Ромео и Джульетта, Шекспир Вильям, Год: 1594

Время на прочтение: 94 минут(ы)

РОМЕО и ДЖУЛЬЕТТА,

ТРАГЕДІЯ ВЪ ПЯТИ ДЙСТВІЯХЪ,

ПЕРЕВЕЛЪ СЪ АНГЛІЙСКАГО
И. Росковшенко

МОСКВА.
ВЪ ТИПОГРАФІИ В. ГРАЧЕВА И КОМП.
1861.

Основаніемъ и источникомъ для Шекспировой трагедіи было повствованіе донъ Луиджи да Порто, итальянскаго разскащика, жившаго въ половин XVI столтія. Донъ Луиджи былъ молодой офицеръ въ служб Виченцской республики. Онъ полюбилъ стрлка своей роты, по имени Перегрино, имвшаго около пятидесяти лтъ, который, какъ вс Веронцы, былъ веселый товарищъ и славный говорунъ. Каждый разъ, отправляясь на рекогносцировки, или въ какія либо поздки, Луиджи бралъ съ собой этого любимаго стрлка, который развлекалъ его на бивакахъ неистощимыми разсказами. Однажды онъ долженъ былъ отправиться изъ Градиска въ Удино, и какъ Фріульскія дороги были не совсмъ безопасны, то онъ взялъ съ собою Перегрино и еще двоихъ стрлковъ. Дорога была камениста и печальна, повсюду видны были слды, оставленные проходомъ Нмцевъ, опустошенныя поля, вырубленныя деревья, сожженые или опустлые дома и хижины. Печально и задумчиво халъ Луиджи впереди своего маленькаго отряда. Перегрино, замтивъ его уныніе и желая развлечь его, вызвался разсказать одно трогательное произшествіе, случившееся въ его родномъ город. Донъ Луиджи принялъ это весьма охотно, и вотъ, почти слово въ слово, то, что разсказалъ ему въ пути старый воинъ:
‘Въ начал XIII вка, когда Бартоломео делла Скала былъ повелителемъ Вероны, тамъ жили дв фамиліи во вражд между собой съ незапамятныхъ временъ. Между Каппеллетти (Cappelletti) и Монтекки (Montecchi) ссоры и распри были безпрерывны, и подеста съ большимъ трудомъ усплъ на время прекратить ихъ. Въ короткій промежутокъ спокойствія, глава одной изъ этихъ фамилій, Антоніо Каппеллетти, собралъ къ себ на ночное пиршество всхъ своихъ приверженцевъ. Молодой человкъ, изъ враждебнаго ему дома, Ромео Монтекки, не задумался, не смотря на опасность, проникнуть на балъ, вслдъ за дамой, вскружившей ему голову, но которая была къ нему холодна. Едва вошелъ онъ въ залъ, какъ Джульетта, дочь Антоніо, обратила на него взоры и до того была тронута красотой его, что ей показалось, будто она уже не принадлежитъ себ. Но Ромео осторожно и застнчиво удалился въ уголъ залы, какъ человкъ погруженный въ сокровенныя думы. Это огорчило молодую двушку: она слышала вокругъ себя говоръ о его любезности, о томъ, что онъ отличный танцоръ. Посл ужина начался танецъ, которымъ, по обыкновенію, заключался балъ. Танцующіе составляли кругъ, каждый кавалеръ мнялъ даму, а дама кавалера, по своему выбору. Случайно, возл Джульетты находился молодой кавалеръ Меркуціо, у котораго, по какой-то особой природной странности, и лтомъ и зимой руки были холодны какъ ледъ. Немного погодя Ромео, перемнивъ мсто, взялъ за руку Джульетту, пользуясь свободою танца, и какъ, безъ сомннія, ей хотлось, чтобы онъ говорилъ съ нею, то она сказала ему: ‘Очень рада вашему сосдству, синьоръ Ромео, по крайней мр вы не заморозите моей лвой руки, какъ сдлалъ Меркуціо съ моей правой рукой.’ Эти слова ободрили Ромео, и онъ отвтилъ: ‘О, синьора, если моя рука согрла вашу руку, то ваши очаровательные глаза воспламенили мое сердце!’ Молодая двушка не могла удержаться отъ улыбки, но боясь, чтобы не замтили ее говорящею съ врагомъ ея дома, она поспшно сказала ему: ‘Клянусь вамъ, Ромео, здсь нтъ ни одной дамы, которая въ моихъ глазахъ была бы такъ прекрасна, какъ вы’ {Нкоторые писатели упоминаютъ, что на этомъ костюмированномъ маскарад Ромео былъ въ женскомъ наряд, что придавало ему еще больше красоты.}! И молодой человкъ въ восхищеніи отвтилъ: ‘Если вы позволите, то я всегда буду врнымъ слугою красоты вашей.’
‘Съ этого вечера Джульетта думала объ одномъ Ромео, а Ромео, забывъ ту, о которой онъ тщетно вздыхалъ, сталъ мечтать о Джульетт. Они только и искали случая какъ бы видться на прогулкахъ, въ церкви, у окна, и только въ эти минуты были счастливы. Ромео проводилъ ночи, одинъ, подвергая жизнь свою опасности, подъ окнами своей возлюбленной, иногда, безразсудный, онъ даже пробирался къ балкону ея комнаты, и тамъ, невидимый ни кмъ, ни даже ею, могъ ее видть и слышать. Однажды, въ лунную ночь, когда Ромео пробирался къ балкону, Джульетта, открывъ окно, замтила его:
— Что ты здсь длаешь? прошептала она въ изумленіи.— Увы, отвчалъ Ромео, все, что угодно любви внушить мн.— А если тебя застанутъ, вдь ты подвергнешься смерти!— Да, но мн пріятнй умереть вблизи тебя, если нельзя жить съ тобою.
— Я не противъ того, чтобы ты жилъ возл меня. О, еслибъ только угодно было Богу, чтобъ вражда нашихъ семействъ не препятствовала моей вол!
— Зачмъ смотрть на эту вражду! Согласись только быть моею женой, и я никому не дамъ вырвать тебя изъ моихъ объятій.
‘Однако Джульетта противилась настояніямъ Ромео и молодые люди разстались, не ршившись ни на что. Однажды вечеромъ, когда снгъ падалъ большими хлопьями, бдный любовникъ, окоченлый отъ холода, постучался на балкон молодой двушки и умолялъ впустить его въ комнату. Джульетта отказала ему съ досадой, и прямо объявила, что такую милость она дозволитъ только своему мужу. Но, не желая доле огорчать его, она согласилась выйти за него замужъ и послдовать за нимъ всюду, куда бы то ни было. Молодой человкъ былъ въ восторг, получивъ согласіе на свое желаніе. Для внчанья оба условились тайно обратиться къ монаху Францисканскаго ордена Лоренцо, большому философу, съ глубокими познаніями въ наукахъ естественныхъ.
‘Этотъ монахъ былъ исповдникомъ Джульетты и другомъ Ромео. Онъ ни мало не противился освященію ихъ брака, который, какъ онъ надялся, могъ бы примирить враждующія фамиліи. Согласно составленному плану, въ одинъ день поста, Джульетта вышла изъ родительскаго дома, подъ предлогомъ исповди, и отправилась въ монастырь св. Франциска, гд ожидалъ ее Ромео. Внчаніе было совершено въ самой исповдальн слдующимъ образомъ. Джульетта вошла въ одну изъ тхъ исповдаленъ, какія и теперь устроиваютъ братія Францисканскаго ордена, говорилъ Луиджи. Она велла позвать брата Лоренцо, который въ сопровожденіи Ромео вошелъ внутреннею дверью, поднялъ желзную ршетку, раздлявшую исповдалью на дв половины, и сказалъ молодой двушк:
— Я всегда любилъ тебя, какъ дочь, но теперь ты еще дороже для меня: — ты избираешь въ супруги моего друга, синьора Ромео.’
— Ничего въ мір не желаю я столько, отвчала она, какъ принадлежать ему законно, для этого и пришла я сюда, съ полной къ теб довренностію, чтобы ты былъ свидтелемъ предъ Богомъ, къ чему стремится моя любовь.’
‘Тогда онъ исповдалъ и обвнчалъ ихъ. Молодые супруги условились о свиданіи въ слдующую ночь и, поцловавшись одинъ разъ, разстались. Ромео уведенъ былъ отцомъ Лоренцо чрезъ внутреннюю дверь монастыря, а Джульетта вышла въ наружную дверь, ршетка была опущена, и другія дамы поочередно стали входить для исповди.
‘Спустя нсколько недль посл этого тайнаго брака, вспыхнула ссора на гуляньи между Каппеллетти и Монтекки. Ромео, присутствовавшій при этомъ, воздерживался отъ участія въ ней, но слыша крики своихъ раненыхъ друзей, не вытерплъ, бросился на Тебальда, одного изъ самыхъ разъяренныхъ враговъ, и ударомъ шпаги повергъ его мертвымъ на мст. Каппеллетти, вн себя, обращаются съ жалобой къ синьору делла Скала и, по ихъ настоянію, убійца изгоняется изъ Вероны. Узнавъ объ этомъ приговор, Джульетта отправляется въ келью Лоренцо, куда укрылся ея супругъ, тамъ она говоритъ ему: ‘Что мн длать безъ тебя, Ромео? У меня не станетъ силы жить. Лучше бы мн послдовать за тобой всюду, куда ты пойдешь. Я переоднусь, обржу волосы, буду твоимъ пажемъ, и никто врне меня не будетъ служить теб.’ Ромео благородно отклонилъ это великодушное предложеніе, уврялъ, что скоро получитъ помилованіе, и убдилъ ее ожидать въ Верон послдствій ходатайства за него у подесты.— И такъ, супруги разлучены. Одинъ печально детъ въ Мантуу, другая, грустная, возвращается въ отцовскій домъ.
‘Дни проходятъ. Горееть подтачиваетъ здоровье Джульетты и измняетъ ея красивое личико. Ея мать тревожится перемной и хочетъ знать причину. Но Джульетта не открывается ей, и относитъ къ ничтожнымъ обстоятельствамъ, сндающую ее печаль. Донна Джіованни, въ заключеніе своихъ догадокъ, приходитъ къ убжденію, что бдное дитя умираетъ отъ желанія скоре выйти замужъ и стыдится сознаться въ этомъ. Довольная своимъ открытіемъ, она отправляется сообщить объ этомъ своему синьору и супругу, донъ-Антоніо, который немедля распоряжается, чтобы дочь его, для своего выздоровленія, безотлагательно вышла замужъ за графа Лодроне. Джульетта тщетно говоритъ, что не желаетъ итти замужъ, донъ-Антоніо не покидаетъ своего ршенія, онъ грозитъ Джульетт всею своею отцовскою строгостью, если она будетъ доле упорствовать въ томъ, чтобы сдлаться графиней. Но супруга Ромео предпочитаетъ смерть нарушенію даннаго обта. Въ сопровожденіи матери, которая думаетъ, что провожаетъ ее на исповдь, Джульетта отправляется въ монастырь и заклинаетъ Лоренцо доставить ей средства исполнить ея отчаянное намреніе: если онъ не хочетъ дать ей быстро-дйствующаго яда, то она поразитъ себя ножемъ. Монахъ убждаетъ ее отказаться отъ самоубійства, и предлагаетъ ей вмсто яду, принять наркотическаго снадобья, которое усыпитъ ее на сорокъ-восемь часовъ. Родственники, считая ее умершею, похоронятъ и отнесутъ въ открытомъ гроб въ фамильную усыпальницу, которая находилась посреди монастырскаго кладбища. Лоцерно извлечетъ ее изъ подземелья, перенесетъ въ свою келью, наднетъ на нее монашескую одежду, потомъ проводитъ въ Мантуу, гд будетъ ожидать ее Ромео, предъувдомленный письмомъ Джульетты о подробностяхъ всего этого замысла.— Джульетта съ радостію принимаетъ этотъ спасительный планъ, беретъ порошекъ отъ Лоренцо, общаетъ немедленно отправить письмо, которое должно предъупредить Ромео, и, веселая, возвращается къ матери, у которой испрашиваетъ прощеніе въ своемъ прежнемъ упорств. Восхищенный этой чудесной перемной, донъ-Антоніо хочетъ поспшить свадьбой своей дочери, и отправляетъ ее, въ сопровожденіи двухъ тетокъ, въ замокъ, въ двухъ миляхъ отъ Вероны, гд она должна быть представлена семейству жениха.
‘Джульетта съ охотой соглашается на это, но вечеромъ, по прізд въ замокъ, подъ предлогомъ усталости отъ дороги, удаляется въ назначенную ей комнату съ своею молодою служанкой, спавшей обыкновенно возл нея. Она поспшно раздвается и ложится въ постель, служанка тоже ложится и засыпаетъ. Чрезъ нсколько времени, Джульетта, разбудивъ ее, говоритъ, что у ней сильная жажда, и проситъ принести ей стаканъ воды. Служанка, машинально исполнивъ это, снова засыпаетъ. Джульетта поспшно всыпавъ наркотическій порошекъ въ воду, выпиваетъ, потомъ встаетъ, одвается въ свое праздничное платье, тушитъ огонь, ложиться на постель, скрещиваетъ руки и засыпаетъ. На другой день утромъ, въ замк вс уже были на ногахъ, а Джульетта еще оставалась въ постели. Ея тетки и горничная, удивленныя такимъ необычнымъ сномъ, ршаются разбудить ее, зовутъ, но нтъ отвта. Раскрывъ занавсъ постели, он смотрятъ и находятъ молодую двушку блдною и неподвижною, какъ трупъ. Нтъ больше сомннія: Джульетта умерла! На раздавшіеся крики, донъ-Антоніо, только что пріхавшій въ замокъ, вбгаетъ въ комнату своей дочери и скоре требуетъ врача, который объявляетъ, осмотрвъ тло, что несчастное дитя умерло, и остается только похоронить ее. Совершаются похороны. Тло Джульетты торжественно перенесено въ Верону и положено въ фамильномъ склеп, на кладбищ св. Франциска.
‘Посл похоронъ, Піетро, слуга Ромео, бывшій посредникомъ между двумя супругами, спшитъ въ Мантуу, чтобъ разсказать своему господину горестное произшествіе, которымъ была опечалена вся Верона. Вслдствіе разныхъ случайностей, Ромео не получилъ письма, въ которомъ излагался весь умыселъ Лоренцо: слушая подробный разсказъ своего врнаго слуги, онъ не сомнвается въ смерти Джульетты, и съ этой минуты предается полному отчаянію. Онъ отпускаетъ своего слугу, который могъ бы воспротивиться его пагубнымъ намреніямъ, надваетъ поношенное крестьянское платье, беретъ бутылочку съ зминою водой, отправляется въ Верону, прізжаетъ ночью на кладбище монастыря св. Франциска, прокрадывается въ усыпальницу Каппеллетти, съ которой снимаетъ камень, и выпиваетъ ядъ, обнимая въ послдній разъ свою возлюбленную. При этомъ послднемъ прикосновеніи, Джульетта пробуждается.
‘Тутъ произошла раздирающая сердце сцена между мужемъ, который умираетъ, и женой, которая ожила. Ромео объясняетъ, что онъ былъ жертвою роковой ошибки, Джульетта намрена послдовать за нимъ въ могилу. Ромео ослабвающимъ голосомъ опровергаетъ эту геройскую ршимость.
— Если моя врность и любовь дороги теб, умоляю тебя, живи, ты еще можешь быть счастлива!
— О, возразила она, если ты пожертвовалъ жизнію моей смерти, которая была только кажущеюся, то что же должна я сдлать, мой возлюбленный, для твоей смерти, не кажущейся, но, увы, дйствительной! Я только жалю о томъ, что не могу умереть прежде, и буду жить еще въ ту минуту, когда лишусь тебя.
‘Ромео пытается возражать Джульетт, но онъ теряетъ силы: судорги сжимаютъ ему горло и мшаютъ говорить. Въ эту минуту отецъ Лоренцо показывается у входа въ подземелье. Онъ удивляется стенаніямъ, которыя слышитъ.
— Или боишься, дорогая дочь моя, говоритъ онъ Джульетт, что я оставлю тебя умереть здсь?
— Нтъ, у меня одинъ страхъ, чтобъ ты не увелъ меня отсюда живою. Ахъ! изъ жалости, закрой эту гробницу и удались, чтобъ я могла спокойно умереть. Отецъ мой! отецъ! Такъ вотъ какъ ты меня отдалъ моему Ромео? Смотри! смотри! я прижимаю его къ моей груди!
‘И Джульетта показываетъ изумленному монаху своего мужа въ предсмертной агоніи. Лоренцо наклоняется къ Ромео, умоляетъ его говорить съ его Джульеттой. При этомъ возлюбленномъ имени, умирающій раскрываетъ глаза, съ нжностію смотритъ на Джульетту, вздыхаетъ и отдаетъ душу Богу.
‘День начиналъ заниматься. Лоренцо хочетъ удалить молодую женщину отъ дорогаго трупа, который она продолжаетъ сжимать въ своихъ объятіяхъ. Онъ совтуетъ ей удалиться въ монастырь и тамъ молиться за Ромео! Но Джульетта отказывается, у нее одно желаніе — быть погребенной вмст съ нимъ. Она обращается къ своему мужу, закрываетъ ему глаза, потомъ нсколько времени смотритъ на него, усиленно задерживая свое дыханіе, и падаетъ мертвая на мертваго.
‘Между тмъ стражи подесты, проходя возл кладбища, къ удивленію своему, замтили свтъ въ усыпальниц Каппеллетти. Они отправляются къ памятнику, находятъ Лоренцо возл двухъ труповъ и, подозрвая его въ двойномъ смертоубійств, требуютъ, чтобы онъ вышелъ изъ гробницы для объясненій. Лоренцо, будучи духовнымъ лицемъ, сперва сопротивляется требованію свтской власти. Но синьоръ делла Скала, предъувдомленный объ этомъ странномъ арестованіи, посылаетъ монаху приказъ явиться къ нему. Лоренцо очень скоро оправдывается, разсказавъ подробно трагическую исторію веронскихъ любовниковъ. Тронутый до слезъ печальнымъ происшествіемъ, этотъ доблестный синьоръ отправляется на кладбище, полное уже сбжавшимся народомъ, и приказываетъ, чтобы оба супруга были перенесены въ церковь св. Франциска и похоронены въ одномъ гроб. Привлеченные общею горестію, Каппеллетти и Монтекки отправляются въ церковь, и дв фамиліи примиряются наконецъ на гроб двухъ молодыхъ людей, которыхъ убила ихъ вражда.’
Такъ оканчивается трагическое произшествіе, разсказанное стрлкомъ Перегрино капитану Луиджи да Порто, на пути изъ Градиска въ Удино.
Разсказъ веронскаго солдата не погибъ: ему предназначена была чудесная судьба. Поэзія и музыка облекли его въ свою одежду и обезсмертили. Какъ романъ, онъ трогалъ итальянцевъ и Французовъ, какъ комедія, забавлялъ испанцевъ, какъ драма, онъ увлекъ англичанъ и весь свтъ.
Въ 1516 году Луиджи да Порто былъ сильно раненъ, впереди своей роты, защищая входъ въ Виченцу. Принужденный отказаться отъ военной службы, онъ промнялъ шпагу на перо. Тогда, благодаря своей памяти, онъ припомнилъ повствованіе Перегрино и передалъ его въ новелл, напечатанной въ Венеціи въ 1535 г., спустя шесть лтъ посл его смерти, подъ названіемъ: La Ginlietta, и посвященной авторомъ синьор Лучіи Саворньяна.
Задолго до того времени, когда Луиджи да Порто разсказалъ эту исторію цвтистымъ и мрнымъ слогомъ, въ Италіи было извстно почти такое же произшествіе, которое во второй половин пятнадцатаго столтія, т. е., лтъ за шестьдесятъ до Луиджи, пустилъ въ хотъ малоизвстный неаполитанскій писатель изъ Салерно. Онъ назывался Массуччіо, и жилъ около 14-70 года, собирать современные разсказы было его страстью, наслушавшись ихъ, онъ составилъ сборникъ анекдотовъ, который назвалъ: Novellino.
‘Да поразитъ меня Богъ,— съ живостію восклицаетъ онъ въ своемъ вступленіи, — если вс произшествія, передаваемыя мною, не были разсказаны мн за истинныя, здсь не сказки, но дйствительныя исторіи.’
Какъ бы то ни было, только въ ‘Новеллино’ Массуччіо, находятся первыя черты драмы: ‘Ромео и Джульетта’. Произшествія и дйствующія лица имютъ въ себ что-то жесткое, не достаетъ наряда и украшеній Луиджи. Влюбленный называется Маріотто Сіэннскій, онъ тайно женится на богатой двушк Анн, или просто Джіанотт, и вслдствіе одного случая, мститъ за личное оскорбленіе итальянскимъ способомъ, т. е., убійствомъ, за что осужденъ на изгнаніе изъ Сіэнны. Молодая жена его, сговорившись съ слугою, выдаетъ себя за умершую, ее относятъ въ фамильный склепъ, и она тайно отправляется къ своему супругу въ Мантуу, мсто его изгнанія. Въ тоже время всть о смерти Джіанотты долетла до Маріотто, онъ не медля отправляется въ Сіэнну, гд оцнена голова его, но онъ пренебрегаетъ этимъ и хочетъ умереть на гроб той, которую любилъ. Стража республики узнаетъ его, онъ преданъ палачамъ, голова его падаетъ и выставляется у городскихъ воротъ. Она была первымъ предметомъ, поразившимъ взоръ несчастной Джіанотты, по возвращеніи ея изъ Мантуи, гд она не застала своего супруга. Это поражаетъ ее такимъ отчаяніемъ, что она на мст умираетъ.
Въ этомъ первоначальномъ разсказ, безъ сомннія, боле близкомъ къ дйствительному произшествію, больше интереса, страсти и энергіи, чмъ въ новелл Луиджи да Порто. Массуччіо переноситъ читателя на сто лтъ ближе къ временамъ варварства, цивилизація мене изнжена, у него нтъ ничего, что напоминало бы томныя и плнительныя рчи Джульетты и Ромео. Драма совершается, руководимая страстью, безъ участія другихъ характеровъ. Все показываетъ, что Массуччіо весьма мало измнилъ истинное произшествіе. Здсь видны съ своими оттнками нравы пятнадцатаго вка: убійство ни почемъ, любовь пылкая и на все способная, палачи всегда въ дйствіи, надъ городскими воротами окровавленныя головы, и домашній уголъ полонъ великихъ трагедій, порождаемыхъ сильными страстями.
Восемнадцать лтъ спустя, романистъ, бывшій тогда въ ходу, доминиканскій монахъ Матео Банделло, воспользовался новеллой Луиджи, дополнилъ ее, передлалъ въ ней нкоторыя второстепенныя подробности и помстилъ въ собраніи своихъ повстей, по порядку девятымъ разсказомъ, произведшимъ большое впечатлніе, собраніе это изданно въ, 1553 г., подъ названіемъ, La sfortunata morte di dui infelieissimi Amanti, che l’uno di veleno, e l’altro di dolore morireno.
Черезъ шесть лтъ, во Франціи, бретонецъ, теперь забытый, Пьеръ Боато, составитель книгъ, содержащихъ чудесныя, патетическія и необыкновенныя исторіи, передлалъ на Французскій языкъ романъ Банделло, назвавъ: Les Tragiques Histoires de Romeus et de Julietta, и, по духу своей націи, прибавилъ нсколько замчаній и остротъ, ввелъ новыя лица, напримръ, аптекаря, продающаго ядъ Ромео, и измнилъ сохраненное преданіемъ окончаніе, представивъ Ромео умершимъ до пробужденія Джульетты, которая убиваетъ себя кинжаломъ своего супруга.
Боато, посщая часто Англію, подарилъ тамъ нкоторымъ джентльменамъ свой литературный трудъ, которымъ воспользовался плохой поэтъ Артуръ Брукъ (Brooke, нкоторые пишутъ его фамилію Broke), сдлалъ изъ Французскаго разсказа поэму, въ четыре тысячи стиховъ, и издалъ ее подъ заглавными буквами своего имени. Вотъ заглавіе его книги, The Tragicall Historye of Romeus and Juliet, written first in Italian by Bandell, and now in Englishe by Ar. Br. In aedibus Richradi Totleli. Cum Prinilegio. (Col.) Imprinted at London in Fiete strete within Temble barre, at the signe of the hand and starre, by Richard Tottill the xx day of November. An do. 1562.
Спустя пять лтъ Вилльямъ Пантеръ, боле умренный, чмъ Брукъ, буквально перевелъ текстъ Боато и напечаталъ въ народномъ изданіи The Pallace of Pleasure, которое разносилось по всей Англіи съ 1567 г.
Такимъ образомъ приготовлялась канва для великой драмы Шекспира, и почти въ одно время, когда онъ писалъ ее, въ Испаніи Лопе де Вега изъ той же почти канвы создалъ комедію: Кастемвины и Монтехи, которая была играна труппою короля Филиппа. Вотъ очеркъ ея.
Сцена представляетъ площадь Вероны, въ глубин ея прекрасный палаццо стараго Антоніо, главы партіи Кастельвиновъ. Въ палаццо балъ, звуки скрипокъ и флейтъ разносятся по площади. Впереди сцены Розело, молодой кавалеръ изъ партіи Монтехи, разговаривая съ другомъ своимъ Ансельмо, сообщаетъ ему желаніе свое присутствовать на бал. Благоразумный Ансельмо представляетъ ему безразсудство такого намренія: Розело извстна непримиримая ненависть Кастельвиновъ къ Монтехамъ. Не изъ пустой ли отваги хочетъ онъ подвергнуть явному оскорбленію себя и жизнь свою опасности? Розело упорствуетъ: какое-то сверхъестественное влеченіе, говоритъ онъ, побуждаетъ его войти къ Антоніо, онъ летятъ себя надеждой, что любовь прекратить вс эти распри, и Гименей примиритъ об партіи. Ансельмо отговариваетъ, но Розело стоитъ на своемъ и увлекаетъ своего друга. Оба надваютъ маски, и въ сопровожденіи слуги Марино, который возстаетъ съ своимъ шутовскимъ страхомъ противъ безразсудства своего господина, отправляются на балъ.
Сцена мняется. Въ обширномъ саду, весело расхаживаютъ переодтыя толпы кавалеровъ и дамъ. Октавіо, молодой Кастельвинъ, сынъ Теобальдо, любезничаетъ съ своей невстой, прекрасной Юліей, дочь Антоніо, которая холодно отвчаетъ на его болтовню. Въ эту минуту являются трое непрошенныхъ гостей. Розело замчаетъ Юлію, пораженный рдкой красотой ея, въ забывчивости, онъ снимаетъ маску съ лица. Хозяинъ дома, Антоніо, узнаетъ его. ‘Можетъ ли дерзость такъ далеко простираться, восклицаетъ онъ, Розело въ моемъ дом!’ И вн себя, онъ бросается, со шпагой въ рук, къ молодому человку. Къ счастію, Теобальдо удерживаетъ своего стараго друга и напоминаетъ ему объ уваженіи къ гостепріимству. По милости этого вмшательства, Розело можетъ безнаказанно созерцать Юлію. ‘Увы! думаетъ онъ, зачмъ во мн кровь Монтехи. Не лучш ли было бы, еслибъ небо создало меня Кастельвиномъ?’ Юлія,также чувствуя странное волненіе при взгляд на незнакомца, котораго имени она не знаетъ, говоритъ: ‘Если бы любовь снизошла къ людямъ, она бы заимстовала лице и станъ этого незнакомца.’ Они, въ суматох бала, приближаются другъ къ другу: Розеліо признается въ любви Юліи, она, пользуясь минутой, когда Октавіо отошелъ въ сторону, надваетъ перстень на палецъ Розело и назначаетъ ему свиданіе въ слдующую ночь.
Между тмъ солнце заходитъ, начинаются сумерки, балъ кончился, и вс гости удаляются. Юлія остается одна съ Деліей, своей служанкой, и открываетъ ей свои сердечныя чувства къ прекрасному незнакомцу. Делія восклицаетъ: ‘Этотъ прекрасный незнакомецъ сынъ Фабриція, врага вашего имени вашей фамиліи!’ и умоляетъ свою госпожу подавить эту несчастную страсть. Юлія готова бы послдовать такому доброму совту, но у нея недостаетъ на это силы. Притомъ, какъ же ей можно отступиться? Она была къ нему такъ ласкова. Должна ли она показать себя предъ Розело двуличною и нарушительницей слова?
— Нсколько любезностей, обращенныхъ къ незнакомцу, утверждаетъ Целія, ничмъ не обязываютъ.
— Но я дала ему перстень.
— Это невинная любезность, которая могла быть невольно сдлана въ веселую минуту.
— Но…
— Какъ! еще но, синьора?
— Целія, не доводи меня до отчаянія, онъ въ эту ночь ожидаетъ меня въ саду. Я общалась быть тамъ.
— Не будьте тамъ, онъ разсердится, вы его больше не увидите — вотъ единственное средство къ скорому излченію.
Вопреки убжденіямъ служанки, Юлія ршается сдержать слово. Настала ночь. Молодая двушка ходитъ одна по алле, и ждетъ Розело, который является, перелзши черезъ садовую стну. Свиданіе ихъ tte—tte.
— Послушай, Розело! Я обдумывала… Эта любовь насъ обоихъ далеко заведетъ. Мы на краю пропасти. Постараемся ея избжать. Ты происходишь отъ Монтеки, а а отъ Кастельвиновъ. Какой ужасъ, если откроютъ, что я принимаю твое искательство! Я предвижу теб врную смерть, а мн отчаяніе и неизбжный стыдъ. Забудь меня, пусть твои уста никогда не произносятъ моего имени. Прощай, Розело, удались! Я трепещу, говоря съ тобою! Что если мой отецъ тебя застанетъ здсь!
Розело не внемлетъ мольбамъ Юліи, онъ не можетъ удалиться. ‘Милый врагъ, небу извстно, что я бы послушался тебя, если бъ могъ повиноваться, но любовь, которая овладла мною, длаетъ меня неумолимымъ къ такому великому усилію. Меня ничто не страшитъ. Мн пріятне лишиться жизни, чмъ радости быть съ тобою вмст!’ За тмъ, бросившись на колни предъ своею возлюбленной, онъ продолжаетъ: ‘Юлія, порази сердце, обожающее тебя, пролей недостойную кровь Монтеховъ, которая течетъ въ моихъ жилахъ, или отдай мн свою руку: подумай, быть можетъ небо насъ создало, чтобы уничтожить вражду нашихъ отцевъ и водворить миръ въ нашей родин.’
Въ эту патетическую минуту раздается шумъ въ глубин сада. Юлія узнаетъ голосъ своего отца:
— Удались, говоритъ она въ страх, или ты сдлаешься жертвою его вражды.
— Нтъ, не удалюсь: долженъ ли я жить, или умереть? Твое ршенье!
Юлія наконецъ ршается, она даетъ согласіе выйти за него замужъ, чтобъ только не видть его мертвымъ, молодой человкъ удаляется.
Здсь кончаются первыя сутки. Вторыя сутки открываются на Веронской площади. Солнце освщаетъ своими раскаленными лучами портикъ собора. Ромео передаетъ Ансельму всть о своемъ союз съ дочерью Антоніо, бракъ совершенъ тайно патеромъ Авреліо. Во время разговора двухъ друзей, раздаются звуки шпагъ и крики у входа въ церковь, вслдъ за тмъ площадь наполняется толпами раздраженныхъ людей, вооруженныхъ шпагами и бердышами. Это Кастельвины и Монтехи, возобновившіе свою вражду, затваютъ битву. Розело бросается между двухъ партій: ‘Остановитесь, синьоры! Я Монтехи, но я не желаю несчастія Кастельвинамъ. Послушайтесь разсудка, удостойте сказать мн, какая причина побудила васъ взяться за оружіе?’
Октавіо объясняетъ ему, что, въ собор, слуги одной синьоры Монтехи осмлились сдвинуть съ мста скамейку подъ ногами у его сестры Доротеи. Розело не находитъ въ этомъ достаточнаго повода, чтобъ столько людей перерзали другъ друга. Онъ предлагаетъ загладить обиду тмъ, что самъ пойдетъ поставить на мсто скамейку, и, сверхъ того, для предупрежденія новаго раздора, заключить двойной брачный союзъ между фамиліями: Октавіо пусть женится на донь Андреа, изъ дому Монтехи, а онъ, Розело, на Юліи. Это предложеніе раздражаетъ до крайности молодаго Кастельвина, который нисколько не отказывался отъ своихъ притязаній на молодую дочь Антоніо. Онъ, съ обнаженной шпагой, бросается на своего противника.’Синьоры, восклицаетъ Розело, обращаясь къ окружающимъ его, будьте свидтелями, что я принужденъ защищаться, въ то время, когда желалъ примирить всхъ.’ Дуэль завязывается, посл втораго удара, Октавіо падаетъ мертвымъ, и Розело едва успваетъ спастись бгствомъ отъ страшнаго закона, грозящаго убійц. На эту тревогу является Масимильяно, герцогъ Вероны, и распрашиваетъ присутствующихъ, чтобъ узнать виновныхъ и наказать ихъ. Вс показанія въ пользу Розело, сама Юлія выходитъ изъ церкви, чтобы оправдать его. Но герцогъ, боясь раздражить Кастельвиновъ, если Розело останется ненаказаннымъ, изгоняетъ его.
Сцена перемняется. Мы узнаемъ садъ Антоніо, не ясно освщаемый луной. Предъ выздомъ своимъ изъ Вероны, Розело желалъ увидться съ Юліей и пробрался въ садъ, въ сопровожденіи Марино, который тоже хотлъ проститься съ Целіей. Юлія въ слезахъ. Розело спрашиваетъ ее, не смерть ли Октавіо виной ея горести: если такъ, то онъ предлагаетъ ей свой кинжалъ, чтобъ она поразила убійцу. ‘Жестокій, отвчаетъ молодая женщина, разв не знаешь, что одно твое отсутствіе виною моихъ слезъ? Кром тебя у меня нтъ больше родныхъ. Ты мое сокровище, моя надежда, моя слава и жизнь.’ Изливая чувства свои въ разговор, молодая чета скрывается за деревьями, оставляя сцену слуг и служанк, которые забавляютъ зрителей своимъ комисмомъ. Марино разсказываетъ, что во время послдней сумятицы, онъ укрылся на верху одной башни, не чувствуя ни малйшаго желанія умереть и сознавая, что Целія вполн заслуживала того, чтобы онъ остался живымъ для нея одной. Целія вполн одобряетъ трусость своего друга, столь лестную для нея. По ея мннію, любовники должны быть немножко трусливы, чтобъ подоле услуживать своимъ возлюбленнымъ. Хвастунъ воображаетъ себя въ прав являться везд со шпагою въ рук. Онъ напрашивается на исторіи, тревожитъ сосдей и держитъ насъ въ постоянномъ страх. Мы предпочитаемъ труса: ‘Его робость, заключаетъ онъ, ручается намъ за его благоразуміе, и мы наслаждаемся съ нимъ удовольствіями тихими, безъ опасенія за нашу репутацію.’ Восхищенный Марино клянется плутовскими глазками Целіи, что въ Верон не найдется труса, боле совстливаго, чмъ онъ. Едва этотъ безстыдный Фигаро усплъ обнять свою Сузанну, какъ оба супруга появляются. Розело, который долженъ укрыться въ Феррар, общаетъ повременамъ навщать свою жену. Юлія уже тревожится о послдствіяхъ этого принужденнаго отсутствія, Розело истощаетъ увренія въ своей врности. Марино, въ свою очередь, требуетъ ручательствъ отъ Целіи, которая тоже клянется быть постоянною…. какъ бабочка. Въ эту минуту показывается между листьями деревъ свтъ факеловъ. Это Антоніо приближается со слугами, вооруженными съ ногъ до головы, чтобы узнать причину необыкновеннаго шума, который послышался ему въ саду. Розело и Марино едва имютъ время убраться. Антоніо находитъ свою дочь заплаканною, и хочетъ знать причину слезъ ея. Юлія приписываетъ ихъ смерти своего родственника Октавіо. Старикъ хвалитъ эту чувствительность, и, чтобы утшить бдное дитя, задумываетъ выдать ее замужъ за графа Париса, молодаго, любезнаго синьора, богатаго и уважаемаго въ Верон. Не думая больше ни о чемъ, онъ посылаетъ поспшно письмо: ‘Я вамъ отдаю мою дочь, пишетъ онъ, оставьте все, прізжайте къ намъ.’
Здсь интрига запутывается. Розело, едва выхалъ изъ Вероны, какъ попадаетъ въ засаду, приготовленну для него Кастельвинами. Въ минуту, когда его одолвала числителькость враговъ, приближается графъ Парисъ, оказываетъ ему помощь и предлагаетъ пріютъ въ своей прекрасной вилл, по близости оттуда. Тамъ, въ присутствіи Розело, онъ получаетъ посланіе отъ Антоніо, и спшитъ показать его своему гостю, чтобы онъ принялъ участіе въ пріятной для него всти. Розело, прочитавъ письмо, считаетъ себя отвергнутымъ Юліей, и немедленно узжаетъ въ Феррару, съ твердымъ намреніемъ отомстить за эту измну въ объятіяхъ какой нибудь красавицы.
Въ третьи сутки мы видимъ Юлію заключенною у себя и жестоко преслдуемою отцемъ, который непремнно хочетъ навязать ей графа. Молодая женщина, доведенная до отчаянія, пишетъ къ патеру Авреліо, что она скоре ршиться умереть, чмъ вторично выйти замужъ, и отсылаетъ письмо съ Целіей. Горничная возвращается со стклянкой, данной ей патеромъ и содержащей, какъ онъ сказалъ, спасительное лкарство. ‘Пусть синьора выпьетъ только этотъ пріемъ, и она будетъ избавлена отъ своихъ мукъ.’ Этого лаконическаго довода достаточно для Юліи. ‘Авреліо, говоритъ она, великій философъ, свойства всхъ растеній ему извстны, въ природ нтъ тайны для него. Къ тому же онъ любитъ Юлію, какъ любитъ Розело. Съ тхъ поръ какъ обвнчалъ, онъ называлъ ихъ своими дтьми.’ Успокоенная этими доводами, Юлія выпиваетъ жидкость, закрывши глаза, но тотчасъ начинаетъ жаловаться на невыносимое страданіе, жгучая боль мучитъ ее, она видитъ все какъ въ туман. Не остается больше сомннія, что патеръ, вмсто успокоительнаго состава, прислалъ ей ядъ: ‘Умолкни, Целія, не смущай моихъ послднихъ минутъ… Я умираю довольною… Когда ты увидишь Розело, скажи ему, что я не опозорила имени его супруги, скажи ему, что я укошу въ могилу мою любовь, скажи, чтобъ онъ помнилъ меня, но чтобъ онъ утшился… Пусть будетъ онъ счастливъ… Прощай Розело! Розело!’
Целія уводитъ свою слабющую госпожу, сцена перемняется. Она представляетъ улицу Феррары, Розело, превратившійся въ волокиту, стоитъ подъ балкономъ доньи Сильвіи, молодой кокетки, извстной въ город, длаетъ ей объясненіе, принимаемое, кажется, охотно. Это объясненіе прерываетъ Ансельмо. Онъ присутствовалъ при похоронахъ Юліи, и передаетъ Розело все произшествіе, о которомъ съ горестію вс толкуютъ въ Ворон: дочь Антоніо отправилась, ее нашли мертвою въ постели, и погребли по утру. Розело, въ негодованіи на себя, что не узналъ такой геройской преданности, хочетъ наказать себя ударомъ кинжала. Но Ансельмо удерживаетъ его руку и открываетъ, наконецъ, своему другу тайну, которую доврилъ ему патеръ Авреліо: Юлія приняла не ядъ, но наркотическій составъ, вс считаютъ ее мертвою, но она только въ усыпленіи. Въ слдующую ночь, она проснется, и Розело остается только, не теряя ни минуты, отправиться, чтобы извлечь изъ гроба свою супругу.— Розело не медлитъ и скачетъ верхомъ по дорог въ Верону съ своимъ слугою Марино, который едва поспваетъ за нимъ.
Сцена мняется. Вотъ гробница фамиліи Кастельвиновъ, обширное подземелье, усыпанное костями и черепами мертвыхъ. Посредин гробъ, гд лежитъ Юлія. Молодая женщина пробуждается: она, не понимая гд находится, смутно различаетъ вокругъ себя скелеты и полагаетъ, что все это ей видится подъ вліяніемъ страшныхъ грезъ. Скоро у входа показывается Розело и его слуга. Марино освщаетъ путь факеломъ, идетъ впередъ, весь дрожа, спотыкается на черепъ, падаетъ, факелъ тухнетъ! Однако же супруги скоро узнали другъ друга. Они спшатъ оставить ужасное мсто и отправляются искать убжища на одной сосдней ферм, принадлежащей Антоніо.
Тамъ, среди сельской сцены, мы находимъ бглецовъ, въ сообществ съ Ансельмо, одтыхъ по деревенски и ведущихъ пастушескую жизнь. Но это пастушеское счастіе скоро нарушается пріздомъ дона Антоніо, съ толпою гостей, приглашенныхъ для празднованія свадьбы его съ двицей доньей Доротеей, сестрой убитаго Октавіо. Боясь быть открытыми, Розело, Ансельмо и Марино поспшно скрываются. Юлія тоже прячется въ чуланчикъ надъ комнатой занимаемой Антоніо. Изъ этого невидимаго убжища, она взываетъ къ своему отцу, какъ будто бы пришедшая съ того свта, укоряя его въ несправедливости и суровости: что онъ былъ причиной ея смерти, принуждая идти замужъ за Париса, когда она уже была обвнчана съ Розело, и что она будетъ навщать его, пока онъ не признаетъ Розело своимъ зятемъ и не полюбитъ его. Добрый Антоніо поддается паническому страху, воображая, что съ нимъ говоритъ духъ его дочери, чтобы успокоить тнь Юліи, онъ даетъ клятву любить ея мужа, какъ своего сына. Въ ту минуту, когда онъ произнесъ торжественный обтъ, являются Тебальдо и прочіе гости, влача за собой Розело, Ансельмо и Марино, взятыхъ ими въ плнъ. Раздраженные Кастельвины предлагаютъ подвергнуть этихъ троихъ враговъ самой страшной казни, но Антоніо противится и объявляетъ, что онъ намренъ сохранить врно клятву, данную имъ тни своей дочери. Онъ беретъ Розело подъ свое покровительство, и чтобы доказать ему свою отеческую нжность, предлагаетъ ему свою собственную невсту Доротею. Бракъ между Розело и дочерью Теобальдо готовъ уже совершиться, какъ вдругъ является съ того свта Юлія, требуя для себя своего супруга. Общее удивленіе. Антоніо, слишкомъ счастливый возвращеніемъ своей дочери, извиняетъ продлку, которой онъ былъ жертвой, и утверждаетъ окончательно бракъ Юліи и Розело, самъ же онъ женится на Дороте, а Марино на Целіи, снабженной приданымъ въ тысячу дукатовъ. Миръ между Монтехи и Кастельвинами заключенъ, среди общей веселости, тремя свадьбами.
Піеса Лопе де Веги забавна, легка и остроумна: она заключаетъ въ себ вс достоинства и недостатки испанскихъ комедій плаща и шпаги (de cape et d’pe), она исполнена веселости, разнообразія, остроумія, легкаго и увлекательнаго движенія, но ей недостаетъ высшихъ качествъ: анализа страстей, творчества характеровъ и единства въ дйствіи. Въ твореніи Лопе де Веги есть движеніе, но нтъ жизни, вс дйствующія лица волнуются, но не живутъ, говорятъ, но не думаютъ, кричатъ, по не чувствуютъ, они проходятъ какъ автоматы, двигающіеся по произволу безотчетнаго каприза.
Лопе де Вега сдлалъ пародію изъ итальянской легенды, а Шекспиръ создалъ драму, онъ возвратилъ веронскимъ влюбленнымъ ихъ страстную нжность, непоколебимую врность и высокое самопожертвованіе. Шекспиръ отклонилъ отъ нихъ обыденное счастіе, и обрекъ ихъ мученичеству, котораго они были достойны.
Англійская драма не есть воспроизведеніе итальянской легенды, она есть возсозданіе дйствительности. Шекспиръ своимъ творческимъ вдохновеніемъ одушевилъ вс эти фигуры, похороненныя въ преданіи: Ромео, Джульетта, Теобальдъ, кормилица, монахъ, старикъ Каппеллетти. По его вол, вс эти личности одарены нетлнною индивидуальностію.
Поэтъ воскресилъ не только личности, но даже изчезнувшую эпоху. Съ первой сцены, въ этой Верон, обагренной кровью фамильной вражды, мы узнаемъ Италію XIV вка, ту несчастную Италію, для которой Дантъ, вымаливаетъ состраданія, какъ милостыни, изъ глубины чистилища у императора Альбрехта: ‘Взгляни на Монтекки и Каппеллетти, на Мональди и Филиппески, о ты, беззаботный мужъ, одни уже въ скорби, а другіе того же страшатся… Теперь уже не могутъ жить безъ брани т, которые обитаютъ въ этихъ странахъ, они грызутъ другъ друга, хотя и окруженные одною стной и однимъ рвомъ {Дантъ, Чистилище, пснь VI.}’. Въ то время господствовали повсюду несогласіе, раздоръ и разъединеніе. Дти, одного города вели войну между собой изъ одной улицы въ другую, Гвельфы противъ Гибеллиновъ, Блые противъ Черныхъ, Орсини противъ Колоннъ, Каппеллетти противъ Монтекки. Казалось, будто цивилизація погибнетъ и ненависть воцарится.
Но въ глубин человческаго сердца есть охранительное, врожденное чувство, не заглушаемое пагубными страстями. Этотъ охранительный инстинктъ, это божественное чувство,— есть любовь. Въ то время, когда ненависть побуждаетъ къ несогласію, войн, неурядиц, любовь возвщаетъ согласіе, миръ и порядокъ. Любовь стремится соединить то, что ненависть разъединяетъ. Любовь, какъ сильная страсть, подобно ненависти, слпа и не видитъ препонъ. Ей ни почемъ предразсудки кастъ, ожесточеніе партій, зависть породы и наслдственность вендетты. Она преслдуетъ, на перекоръ всему, свое призваніе, возложенное на нее Провидніемъ: таинственное орудіе прогресса, она стремится примирить семейства, сблизить народы, обновить человчество. Ненависть отрицаетъ, любовь убждаетъ, ненависть разрушаетъ, любовь животворитъ. Ромео и Джульетта — величественное проявленіе этого вчнаго антагонизма между двумя противоположными началами.
Въ предмстіи Вероны, возл Францисканскаго монастыря, стоящаго вн городскихъ стнъ, среди поля, гд прежде было кладбище, теперь превращенное въ виноградникъ, находится, въ тни виноградныхъ лозъ, саркофагъ изъ краснаго мрамора, отчасти разрушенный вками, глубиною въ полтора, шириною въ два и длиною въ шесть футовъ, онъ истертъ временемъ и раскрытъ. Внутри его, на восточной оконечности, находится каменное изголовье, на двухъ стнкахъ его замтны дв диры. Въ этомъ саркофаг, боле похожемъ на постель, чмъ на гробъ, согласно незапамятному преданію, монахъ Лоренцо положилъ Джульетту.
Императоръ Альбрехтъ былъ умерщвленъ въ 1308 г., Веронцы, не сомнваясь въ дйствительности печальной исторіи Ромео и Джульетты, и соображая приведенные выше стихи Данта изъ шестой псни Чистилища, опредляютъ время этого трагическаго произшествія 1303 годомъ, когда Ла-Скала, или Скалигеръ, какъ подеста, правилъ Вероной.
Байронъ въ письм къ Томасу Муру упоминаетъ, что онъ постилъ, въ ноябр, гробницу Джульетты, и нашелъ ее наполненною осыпавшимися сухими листьями виноградника.
Кром этого памятника, есть въ Верон старинное зданіе, теперь обращенное въ законченый трактиръ, гд шумятъ и курятъ, гд угощаютъ веттуриновъ макаронами и кисловатымъ виномъ. При вход въ это зданіе, внутри, надъ дверью, видна высченная на камн небольшая шляпа. Это, говорятъ гербъ Каппелеттовъ, Cappeletto, и здсь будто бы жила Джульетта.

РОМЕО и ДЖУЛЬЕТТА.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

ЭСКАЛІЙ, принцъ Вероны.
ГРАФЪ ПАРИСЪ, родственникъ принца.
МОНТЕКИ, КАПУЛЕТИ главы двухъ фамилій во вражд между собою.
СТАРИКЪ, дядя синьора Капулета.
РОМЕО, сынъ синьора Мантеки.
МЕРКУЦІО, другъ его и родственникъ правда.
БЕНВОЛІО, племянникъ синьора Монтеки и другъ Ромео.
ТЕБАЛЬДЪ, племянникъ синьоры Капулети.
ЛОРЕНЦО, монахъ Францисканскаго ордена.
ІОАННЪ, тоже.
ВАЛТАСАРЪ, слуга Ромео.
САМСОНЪ, слуга изъ дому Капулети.
ГРЕГОРІО, тоже.
АВРААМЪ, слуга изъ дому Монтека.
АПТЕКАРЬ.
ТРИ МУЗЫКАНТА.
ПІЕТРО, слуга кормилица.
ПАЖЪ графа Париса.
НАЧАЛЬНИКЪ СТРАЖИ.
СУПРУГА СИНЬОРА МОНТЕКИ.
СУПРУГА СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.
ДЖУЛЬЕТТА, дочь Капулети.
АНДЖЕЛИКА, кормилица Джульетты.

Граждане Вероны. Родственники обоихъ домовъ. Гости и маски. Музыканты, пажи, слуги, стража.

Дйствіе происходитъ въ Верон, одна только первая сцена, пятаго дйствія, въ Манту.

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

Площадь.

САМСОНЪ и ГРЕГОРІО входятъ, вооруженные мечами и щитами.

САМСОНЪ.

Грегоріо, поврь моему слову, мы не снесемъ. (1)

ГРЕГОРІО.

Да, неснесемъ, иначе мы были бы носильщики.

САМСОНЪ.

Я разумю, когда мы разгорячимся, то живо обнажимъ…

ГРЕГОРІО.

Ты будешь нагъ, пока живъ.

САМСОНЪ,

Если меня затронутъ, я живо ударю.

ГРЕГОРІО.

Но тебя не скоро растрогаешь, чтобы ты ударилъ.

САМСОНЪ.

Одинъ видъ собаки изъ дому Монтеки затрогиваетъ меня,

ГРИГОРІО.

Трогаться занятъ подаваться, а быть твердымъ значатъ стоять, поэтому если тебя затронутъ, ты побжишь.

САМСОНЪ.

Затронутый собакой изъ этого дома, я нетронусь: я постою стной противъ каждаго Монтеки, мужнины, или двушки.

ГРЕГОРІО.

Это показываетъ въ теб трусливаго раба, только слабйшій придерживается стны (2).

САМСОНЪ.

Правда, за тмъ-то женщины, эта слабая посуда, всегда жмутся къ стн, поэтому людей Монтеки, я буду отбивать отъ стны, а двъ намренъ прижимать къ стн.

ГРЕГОРІО.

Ссора межь нашими господами и между нами, ихъ людьми.

САМСОНЪ.

Все равно, я хочу показать себя тираномъ, когда буду драться съ мужчинами, я буду жестокъ и съ другимъ поломъ, я стану низлагать и двъ.

ГРЕГОРІО.

Низлагать?

САМСОНЪ.

Разумй какъ угодно.

ГРЕГОРІО.

Уразумютъ, когда угодишь.

САМСОНЪ.

Должны уразумть, пока въ силахъ буду стоять, извстно, я лакомый кусокъ мяса.

ГРЕГОРІО.

Хорошо что ты не рыба, а то былъ бы сухой соленой треской. Наголо твое оружіе: вотъ двое изъ дому Монтеки.

АВРААМЪ и ВАЛТАСАРЪ входятъ.

САМСОНЪ.

Оно у меня наголо, заводи ссору, я за то бой.

ГРИГОРІО.

Какъ! станешь за мной да и убжишь?

САМСОНЪ.

Не бойся за меня.

ГРЕГОРІО.

Нтъ, право, я боюсь за тебя.

САМСОНЪ.

Пускай законъ будетъ на нашей сторон, пусть они начнутъ.

ГРЕГОРІО.

Проходя мимо ихъ, я нахмурюсь, пусть понимаютъ, какъ хотятъ.

САМСОНЪ.

Нтъ, когда осмлятся. Я погрызу палецъ на нихъ, это будетъ для нихъ безчестьемъ, если только они стерпятъ это.

АВРААМЪ.

Не на насъ ли будешь грызть палецъ, синьоръ?

САМСОНЪ.

Я грызу свой палецъ.

АВРААМЪ.

Не на насъ ли, синьоръ, ты грызешъ палецъ?

САМСОНЪ, къ Грегоріо.

На нашей ли сторон законъ, если я скажу имъ да?

ГРЕГОРІО.

Нтъ.

САМСОНЪ.

Нтъ, не на васъ, но я грызу свой палецъ, синьоръ:

ГРЕГОРІО.

Вы ссоритесь, синьоръ?

АВРААМЪ.

Ссоримся? нтъ, синьоръ.

САМСОНЪ.

Когда вы ссоритесь, я къ услугамъ вашимъ: я служу господину такому же славному, какому и вы.

АВРААМЪ.

А не лучшему?

САМСОНЪ.

Такъ, синьоръ.

Въ отдаленіи показывается БЕНВОЛІО.

ГРЕГОРІО.

Скажи лучшему: вотъ идетъ родственникъ нашего господина.

САМСОНЪ.

Да, лучшему, синьоръ.

АВРААМЪ.

Вы лжете!

САМСОНЪ.

Такъ обнажите мечи, если вы мужчины!— Грегоріо, вспомни свои молодецкіе удары.

(сражаются)

БЕНВОЛІО.

Разойдитесь, безумцы! прочь мечи! Вы не смыслите, что затяли.

(Выбиваетъ изъ ихъ рукъ мечи).

ТЕБАЛЬДЪ, входитъ.

Какъ, ты съ мечомъ среди безчестной черни?
Бенвольо, обернись, взгляни на смерть!

БЕНВОЛІО.

Ихъ примирить хочу. Вложи твой мечъ,
Иль помоги мн разогнать безумцевъ.

ТЕБАЛЬДЪ.

Съ мечемъ о мир говоришь? Гнушаюсь
Я этимъ словомъ, какъ гнушаюсь адомъ,
Монтеки и тобой. Вотъ, трусъ, теб!

(Сражаются. Вбгаютъ приверженцы обоихъ домовъ, приставая къ сражающимся, потомъ граждане и стража.)

ПЕРВЫЙ ГРАЖДАНИНЪ.

Дубинъ, ножей и бердышей!.. (3) въ прахъ бейте!
Прочь Капулети! прочь Монтеки!

(Входятъ КАПУЛЕТИ, въ длинномъ, спальномъ плать, и СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.)

КАПУЛЕТИ.

Что здсь за крикъ? Мой длинный мечъ подать!…

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Нтъ, посохъ, посохъ! для чего твой мечъ?

КАПУЛЕТИ.

Мой мечъ! Старикъ Монтеки вонъ идетъ
И мн въ насмшку машетъ онъ мечемъ.

(Входятъ МОНТЕКИ и СИНЬОРА МОНТЕКИ.)

МОНТЕКИ.

Презрнный врагъ! оставь меня, пусти!

СИНЬОРА МОНТЕКИ.

Не подойдешь ты ни на шагъ къ врагу!

(Входятъ ПРИНЦЪ и его свита.)

ПРИНЦЪ.

Мятежники! спокойствія враги!
Сквернители мечей въ крови согражданъ!…
Что, слышатъ ли они? Вы, люди!.. зври!..
Вы тушите огонь своей вражды
Багровою струею вашихъ жилъ!
Подъ страхомъ пытки, изъ кровавыхъ рукъ
На землю бросьте буйные мечи!
Внемлите принца вашего суду!—
Враждой, рожденною воздушнымъ словомъ,
Вы, дряхлый Капулети и Монтеки,
Смущаете Верону въ третій разъ,
Неволя старцевъ, свой нарядъ пристойный
Отбросивъ прочь, рукою дряхлой взять
Старинный мечъ, заржавленный отъ мира,
Для вашей ссоры, ржавчиной покрытой.
Но если вновь смущать дерзнете миръ,
То ваша жизнь заплатитъ за измну.
Теперь, ступайте вс. Ты, Капулети,
Иди со мной, — Монтеки, пополудни,
Узнать дальнйшее ршенье въ дл,
Явись ко мн, въ дворецъ мой Виллафранка, (4)
Гд мы обычно производимъ судъ.
Подъ страхомъ смерти,— разойдитесь вс.

(Вс уходятъ, кром Монтеки, его супруги и Бенволіо.)

МОНТЕКИ.

Кто поднялъ эту древнюю вражду?
Скажи, племянникъ, ты при этомъ былъ?

БЕНВОЛІО.

Здсь слуги вашего врага и ваши
Дрались до моего прихода къ нимъ:
Я мечъ извлекъ разнять ихъ, вдругъ явился
Горячій Тебальдъ, обнажа свой мечъ,
И, поражая вызовомъ мой слухъ,
Махалъ имъ вкругъ себя, и разскалъ
Неуязвимый втръ, который
Ему въ презрнье свистомъ отвчалъ.
Когда мы съ нимъ ударами мнялись,
Толпа вкругъ насъ росла, вступала въ бой,
Пока не прибылъ принцъ и не унялъ.

СИНЬОРА МОНТЕКИ.

Гд сынъ мой? видлъ ты его сегодня?
Я рада, что онъ не былъ въ этой ссор!

БЕНВОЛІО.

За часъ, синьора, передъ тмъ какъ солнце
Въ златомъ окн востока показалось,
Смущенный духомъ, я пошелъ пройтись.
Подъ кленами, которые растутъ
Отъ города на западъ, я увидлъ
Такъ рано сына вашего бродящимъ.
Къ нему пошелъ я, но, меня замтивъ,
Онъ скрылся въ чащ лса, измряя
Его тоску съ моей, и что она
Наедин сильнй владетъ нами,
Пошелъ одинъ, не слдуя за нимъ.
И я охотно избгалъ того,
Кто такъ охотно убгалъ меня.

МОНТЕКИ.

Его тамъ часто видятъ на зар,
Какъ утра свжую росу слезами
Онъ умножалъ, и къ облакамъ онъ слалъ
Своихъ тяжелыхъ вздоховъ облака.
Когда жь всеоживляющее солнце
Съ востока начинаетъ поднимать
Авроры ложа темную завсу,
Мой сынъ, печальный, избгая свта,
Одинъ уходитъ въ свой покой,
Гд, закрывай окна, изгоняетъ
Отрадный свтъ и водворяетъ вновь
Вокругъ себя искусственную ночь.
Зловща и мрачна его печаль,
И лишь благой совтъ ее разсетъ.

БЕНВОЛІО.

Извстна ли, мой дядя, вамъ причина?

МОНТЕКИ.

Нтъ, даже отъ него не могъ узнать.

БЕНВОЛІО.

Употребили ль вы надъ нимъ вс средства?

МОНТЕКИ.

Я и друзья употребили все,
Но онъ, повренный своей любви, —
Повренный, но не скажу надежный, —
Такъ молчаливъ, такъ углубленъ въ себя,
Такъ откровенности далекъ, какъ почка,
Точимая завистливымъ червемъ,
Пока раскроетъ воздуху свой листъ
Иль солнцу посвятитъ свою красу.
Когда бъ узнать вяну его печали,
Мы также нжно станемъ врачевать,
Какъ пламенно теперь хотимъ узнать!

(Въ отдаленіи показывается Ромео.)

БЕНВОЛІО.

Вотъ онъ! вы удалитесь, чтобъ заразъ
Узнать мн грусть его, или отказъ.

МОНТЕКИ.

Когда бъ, оставшись, столько счастливъ былъ,
Чтобъ онъ тоску свою теб открылъ.—
Уйдемъ, синьора.

(Монтеки и его жена уходятъ.)

БЕНВОЛІО.

Съ добрымъ утромъ, братъ!

РОМЕО.

Уже ль такъ рано?

БЕНВОЛІО.

Девять лишь пробило.

РОМЕО.

Ахъ! медленны печальные часы!
То мой отецъ ушелъ поспшно?

БЕНВОЛІО.

Да.
Что за печаль такъ длитъ часы Ромео?

РОМЕО.

Отсутствіе того, чмъ обладая,
Ихъ сокращалъ бы я.

БЕНВОЛІО.

Взаимной страстью?

РОМЕО.

Далекъ!..

БЕНВОЛІО.

Въ любви?

РОМЕО.

Далекъ отъ ласки той,
Въ которую влюбленъ.

БЕНВОЛІО.

Увы, любовь по виду такъ прекрасна,
На дл такъ жестока и сурова!

РОМЕО.

Увы, любовь съ повязкой на глазахъ,
Но и безъ глазъ всегда свой видитъ путь!..
Гд будемъ мы обдать?.. Здсь дрались?
Нтъ, не разсказывай, я слышалъ все…
Здсь ненависть сильна, любовь сильне:
Что жь, о, вражда въ любви, любовь въ вражд!
О, нчто бывшее сперва ничмъ!
О, легкость тяжкая! О, важный вздоръ!
Въ прелестной форм безобразный хаосъ!
Свинцовый пухъ, блестящій дымъ,
Холодный огнь, здоровье безъ здоровья,
Безперерывно бодрствующій сонъ,
И все не то, что есть на самомъ дл!
Вотъ эту чувствую любовь, и въ этомъ
Не чувствую любви!.. Смяться станешь?

БЕНВОЛІО.

Нтъ, братъ, скорй заплачу.

РОМЕО.

Другъ сердечный,
О чемъ?

БЕНВОЛІО.

О гор сердца твоего.

РОМЕО.

Вотъ бдствіе любви! Моя печаль
Такъ тяжко на груди моей лежитъ,
А ты ее своею удручаешь:
Твоимъ участьемъ ты свои страданья
Лишь прибавляешь къ собственнымъ моимъ.
Любовь есть чадъ, летящій въ дым вздоховъ,
Когда очищена,— блестящій огнь
Въ глазахъ влюбленнаго, въ печали жь,— море
Исполненное слезъ его…
Ну, что еще?.. то кроткое безумье,
То сладостный бальзамъ, то горечь желчи….
Прощай, мой братъ!

(Хочетъ уйти.)

БЕНВОЛІО.

Стой, я съ тобой пойду,
Меня обидишь, если такъ уйдешь.

РОМЕО.

Я потерялъ себя, меня здсь нтъ!
Я не Ромео, онъ не здсь, а гд-то.

БЕНВОЛІО.

Скажи, безъ шутокъ, ты въ кого влюбленъ?

РОМЕО.

Стеная ль долженъ я теб сказать?

БЕНВОЛІО.

Стеная? нтъ! Безъ шутокъ, кто она?

РОМЕО.

Вели больному
Духовную безъ шутокъ написать,
Худая рчь не кстати для больнаго.—
Безъ шутокъ, братъ, я женщину люблю.

БЕНВОЛІО.

Я такъ почти и мтилъ, полагая,
Что ты влюбился.

РОМЕО.

Славно мтитъ!
Она прекрасна!

БЕНВОЛІО.

Мта славная,
Прекрасный братъ, ударъ врне будетъ.

РОМЕО.

Ты промахъ далъ! Въ нее не попадаетъ
Стрла любви, — Діаны умъ ей данъ,
Невинности броня ее спасаетъ
Отъ Купидона дтскихъ стрлъ и ранъ!..
Она не ищетъ встрчи нжныхъ взоровъ,
Чуждается любезныхъ разговоровъ,
Блескъ золота безсиленъ передъ ней:
Она богата красотой своей!
Однимъ бдна, когда ее нестанетъ,
То весь запасъ красы ея завянетъ!

БЕНВОЛІО.

Такъ непорочной жить она клялась?

РОМЕО.

Клялась, такой воздержностью она
Огромную потерю принесетъ,
Краса, томимая такимъ обтомъ,
Красу всего потомства пресчетъ!
Она столь хороша, и столь умна!
Умно такъ хороша, чтобъ заслужить
Блаженство, чрезъ отчаянье мое!
Чужда любви, и чрезъ ея обтъ
Я вжив мертвъ, и какъ, чтобъ говорить
Теперь о томъ!

БЕНВОЛІО.

Послушайся меня,
Забудь о ней ты думать.

РОМЕО.

О, научи, какъ позабыть мн думать!

БЕНВОЛІО.

Свободу дай своимъ глазамъ, — всмотрись
Въ другихъ красавицъ.

РОМЕО.

Этимъ средствомъ
Сильнй воспламенюсь ея красой.
Хоть маски черны, но лице синьоръ
Цлуя, заставляютъ думать насъ,
Что красоту он собой прикрыли.
Лишенный глазъ не въ силахъ позабыть
Сокровища потери зрнія!
Ты покажи прелестнйшую даму,
И красота ея къ тому лишь поведетъ,
Что бы какъ въ книг прочитать о той,
Которая затмитъ ея красой.
Прощай, забыть ее ты не научишь.

БЕНВОЛІО.

Ученье это я купить могу,
А если нтъ, умру въ долгу.

(Уходятъ.)

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Улица.

Видятъ КАПУЛЕТИ, ГРАФЪ ПАРИСЪ и СЛУГА.

КАПУЛЕТИ.

Монтеки столькожь виноватъ, какъ я,
Хоть, кажется, двумъ старикамъ,
Какъ мы, не трудно было бъ въ мир жить.

ПАРИСЪ.

Вы оба уваженьемъ почтены,
Но жаль, что во вражд давно живете.
Что жь, на мое искательство, синьоръ,
Вы скажете?

КАПУЛЕТИ.

Что говорилъ и прежде:
Еще дочь наша не привыкла къ свту,
Ей нтъ еще четырнадцати лтъ,
Пускай увянетъ дважды лта блескъ,
Пока она невстой разцвтетъ.

ПАРИСЪ.

Есть матери моложе чмъ она.

КАПУЛЕТИ.

Зато и рано вянетъ ихъ весна.
Мои надежды вс земля пожрала,
Она жь одна моихъ земель надежа!
Заискивай, плни ее, а воля
Моя есть только часть ея согласья,
Что изберетъ она, съ тмъ соглашусь
И радостно одобрю. Въ эту ночь
Обычный, древній праздникъ у меня,
Къ нему я много пригласилъ гостей
Любезныхъ мн, ты, между ними, будешь
Желаннымъ гостемъ, увелича ихъ.
Въ моемъ убогомъ дом эту ночь
Увидишь много звздъ земныхъ,
Он собой затмятъ небесный свтъ.
Такой восторгъ, — какимъ трепещетъ юность,
Когда апрль внчанный по пятамъ
Идетъ зимы ослабшей, — ждетъ тебя
Средь свжихъ, женственныхъ распуколокъ
Въ моемъ дому. Прислушайся, всмотрись,
Заискивай достойнйшую всхъ.
Межь ними дочь моя не качествомъ,
Но счетомъ увеличитъ ихъ число.
Пойдемъ со мной… (Къ слуг) Ты жь обойди
Прекрасную Верону, всхъ найди,
По списку, и скажи, что у меня
Ихъ ждетъ радушье и привтъ.

(Отдавъ слуг списокъ, уходитъ съ Парисомъ.)

СЛУГА.

Отыскать тхъ, чьи имена здсь написаны? А здсь написано, что башмачникъ долженъ взяться за аршинъ, а портной за колодку, рыбакъ за кисть, а маляръ за сти… Однако я посланъ сыскать тхъ, чьи имена здсь написаны, хоть никогда не найду, какія имена писака здсь написалъ, схожу къ грамотю. Въ добрый часъ!

(Входятъ РОМЕО и БЕНВОЛІО.)

БЕНВОЛІО, (продолжаетъ разговоръ)

Нтъ, пламя только пламенемъ сжигать,
Мученіе мученьемъ унимать,
Въ круженьи головы кружись обратно,
Одну бду лчи другой бдой.
Свои взоръ ты отрави заразой новой, —
Тогда исчезнетъ прежній ядъ суровый.

РОМЕО.

Для этого отличенъ придорожникъ. (5)

БЕНВОЛІО.

Къ чему?

РОМЕО.

Къ изломанной ног твоей.

БЕНВОЛІО.

Что, ты съ ума сошелъ?

РОМЕО.

Нтъ, не сошелъ,
Но крпче сумасшедшаго окованъ,
Въ тюрьму посаженъ, гд лишаютъ пищи,
Бичуютъ, мучатъ, и….

(Слуга подходитъ къ Ромео.)

Здорово, другъ!

СЛУГА.

Пошли вамъ Богъ добрый вечеръ. Скажите, синьоръ, можете ли вы читать?

POMEО.

Да, свою судьбу въ несчастіи своемъ.

СЛУГА.

Авось безъ книгъ вы это изучили, но что написано прочтете вы?

РОМЕО.

Когда извстны буквы и языкъ.

СЛУГА.

Ну, дло, веселитесь въ добрый часъ.

(Хочетъ уйти)

РОМЕО.

Стой, милый, я читать могу.

(Читаетъ списокъ взятый у слуги.)

‘Синьоръ Мартино, съ супругой и дочерьми, графъ Ансельмо и его прекрасныя сестры, синьора вдова Ветрувіо, синьоръ Плаченціо, и его милыя племянницы, Меркуціо и его братъ, Валентино, мой дядя Капулети, его супруга и дочери, моя прекрасная племянница Розалина, Ливія, синьоръ Валенціо и его кузинъ Тебальдъ, Люціо и любезная Елена’.

(Возвращаетъ списокъ слуг.)

Прекрасный кругъ, куда приглашены?

СЛУГА.

На верхъ.

РОМЕО.

Куда?

СЛУГА.

Къ ужину, въ нашъ домъ.

РОМЕО.

Въ чей домъ?

СЛУГА.

Моего господина.

РОМЕО.

Ну да, спросить бы это прежде мн.

СЛУГА.

Теперь я безъ распросовъ скажу: мой господинъ богатый и знатный синьоръ Капулети, и, если вы не изъ дому Монтеки, то милости просимъ пожаловать и выпить стаканъ вина. Желаю веселиться.

(Уходитъ.)

БЕНВОЛІО.

На этомъ древнемъ пир Капулети
Увидятъ Розалину, страсть твою,
И всхъ красавицъ, блещущихъ въ Верон:
Пойди и взоромъ правды тамъ сравни
Ее и тхъ, которыхъ укажу,
И лебедь твой окажется вороной,—
Теб, мой другъ, я это докажу.

РОМЕО.

Когда святая вра глазъ моихъ
Поддержитъ эту ложь,— то обратитесь
Въ огонь вы, слезы! чтобъ мои глаза, —
Прозрачные отступники любви,
Еще неутонувшіе въ слезахъ,—
Сгорли, какъ обманщики, въ огн!..
Прекрасне возлюбленной моей!
Всезрящая денница, никогда,
До этихъ поръ, отъ своего начала,
Ей равной красоты не освщала.

БЕНВОЛІО.

Одну ея красу твой видитъ взоръ,
И ей одной даешь ты всъ глазами,
Но этими кристальными всами
Взвсь съ нею красоту другихъ синьоръ,
Которыми балъ этотъ оживится,—
Предъ ними красота ея затмится.

РОМЕО.

Пойду не сравнивать ее съ другой,
Но чтобъ ея плняться красотой.
Комната въ дом Капулети.

СЦЕНА ТРЕТЬЯ.

Входятъ СИНЬОРА КАПУЛЕТИ и КОРМИЛИЦА.

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Джульетта! няня позови ее.

КОРМИЛИЦА.

Въ двнадцать лтъ моимъ клянуся двствомъ,
Звала.— Овечка! что жь, синьора птичка!
Мой Богъ!— Да гд жь она? Джульетта, гд ты!

ДЖУЛЬЕТТА, ВХОДИТЪ.

Кто звалъ меня?

КОРМИЛИЦА.

Синьора.

ДЖУЛЬЕТТА.

Что угодно?

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Вотъ что,— оставь насъ няня,— но секрету
Скажу ей,— нтъ, няня, воротись,
Я вспомнила, секретъ ты можешь слышать.
Ты знаешь, дочь моя на возраст?

КОРМИЛИЦА.

Ея лта я знаю по часамъ.

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Ей нтъ еще четырнадцати лтъ.

КОРМИЛИЦА.

Пари моихъ четырнадцать зубовъ,—
Хоть, къ горю, ихъ четыре у меня, —
Еще ей нтъ четырнадцати лтъ.
Далеколь Спасъ?

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Чрезъ дв недли со днемъ.

КОРМИЛИЦА.

Со днёмъ иль нтъ, изъ всхъ дней года
Въ ночь Спаса ей четырнадцать свершится.
Она съ Сусанной,— Богъ помилуй души
Всхъ христіанъ,— ровестницы. Сусанну
Взялъ Богъ, она была не для меня,—
Въ ночь Спаса было бъ ей четырнадцать,
Такъ, помню хорошо. Когда былъ трусъ
Земли и отъ груди ее отняла,
Одиннадцать ужь лтъ, въ вкъ не забуду
Изъ всхъ дней года этотъ день:
Къ грудямъ моимъ я приложивъ полынь,
На солнушк близъ голубятни сла,—
Тогда съ синьоромъ въ Манту вы были,
Я помню,— но, какъ вамъ сказала я,
Когда она отвдала полынь,
То съ крикомъ грудь покинула, плутовка.
Вдругъ зашаталась голубятня… (6)
Кажись, не надо было мн кричать,
Чтобъ я тащилась прочь!—
Тому теперь одиннадцать ужь лтъ:
Она могла стоять, клянусь крестомъ,
Уже шатаясь бгала везд,
И за день передъ тмъ ушибла лобъ:
Мой мужъ,— Господь его помилуй душу,—
Шутникъ былъ, взявъ къ себ дитя, сказалъ:
‘Ну, что, лицемъ ты падаешь теперь?
А поумнешь, такъ спиной, такъ, Джули?….’
Божусь, рзвушка, переставъ кричать,
Сказала ‘такъ’. Вдь шутка сбудется.
Живи я вкъ, мн это не забыть,
Поврьте мн,’такъ Джули?’ онъ спросилъ,
Она, прервавъ свой плачъ, сказала ‘такъ’.

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Довольно, замолчи, прошу тебя.

КОРМИЛИЦА.

Синьора, не могу безъ смха вспомнить,
Какъ, переставъ кричать, сказала ‘такъ’.
Хотя у ней вскочилъ на лбу желвакъ,
Какъ гребень птушка, ушибъ опасный,
Поврьте мн, и горько плакала.
Мой мужъ сказалъ ‘ну, что, лицемъ упала?
А поумнешь такъ спиной, такъ Джули?’
И переставъ кричать, сказала ‘такъ’.

ДЖУЛЬЕТТА.

Ты, няня, также перестань, прошу.

КОРМИЛИЦА.

Ну, я молчу. Спаси тебя Господь!
Ты краше всхъ, кого кормила я:
Когда бъ дожить мн и тебя въ замужств
Увидть, вотъ мое желаніе!

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Я о замужств, няня, и пришла
Поговорить. Скажи, Джульетта, мн,
Что думаешь ты о своемъ замужств?

ДЖУЛЬЕТТА.

Еще мн и не снилась эта честь.

КОРМИЛИЦА.

Честь! будь не я кормилицей твоей,
Тогда сказала бы, что ты
Всосала мудрость съ молокомъ изъ груди.

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Такъ ты теперь подумай о замужств,
Тебя моложе здсь, въ Верон, есть
Синьоры, ставшія ужь матерями.
Я помню, матерью была моложе
Чмъ ты теперь. Короче, храбрый графъ
Парисъ тебя въ супруги ищетъ.

КОРМИЛИЦА.

Вотъ человкъ, синьора, онъ такой
Какъ вс, онъ человкъ-то восковой.

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Подобнаго цвтка Вероны лто
Не видило еще.

КОРМИЛИЦА.

Такъ, онъ цвтокъ.
Поврь мн, истинный цвтокъ.

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Что скажешь? можешь ли любить синьора?
На бал, ночью, ты его увидишь:
Вчитайся въ письмена лица Париса,
И отыщи какія совершенства
Въ немъ начертало красоты перо,
Разсматривай ты каждую черту,
Какой он взаимностью полны.
Чего жь ты въ этой книг не поймешь,
Того ищи на пол глазъ его.
Да, эта книга рдкая любви,
Несвязанный любовникъ переплетомъ,
Чтобъ быть украшеннымъ, иметъ нужду
Въ обертк, рыба жь для того въ моряхъ, (7)
Какая слава вншней красот
Прикрыть собою внутреннюю прелесть,
Для многихъ книга эта блещетъ славой,
Замкнутая застежкой золотой,
Она содержитъ золотой разсказъ.
Ты все раздлишь, чмъ владетъ онъ,—
Добывъ его безъ убыли своей.

КОРМИЛИЦА.

Безъ убыли? нтъ съ прибылью:
Съ мужьями жены съ прибылью всегда.

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Что, нравится теб любовь Париса?

ДЖУЛЬЕТТА.

Чтобъ нравилась любовь, глядть я стану,
Когда взоръ можетъ возбудить ее,
Но взоръ мой будетъ проникать не глубже,
Полученной отъ васъ на это силы.

СЛУГА, входитъ.

Синьора, гости собрались и ужинъ поданъ, васъ зовутъ, спрашиваютъ про молодую синьору, кормилицу бранятъ въ буфет, все уже готово, я тороплюсь служить. Прошу васъ, поспшите.

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Мы за тобой, Джульетта, графъ тамъ ждетъ.

КОРМИЛИЦА.

Ступай, мое дитя!— для счастья дней
Искать счастливыхъ для себя ночей.

(Вс уходятъ).

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ.

Улица. Ночь.

Входятъ: РОМЕО, МЕРКУЦІО, БЕНВОЛІО и пять или шесть замаскированныхъ молодыхъ людей, въ сопровожденіи вооруженныхъ слугъ съ факелами.

РОМЕО.

Какъ, эту рчь мы скажемъ въ извиненье!
Или войти намъ просто, безъ пролога? (8)

БЕНВОЛІО.

Ужь устарла эта болтовня.
Къ чему Амуръ съ повязкой на глазахъ,
Съ расписаннымъ татарскимъ лукомъ?— Онъ,
Какъ чучело, пугаетъ только дамъ.
Не нуженъ и прологъ, при вход нашемъ,
Читаемый, съ запинкой, за суфлеромъ.
Пускай они насъ мрятъ, какъ хотятъ,
А мы, отмрявъ танецъ имъ, уйдемъ. (9)

РОМЕО.

Подайте факелъ,— не до тайцевъ мн,—
Я, омраченный, буду вамъ свтить. (10)

МЕРКУЦІО.

Но, милый другъ, ты долженъ танцевать,

РОМЕО.

Нтъ, врь мн: ваши башмаки для танцевъ,
Съ подошвой быстрой, а меня къ земл
Такъ жметъ моя свинцовая душа, (11)
Что неподвиженъ я.

МЕРКУЦІО.

Вдь ты влюбленъ,
Ну, такъ займи у Купидона крыльевъ,
На нихъ ты взвейся выше всхъ прыжковъ.

РОМЕО.

Я сильно уязвленъ его стрлой,
Чтобъ могъ на легкихъ крыльяхъ Купидона
Взлетть, и связанъ такъ, что не могу (12)
Подняться надъ суровою судьбой,
Но долженъ пасть подъ бременемъ любви.

МЕРКУЦІО.

И чтобы пасть, ты бремя полюбилъ?
Большая тягость нжному творенью.

РОМЕО.

Любовь нжна? она груба, сурова,
Насильственна, язвитъ подобно терну.

МЕРКУЦІО.

Съ тобой любовь груба,— будь грубъ съ любовью,
Язви за язвы, низложи во прахъ.

(Къ слуг.)

Подай футляръ для моего лица.

(Надваетъ маску.)

На маск маска! Не забочусь я,
Пускай меня считаютъ безобразнымъ,—
Лобъ маски пусть краснетъ за меня.

БЕНВОЛІО.

Пора, стучите въ дверь, когда жь войдемъ,
Пусть каждый волю дастъ ногамъ.’

РОМЕО.

Дай факелъ мн! Пусть рзвость, съ легкимъ сердцемъ,
Пятами топчетъ высохшій тростникъ, (13)
Я съ поговоркой ддушки останусь:
И буду вмст факельщикъ и зритель (14)
Невиданныхъ забавъ, а я погрязъ…

МЕРКУЦІО.

Какъ мышь въ помои, по словамъ констабля: (15)
Спасемъ изъ тины, — извинить прошу,—
Любви, куда ты по уши погрязъ.
Пойдемте, мы сжигаемъ свтъ дневной.

РОМЕО,

Ну нтъ, не такъ.

МЕРКУЦІО.

Я разумю, медля,
Напрасно тратимъ свтъ, какъ днемъ лампада.
Прими же ты нашъ искренній совтъ,
Въ немъ мннье пятерыхъ, но умъ одинъ.

РОМЕО.

Мысль хороша, чтобъ въ маскарадъ итти,
Но это не умно.

МЕРКУЦІО.

А почему?

РОМЕО.

Мн снился ночью сонъ.

МЕРКУЦІО.

Мн тоже снился.

РОМЕО.

А что?

МЕРКУЦІО.

А то, что сони часто бредятъ. (16)

РОМЕО.

Они во сн дйствительностью бредятъ.

МЕРКУЦІО.

О, такъ, я зрлъ царицу Мабъ съ тобой, (17)
Она фей акушерка, и, явилась,
Величиной не боле агата,
Который въ перстн носитъ альдерманъ.
Ее тащилъ атомовъ мелкихъ цугъ
Черезъ носы людей, объятыхъ сномъ.
Въ ея повозочк вс спицы были
Изъ ножекъ снокоса-паучка,
На ней былъ кузовъ — крылья стрекозы,
А возжи — паутинки волоски,
Вс хомуты изъ влажныхъ мсяца
Лучей, а кнутикъ косточка сверчка,
На немъ былъ кончикъ — ниточка плевы. (18)
Возничій въ сренькой ливре — мошка,
Поменьше червячка, что извлекаютъ
Иглой въ лнивомъ пальц у служанки.
Ея возокъ — азъ шелухи орха,
Который сдланъ блкой столяромъ
Иль старымъ червячкомъ, — съ поконъ-вковъ
Они каретники для фей. Въ такомъ возк,
Изъ ночи въ ночь, она несется въ скачь
Чрезъ мозгъ влюбленныхъ — снится имъ любовь,
Чрезъ гибкія колни у льстецовъ —
Имъ тотчасъ видятся во сн поклоны,
Чрезъ пальцы судіи — снятся взятки имъ,
Чрезъ губки дамъ — имъ снятся поцлуи:
На эти губки часто злая Мабъ
Угри сажаетъ, если въ ихъ дыханьи
Замтны лакомства слды бываютъ,
То скачетъ честолюбцу черезъ носъ —
И снится запахъ почестей ему.
Свиньи же десятинной хвостикомъ,
Во время сна, щекочетъ носъ пастору,—
И видится ему другой приходъ.
То по затылку воина несется,
И видитъ онъ рзню враговъ, проломы,
Засады и испанскіе мечи,
Иль кубки круговые, вотъ, надъ ухомъ,
Звукъ барабана, вздрогнувъ, пробудясь,
Испуганный, клянется онъ, молясь,
И снова засыпаетъ. Эта Мабъ
Свиваетъ ночью гривы лошадямъ,
Взбивая ихъ въ нечистый, грязный клокъ,
Который, будучи распутанъ,
Предзнаменуетъ многія несчастья.
Духъ Мабъ, когда спятъ двы на спин,
Ихъ давитъ, учитъ тягости сносить,
Готовя ихъ быть женами вполн.
Она то….

РОМЕО.

Молчи, молчи, Меркуціо, молчи!
Ты вздоръ несешь!

МЕРКУЦІО.

Ну, да, я говорю о снахъ, они
Созданье празднаго воображенья,
Рожденные фантазіей пустой,
Легки какъ воздухъ, въ сущности своей,
Непостоянне чмъ втръ, который,
Лобзая грудь полярныхъ странъ,
Вдругъ разъярясь, летитъ на свтлый югъ,
Увлаженный росою.

БЕНВОЛІО.

Этотъ втръ
Умчитъ насъ отъ себя, вотъ ужинъ конченъ,
Мы слишкомъ поздно явимся на балъ.

РОМЕО.

А я боюсь, что слишкомъ рано:
Недоброе предчувствуетъ мой духъ,
Оно еще скрывается въ звздахъ,
Начнетъ же грозно свой ужасный часъ
Съ веселья этой ночи, и умретъ
Съ противной жизнію, въ моей груди,
Насильственной, наварной смертью.
Но Тотъ, въ рук Кого моя судьба,
Пусть правитъ мной.— Впередъ, весельчаки!

БЕНВОЛІО.

Стучите, барабаньте!

(Вс уходятъ.)

СЦЕНА ПЯТАЯ.

(Зала въ дом Капулети.)

Музыканты приготовляются играть, входятъ слуги.

ПЕРВЫЙ СЛУГА.

А гд Ухватъ? (19) Что онъ не помогаетъ намъ? Онъ собираетъ блюда! очищаетъ блюда!

ВТОРОЙ СЛУГА.

Когда все дло свалено на руки одного или двухъ человкъ и они даже неумыты, это безсовстно!

ПЕРВЫЙ СЛУГА.

Принимайте стулья, отодвиньте буфетъ, смотрите за серебромъ… Ты, пріятель, сбереги для меня штучку марцыпана… (20) Когда любишь меня, вели привратнику пустить сюда Сусанну Жерновъ и Нелли…. Антоніо! Ухватъ!

ВТОРОЙ СЛУГА.

Ну, пріятель, все готово.

ПЕРВЫЙ СЛУГА.

Васъ спрашиваютъ, зовутъ, кличутъ, ищутъ въ большой зал.

ВТОРОЙ СЛУГА.

Мы не можемъ, въ одно время, быть и здсь и тамъ.— Живе, друзья, пріймитесь разомъ: кто дольше проживетъ, тотъ все возьметъ.

(Слуги отходятъ въ сторону. Входятъ: Капулети, гости и маски.)

КАПУЛЕТИ.

Привтъ синьорамъ, дамы, если ножки
Ихъ безъ мозолей, то он раздлятъ
Забаву съ вами. А синьоры, кто
Изъ васъ теперь не станетъ танцовать?..
Которая разборчива, клянусь,
У той мозоль. Ну, что, задлъ я васъ?

(Къ гостямъ.)

Привтъ вамъ, господа!— А было время,
Я тоже маску надвалъ, и въ уши
Красавицамъ любезности шепталъ!
Прошло оно, прошло! прошло! привтъ
Вамъ, господа! Играйте, музыканты!

(Къ гостямъ.)

Танцующимъ просторъ! за дло дамы!

(Къ слугамъ.)

Свчей побольше! вы, убрать столы!
Огонь въ камин потушить, здсь жарко!

(Къ одному изъ родственниковъ своихъ.)

А, другъ, нежданный пиръ всхъ веселитъ!
Ну, сядемъ, добрый родичъ Капулети,
Для танцевъ наши дни уже прошли!
А какъ давно съ тхъ поръ, какъ ты да я,
Мы надвали маски?

ВТОРОЙ КАПУЛЕТИ.

Тридцать лтъ.

ПЕРВЫЙ КАПУЛЕТИ.

Ну, что ты? меньше, меньше, вдь отъ сватьбы
Лученціо,— пусть Духовъ день прійдетъ
Когда угодно, — будетъ двадцать пять,
Тогда мы были въ маскахъ.

ВТОРОЙ КАПУЛЕТИ.

Больше, больше!
Его сынъ старше, тридцать лтъ ему.

ПЕРВЫЙ КАПУЛЕТИ.

Мн ль это говоришь? Вдь сынъ его
Тому два года былъ еще въ опек.

HОМЕО, къ слуг.

Кто дама та, что украшаетъ руку,
Тамъ, кавалера?

СЛУГА.

Не знаю, мой синьоръ.

РОМЕО.

Она научитъ свточи блистать!
Ея краса у ночи на щек,
Какъ въ ух Эіопа рдкій перлъ: (21)
Краса для обладанья слишкомъ цнна!
И слишкомъ дорогая для земли!
Какъ снжная голубка межь воронъ
Она блеститъ среди своихъ подругъ!
Оконченъ танецъ, посмотрю, гд станетъ,—
Когда коснусь къ ея рук, узнаетъ
Блаженство грубая рука моя!
Любилъ ли прежде я? Божуся нтъ!
Впервые вижу красоту и свтъ!

ТЕБАЛЬДЪ, замчая Ромео,

По голосу, Монтеки долженъ быть:
Подай мн шпагу, пажъ… Наглецъ, ршился
Прійти сюда, подъ маской шутовской,
Чтобъ осмять и оскорбить нашъ праздникъ!
Клянуся именемъ и честью дома,
Я не сочту за гртъ его убить!

ПЕРВЫЙ КАПУЛЕТИ.

Что тамъ? чего, племянникъ, ты шумишъ?

ТЕБАЛЬДЪ.

Синьоръ, Монтеки это, онъ нашъ врагъ.
Наглецъ, на зло намъ, онъ сюда пришелъ,
Чтобъ осмять нашъ праздникъ этой ночи.

ПЕРВЫЙ МОНТЕКИ.

Ромео молодой?

ТЕБАЛЬДЪ.

Ромео наглый.

ПЕРВЫЙ КАПУЛЕТИ.

Мой милый, воздержись, оставь его.
Онъ благородно здсь ведетъ себя,
По истин, Верона имъ гордится
Какъ юношей воспитаннымъ и храбрымъ,
За вc ея богатства не хочу
Его обидть въ дом у себя.
Будь терпливъ, не замчай его,
Я такъ хочу, изъ уваженья къ валъ,
Будь вжливъ и оставь сердитый видъ, —
Наружность неприличную для бала.

ТЕБАЛЬДЪ.

Приличную, когда въ гостяхъ наглецъ,
Не потерплю…

ПЕРВЫЙ КАПУЛЕТИ.

Онъ долженъ быть терпимъ!
Буянъ! онъ долженъ, говорю, — пошелъ, —
Я здсь хозяинъ, мы ты? пошелъ!
Онъ не потерпитъ!— Господи прости!—
Смутить задумалъ всхъ моихъ гостей!
Ты вздумалъ птушиться! образумься.

ТЕБАЛЬДЪ.

Синьоръ, какой позоръ!

ПЕРВЫЙ КАПУЛЕТИ.

Пошелъ, пошелъ!
Ты грубіянъ. Ну, да! себ ты этимъ
Надлаешь хлопотъ, я знаю что —
Мн поперечить смешь?— Выбралъ время,—
(Къ гостямъ) Прекрасно, милые!— (Къ Тебальду) Прочь, вертопрахъ!
Будь тише, иль…— (Къ слугамъ) Огня, огня побольше!—
(Къ Тебалду) Стыдись, уйму тебя я!— (Къ гостямъ) Веселитесь!

ТЕБАЛЬДЪ.

Мой гнвъ и принужденное терпнье
Въ моей крови произвели волненье!…
Уйду, себя смиреніемъ прикрывъ,
Но это превратится въ желчный взрывъ!

(Уходить.)

РОМЕО, подходитъ къ Джульетт, и беретъ ея руку. (22)

Когда скверню, рукою нечестивой,
Святой кивотъ,— вина миле всхъ,—
То губы, эти странники стыдливы,
Изгладятъ, нжнымъ поцлуемъ, грхъ.

(Цлуетъ руку Джульетты.)

ДЖУЛЬЕТТА.

Пильгримъ, ты оскорбляешь клеветою
Благоговйный подвигъ рукъ твоихъ:
Пильгримы трогаютъ святыхъ рукою,
Предъ тмъ когда они цлуютъ ихъ.

РОМЕО.

Т и другіе вдь уста имютъ?

ДЖУЛЬЕТТА.

Да, странникъ — чтобъ молитвы говорить.

РОМЕО.

Небесная! уста мои не смютъ…
То что рук, позволь имъ совершить,
Не дай прійти изъ вры въ заблужденье!

ДЖУЛЬЕТА.

Они недвижно слушаютъ моленье!

РОМЕО.

Не движна будь, воспользуюсь моленьемъ.

(Цлуетъ Джульетту.)

Тобою смытъ грхъ на моихъ губахъ!

ДЖУЛЬЕТТА.

Такъ онъ остался на моихъ устахъ?

РОМЕО.

Мой грхъ?.. О, сладостный упрекъ въ соблазн!
Такъ возврати же мн мой грхъ назадъ.

ДЖУЛЬЕТТА.

О, ты науку поцлуевъ знаешь.
кормилица, подходитъ къ Джульетт.
Вамъ хочетъ мать сказать о чемъ то нужномъ.

(Джульетта отходитъ.)

РОМЕО, къ кормилиц.

А кто синьоры мать?

КОРМИЛИЦА.

Хозяйка дома.
Преумная, предобрая синьора,
Вскормила я ихъ дочь, вы съ ней болтали,
Скажу вамъ,— кто ее достанетъ, кладъ
Найдетъ!

(Уходитъ.)

РОМЕО.

Не Капулети ли она?
О, дорогая всть! моя любовь
И жизнь въ залог у моихъ враговъ!

БЕНВОЛІО, подходитъ къ Ромео.

Уйдемъ, Ромео, праздникъ прекратился.

РОМЕО, въ сторону.

Боюсь, навкъ съ покоемъ распростился!

ПЕРВЫЙ КАПУЛЕТИ.

Нтъ, господа, еще не уходите,
Насъ ожидаетъ легкая закуска.

(Маски раскланиваются)

Идете? ну, благодарю всхъ васъ,
Благодарю, синьоры, доброй ночи,
Побольше факеловъ! Теперь, въ постель.

(Ко второму Капулети).

Что другъ? Клянусь, должно быть очень поздно.
Иду ко сну.

Вс выходятъ, кром Джульетты и корняицы.

ДЖУЛЬЕТТА.

Поди сюда, кто, няня, тотъ синьоръ?

КОРМИЛИЦА.

Сынъ и наслдникъ стараго Тиберьо.

ДЖУЛЬЕТТА.

А этотъ, что уходитъ?

КОРМИЛИЦА.

Должно быть молодой Петручіо.

ДЖУЛЬЕТТА.

А тотъ, за нимъ, что танцевъ избгалъ?

КОРМИЛИЦА.

Не знаю.

ДЖУЛЬЕТТА.

Узнай,— что если онъ женатъ, о Боже,
Тогда могила брачное мн ложе!
кормилица, возвращается.
Его зовутъ Ромео и Монтеки,
Единственный сынъ вашего врага.

ДЖУЛЬЕТТА.

Моя любовь дана моей враждой!
Не знавъ, кто онъ, я рано увидала,
Теперь онъ слишкомъ поздно узнанъ мной!
Зловщую зарю любви узнала, —
Люблю того, кто врагъ нашъ заклятой!

КОРМИЛИЦА.

Что? что?

ДЖУЛЬЕТТА.

Стихи, имъ научилъ меня
Мой кавалеръ.

(Изъ сосдней комнаты голосъ: ‘Джульетта’)

КОРМИЛИЦА.

Сейчасъ! поторопись,
Смотри, уже вс гости разошлись.

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

Открытое мсто, возл саду Капулети, обнесенномъ стною. Ночь.

РОМЕО, подходя къ садовой стн.

Пойду ль впередъ, когда мое здсь сердце?
Назадъ, тяжелый прахъ, найди свой центръ!

(Перепрыгиваетъ чрезъ стну, въ тоже время показываются въ отдаленіи БЕНВОЛІО, а за нимъ МЕРКУЦІО.

БЕНВОЛІО.

Ромео! братъ Ромео!

МЕРКУЦІО.

Онъ уменъ,
Клянусь, онъ улизнулъ домой, въ постель.

БЕНВОЛІО.

Онъ здсь, онъ перелзъ чрезъ стну сада:
Зови же.

МЕРКУЦІО.

Нтъ, я буду заклинать.—
Ромео! блажь! безумство! страсть! любовь!
Явись въ подобьи вздоха передъ нами,
Проговори стишокъ, я успокоюсь.
Скажи увы! сримуй — любовь и кровь!
Польсти Венер, кумушк моей,
Дай прозвище ея сынку слпому
Адамъ-Амуру, онъ попалъ такъ мтко, (23)
Когда царь Коетъ въ нищую влюбился.— (24)
Онъ глухъ, не шевелятся, не идетъ,
Бдняжка мертвъ (25). вновь стану заклинать.
Во имя Розалины ясныхъ глазъ,
Ея чела, ея румяныхъ губокъ,
Прекрасной ножки и ея колнъ,
Всего, что только есть тамъ у нея,
Предстань предъ нами въ образ своемъ!

БЕНВОЛІО.

Онъ разсердится, услыхавъ тебя.

МЕРКУЦІО.

Не разсердится, разсердился бъ онъ
Когда бы духъ, мной вызванный, предсталъ
Въ его синьоры круг, — странномъ круг, —
И оставался въ немъ, пока бъ она,
Заклятьемъ не изгнала прочь его,
Вотъ гд обида, а мое воззванье
Прекрасно, честно,— я его синьорой
Лишь заклинаю, чтобъ явился намъ.

БЕНВОЛІО.

Уйдемъ, онъ спрятался между деревъ,
Чтобъ быть въ сообществ съ росистой ночью:
Любовь его слпа, и мракъ ей кстати.

МЕРКУЦІО.

Когда слпа, то въ цль не попадетъ.
Теперь онъ подъ кизильникомъ сидитъ,
Желая, чтобъ любезная его
Была такой же плодъ, какимъ зовутъ
Кизилъ двицы, межъ собой смясь. (26)
Ромео, добра ночь!— иду въ постель,
А въ пол ложе слишкомъ холодно.
Идемъ ли?

БЕНВОЛІО.

Да, того искать напрасно,
Кто не желаетъ, чтобъ его нашли.

(Уходятъ.)

СЦЕНВ ВТОРАЯ.

Садъ возл дому Капулети.— Ночь.

РОМЕО,
отойдя отъ стны, гд онъ слышалъ разговоръ Бенволіо и Меркуціо.

Тотъ шутитъ ранами, кто не былъ раненъ…

(Джульетта показывается у окна.)

Но, тсъ!.. что тамъ за свтъ блеснулъ въ окн?
Востокъ вдь это, а Джульетта солнце!—
Взойди, свтило красоты! убей
Ревнивую луну! (27) она, съ досады,
Блдня, меркнетъ, оттого, что ты,
Ея весталка, превзошла ее
Своей красой! Когда она ревнива,
Не будь ея весталкой!— Блденъ, желтъ
Ея двическій нарядъ,— онъ впору
Однимъ безумнымъ только, брось его!
Моя синьора, о, моя любовь!…
О, если бъ только знать ей, кто она!…
Вдь говоритъ, не вымолвивъ ни слова…
Ну чтожь? Она глазами рчь ведетъ,
Имъ стану отвчать!.. Я слишкомъ смлъ,
Она вдь не со мною говоритъ….
Дв яркія звзды, занявшись чмъ то,
Къ ея глазамъ съ мольбою обратились
Блистать въ ихъ сфер, до возврата ихъ….
Что, если бъ были тамъ ея глаза,
А звзды были вмсто глазъ ея?
Ихъ пристыдилъ бы щекъ ея румянецъ,
Какъ день — свчу! Ея жь глаза, съ небесъ,
Воздушныя пространства озарили
И птицы бы запли будто днемъ!
Смотри, головку на руку склонила!
Будь я перчаткой на ея рук,
Я могъ бы къ этой щечк прикасаться!
Джульетта, не замчая во тьм Ромео.
Ахъ!…

РОМЕО.

Говоритъ!.. О, повтори опять,
Блестящій ангелъ! Надо мной, въ ночь эту,
Ты лучезарна, будто встникъ неба,
Представшій изумленнымъ взорамъ смертныхъ,
Глядящимъ на него, когда онъ, сидя,
На медленно идущихъ облакахъ,
По лону воздуха паритъ!…

ДЖУЛЬЕТТА, не замчая Ромео.

Ромео!…
Зачмъ Ромео ты?.. Брось это имя
И отрекись отъ своего отца!..
Когда жь не хочешь, поклянись въ любви,
И я не буду больше Капулети!..

РОМЕО, въ сторону.

Что, слушать мн, иль отвчать на это?

ДЖУЛЬЕТТА, не замчая Ромео.

Ты врагъ мой только именемъ своимъ,
Будь самъ ты по себ, но только не Монтеки!
И что Монтеки? Не рука, нога,
И не лице, не человка часть…
О, назовись иначе! Что названье?..
То, что зовемъ мы розой, сохранитъ
Свой ароматъ и подъ другимъ названьемъ,
Такъ и съ Ромео, еслибъ не Ромео
Былъ названъ. Сохрани и безъ прозванья
Безцнныя достоинства свои!
Ромео, брось свое ты имя,—
За это имя, — вдь не часть тебя, —
Ты всю меня возьми…

РОМЕО, громко.

Беру тебя
На слов: назови меня любовью,
И я, вновь окрещенный, съ этихъ поръ
Не буду боле Ромео!

ДЖУЛЬЕТТА, смотритъ изъ окна.

Ты что за человкъ, одтый мракомъ,
Проникшій въ мой секретъ?..

РОМЕО.

По имени,
Не знаю, какъ сказать теб, кто я!
Мое мн имя, ангелъ, ненавистно:
Оно твой врагъ, — и будь написано,
Ябъ это слово изорвалъ въ клочки!…

ДЖУЛЬЕТТА.

Мой не упился слухъ и сотней словъ
Твоихъ рчей, но голосъ узнаю:
Не ты ль Ромео и Монтеки?

РОМЕО.

Нтъ, если для тебя они противны.

ДЖУЛЬЕТТА.

Какъ ты вошелъ сюда? И для чего?
Стна у сада высока, чтобъ взлсть,—
Тебя здсь ожидаетъ смерть, когда
Найдетъ кто либо изъ моихъ родныхъ.

РОМЕО.

Чрезъ стну крылья легкія любви
Перенесли меня, оплотъ изъ камня
Любви не остановитъ, и, любовь
Отважится на все, что ей возможно,—
Такъ мн твои родные не преграда!

ДЖУЛЬЕТТА.

Когда увидятъ, то убьютъ тебя!

РОМЕО.

Увы! твой взоръ опаснй для меня,
Чмъ ихъ мечи! Привтливо взгляни,
И я непобдимъ враждою ихъ!

ДЖУЛЬЕТТА.

Не захочу за міръ, чтобъ, здсь, они
Увидли тебя!

РОМЕО.

Ночнымъ покровомъ
Я скрытъ отъ взора ихъ, лишь только ты
Люби меня, тогда пускай найдутъ:
Мн легче кончить жизнь отъ ихъ вражды,
Чмъ, безъ любви твоей, отсрочка смерти!

ДЖУЛЬЕТТА.

Кто указалъ теб сюда дорогу?

РОМЕО.

Любовь внушила отыскать, она
Дала совтъ мн, я жь ей далъ глаза.
Не кормчій я, во будь ты такъ далеко,
Какъ тотъ обширный брегъ, за дальнымъ моремъ,
Туда пущусь я за такимъ богатствомъ!

ДЖУЛЬЕТТА.

Мое лице теперь подъ маской ночи,
Не то бы на щекахъ моихъ увидлъ
Двичій стыдъ, что ты меня подслушалъ.
Хотла бъ оградить себя приличьемъ,
Хотла бы отречься, что сказала!..
Теперь, застнчивость, прости… Меня
Ты любишь ли? я знаю, да, ты скажешь,
И я поврю, но, поклявшись, можешь
И обмануть: любовникамъ не врнымъ
Юпитеръ, говорятъ, смется.
О, милый мой Ромео, если любишь,
Скажи по чести! Если жь я поспшна,
То я нахмурюсь, покажусь сердитой,
Отвчу нтъ!— Ты станешь вновь просить,-
Иначе ни зачто не соглашусь!
Монтеки мой, я слишкомъ ужь нжна!…
Меня ты можешь втренной назвать,
Но врь мн, благородный человкъ,
Я искренности больше докажу,
Чмъ тотъ, кто ловко скрытничать привыкъ!
Сознаюсь, я была бы осторожнй,
Но прежде чмъ остереглась, ужь ты
Подслушалъ страсть мою…. Прости же мн!
Согласья этого ты не считай
За легкую любовь, которую
Мракъ ночи такъ теб открылъ!

РОМЕО.

Синьора, я клянусь луной священной,
Которая сребритъ верхи деревъ…

ДЖУЛЬЕТТА, прерывая его.

О, не клянись неврною луной, —
Она свой кругъ мняетъ каждый мсяцъ,
Чтобъ и твоя любовь подобно ей
Не измнилась.

РОМЕО.

Чмъ же клясться мн?

ДЖУЛЬЕТТА.

Ты вовсе не клянись, когда же хочешь,
Клянись своимъ прелестнымъ существомъ, —
Ты идолъ мой,— и я теб поврю!

РОМЕО.

Такъ, если сердца чистая любовь…

ДЖУЛЬЕТТА.

Нтъ, не клянись, хотя ты радость мн,
Но нашъ ночной обтъ не радость мн:
Онъ слишкомъ быстръ, внезапенъ, необдуманъ, —
Какъ молнія, что гаснетъ прежде, чмъ
Успютъ произнесть, она блеститъ!
Мой милый, добра ночь! зародышъ этой
Любви, созрвши отъ дыханья лта,
Распустится цвткомъ, при новой встрч.
Прощай, прощай! пусть безмятежный миръ,
Какой во мн, твою наполнитъ грудь!

РОМЕО.

Уходишь ты, не наградивъ меня?

ДЖУЛЬЕТТА.

Чмъ ночью можно наградить тебя?

РОМЕО.

Обмномъ клятвъ любви, въ замнъ моихъ.

ДЖУЛЬЕТТА.

Я прежде ихъ дала, чмъ ты спросилъ,
Теперь хотла бъ ихъ обратно взять.

РОМЕО.

Обратно хочешь взять? Зачмъ, мой свтъ?

ДЖУЛЬЕТТА.

Чтобъ щедрой быть и снова дать теб.
Но я того желаю, что имю,
Моя, какъ море, щедрость безъ границъ,
И также глубока моя любовь, —
Чмъ больше я даю теб, тмъ больше
Я ихъ имю: безконечны об.—

(Кормилица извнутри зоветъ.)

Тамъ чей-то голосъ, милый мой, прощай!—
Что, няня?— Мой Монтеки, вренъ будь!
Пожди минуту, я приду опять.

(Угодитъ.)

РОМЕО.

О, благостная ночь! Но я страшусь,
Какъ ночь теперь, чтобъ не былъ это сонъ,—
Онъ для дйствительности слишкомъ льстивъ.

ДЖУЛЬЕТТА, возвращается.

Три слова, а потомъ уже прощай.
Когда твоей любви цль благородна,
И думаешь жениться, извсти
Меня, — поутру я къ теб пришлю, —
Гд и когда свершимъ обрядъ внчанья, —
И жребій мой падетъ къ твоимъ ногамъ,
И за тобою, мой супругъ, пойду я
Везд по свту!

КОРМИЛИЦА, изъ комнатъ.

Слышите, синьора!

ДЖУЛЬЕТТА.

Сейчасъ.— Когда жь недоброе задумалъ,
Молю тебя —

КОРМИЛИЦА, изъ комнатъ.

Синьора!

ДЖУЛЬЕТТА.

А? иду!—
Исканья брось, и предоставь меня
Моей печали!… Утромъ я пришлю.

РОМЕО.

Такъ пусть моей души блаженство зретъ….

ДЖУЛЬЕТТА.

Сто разъ теб желаю доброй ночи!

(Уходитъ.)

РОМЕО.

Сто разъ безъ твоего мн горьше свта!
Любовь къ любви на встрчу такъ летитъ,
Какъ ученикъ отъ книгъ играть бжитъ,
Любовь же отъ любви идетъ уныло,
Какъ утромъ въ школу ученикъ лнивый.

(Медленно удаляется.)

ДЖУЛЬЕТТА, снова показывается у окна.

Ромео! тсъ… О, если бъ у меня
Сокольника былъ голосъ,— приманить
Обратно милаго мн сокола!
Неволи голосъ шепчетъ и хрипитъ,
Не то дрожалъ бы гротъ, гд эхо спитъ,
Я сдлала бъ ея воздушный голосъ
Хрипле моего, все заставляя,
Мн вторить имя моего Ромео!

РОМЕО, возвращаясь.

Вдь то моя душа зоветъ меня!
Какъ ночью сладко звученъ гласъ любви, —
Какъ музыка для внемлющихъ ушей!

ДЖУЛЬЕТТА.

Ромео!

РОМЕО.

Милая!

ДЖУЛЬЕТТА.

Скажи, въ которомъ
Часу къ теб послать могу я?

РОМЕО.

Въ девять.

ДЖУЛЬЕТТА.

Исполню… до того же двадцать лтъ…
Забыла я, зачмъ тебя звала.

РОМЕО.

Я обожду, пока не вспомнишь ты.

ДЖУЛЬЕТТА.

Я все забуду, глядя на тебя,
Лишь помня, что люблю съ тобою быть.

РОМЕО.

Я не уйду, чтобъ ты была въ забвеньи, —
Забуду все, лишь помня, что я здсь.

ДЖУЛЬЕТТА.

Почти ужь утро… Я хоть и желаю,
Чтобъ ты ушелъ, однако же не дальше,
Какъ птичка у ребенка, что на шагъ
Ей позволяетъ прыгать отъ руки,
Какъ узнику несчастному въ цпяхъ,
Чтобъ посл шелковинкой притянуть, —
Такъ, страстно, онъ ревнивъ къ ея свобод!

РОМЕО.

Когда бъ я могъ твоею птичкой быть!

ДЖУЛЬЕТТА.

И я того желаю, милый мой,
Но задушила бы тебя лаская!…
Разлука — сладкая печаль, пора:
Прощай, — я повторяла бъ до утра!

(Удаляется отъ окна.)

РОМЕО.

Да низойдетъ сонъ на твои глаза,
А въ сердце миръ.— Когда бъ я былъ и сонъ,
И миръ, что бъ такъ отрадно отдохнуть!
Теперь пойду къ духовному отцу,
Сказать о счастьи и просить совта.

(Перепрыгиваетъ чрезъ стну сада.)

СЦЕНА ТРЕТЬЯ.

Келья монаха Лоренцо.— Разсвтъ.

ЛОРЕНЦО, выходитъ съ корзиною въ рук.

Ужъ сроокая заря взглянула
На сумрачную ночь, лучами свта,
Пестря, тамъ, на восток облака,
И блдный мракъ сбивается, какъ пьяный,
Съ дневной стези отъ огненныхъ колесъ
Титана. Прежде чмъ откроетъ солнце
Свой жгучій глазъ, чтобъ день развеселить
И влажной ночи изсушить росу,
Сберу въ корзину вредоносныхъ травъ
И съ благотворной сочностью цвтовъ.
Земля природы матерь и могила, —
Она утроба для нея и гробъ, —
Изъ ндръ ея мы дти разныхъ формъ,
Вс у ея груди находимъ пищу:
Въ ней многое для многаго полезно,
Все для чего ни будь, но все различно.
О, много скрыто благостей могучихъ:
Въ растеньяхъ, камняхъ, злакахъ, въ свойств ихъ,
Нтъ на земл такой ничтожной твари,
Чтобы земл добра не приносила,
И нтъ добра, что уклонясь отъ цли,
Не гибло бы въ превратности своей:
Въ зломъ примненьи благо будетъ вредъ,
Порокъ же, иногда, почетнымъ дломъ.

(Срываетъ цвтокъ.)

Вотъ, въ нжной ткани этаго цвточка
Сокрыты ядъ и сила врачеванья:
Онъ запахомъ,— весь организмъ живитъ,
А вкусомъ, — убиваетъ чувства онъ.
Подобныхъ два враждебныхъ властелина
И въ смертномъ и въ трав: добро и зло,
И если гд превозмогаетъ вредъ,
Тамъ скоро смерти червь сндаетъ жизнь! (28)

РОМЕО, входитъ.

Отецъ, день добрый!

ЛОРЕНЦО.

Benedicite!
Чей ранній гласъ мн шлетъ привтъ любви?—
Мой юный сынъ, смущенный духъ виной,
Кто рано ложу говоритъ прости,
Забота бодрствуетъ со старикомъ,
А гд она, тамъ не почіетъ сонъ,
Гд жь бодрой юности безпечный духъ
Покоится, тамъ царство сновъ златыхъ:
И мн приходъ твой ранній говоритъ
Что ты какою-то невзгодой поднятъ,
А если нтъ, то я не ошибусь, —
Ромео нашъ и не ложился спать.

РОМЕО.

Да, впрочемъ я вкушалъ покой.

ЛОРЕНЦО.

Не съ Розалиной ли? О, грхъ какой!

РОМЕО.

Отецъ святой, я, съ Розалиной? нтъ!
Забылъ я это имя, съ нимъ и скорбь!

ЛОРЕНЦО.

Прекрасно, добрый сынъ, но гд жь ты былъ?

РОМЕО.

Я разскажу теб все, безъ распросовъ:
Съ моимъ врагомъ на праздник я былъ,
Гд онъ, внезапно, рану мн нанесъ,
А я ему, въ теб спасенье наше, —
Будь намъ помощникъ и духовный врачъ!
Вражды я не питаю, мой отецъ, —
И за врага о томъ же я прошу.

ЛОРЕНЦО.

Яснй, мой сынъ, загадочная рчь
Находитъ и загадочный отвтъ.

РОМЕО.

Такъ знай, что сердца моего лю6ось
Я дочери прекрасной посвятилъ
Богатаго синьора Капулети,—
Она жь въ замнъ, свою мн посвятила.
Мы все устроили, лишь ты устрой
Священнымъ бракомъ: гд, когда и какъ
Сошлись, влюбились, поклялись — дорогой
Скажу, но прежде этого прошу
Ты согласись насъ обвнчать сегодня.

ЛОРЕНЦО.

Святой Францискъ! Что это? Розалина,
Предметъ любви твоей, уже ль тобой
Покинута? У молодыхъ людей
Любовь горитъ не въ сердц, но въ глазахъ.
О Iesus Maria! Ручьями слезъ
Ты щеки орошалъ для Розалины!
Вотще лилась соленая вода,
Чтобъ приманить любовь, когда она
Совсмъ ее не пьетъ. Еще отъ вздоховъ
Твоихъ лучъ солнца не очистилъ неба,
Твой прежній стонъ звучитъ въ моихъ ушахъ!
Здсь, на твоихъ щекахъ остался слдъ
Давнишнихъ слезъ, еще теперь не смытыхъ!
И если прежде точно былъ ты самъ
И горе было прежнее твое, —
Оно и ты дышали Розалиной,
И бросилъ!.. Можно ль женщинъ обвинять,
Когда мужчины слабы какъ он!

РОМЕО.

Меня ты за любовь къ ней порицалъ.

ЛОРЕНЦО.

Не за любовь, мое дитя, за дурь.

РОМЕО.

Веллъ зарыть любовь.

ЛОРЕНЦО.

Но не въ могилу
Одну зарыть, другую жъ откопать.

РОМЕО.

Прошу тебя, не упрекай меня!
Которую теперь люблю, мн платитъ
За ласку лаской, за любовь любовью,
А та не такъ!..

ЛОРЕНЦО.

Та знала хорошо,
Что ты въ любви не по складамъ читаешь,
А на обумъ… (29) Но, втренникъ, пойдемъ,
Отчасти я хочу теб помочь:
Союзъ вашъ можетъ счастье принести,
Смнивъ семейную вражду любовью.

РОМЕО.

О, поскорй уйдемъ, я тороплюсь!

ЛОРЕНЦО.

Нтъ, лучше тише, другъ, оно врнй,
А скорый — спотыкается скорй.

(Вмст уходятъ.)

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ.

Улица.

БЕНВОЛІО и МЕРКУЦІО, входятъ.

МЕРКУЦІО,

Гд жь, чортъ возьми, Ромео долженъ быть?—
Не приходилъ ли ночью онъ домой?

БЕНВОЛІО.

Я узнавалъ, онъ не былъ у отца.

МЕРКУЦІО.

Ну, эта блдная, бездушная
Двчонка Розалина, такъ его
Томитъ, что онъ съ ума, наврно, спятитъ.

БЕНВОЛІО.

Вдь Тебальдъ, родичъ старца Капулети,
Прислалъ записку въ домъ его отца.

МЕРКУЦІО.

Вызовъ, жизнію клянусь!

БЕНВОЛІО.

Ромео ему отвтитъ.

МЕРКУЦІО.

Каждый, кто пишетъ, можетъ отвтить запиской.

БЕНВОЛІО.

Онъ мастерски отвтитъ, каковъ вопросъ таковъ и отвтъ.

МЕРКУЦІО.

Увы, бдный Ромео! уже онъ мертвъ! Пронзенъ черными глазками блднолицой красотки! Слухъ его прострленъ любовной псенкой, а самая сердцевина его сердца расколота мткою стрлой слпаго мальчишки-стрлка! И ему мряться съ Тебальдомъ?

БЕНВОЛІО.

Ну, что такое Тебальдъ?

МЕРКУЦІО.

Поболе кота воеводы (30), скажу теб. О! онъ бойкій герой на комплименты. Ему сражаться, что для тебя по нотамъ пть, тоже что для тебя тактъ, пауза и мра. (Становится въ позицію фехтующаго). Вотъ пауза изъ его полутакта: разъ, два, а три,— въ твоей груди, настоящій головорзъ хорошаго тона, дуэлистъ, дуэлистъ! Баринъ изъ первйшаго дома, перваго и втораго повода не прозваетъ. (Подражаете восклицаніямъ фехтующаго) А! безсмертное passado!… punto reverso… Ага!…

БЕНВОЛІО.

Ну, что?

МЕРКУЦІО.

Провалъ возьми подобное фиглярство и щебетанье жеманныхъ сумасбродовъ, этихъ модныхъ настройщиковъ восклнцаній: Клянусь Христомъ, дивный клинокъ! дивный молодецъ! дивная красотка!. Не достойно ли жалости, старинушка, что намъ досаждаютъ эти заморскія мухи, эти модные торгаши, эти pardonnez-moi, которые такъ идутъ къ новой форм, что никакъ не усядутся покойно на старомъ мст! Ужь это ихъ bons, это bons?

(Входитъ Ромео.)

БЕНВОЛІО.

Вотъ Ромео, вотъ Ромео!

МЕРКУЦІО.

Ромео, безъ рому,— совершенно прсный! О, ромъ, ромъ, ты превратился въ воду!— Теперь онъ бредитъ стихами, которыми изливался Петрарка: Лаура, въ сравненіи съ его синьорой, просто судомойка, — однако ея возлюбленный лучше твоего римовалъ: Дидона — потаскушка, Клеопатра — цыганка, Елена и Геро — сволочь, Тисбе съ срыми глазками, или похожими на это, но все не то.— Синьоръ Ромео, bonjour! вотъ французское привтствіе къ твоему французскому наряду. Послднюю ночь ты славно провелъ насъ.

РОМЕО.

Здравствуйте оба. Чмъ я васъ провелъ?

МЕРКУЦІО.

Надулъ, синьоръ, надулъ. Понимаешь?

РОМЕО.

Виноватъ, добрый Меркуціо, у меня было важное дло, а въ такомъ случа отъ приличія можно и уклониться.

МЕРКУЦІО.

Это почти тоже, что сказать: важное дло можетъ заставить и на колна склониться.

РОМЕО.

Разумется, для приличія.

МЕРКУЦІО

Весьма прилично угадалъ.

РОМЕО.

Весьма приличное толкованіе.

МЕРКУЦІО.

Нтъ, я настоящій цвтъ приличія.

РОМЕО.

Внчикъ цвтка.

МЕРКУЦІО.

Правда.

РОМЕО.

Въ такомъ случа мои башмаки славно разцвли: они съ внчиками цвтковъ. (31)

МЕРКУЦІО.

Славно сказано! Продолжай острить, пока износятся твои остроносые башмаки, когда подошвы сотрутся, то еще останется острота носковъ. Просто, единственная острота!

РОМЕО.

О, единственная острота, по гладкости подошвы, и годитея на подметки къ изношеннымъ башмакамъ.

МЕРКУЦІО.

Будь нашимъ посредникомъ, добрый Бенволіо, мой умъ изнемогаетъ.

РОМЕО.

Хлыстомъ его, пришпорь, пришпорь, или я догоню.

МЕРКУЦІО.

Нтъ, когда твой умъ пустится за мною въ погоню, гуськомъ (32), то я пропалъ, у тебя въ одной острот боле гусиной игры, чмъ у меня въ пяти чувствахъ. Не сошлись ли мы сюда играть въ гуська?

РОМЕО.

Ты со мною только для этого сходишься.

МЕРКУЦІО.

Я укушу теб ухо за эту шутку.

РОМЕО.

Нтъ, добрый гусь, не кусайся.

МЕРКУЦІО.

Твой умъ очень горькое лакомство, самая дкая приправа.

РОМЕО.

Не совсмъ идущая къ лакомому гусю.

МЕРКУЦІО.

О! Вотъ лайковая острота, изъ узкаго вершка вытянется шириною на полный аршинъ.

РОМЕО.

Я растягиваю для слова — полный, что сдлаетъ изъ тебя кругомъ полнаго гуся.

МЕРКУЦІО.

Что, не лучше ли это любовныхъ стенаній? Теперь ты обходителенъ, теперь ты Ромео, теперь ты то, чмъ долженъ быть, и по искусству и по природ, а съ твоею плаксивой любовью, ты былъ похожъ на блажнаго, который, высунувъ языкъ, мечется и туда и сюда, чтобъ спрятать свою дурь въ нору.

БЕНВОЛІО, къ Меркуціо.

Стой здсь! стой!

МЕРКУЦІО.

Ты хочешь остановить мою болтовню противъ шерсти.

БЕНВОЛІО.

Иначе она будетъ длинна.

МЕРКУЦІО.

О, ты въ заблужденіи: я бы укоротилъ ее, я близокъ былъ къ концу моей болтовни и не думалъ растягивать ее.

РОМЕО.

Вотъ славная штука!

(Входятъ Кормилица и Піетро.)

МЕРКУЦІО.

Парусъ, парусъ, парусъ!

БЕНВОЛІО.

Два, два,— рубаха и сорочка.

КОРМИЛИЦА.

Піетро!

ПІЕТРО.

Сейчасъ!

КОРМИЛИЦА.

Мой веръ! (33)

МЕРКУЦІО.

Подай скоре, добрый Піетро, закрыться ей: веръ красиве лица ея.

КОРМИЛИЦА.

Пошли вамъ Богъ доброе утро, господа!

МЕРКУЦІО.

Пошли вамъ Богъ добрый вечеръ, прекрасная синьора!

КОРМИЛИЦА.

Разв уже добрый вечеръ?

МЕРКУЦІО.

Почти, увряю васъ, своевольная стрлка часовъ уже на хвостик полудня.

КОРМИЛИЦА.

Пошли! Вы что за человкъ?

РОМЕО.

Человкъ, синьора, котораго Богъ на то создалъ, чтобъ онъ надъ собою смялся.

КОРМИЛИЦА.

Поистин, славно сказано! Надъ собою смялся, сказали вы? Господа, не можетъ ли кто изъ васъ сказать, гд мн найти молодаго Ромео?

РОМЕО.

Я могу сказать вамъ, но молодой Ромео будетъ старе, когда вы его найдете, чмъ въ то время, когда ищите: изъ всхъ этого имени я младшій, за неимніемъ худшаго.

КОРМИЛИЦА.

Хорошо вы сказали.

МЕРКУЦІО.

Какъ, разв худшее хорошо? очень хорошо сказано, ей Богу, умно, умно.

КОРМИЛИЦА.

Если это вы, синьоръ, то я желаю, что-то сказать вамъ наедин.

БЕНВОЛІО.

Она зазываетъ его куда-то на ужинъ.

МЕРКУЦІО.

Сваха, сваха!.. Ату ее!… (34)

РОМЕО.

Что ты тамъ открылъ?

МЕРКУЦІО.

Не зайца, синьоръ, но что-то въ род зайца въ постномъ пирог, который выдохся и заплеснвлъ, прежде чмъ его съли.

(Поетъ припвъ старинной народной псни).

Старый заяцъ срый,
Старый заяцъ срый,—
Въ постъ онъ пища хоть куда,
Если жь плеснй поврежденъ,
Прежде чмъ онъ истребленъ,
Вотъ въ чемъ главная бда.
Ромео, отправишься ли ты къ своему отцу? Мы идемъ къ нему обдать.

РОМЕО.

Я приду въ слдъ за вами.

МЕРКУЦІО, къ кормилиц.

Прощай, праматерь! О, прощай, прощай! (35)

(Уходятъ Меркуціо и Бенволіо)

КОРМИЛИЦА.

Ну, да, прощайте! Скажите, прошу васъ, синьоръ, что это за нахальный молодецъ, полный всякаго вздору?

РОМЕО.

Господинъ, няня, который любитъ слушать свою болтовню, онъ столько наговоритъ въ минуту, что и въ мсяцъ не отвтишь.

КОРМИЛИЦА.

Скажи онъ еще что либо на мой счетъ, я бы его отдлала, хотябы онъ и побойче былъ, будь хоть двадцать такихъ сорванцовъ! А если я не справлюсь, то найду кто бы справился съ нимъ. Повса! Я не изъ числа его втреницъ, не изъ числа его безстыдницъ! (Къ Піетро). А ты былъ здсь и терплъ все, что негодяю угодно было со мною длать?

ПІЕТРО.

Я никого не видлъ, кто бы длалъ угодное съ вами, иначе мое оружіе живо бы обнажилось, поврьте, я его обнажаю также скоро какъ и каждый человкъ, когда есть случай къ доброй ссор и право на моей сторон.

КОРМИЛИЦА.

Вотъ, какъ передъ Богомъ, я такъ раздосадована, что у меня дрожатъ вс члены! Негодяй!.. (къ Ромео) Прошу васъ, синьоръ, на слово, я уже сказала вамъ, что моя молодая госпожа послала меня отыскать васъ: что она велла сказать вамъ, это я удержу про себя. Однако прежде позвольте сказать вамъ: когда вы хотите завести ее, какъ говорятъ, въ рай обманутыхъ, то это будетъ грубый поступковъ, синьора еще молода, поэтому, если вы думаете хитрить съ нею, то по истин это дурное дло предъ каждый дамой и очень низкій поступокъ.

РОМЕО.

Няня, поручи меня твоей госпож и моей синьор. Увряю тебя….

КОРМИЛИЦА.

Добренькій! ну право я наскажу ей такъ много, Господи, Господи, она будетъ превеселенькая!

РОМЕО.

Что жь ты ей скажешь, няня? Ты не слушаешь меня.

КОРМИЛИЦА.

Я скажу, синьоръ, что увряли вы, а какъ я разумю, то долгъ каждаго господина — уврять.

РОМЕО.

Пускай она найдетъ предлогъ прійти
На исповдь, сегодня, по полудни,
Отецъ Лоренцо, въ кельи, у себя,
Грхи ей отпустивъ, насъ обвнчаетъ.
Вотъ, за труды теб.

(Даетъ ей деньги.)

КОРМИЛИЦА.

Нтъ, право, ни копйки, мой синьоръ…

РОМЕО.

Ну, полно, полно, говорю, возьми.

КОРМИЛИЦА.

Сегодня по полудни, синьоръ? Хорошо, она тамъ будетъ.

РОМЕО.

Послушай, добрая кормилица:
Чрезъ часъ, будь за стной монастыря,—
Тамъ изъ веревки лстницу теб
Слуга мой дастъ: по ней, на верхъ брамстенги
Блаженства, я взойду, подъ тайной ночи.
Прощай! Будь мн врна, я награжу.
Прощай! Привтъ синьор отъ меня.

(Хочетъ уйти.)

КОРМИЛИЦА.

Благослови тебя отецъ небесный!
Послушайте, синьоръ.

РОМЕО, возвращаясь.

Что ты сказала, дорогая няня?

КОРМИЛИЦА.

А вренъ вашъ слуга? Вдь говорятъ,—
Два тайну сохранятъ, безъ третьяго.

РОМЕО.

Поврь, слуга мой вренъ, какъ булатъ.

КОРМИЛИЦА.

Хорошо, синьоръ. Моя синьора премилая госпожа?— Господи, Господи!— Когда она была крошечной болтушкой! О, здсь, въ город, есть баринъ, нкто Парисъ, ему бы очень хотлось поживиться, но она, добренькая, также охотно будетъ глядть на жабу, на настоящую жабу, какъ на него. Иногда я досаждаю ей, говорю, что Парисъ человкъ хоть куда, увряю васъ, она отъ этого какъ полотно блднетъ. Не начинается ли розмаринъ и ваше имя съ одой и той же буквы?

РОМЕО.

Да, няня, что жь изъ этого? Оба начинаются съ Р.

КОРМИЛИЦА.

Ахъ, вы шутникъ! Да это собачье имячко. Р только для собакъ. Нтъ, я знаю, оно начинается съ другой буквы, у синьоры есть премилая поговорка для васъ и розмарина. Вы утшились бы, услыхавъ ее.

РОМЕО.

Поклонись отъ меня твоей синьор.

(Уходитъ.)

КОРМИЛИЦА.

Да, тысячу разъ.— Піетро!

ПІЕТРО.

Тотчасъ!

КОРМИЛИЦА.

Впередъ и скоре!

(Уходятъ.)

СЦЕНА ПЯТАЯ.

Садъ, принадлежащій Капулети.

ДЖУЛЬЕТТА, входитъ.

Когда послала няню, било девять,
Чрезъ полчаса вернуться общалась,
Быть можетъ не нашла его, — но, нтъ!
Она хрома, а встникомъ любви
Должна быть мысль, которая летитъ
Въ сто разъ быстре солнечныхъ лучей,
Гонящихъ ночи тнь съ туманныхъ горъ:
Затмъ два быстрокрылыхъ голубка
Везутъ любовь, затмъ и Купидонъ
Иметъ крылья, быстрыя какъ втръ.
Ужь солнце высоко, отъ девяти
И до полудня долгихъ три часа, —
Она жь нейдетъ!— Будь въ сердц у нея
Любовь и пылкость крови молодой,
Она была бы такъ быстра, какъ мячъ, —
Мои слова бросали бы ее
Къ возлюбленному, а его ко мн!
Но люди старые, какъ будто мертвы, —
Тяжелы, вялы, блдны, какъ свинецъ….

(Входятъ КОРМИЛИЦА и ПІЕТРО.)

О, Боже, вотъ идетъ!… Что, душка, няня?
Ты видла его?.. Ушли слугу.

КОРМИЛИЦА.

Піетро, дожидайся у воротъ.

(Піетро уходитъ.)

ДЖУЛЬЕТТА.

Ну, ангелъ няня. Боже, ты печальна?…
Когда печальна всть, скажи съ улыбкой,
А если радостна, то не смущай
Музыки сладкихъ для меня встей,
Передавая ихъ съ угрюмымъ видомъ!

КОРМИЛИЦА, садится на скамейку.

Устала я, дай отдохну минутку.
Уфъ, кости ноютъ! уходилась я!

ДЖУЛЬЕТТА.

О, если бъ ты мои имла кости
А я твои извстья! Говори,
Прошу, скоре, няня!.. Ну же, няня!..

КОРМИЛИЦА.

Христосъ мой! что за спхъ? Не ждешь минуты?
Не видишь ли, что еле я дышу?

ДЖУЛЬЕТТА.

Какъ еле дышешь? достаетъ же силъ
Теб проговорить — что еле дышешь?
Все это у тебя длиннй того,
Что можешь передать. Одно скажи:
Твое извстье хорошо иль худо?
Скажи, подробностей я обожду,
Не мучь меня, что — хорошо, иль худо?

КОРМИЛИЦА.

Ну, да, выборъ сдланъ вами спроста, не умете выбрать мужа. Ромео, нтъ, не онъ, однако лицемъ онъ лучше всякаго мужчины, его ноги тоже лучше, чмъ у кого изъ мужчинъ, а что до руки, ступни и таліи, хоть и нечего сказать о нихъ, все же это выше сравненья. Нельзя сказать, что онъ цвтокъ любезности,— но, ручаюсь, онъ милъ какъ барашекъ… Иди же, плутовочка, благодари Бога!— Что, дома ты обдала?

ДЖУЛЬЕТТА.

Нтъ, нтъ, все это знала я и прежде.
Что объ внчаньи онъ сказалъ?.. Ну, что?…

КОРМИЛИЦА.

Творецъ, какъ голова моя болитъ!
Ну, что за голова моя? Стучитъ,
Какъ словно хочетъ лопнуть на куски!
А тутъ спина…. спина моя, спина!
Чтобъ ваше сердце, за посылки эти,
Вдь я умру, взадъ и впередъ таскаясь!

ДЖУЛЬЕТТА.

Мн, право, жаль, что нездорова ты!
Но, душка, душка, дорогая няня,
Скажи же мн, что милый говорилъ?

КОРМИЛИЦА.

Вашъ милый говорилъ, какъ честный баринъ,
Какъ вжливый, и добрый, и красивый,
И добродтельный… Гд ваша мать?

ДЖУЛЬЕТТА.

Гд мать моя? Ну, дома! Гд жь ей быть?
Какъ безтолково отвчаешь ты:
Вашъ милый говорилъ, какъ честный баринъ, —
Гд ваша матъ?

КОРМИЛИЦА.

О, Матерь Божія!
Ужь ты вспылила, тише! Это ли
Припарка для моихъ больныхъ костей?
Теперь своимъ гонцемъ вы будьте сами.

ДЖУЛЬЕТТА.

Какая мука!.. что сказалъ Ромео?

КОРМИЛИЦА.

Васъ отпускаютъ ли на исповдь?

ДЖУЛЬЕТТА.

Да, отпускаютъ.

КОРМИЛИЦА.

Ну, такъ спши къ отцу Лоренцо въ келью:
Тебя тамъ ждетъ супругъ супругой сдлать, —
Ну, что, зардлись щечки рзвой кровью?—
Кой отъ чего придется имъ краснть.
Спши же въ церковь. Я сейчасъ пойду
За лстницей, чтобы по ней твой другъ
Попалъ бы ночью къ пташечк въ гнздо:
На мн заботы бремя въ счастьи вашемъ,
Но съ ночи бремя понесешь и ты.
Пойду обдать. Въ келью поспши.

ДЖУЛЬЕТТА.

Скоре къ счастью! Няня, другъ, прощай!

(Уходятъ въ разныя стороны.)

СЦЕНА ШЕСТАЯ.

Келья монаха Лоренца.

Входятъ. ЛОРЕНЦО и РОМЕО,

ЛОРЕНЦО.

Пусть небо оснитъ святой союзъ, —
Да въ будущемъ насъ не постигнетъ горе!

РОМЕО.

Аминь, аминь! Что жь, пусть постигнетъ горе,
Оно не перевситъ доли счастья
Короткаго мгновенья съ нею быть.—
Священнымъ словомъ руки намъ свяжи,
Тогда все пожирающая смерть
Пускай исполнитъ все, на что дерзнетъ:
Довольно мн назвать ее моею.

ЛОРЕНЦО.

Такой насильной радости бываетъ
Конецъ насильный, и она въ своемъ
Тріумф гаснетъ, какъ огонь и порохъ
Уничтожаются въ своемъ лобзаньи.
Сладчайшій медъ пріятностью своей
Противенъ,— ею притупляетъ вкусъ:
Умренъ будь и тмъ продлишь любовь,
Излишняя поспшность достигаетъ
Не ране излишняго медленья.

Входитъ ДЖУЛЬЕТТА.

Вотъ и она, столь легкая нога
Не изотретъ здсь камней вковыхъ,
Влюбленный могъ бы ссть на паутинку,
Что рзво въ лтнемъ воздух летаетъ,
И не упасть, — такъ суетность легка.

ДЖУЛЬЕТТА.

Теб, отецъ духовный, добрый вечеръ!

ЛОРЕНЦО.

Пускай благодаритъ за насъ обоихъ
Тебя Ромео, дорогая дочь.

ДЖУЛЬЕТТА.

Ему привтъ, пока онъ скажетъ мн
Избытокъ благодарности своей.

РОМЕО.

Ахъ, если мра радости твоей
Такъ переполнена, какъ у меня,
И ты искуснй выразишь ее,
То раствори твоимъ дыханьемъ воздухъ
Вкругъ насъ, и музыкой твоихъ рчей
Раскрой недосягаемое счастье
Для насъ обоихъ въ этой райской встрч!

ДЖУЛЬЕТТА.

Мысль веществомъ богаче чмъ словами,
Блистаетъ сущностью, а не уборомъ:
Тотъ нищій, кто сочтетъ свое богатство,
Моя жь любовь достигла до избытка, —
Не счесть мн половины благъ моихъ.

ЛОРЕНЦО.

Пойдемъ, окончить дло поспшимъ,
Вы не должны другъ съ другомъ вмст быть,
Пока васъ Церковь не совокупитъ.

(Уходятъ.)

ДЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ

Площадь.

Входятъ, МЕРКУЦІО, БЕНВОЛІО, пажъ и слуги.

БЕНВОЛІО.

Прошу тебя, Меркуціо, уйдемъ,
День жаркій, Капулети здсь вблизи.
При встрч съ ними не уйдемъ отъ ссоры,
Въ подобный жаръ безумно кровь кипитъ.

МЕРКУЦІО.

Ты похожъ на одного изъ тхъ молодцовъ, который, переступивъ порогъ трактира, бросаетъ на столъ свою шпагу, восклицая: — дай Богъ мн не нуждаться въ теб!— и осушивъ другой стаканъ, обнажаетъ ее на трактирщика, въ самомъ дл, безъ всякаго дла.

БЕНВОЛІО.

Какъ, я похожъ на такого молодца?

МЕРКУЦІО.

Ну, ну, ты такая горячая башка по своему сердцу, какъ всякая въ Италіи: у тебя сердце слишкомъ горячо, и ты слишкомъ горячъ въ сердцахъ.

БЕНВОЛІО.

Что жь изъ этого?

МЕРКУЦІО.

То, что будь здсь двое подобныхъ теб, мы бы не имли ихъ чрезъ минуту,— вы убили бы одинъ другаго. Ты! да, ты готовъ начать ссору съ тмъ, у кого борода однимъ волоскомъ гуще или рже твоей. Ты готовъ ссориться съ тмъ, кто грызетъ орхи, за то только, что твои глаза орховаго цвта. Только твой глазъ способенъ найти случай къ подобной ссор. Твоя голова столько же полна ссоръ, какъ яйцо съдомаго, и она за ссоры получила столько же ударовъ какъ болтунъ, какъ яйцо. Ты ссорился съ человкомъ за то, что онъ кашлемъ разбудилъ твою собаку, спавшую на солнц. Не ссорился ли ты съ портнымъ за то, что онъ носилъ предъ Пасхой новый камзолъ? Съ другимъ, что завязалъ новые башмаки старою лентой? И ты учишь меня не ссориться?

БЕНВОЛІО.

Будь я такъ скоръ какъ ты на ссоры, то просто первому встрчному я бы продалъ полное право на мою жизнь за одинъ часъ съ четвертью времени.

МЕРКУЦІО.

Полно, о, простота!

Входятъ, Тебальдъ и другіе.

БЕНВОЛІО.

Клянусь головой, сюда идутъ Капулети.

МЕРКУЦІО.

Клянусь пятками, я не забочусь.

ТЕБАЛЬДЪ, къ друзьямъ своимъ.

За мной, поближе, съ ними говорить
Хочу. Синьоры, добрый вечеръ вамъ,
Прошу на слово одного изъ васъ.

МЕРКУЦІО.

Только одного изъ насъ на слово? Сочетайте съ чмъ нибудь, прибавьте къ нему ударъ.

ТЕБАЛЬДЪ.

Для этого меня найдете достаточно готовымъ, синьоръ, только подайте поводъ.

МЕРКУЦІО.

Разв нтъ у васъ повода безъ подачки?

ТЕБАЛЬДЪ.

Меркуціо, у тебя съ Ромео лады…

МЕРКУЦІО, прерывая его.

Лады! какъ, ты длаешь насъ музыкантами? Длая насъ музыкантами, смотри, ты услышишь только разладъ. Вотъ мой смычекъ (Обнажаете шпалу). Вотъ что заставитъ плясать тебя. Провалъ возьми! Лады!

БЕНВОЛІО.

Смотри, мы споримъ здсь на площади:
Уйдемъ туда, гд лучше будемъ скрыты,
Иль хладнокровно разберемъ нашъ споръ,
Иль разойдемся. Здсь на насъ глядятъ.

МЕРКУЦІО.

На то глаза даны, пускай глядятъ,
Не тронусь съ мста никому въ угоду.

Входитъ РОМЕО.

ТЕБАЛЬДЪ, указывая на Ромео.

Ну, миръ съ тобой! Вотъ онъ, мой человкъ.

МЕРКУЦІО.

Будь я повшенъ, если онъ твою
Ливрею носитъ. Станьте на барьеръ,
Туда за вашей честью онъ пойдетъ,
Ну, въ этомъ смысл вашъ онъ человкъ.

ТЕБАЛЬДЪ.

Ромео, для тебя моя любовь
Одинъ привтъ иметъ: ты подлецъ!

РОМЕО.

Мн, Тебальдъ, поводъ есть тебя любить,
Онъ извиняетъ бшеный привтъ!..
Я не подлецъ, по этому прощай!
Я вижу, ты меня еще не знаешь.

(Хочетъ уйти.)

ТЕБАЛЬДЪ.

Ребенокъ! Этимъ не сотрешь обиды,
Мн сдланной, назадъ и шпагу вонъ!

РОМЕО, возвращаясь.

Я никогда тебя не оскорблялъ,
Ты больше мной любимъ, чмъ можешь думать,
Тому причину посл ты узнаешь.
Такъ, добрый Капулети, — это имя
Теперь я также дорого цню,
Какъ и мое, — доволенъ этимъ будь.

МЕРКУЦІО.

О, низкая, безчестная покорность!
Alla sloccata, это смоетъ! (36) Тебальдъ,
Ты, крысоловъ, со мною позабавься.

(Обнажаетъ шпагу.)

ТЕБАЛЬДЪ.

Чего бы отъ меня теб хотлось?

МЕРКУЦІО.

Ничего, добрый повелитель кошекъ, только одну изъ твоихъ девяти жизней, это, я думаю, сдлаетъ тебя нсколько смле, и когда начнешь со мною дло, то уничтожу и остальныя восемь. Угодно ли вытянуть за уши изъ ноженъ твою шпагу? Спши, не то моя будетъ у твоихъ ушей, пока вытянешь свою.

ТЕБАЛЬДЪ.

Я къ твоимъ услугамъ.

(Обнажаетъ шпагу.)

РОМЕО.

Меркуціо, вложи въ ножны рапиру!

ТЕБАЛЬДЪ.

Ну, каково, синьоръ, твое passade.

(Сражаются.)

РОМЕО, стараясь разнять ихъ

Бенвольо, шпагу вонъ, разнимемъ ихъ!
О, стыдъ, синьоры, прекратите бой!
Меркуцьо, Тебальдъ, принцъ вдь запретилъ
На улицахъ Вероны въ бои вступать…
Стой, Тебальдъ!.. Добрый мой Меркуціо…

(Меркуціо, раненный, падаетъ, Тебальдъ и его друзья уходятъ.)

МЕРКУЦІО.

Я раненъ…
Чума на ваши домы!.. Я пропалъ…
Ушелъ онъ и не тронутъ?…

БЕНВОЛІО.

Что, ты раненъ?

МЕРКУЦІО.

Ну, да, царапина… одной довольно…
Гд пажъ? Повса, позови хирурга…

(Пажъ уходить.)

РОМЕО.

Не унывай, другъ, рана вдь ничтожна.

МЕРКУЦІО.

Ну, она не столь глубока, какъ колодезь, не столь широка, какъ церковная дверь, но и ея довольно, она возьметъ свое. Попробуй завтра на меня взглянуть, и ты найдешь меня степеннымъ… Ручаюсь, я прошпигованъ для этого міра… Чума на оба ваши дома! Какъ, собака, крыса, мышь, кошка, смертельно царапнуть человка… Хвастунъ, повса, негодяй, дерется по правиламъ ариметики… (Ей Ромео) Зачмъ, чортъ возьми, ты сунулся между насъ? Я раненъ имъ подъ твоей рукой….

РОМЕО.

Предупредить все это я желалъ.

МЕРКУЦІО.

Сведи меня въ ближайшій домъ, Бенвольо,
Я чувствъ лишусь… Чума на ваши домы!
Они червямъ закуску изъ меня
Состряпали. Я гибну… Ваши домы….

(Медленно удаляется, поддерживаемый Бенволіо.)

РОМЕО.

Онъ принцу родственникъ, мой лучшій другъ,
Смертельно раненъ за меня! Вдь Тебальдъ
Меня обидлъ, — Тебальдъ только часъ
Сталъ братомъ мн. О, милая Джульетта,
Ты красотой разнжила меня,
Мое стальное мужество смягчила!

БЕНВОЛІО, видитъ.

Ромео, ахъ, Ромео!
Нашъ доблестный Меркуціо погибъ!—
Ужь въ облакахъ его геройскій духъ,
Безвременно презрвшій этотъ міръ!

РОМЕО.

Сегодняшній угрюмый рокъ затмитъ
Грядущихъ много дней: теперь одно
Начало бдъ, конецъ ихъ впереди….

ТЕБАЛЬДЪ, видитъ.

Опять идетъ сюда свирпый Тебальдъ!

РОМЕО.

Живъ, веселъ, а Меркуціо убитъ!
На небо снисходительная кротость
Руководи мной разъяренный гнвъ!
Возьми обратно, Тебальдъ, свой привтъ, —
Подлеца! Душа Меркуціо надъ нами,
И ждетъ въ товарищи твоей души:
Одинъ изъ насъ, иль оба съ нимъ пойдемъ.

(Обнажаетъ шпагу.)

ТЕБАЛЬДЪ.

Ты, жалкій мальчикъ, здсь его былъ другомъ,
И тамъ съ нимъ долженъ быть!

РОМЕО, указывая на шпагу.

Вотъ, что ршитъ!

(Сражаются. Тебальдъ падаетъ мертвый.)

БЕНВОЛІО.

Ромео, удались, бги!—
Сюда народъ спшитъ, а Тебальдъ мертвъ…
Опомнись! Принцъ тебя присудитъ къ смерти,
Когда захватятъ. Прочь, бги, скорй,!

РОМЕО.

О, я судьбы игрушка!

БЕНВОЛІО.

Что стоишь?

(Ромео уходитъ. Вбгаетъ народъ.)

ПЕРВЫЙ ИЗЪ ГРАЖДАНЪ, къ Бенволіо.

Куда бжалъ тотъ, кто убилъ Меркуцья?
Куда убійца Тебальдъ убжалъ?

БЕНВОЛІО.

Здсь Тебальдъ, вотъ!

ПЕРВЫЙ ИЗЪ ГРАЖДАНЪ.

Синьоръ, идите съ нами,
Во имя принца, повинуйтесь намъ.

Входятъ, ПРИНЦЪ со свитой, МОНТЕКИ и КАПУЛЕТИ съ ихъ женами, и другіе.

ПРИНЦЪ.

Гд низкіе зачинщики вражды?

БЕНВОЛІО.

О, славный принцъ, я объяснить могу
Злосчастный ходъ всей этой страшной ссоры:
Вотъ онъ, — убитый молодымъ Ромео, —
Убійца храбраго Меркуція, —
Роднаго вамъ.

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

О, Тебальдъ! Мой племянникъ!
О, брата моего дитя! О, принцъ!—
Племянникъ мой! Супругъ!— Кровь пролита
Мн дорогая! Принцъ, ты справедливъ,
Пролей за нашу кровь Монтеки кровь!
О, милый, милый!

ПРИНЦЪ.

Бенволіо, кто началъ эту ссору?

БЕНВОЛІО.

Убитый Тебальдъ, а его Ромео
Убилъ. Ромео говорилъ съ нимъ кротко,
Доказывалъ ничтожество ихъ ссоры,
Напоминалъ ему вашъ гнвъ.— Все это
Сказалъ онъ мягко, преклонивъ колно,
Однако Тебальда строптивый нравъ
Не укротился, и, глухой для мира,
Со сталью острой устремился онъ
На грудь безстрашнаго Меркуціо,
Который, вспыхнувъ, отразилъ ударъ,
И съ гордою отвагой отбивалъ
Одной рукой безчувственную смерть,
Другою жь посылалъ ее врагу,
Искуссному въ бою. Ромео, вскрикнувъ:
‘Друзья, друзья, оставьте, разойдитесь!’
Быстре словъ, отбивъ удары шпагъ,
Межь ними сталъ, но подъ его рукой
Коварно Тебальдъ поразилъ на смерть
Меркуціо и тотчасъ убжалъ.
Но скоро возвратился онъ къ Ромео,
Въ которомъ тотчасъ запылала месть:
Какъ молнья бросились они другъ къ другу…
И, прежде чмъ усплъ я ихъ разнять,
Ужь Тебальдъ былъ убитъ, какъ прежде онъ,
Теперь Ромео, также убжалъ.
Вотъ истина, не то казни меня.

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Онъ родственникъ Монтеки, и пристрастенъ
По связи съ ними, говоритъ не правду: (37)
Ихъ двадцать билось въ этомъ черномъ дл,
И двадцать умертвили одного! —
Суда прошу, будь правосуденъ, принцъ:
Ромео Тебальда убилъ, — Ромео
Не долженъ жить!

ПРИНЦЪ.

Его убилъ Ромео,
А имъ убитъ Меркуціо, кто принцу
За кровь родную долженъ заплатить?

МОНТЕКИ.

Не сынъ мой, онъ былъ другъ Меркуціо:
Надъ Тебальдомъ его вина свершила,
То самое, что могъ свершить законъ.

ПРИНЦЪ.

И за его вину, безъ замедленья,
Онъ нами изгоняется отсюда:
Въ своей вражд вы и меня коснулись,
Въ ней пролита моя родная кровь,
Но я васъ тяжкой пеней накажу,
Раскаетесь вы вс въ моей потер.
Я буду глухъ къ мольбамъ и оправданьямъ:
Вины слеза и просьба не искупитъ, —
Напрасенъ будетъ трудъ. Пусть удалится
Ромео, если жь будетъ найденъ здсь,
Онъ въ тотъ же часъ умретъ. Возьмите трупъ,
И ждите повелнья моего:
Вдь милосердье только убиваетъ,
Когда оно смертоубійцъ прощаетъ.

(Уносятъ тло Тебальда. Bс уходятъ въ разныя стороны.)

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Комната въ дом Капулети.

ДЖУЛЬЕТТА, видитъ.

Быстре мчитесь огненоги кони
Къ чертогу Феба, вдь такой возничій
Какъ Фаэтонъ, прогнавъ на западъ васъ,
Введетъ къ намъ тотчасъ сумрачную ночь.
Набрось на землю свой густой покровъ
Любви споспшествующая ночь,
Чтобы пытливые глаза сомкнулись,
Когда Ромео прилетитъ ко мн,
Не слышимъ и не зримъ!— Обрядъ любви,
Влюбленнымъ красотой ихъ озаренъ.
Когда жь любовь слпа, ночь кстати ей.
Пріиди скорй, услужливая ночь,
Въ одежд черной, скромная жена,
И научи меня какъ потерять
Въ той партіи, гд выигрышъ, въ игр жъ,
На ставк, пара не порочныхъ двствъ.
Румянецъщекъ моихъ однь покровомъ,
Пока любовь, смле ставъ, увидитъ
Простую скромность въ дйствіи своемъ.
Пріиди, о ночь! Пріиди, Ромео,—
Прійди, ты день въ ночи! Когда ты ляжешь
На крыльяхъ ночи, то бле будешь,
Чмъ новый снгъ на ворона спин.—
Скоре, ласковая ночь! Скорй,
Желанная смуглянка ночь! Отдай
Ромео мн, когда же онъ умретъ,
То раздли на звздочки его.—
Он собою такъ украсятъ небо,
Что цлый свтъ полюбитъ страстно ночь
И перестанетъ солнце обожать.
О, я себ чертогъ любви купила,
Но не владю имъ, хоть продана
И я, но мной еще не наслаждались….
День этотъ скученъ, какъ предъ праздникомъ,
Нетерпливому ребенку ночь,
Когда еще нельзя ему надть
Своей обновы. Вотъ идетъ и няня

Входитъ КОРМИЛИЦА, съ веревочною лстницей въ рукахъ.

Съ встями! Тотъ языкъ, что произноситъ
Ромео, полонъ сладости небесной!
Ну, говори? что у тебя? веревки,
Ромео ихъ прислалъ?

КОРМИЛИЦА, разстроенная, бросаетъ лстницу.

Да, да, веревки!

ДЖУЛЬЕТТА.

Что это? Для чего ломаешь руки?

КОРМИЛИЦА, рыдая.

Увы! онъ умеръ, умеръ, умеръ!
Погибли мы, синьора, да, погибли!
О, горе намъ.. Онъ палъ, убитъ, онъ мертвъ!

ДЖУЛЬЕТТА.

Ужели такъ жестоки небеса!

КОРМИЛИЦА.

Жестокъ Ромео, небеса же нтъ!
Ромео!.. Ктобъ подумать могъ?.. Ромео!..

ДЖУЛЬЕТТА.

Какой ты демонъ, какъ меня ты мучишь,—
Подобной мукой стонутъ лишь въ аду!
Себя убилъ Ромео?… Молви да,
И въ этомъ да отравы больше будетъ,
Чмъ въ смертоносномъ взор василиска,
И я погибну отъ такого да!
Или его глаза на вкъ закрылись,
И потому ты отвчаешь да!..
Когда убитъ онъ, то скажи мн — да, (38)
А если нтъ, то — нтъ!.. Пусть этотъ звукъ
Ршитъ мое блаженство, или горе!

КОРМИЛИЦА.

Какая рана! Видли ее
Мои глаза,— помилуй, Господи!—
Здсь на его груди неустрашимой…
Несчастный трупъ, окровавленный трупъ…
И блденъ, блденъ какъ зола, въ крови,
Запекшейся крови… Я обомлла…

ДЖУЛЬЕТТА.

О, лопни сердце! горестный банкрутъ,
Въ мгновенье лопни! прочь, глаза, въ тюрьму!—
Вы на свободу больше не глядите!
Презрнный прахъ, ты обратися въ прахъ,
Чтобъ гробъ одинъ давилъ тебя съ Ромео!

КОРМИЛИЦА.

О, Тебальдъ, Тебальдъ! другъ мой наилучшій!
О милый Тебальдъ! честный дворянинъ!
И довелось тебя мн мертвымъ видть!

ДЖУЛЬЕТТА.

Какая жь это буря возстаетъ
Такъ противоположно? Что, Ромео
Убитъ, а Тебальдъ мертвъ? Безцнный,
Безцнный мой супругъ! Пусть громомъ
Труба звучитъ послдній страшный часъ,
И кто въ живыхъ, когда ихъ больше нтъ!

КОРМИЛИЦА.

Такъ, Тебальдъ умеръ, а Ромео изгнанъ
Его убилъ Ромео, и онъ изгнанъ.

ДЖУЛЬЕТТА.

О, Боже! Тебальда онъ пролилъ кровь?

КОРМИЛИЦА.

Да, пролилъ, пролилъ, на бду, онъ пролилъ!

ДЖУЛЬЕТТА.

О, сердце змя подъ лицемъ цвтущимъ!
Скрывался ли драконъ въ пещер столь
Прекрасной? Восхитительный злодй!
Въ личин ангела нечистый духъ!
Подъ голубинымъ перьемъ хищный воронъ!
Подъ видомъ агнца кровожадный волкъ!
Презрнный прахъ въ божественномъ лиц!
Противное тому, чмъ онъ казался.
Отверженный святой, злодй почтенный!
Что будешь ты въ аду творить, природа,
Когда прикрыла духа злобы здсь,
Въ земномъ раю, такимъ прекраснымъ тломъ?
Бывала ль книга съ гнуснымъ содержаньемъ,
Въ такомъ великолпномъ переплет?
О, для чего обману жить въ такой
Роскошной храмин?

КОРМИЛИЦА.

Нтъ истины.
Нтъ врности, нтъ честности въ мужчинахъ!
Обманщики, клятвопреступники
И лицемры!— Охъ, гд мой слуга?
Дай спирту!— Эти горести, печаль
И бдствія состарютъ меня.
Позоръ на твоего Ромео!

ДЖУЛЬЕТТА.

Типунъ бы на языкъ теб за это
Желанье! Онъ рожденъ не для позора:
Его чела позоръ не осквернитъ,
Оно престолъ, гд торжествуетъ честь,
Единственный властитель на земл!
О, я жестокая, его корила!…

КОРМИЛИЦА.

Не хочешь ли хвалить убійцу брата?

ДЖУЛЬЕТТА.

Могу ли поносить я моего
Супруга? О, несчастнйшій мой мужъ,
Кто жь молвитъ слово за тебя, когда
И я, бывъ три часа твоей женой,
Тебя злословить буду? Но зачмъ,
Злодй, ты брата моего убилъ?
Преступный братъ супруга бы убилъ!
Вернитесь въ свой родникъ безумства слезы,
Дань вашихъ капель собственность несчастья,
Которыя даете мн ошибкой
За мсто радости!… Живъ мой супругъ,
Котораго хотлъ убить мой братъ,
И братъ мой мертвъ, который умертвилъ бы
Супруга моего… Все жь есть отрада…
О чмъ же плачу? Здсь одно есть слово,
Что горше смерти братниной меня
Мертвитъ, желала бъ позабыть его,
Но крпко въ памяти моей оно,
Какъ грхъ на совсти преступника!
Да — Тебальдъ умеръ и Ромео изгнанъ,
Такъ изгнана, это слово изгнанъ
Убило десять тысячъ Тебальдовъ,
И въ смерти Тебальда довольно горя,
Когда бы кончилось оно на немъ…
Иль, если злому горю нравится
Сообщество толпы другихъ несчастій,
Зачмъ, со смертью брата, не сказала,
Что умеръ твой отецъ, иль мать, иль оба,
Я бъ новымъ горемъ сражена была,
Но заключить всть смерти Тебальда,—
Ромео изгнанъ, въ этомъ слов все,
Отецъ, Ромео, Тебальдъ, мать, Джульетта
Убито, мертво все!… Ромео изгнанъ!—
Здсь нтъ конца, ни мры, ни предла,
Въ подобномъ слов смерть, и слова нтъ
Чтобъ можно выразить имъ это горе!…
Гд, няня, мой отецъ и мать моя?

КОРМИЛИЦА.

Надъ Тебальдомъ, стеная, слезы льютъ.
Пойдете ль къ нимъ? я васъ туда сведу.

ДЖУЛЬЕТТА.

Слезами раны брата омываютъ?
Когда изсякнутъ ихъ, то я истрачу
Потоки слезъ объ изгнанномъ Ромео…
Спрячь лстницу, бдняжка, обманулись
Мы об, ты и я… Ромео изгнанъ…
Ты для него была бъ большой дорогой
Къ моей постели… Но, теперь я два,
Умру въ моемъ двичеств вдовой!..
Возьми.— Пойду на брачную постель,
Смерть, не Ромео, двственность возьми!

КОРМИЛИЦА.

Уйди къ себ, а я найду Ромео
Тебя утшить,— онъ, я знаю, гд,—
И ночью твой Ромео будетъ здсь.—
Пойду къ нему, онъ у Лоренцо скрытъ.

ДЖУЛЬЕТТА.

Найди его, дай рыцарю мой перстень,
Пусть онъ прійдетъ со мной на вкъ проститься.

(Уходятъ въ разныя стороны)

86СЦЕНА ТРЕТЬЯ.

Келья монаха Лоренцо.

Входятъ Лоренцо и Ромео

ЛОРЕНЦО.

Ромео, выйди, выйди, робкій другъ,
Печаль твоя подруга и съ злосчастьемъ
Ты обрученъ.

РОМЕО, выходитъ.

Отецъ, что новаго?
Какъ принцъ ршилъ? Какое горе, мн
Безвстное, я долженъ испытать?

ЛОРЕНЦО.

Любезный сынъ, не ново для тебя
Съ несчастьемъ жить: принцъ осудилъ тебя…

РОМЕО, прерывая его.

Чмъ легче страшнаго суда, судъ принца!

ЛОРЕНЦО.

Судъ кроткій изрекли его уста:
Нтъ смерти тлу, но изгнанье тла.

РОМЕО.

Изгнанье?… а!… Смягчись, скажи, что смерть!
Изгнаніе ужаснй для меня
Чмъ смерть! Не говори — изгнанье!

ЛОРЕНЦО.

Ты изгнанъ изъ Вероны, успокойся,
Вдь міръ земной обширенъ и великъ….

РОМЕО.

Нтъ міра вн Вероны стнъ, повсюду
Чистилище, мученье, самый адъ!
Отсюда прочь — изгнаніе изъ міра,
Изгнаніе изъ міра — смерть.— И такъ
Изгнанье — ложно понятая смерть…
Назвавъ изгнаньемъ смерть, ты отрубилъ
Мн голову скирой золотой,
И улыбаешься тому удару,
Который мн наноситъ смерть!

ЛОРЕНЦО.

О, смертный грхъ! О, черная отплата!
Твою вину законъ караетъ смертью,
Но кроткій принцъ въ теб участье взялъ,
И отмнивъ законы, обратилъ
Онъ это слово смерть въ изгнаніе:
То милость неба, ты жь ее не видишь.

РОМЕО.

То пытка, а не милость: гд Джульетта
Живетъ, тамъ небо! Кошка, мышь, собака,
Презрннйшая тварь, какъ въ неб, здсь, —
Все можетъ на нее глядть, а я,
Я не могу… Почетне, счастливй
Жизнь мухи, чмъ моя, она ссть можетъ
На руку чудно блую Джульетты,
Похитить съ губъ ея блаженства рай, —
Въ невинной, чистой скромности, красня,
Он сочтутъ за грхъ лобзанье это.
Гд властна муха, я оттоль лечу,—
Тыжь говоришь изгнаніе не смерть,—
Ромео лишь не властенъ, онъ въ изгнаньи!..
Ты не имлъ ни яду, ни ножа,
Ни средствъ другихъ къ внезапной смерти, только
Звукъ — изгнанъ,— чтобъ меня убить! О, изгнанъ!
Отецъ, оно въ аду, въ устахъ проклятыхъ,
Средь воплей раздается! Какъ теб
Достало сердца, набожный отецъ,
Духовный пастырь, неизмнный другъ
Сразить меня ужаснымъ словомъ: изгнанъ!

ЛОРЕНЦО.

Ты въ изступленьи, выслушай меня…

РОМЕО.

Ты объ изгнаньи будешь говорить.

ЛОРЕНЦО.

Противъ него теб я броню дамъ,
Въ несчастьи, мудрость сладкое млеко,
Хотя ты изгнанъ, укрпитъ тебя.

РОМЕО.

Опять изгнаніе! прочь съ мудростью:
Она не въ силахъ сотворить Джульетты,
Перемстить Верону, отмнить
Мой приговоръ, она вдь не поможетъ,
Не убдитъ, не говори о ней!

ЛОРЕНЦО.

О, вижу у безумья нтъ ушей.

РОМЕО.

Ему ль имть, когда мудрецъ безъ глазъ?

ЛОРЕНЦО.

Съ тобой я стану спорить о теб.

РОМЕО.

Не можешь спорить въ томъ, чего нтъ въ сердц:
Когда бъ ты молодъ былъ, какъ я, любилъ
Джульетту, обвнчался съ ней за часъ,
Убилъ бы Тебальда, сгаралъ любовью,
Какъ я былъ изгнанъ, ну, тогда бы могъ
Ты говорить, рвать волосы свои
И пасть на землю, такъ какъ я теперь,
Измрить не готовую могилу.

(Стучатся въ дверь.)

ЛОРЕНЦО.

Стучатъ! Встань, добрый мой Ромео, скройся!

РОМЕО.

Нтъ, пусть больнаго сердца стоны скроютъ
Меня, какъ мглой, отъ ищущихъ меня очей.

(Стучатся.)

ЛОРЕНЦО.

Вставай, стучатъ!— Кто тамъ?— Ромео, встань,
Тебя возьмутъ.— Сейчасъ.— Вставай, бги
Въ молельню.— Обождите.— Боже мой!

(Стучатся.)

Что за упрямство!— Вотъ иду, иду.
Кто тамъ стучитъ? Откуда и зачмъ?

КОРМИЛИЦА, за дверью.

Впустивъ, узнаете зачмъ пришла,
Я отъ Джульетты.

ЛОРЕНЦО, отворяя дверь.

Въ добрый часъ, войди.

КОРМИЛИЦА, входитъ.

Отецъ мой! О, скажи, святой отецъ,
Гд мужъ моей синьоры? гд Ромео?

ЛОРЕНЦО, указывая на Ромео.

Вотъ, на земл упившись слезъ своихъ.

КОРМИЛИЦА.

И онъ въ такомъ же гор, какъ синьора,
Въ такомъ!..

ЛОРЕНЦО.

Прискорбное сочувствіе!
Печальный жребій!

КОРМИЛИЦА.

И она лежитъ:
Рыдаетъ, стонетъ, стонетъ и рыдаетъ!..
Вставай, вставай, встань, если ты мужчина,
Хоть для Джульетты, для нея ты встань,
Зачмъ отчаянью такъ предался?

РОМЕО, узнавъ голосъ кормилицы, встаетъ.

Кормилица!

КОРМИЛИЦА.

Синьоръ, синьоръ!— Вдь смерть всему конецъ!

РОМЕО.

Ты о Джульетт говорила здсь?
Что съ нею? Не считаетъ ли меня
Убійцей закоснлымъ, что теперь
Младенчество всхъ нашихъ радостей
Я запятналъ ей родственною кровью?
Но гд она? Что съ ней? Что говоритъ
Моя супруга тайная о нашей
Истаявшей судьб? (39)

КОРМИЛИЦА.

О, ничего
Не говоритъ, синьоръ, а плачетъ, плачетъ,
То бросится въ постель, то вскочитъ вдругъ,
То кличетъ Тебальда, то вдругъ Ромео,
То упадетъ.

РОМЕО.

О, это имя такъ,
Какъ мткій выстрлъ, ей наноситъ смерть,
Какъ имени того проклятая
Рука, сразила родича ее!
О, укажи, отецъ мой, укажи,
Въ какой презрнной части, этого
Скелета, прозвище мое укрыто,
Что бъ я пріютъ его могъ уничтожить!

(Обнажаетъ шпагу.)

ЛОРЕНЦО.

Сдержи свою отчаянную руку!
Мужчина ль ты? наружностью ты онъ,
Но слезы женственныя у тебя.
Твой дикій произволъ изобличаетъ
Безумную свирпость звря:
Безумная жена въ подобьи мужа!
Противный зврь въ томъ и другомъ подобьи!
Ты изумилъ меня, клянусь патрономъ,
Я думалъ, ты собой владть умешь,
Убивши Тебальда, себя ль убьешь?
Свершивъ проклятье надъ самимъ собой,
Убить имъ хочешь и твою жену,
Которая живетъ твоею жизнью?
Зачмъ винить свое рожденье, небо
И землю? Знай, рожденіе, земля
И небо, сходятся въ теб вс трое,
А ты все это хочешь погубить.
О! Ты стыдишь свой видъ, свою любовь,
Свой умъ! Ты всмъ, какъ скряга, преисполненъ.
Но всмъ владешь ты безъ всякой пользы,
Что красило бъ твой видъ, любовь и умъ.
Твой благородный видъ изъ воску образъ,
Безъ доблести мужской. Твои обты
Въ святой любви — есть клятвопреступленье,
Мертвящее ту самую любовь,
Которую ты клялся обожать.
Твой умъ, краса и вида и любви,
Ихъ безобразитъ выходкой своей,—
Какъ порохъ мало опытнымъ солдатомъ,
Воспламененный по его незнанью, —
И ты тамъ гибнешь, гд твое спасенье.
Мужчина, встань! Жива твоя Джульетта,
Для коей ты недавно умиралъ,
Ты счастливъ: Тебальдъ умертвить тебя
Хотлъ, однако онъ тобой убитъ.
Да, счастливъ ты: законъ, грозящій смертью,
Твоимъ сталъ другомъ, обративъ ее
Въ изгнанье, вотъ гд счастіе твое,
Благословенье льется на тебя,
И счастіе ласкается къ теб,
Но ты, какъ своенравная двчонка,
Ты отвергаешь счастье и любовь:
Смотри, смотри, такимъ плохой конецъ…
Къ возлюбленной ступай, и, какъ условились,
Войди въ ея покой, утшь ее,
Потомъ спши, пока не станетъ стража,
Иначе въ Мантуу ты не пройдешь,—
Тамъ будешь жить, пока пріищемъ случай,
Чтобъ огласить вашъ бракъ, всхъ примирить,
Чтобъ принцъ, тебя простивъ, къ намъ возвратилъ,
И ты прійдешь къ намъ радостнй въ сто-кратъ,
Чмъ, нын горестный, насъ покидаешь.
Иди, кормилица, впередъ, поклонъ
Твоей синьор, пусть она скорй
Весь домъ въ постель уложитъ: въ тяжкомъ гор
Необходимъ покой. Вслдъ за тобой
Прійдетъ Ромео.

КОРМИЛИЦА.

Боже! я всю ночь
Готова слушать добрые совты,
Вотъ что ученье значитъ! Мой синьоръ,
Такъ я скажу синьор, вы прійдете.

РОМЕО.

Да, пусть готовится меня бранить.

КОРМИЛИЦА.

Вотъ перстень, вамъ, синьоръ, отдать велла.
Скорй, спшите, на двор темнетъ.

(Уходитъ.)

РОМЕО.

Какъ радостно я этимъ оживленъ!

ЛОРЕНЦО.

Спши, прощай, въ томъ вся твоя судьба:
Или уйди, пока поставятъ стражу,
Иль скройся на зар и въ Манту
Живи, слуга твой, я его сыщу,
Теб отсюда будетъ доставлять
Извстья добрыя по временамъ.—
Дай руку, поздно, добра ночь, прости!

РОМЕО.

Когда бъ не радость, выше всхъ, звала,
Грустна бъ разлука мн съ тобой была.
Прощай!…

(Уходятъ въ разныя стороны.)

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ.

Комната въ дом Капулети.

Входятъ КАПУЛЕТИ, СИНЬОРА КАПУЛЕТИ и графъ ПАРИСЪ.

КАПУЛЕТИ.

Все приняло такой несчастный ходъ,
Что не могли дочь нашу приготовить,
Племянникъ Тебальдъ ею былъ любимъ
И мной: для смерти вс мы рождены!
Ужь поздно, наша дочь теперь не выйдетъ,
Поврьте, если бъ не бесда съ вами,
То я бы часомъ раньше былъ въ постели.

ПАРИСЪ.

Несчастье это сватовству помха, (40)
Синьора, доброй ночи, поручите
Меня вниманью вашей дочери.

(Хочетъ уйти.)

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Скажу и мысль ея узнаю днемъ,
А ночь она съ своимъ горюетъ горемъ.

КАПУЛЕТИ.

Синьоръ Парисъ, ручаюсь за любовь
Къ вамъ дочери моей, она, надюсь,
Во всемъ руководиться будетъ мной,
Нтъ, я не сомнваюсь въ ней. Жена,
Ступай къ ней, прежде чмъ пойдешь въ постель:
О чувствахъ сына моего Париса,
Скажи ей, помни, въ будущую среду…
Постой: теперь какой день?

ПАРИСЪ.

Понедльникъ.

КАПУЛЕТИ.

Ужь понедльникъ?.. Въ среду будетъ скоро,
Ну, такъ въ четвергъ, скажи ей, что въ четвергъ
Она въ бракъ вступитъ съ благороднымъ графомъ.
Вы будете готовы? И довольны
Поспшностью? Безъ шуму все устроимъ,—
Не больше одного, иль двухъ друзей,—
Извстно, Тебальдъ только что убитъ,
Насъ могутъ осуждать за невниманье
Къ родному, если будетъ шумный пиръ,
Поэтому полдюжины друзей,
И все. Что скажете вы про четвергъ?

ПАРИСЪ.

Синьоръ, желалъ бы я, чтобъ онъ былъ завтра.

КАПУЛЕТИ.

И дло, спать пора, и такъ въ четвергъ,—
Зайди, жена, къ Джульетт, передъ сномъ,
Предупреди ее о брачномъ дн.
Прощайте, мой синьоръ.— Огня мн въ спальню!
Ужь очень поздно, можно бы сказать,
Что скоро будетъ рано:— Добра ночь!

(Вс уходятъ.)

СЦЕНА ПЯТАЯ.

Комната Джульетты, одно окно выходитъ на балконъ. Заря начинаетъ заниматься.

РОМЕО и ДЖУЛЬЕТТА, входятъ.

ДЖУЛЬЕТТА.

Ужь ты идешь? Еще не скоро день:
Не жаворонка звукъ, а соловей
Встревожилъ пніемъ твой робкій слухъ:
Онъ, ночью, тамъ поетъ, на померанц,
Поврь мн, милый другъ, то соловей.

РОМЕО.

То, другъ мой, жаворонокъ встникъ утра,
Не соловей: смотри, тамъ на восток
Окаймлены завистливымъ лучемъ
Густыя облака, свтила ночи
Ужь догорли и веселый день
Коснулся темени туманныхъ горъ,
Мн слдуетъ отсель итти и жить,
Или остаться здсь и, умереть.

ДЖУЛЬЕТТА.

Тотъ свтъ не утра свтъ, извстно мн:
То метеоръ свтъ солнца издаетъ,
Чтобъ ночью быть теб факелоносцемъ
И освщать до Мантуи твой путь.
Еще останься, не зачмъ спшить.

РОМЕО.

Что жь, пусть возьмутъ, пусть смерти предадутъ,
Я буду радъ, такъ хочешь ты. И я
Скажу: тотъ срый свтъ не утра глазъ,
Но блдный отблескъ Цинтіи чела,
И что не жаворонка пснь звучитъ
Надъ нами въ вышин, подъ сводомъ неба,
Мн лучше здсь остаться, чмъ итти!
Прійди же, смерть, — Джульетта хочетъ такъ…
Что жь? Будемъ говорить, не скоро день.

ДЖУЛЬЕТТА.

Ужь день, ужь день, бги, скоре, прочь!
То жаворонка пснь звучитъ не въ ладъ,
Пронзая слухъ нестройностью своей,
У жаворонка, говорятъ иные,
Пріятное согласованье звуковъ,
Не такъ, они разъединяютъ насъ!
Другіе жь говорятъ, что съ жабой онъ
Мняется глазами. (41) О, когда бъ
Теперь имъ голосами помняться!
Звукъ этотъ расторгаетъ наши руки,
Тебя жь, какъ рогъ охотничій, онъ гонитъ.
Теперь бги, свтъ ярче все и ярче!

РОМЕО.

Свтъ ярче? наше жъ горе все мрачнй.

КОРМИЛИЦА, входитъ.

Синьора!

ДЖУЛЬЕТТА.

Няня?

КОРМИЛИЦА.

Синьора, ваша мать пошла къ вамъ въ спальню,
Свтлетъ, берегитесь и смотрите.

(Уходитъ.)

ДЖУЛЬЕТТА, отворяетъ окно на балконъ.

Окно впускаетъ свтъ, но жизнь беретъ.
Ромео, спускаясь съ балкона.
Прости! одно лобзанье и сойду.

(Обнимаетъ Джульетту и спускается внизъ.)

ДЖУЛЬЕТТА, смотритъ внизъ.

Идешь? Другъ, повелитель и супругъ!
Я каждый часъ, извстья о теб
Должна имть, иначе для меня
Въ минут каждой будетъ много дней.
О, я состарюсь, считая ихъ,
Пока увижусь вновь съ моимъ Ромео.

РОМЕО.

Прости! я случая не пропущу
Привтствовать тебя, мой нжный другъ.

ДЖУЛЬЕТТА.

Ты думаешь, мы свидимся опять?

РОМЕО.

Наврное,— и это наше горе
Предметомъ будетъ сладостныхъ бесдъ.

ДЖУЛЬЕТТА.

О, Боже! сердце не добро вщуетъ.
Мн кажется, я на тебя гляжу
Какъ бы на мертвеца въ его могил,
Иль плохо вижу я, или ты блденъ!

РОМЕО.

Такой мн кажешься и ты, мой другъ,
Печаль пьетъ нашу кровь! прости, прости!

(Уходитъ.)

ДЖУЛЬЕТТА.

Фортуна, о, фортуна, вс зовутъ
Тебя непостоянной: если такъ,
Что будемъ длать съ тмъ, кто въ слов твердъ?
Такъ, будь непостоянною, фортуна,
Тогда его, надюсь, не задержишь,
Но возвратишь опять!

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ, изъ сосдней комнаты.

Дочь, ты ужь встала?

ДЖУЛЬЕТТА.

Кто бъ это звалъ? Ужь не синьора ль мать?
Она еще не спитъ, или ужь встала?
Зачмъ она пришла въ такую пору?

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ, входитъ.

Джульетта, что съ тобой?

ДЖУЛЬЕТТА.

Я нездорова.

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

О смерти брата вчно ты въ слезахъ?
Не хочешь ли его ты изъ могилы
Слезами вымыть? Если бъ и могла,
То онъ не оживетъ, и такъ оставь:
Печаль есть знакъ любви, излишняя
Печаль есть знакъ отсутствія ума.

ДЖУЛЬЕТТА.

Позвольте же мн плакать о такой
Чувствительной потер.

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Этакъ будешь
Ты чувствовать потерю, а не другъ
О комъ скорбишь.

ДЖУЛЬЕТТА.

Такъ чувствуя потерю,
Могу оплакивать я только друга!

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Тебя не столько смерть его крушитъ,
Какъ то, что живъ злодй, его убившій.

ДЖУЛЬЕТТА.

Какой злодй?

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Извстный всмъ, Ромео.

ДЖУЛЬЕТТА.

Злодй и онъ раздлены пространствомъ.
Прости его Господь, а я всмъ сердцемъ!—
Хоть впрочемъ, такъ какъ онъ, еще никто
Печалью сердца мн не поражалъ.

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Все оттого, что живъ еще злодй.

ДЖУЛЬЕТТА.

Зачмъ далеко онъ отъ рукъ моихъ?
Одна лишь я могу отмстить смерть брата!

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Мы отомстимъ за это, будь спокойна,
Не плачь: есть у меня, тамъ, въ Манту,—
Гд изгнанный бродяга будетъ жить, —
Кто дастъ ему особаго питья,
Чтобъ скоро онъ былъ Тебальду товарищъ,
Тогда, надюсь, ты довольна будешь.

ДЖУЛЬЕТТА.

Не быть довольной мн, пока Ромео
Я не увижу… мертвымъ… стало сердце
Мое,— оно изныло по родномъ:
И если вы найдете человка,
Съ кмъ ядъ послать, то я составлю
Такъ, что Ромео, выпивши составъ,
Уснетъ спокойно. Это имя слышать
Мн больно!— Мн нельзя къ нему летть,
Чтобъ утолить любовь къ покойнику,
Надъ тмъ, который умертвилъ его!

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Ты средства пріищи, а я найду
На это человка. Ну, теперь
Скажу теб я радостную всть.

ДЖУЛЬЕТТА.

Въ такую пору кстати будетъ радость,
О чемъ она, скажите, васъ прошу.

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Да, у тебя заботливый отецъ,
Чтобъ разогнать уныніе твое,
Нежданную теб готовитъ радость, —
Какой не ждали мы и не гадали.

ДЖУЛЬЕТТА.

Что жъ, въ добрый часъ, какой же это день?

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Да, другъ мой, въ будущій четвергъ, по утру,
Любезный, юный, знатный графъ Парисъ,
Въ Петровской церкви, на зоветъ тебя
Веселою женою, въ добрый часъ.

ДЖУЛЬЕТТА.

Клянусь Петромъ и церковью Петра,
Веселой онъ не сдлаетъ меня.
Такой поспшности я удивляюсь,
Должна я выити замужъ, прежде чмъ
Мн избранный супругъ искалъ во мн.
Молю сказать синьору и отцу, *
Что замужъ не хочу еще, и если
Внчаться, то, клянусь, съ Ромео, —
Вы знаете, его я ненавижу,—
Скорй, чмъ съ графомъ! Точно, это новость!

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Вотъ и отецъ, сама скажи ему,
И посмотри какъ прійметъ твой отказъ.

Входитъ КАПУЛЕТИ и КОРМИЛИЦА.

КАПУЛЕТИ, къ Джульетт.

Съ закатомъ солнца, воздухъ шлетъ росу,
Съ закатомъ жизни сына братнина
Дождь ливнемъ льетъ.—
Ну что, плаксунья? все еще въ слезахъ?
Все вчный ливень? Въ этомъ маломъ тл
Ты представляешь лодку, море, втеръ:
Твои глаза назвать могу я моремъ,
Съ приливомъ и отливомъ слезъ, ладьей, —
Тебя, плывущей по соленой влаг,
А вздохи — втръ, который борется
Съ слезами, а он взаимно съ нимъ,
Безъ тишины внезапной онъ разрушитъ
Твое обуреваемое тло.
Жена, ты ей сказала нашу волю?

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Она не хочетъ, и благодаритъ.
Съ могилой лучше бъ глупой обручиться!

КАПУЛЕТИ.

Постой, я за одно съ тобой, жена!
Не хочетъ? Этимъ насъ благодаритъ?
И не гордится? Не сочтетъ за счастье,
Что, недостойной ей, мы пріискали
Достойнаго синьора въ женихи?

ДЖУЛЬЕТТА.

Вы правы, не горжусь, но благодарна:
Нельзя гордится тмъ, что ненавидишь,
Я благодарна и за ненависть,
Когда она дается, какъ любовь.

КАПУЛЕТИ.

Ну вотъ такъ логика! что это все?
Горда и нтъ, признательна и нтъ,
Синьора, милая, ты слышишь ли:
Мн благодарностью не благодарствуй,
И гордостью меня не возгордишь,
Но собирайся въ будущій четвергъ
Итти съ Парисомъ въ храмъ святой Петра,
Иль на веревк потащу туда.
Прочь кукла, непотребное созданье!

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Фуй, фуй! Что за безуміе?

ДЖУЛЬЕТТА.

О, добрый
Отецъ, тебя молю я на колняхъ,
Съ терпньемъ выслушай одно лишь слово!

КАПУЛЕТИ.

Пошла, негодная ослушница!
Сказалъ теб, — въ четвергъ сбирайся въ церковь,
Иль никогда въ лице мн не смотри,
Не говори, не возражай, молчать!..
Ну!.. Пальцы у меня зудятъ… Жена,
Мы думали, что Богъ къ намъ мало добръ,
Пославъ одно дитя, теперь я вижу,
И одного такого много намъ, —
Ее имя, мы имемъ кару!—
Прочь, мерзкая!

КОРМИЛИЦА.

Спаси ее Господь!—
Грхъ вамъ, синьоръ, такъ поносить ее.

КАПУЛЕТИ.

Вотъ умница! Держи-ка свои языкъ!
Разумница, прочь, съ сволочью болтать!

КОРМИЛИЦА.

Моя рчь не коварна.

КАПУЛЕТИ.

Боже мой!

КОРМИЛИЦА.

Нельзя сказать…

КАПУЛЕТИ.

Тсъ, глупая ты, мямля!
Ступай-ка важничать за чашей сплетницъ,
Здсь безполезно.

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Слишкомъ ты горячъ.

КАПУЛЕТИ.

Творецъ, я отъ нея съ ума сойду!—
Днемъ, ночью, рано, поздно, дома, всюду,
Въ бесд и одинъ, во сн и въ яв,
Всегда я думалъ о ея замужств.
Вотъ найденъ мной женихъ, съ родствомъ почетнымъ,
Богатъ, воспитанъ, молодъ, преисполненъ,
Какъ говорятъ, всхъ благородныхъ свойствъ,—
Такой, какого можно лишь желать.
А тутъ негодная пискунья, дура,
Пустая кукла — счастье къ ней идетъ —
Мяучитъ мн — я замужъ не хочу,—
Я не могу любитъ — я молода, —
Прошу, простите!… Только мн не выйди,
Прощу — куда ты хочешь убирайся,
Въ одномъ со мною дом не живи,
Подумай, осмотрись, я не шучу,
Четвергъ ужь близко, руку положа
На сердце, обсуди: моею будешь,—
За друга моего отдамъ, не то,
Будь нищей, голодай, умри средь улицъ,
Тебя ужь не признаю никогда,
И что мое твоимъ добромъ не будетъ,
Поврь, обдумай, слово я сдержу.

(Уходитъ)

ДЖУЛЬЕТТА.

Уже ль нтъ состраданья въ небесахъ,
Чтобъ видть глубину моей тоски?
О, мать моя, не отвергай меня!
Замедли бракъ на мсяцъ, на недлю,
Не то, готовьте брачную постель,
Подъ мрачнымъ сводомъ, гд положенъ Тебальдъ!

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Не говори мн, не скажу ни слова,
Что хочешь длай, не мшаюсь я.

(Уходитъ.)

ДЖУЛЬЕТТА.

О, Боже!… Няня!.. Чмъ все устранить?
Супругъ мой на земл, обтъ мои въ неб,
Какъ возвратится онъ опять на землю?
Ужь не супругъ ли мой пришлетъ съ небесъ,
Оставивъ землю?… Успокой меня!..
Увы!.. Зачмъ судьбина строитъ ковы
Такому слабому, какъ я, созданью!..
Что скажешь?.. Нтъ и слова утшенья?..
Утшь меня!…

КОРМИЛИЦА, подумавъ.

Вотъ что: Ромео изгнанъ,
Всмъ міромъ я ручаюсь, за ничто
Онъ не дерзнетъ прійти сюда за вами,
А явится, то это лишь тайкомъ,
Съ тхъ поръ какъ дло измнилось такъ,
Кажись мн, лучше выйти вамъ за графа,
Какъ онъ любезенъ!— Предъ нимъ Ромео
Тряпье.— Синьора, у орла глаза
Не такъ зелены, живы, хороши,
Какъ у Париса. Хоть меня браните,
Кажись, вы счастливы вторымъ замужствомъ,
Оно всмъ лучше, если жь и не такъ,
То первый мужъ вашъ мертвъ, иль лучше бъ умеръ,
Чмъ безполезно онъ живетъ для васъ.

ДЖУЛЬЕТТА.

Отъ сердца ль эта рчь?

КОРМИЛИЦА.

И отъ души,
Не то кляните ихъ.

ДЖУЛЬЕТТА.

Аминь!

КОРМИЛИЦА.

Что это?

ДЖУЛЬЕТТА.

Чудесно ты утшила меня,
Ступай, увдомь мать, что я ушла,
Гнвъ заслуживъ отца, къ Лоренцо въ келью
Покаяться и получить прощенье.

КОРМИЛИЦА.

Скажу, вотъ это вздумали умно.

(Уходитъ.)

ДЖУЛЬЕТТА.

О, ветошь гршная! О, гнусный демонъ!
Въ чемъ большій грхъ — совтъ нарушить клятву,
Иль на супруга моего хула
Изъ устъ ея, которыми такъ часто
Его хвалила? Прочь, совтница,
Отъ чувствъ моихъ тебя я отлучаю!—
Пойду къ монаху, онъ мн дастъ совтъ,
А если нтъ, я властна умереть!

(Уходитъ.)

ДЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Внутренность кельи монаха Лоренцо.

СЦЕНА ПЕРВАЯ.

ЛОРЕНЦО и ПАРИСЪ, входятъ.

ЛОРЕНЦО.

Въ четвергъ, синьоръ? срокъ очень близокъ.

ПАРИСЪ.

Отецъ мой Капулети хочетъ такъ,
Мн ль, медля, ослаблять его поспшность?

ЛОРЕНЦО.

Синьоры мысли не извстны вамъ,
Сказали вы, не ладно, не хвалю.

ПАРИСЪ.

Она о Тебальд безъ мры плачетъ,
Такъ о любви я мало говорилъ:
Венера не смется въ дом слезъ.
Ея отца пугаетъ, что она
Такъ предается горести своей,
И онъ разумно хочетъ удержать
Поспшнымъ бракомъ наводненье слезъ:
Наедин томитъ ее печаль,
Которая въ сообществ — пройдетъ.
Теперь вы знаете зачмъ спшимъ.

ЛОРЕНЦО, въ сторону.

Когда бъ того не знать мн, что замедлитъ!

(Къ Парису.)

Смотрите, вотъ идетъ синьора въ келью.

Входитъ ДЖУЛЬЕТТА.

ПАРИСЪ.

Привтъ, моей синьор и жен!

ДЖУЛЬЕТТА.

Быть можетъ, если буду я женой,

ПАРИСЪ.

То можетъ быть, и быть должно въ четвергъ.

ДЖУЛЬЕТТА.

Что быть должно, то будетъ.

ЛОРЕНЦО.

Это правда.

ПАРИСЪ.

Вы исповдаться пришли къ отцу?

ДЖУЛЬЕТТА.

Отвтъ мой — былъ бы исповдь предъ вами.

ПАРИСЪ.

Не скройтесь передъ нимъ въ любви ко мн.

ДЖУЛЬЕТТА.

Сознаюсь вамъ въ моей любви къ нему.

ПАРИСЪ.

Увренъ въ томъ, что любите? меня.

ДЖУЛЬЕТТА.

Хотя бъ и такъ, но боле цны
Сознанію безъ васъ, чмъ передъ вами.

ПАРИСЪ.

Бдняжка, слезы портятъ вамъ лице.

ДЖУЛЬЕТТА.

Не важная побда въ этомъ слезъ,
Оно до слезъ довольно дурно было.

ПАРИСЪ.

Словами больше слезъ ему вредите.

ДЖУЛЬЕТТА.

Нтъ въ этомъ клеветы, но истина,
И сказана мной къ моему лицу.

ПАРИСЪ.

Оно мое, а вы его хулите.

ДЖУЛЬЕТТА.

Быть можетъ, что оно ужь не мое.—

(Къ Лоренцо.)

Отецъ мой, есть ли вамъ теперь досугъ,
Или прійти мн по вечерни къ вамъ?

ЛОРЕНЦО.

Теперь готовъ я, грустное дитя.—

(къ Парису.)

Синьоръ, намъ нужно быть однимъ на время.

ПАРИСЪ.

Избави Богъ, мн исповдь смущать!—
Въ четвергъ, Джульетта, разбужу тебя,
А до того, храни мой поцлуй.

(Поцловавъ Джульетту, уходитъ.)

ДЖУЛЬЕТТА.

Запри дверь, и, потомъ, со мною плачь:
Надежда, средства, помощь, все погибло!

ЛОРЕНЦО.

Твое, Джульетта, горе я ужь знаю,
Въ ум теряюсь, какъ бы пособить:
Я слышалъ, не взирая ни на что,
Въ четвергъ ты съ графомъ въ бракъ должна вступить!

ДЖУЛЬЕТТА.

Не говори, что слышалъ ты объ этомъ,
Когда не знаешь, чмъ могу спастись:
Когда твои умъ не въ силахъ мн помочь,
То назови мое ршенье умнымъ,
Я тотчасъ помогу кинжаломъ этимъ!

(Вынимаеть кинжалъ.)

Богъ намъ сердца, а руки ты связалъ,
Но прежде, чмъ рука моя, тобой
Врученная Ромео, вновь скрпитъ
Другой союзъ, иль для другаго сердце
Измнитъ, это обоихъ убьетъ.
И такъ изъ жизни опытомъ богатой,
Дай нужный мн совтъ, или, смотри,
Межъ крайностью моей и мной,— кинжалъ
Въ посредники возьму, и онъ ршитъ
Чего ни опытъ жизни, ни твой умъ,
Не въ силахъ были честно совершить.
Спши сказать, я жажду умереть,
Когда въ словахъ твоихъ спасенья нтъ.

ЛОРЕНЦО.

Помедли, дочь… надежда будто есть,
Но исполненье столь отчаянно,
Какъ то, что думаемъ предупредить.
Когда, скорй чмъ выходить за графа,
Имешь силу воли умереть,
То, вроятно, на себя ты пріймешь
Видъ смерти, чтобъ избавиться позора, —
Прикрывшись смертью, ты ее избгнешь.
Когда отважишься, то средства дамъ.

ДЖУЛЬЕТТА.

Вели, чтобъ не вступать съ Парисомъ въ бракъ,
Мн спрыгнуть съ башни той, или итти
Къ разбойникамъ, иль скрыться тамъ, гд зми,
Съ ревущими медвдями сцпи,
Иль на ночь скрои меня въ могильномъ склеп,
Подъ грудою безчелюстныхъ скелетовъ,
Стучащихъ почернвшими костями,
Иль въ свжую могилу лечь вели,
Одться съ мертвымъ саваномъ однимъ,—
Объ этомъ рчь мн ужасъ изводила, —
Но все свершу безъ страха и сомннья,
Чтобъ другу быть мн врною женой.

ЛОРЕНЦО.

Идя жь, будь весела, и согласись
На бракъ съ Парисомъ. Завтра середа,
Смотри же, завтра спать ложись одна,
Не оставляй и няни у себя:
Возьми, вотъ стклянку, какъ въ постели будешь,
То весь составъ ты выпей изъ нея,
И у тебя по жиламъ пробжитъ
И хладъ и усыпленье, стихнетъ пульсъ,
Прервавъ біенье, теплота, дыханье,
Не обнаружатъ жизни, на твоихъ
Ланитахъ и устахъ увянутъ розы,
И примутъ помертвлый цвтъ, впадутъ
Отверстья глазъ твоихъ, въ подобье смерти,
Когда она скрываетъ жизни день,
И каждый членъ твой, гибкости лишенный,
Окоченетъ, какъ у мертвеца.
И въ этомъ занятомъ подобьи смерти
Пробудешь ровно сорокъ два часа,
Потомъ проснешься, будто это сна.
По утру твой женихъ прійдетъ, съ постели
Тебя поднять, но мертвою найдетъ:
Тогда, какъ родины велитъ обычай,
Въ наряд лучшемъ, въ незакрытомъ гроб,
Для похоронъ, въ фамильный склепъ тебя
Снесутъ, подъ тотъ же самый древній сводъ,
Гд усыпальница всхъ Капулети.
Тмъ временемъ, пока проснешься ты,
Я обо всемъ къ Ромео напишу,
И онъ сюда прідетъ, онъ и я
Ждать будемъ пробужденья твоего,
Ты въ Мантуу съ нимъ въ ту же ночь уйдешь,
Избгнувъ этимъ ждущаго позора,
Когда страхъ женскій, иль непостоянство,
Не уменьшатъ отважности твоей.

(Отдаетъ Джульетт стклянку съ усыпительнымъ составомъ.)

ДЖУЛЬЕТТА.

О, дай мн, дай! не говори о страх!

ЛОРЕНЦО.

Возьми, ступай, смлй и въ добрый часъ
Ршись на это: въ Мантуу пошлю
Съ письмомъ монаха къ твоему супругу.

ДЖУЛЬЕТТА.

Любовь, дай силу!— Сила помощь дастъ.
Прости, мой дорогой отецъ!

(Уходятъ въ разныя стороны.)

СЦЕНА ВТОРАЯ.

Комната въ дом Капулети.

Входятъ: КАПУЛЕТИ, СИНЬОРА КАПУЛЕТИ, КОРМИЛИЦА и нсколько слугъ.

КАПУЛЕТИ, отдавая списокъ первому слуг.

Зови всхъ въ гости, кто записанъ здсь.

(Слуга уходитъ.— Къ другому слуг.)

Ты жъ, лучшихъ двадцать поваровъ найми.

ВТОРОЙ СЛУГА.

Плохихъ не будете имть, синьоръ, я ихъ попробую, могутъ ли они лизать свои пальцы.

КАПУЛЕТИ.

Какъ же ты попробуешь ихъ?

ВТОРОЙ СЛУГА.

Конечно, синьоръ, тотъ плохой поваръ, который не уметъ облизывать свои пальцы, слдовательно такой и не пойдетъ со мною.

КАПУЛЕТИ.

Ну, ступай.

(Слуга уходитъ.)

У насъ на завтра многаго не хватитъ.

(Къ кормилиц.)

Ушла ли дочь моя къ отцу Лоренцо?

КОРМИЛИЦА.

Да, ушла.

КАПУЛЕТИ.

И дло, онъ, быть можетъ, образумитъ
Блажную, своевольную двченку.

ДЖУЛЬЕТТА входитъ.

КОРМИЛИЦА.

Вотъ, кончивъ исповдь, она идетъ
Веселая.

КАПУЛЕТИ.

Что, неслухъ мой? гд шлялась?

ДЖУЛЬЕТТА.

Гд научилась каяться въ грхахъ
Непослушанья къ вамъ и воли вашей, —
Святой монахъ веллъ предъ вами пасть
Въ раскаяньи: простите, васъ молю!
Отнын вы руководите мной.

(Становится на колни.)

КАПУЛЕТИ.

Послать за графомъ, разсказать ему,
Я завтра этотъ узелъ завяжу.

ДЖУЛЬЕТТА.

Съ нимъ встртилась я у Лоренцо въ кельи,
И тамъ была любезна, какъ могла,
Не преступая скромности границъ.

КАПУЛЕТИ.

Теперь я радъ, вотъ это дло, встань,
Вотъ это такъ.— Мн надо видть графа,
Просить его сюда, вамъ говорю.
Теперь почтенный и святой Лоренцо
Нашъ городъ много этимъ обязалъ.

ДЖУЛЬЕТТА.

Со мной въ уборную пойдешь ли, няня,
Помочь мн выбрать нужные наряды,
И что на завтра лучшимъ ты найдешь.

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Нтъ, нтъ, въ четвергъ успешь, время будетъ.

КАПУЛЕТИ, къ нян.

Иди съ ней, — завтра въ церковь мы пойдемъ.

(Джульетта и няня уходятъ.)

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Теперь намъ всхъ припасовъ не достать,
Ужь близко ночь.

КАПУЛЕТИ.

Молчи, я всмъ займусь,
Все будетъ хорошо, поврь, жена,
Ступай къ Джульетт, наряжать ее,
Я спать не лягу, предоставь все мн,
Хозяйкой буду я на этотъ разъ.
Эй! вс ушли, ну, къ графу самъ пойду
Сказать, чтобъ завтра утромъ былъ готовъ.
Мн весело на сердц съ той поры,
Какъ образумилась моя двченка.

(Уходитъ.)

СЦЕНА ТРЕТЬЯ.

Спальня Джульетты.

ДЖУЛЬЕТТЪ и КОРМИЛИЦА, входятъ.

Наряды эти лучше… Слушай, няня,
Оставь меня одну на эту ночь,
Мн надо много прочитать молитвъ,
Чтобъ улыбнулись небеса ко мн,
Мои грхи и горести ты знаешь.

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ, входитъ.

Чмъ заняты? а? не помочь ли вамъ?

ДЖУЛЬЕТТА.

Нтъ, мы ужь выбрали такой нарядъ,
Какой приличенъ къ завтрашнему дню,
Теперь остаться мн одной позвольте,
Оставьте няню эту ночь съ собой,
Я знаю, сколько вамъ теперь хлопотъ
Въ такомъ внезапномъ дл.

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Доброй ночи,
Усни, теб покой необходимъ.

(Уходятъ синьора Капулети и кормилица.)

ДЖУЛЬЕТТА,
въ задумчивости смотритъ на дверь, въ которую вышла ея мать.

Прощай, Богъ всть, увидимся ль опять!…
По жиламъ, чувствую, дрожь пробгаетъ,
И будто леденитъ во мн огнь жизни…
Я позову ихъ ободрить меня, —
Послушай, няня!— Что жь ей длать здсь?
Одной свершить мн должно страшный подвигъ…
Сюда, напитокъ!…
Что, если не подйствуетъ составъ?
Тогда за графа выдадутъ насильно!..
Нтъ, вотъ что не допуститъ, здсь лежи!

(Прячетъ кинжалъ.)

Но если это ядъ, такъ хитро данный
Монахомъ, чтобы умертвить меня,
И отклонить позоръ свой въ этомъ брак,
Что прежде обвнчалъ меня съ Ромео?
Страшусь!— однако, это быть не можетъ,
Вдь онъ извстенъ святостью своей.
Ну что, когда меня положатъ въ гробъ,
Проснусь я прежде чмъ прійдетъ Ромео
Спасти меня? Ужасная минута!…
Не задохнусь ли я подъ сводами,
Гд смрадный входъ не освженъ отрадно
Дыханьемъ воздуха, и не умру ли
Пока прійдетъ ко мн Ромео мой?…
Иль, если не умру, не вроятно ль,
Что мысль ужасная о тьм и смерти,
Соединенная со страхомъ мста, —
Подъ сводами стариннаго кладбища,
Набитомъ въ продолженьи сотенъ лтъ
Костьми моихъ похороненныхъ предковъ,
Гд обагренный Тебальдъ въ свжемъ гроб
Лежитъ, ужь тля, въ саван своемъ,
Куда, какъ говорятъ, приходятъ ночью,
Въ извстные часы, толпами духи,
Увы! увы! быть можетъ, что я раньше
Проснусь отъ смрадной духоты и криковъ, —
Подобныхъ страшнымъ воплямъ мандрагоръ, (42)
Когда ихъ вырываютъ изъ земли,
Что слыша, человкъ теряетъ умъ.—
О, не сойду ль и я съ ума, проснувшись,
Увидя вкругъ себя весь этотъ ужасъ?
Не стану ли въ безуміи играть
Костями праотцевъ моихъ? Не вырву ль
Трупъ Тебальда изъ савана его?
И, въ страшную минуту изступленья,
Какъ булавою, древней костью предка
Не разобью ли головы себ?
Вонъ тамъ, какъ будто, вижу призракъ брата
Ромео ищетъ онъ, который шпагой
Пронзилъ его: стой, Тебальдъ, стой!… Ромео,
Ромео!.. вотъ составъ, пью для тебя!..

(Выпивъ, падаетъ на постель и засыпаетъ.

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ.

Зала въ дом Капулети.

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ и КОРМИЛИЦА, входятъ.

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Возьми ключи и пряностей достань.

(Отдаетъ ключи кормилиц.)

КОРМИЛИЦА.

Имъ надо финикъ, въ сахар айвы.

КАПУЛЕТИ, входитъ.

Живй, живй! Птухъ проплъ два раза,
Гасить огонь звонили, три часа.

(Къ кормилиц.)

Смотри ты за печеньемъ, Анджелика,
Издержекъ не щади.

КОРМИЛИЦА.

Ну, хлопотунъ,
Ступайте спать, чтобъ вамъ не заболть
На завтра отъ безсонницы такой.

КАПУЛЕТИ.

Ну, нтъ, безъ сна я ночи проводилъ
За меньшимъ дломъ, и не зналъ болзни.

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Охотникъ на мышей ты былъ, когда то,
Но не усну, когда и ты не спишь.

(Уходятъ синьора Капулети и кормилица.)

КАПУЛЕТИ.

А ревность, ревность.

(Слуги проносятъ чрезъ залъ вертела, дрова и корзины.)

Это что несешь?

1-й СЛУГА.

Припасы, но не знаю что.

КАПУЛЕТИ.

Живй!

(1-й слуга уходитъ.)

Возьми сухихъ полньевъ, не чурбановъ, (43)
Піетро пусть укажетъ, гд они.

2-й СЛУГА.

И безъ него есть у меня башка,
Чтобъ отличить полно отъ чурбана.

(Уходитъ.)

КАПУЛЕТИ.

Да, ладно сказано, забавный плутъ,
Ты будешь деревянною башкой.—
Ужь день, гранъ тотчасъ съ музыкой прійдетъ,.

(Слышна вдали музыка.)

Онъ общалъ, я слышу, онъ ужь близко…
Кормилица! Жена! кормилица!

(Кормилица входитъ.)

Буди Джульетту, одвай ее,
Иду навстрчу къ графу: поспши,
Живй! Женихъ почти уже пришелъ….
Спшите, говорю!

(Уходитъ.)

СЦЕНА ПЯТАЯ.

Спальня Джульетты, она лежитъ на постели, блдная.

КОРМИЛИЦА, входитъ.

Синьора!… а, Джульетта!.. Крпко спитъ…
Овечка!.. Ну, синьора!.. Что за лежень!
Голубка!.. Милочка моя!… Невста!..
Ни слова… Безъ убытка выспаться
Ты хочешь на недлю, въ эту ночь,
Ручаюсь, графъ Парисъ отложитъ сонъ,
Чтобъ не спалось теб. Но, Боже мой,
Уснула крпко! Надо жь разбудить:
Синьора, а, синьора!… что жъ, синьора!
Ну вотъ въ постели графъ застанетъ васъ,
И такъ спугнетъ, ну право. — Разв нтъ?..
Одта… въ плать… улеглась опять!..
Да разбужу жь тебя: проснись!… проснись!..
Увы!.. Увы!.. Синьора умерла!..
О, горе!.. Для чего я рождена!..
Скоре спирту!.. Эй!.. Синьоръ!.. Синьора!..

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ, вбгаетъ.

Что здсь за вопли?

КОРМИЛИЦА.

О, плачевный день!..

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Что здсь?..

КОРМИЛИЦА,
указывая на постель, гд лежитъ Джульетта.

Смотрите, о, тяжелый день!..

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ, подходитъ къ Джульетт.

Увы!… мое дитя… моя ты жизнь!…
Проснись, взгляни!.. не то умру съ тобой!..
Спасите дочь!.. спасите!.. о, спасите!..

КАПУЛЕТИ, входитъ.

Стыдись! Позвать Джульетту, здсь женихъ.

КОРМИЛИЦА, рыдая.

Она мертва, скончалась, умерла!..

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Злосчастный день!.. Она мертва, мертва!..

КАПУЛЕТИ, бросается къ Джульетт.

Пустите къ ней… скончалась, холодна!..
Застыла кровь, окоченли члены…
Съ устами жизнь давно уже разсталась,
И смерть лежитъ на ней, какъ на цвтк
Въ поляхъ морозъ, не во время упавшій!..

КОРМИЛИЦА.

О, день плачевный!..

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Злополучный часъ!..

КАПУЛЕТИ.

О, смерть! ты дочь взяла, чтобъ я стоналъ,
Свяжи языкъ мои, чтобы онъ молчалъ!

Входятъ монахъ ЛОРЕНЦО, графъ ПАРИСЪ, одтый къ внцу, за ними музыканты.

ЛОРЕНЦО.

Готова ли итти невста въ церковь?

КАПУЛЕТИ.

Готова, но оттоль не возвратится…
О, сынъ, лишь за ночь предъ твоею свадьбой
Съ твоей женою смерть легла… Смотри,
Лежитъ она, цвтокъ растлнный смертью!..
Смерть — зять мой, смерть — наслдникъ мой,
Она съ моимъ дитей вступила въ бракъ!..
Я умереть хочу, отдамъ все смерти.—
Все, посл жизни, ей принадлежитъ!

ПАРИСЪ.

Я думалъ ли увидть въ это утро,
То зрлище, какимъ оно даритъ!

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Проклятый, страшный, ненавистный день!.
Злосчастный часъ, какого времена
Еще не видли въ своемъ теченьи!
Одно, одно любимое дитя,—
Одна отрада и утха въ ней,—
И алчна смерть похитила ее!..

КОРМИЛИЦА.

О, горе! бдственный, несчастный день!..
Плачевный день! Несчастне всхъ дней,
Какіе доводилось видть мн!
О день! О день!.. О ненавистный день!—
Такого дня еще не видлъ свтъ,—
О, злополучный, злополучный день!

ПАРИСЪ.

Обманутъ, презрнъ, разлученъ, убитъ!..
Тобой, смерть ненавистная, обманутъ,
Жестоко лютостью твоей сраженъ!
Любовь и жизнь! Не жизнь, любовь за гробомъ!..

КАПУЛЕТИ.

Растерзанъ, презрнъ, мучимъ и убитъ!..
Злосчастный часъ, зачмъ пришелъ теперь
Убить, убить все наше торжество?
О, дочь! О дочь! душа моя, не дочь!
Мертва ты!— Горе! Дочь моя мертва!
А съ ней погибли радости мои!..

ЛОРЕНЦО.

Молчите, о!… Смятенья не врачуютъ
Въ такомъ смятеньи. Небеса и вы
Имли долю въ этой чистой дв,
Теперь досталось небу все,— и ей
Тмъ лучше! Вашу часть вы бъ не спасли
Отъ смерти, небеса же, часть свою,
Спасутъ для вчной жизни. Ваши думы
Стремились, что бъ ея судьбу возвысить,
Вы зрли небеса въ ея величьи:
И вы въ слезахъ, что вознеслась она
Превыше облакъ, въ области небесъ!
О, вы не истинно ее любили,
Вы въ гор, глядя на ея блаженство:
Не та счастлива замужемъ бываетъ,
Которой долгій вкъ сужденъ въ замужств,
Но та, что въ брак юной умираетъ.
Не плачьте, но усыпьте розмариномъ (44)
Прекрасный трупъ, и, какъ велитъ обычай,
Убравъ, ее вы отнесите въ церковь.
Природы слабость плакать намъ велитъ,—
Ея же слезы разуму веселье.

КАПУЛЕТИ.

Мы заказали брачный пиръ, который
Смняется обрядомъ похоронъ:
Звукъ музыкальный — въ заунывный звонъ,—
Пснь радости — въ надгробные напвы…
Веселье брачное — въ поминовенье,
И брачные цвты украсятъ трупъ!..
Все что ни есть превратно измнилось!..

ЛОРЕНЦО.

Синьоръ, уйдите, съ нимъ и вы, синьора,
И вы, синьоръ Парисъ, вс приготовтесь
Сопровождать въ могилу нжный прахъ:
За нкій грхъ васъ небеса караютъ,
Не прекословьте жь ихъ верховной вол.

(Уходятъ синьоръ и синьора Капулети, графъ Парисъ и Лоренцо.)

1-Й МУЗЫКАНТЪ.

Ей-ей, пора убрать намъ дудки наши и уйти.

КОРМИЛИЦА.

Да, уберите, уберите ихъ,—
Вы видите, какой неладный случай.

(Уходитъ.)

1-Й МУЗЫКАНТЪ.

Да, клянусь, весь этотъ случай можно бы наладить.

ПІЕТРО, входитъ.

Музыканты! О, музыканты! Радость сердца, радость сердца! О, потшьте меня, сыграйте (45) Радость сердца!

1-Й МУЗЫКАНТЪ.

Къ чему Радость сердца?

ПІЕТРО.

О, музыканты, затмъ, что мое сердце само поетъ — Ноетъ мое сердце! О, сыграйте что нибудь сердечное, утшьте меня.

2-Й МУЗЫКАНТЪ.

Ни одного звука, теперь не время играть.

ПІЕТРО.

Такъ вы не хотите?

МУЗЫКАНТЫ.

Нтъ.

ПІЕТРО.

Такъ я васъ звучно угощу.

1-Й МУЗЫКАНТЪ.

Чмъ угостишь?

ПІЕТРО.

Не деньгами, а какъ соловья басней не кормятъ, то я угощу васъ соловьемъ.

1-Й МУЗЫКАНТЪ.

А я теб тономъ валета, такъ что ты посоловешь.

ПІЕТРО.

Такъ я спою вамъ инструментомъ валета на вашу башку, я обойдусь безъ Re и Fa и безъ этихъ точекъ и крючковъ. Понимаете?

1-Й МУЗЫКАНТЪ.

Ты своими Re и Fa точишь изъ насъ крючки.

2-Й МУЗЫКАНТЪ.

Прошу тебя, спрячь въ футляръ инструментъ валета, а лучше покажи остроту твоего ума.

ПІЕТРО.

Такъ вотъ вамъ, я заживо задну васъ желзной остротой, а мой инструментъ спрячу. Ну, отвчайте мн, какъ люди:
Когда душа истомлена отъ скуки,
И горе тяжко на сердц лежитъ,
То музыки серебряные звуки?..
Зачмъ — серебряные звуки?..
То музыки серебряные звуки?
Что скажешь ты, скрипичная струна?

1-Й МУЗЫКАНТЪ.

За тмъ, что серебра пріятенъ звукъ.

ПІЕТРО.

Дльно! Ты, что скажешь, скрипка? (46)

2-Й МУЗЫКАНТЪ.

Затмъ серебряные звуки, что музыканты звучатъ для серебра.

ПІЕТРО.

Славно! Ну, рожокъ, ты отвчай. (47)

3-Й МУЗЫКАНТЪ.

Право незнаю, что сказать.

ПІЕТРО.

Ну, извинить прошу! Ты запвало! Я теб скажу, оттого музыки серебряные звуки, что въ карман подобныхъ теб молодцовъ рдко звучитъ серебро:
То музыки серебряные звуки
Веселье въ сердц могутъ пробудитъ.

(Уходитъ и поетъ.)

1-Й МУЗЫКАНТЪ.

Что это за прокаженный плутъ?

2-Й МУЗЫКАНТЪ.

Провалъ его возьми! Уйдемъ, посл явимся, дождемся похоронъ и останемся обдать.

(Уходятъ.)

ДЙСТВІЕ ПЯТОЕ

Мантуа.— Улица.

РОМЕО, входитъ.

Когда мн врить льстивой правд сна,
Мой сонъ предвстникъ радостныхъ встей:
Легко царю груди моей на трон,
Весь этотъ день, меня какой-то духъ
Возноситъ надъ землей въ мечтахъ пріятныхъ.
Мн снилось, что моя жена, пріхавъ
Меня нашла умершимъ (странный сонъ,
Дающій мертвому способность мыслить)
И мн въ уста лобзаньемъ столько жизни
Вдохнула, что я ожилъ, ставъ царемъ.
О, какъ же сладко обладать любовью,
Когда и тнь любви полна отрады!

(Входитъ ВАЛТАСАРЪ.)

Всть изъ Вероны!.. Что же, Валтасаръ?
Ты отъ монаха писемъ не привезъ?
Ну, что жена? Здоровъ ли мой отецъ?
Ну что съ Джульеттой, говорю теб?—
Несчастья нтъ, когда она счастлива!

ВАЛТАСАРЪ, печально.

Ну, такъ она счастлива, нтъ несчастья.—
Она почіетъ въ склеп Капулети,
Ея жь безсмертный духъ межь ангеловъ.
Я видлъ, какъ ее снесли въ могилу,
И поспшилъ вамъ это передать…
Простите мн за горестныя всти,
Я ваше приказанье исполнялъ…

РОМЕО, посл молчанія.

Да такъ ли?.. Если такъ, звздамъ не врю!..
Иди домой, достань чернилъ, бумаги,
И лошадей найми, я въ ночь уду.

ВАЛТАСАРЪ.

Синьоръ, простите, васъ я не оставлю.
Вы блдны, взоръ вашъ дикъ, и я страшусь
Несчастія…

РОМЕО.

Молчи!.. Ты въ заблужденьи,
Оставь меня, исполни, что веллъ.
Такъ отъ монаха писемъ нтъ ко мн?

ВАЛТАСАРЪ.

Нтъ, мой синьоръ.

РОМЕО.

Ну, ничего…. Ступай,
Чтобъ были лошади, я скоро буду.

(Валтасаръ уходитъ.)

Джульетта, эту ночь съ тобой засну!
Поищемъ средствъ къ тому… О, зло, ты быстро,
Чтобъ въ мысль войти того, кто безнадеженъ!..
Я вспомнилъ объ аптекар одномъ, (48)
Онъ здсь, вблизи, вчера его замтилъ:
Въ лохмотьяхъ весь, съ нахмуреннымъ челомъ,
Онъ травы разбиралъ, былъ съ виду тощъ,
И до костей изгложетъ нищетой!
Въ его убогой лавк на стн
Висли черепаха, крокодилъ,
И кожи безобразныхъ рыбъ, на полкахъ
Ничтожный рядъ пустыхъ коробокъ, банокъ,
Заплеснвшихъ Семенъ и пузырей,
Пучки шнуровъ и черствыя лепешки
Изъ розъ, лежали для показу тамъ.
Замтя нищету, подумалъ я —
Кому на случай былъ бы нуженъ ядъ,—
Хоть смертью продавцу грозитъ законъ,—
Вотъ этотъ негодяй его продастъ…
О, эта мысль моей нужды предвстникъ,
И этотъ нищій долженъ мн продать!
Какъ помню я, то это домъ его:
Для праздника презрнный заперъ лавку.—
Послушай, ты, аптекарь!

АПТЕКАРЬ, выходитъ.

Кто зоветъ?

РОМЕО.

Иди сюда! Я вижу, ты бднякъ, —
Вотъ сорокъ золотыхъ, ты отпусти
Мн драхму яда, скораго по свойству,
Который бы, проникнувъ жилы вс,
Далъ смерть тому, кто жизнью утомленъ.
И чтобъ зарядъ дыханья излетлъ
Такъ сильно, какъ воспламененный порохъ
Летитъ изъ пагубной утробы пушки.

АПТЕКАРЬ.

Такой составъ имю, по законъ
Назначалъ смерть за это продавцу.

РОМЕО.

Ты нагъ и нищетой обремененный,
Боишься смерти? Голодъ изсушилъ
Твое лице, нужда и горе видны
Въ твоихъ глазахъ, на ше у теб
Повисли нищета и отверженье!..
Законъ и міръ вдь не друзья твои?
Мірскій законъ теб не дастъ богатства,
Не будь же нищъ, нарушь законъ!.. возьми!..

(Предлагаетъ аптекарю кошелекъ.)

АПТЕКАРЬ.

Не я, по нищета моя согласна.

(Уходитъ.)

РОМЕО.

Я нищет плачу, а не теб.

АПТЕКАРЬ, выноситъ маленькій свертокъ и отдаетъ Ромео.

Смшавши это въ жидкости, примите,
И если бъ въ двадцать разъ вы были крпче,
Оно въ одно мгновенье васъ убьетъ.
Ромео, отдаетъ ему кошелекъ.
Вотъ золото,— адъ злйшій для людей,—
Оно смертельнй въ этомъ гнусномъ мір,
Чмъ смсь, которой ты продать не смешь.
Не ты мн продалъ ядъ, но я теб!
Прощай, купи припасовъ и толстй.

(Аптекарь уходитъ.)

Сюда, спасенье, а не ядъ, ко гробу
Моей Джульетты, тамъ тебя приму!

(Уходитъ.)

СЦЕНА ВТОРАЯ

Внутренность кельи монаха Лоренцо.

Входитъ монахъ ІОАННЪ, а потомъ ЛОРЕНЦО.

ІОАННЪ.

Почтенный францисканскій братъ, ты здсь?

ЛОРЕНЦО, входитъ.

Вдь это голосъ брата Іоанна,—
Изъ Мантуи, въ часъ добрый. Что Ромео?
Когда онъ пишетъ, дай скорй письмо.

ІОАННЪ.

Отправившись за босоногимъ братомъ,
По ордену, чтобъ мн онъ спутникъ былъ,— (49)
Здсь, въ город, больныхъ онъ навщаетъ,—
Когда жь нашелъ, то городская стража,
Подозрвая, что мы были въ дом
Подверженномъ чум, дверь заперла,
Не выпуская насъ, а потому
Я въ Мантуу отправиться не могъ.

ЛОРЕНЦО.

Но кто жь отнесъ мое письмо къ Ромео?

ІОАННЪ.

Его послать не могъ я,— вотъ оно,—
И прежде возвратить не могъ теб,
Чума, своей заразой, всхъ страшила.

ЛОРЕНЦО.

Несчастная судьба! клянуся братствомъ,
Въ письм не пустяки, но важный случай
Изложенъ былъ, такая медленность
Надлаетъ бды. Братъ Іоаннъ,
Сыщи рычагъ и въ келью принеси
Его ко мн.

ІОАННЪ.

Я поспшу принесть.

(Уходитъ.)

ЛОРЕНЦО.

Теперь одинъ отправлюсь я въ гробницу:
Джульетта черезъ три часа проснется
И будетъ упрекать, что мной Ромео
Не извщенъ о всемъ, что здсь случилось,
Но въ Мантуу опять я напишу,
Ее же скрою въ кель до прізда
Ромео. Бдное живое тло,
Заключено въ могил мертвеца!

(Уходитъ.)

СЦЕНА ТРЕТЬЯ.

Кладбище. Вдали видна гробница Капулети. Ночь.

Входитъ ГРАФЪ ПАРИСЪ, впереди его ПАЖЪ съ факеломъ и цвтами.

ПАРИСЪ.

Дай факелъ, стань вдали, нтъ, потуши!—
Я не хочу, чтобъ видли меня.
Вонъ тамъ, подъ тисами, ложись на землю,
И къ рыхлой почв ухо прислонивъ,
Ты каждый шагъ услышишь на кладбищ, —
Здсь вся земля могилами изрыта,—
И что почуешь, то мн свистни, въ знакъ,
Что слышишь чье-то приближенье.
Подай цвты, исполни все, ступай!

ПАЖЪ.

Мн страшно оставаться одному,
Здсь, на кладбищ, но ршусь на все.

(Удаляется).

ПАРИСЪ.
(Медленно подходитъ къ гробниц фамиліи Капулети, предъ дверью которой становится на колни и цвтами усыпаетъ порогъ двери.)

О милый цвтъ, цвтами устилаю
Твой брачный одръ! Безцнная гробница,
Въ своемъ объем заключила ты
Безсмертья совершенный образецъ!..
Джульетта, свтлыхъ ангеловъ подруга,
Прійми послдній даръ моей руки:
Тебя я чтилъ живую, посл смерти,
Пришелъ твой гробъ цвтами украшать…. (50)

(Слышенъ свистъ пажа.)

Пажъ свистнулъ! кто-нибудь сюда подходитъ!..
Чья дерзкая нога здсь бродитъ ночью,
Чтобы смутить обрядъ моихъ поминокъ
И поклоненье истинной любви?..
Онъ съ факеломъ!— ночь, скрой меня на мигъ!..

(Прячется за гробницу. Входятъ РОМЕО и ВАЛТАСАРЪ съ факеломъ и киркой.)

РОМЕО.

Дай кирку и отмычку… Вотъ письмо,
По утру, рано ты его вручи
Синьору, моему отцу…

(Отдаетъ письмо Валтасару.)

Дай факелъ…
Все, что бы ты ни видлъ иль ни слышалъ,
Подъ страхомъ смерти, стой вдали, не смй
Моихъ занятій нарушать ни чмъ,
Когда сойду на это ложе смерти,
Чтобъ посмотрть лице моей супруги,
А главное, чтобъ снять съ ея руки
Безцнное кольцо,— оно мн нужно
Для моего священнаго завта.
Уйди же, прочь… Но еслибъ ты дерзнулъ,
Усердствуя, подсматривать за мной…
Клянусь, тебя по членамъ разорву
И разметаю здсь ихъ на земл
Голоднаго кладбища: время и
Мой замыслъ неукротимо-дики,—
Безжалостнй, лютй, голодныхъ тигровъ
Или ревущихъ океана волнъ!..

ВАЛТАСАРЪ.

Уйду, синьоръ, не потревожу васъ.

РОМЕО.

Мн этимъ преданность докажешь… На…

(Даетъ Валтасару кошелекъ.)

Живи, будь счастливъ и… прости, мой другъ!..

ВАЛТАСАРЪ, въ сторону.

Для этого здсь спрячусь: взоръ его
Страшитъ, а цль сомнніе наводитъ!

(Удаляется.)

РОМЕО, подходитъ къ склепу Капулети.

Ты, гнусная утроба, чрево смерти!
Пожравшая безцнный даръ земли,
Расторгну твой тлетворный звъ…

(Разбиваетъ домомъ дверь склепа.)

Въ насмшку
Тебя добычей новой накормлю!..

ПАРИСЪ, показывается.

Надменный, изгнанный Монтеки здсь!—
Имъ умерщвленъ моей невсты братъ,
Съ тоски по немъ, какъ думаютъ, она
Скончалась!.. Здсь онъ съ умысломъ позорнымъ
Для праха мертвыхъ… Задержу его…

(Подходитъ.)

Оставь свой нечестивый трудъ, презрнный!
Возможно ль мщенье простирать за гробъ? (51)
Преступникъ низкій, не пущу тебя,
Иди и повинуйся,— ты умрешь!

РОМЕО.

Да, точно такъ, затмъ-то я и здсь.
Прекрасный юноша, кто безнадеженъ
Не раздражай того: оставь меня,
Бги!.. Представь себ усопшихъ здсь, —
Пусть устрашатъ они тебя! Прошу,
Не накликай на голову мою
Еще грха, не раздражай меня!
Уйди! Клянусь, тебя люблю я больше
Чмъ самого себя!— Противъ себя
Вооруженнымъ я пришелъ сюда.
Не стой, уйди… Живи, ты посл скажешь,
Безумца состраданьемъ ты спасенъ!

ПАРИСЪ.

Смюсь надъ состраданіемъ твоимъ,—
Тебя я арестую,— ты преступникъ!

РОМЕО.

Смешься ты? вотъ, юноша, теб!..

(Обнажаютъ шпаги, сражаются.)

ПАЖЪ, приближается.

Творецъ, дерутся, стражу позову!

(Поспшно уходитъ.)

ПАРИСЪ.

О!.. я убитъ… (Падаетъ) Когда въ теб есть жалость,
Въ гробу съ Джульеттой положи меня!

(Умираетъ.)

РОМЕО.

Исполню. Кто же это..

(Наклоняется къ Парису.)

Родственникъ
Меркуцья, благородный графъ Парисъ!
Что говорилъ въ дорог мой слуга,
Когда мой духъ взволнованный не слушалъ?
Что, будто, на Джульетт графъ Парисъ
Жениться долженъ… Говорилъ ли онъ?
Иль грезилъ я? Или, въ безумьи, это
Вообразилъ себ?..

(Беретъ за руку Париса.)

Дай руку мн:
Несчастье насъ въ свою вписало книгу.
Въ торжественной могил схороню
Тебя!— Могила? О, нтъ, свтлый храмъ, — (52)
Убитый юноша, — Джульетта здсь
Почила сномъ, своею красотой
Она преобразила этотъ сводъ
Въ торжественный чертогъ, облитый свтомъ…

(Кладетъ тло Париса въ гробницу Капулети.)

Трупъ, здсь лежи, зарытый мертвецомъ!..

(Въ задумчивости смотритъ на Париса)

Какъ часто люди веселы бываютъ
Въ предсмертный часъ, что ближніе зовутъ —
Предсмертной молніей. О, какъ же мн
Назвать ее?

(Смотритъ на Джульетту.)

О, милая жена!
Смерть, выпивъ сладость твоего дыханья,
Надъ красотой твоей была безсильна: —
Ты не сдалась ей!— Признакъ красоты —
Румянецъ на твоихъ устахъ, щекахъ,
Еще не тронутыхъ печатью смерти…

(Замчаетъ гробъ Тебальда.)

Ты, Тебальдъ, здсь въ кровавой пелен?
Чмъ больше услужить теб могу, —
Какъ не рукой, убившею тебя,
Убить того, кто былъ твоимъ врагомъ?..
Простишь ли, братъ?..

(Обнимаетъ Джульетту.)

О, милая Джульетта,
Зачмъ ты такъ прекрасна? Врить ли,
Чтобъ призракъ смерти былъ влюбленъ въ тебя?
Чтобъ тощій, отвратительный уродъ,
Тебя стерегъ, во мрак, здсь, затмъ,
Чтобъ ты любовницей ему была?—
Изъ страха навсегда съ тобой останусь!
Изъ этого чертога темной ночи
Не выйду вкъ: здсь, здсь, остаться я
Хочу съ твоей прислугою — червями!

(Становится на колни возл Джульетты.)

О, здсь покоя вчнаго пріютъ
Я изберу себ! И сброшу пго
Злосчастныхъ звздъ съ усталой жизнью плоти!..
Глаза, вы свой послдній бросьте взоръ!
Въ послдній разъ, вы, руки, обнимите!
Уста, дыханья дверь, скрпите вы
Законнымъ поцлуемъ съ жадной смертью
Послдній и безсрочный договоръ!…

(Подноситъ ядъ ко рту.)

Сюда, жестокій проводникъ! Сюда,
Противный вождь! Ты, безнадежный кормчій,
Направь же разомъ къ бшенымъ скаламъ
Твою усталую въ борьб ладью!…
Здсь, близъ подруги….

(Падаетъ на грудь Джульетты, выпиваетъ ядъ.)

О… аптекарь правъ…
Ядъ быстръ… Такъ, съ поцлуемъ, умираю…

(Умираетъ.)
(Чрезъ нсколько времени, съ другой стороны кладбища, входитъ монахъ ЛОРЕНЦО, съ фонаремъ, заступомъ и рычагомъ.)

ЛОРЕНЦО.

Святой Францискъ, мн помоги! Какъ часто
Ногою дряхлой, ночью, оступаюсь
На гробы. Это кто?.. Кто поздно такъ
Сюда пришелъ бесдовать со смертью?

ВАЛТАСАРЪ.

Свои, вамъ хорошо извстенъ я.

ЛОРЕНЦО.

Благословеніе съ тобой! скажи,
Зачмъ тамъ факелъ безполезно свтитъ
Червямъ и черепамъ безъ глазъ? Какъ вижу,
То свтится онъ въ склеп Капулети.

ВАЛТАСАРЪ.

Да, тамъ, святой отецъ, тамъ мои синьоръ,
Вы любите его.

ЛОРЕНЦО.

Кто жь онъ?

ВАЛТАСАРЪ.

Ромео.

ЛОРЕНЦО.

Давно ль онъ тамъ?

ВАЛТАСАРЪ.

Есть долгихъ полчаса.

ЛОРЕНЦО.

Пойдемъ подъ сводъ.

ВАЛТАСАРЪ.

Не смю, мой отецъ,
Синьоръ мой думаетъ, что я ушелъ,
Онъ смертью мн грозилъ, когда бъ я сталъ
Подсматривать за дйствіемъ его.

ЛОРЕНЦО.

Останься, я одинъ пойду, мн страшно,
Чтобъ не случилось бдствія какого.

ВАЛТАСАРЪ.

Когда, вонъ тамъ, подъ тисами, я спалъ,
То мн приснилось, будто мой синьоръ
Сражался съ кмъ-то и убилъ его. (53)

ЛОРЕНЦО, приближаясь къ склепу Капулети.

Ромео!.. Горе, это что за кровь,
Пролитая при вход въ этотъ склепъ?…
Мечи въ крови, и, безъ своихъ господъ,
Здсь брошены въ обители покоя!..

(Входить въ склепъ.)

Ромео!.. блденъ!.. кто еще?.. Парисъ?..
Въ крови!.. Какой злосчастный часъ виной
Всхъ этихъ бдъ!.. Джульетта шевелится!..

ДЖУЛЬЕТТА, постепенно приходитъ въ себя.

О, утшитель!… гд же мой супругъ?
Я очень помню, гд должна я быть,
И тамъ я нахожусь… гд жь мой Ромео?…

(Слышны голоса вн кладбища.)

ЛОРЕНЦО.

Какой-то шумъ вдали, — уйдемъ, синьора,
Изъ этого гнзда заразы, смерти
И неестественнаго сна!
Власть, предъ которой намъ не возставать,
Нашъ планъ разбила въ прахъ! Уйдемъ, уйдемъ!
Супругъ твой мертвъ, онъ на груди твоей
И съ нимъ Парисъ… Уйдемъ… я помщу
Тебя въ обитель. Прекрати распросы!
Вотъ стража, уходи скорй, Джульетта…

(Вблизи слышны голоса.)

Не смю больше ждать! Я ухожу!

(Уходитъ.)

ДЖУЛЬЕТТА.

Иди, спши… Я не пойду отсюда…
Что это? стклянку сжалъ въ рук мой милый?..
Ядъ преждевременно убилъ его!..
Скупой, все выпилъ… не оставилъ мн
И братской капли… Стану цловать,
Быть можетъ на губахъ остался ядъ
И умертвитъ меня своей отравой!…

(Цлуетъ Ромео.)

Уста горячи!..

НАЧАЛЬНИКЪ СТРАЖИ, снаружи.

Пажъ! Куда итти?

ДЖУЛЬЕТТА.

То шумъ?… скорй… спасительный кинжалъ!.

(Извлекаетъ кинжалъ Ромео и поражаетъ себя.)

Вотъ гд твои ножны! заржавй здсь,
Дай умереть!..

(Падаетъ на трупъ Ромео и умираетъ.)

(Входятъ СТРАЖА и НАЖЪ графа Париса.)

ПАЖЪ.

Вонъ тамъ, въ томъ мст, гд зажженный факелъ.

НАЧАЛЬНИКЪ СТРАЖИ.

Земля въ крови?.. Кладбище осмотрть!

(Нкоторые изъ стражей уходятъ.)

Кого бъ вы ни нашли, всхъ задержать!
Ужасный видъ! Вотъ графъ лежитъ убитый…
Джульетта вся въ крови, еще тепла
И только умерла, хотя два дня
Какъ погребли ее!.. Скажите принцу!—
Бгите къ Капулети — Разбудить
Монтеки!— Вы же осмотрите здсь!

(Стража уходить.)

Предъ нами страшная картина зла,
Но истинной причины этихъ бдствій
Безъ розыска не можемъ мы узнать.

(Нкоторые изъ стражей приводятъ ВАЛТАСАРА.)

ПЕРВЫЙ СТРАЖЪ.

Мы отыскали здсь слугу Ромео.

НАЧАЛЬНИКЪ СТРАЖИ.

Держатъ подъ стражей до прихода принца.

(Другіе изъ стражи приводятъ монаха ЛОРЕНЦО.)

ВТОРОЙ СТРАЖЪ.

Монахъ вотъ, онъ дрожитъ, вздыхаетъ, плачетъ:
Мы взяли у него рычагъ и кирку,
Когда съ кладбища онъ спшилъ уйти!

НАЧАЛЬНИКЪ СТРАЖИ.

Большое подозрнье, задержать!

Входятъ ПРИНЦЪ и свита.

ПРИНЦЪ.

Какое зло проснулось до зари
И будитъ насъ отъ утренняго сна?

Входятъ синьоръ и синьора КАПУЛЕТИ, съ ихъ ближними.

КАПУЛЕТИ.

Чтобъ это было, всюду страшный крикъ?

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Народъ по улиц кричитъ: Ромео!
Одни кричатъ: Джульетта, т — Парисъ!
И вс, крича, бгутъ къ гробниц вашей!

ПРИНЦЪ.

Какой здсь страхъ, что слухъ нашъ поражаетъ?

СТРАЖИ.

Принцъ, здсь лежатъ: убитый графъ Парисъ,
А вотъ Ромео мертвый, вотъ Джульетта,
Умершая предъ симъ, еще тепла
И только что убита…

ПРИНЦЪ.

Розыскать,
Какъ совершилось гнусное убійство.

НАЧАЛЬНИКЪ СТРАЖИ.

Монахъ съ слугой убитаго Ромео
Здсь были взяты съ инструментомъ, годнымъ
Для вскрытія гробницъ.

КАПУЛЕТИ.

Жена!.. О небо!..
Смотри, дочь паша истекаетъ кровью!…
Кинжалъ ошибся, — мсто для него
Въ ножнахъ Монтеки… (54) По ошибк онъ,
Попалъ въ грудь милой дочери моей!..

СИНЬОРА КАПУЛЕТИ.

Увы! Видъ этой смерти, будто звонъ,
На старости зоветъ меня въ могилу!

(Входятъ МОНТЕКИ и его ближніе.)

ПРИНЦЪ.

Сюда, Монтеки, ты съ зарею всталъ,
Но сынъ твой и наслдникъ раньше палъ!

МОНТЕКИ.

Увы! моя жена скончалась въ ночь,
Изгнанье сына жизнь ея прескло!..
Какое горе снова мн грозитъ?

ПРИНЦЪ.

Взгляни сюда и ты его увидишь.

МОНТЕКИ, увидвъ мертваго Ромео.

О непочтительный!.. Прилично ль сыну
Поспшне отца въ могилу лечь?

ПРИНЦЪ.

Сдержи уста на время отъ упрековъ,
Пока недоумнье разъяснимъ,
Узнавъ его начало и исходъ,
Тогда готовъ длить я ваше горе,
И даніе вамъ сопутствовать до смерти:
Теперь же, вы, на время удержитесь, —
Пускай печаль рабомъ терпнья будетъ.—
Привесть подозрваемыхъ сюда.
Приводятъ монаха Лоренцо и Валтасара.

ЛОРЕНЦО.

Всхъ больше я скажу, хоть больше всхъ
Я заподозрнъ, какъ и часъ и мсто
Меня въ убійств страшномъ уличаютъ,
Я здсь, чтобъ обвинить и защищаться,
Себя я осужу и оправдаю.

ПРИНЦЪ.

Что знаешь, говори скоре намъ.

ЛОРЕНЦО.

Я буду кратокъ, у меня дыханья
Не станетъ, чтобы длить разсказъ печальный:
Ромео, здсь умершій, мужемъ былъ
Джульетты, а она его женой, —
Я ихъ внчалъ. День тайнаго ихъ брака,
Былъ Тебальду днемъ роковымъ, его
Безпременная смерть виной изгнанья
Супруга молодаго изъ Вероны,
По немъ, а не по Тебальд, томилась Джульетта.

(Обращаясь къ синьору и синьор Капулети.)

Чтобъ развлечь ея печаль,
Ее насильно обручили вы
Съ Парисомъ, и она, прійдя ко мн,
Съ безумнымъ взоромъ, помощи просила,
Чтобъ ей избавиться втораго брака,
Не то убить себя хотла въ кельи…
Тогда я далъ, составленнаго мной,
Снотворнаго питья, чтобъ ей придать
Подобіе умершей, между тмъ
Къ Ромео я послалъ письмо, чтобъ онъ
Пріхалъ въ эту роковую ночь,
Извлечь ее изъ временной могилы,
Когда напитокъ потеряетъ силу.
Братъ Іоаннъ, мной посланный съ письмомъ,
Задержанъ былъ, и въ ночь минувшую
Его мн возвратилъ. Тогда ршился,
Въ урочный часъ Джульетты пробужденья,
Извлечь ее изъ родственнаго склепа
И въ кельи у себя на время скрыть,
Пока успю извстить Ромео.
Когда же я пришелъ сюда, за мигъ
До пробужденья, мертвыми ужь были
И графъ Парисъ и съ нимъ Ромео врный, —
Она проснулась, тщетно я просилъ
Ее уйти и снесть ударъ судьбы.
Вдругъ, шумомъ устрашенный, я ушелъ,
Она жъ, въ отчаяньи, осталась здсь…
И, думаю, себя лишила жизни.
Вотъ все, что знаю, — бракъ извстенъ нян.
Когда въ несчастьи этомъ я виновенъ,
То жертвую моею дряхлой жизнью, —
Немного раньше моего конца, —
Всей строгости суроваго закона.

ПРИНЦЪ.

Тебя мы знаемъ за святаго мужа.—
Слуга Ромео гд? Что скажетъ онъ?

ВАЛТАСАРЪ.

Я моему синьору всть привезъ,
Что умерла Джульетта, и тогда
Изъ Мантуи онъ поспшилъ къ гробниц,
Здсь отдавая это мн письмо,
Чтобъ рано я вручилъ его отцу,
Грозилъ мн смертью, уходя подъ сводъ,
Когда я не уйду, и я ушелъ.

ПРИНЦЪ.

Подай письмо, увижу что онъ пишетъ.
Гд графа пажъ? онъ стражу звалъ сюда, —
Скажи, что длалъ здсь твой господинъ?

ПАЖЪ.

Съ цвтами онъ пришелъ украсить гробъ
Синьоры, мн жь веллъ стоятъ вдали,
Вдругъ кто-то съ факеломъ пришелъ открыть
Гробницу, мой синьоръ свой мечъ извлекъ,
Тогда скорй я побжалъ за стражей.,

ПРИНЦЪ, прочитавъ письмо, взятое отъ Валтасара.

Письмо слова монаха подтверждаетъ:
Любовь ихъ, смерть ея: здсь, пишетъ онъ,
Что ядъ у бднаго аптекаря
Купилъ, потомъ пришелъ подъ эти своды,
Чтобъ умереть и вмст лечь съ Джульеттой…
Сюда, враги, Монтеки! Капулети!
Какой ударъ обрушился на вашу
Взаимную вражду, что даже небо
Любовью ваши радости убило!
А я, потворствуя раздорамъ вашимъ,
Двухъ ближнихъ потерялъ: — для всхъ есть кара….

КАПУЛЕТИ.

О, братъ Монтеки! руку мн подай:
Будь это дочери моей приданымъ,
Я больше не прошу…

МОНТЕКИ.

Я жь больше дамъ,
Изъ золота поставлю ей статую,
Пока Вероны имя существуетъ
Не будетъ статуи дороже въ ней,
Какъ неизмнной, преданной Джульетты.

КАПУЛЕТИ.

Ромео тоже, близь его супруги,
Сооружу.— Вы, жертвы бдныя
Взаимной нашей вковой вражды!

ПРИНЦЪ.

Печальный миръ приходитъ къ намъ съ зарей,
Отъ горя солнце скроетъ образъ свой!..
Идите стовать вдали отъ свта:
Всхъ по заслугамъ казнь и милость ждетъ (55)
Плачевнй повсти не видлъ свтъ!
Несчастные Ромео и Джульетта!…

КОНЕЦЪ.

ПРИМЧАНІЯ.

ДЙСТВІЕ I.

1) Въ первой половин этой сцены, у Шекспира, заключается непереводимая игра словъ: coals, colliers, choler, collar, т. e., уголье, угольщикъ, гнвъ, желчь, ошейникъ, хомутъ, воротникъ. Дале, Самсонъ играетъ словами: heads of the maids — головы двушекъ, и maidenheads — двство, цломудріе.
2) Намекъ, что въ XVI вк средина улицы предоставлялась для высшихъ классовъ, а ея стороны для простаго народа.
3) Clubs, bills and partizans, — означало собственно призывъ стражи на помощь.
4) То old Free-town, our common judgement-place.
5) Широколиственный придорожникъ употреблялся въ то время, какъ средство противъ кровотеченія.
6) Землетрясеніе, бывшее въ Англіи въ 1880 г.
7) Въ Англіи, въ Шекспировъ вкъ, были въ мод богатые съ застежками переплеты книгъ, изъ какой-то рыбьей кожи. Пичемъ, Peacham, въ книг своей ‘The Complet gentleman’, даетъ самыя подробныя наставленія, какъ должно обращаться съ книгами.
8) Въ XVI вк на балъ являлось вмст нсколько человкъ, подъ предводительствомъ товарища, часто наряженнаго Амуромъ, и обязаннаго произнесть прологъ.
9) ‘We’ll measure them a measure’. Во времена королевы Елисаветы былъ въ употребленіи танецъ, называвшійся measure.
10) Факельщики составляли принадлежность каждой группы масокъ и эта обязанность не считалась унизительною.— Одно мсто изъ комедіи нравовъ, написанной Декеромъ и Вебстеромъ, можетъ объяснить, почему Ромео желалъ быть факельщикомъ среди веселаго собранія: ‘необходимо, чтобы факельщикъ, въ маскарадахъ, былъ хорошо одтъ, находился въ избранномъ обществ, но не принималъ участія въ забавахъ’. Westward Ноё (1607).
11) Игра словъ: soles — подошвы и soul — душа.
12) Игра словъ: bond — узы, долгъ, неволя, и bound — предлъ, прыжокъ, порывъ.
13) До введенія ковровъ, полы въ комнатахъ устилались цыновками изъ тростника, соломы или травы.
14) Подобный способъ освщенія пиршественныхъ залъ, совершенно классическій, упоминается у Гомера и Лукреція. Въ книг ‘Shakspeare and his times’ говорится, что въ вкъ Елисаветы, дворяне, составлявшіе королевскую стражу,— the gentlemen-pensioners, тоже, что у французовъ gentilshommes au bec de corbin,— во время большихъ пиршествъ стояли съ зажженными факелами у столовъ, тогда подсвчники не ставились на столы, а только по стнамъ висли канделабры.
15) Здсь игра словъ: done — сдланный, оконченный, погибшій, и dun — мрачный, докучливый, запутанный, увязнувшій въ грязи.
16) Игра словъ: lie — лежать и лгать.
17) Съ этой сцены начинается очаровательная роль Меркуціо, въ немъ Шекспиръ хотлъ представить свтскаго человка XVI столтія.— Изображеніе царицы Мабъ носитъ на себ печать сатиры, отличающей характеръ Меркуціо, который и умираетъ почти съ каламбуромъ на устахъ.— Поврье говоритъ, что Мабъ похищала, во время ночи, новорожденныхъ дтей, подмняя ихъ другими, cm. ‘Shakspeare and his times’ Дрека и ‘Minstrelsy of the Scottish Border’ ВальтеръСкотта.— Агатъ имлъ протоводйствующую силу отъ ужаленія скорпіоновъ и змй, Регинальдъ Скотъ, Reginald Scot, говоря о свойствахъ драгоцнныхъ камней, замчаетъ, въ своей книг ‘Discoverie of Witchcraft’, что они длали человка краснорчивымъ, доставляли ему благосклонность государя и проч.— Въ то время славились мечи изъ толедской стали, и назывались толедскими или испанскими.— Спутываніе злымъ духомъ гривы у лошадей тоже было народнымъ поврьемъ, оно и донын существуетъ въ Литв.
18) Въ подлинник: the lash of film.
19) Въ подлинник: Potpan.
20) Пирожное изъ орховъ, миндаля, фисташекъ, ананасовъ и розоваго сахару, съ небольшимъ количествомъ муки, оно, во время Шекспира, было необходимою принадлежностію десерта.
21) As а rich jewel in an Ethiop’s ear.
22) Это первая встрча Ромео и Джульетты: здсь начало ихъ любви. Шекспиръ превосходно соединилъ въ нихъ эту galanterie italienne съ истинной любовью. Ихъ языкъ заимствованъ Шекспиромъ у Петрарки и трубадуровъ. И точно, эта грація, эта игра словъ, аллегоріи, намеки, все, что плняетъ у Петрарки, все это есть у Шекспира. Эта рчь переходитъ часто за предлы возможнаго, и старается найти, для выраженія чувствъ, звуки въ неб, или въ идеальномъ мір.
23) Намекъ на Адама Белль, Adam Bell, знаменитаго стрлка, о немъ есть баллада въ ‘Reliques of the Ancient English Poetry’, by B. Dr. Percy.
24) Намекъ на древнюю балладу ‘King Cophetua and the beggar maid’, сохранившуюся въ упомянутомъ сборник Перси.
25) Въ подлинник: ‘the ape is dead’, т. e., обезьянка мертва. Въ то время слово обезьяна было эпитетомъ, выражавшимъ любезность, нжность.
26) And wish his mistress were that kind of fruit, As maids call medlars, when they laugh alone.

ДЙСТВІЕ II.

27) Ромео, говоря о лун, разуметъ также и Діану. Чтобы многія выраженія въ драм не показались странными, должно припомнить, что въ XVI вк италіянскіе sonetieri и concetti составляли необходимыя украшенія разговора свтскихъ людей, особенно съ дамами. Лилли, Lilly, бывшій въ свое время извстне Шекспира, написалъ для этого цлую книгу, подъ названіемъ ‘Euphues’, которая имла силу закона въ высшемъ обществ, особенно между молодыми людьми, и они старались располагать періоды своей рчи, выраженія, обороты и сравненія, по образцу свтскаго романа Лилли. Въ то время разговоръ порядочнаго человка, если не былъ украшенъ каламбурами, игрою словъ, двусмысленностями и пр., считался грубымъ и неприличнымъ образованному классу. Шекспиръ еще слишкомъ умренно пользовался наставленіями оракула своего времени.
28) Одно неправдоподобіе заключается въ этой драм, — это напитокъ, данный Лоренцомъ Джульетт, который не только усыпляетъ, но даже повергаетъ ее, на опредленное время, въ мертвенное состояніе. Но какъ поэтъ заставляетъ насъ убдиться, что Лоренцо обладаетъ подобной тайной? Сперва представляетъ его въ саду, гд, собирая травы размышляетъ о чудесномъ свойств ихъ, рчь старика полна глубокаго смысла, во всей природ онъ видитъ эмблемы нравственнаго міра, и та-же мудрость, которая заставляетъ его углубляться въ таинства природы, научаетъ и познавать человческое сердце.
29) Насмшка надъ непостоянствомъ Ромео, котораго любовь къ Розалин, была только прихоть, шалость молодости.
30) Въ подлинник эта сцена связана цпью каламбуровъ и двусмысленностей. Котъ-Воевода — prince of cats, — насмшка Меркуціо надъ Тебальдомъ, этимъ онъ намекаетъ на на имя Tybert или Tybald, данное одному коту въ повсти ‘Reynardj the Fox’, переведенной съ Французскаго Какстономъ.— Безсмертное passado, punto reverso, выраженія Фехтовальнаго искусства.— Pardonnez-moi было общеупотребительное выраженіе между военными того времени, когда point d’honneur было слишкомъ щекотливо.— Двусмысленности и игра словъ въ этой сцен заключаются въ слдующихъ словахъ: bench, form, Romeo, roe, slip, courtesy, pink, single sole, solely singular, single-soled, singular for the singleness, little, litter, good day, good den, skains mates, Romeo, rosemary, R и прочая, что до буквы R, то въ средніе вка она называлась собачьей буквой. Эразмъ, чтобы объяснить эту canina facundia, говоритъ: ‘R litter а quae in Rixando prima est, canina vocatur’.
31) Въ то время на башмакахъ носили розетки изъ лентъ.
32) Въ подлинник: ‘wild-goose’, дикій гусь, этимъ именемъ называли также въ Англіи особый родъ скаковыхъ лошадей.
33) Въ обыча вка было, чтобы слуга носилъ веръ, они длались изъ розоваго дерева и были довольно объемисты.
34) Въ подлинник: So ho! восклицаніе, употреблявшееся на охот, когда выгоняли зайца.
35) Припвъ старинной псни.

ДЙСТВІЕ III.

36) Alla stoccata — терминъ Фехтовальнаго искуства.
37) Въ показаніи Бенволіо есть частица неправды, что въ извстной степени оправдываетъ извтъ синьоры Капулети. Тебальдъ искалъ ссоры съ Ромео, Меркуціо, самъ назвался а бой. Докторъ Джонсонъ замчаетъ, что Шекспиръ, вроятно, хотлъ этимъ показать, что и благородный характеръ, участвуя во вражд партій, склоненъ къ пристрастію.
38) У Джульетты здсь игра въ слов I, которое значило я и да:
39) . . . . . . . .And what says
Му conceal’d lady to our cancell’d love?
40) These times of woe afford no time to woo.
41) Народное поврье. Дале въ этой сцен Джульетта весьма искусно прикрываетъ свою истинную страсть въ разговор съ матерью.

ДЙСТВІЕ IV.

43) Корень мандрагоры былъ извстенъ своими волшебными свойствами древнимъ народамъ, даже Іудеямъ. Поврье о немъ перешло въ средніе вка, что при извлеченіи его изъ земли, онъ издаетъ неестественные вопли, отъ которыхъ умирали вс т, кто слышалъ ихъ. Чтобы избжать этого, употребляли слдующую уловку: отрывали землю вокругъ корня мандрагоры, привязывая къ стволу одинъ конецъ веревки, а другой конецъ къ собак, и заткнувъ себ уши, кликами ее къ себ, которая, бросившись на зовъ, вырывала корень и падала мертвою отъ раздавшагося вопля мандрагоры.
43) Игра словъ: log — полно, чурбанъ, logger-head — деревянная голова, болванъ.
44) Въ книг ‘Shakspeare and his times’ упоминается, что этотъ обычай выражилъ уваженіе къ умершимъ въ двств и сохранившимъ чистоту нравовъ.
45) Радость сердца,— Heart’s ease, ноетъ мое сердце, — Му heart is full of woe, начальныя слова народныхъ псенъ. Дале Піетро поетъ изъ псни Ричарда Эдвардса, извстной подъ названіемъ А song of Lute in Musicke, и помщенной въ книг ‘Paradise of Daintie Devises’.— Въ разговор съ музыкантами онъ играетъ названіями нкоторыхъ народныхъ псенъ и словами, какъ напримръ: dump — означало прежде — особый танецъ и печаль.
46) Въ подлинник — Rebeck — названіе въ старину трехструнной скрипки.
47) James Sound-post.

ДЙСТВІЕ V.

48) Въ средніе вка, и даже въ XVI вк, профессія аптекаря боле приближалась къ первоначальному смыслу греческаго слова , онъ въ тоже время былъ химикъ, ботаникъ, дистилаторъ и кондиторъ, продавалъ мази, духи, косметическія принадлежности, лкарства и всякаго рода цлебныя снадобья. Это было время, когда естественныя науки еще внушали какое-то суеврное уваженіе и были близки къ алхиміи. Сцена съ аптекаремъ Англичанами считается образцовою.
49) Монахи францисканскаго ордена отправлялись въ путь всегда вдвоемъ, чтобы наблюдать за поступками другъ друга.
50) Въ изданіи 1597 г. у Шекспира это мсто было написано имъ иначе:
Sweet flower, with flowers thy bridal-bed I strew:
О woe, thy canopy is dust an.d stones,
Which with sweet water nightly I will dew
Or wanting that, with tears distill’d by moans:
The obsequies that I for thee will keep,
Nightly shall be, to strew thy grave and weep.

T. e.

‘Милый цвтокъ, цвтами усыпаю твою брачную постель: О горе, твой балдахинъ изъ праха и камней, ихъ по ночамъ я буду орошать душистою водой, а за не достаткомъ ея, слезами, очищенными стенаніемъ. Мои ночные поминки по теб будутъ состоять — въ украшеніи твоей могилы и въ слезахъ!’
51) Парисъ упрекаетъ Ромео, что онъ пришелъ осквернить гробницы, подразумвая заклинаніе и волшебство, чему тогда врили.
52) …а lantern, slaughter’d youth’. Слово lantern — фонарь, по мннію комментаторовъ, есть архитектурное выраженіе, означающее залу, имющую окна со всхъ сторонъ. Дале чрезъ одинъ стихъ, выраженіе feasting presence, принадлежащее къ прекраснымъ выраженіямъ Шекспировской поэзіи, но непереводимое.
53) Валтасаръ вн себя отъ страха, не помнитъ, видлъ ли онъ наяву происходившее между Ромео и Парисомъ, или это снилось ему. Нчто въ этомъ род есть и у Гомера въ восьмой псни Иліады.
54) This dagger hath mista’en,— for, lo! his house
Is empty on the back of Montague…
T. e. ‘кинжалъ ошибся, вотъ, его жилище пусто на спин Монтеки…’
Въ то время каждый джентльменъ имлъ при своемъ наряд кинжалъ и шпагу, первый, богато украшенный, всегда носили на спин. См. Shakspeare and his times.
55) Въ подлинник:
Some shall be pardon’d, and some punished.
Этотъ стихъ взятъ Шекспиромъ изъ повсти Артура Брука (комментаторы пишутъ Brooke и Broke) откуда, быть можетъ, онъ заимствовалъ основу своей драмы. Тамъ сказано, что кормилица, за сокрытіе брака Джульетты, была изгнана, слуга Ромео освобожденъ за точное исполненіе приказаній своего господина, аптекарь былъ подвернутъ пытк и повшенъ, а монахъ Лоренцо, съ позволенія принца, удалился въ уединенное мсто, близъ Вероны, гд провелъ остатокъ своей жизни въ молитв и покаяніи.
Послдняя сцена этой драмы была передлана для театра Гаррикомъ: желая произвесть боле Эффекта, онъ придерживался повтствованія о ‘Ромео и Джульетт’ Луиджи да Порто.
Англійскіе критики затрудняются въ точномъ опредленіи времени, когда написана Шекспиромъ Ромео и Джульетта, нкоторые соображая разныя происшествія, упоминаемыя въ драм, напримръ землетрясеніе 1580 г. бывшее въ Англіи, также, упоминаемый въ драм, возрастъ Джульетты, полагаютъ что первый очеркъ былъ написанъ Шекспиромъ 1591 г., напечатанный потомъ въ 1597 г., подъ слдующимъ названіемъ: ‘An excellent conceited Tragdie of Romeo and Juliet. As it hath been often (with great applause) plaid publiquely, by right honourable the L. of Hunsdon his Seruants’. Но изданіе, пополненное и исправленное Шекспиромъ, въ какомъ вид эта драма дошла до насъ, напечатало въ 1599 г. съ слдующимъ заглавіемъ: ‘The most excellent and lamentable Tragdie, of Romeo and Juliet. Newly corrected, augmented, and amended: As it hath bene sundry times publiquely acted, by the right Honourable the Lord Chamberlaine his Semants.’ Оба эти изданія теперь необыкновенно рдки.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека