Зарока не давай, Мюссе Альфред Де, Год: 1836

Время на прочтение: 36 минут(ы)

Зарока не давай.

(Il ne faut jurer de rien.)

Комедія въ трехъ дйствіяхъ Альфреда де-Мюссэ.
Переводъ С. А. Боборыкиной.

Дйствующія лица:

Ван-Букъ, бывшій негоціантъ.
Валентинъ, его племянникъ.
Абатъ.
Учитель танцевъ.
Трактирный служитель.
Работникъ съ фермы.
Слуга Валентина.
Слуга баронесы де-Мансъ.
Баронсса де-Мансъ.
Сесиль, ея дочь.

——

Характеристика дйствующихъ лицъ: *)

*) Характеристики въ оригинал не находится. Она составлена по тмъ традиціямъ, по какимъ эта пьеса всегда дается въ Париж на театр ‘Comdie Fraaise’.
Это замчательное произведеніе Мюссе, написанное давно, въ настоящее время съ громаднымъ успхомъ идетъ на сцен ‘Французской комедіи’ въ Париж. Роли распредлены такъ: аббатъ — Го, Валентинъ — Делоне, Ван-Букъ — Тиронъ, баронеса — Маделена Броганъ, Сесиль — Рейхенбергъ.
Ван-Букъ. Негоціантъ, лтъ подъ 60, здоровый, плотный, франтоватый старикъ. Очень вспыльчивъ, но старается сдерживать себя.
Валентинъ. Блестящій молодой человкъ, очень избалованный дядей, съ легкимъ оттнкомъ фатовства, но очень искренній въ нжныхъ сценахъ.
Абатъ. Сденькій, худенькій старичокъ. Выражается изысканно, говоритъ медленно. Съ баронесой очень почтителенъ. Чрезвычайно доврчивъ. Одтъ въ черную сутану, на голов — бархатная шапочка.
Учитель танцевъ. Высокій, сухой, очень воздушный танцоръ, среднихъ лтъ. Съ хохолкомъ, бритый, губы сердечкомъ. Въ чулкахъ и башмакахъ.
Слуги, въ ливреяхъ.
Служитель изъ трактира, въ фартук, какъ ходятъ гарсоны въ кафе.
Работникъ съ фермы въ костюм французскаго крестьянина.
Баронсса де-Мансъ. Живая старуха лтъ 50, вспыльчивая и въ высшей степени разсянная. Она всегда слушаетъ собесдника на половину. Съ дочерью старается держать себя строго. Говоритъ мало. Видна большая привычка приказывать. Красива, одта нарядно, со вкусомъ.
Сесиль. Молоденькая двушка, съ большими, удивленными глазами. Наивная, искренняя, теплая натура.

——

Туалеты и обстановка современные.
Дйствіе I — въ Париж, II и III въ имніи баронесы, около Парижа.

ДЙСТВЕ ПЕРВОЕ.

Кабинетъ Валентина.

Сцена I.

Валентинъ сидитъ въ халат и чиститъ себ ногти. Ван-Букъ входитъ.

Ван-Букъ. Племяннпчикъ, здравствуйте!
Валентинъ. Дядюшка, къ вашимъ услугамъ.
Ван-Букъ. Сидите, мн надо поговорить съ вами.
Валентинъ. Слушаю. Присядьте. Не угодноли вотъ въ это кресло?
Ван-Букъ. Милостивый государь, всякое терпніе и настойчивость самая упорная лопнутъ-же когда-нибудь! Что прежде извинялось, то теперь ужь не прощается. Непоправимое не исправишь. И кто 20 разъ протягивалъ руку помощи сумасброду, желающему утопиться, тотъ, наконецъ, бросаетъ его или погибаетъ вмст съ нимъ.
Валентинъ. О! о! какое вступленіе! Ваши метафоры таки спозаранку поднялись.
Ван-Букъ. Милостивый государь, не угодноли вамъ помолчать, мн не до вашихъ шутокъ. Тщетно преподавались вамъ впродолженіи трехъ лтъ самые благоразумные совты. Безпечность, неудавшіеся планы, тысяча предлоговъ одинъ другого лучше, проклятая снисходительность — все, что только я могъ сдлать и могу еще (по клянусь, я уже больше ничего не сдлаю)… Скажите: куда вы ведете меня? Вы, также упрямы…
Валентинъ. Дядюшка Ван-Букъ, кажется, вы разгнвались…
Ван-Букъ. Милостивый государь, не прерывайте меня! Вы настолько-же упрямы, насколько я, къ несчастію, былъ терпливъ и доврчивъ. Ну, мыслимо-ли это, спрашиваю я васъ, чтобы молодой человкъ въ 25 лтъ жилъ такъ, какъ вы живете? Къ чему служатъ вс мои внушенія и когда-же вы, наконецъ, остепенитесь? У васъ ничего нтъ, потому что въ конц концовъ все, что вы имете, это — мое, по умирать я еще не собрался и пищевареніе у меня прекрасное. Что-же вы намрены длать въ ожиданіи моей смерти?
Валентинъ. Дядюшка Ван-Букъ, вы слишкомъ разгорячились и непремнно скажете липшее.
Ван-Букъ. Нтъ, милостивый государь. Я знаю, что говорю. Если я одинъ изъ всей семьи пошелъ по комерческой дорог, такъ только благодаря мн, помните это, крохи нашего разореннаго состоянія были собраны. Вамъ-ли улыбаться?! Еслибъ я не торговалъ индйской кисеей въ Антверпен, вы-бы въ вашемъ щегольскомъ халат очутились въ богадльн. А теперь съ этой проклятой игрой…
Валентинъ. Дядюшка Ван-Букъ, вотъ ужь это тривьяльно. Вы перемнили тонъ, вы расходились, а начали вы гораздо лучше.
Баи-Букъ. Ты смешься надо мной, чортъ тебя возьми! Видно, я на то только и годенъ, чтобъ платить во твоимъ векселямъ? Мн сегодня еще принесли твой вексель въ 60 золотыхъ. Долго-ли теб издваться надо всми? Къ лицу-ли теб розыгрывать фешьонебля (къ чорту эти англійскія слова) когда ты не можешь заплатить портному? Я думаю не все равно: соскочить-ли съ дорогой лошади и взойдти въ богатую квартиру или, выскочивъ изъ наемной кареты, взбираться въ четвертый этажъ. Возвращаясь съ балу, ты, въ твоемъ модномъ жилет, спрашиваешь свчку у привратника и тотъ ворчитъ, если онъ ничего не получилъ отъ тебя къ новому году, а одинъ Господь Богъ вдаетъ: даришь-ли ты каждый годъ. Живя въ томъ свт, который теб не по средствамъ, ты чувствуешь только презрніе къ самому себ, даже въ обществ твоихъ пріятелей. Ты пописываешь что-то въ газеткахъ, по каждый уличный писецъ достойне тебя. Но я копчу тмъ, что перестану помогать теб. И умирай тогда на чердак.
Валентинъ. Добрйшій дядюшка Ван-Букъ, я люблю васъ и уважаю. Сдлайте милость, выслушайте меня. Вы сегодня утромъ уплатили но моему векселю. Когда вы взошли, я стоялъ у окна и видлъ, какъ вы пріхали. Вы всю дорогу обдумывали проповдь такую-же длинную, какъ разстояніе отъ меня до насъ. Пожалуйста, сократите се. Вдь все, что вы придумали, я уже знаю, а то, что вы говорите — вы не всегда такъ думаете. У меня есть долги и я ни на что негоденъ — согласенъ. Но что-жь съ этимъ длать? У васъ 60 тысячъ гульденовъ годового дохода…
Ван-Букъ. 50.
Валентинъ. 60, дядюшка. У васъ нтъ дтей и вы очень ко мн Добры. Если я этимъ пользуюсь, чтожъ тутъ дурного? Съ 60 тысячами годового дохода…
Ван-Букъ. 50, 50!
Валентинъ. 60, вы сами мн говорили.
Ван-Букъ. Никогда. И откуда ты это взялъ?
Валентинъ. Ну, положимъ 50. Вы свжи, крпки еще и любите пожить. Разв это бситъ меня? Разв я жду-не-дождусь вашего наслдства? Нтъ, я увренъ вы не такъ дурно обо мн думаете. Вы знаете, что и съ втренной головой можно иногда имть хорошее сердце. Вы вонъ разсердились на мой халатъ, а сами еще такіе-ли нашивали! Вы жалуетесь на мои модные жилеты — разв вамъ угодно, чтобъ я выходилъ въ рубашк? Вы говорите, что я бденъ, а друзья мои богаты — тмъ лучше для нихъ. Я въ этомъ по виноватъ. Вы воображаете, что они меня балуютъ и ихъ примръ портитъ меня. Я отношусь съ презрніемъ только къ тому, что надодаетъ мн. Вы платите мои долги, поэтому я ни у кого и не занимаю. Вы упрекаете меня за наемную карету — своего экипажа у меня нтъ. Вы желаете, чтобы я занялся чмъ нибудь — сдлайте меня хоть министромъ, вы и увидите тогда, какую я составлю себ карьеру, по если я стану коптть заштатнымъ писцомъ въ контор какого-нибудь стряпчаго, скажите на милость, чему я тамъ научусь? Одному только, что все суета суетъ! Вы ставите на видъ мою игру, но если мн везетъ — я выигрываю, а какъ только я начинаю проигрывать — поврьте, я ужасно раскаиваюсь въ своей глупости. Вы говорите, что еслибъ я, соскочивъ съ дорогой лошади, взошелъ въ квартиру съ богатой обстановкой — эфектъ вышелъ-бы иной. Еще-бы! Вамъ хорошо такъ разсуждать. Вы прибавляете, что гордитесь тмъ, что торговали индйской кисеей. Господи! еслибъ я только могъ продавать индйскую кисею! Вдь это доказывало-бы, что мн есть на что покупать ее. (Перемняя тонъ). Послушайте, дядюшка, я, кажется, не ошибаюсь — вы еще не завтракали? Вы ухали голоднымъ, благодаря этому гадкому векселю, запьемъ его вмст. Вотъ кстати и завтракъ.

(Входитъ слуга съ подносомъ, на которомъ поставленъ завтракъ. Онъ ставитъ второй приборъ и уходитъ).

Ван-Букъ. Чортъ возьми, какой завтракъ! Ты живешь однако баричемъ.
Валентинъ. Что длать! Если умирать съ голоду, такъ ужь потшивъ себя чмъ-нибудь.
Баи-Букъ. (Усаживаясь за завтракъ). Ты наврно воображаешь, что я все простилъ… потому что я слъ?
Валентинъ. И не думаю. Когда мы разсержены, у насъ проскользаютъ выраженія… напоминающія прилавокъ, и это меня огорчаетъ. Да, вы сами, но замчая, уклоняетесь отъ той утонченной вжливости, которая васъ отличаетъ отъ другихъ. Но вы понимаете, что я не пойду повсюду разсказывать…
Ван-Букъ. Ну, хорошо, хорошо. Ничего у меня не проскользнетъ. Довольно объ этомъ, поговоримъ о другомъ. (Совершенно измняя тонъ). Теб надо-бы жениться.
Валентинъ. Господь съ вами! Что это вы говорите?
Ван-Букъ. Налей мн. Я говорю, что ты входишь въ возрастъ и теб пора жениться.
Валентинъ. Дядюшка! что я вамъ такое сдлалъ?
Ван-Букъ. Векселей надавалъ. Да еслибы ты мн и ничего не сдлалъ, такъ чтожъ ужаснаго въ женитьб? Послушай, поговоримъ серьезно. Скажите, какое несчастье, еслибъ вотъ сегодня отдали за тебя хорошенькую, воспитанную двушку и въ придачу положили на столъ 50 тысячъ экю, чтобъ было чмъ позабавиться вамъ на другой день свадьбы — да, истинное несчастье и есть отъ чего затуманиться! Нечего сказать! Ты должаешь — я плачу твои долги. Женишься — перемнишься. Къ тому-же Сесиль де-Мансъ обладаетъ всмъ…
Валентинъ. Сесиль де Мансъ! Вы шутите?
Ван-Букъ. Ея имя сорвалось у меня съ языка. Нтъ, не шучу. Она, если ты захочешь…
Валентинъ. И если она захочетъ. Это какъ въ псенк поется:
Je sais bien il ne tiendrait qu’ moi
De l’pouser, si elle voulait.
Ван-Букъ. Нтъ, это отъ тебя зависитъ, ты ей нравишься.
Валентинъ. Я ее никогда но видалъ.
Ван-Букъ. Это ничего, говорю теб — ты ей нравишься.
Валентинъ. Серьезно?
Ван-Букъ. Честное слово.
Валентинъ. Ну, такъ она мн не нравится.
Ван-Букъ. Почему?
Валентинъ. Потому-же самому, почему и я ей нравлюсь.
Ван-Букъ. Это безсмыслица: говорить, что люди намъ не правятся, когда мы ихъ и не знаемъ.
Валентинъ. Такая-же безсмыслица, какъ говорить, что они намъ правятся. Прошу васъ, оставимъ этотъ разговоръ.
Ван-Букъ. Но подумай, милый,— налей мн — вдь когда-же нибудь надо кончать.
Валентинъ. Конечно, вс умремъ.
Ван-Букъ. Я хочу сказать, что пора и успокоиться, обзавестись хозяйствомъ, семьей. Ну, что съ тобой будетъ? Предупреждаю, не нынче-завтра я, помимо моей воли, посажу тебя. Я не желаю, чтобы ты разорялъ меня и если ты разсчитываешь на мое наслдство — долго теб придется ждать. Твоя женитьба, правда, не дешево мн станетъ, но, по крайней мр, это ужь разъ навсегда и потомъ все-таки будетъ дешевле, чмъ вс твои глупости. Наконецъ, я просто хочу отвязаться отъ тебя — вотъ и все. И такъ, намренъ ты расплатиться съ долгами, жениться на хорошенькой двушк и жить спокойно?
Валентинъ. Вы этого желаете, дядюшка? Вы говорите серьезно? Позвольте и мн отвчать серьезно. Возьмите еще паштета и потрудитесь выслушать меня.
Ван-Букъ. Послушаемъ.
Валентинъ. А не стану забираться слишкомъ далеко и утомлять васъ ненужнымъ предисловіемъ, напомню только: какъ поступили съ человкомъ добрымъ, нрава спокойнаго, который добродушно принялъ жену въ домъ даже посл ея безчестнаго поступка. Онъ, какъ вы припомните, былъ братъ могущественнаго монарха и его украсили такъ некстати уборомъ…
Ван-Букъ. Да про кого это ты говоришь?
Валентинъ. Про Менелая, дядюшка.
Ван-Букъ. Чортъ тебя побери! И я-то хорошъ, слушаю тебя!
Валентинъ. Отчего-же? Мн кажется, напротивъ…
Ван-Букъ. Несносный мальчишка, сумасбродъ! Нтъ никакой возможности заставить тебя говорить серьезно. Перестанемъ, довольно. Ныншняя молодежь никого и ничего не уважаетъ.
Валентинъ. Дядюшка Ван-Букъ, вы опять разгорячитесь.
Ван-Букъ. Нтъ, государь мой! Но, право, слыханное-ли это дло, чтобъ человкъ моихъ лтъ служилъ потхой школьнику? Ты видно, принимаешь меня за своего товарища? Повторяю…
Валентинъ. Какъ, дядюшка, вы, стало быть, никогда не читали Гомера?..
Ван-Букъ. Ну, а если бы и читалъ? (опять садится).
Валентинъ. Вы говорите мн о супружеской жизни, я привожу вамъ примръ славнаго, древняго мужа, это очень естественно.
Ван-Букъ. Нужна мн твоя болтовня! Намренъ ты говорить серьезно?
Валентинъ. Хорошо. Выпьемъ за дружбу. Только не перебивайте, иначе вы не поймете меня. Я не затмъ упомянулъ о Менела, чтобъ похвалиться своимъ знаніемъ, а затмъ, чтобы не цитировать по напрасну различныхъ честныхъ мужей. Позволяете мн говорить безъ обиняковъ?
Ван-Букъ. Да, и поскорй или я ухожу.
Валентинъ. Мн было 15 лтъ, я только что вышелъ изъ школы, когда въ первый разъ одна прекрасная дама, паша знакомая, почтила меня своимъ расположеніемъ. Можно-ли въ эти годы различать что хорошо, что дурно? Какъ-то вечеромъ я сидлъ у ней. Ея мужъ былъ тутъ-же. Вдругъ онъ встаетъ и говоритъ, что хочетъ идти гулять. При этихъ словахъ мы съ нею обмнялись такимъ взглядомъ, что сердце у меня застучало, въ груди отъ радости. Мы останемся вдвоемъ! Я обернулся и вижу — добрякъ надваетъ перчатки. Это были козьи перчатки зеленоватаго цвта, широкія и съ распоровшимся швомъ на большомъ пальц. Пока мужъ, стоя посреди комнаты, впихивалъ въ нихъ свои руки, чуть замтная улыбка проскользнула по лицу жены, очертивъ легкими тнями дв ямочки на щекахъ. Только глазъ влюбленнаго видитъ такія улыбки, ихъ скоре чувствуешь, чмъ видишь. Ея улыбка прямо запала мн въ душу. Но по какой-то непонятной странности, воспоминаніе объ этой блаженной минут связано у меня въ голов съ представленіемъ о двухъ красныхъ рукахъ, неуклюже втиснутыхъ въ зеленыя перчатки. Съ тхъ поръ я не могу вспомнить о нихъ безъ того, чтобъ чисто женская улыбка но скользнула у меня по губамъ. И я поклялся, что никогда, никакая женщина въ мір не наднетъ на меня перчатокъ… рогоносца!
Ван-Букъ. Иначе — ты, какъ истый волокита, сомнваешься въ добродтели женщинъ и боишься, чтобъ теб не отплатилось за прошлое.
Валентинъ. Совершенно врно. Я боюсь ‘лукаваго’ и не хочу ходить въ зеленыхъ перчаткахъ.
Ван-Букъ. Пустые страхи молодости!
Валентинъ. Пожалуй, не врьте. Но и черезъ 30 лтъ, если я только доживу, это будетъ убжденіемъ моей старости. Поэтому-то я никогда и не женюсь.
Ван-Букъ. Ты утверждаешь, что вс женщины лгутъ и обманываютъ своихъ мужей?
Валентинъ. Ничего я не утверждаю и ничего не знаю. Я только знаю одно, что когда я выхожу на улицу, то подъ колеса каретъ не бросаюся, когда хочу пить — въ разбитый стаканъ не наливаю, и когда знакомлюсь съ хорошенькой женщиной — на ней не женюсь. И то я еще не могу утверждать, что умру безъ переломленныхъ ногъ, безъ выбитыхъ зубовъ, безъ…
Ван-Букъ. Полно! Сесиль де-Мансъ добрая, честная, воспитанная двочка.
Валентинъ. Сохрани меня Боже говорить о ней дурно. Лучше ея и на свт нтъ. Вы говорите, что она воспитана? Но какое воспитаніе получила она? Вывозятъ ее на балы, на скачки, въ театръ? Она вызжаетъ одна въ карет утромъ, чтобъ возвратиться въ сумерки? Есть у нея разбитная горничная и особый входъ? Питаетъ она романы въ фельетонахъ? Состоитъ при ней красивый танцоръ, который посл вальса слегка пожимаетъ ей пальчики? Принимаетъ она одна по посл-обдамъ, въ полусвт? Есть у нея въ комнат бронзовыя задвижки у дверей, которыя она задвигаетъ мизинчикомъ, отвернувши головку и опуская небрежно тяжелую, непроницаемую портьеру? Кладетъ ли она перчатку въ бокалъ, когда обносятъ шампанское? Выучили-ли ее, при пніи моднаго тенора, закатывать глаза? здитъ она на воды? Страдаетъ-ли мигренями?
Ван-Букъ. Господи! Да что ты, что ты говоришь?
Валентинъ. Если она этого ничего не знаетъ, не многому-же ее выучили? И какъ только она выйдетъ замужъ, сама станетъ все это продлывать и тогда ужь нельзя ни за что отвчать…
Ван-Букъ. У тебя престранныя понятія о женскомъ воспитаніи. Чтожъ, по твоему, надо слдовать твоимъ совтамъ?
Валентинъ. Нтъ, по я хочу, чтобъ молодая двушка была подобно трав въ лсу, а не растенію въ кадк. Пойдемте, дядюшка, гулять и не станемъ объ этомъ больше волноваться.

(Снимаетъ халатъ и надваетъ выходное платье, приготовленное на стул).

Ван-Букъ. Ты отказываешься отъ Сесиль де-Мансъ?
Валентинъ. Отъ нея-ли, отъ другой-ли — все равно.
Ван-Букъ. Ты неисправимъ! Ты въ гробъ меня уложишь. А у меня уже составилось столько блестящихъ плановъ!.. Со временемъ Сесиль будетъ пребогатая. Ты-же меня разоришь да и самъ такъ… сгинешь. (Перемняя тонъ). Это что такое? Что теб надо?
Валентинъ. Я подаю вашу трость и шляпу, чтобъ лойдти вмст освжиться.
Ван-Букъ. Очень мн нужно освжаться! Я тебя лишу наслдства, если ты не женишься.
Валентинъ. Лишите?
Ван-Букъ. Да, клянусь теб! Я такъ-же буду упрямъ, какъ и ты. Вотъ тогда и посмотримъ, кто кому уступитъ.
Валентинъ. Вы какъ лишите, дядюшка, письменно или словесно?
Ван-Букъ. Словесно, грубіянъ!
Валентинъ, Кому-же оставите ваши капиталы? Пли, быть можетъ, учредите премію добродтели и латинской граматики?
Ван-Букъ. Чмъ давать себя разорять, я ужь самъ лучше разорюсь всласть.
Валентинъ. Теперь больше не существуетъ ни лотерей, ни рулетки, всего-же пропить и прость — невозможно.
Ван-Букъ. Брошу Парижъ, уду въ Антверпенъ и женюсь. И если на то пошло, нарожу теб съ полдюжины двоюродныхъ братьевъ.
Валентинъ. А я отправлюсь въ Алжиръ, поступлю въ драгуны трубачемъ, женюсь на эфіопк и нарожу вамъ дв дюжины внучатъ черныхъ, какъ чернила, и глупыхъ-преглупыхъ.
Ван-Букъ. Ну, смотри! Я вотъ какъ возьму эту трость да начну…
Валентинъ. Дядюшка, не сломайте опору вашей старости!
Ван-Букъ. (Обнимая его). Ахъ ты несчастный! Какъ ты надо мной издваешься…
Валентинъ. Послушайте: женитьба — претитъ мн, но для васъ, добрый мой дядюшка, я на все готовъ. Какъ бы ни показалось вамъ нелпымъ то, что я сейчасъ вамъ предложу — общайте согласиться безъ всякихъ отговорокъ, я съ своей стороны даю вамъ мое слово…
Ван-Букъ. Ну, что такое? Говори скорй.
Валентинъ. Общайте сперва, а потомъ я скажу.
Ван-Букъ. Что общать, если я ничего не знаю.
Валентинъ. Общайте согласиться, милый дядюшка, это необходимо.
Ван-Букъ. Ну, хорошо, общаю.
Валентинъ. Если вы желаете, чтобъ я женился на Сесиль де-Мансъ, для этого есть только одно средство: именно доказать мн, что она никогда не натянетъ мн ту пару перчатокъ, о которой мы говорили.
Ван-Букъ. Какъ-же я могу доказать?
Валентинъ. На это есть разныя вроятія, изъ которыхъ легко будетъ сдлать выводъ. Вдь еслибъ я убдился, что ее можно совратить въ 8 дней, то, женившись на ней, я сдлалъ бы громадный промахъ.
Ван-Букъ. Конечно, по какія вроятія?
Валентинъ. Больше 8 дней я у васъ не прошу. Ни баронеса, ни ея дочь никогда меня не видали. Вы отправляйтесь къ нимъ въ имнье и скажите, что, къ вашему великому прискорбію, вашъ племянникъ желаетъ умереть холостякомъ. Я явлюсь вслдъ за вами, по вы старайтесь показывать видъ, что не знаете меня. Вотъ все, чего я прошу отъ васъ. Остальное — мое дло.
Ван-Букъ. Ты пугаешь меня. Что ты придумалъ? Подъ какимъ-же предлогомъ ты къ нимъ явишься?
Валентинъ. Ужь это мое дло. Помните только — вы не знаете меня.
Ван-Букъ. Ты съ ума сошелъ! Что ты выдумалъ? Ухаживать подъ чужимъ именемъ, что-ли? Нашелъ, нечего сказать! Да нтъ ни одной сказки, гд бы эти глупости не были терты и перетерты. Ты меня, видно, принимаешь за дядюшку изъ комедіи?
Валентинъ. Я-то? Сохрани меня Богъ! Я принимаю васъ за настоящаго дядюшку, даже больше — за самаго лучшаго изъ всхъ существующихъ дядей. Право, пойдемте гулять. Посл сытнаго завтрака и маленькой ссоры прогулка на солнц даже очень здорова. Пойдемте. Я вамъ повдаю вс мои мысли, разскажу вс планы. Пока вы будете меня бранить, я стану защищать свой тезисъ, пока я буду говорить, вы станете читать мн мораль. И какая-же должна быть незадача, если намъ не повстрчается статная лошадь или хорошенькая женщина, которыя насъ обоихъ не развлекутъ. Мы будемъ разговаривать, не слушая другъ друга, это лучшее средство столковаться. Идемте, идемте. (Занавсъ.)

ДЙСТВЕ ВТОРОЕ.

Въ имніи баронесы де-Мансъ. Гостиная съ терасой въ садъ. Двери въ садъ растворены. Баронеса вышиваетъ. Абатъ перелистываетъ книгу. Танцовальный учитель даетъ урокъ танцевъ Сесиль.

Баронеса (вдругъ перестаетъ вышивать и начинаетъ что-то искать). Престранно! Куда я двала клубокъ желтой шерсти?
Абатъ (оставляя книгу и смотря кругомъ). Вы его держали въ рукахъ не больше четверти часа назадъ. Онъ куда-нибудь укатился.
Учитель. Потрудитесь еще повторить эту фигуру, а потомъ мы отдохнемъ.
Сесиль. И хочу поучиться вальсировать въ два на.
Учитель. Баронеса воспрещаютъ. Неугодно-ли вамъ повернуть головку и длать мн опозиціи.
Абатъ. Какъ вамъ поправилась, баронеса, послдняя проповдь? Вы, кажется, присутствовали на ней?
Баронеса. Это зеленое съ розовымъ по черному фону, какъ маленькое кресло наверху.
Абатъ. Чего-съ?
Баронеса. Ахъ, извините, я совсмъ не о томъ думала.
Абатъ. Мн показалось, что вы тамъ были.
Баронеса. Гд?
Абатъ. Въ церкви св. Павла, въ прошлое воскресенье.
Баронеса. Да, очень поправилась. Вс плакали. Баронъ безпрестанно сморкался. А ушла въ половин проповди, потому что отъ моей сосдки ужасно пахло духами — я теперь во власти гомеопатовъ.
Учитель. Какъ я васъ ни прошу, вы не желаете мн длать о позицій. Поверните слегка головку въ сторону и скруглите ручки.
Сесиль. Но если не хочешь упасть, надо смотрть прямо.
Учитель. Помилуйте! Это очень некрасиво. Позвольте — смотрите, нтъ ничего легче. Глядите на меня: разв я падаю? Вы идете направо, а смотрите налво. Вы идете налво, а смотрите направо. Это такъ легко.
Баронеса. Понять не могу: куда я двала желтую шерсть.
Сесиль. Maman, отчего вы не желаете, чтобы я вальсировала въ два на?
Баронеса. Оттого, что это неприлично. (Абату.) Вы читали ‘Вчнаго Жидa’?
Абатъ. Читалъ, баронеса. Тамъ естыірекрасиня страницы, по самая канва, признаюсь вамъ…
Баронеса. Канва темная, какъ на томъ кресл. Вы увидите это съ отдлкой палисандровымъ деревомъ.
Сесиль. Но, maman, вальсируютъ-же мисъ Клара и м-ль Ренбо.
Баронеса. Мисъ Клара — англичанка. (Абату.) Я уврена, что вы сидите на ней.
Абатъ. Я, баронеса! На мисъ Клар?
Баронеса. Ахъ, нтъ!— на шерсти. А, вотъ! Нтъ, это красный клубокъ. Куда-же укатился тотъ?
Абатъ. Я нахожу, что нкоторыя сцены прекрасны, есть воображеніе, много таланта, легкости.
Сесиль. Maman, почему-же англичанк прилично вальсировать?
Баронеса. Я тоже читала одинъ новый романъ, мн прислали его отъ Шарпантье, теперь я не помню ни заглавія, ни имени автора. Вы читали его?
Абатъ. Читалъ, баронеса.
Баронеса. Это недурно написано.
Абатъ (прислушиваясь). Кажется, отпираютъ ршетку. Вы ожидаете гостей?
Баронеса. Ахъ, да. Сесиль, подите сюда.
Учитель. Баронеса желаютъ вамъ что-то сказать.
Абатъ (у окна). Кареты не видно. Должно быть, это лошадей хотятъ проваживать.
Сесиль. Вы звали меня, maman?
Баронеса. Нтъ. Ахъ, да, да. Тутъ… прідетъ. Наклонитесь, я скажу вамъ на ухо. Это — партія. Вы причесаны?
Сесиль. Партія?
Баронеса. Да, очень порядочная, отъ 25 до 30 лтъ или моложе, я не знаю, родственникъ Ван-Бука.
Сесиль. Родственникъ?
Баронеса. Ван-Бука. Я его не видала. Онъ очень приличный. Ступайте танцовать.
Сесиль. Но, manan, разв…
Баронеса. Просто непостижимо, куда пропалъ этотъ клубокъ? У меня только и былъ одинъ желтый. Точно улетлъ.
Слуга (докладывая). Г. Ван-Букъ.

Сцена II.

Т-же, Ван-Букъ.

Ван-Букъ. Баронеса, честь имю вамъ кланяться. Мой племянникъ никакъ не могъ со мной явиться. Онъ просилъ меня передать вамъ свое глубочайшее сожалніе и простить, что не могъ сдержать даннаго слова.
Баронеса. А? Такъ онъ не прідетъ? Вотъ моя дочь, она беретъ урокъ танцевъ. Вы позволите ей продолжать? Я позвала ее сюда, потому что у ноя въ комнат слишкомъ тсно.
Ван-Букъ. Надюсь, я по стсняю. Еслибъ мой сумасбродъ племянникъ…
Баронеса. Не хотите-ли чего-нибудь? Какъ поживаете? Садитесь.
Ван-Букъ. Мой племянникъ, баронеса, душевно сожалетъ…
Баронеса. Послушайте, что я вамъ скажу. (Абату.) Вы останетесь съ нами, да? Сесиль, что съ тобой?
Учитель. Од устали.
Баронеса. Пустяки! На бал протанцовала-бы до четырехъ часовъ и не устала бы. Это ясно, какъ день. (Ван-Буку.) Такъ вы говорите, что это не состоится?
Ван-Букъ. Опасаюсь и если позволите мн сказать…
Баронеса, А! Онъ отказался? Мило!
Ван-Букъ. Баронеса, ради Бога, не подумайте… Я тутъ не причемъ… Клянусь вамъ прахомъ моего отца.
Баронеса. Онъ отказывается? Значитъ дло это надо бросить?
Ван-Букъ. Но поврьте, баронеса, еслибъ я могъ… (Слышенъ шумъ.)
Баронеса. Что это такое? (Абату.) Посмотрите, пожалуйста,
Абатъ (у окна). Карету опрокинуло, баронеса, у самой ршетки дома. Сюда несутъ какого-то молодого человка, онъ, кажется, безъ чувствъ.
Баронеса. Боже мой! Ко мн несутъ мертвеца. Скорй, чтобъ приготовили зеленую комнату. Пойдемте Ван-Букъ, дайте мн вашу руку. Сесиль, останьтесь и дожидайтесь меня. (Вс уходятъ въ двери въ садъ.)

Сцена III.

Сесиль одна.

Господи, мертвецъ! Вотъ ужасное происшествіе! Мн очень хочется посмотрть, по я боюсь. (У окна.) Ахъ, Боже мой! Это тотъ молодой человкъ, котораго я видла прошлой зимой на бал. Онъ племянникъ Ван-Бука. Ужь не о немъ-ли сейчасъ говорила мн maman? Онъ вовсе не мертвый — вотъ онъ разговариваетъ съ maman. Они идутъ сюда. Странно, я не могу ошибаться, я его знаю. Какая-же у него была цль не назваться съ разу? О! я узнаю.

Сцена IV.

Сесиль, Баронеса.

Баронеса. Ступайте, Сесиль, вамъ не къ чему оставаться здсь.
Сесиль. Онъ убился, maman?
Баронеса. Вамъ какое дло? Ступайте, сударыня, ступайте. (Об уходятъ въ двери налво.)

Сцена V.

Ван-Букъ, Валентинъ, съ повязкой на рук, входятъ въ главную дверь съ терасы.

Ван-Букъ. Несчастный! Неужели ты вывихнулъ руку?
Валентинъ. Ничего нтъ удивительнаго, даже очень возможно, но дйствительно-ли — вопросъ другой. (Снимаетъ повязку.)
Ван-Букъ. Опять твои мерзкія шутки.
Валентинъ. Нужно-же было найдти подходящій предлогъ. Неловко явиться инкогнито въ порядочное семейство. Я далъ золотой кучеру, взявъ съ него общаніе, что онъ меня вывалитъ передъ самымъ домомъ. Кучеръ — человкъ честный, не могу на него пожаловаться. Онъ достоинъ вознагражденія. Онъ съ такимъ мужествомъ всадилъ колесо кареты въ канаву, что, кром шутокъ, я рисковалъ сломать себ шею. По я не жалуюсь, напротивъ, я очень доволенъ. Этотъ несчастный слуга придалъ моему плану нкоторый оттнокъ правды, который очень заинтересовываетъ въ мою пользу.
Ван-Букъ. Что ты будешь длать, какія у тебя намренія?
Валентинъ. Я явился сюда вовсе не затмъ, чтобъ добиться руки м-ль де-Мансъ, а единственно затмъ, чтобъ доказать вамъ, какая громадная ошибка могла-бы выйдти, еслибъ я женился на ней. Планъ мой готовъ. До сихъ поръ все идетъ прекрасно. Вы сдержали свое общаніе, какъ Регулъ или Эрнани: вы ни разу еще не назвали меня ‘племянникомъ’ — это главное и самое трудное. Надо отдать справедливость вашей баронес — она также искренно оказала мн помощь, какъ кучеръ вывалилъ меня. Теперь остается только узнать: будетъ-ли конецъ соотвтствовать началу? Во-первыхъ, я сдлаю признаніе въ любви. Во-вторыхъ, напишу записочку…
Ван-Букъ. Напрасно разсчитываешь. Я не потерплю, чтобъ эта гадкая шутка продолжалась.
Валентинъ. Вы отказываетесь отъ своего слова? Какъ вамъ угодно. И я отказываюсь отъ моего.
Ван-Букъ. Но послушай.
Валентинъ. Я посылаю за лошадьми и узжаю обратно въ Парижъ. Можете лишать меня наслдства, если хотите!
Ван-Букъ. Ну, попался-же я въ ловушку! Да объяснись, наконецъ.
Валентинъ. Припомните, дядюшка, нашъ уговоръ. Мы ршили такъ: если я вамъ докажу, что моя будущая супруга способна заставить меня носить нкія зеленыя перчатки, то я буду дуракъ, женившись на ней.
Ван-Букъ. Однако, позвольте, есть-же извстныя границы, извстные предлы… Я прошу васъ замтить, что если вы перейдете за нихъ… Богъ мой! Какъ это, право, ты такъ скоро все предршаешь.
Валентинъ. Если-же она на самомъ дл такова, какой вы мн ее росписываете, то для нея нтъ ни малйшей опасности. Напротивъ, она-же еще выигрываетъ въ моемъ мнніи. Ну, представьте себ, что я первый попавшійся молодой человкъ, влюбленный въ двицу де-Мансъ, въ добродтельную супругу Валентина Ван-Бука. Вспомните, какъ ныншняя молодежь смла и предпріимчива. Чего только влюбленный не сдлаетъ! Чего не придумаетъ! Какія страстныя письма, сколько слезъ и сколько фунтовъ копфектъ! Влюбленныйпе знаетъ преградъ. Онъ и не сознаетъ ихъ. И наконецъ, что тутъ дурного? Кого онъ этимъ обижаетъ. Онъ любитъ! О! дядюшка Ван-Букъ, вспомните то время, когда вы любили!
Ван-Букъ. Я всегда и везд былъ приличенъ. Но надюсь, и вы станете слдовать моему примру. Иначе я все разскажу баронес.
Валентинъ. Я ничего и не думаю длать неприличнаго. Во-первыхъ, я признаюсь въ любви, во-вторыхъ, напишу нсколько записочекъ, въ третьихъ, подкуплю горничную, въ четвертыхъ, стану бродить по темнымъ уголкамъ, въ пятыхъ, сниму воскомъ форму замочныхъ скважинъ, въ шестыхъ, запасусь веревочной лстницей и перержу перстнемъ стекла рамъ, въ седьмыхъ, брошусь на колни и прочту наизусть страницу изъ любого романа и въ восьмыхъ, если ничего не достигну, пойду и утоплюсь въ басейн, по клянусь вамъ, что во всемъ останусь приличенъ и не скажу ни одного рзкаго слова, которое могло-бы оскорбить благовоспитанность.
Ван-Букъ. Ты — наглый повса и ничего подобнаго я не допущу.
Валентинъ. Подумайте: черезъ 4 года все, что я сейчасъ насчиталъ, станетъ продлывать другой, если я женюсь на Сесиль де-Мансъ, и какъ-же мн узнать силу ея характера, не попытавшись самому? Вдь другой еще дальше зайдетъ, у него будетъ больше времени. Я-же, выпросивъ у васъ восьмидневный срокъ, выказалъ этимъ самымъ крайнюю скромность.
Ван-Букъ. Ты просто поставилъ мн ловушку. Никогда ничего подобнаго я не могъ предвидть.
Валентинъ. А что-же вы предвидли, когда пошли на мое пари?
Ван-Букъ. Я предвидлъ, я думалъ… что ты начнешь ухаживать… сдержанно, сдлаешь признаніе… вскользь… Но вдь ты ужасенъ! (Сесиль показывается въ глубин сада.)
Валентинъ. Смотрите, вонъ вата кроткая Сесиль идетъ маленькими шажками. Она направляется къ намъ. Спрячьтесь куда нибудь, вы будете свидтелемъ первой стычки, потомъ скажете мн ваше мнніе.
Ван-Букъ. Ты женишься на ней, если она тебя дурно приметъ?
Валентинъ. Положитесь на меня и сидите смирно. (Baн-Букъ открываетъ маленькую дверь направо въ сосднюю комнату и останавливается въ дверяхъ, на порог, держась за ручку дверей.) Я очень радъ, что вы тутъ. Вы увидите, что при нкоторой ловкости (обматываетъ руку повязкой), жертвы, сдланныя по имя красоты, воздаются сторицей. Главное, не двигайтесь. Это критическая минута, не забывайте святость клятвы. (Ван-Букъ скрывается въ сосднюю комнату.)

Сцена VI.

Валентинъ, Сесиль.

Валентинъ (кланяясь). М-ль.
Сесиль. Ахъ, это вы? А васъ не узнала. Какъ вашъ вывихъ?
Валентинъ (въ сторону). Вывихъ! какое гадкое слово. (Вслухъ.) Благодарю васъ, вы слишкомъ добры. Есть страданія, которыя чувствуешь на половину, и то вниманіе, какое мн здсь оказываютъ…
Сесиль. Я прикажу принести вамъ бульону. (Уходитъ.)

Сцена VII.

Валентинъ, Ван-Букъ.

Ван-Букъ. Ты женишься на ней! Ты женишься! Признайся: вдь она прелестна? Сколько простоты! Какая скромность! Лучшаго выбора и сдлать нельзя.
Валентинъ. Подождите, подождите, дядюшка. Вы ужасно скоро все улаживаете.
Ван-Букъ. Зачмъ ждать? Къ чему? Ты ясно видишь, съ кмъ имешь дло. Какъ ты будешь счастливъ съ такой женой! Пойдемъ, признаемся баронес. Я берусь се успокоить.
Валентинъ. Бульону! Бульону! Какъ это молоденькая двушка ршается произнести подобное слово! Она мн не нравится. Она дурна и глупа. Прощайте, дядюшка. Я ду въ Парижъ.
Ван-Букъ. Вы шутите? Такъ-то вы сдерживаете свое слово? Вы сметесь надо мной или принттмаете меня за повсу изъ вашей категоріи? Вы пользуетесь моей опрометчивостью для вашихъ мерзкихъ штукъ? Или вы въ самомъ дл явились сюда совращать? Праведный Боже! Еслибъ я только могъ поврить…
Валентинъ. Разв я виноватъ, что она мн не нравится. Я за это не отвчаю.
Ван-Букъ. Чмъ-же это она вамъ не понравилась? Она хорошенькая или ужь я ничего не смыслю въ женской красот. У нея прекрасные глаза, великолпные волосы, недурной станъ. Она хорошо образована, знаетъ по-англійски и по-итальянски. У нея 30 тысячъ годового доходу, въ ожиданіи большого наслдства. Чего по вашему ей не достаетъ и почему-же она вамъ не нравятся?
Валентинъ. Никогда нельзя съ точностью опредлить, почему такія личности намъ правятся, другія пть. По крайней мр, я знаю одно: она мн не правятся, ни она сама, ни ея вывихъ, ни ея бульонъ.
Ван-Букъ. Это въ васъ заговорило самолюбіе. Еслибъ меня тутъ не было, вы-бы съ три короба наболтали мн про вашу первую встрчу и прихвастнули-бы даже. Вы воображали побдить ее въ одинъ мигъ. Вотъ это-то васъ и задло за живое. Вы находите, что она дурна, потому что она мало обратила на васъ вниманія. Я прекрасно васъ знаю, лучше, чмъ вы думаете, но я легко не сдамся, я не позволю вамъ узжать.
Валентинъ. Какъ хотите. Повторяю: она мн не по вкусу. Я нахожу, что она не хороша и у нея такой глупый видъ, что даже возмутительно. Глаза, правда, недурны, по безъ всякаго выраженія. Вотъ вы находите, что станъ у нея… такъ себ, по моему-же если и есть въ ней что хорошаго, такъ это еще, пожалуй, фигура. Она знаетъ по-итальянски — ну и поздравляю ее. Она, можетъ быть, по-итальянски не такъ глупа. Что-же до ея приданаго, пускай ужь оно остается при пси, такъ-же, какъ и ея бульонъ.
Ван-Букъ. Ну, найдется-ли во всемъ мір другая такія взбалмошная голова? Не слушай, не слушай дядю. Я сегодня утромъ истинную правду сказалъ теб: ты только и годенъ на одни дурачества. Я съ тобой больше носиться не стану. Женись хоть на прачк, если желаешь! Ты отказываешься отъ своего счастья, оно у тебя подъ руками. Богъ мн свидтель — за послдніе 3 года мое терпніе было таково, что другой-бы на моемъ мст…
Валентинъ. Пли это мн показалось? Посмотрите-ка, дядюшка, она опять идетъ.
Ван-Букъ. Гд? Кто? Что ты говоришь?
Валентинъ. Разв вы не видите, вонъ мелькаетъ блое платье между кустовъ сирени? Я не ошибаюсь — это она. Скорй, дядюшка, уходите, не надо, чтобъ насъ видли вмст.
Ван-Букъ. Зачмъ мн прятаться — она теб не нравится.
Валентинъ. Я хочу къ ней подойдти, чтобы вы потомъ не упрекали меня.
Ван-Букъ. Ты женишься, если она не поддастся теб?
Валентинъ. -шъ! тише, она идетъ. (Ван-Букъ скрывается въ сосднюю комнату.)

Сцена VIII.

Валентинъ, Сесиль.

Сесиль. Maman поручила мн спросить васъ: вы думаете сегодня хать?
Валентинъ. Сегодня. Я уже послалъ за лошадьми.
Сесиль. Сядутъ въ вистъ играть, maman было-бы очень пріятно, еслибъ вы сли четвертымъ.
Валентинъ. Я весьма сожалю, но я не умю играть.
Сесиль. Не останетесь-ли вы у насъ отобдать. Будетъ фазанъ съ трюфелями.
Валентинъ. Благодарю васъ, я трюфелей не мъ.
Сесиль. Посл обда кое-кто прідетъ, станемъ танцовать.
Валентинъ. Простите меня, я никогда не танцую.
Сесиль. Очень жаль. Прощайте. (Уходитъ.)

Сцена IX.

Ван-Букъ, Валентинъ.

Ван-Букъ. (Выходя). Ну, что, жениться на ней? Или въ самомъ дл ты послалъ за лошадьми? Ты шутишь?
Валентинъ. Да, она мила. Теперь она мн показалась лучше, чмъ въ первый разъ. У нея есть около рта родимое пятнышко, котораго я не замтилъ.
Ван-Букъ. Куда ты дешь, что съ тобой случилось? Угодно теб отвчать мн серьезно?
Валентинъ. Я никуда не ду. Вы находите, что она дурно сложена?
Ван-Букъ. Я? Избави меня Богъ! По мн она совершенство.
Валентинъ. Теперь еще рано садиться играть въ карты. Вы играете, дядюшка, въ вистъ?
Ван-Букъ. Конечно.
Валентинъ. Сядьте за четвертаго.
Ван-Букъ. Я дожидаюсь, когда вамъ будетъ угодно отвчать мн: остаетесь вы здсь или нтъ?
Валентинъ. Если я останусь, то единственно ради нашего заклада. Мн-бы не хотлось его проиграть, только, пожалуйста, ни на что не разсчитывайте до вечера. Мн хочется выпить бульону. Потомъ надо-бы написать. Я увижусь съ вами за обдомъ.
Ван-Букъ. Писать? Надюсь это не къ ней?
Валентинъ. Ради нашего заклада — мы съ вами уже условились.
Ван-Букъ. Я ршительно возстаю или ты мн покажешь письмо.
Валентинъ. Смотрите, сколько угодно! Я сказалъ и опять повторяю: она мн правится… слегка.
Ван-Букъ. Какая-же тогда необходимость писать? Почему ты не сдлалъ ей сейчасъ словеснаго признанія, какъ общалъ?
Валентинъ. Почему?
Ван-Букъ. Ну, да, что теб помшало? Ты ни крошечки не смутился.
Валентинъ. Смотрите, вотъ она въ третій разъ проходитъ, видите вонъ тамъ, по але?
Ван-Букъ. Она поворачиваетъ къ куртин.
Валентинъ. Ахъ, кокетливая двочка! Она точно бабочка играетъ съ огнемъ. Брошу эту монету: орелъ или ршетка, чтобъ узнать, полюблю-ли я ее.
Ван-Букъ. Постарайся сперва, чтобъ она тебя-то полюбила. Остальное не такъ трудно.
Валентинъ. Хорошо. Давайте смотрть на все. Она должна пройдти между двумя купами деревьевъ, если она повернетъ голову въ нашу сторону — я люблю ее, если нтъ — я узжаю въ Парижъ.
Ван-Букъ. Бьюсь объ закладъ, что не обернется.
Валентинъ. Какже! Давайте смотрть, давайте.
Ван-Букъ. Ты выигралъ… ахъ нтъ, нтъ еще, она что-то внимательно читаетъ.
Валентинъ. Я увренъ, что она обернется.
Ван-Букъ. Нтъ… она подвигается. Я увренъ, что она не станетъ оборачиваться.
Валентинъ. Однако, она должна насъ видть оттуда. Насъ ничто не скрываетъ, говорю вамъ — она обернется.
Ван-Букъ. Прошла! Ты проигралъ.
Валентинъ. Разрози меня Богъ, если я не напишу ей! Долженъ-же я знать, наконецъ, чего мн держаться. Невроятно, чтобъ молоденькая двочка обращалась такъ небрежно съ порядочными людьми. Просто одно притворство, кокетство. Я вотъ ей сейчасъ пошлю любовное посланіе по всмъ правиламъ. Скажу, что умираю по ней, руку переломилъ ради свиданія съ нею и что если она меня отвергнетъ — то я застрлюсь, а если полюбитъ — то завтра же я похищаю ее.
Ван-Букъ. Умрьте вашъ пылъ, племянникъ! Что съ вами? Вы надлаете бдъ.
Валентинъ. По вашему два-три слова, брошенныя на втеръ, означаютъ что-нибудь? Ни я, ни она ничего другъ-другу особеннаго не сказали, съ чего ей было обертываться? Она ничего не знаетъ и я ничего не съумлъ ей сказать. Если хотите, я, можетъ быть, и страненъ, по я задтъ за живое, самолюбіе мое страдаетъ. Дурна-ли она, хороша-ли — мн все равно, только я хочу знать, что у нея на душ. Тутъ непремнно кроются какія нибудь хитрости, какая ни будь задняя мысль, какой мы и не подозрваемъ. Предоставьте мн все разъяснить.
Ван-Букъ. Чортъ возьми, какъ ты расходился. Ужь не влюбился-ли ты въ самомъ дл?
Валентинъ. Нтъ, говорю вамъ, она мн не нравится. Скорй, скорй, я хочу ей писать. Я покажу вамъ письмо.
Ван-Букъ. Ужь я сказалъ, что никакихъ писемъ не допускаю, тмъ боле такого, какое вы собираетесь послать.
Валентинъ. Повторяю: покажу вамъ письмо, покажу. (Оба уходятъ въ садъ).

Сцена X.

Баронеса, Абатъ (изъ дверей налво),

Баронсса. Что хотите говорите, по играть съ балвапомъ пренепріятно, поэтому я деревни терпть не могу.
Абатъ. Гд-же г. Ван-Букъ? (Оли садятся за карточный столъ).
Баронеса. Онъ на верху съ вываленнымъ господиномъ, который — между прочимъ — не очень-то вжливо поступилъ, отказавшись отобдать съ нами.
Абатъ. У него, можетъ быть, спшныя дла.
Баронеса. Дла! У кого-же ихъ нтъ? Хороша отговорка! Еслибъ только думали о длахъ, то ни на что другое не годились-бы. Давайте играть въ пикетъ. Я сегодня въ ужасномъ настроеніи.
Абатъ. Несомннно ныншніе молодые люди не стараются быть вжливыми.
Баронеса. Вжливыми! Еще-бы. Да понимаютъ-ли они, знаютъ-ли они, что такое быть вжливымъ? Мой кучеръ вжливъ. Въ мое время, абатъ, молодежь была внимательна.
Абатъ. То было хорошее время, баронеса.
Баронеса. (Сдавая карты). Дла! Желала-бы я видть, какъ поступилъ-бы мой братъ, который жилъ при двор, еслибъ его опрокинули передъ домомъ и сами хозяева выбжали-бы къ нему на помощь: да онъ скорй состоите свое потерялъ-бы, чмъ отказываться ссть четвертымъ въ вистъ. Дла! Разв у меня ихъ нтъ! Вотъ сегодняшній вечеръ, напримръ: у меня ужь силъ не хватаетъ распоряжаться, хлопотать. Ахъ, ахъ, опять мой мигрень!..
Абатъ. По при такихъ важныхъ обстоятельствахъ не можете-ли вы отложить вечеръ?
Баронеса. Вы съ ума сошли? Чтожь вы хотите, чтобъ я, позвавши гостей, поблагодарила ихъ за посщеніе и выпроводила вонъ. Подумайте, что вы только говорите.
Абатъ. Я думалъ, что при такихъ неожиданныхъ обстоятельствахъ… какъ ваше нездоровье, можно было-бы, никого не обижая…
Баронеса. И къ довершенію всего еще по хватаетъ свчъ! Взгляните, пожалуйста, тамъ-ли дворецкій.
Абатъ. (Посмотрвъ въ двери налво). Онъ занятъ прохладительными.
Баронеса. Благодарю. Вотъ еще эти несносныя прохладительныя — есть, право, отъ чего умереть. Цлую недлю я сама о нихъ пишу въ городъ и ихъ сейчасъ только привезли. Спрашиваю васъ: неужели все это выпьется?.. Вамъ брать. Вы ничего не оставляете?
Абатъ. Нтъ, баронеса. Мн надо туза. Вотъ и г. Ван-Букъ.

Сцена XI.

Баронсса, Абатъ, Ван-Букъ.

Баронеса. Продолжайте, вамъ хвалиться.
Ван-Букъ. (Тихо баронес). Баронсса, мн необходимо сказать вамъ два слова.
Баронеса. (Абату). Что-же?
Абатъ. 5 картъ въ 45 очковъ.
Баронеса. Не годятся. (Ван-Буку). Что такое?
Ван-Букъ. Прошу васъ на одну минуту. Я не могу говорить при свидтел, то, что я имю вамъ сообщить, не терпитъ отлагательства.
Баронеса. (Вставая). Вы пугаете меня, что случилось?
Ван-Букъ. Нтъ, очень важное. Вы, пожалуй, станете гнваться на меня, по я вынужденъ даже измнить слову, которое имлъ неосторожность дать. Молодой человкъ, принятый вами — мой племянникъ.
Баронеса. А — ба!
Ван-Букъ. Онъ желалъ познакомиться съ вами подъ чужимъ именемъ. Я-же, не видя въ этомъ ничего дурного, согласился на его выдумку, къ тому-же она и ненова.
Баронеса. Боже мой, да такія-ли выдумки я видала!
Ван-Букъ. Но я долженъ предупредить васъ, что племянникъ написалъ письмо нашей дочери и въ самыхъ необузданныхъ выраженіяхъ. Ни просьбы мои, ни угрозы не могли удержать его отъ этого поступка. И одинъ изъ вашихъ слугъ, къ моему прискорбію, взялся передать письмо но назначенію. Въ письм сдлано признаніе въ любви и я долженъ прибавить: въ любви самой пылкой.
Баронеса. Правда? Ну, чтожь, это еще не страшно. Вашъ мальчикъ съ воображеніемъ.
Ван-Букъ. Создатель, съ какимъ еще! Кому вы это говорите? Теперь, баронеса, вамъ слдуетъ принять мры, чтобъ остановить послдствія всей этой исторіи. Вы у себя, что-же касается меня, то признаюсь вамъ, я просто задыхаюсь, я едва стою на ногахъ. Уфъ! (Падаетъ въ кресло).
Баронеса. Ахъ, Боже мой! Что съ вами? Вы блдны, какъ полотно! Скорй, разскажите мн все, ничего ужь не скрывайте.
Ван-Букъ. Я все вамъ разсказалъ.
Баронеса. Такъ это только-то? Успокойтесь. Если вашъ племянникъ писалъ Сесиль, она покажетъ мн письмо.
Ван-Букъ. Убждени-ли вы, баронеса? Любовь — опасная вещь.
Баронеса. Ботъ вопросъ!Что-жъ бы это было, еслибъ дочь не показывала писемъ матери?
Ван-Букъ. Гмъ… ну, а я-бы не поручился.
Баронеса. Что вы хотите сказать, г. Ван-Букъ? Знаете-ли, съ кмъ говорите? И въ какомъ обществ вы жили, чтобъ сомнваться въ подобныхъ вещахъ? Я не знаю, какъ теперь поступаетъ наша буржуазія, ни какъ она ведетъ себя въ подобныхъ случаяхъ… по оставимъ этотъ разговоръ. Кстати вотъ дочь моя, вы увидите, что она идетъ показать мн письмо. (Къ абату). Что-жъ, продолжайте игру.(Опять усаживается за карты).

Сцена XII.

Абатъ, Баронеса, Ван-Букъ, Сесиль. (Садится въ сторон).

Абатъ. 45 не годятся?
Баронеса. Не годятся. У васъ ничего нтъ. 14 тузовъ, 6 и 15 составятъ 95. Вамъ ходить.
Ван-Букъ. (Тихо баронес). Я не замчаю, чтобъ ваша дочь хотла показать вамъ письмо.
Баронеса. (Тихо Ван-Буку). Вы не знаете, что говорите. Абатъ стсняетъ ее. Я въ ней уврена, какъ въ самой себ. (Абату). Я все свое взяла. Вамъ брать.
Слуга (докладывая). Г. абатъ, васъ просятъ. Пришелъ церковный сторожъ.
Абатъ. Что имъ надо? Я занятъ.
Баронеса. Передайте карты Ван-Буку. Онъ сыграетъ за васъ эту игру. (Абатъ и слуга уходятъ).

Сцена XIII.

Ван-Букъ, Баронеса, Сесиль.

Баронеса. Вамъ сдавать — я снимала. Что это какъ вы сдаете!
Ван-Букъ. Признаюсь вамъ, я не спокоенъ. М-ль Сесиль и подумаетъ показывать вамъ письма.
Баронеса. Говорю вамъ, я отвчаю за нее, это вы стсняете ее.
Вонъ она мн длаетъ знаки, я отсюда вижу.
Ван-Букъ. Вы полагате? Я ничего не вижу.
Баронеса. Сесиль, подойдите сюда, вы за версту сидите. (Сесиль садится ближе). Вы, кажется, хотли мн что-то сказать?
Сесиль. Я?— нтъ, maman.
Баронеса. Ба! у меня только 4 карты! Ван-Букъ, игра ваша. У меня 3 валета.
Ван-Букъ. Можетъ быть, вы желаете остаться наедин.
Баронеса. Нтъ, не уходите, это ничего. Сесиль, ты можешь говорить и при г. Ван-Букъ.
Сесиль. Да у меня нтъ секретовъ, maman.
Баронеса. Вы не сбирались со мной поговорить?
Сесиль. Нтъ, maman.
Баронеса. Не понимаю! И что это вы выдумали, Ван-Букъ?
Ван-Букъ (тихо). Я сказалъ истинную правду, баронеса.
Баронеса (тихо). Невозможно. Сесиль ничего не говоритъ, ясно, что она ничего и не получала.
Ван-Букъ (тихо). Я видлъ своими глазами.
Баронеса (вставая). Сесиль, что это значитъ? Встаньте и смотрите мн прямо. Что у васъ въ карман?
Сесиль. Maman, я не виновата, это… тотъ молодой человкъ нависалъ мн.
Баронеса. Посмотримъ. (Сесиль подаетъ письмо). Меня интересуетъ стиль того молодого человка, какъ вы его зовете. (Читаетъ). ‘Я умираю отъ любви къ вамъ. Я встрчалъ васъ прошлой зимой и, услыхавъ, что вы въ деревн, ршился увидать васъ опять или погибнуть. Я далъ золотой кучеру’…— Не желаетъ-ли онъ, чтобъ мы возвратили ему его золотой? Большая нужда намъ знать,— ‘Кучеру, чтобъ онъ опрокинулъ меня передъ вашимъ домомъ. Я видлъ васъ сегодня два раза, по ваше присутствіе такъ меня смутило, что я ничего не нашелся вамъ сказать. Страхъ потерять васъ и необходимость хать’…— Это хорошо! Кто-же заставляетъ его узжать? Онъ самъ отказался отобдать.— ‘Заставляютъ меня просить у васъ свиданія. Я знаю, что не имю никакого нрава на ваше довріе…’ — Прекрасная оговорка и очень кстати!— ‘Но любовь все пзвппяетъ. Сегодня вечеромъ, въ 9 часовъ, во время бала, я буду около фермы. Вс подумаютъ, что я ухалъ. Я выду изъ вашего дома въ карет передъ самымъ обдомъ, по, сдлавъ нсколько шаговъ, я изъ кареты выйду’.— Нсколько шаговъ! По его выходитъ будто паша главная алея въ 3 аршина длины — шагнулъ и тутъ!— ‘Если во время вечера вы можете улучить нсколько минутъ, постарайтесь сдлать такъ, чтобы боковая дверь въ павильон была отперта, иначе я пущу себ пулю въ лобъ…’ — Хорошо.— ‘Въ лобъ. Я не думаю, чтобъ ваша матушка…’ — А, ваша матушка! Посмотримъ-ка.— ‘Очень о васъ безпокоилась. У нея, какъ слышно, втеръ бродитъ въ голов…’ — Г. Ван-Букъ, что это значитъ?
Ван-Букъ. Я не слыхалъ, баронеса. Баронеса (передавая ему письмо). Читайте сами и потрудитесь передать нашему племяннику, чтобы онъ сію минуту убирался изъ моего дома и чтобы никогда не возвращался.
Ван-Букъ. Дйствительно, стоитъ: ‘втеръ бродитъ въ голов’. Я не замтилъ, а онъ письмо мн прочелъ.
Баронеса. Онъ прочелъ вамъ и вы передали письмо моимъ людямъ! Подите прочь! Вы старый дуракъ и я не хочу больше васъ видть. (Сссиль) А вы, сударыня, пожалуйте сюда. (Ведетъ ее къ маленькой двери направо).
Сесиль. Но, maman…
Баронеса. Идите, сударыня, и по разсуждайте. (Запираетъ за псю дверь на ключъ).

Сцена XIV.

Баронеса, Абатъ изъ дверей налво, Ван-Букъ бгаетъ по комнат.

Абатъ. Баронеса, я пришелъ попросить васъ…
Баронеса (Кладя ключъ въ карточный столъ). Слава Богу, заперла ее.
Абатъ. Заперли? Кого? (Ван-Буку). Что съ вами, г. Ван-Букъ?
Ван-Букъ (Горячась). Что со мной? Что?.. Довольно съ меня.
Баронеса (Также). И съ меня тоже!
Ван-Букъ. Я ухожу изъ этого дома навсегда. Объ одномъ только сожалю: зачмъ бывалъ.
Баронеса. А я сожалю, зачмъ васъ принимала! (Сильно разсерженные уходятъ въ разныя стороны).

Сцена XV.

Абатъ одинъ, Сесиль за сценой.

Абатъ. Что все это обозначаетъ? (Сесиль стучится въ дверь).
Сесиль (Изъ сосдней комнаты). Г. абатъ, г. абатъ, отоприте мн, пожалуйста!
Абатъ. Не могу, сударыня, безъ предварительнаго разршенія.
Сесиль. Ключъ тамъ, въ карточномъ стол.
Абатъ. Какъ-же вы знаете?
Сесиль. Я смотрла въ замочную скважину, вамъ стоитъ только взять ключъ и отпереть мн.
Абатъ (Достаетъ ключъ изъ стола). Правда ваша: ключъ дйствительно здсь, по я пикоимъ образомъ не могу имъ воспользоваться, хотя это и противно моему желанію.
Сесиль. Ахъ, мн дурно!
Абатъ. Боже милостивый! Успокоитесь. Ужь не случилось-ли съ нами чего опаснаго? Ужь не копчаетесь-ли вы? Умоляю васъ, отвчайте мн? Что вы чувствуете?
Сесиль. Мн дурно, мн дурно!
Абатъ. Не могу-же я оставить безъ помощи такую милую особу. Будь — что будетъ, я на себя возьму всю вину, хоть и станутъ сердиться. (Отпираетъ дверь).
Сесиль. А я, абатъ, убгу, чтобы тамъ ни гонори-ъ! (Убгаетъ стремглавъ въ садъ). Занавсъ.

ДЙСТВЕ ТРЕТЬЕ.

Лсъ. Сбоку маленькій трактиръ.

Сцена I.

Ван-Букъ, Валентинъ, потомъ Слуга изъ трактира,

Вани-Букъ. Опять письмо! Это ужь изъ рукъ вонъ!
Валентинъ. Да, и опять, и еще, и 10 — если нужно. Проклятая баронеса разстроила мое первое свиданіе, я назначилъ второе и теперь дождусь здсь отвта. Эй! кто тамъ есть!
Слуга (изъ трактира). Не желаете-ли, сударь, откушать?
Валентинъ. Нтъ. Подайте одного шампанскаго, если оно у васъ найдется.
Ван-Букъ. Подадутъ теб мерзйшаго вина, уксусъ какой-нибудь.
Слуга. Помилуйте, у насъ можно получить все, что пожелаете.
Ван-Букъ. Вотъ какъ? Въ такой-то дыр? Что ты хвастаешься?
Слуга. Здсь собираются господа во время охоты и мы все имемъ. (Приноситъ шампанское и уходитъ. Ван-Букъ впродолженіи всей сцены понемногу пьетъ.)
Валентинъ. Ну, дядюшка, не малодушествуйте.
Ван-Букъ. Будь покоенъ, я тебя не оставлю. Кллпусь прахомъ покойнаго брата и свтомъ очей моихъ: пока носятъ меня ноги и голова моя на плечахъ — я неустанно буду препятствовать твоему мерзкому замыслу и отвращать ужасныя послдствія.
Валентинъ. Будьте уврены, что я ни за іоту не отступлю. Клянусь моимъ праведнымъ гнвомъ и мракомъ ночи, которая мн покровительствуетъ: пока будетъ у меня бумага и чернила, я стану продолжать и доведу до конца мой мерзкій замыселъ, какъ-бы вы тамъ ни старались мн препятствовать.
Bau-Букъ. И еслибъ ты еще любилъ ее! Еслибъ я былъ увренъ, что всми твоими безумствами руководитъ какое-нибудь человческое чувство, а то вдь — нтъ! Ты просто — ловеласъ, ты только и думаешь, какъ-бы соблазнить, и твоя цль, твоя мечта — самая гнусная измна. Нтъ, ты не племянникъ мн!
Валентинъ. И еслибъ еще вы бранились, еслибъ я видлъ, что въ душ вы посылаете ко всмъ чертямъ и баронесу, и ея знакомыхъ, а то вдь нтъ! Вы просто устали и никакого оскорбленія, нанесеннаго намъ обоимъ, не чувствуете. Нтъ, вы не дядя мн! Я не люблю эту двочку, по еслибъ и любилъ, то месть моя была-бы еще сильне и убила-бы всякую любовь въ моемъ сердц. Клянусь, она сдлается моей возлюбленной, но никогда не будетъ моей женой! Долой всякія испытанія, общанія, увертки! Краснйте, дядюшка Ван-Букъ, краснйте за насъ обоихъ! Вы называете меня ловеласомъ? Да, я ловеласъ. Имя. это идетъ ко мн. Мн, какъ и ему, захлопнули подъ носомъ дверь, украшенную гербами. Меня, какъ и его, надменная семья жестоко оскорбила. Я, какъ дикій ястребъ, какъ все тотъ-же ловеласъ, высматриваю, кружусь надъ моей добычей. Я наброшусь на нее и она, какъ ханжа Клариса, будетъ принадлежать мн!

Сцена II.

Ван-Букъ, Валентинъ, Работникъ съ фермы.

Работникъ. Извольте, сударь, отвтъ.
Валентинъ. Скоро-жь обернулся ты, пріятель.
Работникъ. Я повстрчалъ горничную у ршетки дома, она взяла ваше письмо и сейчасъ принесла отвтъ.
Валентинъ. Вотъ теб золотой за труды. (Работникъ уходитъ.)

Сцена III.

Ван-Букъ, Валентинъ.

Ван-Букъ. Чего тутъ торжествовать! Она шлетъ теб отказъ.
Валентинъ. Въ этой записк?
Ван-Букъ. Непремнно, Сесиль де-Монсъ во второй разъ отказываетъ теб. Распечатай записку. Я ужь заране знаю, что въ ней.
Валентинъ. И я тоже знаю.
Ван-Букъ. Глупецъ! Ты жалуешься на оскорбленія, а самъ такъ и напрашиваешься на нихъ.
Валентинъ. Тутъ-то оскорбленіе? Какъ мы еще юны, дядюшка. Посмотрите хорошенько: какая миленькая записочка. Ее хоть и наскоро писали, а все-таки нашли возможность придать ей кокетливый видъ. Главное, замтьте, какъ она сложена. Видите этотъ трехугольникъ съ печаткой посередин? Это называется шляпочкой. Такъ не пишутъ ни родителямъ, ни повренному, ни духовнику, ни даже пріятельницамъ. Оскорбленіе! Поврьте, дядюшка, никогда письмо, написанное въ минуту раздраженія, не будетъ такъ сложено.
Ван-Букъ. Распечатай твою шляпочку и посмотримъ, что тамъ есть.
Валентинъ. Стоитъ только одно слово.
Ван-Букъ. Одно?
Валентинъ. Да, одно слово.
Ван-Букъ. Вотъ какъ! Двочка любитъ выражаться кратко. Позволь полюбопытствовать — какое слово?
Валентинъ. Это слово: ‘хорошо’.
Ван-Букъ. Да?
Валентинъ. Посмотрите сами.
Ван-Букъ. Быть не можетъ!
Валентинъ. Видите. Ну, дядюшка, умрьте ваше изумленіе и допейте бокалъ.
Ван-Букъ. Непостижимо? И ты просилъ у нея свиданія?
Валентинъ. Сами видли. Пейте-жь. Вы, хоть сто разъ перевертынайте эту записку — лишняго слова не выжмете.
Ван-Букъ. Просьба, сдланная на удачу, и въ отвтъ одно слово: ‘хорошо!’ Это ‘хорошо’ перепутало вс мои мысли. Я никогда ничего подобнаго этому ‘хорошо’ не видывалъ. Извини, я считалъ тебя за сумасброда и все, что было во мн честнаго, возмущалось ври вид твоего нахальства, но теперь это ‘хорошо’ меня смутило, убило, уничтожило. Это ‘хорошо’ просто невроятно! И не будь я теб дядей, я-бы, пожалуй, согласился съ твоимъ мнніемъ о женщинахъ. (Наступаетъ ночь.)
Валентинъ. И вы были-бы правы! (Кричитъ по направленію къ трактиру.) Эй! Принесите другую бутылку. На этомъ свт всякій поступаетъ такъ, какъ ему удобне. Ну, однимъ словомъ больше, однимъ меньше?— Что такое! Послушайте, дядюшка, помиримтесь. Смните гнвъ на милость. (Слуга приноситъ другую бутылку шампанскаго и уходитъ.) Чмъ браниться — выпьемъ лучше. А знаете-ли что, вдь это ‘хорошо’, которое васъ такъ перевернуло — вовсе неглупо. У двочки есть умъ. Даже больше: въ этомъ одномъ слов чувствуется сердце, проглядываетъ какая-то нжность, смлость, простота и… отвага. Ахъ, сердце — великій учитель! Того не придумаешь, что оно само укажетъ. Видно только на сердце и можно положиться.
Ван-Букъ. Я помню, въ Гаг, со мной случилась такая-же штука. Она была прекрасивый бабецъ: росту 5 футовъ и нсколько дюймовъ и съ такими, я теб доложу, тлесами!.. Настоящія Венеры эти фламандки! Теперь и понятія не имютъ, что такое женщина. Во всхъ вашихъ парижскихъ красавицахъ на половину тла и на половину ваты.
Валентинъ. За здоровье вашихъ возлюбленныхъ.
Ван-Букъ. А знаешь, для простенькаго трактирчика это винцо недурно. Мн необходимо было выпить и отдохнуть. Теперь я себя чувствую гораздо бодре.
Валентинъ. Предлагаю условія мира. Во-первыхъ: разршите мн свиданіе.
Ван-Букъ. Но, милый… я надюсь, что ты…
Валентинъ. Клянусь вамъ ничего такого не длать, чего-бы вы сами не сдлали на моемъ мст. Этимъ все сказано. Смотрите, дядюшка, какъ я во всемъ исполняю ваши желанія. Въ конц-концовъ стаканъ вина — добрый помощникъ. Вспыльчивость-же никуда не годится. Разршите четверть часа любовной интрижки и я отказываюсь отъ моей мести. Двочка возвратится къ себ, а мы — въ Парижъ, и дло съ концомъ. Что-же до противной баронесы — я наказываю ее моимъ забвеніемъ! (Совсмъ наступаетъ ночь.)
Ван-Букъ (слегка опьянвъ). Согласенъ, другъ ты мой. Конечно, разв женятся на двочкахъ, которыя посылаютъ вамъ такія ‘хорошо’, ты общаешь мн вести себя порядочнымъ человкомъ — ну и ступай, ступай, въ добрый часъ! Не бойся, изъ-за одного неудавшагося сватовства невстъ не растеряемъ. А ужь берусь похлопотать, это мое дло. Еще не бывало, что какая-нибудь старая дура могла повредить честнымъ людямъ, которые съумли составить себ состояніе да и собой-то тоже недурны. Съ 60 тысячами годового дохода!
Валентинъ. 50, дядюшка.
Ван-Букъ. Говорятъ теб, 60! и при такихъ-то деньгахъ не найдти себ невсты… и вина?! (пьетъ.) Сегодня лунная ночь. Это напоминаетъ мн молодость.
Валентинъ. Точно огонь тамъ мелькнулъ. Чтобы это значило? Ужь не облава-ли на насъ?
Ван-Букъ. Это, должно-быть, приготовленія къ балу. Сегодня у нихъ танцовальный вечеръ.
Валентинъ. Для большей безопасности — разойдемтесь. Послушайтесь меня: идите въ трактиръ, прикажите затопить, усядьтесь передъ огнемъ, закурите вашу добрую фламандскую сигару и грйте себ ноги передъ добрымъ фламандскимъ комелькомъ. Это васъ еще больше встряхнетъ. Черезъ полчаса я къ вашимъ услугамъ.
Ван-Букъ. Хорошо. Въ добрый часъ, мальчикъ! Ты мн все разскажешь и мы сложимъ вмст псенку. Въ былое время мы всегда такъ длали… Про каждую шалушку — куплетъ. (поетъ)
Правда-ль, милая Нанета,
Правда-ль, милая моя…
(Что-то напваетъ и скрывается въ трактир. Валентинъ уходитъ въ противоположную сторону.)

СЦЕНА IV.

Баронеса, Абатъ съ фонаремъ въ рукахъ, потомъ Ван-Букъ.

Баронеса. Ясно, какъ день — она съ ума сошла. съ ней сдлалось головокруженіе.
Абатъ. Она кричитъ: ‘мн дурно!’ Представьте себ мое положеніе.
Баронеса. Какъ разъ въ эту самую минуту вижу: подъзжаетъ карета. Я только успла кликнуть дворецкаго, дворецкаго нтъ, а ужь тамъ изъ кареты вышли и идутъ ко мн — маркиза Вольгуяръ и баронъ Вальбузенъ.
Абатъ. Когда я услыхалъ, что она кричитъ, я еще не сразу подалъ ей помощь. Но что-же мн было длать: мн представилось, что она лежитъ на полу безъ чувствъ, распростертая, а она кричитъ изо всхъ силъ. Ключъ-же былъ у меня въ рукахъ.
Баронеса. А, каково это? Дочь моя умчалась, сломя голову, и разомъ 30 каретъ възжаетъ на дворъ, нтъ, я никогда не переживу этой минуты.
Абатъ. Да еще еслибъ у меня было время, я могъ-бы ее удержать за шаль… или по крайней мр… наконецъ, мои просьбы, мои увщанія…
Ван-Букъ (Выходя изъ трактира, ноетъ):
Правда-ль, милая Нанета,
Правда-ль, милая моя…
Баронеса. Это вы, Ван-Букъ? Ахъ, другъ мой, мы погибли! Моя дочь съ ума сошла и теперь бгаетъ по нолямъ. Она исчезла, какъ сонъ. Она сбила съ ногъ абата и перешагнула черезъ него. Я съ вами рзко обошлась — забудьте и помиримтесь. Помогите мн. Вдь вы мой старый другъ. Я мать, Ван-Букъ. Ахъ, ужасный случай! За что я такъ жестоко наказана?
Ван-Букъ. Баронеса, васъ-ли я вижу? Одн, пшкомъ, вы ищете вашу дочь! Боже праведный, вы плачете?! Ахъ, я несчастный. (Плачетъ.)
Баронеса (Абату). Что это съ нимъ?
Абатъ. Онъ, кажется, очень огорчился. Умоляемъ васъ, г. Ван-Букъ, сообщите намъ, если вы уже что слышали.
Ван-Букъ. Скорй, баронеса, скорй, пожалуйте мн руку. (Беретъ ее подъ руку.) Толькобы Богъ помогъ намъ найдти ихъ! Я вамъ все разскажу. Не безпокойтесь, племянникъ мой честный человкъ, еще не все погибло.
Баронеса. Ба! Такъ это опять свиданье? Скажите, пожалуйста, какая хитрая! Ну, кому теперь можно врить? (Уходятъ вс трое.)

Сцена V.

Валентинъ, Сесиль встрчаются.

Валентинъ. Сесиль, это вы?
Сесиль. Да, что это тамъ за огоньки?
Валентинъ. Не знаю. Какое намъ дло? Вдь это не для насъ.
Сесиль. Пойдемте вонъ туда, тамъ лупа свтитъ.
Валентинъ. Нтъ, пойдемте сюда. Здсь темне. Очень можетъ быть, что насъ ищутъ и вамъ надо скрыться.
Сесиль. Я здсь не увижу вашего лица, пойдемте, Валентинъ, послушайтесь меня.
Валентинъ. Куда теб угодно. Пойдемъ, милая. Куда ты пойдешь, туда и я за тобой. (Садятся на дерновую скамью.)
Сесиль. Представьте, я уже давно заперлась въ павильон и все ждала, ничего не знала. Я сама заперлась въ этой тюрьм, боясь, чтобъ меня не заперли въ другой — похуже. А вы давно ужь меня ждете?
Валентинъ. Весь вечеръ. Видишь это письмо, омоченное слезами? Это твоя записка ко мн.
Сесиль. Обманщикъ! Втеръ и дождь смочили ее.
Валентинъ. Нтъ, моя Сесиль, дорогая, я плакалъ надъ твоей запиской отъ радости и любви. Что тебя безпокоитъ? Чего ты оглядываешься?
Сесиль. Не понимаю: куда-же двался вашъ дядя? Я думала онъ здсь.
Валентинъ. Дядя выпилъ шампанскаго. Твоя мать далеко, все вокругъ насъ тихо.
Сесиль. Вашъ дядя выпилъ? Зачмъ сегодня утромъ онъ спрятался?
Валентинъ. Сегодня? Когда? Что ты хочешь сказать?
Сесиль. Да, сегодня утромъ. Я разговаривала съ вами, а онъ стояль за дверью. Разв вы не замтили? Я его видла, когда вошла въ гостиную.
Валентинъ. Ты наврно ошиблась, я ничего не видалъ.
Сесиль. Ахъ, какъ-же,— я его видла. Онъ еще чуть-чуть отворилъ дверь. Онъ, должно быть, подслушивалъ насъ.
Валентинъ. Какой вздоръ! Теб это во сн приснилось. Не будемъ объ этомъ говорить. Дай мн руку.
Сесиль. Отъ всего сердца, другъ мой! Зачмъ въ вашемъ первомъ письм вы дурно отзываетесь о maman?
Валентинъ. Прости минуту отчаянія, я не могъ совладать съ собой.
Сесиль. Она спросила у меня ваше письмо, я не посмла не показать его. Я знала чмъ это копчится. Но кто предупредилъ ее? Сама она не могла догадаться, письмо было у меня въ карман.
Валентинъ. Бдная! Тебя мучили. Это твоя горничная насъ выдала.
Сесиль. Ахъ, нтъ! На нее можно положиться и безъ денегъ. Но разв вы не подумали, что, отзываясь дурно о maman, вы этимъ оскорбляете меня?
Валентинъ. Ты уже простила мн, не станемъ больше поминать. Зачмъ отравлять эти блаженныя минуты! О, дорогая моя, скажи, какими клятвами могу я искупить твое довріе ко мн?
Сесиль. Валентинъ, сердце мое любитъ правду. Зачмъ вы пріхали къ намъ подъ чужимъ именемъ?
Валентинъ. Нельзя сказать. Это такъ… капризъ, я держалъ пари.
Сесиль. Пари? Съ кмъ?
Валентинъ. Не помню. Какое теб дло до этихъ глупостей!..
Сесиль. Не съ дядей-ли? Да?
Валентинъ. Да, съ нимъ. Я любилъ тебя, я хотлъ узнать тебя ближе и чтобъ никто намъ не мшалъ-бы.
Сесиль. Вы нравы, на вашемъ мст я такъ-же6ы поступила.
Валентинъ. Какая ты любопытная! Къ чему вс эти вопросы? Вдь ты меня любишь. Отвчай — да, и довольно.
Сесиль. Да, другъ мой, да. Сесиль васъ любитъ. Она желаетъ быть достойной вашей любви. Вы ее любите — и она счастлива.. Зачмъ вы отказались отъ обда, когда я васъ стала приглашать?
Валентинъ. Я хотлъ хать. У меня дла.
Сесиль. Должно быть, неважныя и близко, потому что вы сейчасъ-же и вышли изъ кареты.
Валентинъ. А ты почему знаешь? Разв ты меня видла?
Сесиль. Я слдовала за вами. Зачмъ вы сказали, что не танцуете мазурку, когда мы вмст танцовали ее прошлой зимой?
Валентинъ. Гд? Я не помню.
Сесиль. У г-жи Жевре, на костюмированномъ вечер. Какъ, вы забыли? А еще говорите въ вашемъ письм, что видли меня зимой на бал. Это тамъ и было.
Валентинъ. Ахъ! да, помню. Посмотри, какая ясная ночь. Все спитъ. Только влюбленные не спятъ. Позволь мн отбросить тюль и обнять тебя.
Сесиль. Позволяю. Ахъ, какъ я желала бы казаться вамъ красивой. Не отнимайте вашей руки отъ моей: мн такъ хорошо съ вами. Зачмъ-же вы хотли ухать и заставить всхъ думать, что вы въ Париж?
Валентинъ. Надо было для дяди. Смлъ-ли я надяться, что ты придешь на свиданье? О! какъ я боялся, посылая теб письмо, и какъ я мучился, дожидаясь тебя!
Сесиль. Вы боялись, что я не приду? Отчегоже мн было не придти? Я знала, что вы женитесь на мн. (Валентинъ быстро встаетъ и прохаживается.) Что съ вами? Чмъ вы огорчились? Подите сюда, сядьте опять рядомъ со мной.
Валентинъ. Ничего, такъ… Я думалъ… Мн послышалось, точно кто-то прошелъ тамъ?..
Сесиль. Мы совершенно одни, не бойтесь. Подите сюда. Или хотите я встану? (Встаетъ.) Не сказала-ли я такого, что огорчило васъ? Пли, можетъ быть, вы обидлись, что я не сняла мантилью. (Снимаетъ мантилью.) Что съ вами? Вы молчите? Вамъ грустно? Чтобы такое я могла сказать? Я вижу: это я васъ огорчила.
Валентинъ, Нтъ, ничего. Вамъ такъ кажется. Помимо моей воли мн сейчасъ пришла въ голову одна мысль.
Сесиль. Вы все время говорили мн ‘ты’ и даже… довольно… небрежно. Скажите, какая гадкая мысль разстроила васъ? Вы разсердились на меня? Простите, если я виновата. Но мн кажется, я ничего худого не сказала. Дайте мн вашу руку. (Гуляютъ подъ руку по аванъ-сцен.) Знаете, что я вамъ скажу: сперва я послала къ вамъ въ комнату бульону,— Генріэта готовитъ его превкусно,— потомъ пошла въ гостиную, увидала васъ и сейчасъ вамъ предложила его, но я думала, что вы не хотите бульону, не любите. Я 3 раза прошлась по алеямъ — вы замтили меня? Вы ушли къ себ на верхъ. Я сейчасъ-же побжала въ цвтникъ — оттуда видны ваши окна. Вижу: вы стоите у окна и, схвативши чашку обими руками, такъ-то славно кушаете бульонъ! (Смется.) Вдь правда? А каковъ бульонъ?!
Валентинъ. Отличный! Прелестный ребенокъ!
Сесиль. Когда мы женимся, вы увидите, я еще не такъ буду ухаживать за вами. Но зачмъ вы велли кучеру въхать въ канаву? Рисковать жизнью! И къ чему все это? Вы знали заране, что васъ здсь хорошо примутъ. Вы желали скрыть вашу фамилію — это еще я понимаю, по зачмъ все остальное? Вы, можетъ быть, любите романы? Вы читаете ихъ?
Валентинъ. Иногда. Пойдемъ, сядемъ опять. (Садятся.)
Сесиль. Признаюсь, я не очень люблю романы. И въ тхъ, какіе я читала, мало смысла. Мн кажется, что романы — просто одн сказки, выдуманныя авторами для ихъ собственной забавы. Въ романахъ только и говорится, что объ интригахъ, хитростяхъ, о соблазнителяхъ, о тысяч вещей самыхъ неправдоподобныхъ. Возьмемъ хоть сегодняшній вечеръ: когда я получила ваше письмо, я увидала, что мн предстоитъ свиданье въ лсу! Конечно, я поддалась романическому желанію — придти. Но вдь въ этомъ свиданіи было много и реальнаго, а реальная сторона говорила въ мою пользу. Если maman узнаетъ о пашемъ свиданіи, а она узнаетъ,— насъ непремнно женятъ. Какъ бы вашъ дядюшка съ ней ни ссорился, а все-таки они помирятся. Мн стыдно было, что меня заперли, и въ самомъ дл, что я такого сдлала, чтобъ запирать меня? Пришелъ абатъ — я притворилась, что мн дурно, онъ мн отперъ и я убжала.
Валентинъ (въ сторону). Или я самъ попался въ свои тенета или я былъ слпъ и теперь только начинаю прозрвать.
Сесиль. Что-же вы мн не отвчаете? Долго будетъ еще длиться ваша грусть?
Валентинъ. Вы слишкомъ умны для своихъ лтъ, а втрены такъ-же, какъ и я.
Сесиль. Сознаюсь, втрена. Но, милый Валентинъ, вдь я люблю васъ. Я вамъ теперь во всемъ признаюсь. Я знала, что вы меня любите и не со вчерашняго дня. Я встртила васъ зимой только 3 раза, по у меня есть сердце и я не забываю. Вы вальсировали со мной, когда я проходила мимо дверей, моя гребенка задла за драпировку и волосы у меня разсыпались. Припоминаете теперь? Неблагодарный! Въ вашемъ письм съ перваго слова вы говорили, что помните. И какъ-же у меня забилось сердце, читая ваше письмо! Поврьте мн, вотъ это-то и доказываетъ, что любишь, поэтому я и пришла сюда.
Валентинъ (въ сторону). Она — или хитра, какъ чортъ, или чиста, какъ ангелъ.
Сесиль. Что касается моего ума — это дло другое. У меня много было учителей и всхъ сортовъ, по хорошему я научилась отъ матери.
Валентинъ. Отъ твоей матери? Вотъ бы но поврилъ!
Сесиль. Вы мало ее знаете, Валентинъ. Вы полюбите ее, когда станете жить, какъ мы, по фермамъ, съ крестьянами, и когда у васъ будутъ свои бдные. Тогда вы не станете улыбаться, говоря о ней. Вы будете благословлять ее и уважать.
Валентинъ. Дорогой, милый ребенокъ! Ты занимаешься добрыми длами, я вижу какая ты славная!
Сесиль. Да, мать научила меня всему хорошему, лучше ея нтъ женщины на свт.
Валентинъ. Будто?
Сесиль. Ахъ, другъ мой, не вы одни — многіе не хотятъ врить, что она прекрасная женщина. Кто видлъ мать четверть часа, тотъ судитъ о ней по нсколькимъ словамъ, брошеннымъ на втеръ. Правда, дни она проводитъ за картами, вечера за вышиваньемъ. Она ни для какого зпатнаго гостя не оставитъ своего пикета, по лишь только взойдетъ дворецкій и доложитъ ей тихо — она сейчасъ-же побжитъ. Это значитъ, что пришелъ бдный и проситъ помощи. Сколько разъ въ церкви я видала бдныхъ, плачущихъ отъ радости, когда мать подходила къ нимъ. Нтъ, ей есть чмъ гордиться и я горжусь ею. (Перемняя тонъ.) Точно кто-то ходитъ тутъ?
Валентинъ. Нтъ, все тихо. Теб нестрашно? Ты не боялась, когда шла сюда?
Сесиль. Чего страшно? Чего мн бояться? Неужели васъ или темноты?
Валентинъ. Разв ты не боишься меня? Кто тебя убережетъ? Вдь я молодъ, ты хороша, мы одни здсь.
Сесиль. Такъ что-же изъ этого? Что тутъ дурного?
Валентинъ. Да, тутъ ничего нтъ дурного. Выслушай меня и позволь мн стать на колни предъ тобой.
Сесиль. Что съ вами? Вы дрожите?
Валентинъ. Я дрожу отъ страха и радости. Я хочу во всемъ теб покаяться. Я злой, я гадкій пахалъ, хотя на все, что я придумалъ, стоитъ только пожать плечами. Ты сказала, что романы теб не правятся. Я много читалъ ихъ и самыхъ плохихъ. Есть одинъ романъ, онъ называется ‘Клариса Гарловъ’, я дамъ теб прочитать его, когда ты будешь моей женой. Герой влюбляется въ красивую двушку, какъ ты, милая, онъ думаетъ на ней жениться, по прежде онъ хочетъ испытать ее. Онъ похищаетъ ее и привозитъ въ Лондонъ, по она сопротивляется ему. Прізжаетъ Бетфоръ… то есть Томлисонъ, капитанъ… я хочу сказать Мордонъ… нтъ, я ошибаюсь… Однимъ словомъ… нтъ, это все не то, все не то. Ловеласъ дуракъ, а я тмъ боле, потому что хотлъ дйствовать, какъ онъ! Слава Богу! Ты не поняла меня, ты ничего не поняла. Я люблю тебя, я женюсь на теб. Чмъ меньше разсуждаешь въ любви, тмъ лучше!..

Сцена VI.

Валентинъ, Ван-Букъ, Абатъ, Баронеса, Сесиль.

Баронеса. Я ни слова вамъ поврю Онъ еще слишкомъ молодъ, чтобъ быть такимъ испорченнымъ. Соблазнять мою дочь! Теперь такихъ вещей больше не длаютъ. Смотрите: вонъ они! Да они премилые! Здравствуйте, Валентинъ, куда это вы оба забились?
Абатъ. Жаль, что наши поиски увнчались позднимъ успхомъ. Вроятно, вс гости уже разъхались.
Ван-Букъ. Что-же нашъ закладъ?
Валентинъ. Дядюшка, никогда, ни кому не прекословьте.
Ван-Букъ. А ты, племяннникъ, зарока не давай.

Занавсъ.

‘Живописное Обозрніе’, NoNo 39—42, 1880.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека