Таинственный житель близ Покровского собора, Гурьянов Иван Гаврилович, Год: 1838

Время на прочтение: 10 минут(ы)

ЧЕРНАЯ КНИГА
Таинственные люди и необыкновенные приключения

И. Гурьянов

Таинственный житель близ Покровского собора

0x01 graphic

ТЕБЕ, МОЕЙ НЕВОЗВРАТИМОЙ
В тоске не гаснет жар мятежный,
Горит за сенью гробовой,
И к мертвой пламень безнадежный
Святее, чем любовь к живой.
И. Козлов

Приятно каждому воспоминать былое, приятно слышать о старине, и кто из нас Русских не имеет, в характере своем, черты любопытства? Кто из нас Русских не вперял взора своего в туманную даль, не желал и не желает знать о древности? Мы все и каждый из нас с удовольствием, свойственным каждому Русскому желаем поднять завесу минувшаго, разсмотреть глубокую древность и постигнуть характер оной. Мало ли в этом необъятном океане прошедшаго скрывается любопытнаго, занимательнаго, интереснаго, нравоучительнаго и высокаго?… Мало ли можно найти в нем близкаго, роднаго душе нашей, нашему сердцу?… История эта — скрижаль всего минувшаго политическаго быта Государств и обществ — верно передающая нам все былое, драгоценна, ценима нами. Из нее мы научаемся добродетелям наших предков, верим и, вполне оценяем доблести их и порицаем пороки других….
Веря и уважая бытописания Истории, почему же нам не верить, а с этим вместе и не давать цены разсказам самовидцев? Они для нас также иногда могут быть нравоучительны, полезны и занимательны?… По этому, слушая разсказ моего дедушки, в котором действующие лица: Коллежский Регистратор и какой-то житель близ Покровскаго собора, я заметил из онаго, что не будет безполезно, когда решусь сообщить оный любящим древность и вместе все были ее, — как Историческия, так и семейныя…. В тех и других может быть занимательность!…
И так, питая себя надеждою, я остаюсь не без уверения, что быль разсказанная моим дедушкою и переданная любителям старины, если и не принесет той пользы, какую приносят — были Историческия, то, по крайней мере, доставит удовольствие и вместе с этим представит вполне оживотворенный обман, скрывающейся под всеми возможными личинами…

Внучек

Таинственный житель

Быль

Была осень. Конец Сентября — как предвестник наступающаго холода — предвещал всю деспотическую власть питомицы природы-зимы. Его бурные ветры, его дожди, ясно говорили, что пора нам — жителям Москвы — проститься с благотворными лучами солнца, что оно скрылось от нас и скрылось на долго!… Что пора нам переменить самую одежду, то есть достояние теплаго лета, на достояние холодной зимы. Многие повиновались этому. Я говорю многие — но не все, потому, что не всякой и тогда, в XVIII столетии, мог одинаково исправлять нужды свои….
Нужда может являться и в век просвещенный — наш, и в век преобразования — прошедший, следственно в каждом веке могут быть и богатые, и бедные, и случайные, и без случаев, и счастливые, и несчастные. Спросят, почему? Надеюсь, что ответ будет удовлетворителен вопросу….
В каждом веке, везде и всегда встречаем: и роскошь, и богатство, и бедность, и удачи, и неудачи, судя по этому можно сказать положительно, что не всякой наслаждается счастием, и на оборот — не всякой подпадает под гидру несчастия… Следственно, удивительно ли, что при наступлении осени 1784 года не могли все надеть на себя теплое? удивительно ли, что бедность имела неудачи, должна была переносить нужды и вполне представлять себе все неудобства зимы, все порывы ее Но и при всем этом, некоторые, из среды, совершенно недостаточных, или претерпевавших бедность, находили средства к поправлению своего жалкаго положения…. Нет, как говорится — правила без исключения….
К числу таковых, изключенных из общаго правила бедняков, принадлежал коллежский регистратор Профилин. Иван Иванович — так было имя его, не смотря на довольно малое жалованье, им получаемое по службе, и ограниченные приходы, умел — как говорится — зашибить копеечку…. Он, чуждый всякой прихоти, во многом отказывал себе, не баловал ни своего вкуса, ни своих желаний и всегда оставался доволен малым. Это самое сберегало у коллежскаго регистратора Профилина денежки, которые он, давал даже в проценты. Знакомя читателя короче с господином Профилиным, надобно сказать, что он не имел ни когда и ни в чем большой нужды и даже выходил из обыкновенной сферы, подобных ему коллежских регистраторов. У Профилина была порядочная теплая, сухая квартира и ежедневный обед и ужин, и лишняя пара платья, и даже всегда… рюмка ерофеича….
С наступлением осени 1784 года, Иван Иваныч не боялся зимы севера, его не пугало приближение оной: он знал, что хотя и некрасивая, но по крайней мере теплая шуба могла защитить его грешное тело от действия холода, и потому осень 1784 года, более нежели холодная, страшила Профилина гораздо менее нежели других. Да и причина этому была самая естественная: он на рамена свои воздел свою потертую крытую толстым черным сукном лисью шубу, а свою велемудрую голову покрыл ватным картузом. В этом наряде расчетливый Иван Иваныч считал себя довольнее каждаго провинциальнаго секретаря, каждаго премиер-майора, не имеющих у себя теплой шубы…. Он не был честолюбив. Дослужась до коллежскаго регистратора и, нажив небольшое состояньице, он оставался доволен малым. А это малое его, состояло в простом, но впрочем довольно сытном, ежедневном обеде и почти в ежедневном получении маленьких доходцов с приобретеннаго им капитальца. Иван Иваныч часто говаривал: ‘Мне не надобно многаго, я буду доволен малым, но только, чтоб это малое было ежедневно.’ — Расчетливый Иван Иваныч!
И так имея деньги и умеренно тратя их, Профилин жил, как говорится, припеваючи. Он имел даже завистников. Да и кто не имеет их? Впрочем Иван Иваныч не обращал на них внимания своего и жил тихо, спокойно, при ограниченном состоянии своем безбедно, и оставался доволен ежедневным малым.
Жизнь Ивана Иваныча Профилина, как жизнь каждаго коллежскаго регистратора прошедшаго и нынешняго столетия, кажется, по видимому не замечательна, но в последствии, напротив она интересна, по следующему случаю.
Покойный мой дедушка дай ему Бог царство небесное, случай этот знал очень хорошо и разсказал его мне и раз-сказал с тем, чтоб я непременно его описал и издал. Исполнял желание моего дедушки, а вместе и свое, я сообщаю моим читателям довольно замечательный эпизод из жизни коллежскаго регистратора Ивана Иваныча Профилина.
Может быть еще многие из старожилов нашей белокаменной Москвы, хорошо помнют, что, подъезжая с Ильинки к Флоровским, нынешним Спаским воротам, по правую сторону вокруг Лобнаго места, под горой, которая ныне уже не существует, были лавки с разными съестными припасами и, даже между их красовалось кружало, носившее тогда название: кабак под пушкою. По левую сторону, вниз от Покровскаго Собора, или церкви Василия Блаженнаго, к Москворецкому мосту было построенно несколько бедных лачуг, принадлежавших, частию Покровскому Собору, частию обывателям. Наружный вид лачуг этих согласовался с внутренним расположением оных. Видимая бедность, неопрятность, сырость воздуха и холод, ясно говорили, что одна только бедность могла иметь прибежище в них.
В одной из таковых лачуг, построенной на земле, принадлежавшей к Покровскому Собору, жил какой-то таинственный слепец, которой в простонародии слыл, то за нищаго, то за юродиваго.
Первое было справедливее: ибо он, ежедневно выходя, рано по утру из своей лачуги, садился у моста Спасских ворот, где, не сходя почти с места, просиживал до поздняго вечера и просил у каждаго проходящаго милостыни.
Редкой не подавал ему и мало было в Москве из коренных жителей ея, кто бы не знал этаго нищаго слепца. Некоторые считали его за святошу, другие за какаго-то таинственнаго старца, одним словом, мало было таких людей, которые бы этого нищаго слепца не принимали за что-то свыше и не приписывали бы ему дара сверхъестсвенности.
Поздно вечером, когда перемежался народ, нищий слепец уходил в свою лачугу, где жил, совершенно один и только, с появлением новаго утра показывался опять на Спаском мосту, для собирания, подаваемой ему милостыни.
Надобно заметить, что он не ходил по улицам и в дома, подобно другим собратам своим, а довольствовался подаянием на избранном им месте. Это место для него было, как бы заповедным. Большая часть людей проходивших мимо слепца нищаго и знавшие его, считали для себя, как бы за грех не подать милостыни ему.
Наш знакомец Иван Иваныч Профилин также знал этого слепца и, подобно другим, также, проходя мимо, подавал ему.
Однажды, это было, близ вечера, в исходе осени 1784 года, Иван Иваныч шедши домой с получением давно пропадавшаго долга, решился также подать слепцу — нищему.
— Прими, старинушка, сказал Иван Иваныч, вынимая какую-то мелкую монету из кармана и подавая нищему, — да благодари Господа Бога, — продолжал Профилин, — что он сегоднишний день, мне бедняку, послал неожиданное счастие.
— А что такое, смею спросить, батюшка, он послал тебе? — Сказал старик нищий, принимая от Профилина, подаваемую им мелкую монету.
— А вот что, старинушка, — отвечал словоохотливый Иван Иваныч, остановившись. — Я сего дня получил с одного, совершенно неожиданно, старый долг, да еще и с процентами. Слишком три года мне один должен был и во все это время не платил ни копейки. Наконец Бог послал мне сего дня встретиться с ним и он со мною расплатился!
— Экая до тебя милость Божия, экая до тебя милость Божия! — сказал нищий слепец, крестясь. — Ну, а что, батюшко, — продолжал он, смею спросить милость твою, много ли было должку-то твоего?
— Да рубликов с пятьдесят, старинушка, — отвечал Профилин.
— Экая куча денег, подумаешь, — говорил нищий, — все чай рублевики.
— Есть и золото, старинушка, — отвечал Иван Иванович.
— А что, родимой, смею попросить у тебя, дай мне хотя пощупать эти рублевики и золотые, я сродясь не видывал их, когда был и неслеп-то.
Сначала Профилин не соглашался на просьбу эту, но когда слепец — нищий начал неотступно просить его, то Иван Иваныч не подозревал ничего и, ни о чем не думая, согласился на желание его. Он вынул из кармана, многовмещавшаго полосатаго камзола своего несколько рублевиков и золотых монет и подал их нищему.
Слепец долго перебирал их в руках своих, несколько раз взвешивал, как рублевики, так и золотыя монеты на руке своей, наконец опустил их в карман, или, сказать правильнее, в дыру разодранной одежды своей.
Иван Иванович до этих пор хранивший молчание, наконец сказал:
— Что это делаешь ты, старинушка?
— Ничего, родимой, хочу собираться да брести на квартиру, чай есть уж час пятой в доходе, — отвечал хладнокровно слепец-нищий.
— Ну а что ж деньги-то мои ты не отдаешь мне?
— Про какия, деньги, родимой, это говоришь ты?
— Как про какия, про те самыя, — отвечал Иван Иванович, — приметно выходя из себя, — которые ты взял у меня и сию минуту положил в карман.
— Взял у тебя, положил в карман, ах, Господи светы! да что это за напраслина такая на меня беднаго? Что ты, родимой, отвяжись от меня, ради самаго Бога, верно ты человек недобрый.
Профилин вторично возобновил требование свое о деньгах, а хитрый обманщик вторично стал отговариваться, что не брал денег от него. Тот и другой начали шум. Толпа, любопытнаго проходящаго народа окружила спорющих. Нищий старик доказывал, божась и крестясь, что не брал никаких денег. Профилин доказывал противное. Толпа народа увеличивалась. Большая часть из оной знала слепца нищаго а каждый из знавших уважал его.
Все доказательства Профилина, что он дал нищему свои деньги, все требования, чтоб обыскать хитраго обманщика — остались тщетны. Народ принял сторону слепца, которой говорил: ‘мог ли, добрые люди, разсудите сами, этот недоброй человек, (показывая на Профилина), дать незнакомому деньги свои? да и кто это сделает?’ — прибавил обманщик-слепец.
С одной стороны все это оправдывало слепца и давало веру словам его. К тому же, как уже известно, он был любимец народа, почитавшаго его за что-то свыше. Следственно бедный Профилин, доказывавший справедливость свою, принужден был замолчать и, повидимому отступиться от своих денег, все говорили, принявшие сторону хитрого обманщика, что старик прав, что можно ли без всяких отношений давать незнакомому деньги свои и зачем же? вишь, будто бы пересмотреть, а старик слепой. ‘Нет, брат, это обман видимой, — говорили другие, обращаясь к Профилину, — ты какой-нибудь надувало, человек недобрый! эк слил какую пулю! проваливай-ка, родимой, это будет для тебя гораздо лучше и здоровее, а мы уж не дадим в обиду этого старика. Мы знаем его’.
Обманутый, разогорченный, осмеянный Профилин должен был отказаться от денег своих. С видимою грустью, но с какою то надеждою в душе, бедный Иван Иваныч пошел от толпы смешнаго народа. ‘Видит Бог — говорил он, что я не обманщик и не надувало’ — ‘Проваливай, проваливай дальше! — закричали ему в след несколько голосов. Видим, видим тебя, какой ты гусь лапчатый!’
Толпа утихла, и мало-помалу, начала расходиться. Почти каждый простился с стариком — нищим, пожелав ему здоровья и счастия.
На Спаской башне ударило шесть часов, и старик нищий побрел в лачугу свою.
Обман плутовство и все подобный низкия черты в характерах людей, рано или поздно получают должное возмездие. Редко время отсрочивает оное. Так судьба наказала и хитраго нищаго.
Профилин, оставя толпу, по какому-то особому предчувствию в сердца, решился в отдалении дожидаться обманщика — слепца. Он вскоре, как уже сказал я, или лучше, как пересказал мне мой дедушка, побрел в лачугу свою. Иван Иваныч, как тень за ним. Нищий отпер дверь жилища своего, тихо растворил ее и вошел в занимаемое им убежище. Иван Иваныч еще тише, боясь даже переводить свободно дыхание свое, вошел за нищим. Мрак осенняго октябрскаго вечера и слепота обманщика, ничего не предполагавшаго, много способствовали, питавшемуся какой-то надеждой, Профилину.
Первым действием нищаго по входе в жилище его было то, что он в туж минуту полез зачем то в подпечку и от туда, как казалось Профилину, что-то вынул, приговаривая сам себе: ‘Здравствуйте мои рыжички, здравствуйте мои беляночки, я вам принес еще новых рыжичков, новых беляночек. Нутка вы, мои любезныя, полезайтека к вашим сродникам’. При этих последних словах нищий из дыры раздраной одежды своей вынул деньги простака Профилина и начал их во что-то всыпать. Их звон объяснил слова и действие нищаго. После сего, всыпанные во что-то деньги, он опять постановил в подпечку, приговаривая: ‘Дожидайтесь покуда, мои рыжики и беляночки, новых сродников своих’.
‘Вот, — подумал Профилин, — кто эти рыжички и беляночки. Скоро ты простишься с своими и рыжичками и беляночками, хитрый обманщик, низкий лицемер!’ — сказал сам себе Профилин.
Наконец слепец, поев, довольно скудной пищи, запер изнутри дверь, и лег настоявшую в переднем угле жилища его скамью и скоро заснул.
Что же наш Иван Иваныч? Иван Иваныч, пользуясь мраком ночи и крепким сном самодовольнаго обманщика, тихонько, ошупью, принимая все самомалейшия предосторожности, отыскал чело печи, а наконец и самую подпечку. Он тихо опустился наземь, сунул руку в подпечку и ощупал в ней что-то довольно твердое, тяжелое. Он со всею осторожностию вынул это. Не довольствуясь найденною находкою, Профилин вторично сунул в подпечку руку свою и отыскал еще подобное первой находке. Ощупав голою рукою найденное им, он уверился, что это были два глиняныя горшка или кубышки с рыжичками и беляночками.
Питаясь надеждою и не любопытствуя более, к тому же, по случаю темноты и страха, это было невозможно, Иван Иваныч завязал находку в носовой платок свой, тихо отпер дверь лачуги обманщика и, еще тише, вышел вон.
Пришедши домой, Профилин уверился вполне, что в найденных, крепко заткнутых кубышках находились рыжички и беляночки, то есть золотые и рублевики.
Не разсматривая психологически души Профилина и не взыскивая причин к оправданию, или к обвинению его за сделанное им, скажу, как передал мне мой дедушка, только то, что Иван Иваныч с пользою и на добро употребил найденные им деньги а алчный, таинственный старик лишь только успел хватиться своих рыжичков и беляночек и, не найдя их, в туж минуту умер.
В жизни этой, иногда, прежде нежели в будущей, доброе и худое, добродетель и порок, получают возмездие свое!
А Иван Иваныч следовал пословице: невестке на отместку.

Конец

Примечания

Впервые: М., тип. В. Кирилова, 1838. Публикуется по данному изданию с удалением или исправлением упраздненных ъ, i, .
Иван Гаврилович Гурьянов (1791 — не ранее 1854) — литератор, переводчик. Родился в семье капитана Оренбургского гарнизона, с 4-х лет воспитывался отчимом, колл, асессором Г. Гурьяновым, служившим в Оренбурге, Уфе, Казани. В 1807 поступил на военную службу, неоднократно отличался во время войны 1812 г., за пол года дослужился до штабс-капитана и после ранения в ногу стал инвалидом. В 1814 после потери значительной суммы рекрутских денег провел 14 месяцев в тюрьме, обязался покрыть потерю за счет продажи имения и дома в Казани. В связи с пожаром в Казани и гибелью дома продажа имения затянулась, комиссия военного суда, усомнившись в намерениях Гурьянова и существовании имения, приговорила его к смертной казни. Во время прохождения приговора по инстанциям Гурьянов успел продать имение и покрыть недостачу, затем (в 1818 г.) он был разжалован с лишением дворянства, чинов и ордена, переведен рядовым в Тульский пех. полк. В 1821 г. был произведен в унтер-офицеры. В 1824-5 — домашний учитель у своего дивизионного командира бар. Розена. Начал публиковаться в 1826 г., в том же году вышел в отставку. Сочинял учебные пособия, игры для детей, путеводители, патриотические книжки, составлял компиляции, песенники, исторические работы, переводил с франц. и нем. С начала 1830-х гг. писал также романы и повести, подражая Ф. Булгарину: ‘Илья Пройдохин. Открытая тайна некоторых, или Горе от ума и Горе без Ума’ (1831), ‘Марина Мнишех, княжна Сандомирская’ (1831), ‘Новый Выжигин на Макарьевской ярмарке’ (1831) и т. д. В числе прочего обработал лубочный пересказ ‘Приключений барона Мюнхгаузена’ Р. Распе, выполненный Н. Осиповым, выпустив его под загл. ‘Не любо — не слушай, лгать не мешай, или Чудная и любопытная жизнь Пустомелева, помещика Хвастуновской округи, села Вралихи, лежащего при реке Лживке’ (1833). Сочинения и переводы Гурьянова были в осн. рассчитаны на мелких чиновников, купцов, мещан, провинциальное дворянство, некоторые выходили анонимно. В 1840-х гг. Гурьянов жил в Ельне, где давал уроки, в 1846 г. ему было разрешено поступить на гражданскую службу.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека