Заплутались, Деянов Александр Иванович, Год: 1889

Время на прочтение: 6 минут(ы)

ПОВСТИ И РАЗСКАЗЫ ИЗЪ НАРОДНАГО БЫТА.

Дянова.

ИЗДАНІЕ РЕДАКЦІИ ЖУРНАЛА
‘ДОСУГЪ и ДЛО’.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія товарищества ‘Общественная польза’. Больш. Подъяч., 39.
1889.

Заплутались.

(Изъ Сибирской жизни).

Въ восточной Сибири есть область Забайкальская. Названа она такъ потому, что лежитъ за озеромъ Байкаломъ.
Красива она на удивленье, чего-чего только въ ней нтъ — и лса дремучіе, что сибирякъ тайгой зоветъ, и горы высокія, и степи привольныя.
Разв вотъ только что, погодка въ ней не ласковая — лтомъ жара, что въ печи о масляной, зимой — душу, кажись, выморозитъ.
Намъ-то съ непрывычки, пожалуй, и не вытерпть, ну а сибиряку ничего, свыкся — завернется въ доху и никакимъ его морозомъ не проберешь.
Доха эта на манеръ нашей шубы, только двухсторонняя — и сверху мхъ, значить, и снизу тоже. Сверху кроютъ ее оленемъ, а кто побогаче, такъ пыжиками — тотъ же олень, только молоденькій самый, снизу-то все больше овчину кладутъ.
И шапка, и сапоги, и рукавицы — все у нихъ такое-же, двухстороннее,— оно и тепло.
Ни одинъ сибирякъ на свою погоду не пожалуется,— хоть и суровая, да за то-жъ и здоровая она у нихъ на рдкость. Горловыхъ да грудныхъ болзней и въ помин нтъ, народъ все крпкій, кремень-кремнемъ.
Окромя русскихъ въ Забайкаль много еще бурятъ, али братскихъ, какъ ихъ тамъ называютъ, проживаетъ.
Межь русскими казаковъ много и называются они Забайкальскимъ казачьимъ войскомъ. Живутъ здсь русскіе такъ-же, какъ и во всей матушк-Россіи: крестьяне — деревнями да селами, а казаки-станицами. Въ городахъ тоже не мало народу живетъ.
Вотъ братскіе, такъ т совсмъ другое дло.
Буряты народъ монгольскаго племени и китайцамъ съ близкой родни приходятся, съ лица такъ совсмъ съ ними схожи.
Язычники они, а только ничего — народъ тихій, понятливый, очень ужь вотъ грязный только.
Одежда у нихъ, что мужская, что женская — одинаковая, съ непривычки не отличишь, потому у бурятъ ни бороды, ни усовъ не растетъ.
И зимой, и лтомъ братскій всегда одтъ въ халатъ этакій длинный, и пока онъ у него самъ съ плечъ не свалится, до тхъ поръ онъ его и не снимаетъ.
Живутъ они въ юртахъ — палатки такія войлочныя. По средин каждой очажокъ небольшой поставленъ, а въ углу на лолочк божки мдные да каменные разставлены.
Ежели юртъ такихъ много въ одномъ мст соберется, такъ, значитъ, улусъ сдлался — село аль деревня по нашему.
Есть между ними ламы — это и попъ, и лекарь ихній — все вмст.
Лечатъ эти ламы все больше травами, кореньями, да настоями разными, и лечатъ. правду сказать, отъ многихъ болзней очень хорошо.
Гостепріимны да привтливы братскіе такъ, какъ дай Богъ другому православному. Не пріютить и не накормить путника для него вещь неслыханная. Какъ ни бденъ, а задешь — всегда чаемъ угоститъ.
Чай у нихъ на нашъ не похожъ и готовятъ они его совсмъ особенно: кипитъ надъ очагомъ котелокъ съ водой, возьметъ бурятъ, отломитъ кусочекъ чаю (онъ у нихъ въ плиткахъ, у зажиточныхъ — пайховый, у тхъ, что побдне — кирпичный) и броситъ его въ котелокъ, подольетъ туда молока, если есть, положитъ еще малую толику бараньяго жиру, посолить — и готовъ чай.
Спервоначалу-то оно какъ будто и не вкусно, а попривыкнешь — ничего, промаешься въ степи ночь-то на холодк, такъ съ большимъ даже удовольствіемъ чашки дв-три выпьешь.
Что бурятъ, что бурятка — шагу пшкомъ не сдлаютъ: все верхомъ и большіе концы длаютъ, устали не знаютъ. Лошадки у нихъ маленькія, косматыя и обучены особенному такому шагу: переступью, ходою, хлынью его называютъ. Идетъ она этой переступью верстъ по 8 — 9 въ часъ, и хоть мсяцъ такого пути выдержитъ.
Трусить это бурятишка въ ней, скорчится весь и чуть завидитъ кого, сейчасъ раскланивается.
Мен-ду, мен-ду!…
А самъ весь такъ и сіяетъ.
Заговоришь съ нимъ,— слушаетъ, потомъ головой замотаетъ.
Толмач-угей, толмач-угей… не понимаю, значитъ, и еще шире весь осклабится, передернетъ поводья, похлопаетъ пятками по брюху конька и снова закиваетъ.
Мен-ду, мен-ду!…
Въ казакахъ такъ добрая половина бурятъ, и славные казаки изъ нихъ выходятъ. Красоты, да молодцоватости въ немъ, дйствительно, мало и ростомъ-то все больше изъ мелкихъ, а только выносливъ и старателенъ на рдкость. Долго заучиваетъ, да ужь за то, если заучить что, такъ вкъ не забудетъ.
Стояли мы съ сотней верстахъ въ тридцати отъ Читы, такъ называется областной городъ въ Забайкаль.
Понадобилось мн разъ въ городъ създить. Покамстъ управился съ длами — часъ надо быть десятый пошелъ, — темнетъ тамъ рано, и хоть на двор іюнь стоялъ, однако темень была такая, что, какъ говорится, эти не видать.
Больно ужь мн не хотлось въ город-то оставаться. Думаю, какъ ни какъ, а доду, и похалъ. Былъ я съ встовымъ своимъ, Захаровымъ, славный казакъ, видный, расторопный такой.
Перехали съ нимъ мы черезъ броды, выхали на степь и до горъ кое-какъ добрались, а тутъ хоть съ мста не сходи.
Небо все такъ тучами и заволокло, втеръ поднялся страшный, лошадь-то, почитай, упоромъ идетъ.
демъ съ нимъ бокъ-о-бокъ, а другъ дружки не видимъ.
Какъ ни крпко зналъ Захаровъ дорогу, а только скоро мы съ пути сбились, и правй и лвй забирали, пока, наконецъ, рукой не махнули и стали напрямикъ держать — куда-нибудь да выдемъ, дескать.
Долго этакъ мы плутали, куда больше тридцати верстъ сдлали, и кабы не Захаровъ, давно бъ ужь я гд-нибудь въ озер купался.
Въ этой мстности ихъ страсть сколько разбросано и въ ночную пору влопаться въ нихъ съ конемъ не мудрено, особливо человку небывалому.
дешь, и вдругъ вдали огонекъ замелькаетъ, да такъ ясно да заманчиво, что вмигъ коня повернешь и лупишь на жилье безъ оглядки — ночь-то по степи пропутаться куда не сладко.
Разлетишься, да такъ, за милую душу, въ топь-то и угодишь… Казакъ такому огоньку не повритъ…
— Никакъ нтъ, ваше благородіе, не жилье это…
— Какъ не жилье. Видишь — огонь-то.
— Никакъ нтъ, не огонь, ваше благородіе!
— А что же?
— Звзда-съ!.. Темно, потому самому воды и не видать-съ, а ена въ ней и мигаетъ…
И впрямь, глянешь на небо, а она-то, звзда-обманщица, такъ оттуда теб и подмигиваетъ:
— Что, дескатъ, видалъ жилье-то?..
Долго плутали мы такъ съ Захаровымъ, непогода часъ отъ часу крпчала, словно злилась на насъ, и досталось намъ отъ нея порядкомъ — на что привыченъ былъ Захаровъ, а и у того давно ужь зубъ на зубъ не попадалъ. Тутъ еще рчонки дв какія-то бродомъ взяли и въ одной изъ нихъ лихо таки выкупались — по поясъ влетли, совсмъ, словомъ, дло дрянь выходило.
Вдругъ вижу, насторожился мой Захаровъ и носъ по втру наставилъ.
— Однако, собачій лай, ваше благородіе…
И снова прислушивается.
Вскор и я услыхалъ слабое, едва долетавшее тявканье.
Лошадей подгонять не требовалось — сами, видно, почуяли, и не прошло четверти часа, какъ вокругъ насъ бсновались четыре злйшіе пса.
Кони вертлись, бились, мы здорово работали ногайками и кое-какъ подвигались вдоль длиннаго, извивающагося плетня.
— Вонъ и юрта, ваше благородіе…
Въ нсколькихъ шагахъ, дйствительно, что-то чернлось.
Отставшія-было собаки снова вцпились въ насъ, поднялась прежняя возня.
Блеснулъ огонекъ… Кто-то, видно, распахнулъ входъ у юрты, и собаки послушно отбжали на зовъ хозяина.
— Эй ты, мен-ду, пусти обогрться…
Черезъ пять минутъ я, счастливый, обогртый и высушенный, лежалъ на бурк у яркаго очага. Кругомъ на кошмахъ копошились ребятишки, спала какая-то женщина, и сидлъ хозяинъ.
Я съ трудомъ понималъ его ломаный, изуродованный языкъ, и былъ очень доволенъ, когда онъ увлекся разсматриваніемъ винтовки Захарова, щелкалъ языкомъ, щурилъ свои косые глазки и, видимо, былъ въ полномъ восхищеніи.
— Т-сссъ… И-ахъ!.. Но но-но!..
Самъ Захаровъ въ это время хлопоталъ въ сосдней юрт съ дочкой нашего хозяина о закуск. Отправляясь изъ города, мы захватили съ собой баранины, колбасъ разныхъ, водки и коньяку. Угощеніе, значитъ, ожидалось на славу.
Отъ нечего длать, довольный и огнемъ и своей пушистой буркой, я началъ разглядывать причудливыя фигурки божковъ…
— Готово, ваше благородіе…
И длинный Захаровъ, согнувшись калачикомъ, проскользнулъ въ маленьксе отверстіе юрты, — за нимъ вошла молоденькая бурятка.
Пока разставлялась закуска, я сталъ разсматривать бурятку. Она была прехорошенькая, стройная, съ маленькими ручками, съ бойкими плутовскими глазками, она и лицомъ-то мало напоминаетъ бурятку — скулы чуть-чуть только выдавались, а ея носику позавидовала не одна бы русская барышня.
Меня она видимо конфузилась и точно боялась.
Мен-ду! поздоровался я съ ней, поймавъ ея любопытный, тайкомъ брошенный взглядъ.
Она закраснлась.
— Мен-ду!…
— Какъ тебя зовутъ?
— Толмач-угей…
— Ена, ваше благородіе, по-русски совсмъ не говоритъ… Слыхалъ, какъ ее отецъ кликалъ, такъ самое несуразое имя-то… Я, ваше благородіе, ее Катей назвалъ.. Ничего — откликается…
Бурятка бойко глянула на молодцоватаго казака и, къ моему удивленію, довольно чисто выговорила:
— Кат-тя… Катя…
Видно, она успла подружиться съ Захаровымъ.
И баранина, и колбаса быстро исчезали подъ нашими дружными усиліями, бутылки тоже не были позабыты, и скоро мы совсмъ ужь освоились и съ юртой, и съ хозяевами.
‘Катя’ перестала меня дичиться и все шептала, гляди на погоны:
Ной онъ, ной онъ…
Ной онъ — это чиновникъ, офицеръ, вельможа, вообще — начальникъ.
Ее больше всего занималъ мой серебряный портсигаръ, а старика-отца — револьверъ.
Захаровъ, кой-что знающій по-бурятски, съумлъ вести длинный и горячій разговоръ съ двушкой…
Скоро вся юрта погрузилась въ крпкій, сладкій сонъ, — не спали только собаки да наши кони, нтъ-нтъ да и пофыркивающіе надъ заданнымъ имъ овсомъ.
Солнце успло уже порядкомъ-таки разогрть охолодвшую за ночь землю, когда я проснулся и вышелъ изъ юрты.
Подсдланные кони пощипывали слегка сыроватую траву, и Захаровъ съ ведеркомъ поджидалъ меня у входа.
— Помыться пожалуйте, ваше благородіе…
Черезъ пять минутъ мы ходко рысили домой.
Захаровъ все какъ-то загадочно улыбался и его распущенный гндко усплъ раза два споткнуться.
— Ваше благородіе!.. окликнулъ онъ меня на ходу.
— Ну?
— А ена, Катя-то эта самая…
— Что Катя?
— А такъ, ничего,— двка славная больно, ваше благородіе…
Я ничего не отвчалъ.
— Ваше благородіе! не унимался Захаровъ.
— Чего теб?
— Я, ваше благородіе, жаниться на ей хочу…
Я расхохотался.
— Что-жъ, тебя лама что ли внчать будетъ?
— Зачмъ лама! Ена, ваше благородіе, къ тетк моей, значитъ въ станицу уйдетъ, креститься будетъ… Такъ мы съ ней, значитъ, и столковались.
— Да когда-жъ ты это усплъ?…
Захаровъ чистосердечно удивился.
— Господи, ты Боже мой!.. Да рази, ваше благородіе, это долго?.. Живой рукой,— не письмо писать…
Мы въхали на горку, тутъ какъ разъ за спускомъ, въ маленькой деревушк стояла наша сотня. Кони бойко наддали впередъ къ знакомому мсту.
— Ваше благородіе! А ена, ей Богу ничего, Катя-то эта самая…
Сотенный Шарикъ радостно визжалъ и юлилъ подъ ногами нашихъ коней: куча казаковъ вытянулась, и взводный, обдергивая рубаху, подбжалъ ко мн…
Поздка кончилась.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека