталъ преслдовать меня за обиду, а мировой судья тутъ-же, свой человкъ, Насадилъ бы меня въ тюрьму недли на дв… Не дамъ я вамъ этой радости, Семенъ Прохоровичъ, и не ждите.

Уходитъ.

Тропиковъ — вспыливъ.

Это чортъ знаетъ, Карлъ Антоновичъ, какая вы тряпка!— отпускаете обвиняемаго какъ ни въ чемъ не бывало…

Клемецкій.

Я васъ прошу осторожне выражаться…

Тропиковъ.

Прощайте… я тотчасъ-же отпишу Никит Яковлевичу, какую мы отъ васъ надежду можемъ имть. Будутъ они вамъ благодарны,— Никита Яковлевичъ.

Уходитъ.

Дробининъ.

Вы, Карлъ Антоновичъ, на этого дурака не обращайте вниманія,— онъ дуракъ… я его сейчасъ успокою, а вечеромъ я къ вамъ зайду, мы вмст обговоримъ… можетъ, и лучше что-нибудь придумаемъ противъ Глба Степановича, если эти пункты вамъ неловкими кажутся.

Жметъ руку Клемецкому и Варенцову и уходитъ.

Клеменецкій — крестьянамъ.

Чего-жь вы дожидаетесь?— пошли вонъ!

Крестьяне — кром Власова.

Благодаримъ покорно.

Уходятъ. Власовъ тоже.

Клемецкій — посл минутной паузы вздыхаетъ.

Какъ все это грустно!.. Этотъ Кружановъ съ своими клевретами все такіе…

Варенцовъ.

Можно съ ума сойти отъ злобы и досады. Извольте тутъ бороться!

Клемецкій.

Да вдь что ужасно, Александръ Алексевичъ: все въ предлахъ законности… Хорошо тамъ Причалову разсказывать, прекрасныя идеи разводить, а какъ мн отступить отъ законныхъ правилъ?

Варенцовъ.

Но это будетъ просто безстыдно!— надо помшать этому во что бы то ни стало.

Клемецкій.

Что-жь вы не помшали подавать жалобу?

Варенцовъ.

Я связанъ по рукамъ и по ногамъ, Карлъ Антоновичъ. Пока я еще не женатъ, не могу я идти прямо въ разрзъ противъ отца той, которую люблю больше всего на свт!— это, можетъ быть, не совсмъ хорошо, но это естественно… да и наконецъ, что я могу сдлать? что?— меня бы не послушали… да и мой каждый шагъ зависитъ отъ этого человка. Дайте, вотъ я вырвусь изъ этого положенія, тогда…

Клемецкій.

А вы думаете, я отъ него не завишу?.. онъ можетъ меня такъ подвести, что богъ-знаетъ куда отсюда улетишь.. (Въ дверь заглядываетъ лакей.) Что теб?.. (Лакей скрывается.) Иванъ!.. Куда*жь онъ, каналья, исчезъ!.. и не отвчаетъ… (Идя къ двери.) Иванъ!.. (Дверь отворяется и на порог показывается Настя.) Настасья Никитишна!?

Варенцовъ.

Настенька?.. откуда это вы?

Настя.

Я тутъ у васъ въ сняхъ сидла… Мн хотлось непремнно васъ видть, Карлъ Антоновичъ, но, когда я пришла, у васъ было много народу, и я не хотла имъ показываться,— я и прошла въ сни… а теперь мн вашъ человкъ сказалъ, что вы одни съ Александромъ Алексевичемъ…

Варенцовъ.

Зачмъ-же, Настенька, вамъ самимъ было идти?— вамъ стоило только приказать, и я бы привелъ его къ вамъ.

Настя.

Да, пока еще привели бы,— а онъ пожалуй бы еще ухалъ куда-нибудь въ уздъ…

Клемецкій.

Садитесь-же, Настасья Никитишна.

Настя.

Я вдь къ вамъ не въ гости пришла… я пришла вести съ вами серьезный разговоръ.

Клемецкій

Приказывайте.

Настя.

Я случайно узнала… нтъ, не случайно,— я слдила и подслушивала кое-какіе разговоры… ну да это все равно какъ… Я узнала, что противъ доктора ведутъ интригу: хотятъ, чтобъ онъ не попалъ въ гласные земскаго собранія, и для этого обвиняютъ тамъ его въ чемъ-то — и заставляютъ васъ вести слдствіе… Такъ ли я поняла все это, Александръ Алексевичъ?

Варенцовъ.

Да, мн кажется…

Настя.

Что тамъ за кажется, кажется!!— бросьте вы эти объзды, говорите просто: такъ или нтъ?

Варенцовъ.

Такъ.

Настя.

Этому не бывать!— это низко!.. я не хочу, чтобъ такъ случилось… Я, Карлъ Антоновичъ, пришла требовать отъ васъ, чтобъ вы этого не длали. Слышите, онъ долженъ быть на собраньи, непремнно?..

Варенцовъ.

Настенька, успокойтесь… кто-же такъ говоритъ!..

Настя.

Какъ кто говоритъ? всякій долженъ такъ говорить!.. да, я требую, и имю право требовать,— и меня должны благодарить за то, что я мшаю длать низость!..

Клемецкій.

Настасья Никитишна, это рзко… позвольте вамъ сказать, что я на низость не способенъ…

Настя.

Однако вы хотите вести это слдствіе?

Клемецкій.

Я обязанъ.

Настя.

Обязаны?

Клемецкій.

По закону…

Настя.

Законъ велитъ вамъ длать гадости?

Клемецкій.

Вы очень торопливо судите.

Настя.

Да вы мн скажите сперва: по вашему мннію, все это дло гадко или хорошо?

Клемецкій.

Я разсуждаю въ этомъ отношеніи…

Настя.

Нтъ, однимъ словомъ отвчайте: гадко это или хорошо?

Клемецкій.

Ну, положимте… положимте — гадко… но дайте же мн вамъ это объяснить… Чмъ мы виноваты, что люди пользуются законами для своихъ корыстныхъ цлей?.. Вотъ я сейчасъ говорилъ объ этомъ съ Александръ Алексевичемъ: мы поставлены блюсти законъ, какъ по букв закона слдуетъ поступать, такъ мы и поступаемъ.

Настя.

Даже, еслибъ въ душ считали это несправедливымъ?

Клемецкій.

Даже, если бъ считали несправедливымъ… Поймите-же меня, дорогая Настасья Никитишна: въ обществ прежде всего должно быть укоренено уваженіе къ закону,— чтобъ всякій зналъ, что законъ строго долженъ быть всегда соблюденъ… Если въ закон бываютъ несовершенства, они измнятся, — а уваженіе къ закону останется, строгія отношенія къ закону останутся… ради этого правила мало*ли противъ кого пойдешь!— самые прекраснйшіе и честнйшіе поступки осудишь…

Настя.

Осудишь честнйшіе поступки!

Клемецкій.

Что длать,— иначе родъ человческій никогда не пріучится уважать законъ.

Варенцовъ.

Но, Карлъ Антоновичъ, въ настоящемъ случа, законъ васъ не обязывалъ сдлать слдствіе сейчасъ. Отложили бы вы его недли на дв, произвели бы посл земскаго собранія, такъ оно бы и не помшало Причалову быть гласнымъ.

Клемецкій.

Покорно благодарю-съ?.. чтобъ всякіе Тропиковъ! да Добринины говорили, что я лицепріятенъ.

Настя.

Очень вамъ нужно, что про васъ скажетъ Тропиковъ!

Клемецкій.

Правосудіе только тогда и можетъ идти прямымъ и безпристрастнымъ путемъ, когда оно останется слпо ко всмъ побочнымъ соображеніямъ… Мы дйствуемъ во имя высшихъ цлей…

Варенцовъ.

Карлъ Антоновичъ, это пустыя слова.

Клемецкій.

Что-съ?

Варенцовъ.

Не гнвайтесь, я дурно выразился. Я хотлъ сказать, что такими фразами можно оправдать какую угодно мерзость и лнь, такія фразы до того теперь засушили юридическіе йозги, что иной законникъ готовъ мрить поступки человческіе, какъ лавочникъ мряетъ ситецъ аршиномъ.

Клемецкій.

Какимъ-же это образомъ?

Варенцовъ.

Прежде иной, бывало, пригнетъ законъ къ недоброму длу, такъ ужь вс и знаютъ, что онъ душой покривилъ, а теперь юристъ сдлаетъ гадость, да самъ и пожалетъ о ней, да скажетъ, что это во имя уваженія къ закону,— онъ и правъ… Конечно, вы на это не способны, я говорю только противъ вашихъ фразъ: столько благороднйшихъ порывовъ изъ-за нихъ въ грязь топчатся, такъ ликуютъ отъ нихъ ябедники да негодяи, что, пока вы вашихъ высшихъ цлей будете дожидаться, разведёте только низость и никакого уваженія ни къ чему не увидите.

Настя.

А! наконецъ-то вы и здсь заговорили, какъ въ Москв! Спасибо, милый, я ужь начинала въ васъ сомнваться.

Варенцовъ.

Законъ не виноватъ, Карлъ Антоновичъ, законъ всегда даетъ вамъ возможность пользоваться имъ осторожно, къ добру его направлять… и, какъ у годно,— вы видли, что въ этой жалоб на Причалова кроется гадкая интрига, вамъ слдовало жалобу продержать подъ сукномъ.

Клемецкій.

Да, вотъ когда дло другого касается, вы отлично умете все это разсказать и разобрать… Когда вы сами тутъ ничмъ не рискуете, такъ и совтъ даете, какъ поступать, а на дл вы сами…

Варенцовъ — перебивая его и обращая разговоръ въ шутку.

Ну, перестанемъ, перестанемъ спорить! Прекрасный вы, честнйшій человкъ, и я васъ глубоко люблю и уважаю… если что обидное сказалъ, не сердитесь, прошу прощенья, беру вс слова назадъ… Давайте-ка лучше вс втроемъ обсудимъ, какъ бы сдлать, чтобы эта интрига не удалась…

Настя.

Да, сдлайте это!

Клемецкій.

Сдлать можно, конечно: въ растрат никакой корыстной цли не было, къ тому-же Причаловъ готовъ внести деньги… Я, пожалуй, хоть сегодня пущу слдствіе къ прекращенію, но окончательно ршить это можетъ только судебная палата, а вдь она за семьдесятъ-пять верстъ отсюда… пока дойдетъ, да пока разсмотрятъ… будь я тамъ, я бы скоро обдлалъ…

Настя.

Такъ позжайте, до собранія еще цлая недля…

Клемецкій.

Но, Настасья Никитишна… этакъ мы будемъ дйствовать противъ желанія вашего батюшки…

Настя.

Такъ что-жь?.. его желаніе несправедливо — и кто его хоть немножко любитъ, не долженъ допускать, чтобы онъ былъ несправедливъ.

Клемецкій.

Никита Яковлевичъ будетъ этимъ чрезвычайно недоволенъ… и даже можетъ отомстить…

Настя.

Вы боитесь!.. Я думала, вы только не хотите сдлать ему зло.

Клемецкій.

Да, конечно…

Настя.

Такъ не бойтесь… я вступлюсь за васъ: я ему скажу, что я вамъ это поручила сдлать отъ его имени.

Клемецкій.

Я ду.

Настя.

И безподобно!

Варенцовъ.

Но, Настенька, вы должны знать, что это дло для Никиты Яковлевича не шуточное… будьте готовы къ большой ссор съ нимъ…

Настя.

Не говори объ этомъ больше, милый, я и безъ того путаюсь во всей этой исторіи… Я боюсь… мн начинаетъ казаться, что вс вы тутъ больше разсуждаете о честности… Фу! даже стало стыдно, какую я вамъ дерзость сказала… но, право, точно вы вс боитесь отца и не хочется вамъ идти противъ него, когда онъ даже что-нибудь нехорошее затваетъ… Я довольна тобой сегодня, ты мн напомнилъ наше первое знакомство, останемся при этомъ, да?.. Прощайте Карлъ Антоновичъ. Руку, Саша.

Беретъ подъ руку Варенцова и оба уходятъ.

ЧЕТВЕРТОЕ ДЙСТВІЕ.

Клубная зала, временно обращенная въ засданіе земскаго собранія. Слва, ближе къ аван-сцен, широкая арка и за ней видна другая зала. Слва-же отдльно ршеткой небольшое мсто для публики, гд и поставлены скамьи. Справа главная часть сцены есть мсто собранія. По стнамъ маленькія эстрады съ креслами, въ средин тоже на эстрад столъ, покрытый зеленымъ сукномъ, около него четыре кресла для предсдателя собранія, членовъ управы и секретаря. Справа, на второмъ план, боковая дверь, она открыта. Во глубин два окна. По открытіи занавса въ сосднихъ комнатахъ видна расхаживающая и разговаривающая публика. На сцен сторожъ съ плиткой, на которую онъ льетъ уксусъ для окуриванія комнаты.

Тропиковъ — изъ дверей справа.

Зачмъ ты куришь? что ты тутъ начадилъ?

Сторожъ.

Баронъ приказали.

Тропиковъ.

Ты бы лучше фортку открылъ, и такъ душно.

Сторожъ.

Слушаю-съ.

Открываетъ фортку. Входить ВЛАСОВЪ и три крестьянина. Тропиковъ скрылся.

Власовъ.

И куда, вы сли? Куда вы тамъ въ уголъ забрались, словно тараканы по щелямъ прячетесь!.. и хоронятся отъ людей! и хоронятся!.. Что васъ драть, что ли, сюда привели?

Первый крестьянинъ.

Мосей Власьичъ, како мсто было, туда и сли, не гнать же господъ.

Власовъ.

А ты вотъ гд садись, подл меня, тута вотъ. (Показываетъ направо крайнія мста подл двери.) И на меня и смотри: какъ я, такъ и ты… Ваше дло темное… вы что понимаете? а потомъ, чтобы намъ съ вами, рабятки, увъ отвтъ не попасть!..

Второй крестьянинъ.

Оборони богъ.

Власовъ.

Да какъ его, братцы, разгадаешь? вотъ что?

Сдой крестьянинъ.

Что разгадывать-то? Каки-таки мудрости?

Власовъ.

Каки мудрости! Эхъ ты старый хрнъ,— почемъ ты знаешь, что начальству угодно, что нтъ?

Сдой крестьянинъ.

Начальство тутъ не мшатся.

Власовъ.

Какъ не мшатся? что ты? по твому, какъ-же это безъ начальства?

Сдой крестьянинъ.

По мому: молчи да слушай, буде съ тебя.

Власовъ.

То-то молчи… дожилъ ты, сдая голова, до какихъ лтъ, а понятія себ никакого не нажилъ… Мн что? не для себя говорю, я знаю куда глядть и что какъ посматривать, меня не пымать ни въ чемъ, а я васъ жалючи говорю… Я само мужикъ, мн небось свой братъ ближе, нечемъ господа-те…

Второй крестьянинъ.

Это ужь что говорить…

Власовъ.

Изъ господъ-отъ кого хошь вотъ тутъ возьми, хошь въ Сибирь сошли, глазомъ не моргну, а какъ мужика-те потянутъ, такъ ровно изъ родной семьи, болешь сердцемъ-то… А это вдь како дло? сказать то слово легко, а какъ отпираться отъ его придется!.. что тогда?.. Одна теперь намъ и есть надежа: Микита Яковлевичъ, за имъ мы, братцы, какъ за каменной стной, онъ не выдастъ… такъ я вотъ за имъ такъ и иду: какъ онъ прикажетъ, такъ и быть тому… а вы меня слушайте… Садись вотъ сейчасъ, жди здсь, чтобы мста не отняли… (Мужики садятся. Входитъ Настя слва.) Таперича, братцы, если я этакъ локтемъ кого, значитъ, толкну… (Замтивъ Настю.) Гм…

Мужики встали.

Настя.

Ну?.. что жь вы остановились?.. продолжайте… Дайте и мн послушать…

Власовъ.

Что вамъ, сударыня, наши мужицкіе разговоры слушать!.. пустыя наши всякія слова… вы люди умные, а мы что?

Настя.

А вотъ я хочу ихъ слушать… Ну, что-же вы тутъ говорили? о чемъ?

Власовъ.

Такъ, про свои — про мужицкія дла…

Настя.

Какія же? ну?

Власовъ.

Такъ-съ.— нестоющія… Прощенья просимъ-съ. Уходитъ.

Настя — крестьянамъ, глядя ему вслдъ.

Что онъ, хорошій человкъ?.. (Крестьяне молчатъ.) Что-же вы молчите?— хорошій?

Второй крестьянинъ.

Хорошіе-съ…

Настя.

А вы врите тому, что онъ говоритъ?.

Второй крестьянинъ.

Вримъ-съ…

Настя.

А я вотъ не врю,— и кажется мн, что онъ не хорошій… Я слышала, онъ мужиковъ разоряетъ,— правда это?.. Что-жь вы не хотите мн отвчать?.. Что онъ вамъ тутъ говорилъ?.. врно подговаривалъ васъ?.. правда?

Первый крестьянинъ.

Ничего-съ.

Настя — вспыливъ.

Да отвчайте-же?.. (Опомнясь, мняя тонъ и смясь.) Ну, не хотите говорить, такъ не говорите… Поберегитесь его… если ужь ему не жаль бднаго человка обидть, такъ добра онъ не посовтуетъ.

Сдой крестьянинъ.

Этто, барышня, вы не глядите, что мы вс молчимъ, про себя мерекаемъ… Мы тоже не вс такъ, чтобы… тоже понимаемъ… лучше кого хошь распишемъ: кто какой есть человкъ, да говорить-то намъ не пригоже…

Настя.

Отчего?

Входятъ ТРОПИКОВЪ и ДРОБИНИНЪ.

Тропиковъ.

Настасья Никитишна, что-же вы, сударыня, къ родительскому завтраку не изволите идти?.. Никита Яковлевичъ земству завтракъ устроили, а вы бы за хозяйку, сударыня, тамъ, намъ на радость, родителю на утшеніе…

Настя.

А кто вамъ сказалъ, что я вамъ радость сдлать хочу?— я тамъ, гд мн веселй.

Тропиковъ.

Съ мужичками съ нашими поболтать захотлось? вамъ въ новинку, — интересно?.. только вдь это не на долго, поврьте… съ ними какіе разговоры?— изъ иного дубьемъ слова-то не выбьешь… а вы, если что узнать хотите: о земств тамъ, или о чемъ, — вы намъ прикажите, мы вамъ акуратно все доложимъ.

Настя.

Я безъ васъ знаю, Семенъ Прохоровичъ, съ кмъ и о чемъ разговаривать, — и кого о чемъ спросить.

Уходитъ налво и исчезаетъ въ толп.

Тропиковъ и Дробининъ переглядываются. Крестьяне стоятъ у своихъ мстъ и позвываютъ.

Дробининъ.

А!.. какова?

Тропиковъ.

Я вамъ говорю, она намъ очень мшаетъ… со всми въ разговоръ пускается, допрашиваетъ, подстрекаетъ…

Дробининъ.

Нужно-же было Никит Яковлевичу ее сюда выписать?! Жила бы себ въ Москв, гримасничала бы да ломалась передъ офицерами… Такая шустрая двчонка, везд носъ суетъ.

Тропиковъ.

А вы поговорите-ка объ ней съ Никитой Яковлевичемъ, — ничему не врить… такъ ослпленъ, такъ ослпленъ… Я было заикнулся, такъ онъ меня даже обругалъ, — скотомъ назвалъ, ей-богу!.. а ужь это чего хуже, какъ когда домашній воръ заведется, — все бросай… Знаете-ли, что я слышалъ, въ прислуг сказывали?— будто она сама у слдователя была.

Дробининъ.

Что вы?

Тропиковъ.

Ей-богу… Пожалуй, и все это теперешнее распоряженіе слдователя — ея штучки.

Дробининъ.

Ахъ, дрянь-двчонка! дали бы мн ее въ руки, я бы ее просто выскъ.

Тропиковъ.

А!.. Вонъ и супруга ваша пріхала… (Входитъ Дробинина.) Поздно, поздно, Христина Валерьяновна, что-жь вчера на открытіе собранія не пожаловали?

Дробинина.

За двадцать верстъ здила, на имянины къ тетк… Что-жь это у васъ разгуливаютъ?

Тропиковъ.

Теперь-съ перерывъ засданія, гласные завтракать пошли… (Поглядвъ на часы.) Впрочемъ, скоро опять начнется.

Дробинина.

Ну что? какъ у васъ?

Тропиковъ.

Да что-съ! не очень здорово.

Дробинина.

Почему это?

Тропиковъ.

Такъ, все маленькія неудачи.

Дробинина.

Кстати: что это Причаловъ, зачмъ притащился? я его, кажется, сейчасъ въ зал встртила.

Тропиковъ.

Какъ зачмъ?— гласнымъ возсдаютъ.

Дробинина.

Да вдь онъ подъ слдствіемъ!

Дробининъ.

Лопнуло это дло, не удалось.

Тропиковъ.

Я на нашего слдователя съ перваго момента не полагался. Разв такъ надо вести слдствіе?…. не замть ему ничего, онъ все лучше знаетъ, — извиняется, конфузится… (Дробининой.) Мы вчера тутъ собрались: я заявляю отъ Управы, что, молъ, господинъ докторъ не можетъ быть гласнымъ, онъ подъ слдствіемъ, а онъ и подаетъ предсдателю бумагу изъ судебной палаты, что слдствіе прекращено, — мы такъ вс и ахнули. Оказалось, что слдователь повелъ дло къ прекращенію, да еще самъ въ судъ здилъ, чтобъ ускорить дло… и теперь безъ всти пропалъ, — разъзжаетъ гд-то по узду,

Дробининъ.

Да, да, — по-свински онъ съ нами поступилъ.

Дробинина.

О! ему это даромъ не пройдетъ!.. Какъ у васъ здсь холодно!

Тропиковъ — спохватясь.

Ахъ! что-жь я въ самомъ дл форточку-то веллъ открыть! какъ зала настудилась… этакъ у насъ, пожалуй, Бриталовъ не высидитъ, удетъ изъ собранія.

Затворяетъ форточку.

Дробинина.

Какъ? и Бриталовъ притащился?

Дробининъ.

Пріхалъ, — да.

Тропиковъ — возвращаясь.

Вотъ мы какъ: изъ гроба вырыли, мертвеца привезли… пять лтъ человкъ изъ халата не выходилъ,— склеили, починили, въ гласные предоставили… по крайности, надежный, Христина Валерьяновна: ничего не слышитъ, и ни въ чемъ не перечитъ, а то вть тутъ, гляди на нихъ!— за насъ, за насъ, а тоже куда втеръ подуетъ. Почуютъ, что ихъ кармана касается,— возопіютъ…

Дробинина.

Вы ужь и бояться стали!..

Тропиковъ.

По невол станешь… Такихъ и не видывали мы гласныхъ, какіе ныньче собрались… Саламанкинъ, помщикъ, у насъ, бывало, только лтомъ назжалъ, все, бывало, въ Москв, да въ Москв, — а теперь совсмъ хочетъ сюда поселиться, и жену привезъ, и домъ строить…

Дробининъ.

И здшніе-то другими людьми стали, кто прежде пикнуть не смлъ, теперь носъ деретъ кверху.

Тропиковъ.

Да, замтили, этотъ однодворецъ-то, Лукьяновъ… Мы къ этому гусю давно присматривались, потраву ему въ имньи такую смастерили, цлый лугъ перепортили, думали удетъ, захлопочется,— нтъ!.. и на хозяйство рукой махнулъ,— вотъ чортъ!.. Да онъ ли одинъ?.. Какъ мы съ Никитой Яковлевичемъ ни орудовали, а я вамъ сейчасъ пятерыхъ гласныхъ назову,— во всемъ противъ насъ будутъ.

ЖАРОВИНА входитъ справа, за ней КРУПИННИКОВЪ.

Жаровина — Тропикову.

Вы что это вздумали предлагать? а?.. Здравствуйте, Христина Валерьяновна… (Тропикову.) Что вы собранью-то предлагаете?.. Я Никит Яковлевичу сейчасъ жаловалась…

Тропиковъ.

О чемъ-съ?

Жаровина.

Дома какіе-то хотите строить каменные по деревнямъ… На чей-же счетъ?

Тропиковъ.

На земскій.

Жаровина.

Это значитъ, опять мы плати?.. очень вамъ благодарна, прозжайте мимо.. Да что вы, въ самомъ дл, вс головы потеряли, что-ли? Для чего-жь вамъ это новые дома понадобились.

Тропиковъ.

Для школъ, для волостныхъ правленій…

Жаровина.

Опять для мужиковъ!?.. Нтъ-съ, ужь это вы, ршайте или не ршайте, а съ меня вы копйки не сдерете… грабить приходите съ топорами, тогда получите,— а добровольно слпого гривенника не дамъ.

Тропиковъ.

Эхъ, матушка, Антонина Карповна, богаче васъ у насъ и помщицъ нтъ,— и добродтели ваши всмъ извстны, а для бднаго мужичка помощи жалете!

Жаровина.

Это моя воля быть добродтельной, а не захочу — и черствой корки хлба не подарю.

Тропиковъ.

Бдному-то мужичку?— голодному-то?

Крупинниковъ.

Вы вотъ что, Семенъ Прохоровичъ, вы лучше о бдныхъ да о голодныхъ не говорите, потому это вамъ не къ лицу.

Тропиковъ — посмиваясь.

Какъ не къ лицу?

Крупинниковъ.

Оттого-что вы на свт первый грабитель и воръ. Если кто и голодаетъ, такъ все изъ-за такихъ какъ вы.

Тропиковъ — смясь.

Ахъ, Герасимъ Панкратьевичъ!— этакій вдь шутникъ… и все со злобой, этакъ кольнуть человка…

Крупинниковъ.

Какія колкости!— что вы?.. я вамъ только должное названіе подбираю… Вамъ земство дороги поручило строить, а по дорогамъ у насъ грязь невылазная. Денегъ общественныхъ что вы потратили, на мосты да гати, а гд вы ихъ строили?— у себя въ карман, въ узд ихъ что-то не видать… ну, и значитъ, вы воръ.

Тропиковъ.

Полноте, полноте, не смшите.

Крупинниковъ.

А сталъ-бы я вамъ говорить, какъ вы крестьянъ, по ихъ невжеству, обираете, такъ бы еще вышло, что вы и подлецъ.

Дробинина.

Что за выраженія? Герасимъ Панкратьевичъ!

Крупинниковъ.

Вдь я не про васъ.

Дробинина отходитъ.

Тропиковъ.

Не возлюбили вы меня, злой человкъ,— все преслдуете.

Крупинниковъ.

Гд же васъ преслдовать!.. Если-бъ по настоящему съ вами общеніе имть, по-божески: взялъ бы я васъ въ охабку и выкинулъ въ окно… дамамъ бы удовольствіе доставилъ, уголовный процессъ возбудилъ-бы, судьямъ работу… а я съ вами по родственному разговариваю,— миролюбиво… Не любитъ человкъ, когда его подлецомъ называютъ, вотъ чудакъ!

Жаровина.

Вы вотъ все только ругаетесь, а вы бы дло говорили. Я вамъ что скажу…

Продолжаетъ съ нимъ тихо говорить. Въ арк показывается НАСТЯ, она съ кмъ-то разговариваетъ.

Дробинина.

Ахъ! и Настасья Никитишна тутъ!… Настасья Никитишна! Настасья Никитишна… Здравствуйте, милочка… (Рукожатіе.) Вы пришли послушать? Что-жь, интересно?

Тропиковъ.

Впервые-то всегда интересно.

Дробинина.

Впрочемъ, вы счастливы: у насъ никогда не бывало такого бурнаго собранія, какъ теперь… Смотрите, все кругомъ въ волненіи., разговариваютъ, спорятъ…

Настя.

Ну, не вс спорятъ… вотъ эти напримръ… (Указываетъ головой на трехъ крестьянъ, стоящихъ у своихъ мстъ.) Эти молчатъ.

Входитъ БЕЗАНЕЦЪ подъ руку съ ВАРЕНЦОВЫМЪ.

Безанецъ — громко къ кулисамъ.

Господа, прошу покорно!.. пожалуйте въ залу, мы сейчасъ открываемъ засданіе!

Тропиковъ — у арки.

Пожалуйте въ залу, господа гласные!..

Въ это время постепенно на сцену собираются гласные и публика,— народъ самый разнохарактерный: помщики, мщане, крестьяне, военные и проч.

Безанецъ — тихо Варенцову.

Вы всегда, Александръ Алексевичъ, были такъ благоразумны… зачмъ эти распри? тмъ боле теперь, когда не ныньче-завтра вы насъ оставляете!… Зачмъ вамъ вступаться за этого доктора?.. вы знаете, что губернаторъ на него очень косо глядитъ… Ну, не хотите противъ говорить, — ну молчите, разв васъ кто обязываетъ!… Къ чему эта полемика?! пожалуйста… (Громко.) Господа, прошу покорно.

Садится на предсдательское мсто.

НАСТЯ — подойдя къ Варенцову, тихо ему.

Что онъ вамъ опять напвалъ?

Варенцовъ.

Такъ, ничего, общій разговоръ…

Настя.

Вы не лжете?

Варенцовъ.

Ахъ, Настенька…

Настя.

Знаете что?— мн кажется, я слишкомъ рано радовалась: вы опять не тотъ, какимъ были въ Москв.

Варенцовъ.

Я какимъ былъ, такимъ есть, такимъ и останусь… Пустите, милый другъ, здсь мсто гласныхъ, вамъ надо идти за ршотку.

Настя уходитъ за ршотку, онъ садится на свое мсто справа. Вс усаживаются. Безанецъ звонитъ время отъ времени. Причаловъ слъ влво отъ стола, Кружановъ вправо, подл него вертится какой-нибудь услужникъ, къ которому Кружановъ относится съ благосклоннымъ снисхожденіемъ. Когда вс услись, входитъ БРИТАЛОВЪ, согбенный и совершенно лысый, за нимъ ТРОПИКОВЪ съ пледомъ въ рукахъ.

Тропиковъ.

Позвольте-съ, здсь немножко холодно для васъ., позвольте я вамъ пледъ накину.

Укутываетъ Бриталова въ пледъ и усаживаетъ въ кресло, потомъ самъ садится къ столу.

Безанецъ — звонитъ.

Господа, прошу успокоиться, тамъ въ публик!..

Тропиковъ — стоя и глядя въ публику. Тсс!…

Все смолкаетъ.

Безанецъ.

Объявляю засданіе собранія открытымъ!.. (Пауза, онъ пересматриваетъ бумаги.) Итакъ, Господа, мы только что прослушали предложеніе господина члена управы, Семена Прохоровича Тропикова. Управа пришла къ заключенію, что земству гораздо выгодне будетъ для своей конторы, школы и больницы построить въ город большой каменный земскій домъ, вмсто того, чтобъ нанимать для этого помщеніе, какъ оно до сихъ поръ длается… единовременно съ тмъ построить каменные дома и въ каждой волости, для школъ, съ квартирами учителямъ, для небольшихъ больничныхъ помщеній, а также для волостныхъ правленій, съ жильемъ волостному старшин и писарю… Принимаете-ли вы, милостивые государи, предложеніе Семена Прохоровича?

Причаловъ.

Я думаю, господинъ предсдатель, прежде, чмъ спрашивать о принятіи предложенія, надо обсудить его.

Кружановъ.

Я нахожу, что тутъ обсуждать нечего. Мы хлопочемъ, чтобъ наши земскія учрежденія были хорошо помщены,— кажется-съ, это желаніе полезное и хорошее!.. чего же еще съ?

Власовъ.

Это точно-съ!.. Микита Яковлевичъ, дйствительно-съ!..

Причаловъ.

Предполагаемыя постройки должны быть исполнены на земскій счетъ, слдовательно собраніе должно знать: выгодно ему будетъ строить или нтъ.

Кружановъ.

Управа находитъ, что выгодно.

Причаловъ.

Такъ она должна представить доказательства.

Кружановъ.

Значитъ, собраніе не довряетъ управ? Зачмъ* же насъ въ управу выбираютъ, коли намъ доврить нельзя?

Власовъ.

Мы довряемъ!

Два голоса.

Довряемъ!..

Безанецъ.

Какъ-же, господа!.. угодно собранію принятъ предложеніе гласнаго Тропикова?

Нсколько голосовъ кричатъ: ‘угодно! угодно! принять!’ другіе: ‘не угодно, надо обсудить!’ — въ числ послднихъ слышне другихъ голосъ Крупинникова.

Саламанкинъ — вставая.

Позвольте… (Безанецъ звонитъ, все смолкаетъ.) Я присоединяюсь къ заявленію нашего почтеннаго товарища, гласнаго Причалова. Предложеніе должно быть обсуждено… Начиная ужь съ того, что въ немъ вкралось нкоторое недоразумніе и ошибка…

Тропиковъ.

Какая-съ?

Саламанкинъ.

Вы предполагаете строить школы и больницы,— это прекрасно, но вы хотите пристраивать къ нимъ тоже волостныя правленія на земскій счетъ,— это абсурдъ… Волостныя правленія есть дло сословное, крестьянское, а не земское… Въ послднее время въ Петербург былъ поднятъ вопросъ о всесословныхъ волостяхъ, о сліяніи въ одно волостное общество всхъ сословій… Когда этотъ вопросъ получитъ санкцію, тогда интересы волостные будутъ общіе, земскіе, а пока они частные, крестьянскіе… и по положенію о земскихъ учрежденіяхъ мы не имемъ права строить на земскій счетъ дома для крестьянъ, иначе, отчего-же не строить дома для дворянъ, купцовъ и мщанъ?..

Одинъ изъ помщиковъ.

Коммиссію назначить! въ коммиссію передать!..

Нсколько голосовъ.

Да, да, въ коммиссію, въ коммиссію!!

Кружановъ — недовольный.

Я ршительно не понимаю, зачмъ тутъ коммиссія… предложеніе говоритъ само за себя.

Причаловъ.

Все-таки обсудить его нужно.

Кружановъ.

Я не вижу, что тутъ обсуждать?.. Кто-же не знаетъ, что школы и больницы вещь благодтельная… а вотъ тоже на счетъ волостныхъ правленій, такъ жалость беретъ глядть на мужичковъ въ волостныхъ сходахъ зимой… Наберется въ избу народу тьма,— внутре духота, наружу морозъ, простужаются, гибнутъ… что-же въ этомъ во всемъ можно заподозрить дурного?— окромя хорошаго ничего… Коли мы не вправ для крестьянъ на земскій счетъ волостныя правленія пристраивать, такъ за это крестьяне могутъ и особо приплатить деньгами, али натурой… кирпичи даромъ возить на стройку, али иное что… Вдь ежели-бъ вы, Глбъ Степановичъ, еще были человкъ старыхъ отсталыхъ понятій, но вдь я васъ знаю-съ, — вы всему этому должны сочувствовать…

Тропиковъ.

Ей богу-съ, Глбъ Степановичъ, иначе нельзя понять: оттого вы тутъ мшать хотите, что мы предлагаемъ. Предложи другой кто, вы бы за это горой стояли, а теперь, какъ вы себя считаете оскорбленнымъ, что управа лишила васъ мста…

Причаловъ.

Я прошу господина предсдателя напомнить гласному Тропикову, чтобъ онъ не сводилъ споры на личности. Я ничмъ не оскорбленъ и прошу только отчетности.

Безанецъ.

Вы сами виноваты, Глбъ Степановичъ… У насъ до сихъ поръ никогда ни спбровъ, ни ссоръ, ни личностей не бывало: собраніе довряло управ, управа довряла собранію,— и вс оставались довольны… вы заводите теперь эту полемику…

Крупинниковъ.

Споритъ не одинъ докторъ, спорить буду и я… Постройки должны стоить тысячъ до двухъ сотъ, эти деньги надо занять и потомъ десятки лтъ выплачивать съ процентами. Ловки ужь вы больно, хотите ршить такое дло съ бухты-барахты!

Лукьяновъ.

Мы оченно благодарны Микит Яковлевичу, что они о насъ бдныхъ людяхъ печалятся, только какъ-бы намъ за ихъ благодянія, да по ихъ сердоболію, своими боками отплачиваться не пришлось.

Смхъ въ публик.

Власовъ.

Повернулся у тебя языкъ экое сказать!..

Голоса

Мы за Никиту Яковлевича!! Что такое, господи! какъ такъ говорить?!.

Крупинниковъ.

Пускай Никита Яковлевичъ строитъ на свой счетъ, а мы ему будемъ кланяться.

Голоса.

Мы въ обиду не дадимъ! Какъ такъ говорить?!

Доле уже ничего разобрать нельзя, многіе говорятъ въ одно время, шумъ, кривъ, среди котораго только выдается слово ‘благодтель’. Безанецъ звонитъ, все понемногу стихаетъ.

Безанецъ.

Господа! я прошу быть спокойне, я не могу дозволить эти споры…

Причаловъ.

Отчего-же вы не даете подробно проврить предложеніе гласнаго Тропикова?

Саламанкинъ.

Я ршаюсь высказать свое мнніе почтенному собранію на основаніи того, что я видлъ и слышалъ въ другихъ земскихъ собраніяхъ, въ Москв и Петербург… Я не думаю, чтобъ кому-нибудь изъ членовъ почтеннаго собранія было оскорбительно, если желаютъ, чтобъ онъ свои предложенія, такъ-сказать, иллюстрировалъ разъясненіями, — это вполн раціонально. Земское собраніе, какъ совершенно справедливо замтилъ графъ Иванъ Петровичъ Зустремъ, на одномъ изъ уздныхъ собраній въ Московской губерніи, гд и я присутствовалъ, земское собраніе это — мозгъ узда, гласные должны слиться между собой, какъ т мозговые бугры, которые обусловливаютъ мышленіе. Какъ въ мозгу человка бываетъ борьба сомнній и мыслей, такъ бываетъ борьба и въ земскомъ собраніи, но, какъ бугры мозговые не могутъ другъ на друга претендовать, такъ не могутъ претендовать и гласные… Господинъ Кружановъ, съ одной стороны, считается благодтелемъ, съ другой — не считается благодтелемъ, — это въ порядк вещей… Какимъ образомъ это можетъ остановить обсужденіе вопроса о постройкахъ?..

Безанецъ.

Не заниматься-же намъ здсь цифровыми выкладками?.. Этакъ мы никогда не кончимъ, — три недли будемъ здсь собираться:

Одинъ изъ помщиковъ.

Въ коммиссію сдать!

Многіе.

Въ коммиссію, къ коммиссію!!.

Крупинниковъ.

Лучше три недли собираться, да не сдлать глупости. По моему мы должны сперва посмотрть въ нашъ кошелекъ: есть-ли у насъ деньги на такое предпріятіе?

Причаловъ.

Виноватъ,— съ этимъ я не совсмъ согласенъ… Когда что необходимо, такъ деньги нужно достать,— и деньги будутъ, а не дашь ихъ въ складчину, каждому отдльно дороже обойдется… Меня не совсмъ поняли: я, боле чмъ кто-нибудь здсь, настаиваю, чтобъ завели школы и больницы,— они всегда вопіющая потребность, и потратившись, все-таки мы будемъ въ барышахъ… Я, какъ врачъ, заявляю, что больной крестьянинъ часто вдвое дольше хвораетъ оттого, что негд ему лечиться: изба у него скверная, сырая, въ щеляхъ,— какое тутъ лекарство поможетъ!., иной отъ этого и на всю жизнь калкой остается или даже умираетъ… такъ и помимо всякой гуманности разсчитайте, какъ это выгодно: сколько отъ лишней хвори да отъ калчества пропадаетъ рабочихъ дней и силъ!? а вдь это т-же деньги… И крестьянину оно невыгодно, и всему узду, потому что крестьянинъ бднетъ, а нищій ни повинностей своихъ справить не можетъ, ни купить что у купца.

Одинъ изъ купцовъ.

Врно? врно-съ?— безъ покупателевъ какъ-же быть? торговлю бросай.

Причаловъ.

На счетъ школъ и говорить много не буду. Высчитайте-ка, сколько крестьянинъ переплачиваетъ денегъ всякимъ мошенникамъ за свое невжество, какъ отъ этого весь край разоряется и бднетъ, такъ что даже потомъ и мошенникамъ ничего содрать не остается, и ни какими урожаями этого опять не поправишь,— вы увидите, что въ этомъ невжеств прямой убытокъ для всхъ, тутъ мы вс теряемъ гораздо больше, чмъ могутъ стоить и постройки, и учрежденія школъ и больницъ…

Тропиковъ.

Значитъ, вы съ предложеніемъ сами согласны,— о чемъ-же спорить?

Причаловъ.

Я согласенъ, что надо завести больницы и школы, но я хочу знать, какъ это будетъ сдлано? сколько будутъ стоить и постройки, и все остальное? выгодно-ли длать такъ, какъ вы хотите?.. Вы вотъ предлагаете каменныя постройки,— не лучше-ли сдлать ихъ деревянными? или можетъ еще не дешевле ли просто нанять помщеніе?.. Оттого я и требую смтъ и разсчетовъ, а на слово выдавать деньги управ нельзя.

Тропиковъ.

Стало быть одно только недовріе?

Крупинниковъ.

Что-жь? вамъ что-ли доврять — шутникъ вы этакій!

Кружановъ.

Позвольте… Господинъ предсдатель, я прошу слова.

Безанецъ.

Сдлайте одолженіе.

Кружановъ — вставъ.

Господа собраніе! у насъ теперь происходитъ что-то странное, непонятное.. Я вижу, противъ ме ни много людей возбуждено… кмъ и какъ?— этого я знать не хочу, только что слышу осужденія и все этакое… одни словно завдомо, другіе въ невдніи, какъ вотъ господинъ Саламанкинъ… Мн это въ первый разъ въ жизни слушать такъ приходитcя, — на позоръ меня выставляютъ!.. въ этомъ, такъ сказать, оскорбленіе и…

Безанецъ.

Помилуйте, Никита Яковлевичъ, никто васъ оскорбить не желалъ…

Кружановъ.

Я-съ по мр моихъ силъ досел всю душу мою клалъ за мою родину, какъ мн отъ родителевъ было завщено, чтобъ родному краю на пользу слу жить. Четырнадцать лтъ я нашему городу головою служу съ, пятый годъ въ узд предсдателемъ земской управы… Труды мои и старанія не въ подполь спрятаны,— вс на лицо… Съ первыхъ годовъ, о господ вседержител вспоминаючи, озолотилъ я куполъ нашего собора, въ город садъ городской мною-же заведенъ — и нын мирные граждане, въ день воскресный, отдохновеніе отъ трудовъ въ немъ находятъ… У насъ въ исправности и пожарная команда и другія заведенія, мною поддерживается пріютъ для сиротъ, и домъ призрнія для престарлыхъ бднйшихъ гражданъ… и, пока въ другихъ городахъ досел, кром Бовы-королевича да псалтыри, другихъ сочиненьевъ не сыскать, мною заведена въ моемъ дом публичная библіотека… По земскому длу мои неустанныя старанія и труды тоже господь богъ благословилъ, что видно изъ отчетовъ управы за прошлые года,— вс эти отчеты безпрекословно и единодушно были утверждены собраніемъ… наконецъ, недли полторы тому назадъ, я даже получилъ благодарственный адресъ отъ крестьянъ нсколькихъ волостей…

Безанецъ.

Никита Яковлевичъ, вы напрасно обижаетесь…

Кружановъ.

Позвольте, я просилъ слова.

Безанецъ.

Продолжайте, продолжайте.

Кружановъ.

Въ прошломъ году, какъ извстно, уздъ нашъ постила кара божія: годъ былъ неурожайный, и почти повсемстно у насъ оказался голодъ… я открылъ свои житницы, я длился съ нищимъ и неимущимъ, я даромъ раздавалъ хлбъ изъ моихъ складовъ, это всмъ извстно… Кому здсь въ узд я не помогалъ? кто мн не долженъ деньги? кто мной не облагодтельствовавъ… Теперь вонъ затялъ новый соборъ въ город строить на общественныя приношенія, — кто-же тутъ главный вкладчикъ, какъ не я?.. Такъ-то стараючись для своего узда, для родины, могъ ли я ждать, что въ меня будутъ грязью швырять?.. (Ропотъ.) Про господина Причалова я ужь не говорю, они если на меня за что сердятся, я тому не причина… Я за ихъ больше все старался и ихъ поддерживать всегда хотлъ, а они сами всегда ко мн съ рожномъ… теперче даже отъ крестьянина Лукьянова долженъ обиды слушать!.. Господа собраніе, защитите… что-же это-съ?

Власовъ.

Микита Яковлевичъ, плюнь!— радльникъ! мы тебя знаемъ, мы тебя уважаемъ!.. что теб?! пущай!

Лукьяновъ

Какія-жь такія обиды, право…

Кружановъ.

Не ждалъ я, господа собраніе, что коли да я говорю, что постройки беру на себя, и хочу въ этомъ дл помощь оказывать, меня станутъ проврять и вся кія мн преграды творить… Я, можетъ быть и деньги бы нашелъ, гд занять для земства на это предпріятіе, и поставку кирпича на себя бы взялъ… меня знаютъ, какой я обманщикъ, чего-жь теперь объ этомъ разсуждать?.. Что я — для себя что-ли эти больницы да школы строить-то хочу?.. Мн, слава теб господи, найдется мсто и дома, гд богу душу отдать… Коли я за что берусь, такъ, кажется бы, глаза закрывали, мн врить, а вры въ меня нтъ, такъ что-же я за предсдатель?! вонъ меня гоните… Какъ же-съ мн это иначе считать, какъ не за оскорбленіе и не за обиду?.. Господа собраніе! я этого не заслужилъ…

Послднее говоритъ крайне взволнованнымъ голосомъ, почти ее слезами — и садится. Нкоторые изъ гласныхъ помщиковъ бросаются жать ему руку, первый изъ нихъ Тропиковъ, опять нкоторый шумъ, слышны голоса: ‘да полноте, да оставьте, — вздоръ… васъ вс уважаютъ’. Кружановъ отвчаетъ только: ‘не заслужилъ и не ожидалъ’. Говоръ и въ публик. Бриталовъ встаетъ и хочетъ идти.

Тропиковъ.

Куда вы?

Бриталовъ.

Разв не кончено?

Тропиковъ.

Нтъ, нтъ, сидите, сидите, я скажу когда…

Бриталовъ опять усаживается, Безанецъ звонитъ, все постепенно утихаетъ.

Причаловъ.

Господинъ предсдатель, я желалъ бы отвтить господину Кружанову.

Безанецъ.

Глбъ Степановичъ, я васъ прошу не отвчайте.

Причаловъ.

Никакъ не могу исполнить вашей просьбы, извините.

Безанецъ.

Сдлайте это хоть ради меня… Что вамъ за охота ссориться! Ахъ, право, такой вы хорошій человкъ — и все этакъ…

Причаловъ.

Мн нтъ никакой нужды ссориться, я хочу говорить объ общемъ дл.

Саламанкинъ.

Почему господинъ предсдатель длаетъ такое различіе между гласными?.. Мы вс равны передъ закономъ — и, если одинъ говоритъ, отчего не говорить другому? ни въ Москв, ни въ Петербург я не встрчалъ ничего подобнаго, и газеты неоднократно обличаютъ такое пристрастіе.

Безанецъ.

Говорите, господинъ Причаловъ… но я васъ предупреждаю: въ случа волненія въ собраніи, я его закрою.

Причаловъ.

Господа! дло тутъ просто: споръ идетъ о постройкахъ. Я хочу, чтобъ мы обсудили, какъ ихъ сдлать лучше и дешевле, а Никита Яковлевичъ на это обижается, онъ находитъ, что незачмъ намъ разсуждать, что слдуетъ все поручить ему, пусть длаетъ, какъ хочетъ… онъ будетъ распоряжаться, а мы будемъ платить.

Власовъ.

И преединственно! он лучше знаютъ, какъ чему быть.

Причаловъ.

Ну, что-жь?.. можетъ и въ самомъ дл надо такъ сдлать? закрыть глаза и ему во всемъ поврить… Для этого-то онъ и разсказалъ намъ, какія онъ благодянія узду сдлалъ… Что-жь, господа, правъ онъ или нтъ? стоитъ ему доврить или нтъ?

Власовъ.

Доврить!! безъ нихъ какъ-же?.

Лукьяновъ.

Про эти благодянія что говорить съ!.. Коли какъ передъ господомъ сказать: Микита Яковлевичъ съ нашего узда, и съ крестьянъ, и съ купцовъ, съ кого работой, съ кого торговлей, столько наживаютъ, что эти имъ расходы на куполъ да на садишко — плёвое дло! это у насъ алтыномъ подъ полтину называется.

Ропотъ.

Безанецъ.

Гласный Лукьяновъ, я приглашаю васъ… къ молчанію.

Причаловъ.

Я про вс милостыни его говорить не стану, а напомню вамъ изъ нихъ только одинъ случай, который и покажетъ, можно-ли Никит Яковлевичу, безъ всякихъ разговоровъ, доврить постройки. Никита Яковлевичъ хвалится, будто онъ во время прошлогодняго голода длился съ бдными и неимущими и открылъ для нихъ свои житницы. Извстно-ли вамъ, какъ онъ ихъ открылъ?.. Чтобъ получить даромъ нсколько фунтовъ муки, крестьянинъ долженъ былъ представить свидтельство отъ волостнаго правленія и отъ исправника, что дйствительно бденъ. Иной усплъ бы десять разъ умереть, пока онъ добрался бы до житницъ Никиты Яковлевича… Пускай-ка скажетъ намъ Никита Яковлевичъ, многоли онъ такимъ бднымъ муки выдалъ?.. Лучше бы онъ не благодтельствовалъ? Если-бъ онъ, въ самомъ дл, заботился о неимущихъ — онъ, предсдатель земской управы,— исходатайствовалъ-бы онъ тысячъ пятьдесятъ земскихъ денегъ взаймы, купилъ бы на нихъ хлбъ въ другой губерніи, да и продавала бы его у насъ въ город по своей цн, безъ барыша… тутъ былъ бы прокъ, потому что хлбная цна на рынк не поднялась бы, хлбъ стоилъ бы дешево, чай, не больше восьми рублей за четверть, а платили въ прошломъ году и по восемнадцати рублей… Никита Яковлевичъ еще голодомъ-то воспользовался: онъ свой хлбъ втридорого продавалъ! кому была кара божія, а ему благодать… ему голодъ-то не мало барыша принесъ,— такъ что-жь ему было пудика три муки изъ житницъ то пожертвовать!..

Кружановъ.

Я не могу слушать!..

Причаловъ.

Нтъ, вы выслушаете,— да я скоро и кончу… Теперь онъ предлагаетъ намъ строить земскіе дома, можемъ-ли мы ему доврить или нтъ?.. Онъ хочетъ намъ достать капиталъ, а какіе проценты онъ васъ заставитъ платить? а кого онъ строителями назначитъ?.. Вамъ всмъ вдь извстно, какіе люди около него вертятся… Онъ намъ свои кирпичи предлагаетъ, а почемъ мы знаемъ, не изъ-за того ли онъ и затялъ строить дома, что у него заводъ много кирпичей наготовилъ и двать ихъ некуда?!

Безанецъ.

Глбъ Степановичъ, я прекращу засданіе…

Причаловъ.

Соборъ вздумалъ строить, на счетъ доброхотныхъ дателей!— о бог вспомнилъ, какъ никто кирпичей его не покупаетъ… съ ножомъ къ горлу ко всякому приступаетъ: жертвуй на соборъ, не то разорю… Что-же въ самомъ дл, господа, войдите-же въ его положеніе: не везти же ему кирпичи за дв тысячи верстъ въ Питеръ, по желзной дорог…

Безанецъ.

Я объявляю…

Причаловъ.

Я кончилъ. Никакой злобы противъ васъ я не имю, Никита Яковлевичъ, но выбрали меня сюда не для того, чтобы я молчалъ да слушалъ, да соглашался, а чтобы я заботился о нашемъ уздномъ хозяйств, чтобы оно велось недорого и хорошо. Не вс мы здсь слпы, не вс дрожимъ передъ вами и въ васъ заискиваемъ… Господа гласные, подумаемъ-же наконецъ, зачмъ мы себя все въ кабалу отдаемъ?.. Если-бъ Никита Яковлевичъ и въ самомъ дл былъ благодтель, не должны мы ему себя въ руки отдавать, не все намъ чужимъ умомъ жить, пора намъ самимъ о себ позаботиться?.. а то, ныньче на Никиту Яковлевича положился, завтра на Семена Прохоровича, такъ и будутъ насъ все на помочахъ водить?.. Хорошо еще, коли добрый человкъ, а какъ негодяй? вы изъ боязни не будете ему противорчивъ, а не все вамъ равно, прямо-ли онъ вамъ насолитъ, или съ вашего согласія разорять васъ будетъ?.. (Безанецъ встаетъ.) Я еще разъ требую, чтобы гласный Тропиковъ доставилъ собранію подробныя смты и разсчеты построекъ, и, не разсмотрвши ихъ, предложенія не принимать.

Крупинниковъ.

Я тоже это требую!

Голоса.

И я! и я!. Пускай представятъ смты?.. коммиссію назначить, коммиссія разберетъ!.. нельзя такъ бросать земскія деньги!..

Шумъ и говоръ длается еще сильне, чмъ прежде. Въ публик тоже большое волненіе и говоръ, въ которомъ особенно выдается голосъ Жаровиной: ‘А я денегъ недамъ! недамъ денегъ!! Пускай разбоемъ грабятъ, а сама не дамъ!’ Безанецъ звонитъ, но, видя невозможность усмирить собраніе, встаетъ.

Безанецъ — кричитъ.

Я объявляю засданіе закрытымъ до завтра десяти часовъ утра.

Все стихаетъ понемногу, многіе сходятъ съ мстъ, всеобщее оживленіе. Нкоторые изъ публики входятъ изъ за ршетки, въ числ ихъ Настя. Въ это время Кружановъ, въ которомъ видимо сказывалось болзненное состояніе во все время рчей Причалова, встаетъ и идетъ къ аван-сцен, едва переступая. Настя замчаетъ это и подбгаетъ къ нему.

Настя.

Что съ вами?

Кружановъ.

Мн дурно…

Шатаясь опирается на руку Насти.

Настя — вскрикиваетъ.

Поддержите, онъ падаетъ!..

Кружанова окружаютъ. Всеобщая суматоха. Причаловъ подбгаетъ къ Кружанову и щупаетъ пульсъ.

Причаловъ.

Стулъ, стулъ, посадите его… Скорй сбгайте кто-нибудь въ больницу, позовите фельдшера… Тазъ принесите, полотенце, воды!.. Да отойдите господа, вы только мшаете…

Вынимаетъ карманный наборъ.

Настя.

Что съ нимъ?

Причаловъ.

Ударъ… не пугайтесь, мы успемъ во время подать первую помощь.

ПЯТОЕ ДЙСТВІЕ.

Комната въ дом Кружанова.

Лакей — впуская Блажина.

Войдите сюда, подождите, можетъ, и можно будетъ доложить.

Блажинъ.

Что жь, Микита-то Яковлевичъ? все еще очень плохъ?

Лакей.

Плохи-съ… совсмъ безъ языка, ничего сказать не могутъ, только стонутъ временемъ.

Блажинъ.

А Настасья Микитишна, все тамъ?

Лакей.

Все при нихъ, никого другого и не подпущаютъ… и кормятъ ихъ сами… такъ вотъ безотступно… чего-съ! даже спать ложатся въ ихней комнат…

Блажинъ.

Скажи на милость!

Лакей.

Такъ изъ дому и не выходятъ. Вотъ разв Дохтурова жена придетъ, по саду прогуляются вмст…

Блажинъ.

Причалова.

Лакей.

Да. Теперь только она у насъ и бываетъ… да Глбъ Степановичъ тоже здитъ кажный день, а иной и два раза въ день задетъ. Ней вылечитъ, ней нтъ, ужь богу извстно…

Блажинъ — вздохнувъ.

Какъ теперь знать!?

Входитъ Настя.

Настя.

Андрей, выйди на дворъ: что тамъ шумятъ?… Отецъ только-что заснулъ, а тамъ вздумали подъ самымъ его окномъ дрова перекладывать… да еще кричатъ, бранятся, вёли, чтобъ сейчасъ-же замолчали…

Лакей.

Слушаю-съ… (Указывая на Блажина.) Вотъ они къ вамъ-съ… дожидаются…

Уходитъ.

Настя.

Вы ко мн?

Блажинъ.

Да-съ… виноватъ, простите, можетъ помшалъ-съ.. Какъ таперя здоровье тятеньки-съ?

Настя.

Сегодня ему, какъ будто, немножко лучше, благодарствуйте.

Блажинъ.

Все еще ничего не могутъ говорить-съ?

Настя.

Да, но онъ улыбнулся сегодня.

Блажинъ.

Дай имъ владычица небесная выздоровленіе… А я къ вамъ, Настасья Микитишна, съ мольбою о заступничеств… Земская управа окончательно меня со свту сживаетъ…

Настя.

Что-же тутъ я-то могу?.. Если-бъ еще Александръ Алексевичъ былъ здсь, но вы знаете, онъ ухалъ къ губернатору… Да и тогда вы могли-бы прямо къ нему обратиться. Какъ-же такъ ко мн-то?

Блажинъ.

Да ужь такъ словно съ угару, какъ шальная муха мечусь, не знаю куда кинуться… Думаю, что-жь? все васъ больше послушаютъ.. и по уму вашему, и образованіе совтъ какой дадите…

Настя.

Что я за совтчикъ въ вашихъ длахъ?

Блажинъ.

Ужь сдлайте милость!.. Право, ей-богу, совсмъ не знаю какъ быть… Я, изволите видть, подрядчикъ, земскія дороги и мосты долженъ въ узд поправлять по контракту…

Настя.

Знаю.

Блажинъ.

Ну-съ, теперь опять господинъ Тропиковъ требуютъ, чтобы вс мосты были въ исправности…

Настя.

Такъ что-жь? такъ и слдуетъ.

Блажинъ.

Невозможное это дло… Мало-ли что тамъ контрактъ!— коли да все такъ выполнить, какъ въ контракт-то значится, такъ не токма что за пять тысячъ, какъ я-то взялся, а и за десять тысячъ всего справить нельзя.

Настя.

Зачмъ же вы взялись длать за пять тысячъ?

Блажинъ.

Свой разсчетъ былъ, Настасья Микитишна, вотъ что… У насъ до сихъ поръ никакихъ притсненій не бывало, извстно, платишь тридцать процентовъ Семену Прохоровичу, тамъ ужь они знаютъ съ кмъ длиться.. съ кажнаго вдь рубля, Настасья Микитишна, тридцать копекъ имъ идетъ…

Настя.

Тропикову?— за что?

Блажинъ.

Чтобы не притсняли… А дорога что?— гд-гд ужь очень распутица — маненько ее попригладишь, а то и такъ мужики наздятъ… вотъ разв губернатора ждешь, такъ въ иномъ мст починишь, да и то больше даромъ.. Такъ этакъ-то, Настасья Микитишна, и отъ трехъ тысячъ барышокъ какой ни на есть останется.

Настя.

Какъ-же такъ — даромъ?

Блажинъ.

Мужиковъ изъ деревни сгонишь.

Настя.

Разв они обязаны чинить дороги даромъ?

Блажинъ.

Не обязаны, а скажешь: начальство приказало,— такъ разв смютъ разсуждать?.. Что вотъ прежде баринъ былъ, то теперь начальство, этимъ словомъ, что хошь можно сдлать… Мужикъ разв что понимаетъ: кто у него отъ царя поставленъ, кто самъ власть взялъ,— ему всякій начальникъ…

Настя.

Этакъ и деньги у него можно потребовать?

Блажинъ.

И берутъ… еще какъ берутъ-то, — разоряютъ… Извстно, всякій о себ хлопочетъ, гд можно нажиться, отчего не взять.. Что этотъ Тропиковъ, Семенъ Прохоровичъ, съ нихъ тащитъ,— бда!

Настя — вспыливъ.

Какъ-же онъ сметъ? Какъ-же другіе-то ему позволяютъ?

Блажинъ.

А кто имъ запретитъ? они тоже, чай, длятся… тутъ и Микит Яковлевичу, вашему, тятеньк, не мало перепадетъ, и…

Настя.

А!..

Въ волненіи ходитъ по комнат.

Блажинъ.

Очень ужь они таперь-то перепужались, что Микиту Яковлевича свалило, да что Причаловъ въ собраньи силу взялъ… за себя боятся, вотъ и тснятъ… Еще что, Настасья Микитишна… я хоть и побожился не говорить, а вамъ скажу… Приказываютъ, чтобъ я жандармскому полковнику донесъ на дохтура, что онъ меня отговаривалъ на соборъ жертвовать… да, молъ, всякія богохульства на его прибавь,— его тогда сошлютъ отсюда, и опять наша воля будетъ… А какъ мн это сдлать?— я человкъ неученый, да и правду говорить, никакихъ богохульствовъ я отъ нихъ не слыхалъ… Вдь призови меня на очную ставку съ Причаловымъ, у меня языкъ коломъ во рту станетъ, такъ еще, пожалуй, вмсто его-то и самъ напляшешься… Доноси — не доноси, все пропалъ… ну, вотъ…

Настя.

А зачмъ вы водитесь съ такими людьми, какъ Тропиковъ?! Зачмъ вы нечистыми путями своего дохода добиваетесь?.. Очень рада, что васъ прошколятъ, — впередъ не надйтесь на мошенническія продлки, впередъ будете помнить, что свяжетесь съ мошенникомъ, такъ онъ васъ первый продастъ…

Блажинъ.

Настасья Микитишна, матушка… что я одинъ, что-ли?.. Вотъ взять хоть бы… тятенька вашъ, Микита Яковлевичъ…

Настя.

Ступайте!.. никакого совта я вамъ дать не могу, никакой помощи отъ меня вы не получите… Длайте, какъ хотите: доносите, не доносите, клевещите, попадайтесь,— мн все равно… Одно я вамъ могу сказать: подлостью добра не добьетесь. Сегодня вы сдлали по ихнему: солгали, наклеветали, а случись имъ надобность,— они не задумаются завтра-же васъ погубить.

Блажинъ.

Жалости какой-же отъ нихъ ждать!…

Настя.

Такъ подумайте хоть объ этомъ, если вы не понимаете, на какую гадость… на какой грхъ васъ подговариваютъ.

Садится къ столу.

Блажинъ.

Грхъ большой съ!… пять разъ попу на исповди помянешь…

Настя.

Ступайте, уйдите,— я ничего вамъ больше сказать не могу.

Опирается на столъ руками и скрываетъ въ нихъ свое лицо. Входятъ тихо ВЛАСОВЪ, ДРОЗДОВА и еще двое мщанокъ и мщанинъ. Мимическая сцена: Власовъ съ Блажинымъ переговариваются шопотомъ, Блажинъ пожимаетъ плечами, махаетъ рукой и уходитъ. Крошечная пауза, потомъ Власовъ покашливаетъ. Настя оборачивается. Лицо ея очень печально.

Настя.

А! еще гости… Что вамъ тутъ надо?

Власовъ.

Справиться пришли-съ… о здоровья… какъ ихнее здоровье, Микиты Яковлевича?

Настя.

Не хорошо его здоровье, — плохо, очень плохо его здоровье…

Дроздова.

Святители, угодники божіи!

Настя.

Ну что-же вамъ?.. еще что-нибудь нужно отъ меня?

Власовъ.

Нтъ… такъ…

Мнется.

Настя.

Говорите, если нужно… нечего глазами-то моргать… не о здоровья вы пришли справляться, объ этомъ вамъ бы и дворникъ сказалъ,— вамъ что-нибудь другое нужно отъ меня?— ну?

Власовъ — глянувъ на Дроздову.

Да какъ, матушка, Настасья Микитишна, правду коли прикажешь говорить… оно точно… все воля божія… вс помремъ… Сохрани господи и помилуй, да коли богу угодно будетъ… тятенька вашъ…

Настя.

Ну, если онъ умретъ? ну что-же?… говорите ясно, что вамъ надо?

Власовъ.

А вотъ, матушка, вы не гнвайтесь, мы вамъ что скажемъ… Мы люди бдные, махонькіе, а все отъ трудовъ деньжонки кое какія понакапливали… а Микиту Яковлевича мы какъ за благодтеля всегда считали, такъ къ нему свои капиталы и носили.. распоряжайся, молъ, нашими деньгами, какъ знаешь, Микита Яковлевичъ…

Дроздова.

А онъ намъ працентъ платилъ.

Власовъ.

Платилъ працентъ хорошій… Только вотъ ужь насъ Семенъ Прохоровичъ очень пужаютъ: ничего, говорятъ, вы своихъ денегъ назадъ не получите… Росписки, вишь, у насъ самыя дрянныя, незначущія, а у Микиты Яковлевича, вишь, ничего посл его не останется… вс. вишь, эти его заведенія, коли продать, такъ только что долги заплатить… еще, моль, радуйтесь, что купцы по городамъ, да въ Москв не провдали, что Микиту Яковлевича ударъ хватилъ, а то тутъ такой сыръ-боръ пойдетъ…

Настя.

Чего-жь вы отъ меня хотите?

Дроздова.

Что ты? Настасья Микитишна, чужая что-ль ему? чай родной дочерью ему приходишься…

Настя.

Отецъ мой еще не умеръ, — въ дла его я никогда не вмшивалась и ничего о нихъ не знаю,— что-же мн отвчать?

Дроздова.

Вдь этакъ и въ самомъ дл посл его ничего не останется…

Настя.

Я этого не знаю, да мн и не до того, чтобъ теперь объ этомъ думать.

Дроздова.

Какъ-же такъ? и пропадать нашимъ капиталамъ?

Настя.

Мн до этого нтъ дла.

Дроздова.

Какъ нтъ дла? вдь ты ему дочь!

Власовъ — Дроздовой.

Перестань, постой…

Дроздова.

Чего перестань!— не давать же намъ себя грабить…

Настя — съ негодованіемъ.

Кто звалъ васъ сюда и зачмъ васъ сюда пустили?.. Какъ смете вы… А! вы умли прежде ему кланяться, называть его благодтелемъ, когда онъ давалъ вамъ проценты, когда онъ помогалъ вамъ?— а теперь вашъ благодтель сдлался грабителемъ?!.. Вы дрожали передъ нимъ и льстили ему,— теперь вы бранитесь!!.. На улицу ступайте браниться, я вамъ здсь этого не позволю.

Дроздова.

Матушка не кричи… я хоть и вдова беззащитная, за себя постою… у меня у самое горло есть, громче тваво крикну…

Мщанка.

Полно, Матввна, полно…

Дроздова.

Когда былъ благодтелемъ, благодтелемъ его и звали, а грабить станутъ, такъ благодтелемъ не Назовешь. (Съ возрастающимъ нытьемъ.) Пятнадцать тысячъ ему отдала своихъ кровныхъ.. мужъ-покойникъ копилъ-копилъ,— ему морду-то били-били, покамстъ онъ скопилъ, а теперь все прахомъ пойди!.. Вонъ она, сударыня, на насъ покрикиваетъ, на бархатахъ-то валяючись, въ шелки разрядимшись… тутъ въ кажной шелковиночк наши денежки, вдовьи, сиротскія…

Власовъ.

Угомонись, говорятъ-те, угомонись!

Дроздова.

Куда я теперь съ малолтними съ дтьми вдова пойду?.. А я вотъ приведу теб ихъ, дтей-то, да и брошу тутъ… няньчайся съ ими… пойдетъ теб кусокъ въ горло, какъ они тутъ вс загалдятъ… и пущай они тутъ съ голоду подохнутъ у тебя…

Настя — съ крайнимъ негодованіемъ.

Оставите-ли вы меня хоть теперь-то въ поко?!. Ничего вашего на меня не пойдетъ, ничего я не возьму… все, все брошу вамъ!— только не мучьте вы меня теперь… До васъ ли мн, когда у меня умирающій отецъ на рукахъ… Это безчеловчно!

Уходитъ.

Власовъ.

Ну, чего ты разоралась, дура? чего ты орешь?.. Крикомъ да бранью какого дьявола ты возьмешь?.. прямая торговка.

Мщанка.

Настасья Микитишна, он тутъ непричастны.

Мщанинъ.

Что-жь, вдь и Микита Яковлевичъ тоже не по своей охот помирать собрались… надо жалость имть…

Дроздова.

А будь онъ проклятъ, анаема!.. что его жалть?.. Мало народу изъ-за его по міру ходитъ?.. мало онъ нищихъ-то развелъ по узду?.. теперь еще и намъ за ими суму надвать?..

Власовъ.

Ну, ну, ори еще, пока тебя метлами отсел не вымели.

Дроздова — воя.

Что она въ шелку-то ходитъ, такъ мн ей и покоряться?.. Фря-двчонка!… чванится, что грязь на лопат, мн тоже ротъ не замажешь…

Входитъ ПРИЧАЛОВЪ.

Причаловъ — въ дверяхъ.

И зачмъ ты пускаешь ихъ?— гони вонъ всхъ, да и кончено, какіе теперь разговоры?… (Входитъ.) Здравствуйте. Вы зачмъ пришли?

Власовъ.

По своимъ по дламъ пришли.

Причаловъ.

Какія теперь дла здсь могутъ быть?… Ступайте-ка прочь, и сдлайте одолженіе, сюда не возвращайтесь… Никита Яковлевичъ съ постели не встаетъ и никакими длами заниматься не можетъ, нечего вамъ ни себя тревожить, ни барышню безпокоить.

Дроздова.

Я вдь и въ судъ пойду.

Причаловъ.

Куда угодно, но сюда прошу не ходить. Я, какъ докторъ, запрещаю это для пользы больнаго.

Власовъ.

Пойдемте… что-же-съ…

Дроздова — ворчливо.

Распорядитель нашелся!..

Причаловъ.

Ступайте, ступайте, ступайте, безъ разговоровъ…

Дроздова.

Что ты батюшка? не толкайся,— сама уйду!

Вс уходятъ. Причаловъ идетъ къ двери налво, откуда выходитъ НАСТЯ.

Настя.

А! наконецъ-то!… Слава богу, что вы пришли.

Причаловъ.

Ну что нашъ больной?

Настя.

Спитъ… и ночь провелъ хорошо… Посидите пока со мной, мн-же кстати надо вамъ признаться въ одной ужасной глупости.

Причаловъ.

Мн жена сейчасъ говорила, что застала васъ сегодня какъ-то особенно не въ дух,— что съ вами?

Настя.

Я, кажется, вчера вела себя совсмъ какъ глупая, опрометчивая, двчонка… Вечеромъ, такъ часовъ въ девять, пріхали сюда Тропиковъ и Дробининъ и подаютъ мн письмо отъ предводителя… Онъ проситъ, чтобъ я имъ выдала какія-то бумаги… ну почемъ я тамъ знаю какія!?… Будто имъ очень нужно — по земству…

Причаловъ.

Предугадываю.

Настя.

Я, конечно, имъ сказала, что кабинетъ отца заперла и не могу пустить туда никого, безъ Варенцова или безъ васъ, тогда они стали меня просить, уговаривать, стали говорить, что изъ-за моего упорства, изъ-за моей прихоти можетъ много бдняковъ пострадать, такъ какъ дло спшное… Наконецъ Дробининъ прямо сказалъ мн, что я, вроятно, хочу тайно воспользоваться деньгами, которыя недавно какой-то, мщанинъ принесъ отцу на сохраненье…

Причаловъ.

Подлецъ!

Настя.

Крикъ, мерзкіе намеки, рзкія слова!… Тутъ мн пришли сказать, что отецъ застоналъ, а они грозятъ, что пойдутъ къ нему, что будутъ требовать отъ самого больного ключи… Меня все это до того разозлило, взволновало, что я принесла имъ вс ключи, кинула ихъ на полъ, какъ собакамъ, и ушла.

Причаловъ.

Да, это не хорошо.

Настя.

Потомъ-то я опомнилась и пришла въ кабинетъ,— и они рылись уже на моихъ глазахъ… Я знаю, акціи тамъ лежали на стол, он цлы, наличныя деньги я спрятала у себя, но вдь они сполчаса оставались одни въ кабинет, — они могли взять очень важныя бумаги, о которыхъ я и не знала…

Причаловъ.

Конечно, векселя могли взять, разныя обязательства, вдь мало-ль длъ было заведено у Никиты Яковлевича.

Настя.

Но, еслибъ только вы могли мн заглянуть въ душу, когда все это вчера происходило!.. Я совсмъ голову потеряла: думала, ворвутся къ отцу…

Причаловъ.

Еще бы вамъ не потерять голову!.. Я только не могу постичь, какъ Александръ Алексевичъ могъ васъ оставить одну въ такую минуту. Губернаторъ его выписалъ къ себ!— могъ бы объяснить, въ какомъ онъ положеніи, и…

Настя

Богъ съ нимъ совсмъ,— при немъ еще тяжеле…

Причаловъ.

Настасья Никитишна!

Настя — съ горькимъ ожесточеніемъ.

Ей-богу, я очень рада, когда никого тутъ подл меня нтъ и меня оставляютъ въ поко… Что мн во всхъ этихъ людяхъ? что мн?— они мн вс противны стали, вс…

Причаловъ.

Вы себя не бережете, мой другъ… Вы врно плохо спите и раздражаете себя разными мрачными мыслями,— это не слдуетъ длать… этакъ вы себя какъ разъ уходите, расхвораться недолго.

Настя — сдерживая слезы.

А! какъ-бы я хотла теперь захворать!— да этакой сильной болзнью, горячкой какой-нибудь…

Причаловъ — положивъ ей руку на лобъ.

Посмотрите, какъ голова у васъ горитъ, надо беречь себя… (Она схватываетъ его руку и цлуетъ ее, онъ вырываетъ руку.) Что вы?— Полноте…

Настя — въ слезахъ.

Вы одни только меня и поддерживаете…

Причаловъ.

Вотъ этой нервности я въ васъ, Настасья Никитишна, не люблю… все у васъ порывы, все экзальтація… сдерживать себя ни въ чемъ не умете… (Мягко.) Ну, ну, не плачьте, не сердитесь… (Посмиваясь.) Я вижу, вы плохо спали ночь, я вамъ капелекъ успокоительныхъ пропишу.

Настя.

Яду пропишите мн!— яду!.. чтобъ разомъ со всмъ этимъ покончить!..

Причаловъ.

Что вы? что вы? золотая моя барышня!.. Мн за васъ страшно становится…

Настя.

Знаете-ли вы, Глбъ Степановичъ, что значитъ потерять всякую вру во все хорошее, всякую надежду?.. когда только-что былъ такъ счастливъ, только-что такъ глубоко любилъ, и врилъ, и надялся?!.

Причаловъ.

Да съ чего-же вамъ это терять?

Настя.

А! съ чего терять? вы видите, я не умю ничего длать вполовину, такъ вотъ и сообразите, что я теперь должна чувствовать… Я съ самаго дтства привыкла къ тому, чтобъ отецъ меня,— не то баловалъ, а чтобъ онъ на меня не надышался… я помню, тринадцати лтъ я сильно захворала, такъ онъ рыдалъ надъ моей постелью, какъ пятилтній… Какъ я могла къ нему относиться — какъ не со страстною любовью?— я почти боготворила его… И вотъ, проживя до сихъ поръ въ Москв, среди людей хорошихъ, не имя ни малйшаго понятія о жизни отца, я являюсь сюда — и должна узнать про него… ну, узнать то, что узнала… Я не могла къ этому оставаться равнодушной и сдлала все, что можетъ сдлать двушка въ моемъ положеніи, чтобъ помшать его планамъ…

Причаловъ.

Знаю, слышалъ кое-что.

Настя.

Я это длала искренно и съ любовью… Мн думалось, что и ему тутъ польза: я его отстраняла отъ дурного дла,— и вотъ результатъ… и каждый день являются новыя обвиненія на него, мн откровенно разсказываютъ про разныя плутни его,— и я должна молчать, я не смю ничего сказать противъ… А между тмъ я люблю его, мн жаль его,— и тмъ больше мн жаль, что, кром меня, его никто не пожалетъ.

Причаловъ — подавая ей стаканъ воды.

Выпейте воды.

Настя — пьетъ машинально.

Кмъ онъ былъ окруженъ, Глбъ Степановичъ!— эти друзья, эти негодяи, эти воры, пресмыкавшіеся передъ нимъ, на которыхъ онъ тратилъ и деньги и совсть… посмотрите, какъ они вс разсыпались теперь, какъ они сами клеймятъ его! Мн случайно третьяго дня попала въ руки какая-то старая и очень откровенная записочка Христины Валерьяновны къ отцу, оказывается, что она была его любовницей… Такъ неужели-же, Глбъ Степановичъ, такъ совершенно безъ всякой привязанности она продавала себя ему?— вдь, хоть немножко-то, любила-же она его, эта тварь!.. Какъ-же, она даже не справилась теперь ни разу — живъ ли онъ или нтъ?.. или ждетъ она, чтобъ пронесли мимо оконъ ея его гробъ?— да и то, чай, отвернется.

Причаловъ.

Нашли о комъ вспоминать!

Настя.

И отчего я узнала объ этомъ только теперь! когда ужь поздно, когда ужь я ничего сдлать не могу, ничмъ помочь? Я знаю, онъ такъ любилъ меня, что все готовъ былъ для меня сдлать. Я бы успокоила его, я бы уврила его, что ни мн, ни ему, не нужно денегъ, изъ-за которыхъ онъ столькихъ разорилъ!.. я бы не допустила, чтобъ его проклинали.. А!— все это мысли, отъ которыхъ можно съ ума сойти!

Причаловъ.

Не опускайтесь такъ, стыдно это…

Настя.

Да, еслибъ у меня оставалось что-нибудь!.. но я разбита во всемъ, я разбита въ лучшемъ, что молодость можетъ дать человку,— въ выбор мужа… Вотъ онъ, мой прелестный женихъ, котораго я такъ заслушивалась въ Москв… Онъ мн такимъ идеаломъ казался, что я противъ отца пошла, заставила отца противъ воли согласиться на эту свадьбу… и что-жь?— когда я его увидла въ жизни, въ работ, въ дл… ахъ! какое ничтожество! Вы думаете, легки для меня такія разочарованія?!. Не опускайтесь!.. Дайте мн за что-нибудь ухватиться, чтобъ я чего-нибудь могла ждать и желать… Кругомъ разбойники, воры, мошенники или тупые, нищіе, трусы… вотъ только вы съ женой тутъ, двое порядочныхъ людей, некстати примшались… Но будьте покойны, вы тоже не долго здсь проживете, не погубятъ васъ, такъ убьютъ — и хорошо сдлаютъ, по крайней мр я буду имть полное право сказать, что на свт ничего нтъ, кром мерзости и грязи!..

Входитъ ВАРЕНЦОВЪ сіяющій.

Причаловъ — про себя.

Вотъ не во время.

Варенцовъ.

И я къ вамъ вернулся… (Цлуетъ руку у Насти.) Здравствуйте, Настенька… Ну, что отецъ?

Настя.

Какъ вы весело объ этомъ спрашиваете… что?— умираетъ себ потихоньку.

Варенцовъ.

Господи! зачмъ вы все такъ безпредльно печальны…

Настя.

Разв нтъ причины?

Варенцовъ.

Я все-таки думалъ, что мой пріздъ хоть немножко да обрадуетъ васъ… Но прежде всего, позвольте… (Вынимаетъ свертокъ изъ кармана.) Вы мн какъ-то говорили, что когда я буду въ губернскомъ город, я бы непремнно купилъ вамъ перчатки, видите, я не забылъ… Не знаю, угодилъ-ли цвтомъ, но желанье угодить было самое искреннее.

Настя — взявъ свертокъ и не развернувъ его.

Вамъ врно губернаторъ сообщилъ что-нибудь очень пріятное?

Варенцовъ.

Почему вы думаете?

Настя.

Такъ, видно по всему.

Варенцовъ.

Да, я привезъ вамъ пріятную всть: я получилъ мсто вице-губернатора.

Причаловъ.

У насъ?

Варенцовъ.

Нтъ, въ другой губерніи… Теперь, Глбъ Степановичъ, у меня начинаютъ понемножку развязываться руки,— и я скоро буду въ состояніи доказать вамъ, что я былъ не совсмъ неправъ.

Причаловъ.

Вы оставляете земство?

Варенцовъ.

Я получаю положеніе, въ которомъ могу принести больше пользы, чмъ здсь.

Причаловъ.

Позвольте вамъ не поврить. Если ужь въ земств, гд вы могли дйствовать довольно самостоятельно, вы умли зависть отъ всхъ и каждаго, какимъ-же вы будете на мст, гд самая служба обязываетъ васъ зависть?

Варенцовъ.

Земство! земство!—Ахъ, Глбъ Степановичъ, намъ ли съ вами говорить о земств?.. Пускай ждутъ отъ него толку неразумные гимназисты, а мы съ вами знаемъ, что такое земство…

Причаловъ.

О! въ этомъ отношеніи я тоже неразумный гимназистъ.

Варенцовъ.

Вы упрекаете меня, что я оставляю земство, посл того, что вы сами видли и испытали!?… Вы, человкъ, который весь, какъ фанатикъ, отдался своему длу служенія ближнему и добился только того, что его выгнали, потому что онъ не хотлъ подчиниться неправд… У меня душа изныла въ этомъ земств, въ этомъ проклятомъ обществ, гд не нашлось ни одного человка, который бы за васъ вступился…

Настя.

Гд за васъ не вступился даже такой энергическій дятель, какъ Александръ Алексевичъ!

Варенцовъ.

Я протестовалъ, но это ни къ чему не повело… (Причалову.) Вы теперь обольщены успхомъ, вамъ удалось замнить двухъ-трехъ мировыхъ судей лучшими, да провалить нсколько вредныхъ предложеній въ собраніи,— вы и воображаете, что будете распоряжаться всмъ, какъ вздумается…

Причаловъ.

Не воображаю я этого, и не хочу… Распоряжаться должны вс сами, только-бы понимали, гд вредъ, гд польза.

Варенцовъ.

Никогда они этого не поймутъ,— бросьте вы эти иллюзіи… Посмотрите, кто идетъ въ земство?— какой-нибудь промотавшійся баринъ, который ничего, кром мошенничества, длать не уметъ,— идетъ на земскіе кормы, чтобы не околть гд-нибудь съ голоду, подъ бильярдомъ, купецъ-кулакъ и пройдоха, смекнувшій, что тутъ грабить ловчй можно, недоучившійся офицеръ, выгнанный со службы чиновникъ,— и такъ они сплотились крпко, что выживаютъ все мало-мальски порядочное… Вся эта сволочь Тропиковыхъ, Блочкиныхъ, Дробининыхъ, пока еще осторожны съ вами и озираются, но помяните мое слово, года не пройдетъ, и кто-нибудь изъ нихъ вступитъ въ права Никиты Яковлевича… Они васъ долго не будутъ терпть,— и что вы одинъ можете сдлать!? Они заговоръ сочинятъ, они доносъ на васъ напишутъ, но они спустятъ васъ непремнно.

Настя.

Какой вы знатокъ этого общества!.. Мн Блажинъ только-что разсказывалъ, что его подговаривали сдлать доносъ на доктора.

Варенцовъ — Привалову.

Подемте-ка лучше со мной. Въ большомъ город, лучшимъ практикомъ, сколько благихъ длъ надлаете!.. Больницу устроимъ безплатную для крестьянъ… тамъ я васъ въ обиду не дамъ…

Причаловъ.

Вы словно сметесь надо мной?.. Вы все думаете, что я вотъ люблю поблагодтельствовать,— въ род тхъ добродтельныхъ мужей, которымъ для дессерта посл вкуснаго обда нужно и совсть приласкать какимъ-нибудь благодяніемъ. По мн, ей-ей, все это — заплата на рубище… Я не благодтельствую, напротивъ,— я добиваюсь, чтобъ люди не нуждались ни въ какихъ подачкахъ, умли бы справляться своими собственными силами, своимъ собственнымъ умомъ… и въ этомъ вся моя жизнь, моя радость, мое все… Оттого и трудно меня спустить, что мн нтъ другой жизни, оттого мн многое и удается, и будетъ удаваться, что моя работа не служба, которую я взялся справлять, а необходимая потребность для счастья… Что мн могутъ сдлать?— ложный доносъ составить?— такъ только осрамяться этимъ… Убьютъ разв?— да и на это ихъ мошеннической храбрости не хватитъ… Нтъ вы ошибаетесь, и одному человку можно много сдлать въ земств, только бы искренно любилъ онъ свое дло.

Варенцовъ.

Дай богъ, чтобъ я ошибался… а признаюсь, мн жаль васъ терять,— какимъ бы вы мн помощникомъ были!.. какъ бы мы хорошо зажили вс вмст!.. Вотъ и Настенька теперь такъ сошлась съ вашей супругой,— и къ вамъ такъ привыкла, какъ она будетъ безъ васъ?

Настя.

Обо мн не безпокойтесь, потому что я тоже за вами не пойду.

Варенцовъ — остолбенвъ.

Настенька! что вы говорите!

Настя.

Я любила не васъ, Александръ Алексевичъ, я любила свою фантазію… коротко и ясно: я за васъ замужъ не пойду.

Варенцовъ.

Но за что-же?.. Настенька, ради бога, чмъ я виноватъ передъ вами?.. Я по прежнему вамъ преданъ и люблю васъ…

Настя.

Это мн все равно… Моя любовь разбита, не фарфоровая чашка — не склеишь ее.

Варенцовъ.

Ради бога, вы меня съ ума сведете!.. Я халъ сюда съ такой радостью, съ такимъ счастьемъ… Я думалъ: теперь я ей нужне, чмъ когда-нибудь, Никита Яковлевичъ намъ никому не говорилъ о своихъ длахъ, а они, какъ слышно, запутаны… Я думалъ: теперь ей нужна боле всего поддержка, какъ счастливо, что я имю и средства, и положеніе…

Настя.

Чтобъ принять бдную сироту?

Варенцовъ.

Я чувствую, что начинаю говорить глупо, но изъ-за васъ-же я теряю мой разсудокъ… Я три года ждалъ этого счастья — и въ какой-нибудь мсяцъ вы могли такъ перемниться…

Настя.

Хуже было-бы, еслибъ это случилось, когда-бъ ужь я была вашей женой.

Варенцовъ.

Но зачмъ? зачмъ мняться Настенька?.. Скажите, что мн сдлать, чтобъ заслужить ваше прощеніе?.. Да нтъ, не врю,— это у васъ порывъ вашей экзальтированной натуры… Дайте мн, ради бога, увезти васъ отсюда,— изъ этого проклятаго мста, гд отецъ вашъ надлалъ такъ много зла, гд теперь, когда онъ безсиленъ, и ваше и его имя будутъ клеймить бранью…

Настя.

Александръ Алексевичъ!.. вы очень внимательны ко мн… вы не забыли привезти мн перчатки, но вы забыли, что я люблю отца — и что у открытой могилы его поздно осуждать его поступки… Въ то время, какъ вы преклонялись передъ нимъ и не смли ему противорчить,— тогда надо было осуждать его поступки… Подите вонъ! вы ненавистны мн… Мн легче встртить какого-нибудь негодяя, потому что въ немъ я не обманывалась,— а въ васъ я обманулась… Идите вашей дорогой, куда хотите… поддерживайте тамъ, спасайте какую угодно бдную двушку,— не пара мы… и ни слова больше объ этомъ… и не возвращайтесь ко мн никогда… иначе…

Не можетъ договорить и разражается истерическимъ рыданіемъ.

Причаловъ — тихо Варенцову.

Уйдите… уйдите лучше… (Они говорятъ шопотомъ? потомъ Варенцовъ уходитъ.) Успокойтесь, милая двушка — успокойтесь… Въ вашей жизни совершился переломъ: прошлое кончено, теперь вы другая и новая жизнь вамъ предстоитъ. Принимайте-же ее такою, какая она есть,— и не падайте духомъ, если она оказывается хуже, чмъ вы ее воображали… Свтъ не клиномъ сошелся: новые люди безпрестанно родятся, старые вымираютъ. Нечего отчаиваться, милый другъ, — это недостойно васъ. Оставьте это людямъ безхарактернымъ и слабымъ, для такихъ людей, какъ вы, въ жизни есть еще много умной, хорошей радости,— только умйте ее добыть… А пока, я вамъ все-таки капелекъ успокоительныхъ дамъ…

Входитъ горничная.

Настя.

Дайте. (Замтя горничную.) А! проснулся?.. Пойдемте къ отцу…

ПРИМЧАНІЯ

КАСАТЕЛЬНО ПОСТАНОВКИ КОМЕДІИ: ‘ЗМЙ ГОРЫНЫЧЪ’ на СЦЕНУ.

При исполненіи предлагаемой пьесы на Императорскихъ сценахъ сдланы были, какъ уже сказано, значительныя сокращенія и нкоторыя измненія. Для желающихъ знать въ какомъ вид пьеса исполнялась, мы прилагаемъ здсь эти измненія и сокращенія, конечно только самыя существенныя,— небольшія-же вычеркнутыя фразы и слова не обозначаемъ, такъ какъ они слишкомъ разсыпаны по всей пьес.
1) Въ виду лучшей картинки сцены, первое дйствіе происходитъ въ саду, что нсколько гршитъ противъ времени дйствія. Земскія собранія происходятъ у насъ большею частью осенью, иногда поздней осенью, стало-быть лтняя обстановка перваго дйствія можетъ быть допущена только условно. Декорація представляетъ садъ, въ глубин котораго до половины сцены выдается терасса, какъ-бы отъ дома, скрытаго за кулисами, съ терассы прямой сходъ на сцену. Первый выходъ съ терассы. Уходы и выходы то чрезъ терассу, то въ боковыя кулисы.
2) Начиная на страниц 181 внизу, діалогъ измненъ такъ: Никита Яковлевичъ у насъ такой-же Змй Горынычъ, связи и деньги его сила, и, если хочешь принести пользу краю, обманывай его, плутуй съ нимъ, но брезгать имъ нельзя.
Причаловъ. Обманывай! плутуй!
Варенцовъ. Что длать!?— съ подлецомъ позволительны способы и не совсмъ честные… Еслибъ, напримръ, я противился ему, онъ бы выжилъ меня и я не могъ бы приносить и той пользы, которую приношу. А теперь, то потакая ему, то обманывая его, я все-таки тамъ и здсь могу сдлать добро.
Причаловъ. Это скользкій путь, Александръ Алексевичъ, разъ сталъ потакать, другой, третій, а тамъ и пойдешь внизъ по лсенк.
Варенцовъ. Напротивъ: пробьешь себ дорогу къ лучшей дятельности. Теперь, конечно, мое положеніе хуже, чмъ каторжника въ колодкахъ, иной разъ принужденъ поступать не только противъ желанья, скажу прямо: противъ совсти… сердце кровью обливается, но я молчу и терплю: я жду другого времени, когда чрезъ того-же Никиту Яковлевича я получу хорошее мсто…
Причаловъ. По протекціи.
Варенцовъ. Смйтесь, браните меня, я на самое злое слово не разсержусь,— дайте только мн вырваться отсюда… дайте мн хоть чрезъ мошенниковъ добиться силы и власти, тогда увидите какъ я буду поступать, тогда судите меня, а пока я ничто, я долженъ молчать и терпть.
Причаловъ. Вольному воля.
Варенцовъ. А какъ-же по вашему?— умыть руки и уйти? Дале какъ въ текст пьесы.
3) Начиная на стран. 189, измненіе посл словъ:
Кружановъ. Да ужь извините, коли онъ такъ отъ насъ рыло воротитъ, мы тоже съ нимъ долго няньчиться не станемъ.

Идетъ въ глубину. За сценой слышенъ смхъ и крикъ. Настя вбгаетъ опрометью, окруженная толпою молодежи и крича: *Папа, папа, поди прочь!’ Кружановъ не успваетъ отстраниться, она налетаетъ на него, останавливается и останавливаетъ всю компанію.

Настя. Стойте, господа, это не въ счетъ, мн помшалъ папа. (Смется). Начнемъ опять сначала.
Кружановъ. Куда это вы, какъ угорлые?
Барышня. Въ перегонки къ пруду.
Варенцовъ. Примите и меня въ вашу веселую компанію.
Настя. Въ нашу веселую компанію!… (Беретъ его за руку и отводитъ на аван-сцену.) Вы думаете, Александръ Алексевичъ, что если я смюсь, такъ мн и весело?.. Ничуть мн не весело, я вами очень недовольна.
Варенцовъ. Мной, Настенька?
Настя. Скажите, что значатъ эти ваши отношенія къ Причалову?
Варенцовъ. Какъ?
Настя. Вамъ говорятъ грубости въ глаза, васъ бранятъ, а вы молчите и терпите? Если онъ говоритъ правду, то вы вс здсь скверные люди, если онъ лжетъ, то какъ у васъ хватаетъ духу его слушать и къ нему ластиться, и не зажать ему рта?
Варенцовъ. Ахъ, Настенька, это очень запутанная вещь… онъ не то что лжетъ, но онъ увлекается и…
Настя. Я терпть не могу этихъ виляній, пожалуйста безъ нихъ. Я полюбила васъ потому, что считаю васъ честнымъ и прямымъ человкомъ…
Варенцовъ. Но вдь бываютъ случаи, когда…
Настя. Не забывайте, Александръ Алексевичъ, что я могу любить только истинно честнаго и хорошаго человка а это ‘ни то, ни се’ мн даже противно.

Идетъ къ толп.

Варенцовъ. Отецъ требуетъ одного, дочь другого,— угоди имъ.
Настя. Ну господа! начинаемъ… по третьему разу,— громко всмъ считать.
Вс. (Вмст.) Разъ, два, три?..

Съ крикомъ убгаютъ. Кружановъ вошелъ на терассу. Варенцовъ исчезъ за кулисы. Занавсъ быстро падаетъ.

4) На стр. 202, вмсто монолога Кружанова остаются только дв фразы.
Кружановъ. Я-ли вамъ не былъ всегда помощникомъ, и деньгами, и совтомъ, и всмъ?— а отъ васъ что вижу?
5) На стр. 205, слова Дробинина вычеркиваются.
6) На стр. 206, посл словъ Кружанова: ‘а теперь вдь это что будетъ и не знаю’,— прямо:
Я вамъ впередъ говорю, будетъ онъ въ собраніи, держи ухо востро.

И т. д. смотри стр. 207.

7) На стр. 211 посл словъ:
Варенцовъ. Какъ-же не спорить? какъ-же?
Кружановъ. Досел я объ васъ радлъ, какъ объ родномъ: у нашего губернатора второй годъ хлопочу, чтобъ онъ своими связями въ Питер досталъ вамъ мсто на государственной служб,— со значеніемъ и почетомъ…
Варенцовъ. Благодарю васъ, но…
Кружановъ. За васъ я отдаю мою дочь, большаго я въ мір ни для кого не сдлалъ, потому-что мою Настю я больше всхъ на свт люблю и цню… Теперь бы, кажется, намъ надо еще больше въ единомысліи дйствовать… а вы посл всего этого изволите говорить… воля ваша, оно какъ будто ужь и неблагодарно…
Варенцовъ. Не могу-же я себя заставить думать не такъ, какъ думается.

Дале какъ въ текст пьесы.

8) Третье дйствіе, при исполненіи цликомъ выкидывается.
9) Въ конц стр. 268.
Дробининъ. А!.. какова?
Тропиковъ. А поговорите-ка объ ней съ Никитой Яковлевичемъ,— почему не вритъ.. такъ ослпленъ, такъ ослпленъ… я было заикнулся, такъ онъ меня даже обругалъ,— скотомъ назвалъ, ей-богу.
Дробининъ. Дрянь двчонка!
Тропиковъ. А! вонъ и супруга ваша пріхала… (Входитъ Дробинина.) Поздно, поздно, Христина Валерьяновна, что-жь вчера на открытіе собранія не пожаловали?
Дробинина. За двадцать верстъ здила, на имянины къ тетк… Что-жь это у васъ вс разгуливаютъ?.
Тропиковъ. Теперь-съ перерывъ засданія, гласные завтракать пошли. (Посмотрвъ на часы.) Впрочемъ, скоро опять начнется.
Дробинина. Ну что? какъ у васъ?
Тропиковъ. Да что-съ?— не очень здорово.
Дробинина. Причалова такъ и не отстранили?
Тропиковъ. Что прикажете длать?— жалобу на него написали чудесную, и слдователь общалъ начать слдствіе, да вдругъ за два дня до открытія собранія укатилъ куда-то въ уздъ и пропалъ безъ всти, ищи его по деревнямъ… Теперь если онъ чрезъ недлю и начнетъ слдствіе, какая намъ корысть?— Причаловъ пока засдаетъ себ гласнымъ да посмивается… эхъ!
Дробининъ. Да, по свински съ нами поступилъ.
Тропиковъ. Да что, Христина Валерьяновна, у насъ домашній воръ завелся, тутъ ужь ничмъ не поможешь… Это все штучки Настасьи Никитишны: она подслушала, что мы подъ доктора подкапываемся, такъ промежь слугъ говорятъ, даже сама къ слдователю ходила и уговаривала его: пропади, молъ, на все это время.
Дробининъ. Она очень намъ мшаетъ. Со всми въ разговоръ пускается., распрашиваетъ, подстрекаетъ.
Дробинина. Какъ холодно тутъ у васъ.

Дале какъ въ текст стр. 271 внизу.

10) Во всхъ слдующихъ сценахъ, гд говорится о предложеніи Тропикова строить земскіе дома для школъ, больницъ и волостныхъ правленій, слова ‘волостныя правленія’ вычеркиваются.
11) Сценка появленія Насти (на стр. 276 — 277), вычеркивается.
12) На стр. 278, Взамнъ монолога Безанца, слдуетъ сцена:
Тропиковъ. (Замтивъ Варенцова отводитъ его къ аван-сцен.) Что-жь это вы все поддерживаете Причалова? все ему поддакиваете?..
Варенцовъ. А вамъ какое дло?
Тропиковъ. Если вы противъ насъ, такъ вдь и мы будемъ противъ васъ. Никита Яковлевичъ теперь добивается, чтобъ нашъ губернаторъ послалъ рекомендацію объ васъ въ Петербургъ, но вдь ее можно и вернуть.
Варенцовъ. Вы инквизиторы, вы изъ меня жилы тянете.
Тропиковъ. Ахъ, Александръ Алексевичъ,— умный вы человкъ, а поступаете какъ младенецъ… Ну что вамъ дался этотъ докторъ? что онъ вамъ братъ, сватъ, что-ли?.. не нынче-завтра получите вы мсто, удете отсюда и распоряжайтесь тамъ какъ знаете, зачмъ-же теперь сердить Никиту Яковлевича?.. не хотите вы противъ Причалова говорить — ну молчите, но ужь поддерживать его не совтую.

Отходитъ и садится.

Настя. (Подойдя къ Варенцову). Что онъ вамъ опять напвалъ?

Дале какъ въ текст.

12) На стр. 281, слова Саламанкина: ‘Начиная ужь съ того, что въ немъ вкралось нкоторое недоразумніе и ошибка’… и весь слдующій монологъ Саламанкина на стр. 282, вычеркивается, такъ-же какъ и въ монолог Кружанова на стр. 283 — вычеркиваются отъ словъ: ‘а вотъ тоже на счетъ’ и т. д. до словъ: ‘на стройку или иное что’, включительно.
13) Начиная на стр. 286, большой выпускъ, взамнъ коего разговоръ идетъ такъ:
Крупинниковъ. Лучше три недли собираться, да не сдлать глупости.
Тропиковъ. Какъ-же по вашему, г. Причаловъ, школы и больницы намъ не нужны?
Причаловъ. Необходимы.
Тропиковъ. О чемъ-же вы спорите? значитъ вы съ предложеньемъ согласны!?..
Причаловъ. Я согласенъ, что надо завести больницы и школы…

и т. д. какъ въ текст, стр. 288.

14) Кром означенныхъ выпусковъ, въ пьес, при исполненіи ея, длается много весьма короткихъ вымарокъ, тамъ слово, тамъ фраза, которыя, сами цо себ, незначительны, но въ совокупности, вс вмст, съужаютъ песу и тмъ способствуютъ оживленію дйствія. При пользованіи для сцены предлагаемымъ экземпляромъ, сдлать эти вымарки предоставляется такту и пониманію режиссера.
15) Пьеса исполняется подъ названіемъ ‘Змй Горынычъ’ — по причинамъ отъ автора независящимъ.
Крылов Виктор Александрович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Мы поссорились, Крылов Виктор Александрович, Год: 1888
  2. Торжество добродетели, Крылов Виктор Александрович, Год: 1889
  3. Наша злодейка, Крылов Виктор Александрович, Год: 1896
  4. Кровавое приключение, Крылов Виктор Александрович, Год: 1886
  5. Как я мамашу исправляла, Крылов Виктор Александрович, Год: 1889
  6. Шалость, Крылов Виктор Александрович, Год: 1897
  7. Черная неблагодарность, Крылов Виктор Александрович, Год: 1894
  8. Горе-злосчастье, Крылов Виктор Александрович, Год: 1888
Электронная библиотека