Замок Трамбль, Бернар Ж., Год: 1878

Время на прочтение: 238 минут(ы)

БИБЛІОТЕКА ДЛЯ ЧТЕНІЯ.
Ежемесячный журналъ
Ноябрь-декабрь 1878

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
ТИПОГРАФІЯ В. С. БАЛАШЕВА.
Екатерининскій каналъ, между Вознесенскимъ и Маріинскимъ мостами, д. No 90—1.
1878.

Ж. БЕРНАРЪ.

ЗАМОКЪ ТРАМБЛЬ
РОМАНЪ.

Часть I.

I.
Возвращеніе къ родному очагу.

— Графъ умеръ!
Это былъ единственный отвтъ, котораго могли добиться на вс свои вопросы дв особы, остановившіеся въ экипаж у ршетки замка Монторни, между Бомъ-ле-Дамъ и Безансономъ.
Спустя минуту, тяжелая ршетка отворилась и карета помчалась къ замку, по широкой алле парка.
Былъ іюль мсяцъ. Растительность была въ полномъ блеск, деревья покрыты густою, свжею листвою. Послдніе лучи чуднаго заката еще обливали золотомъ и пурпуромъ кустарники, окаймлявшіе вдали линію горизонта.
Въ карет сидли, какъ мы уже сказали, двое. Это были человкъ уже немолодыхъ лтъ, но здоровый и крпкій, высокаго роста, и молодая двушка, лицо которой было совершенно закрыто густымъ вуалемъ
Оба они молчали, какъ бы поглощенные мыслями о чемъ-то важномъ, и не обращали никакого вниманія на разстилавшуюся передъ ними картину.
Слышенъ былъ только шумъ колесъ и глухой стукъ копытъ по мелкому песку аллеи.
Вдругъ молодая двушка прервала молчаніе.
— Бдный отецъ! вскричала она, подавляя глубокій вздохъ.
Ея спутникъ вздрогнулъ и бросилъ на нее удивленный взглядъ, который, въ подобную минуту, могъ показаться страннымъ.
Однако Робертъ де-Ламбакъ не былъ лишенъ ни ума, ни чувства.
Правда, его лицо носило слды бурной жизни, его черты выражали скрытность и грубость, но было невозможно не признать въ немъ человка благороднаго происхожденія.
Молодая двушка снова погрузилась въ молчаніе. Де-Ламбакъ сталъ нетерпливо крутить свои сдые усы и барабанить пальцами по стеклу.
Между тмъ, карета была уже въ нсколькихъ шагахъ отъ замка.
— Наконецъ! сказалъ ворчливымъ тономъ де-Ламбакъ. Теперь вы у себя, мадемуазель Маргарита де-Монторни… Оправьтесь и подумайте о томъ, что вамъ еще остается длать.
— Я не могу ни о чемъ думать… кром моего бднаго отца! отвчала молодая двушка, голосомъ, прерываемымъ рыданіями.
Экипажъ остановился. Двери замка тотчасъ отворились безъ шума, и нсколько слугъ вышли на встрчу путешественникамъ.
Одинъ изъ нихъ приблизился къ Маргарит и сказалъ ей въ полголоса:
— Безъ сомннія, я имю честь говорить съ графиней де-Монторни?
Маргарита кивнула головой и лакей продолжилъ:
— Баронъ и баронесса де-Рошбейръ ожидаютъ графиню въ салон.
Спустя минуту, Маргарита, въ сопровожденіи де-Ламбака, входила въ салонъ, гд встртили ее супруги де-Рошбейръ, которые, въ силу одного параграфа завщанія графа, длались владтелями замка де-Монторни, конечно, еслибы этому не воспротивилась Маргарита.
Но захотла ли бы она начинать процессъ, котораго неизвстная развязка могла быть для нея боле вредной, чмъ полезной.
Наконецъ, тло ея отца еще лежало въ замк. Неужели въ это время дочь могла противиться исполненію его послдней воли?
Салонъ, въ которомъ произошла встрча, назывался салономъ Ванъ-Дика, потому что онъ былъ украшенъ тремя или четырьмя большими, обдланными въ богатыя золотыя рамки, портретами, работы этого знаменитаго художника.
Это были портреты знаменитыхъ предковъ графа де-Монторни.
Около одного изъ нихъ стоялъ новый владлецъ замка, человкъ лтъ пятидесяти-пяти, съ изящными манерами и привтливой улыбкой, но лицо котораго нисколько не напоминало черты его славныхъ предковъ.
Его жена, почти такихъ же лтъ, какъ и онъ самъ, сидла около него. Лицо ея дышало добротою и сохраняло еще слды нкогда блестящей красоты.
Тутъ же находился г. Симоне, нотаріусъ покойнаго графа, толстый и приземистый, одтый въ черное, съ лицомъ, окаймленнымъ рдкими бакенбардами.
Баронесса де-Рошбейръ первая встртила молодую графиню.
— Мое дорогое дитя, сказала она, протягивая ей руку, извините за печальный пріемъ, который мы принуждены вамъ сдлать.
Въ эту минуту Маргарита отбросила назадъ вуаль, покрывавшій ея лицо.
Ей было въ это время восемьнадцать лтъ, но она казалась моложе своего возраста. Она была нжна и граціозна, какъ фея, поэтъ назвалъ бы ее Титаніей. Ея робость доходила до ребячества и ея розовыя щеки, обрамленныя густыми прядями черныхъ волосъ, выдавали ея малйшее волненіе. Поэтому, при словахъ баронессы, она зардлась яркимъ румянцемъ и слезы, которыя она напрасно старалась удержать, отуманили ея большіе, голубые глаза.
Баронесса внезапно почувствовала глубокое влеченіе къ этому нжному созданію, оставшемуся одинокимъ на земл.
— Я понимаю, что вы должны испытывать, сказала она. Пусть, по крайней мр, васъ утшитъ всть, что вашъ отецъ умеръ безъ страданій, благословляя васъ, мое бдное дитя. Я не могу и не хочу говорить теперь боле. Вы слишкомъ утомлены и взволнованы, вамъ необходимъ отдыхъ и спокойствіе.
Въ это время баронъ де-Рошбейръ и де-Ламбакъ обмнялись пожатіемъ руки.
— Мы вамъ такъ много обязаны, говорилъ баронъ, за ваше согласіе сопровождать графиню въ этомъ печальномъ путешествіи. Мы только потому злоупотребили вашей любезностью, что бдный графъ такъ откладывалъ пріздъ дочери, что, въ ршительную минуту, намъ было невозможно отыскать кого-нибудь другаго, кому бы мы могли поручить графиню.
— О! ваше порученіе, право, нисколько не тягостно для меня, отвчалъ де-Ламбакъ, любезнымъ и въ тоже время сердечнымъ тономъ. Какъ и вс, кто имлъ счастіе узнать вашу племянницу, я питаю къ ней глубокую привязанность, и очень счастливъ, что могъ оказать ей эту ничтожную услугу…
— Мадемуазель де-Монторни не моя племянница, прервалъ баронъ, и я очень объ этомъ сожалю, такъ какъ въ этомъ случа… Богъ знаетъ, что съ ней будетъ, заключилъ онъ, какъ бы говоря самъ съ собой и такъ тихо, что де-Ламбакъ едва уловилъ смыслъ его словъ.
Затмъ Рошбейръ пожалъ руку молодой графини и обратился къ ней съ нсколькими банальными вопросами о здоровьи, о дорожныхъ приключеніяхъ.
Его глубоко тронули отвты молодой двушки, которая, въ своей наивной простот, казалось, не понимала громадности поразившаго ее горя.
Мущины, по большей части, не любятъ выказывать чувствительность характера. Баронъ де-Рошбейръ, далеко не будучи исключеніемъ изъ этого правила, ни за что въ мір ее согласился бы взять на себя роль утшителя.
Облако, омрачившее лобъ де-Ламбака, при послднихъ словахъ барона, скоро разсялось, уступивъ мсто обычному выраженію смлой хитрости.
Стоя и возвышаясь надъ окружающей его группой, онъ мало гармонировалъ съ остальными.
Въ немъ было что-то такое непонятное, что возбуждало скоре отвращеніе, чмъ симпатію, но нельзя было сказать опредлительно, что это было именно.
Онъ обращалъ большое вниманіе на свою наружность. Его лицо, дышавшее здоровьемъ, было всегда тщательно выбрито, исключая длинныхъ, сдыхъ усовъ, скрывавшихъ его рзко очерченный ротъ
Его глаза, большіе и выдающіеся, смотрли проницательно, почти нахально. Толстыя жилы ясно обрисовывались на его широкомъ и низкомъ лбу, и переплетались узлами. Глубокія морщины еще боле заставляли выдляться крупныя и рзкія черты его лица.
Наконецъ пришла очередь нотаріуса обратить на себя вниманіе.
Для него было особенно важно не остаться незамченнымъ богатымъ барономъ, наслдникомъ замка.
Онъ былъ въ теченіе четырнадцати лтъ повреннымъ графа и надялся въ новое царствованіе сохранить за собой этотъ важный и выгодный постъ. Онъ претендовалъ быть единственнымъ человкомъ, способнымъ управлять землями Монторни, знающимъ до малйшихъ подробностей цну земель, условія найма, возобновленія контрактовъ, заключенія ихъ и т. п.
Отведя въ сторону барона де-Рошбейръ, Симоне началъ съ оживленіемъ говорить ему объ акціяхъ, лежавшихъ въ различныхъ ящикахъ, о вещахъ изъ мебели, на которыя слдуетъ наложить печати, о деньгахъ, положенныхъ въ различныхъ банкахъ, французскихъ и иностранныхъ, о серебр, о фамильныхъ брилліантахъ.
Между тмъ баронесса, не принимавшая участія въ этомъ разговор и все вниманіе которой привлекла Маргарита, дружески настояла, чтобы молодая двушка пошла въ приготовленныя для нея комнаты отдохнуть.
Помщеніе графини состояло изъ спальни и расположенныхъ по бокамъ ея уборной и маленькой гостинной, роскошно убранной и носившей названіе розовой отъ цвта дорогихъ шелковыхъ обой, покрывавшихъ ея стны.
Скромный гардеробъ Маргариты былъ уже сюда перенесенъ и ее ожидала одна изъ служанокъ замка, назначенная ей для прислуги, такъ какъ у Маргариты не было горничной, а въ замк, среди суеты, никто и не вспомнилъ объ этомъ.
— Ахъ! какой сегодня печальный день для всхъ насъ! сказала со вздохомъ служанка. Бдный господинъ! Онъ былъ такой благородный, такой добрый!… И вы, мой бдный ягненочекъ… Извините, ваше сіятельство, я вдь васъ видла еще крошечной, я такъ часто носила васъ на рукахъ, но конечно вы ужь позабыли вашу старую Манонъ…
Пока Манонъ говорила, Маргарита держала у глазъ свои платокъ.
— Нтъ! Я еще помню мою добрую Манонъ, отвчала она посл минутнаго молчанія. Я рада что нашла хоть одно знакомое лицо въ этомъ дом, гд все кажется мн чужимъ.
Эти слова были произнесены такимъ искреннимъ и сердечнымъ тономъ, что проникли до глубины сердца старой служанки. Ея глаза невольно наполнились слезами.
Въ этотъ день обдъ былъ гораздо позже обыкновеннаго. Пробило девять часовъ, а за столъ еще не садились.
Воспользовавшись этимъ временемъ, Симоне имлъ удовольствіе все разсматривать, розыскивать, накладывать печати на различныя цнности, длая при этомъ видъ, что онъ занимается этимъ противъ воли.
Наконецъ онъ простился со своимъ новымъ кліентомъ.
За столомъ собрались баронъ и баронесса Рошбейръ и де-Ламбакъ. принявшій ихъ приглашеніе остаться въ замк. Молодая графиня не выходила изъ своихъ комнатъ.
Спустя нсколько часовъ свтъ исчезъ мало по малу во всхъ частяхъ замка, исключая залы, гд графъ Шарль де-Монторни спалъ послднимъ сномъ, и розовой гостинной, гд, опустившись въ глубокое старинное кресло, сидла дочь покойнаго, но на лиц молодой двушки уже не было выраженія дтской невинности.
Уже первые отблески зари показались на горизонт, когда молодая графиня вспомнила объ отдохновеніи.
Опуская на подушку свою очаровательную головку она прошептала:
— Ему оставленъ Монторни, хорошо, но земли Пуатре въ Дофине и Вильменъ въ Ерёз мои, и во всякомъ случа я графиня де-Монторни!…
Мысли по меньшей мр странныя для молодой двушки въ подобную минуту.

II.
Взглядъ назадъ

Графа Шарля де-Монторни преслдовало несчастіе въ теченіе всей его жизни.
По своему рожденію и богатству владтель Монторни, Пуатре и Вильмена могъ надяться на участь достойную зависти, но судьба далеко не всегда сдерживаетъ свои общанія.
Уже въ коллегі товарищи называли его ‘бднымъ Шарлемъ’. Ни одинъ изъ нихъ не былъ такъ часто и строго наказываемъ и за малйшія проступки и часто даже вмсто настоящихъ виновниковъ.
Таково было для него начало науки жизни.
Съ разсудительнымъ умомъ, добрымъ и мужественнымъ сердцемъ, графъ соединялъ почти женственную мягкость: качество опасное для молодаго человка, который рано остался одинокимъ на свт, сдлавшись полновластнымъ господиномъ своихъ поступковъ и своего состоянія.
Обманутый и осмянный въ тысяч видахъ, какъ въ дружб, такъ и въ любви, наскучивъ льстецами, нагло эксплуатировавшими его доброту, бросивъ манію заводить дорогихъ лошадей, которые едва не брали приза Дерби, но въ конц концовъ оставались безъ всякихъ призовъ, Шарль ршился наконецъ бросить все это и принялъ энергическое ршеніе съ цлью достигнуть спокойнаго и тихаго счастія, о которомъ онъ мечталъ, но которое постоянно убгало отъ него.
Онъ задумалъ жениться на доброй и скромной молодой двушк, онъ надялся руководить ея умомъ и сердцемъ, еще незнакомымъ съ соблазнами этого ада, который называется Парижемъ. Онъ думалъ внушить ей если не любовь, то долгую и серьезную привязанность, безграничное довріе во всхъ случаяхъ жизни.
Не одинъ уже человкъ до графа де-Монторни преслдовалъ подобную мечту и посл многочисленныхъ и тяжелыхъ испытаній долженъ былъ признаться въ своемъ разочарованіи.
Таже участь постигла и несчастнаго Шарля де-Монторни.
Думая что нашелъ свой идеалъ, онъ женился на дочери одного храбраго офицера, красивой двушк, скромнаго и покорнаго вида, съ голубыми глазами, которые она постоянно держала опущенными. Изъ всхъ удовольствій ей были знакомы только пансіонскія балы, гд она танцовала со своими подругами.
Она говорила мало и ея слова дышали всегда наивной простотой, такъ какъ она была воспитана по принципамъ добраго стараго времени.
Съ робко опущенными глазами и наивнымъ взволнованнымъ голосомъ произнесла молодая пансіонерка торжественное ‘да’, которое соединило ея судьбу съ судьбой графа де-Монторни.
Но едва графиня Марта де-Монторни почувствовала себя свободной отъ родительской власти, какъ маска упала съ ея прекраснаго лица и истина явилась во всей своей нагот.
Характеръ, скрывавшійся подъ обманчивой оболочкой, скоро развился въ полной сил и Марта де-Монторни сдлалась самой совершенной кокеткой, какую только можно было встртить.
Это былъ ужасный ударъ для надеждъ, которыя питалъ нжный и любящій мужъ. Вс его иллюзіи разсялись.
Напрасно мечталъ онъ о внутреннемъ ра, гд избранная имъ Ева, воспитанная вдали отъ искушеній свта, посвятила бы себя безраздльно его счастію.
Однако онъ любилъ ее на столько, что сдлался рабомъ ея малйшихъ желаній и капризовъ, напрасно старался онъ бороться противъ этой слабости, Марта, какъ она хвасталась своимъ интимнымъ подругамъ, вертла имъ какъ хотла.
Когда оружіе кокетства, слезы и улыбки не достигали цли, молодая женщина топала гнвно ногой и съ видомъ наружной холодности осыпала мужа дкими колкостями.
Это былъ непокорный и бурный характеръ, вспыхнувшій тмъ съ большей силой, что онъ былъ долго подавленъ.
Пока Марта жила у отца, добраго человка, съ честнымъ и прямымъ сердцемъ, и у матери, женщины религіозной и простой, она оставалась, такъ сказать, въ состояніи куколки. Но, сдлавшись графиней, оне развила свои розовыя крылья, усыпанныя золотыми звздами, куколка обратилась въ блестящаго мотылька.
Она снова увлекла графа въ водоворотъ парижской жизни и удовольствій, который тотъ навсегда думалъ было покинуть.
Безполезно слдить шагъ за шагомъ за жизнью этой такъ дурно подобранной пары.
Со всякой другой женой Шарль де-Монторни могъ бы быть очень счастливъ. Со всякимъ другимъ мужемъ Марта могла бы сдлаться хорошей женой.
Графиня создала мужу жизнь исполненную мученій и посл нсколькихъ лтъ неравной борьбы наступилъ наконецъ роковой кризисъ.
Легкій мотылекъ запятналъ грязью свои свтлыя крылья и безумно бросился въ манящій огонь, который долженъ былъ его сжечь.
Графиня де-Монторни убжала изъ подъ супружескаго крова въ сопровожденіи молодаго русскаго дипломата.
Этотъ скандалъ произошелъ въ центр Парижа. Когда извстіе о немъ проникло въ жокей-клубъ, члены этого почтеннаго учрежденія объявили, что но истин непонятно, почему графиня не пустилась раньше на этотъ путь и что супруга, отнын осужденная на кочевую жизнь, не была въ конц концовъ большой потерей для графа де-Монторни, который, напротивъ., долженъ былъ считать себя счастливымъ, что такъ дешево отъ нея отдлался.
Каждый сообщалъ свои комментаріи объ этомъ событіи и общее убжденіе было то, что дло кончится, какъ слдуетъ быть, разводомъ.
Какъ и о всякой скандальной исторіи, объ этомъ говорили недлю… потомъ позабыли.
Графъ Шарль де-Монторни былъ однако не такой человкъ, чтобы отдавать себя на жертву праздному любопытству толпы, требуя развода по суду.
Наконецъ онъ былъ слишкомъ тяжело пораженъ, чтобы думать объ удовлетвореніи и мщеніи.
Его жена была пуста и легкомысленна, онъ это зналъ, не разъ онъ въ тайн страдалъ видя легкость ея ума и слабость ея характера, но ему была противна самая мысль признать виновной эту женщину, которую онъ такъ любилъ и которую, не смотря на ея проступки, все еще продолжалъ любить.
Но мра переполнилась. Онъ не могъ дале переносить. Онъ хотлъ было еще сомнваться, но истина была слишкомъ очевидна, такъ какъ несчастная оставила неопровержимыя доказательства своихъ ошибокъ и заблужденій.
Компрометирующія письма, которыя она по разсянности позабыла уничтожить или взять съ собой, доказали обманутому мужу на сколько она была недостойна его любви.
Не было ни одного письма, въ которомъ надъ нимъ не насмхались бы презрительно.
Онъ былъ игрушкой женщины, которая могла внушать только презрніе. Какъ завидовалъ несчастный Шарль де-Монторни простому работнику, котораго при возвращеніи съ работы встрчаетъ съ ласковой улыбкой его честная подруга.
Скоро графъ исчезъ и въ Париж никто не зналъ что съ нимъ сдлалось.
Боле всего распространенный слухъ говорилъ, что графъ вызывалъ любовника Марты, но что храбрый дипломатъ отказался дать удовлетвореніе человку, котораго онъ такъ жестоко оскорбилъ.
Прибавляли, что графъ не могъ выносить вида Маргариты де-Монторни — его единственной дочери, которой въ то время было едва восемь лтъ.
Какъ могъ графъ разстаться со своей дочерью?…
Это случилось благодаря тому, что двочка и чертами лица и характеромъ слишкомъ напоминала ту, которая разрушила счастье всей его жизни.
Графъ, говорили, отдалъ дочь въ одинъ изъ отдаленныхъ монастырей, а самъ поселился навсегда въ своемъ замк Монторни.
Дйствительно, ни въ клубахъ, ни въ парижскихъ салонахъ не стало боле видно графа. Онъ упорствовалъ жить въ абсолютномъ одиночеств, не принимая визитовъ и не длая ихъ никому, считаясь въ стран мизантропомъ.
Но человкъ не выноситъ бездйствія. Шарль де-Монторни сталъ заниматься хозяйствомъ и сдлавшись опытнымъ агрономомъ довелъ управленіе землями до совершенства.
Не было ни одной избушки или хижины, которую онъ не сдлалъ бы здоровой и удобной для житья, изгоняя отовсюду бдность. Поэтому окрестности Монторни не знали тхъ лихорадокъ, которыя такъ свирпствуютъ среди крестьянъ.
Конечно, ни одинъ владтель не былъ такъ уважаемъ и любимъ всми, какъ графъ Шарль де-Монторни.
Время — этотъ великій врачъ-чудотворецъ, конечно утишило бы горе графа, но никогда не согласился бы онъ выставлять жадному взгляду любопытныхъ старыя, полузажившія раны своего сердца.
Его жена умерла и написала ему передъ смертью, умоляя о прощеніи.
Онъ получилъ въ одно и тоже время и это письмо, носившее слды слезъ, едва понятное, безъ подписи, и оффиціальное извстіе о томъ, что писавшая эти строки уже скончалась.
Графъ не хотлъ видть своей дочери, онъ не жаллъ денегъ на ея воспитаніе, но отецъ и дочь не встрчались ни разу. Онъ даже не писалъ къ ней, запретивъ и ей писать къ нему.
Письма графа были всегда адресованы на имя настоятельницы монастыря, а не на имя графини де-Монторни.
Ребенокъ сдлался взрослой двушкой, но графъ не измнялъ своего ршенія. Только подъ ледянымъ дыханіемъ смерти графъ понялъ, какъ несправедливъ былъ онъ отталкивая отъ себя ни въ чемъ невиновнаго ребенка и ему захотлось увидть у своего изголовья лицо Маргариты.
Было слишкомъ поздно, послднее желаніе графа де-Монторни не могло быть исполнено.
Еслибы онъ прожилъ днемъ боле, это имло бы важный результатъ и безъ сомннія предупредило бы большія несчастія. Но глаза его закрылись навсегда прежде чмъ онъ усплъ увидть свою дочь, и Маргарита нашла только трупъ отца.

III.
Еще о прошломъ.

Монастырь Кармелитокъ расположенъ около Мезонъ-Лафитъ, въ нсколькихъ километрахъ отъ города и замка Сенъ-Жерменъ.
Это было, какъ и большая часть французскихъ монастырей, обширное зданіе изъ тесаннаго камня, смшанной архитектуры, стиля Renaissance эпохи Франциска I и готическаго.
Происхожденіе этого монастыря не теряется во мрак вковъ.
Его существованіе не восходитъ ране царствованія благочестиваго монарха Карла X, при которомъ онъ былъ построенъ среди очаровательной мстности на мст другаго монастыря кармелитокъ, сожженнаго въ 1793 году.
Герцогиня Беррійская, невстка короля, хотя и не отличавшаяся особенной набожностью, сдлалась основательницей этого монастыря, и приношенія благочестивыхъ жертвователей, увлеченныхъ модой или желаніемъ сдлать пріятное герцогин, начали наполнять монастырскую кассу по мр того, какъ работы подвигались впередъ.
Но увы! Рабочіе уже оканчивали послднія работы по внутренней отдлк монастыря, архіепископъ парижскій собирался освятить его въ присутствіи всего аристократическаго предмстья, какъ вдругъ революція 1830 года разстроила программу этого торжества.
Вмсто того, чтобы стоя на колняхъ на монастырскомъ двор принимать благословеніе прелата, вс эти рабочіе — маляры, позолотчики, стекольщики, каменьщики, столяры, вооружившись пиками и мушкетами, шумно бжали въ Парижъ помогать истребленію швейцарской стражи христіаннйшаго величества.
Поэтому монастырь былъ доконченъ только въ царствованіе Луи-Филиппа и нашелъ тогда въ обществ лишь слабую поддержку. Вклады были рдки и незначительны, поэтому монахини начали брать къ себ на воспитаніе молодыхъ двушекъ.
Такъ графъ де-Монторни помстилъ здсь свою единственную дочь подъ надзоръ настоятельницы монастыря.
Настоятельница общала обращаться съ ребенкомъ какъ мать и сдержала свое слово. Учителя и учительницы наперерывъ старались объ образовоніи молодой графини, она не знала что такое строгость или несправедливость.
Но не смотря на вс заботы настоятельницы, годы, проведенные Маргаритою въ душныхъ монастырскихъ стнахъ, были очень печальны.
Развлеченія не входили въ планъ воспитанія учрежденій этого рода, подруги Маргариты, имвшія родныхъ вн монастыря, узжали каждый годъ на вакаціи. И съ какимъ нетерпніемъ ожидали они всегда этой блаженной минуты! Какимъ же длиннымъ и скучнымъ должно было казаться это время бдному, покинутому ребенку, котораго единственное развлеченіе состояло въ прогулк по монастырскому саду, окруженному высокой и мрачной стной.
Когда Маргарит пошелъ шестнадцатый годъ, ея здоровье начало видимо разстроиваться, такъ что монастырскій докторъ г. Маріонъ счелъ необходимымъ серьезно переговорить объ этомъ съ настоятельницей.
— Эта двочка, замтилъ онъ, очень скучаетъ. Она похожа на птицу въ клтк, если ей не дадутъ боле воздуха и свободы она проживетъ не долго. Необходимо измнить монотонную и спокойную жизнь, которую она принуждена вести. Я могъ бы, продолжалъ онъ, познакомить ее съ однимъ семействомъ, въ которомъ я лечу. Они тоже изъ Франшъ-Конте, какъ и графиня, а разговоры о родин составляютъ лучшее лекарство отъ носталгіи… Это семейство недавно пріхало сюда и живетъ въ старомъ замк Трамбль въ двухъ километрахъ отсюда.
Докторъ говорилъ о семейств де-Ламбакъ, состоявшемъ изъ де-Ламбака, его жены, племянницы Генріетты Жаке, молодой двушки почти однихъ лтъ съ Маргаритой де-Монторни, и де-Ламбака-сына, котораго г. Маріонъ не видалъ ни разу, такъ какъ онъ былъ въ это время въ Алжир со своимъ полкомъ.
Это были видимо люди хорошаго круга, госпожа де-Ламбакъ была очень добра и любезна и докторъ не сомнвался, что здсь будутъ очень рады посщенію графини Маргариты.
Настоятельница врила безусловно старому доктору, но она обязана была дйствовать какъ можно предусмотрительне и осторожне во всемъ, что касалось пансіонерокъ. Правила монастыря были самыя строгія и всякія посщенія, исключая близкихъ родственниковъ были безусловно запрещены.
Но дочь графа де-Монторни, такъ аккуратно платившаго, какія бы счеты ему не представляли, казалась почтенной настоятельниц исключительнымъ существомъ.
Сверхъ того невозможно было отрицать, что щеки молодой двушки блднли, и она видимо худла отъ скуки и печали. Это побудило настоятельницу отступить немного отъ правилъ, тмъ боле, что какъ она узнала, де-Ламбаки были во всхъ отношеніяхъ достойны уваженія.
Тогда предложеніе доктора было принято, и тотъ поспшилъ представить де-Ламбакамъ графиню Маргариту, которая съ этого дня стала часто бывать въ замк Трамбль.
Мы должны прибавить, что въ этихъ прогулкахъ Маргарит всегда сопутствовала старая, дряхлая Пьеретта, монахиня низшаго ордена, которая была привратницей монастыря, и въ то ше время смотрла за птичникомъ, молочной и прачешной.
Если же время, выбранное для посщенія замка было посл заката солнца, что часто случалось зимой, то тогда свита увеличивалась садовникомъ съ факеломъ и толстой суковатой палкой, вполн безполезной, такъ какъ ничто не могло угрожать мирнымъ обитательницамъ монастыря.
Это знакомство съ людьми своей родины, создало для Маргариты новую жизнь. Она цлые часы проводила съ ними въ разговорахъ.
Запущенный видъ сада, прилегавшаго къ старому замку, для глазъ Маргариты представлялъ пріятный контрастъ съ безукоризненной чистотой и строгимъ порядкомъ царствовавшимъ въ монастыр. Въ этомъ отношеніи настоятельница была очень взыскательна и строга. Паркетъ залъ блестлъ какъ зеркало, дворы выложенные плитою были ежедневно мыты, а аллеи сада вычищены и выметены съ такимъ же стараніемъ съ какимъ звонили Angelus. Всякая вещь была вымыта и вычищена и стояла на разъ поставленномъ мст.
Но эта строгая симметрія, эта методическая пунктуальность были слишкомъ монотонны для пылкаго воображенія молодой двушки, тогда какъ въ замк Трамбль, нкоторый безпорядокъ, природная безпечность, открывали широкое поле романическимъ идеямъ, которымъ не было пищи въ прозаическихъ стнахъ монастыря.
Старый и разрушенный замокъ, внутри не вполн меблированный, въ которомъ ни одна комната не была обитаема, благодаря непрочности крыши, снаружи представлялъ живописный видъ съ своими высокими башеньками, съ гигантскими флюгерами на крышахъ, которые при малйшемъ втр глухо скрипли на петляхъ.
Надъ главнымъ входомъ въ замокъ видны были остатки каменнаго щита, на которомъ можно было еще разглядть слды герба, обезображеннаго молоткомъ революціонеровъ.
На двор высокая и густая трава совершенно скрывала находившійся на средин загрязненный бассейнъ, въ глубин виднлись обширныя конюшни, давно уже совершенно пустыя, затмъ въ углу возвышалась старинная голубятня, нчто въ род каменной башенки солидно построенной, на крыш которой еще кружились и ворковали породистые голуби.
Лучшимъ украшеніемъ замка былъ обширный садъ, но давно уже заброшенный, онъ представлялъ картину полнаго безпорядка и разрушенія.
Пруды были до такой степени покрыты водорослями и тиной, что карпы едва находили мсто гд бы имъ можно было погрться на солнц, поиграть своею золотистою чешуей.
Среди этого хаоса трудно было отличить цвты и фруктовыя деревья, такъ они были затеряны среди сорныхъ травъ и зарослей.
Втви деревьевъ спускались такъ низко, что длали непроходимыми многія дорожки, усыпанныя полусгнившими листьями. Аллеи напоминали собою болотистые луга.
Однимъ словомъ это была скоре пустыня чмъ оазисъ. Всего печальне казалось мсто, гд находились большія солнечныя часы и старая заброшенная теплица, почти обратившаяся въ прахъ.
Тамъ и сямъ виднлись стволы деревьевъ, поваленныхъ бурей, а не рукой человка. Они представляли самыя странныя формы, одинъ напоминалъ крестъ, другой дракона, иные какія-нибудь фантастическія, необыкновенныя фигуры. Кусты, давно уже незнавшія ножницъ садовника, сплелись въ густую, непроходимую ограду, за которой мирно росли терновникъ и чертополохъ.
Вообще замокъ не имлъ большой цнности. Онъ принадлежалъ богатому человку, жившему въ Париж, и казалось мало заботившемуся объ этой частиц своихъ владній.
Замокъ былъ порученъ одному изъ Сенъ-Жерменскихъ нотаріусовъ, который отдалъ его въ наймы де-Ламбаку за весьма скромную цну.
Де-Ламбакъ не гнался за удобствомъ помщенія, только бы плата была не слишкомъ высока…
Но мы посвятили этому семейству отдльную главу, такъ какъ оно призвано играть важную роль въ нашемъ разсказ.

IV.
Обитатели замка Трамбль.

Робертъ де-Ламбакъ владтель богатыхъ земель того же имени въ Эро, былъ въ свое время важнымъ лицомъ.
Его самые ожесточенные враги, а ихъ у него было много, не могли отрицать знатности его происхожденія и родственныхъ связей, соединявшихъ его съ знатнйшими фамиліями Франціи.
Де-Ламбаки были нкогда полновластными повелителями въ Эро, но эти времена прошли, чтобы боле не возвращаться.
Замокъ де-Ламбакъ со всми прилежащими къ нему землями былъ проданъ съ молотка, и сдлался собственностью богатаго дрогиста изъ улицы Ломбардъ, тогда какъ наслдникъ этого имени и этихъ старыхъ владній, котораго рожденіе было привтствовано колокольнымъ звономъ на десять лье вокругъ, проводилъ жизнь куря изъ экономіи плохія сигары, и существуя единственно небольшимъ доходомъ отъ капитала, положеннаго отцемъ его жены, предусмотрительнымъ комерсантомъ въ банкъ на вчное время, мра, которую вполн оправдывало поведеніе зятя.
Вотъ что сдлали игра, страсть къ лошадямъ, и чрезмрно роскошная жизнь изъ Роберта де-Ламбака, единственнаго сына Клода де-Ламбака и Леонтины Демутьеръ, добрыхъ и честныхъ людей, немного простыхъ и необразованныхъ, но умершихъ уважаемыми всми кто ихъ зналъ, и бывшими дйствительно достойными этого уваженія.
Было бы несправедливо считать Роберта де-Ламбака человкомъ лишеннымъ способностей. Съ сильнымъ воображеніемъ и смлостью выходившими изъ ряда вонъ, онъ соединялъ умъ и образованность, но его стремленіе къ дятельности и движенію не знало границъ.
Онъ пристрастился къ скачкамъ, въ то время когда французскія коннозаводчики далеко уступали своимъ собратьямъ но ту сторону Ла-Манша, онъ рисковалъ огромными суммами на пари всякаго рода, но этимъ еще не ограничивалась его расточительность.
Игра развлекала его не меньше скачекъ. Еслибы онъ занимался одними лошадьми, быть можетъ его усилія увнчались бы нкоторымъ успхомъ, такъ какъ онъ былъ дятеленъ и предпріимчивъ. Но онъ впутывался во многія дла, сомнительныя съ точки зрнія честности и участвовалъ въ различныхъ скандальныхъ исторіяхъ.
Карты и кости были злыми духами, которымъ онъ продалъ свою душу. Счастье, сначала ему благопріятствовавшее, скоро оставило его, и онъ неудержимо скатился въ бездну, изъ которой нтъ спасенія.
Страсть къ игр поглотила все, земли, дома, собакъ, лошадей, ему не осталось ничего, абсолютно ничего…
Въ этой скромной деревн, гд де-Ламбакъ скрывалъ свою бдность, въ этомъ полуразрушенномъ замк, котораго упадокъ наводилъ на мысль о быломъ блеск, такъ какъ и въ самомъ Роберт де-Ламбак сохранились признаки расы, подъ этой-то скромной крышей, приняли де-Ламбакъ и его жена молодую графиню де-Монторни.
Госпожа де-Ламбакъ, какъ и вс женщины, которыхъ рокъ принуждаетъ раздлять съ мужемъ изгнаніе, была по словамъ всхъ добрымъ геніемъ своего мужа, но геніемъ робкимъ, котораго крылья были связаны слпой любовью и неспособнымъ спасти отъ разоренія расточителя, такъ твердо ршившагося разориться.
Но все-таки благодаря ей разореніе не было полнымъ. Проценты съ капитала, положеннаго отцемъ на ея имя, были единственнымъ рессурсомъ всей семьи.
Однако Марія Жаке принесла мужу богатое приданое, но оно растаяло какъ и все остальное.
Госпожа де-Ламбакъ никогда не жаловалась, она даже не позволяла себ сдлать малйшее замчаніе мужу, доведшему ее почти до нищеты.
Ея отецъ посл долголтнихъ трудовъ усплъ составить себ торговлей независимое состояніе и сдлаться меромъ своего родного округа. Онъ считалъ необычайной милостью судьбы бракъ своей дочери съ наслдникомъ замка де-Ламбакъ:, но онъ прожилъ посл этого настолько, чтобы увидть разбитыми вс свои надежды, такъ какъ ему два раза приходилось платить долги своего благороднаго зятя.
Однако онъ умеръ до наступленія кризиса и избжалъ горя видть полное разореніе своей дочери.
Госпожа де-Ламбакъ встртила бдность съ философической покорностью. Она налагала на себя лишенія, чтобы только аккуратно платить своимъ поставщикамъ, она распоряжалась своимъ скромнымъ доходомъ со строгой экономіей, торгуясь какъ самая обыкновенная хозяйка, и притомъ устроивая однако такъ, что у Роберта было всегда отличное блье, и два или три любимыхъ блюда за обдомъ.
Слабость характера этой доброй женщины, представляла сильный контрастъ съ рзкой и ршительной натурой ея мужа. Робкая и покорная, нервная и впечатлительная, она вся дрожала когда онъ приходилъ въ гнвъ, а это случалось слишкомъ часто. Тогда только заслышавъ его тяжелые шаги, или голосъ, боле громкій чмъ обыкновенно, она блднла, вздрагивала и роняла работу, которую держала въ рукахъ.
Единственную издержку лично на нее составляла плата доктору, съ которымъ она иногда совтовалась о своей болзни, боле моральной чмъ физической, которую она называла невралгіей.
Докторъ Маріонъ, знавшій положеніе и средства госпожи де-Ламбакъ и умвшій оцнить усилія, которыя длала она и ея племянница, чтобы содержать семью ничтожными средствами, питалъ къ этой достойной женщин глубокую симпатію. Онъ съ такимъ важнымъ видомъ клалъ въ карманъ три франка, полученные отъ нея за визитъ, какъ будто бы это было горсть золота. Для него было большимъ удовольствіемъ познакомить обитателей замка Трамбль съ молодой монастырской пансіонеркой.
Во время первыхъ свиданій все населеніе замка состояла изъ де-Ламбака и его жены, ея племянницы Генріетты Жаке, которую отецъ, разорившійся въ безумныхъ спекуляціяхъ, поручилъ заботамъ тетки и толстой Адели, служанки въ деревянныхъ башмакахъ, бывшей въ одно и то же время кухаркой, горничной и птичницей.
Спустя полтора года посл того, какъ графиня де-Монторни сдлалась постоянной гостьей замка, кругъ семейства де-Ламбакъ неожиданно разширился, такъ что пришлось нанять крестьянку на помощь толстой Адели.
Капитанъ Гастонъ де-Ламбакъ, оставивъ свой алжирскій полкъ, возвратился подъ отчій кровъ, и казалось нисколько не желалъ скоро покинуть его.
Дйствительно, онъ освободился отъ службы и всякихъ занятій, но по причинамъ далеко не достойнымъ симпатіи. Военный судъ, засдавшій въ Тлемсен выразилъ желаніе, чтобы имя Гастона де-Ламбакъ было вычеркнуто изъ списковъ арміи, что главнокомандующій и поспшилъ исполнить.
Не входя въ подробности, скажемъ только, что карты, билліардъ, вино, неблаговидные поступки всякаго рода особенно изъ-за денегъ, не говоря уже объ обхожденіи съ солдатами, все это вмст могло достаточно оправдать строгость приговора въ дл о капитан, который однако былъ не боле виноватъ чмъ двое или трое другихъ офицеровъ, вышедшихъ изъ слдствія не бле его, и тмъ не мене не осужденныхъ. Такъ что товарищи въ полку называли Гастона ‘бднымъ малымъ’!.. И говорили, что онъ послужилъ козломъ очищенія для другихъ, которые, по своему положенію или связямъ родственниковъ, были вн строгости законовъ.
Но какъ бы то ни было, паршивая овца была безпощадно изгнана изъ стада и, не имя боле возможности утилизировать свои воинскіе таланты, искала убжища въ замк Трамбль.
Къ чести его надо прибавить, что не смотря на вс пороки и недостатки, мотививировавшіе его отставку, его никогда никто не упрекалъ въ недостатк храбрости. Онъ съ честью добылъ свои эполеты.
Если бы капитанъ де-Ламбакъ былъ въ замк въ то время, когда докторъ Маріонъ нашелъ что болзнь графини де-Монторни требуетъ иныхъ лекарствъ чмъ т, которыми располагаетъ медицина, конечно докторъ поискалъ бы другаго средства развлечь больную. Онъ никогда не позволилъ бы себ ввести молодую двушку въ такомъ нжномъ возраст въ домъ, гд есть праздный молодой человкъ подобный капитану.
Однажды, въ одинъ изъ своихъ рдкихъ визитовъ въ замокъ, докторъ Маріонъ нашелъ графиню поющую дуэтъ съ своей молодой подругой подъ акомпаниментъ гитары, а въ нсколькихъ шагахъ отъ нихъ капитана де-Ламбака, лниво опершагося о каминъ и выбивающаго тактъ своимъ хлыстомъ.
Сдые брови доктора нахмурились и настоятельница монастыря въ тотъ же день получила совтъ сдлать, на будущее время, визиты графини въ замокъ мене продолжительными и особенно мене частыми.
Настоятельница не замедлила послдовать этому совту. Идея о возможности сближенія между одной изъ ея пансіонерокъ и молодымъ человкомъ, будь онъ богатъ, какъ Ротшильдъ, и во всхъ отношеніяхъ достоенъ Монтіоновской преміи, эта идея способна была повергнуть въ ужасъ почтенную даму, а тмъ боле, когда это относилось къ графин де-Монторни, богатой наслдниц, и къ человку неимющему гроша за душой.
Возмущенная настоятельница не могла и подумать объ этомъ безъ содраганія.
Такъ что доктору Маріону стоило большихъ усилій воспрепятствовать немедленному разрыву между графиней и семействомъ де-Ламбакъ.
Но само собой разумется, что посл этого, посщенія графиней замка были чрезвычайно рдки, подъ различными предлогами, настоятельница старалась отклонять графиню отъ этихъ визитовъ.
Впрочемъ, въ это время, монастырь сдлался мене скученъ для молодой дочери Шарля де-Монторни, такъ какъ въ немъ появилась новая пансіонерка, Луиза Дюваль, дочь одного полковника, которая вкусами и наклонностями очень походила на графиню, такъ что молодыя двушки скоро сдлались неразлучны.
Луиза Дюваль вступила въ монастырь въ тотъ самый годъ, когда умеръ графъ Монторни.
Чувствуя приближеніе смерти, графъ не имлъ боле силы бороться съ влеченіемъ сердца и любовь къ дочери взяла верхъ. Слабющей рукой написалъ онъ настоятельниц, что, въ случа неблагопріятнаго оборота болзни, онъ хотлъ бы видть свою дочь, и что поэтому онъ проситъ устроить такъ, чтобы можно было, въ каждую минуту, отправить Маргариту въ дорогу, конечно съ надежнымъ провожатымъ.
Послднее условіе всего боле затрудняло настоятельницу и она ршилась посовтоваться со своимъ духовникомъ и докторомъ.
Духовникъ пожалъ плечами и объявилъ, что не намренъ тащить такъ далеко свою рясу и сверхъ того подвергаться еще опасности пріхать къ еретикамъ, такъ какъ старый графъ пользовался репутаціей неврующаго и вольнодумца.
Докторъ, въ свою очередь, не могъ покинуть своихъ кліентовъ и далъ понять настоятельниц, что для сопровожденія графини годится лучше всего де-Ламбакъ-отецъ.
Не имя выбора, настоятельница принуждена была наконецъ, дйствительно, обратиться къ де-Ламбаку.
Тотъ отъ всей души согласился взять на себя это порученіе, конечно съ условіемъ, что издержки путешествія будутъ отнесены на счетъ графа Монторни.
Финансовое положеніе де-Ламбака, въ послднее время, нисколько не измнилось, только нкоторые изъ его кредиторовъ умерли, а другіе потеряли его слдъ, такъ что теперь ему нечего было опасаться быть захваченнымъ и посаженнымъ въ тюрьму.
Спустя немного времени, изъ замка Монторни было получено письмо, но не отъ самого уже графа, а отъ его доктора, видимо написанное на-скоро. Въ немъ говорилось, что мадемуазель Маргарита де-Монторни должна немедленно же хатъ въ Франшъ-Конте, если она хочетъ застать еще въ живыхъ своего отца.
Письмо пришло въ монастырь вечеромъ. Было ршено, что такъ какъ на станцію желзной дороги надо хать мимо замка Трамбль, то мадемуазель де-Монторни переночуетъ въ замк, чтобы рано утромъ отправиться въ путь съ первымъ поздомъ.
Въ среду вечеромъ Маргарита была перевезена, со всмъ своимъ багажемъ, въ замокъ Трамбль.
Таково было начало путешествія, приведшаго въ Монторни молодую двушку и ея спутника, только нсколько часовъ спустя посл смерти графа.

V.
Загадка.

Тридцать-шесть часовъ спустя посл кончины графа, тло его было похоронено съ обычной церемоніей.
Завщаніе покойнаго было прочитано, а такъ какъ Маргарита была единственная дочь графа, то все состояніе переходило къ ней. Въ завщаніи были также назначены подарки и пенсіоны нкоторымъ старымъ слугамъ и оно оканчивалось слдующими словами:
‘Я надюсь, что моя любезная дочь Маргарита, которую я прошу иногда вспоминать обо мн, не воспротивится передач замка де-Монторни во владніе моего племянника, барона де-Рошбейръ.
‘Я надюсь, что въ виду многочисленныхъ земель, въ числ которыхъ находятся Пуатре въ Дофине и Вильменъ въ Крез, слдующія ей по праву, она не откажется исполнить мое желаніе’.
Покинутый ребенокъ сдлался богатой наслдницей.
Маргарита была еще несовершеннолтней, такъ что ея огромныя владнія должны были, нкоторое время, находиться подъ управленіемъ опекуновъ.
Для этой цли графъ избралъ одного изъ своихъ старинныхъ друзей, парижскаго банкира Дюмона. Онъ долженъ былъ каждый годъ передавать въ распоряженіе графини значительную сумму денегъ, которую ему предоставлялось, по желанію, увеличивать, пока графиня не достигнетъ совершеннолтія, въ случа же, если она захочетъ выйти ране замужъ, ея выборъ долженъ быть представленъ на одобреніе опекуна.
Впрочемъ, въ этомъ случа необходимо было также одобреніе барона Жюля де-Рошбейръ, котораго графъ просилъ въ завщаніи быть лучшимъ другомъ его дочери, чмъ онъ былъ ея отцемъ.
Гд жить сирот, предоставлено было ршить ей самой.
Хотя нотаріусъ, которымъ былъ составленъ этотъ актъ, и имлъ нкоторыя сомннія въ его дйствительности, въ случа протестовъ, но послднихъ не было, такъ какъ молодая наслдница не выказала ни малйшаго желанія противиться послдней вол своего отца.
Спустя нсколько времени посл прочтенія завщанія, когда Маргарита сидла въ своей комнат, вдругъ послышался сильный стукъ въ дверь.
Вошла горничная графини, скоро найденная для нея, благодаря стараніямъ доброй старухи Мононъ.
— Мадемуазель, сказала служанка, видимо взволнованная, господинъ де-Ламбакъ желаетъ васъ видть, онъ прислалъ меня сказать вамъ, что онъ васъ ждетъ. Онъ говорилъ, что не можетъ понять отчего вы не идете, тогда какъ, часъ тому назадъ, баронесса де-Рошбейръ предупредила его, что вы хотите съ нимъ говорить.
Маргарита опустила книгу, въ чтеніе которой она была погружена, и подняла голову.
— А! сказала она, я совсмъ и забыла! Гд г. де-Ламбакъ?
Горничная отвчала, что г. де-Ламбакъ ждетъ въ библіотек, что экипажъ ждетъ уже цлый часъ, чтобы свезти его на станцію Бомъ-ле-Дамъ, и что онъ, кажется, въ сильномъ нетерпніи.
— Онъ мн сказалъ, прибавила она, что пропустилъ уже одинъ поздъ.
Въ громовомъ голос и взглядахъ раздраженнаго де-Ламбака было всегда что-то такое, чего многіе не могли переносить. Парижанка Аглая, такъ звали горничную графини, не составляла исключенія и чувствовала ужасъ при одной мысли о встрч съ этимъ страшнымъ человкомъ.
— Онъ врно управлялъ прежде неграми! говорила она посл слугамъ замка.
Но молодая графиня, не думая раздлять смятенія своей горничной, спокойно встала и пошла въ библіотеку, по которой нетерпливо шагалъ изъ угла въ уголъ де-Ламбакъ, бывшій очевидно въ самомъ дурномъ расположеніи духа.
Библіотека замка была очень хороша и полна, и изобиловала дорогими и рдкими книгами.
Всякій другой на мст де-Ламбака провелъ бы время ожиданія самымъ пріятнымъ образомъ, наслаждаясь чтеніемъ этихъ сокровищъ, но де-Ламбакъ никогда не читалъ ничего, кром отчетовъ о скачкахъ и объявленій о продаж лошадей.
Въ ожиданіи графини, онъ ежеминутно смотрлъ то на свои карманные часы, то на большіе бронзовые, стоявшіе на камин и бросалъ бшенные взгляды на дорогу, виднвшуюся въ окна библіотеки.
При стук отворяющейся двери, онъ поспшно обернулся и сказалъ сухимъ тономъ:
— А! Наконецъ-то вы пришли, графиня, я жду васъ здсь слишкомъ часъ, а вы, кажется, совершенно обо мн забыли?.. Morbleu!.. Но наконецъ вы явились и я надюсь, что мы теперь скоро сговоримся.
Раздраженный видъ де-Ламбака, выдававшій дурное расположеніе духа, его рзкій и грубый тонъ, ничмъ необъяснимый, до нкоторой степени оправдывали ужасъ, который внушенъ былъ имъ горничной Маргариты. Но въ прекрасныхъ глазахъ молодой графини не было видно и тни страха или смущенія.
— О! вы конечно извинили бы меня, еслибы знали, какъ мн совстно, что я заставила васъ ждать, сказала она. Вы вдь знаете, что мое положеніе далеко не обыкновенное и мн необходимо подумать о многомъ.
Съ этими словами она вздохнула и ея длинныя, черныя рсницы закрыли, какъ вуалемъ, ея голубыя глаза.
— Я думаю, вы не станете уврять меня въ неподдльности вашего горя, продолжалъ де-Ламбакъ.
Вдругъ въ глазахъ двушки блеснулъ страшный огонь, но это была только мимолетная вспышка, и снова взглядъ ея принялъ прежнее нжное, почти дтское выраженіе, когда она подняла глаза на стоявшее передъ нею грубое существо.
— Горя, повторила Маргарита, граціозно отбрасывая назадъ пряди своихъ черныхъ волосъ, Боже мой, вдь вы знаете, любезный господинъ де-Ламбакъ, какъ я и мой отецъ были чужды другъ другу… Я была такъ мала, когда онъ покинулъ меня, мн тогда было шесть или семь лтъ… Еслибы не это, моя печаль была бы, безъ сомннія, гораздо сильне…
Она засмялась страннымъ, сдержаннымъ смхомъ, который, казалось, былъ вызванъ не радостью, но и не горемъ.
Робертъ де-Ламбакъ печально взглянулъ на прелестную молодую двушку и инстинктивно сдлалъ шагъ назадъ. Кровь, жегшая его щеки, вся отхлынула къ сердцу и ускорила его біеніе. Видно было, что смхъ графини произвелъ тяжелое впечатлніе на ея собесдника.
— Я не понимаю вашей игры, графиня! пробормоталъ онъ сквозь зубы, но такъ тихо, что Маргарита едва ли могла разслышать его слова.
— Разв вы непремнно должны покинуть насъ сегодня, г. де-Ламбакъ? спросила графиня. Я чувствую себя здсь покинутой, и право, кажется, начну просить васъ взять меня назадъ, въ этотъ противный монастырь… Я здсь чужая и…
— Ну, поговоримъ же серьезно! прервалъ ее де-Ламбакъ, невольно возвышая голосъ. Вы, кажется, располагаете выбросить за бортъ вашихъ старыхъ друзей… Но, клянусь всми чертями, этому не бывать!
Въ тон послднихъ словъ звучала угроза, но Маргарита нисколько не смутилась и отвчала совершенно спокойно:
— Г. де-Ламбакъ… вы забываетесь… Я прошу васъ не говорить боле со мной подобнымъ образомъ… Но я сохранила пріятное воспоминаніе о томъ гостепріимств, съ которымъ вы меня встрчали въ этомъ старомъ замк Трамбль, продолжала она съ улыбкой, и мн хотлось бы, чтобы мы остались друзьями… Не сердитесь же на меня, прошу васъ.
И, въ знакъ примиренія, Маргарита протянула свою красивую, маленькую руку, съ граціей, смшанной съ оттнкомъ робости, противъ которой не устоялъ бы самый загрублый человкъ.
Робертъ не оттолкнулъ, но и не взялъ руку, которую ему такъ любезно протягивали, его лицо покрылось мертвенною блдностью и онъ началъ скорыми шагами ходить взадъ и впередъ по комнат, видимо стараясь удержать, готовый вырваться наружу, порывъ гнва.
Спустя нсколько минутъ, онъ внезапно остановился передъ молодой двушкой, выпрямившись во весь ростъ.
— Я посылалъ за вами, чтобы переговорить о длахъ… сказалъ онъ, длая усиліе надъ собой, чтобы не возвысить голоса. По завщанію, вамъ назначенъ опекунъ, но тамъ же сказано, какъ вы знаете сами, что вы можете выбрать себ другаго… Какъ намрены вы поступить?
Маргарита пристально взглянула на него, но не сказала ни слова.
Задыхаясь отъ гнва, де-Ламбакъ увидлъ себя принужденнымъ изложить свой вопросъ въ боле вжливыхъ выраженіяхъ.
— Будьте столь любезны, мадемуазель де-Монторни, началъ онъ, сообщите мн ваши намренія относительно выбора опекуна!.. Г. баронъ не говорилъ ли съ вами объ этомъ?
— Да, отвчала молодая двушка, лицо которой начинало покрываться краской.
Блескъ ея глазъ все боле усиливался, въ то время, какъ она, съ насмшливымъ видомъ, наблюдала за безпорядочными движеніями де-Ламбака.
— Вы меня выбрали? спросилъ тотъ вдругъ.
— Нтъ, я выбрала г. барона де-Рошбейръ. Баронъ и баронесса сегодня пришли ко мн рано утромъ и просили меня считать этотъ замокъ моимъ. Они справедливо замтили, что одинокой сирот, какъ я, все равно гд ни провести первое время печали и горя, и баронъ, со свойственной ему добротой, объявилъ, что считаетъ меня настоящей владтельницей этого замка… Мой бдный отецъ, вы знаете…
Въ эту минуту, Робертъ де-Ламбанъ, сверкая глазами, схватилъ своей желзной рукой маленькую ручку Маргариты.
— Вы осмлились это сдлать? вскричалъ онъ. Нтъ! Этого быть не можетъ! Вы сейчасъ же должны взять назадъ ваши слова… да, вы возьмете ихъ назадъ, говорю я вамъ!.. Потомъ вы отправитесь къ барону де-Рошбейръ…
Голосъ де-Ламбака, несмотря на вс его усилія сдержать себя, возвысился мало-по-малу и сталъ рзкимъ и угрожающимъ.
Но на Маргариту это не произвело никакого впечатлнія.
— Да, я думаю, мн дйствительно придется идти къ барону, если вы не выпустите мою руку, прервала она, съ улыбкой, де-Ламбака. Впрочемъ, передняя полна слугъ, я думаю, лучше будетъ послать попросить барона присутствовать при этомъ странномъ свиданіи, если только… А! вотъ благодарю…
Де-Ламбакъ выпустилъ руку графини.
— Посмотрите, какъ вы мн стиснули руку, на ней, наврное, будутъ синяки и мн придется выдумывать разныя исторіи, чтобы скрыть вашу странную манеру обращаться со мной.
Говоря эти слова, Маргарита смотрла, съ дтской гримасой, на свою руку, на которой пожатіе де-Ламбака оставило очень явственные слды, въ вид блдныхъ полосъ и царапинъ.
Затмъ, тряхнувъ головой съ беззаботнымъ видомъ, она весело разсмялась.
— Вы мн напоминаете, сказала она, сцену изъ Генриха III Александра Дюма, въ которой жестокій герцогъ Гизъ непремнно хочетъ заставить свою жену назначить Сенъ-Мегрону свиданіе, чтобы заманить того въ западню и убить. Тамъ герцогъ сжимаетъ руку жены своей желзной перчаткой и та, отъ страха и боли, наконецъ подписываетъ свое имя. Но я никогда не согласилась бы, г. де-Ламбакъ, нтъ, никогда! никогда!
Капли пота выступили на лбу Роберта. Онъ хотлъ говорить и не могъ произнести ни слова. Его лицо было блдно, дыханіе коротко и прерывисто.
— Помните же! сказалъ онъ, спустя нсколько минутъ, задыхающимся голосомъ, въ которомъ слышалась угроза.
Что бы ни означала эта угроза, она была очевидно понятна Маргарит, такъ какъ выраженіе холоднаго негодованія вновь сверкнуло въ ея глазахъ.
— Чтобы я помнила!.. сказала она въ полголоса. Чтобы я помнила!.. какъ будто бы я могла забыть!
И она снова засмялась тмъ страннымъ смхомъ, о которомъ мы уже говорили.
Казалось, этотъ смхъ былъ сильнымъ ударомъ для де-Ламбака. Колеблющимися шагами подошелъ онъ къ окну и поспшно распахнулъ его, какъ бы желая освжить свою пылающую голову.
Нсколько минутъ длилось молчаніе. Наконецъ де-Ламбакъ отошелъ отъ окна и приблизился къ Маргарит де-Монторни. Въ немъ произошла большая перемна. Хотя его лицо сохраняло прежнее, грубое и жесткое выраженіе, но нахальство уступило мсто неловкой и смущенной робости.
— Простите меня, мадемуазель, сказалъ онъ, стараясь смягчить тонъ своего голоса, вы знаете, какъ я горячъ, я не привыкъ встрчать противорчія, такъ что… такъ что… Ну, да не будемъ ссориться.
— Вотъ вы и сдлались очаровательны, любезный г. де-Ламбакъ, отвчала съ улыбкой Маргарита. Я забываю обиду, какъ только въ ней извинятся. Разстанемся добрыми друзьями, какъ бывало прежде, когда вы и ваше семейство такъ любезно принимали бдную, покинутую пансіонерку. Общайте мн, что вы лтомъ непремнно прідете сюда съ вашей супругой. Я постараюсь, чтобы баронесса не забыла пригласить васъ.
Любопытно было наблюдать за выраженіемъ лица Роберта де-Ламбака.
На немъ ясно выражалась борьба между гнвомъ и страхомъ.
Онъ до крови кусалъ свои губы, его сильныя руки судорожно сжимались, глаза налились кровью, но къ этимъ явнымъ признакамъ бшенства, тмъ боле страшнаго, что оно было подавлено, примшивалось что-то въ род страха, необычайнаго, подобнаго тому, который могъ родиться у тигра, при вид ядовитыхъ зубовъ зми.
Этотъ дикій, необузданный человкъ, казалось, былъ укрощенъ боле сильной и высшей натурой.
— Я ду, графиня, началъ онъ спокойно, почти машинально, если вы имете еще что-нибудь сказать мн…
Онъ не кончилъ.
Пользуясь моментомъ, когда онъ остановился перевести духъ, Маргарита прервала его, сказавъ:
— Передайте мой поклонъ всмъ въ замк, также настоятельниц монастыря, и если вы увидите доктора Маріона, скажите ему, что я хочу прислать что-нибудь ему на память обо мн. Какъ вы думаете, пріятно ему будетъ получить, напримръ, золотую табакерку?.. Но я вижу, что вы въ нетерпніи… простились вы съ барономъ и баронессой?
— Да, я простился съ ними уже часъ тому назадъ, отвчалъ де-Ламбакъ, тономъ, въ которомъ снова начинала брать верхъ грубость. Но дло не въ томъ. Неужели вы не можете быть откровенны и естественны, хотя бы одну только минуту.
Снова раздался тотъ странный смхъ, который, казалось, леденилъ кровь де-Ламбака.
— Вы, можетъ быть, сочтете меня глупою, сказала Маргарита, глядя ему прямо въ глаза, но, признаюсь, я ничего не понимаю изъ вашихъ загадочныхъ фразъ. Вамъ въ самомъ дл такъ необходимо хать?..
Въ эту минуту раздался стукъ въ дверь и вошелъ слуга, чтобы сказать, что едва остается время поспть къ позду.
— Я такъ и думала, замтила Маргарита. Такъ до свиданья, любезный де-Ламбакъ, я провожу васъ до кареты. Напомните обо мн госпож де-Ламбакъ и моей милой Генріетт… Но торопитесь, я буду въ отчаяніи, если вы изъ-за меня пропустите поздъ.
Минуту спустя, карета увозила де-Ламбака, укрощеннаго, несчастнаго, волнуемаго дурными инстинктами.
Какая тайна могла связывать эти два, такія несходныя и антипатичныя другъ другу существа?
Не было ли это воспоминаніе о чемъ-то прошломъ, воспоминаніе о которомъ возмущало обоихъ?
Необъяснимая загадка, разршеніе которой дадутъ, безъ сомннія, дальнйшія событія нашего разсказа.
Какъ бы то ни было, но Робертъ де-Ламбакъ ухалъ изъ замка Монторни и съ этого дня графиня окончательно поселилась у барона и баронессы де-Рошбейръ.

VI.
Рауль де-Рошбейръ.

У новыхъ владтелей Монторни были четыре дочери и сынъ.
Этотъ сынъ былъ уже два года членомъ законодательнаго корпуса, избранный огромнымъ большинствомъ избирателей своего округа. Не будучи еще знаменитымъ политическимъ ораторомъ, онъ былъ однако честнымъ и дятельнымъ депутатомъ, желающимъ добра всмъ и въ особенности тмъ, чьимъ онъ былъ представителемъ.
Едва тридцати лтъ отъ роду, онъ отличался прямымъ и сильнымъ умомъ, обладалъ честнымъ и твердымъ характеромъ, котораго ничто не могло заставить сойти съ избраннаго имъ пути. Въ обсужденіи земледльческихъ и промышленныхъ вопросовъ онъ стоилъ на всъ золота.
Уже нсколько времени, какъ Рауль де-Рошбейръ жилъ въ замк Монторни, къ радости матери и сестеръ, которыхъ онъ былъ идоломъ.
Еслибы преувеличенныя похвалы и безграничное восхищеніе могли испортить молодаго человка, онъ давно уже погибъ бы по вин своего семейства, но лесть всего міра не могла бы сдлать фатомъ Дубскаго депутата. Время, проводимое у родныхъ, онъ употреблялъ на охоту, будучи искуснымъ стрлкомъ, и на визиты выдающимся личностямъ страны.
Онъ пріхалъ въ Монторни только въ Сентябр.
Изъ четырехъ дочерей барона, дв были еще въ пансіон, другія же дв были уже взрослыя, разсудительныя барышни.
Когда отецъ и мать ухали въ замокъ къ больному графу, дочери оставались въ Париж, на попеченіи кузины барона, госпожи Давидъ де-Рошбейръ. Уже посл смерти графа, прибыли он, въ свою очередь, въ Монторни.
Амели и Люси, такъ звали старшихъ дочерей барона, были об высокаго роста и блондинки, густой румянецъ, покрывавшій ихъ щеки, служилъ явнымъ признакомъ здоровья.
Хотя он вызжали въ свтъ уже не одинъ годъ, но все еще не нашли себ мужей, однако он не чувствовали ни горя, ни зависти, видя какъ выходятъ замужъ ихъ подруги одного возраста съ ними и даже моложе. Он были уврены, что придетъ и ихъ очередь и ихъ аристократическія имена будутъ неизбжно записаны въ брачной книг одной изъ мерій благороднаго предмстья.
Страсть устраивать браки свойственна всмъ женщинамъ, отъ дряхлой согнувшейся бабушки до ребенка гордаго своимъ розовымъ поясомъ. Въ этомъ отношеніи Люси и Амели де-Рошбейръ не отстали отъ остальной части прекраснаго пола.
Он часто спрашивали себя, которая изъ нихъ ршится первая намекнуть о возможности брака между графиней Маргаритой и Papa, какъ он называли своего брата, еслибы удалось заставить ихъ полюбить другъ друга.
Все равно, которой изъ нихъ пришла въ голову эта блестящая идея, дло въ томъ, что она была встрчена съ восторгомъ, баронесса одобрительно улыбнулась когда узнала объ этомъ.
И почему же нтъ? Съ точки зрнія свта, Маргарита была превосходной партіей. Этотъ бракъ соединилъ бы земли Монторни съ землями Рошбейръ и Рауль, наслдуя титулъ барона, сдлался бы гораздо богаче своихъ предковъ, и могъ бы разсчитывать на боле важныя должности.
Ея Рауль былъ такъ добръ, уменъ, благоразуменъ, что для Маргариты нечего было и желать лучшаго руководителя на жизненномъ пути.
Конечно, очень вроятно, будь приданое Маргариты не такъ велико, сестры выказали бы меньше стремленія къ этому браку.
Однако, поспшимъ прибавить, что въ ихъ мысляхъ финансовыя соображенія занимали меньше мста, чмъ можно было думать.
Съ первой встрчи, Амели и Люси полюбили свою хорошенькую кузину. Он настолько знали ея исторію, чтобы чувствовать симпатію къ бдному ребенку, изгнанному изъ подъ родного крова за проступки другихъ.
Сверхъ того он были пріятно поражены, найдя Маргариту такой граціозной и умной, он раньше представляли ее себ маленькой, неловкой пансіонеркой, неопытной и наивной двочкой, ни о чемъ не слыхавшей дальше стнъ своего монастыря.
Маргарита, принятая ласково и привтливо, скоро распустилась, какъ цвтокъ подъ живительными лучами солнца.
Ея молчаливость исчезла какъ ледъ подъ дыханіемъ весны. Быть неутшной въ потер отца, котораго она едва помнила, было бы неестественно съ ея стороны. Ея тихая и спокойная печаль, скоре брала начало въ природной чувствительности ея любящаго и нжнаго сердца и это придавало ей новую прелесть.
Мало-по малу улыбка стала чаще появляться на ея губахъ, къ ней вернулась ея веселость и шаловливость и, къ концу октября, молодая пансіонерка монастыря Кармелитокъ сдлалась любимицей всхъ обитателей Монторни.
Рауль улыбнулся съ оттнкомъ недоврчивости, когда по прізд его въ замокъ, сестры начали наперерывъ расхваливать ему свою новую подругу. Зная, на сколько дружба склонна преувеличивать, онъ не ожидалъ встртить что-нибудь особенное въ молодой графин.
Въ этомъ расположеніи духа сошелъ онъ первый разъ къ обду, убжденный, что расхваленный фениксъ окажется самой обыкновенной молодой двушкой или наивной пансіонеркой, или глупой и тщеславной болтуньей.
Но онъ былъ положительно пораженъ увидя Маргариту, которая въ это время была еще лучше чмъ въ тотъ день, когда она, блдная и взволнованная, въ первый разъ переступила порогъ замка.
Рауль не былъ волокитой. Онъ чувствовалъ себя свободне на трибун, чмъ въ лож Оперы, но все-таки у него была уже нкоторая опытность, однако на этотъ разъ она ему ни къ чему не послужила. Въ Маргарит было что-то такое, чего онъ не могъ понять.
— Я видлъ и недотрогъ и кокетокъ, женщинъ добрыхъ и глупыхъ, злыхъ и умныхъ, но я ни разу не встрчалъ подобной ей, думалъ онъ, гуляя по берегу маленькой рчки, протекавшей вблизи замка Монторни. У ней одной больше ума и здраваго смысла, чмъ у Люси и Амели вмст, и однако она позволяетъ имъ обходиться съ ней какъ съ ребенкомъ. Она говоритъ хорошо не прибгая никогда къ банальнымъ выраженіямъ, но трудно различить, когда говоритъ серьезно и когда шутитъ… Я предпочелъ бы однако, чтобы моя будущая жена была бы немного мене загадочна… Пеки, сюда!..
И Рауль наклонился, чтобы поласкать своего любимца Пеки, большую собаку, обычнаго спутника его прогулокъ.
Пеки была добрая и врная собака и его хозяинъ непремнно привозилъ его всегда съ собой къ отчаянію баронесы, которая будучи боязливаго характера не могла пріучить себя къ виду этого животнаго.
Надо впрочемъ замтить, что никто изъ семейства де-Рошбейра, кром Рауля, не чувствовалъ себя вполн ловко въ присутствіи великана-Пеки.
Пеки былъ патрицій собачей расы, внушительный и красивый, съ гордымъ и серьезнымъ видомъ, онъ никогда не затвалъ ссоръ ни съ какимъ животнымъ двуногимъ или четвероногимъ.
Не смотря на вс эти достоинства и хотя въ то же время онъ обращался съ друзьями своего господина съ замчательною вжливостью, но все-таки его ласкали съ какимъ-то боязливымъ уваженіемъ, какъ бы спрашивая на это его дозволенія.
Одна Маргарита, по странному капризу, вполн сообразному съ ея эксцентрическимъ характеромъ, не хотла бояться Пеки. Когда тотъ, лежа на ковр, лниво смотрлъ на огонь камина, она садилась около громаднаго животнаго на низкое кресло и теребила его, гладила и ласкала, какъ будто бы какого-нибудь кингъ-чарльза или болонку.
Раулю доставляло большое удовольствіе смотрть, какъ очаровательное созданіе играло съ огромной собакой, смшивая длинные локоны своихъ черныхъ какъ смоль волосъ съ желтой, косматой шерстью животнаго. Но одно странное обстоятельство поражало молодаго человка, боле проницательнаго чмъ его мать и сестры, онъ замтилъ, что если Маргарита не боялась Пеки, то напротивъ было ясно видно, что Пеки боялся Маргариты.
Это можетъ показаться нелпымъ, однако это былъ, фактъ.
Опытный взглядъ хозяина всегда замчалъ въ собак явныя признаки боязни при приближеніи молодой двушки. Когда маленькія ручки графини ласкали большую голову Пеки, въ глазахъ животнаго можно было прочесть робкую покорность.
— Пеки, мой другъ, онъ и я, мы отлично понимаемъ другъ друга! говорила не разъ съ улыбкой Маргарита.
Но это говорилось такимъ тономъ, что въ душ Рауля невольно зародились сомннія и онъ начиналъ стараться понять смыслъ, который могли скрывать, слова молодой двушки.
— Вы должны были бы отдать его мн! прибавляла она. Какое удовольствіе было бы для меня бгать съ нимъ! Ну, дай лапу, Пеки! Ахъ! Пеки, какъ я тебя, люблю!
И Пеки, никому кром хозяина не дававшій лапы, длалъ исключеніе въ пользу Маргариты, какъ бы уступая очарованію ея взгляда и голоса…
— Ужь не околдовала ли тебя волшебница, старый дружище? говорилъ Рауль Пеки, важно шествовавшему за нимъ вдоль рчки. Можетъ быть она-то и есть королева фей?.. Да, мать права, это была бы превосходная партія: малютка хороша и къ тому же у ней богатое приданое, что нисколько не помшаетъ счастію.. Но… Но все это требуетъ еще зрлаго обсужденія Ничто не оправдываетъ моихъ колебаній и однако., я колеблюсь…

VII.
Портретъ.

Темная осенняя ночь начинала набрасывать свое мрачное покрывало на окрестности замка Монторни. Послдній лучъ заката исчезъ на горизонт.
Въ это время мы находимъ Маргатиту въ ея гостиной, стоящую передъ стариннымъ бюро странной формы, изобилующимъ украшеніями, быть можетъ сомнительнаго вкуса, но несомннно богатыми. Это была какая-то смсь бронзы, чернаго дерева, слоновой кости, перламутра, бирюзы, на медальон розоваго, неглазированнаго фарфора были нарисованы очевидно искусной кистью цвты, миніатюрныя нимфы, пастушки, амуры.
Маргарита, казалось, была въ сильномъ нетерпніи она держала въ рукахъ ящичекъ орховаго дерева и связку ключей, при помощи которыхъ она тщетно старалась открыть бюро.
Наконецъ ей удалось вставить настоящій ключь въ немного заржавленный замокъ и бюро отворилось съ трескомъ и скрипомъ. Изнутри послышался легкій запахъ мускуса, напоминающій старинные духи, которыми влюбленные душили свои письма.
Невольное чувство печали охватываетъ каждаго при вид этихъ хранилищъ старинныхъ бездлушекъ, если такъ можно выразиться, мавзолеевъ желаній и безумія, остатковъ существъ давно уже исчезнувшихъ изъ этого міра.
Маргарита де-Монторни не бросила даже взгляда любопытства или сожалнія на святыни, наполнявшія внутренность бюро.
Тамъ прежде всего бросалась въ глаза связка пожелтвшихъ писемъ, которыя наврное не разъ съ любовью пробгали глаза уже закрывшіеся на вки. Затмъ виднлся веръ, сломанный браслетъ, рукоятка шпаги, миніатюрный портретъ молодаго офицера съ крестомъ Св. Людовика, нсколько жемчужинъ, полинявшія ленты и нсколько цвтовъ засохшихъ до такой степени, что при малйшемъ прикосновеніи они грозили обратиться въ пыль.
Каждый изъ этихъ предметовъ вроятно имлъ свой романъ, но т, кто могъ разсказать ихъ, умолкли уже навсегда.
Маргарита, раздвинувъ эти вещицы, очистила между ними мсто, на которое поставила бывшую у нея въ рукахъ шкатулку, но замтивъ, что шкатулка мшаетъ закрыть бюро, она толкнула ее, и это быстрое движеніе выдвинуло на свтъ какой-то предметъ лежавшій въ глубин.
— Еще какое-нибудь старье временъ Людовика XV, подумала Маргарита, опуская руку внутрь бюро.
Ей попался подъ руку сафьяновый футляръ, овальной формы и очевидно новйшаго происхожденія, чмъ остальное содержимое бюро.
Маргарита пожала пружину футляра, онъ открылся и передъ ея глазами появился миніатюрный портретъ на слоновой кости.
Подойдя къ окну, Маргарита не смотря на наступившія сумерки могла различить, что это былъ портретъ двочки лтъ пяти, съ черными шелковистыми локонами окаймлявшими ея улыбающееся лицо.
Живопись не была особеннаго достоинства, но показывала добросовстную и тщательную работу. Портретъ былъ вставленъ въ золотую чеканенную рамку удивительной работы и окруженъ рядомъ жемчужинъ. На верху рамки была вырзана надпись:

‘Маргарита де-Монторни’.

Прочитавъ это имя, молодая графиня вздрогнула и поблднла.
Однако ея смущеніе было мимолетно, въ ту же минуту она оправилась и прошептала съ гордымъ видомъ.
— Это я! Черты лица очень похожи, даже спустя такое долгое время.
Она бросила взглядъ въ зеркало, находившееся около нея, потомъ съ какимъ-то ребяческимъ тщеславіемъ начала опятъ разсматривать портретъ, сходство было дйствительно поразительное.
Но вдругъ ея лицо приняло странное, загадочное выраженіе, свойственное ей въ т минуты, когда она была одна. Осмотрвъ еще разъ внимательно портретъ, она положила его на столъ и подошла къ окну, изъ котораго открывался видъ на паркъ замка.
Нсколько минутъ стояла она неподвижно, слдя глазами за тучами, сбиравшимися на горизонт и какъ бы обдумывая какой-то планъ.
Размышленія ея были непродолжительны. Немного спустя она накинула на плечи шаль и, взявъ портретъ, осторожно вышла изъ своей гостинной.
Сойдя быстро съ большой лстницы замка и пройдя длинный корридоръ она отперла маленькую дверь, которой рдко пользовались, и вышла въ паркъ. Спустя минуту, она шла уже по аллеямъ, густо усяннымъ сухими листьями, сорванными осеннимъ втромъ.
До сихъ поръ ея планъ вполн удался, она успла выйти изъ замка, незамченная никмъ.
Она направлялась къ тому мсту, гд, благодаря перерыву въ оград, можно было выйти изъ парка въ лсъ, окаймлявшій его съ южной стороны и доходившій до вершины сосдней горы.
Маргарита только разъ была въ этихъ мстахъ, но очевидно она обладала превосходной памятью, такъ какъ шла впередъ безъ малйшаго колебанія, углубляясь въ лабиринтъ зарослей и кустарниковъ, не смотря на темную и туманную ночь.
Скоро она остановилась у громаднаго платана, обезображеннаго молніей, но еще не потерявшаго жизненной силы и продолжавшаго каждый годъ покрываться скудной листвой.
Дерево представляло далеко не привлекательный видъ и непріятное впечатлніе, производимое его безобразіемъ, еще боле усиливалось пригвожденнымъ на ствол его остовомъ хищной птицы съ распущенными крыльями.
Густой мохъ покрывалъ землю у подножія платана и весной тутъ можно было найти множество фіалокъ.
Остановившись тутъ, мадемуазель де-Монторни стала прислушиваться оглядываясь по сторонамъ, но не было ни слышно, ни видно ничего подозрительнаго, все было тихо и спокойно.
Тогда Маргарита смло опустила руку въ глубокое дупло платана. Ея пальцы встртили тамъ что-то холодное и скользкое, она едва успла отдернуть руку, какъ въ отверстіи дупла послышалось шипніе и показалась голова зми, потревоженная вроятно въ ея зимней спячк.
Маргарита не вскрикнула, не бросилась бжать, а спокойно разсмотрла пресмыкающееся и убдившись что оно безвредно, дала ему зарыться среди пожелтвшей травы и опавшихъ листьевъ и затмъ снова, безъ малйшаго колебанія, сунула руку въ дупло, опустила туда миніатюрный портретъ и совершенно закрыла его кусками коры и гнилаго дерева.
Окончивъ это, она поспшно пошла назадъ той же дорогой, тщательно избгая корней, выступившихъ изъ земли, о которыя легко могли запутаться ноги.
Уже она подходила къ опушк лса, какъ вдругъ до нея донеслись звуки двухъ голосовъ, о чемъ-то таинственно разговаривавшихъ. Она остановилась какъ обращенная въ статую, нмая и неподвижная.

VIII.
Выгодное дло.

— Двсти шестьдесятъ франковъ за девяносто паръ, и вы смете предлагать христіанину такую цну? Девяносто паръ, двсти шестьдесятъ франковъ!… Вы съ ума сошли что-ли? говорилъ кто-то съ возрастающимъ гнвомъ.
— Ну, старина, отвчалъ другой медоточивымъ тономъ съ явнымъ нмецкимъ акцентомъ… мой старый другъ Мартенъ, не сердитесь… подумайте…
— Какого чорта я буду тутъ думать! возразилъ гнвно первый, бросая на землю свою тяжелую ношу какъ бы для того, чтобы придать энергію своимъ словамъ. Я не дуракъ и простофиля, какъ вамъ угодно это думать, господинъ Даніэль, продолжалъ онъ, я вамъ продалъ девяносто паръ фазановъ.
— Да, девяносто паръ фазановъ барона.
Послышалось ворчаніе, похожее на ворчаніе хищнаго звря.
Тогда Даніэль, заключая по нкоторымъ шестамъ своего собесдника, что за угрозами послдуютъ удары, поспшно отступилъ на нсколько шаговъ.
— Пожалуйста безъ насилій, другъ мой, или мы оба пропали, произнесъ онъ тономъ, въ которомъ сквозило безпокойство. Телжка тутъ въ двухъ шагахъ у загородки парка, мн стоитъ только свистнуть и двое явятся мн на помощь, вамъ значитъ лучше будетъ успокоиться.
До сихъ поръ разговаривавшіе были въ тни группы сосенъ и ихъ нельзя было разглядть среди ночнаго мрака. Но теперь Даніэль, въ которомъ уже по голосу легко было узнать жида, отступилъ на небольшую полянку, гд можно было ясно видть его тощую, безобразную фигуру, въ плать изъ толстаго синяго сукна, съ потертой, замасленной шляпой на голов.
Его тщедушная наружность составляла рзкій контрастъ со здоровымъ и крпкимъ видомъ его собесдника. То былъ колоссъ въ полномъ смысл слова, со смуглымъ, загорлымъ отъ солнца и бурь лицомъ, судя по ружью и охотничьей сумк онъ былъ егеремъ или лсничимъ.
Выраженіе его лица, когда онъ вышелъ изъ подъ деревьевъ, не предвщало ничего хорошаго, это видно было и по впечатлнію, произведенному имъ на еврея.
— Ну, другъ мой, поспшилъ сказать онъ, если вамъ мало тринадцати луидоровъ, я готовъ прибавить еще одинъ для круглаго счету и то ужь это будетъ мн въ убытокъ, клянусь Авраамомъ.
— Не старайтесь надуть меня! вскричалъ со страшнымъ ругательствомъ лсничій. Вы даете мн немного больше чмъ по сорокъ су за пару, а въ Париж наврно продаете ихъ по десяти или двнадцати франковъ. Я спрашиваю васъ, стоитъ ли изъ-за этого рисковать быть пойманнымъ и потерять мсто?… Еслибы кто-нибудь пошелъ да разсказалъ барону о томъ, какъ я въ прошломъ году имлъ глупость продать вамъ двухъ козъ, тогда… Вы слышали?… Что-то кажется зашумло въ кустахъ, г. Даніэль?
Даніэль ничего не слышалъ, но однако воспользовался случаемъ поскоре уйти отъ своего грубаго сообщника, онъ вынулъ поспшно изъ кармана кошелекъ и между собесдниками завязался разговоръ въ полголоса, изъ котораго Маргарита могла разслышать только слдующія слова, покрывавшія ворчаніе лсничаго:
— Слишкомъ опасно, другъ мой… полиція… большія потери…
Послышался звонъ монетъ, которыя отсчитывалъ еврей, и опять разговоръ, закончившійся словами лсничаго:
— Я не могу такъ много бить, баронъ любитъ охоту на зайцевъ и замтитъ если я такъ сильно начну истреблять… Это могло бы стоить мн мста… Но постойте! Я положительно что-то слышу… Вамъ лучше всего уйти поскорй!
Еврей не замедлилъ послдовать этому совту и скоро его поспшныя шаги замолкли въ отдаленіи, потомъ послышался отдаленный стукъ колесъ и снова все смолкло.
Между тмъ, оставшись одинъ, лсничій началъ опытнымъ взглядомъ оглядывать каждое дерево, каждый кустъ, стараясь отыскать причину шороха, не ускользнувшаго отъ его привычнаго уха.
— Ничего! сказалъ онъ наконецъ, убдившись что вокругъ все тихо, это должно быть какой-нибудь зврь пробжалъ.
— Нтъ! Это не зврь! раздался вдругъ серебристый голосъ Маргариты де-Монторни.
И въ ту же минуту передъ глазами изумленнаго лсничаго появилась стройная фигура молодой двушки, ярко освщенная лучами луны.
Кто хоть разъ видлъ Маргариту, тотъ уже не могъ забыть черты ея лица поэтому и лсничій тотчасъ же узналъ дочь своего бывшаго господина и родственницу новаго.
Но слышала ли она его разговоръ съ Даніэлемъ? Если и слышала, такъ вдь можетъ быть не поняла о чемъ шло дло! Эта мысль придала немного увренности лсничему.
Однако первую минуту онъ думалъ было прикинуться браконьеромъ, но тотчасъ же отбросилъ эту мысль, такъ какъ вспомнилъ, что ему не разъ случалось встрчать въ парк молодыхъ обитательницъ замка.
Но какимъ образомъ могла попасть графиня въ лсъ въ такое позднее время? Это превышало понятіе лсничаго и онъ стоялъ неподвижно, разинувъ ротъ, не зная что ему длать.
— Какъ зовутъ вашего друга, съ которымъ вы сейчасъ разговаривали? спросила графиня де-Монторни.
— Это… это г. Даніэль…
— Этотъ разговоръ доставилъ мн большое развлеченіе, г. Мартэнъ, сказала графиня добродушнымъ и насмшливымъ тономъ. Но особенно баронъ де-Рошбейръ будетъ смяться надъ этимъ страннымъ торгомъ о девяноста фазанахъ, какъ вы кажется говорили…
И Маргарита разсмялась своимъ очаровательнымъ смхомъ, который однако произвелъ такое дйствіе на лсничаго, что онъ вздрогнулъ и невольно отступилъ назадъ.
При всей своей испорченности Мартэнъ не былъ трусомъ. Онъ доказалъ свое мужество въ многочисленныхъ ночныхъ схваткахъ и въ молодости былъ неустрашимымъ бреттеромъ. Но въ эту минуту холодный потъ покрывалъ его лобъ и онъ не смлъ поднять глазъ на Маргариту, казалось выросшую изъ земли, чтобы сдлаться орудіемъ его гибели.
Онъ сдлалъ послднее отчаянное усиліе, чтобы смлостью выпутаться изъ опаснаго положенія.
— Это я уговаривался объ одномъ небольшомъ дл, графиня, сказалъ онъ, господину барону понадобилось нсколько паръ дичи, чтобы пустить ее въ заросли Грасъ-Дьё, а такъ какъ это касается Даніэля, то я и позвалъ его, чтобы…
— Я отлично все это понимаю, г. Мартэнъ, прервала его неожиданно Маргарита. Вамъ совершенно излишне стараться выдумывать для меня какую-нибудь остроумную исторію, я уврена, что баронъ вполн будетъ согласенъ съ вашимъ мнніемъ, что сорокъ су за пару… такъ кажется?… совершенно ничтожная плата, которая не вознаграждаетъ даже васъ за ваши старанія обкрадывать хозяина.
Эти слова были произнесены безъ гнва, но съ безжалостной отчетливостью и въ которой не было и тни снисходительности къ человческой слабости.
Лсничій простоналъ отъ бшенства и въ отчаяніи опустилъ голову.
— Кончено! сказалъ онъ, штука сыграна, Анатоль Мартэнъ пропалъ.
Воображеніе уже представляло ему послдствія его проступка. Онъ видлъ себя выгнаннымъ, презираемымъ, лишеннымъ возможности честью заработывать свой хлбъ.
Паденіе было ужасно. Онъ заразъ терялъ все: свой домъ и садъ, жалованье, доходы отъ продажи кроликовъ, считавшихся собственностью лсничаго, освщеніе, отопленіе, подарки отъ гостей барона, не считая уже всеобщаго уваженія и чувства собственнаго достоинства.
Безчестный человкъ часто сознаетъ свою нечестность только тогда, когда его проступки обнаружены.
Во времена благоденствія Мартэнъ былъ въ хорошихъ отношеніяхъ со своею совстью, но теперь она пробудилась и онъ началъ чувствовать угрызенія.
— Эта проклятая страсть къ игр, да, эти карты причинили мн столько зла, мадемуазель, карты и кабакъ, прошепталъ несчастный, тономъ полнаго раскаянія, у меня было хорошее мсто, но несчастье въ игр поглощало все мое жалованье… Ахъ!.. Моя бдная жена!.. Мои дти!..
Рыданія прервали его рчь и онъ началъ отирать непривычныя слезы своей загрублой рукой.
Но это слезливое настроеніе не могло быть продолжительнымъ у человка, такого закала какъ Анатоль Мартенъ. Его упадокъ духа былъ непродолжителенъ, спустя нсколько минутъ онъ поднялъ глаза на свою обвинительницу, брови его были нахмурены, зубы сжаты, дыханіе сдлалось короткимъ и прерывистымъ, очевидно ему пришла мысль, что лучшимъ средствомъ отвратить опасность было избавиться отъ непріятнаго свидтеля.
Онъ былъ доведенъ до крайности, и жизни графини могла угрожать серьезная опасность.
Маргарита смотрла на него съ любопытствомъ наблюдателя изучающаго какой-нибудь психологическій феноменъ, но безъ малйшаго признака состраданія, скоре съ презрніемъ. Она замтила, какъ засверкали глаза Мартена, какъ руки его судорожно сжали стволъ его ружья, и поняла, что за опасность грозитъ ей.
Однако она осталась спокойной и невозмутимой: можно было подумать, что она обладаетъ талисманомъ, подъ защитой котораго ей нечего опасаться грубой силы.
— Это было бы глупо! сказала она спокойно. Это скоро открылось бы. Не приводите вашу идею въ исполненіе, это значило бы построить самому себ эшафотъ.
Эти слова такъ поразили лсничаго, что онъ съ проклятіемъ выронилъ изъ рукъ ружье.
— Подберите ваше ружье, Мартенъ, сказала посл минутнаго молчанія Маргарита, и считайте все происшедшее сномъ. Теперь я не имю ни малйшаго намренія вредить вамъ, баронъ не узнаетъ ничего о нашей встрч.
Лсничій вздохнулъ свободно.
— Небо наградитъ васъ за это, мадемуазель! вскричалъ онъ. Поврьте моему раскаянію! Я готовъ броситься въ огонь за васъ, я буду вашимъ слугой до моего послдняго часа, никогда не дотронусь я больше до картъ, даю въ этомъ клятву, и если…
Онъ продолжалъ бы еще въ этомъ тон, если бы Маргарита не остановила его повелительнымъ жестомъ.
— Не общайте боле, чмъ вы можете сдержать, сказала она. Не мое дло заниматься искорененіемъ пороковъ, и ваша страсть къ игр и вину меня вовсе не касается. Можетъ быть мн представится случай испытать вашу преданность и благодарность, а можетъ быть ваши услуги и никогда мн не понадобятся. Во всякомъ случа я ни слова не скажу барону о нашей ночной встрч.
Съ этими словами она повернулась и скоро исчезла изъ глазъ лсничаго.
Но предоставимъ ей спокойно возвращаться въ замокъ, и останемся въ лсу съ Анатолемъ Мартеномъ.
Его благодарность графин за ея снисхожденіе была непродолжительна.
Чувство самохраненія громко въ немъ говорило, онъ не хотлъ отказаться отъ идеи удержаться на своемъ выгодномъ мст, и его не особенно прельщала перспектива зависимости отъ каприза молодой двушки, тмъ боле, что онъ былъ не высокаго мннія о скромности рода человческаго.
Правда до сихъ поръ ему не случалось встрчать женщинъ на столько храбрыхъ, чтобы он могли встрчать спокойно вспышки его гнва, и онъ невольно восхищался графиней, которая въ подобную минуту не выказала ни тни страха или смущенія. Такая женщина могла хранить тайну.
Но захочетъ ли она? Можетъ быть она смялась надъ нимъ, и день его гибели только отложенъ? Одно слово ея барону будетъ имть роковыя послдствія, и это слово она можетъ ему сказать, если не сейчасъ то черезъ нсколько недль, черезъ нсколько мсяцевъ…
Мартену невольно представился вопросъ:
— Зачмъ же ходила въ лсъ мадемуазель де-Монторни?
До сихъ поръ онъ былъ слишкомъ занятъ своимъ сквернымъ положеніемъ, чтобы думать о чемъ-нибудь другомъ.
Если молодая двушка, подобная графин, ходитъ одна при наступленіи ночи въ лсъ, не обращая вниманія на октябрьскій туманъ и сырость, что это наврно не изъ любви къ шпіонству и не изъ сожалнія объ украденныхъ фазанахъ.
— Держу пари на что хотите, вскричалъ Мартенъ, что благородная графиня что-то скрываетъ, еслибы мн удалось это открыть, я могъ бы тогда спать спокойно… Ужь не замшанъ ли тутъ какой-нибудь молодчикъ, который не сметъ явиться въ замокъ?
Лсничій не отличался особеннымъ умомъ, но въ то же время былъ не лишенъ нкоторой хитрости и ловкости. Открыть тайну касающуюся Маргариты де-Монторни, употребить въ свою пользу это открытіе, разв это не было дйствительно врнымъ средствомъ перемняться ролями?
— Подождите, мадемуазель, будутъ и у насъ козыри! прошепталъ Анатоль Мартенъ.
И не медля ни минуты онъ приступилъ къ исполненію своего замысла.
Идти по слдамъ молодой графини до того мста, гд по его предположенію она имла свиданіе съ однимъ изъ своихъ поклонниковъ, это былъ единственный планъ представившійся практическому уму Мартена, планъ, который для многихъ не представлялъ бы ни малйшихъ шансовъ на успхъ.
Знаніе лса было единственнымъ знаніемъ Мартена, онъ читалъ вмсто всхъ книгъ только великую книгу природы, за то его глаза, какъ и глаза степныхъ охотниковъ, видли въ этой книг многое такое, что ускользаетъ отъ взгляда ученыхъ.
Разъ найдя слды ногъ графини онъ былъ увренъ, что не потеряетъ ихъ и сможетъ прослдить до конца.
Привычка наблюдать не оставила его даже среди страха, который онъ испытывалъ, видя себя уличеннымъ въ краж дичи на самомъ мст преступленія.
— Когда я увидлъ ее въ первый разъ, сказалъ онъ себ, она стояла между двухъ сосенъ, на одной изъ которыхъ была сдлана замтка ножемъ, если я найду эти деревья, я нападу на слдъ… Идемъ! на охоту!
Спустя минуту, онъ былъ уже на названномъ имъ мст, у двухъ сосенъ. Его было легко узнать, такъ какъ свжая зарубка на ствол обнажала древесину, ярко блествшую, освщаемую луной. На влажной земл, въ метр отъ дерева, Мартенъ тотчасъ же замтилъ слдъ ноги графини де-Монторни.
Лсничій весело усмхнулся, потирая руки, его лицо выражало надежду и радость.
— Отлично! сказалъ онъ. Пока все идетъ хорошо. Говорятъ, покойный графъ оставилъ все свое имущество дочери, если я открою ея секретъ, на мою долю кое-что перепадетъ. Три или четыре тысячи франковъ для нея ничего не значатъ, а для меня он были бы очень полезны.
Это размышленіе еще боле усилило веселость Мартена. Онъ зажегъ фонарь, безъ котораго никогда не выходилъ изъ дому вечеромъ, и, опустивъ его ниже, началъ внимательно осматривать землю, ища продолженія слдовъ.
Его поиски увнчались успхомъ и онъ, медленно, но врно, сталъ подвигаться впередъ. Спутанные корни, обломки камней, кучи опавшихъ листьевъ, покрывавшіе почву, все это ставило ему на каждомъ шагу препятствія, неодолимыя для мене опытнаго человка.
Незамтно примятый мохъ, свже-сломанная вточка, лежавшая на земл, все это были признаки, по которымъ онъ безошибочно шелъ по слду молодой графини, хотя посторонній наблюдатель не увидлъ бы тутъ ничего.
Любопытно было смотрть, какъ осторожно и съ какимъ искусствомъ шелъ Мартенъ по едва замтному слду.
Хотя лсничій не зналъ даже и по имени краснокожихъ Сверной Америки и африканскихъ охотниковъ за слонами, этихъ знаменитыхъ искателей слдовъ, но онъ, казалось, былъ изъ ихъ школы, природа открыла ему многія изъ своихъ тайнъ, какъ индйцамъ и кафрамъ, и онъ умлъ пользоваться этимъ знаніемъ.
— Чортъ побери! бормоталъ онъ, медленно подвигаясь впередъ, я умю отличить слдъ ласки отъ слда горностая, лисій слдъ отъ собачьяго, кроличій отъ заячьяго, почему же мн не выслдить васъ, прекрасная графиня? Это будетъ легкой игрой.
И онъ продолжалъ свои поиски съ такимъ умньемъ и хладнокровіемъ, что не прошло и часа, какъ онъ, подобно собак, выслдившей дичь, дошелъ уже до стараго, обожженнаго молніей платана.
Но тутъ его едва не постигла неудача. Слды внезапно прерывались, а въ тоже время вблизи не было видно ничьихъ слдовъ, такъ что предположеніе Мартена о назначенномъ свиданіи не оправдывалось.
— Чортъ меня побери, если я что-нибудь тутъ понимаю! вскричалъ онъ, съ озадаченнымъ видомъ почесывая за ухомъ. Ея слды тутъ ясно видны, но больше ничего, нтъ, здсь не было никого, кром нея, я въ этомъ готовъ поклясться. Можетъ быть молодчикъ не былъ аккуратенъ и опоздалъ, а графин надоло ждать, она и ушла. Или, можетъ быть… А! Что это тамъ такое?
И онъ поспшно бросился къ платану. Его неутомимый глазъ замтилъ что-то блое въ дупл дерева, что блестло снжной близной на лунномъ свт.
Луна свтила такъ ярко, что помощь фонаря была почти излишня.
Этотъ блый предметъ былъ кусочекъ кружева, прицпившійся въ трещин дупла. Мартенъ вынулъ его и сталъ внимательно разглядывать.
— Это обрывокъ кружева, которое носятъ городскія дамы, ршилъ онъ, посл тщательнаго осмотра. Но какъ попалъ онъ сюда? Врно графиня всовывала туда руку, чтобы что-нибудь положить или вынуть… Можетъ быть письмо отъ молодчика, который не пришелъ… Э! Э! графиня, теперь, съ вашего позволенія, мы будемъ переговариваться, какъ равные, понимаете вы это?
Съ этими словами Мартенъ сунулъ свою широкую руку въ глубину дупла.
— Гм! Письма однако нтъ, нтъ даже ничего подобнаго, пробормоталъ онъ… А! вотъ, кажется, что-то мн попалось подъ руку.
Онъ, дйствительно, нащупалъ футляръ съ портретомъ и вытащилъ его, съ торжествующимъ восклицаніемъ.
Посл нсколькихъ неловкихъ усилій, ему удалось открыть футляръ и передъ его изумленными глазами блеснула дорогая оправа портрета. Но эта находка нисколько не объясняла ему страннаго поведенія графини.
Золото и жемчугъ не возбудили даже алчности лсничаго, онъ имлъ очень смутное понятіе о цнности этихъ вещей и къ тому же онъ подозрвалъ, что жемчугъ не настоящій.
Поступокъ дочери его бывшаго господина, выходящей вечеромъ спрятать, среди лса, портретъ маленькой двочки, казался ему необъяснимой загадкой. Онъ начиналъ думать, что графиня, какъ это часто случается съ молодыми двушками ея лтъ, хотла играть какую нибудь романическую комедію. Но кто былъ героемъ этой комедіи?
— Ахъ! Еслибы заставляли работать этихъ благородныхъ барышень, имъ не приходило бы тогда въ голову такихъ глупостей, думалъ онъ, съ презрніемъ смотря на миніатюрный портретъ. Но что это?.. Тутъ что то, кажется, написано.
Съ этими словами онъ направилъ свтъ фонаря на портретъ, однако вс его усилія разобрать надпись были напрасны.
Онъ могъ кое-какъ разобрать печатное, но и то съ большимъ трудомъ, изящныя же, рзныя буквы на портрет были для него также понятны, какъ санскритскія письмена. Поэтому онъ счелъ за лучшее запереть футляръ и спрятать его въ карманъ.
— Я покажу это Жанн, сказалъ онъ, загасивъ фонарь и возвращаясь старой дорогой назадъ. Она прочитаетъ мн, что тутъ написано и не будетъ болтать объ этомъ, такъ какъ она знаетъ, что я съумю научить ее удержать языкъ, если она проговорится, значитъ я могу на нее разсчитывать.
Жанна была старшая дочь лсничаго, недавно принятая въ замокъ де-Монторни, въ качеств прачки.

IX.
Замокъ Трамбль.

Казъ мы уже видли, старый замокъ Трамбль имлъ печальный и разрушенный видъ. Внутренность его вполн соотвтствовала вншности изъ всхъ комнатъ только одна большая пріемная зала сохранила слды прошлаго блеска.
Это была огромная зала, правда, немного низкая, съ десятью большими окнами, паркетнымъ поломъ и стнами, обдланными старымъ дубомъ, и съ роскошными карнизами.
Она была едва меблирована и напрасно искали бы въ ней двухъ вещей, гармонировавшихъ между собой. Одинъ или два стола, шкафъ чернаго дерева, кресло съ вырзанной на спин баронской короной, случайно ускользнули отъ аукціона.
По той же причин на стнахъ висло нсколько картинъ, это были фамильные портреты, плохо и неискусно написанные, въ старыхъ закопченыхъ рамкахъ, изображавшіе сухія, натянутыя фигуры въ завитыхъ и напудренныхъ парикахъ, въ брыжжахъ, съ мушками на лиц, однимъ словомъ, обращики модъ послднихъ двухъ столтій.
Меблировку дополняли кое-какія вещи, купленныя де-Ламбакомъ вроятно гд-нибудь по случаю и которыхъ время и употребленіе далеко не улучшили. Тамъ не хватало ножки, тамъ отставала фанерка и обнажала простое дерево, служившее основой.
Четыреугольный кусокъ ковра покрывалъ часть пола, на этомъ островк краснаго съ чернымъ мокета группировались остатки мебели, остальная часть залы была совершенно пуста.
Все это представляло далеко не веселый видъ, но никогда можетъ быть не казалось такимъ мрачнымъ, какъ въ этотъ пасмурный, октябрьскій вечеръ.
Около камина, гд едва-едва горли сырые сучья, набранные въ саду, госпожа де-Ламбакъ, сидя въ кресл, видимо съ трудомъ шила, портя свои глаза надъ починкой блья, между тмъ какъ де-Ламбакъ съ нетерпливымъ видомъ ходилъ взадъ и впередъ, заставляя трещать паркетъ подъ своими тяжелыми шагами.
Бдная женщина, дрожа отъ холода, тщетно куталась въ свою старую изношенную шаль, она принимала вс предосторожности, чтобы избжать малйшаго жеста, малйшаго движенія, способнаго привлечь вниманіе ея раздражительнаго мужа.
Уже боле часа Робертъ де-Ламбакъ не говорилъ ни слова, если не считать энергическихъ ругательствъ, которыя онъ по временамъ бормоталъ сквозь зубы.
Его характеръ, никогда не бывшій особенно мирнымъ и пріятнымъ, еще боле ухудшился годами лишеній, постоянной нуждой и неотступными требованіями кредиторовъ.
Онъ топалъ ногою, кусалъ лихорадочно свои сдые усы, то вдругъ останавливался у окна и молча слдилъ за порывами втра, гнавшаго передъ собой тучи сухихъ, пожелтвшихъ листьевъ.
Госпожа де-Ламбакъ внутренно вздрагивала, слдя украдкой за движеніями мужа. Это была несчастная женщина, терпливая и рабски покорная вол своего деспота-мужа.
— Все нтъ письма! прервалъ наконецъ молчаніе де-Ламбакъ. Почтальонъ должно быть цлый часъ какъ прошелъ.
Съ этими словами онъ подошелъ къ камину и толкнулъ ногой горвшія сучья, отъ которыхъ при этомъ поднялось облако густаго и дкаго дыма.
— Ни одного слова отъ сына! продолжалъ де-Ламбакъ. Какъ видно онъ не очень-то безпокоится, чтобъ чортъ его побралъ!
Госпожа де-Ламбакъ робко подняла голову.
— Робертъ, сказала она, я очень желаю возвращенія Гастона. Я не думала, что домъ будетъ казаться такъ пустъ, когда онъ и…
Она не окончила своей фразы и поспшно принялась вдвать нитку въ ушко иголки, что съ трудомъ удавалось ей при слабомъ свт сумерокъ, однако она все-таки была рада этому занятію, позволявшему ей скрыть испытываемое ею смущеніе. Какъ и большая часть людей, принужденныхъ жить съ грубыми натурами и постоянно только о томъ и думать, какъ бы не раздражить ихъ, она чувствовала постоянно опасенія сказать или сдлать что-нибудь, что могло привлечь на нее гнвъ мужа, это не замедлило случиться и на этотъ разъ.
— Благодарю васъ, госпожа де-Ламбакъ! Клянусь небомъ, я благодарю васъ за ваши слова. Вы дйствительно достойны сожалнія, будучи вынуждены оставаться одн съ вашимъ мужемъ! вскричалъ де-Ламбакъ. И вы находите это очень печальнымъ, чтоже можетъ быть естественне! А! право я и не подозрвалъ, какую честь вы мн сдлали соблаговоливъ выйти за меня замужъ. Будьте уврены, что на будущее время я объ этомъ буду помнить.
При звукахъ этого громоваго голоса бдная женщина задрожала какъ листъ. Можно было подумать, что она опасалась ударовъ этой тяжелой руки, которою де-Ламбакъ съ силой колотилъ по мраморному камину, какъ бы желая придать больше силы своимъ словамъ.
Но слдуетъ замтить, что Робертъ, не смотря на всю свою грубость никогда не позволялъ себ забыться до такой степени, чтобы поднять хотя палецъ на свою жену. Не смотря на вс дикіе инстинкты этого человка, чувство благородства не позволяло ему употреблять противъ женщины другаго оружія кром слова.
— Да, продолжалъ онъ, я помню вечеръ, когда я увидлъ васъ въ первый разъ. Я пробовалъ четырехъ лошадей, только что мною купленныхъ, это были четыре чудные бгуна, до такой степени похожіе, что ихъ невозможно было отличить одного отъ другаго. На этой новой запряжк я отправился въ маленькій Русильонъ, какъ называлось ваше жилище, въ послднее время я очень пострадалъ отъ неудачныхъ пари и очень нуждался тогда въ деньгахъ. Старикъ Жаке не раньше сталъ слушать меня, какъ я согласился позавтракать съ нимъ. Онъ послалъ за своей дочерью Маріей, такъ что мы и познакомились тогда съ вами. О! Если бы тогда я могъ предвидть, что настанетъ день, когда вамъ станетъ скучно быть со мной однимъ, клянусь вамъ…
— Робертъ! Дорогой Робертъ! прервала его, едва удерживая рыданія, госпожа де-Ламбакъ, вы знаете хорошо, что я не это хотла сказать. Съ вами я не буду чувствовать себя одинокой гд бы ни было на земл, но здсь, въ этомъ несчастномъ дом, съ тхъ поръ какъ ухалъ Гастонъ, я едва осмливаюсь заснуть, я леденю отъ ужаса. Робертъ, сжальтесь надо мной, подемте жить въ Парижъ, въ Версаль, куда хотите, но только, ради Бога, не останемтесь здсь.
Де-Ламбакъ подошелъ къ столу и облокотился на него съ такой силой, что онъ затрещалъ.
— Сколько разъ долженъ повторять я, чтобы вы молчали и оставляли для себя эти глупыя надежды? сказалъ онъ сердитымъ и грубымъ тономъ, глядя прямо въ лицо жен, вы хотите шевелить камень, который долженъ насъ раздавить. Будьте спокойны или вы станете причиной большихъ несчастій. Я думаю что эта толстая служанка въ деревенскомъ чепц и деревянныхъ башмакахъ знаетъ больше чмъ вы думаете, благодаря тому, что она могла слышать изъ нашихъ разговоровъ.
— Какъ? Толстая Адель?
— А то кто же? Не позже какъ вчера вечеромъ за ужиномъ я замтилъ у нея какое-то подмигиваніе въ ту минуту, когда вы жаловались на втеръ, свиствшій въ корридорахъ на верху и который, какъ вы говорили, походилъ на крики человка о помощи. Я увренъ, что въ ея глупой голов что-нибудь шевелится. Надо отдлаться отъ нея какъ можно скоре!
Съ перваго взгляда это замчаніе не имло ничего ужаснаго, однако оно произвело странное впечатлніе на госпожу де-Ламбакъ.
Она съ ужасомъ взглянула на мужа, спокойно отошедшаго къ камину, чтобы погрть спину у огня. Два раза пыталась она говорить и два раза слова останавливались въ ея горл. Наконецъ, собравъ вс силы, она прошептала:
— Отдлаться отъ нея!.. Нтъ, нтъ, вы не станете…
И она, не окончивъ фразы, зарыдала, закрывъ лицо руками.
Робертъ де-Ламбакъ, настолько знакомый съ характеромъ жены, чтобы знать, что въ подобныхъ случаяхъ запугиванія ни къ чему не приведутъ, казалось, смягчился и подойдя къ жен тронулъ ее слегка за плечо.
— Ну, Марія, перестань, я не знаю, изъ за чего тутъ плакать. Я думаю только, что если эта чертовка Адель станетъ что-нибудь подозрвать… то лучше всего будетъ разсчитать ее и выпроводить при первомъ удобномъ случа.
Госпожа де-Ламбакъ отерла глаза платкомъ и видимо успокоилась. Это была поверхностная, ограниченная натура, ея волненія проходили также быстро, какъ и начинались.
— Благодарю васъ, сказала она, почти веселымъ тономъ. Но, право, вы меня испугали было, Робертъ. Я стала такой нервной, съ тхъ поръ, какъ ухалъ Гастонъ. Мн хотлось бы получить отъ него письмо, хотя бы одну строчку. Я надюсь, что онъ прибылъ благополучно, но, наконецъ…
— О! Можете быть уврены, что благополучно, прервалъ ее де-Ламбакъ, снова начавшій ходить по зал. Только посл жизни, которую онъ велъ здсь, онъ, вроятно, сочтетъ своей обязанностью повеселиться въ каждомъ город по дорог. Онъ подетъ, какъ путешествуютъ по берегамъ Рейна, останавливаясь на каждой станціи. У него преувеличенное самолюбіе и онъ воображаетъ, кажется, что на свт только и есть умныхъ людей, что онъ одинъ, но онъ скоро замтитъ свою ошибку и это будетъ для него хорошимъ урокомъ. Неужели онъ воображаетъ, что я досталъ съ такимъ трудомъ и за такіе проценты эти деньги только для того, чтобы онъ бросилъ ихъ на втеръ!
Боле получаса де-Ламбакъ продолжалъ свои разсужденія въ этомъ тон. У него была, въ лиц жены, самая благосклонная аудиторія. Она была расположена, съ одинаковымъ вниманіемъ, слушать его безконечные разсказы хотя бы въ десятый разъ и смяться плохимъ шуткамъ, на которыя онъ былъ неистощимъ. Ея восхищеніе умомъ, смлостью и успхами мужа было самое чистосердечное.
Она была воспитана въ почитаніи де-Ламбаковъ, такъ какъ ея отецъ былъ сыномъ фермера этой фамиліи и питалъ къ ней, какъ и отецъ его, безграничное уваженіе.
Позже, Марія Жаке по цлымъ часамъ слушала, съ восхищеніемъ деревенской Дездемоны, разсказы своего мужа о его, исполненныхъ приключеніями, похожденіяхъ на суш и на мор. Надо замтить, что весь департаментъ до сыта наслушался тогда исторій, касавшихся мускульной силы, упрямства и смлости безразсуднаго и втрепнаго Роберта де-Ламбака, но свтъ встрчалъ снисходительной улыбкой его безумныя выходки, пока онъ могъ безъ счету сорить деньгами.
Но уже давно де-Ламбакъ лишился возможности сорить, и однако его жена все еще врила въ него, все еще сохраняла удивленіе, къ которому примшивалась нкоторая доля страха, что объяснялось слабостью ея характера.
Никогда не уставала она его слушать, хотя разговоръ неизмнно вращался около его былыхъ подвиговъ. Не разъ выражался онъ довольно ясно о глупости, которую онъ будто бы сдлалъ, женясь на дочери кожевника, у которой не было ни капли благородной крови въ жилахъ, ни зерна здраваго смысла въ мозгу.
Марія терпливо это выслушивала и никогда не ршалась въ отвтъ намекнуть на ея промотанное приданое и на разореніе, единственнымъ виновникомъ котораго былъ ея мужъ.
Дло въ томъ, что она не смла имть никакого другаго чувства, кром вчной и глубокой признательности за честь, которую оказала ей блестящая звзда носившая имя де-Ламбака, женясь на ней, дочери плебея.
Робертъ былъ ея злымъ геніемъ, онъ довелъ ее до раззоренія, почти до нищеты, благодаря ему, они принуждены были скрываться, такъ что никому не было извстно ихъ пребываніе въ замк Трамбль, наконецъ къ этому прибавились огорченія и ужасы, которыя раскроются въ теченіи этого разсказа, но все-таки ничто не могло ослабить почтительной любви, которую съ самаго начала чувствовала госпожа де-Ламбакъ къ своему мужу.
Изъ за него она разсорилась со своимъ братомъ, единственнымъ оставшимся у нея родственникомъ.
Де-Ламбакъ уврялъ, что Огюстъ Жаке былъ низкій человкъ, негодяй, котораго слдуетъ вытолкать вонъ въ шею.
Вся же вина Огюста состояла въ томъ, что, будучи уже не разъ обманутъ аристократическимъ супругомъ своей сестры, онъ ршительно отказался давать ему денегъ въ долгъ.
Сестра, въ качеств преданной супруги, приняла сторону мужа и разрывъ съ братомъ сдлался окончательнымъ.
Госпожа де-Ламбакъ подняла прерванный было разговоръ.
— Вы говорили о Гастон, другъ мой, сказала она.
— Да, я говорилъ, что я собралъ эти деньги, которыя онъ увезъ, не для того, чтобы онъ бросилъ ихъ за окно или проигралъ, что одно и тоже, отвчалъ де-Ламбакъ. Я далъ ему для того, чтобы онъ могъ идти наравн съ другими и жениться на богатой… И я положительно не понимаю, что можетъ значить его молчаніе!
И де-Ламбакъ съ гнвнымъ видомъ, нахмурилъ брови.
— Къ чему такія мысли, Робертъ! возразила госпожа де-Ламбакъ. Вдь вы знаете, какъ они были дружны! Она должна любить Гастона, я въ этомъ вполн уврена. Нтъ двушки, которая не была бы рада выйти за него замужъ!
Послднія слова были произнесены съ энергіей, въ которой сквозила материнская гордость, но Робертъ покачалъ головой.
— Я не могу ее понять, сказалъ онъ. Она осмлилась открыто противиться мн, какъ будто отъ меня ей нечего опасаться. Гастонъ красивъ, но я сомнваюсь, чтобы она дорожила имъ настолько, какъ мы это предполагаемъ. И если онъ попытается обращаться съ ней немного грубо, я предвижу, что она оставитъ его не при чемъ. Эта двушка для меня загадка. Я не суевренъ, Марія, но если врить тому, что разсказываютъ о людяхъ, одержимыхъ злымъ духомъ, то я скажу, что эта двушка…
Приходъ толстой Адели помшалъ де-Ламбаку докончить фразу.
— Господинъ, сказала она, Пьеретта, привратница пришла изъ монастыря- настоятельница велла ей кланяться вамъ и спросить, не получили ли вы извстій о здоровьи ея воспитанницы графини Маргариты де-Монторни.
Здоровая крестьянка несмотря на свою глупость обратила вниманіе на впечатлніе произведенное ея словами на де-Ламбака, и съ тайнымъ любопытствомъ наблюдала за выраженіемъ его лица.
Но де-Ламбакъ скоро оправился.
— Скажите Пьеретт, что я благодарю настоятельницу, отвчалъ онъ твердымъ голосомъ, и что послднія извстія полученныя мною о графин превосходны. Молодая графиня поселилась въ замк Монторни у своихъ родственниковъ де-Рошбейръ. А вы, Адель, не забудьте дать Пьеретт стаканъ вина на дорогу.
Когда Адель вышла и не могла уже слышать, что говорится въ зал, де-Ламбакъ подошелъ къ жен и сказалъ:
— Надо отослать эту Адель, какъ только этому представится благовидный предлогъ, конечно если Гастону не удастся устроить все дло сразу, тогда мы на всегда оставимъ эту мышиную нору. Но эта служанка должна уйти, она знаетъ слишкомъ много, или думаетъ, что знаетъ.
И Робертъ де-Ламбакъ на долгое время погрузился въ молчаніе, поглощенный, какъ казалось мыслями, не имвшими ничего особенно пріятнаго.

X.
Непредвиднный отвтъ.

— Если ты хочешь послдовать моему совту, Рауль, то ты объяснишься безъ замедленія. Я уврена, что она тебя любитъ, но она такъ молода и такъ хочетъ нравиться, что я боюсь нашего скораго перезда въ Парижъ, она будетъ до того окружена лестью, что ея головка пойдетъ кругомъ. Я была бы такъ довольна, если бы ты объяснился немедленно! повторяла убдительно своему сыну баронесса де-Рошбейръ.
Этотъ разговоръ происходилъ въ розовой гостиной, куда баронесса приказала позвать сына. Въ камин горлъ веселый огонь, такъ какъ утро было довольно свжее, но блестящее хотя и осеннее солнце уже растопило иней, покрывшій за ночь блымъ саваномъ аллеи парка.
Идеи баронессы были вполн опредленны, она мечтала о брак ея сына съ дочерью покойнаго графа де-Монторни.
Она питала къ Маргарит искреннею привязанность и думала, что со стороны молодой двушки будетъ благоразумне всего выйти замужъ за человка подобнаго Раулю, что же касается до земель Пуатре и Вильменъ принадлежащихъ Маргарит, и переходъ которыхъ въ чужія руки былъ бы очень прискорбенъ, то баронесса не позволяла себ даже останавливаться на такихъ мелочахъ, будучи уврена, что какъ въ матерьяльномъ такъ и въ нравственномъ отношеніи этотъ бракъ будетъ выгоденъ.
Рауль причинялъ матери нкоторыя безпокойства, конечно, поспшимъ прибавить, не распущенностью и безпорядочностью своей жизни, но, наоборотъ, излишней серьезностью.
Занятія наукой и политикой поглощали все его время, и теперь даже онъ былъ такъ поглощенъ будущими выборами, что трудно было предвидть, что онъ согласится надть на себя цпи Гименея.
Мать и сестры каждую зиму старались изъ всхъ силъ, указывая ему то на ту, то на другую молодую двушку, изъ которой вышла бы очаровательная де-Рошбейръ, но вс ихъ усилія были безплодны, и можно было даже опасаться, что ихъ дорогой Рауль такъ и откажется навсегда отъ брачной жизни, и такимъ образомъ осудитъ на погибель родъ де-Рошбейръ, подобно тому какъ со смертью стараго графа угасъ древній родъ де-Монторни.
Баронесс казалось теперь, что она нашла наконецъ въ Маргарит де-Монторни, ту, которая боле всхъ достойна чести сдлаться женой ея сына.
Красота и умъ Маргариты не замедлили произвести впечатлніе на стоическаго виконта, а еи молодость, по мннію баронессы, позволила бы ей легко покориться вол такого нетребовательнаго мужа, какъ Рауль, кокорый безъ сомннія былъ бы образцомъ мужей, какъ онъ былъ лучимъ сыномъ и братомъ. Его благоразуміе отвчало за то, что онъ съуметъ руководить свою прекрасную половину на опасномъ пути жизни.
Боле чмъ вроятно, что баронесса де-Рошбейръ не знала выраженія Аристотеля, уврявшаго, что мужъ тридцати шести лтъ и жена восемнадцати, составляютъ наилучшую пару, однако она инстинктивно пришла къ одному убжденію съ знаменитымъ философомъ.
Раулю было едва тридцать лтъ, но его ученость и благоразуміе были достойны боле зрлаго возраста:, съ свой стороны, Маргарита веселая, красивая, граціозная, казалась гораздо моложе своихъ восемнадцати лтъ.
— Все это прекрасно, отвчалъ съ улыбкой Рауль, но предположимъ, что она думаетъ обо мн не больше чмъ о Великомъ Могол. Я не могу тогда силой жениться на ней, при свт факеловъ въ развалившейся капелл стараго замка, какъ это длается въ фантастическихъ романахъ Анны Рэдклифъ.
Но баронесса не допускала, чтобы смялись надъ проектомъ, который она такъ долго ласкала, и она принялась снова за работу, повторяя свои прежніе аргументы и усиливая ихъ всею своей женской логикой.
Рауль почтительно слушалъ. Привычка къ общественной жизни научила его относиться снисходительно къ чужимъ мнніямъ, кром того нельзя было сказать, чтобы слова матери не находили совершенно отголоска въ его сердц.
— Я вижу, сказалъ онъ наконецъ, что если я женюсь на Маргарит, этотъ бракъ составитъ ваше счастье, также какъ и счастье отца и сестеръ. И если я когда-нибудь ршусь перейти рубиконъ брака, то конечно мн было бы очень пріятно знать, что моя жена любима и уважаема всмъ моимъ семействомъ. Но мн кажется, что въ брак главную роль играютъ взаимныя чувства супруговъ, съ моей стороны я не очень-то увренъ въ моихъ, а что же касается до чувствъ Маргариты. я признаюсь, что я не понимаю этой двушки. Или это боле глубокая натура, чмъ мы думаемъ или…
— О! Рауль, молчи, ради Бога! Маргарита глубокая натура! Молодая двушка воспитанная въ монастыр, не знающая еще свта!.. вскричала баронесса.
— Или я глупе, чмъ я себя считалъ, продолжалъ Рауль, должно быть, что это такъ и есть. Мои идеи о Маргарит мняются каждый день, а иногда и нсколько разъ въ день. Иногда я ее обожаю, такой кажется она милой, очаровательной въ своемъ дтскомъ незнаніи зла, но потомъ вдругъ являются сомннія, отъ ничего незначущаго жеста, отъ тона голоса, отъ взгляда. Ея смхъ никогда не очаровывалъ меня. Вы меня конечно спросите, какъ съ моимъ серьезнымъ характеромъ я занимаюсь такими вещами, какъ критика смха молодой двушки. Но съ васъ будетъ достаточно знать, что я не думаю, чтобы она сколько-нибудь дорожила мной, и надюсь не быть настолько глупымъ, чтобы слишкомъ дорожить ей.
При этихъ словахъ онъ невольно покраснлъ и поспшилъ выйти, чувствуя, что сказалъ боле чмъ хотлъ.
Скоро мать увидла его идущаго съ задумчивымъ видомъ но алле парка, въ сопровожденіи Пеки. Спустя минуту онъ исчезъ за поворотомъ.
Но должно быть было назначено судьбой, что уединенная прогулка Рауля де-Рошбейръ не должна была быть продолжительной въ этотъ день.
Едва усплъ онъ потерять изъ виду окна замка Монторни, какъ стукъ экипажа заставилъ его поднять голову и онъ узналъ плетеную колясочку и пони молодой графини.
Маргарита правила сама и была одна въ экипаж. Она сдлала большіе успхи въ искусств править, особенно, если принять во вниманіе, что она только недавно начала этому учиться, ея маленькіе бгуны были горячи и непокорны, но повиновались ей какъ ягнята, къ величайшему изумленію конюховъ Монторни.
Она остановила лошадей увидя Рауля, который подойдя къ ней снялъ шляпу и поклонился.
— Я думалъ, что съ вами Амели, сказалъ онъ, мн показалось, что она выхала вмст съ вами.
— Да, это правда, отвчала Маргарита.
И она начала разсказывать о своемъ посщеніи деревенской школы. Амели тамъ осталась, чтобы убдиться, какіе успхи оказали ученики въ священной исторіи и географіи, съ тхъ поръ какъ имъ дали новую учительницу.
— Я тоже пробовала учить, сказала молодая двушка съ насмшливымъ видомъ, который шелъ къ ней какъ нельзя лучше. Но, увряю васъ, я не имла никакого успха, мн удавалось только возбуждать смхъ моихъ учениковъ. А настоящая учительница — Минерва въ синихъ очкахъ, глядла на меня такъ какъ будто бы хотла меня състь, наконецъ она запретила мн продолжать разсказывать басни: это все, что я могла извлечь изъ моего тощаго запаса знаній. Однимъ словомъ, даже Амели потерявъ терпніе, сказала мн наконецъ, что я нарушаю школьную дисциплину. Такъ что я просто на просто была выгнана вонъ!
И Маргарита весело засмялась, закончивъ этимъ разсказъ о своей неудач.
Самъ Рауль не могъ удержаться отъ порыва веселости.
Между тмъ кони продолжали медленно двигаться къ замку, Рауль шелъ рядомъ держась рукой за экипажъ и разговаривая съ своей молодой кузиной.
— Вотъ мы и дома, сказалъ онъ, не хотите ли пройтись со мной на терассу? Я хочу спросить вашего совта относительно оранжереи. Садовникъ хотлъ бы сдлать ее въ старинномъ вкус съ прямыми углами, а сестры мечтаютъ о мавританскомъ павильон. Остается узнать теперь ваше мнніе, Маргарита.
Несмотря на то, что они были родственники и очень дружны, кром того Рауль былъ много старше своей кузины, однако онъ рдко ршался называться просто по имени.
Впрочемъ все семейство боле или мене испытывало такое же затрудненіе
Едва ли какая двушка была мене сдержанна, мене церемонна чмъ Маргарита де-Монторни, и однако не смотря на то вс де-Рошбейръ считали ее какъ бы странствующей принцессой, которую привелъ къ нимъ случай.
Маргарита была очень любезна и уступчива, у ней не было и тни надменнаго вида, который принимаютъ часто богатыя наслдницы. Никто никогда не слышалъ отъ нея рзкаго слова.
Баронъ, баронесса, ихъ дочери, слуги замка, нотаріуса, священникъ, вс кто только видлъ молодую сироту, вс увряли единогласно, что она олицетворяетъ идеалъ благородства, и что она настоящая знатная дама.
Маргарита де-Монторни слдовала тактик исполнять всегда просьбы, которыя не принуждали ее ни къ какимъ жертвамъ. Поэтому она охотно согласилась на предложеніе кузена и послдовала за нимъ къ террас, по временамъ со смхомъ оглядываясь, чтобы посмотрть какъ ея лошадки, минуту передъ тмъ спокойныя, бсились и рвались изъ рукъ конюха, который блдный и испуганный не зналъ какому святому молиться…
— Со мной он никогда не ведутъ себя такимъ образомъ, замтила спокойно молодая графиня.
Въ это время они вошли въ садъ по тому же пути, по которому нсколько дней тому назадъ шла Маргарита среди вечерняго тумана прятать въ сосновомъ лсу миніатюрный портретъ, который теперь находился въ обществ пыжей, патроновъ и т. п. вещей въ широкихъ карманахъ Мартена. Но Маргарита этого и не подозрвала.
Терраса, составлявшая продолженіе сада, была отдлена отъ замка широкой аллеей, усаженной рододендрами.
Архитекторъ назначилъ конецъ террасы смежный съ прудомъ, какъ лучшее мсто для постройки оранжереи, туда-то и велъ Рауль свою кузину.
— Мавританскую или нтъ, вотъ вопросъ? сказалъ онъ шутя. Возвратимся ли мы къ эпох безъ стиля Людовика VIII или ршимся на кусочекъ Альгамбры?
Молодой политикъ былъ бы въ большомъ затрудненіи если бы его посл заставили разсказать, какъ, къ своему величайшему изумленію, онъ въ живыхъ краскахъ описалъ своей кузин блестящіе остатки мавританской архитектуры еще украшающіе югъ Испаніи.
Рауль де-Рошбейръ, наимене тщеславный изъ людей, никогда не надодалъ никому разсказами о своихъ путешествіяхъ, но въ эту минуту онъ невольно увлекся и вдался въ краснорчивое описаніе чудесъ Алказара. Но вдругъ онъ остановился, замтивъ, что прекрасные глаза его спутницы наполнились слезами.
— Это ничего!.. Ничего… сказала она отворачиваясь. Только… вы такъ живо описывали мн вс эти чудеса, которыхъ я безъ сомннія никогда не увижу… что… я не знаю, что со мной сдлалось… мн захотлось плакать.
Рауль взялъ за руку Маргариту, онъ самъ былъ въ сильномъ волненіи.
— Отчего же вамъ не увидать эти несравненныя страны? сказалъ онъ пытаясь ее утшить. Какое блаженство было бы для меня постить вмст съ вами Гренаду, Севилью, Мадридъ, Кордову!
Маленькая ручка, которую держалъ Рауль отвчала ему легкимъ пожатіемъ, отъ котораго пробжалъ огонь по его жиламъ.
— Маргарита! вскричалъ онъ. Позвольте мн быть для васъ боле чмъ другомъ! Позвольте мн любить васъ. Я знаю, я слишкомъ серьезенъ и старъ для вашей молодости, но выслушайте меня, дорогое дитя, дайте мн открыть вамъ тайну, которой полно мое сердце, я васъ люблю съ той минуты, когда я васъ увидлъ въ первый разъ. Онъ долго говорилъ въ этомъ тон, общаясь вчно любить, считать малйшія желанія за приказанія, однимъ словомъ повторяя то, что повторялось влюбленными начиная съ Адама.
Безансонъ съ трудомъ узналъ бы въ немъ своего серьезнаго, сдержаннаго депутата.
Маргарита молчала и это молчаніе Рауль готовъ былъ уже истолковать въ свою пользу.
Но вдругъ она высвободила свою руку, которую онъ все еще продолжалъ держать.
— Кузенъ Рауль, сказала она твердымъ голосомъ, глядя ему въ лицо, вы длаете мн большую честь, но къ сожалнію я не могу принять вашего предложенія. Я глубоко уважаю васъ, я уврена, что та, которую вы выберете себ въ жены будетъ счастлива, но я принуждена вамъ отказать!
Глаза Маргариты были сухи, ея языкъ былъ языкъ женщины, а не молодой двушки… Очаровательный капризный ребенокъ преобразился, и въ ея голос слышалось истинное волненіе.
Нтъ часто да женщинъ, сказалъ улыбаясь Рауль, пытаясь снова взять руку молодой графини.
Но скоро стало очевидно, что въ этомъ случа его правило неприложимо.
Напрасно напрягалъ Рауль вс силы своего краснорчія, стараясь убдить Маргариту, что ея отказъ можетъ быть былъ только слдствіемъ первой минуты изумленія, что онъ слишкомъ поспшенъ, что поговоривъ съ баронессой, которая любитъ ее какъ дочь, она наврное измнитъ свое ршеніе…
Но Маргарита такимъ твердымъ тономъ просила его прекратить этотъ разговоръ, что ему осталось только повиноваться.
Онъ молча проводилъ ее до дверей замка. Тутъ они разстались, Маргарита протянула ему руку съ печальной улыбкой и пошла на верхъ въ свои комнаты, а онъ остался въ передней, мрачный, съ разбитымъ сердцемъ.
Тутъ его увидала Люси выходившая изъ комнаты матери и поспшно сошла къ нему.
— Ну, что Рауль, переговорилъ ты съ ней наконецъ?.. спросила она. Я такъ довольна…
Она не докончила фразы, увидя, что выраженіе лица брата далеко не напоминаетъ счастливаго влюбленнаго.
— Да, я говорилъ ей, сказалъ онъ… И боюсь, что кто-нибудь предупредилъ меня… однако это невозможно… вдь она воспитана въ монастыр!.. Но, пока ни слова объ этомъ, Люси. Эта двушка кажется мн боле загадочной чмъ когда-либо.
На этомъ и кончился разговоръ брата съ сестрой.

XI.
Край завсы поднимается.

Войдя въ свою комнату Маргарита нервно бросила на полъ шляпу и перчатки и подойдя къ великолпному зеркалу долго глядла въ него.
Это зеркало рдко отражало въ себ столько красоты, и при томъ красоты такого страннаго характера. Одна эта масса волнистыхъ волосъ, черныхъ какъ смоль, сдлала бы тщеславной самую скромную женщину. Но молодая двушка оставляла ихъ свободно спускаться по плечамъ, какъ безпечное дитя, пренебрегая модными прическами, несмотря на вс благосклонныя замчанія баронессы и ея дочерей. Впрочемъ ихъ протесты были не особенно настойчивы.
— Было бы, дйствительно, шаль, говорили он, видть эти чудныя волосы закрученными и заплетенными.
Кром того распущенныя волосы шли какъ нельзя лучше къ этому очаровательному созданію, котораго жизнь общала быть вчнымъ лтомъ.
Однако въ эту минуту мадемуазель де-Монторни глядла на себя въ зеркало съ видимымъ гнвомъ, ея большія глаза сверкали мрачнымъ блескомъ.
— Я не осмлилась!.. говорила она въ полголоса, тономъ полнымъ горечи. Я довела его до признанія, мое тщеславіе хотло этого полнаго тріумфа, но мн было невозможно принять его предложеніе. Я! Я! Маргарита де-Монторни, я принуждена была отказаться отъ того, чего сама такъ желала.
Она произнесла эти слова медленно, какъ бы находя жестокое удовольствіе въ страданіи, которое она видимо испытывала произнося ихъ, но потомъ ея глаза снова блеснули, и краска гнва покрыла ея блдныя щеки.
— Тмъ хуже для другихъ! вскричала она.
Спустя минуту, она уже пла, снимая бархатную накидку, надтую ею для прогулки, потомъ она подобрала брошенныя перчатки и разгладила немного помявшееся отъ паденія перо на шляп.
На ея губахъ снова появилась улыбка, ея глаза не бросали боле зловщаго пламени. Она сдлалась снова граціознымъ, очаровательнымъ ребенкомъ.
Она имла обыкновеніе сама заниматься своимъ туалетомъ, въ противуположность многимъ молодымъ двушкамъ въ ея положеніи, постоянно заваливающимъ работой своихъ камеристокъ.
Ея горничная Аглая часто жаловалась и казалось была оскорблена, видя, что ея многотрудный постъ обращается въ почетную должность. Но Маргарита успокоивала ее, говоря, полуповелительнымъ тономъ, что въ монастыр она привыкла обходиться безъ прислуги, и что для нея не существуетъ иныхъ правилъ кром ея собственной воли.
Вс усилія Аглаи были напрасны и она принуждена была ограничить свои услуги немногочисленнными торжественными случаями, а въ остальное время предоставить свою госпожу самой себ.
Маргарит видно не нравилось постоянное присутствіе постороннихъ. Ей нужно было уединеніе и время для серьезныхъ мыслей, очень серьезныхъ, если судить по складкамъ, которые образовались на ея лбу, который казалось не должны бы омрачать никакія заботы кром выбора цвта лентъ и бальнаго туалета.
Уединеніе было для нея тмъ боле необходимо, что по странной случайности, чаще встрчающейся въ романахъ и комедіяхъ, чмъ въ дйствительной жизни, и особенно у особъ ея пола, она имла привычку думать въ слухъ.
Общее правило, что этотъ недостатокъ свойственъ людямъ, или живущимъ вдали отъ общества, или по чему бы то ни было принужденнымъ постоянно играть роль.
Было бы странно относить мадемуазель де-Монторни къ одной изъ этихъ категорій, хотя она и выказывала по временамъ склонность къ притворству.
Вдругъ раздался легкій стукъ въ дверь.
— Войдите! сказала Маргарита.
Дверь отворилась и послышались шаги и шелестъ платья, Маргарита обернулась, думая увидть свою горничную, но это была не Аглая, а Манонъ принесшая на серебрянномъ поднос письмо.
— Прошу извиненія у госпожи графини, что я осмлилась войти, сказала она, но Аглая ушла въ церковь, а такъ какъ принесшій это письмо ждетъ отвта, то я и ршилась взять на себя передать его.
Не было никакой серьезной причины заставившей Манонъ такъ разсыпаться въ извиненіяхъ, но въ глазахъ слугъ замка мадемуазель де-Монторни была очень важной дамой, гораздо выше баронессы и ея дочерей, поэтому вс они старались изо всхъ силъ угодить молодой графин. Они знали также, что она была воспитана въ княжеской роскоши, тогда какъ де-Рошбейръ обладали сравнительно скромнымъ состояніемъ, но это была не единственная причина, почтеніе, которое они чувствовали къ Маргарит, была невольная дань уваженія ея личнымъ достоинствамъ.
Это была какая-то непонятная власть, которой невольно подчинялись вс окружающіе, она длала непокорнаго Пеки рабомъ Маргариты, а бшенныхъ пони смирными и послушными.
Есть люди, которыхъ характеръ лучше оцненъ въ передней, черезъ которую они только проходятъ, чмъ въ салонахъ, гд они бываютъ постоянно.
Въ Монторни все склонялось передъ этимъ ребенкомъ, который никогда не сказалъ никому грубаго слова, и старался быть вжливымъ со всми, этой вжливостью, которая порабощаетъ какъ вжливость королей.
Что же касается до Манонъ, то по ея собственнымъ словамъ, она не осмлилась бы сказать слово графин, даже если бы той пришло въ голову выбросить за окно весь домъ.
Маргарита ласково встртила Манонъ и не думала сердиться за нарушенія ея уединенія. Она спокойно взяла письмо, и ея рука недавно еще дрожавшая отъ пожатія Рауля, теперь не дрогнула, хотя сердце ея билось сильне, чмъ во время недавняго разговора, но Манонъ видла передъ собой только молодую двушку читающую письмо съ самымъ естественнымъ видомъ.
— О! Боже мой, какъ это скучно! произнесла Маргарита.
Манонъ навострила уши, такъ какъ она была женщина и стало быть любопытна.
Письмо, полученное графиней было написано увреннымъ и размашистымъ мужскимъ почеркомъ, но что всего боле привлекало вниманіе Манонъ, такъ это красная печать съ большимъ гербомъ.
— Право я теперь не расположена писать, сказала окончивъ чтеніе Маргарита. Манонъ, будьте такъ добры, скажите, что я посл пришлю отвтъ.
Манонъ вышла, чтобы передать эти слова посланному, который въ это время счелъ не лишнимъ подкрпить свои силы нсколькими стаканами вина, предложенными ему прислугой замка.
Не смотря на самыя тщательныя разспрооы отъ посланнаго могли узнать только то, что онъ конюхъ изъ Блой Лошади, огромной гостинницы въ Оде, и что ему поручилъ снести это письмо прізжій молодой человкъ, давшій ему за это десять франковъ, съ прибавкой нсколькихъ ругательствъ.
Этотъ прізжій былъ рослый и красивый молодой человкъ, обладавшій парой красивыхъ усовъ и воиновеннымъ видомъ, онъ былъ очень хорошо одтъ и не выпускалъ изо рта сигары.
Никто еще не зналъ кто онъ такой, но такъ какъ онъ вошелъ въ переговоры съ хозяиномъ гостинницы относительно покупки верховой лошади, то изъ этого весьма естественно заключили о его намреніи остаться тутъ надолго.
Пока этотъ разговоръ происходилъ въ лакейской замка, Маргарита де-Монторни еще разъ прочла полученное ею письмо и потомъ хладнокровно разорвала его на мелкіе кусочки.
Казалось, молодая графиня находила какое-то удовольствіе въ этомъ уничтоженіи письма и когда бумага была измельчена до послдней степени, она встала, и перейдя въ сосднюю комнату бросила клочки въ пылающій каминъ, гд они моментально обратились въ пепелъ.
Когда послднія слды бумаги исчезли въ огн, Маргарита отошла отъ камина колеблющимися и неврными шагами, какъ ходятъ больные въ первые дни выздоровленія посл тяжкой болзни.
Ея глаза остановились неподвижно и смертельная блдность покрыла ея лицо.
— Зная кто я и что я знаю, прошептала она, вы сдлали далеко неразумный поступокъ, господинъ де-Ламбакъ, явившись сюда, чтобы покорять меня вашей вол. Право, это вовсе не блестящая идея! Но терпніе и мы увидимъ конецъ.
Невольная дрожь пробжала по тлу Маргариты: она отвернулась отъ стоявшаго передъ ней зеркала и въ отчаяніи бросилась на постель, едва удерживая душившія ее рыданія.
— О! Отдайте мн мою прошлую жизнь, шептала она, эти дни, которые текли беззаботно, когда въ моей груди билось живое человческое сердце, когда я не знала этого постояннаго страха, этихъ мукъ, которые хуже смерти… О! Если бы я могла молиться, если бы мн позволено было смотрть на веселыхъ дтей, не ужасаясь при мысли о той бездн, которая раздляетъ ихъ судьбу отъ моей, не сознавая, что я уже испытываю муки ада при вид Эдема и его безконечныхъ радостей… Я проклята Богомъ!.. Я помню, я читала въ дтств разсказы о людяхъ, жизнь которыхъ была отравлена мученіями совсти, я тогда считала это выдумкой, плодомъ воображенія автора, не подозрвая, что настанетъ день, когда я сама принуждена буду врить страшной дйствительности этихъ мукъ. Боже мои!.. Какъ я страдаю!.. Но нтъ, прочь слабость!.. Я мужественна, къ чему эта чувствительность пансіонерки.
Съ этими словами она подняла свою гордую голову во всемъ блеск своей величественной красоты.
— Я жертва того, кто не допускаетъ ни какой слабости, кто не хочетъ, чтобы отступали на крутомъ пути зла, я должна остаться мужественно и твердо подъ его мрачнымъ знаменемъ… но я не хочу быть обманутой… не для другихъ я работала, а для себя, для моей выгоды, я хочу быть баронессой де-Рошбейръ!
Говоря эти слова она нечувствительно приблизилась къ зеркалу, начала оправлять свое помятое платье и приглаживать волосы.
— Да, я хочу быть баронессой де-Рошбейръ, модной изъ царицъ модъ, продолжала она. Я думаю, что я произведу впечатленіе среди автоматовъ, которые будутъ окружать меня въ салонахъ благороднаго предмстья. Рауль, я уврена, будетъ гордиться своей женой. Милый Рауль! Какая честная и открытая натура! Я принуждена отдать ему справедливость… О! еслибы я была та же, что прежде!
— Что же, продолжала она, посл минутнаго молчанія, прежде я была романической дурочкой, которую не очаровалъ бы человкъ погруженный въ политику. Рауль благороденъ, трудолюбивъ и уменъ. Онъ будетъ министромъ, а я, я буду его женой, такъ какъ я этого хочу. Когда я умру, самые важные сановники будутъ присутствовать на моихъ похоронахъ, я буду погребена въ склеп знатной фамиліи, которая выржетъ на мрамор свои сожалнія, а журналы на своихъ столбцахъ будутъ оплакивать мою смерть и воспвать мои добродтели!.. Но можетъ быть они въ этомъ не будутъ лгать… Разв я въ самомъ дл не ршилась вести себя достойнымъ образомъ. Я хочу быть щедра къ бднымъ, исполнять вс обязанности, которыя налагаютъ на меня религія и мое высокое положеніе, и умереть лучше чмъ жила, святой женщиной достойной сожалнія всхъ, вотъ моя цль и пусть будетъ что будетъ… Однако, капитанъ де-Ламбакъ, какъ было бы умно и благоразумно съ вашей стороны оставить меня въ поко идти одной по этому пути, навстрчу моей судьб! Да! пусть будетъ что будетъ!
Омывъ лицо холодной водой, чтобы успокоить огонь сжигавшій ея щеки, Маргарита вышла изъ своей комнаты спокойная и прекрасная по прежнему.
Когда она вышла въ салонъ, послднее облако исчезло съ ея мраморнаго лба и самый опытный наблюдатель не узналъ бы какое волненіе пережило недавно это прекрасное нжное созданіе, радующееся настоящему и не заботящееся о будущемъ.

XII.
Бурное свиданіе.

Гостинница Блой Лошади въ Оде была одна изъ тхъ гостинницъ, которыхъ теперь уже трудно найти, полы комнатъ были посыпаны пескомъ, стекла въ окнахъ были малы, но за то многочисленны, большой садъ, разстилавшійся передъ домомъ, засаженный розами, входная дверь, увитая густымъ плющемъ, понравилась бы буколическому поэту, желающему за-разъ напоить свою музу у источника живописнаго и упитать свой желудокъ молокомъ и свжей рыбой съ приправой плодовъ и стараго вина. Прибавимъ, что близость прозрачной какъ хрусталь рчки позволяла сверхъ того предаваться наслажденіямъ рыбной ловли.
Тутъ не было ничего напоминающаго современный комфортъ, и запоздалый путешественникъ представилъ бы печальную фигуру, особенно въ это время года.
Пейзажъ въ конц октября оставляетъ многаго желать для карандаша артиста, и ухо поэта напрасно ожидало бы пнія уже улетвшихъ птицъ.
И такъ ни артиста, ни поэта, ни рыболова нельзя было ожидать встртить въ это время въ гостинниц Блой Лошади.
Однако, не смотря на это какой-то молодой человкъ поселился въ этой пустынной гостинниц.
Поспшимъ сообщить, что онъ считалъ свое достоинство немного компрометированымъ житьемъ подъ этой деревенской крышей, это былъ фанфаронъ нахальный и хвастливый, разсыпавшій ругательства кстати и ме кстати, таковъ по крайней мр былъ не совсмъ лестный портретъ нарисованный хозяиномъ гостинницы.
При малйшемъ противорчіи онъ приходилъ въ невыносимое расположеніе духа, однако все-таки видно было, что это человкъ изъ порядочнаго общества.
Его наружность была изящна, его чемоданъ, судя по всу, былъ хорошо набитъ, онъ сорилъ деньгами со щедростью человка, привыкшаго ихъ тратить.
Сколько причинъ, чтобы заслужить уваженіе хозяина гостинницы.
Невозможно было отрицать мужественную красоту этого человка. Онъ былъ изъ числа тхъ людей, которые нравятся женщинамъ съ перваго взгляда, рядомъ съ нимъ, Рауль де-Рошбейръ показался бы самымъ обыкновеннымъ человкомъ.
У него были густые, вьющіеся каштановые волосы, тонкіе, шелковистые усы и зубы, ослпительной близны, черты лица его отличались безукоризненной правильностью. Можетъ быть его глаза потеряли слегка ихъ первобытный блескъ и начинали наливаться кровью, свидтельствуя тмъ о бурной и невоздержанной жизни.
Его костюмъ, хотя богатый и изысканный, былъ сомнительнаго вкуса.
Онъ носилъ рзкаго цвта жилетъ и ярко-красный галстухъ, его пальцы были унизаны множествомъ колецъ, а на цпочк часовъ висла цлая коллекція брелоковъ.
Въ гостинниц онъ слылъ за человка неспокойнаго, подвижнаго характера, дйствительно, онъ имлъ привычку постоянно ходить взадъ и впередъ, нетерпливымъ шагомъ прохаживался по саду, сбивая иногда, на подобіе Тарквинія Гордаго, головки цвтовъ своей палкой.
Когда онъ шелъ по деревенской улиц, ему видимо доставляло удовольствіе разсыпать удары ногой собакамъ, мирно лежавшимъ у воротъ домовъ, разгонять дтей, собиравшихся играть среди улицы, потомъ онъ возвращался въ гостинницу Блой Лошади, закуривалъ новую сигару, обрывалъ отъ нетерпнія ручку у колокольчика и кончалъ неизмнно требованіемъ водки.
— И смотрите, большой стаканъ, говорилъ онъ, живй, и потомъ убирайтесь къ чорту!
— Капитанъ много пьетъ, говорила конфиденціально буфетчица конюху.
— Я тоже думаю, замчалъ тотъ. Ему, какъ видно, необходимо подкрпиться каждое утро, замтили вы, какъ дрожитъ его рука, когда онъ беретъ свой кофе, я всегда боюсь, что онъ опрокинетъ его на столъ. Четыре рюмки до кофе, я нахожу это чертовскимъ подкрпленіемъ!
Однако, повидимому, алкоголь оказывалъ благопріятное вліяніе на нервную систему Гастона де-Ламбака
Его дрожащія руки длались тверже, глаза становились блестящими, это былъ тогда человкъ во всей сил молодости.
Въ одинъ октябрьскій день, капитанъ де-Ламбакъ, съ сигарой во рту, сидлъ у окна свой комнаты и нетерпливо поглядывалъ на дорогу, какъ бы ожидая кого-нибудь.
Его ожиданія были не напрасны. Скоро у дверей гостинницы остановился маленькій экипажъ, запряженный двумя черными, горячими лошадьми. Молодая женщина, въ изящномъ полу-траур и шляп съ блоснжнымъ перомъ, легко соскочила на землю, передавъ возжи крошечному груму.
Хозяинъ гостинницы бросился на встрчу дам, чтобы узнать, чему онъ обязанъ честью этого неожиданнаго посщенія.
Капитанъ, знавшій въ чемъ дло поспшно бросилъ сигару и, оглядвшись въ зеркало, съ торжествующимъ видомъ, былъ уже во всеоружіи, когда вошла служанка гостинницы и сказала ему, что какая-то дама желаетъ его видть.
Спустя минуту, молодая дама и Гастонъ находились другъ противъ друга.
Постительница, съ холоднымъ и гордымъ видомъ, подняла вуаль, длая видъ, что не замчаетъ руки, протянутой ей молодымъ человкомъ и пододвинутаго имъ кресла.
Несмотря на неумренныя возліянія Бахусу, которымъ только что предавался Гастонъ де-Ламбакъ, онъ невольно почувствовалъ волненіе подъ взглядомъ этихъ чудныхъ глазъ, устремленныхъ на него, съ угрозой и гнвомъ.
— Прекрасне, чмъ когда-либо! вскричалъ невольно капитанъ, казалось, не сознавая, что онъ говоритъ.
Потомъ онъ снова подвинулъ кресло прекрасной постительниц, которая была никто иная, какъ графиня де-Монторни.
— Очень вамъ благодарна! сказала насмшливо Маргарита. Но довольно комплиментовъ, я пріхала сюда не для того, чтобы ихъ слушать.
Ея гордая поза, выраженіе лица, интонація голоса, все обличало бушевавшій внутри ея гнвъ, можно сказать, она желала бы, чтобы ея взглядъ, какъ взглядъ Медузы, имлъ власть превращать въ камень дерзкаго, осмливавшагося поднять на нее глаза.
— А! вы сегодня въ дурномъ расположеніи духа, замтилъ капитанъ, кусая усы, и однако, увряю васъ, я ничмъ этого не заслужилъ. Когда-то мы были добрыми друзьями, отчего бы не вернуть этого стараго времени, когда мы гуляли подъ большими деревьями сада и я читалъ вамъ стихи, которые вы, по вашимъ собственнымъ словамъ, предпочитали музык великихъ маэстро.
Ироническій тонъ, въ которомъ началъ капитанъ, по мр того, какъ онъ одушевлялся воспоминаніями прошлаго, уступалъ мсто выраженію дйствительнаго чувства. Послднія слова были произнесены съ волненіемъ, въ которомъ не было ничего напускнаго.
На нсколько мгновеній капитанъ, казалось, позабылъ весь позоръ своего существованія, свой невольный выходъ изъ арміи, свою безпорядочную жизнь вслдствіе постоянной нужды въ деньгахъ, онъ помнилъ только тнистый садъ, гд, сидя на поросшей скамейк, дв красивыя молодыя двушки слушали съ восхищеніемъ лучшіе стихи Гюго и Ламартина, которые онъ читалъ имъ взволнованнымъ голосомъ.
Маргарита быстро прервала эти воспоминанія о быломъ.
— Извините, сказала она, если я остановлю потокъ вашихъ сентиментальныхъ воспоминаній, прошлое уже далеко, то, что было, намъ уже не принадлежитъ, займемся лучше настоящимъ. Чего вы хотите отъ меня?.. Вы звали меня, вроятно, для того, чтобы сообщить мн ваши идеи. Такъ объяснитесь же ясно и просто, подобнаго другаго случая я вамъ, вроятно, боле не доставлю.
— Что вы хотите этимъ сказать? отвчалъ съ изумленіемъ молодой человкъ. Вы кажется сердитесь, что я пригласилъ васъ сюда? увряю васъ, что я сдлалъ это просто такъ, безъ всякой особенной мысли, я думалъ только и съ этимъ согласенъ мой отецъ, что я не могу явиться въ замокъ… какъ вы его называете?… Монторни, кажется?… Да, такъ… безъ формальнаго приглашенія старика де-Рошбейръ.
— И вы также далеки отъ полученія его, какъ отъ полученія приглашенія въ Тюльери или назначенія полковникомъ въ вашъ старый полкъ, замтила Маргарита.
— А! мое сокровище, неужели вы не можете быть повжливе? вскричалъ выходя изъ себя капитанъ.
Но вдругъ, какъ бы вспомнивъ о роли, которую онъ долженъ былъ играть, онъ остановился и въ смущеніи пробормоталъ нсколько словъ извиненія.
— Вы очень строги и несправедливы ко мн, продолжалъ онъ. Почему же баронъ де-Рошбейръ не пригласитъ меня… если вы его объ этомъ просите? Держу пари, что вы вертите, какъ хотите, всми этими людьми.
Маргарита съ выраженіемъ глубочайшаго презрнія смотрла на стоявшаго передъ ней де-Ламбака. Ея глаза метали молніи.
— Мн стыдно и я презираю себя, сказала она горячо, но такъ тихо, что никто кром капитана не могъ бы разслышать ея словъ, да, я себя презираю за то, что я могла думать о…
Она не докончила фразы и продолжала боле яснымъ и громкимъ голосомъ:
— Я не хочу просить барона де-Рошбейръ пригласить васъ… неужели вы сдлались такъ непонятливы, что не понимаете того что я вамъ говорю? Или надо вамъ положительно объявить, что я готова на миръ и на войну, какъ вамъ угодно, но никогда я не соглашусь возобновить сношенія съ вами и вашимъ семействомъ. Да, поврьте мн, вы лучше сдлаете, если оставите меня въ поко идти моей дорогой, и скоре…
— А я клянусь вамъ, прервалъ де-Ламбакъ, всмъ, что только для меня свято, что наши судьбы останутся по прежнему связаны между собой. Я вижу ясно вашу игру. Но я не намренъ таскать для васъ изъ огня каштаны… Какъ! Я, Гастонъ де-Ламбакъ, соглашусь спокойно быть вашимъ покорнымъ слугой, котораго вы можете прогнать когда вамъ заблагоразсудится, какъ какого нибудь проворовавшагося лакея… Нтъ, тысячу разъ нтъ!… со мной нельзя безнаказанно играть подобнымъ образомъ, моя красавица. Я пріхалъ въ эту проклятую страну съ твердымъ намреніемъ жениться на васъ, и вы будете моей женой, позвольте мн сообщить вамъ по секрету, что еслибы не ваши деньги, я искалъ бы себ жену въ другомъ мст. Впрочемъ все это было условлено уже между нами, и вы заставляете меня повторять вещи, которыя вы сами отлично знаете.
Маргарита казалось не была раздражена этой выходкой, гнвъ ея уступилъ мсто ироніи.
— Я, право, думаю, что вы сдлали ошибку, побезпокоившись пріхать сюда, замтила она. Вашъ отецъ съ его обычной ловкостью съумлъ бы лучше вести переговоры о такомъ трудномъ дл, такъ какъ въ сущности онъ все-таки, умный, энергичный и ршительный человкъ, тогда какъ вы, капитанъ, вы… Я не хочу заставлять мерзнуть моихъ лошадокъ, пока мы обмниваемся здсь любезностями, но мн хотлось бы узнать, изъ чистаго любопытства, какъ и какими средствами думаете вы принудить меня исполнить взятыя мною на себя обязательства, предполагая конечно, что я способна была заключить подобныя нелпыя и невозможныя условія какъ т, о которыхъ вы упоминаете.
При этихъ словахъ краска сбжала съ лица Гастона де-Ламбака и онъ поблднлъ, какъ смерть. Онъ попытался говорить, но языкъ не повиновался ему и слова останавливались у него въ горл. Черты лица его исказились и на немъ можно было прочесть гнвъ, опасенія, оскорбленную гордость и жестокое смятеніе.
Онъ сдлалъ шагъ впередъ и схватилъ за руку Маргариту.
— Маргарита, сказалъ онъ наконецъ дрожащимъ голосомъ, покончимъ это разъ навсегда, будемъ друзьями какъ прежде, я прошу у васъ прощенія въ тхъ словахъ, которыя вырвалъ у меня гнвъ.
Молодая графиня поспшила вырвать свою руку изъ рукъ капитана, зная что стны вообще, а стны гостинницы въ особенности имютъ уши, она сказала тихимъ едва слышнымъ голосомъ:
— Дружба между нами! Вы, мой другъ! что можетъ быть общаго, спрашиваю я васъ, между игрокомъ, плутомъ, выгнаннымъ изъ полка и графиней Маргаритой де-Монторни?… Если вы не будете оказывать мн уваженія, на которое я имю право, если вы не перемните этотъ грубый и дерзкій языкъ, къ которому я не привыкла, то я сейчасъ же ухожу изъ этого дома. Я пріхала сюда не для того, чтобы выслушивать отъ васъ оскорбленія.
— Помните! сказалъ съ угрожающимъ жестомъ Гастонъ. Помните!
— А вы думаете что я забываю?… Никогда! Но для васъ было бы благоразумне имть боле хорошую память! сказала Маргарита со смхомъ, котораго серебристые звуки заставили снова поблднть Гастона де-Ламбака.
Онъ бросился къ столу, думая при помощи водки поднять свое мужество, но ея не оказалось ни капли.
Тогда, призвавъ на помощь все свое присутствіе духа и хладнокровіе, онъ продолжалъ боле спокойнымъ и твердымъ тономъ:
— Я могъ бы назвать васъ именемъ, которое непріятно поразило бы вашъ нжный слухъ, по пока это совершенно безполезно… Я кажется угадалъ истину… Среди окружающихъ васъ франтовъ, вроятно нашелся одинъ, который съумлъ вамъ понравиться, изъ любви къ нему вы и хотите уничтожить заключенный со мною договоръ Если бы здсь дло шло о простомъ кокетств, я не имлъ бы слабости или глупости жаловаться, я просто взялъ бы шляпу и вжливо поклонившись оставилъ бы васъ въ поко, хотя я и не понимаю, какъ можетъ унизиться графиня де-Монторни, выходя замужъ за одного изъ де-Ламбаковъ. Но дло не въ томъ, мн просто нужны земли Пуатре и Вильменъ, мой отецъ также нуждается въ деньгахъ, а единственное средство достигнуть этого — это жениться на васъ, если…
Маргарита положила руку на плечо капитана и сказала самымъ естественнымъ тономъ:
— Скажите мн пожалуйста, каковы ваши идеи о смертной казни… Что вы думаете объ эшафот, капитанъ де-Ламбакъ?
Она закончила эти слова взрывомъ сардоническаго смха, отъ котораго кровь застыла въ жилахъ де-Ламбака.
Гастонъ безсильно опустился на кресло, дрожа какъ въ лихорадк, желтыя пятна выступили на его лиц покрытомъ смертельной блдностью, его губы конвульсивно шевелились.
Молодой человкъ, полный жизни и силы обратился въ безпомощнаго, жалкаго старика.
Молодая графиня казалось предвидла это страшное дйствіе ея словъ и чтобы вполн насладиться своимъ тріумфомъ, она продолжала посл минутнаго молчанія:
— Васъ кажется удивляютъ мои слова? Вы думаете, какъ могли придти мн на мысль подобныя ужасныя вещи. Эхо наружнаго міра проникаетъ даже въ мирныя стны монастыря. Пьеретта разсказывала мн, какъ она разъ видла казнь преступника. Кажется это было ужасное зрлище, по крайней мр по мннію Пьеретты.
И Маргарита безжалостно продолжала самымъ наивнымъ дтскимъ тономъ, съ потрясающими подробностями, описывать казнь, вдругъ тяжелый стонъ прервалъ ея слова.
— Довольно! довольно! вскричалъ задыхающимся голосомъ Гастонъ, съ усиліемъ подымаясь съ кресла. Какъ вы осмливаетесь говорить такъ спокойно объ этихъ ужасахъ?… Вы думаете испугать меня!.. Но, это вамъ ее удастся. Нтъ! тысячу разъ нтъ! Это нелпо. Несмотря на всю вашу ловкость, вы не можете ничего мн сдлать, не вредя себ. Я могу быть спокоенъ, ваша безопасность отвчаетъ за мою.
Мало по малу волненіе Гастона утихло и въ тон его голоса послышалась прежняя самоувренность.
— Я знаю женщинъ! продолжалъ онъ съ презрительнымъ видомъ. Да, я ихъ хорошо знаю и никогда не буду придавать большаго значенія первому нтъ. Вы будете ко мн гораздо благосклонне, графиня де-Монторни, когда взвсите наше дйствительное положеніе. Я проживу здсь еще нсколько времени, дня три приблизительно. Я боле чмъ увренъ, что получу въ это время приглашеніе явиться въ замокъ Монторни. Этимъ вы покажете, что предпочитаете миръ войн. Поврьте мн, не вдавайтесь въ крайности. Вы не знаете, на что способенъ человкъ, доведенный до отчаянія… Подумайте объ этомъ.
— Я не имю ни малйшаго желанія доводить васъ до отчаянія, холодно замтила Маргарита, я только отклоняю отъ себя честь называться госпожей де-Ламбакъ, вотъ и все! Я не думаю также выказать себя неблагодарной, за то расположеніе, которое постоянно оказывало мн ваше семейство. Я питаю къ госпож де-Ламбакъ глубокое и искреннее уваженіе, и когда я вступлю во владніе моимъ наслдствомъ, я съумю доказать, что я лучшій другъ вашего отца. Но, извините меня капитанъ, я намрена поступать какъ мн угодно, и я предпочла бы имть дло, если это необходимо, съ вашимъ отцемъ, а не съ вами. Я общаю вамъ пригласить его со временемъ въ замокъ, что же касается до васъ, то я совтую вамъ отложитъ въ сторону смшныя претензіи быть моимъ мужемъ.
— Никогда! вскричалъ де-Ламбакъ.
— Въ такомъ случа, сказала спокойно графиня, я жалю, что даромъ потеряла время и заставила моихъ лошадей мерзнуть посл такой долгой поздки… Слуга тоже я думаю недоумваетъ, что могло такъ долго задержать меня здсь, такъ какъ могу васъ уврить, капитанъ, что не въ моихъ привычкахъ длать визиты празднымъ молодымъ офицерамъ… Такъ прощайте… Или нтъ, до свиданья! Я вполн довряю вашей разсудительности и вашему… уму… до свиданья!
Съ этими словами молодая двушка граціозно поклонилась капитану и вышла.
Спустя минуту капитанъ де-Ламбакъ видлъ, какъ она сла въ свой экипажъ, и взяла возжи изъ рукъ грума. Лошади, нетерпливо бившія копытами землю, пустились крупной рысью, и скоро легкій экипажъ исчезъ за поворотомъ дороги.
Гастонъ провожалъ ее глазами до тхъ поръ, пока не скрылось въ отдаленіи блое перо колыхавшееся на шляп Маргариты.
— Она тысячу разъ прекрасне и очаровательне чмъ прежде!…
Таковы были первыя слова вырвавшіяся у капитана.
— Но если она блеститъ какъ брилліантъ, продолжалъ онъ посл минутнаго молчанія, то она похожа на него и по твердости, Гд она могла научиться такъ искусно играть свою роль?
Гастонъ дернулъ лихорадочно за шнурокъ сонетки.
— Я спрашиваю себя, продолжалъ онъ, человческое ли это существо или демонъ, брошенный на землю на погибель всмъ?
Вошедшій въ эту минуту на звонокъ капитана слуга получилъ приказаніе принести сифонъ зельтерской воды и бутылку водки.
— Впрочемъ нтъ! сказалъ какъ бы одумавшись Гастонъ. Принесите только одинъ стаканъ… слышите только одинъ…
— Сейчасъ! отвчалъ слуга, подумавъ, въ тоже время: положительно капитанъ все еще нуждается въ подкрпленіи своихъ душевныхъ силъ.

XIII.
Анатоль Мартэнъ дйствуетъ.

— О! мама, какъ это непріятно!.. Маргарита не хочетъ хать съ нами… говорила Амели де Рошбейръ, которая незамтно для нея самой начала чувствовать глубокую, почти романтическую дружбу къ своей кузин, о самомъ существованіи которой она недавно еще не знала.
Была назначена облава въ лсу Грасъ-Дьё, считавшемся не напрасно самымъ обильнымъ дичью изо всхъ владній Монторни. Съ этой цлью были сдланы большія приготовленія.
Запасы закусокъ и превосходныхъ винъ были отправлены въ домикъ лсничаго, гд долженъ былъ быть устроенъ завтракъ для охотниковъ.
Баронесса и ея дочери собирались хать туда же въ коляск, чтобы присутствовать при послднихъ эпизодахъ охоты.
Это былъ отличный случай завязать боле короткое знакомство съ сосдями, за которымъ должны были послдовать обды и вечера.
Былъ конецъ октября, но погода продолжала быть ясной и теплой, ночи были иногда туманны и холодны, по дни отличались яснымъ и спокойнымъ блескомъ, свойственнымъ осени.
Листья какъ бы съ сожалніемъ падали съ деревьевъ, которыя однако еще не вполн лишились своего лтняго убора, теперь отливавшаго золотомъ и пурпуромъ подъ блдными лучами осенняго солнца.
Собравшіеся охотники клялись не оставить въ живыхъ ни одного фазана, и въ то же время общали себ не опоздать къ обду, который давалъ въ замк баронъ де-Рошбейръ по окончаніи охоты.
День былъ свтлый и солнечный, рдкія облачка, проходившія на горизонт, не имли ничего угрожающаго.
Все предвщало веселый и удачный день, однако къ неудовольствію всхъ, а особенно Амели де-Рошбейръ, Маргарита упорствовала въ своемъ отказ, и даже не хотла сказать причину, побуждавшую ее остаться въ замк.
Коляска, запряженная четверкой, стояла у замка.
Баронесса и ея дочери были уже готовы, нельзя было терять ни минуты, если он хотли предупредить охотниковъ на мст сбора.
— Маргарита не хочетъ хать!.. вскричала баронесса съ недоврчивымъ видомъ. Впрочемъ я понимаю причину этого, замтила она, посл минутнаго размышленія съ проницательностью опытной женщины. Она врно стсняется присутствіемъ Рауля посл своего необъяснимаго отказа. Вы должны были замтить какъ и я, что съ тхъ поръ она видимо его избгаетъ… впрочемъ это хорошій знакъ.
Баронесса говорила то, что думала, такъ какъ отказъ Маргариты отдать свою руку Раулю казался ей безуміемъ.
Она была такъ уврена въ успх, что ей стоило большихъ усилій удержаться и не высказать Маргарит неудовольствія, которое причинило ей ея странное поведеніе.
Впрочемъ молодость Маргариты была другимъ поводомъ къ утшенію.
— Въ эти годы, думала баронесса, двушки не знаютъ самихъ себя, по крайней мр я могу быть уврена, что мн не приходится бороться съ воспоминаніями о какой-нибудь прежней привязанности.
Баронесса была убждена, что ея молодая родственница до встрчи съ Раулемъ не видла даже никого изъ мущинъ, кром разв священника и стараго де-Ламбака, имвшаго къ тому же далеко не поэтическую привычку нюхать табакъ.
Поэтому по ея мннію молодая двушка должна была уже сожалть о своемъ преждевременномъ нтъ, которымъ она отвчала на предложеніе Рауля.
Оставалось еще два мсяца до открытія законодательнаго корпуса, когда Рауль долженъ былъ хать въ Парижъ. По мннію баронессы, этого времени было боле чмъ достаточно, чтобы произвести полный переворотъ въ мысляхъ молодой графини.
Съ этими мыслями баронесса оставила замокъ вмст со своими двумя дочерьми.
Благодаря заботамъ покойнаго графа, дороги во злодніяхъ Іонторни были безукоризненны, такъ что четыре лошади безъ труда везли коляску баронессы.
Посл непродолжительнаго перезда коляска остановилась передъ домикомъ лсничаго, какъ разъ въ ту минуту, когда въ глубин лса раздались звуки рога и лай собакъ возвстилъ о начал охоты.
Дамы по прізд сюда были встрчены своими друзьями и знакомыми. На всхъ лицахъ видно было увлеченіе и веселое расположеніе духа, вино выпитое утромъ во время завтрака въ замк, конечно не осталось безъ вліянія на общее расположеніе духа гостей.
Число приглашенныхъ барономъ было очень велико.
Изъ сосдней знати тутъ были герцогъ д’Агильяръ, старый графъ де-Латуръ, братья Боннейтонъ изъ Плюмовера, Пайенъ съ своими тремя сыновьями, кром того тутъ было еще нсколько столичныхъ щеголей среди которыхъ особенно выдавались баронъ де-Гере и де-Бургъ, послдній, капитанъ егерей, пользовался репутаціей человка опаснаго для прекраснаго пола, онъ пріхалъ погостить нсколько дней у герцога д’Агильяра въ его замк Монмартенъ.
Что же касается до самого герцога, то это былъ человкъ довольно невзрачный на видъ съ краснымъ лицомъ, не обращавшій большаго вниманія на свою наружность. Если-бы онъ перемнился платьемъ съ любымъ изъ своихъ лакеевъ, никто не узналъ-бы въ немъ человка высшаго круга. Его особа не имла ничего привлекательнаго тмъ боле, что къ своимъ различнымъ отрицательнымъ достоинствамъ, онъ присоединялъ еще неудержимое влеченіе къ трубк.
Но надо прибавить, что если его голова была совершенно пуста, то за то онъ обладалъ добрымъ и прямымъ сердцемъ, а это всегда что нибудь да значитъ.
Кром того въ числ его достоинствъ было также обладаніе пятидесятою тысячами ренты.
Поразительный контрастъ съ герцогомъ представляли де-Бургъ и баронъ де-Гере отличавшіеся изяществомъ языка и манеръ.
Ни одна молодая двушка, обладавшая богатымъ приданымъ, не была въ безопасности вблизи этихъ двухъ послдователей ловеласа, которые въ слдствіи этого были понятно ужасомъ матерей.
Обладая тысячью маленькихъ талантовъ, они умли нравиться всмъ, однимъ словомъ, это были два очаровательныя существа… но опасныя съ нкоторой точки зрнія.
Этимъ объяснялось чувство опасенія, охватившее баронессу при вид этихъ молодыхъ людей.
— Зачмъ баронъ пригласилъ ихъ? подумала она съ неудовольствіемъ. Я боюсь не за Люси и Амели, он привыкли къ парижской жизни, имъ не опасны увлекательныя рчи этихъ прекрасныхъ говоруновъ, но Маргарита…
Баронесса даже вздрогнула при мысли, что Мартарита можетъ подвергнуться аттакамъ этихъ искусныхъ волокитъ которыхъ соперничество было бы опасно для Рауля.
Но материнская любовь скоро подкрпила ея ослабвшее было мужество, разв могла она, въ самомъ дл, предполагать, чтобы истинныя достоинства ея сына были незамчены и не оцнены.
Вдругъ голосъ Рауля вывелъ ее изъ задумчивости.
— Гд-же Маргарита? вскричалъ молодой человкъ.
При этомъ имени два прізжіе красавца навострили уши, оно напоминало имъ молодую особу, красавицу, богатую, страннаго характера, которая жила въ замк Монторни. Но этимъ и ограничивались ихъ свднія.
Баронъ также замтилъ отсутствіе своей любимицы и желалъ узнать причину его.
— Она осталась въ замк, такъ какъ у ней страшно болитъ голова, отвчала баронесса, ршившаяся объяснить такимъ образомъ капризъ Маргариты.
— Кстати, Маргарита дала мн порученіе, а я чуть было и не забыла о немъ, сказала Амели… Рауль, знаешь ты гд Мартенъ? Позови его ко мн пожалуйста.
Рауль поспшилъ исполнить желаніе сестры и привелъ къ ней Мартена, который въ это время съ важнымъ видомъ ораторствовалъ около опушки лса, среди группы загонщиковъ.
Лсничій подошелъ, наклонивъ почтительно голову со шляпою въ рук. На лиц его можно было прочесть безпокойство, онъ смущенно и пытливо поглядывалъ на окружающихъ, какъ бы стараясь угадать за чмъ его звали, не навлекло-ли уже на него гнвъ господъ какое нибудь роковое для него открытіе?
— Скажите Мартенъ, обратилась къ нему Амели, нтъ-ли тамъ на рк острова, который назывался-бы островомъ Цапель?
— Да, мадемуазель, отвчалъ Мартенъ, въ смущеніи немилосердно мявшій поля своей несчастной шляпы.
— Въ такомъ случа вамъ можетъ быть легко будетъ достать для графини де-Монторни…
Амели не договорила, такъ какъ услыша имя графини Мартенъ вздрогнулъ и уронилъ на землю ружье, которое онъ держалъ подъ мышкой.
Но въ ту-же минуту онъ поднялъ его и разсыпался въ извиненіяхъ, увряя что ему послышалось будто въ лсу залаяли собаки и онъ испугался, чтобы какой нибудь неловкій не испортилъ охоты, спугнувъ дичь.
Между тмъ дамы вышли изъ экипажа и направились пшкомъ къ мсту дйствія находившемуся въ нсколькихъ стахъ шаговъ. За ними послдовала и Амели, объяснивъ предварительно лсничему, что графиня хочетъ достать перьевъ цапли длинныхъ и мягкихъ и что намрена сама переговорить объ этомъ съ Мартеномъ.
Все общество направилось къ зарослямъ, гд скоро начали снова раздаваться крики охотниковъ, звуки рога, лай собакъ, трескъ сучьевъ подъ ногами загонщиковъ.
Мартенъ принималъ въ охот дятельное участіе, но было видно, что его мысли были далеко отъ того, что онъ длалъ.
По временамъ онъ хмурилъ свои густые брови, а когда охота кончилась, онъ къ величайшему изумленію его помощниковъ взялся самъ отвезти на телжк въ замокъ убитую дичь.
Его мысли были заняты молодой графиней и ея странной фантазіей.
— Что она такое задумала? спрашивалъ онъ себя идя рядомъ съ телжкой.
По его мннію желаніе достать перья цапли длинныя и мягкія было только предлогомъ.
Поэтому, явившись въ замокъ онъ поспшилъ отыскать горничную молодой графини и попросилъ ее передать ея госпож, что лсничій Мартенъ пришелъ за приказаніями относительно перьевъ цапли.
Хотя уже звонили къ обду, но Маргарита ршилась увидть лсничаго, прежде чмъ сойти въ столовую.
Мартенъ былъ введенъ горничной въ роскошный будуаръ графини, въ ту минуту, когда та только что окончила свой туалетъ.
При вид Маргариты Мартенъ невольно остановился, пораженный и ослпленный ея красотой.
Молодая двушка была одта въ тюлевое платье, съ близной котораго соперничала близна ея алебастровыхъ плечъ, жемчужное ожерелье украшало ея граціозную шею, на голов у нея былъ также жемчугъ, составлявшій чудный контрастъ съ волнами ея черныхъ волосъ.
Мартенъ безмолвный и смущенный едва не опустился на колни передъ ней, какъ передъ мадонной.
Аглая, которой любопытство возростало по мр того, какъ характеръ ея госпожи становился для нея боле и боле загадочнымъ, употребила вс усилія чтобы подслушать разговоръ Маргариты съ лсничимъ, но ея старанія пропали даромъ. Напрасно она то и дло входила и выходила то въ будуаръ, то въ ванную, то въ уборную, напрасно прикладывала она ухо къ замочной скважин, оно не могло ничего разслышать. До нея долетали только серебристыя звуки голоса ея госпожи, на которыя по временамъ раздовалось въ отвтъ глухое ворчаніе лсничаго, потомъ все замолкло и послышался звонъ колокольчика, которымъ Маргарита призывала свою горничную чтобы велть ей проводить Мартена.
Никогда Маргарита не была такъ весела и мила какъ въ этотъ вечеръ. Ея чудная красота и грація вскружили головы всмъ гостямъ барона.
Парижане также не были пощажены. Они были положительно порабощены и на этотъ разъ забыли свои личпые успхи и побды, чтобы сдлаться покорными подданными этой царицы красоты.
Даже печальный герцогъ д’Агильяръ не устоялъ противъ общаго увлеченія, когда Маргарита пропла испанскую каватину, которую она по ея словамъ выучила въ монастыр.
Баронесса, предчувствуя тріумфъ, который ожидалъ ея молодую родственницу въ Париж, еще сильне почувствовала желаніе женить на ней своего сына.
Длая въ этотъ вечеръ свой обычный обходъ Мартенъ ворчалъ сквозь зубы:
— Я это сдлаю, такъ какъ я общалъ ей, но и она тоже должна будетъ сдержать свое общаніе… Это скверное дло, но я все-таки его сдлаю, это также врно какъ то, что меня зовутъ Анатолемъ Мартеномъ! Этой женщин нельзя отвчать отказомъ… Это наврное припишутъ другому, а въ худшемъ случа я скажу, что это случилось по ошибк… три тысячи франковъ хорошія деньги, чортъ возьми!… Да и какъ наконецъ узнаютъ, что это не дло какого-нибудь браконьера… ‘Если онъ будетъ сопротивляться, законъ на вашей сторон’ это ея собственныя слова. О! у ней умная голова, у этой молодой дамы!
Послднія слова Мартенъ произнесъ въ какомъ-то тупомъ восторг.
Потомъ онъ погрузился въ абсолютное молчаніе.
Но въ теченіи всей ночи его сонъ былъ тяжелъ и безпокоенъ, онъ разсказывалъ странныя и ужасныя вещи, говорилъ о золот, о крови, объ какомъ-то убитомъ, такъ что его жена дрожала отъ страха и не могла до утра сомкнуть глазъ.

XIV.
Трагическое событіе.

Со дня охоты, въ противность своимъ привычкамъ, баронъ и баронесса де-Рошбейръ приняли нсколько приглашеній.
Баронъ былъ настоящій человкъ своего времени, онъ былъ гастрономъ и любилъ жить хорошо и открыто, хорошій обдъ, старое вино, и партія виста вечеромъ, вотъ родъ жизни, который ему больше всего нравился. Онъ хорошо управлялъ своими владніями и зналъ обработку земли до мельчайшихъ подробностей.
Баронесса не имла вовсе склонности къ уединенію, она говорила что всему должно быть свое время. Живя въ своихъ владніяхъ, она казалось находила удовольствіе заниматься школами, заботиться о бдныхъ, но тмъ не мене ей доставляло большое удовольствіе посщать общество, поэтому она была рада приглашеніямъ, благодаря которымъ увеличивался кругъ знакомства. Кром того, разв у нея не было двухъ дочерей невстъ?
Этотъ быстрый переходъ отъ полнаго уединенія къ веселью и движенію понравился всмъ обитателямъ замка Монторни.
Только одна Маргарита не раздляла, казалось, этого увлеченія новымъ родомъ жизни. Однако ея природная веселость и любезность не оставили ее, она сдлала разговорчивымъ робкаго священника, и морщины на лбу архіепископа Безансонскаго разглаживались при звукахъ ея серебристаго смха.
Даже женщины, которыя помня исторію матери Маргариты, были слегка предубждены противъ молодой двушки, кончили тмъ, что полюбили благородную сироту.
Вс обращались съ ней какъ съ какой-нибудь принцессой, или скоре, какъ съ балованнымъ ребенкомъ.
Хотя вс молодые люди на перерывъ ухаживали за молодой графиней, баронесса не могла ревновать ее за сына.
Никто не могъ добиться предпочтенія Маргариты, которая была со всми одинаково любезна, такъ что донъ-Жуаны по профессіи принуждены были отступить, затаивъ въ душ неудовольствіе противъ молодой графини. Признавая трудность побды надъ ней, они вывели изъ этого заключеніе, что она произведетъ впечатлніе въ Париж.
— Вы кажется не имете претензіи вскружить голову малютк съ перваго взгляда, какъ вашимъ обыкновеннымъ жертвамъ, говорилъ баронъ де-Гере своему пріятелю де-Бургу. Я смялся издали, глядя на вашъ сентиментальный видъ… Я признаюсь, что не видлъ никого очаровательне этой двушки. Счастливъ будетъ тотъ, кто будетъ ея мужемъ!
— Да, она прелестна! отвчалъ де-Бургъ. Замтили вы какъ теряются въ сравненіи съ ней об де-Рошбейръ? Однако мн не нравится ея смхъ, въ немъ есть что-то такое, что непріятно поражаетъ ухо, замтили вы это?
Но слухъ барона былъ мене тонокъ и онъ не замчалъ ничего.
Однажды въ субботу обитатели замка Монторни возвратились поздно домой посл обда у архіепископа. Посл весело проведеннаго дня каждый нуждался въ отдых и поэтому вс сбирались было уже разойтись по своимъ комнатамъ, какъ вдругъ баронъ, раскрывшій въ это время свой журналъ, вскричалъ!
— А! Однако! А мы ничего и не знали… или лучше сказать отчего мы раньше не узнали… здсь близко совершено убійство!
Тотчасъ-же вс собрались около барона, пораженныя неожиданной встью.
— Тутъ не много подробностей, продолжалъ баронъ, пробжавъ глазами сообщеніе объ убійств, извстіе пришло въ то время, когда журналъ уже печатался. Извстно только то, что въ лсу Талломъ былъ найденъ умирающій человкъ, раненный выстрломъ изъ ружья, поводомъ къ преступленію очевидно было не желаніе ограбить такъ какъ кошелекъ и часы раненнаго найдены при немъ. Вотъ самыя послднія извстія: раненный нкто де-Ламбакъ остановившійся въ гостинниц Блой Лошади въ Оде, онъ едва-ли останется въ живыхъ, нтъ никакихъ слдовъ, правосудіе производитъ розыски…’ Еще бы!… А! Буассару будетъ на время работы… но онъ человкъ ловкій и умный, онъ скоро разъяснитъ это дло.
— Де-Ламбакъ! вскричала баронесса,— я надюсь, Маргарита, что это не родственникъ де-Ламбаковъ которыхъ вы знаете.
— Нтъ, я не думаю этого, отвчала Маргарита устремляя на баронессу свтлый взглядъ своихъ голубыхъ глазъ. Изъ близкихъ родственниковъ де-Ламбаковъ я знаю только ихъ сына да и тотъ кажется въ Алжир съ своимъ полкомъ.
Она произнесла эти слова спокойнымъ тономъ, не оставлявшимъ и тни сомннія въ ея искренности. Ея щеки были можетъ быть немного блдны, но кто-же можетъ услышать безъ волненія всть о совершенномъ вблизи убійств.
— Я очень радъ этому, сказалъ баронъ, было-бы очень прискорбно, если-бы подобное несчастіе поразило семейство вашихъ друзей. Бдняга!… Но кто-же это можетъ быть? Врно какой-нибудь артистъ, привлеченный красотой пейзажа. Архіепископъ говорилъ мн, что они часто заходятъ въ гостинницу Блой Лошади… Все равно, это большое несчастіе!

XV.
Перья цапли.

Уже десять минутъ извощикъ Роже напрасно старался заставить идти своихъ лошадей. Самыя энергическія ‘Ну! Ну!’ въ сопровожденіи здоровыхъ ударовъ бича были безсильны.
Лошади не трогались съ мста. Передняя лошадь, здоровое и сильное животное, уставилась передними ногами въ какую то лужу и ршительно отказывалось двигаться впередъ, при каждомъ удар бича, она вздрагивала и ржала, но не трогалась съ мста.
— Что это такое? Что это сдлалось сегодня съ Срой? подумалъ извощикъ Жозефъ, погляди-ка, прибавилъ онъ громко, не упалъ ли тамъ мшокъ на дорогу.
Жозефъ спустился съ груды мшковъ съ зернами, на которыхъ онъ собирался уже заснуть, и протеревъ кулаками глаза, пошелъ посмотрть, что за препятствіе остановило Срую.
— Ну, мшокъ то не испугалъ бы ее! проворчалъ онъ.
Очевидно Срая была кровнымъ рысакомъ, котораго не остановило бы подобное ничтожное препятствіе.
— И! вотъ въ чемъ дло-то вскричалъ Жозефъ! Тутъ какой-то молодецъ растянулся во всю длину, поперегъ дороги. Должно быть онъ хлебнулъ лишнее, заключилъ Жозефъ, по понятію котораго только неумренное употребленіе вина могло заставить христіанина выбрать такое опасное мсто для отдыха.
— Молчи животное! замтилъ Роже, становясь на колни у тла лежавшаго неподвижно среди дороги. Разв ты не видишь кровь?… Это не пьяный, а убитый.
Дйствительно, тло лежало въ луж крови, въ которую лошадь не могла ршиться вступить, что и было причиной ея упорства.
Признаки жизни однако не оставили еще несчастнаго. Когда Роже тронулъ его за плечо, то онъ чуть слышно простоналъ и по тлу его пробжала дрожь.
Правое плечо и рука его были совершенно залиты кровью, на плать были ясные слды обжога и еще слышался слабый запахъ жженой шерсти, что доказывало, что выстрлъ, ранившій несчастнаго, былъ сдланъ почти въ упоръ.
— Это врно несчастный случай, замтилъ Жозефъ. Его ружье должно быть само выстрлило.
Но Роже тотчасъ замтилъ ему всю несообразность его мннія, такъ какъ около раненаго не было ружья и кром того онъ вовсе не походилъ на охотника.
Посл краткихъ переговоровъ, было ршено положить раненаго на телгу и вести его въ Оде, такъ какъ все равно приходилось хать мимо этой деревни.
До деревни было не боле двухъ километровъ, скоро телга остановилась передъ гостинницей Блой Лошади и Роже съ Жозефомъ принялись изо всхъ силъ стучать и кричать, до тхъ поръ пока не разбудили всхъ обитателей гостинницы, спавшихъ въ это время крпчайшимъ сномъ.
Каково же было изумленіе хозяина гостинницы, когда въ полумрак разсвта онъ узналъ въ раненомъ своего безпокойнаго и буйнаго жильца, капитана де-Ламбака.
Капитанъ вышелъ изъ гостинницы поздно вечеромъ, но его отсутствіе не возбудило никакихъ безпокойствъ.
Гастонъ де-Ламбакъ принадлежалъ къ числу людей которые очень быстро сводятъ знакомство, будучи притомъ очень не разборчивы, поэтому въ Оде и въ окрестностяхъ, онъ скоро нашелъ себ друзей, которыхъ нсколько стакановъ вина помирили съ его нахальствомъ и грубостью
Въ послднее время капитанъ проводилъ цлые дни въ обществ этихъ новыхъ друзей.
Раненный былъ все еще безъ чувствъ, когда пріхалъ докторъ, за которымъ поспшилъ послать хозяинъ гостинницы.
Оказалось, что крупный зарядъ дроби проникъ въ правое плечо и руку капитана, хотя никакой важный органъ не былъ поврежденъ, но большая потеря крови заставляла опасаться за его жизнь.
Очевидно, преступленіе было совершено не съ цлью грабежа, такъ какъ у капитана остались его часы съ брелоками, кольца и кошелекъ съ нсколькими золотыми монетами.
— Что, докторъ, онъ умретъ? спросилъ хозяинъ гостинницы, провожая доктора до дверей.
Но докторъ Туріо, врный принципамъ своей профессіи, въ отвтъ только покачалъ головой и сказалъ, что рана опасна, но что надежда на благопріятный исходъ еще не потеряна.
Съ этими словами докторъ слъ на ожидавшую его лошадь и поскакалъ домой, торопясь къ ожидавшему его завтраку.
Докторъ Туріо, мстная знаменитость, кром занятій, свойственныхъ его профессіи, сотрудничалъ также въ журнал департамента. Поэтому между завтракомъ и вторымъ визитомъ къ капитану де-Ламбаку, онъ поспшилъ набросать краткій разсказъ о трагическомъ событіи и отправить его въ редакцію, будучи увренъ, что редакторъ съ радостью дастъ ему мсто на столбцахъ своего журнала. Кром того, этотъ разсказъ, помченный Оде и подписанный именемъ доктора, былъ для него отличной рекламой.
Дйствительно, редакторъ былъ въ восторг отъ этого сообщенія и тотчасъ же послалъ на мсто происшествія одного изъ сотрудниковъ, для собранія боле подробныхъ свдній.
Но свднія были довольно скудны и нисколько не объясняли этого таинственнаго преступленія.
Хотя капитанъ де-Ламбакъ пришелъ въ себя и былъ въ состояніи отвчать на обращенные къ нему вопросы, но его показанія также ничего не объяснили.
Онъ не видлъ въ лицо преступника. Онъ помнилъ только то, что, возвращаясь въ гостинницу, около часу ночи, онъ былъ вдругъ ослпленъ яркимъ свтомъ, похожимъ на блескъ молніи, потомъ онъ лишился чувствъ и опомнился уже въ гостинниц, на своей постели, у изголовья которой находились докторъ и сидлка.
Полиція употребила вс усилія, чтобы найти виновнаго, лсъ былъ тщательно осмотрнъ, вс окрестные жители допрошены, но все было напрасно и не было ни малйшей надежды напасть на слдъ преступника.
Журналистъ, отряженный въ Оде, могъ узнать только одно, что здоровье раненнаго поправляется и что можно надяться на его выздоровленіе, благодаря искусству доктора Туріо.
Кром того, онъ услышалъ, что, нсколько дней тому назадъ, къ де-Ламбаку прізжала въ гостинницу молодая дама, родственница барона де-Рошбейръ.
Разговоръ капитана и дамы былъ, повидимому, очень бурный, но о чемъ именно они говорили, осталось неизвстнымъ, хотя служанка гостинницы и подслушивала у дверей самымъ добросовстнымъ образомъ.
Безполезно говорить, что это обстоятельство не появилось въ печати.
Издатель журнала былъ богатый торговецъ хлбомъ, арендовавшій у барона де-Рощбейръ большую мельницу вблизи Бомъ-ле-Дамъ. Онъ хотлъ возобновить контрактъ, вслдствіе большихъ расходовъ, сдланныхъ имъ для улучшенія мельницы, и поэтому, весьма естественно, старался быть въ лучшихъ отношеніяхъ съ барономъ, которому было бы очень непріятно видть имя своей племянницы, примшанное къ уголовному длу.
Поэтому, визитъ Маргариты остался тайной, такъ какъ, къ счастію, журналъ оппозиціи, не имвшій поводовъ щадить барона де-Рошбейръ, опоздалъ присылкой корреспондента и остался въ полномъ невдніи отношеній, существовавшихъ между графиней де-Монторни и неотесаннымъ капитаномъ.
Въ понедльникъ утромъ, когда посланный на рекогносцировку журналистъ вызжалъ изъ деревни, съ тощимъ запасомъ свдній, которыя онъ могъ собрать отъ жителей деревни и жандармовъ, очень недовольныхъ тмъ, что имъ не пришлось никого арестовать, въ это время лсничій Мартенъ явился въ замокъ Монторни.
Онъ припесъ большой пучекъ блыхъ, шелковистыхъ перьевъ цапли, которыя графиня поручила ему достать для нея.
Аглая тотчасъ же ввела его въ розовую комнату, гд ея госпожа, въ это время, была занята письмомъ.
— Прошу извиненія у госпожи графини, сказалъ, въ смущеніи, Мартенъ, подавая Маргарит свой трофей, вотъ все, что я могъ достать. Эта порода птицъ сдлалась очень рдкою, мн пришлось искать много дней, чтобы найти хоть одну. Я совсмъ было уже потерялъ надежду.
Говоря это, Мартенъ смотрлъ то на коверъ, то на потолокъ, то по сторонамъ, но видимо избгалъ встртиться со взглядомъ графини.
— Это настоящія перья цапли? спросила Маргарита, съ любопытствомъ разсматривая пучекъ перьевъ, принесенный лсничимъ. Мн всегда хотлось увидть эти большія перья, которыя были въ такомъ почет у нашихъ предковъ, когда еще не привозили изъ Африки цлыя грузы перьевъ страуса и марабу. Я не хочу васъ удерживать, Мартенъ, вотъ для вашей жены и дтей, прибавила она, вынимая изъ портмонэ, слоновой кости, банковый билетъ, совершенно смятый.
Первымъ движеніемъ лсничаго было развернуть билетъ, но онъ удержался и, зажавъ его въ кулак, вышелъ въ слдъ за Аглаей, пробормотавъ нсколько словъ, въ вид благодарности. Только отойдя далеко отъ замка, среди густой чащи лса, онъ ршился развернуть клочекъ бумаги, данный ему графиней.
Это былъ не одинъ, а три билета, смятые вмст, три билета по тысяч франковъ!

XVI.
Ящикъ для писемъ замка Монторни.

— Успхъ вполн зависитъ отъ продавщицъ, которыхъ мы выберемъ, говорила госпожа Леблонъ, жена Безансонскаго префекта, на что старая мадемуазель де-Ла-Кордильеръ отвчала утвердительнымъ кивкомъ.
— Да, вы правы, прибавила другая старая два, мадемуазель де-Ла-Вареннь, племянница архіепископа.
Мадемуазель де-ла-Вареннь была старше двухъ женщинъ, о которыхъ мы выше упомянули, изъ чего однако еще не слдовало, что т были первой молодости.
Она пользовалась всеобщимъ уваженіемъ, къ которому примшивалась нкоторая доля страха. Сама госпожа Леблонъ, не уступавшая никому, понижала тонъ, когда ей случалось входить въ пререканія съ мадемуазель де-Ла-Варрень, твердость характера которой была хорошо извстна всмъ.
— Вы совершенно правы, продолжала мадемуазель де-Ла-Вареннь, все зависитъ отъ выбора продавщицъ, базаръ, въ пользу бдныхъ, можетъ быть чрезвычайно блестящъ и удаченъ или сдлаться всеобщимъ посмшищемъ, не правда ли?
Баронесса де-Рошбейръ, къ которой былъ обращенъ этотъ вопросъ, поспшила улыбкой выразить свое согласіе.
Разговоръ шелъ о благотворительномъ базар, который было предложено устроить. Собраніе это происходило въ зал дворца архіепископа.
Такъ какъ зима еще не давала о себ знать, то дамы держались въ отдаленіи отъ пылающаго камина.
Кресла были составлены полукругомъ у одного изъ оконъ, выходившихъ въ садъ, изъ котораго доносились веселые крики и смхъ дтей префекта, игравшихъ и бгавшихъ по тнистымъ еще аллеямъ. Душой этой веселости, казалось, была красивая, молодая двушка, виднвшаяся среди группы дтей.
Этотъ большой ребенокъ была Маргарита де-Монторни, убжавшая отъ скучнаго и серьезнаго общества дамъ, собравшихся въ большой зал.
— Вы слишкомъ разсудительны для меня, сказала она, я хочу попробовать завязать знакомство съ дтьми, которые играютъ тамъ въ саду.
И, судя по взрывамъ смха, доносившимся изъ сада, знакомство было скоро завязано.
Между тмъ, совщанія въ зал продолжались но прежнему.
Предложеніе госпожи Леблонъ, устроить базаръ въ пользу бдныхъ, было принято всми съ энтузіазмомъ.
Трудность заключалась въ необходимости найти продавщицъ настолько красивыхъ и настолько знатнаго происхожденія, чтобы раскрылись кошельки самыхъ скупыхъ изъ-за одного тщеславія, общаго всему человчеству.
Было еще другое обстоятельство волновавшее въ высшей степени этихъ дамъ- такъ какъ даже въ добрыхъ длахъ наша бдная человческая натура остается слабой и завистливой.
Госпожа Леблонъ съ такимъ жаромъ старавшаяся объ улучшеніи участи бдныхъ, въ душ завидовала госпож Дюрье, своей соперниц на поприщ благотворительности, которая подобно ей устраивала базары въ пользу бдныхъ, она ршилась во что бы то ни стало затмить свою соперницу, при чемъ она боле всего надялась на помощь своего новаго друга, баронессы де-Рошбейръ.
Если бы Амели и Люси де-Рошбейръ согласились взять на себя роль продавщицъ, успхъ базара былъ бы обезпеченъ. Он об были красивы и кром того стариннаго знатнаго рода, которому не было равнаго въ Безансон и его окрестностяхъ.
Но молодыя двушки къ величайшему сожалнію госпожи Леблонъ на отрзъ отказались исполнить ея желаніе. Причиною отказа была не лнь и не излишняя гордость. Он просто не чувствовали себя способными исполнить какъ слдуетъ трудную роль продавщицъ.
Он знали сколько ума, веселости и остроумія нужно тутъ для того, чтобы поддерживать постоянный огонь эпиграммъ и остротъ. Кром того он не могли примириться съ мыслью о необходимости награждать улыбкой перваго попавшагося фата, которому придетъ въ голову купить какую-нибудь зубочистку или усовершенствованную вытиралку для перьевъ.
Баронесса съ своей стороны вполн все это понимала и потому не чувствовала въ себ мужества уговаривать дочерей.
— Что же мн тогда длать? сказала съ печальнымъ видомъ госпожа де-Леблонъ, посл этого отказа.
— Отчего же вы сами не хотите принять участіе? спросила баронесса.
— О! я буду продавщицей и т, кто нуждается во вліяніи моего мужа не замедлятъ явиться ко мн съ приношеніями въ вид покупокъ, но одной продавщицы слишкомъ мало для успха… не хотите ли вы помочь мн въ этомъ дл, мадемуазель де-ла-Вареннь.
— Я! вскричала та, веселымъ и насмшливымъ тономъ, вы врно хотите обратить въ бгство покупателей? Я могла бы безъ сомннія оказать нкоторыя услуги въ качеств пугала, но какъ продавщица… позвольте мн въ этомъ сомнваться.
Кто-то предложилъ мадемуазель Лорансинъ.
— Эту скверную двчонку! Я хотла бы посмотрть какъ она осмлиться сунуть сюда свой носъ… Да и къ тому же она уже завербована госпожей Дюрье…
— Тогда можно попросить помощи госпожи Романвилль, она вдь очень хороша… Что вы объ этомъ думаете? спросила мадемуазель де-ла-Кордильеръ.
При этомъ имени госпожа Леблонъ невольно сдлала гримасу.
Мужъ этой дамы былъ не боле какъ капитанъ 9-го гусарскаго полка, и англійскія манеры жены немного скандализировали Безансонъ, тмъ не мене было условлено, что будетъ сдлано предложеніе и госпож Романвилль.
— А мадемуазель де-Лормель? замтила баронесса.
— Я просила ея мать, отвчала госпожа Леблонъ, но она ршительно не хочетъ видть свою дочь за выручкой, хотя бы и съ благотворительной цлью.
Въ это время двъ дамы, до сихъ поръ молчавшія, предложили мадемуазель Ламберъ.
— Она некрасива, бдняжка, возразила супруга префекта, къ тому же она теперь больна и не можетъ выходить изъ дому.
Затмъ появилась на сцену молодая Бланшъ де-Персеваль.
— Она очаровательна, сказала госпожа Леблонъ, но невообразимо робка, да и она не знаетъ цны вщамъ, я уврена, она будетъ отдавать луидоры за франки… Но, продолжала она немного подумавъ, я думаю, что Бланшъ можно поручить продажу пирожковъ и конфектъ.
— А мадемуазель Веллеръ? Я говорю о Роз, а не о старшей…
— Дочь провинціальнаго банкира, племянница ветеринара! Разв это возможно!
И госпожа Леблонъ, у которой ддъ былъ поваромъ, содрогнулась при одной мысли о приглашеніи особы такого плебейскаго происхожденія, какъ Роза Веллеръ.
— Тогда одну изъ де-Родригъ? он вс очаровательны.
— Да, но он скоро узжаютъ въ Ниццу… у младшей слаба грудь.
— Мадемуазель Анна де-Гранделль…
— Она уже приглашена госпожей Дюрье и это очень жаль, такъ какъ она привлекла бы покупателей сотнями… Я уврена, что въ душ она предпочла бы быть у насъ… Но объ этомъ нечего и думать, она дала общаніе другимъ, сказала съ сожалніемъ госпожа Леблонъ.
— Я назову вамъ двушку боле очаровательную, чмъ Анна Грандель, вмшалась мадемуазель де-ла-Вареннь, указывая въ садъ, гд Маргарита де-Монторни весело возилась съ дтьми.
— Мадемуазель де-Монторни! Какъ я не подумала объ этомъ раньше! вскричала госпожа Леблонъ. Скажите пожалуйста, баронесса, какъ вы думаете, согласится она?
— Я не знаю каково будетъ ея намреніе, она, вы видите, такъ еще молода…
— Но вы не будете противиться?
Люси и Амели объявили, что это счастливая идея и баронесса не стала противиться общему желанію, тмъ боле, что вс уже заране радовались пріобртенію новой союзницы, знатность и несравненная красота которой гарантировали успхъ предпріятія.
Однако баронесса не знала какъ приметъ это предложеніе Маргарита. Она постучала въ окно ручкой своего зонтика и сдлала знакъ молодой графин, чтобы она вошла въ залу.
Маргарита явилась въ сопровожденіи двоихъ или троихъ дтей, которые ухватившись за ея платье не хотли ни за что отпустить ее.
Къ большому удовольствію госпожи Леблонъ она съ перваго слова согласилась принять участіе въ базар.
— Благодарю васъ, что вы подумали обо мн, сказала она весело.
Казалось ее восхищала мысль, что она будетъ продавать настоящія вещи за настоящее серебро и золото.
Ея веселость сообщилась моментально всмъ почтеннымъ матронамъ и старымъ двамъ, такъ какъ ея наивная и очаровательная грація покоряла сердца всхъ.
Такъ, посл отъзда баронессы, мадемуазель де-ла Вареннь прощаясь въ свою очередь съ госпожею Леблонъ, сказала ей:
— Я уврена, что даже и съ помощью Анны де-Гранделль госпож Дюрье не удастся превзойти васъ.
— О, нтъ! отвчала съ одушевленіемъ госпожа Леблонъ. Эта мадемуазель де-Монторни, очаровательное созданіе. Она скоре ангелъ чмъ женщина.
Въ это время ангелъ поспшно летлъ домой.
Баронъ, остававшійся дома, только что приготовился открыть ящикъ для писемъ, какъ вернулась баронесса въ сопровожденіи трехъ молодыхъ двушекъ.
— Вотъ письмо къ мадемуазель Леви, сказалъ онъ разбирая письма, кто это? должно быть одна изъ горничныхъ… вотъ къ баронесс де-Рошбейръ, одно, два, три — одно къ Люси, одно къ Манонъ, а вотъ это къ вамъ, Маргарита.
Съ этими словами онъ вложилъ письмо въ маленькую ручку графини, затянутую въ перчатку.
Маргарита поспшила подняться въ свою комнату и тщательно закрывъ дверь, распечатала письмо.
Прежде, однако, чмъ сломать печать, она съ любопытствомъ и удивленіемъ оглядла со всхъ сторонъ конвертъ, какъ бы спрашивая себя, кто могъ писать ей, ей которой до сихъ поръ никто не писалъ.
Но едва она пробжала глазами первыя строчки, какъ выраженіе ея лица внезапно измнилось. Улыбка изчезла съ ея губъ, въ глазахъ можно было прочесть ужасъ и смертельная блдность покрыла ея черты.
Ея лицо приняло то выраженіе, которое было у ней нсколько мсяцевъ тому назадъ, когда она не смыкая глазъ провела первую ночь подъ кровлей замка Моиторни.
И однако ничто въ содержаніи письма не оправдывало подобное волненіе. Письмо было написано самымъ дружескимъ и привтливымъ тономъ.
Вотъ что въ немъ было написано:
‘Милая Маргарита,
‘Помнишь-ли ты наши безконечные разговоры въ маненькой комнат, которую мы занимали въ монастыр? Помнишь-ли ты, какъ мы говорили о будущемъ, о нашей встрч среди блестящаго свта, о которомъ мы напрасно старались составить себ идею. Мы думали тогда, что жизнь будетъ для насъ неистощимымъ источникомъ радости, безконечныхъ удовольствій, не смущаемыхъ боле скучными уроками и вчными замчаніями строгой и ворчливой настоятельницы… Это счастливое время наступило… Ты была въ этомъ отношеніи счастливе меня, такъ какъ оставила монастырь вотъ уже нсколько мсяцевъ.— Ахъ! какъ опечалилъ меня твой отъздъ! Сколько ночей провела я, думая, какъ ты должна страдать вдали, въ этомъ большомъ замк, гд вс теб чужіе! Но не будемъ говорить объ этихъ печальныхъ дняхъ, я наконецъ вышла изъ этого противнаго монастыря, который только твое присутствіе длало для меня сноснымъ.
‘Мой отецъ оставилъ свою службу въ Алжир и вернулся навсегда во Францію. Суди сама, какова должна быть моя радость! О! если бы ты знала какъ онъ добръ для меня, онъ такъ меня балуетъ, что я боюсь, ты найдешь меня измнившейся и не будешь любить по прежнему. Для полноты моего счастія недостаетъ только одного — это видть тебя и услышать отъ тебя, что ты все еще меня любишь. Я не люблю писать, но теперь я съ сожалніемъ кладу перо, мой отецъ зоветъ меня идти гулять съ нимъ, что мы длаемъ каждый день… Но когда-то мы увидимся? Скоро, не правда-ли? Я забыла теб сказать, что случай привелъ насъ въ Безансонъ, мы живемъ теперь у г. Дюрье, кузена моего отца, ты можешь писать мн къ нему. Мы скоро вернемся въ Парижъ, хотя мн и очень здсь нравится. Можетъ быть это отъ мысли, что ты такъ близко отъ меня?.. О! лнивица, не поступай такъ, какъ ты длала до сихъ поръ, но пиши мн… Предупреждаю, что я скоро жду отъ тебя хотя бы самое коротенькое письмо.
‘А пока до свиданья.

‘Любящая тебя Луиза Дюваль.’

Письмо выпало изъ рукъ Маргариты. Ея лицо выражало глубокое отчаяніе и упадокъ духа. Прошло нсколько часовъ, начинало уже смеркаться, а молодая графиня все еще сидла въ кресл, печально и задумчиво глядя на письмо своей монастырской подруги.
Вдругъ она поднялась и разорвавъ бумагу на тысячу кусковъ бросила ихъ въ пылающій каминъ и съ видимымъ волненіемъ слдила за ихъ уничтоженіемъ.
Когда послднія клочки обратились въ пепелъ, она вздохнула свободно и поспшно отошла отъ камина.
— Катастрофа наконецъ наступитъ прошептала она, но когда и какъ?
Съ этими словами она снова опустилась въ кресло и стала задумчиво смотрть на огонь, но скоро раздавшійся стукъ въ дверь заставилъ ее очнуться, вошла Аглая, чтобы помочь одться своей госпож, такъ какъ скоро должны были звонить къ обду.
Лицо Маргариты мгновенно приняло свое обычное выраженіе, такъ что даже опытный глазъ Аглаи не могъ открыть на немъ ни малйшаго слда недавняго волненія.
А когда молодая двушка, окончивъ свой туалетъ, сошла въ столовую, ея расположеніе духа казалось такимъ-же веселымъ какъ и всегда, это было то самое очаровательное созданіе, которое съ своего появленія въ замк Монторни было радостью его хозяевъ.

XVII.
Луиза Дюваль

Помщеніе, которое г. Дюрье предоставилъ въ распоряженіе полковника Дюваля и его дочери, было обширно и хорошо меблировано, хотя немного печально, вслдствіе мрачнаго цвта обой, но Луиза Дюваль замтила это только въ тотъ день, когда ей пришлось испытать первое огорченіе, до сихъ поръ она, какъ и писала Маргарит, была вполн счастлива.
Мы находимъ ее въ гостиной, въ обществ ея отца, человка уже пожилаго, тогда какъ дочери его едва пошелъ девятнадцатый годъ.
Съ перваго взгляда можно было узнать офицера въ полковник Дювал, хотя онъ былъ уже въ отставк. Его взглядъ въ обыкновенное время носилъ отпечатокъ суровости, слдствіе привычки командовать. На его лиц, загорломъ отъ Африканскаго солнца, можно было прочесть умъ и храбрость.
Но когда его лицо оживлялось одной изъ тхъ улыбокъ, которыми онъ всегда привтствовалъ свою дочь Луизу, въ немъ происходила полная перемна и его характеръ длался мягкимъ, какъ характеръ женщины.
Это былъ человкъ уважаемый всми, любимый солдатами, цнимый высоко начальниками, страхъ арабскихъ племенъ.
Луиза была единственнымъ ребенкомъ котораго послалъ ему Богъ, и легко поврить, какъ тяжело было ему посл смерти жены разстаться съ дочерью и отдать ее въ монастырь. Но дло шло о будущности и счастіи Луизы, а полковникъ былъ наимене эгоистичный изъ людей.
Поэтому онъ ршился на эту жертву и остался въ Алжир доле чмъ ему хотлось, также въ интересахъ Луизы, чтобы составить себ независимое и обезпеченное положеніе и тогда уже посвятить себя всецло дочери.
Съ гордымъ и счастливымъ видомъ смотрлъ онъ теперь на свою дочь. Однако по временамъ облако печали омрачало его лобъ.
Дочь такъ походила на мать, умершую еще такой молодой и прекрасной.
Луиза была прелестна. Это была веселая и милая молодая двушка съ яркимъ румянцемъ на щекахъ, карими глазами со свтлымъ и нжнымъ взглядомъ и густыми каштановыми волосами. Не будучи красавицей, она была очаровательна въ своей наивной граціи.
Она казалось счастливой, и Безансонъ въ теченіи нсколькихъ дней, которыя она провела въ немъ съ отцемъ, былъ для нея настоящимъ эдемомъ.
Она обладала однимъ изъ тхъ характеровъ, для которыхъ все доставляетъ удовольствіе, такъ какъ имъ незнакомо честолюбіе и пресыщеніе, эти враги всякой истинной радости.
И какъ могла она не быть счастливой? Ея отецъ, котораго она такъ любила, былъ съ ней навсегда. Точно также ее почти не покидалъ Шарль Дюваль, ея кузенъ, къ которому она была не совсмъ равнодушна.
Шарль былъ сынъ брата полковника и рано потерялъ отца, подобно тому какъ Луиза лишилась матери.
Полковникъ ршился соединить молодыхъ людей, если они почувствуютъ склонность другъ къ другу. Съ своей стороны мать Шарля не желала лучшей партіи для своего сына, потому полковникъ съ удовольствіемъ видлъ, что взаимная любовь Луизы и ея кузена растетъ съ каждымъ днемъ.
— Милая, что съ тобой?… Что происходитъ въ этой маленькой головк? сказалъ полковникъ, уже нкоторое время наблюдавшій печальный и задумчивый видъ дочери. Можетъ быть теб надодаетъ жизнь въ Безансон? Или ты поссорилась съ кузеномъ?.. Или можетъ быть ты недовольна тмъ, что позволила модистк уговорить тебя взять эту синюю шляпу?… Съ моей стороны я никогда не былъ особенно высокаго мннія объ этой синей шляп.
— Папа, я и не думаю объ этой шляпк. Меня удивляетъ то, что Маргарита до сихъ поръ не отвтила на мое письмо. Ужь получила-ли она его?
Но у полковника были свои идеи относительно вроятной перемны въ дружескихъ отношеніяхъ между его дочерью и благородной графиней.
— Луиза, сказалъ онъ серьезнымъ тономъ, надо припомнить, что Маргарита… какъ ее зовутъ? А! да! де-Монторни, пансіонерка монастыря Камерлитокъ, совсмъ другая особа, чмъ графиня де-Монторни, посл ея вступленія въ свтъ. Она теперь среди своихъ родныхъ, людей богатыхъ и знатныхъ какъ и она сама, ея состояніе должно быть значительно, ея красота, титулъ и богатство скоро собрали около нея толпу друзей и поклонниковъ. Я не осуждаю ее за ея забывчивость, и ты согласишься со мной, когда лучше узнаешь жизнь и свтъ. Тогда тебя не будетъ уже удивлять ея молчаніе.
— Маргарита неспособна забыть подругу, почти сестру, потому только что она богата и живетъ въ роскоши, возразила Луиза, вся раскраснвшись отъ волненія. О! папа, не говори такъ о моей милой Маргарит, она мене всякаго способна заразиться гордостью и стать неблагодарной. Нтъ, я въ этомъ не могу ошибаться.
Полковникъ употребилъ вс усилія, чтобы сохранить серьозность, слыша какъ Луиза въ подтвержденіе своего мннія говорила о опытности и проницательности.
— Въ послднюю ночь, которую Маргарита провела въ монастыр, продолжала Луиза, она… но если я теб разскажу это, ты найдешь меня глупой…
И молодая двушка снова покраснла.
Но полковникъ поспшилъ ее уврить, что ему очень пріятно ея довріе, и что она не найдетъ въ немъ строгаго критика.
— Въ эту ночь, начала Луиза, мы долго разговаривали, я и Маргарита въ нашей маленькой комнатк, я заснула когда было уже поздно… Спустя нсколько времени я была разбужена рыданіями Маргариты… Не смйся надо мной, папа… Я сла на постели и увидла Маргариту стоящую передо мной съ босыми ногами и волосами распущенными по плечамъ, ея лицо было все залито слезами… Ты врно сочтешь насъ обихъ глупыми, папа?… Но она была такъ блдна и вся дрожала, такъ что я едва могла немного успокоить ее. Тогда я спросила что такъ взволновало ее, и она отвчала, пытаясь улыбнуться: Мн стыдно признаться Луиза, но мн вдругъ сдлалось такъ страшно что я не могла спать… я боюсь завтрашняго дня… Почему? Я сама не знаю, но я предчувствую близкое несчастіе… когда я уснула тутъ на нсколько минутъ, мн приснился страшный сонъ! Я почувствовала какъ она вздрогнула при этихъ словахъ, но она не сказала больше ничего и я не могла уговорить ее разсказать мн этотъ сонъ.
Полковникъ слушалъ этотъ разсказъ со снисходительнымъ терпніемъ, онъ былъ настолько любезенъ, что удержался даже отъ недоврчивой улыбки, зная, что ничто такъ не оскорбляетъ дтей, какъ насмшки старшихъ.
— Что-же вышло изъ этого ужаснаго предчувствія? спросилъ онъ. Я хочу сказать, что какое важное событіе оправдало опасеніе твоей подруги?
— Я ничего объ этомъ не знаю, сказала нершительно Луиза. Я не приняла это такъ серьезно, какъ она, но, видишь-ли папа, она была молода для своихъ лтъ, почти ребенокъ, и ее очень взволновалъ отъздъ изъ монастыря, къ которому она такъ привыкла, ты вдь знаешь, что ее отдали въ монастырь очень рано и у ней едва-ли сохранились какія-нибудь воспоминанія о прошломъ…
— Да, да, я это знаю, ты мн часто объ этомъ разсказывала… Можетъ быть, ты теперь увидишь свою подругу раньше, чмъ думаешь. Говорятъ скоро будетъ здсь базаръ въ пользу бдныхъ и я буду очень удивленъ, если въ немъ не приметъ участія молодая графиня.
— О! Нтъ, она не будетъ, возразила Луиза, она теперь еще въ траур.
При этихъ словахъ глаза молодой двушки заблистали отъ радости, при одной мысли, что она можетъ быть встртитъ свою подругу.
— Ну, а теперь, заключилъ полковникъ, наднь свою синюю шляпу, если ты хочешь поспть на концертъ, я тороплю тебя не ради моего удовольствія, такъ какъ они будутъ пть тамъ по итальянски, а я знаю лучше по арабски. Но Шарль говоритъ, что, ни подъ какимъ видомъ, не слдуетъ пропускать этого концерта. Да вотъ, кстати и онъ самъ идетъ.
Спустя минуту, полковникъ и его дочь отправлялись въ концертъ въ сопровожденіи Шарля и супруговъ Дюрье.
Дюрье съ умысломъ пригласили полковника и Луизу въ такое время года когда Безансонъ доставлялъ всего боле развлеченій, и госпожа Дюрье разсчитывала что Луиз доставитъ большое удовольствіе устраиваемый ею базаръ.
Такъ соединялись, въ рукахъ судьбы, разрозненныя нити и изъ нихъ сплеталась сть, въ которую должна была попасть та, которая казалась въ полной безопасности отъ ударовъ злаго рока, прекрасная и очаровательная Маргарита де-Монторни.

XVIII.
Горизонтъ омрачается.

На тротуарахъ около ратуши тснилась густая толпа, привлеченная блестящей программой праздника.
Слухи о грандіозныхъ и великолпныхъ приготовленіяхъ въ залахъ ратуши, взволновали весь городъ. Стны залъ были убраны цвтами и флагами, военный оркестръ не мало способствовалъ увеличенію блеска праздника.
Это былъ благотворительный базаръ, о которомъ уже раньше говорили.
Устроенныя въ залахъ лавочки были изящно и артистически убраны и были боле или мене окружены толпой покупателей, сообразно красот и любезности благородныхъ продавщицъ.
Бланшъ де-Персеваль привтствовала граціозной улыбкой голодныхъ постителей останавливавшихся передъ лавочкой, соблазненныхъ ея пирожками, она была очаровательна, несмотря на свою крайнюю робость и по крайней мр, была на столько умна, что умла молчать. Ея двумъ молодымъ сестрамъ мене красивымъ и мене скромнымъ была поручена счетная часть.
Но главной приманкой была изящная выставка дорогихъ бездлушекъ, находившихся въ вдніи Анны де-Гранделль, принимавшей деньги отъ тснившихся около нея постителей, скоре какъ должную дань, а не какъ приношенія.
Красивая, хорошо воспитанная и образованная, она была одарена всмъ, исключая звонкой монеты, дйствительно, ея отецъ имлъ довольно скромное состояніе, которое, къ тому же, должно было быть раздлено между дочерью и четырьмя сыновьями, сильными и здоровыми малыми, далеко нерасположенными отправиться на тотъ свтъ раньше срока, чтобы оставить больше денегъ своей сестр. Впрочемъ, это обстоятельство не препятствовало Анн царствовать полновластно надъ всей страной, единственно благодаря своей рдкой красот, даже, странная вещь въ нашъ вкъ, несмотря на свою бдность, она уже отказалась отъ многихъ блестящихъ партій, она была, сверхъ того, очень любезна и умна, такъ что неудивительно, что около нея собралась цлая толпа.
На другомъ конц залы, госпожа Леблонъ мысленно считала каждую монету, полученную продавщицами, находившимися подъ ея покровительствомъ, въ надежд, что выручка превзойдетъ выручку ея соперницы, госпожи Дюрье, какъ будто бы вс эти деньги не должны были имть одного и того же назначенія. Тщеславіе! Тщеславіе! Какъ ты портишь наши лучшіе поступки!
Если госпож Дюрье удалось заручиться помощью Анны де-Граиделль, то, съ своей стороны, и супруга префекта не отстала отъ нея и привлекла на свою сторону новую, блестящую звзду, появившуюся на горизонт Безансона.
Никогда еще Безансонъ не видлъ подобнаго стеченія. Любители развлеченій собрались съ тридцати льё въ окружности, привлеченные журнальными рекламами, общавшими интересное и небывалое зрлище. Этого было вполн достаточно, чтобы собрать это Панургово стадо.
— Сюда, дитя мое, какая тснота! Не выпускай мою руку, иначе мы сейчасъ потеряемъ другъ друга… Ты тутъ, Шарль?.. А! Хорошо! Иди сюда…
Такъ говорилъ полковникъ, съ трудомъ пролагавшій себ дорогу сквозь толпу, въ сопровожденіи дочери, Шарля и г. Дюрье.
Дюрье былъ самый обыкновенный чиновникъ, какихъ можно видть сотнями, полнйшее отсутствіе чего-либо оригинальнаго, сдая голова, короткая шея, красноватое, гладко выбритое лицо. Онъ подчинялся покорно и безропотно вол жены, впрочемъ, это былъ человкъ высокой честности и во всхъ отношеніяхъ достойный уваженія.
Теперь онъ былъ красенъ какъ ракъ, отъ жара и отъ страха, что какой нибудь неловкій наступитъ ему на ногу, такъ какъ онъ страдалъ наслдственной подагрой. Однако онъ испытывалъ нкоторое удовольствіе быть въ обществ своей молодой родственницы и слышать какъ со всхъ сторонъ Безансонцы громко превозносили ея красоту.
Въ этотъ день Луиза была дйствительно очень хороша.
Въ ея привязанности къ Маргарит де-Монторни, было что то экзальтированное, она все еще находилась подъ очарованіемъ этой дружбы и въ глубокомъ волненіи ожидала той минуты, когда она увидитъ свою монастырскую подругу.
Она не допускала и мысли, что эта могла забыть ее и была вполн убждена, что или ея письмо или отвтъ Маргариты затерялись на почт.
Она была уврена, что ея дорогая Маргарита любитъ ее по прежнему, однако сердце ея боязливо билось при мысли неожиданно встртиться съ ней въ первый разъ среди толпы, а не наедин.
По мр того какъ они проходили мимо лавочекъ, Дюрье, предложившій руку Луиз, называлъ ей по именамъ прекрасныхъ продавщицъ.
— Но твоя подруга мадемуазель де-Монторни, говорилъ онъ, неизмримо лучше всхъ этихъ дамъ. Мы скоро ее увидимъ.
Въ это время къ нимъ присоединилась госпожа Дюрье, которой полковникъ поспшилъ предложить руку. Военные музыканты исполняли блестящій вальсъ и въ той части залы, въ которую они вошли, толпа была наиболе густа, такъ что Дюрье и Луиза съ трудомъ, шагъ за шагомъ, подвигались впередъ. Шарль и полковникъ подъ руку съ госпожей Дюрье заключали шествіе.
Вдругъ группа знакомыхъ остановила г. Дюрье, совершенно преградивъ ему путь.
— А! какъ ваше здоровье, г. Дюрье?
— Очень хорошо баронъ… а ваше также надюсь
— Превосходно… Базаръ идетъ бойко, выручка будетъ больше чмъ ожидали.
— Да, да, отвчалъ Дюрье, тайкомъ отирая лобъ, не смя въ качеств оффиціальнаго лица жаловаться на торгъ, изъ опасенія, чтобы въ виду его положенія не стали бы порицать подобную откровенность… Да, госпожа Дюрье очень довольна результатомъ… Какъ здоровье баронессы, хорошо, надюсь?… Тмъ лучше. До пріятнаго свиданія!
Освободившись отъ докучныхъ, Дюрье и Луиза были уже близко лавочки, около которой толпилось всего боле покупателей, и откуда слышались непрерывные взрывы смха.
Молодая двушка, въ бломъ плать, съ волосами, распущенными по плечамъ, царила надъ этой шумной толпой въ гордомъ блеск своей лучезарной и аристократической красот. Это была Маргарита де-Монторни, около нея виднлись баронпеса де-Рошбейръ и ея дв дочери.
Въ числ самыхъ усердныхъ покупателей былъ герцогъ д’Агильяръ, который опустошилъ свой кошелекъ, чтобы только имть возможность восхищаться вблизи очаровательной продавщицей.
Эту лавочку окружала вся мстная аристократія, къ которой присоединились также нсколько парижанъ, случайно гостившихъ въ это время въ окрестныхъ замкахъ, въ числ ихъ были баронъ Гере, капитанъ де-Бургъ и молодой русскій графъ, членъ посольства.
Госпожа Леблонъ была вн себя отъ радости, сборъ общалъ быть великолпнымъ.
Тріумфъ Маргариты былъ полный, она затмила Анну де-Гранделль.
Ея красота и грація привлекали къ ней всеобщее восхищеніе и симпатію.
Кром того на ея сторон было преимущество новизны, важнаго достоинства въ глазахъ измнчиваго и капризнаго общества. Да, успхъ Маргариты былъ одинъ изъ самыхъ блестящихъ, она это чувствовала, и была отъ этого въ восторг. Вс ея соперницы были побждены.
Она брала деньги ото всхъ, смясь въ лицо тмъ, кто былъ настолько глупъ, чтобы бросать на нее томные взгляды, но она смялась такъ открыто и съ такой граціей, что никому и въ голову не приходило оскорбляться.
— А! наконецъ-то! сказалъ г. Дюрье. Ты сейчасъ ее увидишь.
— Увижу ее?… Гд же?… Что вы хотите сказать?… спросила Луиза, съ безпокойствомъ глядя на молодую двушку.
Въ это время Дюрье отвчалъ на поклонъ госпожи
Леблонъ, сидвшей въ лавочк рядомъ съ баронессой де-Рошбейръ.
— Это госпожа Леблонъ, жена префекта, сказалъ онъ тихо своей спутниц, рядомъ съ ней баронесса де-Рошбейръ, кузина твоей пріятельницы — а это ея дочери.
— Но Маргарита, гд же она? спросила Луиза взволнованнымъ и дрожащимъ голосомъ.
Въ эту минуту они были подвинуты впередъ толпой, такъ что почти поровнялись съ Маргаритой де-Монторни.
— Что съ тобой дитя мое?… Тебя тяготитъ эта жара? спросилъ Дюрье, глядя на Луизу съ безпокойствомъ и изумленіемъ… Мн самому тоже душно…
— Нтъ, это не то… отвчала съ усиліемъ молодая двушка, блдня еще боле. Кто эта молодая особа… я врно не разслышала, когда вы говорили ея имя.
— Кажется Луиз дурно, замтилъ Дюрье, обращаясь къ жен и полковнику… Этотъ жаръ для нея невыносимъ.
— Нтъ, нтъ, я совсмъ здорова, возразила Луиза,— но прошу васъ, одно только слово, кто эта молодая дама, брюнетка?
— Кто?… отвчалъ Дюрье съ удивленнымъ видомъ да вдь это графиня де-Монторни, какъ вы ее не узнали… Но, Боже мой!… полковникъ, пойдемте скорй отсюда…
Но было уже поздно.
Луиза, блдность которой такъ безпокоила бднаго Дюрье, лишилась чувствъ.
Въ толп вокругъ произошло движеніе, послышались крики:
— Посторонитесь! Посторонитесь!.. Молодая двушка упала въ обморокъ!..
Вс бросились къ мсту гд произошло смятеніе, кто изъ состраданія, кто изъ любопытства, остальные чтобы сдлать тоже что и другіе.
Не медля ни минуты, полковникъ поднялъ дочь своими сильными руками и поспшно направился къ выходу.
Вс торопились дать ему дорогу.
— Бдное дитя! Это наврно отъ жары! раздавались со всхъ сторонъ слова сожалнія.
Только въ передней у открытаго окна Луиза пришла наконецъ въ себя.
— Ну, что, лучше теб, мое сокровище? спросилъ отецъ, заботливо ее поддерживая.— О! увезите меня отсюда! Ради Бога увезите!.. отвчала Луиза умоляющимъ голосомъ.
Немедленно же была подана карета и полковникъ увезъ свою дочь съ праздника, который окончился для нея такъ печально.
— О! это непремнно отъ жары! замтила увреннымъ тономъ госпожа Дюрье.
Маргарита не видла какъ упала Луиза, ея вниманіе было тогда направлено въ другую сторону, а когда заслышавъ шумъ она обернулась, толпа уже скрыла отъ нея молодую двушку. Изъ общаго говора она поняла однако, что какая-то молодая двушка упала въ обморокъ.
— Это родственница г. Дюрье, замтилъ одинъ изъ чиновниковъ префектуры, она недавно сюда пріхала, я замтилъ ее въ послднее воскресенье въ церкви- это очень милая двушка.
Услышавъ это, Маргарита обратилась къ говорившему съ вопросомъ, не была-ли эта молодая двушка та самая, которую она сейчасъ видла вблизи, брюнетку, въ синей шляп.
— У ней былъ очень оживленный и въ тоже время странный видъ, прибавила Маргарита, это она-то именно и упала въ обморокъ?
Молодая графиня замтила, что глаза Луизы были устремлены на нее съ изумленіемъ и любопытствомъ, какъ бы отыскивая на ея лиц знакомыя черты.
Капитанъ де-Бургъ не желая предоставить скромному чиновнику чести давать разъясненія графин Маргарит, вмшался въ разговоръ.
— Я замтилъ эту двушку, когда она только что вошла въ залу, сказалъ онъ, и признаюсь, я позавидовалъ ей, до такой степени вся ея фигура выражала радость и удовольствіе, она напомнила мн то чувство, которое я испытывалъ, когда еще мальчишкой попалъ первый разъ въ оперу. Это дочь этого красиваго старика полковника Дюваля, я слышалъ гд-то, что онъ недавно вернулся изъ Африки.
— Дюваль!.. Полковникъ, вернувшійся изъ Африки!.. Эти слова были душемъ холодной воды для веселости Маргариты.
Какое-то облако внезапно омрачило ея лицо, она по прежнему продолжала разговаривать и смяться, но ея слова потеряли свою обыкновенную прелесть, ея смхъ свои гармоническія звуки… Въ эту минуту она хотла бы быть одна, чтобы все обдумать и взвсить.
Это имя Дюваля возбудило въ ней тысячи мыслей, тысячи опасеній, она была поражена въ сердце и все окружающее тяготило ее.
Все чмъ она восхищалась въ теченіи дня, казалось ей теперь дтскимъ и скучнымъ. Запахъ цвтовъ душилъ ее, музыка раздражала нервы немилосердно фальшивя. Ей стало почти стыдно терять свое время на вытягиваніе послднихъ золотыхъ изъ кармановъ этихъ послднихъ благотворителей.
Однимъ словомъ этотъ праздникъ производилъ на нее впечатлніе скучнаго и безконечнаго сна, отъ котораго хотлось соре пробудиться.
Результатомъ этой перемны настроенія духа Маргариты было то, что большое число поклонниковъ покинуло ее и увеличило собой кругъ Анны де-Гранделль.
Но это бгство не причиняло графин ни огорченія, ни досады… она желала теперь только одного — конца праздника… Эта молодая двушка, упавшая въ обморокъ испортила ей все удовольствіе этого дня.
Наконецъ музыка прекратилась и музыканты отправились въ свои казармы.
Была получена послдняя монета, которая должна была увеличить бюджетъ.
Экипажи одинъ за другимъ отъзжали отъ подъзда ратуши и карета барона де-Рошбейръ увезла царицу праздника, Маргариту де-Монторни.
Когда она проходила къ выходу, вс останавливались, чтобы еще разъ взглянуть на эту чудную красоту, но никто и не подозрвалъ какъ сжималось сердце красавицы и какія мрачныя мысли роились въ ея голов.

XIX.
Признанія Луизы Дюваль.

— Наконецъ мы одни и можемъ переговорить, сказала Луиза, опуская свою отяготвшую голову на плечо отца. Эта госпожа Дюрье со своей опытностью во всемъ мшала мн говорить съ тобою откровенно.
Вдругъ Луиза остановилась и вздрогнула. Отецъ началъ стараться успокоить ее, тщательно скрывая свое безпокойство.
— Да, да, моя дорогая, сказалъ онъ, ты хорошо сдлала что молчала при ней, но не говори еще, не утомляй себя, отдохни немного и завтра ты совсмъ поправишься. Твое сегодняшнее нездоровье просто слдствіе жары.
— Нтъ, нтъ, возразила поспшно Луиза, это вовсе не отъ жары, я не противорчила г. Дюрье и его жен потому что хоть он и очень добрые и хорошіе люди, но ничего не понимаютъ въ томъ, что сколько-нибудь удаляется отъ обыкновенной обыденной жизни… Меня волнуетъ открытіе необыкновенное, ужасное… Я испытываю такое ощущеніе, какъ будто-бы я подходила къ какому-то злому и вредному существу, которое можетъ сдлать мн много зла… Я не боязлива, но я невольно задрожала, когда ея взглядъ встртился съ моимъ.
— Ну хорошо, такъ открой все твоему отцу и если ты не хочешь спать, отвчай прямо и откровенно, что это за взглядъ и о комъ ты хочешь говорить?
— Я говорю о той, отвчала Луиза тихимъ и твердымъ голосомъ, которую назвали моей дорогой подругой, о графин Маргарит де-Монторни, эта женщина, на которую указалъ мн г. Дюрье не Маргарита, нтъ, это не моя Маргарита!.. Но отчего она носитъ ея имя и занимаетъ ея мсто въ свт?.. Что это за тайна? Я чувствую что я готова сойти съ ума!..
Лицо полковника приняло серьезное выраженіе. Ему видимо тажело было слышать слова дочери, хотя он и казались ему лишенными всякаго основанія.
— Не надо, моя милая, сказалъ онъ, вря фантастическимъ романамъ, считать, что общество въ двятнадцатомъ вк не что иное какъ собраніе преступленій и ужасовъ, какъ это видно изъ книгъ Пиксерикура, единственныхъ, кстати сказать, которые я читалъ до Бальзака, и я помню, что имлъ въ это время на столько извращенный вкусъ что находилъ и утверждалъ, будто это превосходные этюды нравовъ… Но, поврь мн, милая моя, для большей части изъ насъ жизнь со всми своими обязанностями, страстями, надеждами, печалями и радостями, самая прозаическая вещь, безъ необыкновенныхъ или чудесныхъ приключеній. У тебя слишкомъ пылкое воображеніе дитя мое, и если ты его не обуздаешь, то непремнно дойдешь до того, что какъ донъ-Кихотъ примешь втренныя мельницы…
— Прошу тебя, отецъ, не говори такъ, прервала его съ волненіемъ Луиза, ты конечно гораздо благоразумне и опытне меня, я всегда положусь скоре на твое сужденіе чмъ на мое, но только не въ этомъ случа. Поврь мн, это не романическая идея, не игра моего воображенія. Молодая двушка которую мы видли сегодня на праздник, не та, которая плакала около моей постели тому назадъ нсколько мсяцевъ въ маленькой комнатк монастыря. Я хорошо ее видла и не могу ошибиться, это чужая двушка, занявшая мсто моей подруги.
Увренность заразительна. Трудно не поврить, когда говорятъ съ глубокимъ убжденіемъ. Полковникъ поколебался.
— Съ моей стороны я признаюсь, что не видлъ этой особы. Я слышалъ только восторженные похвалы ея красот, которую считали какимъ-то чудомъ, потомъ я замтилъ въ лавочк, которую окружала толпа, нсколько дамъ… Можетъ быть ты и Дюрье приняли кого-нибудь другого за графиню… можетъ быть ея сестру или кузину…
Луиза печально покачала головой.
— Нтъ, отецъ, я не ошиблась, отвчала она, г. Дюрье прямо указалъ мн жену префекта, баронессу де-Рошбейръ и ея дочерей, двухъ высокихъ, красивыхъ двушекъ, но нисколько не похожихъ на Маргариту… Что меня смущаетъ больше всего, то это то, что между Маргаритой и этой двушкой, которую мы видли сегодня, есть легкое сходство. Да, они дйствительно похожи, у Маргариты были такія-же великолпные черные волосы, только она никогда ихъ такъ не носила, и кром того, мн кажется, что моя подруга была немного выше.
— Право, дорогая моя, ты ошибаешься, прервалъ полковникъ, въ восемнадцать лтъ двушка можетъ измниться, разница туалетовъ, привычекъ иметъ иногда огромное вліяніе на наружность, тутъ что-нибудь изъ двухъ, или ты ошибаешься, или есть другое объясненіе этой тайны, можемъ быть есть дв графини де-Монторни… Это имя принадлежитъ вроятно многимъ знатнымъ родамъ и твоя монастырская пріятельница была дочерью одного изъ многочисленныхъ графовъ де-Монторни. Въ такомъ случа я тутъ ничего не понимаю, сказалъ полковникъ.
Посл этого онъ замолчалъ и закрывъ глаза сталъ задумчиво слушать Луизу, которая сдлавшись боле доврчивой, высказала отцу до такой степени равнодушіе и непостоянство ея подруги огорчили ее, тмъ боле что эти недостатки не были свойственны характеру ея подруги, которая напротивъ была простая и добрая двушка, нисколько не гордившейся своимъ титуломъ, не смотря на лесть окружающихъ. Наконецъ скромная и задумчивая пансіонерка монастыря Кармелитокъ представляла поразительный контрастъ съ блестящей и развязной двушкой, которую называли графиней де-Монторни.
Полковникъ, сначала разсянно слушавшій дочь, мало по малу началъ обращать больше вниманія на ея слова. Скоро множество мыслей зародилось въ его голов, и наконецъ онъ пришелъ къ убжденію что разсказъ его дочери заслуживаетъ боле серьезнаго вниманія, чмъ ему сначала казалось.
Онъ хотя старался отклонить дочь отъ романтическихъ идей, но самъ далеко не былъ такъ положителенъ, какъ старался показать.
Разговоръ отца съ дочерью былъ прерванъ приходомъ г. Дюрье.
— Ну какъ вамъ это понравится, другъ мой! вскричалъ онъ, съ недольнымъ видомъ, положительно, кажется въ этихъ провинціальныхъ городахъ считаютъ чиновниковъ чмъ-то въ род метра Жака, годнаго на все. Старуха Турнье, сидлка, явилась сейчасъ ко мн за совтомъ, и пришлось начать съ того чтобы лечить ее отъ какихъ-то нервныхъ спазмъ, которыми она будто бы страдаетъ. Наконецъ она сказала мн, что ходила къ доктору и не нашла его, а потому пришла ко мн за совтомъ. Я только что хотлъ сдлать маленькую прогулку, и съ удовольствіемъ послалъ бы ее ко всмъ чертямъ. Ахъ! провинція! провинція!… Кажется я обязанъ выводить ихъ изъ всхъ ихъ затрудненій!… Ну ужь жизнь!…
Говоря такимъ образомъ, почтенный сановникъ ходилъ взадъ и впередъ по комнат, поправляя поминутно галстукъ, чистилъ шляпу рукавомъ, и вообще выказывалъ сильное волненіе.
— Но что-же случилось? Вы вдь объ этомъ намъ еще ни слова не сказали, замтилъ улыбаясь полковникъ.
— Да, вы правы, сказалъ повертываясь на каблукахъ, Дюрье, я совсмъ забылъ. Вы знаете что посл завтрака, передъ тмъ какъ отправиться на этотъ несчастный благотворительный базаръ… Ахъ, да! кстати.— Какъ ты себя чувствуещь кузина? Лучше?.. ну, я очень этимъ доволенъ… Да, такъ вотъ тогда явилась ко мн въ большомъ волненіи хозяйка гостинницы Золотой бороны, что около самой станціи желзной дороги. Она немного знаетъ меня, такъ какъ я обыкновенно во время охотъ помщаю къ ней своихъ друзей которымъ не найдется мсто у меня: поэтому-то она и сочла долгомъ открыть мн свое гор. Изъ ея жалобъ я понялъ, что у нея остановился какой-то прізжій молодой человкъ, и что этотъ молодой человкъ теперь находится въ безнадежномъ состояніи, лежитъ въ бреду, вслдствіе сильнаго припадка горячки и что она не знаетъ что ей длать. Я спросилъ посылала-ли она за докторомъ, оказалось что она ходила къ доктору Борри, но съ такимъ-же успхомъ какъ и старуха Турнье. Я полюбопытствовалъ тогда узнать причину волненія почтенный дамы и скоро открылъ, что эгоизмъ былъ единственнымъ мотивомъ. Она дрожала отъ ужаса при одной мысли, что больной можетъ умереть у нея и стало быть ей придется возиться съ похоронами не говоря ужь о судебномъ разслдованіи.
— Слдствіе? вскричалъ полковникъ, но я не понимаю къ чему тутъ слдствіе, когда человкъ умираетъ отъ горячки.
— Нтъ… изъ за горячки не назначаютъ слдствія, отвчалъ Дюрье, но когда человкъ получаетъ зарядъ дроби шестаго калибра въ бокъ и плечо, то хотя онъ и умираетъ спустя нсколько дней, все-таки необходимо позвать слдователя. Я значитъ не говорилъ вамъ, что этотъ молодой человкъ былъ раненъ неизвстно кмъ. Впрочемъ, если онъ не выздоровлъ, это чисто его вина, такъ какъ этотъ капитанъ де-Ламбакъ велъ жизнь не совсмъ обыкновенную.
— Капитанъ де-Ламбакъ! вскричала Луиза. Онъ не изъ семейства-ли тхъ де-Ламбаковъ, о которыхъ я теб говорила, папа, которые жили въ замк Трамбль около монастыря, и съ ними была очень дружна Маргарита де-Монторни. Я знаю что у старика де-Ламбака, который провожалъ къ отцу Маргариту, былъ сынъ капитанъ, который тогда жилъ въ замк, Маргарита не терпла его, я помню что она всегда сердилась, когда я спрашивала ее красивъ-ли и нравится-ли ей.
— Ламбакъ! сказалъ въ свою очередь полковникъ, мн тоже кажется знакомымъ это имя, да, я помню что-то въ род слдствія, посл котораго онъ былъ выключенъ изъ состава арміи за какіе-то неблаговидныя поступки… но впрочемъ можетъ быть я и ошибаюсь, можетъ быть это другой, а не онъ, во всякомъ случа я не могу хорошо припомнить фактовъ.
— Я не знаю что все это значитъ, сказалъ Дюрье тономъ отчаянія, вызывавшимъ смхъ, но вотъ все дло въ двухъ словахъ, Симонъ, хозяйка гостинницы, хотла знать не грозило-ли ей какое-нибудь наказаніе, если она выпроводитъ на улицу своего больнаго Я конечно не одобрялъ этого поступка, и тогда она вернувшись къ боле христіанскимъ чувствамъ, отправилась искать сидлку. У насъ ихъ всего три, считая въ томъ числ и Турнье, впрочемъ хорошую женщину, которая отлично ухаживала за моимъ младшимъ сыномъ Луи, когда у него было скарлатина и она ходила тогда за нимъ восемь дней.— Но однако на чемъ я остановился!.. Эта исторія перевернула мн вс мысли въ голов.. Ну, да дло въ томъ что больной лежитъ въ сильной горячки и говоритъ въ бреду такія страшныя вещи, что Турнье не можетъ оставаться въ его комнат, ею овладлъ такой страхъ что она обратилась въ бгство. Лами, одна изъ двухъ другихъ сидлокъ, та не моргнувъ стала бы ходить за всми обитателями Шарантона, но она освободится, какъ кажетсь, только завтра ночью, такъ я долженъ теперь идти посмотрть что можно сдлать.
— Ужъ не предполагаете-ли вы сами ходить за больнымъ? спросилъ полковникъ съ насмшливымъ видомъ.
— Нтъ, отвчалъ Дюрье, надвая перчатки, я хочу идти для того чтобы избавить жену отъ хлопотъ. Она считаетъ своимъ долгомъ быть повсюду прежде… Но насъ, знаете, такъ вс смотрятъ… О! провинція! провинція!… Я постараюсь отыскать эту Лами… Да и наконецъ хоть этотъ капитанъ де-Ламбакъ, совершенно чужой человкъ, и какъ говорятъ неважная птица, но вдь все-таки онъ раненъ и находится въ опасномъ положеніи, а человколюбіе обязываетъ. Ахъ! какая работа была мн и жен во время холеры и тифа!..
Съ этими словами Дюрье направился къ дверямъ.
— Постойте, сказалъ вдругъ полковникъ, поспшно вставая, я пойду съ вами… Эта будетъ не первая рана, которую я перевяжу и не первый больной котораго я осмотрю, я не докторъ, но мн не разъ случалось помогать моими совтами.
Спустя минуту, старый солдатъ выходилъ уже изъ дому въ сопровожденіи Дюрье.

XX.
Жилецъ комнаты No 27.

Всю дорогу до Золотой Бороны полковникъ и Дюрье принуждены были терпливо выслушивать потокъ краснорчія сидлки Турнье, отправившейся вмст съ ними.
— Я не вчера родилась, господа, говорила она, изъ девяти дтей, которые у меня были я выростила шесть и если-бы мой старшій сынъ, пильщикъ на императорской верфи въ Брест, не сломалъ себ недавно руки, я не принуждена была-бы до сихъ поръ ходить за больными. Вотъ уже двадцать три года какъ я этимъ зарабатываю свой хлбъ. Если вы когда нибудь сдлаете мн честь зайти ко мн, моя младшая дочь покажетъ вамъ аттестаты которые даны мн всей нашей аристократіей за мою опытность и усердіе, я вс ихъ вставила въ рамки и они служатъ украшеніемъ моего скромнаго жилища.
Почтенная дама вроятно еще долго еще продолжала-бы въ этомъ тон, если-бы у ней не захватило духъ отъ быстрой ходьбы, къ чему принуждалъ ее скорый шагъ полковника, и не мене быстрой болтовни.
Она остановилась задыхаясь и прижала руку къ сердцу, какъ-бы желая остановить ею слишкомъ быстрое біеніе.
Дюрье взглянулъ на нее съ безпокойствомъ, опасаясь новаго кризиса въ род того, который ему недавно удалось успокоить при помощи крпкихъ напитковъ, единственное лекарство отъ болзней почтенной дамы, но котораго на этотъ ралъ не было подъ рукой.
Но Турнье остановилась только для того, чтобы перевести духъ и скоро снова начать прерванную рчь.
— Я ни за что въ свт не согласилась-бы слушать еще разъ т ужасныя вещи, которыя мн пришлось выслушивать. Я просто вся дрожала, а вдь мн уже не въ первый разъ ходить за помшанными, но никогда еще, я думаю, христіанинъ не говорилъ подобныхъ вещей и такъ не бсился, я должна была позвать на помощь конюха… Мадемуазель Евгенія Лами стоитъ десяти такихъ какъ я, этого я не отрицаю, но вдь она никогда не была замужемъ, а я вышла за Турнье ровно тридцать одинъ годъ тому назадъ, въ день Святаго Медара. Ей пятьдесятъ шесть или пятьдесятъ семь лтъ, а мн…
На этомъ мст госпожа Турнье принуждена была остановить свой потокъ краснорчія, которое главнымъ образомъ было вызвано желаніемъ оправдать свое бгство отъ постели больнаго, которое могло значительно повредить ея репутаціи, несмотря на вс аттестаты въ рамкахъ.
Поэтому ея рчь продолжалась-бы безконечно, еслибы въ это время она и ея спутники не вошли въ гостинницу Золотой Бороны.
Въ зал низшаго этажа находилась сама мадамъ Симонъ, окруженная счетными книгами и бутылками винъ и ликеровъ.
Послдовавъ совту Дюрье, она уже не думала отдлываться отъ своего непріятнаго жильца, но все-таки она считала его присутствіе въ дом истиннымъ бдствіемъ.
Она сообщила Дюрье, что со времени ухода сидлки, въ здоровь капитана де-Ламбака не произошло никакой перемны.
Полковникъ и Дюрье поднялись на лстницу вслдъ за служанкой, которая пошла показывать имъ дорогу и осторожно вошли въ комнату больнаго.
Онъ казалось дремалъ, хотя и не переставалъ говорить. Черные пряди его волосъ, къ которымъ давно не прикасалась щетка, представляли рзкій контрастъ съ матовой близной его искаженнаго лица… Онъ казалось не сознавалъ что въ его комнату вошли.
— Онъ не умретъ! сказалъ увреннымъ тономъ полковникъ, внимательно осмотрвъ молодаго человка,
— Вы вполн въ этомъ уврены? спросилъ Дюрье,
Полковникъ улыбнулся.
— Я могу только сказать вамъ мое мнніе, отвчалъ онъ. Жизнь и смерть не въ моей власти, но въ Африк я видлъ не мало подобныхъ случаевъ. Delirium tremens ужасная вещь, но первый припадокъ рдко бываетъ роковымъ, обыкновенно смерть длается неизбжной когда частые кризисы истощатъ нервную систему, но теперь я имю полную надежду на благопріятный исходъ.
— Докторъ Барри ничего не говорилъ про болзнь, которую вы назвали такимъ страннымъ именемъ, вмшалась Симонъ, онъ говорилъ что это горячка, вслдствіи раны.
— Позвольте мн позаботиться объ этомъ молодомъ человк до прихода доктора, сказалъ полковникъ, я переговорю съ нимъ о дальнйшемъ ход леченья и подожду здсь прихода сидлки.
— Если хотите, я останусь съ вами, сказалъ Дюрье, дрожа при мысли, что полковникъ приметъ его предложеніе.
Въ душ его далеко не прельщала преспектива смотрть за больнымъ такого рода, не переставая бормотавшимъ непонятныя слова и проклятія, отъ которыхъ волосы становились дыбомъ на голов почтеннаго сановника.
По временамъ, молодой человкъ судорожно протягивалъ передъ собой свои высохшія руки, какъ бы пытаясь оттолкнуть невидимаго врага.
— Помогите! помогите! кричалъ онъ. Возьмите прочь этихъ черныхъ змй!… Вотъ он!… он ползутъ!.. он обвиваются около меня!…
Полковникъ хорошо зналъ, что вс эти страшныя виднія были однимъ изъ симптомовъ этой ужасной болзни. Онъ также зналъ, что хотя бредъ вполн овладлъ больнымъ, такъ что онъ не видлъ и не слышалъ ничего, но тмъ не мене какой-то тайный инстинктъ давалъ ему знать, что онъ не одинъ… Это сознаніе имло послдствіемъ новый припадокъ бшенства, такъ что надо было опасаться, чтобы онъ не причинилъ себ серьезнаго вреда.
Вступая въ должность сидлки, полковникъ прежде всего посмотрлъ какое лекарство было прописано больному. Откупоривъ банку, онъ попробовалъ содержимое и невольно улыбнулся, однако онъ былъ слишкомъ хорошо воспитанъ, чтобы унижать передъ посторонними знаніе доктора Борри.
— Это не принесетъ пользы, да и не повредитъ, сказалъ онъ самъ себ закупоривая лекарство, надо подождать доктора и уговорить его попробовать одно арабское средство. Ну, а пока можно давать эту безобидную микстуру. Только надо смотрть за больнымъ, а то при идіотахъ, которые его окружаютъ, ему пожалуй удастся сломить себ шею.
— Такъ до свиданія, Дюваль, сказалъ Дюрье, я постараюсь прислать Лами какъ можно скоре. Слава Богу, ваша дочь теперь оправилась и кром того она въ хорошихъ рукахъ. Я и жена, мы будемъ всячески заботиться о ней, ждать васъ къ обду?
— Нтъ.
— Какъ хотите, но все-таки мы оставимъ для васъ чего нибудь горячаго съ бутылкой стараго бургунскаго, которое вамъ такъ понравилась. А пока до свиданья!
Съ этими словами Дюрье ушелъ, а полковникъ молча опустился на кресло у изголовья больнаго.
Де-Ламбакъ продолжалъ бредить. Онъ говорилъ о своемъ дтств, какъ онъ проводилъ вакаціи въ замк отца, какъ онъ еще ребенкомъ пилъ какъ взрослый въ обществ веселыхъ гостей, постоянно толпившихся въ замк, среди которыхъ эта ранняя невоздержанность вызывала единодушное восхищеніе.
Потомъ онъ видлъ себя въ Париж пьющимъ шампанское съ веселыми товарищами, съ которыми онъ долженъ былъ разстатъся, чтобы слдовать за своимъ полкомъ въ Алжиръ, гд онъ продолжалъ вести веселую жизнь. Поглощенный страстью къ игр, онъ бросается въ безпорядочную жизнь оргій и ссоръ, все его тяготитъ, климатъ, обязанности службы, дисциплина, его бситъ незначительность суммъ, которыя присылаютъ ему изъ дому, проценты, которые онъ долженъ платить, чтобы было чмъ вознаградить постоянныя потери, такъ какъ судьба постоянно ему не благопріятствовала.
— Молчите! говорилъ онъ вдругъ, какъ смете вы говорить о мошенничеств, о намченныхъ картахъ?… Это не правда, Арнордъ не длалъ мн никакихъ знаковъ во время партіи… Что? фальшивыя кости?… Я перержу горло тому, кто осмлится это утверждать! Я де-Ламбакъ!… кто изъ васъ такого же знатнаго дома?.. Вашъ отецъ былъ мясникъ, вы должны считать за честь, что вамъ позволяютъ проигрывать ваши деньги въ нашемъ обществ… Молчите! чего вы хнычете! Лучше бы вы написали вашей матери, чтобы она вывела васъ изъ этого сквернаго положенія. Выдумайте ей какую нибудь исторію и она наврное вышлетъ вамъ деньги. Ну! еще стаканъ пунша и я дамъ вамъ отыграться, выберите игру какую хотите… мы не будемъ играть по большой…
Спустя нсколько минутъ онъ спорилъ съ воображаемымъ противникомъ о какомъ то пари, онъ вскакивалъ на постели, схватывалъ полковника за горло, и клялся, что убьетъ его. Но благодаря своей сильной рук и мягкимъ увщаніямъ, Дюваль снова укладывалъ его на постель.
Тогда его мысли принимали другой оборотъ и онъ начиналъ кричать:
— Прогоните ее! прогоните эту собаку! Смотрите! вотъ она крадется къ моей постели… какая она огромная! она загрызетъ меня!… Спасите!… докторъ, не оставляйте меня одного съ этимъ животнымъ.
И онъ съ пронзительнымъ крикомъ прятался подъ одяло, закрывая лицо, но не выпуская руки полковника, которую онъ конвульсивно сжималъ, какъ утопающій хватающійся за послднюю доску, отдляющую его отъ неизмримой глубины пучины.
Черезъ нсколько минутъ въ де-Ламбак произошла новая перемна.
Онъ падалъ духомъ и приходилъ въ отчаяніе, плакалъ и рыдалъ какъ ребенокъ, хватался за полковника, умоляя не оставлять его одного въ этой комнат. Онъ бросалъ вокругъ боязливые взгляды, колотилъ себя въ грудь, увряя что онъ великій гршникъ, несчастный, чья жизнь была запятнана преступленіями, но что теперь онъ во всемъ раскаивается.
Одно имя произнесенное имъ заставило вздрогнуть полковника, наклонившагося надъ постелью, чтобы лучше слышать. ‘Маргарита де-Монторни!’ сказалъ онъ, и этого достаточно было, чтобы привлечь вниманіе полковника.
Но рчи больнаго были по прежнему несвязны и туманны, это были только темные, несвязные намеки, которые однако наводили Дюваля на мрачныя мысли. Съ жаднымъ нетерпніемъ прислушивался онъ къ словамъ больнаго, которые подтверждали зародившіяся въ его душ опасенія.
Но скоро бредъ де-Ламбака принялъ другое направленіе. Онъ ничего боле не говорилъ о замк Трамбль, около монастыря Кармелитокъ, къ которому вела длинная аллея тополей.
Онъ снова началъ говорить о далекомъ прошломъ, о своей жизни въ Африк и ни разу не упомянулъ боле имени графини
— Маргарита де-Монторни! мысленно повторилъ полковникъ, взглядывая на часы, не пора ли давать больному лекарство. Маргарита де-Монторни! Три раза несчастный произнесъ это имя, сопровождая его словомъ вроломство!.. Да, я начинаю опасаться страшнаго вроломства въ этомъ дл, но какъ отыскать путеводную нить въ этомъ мрачномъ лабиринт.
День уже склонялся къ вечеру, когда наконецъ къ больному явился докторъ Борри.
Полковникъ вступилъ съ нимъ въ продолжительный разговоръ, результатомъ котораго было то, что докторъ согласился съ доводами полковника и ршился радикально измнить систему леченья.
Въ это время пришла сидлка Лами, такъ что присутствіе полковника сдлалось излишнимъ.
Но пока онъ медленными шагами шелъ къ дому Дюрье, въ его голов роились странныя и мрачныя мысли. Ему казалось, что онъ приподнялъ край завсы, скрывавшей ужасное преступленіе, оставшееся безнаказаннымъ.

XXI.
Никогда нельзя всего предвидть.

— Милая Маргарита, говорила Амели де-Рошбейръ своей кузин, пользуясь минутой, когда слуга Жанъ отправился поднимать бичъ, который уронила Маргарита, правившая своими пони. Ахъ! Маргарита, какъ я хотла бы чтобы ты полюбила моего брата Рауля!
Въ эту минуту бичъ былъ поднятъ и Маргарита, тронувъ возжи, пустила крупной рысью своихъ маленькихъ бгуновъ.— Я очень люблю кузена Рауля! сказала она, обращаясь къ своей спутниц. Я была бы очень рада если бы у меня былъ такой братъ.
Но этотъ отвтъ не удовлетворилъ Амели.
— Я боюсь, Маргарита, замтила она, что вы никогда не будете любить его такъ, какъ онъ этого хотлъ бы. Конечно, другіе молодые люди можетъ быть боле увлекательны и блестящи чмъ онъ, напримръ капитанъ де-Бургъ, но….
— Рауль во сто разъ лучше капитана де-Бургъ! прервала весело Маргарита. Такъ! что это за странный всадникъ детъ намъ на встрчу?
Дйствительно, всадникъ, приближавшійся въ галопъ, былъ самаго оригинальнаго вида.
Онъ былъ одтъ въ ватерпрувъ, который сильнымъ осеннимъ втромъ былъ раздутъ на подобіе шара. Срая шляпа и непромокаемые штиблеты дополняли костюмъ всадника, котораго можно было бы принять, если бы онъ не сидлъ такъ неловко на сдл, за ветеринара, дущаго лечить скотъ какого-нибудь фермера.
Но къ несчастію, не животныя, а люди были паціентами этой оригинальной личности, которая была ни кто иной какъ докторъ Туріо въ дорожномъ костюм.
Поровнявшись съ экипажемъ, онъ остановилъ свою срую лошадь и любезно поклонился молодымъ двушкамъ
— А! это вы докторъ! вскричала Амели, скажите мн пожалуста какъ здоровье вашей больной, маленькой Мины, дочери дровоска Лансэ, я давно уже ее не видла, и она кажется была очень слаба.
Амели де-Рошбейръ была добрая и сострадательная двушка, бдные въ окрестностяхъ замка скоро привыкли считать ее своимъ провидпіемъ, дйствительно, она смотрла на нихъ какъ на своихъ дтей, она учила сиротъ въ пріют, основанномъ графомъ Монторни, раздавала постоянно нуждающимся пищу, одежду и дрова на зиму.
Туріо, хотя и недавно сдлавшійся докторомъ въ Монторни, зналъ уже хорошо старшую дочь баронессы, съ которой онъ не рдко встрчался, посщая больныхъ. Поэтому онъ съ удовольствіемъ поспшилъ сообщить ей свднія о здоровьи ея маленькой protge. Онъ сказалъ, что хорошее вино, виноградъ и фрукты посланные изъ замка не мало способствовали выздоровленію двочки и что она теперь уже вн всякой опасности.
— Да, благодаря вамъ, заключилъ онъ, ея выздоровленіе несомннно…. Хорошо если бы я могъ сказать тоже самое о всхъ своихъ больныхъ! Вы слышали можетъ быть о молодомъ человк, который недли дв тому назадъ былъ раненъ случайно или нарочно?
— Да, я что-то слышала, отвчала Амели, которой видимо хотлось узнать подробности.
Между тмъ Маргарита, опустивъ глаза, застегивала перчатки, играя небрежно возжами.
— Такъ видите-ли, продолжалъ докторъ, какъ я узналъ недавно, вс мои труды и старанія о его леченья пропали даромъ, онъ неожиданно отправился въ Безансонъ, тамъ остановился въ одной скверной гостянниц и началъ пить такъ неумренно, что нажилъ себ delirium tremens. Я встртилъ доктора Борри, который его теперь лечитъ, и онъ сказалъ мн, что положеніе больного очень опасно.
— Бдный! сказала Амели тономъ искренняго состраданія. Но разв нтъ у него родныхъ или знакомыхъ, которые могли бы позаботиться о немъ?
Маргарита перестала на минуту раздражать пони концами бича и съ видимымъ интересомъ ожидала отвта доктора.
— Самое странное во всей этой исторіи то, сказалъ докторъ, что этотъ молодой человкъ, кажется, впалъ въ меланхолію и упорно не хочетъ дать адреса своихъ родныхъ, которымъ я, конечно, сообщилъ бы о его положеніи, но онъ ни за что не хочетъ, какъ говоритъ, разглашать о случившемся. Самъ онъ не можетъ еще писать, а вс окружающіе его также какъ и я не знаютъ гд живетъ его семейство.
Туріо, любившій говорить, вроятно доле еще разсказывалъ бы на эту тему, если бы онъ не замтилъ что Маргарита нетерпливо перебираетъ возжи, ожидая конца разговора. Тогда онъ поспшилъ раскланяться съ молодыми двушками и продолжалъ свой путь.
Пони снова помчались по дорог, извивавшейся среди полей. Километръ дале, дорога раздлялась на три части и тутъ же стоялъ столбъ съ тремя надписями, показывавшими что эти три дороги вели въ Буазьеръ, Орнанъ и Бомъ-ле-Дамъ.
Маргарита выбрала послднюю, къ величайшему изумленію Амели, такъ какъ эта дорога была очень холмиста и дурна. По Маргарита, не обращая на это вниманія, продолжала сильной рукой погонять лошадей.
— Маргарита, вы ошиблись, куда вы дете? Вдь вы хотли въ Орнанъ, а эта дорога ведетъ въ Бомле-Дамъ, мы тутъ десять разъ опрокинемся! вскричала Амели, съ испугомъ глядя на камни и рытвины.
Маргарита отвчала только взрывомъ смха, какого еще ни разу не слыхала ея молодая подруга.
Амели очень любила свою кузину, но къ этой любви примшивалось чувство невольнаго страха. Этотъ смхъ произвелъ на нее теперь странное и непріятное впечатленіе.
— Боже мой! продолжала она боле холоднымъ и сдержаннымъ тономъ. Вы видите какая здсь дорога, экипажъ не вынесетъ такой зды, вы разобьете его и мы вс расшибемся. Если вы подете по этой дорог, мы не успемъ сдлать визитъ мадемуазель де-ла-Кордильеръ и вернуться въ Безансонъ.
Съ своей стороны Жакъ употреблялъ отчаянныя усилія чтобы удержаться на своемъ сдалищ и охотно поддержалъ бы справедливыя замчанія мадемуазель де-Рошбейръ, если бы имлъ на это право.
Маргарита снова засмялась увидя безпокойную мину своей кузины
— Бдная Амели, какъ она боится, сказала она. Не бойтесь, съ вами ничего дурнаго не случится, общаю привезти васъ домой цлой и невредимой, какъ будто бы мы хали въ семейномъ берлин на пар ожирвшихъ рысаковъ. А что касается до мадемуазель де-ла-Кордильеръ и архіепископскаго дворца, то я прощаюсь съ ними на сегодня и ду въ Бомъ-ле-Дамъ.
Между тмъ пони, понуждаемые бичемъ, мчались все быстре и быстре, колеса экипажа оставляли глубокій слдъ на грязной и вязкой дорог.
Будь на мст Маргариты кто-нибудь другой, Амели де-Рошбейръ наврно выразила бы свое неудовольствіе, но молодая графиня де-Монторни была однимъ изъ тхъ привиллегированныхъ существъ, которыя удовлетворяютъ всмъ своимъ фантазіямъ, сохраняя въ тоже время всеобщую любовь, поэтому Амели посл слабаго протеста покорилась своей участи.
Легко было замтить, что Маргарита испытывала сильное волненіе, она смялась и пла, но этотъ смхъ и пніе были нервны и искусственны.
По мр того, какъ наши путешественницы приближались къ Бомъ-ле-Дамъ, ни одинъ встрчный крестьянинъ съ изумленіемъ останавливался слдя за этой бшенной скачкой.
Капризная молодая двушка, правившая экипажемъ, казалось, испытывала какое-то удовольствіе, мчаться какъ можно ближе мимо тяжелыхъ возовъ, проскальзывать между двухъ телгъ, нагруженныхъ камнями, наконецъ, когда встртился дилижансъ, шедшій изъ Бомъ-ле-Дамъ въ Мармо, набитый сверху до-низу пассажирами, заднія колеса экипажа коснулись его колесъ, но Маргарита была на столько ловка, что съумла невредимо проскользнуть между дилижансомъ и возомъ дровъ, который они въ эту минуту обгоняли.
— Берегитесь Маргарита! вскричала въ испуг Амели.
— Значитъ вы не хотите доставить пищи мстнымъ журналамъ? сказала смясь молодая графиня. Если со мной и случится несчастіе, едва-ли кто нибудь обратитъ на это вниманіе… Извините, я и не подумала, что вы со мной, Амели! Ваши бдные стали-бы васъ оплакивать, поэтому-то мы и избгнемъ всякой опасности. Да и наконецъ наша поздка окончена, я вижу станцію желзной дороги.
Дйствительно, скоро экипажъ остановился къ удовольствію спутниковъ Маргариты и пони, усталыхъ и покрытыхъ пной.
— Амели, сказала смясь Маргарита, выходя изъ экипажа, одолжите мн денегъ, я позабыла взять свой кошелекъ.
Амели поспшила исполнить желаніе своей кузины. Помогая постоянно бднымъ, она имла постоянно привычку не выходить изъ дому безъ хорошо наполненнаго кошелька.
— Но что-же хотите вы длать, Маргарита? спросила она. Я надюсь вы не думаете хать куда нибудь по желзной дорог? Въ такомъ случа не разсчитывайте на меня!
— О, кузина, возразила Маргарита, если бы я хала въ Китай и захотла взять васъ съ собой, вы конечно стали-бы протестовать, но въ конц концовъ похали-бы со мной. Но я не хочу васъ больше мучить. Подарите мн пять минутъ времени и потомъ я поду съ вами назадъ въ замокъ.
Войдя на станцію, Маргарита направилась къ телеграфному бюро къ большому неудовольствію двухъ молодыхъ телеграфистовъ, занятыхъ игрой въ домино.
— Извините, господа, могу я отправить телеграмму? спросила она.
Одинъ изъ телеграфистовъ высунулся съ недовольнымъ видомъ въ окошечко и молча указалъ на пачку бланковъ.
— Будьте такъ добры, отправьте поскоре эти нсколько словъ, мн очень дорого время, продолжала Маргарита, набросивъ поскоре текстъ телеграммы.
Заплативъ за телеграмму, она вышла изъ бюро, когда начавшійся прерывистый стукъ аппарата возвстилъ ей начали передачи.
— Мадемуазель, вы позабыли взять росписку! крикнулъ ей въ слдъ телеграфистъ.
Но она казалось не слышала и продолжала идти, тогда телеграфистъ сложилъ бумагу и бросилъ ее въ ящикъ, куда складывались телеграммы, которыя по своему неясному или неврному адресу, не могли быть переданы по назначенію.
Телеграмма Маргариты была подписана Роза Легэ. Не зная правилъ телеграфа, графиня и не подозрвала что надо сказать свое имя и адресъ. Не колеблясь ни минуты, она написала: Роза Легэ, какъ будто-бы всю жизнь носила это имя, но она не ршилась дать ложный адресъ, зная что ея пони и ливрея Жака, были слишкомъ извстны въ окрестности. Да и кто могъ знать что въ замк Манторни нтъ Розы Легэ, какой нибудь горничной, компаньонки, знакомой.
Маргарита была убждена, что часто подобія истины достаточно, чтобы прекратить толки и сплетни.
Наконецъ молодыя двушки вернулись въ замокъ къ облегченію лошадокъ и нервовъ Амели де-Рошбейръ.
Всю дорогу Маргарита была мила и очаровательна, въ ней не было и слда той безпокойной экзальтаціи, которая сначала такъ испугала ея подругу, такъ что вернувшись въ замокъ, Амели почти забыла о своихъ безпокойствахъ и просто отвчала на распросы, что Маргарита капризный ребенокъ и что она заставила ее вмсто предположенныхъ визитовъ, сдлать продолжительную поздку. Когда Маргарита возвратила ей занятыя деньги, ей даже не пришло въ голову спросить, что она длала на станціи. Она думала, что вроятно ея подруг пришла фантазія выписать изъ Парижа какую нибудь шляпку или костюмъ.
Въ дйствительности же телеграмма была адресована на имя де-Ламбака въ замокъ Трамбль, около Мезонъ-Лафитъ, и была написана въ самомъ тревожномъ тон.

XXII.
Планъ дйствія полковника Дюваля.

Поднявшись рано утромъ, полковникъ ходилъ большими шагами по саду.
Бсе еще спало въ дом Дюрье, ни одинъ слуга не ршался еще выставить свой носъ на сырой и пронзительный утренній холодъ. Стараясь согрться, полковникъ застегнулся до горла, топалъ ногами, колотилъ усиленно рукой объ руку.
Въ это время онъ долженъ былъ вспомнить о лучшихъ и особенно боле теплыхъ дняхъ, которыя онъ провелъ подъ жаркимъ небомъ Алжира, среди вчно зеленыхъ пальмъ.
Но теперь онъ былъ поглощенъ единственною мыслью, мыслью о тхъ загадочныхъ и зловщихъ словахъ, которыя онъ услышалъ у постели больнаго де-Ламбака.
— Право, я становлюсь идіотомъ! сказалъ онъ, шагая вдоль и поперекъ сада и разсянно смотря на втви деревьевъ покрытыхъ инеемъ. Если я считаю, что попалъ на слдъ скрытаго преступленія, долженъ ли я трубить повсюду объ этомъ, при томъ ничтожномъ запас свдній, которыя у меня есть?.. Да и наконецъ это меня не касается, съ какой стати мн мшаться въ чужія дла?..
И полковникъ началъ насвистывать одну изъ своихъ любимыхъ арій, но его совсть не такъ легко поддавалась убжденіямъ и внутренній голосъ шепталъ ему:
— Не покровительствуетъ-ли тотъ преступленію, кто, зная о немъ, считаетъ себя въ прав молчать? Разв мы вс не обязаны быть естественными защитниками угнетеннаго человчества?..
— Ахъ! мн стыдно за самаго себя! вскричалъ полковникъ, бросая на землю недокуренную сигару.
Но еще долго происходила борьба въ его честной душ. Ему было противно вмшиваться въ дло, котораго онъ не могъ оставить съ честью, иначе какъ доведя его до конца, т. е. до торжества правосудія.
Онъ упорно боролся, не чувствуя себя вправ и не желая длаться мстителемъ за преступленія, предавая виновныхъ власти закона.
Вдругъ эти тяжелыя мысли были прерваны раздавшимся неожиданно восклицаніемъ:
— Здравствуй, папа!
Это Луиза отворила окно своей комнаты и привтствовала отца. Она была блдна, въ ея глазахъ читалось выраженіе заботы и безпокойства.
— Здравствуй, папа! повторила она. Какъ я рада, что наконецъ наступилъ день, я провела сегодня очень дурную ночь… Я все видла во сн Маргариту… и чмъ боле я о ней думаю, тмъ боле я страдаю… Я уврена, что большое несчастіе… Но, подожди папа, я сейчасъ надну что нибудь и сойду къ теб, мы поговоримъ серьозно.
— Э! Дюваль! Васъ-ли я вижу? Что это вы поднялись съ птухами!.. крикнулъ въ эту минуту съ верхней ступени лстницы, ведущей въ садъ, Дюрье, только что отворившій дверь. Мн кажется, теперь время не очень-то благопріятно для утреннихъ прогулокъ. Я не люблю садовъ въ ноябр… Вы врно сдлали визитъ моему огороду? Ну, что, какъ поживаютъ огурцы?.. Но если вы довольно нагулялись, пойдемте домой, шоколадъ уже поданъ…
Въ теченіи всего дня, полковникъ держалъ себя страннымъ образомъ. Съ недовольнымъ видомъ, онъ старался избгать дочери и притворялся, будто не замчаетъ ея безпокойства и ея умоляющихъ взглядовъ. Онъ настаивалъ, чтобъ она не говорила съ нимъ въ полголоса, увряя, что не понимаетъ ея шепота, даже онъ выслушалъ съ большимъ терпніемъ нсколько отрывковъ изъ Боссю, которые госпож Дюрье вздумалось читать вслухъ, немилосердно гнусавя. Потомъ онъ вышелъ изъ дому, прошелся по старымъ кварталамъ Безансона и началъ внимательно осматривать какую-то маленькую церковь.
Луиза хорошо успла узнать отца въ теченіи нсколькихъ недль, которыя они провели вмст и ясно видла, что означали вс эти странности. Она понимала, что онъ старался избавиться отъ неотвязной мысли, упорно не выходившей изъ его головы. Сама волнуемая тысячью предложеній, она молча слдовала за нимъ по узкимъ и неровнымъ улицамъ, которыхъ старые, оригинальные дома не привлекали ея разсяннаго взгляда.
Вдругъ полковникъ остановился.
— Дюрье! сказалъ онъ обращаясь къ своему другу, служившему ему проводникомъ, что если мы зайдемъ въ Золотую Борону чтобы узнать какъ здоровье этого бдняка? какую бы скверную жизнь онъ ни велъ, все таки это не причина оставить его умирать какъ собаку.
Дюрье нисколько не прельщала перспектива снова выслушивать безсмысленный бредъ капитана де-Ламбака. Поэтому онъ началъ было придумывать какъ увернуться отъ этого, какъ вдругъ представился великолпный поводъ, въ вид доктора Борри и его зонтика, которые появились одинъ неся другаго на поворот улицы.
— О! какой счастливый случай! Вотъ и докторъ! весело вскричалъ онъ. Онъ сообщитъ намъ самыя свжія новости о молодомъ человк.
Отвтъ доктора былъ самый успокоительный. Больной быстро поправлялся благодаря лекарству полковника, которое сдлало чудеса, и которое докторъ расхваливалъ, какъ будто-бы первая идея принадлежала ему самому.
— И только что его видлъ, докончилъ докторъ Борри. Теперь онъ спитъ, если до вечера все будетъ идти также хорошо, то завтра ему можно будетъ дать немного куринаго бульона.
— Теперь другъ мой, сказалъ Дюрье, простившись съ докторомъ, и взявъ подъ руку полковника, ваше желаніе удовлетворено. мы можемъ вернуться домой, и спокойно уссться у хорошаго огня и закурить сигару, мн хочется переговорить съ вами о нкоторыхъ моихъ личныхъ длахъ, которыя въ настоящую минуту причиняютъ мн много хлопотъ.
Безполезно говорить что вернувшись домой и грясь у камина, полковникъ съ полнйшимъ равнодушіемъ и невниманіемъ, слушалъ безконечные разсказы Дюрье о непріятностяхъ, которыя ему постоянно старается длать префектъ при помощи архіепископа.
Дюваль слушалъ не голосъ разскащика, а голосъ своей совсти, которая не переставала мучить его съ самого утра.
— Нтъ нтъ! невольно прошепталъ онъ, говоря самъ съ собой, по какому праву возьму я на себя обязанность палача?
Но онъ тотчасъ же опомнился, видя какое глубокое изумленіе выразилось на лиц Дюрье при этихъ словахъ.
— Извините, другой мой, сказалъ онъ. Я до того увлекся моими мыслями, что позабылъ даже что вы здсь. Еще разъ прошу васъ, извините!…
Къ проектамъ человка часто иметъ отношеніе событіе, повидимому ни чмъ съ ними не связанное.
Въ то время какъ полковникъ всми силами старается отогнать мучившія его мрачныя мысли, Маргарита мчалась по опасной дорог, въ Бомъ-ле-Дамъ. Въ то время когда Дюваль былъ принужденъ выслушивать опасенія Дюрье относительно его передвиженія по служб, которые возбуждали въ немъ нкоторыя интриги, въ это время Маргарита слушала стукъ аппарата телеграфной станціи, уносившаго одно за другимъ слова этой телеграммы, которая должна была имть такое вліяніе на ея жизнь.
Это совпаденіе осталось тайной для Дюваля.
Уже поздно вечеромъ, когда полковникъ, простившись съ Дюрье, удалился въ свою комнату и молча сидлъ тамъ погруженный въ размышенія, вдругъ послышался легкій стукъ въ дверь.
— Войдите! сказалъ машинально полковникъ. Дверь отворилась и вошла Луиза, блдная, взволнованная, съ глазами полными слезъ.
Онъ хотлъ узнать почему отецъ такъ упорно избгалъ ее въ теченіе всего дня.
— Не обвиняй себя, дитя мое! сказалъ полковникъ обнимая ее. Во всемъ виноватъ мой эгоизмъ, дорогая моя Луиза, я сегодня былъ трусомъ, и какъ вс трусы и эгоисты, избгалъ присутствія тхъ, кто могъ напомнить мн о моемъ долг. Но теперь, Луиза, я даю теб слово солдата, что я сдлаю все что только возможно, чтобы раскрыть тайну окружающую исчезновеніе твоей подруги, хотя я и предчувствую во всемъ этомъ нчто необыкновенное и ужасное.
Затмъ онъ разсказалъ, какъ случайно придя оказать помощь больному капитану де-Ламбаку, онъ открылъ что тотъ былъ замшанъ въ таинственныя событія предшествовавшія прізду графини Маргариты въ замокъ Монторни. Онъ слегка только коснулся важныхъ обвиненій, которыя произносилъ противъ самого себя капитанъ, замтивъ при томъ, что тотъ можетъ быть далеко не такъ виновенъ какъ это можно заключить изъ его бреда, но де-Ламбакъ конечно былъ въ состояніи дать нкоторыя объясненія относительно подложности графини де-Монторни, объясненія, которыя полковникъ считалъ на столько важными, что ршился потребовать ихъ отъ больного, какъ только тотъ будетъ въ состояніи говорить.
— Такъ до завтра пока, сказала Луиза прощаясь съ отцомъ. Но какъ это долго, подумай, что можетъ случиться до завтра. Бдная Маргарита, мн кажется, что я слышу ея плачъ и жалобы. Да, я предчувствую несчастіе, какъ будто-бы какая-нибудь опасность грозитъ ей и никто не можетъ придти къ ней на помощь.
— До завтра! отвчалъ съ улыбкой полковникъ.
Луиза обняла его и ушла немного утшенная и успокоенная.
Ея сонъ въ эту ночь былъ спокоенъ, такъ какъ она уснула съ увренностью, что ея отецъ сдержитъ свое общаніе.
Но оба они и не думали что въ этотъ часъ съ курьерскимъ поздомъ халъ человкъ, которому даже эта скорость казалась недостаточной.
Это былъ рослый и здоровый человкъ, говорившій громкимъ и увреннымъ тономъ, онъ одинъ во всемъ позд не смыкалъ глазъ въ эту ночь.
Когда поздъ остановился въ Безансон, онъ вышелъ изъ вагона прежде всхъ и распросивъ служащихъ на станціи, поспшно отправился къ гостинниц Золотой Бороны.

XXIII.
Новая борьба.

На другой день утромъ за кофе, Дюваль спросилъ у Дюрье о состав Безансонскаго суда.
Дюрье только что набилъ себ ротъ кусками хлба обмокнутыми въ яйцо въ смятку, сваренное имъ самимъ по особенному, усовершенствованному способу и потому былъ не въ состояніи выговорить слова.
— Что у васъ можетъ быть за дло съ судомъ? вскричала съ видимымъ любопытствомъ госпожа Дюрье.
Но полковникъ былъ на сторож и чтобы не выдать своей мысли, углубился въ лабиринтъ льстивыхъ комплиментовъ относительно достоинства варенья, которое онъ только что попробовалъ и между прочимъ замтилъ съ притворной безпечностью, что ему просто изъ любопытства пришло въ голову распросить объ одномъ параграф свода законовъ.
— Это было бы слишкомъ долго разсказывать, заключилъ онъ. Первый товарищъ прокурора можетъ дать мн вс нужныя объясненія.
Въ это время Дюрье кончилъ свое яйцо и снова пріобрлъ даръ слова.
— У насъ здсь нсколько товарищей прокурора, отвчалъ онъ, но вс они невыразимо скучны. Я ихъ очень рдко вижу. У насъ есть Муи де-Вобланъ, Риттъ, Винсенъ. Одинъ изъ нихъ только кажется довольно уменъ, это Риттъ… Но я ошибся! онъ ни къ чему вамъ не пригодится, онъ совтникъ префектуры, я спуталъ его съ Іеберомъ, который дйствительно очень умный и дятельный человкъ.
— Что за личность этотъ Іеберъ?
— Я не знакомъ съ нимъ, но разъ слышалъ какъ о немъ отзывались самымъ лестнымъ образомъ. Это умный человкъ, уважаемый всми, но желчный и раздражительный вслдствіи частыхъ припадковъ подагры. Я не думаю, чтобы у насъ въ Безансон былъ боле образованный и знающій законникъ чмъ онъ. Онъ ведетъ суровую и уединенную жизнь, не смотря на свое огромное состояніе, его единственная наслдница, слпая дочь, получитъ по смерти отца нсколько милліоновъ. Это именно такой человкъ, какого вамъ надобно…
Полковникъ зналъ уже довольно и потому поспшилъ перемнить предметъ разговора, начавъ разсказывать свои походы и приключенія въ Алжир. Онъ никогда не подражалъ тмъ людямъ, которые изъздивъ кусочекъ земнаго шара, считаютъ своимъ долгомъ надодать всмъ и каждому безконечными разсказами о своихъ путешествіяхъ.
Напротивъ онъ былъ слишкомъ скупъ на разсказы и только на этотъ разъ измнилъ своей привычк и усплъ заинтересовать Дюрье такъ-же какъ и его супругу.
Однако время шло. Г. Дюрье надо было заняться длами службы и сверхъ того написать нсколько писемъ, а его прекрасную половину требовали заботы по хозяйству, поэтому супруги были вынуждены оставить своихъ гостей, до той минуты, когда они должны были снова соединиться за обдомъ.
Полковнику и Луиз можно было теперь выйти изъ дому не подвергаясь никакимъ разспросамъ, что они и не замедлили сдлать.
— Папа, куда мы идемъ? спросила Луиза, когда дверь затворилась за ними.
— Къ Іеберу, который судя по словамъ Дюрье, именно тотъ человкъ котораго мы ищемъ. Онъ отецъ семейства, честенъ, онъ сохранитъ нашу тайну, такъ какъ помни Луиза, что все это дло требуетъ строжайшей тайны, отъ этого зависитъ честь знатнаго рода. Да и къ тому-же наши подозрнія въ сущности ничмъ не подтверждаются. Поэтому общай мн серьезно, милая моя, не говорить о всемъ этомъ никому ни слова.
— Даже Шарлю? спросила робко Луиза.
Но полковникъ замтилъ, что хотя Шарль и очень милый молодой человкъ, но чрезвычайно болтливъ.
— Три женщины не сравняются съ нимъ, сказалъ онъ, сверхъ того онъ отличается необыкновенной откровенностью и прямотой, такъ что я даже опасаюсь, что онъ никогда не будетъ особенно хорошимъ адвокатомъ, къ чему онъ теперь готовится. Простота и откровенность не совмстны съ этой профессіей. Знаешь ты, что онъ сдлаетъ если, узнаетъ нашу исторію? Онъ отправится въ замокъ Монторни и сообщитъ тамъ всмъ свои подозрнія. Но вотъ кажется и домъ г. Іебера.
Это дйствительно былъ домъ товарища прокурора, но на этотъ разъ полковнику суждено было испытать неудачу.
Іеберъ былъ уже нсколько дней въ Париж и по словамъ дочери могъ вернуться въ тотъ же день часа въ три по полудни, хотя и не наврно.
Полковникъ былъ очень недоволенъ этой неудачей, но длать было нечего, приходилось ждать до вечера.
Но какъ избавиться отъ общества Дюрье и его жены? Госпожа Дюрье безъ сомннія предложитъ какую-нибудь новую экскурсію, отъ которой трудно будетъ отказаться. Сердце Луизы сжималось при мысли, что еще день пройдетъ и она ничего не узнаетъ о судьб своей подруги, она по прежнему не допускала и мысли о томъ, что пансіонерка монастыря Кармелитокъ и молодая, блестящая красавица замка Монторни одно и то же лицо.
— Не безпокойся, милая моя, говорилъ ей отецъ возвращаясь домой. Ну что-жь, не сегодня, такъ завтра…
— Я лучше хотла бы сходить сегодня еще разъ вечеромъ къ г. Іеберу, можетъ быть онъ вернется, сказала Луиза съ жаромъ, причину котораго она сама не понимала. Мн кажется, что надежда открыть истину ослабваетъ съ каждымъ днемъ. Смйся, если хочешь, но я уврена, что если мы промедлимъ, случится большое несчастіе.
Полковникъ общалъ идти къ Іеберу въ тотъ же вечеръ, но только съ условіемъ, если удастся сдлать это не говоря ничего Дюрье.
По счастливой случайности Дюрье обдалъ въ этотъ день въ гостяхъ, а его супруга ршилась посвятить послобденное время укладк на зиму фруктовъ.
Поэтому отецъ и дочь могли безпрепятственно привести въ исполненіе свой проэктъ. Оказалось къ ихъ счастью что Іеберъ уже вернулся изъ Парижа.
Іеберъ немедленно же принялъ ихъ и внимательно выслушалъ странную исторію, которую изложилъ ему полковникъ, потомъ онъ сдлалъ нсколько вопросовъ Луиз съ вжливостью, въ которой не слышалось и тни недоврія.
— Я конечно готовъ выслушать показанія этого капитана де-Ламбака, сказалъ онъ, если онъ только согласится говорить, я вполн къ вашимъ услугамъ, мн нечего уврять васъ въ моей скромности, вы пришли ко мн, стало быть вы меня знаете. Но позвольте мн сказать, что если ваши опасенія основательны, тутъ дло идетъ о крупномъ преступленіи… Если вы хотите, полковникъ, можно сейчасъ же начать розыски.
Сказавъ это, почтенный юристъ началъ нюхать табакъ изъ табакерки, украшенной портретомъ Наполеона І-го.
Іеберъ былъ также быстръ на дл какъ на словахъ и въ мысляхъ.
Спустя пять минутъ, онъ шелъ уже къ Золотой Борон въ обществ полковника и его дочери.
Поровнявшись съ гостинницей, полковникъ вспомнилъ, что это было не совсмъ приличное мсто для его дочери. Онъ хотлъ было проводить Луизу домой, но она ршительно этому воспротивилась, говоря, что если необходимо, она одна вернется къ Дюрье.
Тогда Дюваль попросилъ Іебера остаться на улиц съ его дочерью, пока онъ сходитъ узнать, въ состояніи-ли больной отвчать на вопросы.
Войдя въ гостинницу, онъ нашелъ госпожу Симонъ не за ея маленькой конторкой, какъ обыкновенно, а среди залы, съ негодованіемъ ораторствующую передъ взволнованной аудиторіей, состоявшей изъ трехъ служанокъ и конюха.
До полковника долетели слова: ‘обращается какъ съ неграми… самоуправство… насиліе…’
Онъ подошелъ и спросилъ о здоровья капитана де-Ламбака.
При этомъ вопрос съ госпожею Симонъ сдлался нервный припадокъ, она начала кричать и плакать, жалуясь что вс оскорбляютъ ее, въ вознагражденіе за то, что она отогрла на своей груди змю…
Тогда полковникъ обратился къ другимъ, думая хотя отъ нихъ добиться разумнаго.
Конюхъ, одинъ только сохранившій разсудокъ среди всеобщаго смятенія, отвчалъ что капитана уже нтъ.
— Какъ нтъ? вы хотите сказать, что онъ умеръ? вскричалъ полковникъ.
— Нтъ, господинъ, онъ ухалъ съ курьерскимъ поздомъ въ Парижъ, это-то такъ и безпокоитъ хозяйку, но тотъ господинъ, не капитанъ, а другой, не хотлъ ничего слушать и сынъ долженъ былъ повиноваться.
Оказалось, что старый господинъ, назвавшій себя отцемъ больного, пріхалъ нсколько часовъ тому назадъ и не обращая вниманія на слова хозяйки, увезъ своего сына въ Парижъ.
— Сегодня невозможно допросить де-Ламбака, сказалъ полковникъ выходя изъ гостинницы… Луиза, на этотъ разъ разгадка загадки отъ насъ ускользаетъ, но мы добьемся своего во что-бы то ни стало. Де-Ламбакъ увезъ своего сына въ Парижъ, подемъ и мы вслдъ за нимъ.
— Кто ухалъ? кто хочетъ хать въ Парижъ? раздался вдругъ звучный молодой голосъ.
Это былъ Шарль Дюваль, вышедшій изъ сосдней улицы въ сопровожденіи человка, несшаго его чемоданъ.
— Что вы тутъ длаете? продолжалъ онъ. И вернулся раньше срока, чтобы удивить васъ и вдругъ нахожу васъ на дорог шепчущимися, какъ какіе-нибудь заговорщики. Мое возвращеніе кажется не доставляетъ вамъ ни малйшаго удовольствія.
Отъздъ де Ламбака такъ сильно поразилъ Луизу, что слезы невольно брызнули изъ ея глазъ. Эта-то печаль и удивила такъ непріятно Шарля, незнавшаго ея причины.
Видя свое присутствіе излишнимъ, Іеберъ поспшилъ проститься съ полковникомъ съ своей обычной любезностью и Дювали направились къ дому г. Дюрье.
Полковникъ всю дорогу старался быть веселымъ и смялся надъ Шарлемъ, увряя что слышанныя имъ слова не имли никакого значенія.
Но Шарль не врилъ ему, видя печаль Луизы, и въ первый разъ въ его сердце закралась зависть, этотъ ужасный ядъ, отъ котораго нтъ до сихъ поръ никакого противоядія.
Обожая Луизу, онъ однако еще не признавался ей откровенно въ своихъ чувствахъ и поэтому не считалъ себя въ прав упрекать ее, но теперь онъ не сомнвался, что она неравнодушна къ другому и что отецъ ея покровительствуетъ этому чувству.
Онъ уже ненавидлъ этого таинственнаго соперника, за отъздомъ котораго въ Парижъ долженъ былъ послдовать отъздъ полковника и его дочери. Эта мысль возбуждала въ немъ бшенный гнвъ.
Возвратившись домой, Дюваль былъ молчаливъ и озабоченъ, Луиза печальна, молодой адвокатъ мраченъ какъ грозовая туча.
Госпожа Дюрье напрасно старалась догадаться, что могло произвести такую перемну въ этихъ людяхъ, еще недавно такихъ веселыхъ и оживленныхъ.

КОНЕЦЪ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

Часть II

I.
Платанъ.

Всю ночь бушевала страшная буря, втеръ былъ такъ силенъ, что потрясалъ трубы и башенки замка Монторни, а въ лсу немало деревьевъ было вырвано съ корнемъ.
Но къ утру буря утихла, и въ то время когда обитатели замка собрались за завтракомъ, хлопья снга начали покрывать блымъ саваномъ зеленыя лужайки и дорожки парка.
— Въ эту ночь втеръ произвелъ большія опустошенія, сказалъ баронъ, распечатывая письмо, лежавшее около прибора. Сейчасъ былъ у меня Жоржъ, нашъ управляющій, съ самымъ печальнымъ видомъ, но онъ Бретонецъ и суевренъ, такъ что его волненіе происходило безъ сомннія отъ того… но къ чему повторять подобныя глупости!
И баронъ углубился въ чтеніе письма, прихлебывая свой кофе.
Если бы онъ хотлъ разжечь любопытство аудиторіи, то не могъ бы сдлать это искусне, хотя это далеко не входило въ его намренія.
Баронесса и Люси начали настаивать, чтобы онъ разсказалъ имъ въ чемъ дло, что могло такъ поразить суеврнаго управляющаго.
— Къ чему говорить о подобныхъ ребячествахъ! сказалъ баронъ, видимо неохотно уступая просьбамъ жены и дочери. Кажется, продолжалъ онъ, у этого народа существуетъ поврье, что большое дерево, вырванное съ корнемъ втромъ, предвщаетъ близкую смерть одного изъ членовъ семейства, того, на чьей земл это случилось. Теперь я думаю даже старухи не ршаются повторять подобныя глупости.
— Я слышала что-то подобное отъ моихъ бдныхъ въ Орнан, замтила Амели де-Рошбейръ.
— Что касается до меня, вскричалъ весело Рауль, сидвшій на конц стола, то я никогда ничего подобнаго не слышалъ, если бы это было справедливо, положеніе землевладльцевъ было бы довольно печально. Но если у насъ и повалено втромъ дерево, то я надюсь, что это не одинъ изъ дубовъ аллеи, это было бы очень досадно, тогда нарушится симметрія парка.
Баронъ поднялъ глаза отъ письма и сказалъ недовольнымъ тономъ:
— Успокойтесь, это не дубъ, а старый полузасохшій платанъ, что-то въ род историческаго дерева. Если врить Жоржу, преданіе говоритъ, что этотъ платанъ выросъ изъ смени, которое привезъ изъ крестоваго похода одинъ изъ графовъ Монторни… Я впрочемъ этому не врю…
Разговоръ о погибели дерева на этомъ прескся. Баронесса никогда не видла этого платана, а Люси и Рауль хотя и знали, но не обращали на него прежде никакого вниманія, не зная его геральдической легенды.
Баронъ замтилъ только, что завтра же, если снгъ перестанетъ, онъ велитъ убрать дерево.
Маргарита не говорила ни слова, въ первое мгновеніе краска покрыла ея лицо, но она быстро овладла собой, и скоро самый опытный наблюдатель не замтилъ бы въ ней и слда волненія.
Снгъ продолжалъ въ теченіи всего дня падать такъ густо, что трудно было различить отдаленныя предметы.
Тотчасъ же посл завтрака, Маргарита незамтно оставила столовую и накинувъ на себя срую шубку съ капюшономъ вышла въ садъ, видимо стараясь пройти незамченной.
Впрочемъ, она могла быть уврена, что въ такую погоду не встртитъ въ саду никого. Въ это время садовникамъ не было никакого дла на открытомъ воздух, и они работали только въ оранжереяхъ, которыя были расположены въ совершенно другой части парка.
Не смотря на это Маргарита не пренебрегла никакими предосторожностями, чтобы избгнуть любопытныхъ взглядовъ.
Она хорошо выбрала время. Слуги были въ лакейской, баронъ читалъ полученныя имъ письма, Рауль былъ погруженъ въ Revue des Dem-Mondes, а баронесса и ея дочери занимались обсужденіемъ, какъ провести этотъ день.
Скоро Маргарита отошла уже на довольно большое разстояніе отъ замка, но все-таки подвигалась впередъ съ осторожностью, на каждомъ шагу останавливаясь, чтобы прислушаться не слдитъ ли кто-нибудь за ней. Наконецъ, посл долгаго и утомительнаго пути она достигла ограды парка и вышла въ прилегающій лсъ, на довольно большомъ разстояніи отъ того мста, гд она проходила нсколько времени тому назадъ подъ покровомъ ночи.
Войдя въ лсъ Маргарита вздохнула свободно, здсь ей нечего было опасаться, что ее кто-нибудь увидитъ.
Вслдствіе наступившихъ холодовъ вс полевыя работы были прерваны, деревенскіе дти ходили въ школу, лсныя сторожа не безъ основанія ослабили свою бдительность.
На шубку графини по временамъ падали капли воды съ втвей деревьевъ отягченныхъ массами снга, начинавшаго таять.
Это было началомъ грязной и скользкой оттепели, сырой холодъ пронизывалъ до костей, но молодая двушка казалось не чувствовала ни холода, ни усталости
Наконецъ, пройдя по тропинк, едва замтной подъ снгомъ и мстами заваленной сучьями, сломанными ночной бурей, Маргарита вышла на проску, гд лежалъ старый платанъ, какъ сраженный смертью гигантъ, покрытый снжнымъ саваномъ.
Дерево было сломлено немного выше дупла, Маргарита бросилась къ оставшемуся пню и поспшно опустила руку въ дупло не опасаясь опять найти тамъ змй. Спустя минуту она медленно вынула руку и смертельная блдность покрыла ея лицо.
Дупло было пусто. Портретъ, который она положила въ него нсколько мсяцевъ назадъ исчезъ!
Кровь застыла отъ ужаса въ жилахъ молодой графини.
Ноги ея подкосились и ухватившись за пень, чтобы не упасть, она нсколько минутъ была неподвижна какъ статуя.
Холодъ пронизывалъ ея ноги, погруженныя въ глубокій снгъ, изъ широкой царапины на рук текла кровь, но она казалось была также нечувствительна къ боли, какъ и къ холоду и сырости, и долго еще стояла молча и неподвижно, погрузившись въ мрачныя думы.
— Исчезъ! прошептала она наконецъ. Исчезъ!… Дурное предзнаменованіе… Несчастія никогда не приходятъ но одному. Можетъ быть это исчезновеніе начало конца?
Вдругъ до нея долетелъ какъ будто шумъ шаговъ. Маргарита подняла голову и увидла нотаріуса барона Симоне, который стоя у другаго конца платана съ удивленіемъ смотрлъ на нее.
Глаза ихъ встртились.
Черезъ проску проходила другая тропинка параллельная той, по которой пришла Маргарита, по ней-то и подошелъ нотаріусъ, присутствіе котораго въ лсу не имло ничего необыкновеннаго, хотя онъ вообще ходилъ здсь не часто, На этотъ разъ онъ спшилъ къ больному фермеру, звавшему его передлать въ двадцатый разъ свое завщаніе въ пользу племянника, котораго онъ выгналъ отъ себя.
Не будь этихъ позднихъ угрызеній совсти, боле чмъ вроятно, что нотаріусъ не встртилъ бы графиню Монторни, въ такое время и въ такомъ мст.
Г. Симоне былъ въ самомъ жалкомъ положеніи, онъ забылъ надть калоши и мокрый снгъ скоро промочилъ насквозь его сапоги. Держа зонтикъ посинвшими и окоченелыми отъ холода руками, онъ дрожалъ всми членами, мысленно проклиная погоду и своего капризнаго кліента. Но неожиданная встрча съ дочерью его покойнаго доврителя, заставила его забыть холодъ.
Онъ съ изумленіемъ остановился какъ вкопанный, видя ее съ открытой головой, блдную, съ выраженіемъ отчаянія на лиц.
Что это могло означать?.. Нотаріусъ хитрый и подозрительный, всегда въ тайн думалъ, что въ жизни Маргариты де-Монторни должна быть какая-нибудь тайна.
Молодая двушка, понявъ свое положеніе, такъ быстро овладла собой, что нотаріусъ почти не врилъ своимъ глазамъ, видя, что отъ выраженія тоски и отчаянія не осталось и слда, и лицо графини было спокойно и ясно.
Она даже не выразила ни малйшаго изумленія при этой непріятной для нея встрчи. Имя даръ быть постоянно любезной, она ни сколько не смущаясь вжливо поклонилась нотаріусу, какъ будто бы она встртила его на большой аллеи парка въ обществ своихъ благородныхъ родственниковъ.
Въ этомъ привтствіи не было ничего афектированнаго. Симоне инстинктивно снялъ шляпу и почтительно отвтилъ на поклонъ этой странной двушки.
— Какая ужасная погода! пробормоталъ онъ. Вы должно быть промокли насквозь, графиня.
— Да, это правда, погода очень дурная, такъ что я думаю лучше всего будетъ вернуться домой, отвчала съ наивнымъ видомъ Маргарита. Прощайте, г. Симоне! заключила она, съ улыбкой отряхнувъ снгъ съ головы и собираясь уходить.
Но нотаріусъ не былъ расположенъ отпустить ее. Правила вжливости запрещали ему оставлять женщину одну среди лса въ подобную погоду. По этому онъ объявилъ, что проводитъ ее по крайней мр хоть до ршетки парка Монторни, Маргарита не нашла что возразить на это любезное предложеніе, или можетъ быть нашла, но не подала и виду.
Она принялась мсить грязь рядомъ съ нотаріусомъ, который изъ любезности держалъ только надъ ней зонтикъ, предоставляя своей особ безпрепятственно мокнуть.
— Г. Симоне, сказала Маргарита, я давно хотла васъ видть, я даже собиралась было написать вамъ. Мн хотлось бы посовтоваться съ вами относительно моихъ земель въ Крёз и Дофинэ. Я совершенно ничего не понимаю въ длахъ, и мн указали на васъ какъ на человка боле всхъ способнаго помочь мн.
Симоне промокшій и промерзшій до костей, отвчалъ однако съ живостью:
— Я могу сказать безъ хвастовства, графиня, что я кое-что понимаю въ управленіи землями. Я былъ повреннымъ вашего покойнаго батюшки, который поручалъ мн управленіе всми своими имніями. Я былъ разъ въ Вильмен, чтобы переговорить съ Меленомъ, тамошнимъ управляющимъ о различныхъ перемнахъ съ улучшеніемъ. О! это великолпное имніе, графиня и приноситъ уже очень хорошій доходъ, но при хорошемъ управленіи его можно бы возвысить на одну треть, я въ этомъ вполн увренъ. Но, извините, графиня, вашъ капюшонъ…
— Благодарю васъ, сказала со смхомъ Маргарита, но нотаріусъ неловко старался надть ей на голову, спустившійся съ нея капюшонъ. Я и не замтила что онъ съхалъ… Но видите-ли въ Монмартен есть какіе-то заводы, фабрики въ которыхъ я также ничего не понимаю, я хотли-бы чтобы вы разсмотрли бумаги и объяснили-бы мн положеніе длъ…. Мн необходимо довренное лицо для управленія этими имніями и я просила-бы васъ принять на себя эту заботу если вамъ это не очень непріятно.
Маргарита еще нсколько времени продолжала въ этомъ тон и нотаріусъ забылъ о своихъ промоченныхъ ногахъ, забылъ о снг забившемся ему за воротникъ и таявшему понемногу стекая ему за шею струей холодной воды… Блестящее будущее заставляла его забыть вс непріятности настоящаго. Онъ видлъ уже себя управляющимъ всми имніями молодой графини, которая намревалась сдлать его первымъ министромъ.
Это означало нсколько тысячъ франковъ въ годъ не считая случайныхъ доходовъ, нотаріусъ былъ порабощенъ, ослпленъ и очарованъ.
Наконецъ они подошли къ ршетк парка.
— Кстати г. Симоне, сказала Маргарита, оборачиваясь къ нотаріусу съ одной изъ тхъ улыбокъ, противъ которыхъ никто не могъ устоять, вы лучше не разсказывайте о моей прогулк въ лсу по такой дурной погод? это могло-бы обезпокоить баронессу… Эта бдная баронесса все опасается, чтобы мои неблагоразумныя выходки не повредили моему здоровью…
Съ этими словами она поклонилась нотаріусу и открывъ ршетку исчезла въ парк прежде чмъ тотъ усплъ высказать ей увреніе въ своей скромности и въ томъ, что ея шалость останется извстной только ему одному.
Что-же касается до будущаго управителя земель графини, то онъ поспшилъ вернуться домой чтобы обсушиться и обогрться,
Сидя передъ пылающимъ каминомъ, онъ невольно погрузился въ мечты о блестящей перспектив, которая открывалась передъ нимъ. Маргарита не могла найти лучшаго средства закрыть ему ротъ, по крайней мр на нкоторое время.
Спустя полчаса Маргарита была уже въ большой гостиной нижняго этажа, гд собралось все семейство барона. Она весело разсмялась когда Амели упрекнула ее въ излишней любви къ уединенію.
— Сказать по правд, я все читала съ самаго завтрака, отвчала она. Я взяла Mditations Ламартина и не могла оторваться. Этотъ родъ поэзіи совершенно новъ для меня, намъ въ монастыр позволяли только читать гекзаметры Расина… Боже мой! какая сегодня скверная погода, и мрачно и холодно!
Съ этими словами она сла на маленькій табуретъ около камина и нжно обвила руками шею Пеки, лежавшаго у ея ногъ. При этомъ движеніи Люси невольно бросились въ глаза царапины покрывавшія руку Маргариты и она спросила свою кузину гд это она могла разцарапаться.
Маргарита отвчала что она недавно какъ-то оступилась и желая удержатся оцарапала себ чмъ-то руки.
Рауль де-Рошбейръ все это время молчалъ. Онъ одинъ могъ сказать до какой степени плняли стихи Ламартина его молодую кузину, такъ какъ изъ окна библіотеки онъ замтилъ что какая-то тнь осторожно пробиралась по парку видимо стараясь не быть замченной. Онъ ни одной минуту не сомнвался кто могла быть эта таинственная тнь.
Молча и съ серьезнымъ видомъ слушалъ онъ беззаботную болтовню Маргариты. У него на душ была тайна, но онъ умлъ беречь ее и молчать.

II.
Подозрнія возбуждены.

Рауль де-Рошбейръ держался въ отдаленіи какъ-бы избгая общества остальныхъ бывшихъ въ гостиной, онъ перебиралъ листы какого-то альбома, но было видно что его мысли были далеки отсюда.
Идея что онъ страдалъ отъ отказа Маргариты, какъ объясняли его молчаніе, его мать и сестры, была совершенно неосновательна.
Конечно если-бы въ тотъ день, на терасс Маргарита сказала-бы да вмсто нтъ онъ былъ-бы въ восторг, такъ какъ въ то время онъ былъ совершенно очарованъ и плненъ чудной красотой и граціей той, на которой мечтали женить его мать и сестры. Онъ былъ вполн искрененъ когда говорилъ посл, что боится сдлаться слишкомъ влюбленнымъ въ свою кузину.
Съ первой минуты, когда онъ увидлъ Маргариту, онъ почувствовалъ противъ нея какое-то непонятное предубжденіе.
Однако онъ былъ человкъ прямой и открытый, мало расположенный судить съ плеча по одной наружности: кром того, еще не видя Маргариты, онъ былъ расположенъ къ ней, какъ къ бдной сирот, которой дтство протекло печально среди чужихъ.
Увидя ее, онъ также какъ и вс, былъ увренъ, что по своимъ природнымъ качествамъ она предназначена занимать высокое мсто въ свт, онъ былъ даже убжденъ, что если-бы графъ не оставилъ ей ничего и тогда ея одной красоты было-бы достаточно, чтобы покорить ей сердца всхъ и самые знатные и богатые считали-бы за счастіе, назвать ее своей женой.
Рауль никогда не ршился-бы жениться на женщин, которую онъ не могъ-бы уважать, и къ которой не могъ-бы имть полнаго безусловнаго доврія. Его любовь должна была основываться на уваженіи.
Онъ полюбилъ-бы свою кузину, еслибъ могъ разсчитывать на нее какъ на врнаго друга, готоваго поддержать его въ дни невзгодъ. Мужайся! волшебное слово въ устахъ любимой женщины.
Онъ чувствовалъ, что былъ бы тогда способенъ достичь всего, но онъ не могъ безусловно доврять ей, его смущало какое-то странное, таинственное предчувствіе.
Когда сомнніе возбуждено, воображеніе жадно схватывается за малйшія признаки подозрнія, что получилось съ Раулемъ, малйшее измненіе голоса, пойманный на лету взглядъ, все это доказывало ему, что онъ не ошибается.
Рауль не былъ способенъ осудить кузину на основаніи такихъ ничтожныхъ случайностей, но все-таки сомнніе проникло въ его душу и онъ старался теперь или подтвердить свои подозрнія или убдиться въ ихъ несостоятельности.
Можетъ быть, онъ въ душ надялся, что Маргарита выйдетъ торжествующей изъ этого испытанія.
Но въ этотъ день онъ видлъ, какъ она украдкой пробиралась по саду, скрываясь какъ воръ въ этомъ дом, принадлежавшемъ ея отцу. Не смотря на разстояніе, Рауль могъ разглядть выраженіе ея блднаго лица, на немъ не было и слда этой веселой улыбки, которая разсяла вс подозрнія нотаріуса: черты Маргариты были искажены страхомъ и отчаяніемъ.
А теперь она сидла снова въ гостинной во всемъ блеск своей красоты, весело смясь и распвая, какъ будто-бы ничего съ ней не произошло и нисколько не смущаясь, объясняла мнимую причину своего отсутствія.
Среди этого честнаго семейства, такъ безусловно ей доврявшаго, она была олицетвореніемъ хитрости и лицемрія.
Что могло заставить молодую двушку тайно бгать по лсамъ, въ такую ненастную погоду?
Раулю было ясно только одно, что эта прогулка была очень непріятна и неудачна, если судить по блдности, покрывавшей лицо графини при возвращеніи.
Она казалось вела какую то упорную борьбу и была готова признать себя побжденной.
Она уходила не изъ простаго каприза или ребячества, нтъ! Въ ея поступк былъ глубоко обдуманный умыселъ. А теперь Рауль видлъ ее веселой и беззаботной, какъ будто-бы жизнь была для нея только рядъ успховъ и удовольствій.
Такъ кончился этотъ холодный и мрачный ноябрьскій день, въ этой мирной, но видимому, сред.

III.
Планы нападенія.

Въ Париж, въ ‘Htel de-Bade’ мы находимъ Луизу Дюваль и Шарля, боле влюбленныхъ другъ въ друга, чмъ когда-либо.
У нихъ были большія ссоры, нескончаемые разговоры на тему о таинственномъ незнакомц, неожиданно ухавшемъ въ Парижъ, но наконецъ истина обнаружилась, благодаря вмшательству полковника, ршившагося разсказать Шарлю все и они снова сдлались друзьями. Съ этихъ поръ Шарль сталъ также принимать участіе въ совщаніяхъ, относительно плана дйствій.
Луиза объявила, что ихъ свадьба будетъ не раньше какъ она исполнитъ обязанность, которую она взяла на себя, относительно своей монастырской подруги.
Полковникъ съ своей стороны далъ общаніе не щадить усилій для открытія истины. Его честная и прямая натура возмущалась при мысли оставить торжествовать черную неправду.
Шарль, сначала выказавшій сильное недовріе, сдлался наконецъ, самымъ горячимъ сторонникомъ борьбы во что бы то ни стало.
Съ этой цлью, они къ величайшему неудовольствію Дюрье сократили время своего пребыванія въ Безансон и ухали въ Парижъ, гд съ перваго же дня принялись за дло.
Первыя попытки были далеко не удачны, куда ни обращался полковникъ, всюду его выслушивали съ отмнной вжливостью, но давали не боле вры его словамъ, какъ еслибы онъ разсказывалъ главу изъ тысячи и одной ночи.
Ему говорили, что прежде всего необходимы доказательства, а ихъ то у него и не было и не скрывали, что доставая ихъ, придется потратить не мало денегъ и трудовъ.
— Ваша исторія, говорили ему, походитъ на страницу изъ Монте-Кристо, ваша дочь можетъ быть слишкомъ возбудила свое воображеніе чтеніемъ романовъ, а разъ вступивъ на эту дорогу, не трудно дойти до нелпаго и невозможнаго. Въ нашъ прозаическій и буржуазный вкъ вещи, подобныя тмъ, о которыхъ вы разсказываете, къ счастію не могутъ случиться и не случаются. Да и наконецъ позвольте замтить вамъ, полковникъ, что никакой слдователь не возмется вести дло по такимъ слабымъ указаніямъ, какъ ваши.
Съ своей стороны Шарль посовтовался съ однимъ своимъ старымъ другомъ, на скромность котораго онъ могъ вполн положиться.
Это былъ умный и циническій старикъ, долгое время служившій въ исправительной полиціи, гд его прозвали господиномъ Maximum, такъ какъ онъ всегда подавалъ голосъ за Maximum наказанія и никогда не признавалъ смягчающихъ обстоятельствъ.
Онъ съ горькой усмшкой выслушалъ разсказъ молодаго человка, но его мнніе существенно отличалось отъ мнній людей, съ которыми совщался полковникъ.
— Слушайте Шарль, сказалъ онъ, поговоримъ откровенно. Все что вы мн наговорили, не иметъ ни малйшаго значенія передъ закономъ. Нтъ доказательствъ. Однако я чувствую, что тутъ есть что-то не совсмъ обыкновенное. Я не принадлежу къ числу тхъ людей, которые способны врить только длу ясному какъ день. Но я видлъ слишкомъ много галерной дичи, выходившей чистой изъ подъ суда, чтобы воображать, что для наказанія виновныхъ достаточно однихъ подозрній, послушайте моего совта, ступайте въ Іерусалимскую улицу, тамъ, истративъ немного денегъ, вы найдете человка, который съуметъ открыть преступленіе, если только оно существуетъ.
Полковникъ послдовалъ этому совту, и немедля ни минуты отправился въ Іерусалимскую улицу.
— Ну, что какъ? спросила Луиза, когда онъ вернулся.
Полковникъ въ нсколькихъ словахъ передалъ результатъ своей поздки. Ему общали въ префектур помощь, сказали что съ этой цлью пришлютъ къ нему въ отель опытнаго сыщика.
— Чиновникъ, съ которымъ я разговаривалъ, сказалъ полковникъ, очень сожаллъ, что самый опытный въ этого рода розыскахъ агентъ, въ настоящее время занятъ за границей, но впрочемъ онъ прибавилъ, что сыщикъ Байе, котораго онъ мн рекомендуетъ, также очень умный и ловкій человкъ… Да, вотъ кто то стучитъ, это должно быть онъ и есть… войдите!
Дверь отворилась и вошелъ ожидаемый полковникомъ агентъ.
— Присядьте, г. Байе, сказалъ полковникъ, намъ придется много переговорить съ вами.
Агентъ взялъ стулъ и слъ, гладя рукой поля своей шляпы.
Онъ былъ одтъ мирнымъ буржуа и его видъ немного разочаровалъ Шарля и Луизу, которые составили себ высокое понятіе объ агентахъ тайной полиціи.
Они ожидали увидть феноменъ, Мефистофеля записавшагося въ бригаду Іерусалимской улицы, Асмодея въ треуголк и увидли человка, лтъ сорока, средняго роста, здороваго и крпкаго, самой обыкновенной наружности.
Полковникъ не раздлялъ мннія дочери и племянника. Онъ зналъ что самые ловкіе люди не т, которые выставляютъ свою ловкость на показъ. Сдержанный и спокойный видъ сыщика понравился полковнику.
Послдній не замедлилъ разсказать въ возможно краткихъ словахъ все, что необходимо было сообщить ихъ новому союзнику.
Байе слушалъ съ большимъ вниманіемъ и по временамъ обращался съ вопросами къ Луиз. Услышавъ, что сопровожденіе домой молодой графини было поручено де-Ламбаку, онъ улыбнулся.
— Робертъ де-Ламбакъ, это высокій и сильный человкъ, уже довольно старый, говорящій громко и повелительно, не такъ-ли мадемуазель? спросилъ онъ.
Луиза отвчала что она не видала сама де-Ламбака, но что этотъ портретъ очень къ нему подходитъ судя по разсказамъ Маргариты.
— Вы его значитъ знаете? спросилъ съ живостью полковникъ.
— Да, я его отчасти знаю, отвчалъ сыщикъ, я часто видлъ его когда былъ еще молодъ и недавно только поступилъ на службу, я тогда не мало наслышался о немъ.
— И то, что вы знаете, вроятно говоритъ не въ его пользу?
— Да, не очень! Я слышалъ про него довольно некрасивыя вещи, но впрочемъ не хуже чмъ о многихъ другихъ, которые теперь еще гуляютъ на Итальянскомъ бульвар и въ Елисейскихъ поляхъ. Онъ быстро проматывалъ деньги, которыя доставалъ всевозможными средствами и отличался дикимъ и горячимъ характеромъ. Онъ далеко не походилъ на теперешнихъ щеголей, лучше было пытаться взять за рога бшеннаго быка, чмъ оскорбить Роберта де-Ламбака, Бурнаго, какъ его называли.
При этихъ словахъ сыщикъ снова разсмялся.
— Сколько разъ, продолжалъ онъ, де-Ламбакъ едва не попадалъ въ полицію изъ за ссоръ, которыя онъ затвалъ со всми. Я часто думалъ что ему не миновать галеръ, его ничто не останавливало. Если бы эта шляпа была полна деньгами, я не ршился бы стать между нею и де-Ламбакомъ, иначе моя жизнь была бы въ опасности.
Луиза невольно вздрогнула, услыша эти слова и вс ея опасенія пробудились съ новой силой. До сихъ поръ она боялась, что ея подругу держатъ гд-нибудь въ заключеніи, но теперь въ ея голов мелькнуло новое, страшное опасеніе.
— Но вы не предполагаете, конечно, вскричала она въ волненіи, что эта двушка… вы не считаете его способнымъ…
Она не была въ состояніи продолжать и разразилась рыданіями.
— Нтъ, мадемуазель, отвчалъ агентъ, я этого не думаю. Де-Ламбакъ человкъ жестокій и грубый, но онъ неспособенъ на такое преступленіе. Наоборотъ, я думаю, что именно благодаря ему, жизнь вашей подруги въ безопасности. Но запереть ее въ надежное мсто и продержать тамъ пока это ему будетъ выгодно… О! на это онъ вполн способенъ, могу васъ въ этомъ уврить.
Наконецъ посл долгихъ переговоровъ, совщаніе кончилось.
Сыщикъ не высказалъ ничего опредленнаго объ исход предпріятія.
— Слишкомъ мало данныхъ, сказалъ онъ, можетъ быть будетъ лучше начать розыски въ Париж, и во всякомъ случа, прежде чмъ хать, надо заручиться помощью мстныхъ властей, безъ этого будетъ очень трудно дйствовать.
Съ этими словами, сыщикъ поднялся и откланялся, общавъ придти на другой день.
Луиза, еще не успокоившаяся отъ волненія, поспшила уйти въ свою комнату.
Полковникъ, сидя у камина, съ довольнымъ видомъ потиралъ руки къ величайшему удивленію племянника — Вотъ это мн больше правится, Шарль, сказалъ онъ. Моя задача начинаетъ меня интересовать. Я начинаю понимать, что мы далеко еще отъ конца, такъ какъ намъ предстоитъ борьба съ опасными людьми борьба ожесточенная и отчаянная.
Да поможетъ намъ Богъ!

IV.

— Тысячу извиненій, что я васъ заставляю такъ ждать, это не моя вина, я не могу ввести васъ прежде звонка господина прокурора.
Такъ говорилъ съ самой любезной гримасой секретарь Версальскаго суда полковнику Дювалю, который явился въ сопровожденіи дочери, племянника и сыщика Байе.
Дюваль былъ здсь уже во второй разъ.
Въ первый разъ полковникъ предъявилъ прокурору рекомендательныя письма, полученныя имъ отъ министра внутреннихъ длъ и префекта полиціи, которые хотя и не ршались открыто вмшаться въ дло, но общали полковнику всевозможную косвенную помощь въ его розыскахъ. Благодаря этимъ письмамъ прокуроръ принялъ Дюваля чрезвычайно любезно, и выслушавъ внимательно его разсказъ, назначилъ день для вторичнаго свиданія, чтобы имть время навести необходимыя справки и разсмотрть дло.
Наконецъ послышался громкій звонокъ и постители были введены въ кабинетъ прокурора.
Морисъ Делафоржъ былъ своего рода типъ.
Его отецъ и ддъ были украшеніемъ суда и имъ гордился этимъ не безъ основанія, хотя и былъ въ настоящее время завзятымъ имперіалистомъ, твердо ршившись проложить себ дорогу.
Товарищъ прокурора во время Іюльскаго конституціоннаго режима, онъ былъ сдланъ прокуроромъ принцемъ-президентомъ, потомъ императорское правительство назначило его предсдателемъ Версальскаго суда и ему было ршительно все равно, какое правительство даетъ ему мсто въ Париж, только бы получить назначеніе.
Знанія и умъ этого человка были однако-же очень замчательны. Онъ былъ высокаго роста, очень суроваго вида и казался моложе своихъ лтъ, хотя его голова и была совершенно плшива. Очки въ золотой оправ, которыя онъ никогда не снималъ, казалось были придланы къ его носу. Его костюмъ отличался изяществомъ, даже нкоторой изысканностью.
Пригласивъ постителей ссть, онъ поспшилъ извиниться что заставилъ ихъ ждать, преимущественно обращаясь къ Луиз Дюваль.
Кабинетъ Делафорша былъ удобно меблированъ, въ камин пылалъ веселый огонь. На стол, за которымъ помщался прокуроръ, были разложены кипы бумагъ.
— Милостивый государь, сказалъ онъ обращаясь къ полковнику и взявъ въ руки одну изъ бумагъ. Вотъ свднія, которыя я усплъ собрать со дня нашего перваго свиданія: Г. Робертъ де-Ламбакъ живетъ уже два года въ полуразвалившемся дом, называемомъ замкомъ Трамбль, находящимся около деревни Сенъ-Жанъ, вблизи Сенъ-Жермена. По единогласнымъ показаніямъ, это человкъ ршительнаго характера, и не смотря на свои годы, отличается значительной физической силой, малйшее противорчіе доводитъ его до бшенства, но впрочемъ онъ способенъ и на великодушіе. Его состояніе очень ограничено и еще недавно онъ занялъ у одного изъ мстныхъ ростовщиковъ нкоторую сумму денегъ за огромные проценты. Де-Ламбакъ замчателенъ по своей смлости и мужеству. Благодаря своей сил, онъ пользуется уваженіемъ среди крестьянъ, сосди обращаются съ нимъ любезно въ благодарность за услуги, которые онъ оказалъ имъ укрощая самыхъ дикихъ и упрямыхъ лошадей. Въ подобныхъ длахъ онъ очень опытенъ, поэтому онъ также бываетъ постояннымъ участникомъ всхъ охотъ. Самъ онъ принимаетъ гостей такимъ образомъ, что едва-ли кто нибудь ршится придти еще разъ.
— Извините, что я васъ прерываю, сказалъ полковникъ, но я не могу понять, почему, на основаніи этихъ свдній, вы считаете де-Ламбака замшаннымъ въ преступленіе, конечно, если послднее было совершено.
Делафоржъ улыбнулся.
— Мн очень жаль, сказалъ онъ, что эти подробности кажутся вамъ не имющими значенія, я съ своей стороны считаю ихъ очень важными: он по крайней мр могутъ объяснить намъ характеръ и образъ жизни подозрваемой личности. Де-Ламбакъ, продолжалъ онъ, со времени своего прізда не совершилъ ничего такого, что можно было бы назвать преступнымъ, онъ только два или три раза въ порыв гнва нанесъ побои своимъ противникамъ, но никто на него не жаловался. Однажды въ Пек, нкто по имени Викторъ Бріонъ, боле извстный въ окрестностяхъ подъ именемъ Лежуано, былъ брошенъ де-Ламбакомъ въ рку, но потомъ оказалось, что это было вполн заслужено Бріономъ, который безъ всякой причины оскорбилъ де-Ламбака. Посл де-Ламбака подозрвали въ браконьерств въ казенномъ лсу, но это подозрніе ничмъ не доказано, да и кром того этимъ увлекаются даже самые честные фермеры, живущіе вблизи лсовъ. Изъ рапорта о де-Ламбак-сын видно, что онъ постоянный поститель Сенъ-Жерменскихъ трактировъ. Онъ очень хорошо извстенъ полиціи и въ дружб съ самыми безпорядочными людьми. Что же касается до дамъ этого семейства, то о нихъ въ рапорт не говорится ни слова.
Прокуроръ замолчалъ и вынувъ тонкій батистовый платокъ началъ вытирать стекла очковъ.
Замтивъ что полковникъ и Шарль смотрли на него съ недоумвающимъ видомъ, онъ снова улыбнулся.
— Вы видите господа, сказалъ онъ, что свднія, полученныя мною до сихъ поръ довольно скудны. Понятно, что на такомъ ничтожномъ основаніи я не могу взять на себя смлость произвести обыскъ въ замк Трамбль и допросить его обитателей и еще мене того могу арестовать боле всхъ заподозрнную личность. Но однако (при этихъ словахъ глаза прокурора блеснули и расширились, какъ глаза кошки готовой схватить мышь) однако, я не теряю надежды увидть когда-нибудь де Ламбака и его сообщниковъ на скамь подсудимыхъ… Я телеграфировалъ въ Парижъ префекту полиціи, продолжалъ онъ взглянувъ на часы, чтобы онъ прислалъ мн одну особу, которая скоро будетъ здсь, это лучшая ищейка во всей сыскной полиціи и…
Въ эту минуту вошелъ секретарь и сказалъ что-то на ухо прокурору, тотъ утвердительно кивнулъ головой и секретарь снова вышелъ.
Почти въ ту-же минуту дверь кабинета отворилась и вошелъ человкъ съ дорожнымъ мшкомъ въ рук,
Это былъ по наружности одинъ изъ тхъ людей, которые встрчаются всюду тысячами, ихъ всякій видитъ на бульварахъ, въ театрахъ, концертахъ, везд гд только собираются люди.
Ни въ костюм его, ни въ наружности, ничего не бросалось въ глаза.
Съ виду онъ былъ довольно плотный, здоровый человкъ, хорошо, но безъ претензіи одтый, съ маленькой бородкой и черными усами. Онъ также какъ и прокуроръ носилъ очки, но носилъ ихъ съ нкоторою небрежностью, скоре какъ украшеніе, чмъ какъ необходимость.
— Я только-что хвалилъ васъ, Морель, сказалъ съ покровительственнымъ видомъ прокуроръ, обращаясь къ нему.
— Вы слишкомъ добры, господинъ прокуроръ, отвчалъ съ поклономъ сыщикъ. Мы уже сдлали вмст не одно дло, и я надюсь, что когда вы будете предсдателемъ въ Париж, я также буду имть честь поставлять вамъ убійцъ и воровъ… О! эта жатва всегда будетъ успшна, могу васъ въ этомъ уврить.
При этихъ словахъ Морель окинулъ присутствовавшихъ быстрымъ взглядомъ.
— А! это ты, Пайе! вскричалъ онъ, увидя агента сыскной полиціи. Дай руку, старый товарищъ!
Пайе покраснлъ отъ удовольствія, пожимая руку такого великаго человка.
— Я долженъ былъ бы сразу узнать васъ, сказалъ онъ, имя Морель показалось мн знакомымъ, но вы такъ подвинулись впередъ съ того времени, когда мы видлись въ послдній разъ…
Морель разсмялся. Это косвенное восхваленіе его достоинствъ, пріятно звучало его уху. Попросивъ позволенія у общества, онъ вышелъ изъ кабинета и почти тотчасъ-же вернулся назадъ. Но трудно было узнать теперь въ немъ вышедшаго нсколько минутъ тому назадъ человка.
Черный парикъ, бородка, усы, все это исчезло вмст съ очками, даже цвтъ лица совершенно измнился, благодаря мокрому полотенцу, принесенному услужливымъ швейцаромъ
Явившійся теперь Морель былъ человкъ лтъ тридцати двухъ или трехъ, съ худощавымъ и блднымъ лицомъ, черными сверкающими глазами, похожими на глаза хищной птицы, его черныя какъ смоль и жесткія волосы были коротко острижены и напоминали видомъ проволочную щетку.
Его лицо выражало смлость и хитрость.
Агентъ Пайе, въ восторг отъ своего товарища, наклонился къ полковнику и шепнулъ ему, что если существуетъ человкъ способный отыскать иголку въ стог сна, то это конечно Морель, начальникъ сыщиковъ Парижской префектуры.
Полковникъ со вниманіемъ смотрлъ на этого охотника за ворами. Никогда еще ему не случалось встрчать человка, черты котораго выражали бы столько ума и ршимости.
Морель былъ уважаемъ своимъ начальникомъ за глубокое и всестороннее знаніе своей профессіи. Онъ былъ одинъ изъ лучшихъ сыщиковъ и полиція сдлала хорошее пріобртеніе, когда приняла въ свои ряды этого провансальца, умиравшаго тогда съ голоду.
Онъ зналъ вс мстныя нарчія Франціи. Онъ братски разговаривалъ съ пастухомъ баскомъ или съ обитателемъ ландъ, идущимъ на своихъ ходуляхъ. Онъ могъ также хорошо поддерживать разговоръ съ эльзасскими мельниками какъ и съ длинноволосыми бретонцами.
Корсиканцы и савояры принимали его за своего соотечественника.
Сверхъ этого онъ говорилъ по англійски какъ англичанинъ, это знаніе принесло ему большую пользу въ нашей стран, гд лингвисты становятся почти также рдки, какъ блые дрозды.
Достоинства Жозефа Мореля не ограничивались знаніемъ языковъ и людей. Онъ одинъ изъ всхъ сыщиковъ зналъ жаргонъ и сигналы каторжниковъ, хотя самъ не таскалъ ядра въ Тулон.
Разъ онъ осмлился проникнуть въ тайное общество итальянцевъ, и сидя спокойно среди пятидесяти заговорщиковъ, длалъ замтки въ своей записной книжк, какъ будто-бы пятьдесятъ кинжаловъ не готовы были обратиться противъ него въ каждую минуту. Онъ помогъ поймать многихъ знаменитыхъ преступниковъ, которые въ теченіи цлыхъ мсяцевъ смялись надъ всми усиліями полиціи.
Прибавимъ къ этому что его искусство переодваться и гримироваться, могло бы составить репутацію актера.
Прокуроръ немедленно же изложилъ Морелю вс факты дла, въ которомъ требовалось его содйствіе.
— Позвольте мн высказать вамъ мое мнніе господинъ прокуроръ, сказалъ онъ, выслушавъ внимательно весь разсказъ.
— Конечно, отвчалъ прокуроръ съ благосклоннымъ видомъ, въ такихъ длахъ ваше мнніе драгоцнно.
— По моему мннію, сказалъ провансалець, душа замысла, о которомъ вы мн говорили, не этотъ грубый людодъ де-Ламбакъ. Это дло ума боле тонкаго и я чувствую что здсь замшана женщина.
— Значитъ вы думаете что нить этой интриги скоре можно схватить во Франшъ-Конте, напримръ въ замк Монторни?
— Безъ сомннія! Но только теперь еще не время переносить туда наши батареи, надо начать розыски въ сосдств. Съ вашего позволенія и съ согласія этихъ господъ, мы отправимся къ полицейскому комиссару въ Сенъ-Жермен. Съ помощью его и моего стараго друга Байе, я общаюсь вамъ въ четыре дня выяснить дло на столько, что можно будетъ положить руку на де-Ламбака и вынудить у него признаніе.
Байе выразилъ полную готовность служить подъ начальствомъ такого человка, какъ Морель, и совщаніе на этомъ кончилось.
Было условлено, что въ слдующій понедльникъ, Дювали подутъ въ Сенъ-Жерменъ и тамъ встртятся съ сыщикомъ у коммисара.
— Это будетъ лучше всего, сказалъ прокуроръ, тамъ мы будемъ на мст преступленія и свидтели будутъ у насъ подъ рукой. И такъ значитъ до понедльника, полковникъ, позвольте мн проводить васъ. До пріятнаго свиданія.
Дювалямъ осталось только вернуться въ отель, въ которомъ они остановились, по пустыннымъ и грязнымъ улицамъ Версаля, самаго скучнаго города въ мір.
Распростившись съ полковникомъ, Байе отправился подъ руку съ Морелемъ, который хотлъ доказать ему въ сосднемъ кафе, что успхъ не сдлалъ его недоступнымъ дружб, скрпленной стаканомъ пунша.
Оставшись одинъ, прокуроръ принялся писать къ министру юстиціи, но по временамъ онъ оставлялъ перо и съ довольнымъ видомъ потиралъ руки. Онъ предвидлъ уголовное дло, осужденіе, возбужденное любопытство публики, и какъ слдствіе всего этого повышеніе по служб.
Затмъ онъ снова принялся изучать дло де-Ламбака.

V.
Въ стяхъ.

Мрачный замокъ, построенный изъ крупныхъ, тесанныхъ камней, вдругъ появлялся точно снговая тюрьма.
Его видъ казался еще печальне среди пустынной мстности, среди лишенныхъ листьевъ деревьевъ, печально размахивавшихъ своими длинными втвями.
Я полагаю, что во всей Франціи нтъ мста боле ужаснаго, чмъ этотъ замокъ Трамбль, одинъ видъ ршетокъ котораго леденилъ кровь въ жилахъ.
Изъ замка вышелъ какой-то человкъ, это былъ г. де-Ламбакъ, хозяинъ дома.
Онъ шелъ медленными шагами и опустивъ глаза. Его костюмъ былъ далеко не такъ изященъ, какъ въ тотъ день, когда онъ провожалъ во Франшъ Конте, Маргариту де-Монторни. На немъ былъ надтъ старый охотничій костюмъ, общій видъ котораго выдавалъ бдность и нищету его обладателя. Тяжелая золотая цпь, за которую можетъ быть никогда не было заплачено, была единственнымъ остаткомъ прежняго великолпія и казалось, говорила: здсь былъ Карагенъ.
Тмъ не мене, въ наружности этого человка была нкоторая изысканность, не смотря на то, что онъ сильно опустился въ немъ все еще былъ виднъ дворянинъ. Его манеры, слова, даже небрежность походки и манера играть палкой или звать собаку, все показывало въ немъ человка расы.
Это былъ несомннно злой человкъ, презрнный гршникъ, но это былъ дворянинъ въ полномъ смысл слова.
Выйдя изъ замка, де-Ламбакъ заперъ главную дверь на ключъ, что могло показаться съ его стороны странной предосторожностью, потомъ положилъ ключъ въ карманъ.
Въ карман ключъ зазвенлъ объ другіе ключи и еще обо что-то, издавшее металлическій звукъ.
Онъ твердыми шагами перешелъ черезъ нсколько аллей и вышелъ на большую дорогу, обсаженную деревьями, покрытыми рдкими, пожелтвшими листьями.
Не въ далек былъ мостъ въ деревенскомъ вкус, перекинутый черезъ потокъ, а рзкій и непріятный запахъ сразу указывалъ на сосдство кожевни, даже еслибы вы не замтили множества мокшихъ въ вод кожъ.
Еще дальше виднлась кузница, затмъ грязная улица деревни Сенъ-Жанъ-ле-Винь, и наконецъ большая дорога, покрытая снгомъ, величественно шла между рядами тополей, лишенныхъ листьевъ.
Де-Ламбакъ медленно дошелъ до моста, гд безсосознательно остановился, затмъ, опершись на парапетъ, сталъ глядть на потокъ, лнившійся у него подъ ногами.
Въ этомъ вид не было ничего веселаго, грязная, черная вода текла между камнями, набросанными деревенскими мальчишками.
Невысокія ивы спускались къ вод, рядомъ съ сырыми кожами, затмъ вдали виднлись закоптлыя хижины, съ зелеными дверями и ставнями. Таковъ былъ непривлекательный видъ пейзажа, на который смотрлъ де-Ламбакъ.
Съ этого мста ршетки и башенки замка, были видны еще довольно хорошо и, странное дло, де-Ламбакъ глядлъ именно въ этомъ направленіи.
Дйствительно, могло показаться страннымъ, что человкъ наблюдаетъ такимъ образомъ вс ходы къ своему дому. Или, можетъ быть, въ немъ скрывалось преступленіе?
Можетъ быть де-Ламбакъ былъ отъ природы безпокоенъ, или имъ овладла неопредленная боязнь, только его положительно осаждали мрачныя мысли.
Причина, которая заставила его быть такимъ образомъ на сторож, была загадка, которой не разршилъ-бы можетъ быть самъ Морель.
Жаворонокъ, прячущійся въ траву, можетъ быть предчувствуетъ, что вдали летитъ сова, которая скоро настигнетъ его?
Можетъ быть, преслдуемый тигръ предчувствуетъ получить смертельный ударъ охотника, котораго онъ не видалъ еще?
Тмъ не мене, прежде чмъ приписывать безпокойство де-Ламбака его предчувствіямъ, не проще ли предположить, что желая узнать о немъ, узнававшіе болтали, что разспрашиваемые крестьяне болтали въ свою очередь и что черезъ нихъ, де-Ламбакъ могъ быть косвенно предупрежденъ.
Много разнаго народу, крестьянъ, рыбаковъ, фермеровъ, проходя и прозжая мимо хозяина замка, котораго вс знали, кланялись ему и принимались весело разговаривать, какъ со старымъ знакомымъ.
Но они получали только отрывистые отвты и не могли не замтить его мрачнаго вида.
— Наврно, думали они, продолжая путь, де-Ламбакъ получилъ какія-нибудь дурныя всти, такъ какъ онъ сегодня очень не въ дух.
Простоявъ на мосту еще нсколько времени, де-Ламбакъ пошелъ черезъ деревню, въ сопровожденіи своей собаки, на почту, гд купилъ довольно большое количество марокъ и вернулся назадъ, снова остановившись на прежнемъ мст. По всей вроятности, его мысли на этотъ разъ были не веселе, такъ какъ онъ сердито ворчалъ про себя.
— Чортъ ее побери! проговорилъ онъ, наконецъ, довольно громко, я пишу письмо за письмомъ и получаю только загадочные отвты. Она пишетъ мн какую-то галиматью про свою молодость, положеніе, благодарность за мою доброту и такъ дале, такъ что и иногда спрашиваю себя, не пьянъ-ли я или не сплю-ли? Какая странная двушка! Но я ее стану ждать здсь. Я предчувствую несчастіе. И такъ какъ Англія безопасне всего, то я…
Вдругъ де-Ламбакъ остановился, такъ какъ къ нему неслышно подошелъ какой-то человкъ, такъ что онъ замтилъ его только тогда, когда незнакомецъ былъ около него.
Де-Ламбакъ машинально опустилъ руку въ карманъ, и слышно было, какъ щелкнулъ курокъ пистолета.
Тогда де-Ламбакъ видимо успокоился, а въ особенности, когда онъ оглядлъ незнакомца.
Это былъ человкъ средняго роста, но замчательно широкій въ плечахъ, онъ былъ одтъ въ разорванную синюю блузу, баранью шапку и широкія, грязныя кожанныя штиблеты, которыя казалось были изорваны между колючими кустарниками. Съ боку висла пороховница, а охотничья сумка была совершенно пуста, зато въ рукахъ у него была ивовая втка, на которой висли три дикихъ утки.
— Не хотите ли купить у меня этихъ утокъ, буржуа, я не дорого продамъ, сказалъ человкъ въ разорванной блуз.
— Мн не нужны ваши утки, отвчалъ де-Ламбакъ, поворачиваясь спиной къ человку, котораго счелъ за браконьера.
— Извините, сударь, продолжалъ незнакомецъ съ нкоторой настойчивостью, у меня есть для васъ кое-что получше утокъ и все по прежней дешевой цн.
Затмъ, осторожно оглядвшись кругомъ, онъ показалъ де Ламбаку прекраснаго фазана, уже ощипаннаго, чтобы его было легче спрятать.
— Вотъ, съ гордостью сказалъ онъ. Да, это славная штучка, за которую Сенъ-Жерменскіе купцы взяли бы съ васъ не мене семи франковъ. Но у меня вышелъ весь табакъ, мн нуженъ какой-нибудь пріютъ и ужинъ на вечеръ, поэтому я не имю права быть взыскательнымъ, ну, сударь, дайте мн сорокъ су и фазанъ вашъ.
Не смотря на преслдовавшія его печальныя мысли, де-Ламбакъ невольно забавлялся упрямствомъ этого человка. Его видъ былъ самый комичный, физіономія была беззаботна, блые, острые зубы открывались когда онъ улыбался, надясь прельстить своего покупателя, внимательно глядя на него чернымъ глазомъ, единственнымъ въ своемъ род, такъ какъ другой былъ закрытъ черной повязкой.
Это забавное существо казался человкомъ въ борьб съ обществомъ и эта наружность на мгновеніе внушила къ нему симпатію де-Ламбаку, такъ какъ онъ сказалъ гораздо боле мягкимъ тономъ:
— Ну, пріятель, вамъ, кажется, нельзя похвалиться ни провидніемъ, ни поступками съ вами общества. Но можетъ быть на это были уважительныя причины. Держу пари, что этотъ жирный фазанъ наврно гулялъ въ сосднемъ лсу, не такъ-ли?
— Онъ отъ этого не будетъ нисколько хуже, развязно возразилъ браконьеръ и чорть-бы задавилъ всхъ, кто мшаетъ бднымъ людямъ честно заработывать себ средства къ жизни, будь они адвокаты, судьи или лсничіе. Дичь, сударь, принадлежитъ всмъ и чортъ возьми тхъ, кто посылаетъ бдняка въ тюрьму за то, что онъ беретъ свою долю въ лсахъ Создателя. Вотъ сударь, я получилъ въ войн съ лсничими замтку на глазъ, которую вы видите и на шесть мсяцевъ тюрьмы. Но можетъ быть мн случится встртить въ лсной глуши человка, который долженъ мн глазъ и если кром насъ двоихъ близко никого не будетъ, о! тогда, прибавилъ онъ, съ угрозой опуская прикладъ ружья на замерзшую землю…
— Ну, сударь, купите же у меня фазана. Эти послднія слова были сказаны совершенно другимъ мягкимъ тономъ.
Де-Ламбакъ засмялся, онъ также былъ прежде самъ строгимъ хранителемъ дичи, заставилъ приговорить множество браконьеровъ, а теперь принималъ участіе въ томъ, который стоялъ передъ нимъ и его безстыдная наглость почти развеселила его.
Онъ вынулъ нсколько мелкихъ монетъ и положилъ въ руку браконьера. Затмъ, положивъ конецъ его выраженіямъ благодарности, смясь веллъ повсить фазана на парапетъ моста и идти выпить въ сосднемъ кабачк за его здоровье и уничтоженіе закона о браконьерств.
Еще довольно долгое время, можно было различить на мосту громадную фигуру хозяина замка, онъ колотилъ рука объ руку, чтобы согрться и казалось, все его вниманіе было обращено на небольшую кучку людей передъ кузницей, это были люди, которые привели ковать лошадь.
Пробило полдень, рабочіе начинали уходить по домамъ, тогда де-Ламбакъ взялъ фазана и также пошелъ къ замку.
Открывъ ршетку, какъ мы уже знаемъ, запертую на ключъ онъ скрылся въ замк, превратившемся теперь въ трудно доступную крпость, когда прежде къ нему можно было войти, какъ въ гостинницу, поэтому эта излишняя предосторожность казалась столь же удивительной, какъ и безполезной.
Не прошло и часу, посл его возвращенія въ замокъ, онъ снова вышелъ, заперевъ вс двери и убдившись предварительно въ крпости замковъ.
На этотъ разъ онъ отправился въ садъ, по обыкновенію избгая части, прозванной кустарниками.
Тамъ были разрушенныя оранжереи и среди кустовъ солнечные часы. Эта часть сада была совершенно заброшена уже многіе годы.
Вскор, однако, де-Ламбакъ, надвинувъ шляпу на глаза и засунувъ руки въ карманы, снова отправился на мостъ, гд останавливался такъ долго, тутъ онъ занялъ прежнее положеніе, толкая ногой камни и слдя, какъ они падаютъ въ воду.
Внимательнымъ взглядомъ слдилъ онъ за дорогой, которая видна была ему вся до того мста, гд виднлись черепичныя крыши Сенъ-Жанъ-ле-Клоша, и блыя стны монастыря кармелитокъ.
Надо полагать, что этотъ видъ не возбуждалъ въ ум де-Ламбака пріятныхъ воспоминаній, такъ какъ онъ съ проклятіемъ отвернулся отъ монастыря.
— Клянусь всми чертями, говорилъ онъ, дло идетъ о жизни и если мой сынъ можетъ немного удержать свой дьявольскій языкъ, то чмъ скоре мы уберемся въ Англію, тмъ лучше, можетъ быть мы даже хорошо сдлаемъ, если продемъ и въ Америку, такъ какъ я похожъ на оленя, за которымъ охотятся, когда онъ слышитъ лай собакъ, еще далекій, но не предвщающій ничего хорошаго.
Между тмъ, многіе изъ окрестныхъ жителей переходили черезъ мостъ.
Начиная отъ фермера, верхомъ на лошади, и богатаго владльца въ кабріолет и кончая бдной женщиной, шедшей съ мужемъ около нагруженнаго вола, вс кланялись де-Ламбаку, нкоторые даже начинали разговаривать съ нимъ.
Де-Ламбакъ сухо отвчалъ на вс привтствія, и сдлалъ исключеніе только въ пользу одного человка, лошадь котораго, запряженная въ кабріолетъ, бросилась въ сторону при вид стоявшаго на мосту.
— Слишкомъ рано, Марле, сказалъ онъ на своемъ отрывистомъ язык. Вамъ надо было бы подождать еще недли дв и потомъ запрягать ея.
Хозяинъ лошади, жившій въ Сенъ-Жермен, вызжалъ и бралъ на содержаніе лошадей, онъ отлично зналъ де-Ламбака, поэтому сейчасъ же остановился.
— Эта лошадь, сказалъ онъ, задаетъ мн много труда, она очень упряма и пугается всего. А! еслибы вы хотли купить и дрессировать ее, г. де-Ламбакъ, прибавилъ онъ, животное стоитъ вдвое дороже, чмъ я хочу за нея и вы лучше всхъ понимаете толкъ въ лошадяхъ.
Де-Ламбакъ разсмялся.
— Я не желаю покупать этой лошади. Марле, но я хочу посовтоваться съ вами объ…
Затмъ онъ началъ говорить ему что то на ухо съ большимъ оживленіемъ.
Марле, наклоненіемъ головы выражалъ свое согласіе на то, что ему предлагали.
— Отлично, сказалъ онъ наконецъ, это дло ршенное, въ понедльникъ, къ тремъ часамъ, сударь, у васъ будетъ пара самыхъ лучшихъ лошадей, которыя могутъ сдлать десять миль рысью.
— Хорошо, хорошо, отрывисто сказалъ де-Ламбакъ, тогда какъ его собесдникъ прощался съ нимъ. Въ это время къ мосту подошелъ священникъ.
У этого священника былъ свжій цвтъ лица, на носу торчали очки, а сдые волосы падали на плечи тонкими прядями. Онъ торжественно отвчалъ на поклоны Ламбака и прошелъ мимо.
— Я спрашиваю себя, подумалъ де-Ламбакъ, когда шумъ шаговъ священника замеръ въ отдаленіи, я спрашиваю себя, не слышалъ ли старикъ, что сказалъ этотъ дуракъ Марле. Въ понедльникъ, ровно въ три часа! О! дуракъ, я съ радостью задушилъ бы его!… Впрочемъ эти слова не могли имть для него особеннаго значенія! Опасность не тутъ.
Тмъ не мене де-Ламбакъ былъ бы, можетъ быть боле взволнованъ, если бы могъ знать, что происходило въ ум священника, и еще боле былъ бы испуганъ, еслибъ видлъ, какъ пройдя нсколько шаговъ, священникъ вдругъ остановился.
— А! разбойникъ! ты остороженъ! у тебя тоже свой планъ!
Говоря это священникъ, улыбался зловщей улыбкой, показывая при этомъ острые, блые зубы, которымъ позавидовалъ бы волкъ, зубы удивительно похожіе на зубы браконьера, продававшаго де-Ламбаку фазана и совершенно такіе же, какіе показывалъ Жозефъ Морель изъ Іерусалимской улицы, посл своего превращенія въ префектур.
Но священникъ поспшно принялъ снова свой серьезный видъ, увидя проходившаго мимо крестьянина, почтительно поклонившагося ему.
Что касается де-Ламбака, то онъ проводилъ глазами священника до тхъ поръ, пока его черная ряса не исчезла вдали.
Наружность священника возбудила въ немъ неопредленныя воспоминанія.
Онъ въ первый разъ видлъ этого священника, бывшаго вроятно изъ какой нибудь отдаленной деревни, но онъ удивительно напоминалъ кого-то.
Можетъ быть онъ походилъ на криваго браконьера недавно видннаго де-Ламбакомъ.
Правда, между нимъ и священникомъ не было ничего общаго. Но разв искусный актеръ не можетъ играть совершенно противуположныхъ личностей?
Но если онъ былъ похожъ не на браконьера, то на кого-же?
Можетъ быть на пастуха, котораго видлъ наканун де-Ламбакъ, закутавшимся въ овечью шкуру, или на почтальона, который прозжалъ мимо него третьяго дня на своихъ усталыхъ лошадяхъ, или на хромаго нищаго, съ длинной сдой бородой, или на раненаго солдата, возвращавшагося домой въ изношенномъ мундир и съ мшкомъ на палк за спиной?
Въ дйствительности сходство было боле общее, чмъ онъ предполагалъ, такъ какъ въ сущности почтальонъ, нищій, кривой браконьеръ и толстый священникъ составляли такъ сказать одно общее тло, душою котораго былъ Морель. Ловкій сыщикъ имлъ при себ множество различныхъ костюмовъ, изъ которыхъ многіе были присланы ему въ гостинницу Павлина, въ Версаль, гд онъ жилъ подъ именемъ Боншана, въ качеств странствующаго коммиссіонера торговаго дома винами въ Дижон.
Вечеромъ де-Ламбакъ закурилъ сигару и отправился въ сторону кузницы, гд пробылъ нсколько времени глядя на работу кузнецовъ, изъ подъ тяжелыхъ молотовъ которыхъ во вс стороны летли искры. Затмъ онъ вмшался въ группу праздныхъ людей и принялъ участіе въ разговор.
Онъ былъ очень любезенъ и нсколько сказанныхъ имъ шутокъ привели всхъ въ веселое расположеніе духа.
Вскор онъ пожелалъ имъ доброй ночи и отправился обратно въ замокъ.
Онъ и не подозрвалъ что его описаніе уже было отправлено во вс порты и пограничные города, такъ что бгство было невозможно.

VI.
Слдствіе

Показаніе доктора Маріона, живущаго въ Пек, близь Сенъ-Жермена, было сдлано приблизительно въ слдующихъ выраженіяхъ:
‘Я лечу госпожу де-Ламбакъ, я знаю ее и ея семейство два года, съ тхъ поръ какъ они вс поселились въ замк Трамбль. Я не знаю про нихъ ничего предосудительнаго. Я полагаю, что де-Ламбакъ отецъ оставилъ на родин много долговъ, но съ тхъ поръ, какъ я его знаю, я не видлъ чтобы онъ сдлалъ что либо дурное. У него характеръ рзкій, онъ любитъ властвовать, любитъ, чтобы все склонялось передъ нимъ, но относительно меня онъ всегда былъ очень вжливъ. Мое мнніе относительно его сына, капитана де-Ламбака, мене благопріятно. Я считаю его буяномъ, способнымъ предаваться самымъ дурнымъ наклонностямъ, однимъ словомъ онъ порядочная дрянь.
— ‘Я ухаживалъ за нимъ во время нездоровья, бывшаго послдствіемъ припадка блой горячки, которая была у него во время путешествія, я видлъ его когда онъ уже возвратился и теперь онъ долженъ быть совершенно здоровъ. Что же касается графини Маргариты де-Монторни, воспитанной въ монастыр кармелитокъ, въ Сенъ-Жанъ-ле-Кош, то вотъ что я могу сказать о ней: я зналъ ее съ поступленія ея въ монастырь, такъ какъ я состою при немъ докторомъ, ей было тогда восемь или девять лтъ, характера она была мягкаго и добраго, хотя немного боязлива и очень сдержанна. Ея ангельская доброта обратилась въ пословицу между сестрами и пансіонерками. Когда, поздне, разлученная съ семействомъ, молодая двушка начала чувствовать себя нехорошо, то я посовтовалъ настоятельниц позволить мн ввести двушку въ семейство де-Ламбака, которое поселилось въ замк Трамбль, въ трехъ километрахъ отъ монастыря. Молодая двушка скоро очень близко сошлась съ семействомъ. Эта близость была прервана только тогда, когда капитанъ де-Ламбакъ возвратился изъ Африки и прекратилась вслдствіе замчанія, которое я счелъ долгомъ сдлать настоятельниц.
Я отлично помню пріздъ въ монастырь двицы Луизы Дюваль, я часто видалъ ее впослдствіи съ графиней Маргаритой, съ которой он стали большими пріятельницами. Я не думаю, чтобы меяіду молодой графиней и капитаномъ де-Ламбакомъ была какая нибудь интрига, хотя я и счелъ долгомъ положить конецъ ухаживаньямъ молодаго человка, къ тому же я зналъ, что бракъ между ними невозможенъ въ виду поведенія молодаго человка, его дурной репутаціи и полнйшаго отсутствія состоянія.
Затмъ докторъ продолжалъ свое показаніе относительно отъзда Маргариты изъ монастыря.
Когда получено было извстіе объ опасномъ состояніи графа де-Монторни и его желаніи обнять дочь передъ смертью, то настоятельница была въ большомъ затрудненіи, не зная съ кмъ отправить молодую двушку.
Прежде всего нуженъ былъ человкъ надежный и тогда то я посовтовалъ обратиться за этой услугой къ де-Ламбаку. Моя идея была одобрена и было ршено, что графиня Маргарита подетъ съ г. де-Ламбакомъ. По приглашенію мадамъ де-Ламбакъ графиня Маргарита должна была ночевать въ замк съ 9 на 10 іюля, такъ какъ диллижансъ прозжалъ мимо замка очень рано, и такимъ образомъ было легче не опоздать. Въ этомъ диллижанс графиня и ея спутникъ должны были дохать до Парижа, а оттуда продолжать путешествіе по желзной дорог. Затмъ въ Безансон они должны были взять отдльный экипажъ до замка Монторни.
Тогда слдователь просилъ доктора хорошенько припомнить все, что касалось отъзда Маргариты изъ монастыря.
Вотъ что отвчалъ докторъ:
‘Меня приглашали въ монастырь именно въ этотъ день, и тутъ я нашелъ графиню и ея подругу въ слезахъ и очень огорченныхъ, он были въ смутномъ и неопредленномъ безпокойств относительно ихъ участи, подруга графини, Луиза Дюваль, старалась успокоить ее и я присоединился къ ней, чтобы успокоить страхи, которые казались мн несправедливыми и неблагоразумными. Я полагаю, что могу утверждать, что все это происходило въ среду 9 іюля’.
Когда королевскій прокуроръ окончилъ чтеніе этого показанія, онъ повернулся къ стоявшимъ около него и внимательно слушавшимъ.
— Вы видите, сказалъ онъ, что показаніе доктора, относительно ночи, проведенной графинею Маргаритой де-Монторни въ замк Трамбль, очень драгоцнно.
Все это происходило въ Сенъ-Жермен, въ бюро полицейскаго коммисара.
Былъ понедльникъ, день назначенный королевскимъ прокуроромъ г-ну Дювалю и агентамъ посл свиданія, происходившаго въ суд, въ Версали. Недоставало одного Мореля, но хотя и отсутствующій, онъ былъ не мене дятеленъ, чтобы убдиться въ этомъ, стоило только посмотрть на большое дло, положенное передъ прокуроромъ и заключавшее въ себ доказательства, собранныя Морелемъ противъ де-Ламбака.
Дюваль былъ очень внимателенъ, но имъ начинало овладвать отчаяніе, онъ не могъ поймать нити дла, которое прокуроръ излагалъ съ такимъ видимымъ удовольствіемъ.
Надо сказать что въ теченіи нсколькихъ дней онъ не зналъ, что было сдлано. Байе былъ у него разъ или два, но сказалъ только то, что Морель дятельно работалъ и что онъ самъ не спалъ и оба трудились, какъ умли лучше.
Во всякомъ случа кавалеру начинала надодать скучная жизнь въ Версали, тогда какъ Шарль и Луиза были очень счастливы, потому что любовь превратила для нихъ это скучное жилище въ волшебный замокъ.
Тмъ не мене, войдя въ полицейское бюро, Луиза поблднла, такъ какъ тайное предчувствіе, говорило ей, что она не узнаетъ ничего хорошаго про подругу, которой не могла забыть и кроткій образъ которой поднимался передъ нею какъ упрекъ, въ то время какъ она предавалась со своимъ кузеномъ счастію настоящей минуты и строила надежды на будущее.
Посл замчанія прокурора, Дюваль заговорилъ немного угрюмымъ тономъ.
— Я не вижу, сказалъ онъ, почему здсь придаютъ такое большое значеніе такому простому обстоятельству. Мы отлично знаемъ, что мадемуазель де-Монторни оставила монастырь 9 іюля, чтобы провести ночь въ семейств де-Ламбака. Что же тутъ новаго?
— Поврьте мн, полковникъ, отвчалъ прокуроръ, что въ слдствіи все важно, ничмъ нельзя пренебрегать и очень часто, ничтожное по наружности обстоятельство можетъ разрушить самые ловкіе планы. Вашъ племянникъ, служа самъ въ суд, я убжденъ будетъ со мною согласенъ.
Кром того, поврьте мн, господа, что я не сталъ бы терять даромъ драгоцннаго для всхъ времени, еслибы это не было капитальнымъ фактомъ.
Тогда Делафоржъ началъ пробгать глазами лежавшій передъ нимъ бумаги взялъ одну, внимательно разсмотрлъ ее и продолжалъ:
— Докторъ выразился вполн опредлительно относительно числа: это было въ среду, 9 іюля, сестра Пьеретта, монастырская привратница, Августъ Шеню, кучеръ экипажа, въ которомъ отправили въ замокъ вещи молодой графини, точно такъ же, какъ и хозяинъ его, вс одинаково говорятъ, что графиня де-Монторни оставила замокъ именно въ этотъ день. Затмъ я нахожу, что въ бюро дилижансовъ Сенъ-Жермена, было взято два мста на четвергъ 10 и что кондукторъ получилъ приказаніе остановиться передъ ршеткой замка Трамбль и взять пассажировъ. До сихъ поръ, господа, все идетъ очень естественно.
Говоря это онъ оглянулся кругомъ, чтобы судить о впечатлніи, произведенномъ его словами.
— Но эти два мста, взятыя заране, не были заняты, продолжалъ онъ! Въ этомъ вся суть дла. Кондукторъ остановился, какъ было сказано, у воротъ замка и даже простоялъ настолько долго, что началъ терять терпніе, когда явился де-Ламбакъ, въ видимомъ волненіи и сказалъ, что мста не будутъ заняты, такъ какъ графиня слишкомъ больна, чтобы хать въ это утро.
Кондукторъ спокойно продолжалъ путь и все было кончено. До сихъ поръ, господа, опять таки все кажется очень естественнымъ. Это можетъ быть, дйствительно, проще того, что молодая двушка, оставляя монастырь, гд прожила столько лтъ и разставаясь со своей прелестной подругой, Луизой Дюваль, вслдствіе всего этого, почувствовала себя не совсмъ, хорошо…? Но какъ оказывается, де-Ламбакъ въ этотъ вечеръ снова отправился въ бюро дилижансовъ и опять взялъ два мста на слдующій день. Скажу боле, въ немъ замтили странное волненіе, которое при его горячемъ темперамент доходило чуть не до безумія. Когда комми позволилъ себ сдлать замчаніе сожалнія, по поводу пропавшихъ мстъ, то де-Ламбакъ пришелъ въ страшный гнвъ, говоря, что его положеніе скоро измнится значительно къ лучшему, что-тогда нельзя будетъ оскорблять его боле неприличными замчаніями и т. д.
Такъ какъ стсненное положеніе де-Ламбака было всмъ извстно, то его слова показались очень странными. Я продолжаю. И такъ въ пятницу, 11 іюля, дилижансъ снова остановился передъ ршеткой замка Трамбль, изъ котораго вышелъ де-Ламбакъ, въ сопровожденіи молодой особы подъ густымъ вуалемъ. У этой дамы были такіе прекрасные, черные волосы и они были причесаны такъ оригинально, что это остановило на себ вниманіе кондуктора.
Путешественники дохали въ дилижанс до Парижа, а тамъ взяли фіакръ до станціи ліонской желзной дороги.
Теперь намъ остается разсмотрть показанія мадемуазель Луизы Дюваль съ одной стороны, а съ другой стороны слова, вырвавшіяся во время бреда у капитана де Ламбака. Я прибавлю, что агентъ Мореля, поселившійся въ Сенъ-Жермен, въ гостинниц, подъ видомъ путешествующаго комми, очень усердно посщалъ тамошнія кафе, чтобы сойтись съ мстною молодежью и заставить ее говорить. Онъ узналъ отъ нихъ, что до отъзда въ Дубъ, капитанъ хвастался, что скоро женится на богатой и красивой наслдниц многихъ милліоновъ и прибавилъ, что эта свадьба состоится, любитъ ли его двушка или нтъ. Но надо прибавить, что эти признанія вырывались у него тогда, когда онъ выпьетъ. Кром того кажется, что вообще въ послднее время, за де-Ламбакомъ начались замчаться разныя странности. Напримръ, онъ никогда не ходитъ безъ оружія, хотя законы общественной безопасности запрещаютъ это, затмъ онъ держитъ двери замка постоянно закрытыми и не позволяетъ выходить изъ него никому, даже въ церковь, чтобы прекратить всякія сношенія съ посторонними людьми.
Вс эти факты естественно могутъ показаться подозрительными и привести насъ къ одному заключенію, продолжалъ королевскій прокуроръ, потирая руки, что въ замк было совершено преступленіе, или по меньшей мр что нибудь такое, что могло вызвать совершенное измненіе въ характер вышеозначенной особы. Вслдствіе этого законъ иметъ право потребовать отъ г. де-Ламбака объясненія, относительно фактовъ, происшедшихъ у него со среды 9-го до пятницы 11-го іюля. А теперь намъ надо приняться за дло.

VI.
Юридическая экспедиція.

Едва были произнесены эти послднія слова, какъ въ комнату вошелъ Морель, точно вызванный по волшебству.
Сначала онъ ничего не сказалъ, молча и почтительно ожидая приказаній.
— Морель, сказалъ королевскій прокуроръ, отданъ ли жандармамъ приказъ быть готовыми?
— Я только что сейчасъ переговорилъ объ этомъ съ бригадиромъ.
— Спросите также экипажъ для г. коммисара, сказалъ Делафоржъ.
Морель почтительно поклонился.
— Экипажъ дожидается во двор, сказалъ Морель, и въ послдню минуту довольно будетъ приказать какому-нибудь агенту, чтобы онъ подъхалъ. Я полагалъ, что это лучше, чмъ еслибы экипажъ долго простоялъ у дверей бюро, что могло бы возбудить вниманіе. Излишнія предосторожности почти никогда не повредятъ. Что касается до г. коммисара, то я взялъ на себя смлость сказать ему, чтобы онъ одлся и опоясался шарфомъ, подъ предлогомъ обыска въ окрестностяхъ.
Морель сказалъ все это съ афектированной униженностью. Было очевидно, что эти распоряженія были не въ его вкус, но что онъ принужденъ былъ покориться имъ.
— Я вижу, что вы все еще держитесь за ваше мнніе, шутливымъ тономъ сказалъ ему прокуроръ.
Морель поклонился съ легкой гримасой.
— Мое мнніе не стоитъ того, чтобы на немъ останавливаться, отвчалъ онъ, но еслибы вы дали мн позволеніе, то я взялся бы доставить вамъ знаменитаго де-Ламбака, связаннаго по рукамъ и ногамъ, какъ теленка, котораго везутъ на бойню и сдлалъ бы это безъ помощи г. коммисара и безъ малйшаго риску для жандармовъ. Дйствительно, не слдуетъ скрывать опасности этого предпріятія. Я два раза подходилъ къ этому де-Ламбаку, который очень силенъ и два раза я слышалъ щелканье взводимаго курка, эта маленькая игрушка постоянно въ карман у великана и при малйшей тревог онъ пуститъ ее въ ходъ, тогда какъ еслибы мн поручили арестовать его…
— Это невозможно, ршительно возразилъ Делафоржъ, мы должны устроить все согласно формальностямъ, требуемымъ закономъ. Надо чтобы прежде всего г. коммисаръ сдлалъ три предупрежденія, требуемыя закономъ. Еслибы я послушался Мореля, то далъ бы адвокату обвиненнаго хорошій матеріалъ для защиты. Намъ поставили бы въ упрекъ, что мы ворвались ночью въ частный домъ. Это невозможно! То что мы длаемъ противъ де-Ламбака должно быть сдлано по всмъ правиламъ.
Поглядвъ на прокурора и на Мореля, Шарль Дюваль ршился предложить одинъ вопросъ.
— Извините, г. прокуроръ, сказалъ онъ, но разв вы дйствительно хотите сегодня же захватить де-Ламбака отца?
Прокуроръ отвчалъ улыбкой и утвердительнымъ знакомъ.
Въ эту минуту Луиза что-то поспшно сказала на ухо отцу, она была блдна, а глаза полны слезъ.
— Господинъ королевскій прокуроръ, сказалъ тогда полковникъ, моя дочь страдаетъ при мысли, что донесла правосудію на этого человка, виновнаго или нтъ и сдлалась причиной его погибели. Эта идея тревожитъ ея спокойствіе и мучитъ невообразимо. Моя Луиза желала только открыть мсто, гд держатъ плнницей ея подругу. Если де-Ламбаки согласятся отдать намъ ее, то посл этого мы съ нашей стороны предоставляемъ имъ полную свободу идти, куда угодно.
Было бы трудно передать выраженіе лица Делафоржа, въ то время когда говорилъ полковникъ. Онъ походилъ на кошку, которая караулитъ мышь и у которой хотятъ отнять ея жертву. Его полузакрытые глаза имли хищническое выраженіе, ротъ сжался, а лобъ нахмурился съ угрозой.
Нсколько мгновеній онъ молчалъ, не желая показать, что чувствуетъ и обратился къ Дювалямъ только тогда, когда могъ вызвать на губы улыбку.
Тогда онъ постарался дать имъ понять, что когда дло передано въ руки правосудія, то являются жестокія необходимости, избжать которыхъ невозможно.
Законъ, сказалъ онъ, иметъ право потребовать отъ де-Ламбака отчета въ важныхъ подозрніяхъ, вызванныхъ его поступками. Чувства мадемуазель Дюваль конечно, очень великодушны, но он не должны искажать ея обязанности относительно общества и государства. Наконецъ, мадемуазель Дюваль не должна ни на минуту терять изъ виду, что для того, чтобы она могла снова увидать свою подругу, необходимо убдить де-Ламбака въ полной безполезности всякаго запирательства
Прокуроръ говорилъ такимъ образомъ нсколько времени и говорилъ бы еще, еслибы на улиц не послышался топотъ и ржаніе лошадей.
Въ тоже время одинъ изъ агентовъ ввелъ въ комнату жандармскаго бригадира, который шелъ тяжелыми шагами, звеня шпорами, держа саблю подъ мышкой, а въ рукахъ свою громадную треуголку.
— Здравствуйте, Мюге, любезно сказалъ ему прокуроръ.
Мюге былъ красивый мущина, съ тонкой тальей и широкими плечами, росту онъ былъ не мене шести футовъ и шелъ гордо поднявъ голову. Его смуглое лицо дышало отвагой и умомъ, а на синемъ мундир виднлась крымская медаль и орденъ почетнаго легіона. Очевидно было, что бригадиръ слышалъ запахъ пороха, не на однихъ маневрахъ.
— Вы аккуратны, Мюге, сказалъ ему прокуроръ, глядя въ его сторону.
— Да, г. прокуроръ, отвчалъ бригадиръ, кланяясь по военному.
Въ это же время вошелъ коммисаръ, одтый въ черное и опоясанный трехцвтнымъ шарфомъ, бахрома котораго видна была изъ подъ полы его сюртука.
За коммисаромъ шелъ его секретарь, худой субъектъ безъ признака блья, въ потертомъ плать, по со сверткомъ бумагъ въ рукахъ, съ чернильницей, перьями, и печатью. Обязанностью этого человка была составлять протоколы.
Взявъ шляпу, висвшую на стн, коммисаръ закуталъ шею въ кашнэ и обратился къ бригадиру.
— Мюге, сказалъ онъ, назовите мн тхъ изъ вашихъ людей, на которыхъ можно боле положиться.
— Жакъ Пенго и Матьё Лебретонъ! отвчалъ бригадиръ. А теперь, если вы позволите сдлать мн свое замчаніе, то я скажу, что если мы отправляемся въ замокъ Трамбль, то намъ лучше взять съ собой всхъ людей.
— Это почему? спросилъ Делафоржъ, со сдержанной улыбкой.
— Потому, что если намъ придется имть дло съ де-Ламбакомъ, то я откровенно вамъ скажу, что это дастся намъ не легко, онъ не похожъ на другихъ людей.
Дйствительно, репутація физической силы де-Ламбака была непоколебима въ мстности, гд онъ поселился, точно также какъ и въ его родной стран. Поэтому трудно было сказать, чего можно было ожидать въ крайнемъ случа отъ такого необузданнаго человка, какимъ былъ де-Ламбакъ.
— Экипажъ ожидаетъ г. коммисара, сказалъ входя въ бюро городской сержантъ.
— Готовъ ли Жиро, слесарь? спросилъ коммисаръ, взялъ ли онъ нужные инструменты.
Когда сержантъ отвчалъ утвердительно, коммисаръ ршился надть перчатки.
— Чортъ побери! какъ холодно! сказалъ онъ топая ногами и бросая взглядъ сожалнія на печку. Работа, которой мы займемся въ эту холодную ночь способна совершенно заморозить носъ. Положительно лучше быть королевскимъ прокуроромъ, такъ какъ вамъ господа приходится только ждать, чтобы преступника взяли и привезли къ вамъ.
Коммисаръ началъ громко смяться своей шутк, а секретарь и агентъ также засмялись, желая угодить ему.
Въ эту минуту полковникъ снова заговорилъ, столько же отъ имени дочери, сколько и отъ своего собственнаго, чтобы получить общаніе, что ни относительно одного члена семейства де-Ламбакъ не будетъ употреблено насилія.
— Наша единственная цль, прибавилъ онъ, это освобожденіе графини Маргариты де-Монторни, которая должна быть задержана или въ замк Трамбль или въ другомъ какомъ нибудь мст, но, ради Бога, чтобы не было пролито крови.
Прокуроръ благосклонно выслушалъ эту просьбу, прибавивъ, что сожалетъ, что не можетъ общать вполн исполнить ее, такъ какъ его обязанность запрещаетъ ему всякую снисходительность тамъ, гд есть возможность предполагать преступленіе.
Изъ слдствія вытекало, что де-Ламбакъ завдомо нарушилъ законы гостепріимства, а его горячій характеръ не могъ спасти его отъ строгости правосудія.
Затмъ прокуроръ всталъ и поглядлъ на часы.
— У васъ вс на мстахъ? спросилъ онъ коммисара.
Коммисаръ въ свою очередь поглядлъ на стнные часы.
— Да, г. прокуроръ, въ настоящее время домъ окруженъ и бгство невозможно.
При этихъ словахъ Луиза невольно вздрогнула.
Люди, о которыхъ говорили такъ хладнокровно, были во всякомъ случа человческія существа, а на нихъ обращали не больше вниманія какъ на дичь, въ которую длятся изъ ружья.
— Идите съ ними, отецъ и вы также, Шарль, сказала она. Если несчастный станетъ сопротивляться, вы посовтуете ему сдаться, вы скажете, что ему не будетъ сдлано никакого зла и попросите его сказать, гд моя дорогая Маргарита.
Полковникъ печально покачалъ головой.
— Дорогое дитя, сказалъ онъ, эти люди исполняютъ свой долгъ и я не имю боле права вмшиваться.
— Я пойду, вскричалъ Шарль.
Взглядъ Луизы щедро вознаградилъ его за это ршеніе.
Около наружной двери бюро происходило большое движеніе, трое гигантовъ жандармовъ сли уже на лошадей, а четвертый держалъ подъ уздцы лошадь бригадира и свою. Синіе плащи были скатаны и привязаны сзади сделъ, лошади ржали и били копытами о землю, поднимая хлопья снгу и общій видъ этой группы имлъ живописный и воинственный видъ.
Экипажъ коммисара, запряженный парой здоровыхъ лошадей также стоялъ у дверей, на козлахъ сидли двое полицейскихъ агентовъ, изъ которыхъ одинъ исполнялъ должность кучера, третій садился въ экипажъ вмст со здоровымъ слесаремъ, державшимъ мшокъ съ инструментами.
Эти приготовленія привлекли толпу любопытныхъ, и вскор около бюро собралась цлая толпа.
— Посторонитесь, зваки, посторонитесь!.. повелительно закричалъ бригадиръ и толпа быстро разсялась.
Тогда бригадиръ спросилъ своихъ подчиненныхъ заряжено ли у нихъ оружіе.
— Да, бригадиръ, отвчалъ одинъ солдатъ, карабины и пистолеты, все готово, значитъ мы отправимся въ замокъ Трамбль?
— Да, отвчалъ Мюге, мы демъ къ де-Ламбаку, будьте же внимательны!
— Понимаемъ, бригадиръ, отвчали солдаты, хлопая руками, чтобы не дать имъ закоченть, французскій солдатъ знаетъ свой долгъ… а все-таки дло будетъ не легкое!
— А! замтилъ третій жандармъ, слзая съ лошади, въ такой морозъ намъ будетъ жарко, это не дурно, бригадиръ, вообразишь себя въ Африк, съ арабами и дло кончено, не такъ ли товарищъ?
Замчательно, что вс эти люди, очень часто исполнявшіе подобныя порученія, не могли себ представить, чтобы на этотъ разъ дло обошлось также обыкновенно, какъ всегда.
Коммисаръ, его секретарь и одинъ агентъ сли въ экипажъ, куда по приглашенію коммисара слъ Морель мст съ Байе, тогда Шарль Дюваль попросилъ, чтобы и ему позволили принять участіе въ экспедиціи.
— Очень радъ сударь, вы скажете покрайней мр въ послдствіи, какъ мы ведемъ эти длишки, сказалъ коммисаръ съ самымъ любезнымъ видомъ, подвигаясь, чтобы дать мсто Шарлю.
Полковникъ и его дочь стояли на подъзд бюро, тогда какъ въ корридор виднлась фигура королевскаго прокурора, похожаго на паука, натянувшаго паутину и ожидающаго добычу.
Красноватый цвтъ горизонта указывалъ на то мсто, гд заходило солнце, а снгъ сверкалъ какъ брилліантъ при лучахъ догарающаго дня.
— Добрый путь! сказалъ Делафоржъ.
Послышалось щелканье бича и тяжелый экипажъ тронулся съ мста.
— Мы васъ будемъ ждать на мосту, сказалъ коммисаръ бригадиру съ кротостью, похожею на карканье вороны.
— Очень хорошо, г. коммисаръ, отвчалъ Мюге.
Затмъ повернувшись къ своимъ людямъ, онъ приказалъ имъ садиться на лошадей и двигаться въ путь.
Маленькій отрядъ пустился въ путь съ грохотомъ, который заставилъ бы предположить его гораздо многочисленне.
Дюваль и его дочь вернулись въ отель, гд къ нимъ долженъ былъ присоединиться Шарль. Луиза и ея отецъ имли очень огорченный видъ.
Когда жандармы выхали изъ города, бригадиръ почувствовалъ потребность сказать своимъ людямъ маленькую рчь и перевернулся въ сдл.
Онъ былъ человкъ очень храбрый, что доказывалъ крестъ почетнаго легіона, надтый у него на груди, но не былъ лишенъ воли фатовства.
— Ну, мои ягняточки, сказалъ онъ, сегодня намъ надо показать себя! Для чести корпуса мы должны быть также хладнокровны, какъ еслибы дло шло о встрчи съ какимъ нибудь кабиломъ. Вы вс были въ Африк, кром Роберта, ну помните же, что сегодня вечеромъ мы идемъ взять льва въ его логовищ.
Посл этого маленькая группа продолжала подвигаться впередъ въ молчаніи, которое прерывалось только топотомъ лошадей.

VI.
Людодъ въ своей берлог.

Никогда еще замокъ Трамбль не имлъ боле мрачнаго вида, какъ въ эту холодную, декабрьскую ночь, когда служители правосудія приготовлялись напасть на его обитателей.
При блдномъ свт луны, паркъ казался еще печальне. Его деревья, боле или мене прикрытыя снгомъ, принимали самыя фантастическія формы, а блдныя звзды, мелькая между тучами, придавали еще боле меланхолическій видъ этой мстности, такъ сказать закутанной въ снговой саванъ.
Съ свера дулъ холодный втеръ. Вс ручьи замерзли и по Сен плыли льдины.
Покатая крыша замка, башня голубятни, точно также какъ и развалины, все было покрыто блымъ ковромъ.
Экипажъ первый пріхалъ на указанное мсто къ мосту, гд оканчивалась улица деревни Сенъ-Жанъ-ле-Кошъ, въ томъ самомъ мст, гд наканун де-Ламбакъ провелъ большую часть дня наблюдая признаки бури, которая грозила разразиться надъ нимъ во всемъ своемъ ужас.
Въ ожиданіи когда наступитъ часъ правосудія, описаніе де-Ламбака было отправлено повсюду и бгство сдлалось невозможнымъ, кром какого нибудь невроятнаго случая.
Кузница, бывшая въ нсколькихъ шагахъ отъ этого моста была въ полномъ ходу, мха стонали, слышенъ былъ стукъ молотовъ, ударявшихъ по раскаленному желзу, придавая ему желаемую форму и разсыпая вокругъ тысячи искръ, походившихъ въ темнот на фейерверкъ.
Около кузницы было не мало звакъ, у дверей болтавшихъ съ буржуа, выглядывавшими изъ оконъ и сами кузнецы бросили работу при вид необычайнаго экипажа, вс догадывались, что это должна быть полиція, но никто не думалъ мшать ей въ исполненіи ея обязанностей.
Хозяинъ кузницы замтилъ даже, что эти вороны зловщія птицы и что не надо мшать имъ.
Немного спустя, въ тишин ночи послышался стукъ копытъ и оружія и когда можно было различить жандармовъ, то коммисаръ веллъ хать дале.
До ршетки замка Трамбль оставалось лишь нсколько шаговъ.
Подъхавъ къ ней. вс вышли изъ экипажа и въ ту же минуту къ коммисару подошелъ, снявъ шляпу полицейскій агентъ.
— Есть ли что нибудь новое, Клодъ? спросилъ коммисаръ.
Отвтъ агента былъ самый удовлетворительный, новаго ничего не было, вс аллеи были заняты и домъ окруженъ со всхъ сторонъ.
— Все идетъ отлично, г. коммисаръ.
Въ это же время подъхали жандармы и стали слзать на землю, оставивъ лошадей подъ присмотромъ уже не молодаго агента, которому было предпочтительне вручить этотъ постъ, хотя не столь почетный, но врный, чмъ подвергать его опасностямъ экспедиціи.
Ворота были не заперты и скрипя отворились при первомъ толчк.
Полицейскіе и жандармы, съ коммисаромъ во глав, могли легко проникнуть въ паркъ,
Шарль Дюваль, Морель и Байе слдовали за ними въ нкоторомъ разстояніи.
— Послушайте, г. адвокатъ, сказалъ Морель Шарлю, разв вамъ хочется разбить себ лобъ? Что касается до меня, то я этого нисколько не желаю, это ихъ дло, а не мое, когда вино налито, то надо его выпить, пустите ихъ идти впередъ. Я доказалъ свою храбрость не разъ и не боюсь быть обвиненнымъ въ трусости.
Тогда, качая головою, онъ началъ бранить избранный планъ.
— Еслибы они положились на меня, сказалъ онъ, я пробрался бы въ эту трущобу при помощи какой-нибудь хитрости и овладлъ бы негодяемъ во время его сна. Никто не подвергался бы тогда опасности. Но мой планъ отвергли, подъ предлогомъ предписанныхъ закономъ формальностей, въ которыхъ хотли держаться, поэтому я хочу быть не больше какъ зрителемъ опасности, которую я предвидлъ и которой хотлъ избжать.
Едва усплъ онъ окончить эти слова, какъ послышалось громкое ржаніе одной изъ жандармскихъ лошадей, на которое ко всеобщему удивленію послышалось въ отвтъ ржаніе изъ разрушенныхъ конюшень.
Вс направились къ этому мсту и къ удивленію въ сара оказалась карета, запряженная парою лошадей, около которой спалъ крпкимъ сномъ молодой мальчикъ, завернутый въ баранью шкуру.
Онъ былъ разбуженъ и сразу очутился плнникомъ, его изумленіе и затруднительность, съ которой онъ отвчалъ на предложенные ему вопросы, были непонятны.
Тмъ не мене отъ него наконецъ добились, что онъ былъ конюхомъ у одного содержателя лошадей въ Сенъ-Жермен, что лошади и экипажъ были заняты де-Ламбакомъ въ этотъ самый день, что онъ, Пьеръ Лоленъ пріхалъ въ назначенное время, но что г. де-Ламбакъ пришелъ и веллъ ему ждать, такъ какъ карета была нужна только поздно вечеромъ, что ему дали хорошо пость и даже дали выпить нсколько рюмокъ хорошаго, испанскаго вина, что голова у него отъ этого немного закружилась и онъ заснулъ. Это было все, что онъ могъ сказать.
Шарль и Байе отошли въ группу деревьевъ, недалеко отъ замка, гд ихъ закрывала тнь отъ липъ.
Тутъ Морель не могъ удержаться отъ припадка веселости.
— Кажется что де-Ламбакъ собирался убраться, къ счастію его путешествіе не дошло бы дальше Маиса или еслибы онъ добрался до Гавра, тогда… шш! молчите! посмотримъ что длаетъ коммисаръ.
Песокъ скриплъ подъ ногами этихъ людей, подвигавшихся къ замку. Впереди шелъ коммисаръ, по правую его руку секретарь, а по лвую Жиро слесарь.
Въ дом нигд не видно было свту, ставни были герметически закрыты.
Слуховыя окна казались мрачными, пустыми отверстіями, что доказывало необитаемость мансардъ.
Все было тихо и мрачно и казалось что жизнь бжала этого мста.
Коммисаръ позвонилъ и нсколько разъ поднялъ тяжелый молотокъ у двери и эхо громко повторило этотъ стукъ въ дом, казавшемся пустымъ. Не получивъ никакого отвта на этотъ зовъ, коммисаръ взглядомъ убдился, готовы ли его спутники.
Тогда, стараясь говорить какъ можно громче, онъ постучался еще разъ и произнесъ наконецъ стереотипную фразу:
— Именемъ закона, отворите!
На это приказаніе не было отвта и повернувшись къ своимъ людямъ, коммисаръ сказалъ:
— Это первое требованіе.
Затмъ онъ вторично постучался, повторивъ тоже требованіе во имя закона, но въ замк все по прежнему молчало, какъ въ могил.
Морель, по прежнему стоя подъ липами, прошепталъ тогда Шарлю:
— Вы сейчасъ увидите, въ какую кашу они попадутъ, выйти изъ этого они могли только положившись на меня.
— Мн не нравится, съ живостью сказалъ Шарль, что такое множество народу идетъ на одного, это похоже на бойню. Поэтому, какъ только онъ покажется, я непремнно закричу ему, чтобы онъ сдался, чтобы ему не было сдлано никакого вреда, если только я…
— Молчите, перебилъ Морель, вотъ коммисаръ повторяетъ свое третье требованіе.
— Именемъ закона, отворите!
— Занавсъ скоро будетъ поднятъ, и вы скажете мн, друзья мои, что вы думаете о пьес.
Наступило продолжительное молчаніе. Слесарь приготовлялъ свои инструменты. Ночь была очень темна, воздухъ холоденъ, не смотря на это, коммисаръ снялъ шляпу и вытеръ на лбу крупныя капли пота.
Слышенъ былъ только слабый стукъ оружія или шпоръ всадника при малйшемъ движеніи.
Тогда коммисаръ сказалъ твердымъ голосомъ:
— Третье требованіе осталось безъ отвта, поэтому въ силу данной мн власти, я, полицейскій коммисаръ, приказываю выломать эту дверь. Исполняйте вашу обязанность господа, ломайте дверь.
Въ это же самое мгновеніе, слесарь просунулъ между дверью и косякомъ длинную желзную полосу.
— Помогите, товарищи, закричалъ онъ, пусть двое изъ васъ помогутъ мн и дверь будетъ въ одно мгновеніе открыта.
Одинъ жандармъ и одинъ агентъ взялись за дло и нажали рычагъ, какъ вдругъ изъ верхнихъ оконъ раздались два выстрла.
Трескъ стеколъ и эхо выстрловъ въ пустыхъ корридорахъ замка, произвели такой грохотъ, что наиболе смлые были на мгновеніе какъ бы оглушены.
Впрочемъ, когда синеватый дымъ отъ выстрла разсялся, то увидали что никто не раненъ. Тмъ не мене жандармы закричали нсколько угрозъ.
Морель покачалъ головой.
— Онъ цлился слишкомъ высоко, сказалъ онъ, и сдлалъ это нарочно. Онъ надялся что мы удалимся посл этого предостереженія, будьте уврены, что во второй разъ промаха не будетъ.
Дйствительно, въ то время, какъ старались открыть дверь, раздались два новыхъ выстрла и жандармъ, работавшій со слесаремъ застоналъ и выронилъ молотокъ.
— Я раненъ, бригадиръ, прошепталъ бднякъ, падая на снгъ, который сейчасъ же окрасился его кровью
Бригадиръ бросился впередъ съ саблей въ рук.
— Пли! стрляйте въ этихъ разбойниковъ, вскричалъ онъ, указывая на окна втораго этажа.
Солдаты сейчасъ же прицлились и сдлали залпъ по роковому жилищу. Обломки стеколъ и щепки съ шумомъ упали на мерзлую землю.
Громкій и насмшливый хохотъ былъ отвтомъ на выстрлы, и изъ другаго окна раздались еще четыре выстрла.
Дымъ сдлался очень густъ, въ воздух раздавались постоянные выстрлы, крики людей смшивались со стукомъ оружія и молотка слесаря. Шумъ былъ оглушительный.
— Ихъ двое! философически замтилъ Морель, капитанъ де-Ламбакъ также принимаетъ участіе въ дл.
Между тмъ полиція исполняла свой долгъ и не отступала.
Самъ коммисаръ, никогда не отличавшійся воинственностью, велъ себя отлично, поощряя своихъ людей къ новымъ усиліямъ, тогда какъ жандармы энергически нападали на окна втораго этажа.
Среди всего этого шума были ясно слышны женскія крики, раздававшіяся изъ верхняго этажа громаднаго замка.
Дерево дверей летло въ разныя стороны, замокъ и петли должны были наконецъ уступить, но наскоро устроенная за дверями баррикада изъ самой тяжелой мебели длала входъ въ нее очень труднымъ.
На громъ выстрловъ сбжалась большая часть агентовъ, окружавшихъ замокъ и надъ устройствомъ прохода много человкъ работало съ храбростью и настойчивостью.
Казалось, что всми ими овладла какая то ярость.
Гнвъ и боязнь придавали имъ лихорадочное возбужденіе.
Четверо людей были уже слегка ранены, не считая перваго, пораженнаго боле серьезно. Пули летли какъ градъ и дымъ длался все непроницаеме.
Дверь была разломана во многихъ мстахъ, все желзо было отломано и дерево въ щепкахъ.
Бригадиръ Мюге, не обращая вниманія на свистящія вокругъ него пули, изъ которыхъ одна пробила ему шляпу, а другая слегка задла лвой високъ, поощрялъ усилія людей, занятыхъ образованіемъ входа.
— Толкайте ее хорошенько, говорилъ онъ.
Едва онъ произнесъ эти слова, какъ въ одну изъ дверныхъ трещинъ мелькнулъ свтъ, раздались два выстрла и одинъ жандармъ, высокаго роста, схватился рукой за бокъ, отступилъ шатаясь и упалъ на землю.
— Матьё, дитя мое, вскричалъ бригадиръ бросаясь къ нему, серьезно-ли вы ранены?
— Да, бригадиръ, мн пора собираться на тотъ свтъ! А! это чистая отставка! сказалъ бднякъ, стараясь улыбнуться.
Нападающіе, приведенные въ страшное возбужденіе этимъ зрлищемъ, бросились на дверь и пробили наконецъ себ дорогу во внутрь. Они стрляли по мр того, какъ перебирались въ безпорядк черезъ баррикаду.
Сзади ихъ, какъ бы увлекаемые какой-то магнетической силой, бросились Морель и Байе съ Шарлемъ Дювалемъ во глав.
Въ одно мгновеніе передняя наполнилась народомъ. Бригадиръ, съ саблей въ рук, увлекалъ за собою двухъ жандармовъ, которые не были ранены и человкъ десять полицейскихъ.
Можно было подумать, что дло идетъ объ аттак укрпленія, а не о простомъ арест.
Морель вдругъ остановилъ Шарля, который приготовлялся слдовать за бригадиромъ.
— Посмотрите! сказалъ онъ.
На верху великолпной каменной лстницы, на которой тамъ и сямъ оставшаяся позолота указывала на прежнее великолпіе, на площадк второго этажа, среди густаго дыму отъ множества выстрловъ, виднъ былъ громадный силуэтъ де-Ламбака.
Онъ былъ ужасенъ, его большіе глаза, налитые кровью, сверкали мрачнымъ огнемъ, блдное лицо выражало ярость, а руки почернли отъ пороха.
Видъ его могъ положительно внушить ужасъ, ружье лежало у его ногъ, но въ рукахъ онъ держалъ боченокъ, окованный мдью, къ которому онъ хладнокровно придлалъ фитиль, конецъ котораго былъ зажженъ.
Съ угрожающимъ видомъ и неестественной силой онъ потрясалъ надъ головой этой маленькой бочкой.
— Видите вы это, господа… закричалъ онъ.
Его голосъ, измненный отъ волненія и дыма, все еще раздавался подобно грому.
— Ну! если вы сдлаете еще шагъ впередъ, то клянусь вамъ, что я не умру одинъ.
Нельзя было сомнваться ни минуты, что въ боченк порохъ, какъ нельзя было точно также сомнваться, что этотъ человкъ, съ искаженнымъ отъ ярости лицемъ, приведетъ свою угрозу въ исполненіе, поэтому вс невольно попятились назадъ.
— Ложитесь на землю, раздался чей-то повелительный голосъ.
Вс повиновались.
— Это не спасетъ васъ! вскричалъ де-Ламбакъ.
Несчастный казался помшаннымъ. Дйствительно ли онъ сошелъ съ ума, или только былъ оживленъ желаніемъ отмстить, никто не могъ бы этого ршить.
Крики: помогите! помогите! испускаемые женщинами съ верху, длались все жалобне и пронзительне.
Въ передней, нсколько человкъ, боле храбрыхъ, остались стоять. Бригадиръ принадлежалъ къ ихъ числу.
Байе бросился въ маленькую пустую комнату, дверь которой онъ нашелъ открытой и увлекъ съ собою Шарля Дюваля. Это мсто представляло нкоторую безопасность въ случа взрыва ужасной гранаты.
Тогда Морель опустился на одно колно, поискалъ въ карман пальто и сталъ цлиться въ стоявшаго надъ нимъ гиганта.
Бригадиръ первый опомнился, онъ приказалъ своимъ людямъ слдовать за нимъ и поставивъ ногу на первую ступень лстницы, перекрестился.
— Ни шага дале, поврьте мн, я не шучу, дико закричалъ де-Ламбакъ, качая свою ужасную ношу надъ головами тхъ, кто хотлъ подойти къ нему.
Бригадиръ продолжалъ подниматься, боченокъ былъ уже приподнятъ, чтобы быть брошеннымъ съ большей силой и разорваться, какъ вдругъ раздался выстрлъ и де-Ламбакъ, пораженный прямо въ лобъ, упалъ, выронивъ боченокъ. Это выстрлилъ Морель.
Храбрый бригадиръ бросился на верхъ, чтобы вырвать фитиль прежде чмъ онъ догоритъ, но опоздалъ.
Вспыхнуло яркое пламя, потомъ раздался страшный трескъ, земля заколебалась, громадный замокъ потрясся какъ карточный домикъ отъ дыханія ребенка.
Разрушенные потолки, громадные бревна — все составляло вмст страшный хаосъ, грохотъ рушившихся балокъ, летвшей черепицы, смшивался со страшнымъ трескомъ взрыва.
Вс окна были выбиты, двери сорваны съ петель, точно рукою какого-то гиганта.
Стны остались цлы, но отъ верхней, деревянной лстницы не было и слдовъ, точно также какъ и каменная превратилась почти въ развалины.
Во второмъ этаж, гд произошелъ взрывъ, было хуже всего.
Внизу, хотя вс попадали отъ толчка и получили ушибы отъ осколковъ, не произошло ничего серьезнаго, даже бригадиръ, скатившійся въ средину своихъ товарищей, былъ весь разбитъ отъ паденія, но не получилъ ни одного серьезнаго поврежденія.
Когда взрывъ окончился, т, которые ожидали быть погребенными подъ обломками, немного пришли въ себя, только когда дымъ немного разсялся, то замтили, что на верху часть стны была какъ бы вырвана.
Между тмъ деревянныя части загорлись. Тогда снова послышались еще боле отчаянные женскіе крики.
— Вы спасли жизнь намъ всмъ, вскричалъ Шарль, съ волненіемъ пожимая руку Мореля.
Многіе въ свою очередь присоединили свои благодарности агенту, восхищаясь его хладнокровіемъ и ловкостью.
Морель холодно выслушалъ эти похвалы, и положилъ обратно въ карманъ свой пистолетъ, говоря:
— Я всегда говорилъ вамъ, г. коммисаръ, что вашъ планъ былъ мн не по вкусу и увряю васъ, что я ршился убить этого негодяя совершенно противъ воли.
Замерзшая земля парка была покрыта между тмъ всевозможными обломками, разное дерево, балки, мебель и т. п., все валялось въ страшномъ хаос и видъ всего этого въ лунную ночь имлъ въ себ что-то фантастическое и ужасное. Дале лежалъ обезображенный и почернвшій трупъ, не имвшій въ себ ничего человческаго, это былъ трупъ Роберта де-Ламбака.
Между тмъ, вслдствіе начинавшагося пожара, дымъ внутри замка длался все удушливе, а женскіе крики раздавались еще жалобне, тогда какъ громкое эхо повторяло ихъ въ мрачныхъ, пустыхъ корридорахъ.
— Помогите! помогите! кричали бдныя женщины, спасите насъ! замокъ горитъ! будьте сострадательны, будьте христіанами, не дайте намъ погибнуть такимъ образомъ.
Отъ этихъ криковъ морозъ подиралъ по кож.

VII.
Осада и пожаръ.

Замокъ Трамбль дйствительно горлъ, воспламененное дерево втораго этажа горло разбрасывая вокругъ себя искры, которыя распространяли кругомъ себя дкій и удушливый запахъ.
Безъ всякаго сомннія пожаръ могъ быть потушенъ, но для этого надо было пробраться на верхушку зданія, а такъ какъ лстница представляла собою скоре Альпы Швейцаріи, чмъ что либо похожее на лстницу, то не находилось ни однаго смльчака, который ршился бы подняться.
Верхняя часть замка представляла еще боле опасностей. Маленькая, деревянная лстница, которая вела въ мансарды была буквально сметена взрывомъ.
Такимъ образомъ было положительно невозможно добраться до того мста откуда раздавались крики, иначе какъ по лстниц, а такъ какъ лстницы не было, то можно было опасаться что женщины задохнутся прежде, чмъ имъ успютъ оказать помощь.
Крестьяне, прибжавшіе на громъ выстрловъ и руководимые заревомъ пожара, были съ восторгомъ приняты, и ихъ сейчасъ-же просили помочь спасенію несчастныхъ. Впрочемъ они безъ труда поняли чего отъ нихъ хотятъ и сейчасъ-же принялись за дло.
Видъ жандармовъ сильно взволновалъ деревенскихъ жителей, а выстрлы и трескъ взрыва не дали имъ заснуть.
Крикъ ‘пожаръ!’ иметъ ужасное и магическое вліяніе. Самые равнодушные сердца не могутъ оставаться спокойными услыша его.
Колокола ударили въ набатъ и тревога распространилась по всей деревн.
Лстницы были наконецъ принесены, ледъ въ ручь разбитъ чтобы достать воды и ведры съ нею переходили изъ рукъ въ руки по живой цпи, устроенной между замкомъ и ручьемъ.
Забывая о своихъ ранахъ, бригадиръ и агенты съ жаромъ принялись за работу, показывая примръ другимъ.
Шарль Дюваль горяче всхъ принялся за дло спасенія и вмст съ Байе они первыми вызвались влзть по лстницамъ въ верхній этажъ и постараться спасти несчастныхъ женщинъ.
Ободренные ихъ примромъ многіе вызвались сопутствовать имъ. Вода непрерывно лилась на воспламенившіеся бревна, и хотя языки пламени еще показывались кое гд, но ихъ успли залить и домъ былъ спасенъ.
Хотя огонь былъ залитъ, но обуглившееся дерево все еще дрещало и дымилось, такъ что большія облака дыму поднимались къ небу.
Тогда поднявшись по веревочной лстниц до площадки, бывшей нкогда украшеніемъ замка, многіе добрались до мансардъ и руководимые неумолкаемыми женскими криками дошли до комнаты, въ которой он были плнницами.
Дверь была заперта снаружи и ключъ торчалъ въ замк. Дверь была изъ массивнаго дуба, окованная желзомъ.
Въ этой комнат нашли толстую Адель, руки которой были вс разбиты отъ отчаянныхъ усилій раз бить дверь своей тюрьмы.
Такимъ образомъ, крики, слышанные во время пожара, принадлежали толстой Адели, кухарк, горничной и все что угодно и ея помощниц, которую звали Рыжей.
Страхъ привелъ этихъ женщинъ въ самое печальное положеніе, близкое къ безумію, ихъ лица были залиты слезами, голоса охрипли отъ крика. Он были до того напуганы, что продолжали кричать все время пока, ихъ спускали внизъ, а по прибытіи туда съ ними сдлался нервный припадокъ.
Полицейскій коммисаръ былъ человкъ дятельный и практическій, во время пожара онъ заботился только о тушеніи его, самъ подавая примръ отваги и усердія, но какъ только огонь былъ потушенъ онъ снова принялся за свои обязанности и приказавъ секретарю приготовить все нужное для письма на стол въ столовой, онъ ршился составить протоколъ.
Не разстрогиваясь нервами обихъ спасенныхъ женщинъ, онъ немедленно приступилъ къ ихъ допросу.
Ну, ну, перестаньте кричать и стонать, а постарайтесь лучше отвчать на мои вопросы, сказалъ онъ.
Об дамы успокоились точно по волшебству и кротко отвчали на предлагаемые имъ вопросы, тогда какъ секретарь записывалъ ихъ отвты, почти со стенографической быстротой.
Вотъ въ чемъ состояли приблизительно ихъ показанія:
Адель, Элоиза Пуарье, по прозванію толстая Адель, родилась въ Пек, имла тридцать два года отъ роду, и Катерина Бертье, по прозванію Рыжая была изъ Сенъ-Жанъ-ле-Коша. Свднія полученныя отъ этихъ двухъ женщинъ, не могли имть большой важности или бросить свтъ на слдствіе. Он говорили о своемъ барин съ ужасомъ, котораго не могъ уменьшить даже видъ его трупа.
Съ закатомъ солнца онъ отослалъ ихъ въ ихъ комнаты и заперъ тамъ, запретивъ шумть и он увидли себя въ необходимости повиноваться, до той минуты, пока охваченные ужасомъ начали кричать. Это было въ то время когда он чуть не изжарились какъ каштаны, сказала кухарка и кром того ихъ страхъ еще боле увеличили выстрлы.
Едва успли эти двушки окончить свои показанія, какъ привели новыхъ плнниковъ.
Въ одной изъ комнатъ второго этажа, въ которую успли пробраться только съ большимъ трудомъ, были захвачены г-жа де-Ламбакъ и ея сынъ.
Вдову де-Ламбакъ, эту мученицу, нашли закутанную въ индйскую шаль, вроятно составлявшую часть роскошнаго приданаго дочери папа Жаке, когда она вышла замужъ за богатаго дворянина де-Ламбака.
Что же касается Гастона де-Ламбака, то глядя на его блдность и худобу, его скоре можно было принять за больнаго изъ госпиталя, чмъ за человка, принимавшаго участіе въ битв. Его послдняя болзнь разстроила его столько же морально, сколько и физически, поэтому онъ стоялъ среди комнаты дрожащій и испуганный и самъ отдался въ руки пришедшихъ взять его.
— Я сдаюсь, господа, сказалъ онъ, я во всемъ этомъ не принималъ участія, мой отецъ одинъ виноватъ, его упрямство причина всего, ничто не могло поколебать его воли.
Надо прибавить, въ оправданіе этого сына, что онъ еще не зналъ о смерти своего отца, когда говорилъ о немъ въ такихъ выраженіяхъ.
Жандармъ, въ руки котораго онъ отдался презрительно свистнулъ, длая видъ что не вритъ словамъ своего плнника и съ презрительной улыбкой надлъ на него ручныя кандалы.
— Я не думаю, сказалъ онъ другому жандарму, чтобы эта мокрая курица играла въ дл большую роль.
Между тмъ поиски привели къ открытію въ одномъ изъ угловъ двуствольнадо ружья, скрытаго занавсами. Отдлка была серебрянная и бывшая надъ, гербомъ буква Л показывала что ружье могло одинаково принадлежать отцу и сыну. Но не было ни малйшаго сомннія, что оно только что было въ употребленіи, такъ какъ засунутый въ дуло платокъ былъ вынутъ чернымъ отъ пороха, а другой стволъ былъ еще заряженъ.
Пороховица и пули были точно также найдены на Гастон де-Ламбак, такъ что его активное участіе въ сопротивленіи законной власти было несомннно.
Когда его привели къ коммисару, онъ смущеннымъ тономъ спросилъ гд его отецъ.
Бригадиръ колебался отвтить, но одинъ изъ агентовъ, мене нжный, вскричалъ:
— Вашъ негодяй отецъ! О! можете быть покойны, что съ нимъ раздлались его же монетой, этотъ зврь убитъ какъ собака!
Мадамъ де-Ламбакъ страшно вскрикнула и хотла выраться отъ удерживавшихъ ея.
— Пустите меня, кричала она, пустите меня къ нему. Вы сказали что мой мужъ умеръ, мой дорогой Робертъ, моя гордость и счастіе. Я заклинаю васъ, скажите что это неправда.
Вс недостатки этого человка, его дурное обращеніе и цлые годы мученій, перенесенныхъ благодаря ему, все было въ одно мгновеніе забыто любящимъ сердцемъ жены. Никогда самый образцовый мужъ не былъ такъ оплакиваемъ и сожалемъ, какъ Робертъ де-Ламбакъ, женщиной, которая помнила теперь только одно: что онъ былъ избранъ ею и былъ товарищемъ ея молодости.
Когда бдная вдова явилась передъ коммисаромъ, то ея горе показалось ему настолько почтеннымъ, что онъ не захотлъ увеличивать его вопросами, по меньшей мр несвоевременными.
— Бдная женщина, прошепталъ онъ, съ нея и такъ хватитъ.
Никому, даже коммисару, при первомъ взгляд на Марію де-Ламбакъ, не могло придти въ голову, чтобы она способна была принять участіе въ какомъ-либо дурномъ поступк.
Наконецъ печальная процессія тронулась въ Сенъ-жермень.
Дв жандармскихъ лошади возвращались безъ всадниковъ.
Одного изъ жандармовъ, раненнаго въ колно, осторожно везли на взятый въ деревн телег, но несмотря на это, при каждомъ толчк, онъ испускалъ раздирающіе душу крики.
Что касается другаго, раненнаго въ то время какъ онъ выламывалъ дверь, то онъ умеръ отъ внутренняго кровоизліянія еще раньше чмъ успли потушить пожаръ и лежалъ въ замк на стол, завернутый въ свой синій плащь. Рядомъ съ нимъ, прикрытый кускомъ холста, взятаго въ деревн лежалъ обезображенный трупъ Роберта де-Ламбака.
Всхъ плнниковъ увели, и вдову де-Ламбака, и ея сына, и толстую Адель и ея рыжую помощницу, которая не знала бы что ей сказать, если-бы тутъ не было ея ментора, Адели.
Молоденькій кучеръ наемной кареты также былъ взятъ, такъ какъ было ршено, что вс найденные въ этомъ дом останутся плнниками до тхъ поръ, пока не докажутъ своей невинности.
— Но, замтилъ садясь въ свою очередь въ экипажъ, полицейскій коммисаръ, но недостаетъ одного члена семейства, молодой двушки, племянницы или кузины убитаго, ея имя записано у меня. Да, Генріетта Жаке. Именно такъ, Генріетта Жаке, нтъ сомннія что ея не было въ замк, но гд же она? гд Генріетта Жаке?

VIII.
Честолюбецъ

— Все это отлично, дитя мое, говорилъ полковникъ своей дочери, но мы очень далеки отъ цли нашего путешествія въ Парижъ, такъ какъ не могли еще найти слдовъ твоей подруги.
Говоря это, онъ съ недовольнымъ видомъ мшалъ уголья въ камин, стараясь удержать въ равновсіи пылавшія головни, готовыя упасть на паркетъ.
Полковникъ имлъ нкоторыя причины длать эти замчанія, такъ какъ чувствовалъ, что онъ съ дочерью были игрушками въ рукахъ человка, на котораго онъ смотрлъ какъ на низшаго себя во всемъ, кром хитрости и ловкости.
Прокуроръ глядлъ на жизнь, какъ на шахматную партію, въ которой, человкъ былъ простой пшкой, Дювали, де-Ламбаки и вс прикосновенные этому длу, которое много общало относительно своей важности, казались ему только ступенями для достиженія извстности. На него состраданіе не могло имть никакого вліянія, и онъ глядлъ на него, какъ на утопію.
Посл перваго разачарованія найти настоящую Маргариту де-Монторни, которая безъ сомннія была лишена своего положенія въ свт въ пользу интригантки, Дювали хотли перестать вмшиваться въ это дло и удалиться со своей неудачей, но прокуроръ естественно не хотлъ слышатъ ни о какомъ отступленіи и вжливо объяснилъ, что правосудіе не можетъ дйствовать по капризу частнаго лица.
Вслдствіе этого полковникъ очутился въ такомъ положеніи, что не могъ отступить, а въ это время слдствіе шло своимъ чередомъ, не останавливаясь ни на минуту.
Гастонъ де-Ламбакъ былъ помщенъ въ секретное отдленіе, и отъ него старались добиться показаній, которыя могли бы погубить тхъ, на кого онъ донесетъ, не давая этимъ ему ни малйшаго шанса спастись.
Мадамъ де-Ламбакъ также была арестована и много разъ подвергалась допросу.
Отъ толстой Адели и рыжей Катерины успли узнать все, что только он могли сказать и посл этого ихъ выпустили и отправили домой, но вмст съ тмъ имъ было запрещено отлучаться куда бы то ни было и ихъ родные должны были поручиться за ихъ явку въ судъ.
Не смотря на эту предосторожность, ихъ кром того поручили надзору мстной полиціи и приказали два раза являться въ ихъ мэрію.
Замокъ Трамбль былъ обысканъ сверху до низу, каждый клочекъ бумаги переданъ въ префектуру, но нигд не нашли ничего, что могло бы помочь слдствію.
Наканун смерти, Робертъ де-Ламбакъ сжегъ все, что могло его комирометировать.
Въ камин его комнаты нашли цлую кучу бумажнаго пепла. Желавшіе проникнуть въ тайну испытывали муки Тантала.
Робертъ де-Ламбакъ унесъ разгадку ея въ могилу.
Королевскій прокуроръ сильно жаловался на эту смерть, похитившую у него главнаго преступника, и заране приготовленная имъ въ воображеніи картина суда надъ де-Ламбакомъ, должна была значительно измниться.
Поимка Гостона де-Ламбака и вроятность, что его приговорятъ на галеры, даже можетъ быть къ смерти, мало радовали его. Поимка и наказаніе такого ничтожнаго существа не могли удовлетворитъ эпикурейца въ род Делафоржа. Но самые серьезные люди могутъ строить воздушные замки и Делафоржъ не разъ ловилъ себя за этимъ. Въ его воображеніи всегда все строилось на какой нибудь жертв. Онъ видлъ на скамь подсудимыхъ прекрасную, молодую двушку, а между тмъ онъ еще не зналъ насколько она хороша, слыша ея описаніе лишь отъ одной толстой Адели.
Адель говорила о ней съ невольнымъ волненіемъ.
— Это была очень красивая брюнетка, говорила она и своими длинными волосами она походила на святую, потретъ которой нарисованъ въ нашей капелл.
Прекрасная и хорошо образованная, она была кром того богата и знатна, какую же знаменитость долженъ былъ пріобрсть судья, стрлы котораго поразятъ эту рдкую и блестящую птичку.
Делафоржъ представилъ себ какъ ея красота и грація привлекутъ взоры толпы и мысленно восхищался движеніемъ ужаса и недоврія, когда онъ объяснитъ истину относительно поступковъ этого повидимому невиннаго ребенка. Онъ уже видлъ ножъ поднятый надъ ея головой, который палачъ приготовляется опустить, священника, подающаго молодой двушк крестъ въ послдній разъ, среди торжественнаго молчанія толпы.
Тогда Делафоржъ отвертывался отъ этого виднія, такъ какъ общественный дятель не долженъ мечтать о подобныхъ вещахъ.
Но прежде чмъ эта мечта могла исполниться нужно было сдлать еще много, а главное представить жертву суду, а между тмъ обстоятельства подвигались очень тихо, какъ мы узнаемъ это отъ Шарля Дюваля, пришедшего въ домъ дяди и невсты.
Молодой человкъ поспшно вбжалъ по ступенямъ, перепрыгивая черезъ дв и вошелъ въ гостинную.
— Это никогда ни чмъ не кончится, сказалъ Шарль Дюваль въ отвтъ на сдланные ему вопросы, новаго ничего нтъ. Я нсколько часовъ ходилъ въ суд и только даромъ потерялъ время, королевскій прокуроръ совершенно напрасно принимаетъ видъ дельфійскаго оракула, очевидно, что онъ ничего не добьется отъ этого капитана де-Ламбака. Не выражаясь метафорически, я могу сказать, что они подвергаются его пытк въ теченіи четырехъ часовъ въ день, но, потому ли что опасность или страхъ придали ему ума, или его безуміе было только притворнымъ, что я склоненъ думать, только отъ него ничего не добьешься.
Мадамъ де-Ламбакъ не говоритъ ни слова, но относительно ея боятся употреблять т же принудительныя средства, такъ какъ докторъ боится для нея ослабленія мозга.
Бдная женщина, она находитъ только энергію отказываться отвчать на вопросы, которые могли бы компрометировать ея сына.
— Я не могу осуждать ея, сказалъ полковникъ, подкладывая дровъ въ каминъ.
— Ни я, само собою разумется, сказалъ племянникъ, но что касается разъясненій относительно участи подруги Луизы, то мы отъ нихъ дальше чмъ когда либо. Въ вид особенной милости, Далафоржъ сообщилъ мн показанія толстой Адели, служанки, и посл этого ничто не заставитъ меня разубдиться, что только одно лицо можетъ бросить свтъ на это таинственное дло.
— А кто это лицо? съ живостью спросила Луиза.
— Генріетта Жаке.
— Генріетта Жаке! повторила Луиза, какъ будто это имя было ей знакомо только смутно.
— Да, вскричала она посл минутнаго размышленія, да, конечно, я была глупа, что не подумала объ этомъ раньше. Это племянница мадамъ де-Ламбакъ, и я была настолько глупа, что ревновала къ ней, такъ какъ Маргарит очень нравилась эта Генріетта Жаке, маленькія пансіонерки всегда неблагоразумны, какъ вы сами знаете, но дорогая Маргарита, понимая это дурное чувство, отъ котораго я не могла избавиться, ршилась никогда боле не произносить при мн имени Генріетты Жаке.
— Вы ея видли? знаете ли вы ея, спросилъ Шарль, садясь около кузины.
— Видла ли я Генріетту?… Никогда, но къ чему мшать ея въ это дло? Я думала, что она ухала, къ тому же толстая Адель говорила, что племянница ея госпожи уже давно оставила Францію.
— Ну! самое удивительное заключается въ томъ….
Прежде чмъ продолжать. Шарль задумался, разсянно глядя на огонь.
— Толстая Адель говоритъ что съ вечера среды 9 Іюля, когда пріхала въ замокъ графиня Маргарита, Адель увидала ее только въ пятницу, какъ кажется она все это время не выходила изъ комнаты, а въ пятницу вышла, закрытая вуалемъ, чтобы прямо ссть въ дилижансъ. Адели было сказано, что молодая графиня захворала сейчасъ же по прізд въ замокъ и что Генріетта ухаживала за нею всю ночь, но постороннимъ никому не позволяла входить къ больной. Поэтому толстая Адель не обмнялась съ графиней ни словомъ и даже не получила отъ нея при отъзд маленькаго вознагражденія, на которое считала себ въ прав разсчитывать.
— Но Генріетта Жаке? спросила Луиза.
— Ну, продолжалъ Шарль, изъ показаній толстой Адели слдуетъ, что утромъ въ четвергъ между Гастономъ де-Ламбакъ и мадемуазель Генріеттой произошла ссора, но страшно боясь своего барина, Адель не осмлилась подойти ближе, узнать въ чемъ дло. Однако спокойствіе возстановилось, хотя повидимому мадемуазель Генріетта не уступила, только на другой день, когда рыжая Катерина вошла въ комнату мадемуазель Жаке, чтобы послать ей постель, то замтила что на постель никто не ложился, напрасно все семейство, вмст съ прислугой, принялись искать ея по всему дому, нигд не нашли никакихъ слдовъ пропавшей. Очень возможно, что она хотла отомстить за ссору наканун или же, какъ и вс прочіе, боялась гнва стараго де-Ламбака, но во всякомъ случа она бжала и никогда больше не возвращалась.
Слушая племянника, полковникъ нахмурился и задумался боле обыкновеннаго.
— Другъ мой, сказалъ онъ, можетъ быть я подозрителенъ, но во время вашего разсказа мн пришли въ голову дв идеи. Первая: что мы должны отыскать эту Генріетту Жаке. Эта ссора наврно была притворная, чтобы обмануть прислугу и обезпечить ея отъздъ. Кто знаетъ, не былъ ли онъ заране подготовленъ. Кто поручится, что мадемуазель Жаке не должна была гд нибудь поджидать своего дядю, во Франціи или за границей и что въ это время она не сторожитъ бдную графиню, которую мучатъ въ какомъ нибудь далекомъ уголк, можетъ быть въ дом сумасшедшихъ, или гд нибудь въ этомъ род. Затмъ, посл вторичнаго соображенія, продолжалъ полковникъ, вотъ какой вопросъ является самъ собою. Для чего стали бы деЛамбаки играть эту опасную игру? Очевидно изъ за выгоды. Но какимъ образомъ могли они что нибудь выиграть, если ихъ не нашелъ кто нибудь? Я сильно боюсь, что этотъ баронъ де-Рошбейръ, наслдовавшій замокъ Монторни посл смерти графа, замшанъ какимъ нибудь образомъ въ это дло. Это мое откровенное мнніе. Такъ какъ можно ли предположить, чтобы въ его семейств могли такъ легко принять ту, которая выдаетъ себя за графиню Монторни! Въ этомъ случа, я вполн согласенъ съ Луизой, что настоящая графиня подмнена. Вслдствіе этого надо полагать, что баронъ, такъ легко принявшій эту замну, иметъ въ этомъ интересъ. Замтьте однако, что все это только простыя предположенія съ моей стороны, но во всякомъ случа, все это крейне неясно. Громадное богатство, оставленное графомъ дочери, послужило, какъ я боюсь, соблазномъ для тхъ, чьей жертвою была молодая графиня. Настоящая наслдница должна быть скрыта гд нибудь, тогда какъ баронъ и его помощники длятъ ея состояніе.
Оба собесдника были убждены въ томъ что говорили, поэтому убдили и Луизу.
— Презрнный! говорила она со сверкающими глазами.
— Мы должны какъ можно скоре отправить этого Байе въ Монторни, сказалъ Шарль, тамъ онъ скоро узнаетъ что нибудь и я убжденъ, что королевскій прокуроръ присоединитъ къ нему Мореля.
Я отправился бы самъ, прибавилъ онъ, но я чувствую, что могу сдлать лишь одну вещь: прямо явится въ замокъ къ барону де-Рошбейръ и сказать ему, что я думаю относительно его участія въ этомъ варварств. Но Байе и Морель могутъ отправиться во Франшъ-Конте.
Странно было только то, что эти честные люди не иначе говорили о Маргарит, какъ объ исчезнувшей, запертой гд нибудь, гд ея удерживали силой или хитростью.
Конечно, подобные поступки строго наказываются закономъ, но они не влекутъ за собою смертной казни, которая была постоянно на ум у Делафоржа.
Было очевидно, что мнніе общественнаго обвинителя сильно разнилось отъ мннія семейства Дюваля.
Между тмъ дло подвигалось очень медленно, благодаря несообразнымъ формальностямъ.
Мстные журналы также молчали объ этомъ дл, такъ какъ знали о немъ слишкомъ мало и не желали напрасно возбуждать любопытство публики.
Что же касается парижскихъ газетъ, то он не знали еще ничего.
Тмъ не мене, маленькій человчекъ, похожій на сову, объздилъ вс редакціи. Этотъ поступокъ былъ не оффиціальный, а оффиціозный, не было никакихъ угрозъ арестомъ, штрафомъ или предупрежденіемъ, но маленькій человчекъ посовтовалъ всмъ не печатать ничего о дл въ замк Трамбль, и такъ какъ тутъ не было ничего политическаго, то вс исполнили его совтъ.
Тмъ не мене появились небольшія замтки, говорившія неопредленнымъ образомъ о пожар, потушенномъ благодаря геройской помощи жандармовъ, не безъ потери для этого уважаемаго корпуса. Но, ни относительно сопротивленія, ни относительно ареста, не было сказано ничего, даже имя де-Ламбаковъ не было произнесено. Журналы, казалось, не знали того о чемъ говорили во всемъ Париж и окрестностяхъ.

IX.
Клубъ путешествующихъ комми.

— Бомъ-ле-Дамъ! Бомъ-ле-Дамъ! Есть ли кто-нибудь въ Бомъ-ле-Дамъ? кричалъ рзкимъ голосомъ кондукторъ желзной дороги, открывая дверцы тхъ вагоновъ, откуда путешественники хотли выйти на этой станціи.
— Мы выходимъ въ Бомъ-ле-Дамъ, откройте, хорошо, благодарю васъ.
Это сказано было однимъ изъ пассажировъ втораго класса, высунувшимъ голову изъ окна, чтобы позвать кондуктора.
Это былъ живой брюнетъ, съ широкими плечами, съ блестящими глазами, похожими на глаза сокола и блыми, острыми зубами, которые выступали еще рзче отъ густыхъ, черныхъ бакенбардъ, окаймлявшихъ лицо. Его волосы были жестки, черны и обстрижены подъ гребенку. Одтъ онъ былъ въ костюмъ моряка изъ синяго сукна, это платье было очень поношено, но вполн опрятно, для дополненія костюма у него были въ ушахъ серебрянныя кольца, цпочка на часахъ филигранной, мальтійской работы, а на ше небрежно повязанный, красный фуляровый платокъ.
Человкъ знающій сейчасъ же принялъ бы его за капитана небольшой шкуны, или коммерческаго судна изъ Леванта. Самый опытный матросъ согласился бы съ этимъ вполн.
Тмъ не мене, вглядвшись внимательно въ этого моряка, мы можетъ быть нашли бы въ немъ сходство съ человкомъ уже извстнымъ намъ.
Эти острые зубы необычайно походили на зубы криваго браконьера, который, нсколько недль тому назадъ, продавалъ краденнаго фазана Роберту де-Ламбаку, на мосту въ Сенъ-Жанъ-ле-Винь, эти смлые глаза, невольно заставлявшіе опускаться т, со взглядомъ которыхъ они встрчались, были очень похожи на глаза Жозефа Мореля, лучшаго изъ агентовъ, которые онъ имлъ обыкновеніе скрывать подъ очками разныхъ цвтовъ.
Капитанъ корабля былъ дйствительно никто иной, какъ Морель, посланный по особенному порученію. У него былъ съ собою многочисленный багажъ, состоявшій изъ трехъ чемодановъ и мшка.
Его спутникъ, такъ какъ онъ былъ не одинъ, былъ гораздо мене обремненъ подобными заботами: это былъ высокій малый, цвтущаго здоровья, чисто одтый, въ англійской шапк на голов и съ пледомъ подъ-мышкой. Большая записная книжка съ серебрянными застежками, торчала изъ передняго кармана его жакетки, это было нчто въ род книжки съ обращиками, какія возятъ съ собой обыкновенно путешествующіе комми. Все въ его наружности указывало на коммерсанта, начиная отъ сдыхъ волосъ и бакенбардъ, и платья сраго цвта, и кончая сапогами съ двойными подошвами.
Несмотря на все это, я полагаю, что путешественникъ былъ никто другой, какъ Байе.
— Теперь вы должны быть моимъ рулевымъ, вы врно уже не разъ крейсировали въ этихъ моряхъ и наврно знаете самыя маленькія бухточки! сказалъ Морель, пріостанавливаясь, чтобы закурить сигару, какъ только они вошли въ багажную залу.
— Здсь ужасно холодно, прибавилъ онъ, закутываясь. Честное слово моряка, меня дрожь пробираетъ.
Люди, переносившіе багажъ путешественниковъ въ диллижансъ гостинницы Колокола, длали другъ другу довольные знаки.
Путешественники очень рдки въ Бомъ-ле-Дам и вдругъ на счастье явился морякъ, съ такимъ обильнымъ багажемъ и вдобавокъ заплатившій за него такъ хорошо.
— Ну, капитанъ, вы произвели бы фуроръ на сцен, сказалъ Байе Морелю, пока они хали въ диллижанс, по плохой дорог, глядя на васъ всякій поклянется, что вы настоящій морской волкъ.
Улыбка Мореля была печальне чмъ обыкновенно, когда льстили его ловкости.
— Другъ мой, увряю васъ, что въ эту минуту я не играю роли, то-есть я хочу сказать, что я вполн и легко вхожу въ роль. Я родился на берегу Средиземнаго моря и всегда мечталъ… Но ба! къ чему надодать вамъ моими желаніями?
И онъ снова погрузился въ печальное молчаніе.
— Господа выйдутъ въ Колокол? сказалъ лакей гостинницы, отворяя дверцы омнибуса.
Въ знакъ согласія путешественники вышли и ихъ багажъ сняли.
— Господа, угодно вамъ войти въ кафе или въ залу путешествующихъ коммерсантовъ? вкрадчиво спросилъ лакей, размахивая салфеткой.
Толстый господинъ былъ по его мннію несомннно коммерсантъ, но другой казался загадкой, которую было трудно разршить.
Между тмъ Байе, имя котораго на этотъ разъ было Самсонъ изъ Гавра, немедленно ршилъ въ пользу залы коммерсантовъ, но лакей былъ все-таки въ нершимости и подойдя къ двери залы конфиденціально повернулся къ Байе.
— Извините, сударь, сказалъ онъ, но разв вашъ товарищъ также путешествуетъ для блага коммерціи? Такъ какъ въ противномъ случа, какъ это иногда бываетъ, надо просить у этихъ господъ позволенія ввести его въ залу. Это чисто одна формальность.
Байе или лучше сказать г. Самсонъ изъ Гавра началъ смятся во все горло.
— Капитанъ, сказалъ онъ своему спутнику, поручавшему свои чемоданы несшему ихъ человку, этотъ человкъ хочетъ знать коммерсантъ вы или нтъ! Ну, мой милый, впускайте насъ, такъ какъ мой спутникъ ведетъ въ своемъ род еще большую торговлю, чмъ я.
Вскор посл этого, они очутились въ зал господъ путешествующихъ комми.
Въ камин горлъ большой огонь, а газъ ярко освщалъ комнату. Лакей сейчасъ же получилъ приказаніе приготовить имъ какъ можно скоре очень существенный ужинъ.
Въ зал кром прізжихъ было всего трое или четверо.
Это были богатые купцы съ запада, изъ Рубэ и Валансьень, или южные купцы, продавцы масла, одинъ былъ чистокровный парижанинъ, бьющій на эффектъ, говорящій о лошадяхъ, театрахъ и женщинахъ, языкъ котораго былъ также аффектированъ, какъ и забавенъ.
— Жаръ въ этотъ день былъ удушливый, говорилъ онъ, стоя спиною къ камину и продолжая начатый разсказъ, температура положительно африканская, толпа была также велика, какъ въ день казни на площади Ла-Рокетъ. Главная привлекательность этого праздника состояла въ нкотораго рода соперничеств между Анной де-Гранвелль, и графиней Маргаритой де-Монторни.
Въ эту минуту прибытіе Самсона и его спутника на мгновеніе естественно прервало краснорчіе оратора, который съ досадой началъ мшать въ камин, но его гнвъ быстро смягчился, при вид молчаливаго вниманія путешественниковъ къ его словамъ, въ особенности же имя Маргариты де-Монторни произвело на нихъ магическое впечатлніе.
Увидя производимое его словами впечатлніе, ораторъ продолжалъ разсказъ не заставляя себя просить.
— Какъ я уже говорилъ вамъ сейчасъ, господа, этотъ базаръ въ пользу бдныхъ Безансона, имлъ громадный успхъ. Залы префектуры были набиты народомъ, но жаръ былъ невыносимый. Я видлъ множество дамъ падавшихъ въ обморокъ, я со своей стороны помогъ вынести пять или шесть, (по всей вроятности предлогомъ для этой лжи былъ обморокъ бдной Луизы), но несмотря на это молодая графиня де-Монторни выдержала до конца, смясь со щеголями, толпившимися около ея прилавка и не обращая никакого вниманія на жаръ, точно она была саламандрой.
Нтъ сомннія, что она провела часть своей жизни въ жаркихъ странахъ, такъ какъ я не знаю извстно ли вамъ, что графиня де-Монторни была пвицей, она положительно пла въ концертахъ.
— Уврены ли вы въ этомъ? спросилъ одинъ путешественникъ изъ Рубэ.
— Увренъ ли я? Конечно. Отецъ Маргариты, графъ де-Монторни, прогналъ ее отъ себя въ то время какъ разошелся съ женой, поэтому ей пришлось пріобртать самой средства къ жизни. Въ настоящее время у нея громадное состояніе. Я знаю о ней многое отъ одного моего дяди, который живетъ въ окрестностяхъ и у котораго я прожилъ нсколько дней въ прошломъ ноябр… но я вижу господа, что я одинъ завладлъ каминомъ и мшаю вамъ такимъ образомъ грться, пожалуйста, простите мою разсянность, и чтобы отблагодарить за лестное вниманіе къ разсказу, онъ предложилъ мсто у огня.
— Тысячу разъ благодарю васъ, сказалъ Самсонъ, но намъ и здсь очень хорошо, правда что погода не особенно то теплая, но, скажите, я совсмъ не знаю этой мстности, можно ли надяться, что дла пойдутъ хорошо?
Этотъ неожиданйый вопросъ могъ вызвать лишь одинъ отвтъ.
— Спросите у золотоискателя, отыскивающаго золотую жилу, какъ идетъ его работа, каковъ будетъ его отвтъ? Скажетъ ли онъ вамъ что онъ такое открылъ? Скажетъ ли вамъ торговецъ, много ли онъ получилъ барыша? Скажетъ ли нищій другому, гд больше всего подаютъ?
Нтъ! тысячу разъ нтъ! Поэтому со стороны пріхавшаго было очень наивно желать получить необходимыя свднія отъ своихъ конкурентовъ, уже успвшихъ завладть довріемъ публики.
— Дла идутъ очень плохо, сказалъ одинъ.
— Времена пришли тяжелыя, прибавилъ другой, просто совсмъ сидишь безъ дла.
— Это чисто проклятое мсто, гд человкъ даромъ тратитъ время и деньги, вскричалъ третій.
— Вы не торгуете ли стальными вещами? спросилъ одинъ изъ этихъ любезныхъ джентельменовъ.
— Или пуговицами? сказалъ другой.
— Не продаете ли вы полотно или матеріи? спросили съ легкимъ безпокойствомъ двое остальныхъ.
— Нтъ, господа, отвчалъ Самсонъ, ничмъ изо всего названнаго вами, успокойтесь, я путешествую для совершенно новой вещи, для иностраннаго товара, въ настоящую минуту я не прибавлю ничего больше, но даю вамъ слово, что мой товаръ не будетъ вамъ помхой. Если вы застанете меня старающимся отнять у васъ хоть одного изъ вашихъ кліентовъ, то я позволяю вамъ заставить меня провезти одинъ изъ вашихъ кабріолетовъ или прослушать два раза подрядъ обдню.
Эта шутка была встрчена всеобщимъ смхомъ и этой минутой Самсонъ воспользовался чтобы представить обществу своего друга капитана Ларамюру, изъ купеческаго флота, который намревался устроить, если возможно, во всхъ большихъ городахъ Франціи депо алжирскихъ продуктовъ, которые онъ могъ покупать очень выгодно, благодаря своему знанію свера Африки, а слдовательно съ врными шансами на успхъ.
Капитанъ очень скоро овладлъ разговоромъ и пересыпая свою рчь морскими выраженіями и преувеличенными жестами, благодарилъ за любезный пріемъ.
Онъ говорилъ что ему крайне нравится эта мстность, что женщины, которыхъ онъ видлъ мелькомъ, показались ему хорошенькими, что единственно ему не понравилась температура. Но это ничего не значило. Стаканъ теплаго грога или пунша все поправитъ.
— Кстати, о пунш, прибавилъ онъ, не позволите ли вы мн господа имть честь предложить вамъ пунша?
— Отчего же, сдлайте одолженіе.
— Очень радъ! Эй, человкъ, пуншу съ ромомъ.
Принеся пуншу, лакей объявилъ что въ гостинницу пріхалъ новый путешественникъ и такъ какъ въ кафе огонь былъ уже погашенъ, то онъ надялся, что его примутъ въ залу путешествующихъ коммерсантовъ.
На эту просьбу отвчали любезнымъ согласіемъ и новый путешественникъ былъ введенъ въ святилище аристократіи тафты и мериносовъ.
Новопрізжій былъ человкъ съ жидкими бакенбардами и съ лицемъ оживленнымъ холоднымъ воздухомъ и нсколькими стаканами бургундскаго.
Это былъ никто иной, какъ Бенедиктъ Симоне, нотаріусъ барона де-Рошбейръ.

X.
Мэтръ Симоне.

Ничто не могло съ перваго взгляда показаться боле естественнымъ, какъ появленіе г. Симоне въ гостинниц Колокола, въ эту холодную и сырую ночь въ конц января, если уже путешествующіе коммерсанты, до сихъ поръ неизвстные въ этой стран, явились сюда.
Мэтръ Симоне, нотаріусъ, имлъ дядю, богатаго фермера, который отдалъ по очень маленькой цн, громадныя земли по контракту, до срока, котораго оставалось еще пятнадцать лтъ.
Г. Симоне имлъ обыкновеніе обдать три или четыре раза въ годъ у этого дяди. Ренарденъ, это было его имя, былъ относительно богаче,— чмъ вс окрестные дворяне, такъ отъ однихъ своихъ огородовъ онъ получаетъ отъ двадцати пяти до тридцати тысячъ франковъ въ годъ.
Онъ былъ холостякъ и сильно любилъ выпить, а въ это время любилъ разсказывать длинныя исторіи о своихъ подвигахъ въ національной гвардіи, такъ что племяннику приходилось выбираться отъ него всегда очень поздно.
Диллижансъ, въ которомъ Симоне могъ дохать почти до самаго дома, уже часъ какъ ухалъ и нотаріусъ былъ вынужденъ искать на ночь пріюта въ гостиниц Колокола, какъ это съ нимъ часто случалось въ подобныхъ случаяхъ.
Такъ какъ кафе было пусто и газъ въ немъ также погашенъ, какъ и огонь, то г. Симоне оставалась только единственная возможность согрться, это быть принятымъ въ клубъ путешествующихъ комми. До сихъ поръ ничего не могло быть естественне, но на этотъ разъ ему выпала честь находиться въ обществ двухъ человкъ, оффиціозно путешествовавшихъ для г. префекта полиціи.
Другимъ послдствіемъ появленія г. Симоне въ этомъ салон была его встрча съ Флавиньолемъ, комми-парижаниномъ, прекраснымъ ораторомъ.
Увидя фигуру Симоне, парижанинъ сдлалъ гримасу.
— Какъ ваше здоровье? угрюмо сказалъ онъ, такъ какъ богачъ Ренарденъ былъ также и ему дядя.
Оба кузена отъ души ненавидли другъ друга. Они знали что каждый разсчитывалъ на наслдство старика и взаимно обвиняли другъ друга въ желаніи пріобрсти исключительное расположеніе дядюшки.
Судя по ихъ встрч, видно было что они угадывали взаимныя чувства. Тмъ не мене они все-таки принуждены были соблюдать относительно другъ друга нкоторую вжливость и такъ какъ Флавиньоль спросилъ о здоровьи дядюшки, то остальные поняли, что приняли родственника одного изъ членовъ своей корпораціи.
Тогда было ршено принять его хорошенько и единогласно было ршено, что Симоне будетъ въ этотъ вечеръ по крайней мр почетнымъ членомъ клуба. Поэтому съ нимъ обошлись крайне любезно, затмъ пригласили принять участіе въ истребленіи пунша, предложеннаго капитаномъ Ларамюрой.
Общество было очень весело, но, ораторствовалъ больше всхъ капитанъ Ларамюра, поражая своей новизной и своими неистощимыми разсказами, шутками и анекдотами.
— Онъ также занимателенъ, какъ театральная пьеса, сказалъ одинъ изъ путешественниковъ по части пуговицъ.
Мало по малу завязался однако разговоръ между кузенами врагами, который впрочемъ сильно напоминалъ птушій бой, между тмъ ихъ споръ заключался въ томъ, кто лучше знаетъ исторію Маргариты де-Монторни. Г. Самсонъ и его другъ Морель приняли чрезвычайное участіе въ этомъ спор.
— Я говорю что она была пвицей или чмъ-то въ этомъ род, говорилъ Флавиньоль, у нея не было бы ни гроша, еслибы передъ смертью графъ не измнилъ завщанія.
— Ба! ба! какія глупости! вскричалъ нотаріусъ барона де-Рошбейръ со спокойнымъ превосходствомъ. Я могу похвастаться, что по моему положенію въ семейств знаю достаточно, чтобы не попасться на эти бабьи розсказни.
— Если это бабьи разсказни, то скажите это дяд Ренардену, отъ котораго я знаю эти подробности.
— Пари держу, что вы не повторите этого при немъ, возразилъ кузенъ.
Слово за слово и споръ рисковалъ превратиться въ рукопашный бой, еслибы только присутствующіе не вмшались и не предписали ограничиться чисто моральнымъ поединкомъ.
Тмъ не мене Симоне, постоянно снова возвращался къ предмету спора. Онъ не только не хотлъ согласиться со словами Флавиньоля, говорившаго что графиня Маргарита выйдетъ за своего кузена, барона Рауля де-Рошбейръ, но далъ понять, что одинъ могъ бы освятить тайну, которая казалось окружала существованіе наслдницы графа де-Монторни, но въ этомъ отношеніи онъ ограничился простыми намеками и отказался объяснить смыслъ своихъ словъ.
Пуншъ между тмъ все уменьшался въ миск и было приказано подать вторую порцію. Было уже поздно и заспанный лакей каждыя десять минутъ звая отворялъ дверь, надясь такимъ образомъ сообщить и другимъ свое желаніе уснуть.
Около полуночи собесдники начали однако дремать и ршили что пора отправиться на покой. Одинъ за однимъ начали они удаляться взявъ свои свчи.
Послдними остались двое кузеновъ — враговъ и двое господъ изъ Іерусалимской улицы.
Капитанъ былъ очаровательно веселъ, онъ вынулъ изъ своихъ глубокихъ кармановъ коралловыя вещи, какія носятъ арабскія женщины въ вид амулетовъ, различныя монеты, потомъ рдкія и необыкновенныя вышивки золотомъ, онъ плъ мнимыя маврскія псни, которыя во всякомъ случа были очень веселы и оживлены.
Капитанъ Ларамюра полъ съ очень хорошимъ аппетитомъ, его ужинъ состоялъ изъ холоднаго ростбифа, окорока и холоднаго же цыпленка. Что касается пунша, то хотя онъ казалось и пилъ его безпрестанно, тмъ не мене онъ не выпилъ и четверти того, что выпилъ самый трезвый изъ всей компаніи. Когда человкъ иметъ возбужденный видъ, размахиваетъ стаканомъ, поетъ псни, то очень трудно сказать дйствительно ли онъ выпилъ или только притворяется.
Что касается г. Самсона изъ Гавра, то онъ звалъ во весь ротъ и поминутно потягивался.
— Ларамюра, сказалъ онъ, я положительно разбитъ отъ усталости, а завтра мн надо рано встать. Я съ вами прощусь, другъ мой.
Говоря это онъ всталъ, а его примру послдовалъ также г. Флавиньоль, который вспомнилъ что ему надо встать рано утромъ, но капитанъ, почувствовавшій неожиданную слабость къ нотаріусу, не хотлъ и слышать разстаться съ нимъ, прежде чмъ они кончатъ пуншъ.
Пуншу было еще очень много, а время не такое позднее.
— Къ чему ложиться такъ рано? сказалъ капитанъ.
Самсонъ и Флавиньоль отказались остаться доле и взявъ свои свчи ушли спать.
Что касается нотаріуса, то никогда впослдствіи онъ не могъ припомнить до какой степени былъ онъ въ этотъ вечеръ откровененъ съ капитаномъ. Отъ природы онъ былъ не особенно доврчивъ и только вроятно благодаря бургундскому дяди, подкрпленному пуншемъ, языкъ его разболтался не въ мру.
Впрочемъ, обыкновенно, пьяный сохраняетъ смутное сознаніе того, что онъ долженъ и чего не долженъ говорить и, не будь между кузенами завистливаго соперничества, почтенный нотаріусъ безъ сомннія устоялъ бы противъ желанія доказать до какой степени онъ посвященъ въ дла семейства де-Рошбейръ, какъ бы то ни было, но оставшись наедин съ капитаномъ онъ скоро началъ говорить съ нимъ какъ съ братомъ или съ самимъ собою.
— Этотъ Флавиньоль, говорилъ онъ, пустой хвастунъ, идіотъ и больше ничего.
Таковъ былъ аттестатъ нотаріуса своему кузену, но его языкъ заплетался и онъ говорилъ едва понятно. Минуту спустя онъ уже объяснялъ капитану низкія средства, которыя употреблялъ его кузенъ, чтобы пріобрсти себ наслдство дяди Репардена и ко всему этому онъ примшивалъ имя Маргариты де-Монторни, говоря что Флавиньоль не знаетъ ея и не знаетъ о ней ровно ничего, тогда какъ онъ, Симоне, могъ бы, еслибы хотлъ, многое поразсказать.
И такъ какъ онъ считалъ капитана славнымъ малымъ, то и хотлъ разсказать ему все то, что зналъ по этому поводу.
— Что же насается воспитанія Маргариты, продолжалъ онъ, то тутъ не было ровно никакой тайны, ея отецъ щедро платилъ за ея содержаніе въ одномъ монастыр, изъ котораго она вышла только по его настоятельному требованію передъ смертью. Тмъ не мене, я долженъ сказать, что въ поведеніи молодой двушки есть что то странное, она ни мало не походитъ на другихъ молодыхъ двушекъ, она не кокетка, но никто никогда не могъ опредлить ея характера. Ея молодыя родственницы посщаютъ бдныхъ помогая имъ и утшая ихъ, а иногда и браня, если т поступаютъ дурно, но молодая графиня никогда не выслушиваетъ жалобъ несчастныхъ, она очень мало заботится о ихъ болзняхъ и несчастіяхъ, такъ что, несмотря на ея щедрость и даже именно по милости этой неумренной щедрости, она длаетъ боле зла чмъ добра, такъ какъ соритъ деньги какъ попало, безъ счета, не заботясь на что он будутъ употреблены. Поврите ли, капитанъ, сказалъ онъ качаясь, одинъ разъ она дала три тысячи негодяю и пьяниц, нкоему Анатолю Мартену, лсничему, и онъ хвастается, что можетъ, если захочетъ, получить отъ нея еще столько же.
Говоря это нотаріусъ старался наполнить свой стаканъ, но рука его такъ дрожала, что онъ только проливалъ вино на полъ.
Видя это, капитанъ поспшилъ помочь ему.
— Какъ! вскричалъ онъ между тмъ, она дала три тысячи франковъ лсничему! но это восточная щедрость! какая удивительная женщина! Она бросаетъ золото какъ орхи.
Но Симоне отвчалъ на его восклицанія только многозначительнымъ подмигиваньемъ, означавшимъ что одно его слово разрушитъ все очарованіе. Среди икоты, онъ даже объявилъ наконецъ, что этотъ подарокъ Мартену былъ врученъ совсмъ не отъ щедрости, а просто былъ средствомъ пріобрсти его молчаніе, такъ какъ между ними была тайна.
Онъ разсказалъ также, что графиня часто требовала отъ своихъ опекуновъ значительныя суммы денегъ, къ большому неудовольствію барона де Рошбейра, онъ не скрылъ также своей встрчи съ Маргаритой у стараго платана, въ тотъ день когда шелъ такой страшный снгъ и разсказалъ какъ наблюдалъ за ней, когда, не зная о его присутствіи, молодая графиня сбросила свою обычную маску, показавъ свое настоящее лицо.
Но съ этой минуты нотаріусу начало казаться, что передъ нимъ два капитана Ларамюры, дв миски съ пуншемъ и множество стакановъ. Вскор капитану надо было, при помощи лакея, взять и отнести нотаріуса въ его комнату.
Въ то время какъ Ларамюра, напвая, шелъ къ себ въ комнату, одна дверь тихонько отворилась и въ ней показалась голова г. Самсона изъ Гавра.
— Ну что, капитанъ, сказалъ онъ, ничего новаго?
— Напротивъ, я полагаю что есть новое, дорогой товарищъ, я узналъ кое-что, будь увренъ что птичка попадется въ клтку. Спокойной ночи и пріятныхъ сновидній.

XI.
Разнощикъ.

— Бгство еще возможно, да, я могу еще спастись прежде чмъ гроза разразится, и сохранить такимъ образомъ жизнь и свободу. Однако его конецъ долженъ былъ бы быть для меня урокомъ, онъ былъ человкъ ршительный и упрямо шелъ къ цли, а между тмъ онъ умеръ, умеръ! А моя жизнь долго ли еще продлится?
Это была положительная дурная привычка громко говорить сама собой.
Маргарита де-Монторни очень рдко позволяла себ предаваться своей наклонности къ монологамъ. Это было для нея большей радостью, такъ какъ тогда она чувствовала себя не столь одинокой.
Облокотясь о туалетъ и глядясь въ зеркало, она приготовлялась для своей ежедневной прогулки.
Какъ только горничная ушла, она осторожно вынула изъ маленькаго бюро журналъ, спрятанный вмст съ дубовой шкатулкой, которую она поставила въ бюро въ тотъ день, когда нашла портретъ, который постаралась спрятать.
Этотъ журналъ, никмъ незамченный, исчезъ со стола изъ общества другихъ газетъ и теперь Маргарита въ двадцатый разъ перечитывала статью, поразившую ее.
Это была выписка изъ одной парижской газеты, дававшая довольно достоврное описаніе нападенія на замокъ Трамбль и его послдствій. Никто не въ состояніи заставить замолчать прессу.
Нкоторыя газеты ничего не говорили, но малая пресса разсказала трагическое событіе. Аттака была тщательно описана и хотя причины ея не указаны но вс имена выписаны въ точности. Въ перепечатк имена были перевраны, такъ что де-Ламбакъ превращенъ въ де-Лампрака, но описаніе мстности было настолько точно, что нельзя было обмануться.
Вотъ какова была статья, которую Маргарита не уставала читать.
— Я могла бы бжать, говорила она себ.
И ея прелестное личико длалось серьезно и задумчиво, какъ лицо молодой двушки услышавшей первое слово любви.
— Я могла бы бжать! у меня есть деньги, молодость, здоровье, у меня есть умъ и воля! Въ настоящее время у меня есть у одного Безансонскаго банкира боле тридцати тысячъ франковъ. Значитъ бгство возможно. Этого достаточно чтобы пріхавъ въ Мельбурнъ или Нью-Іоркъ не просить милостыни. И если я такимъ образомъ спасусь отъ преслдованій правосудія, то передо мною откроется новая жизнь. Новая жизнь! Но это мечта всхъ преступниковъ.
О, еслибы можно было скрыться отъ прошедшаго, еслибы можно было начать въ Америк или Австраліи новое существованіе, подъ новымъ именемъ и новыми надеждами. Но нельзя такъ легко превратиться въ новое существо. Что станется со мною среди этой грубой жизни новаго свта? Мои бдныя деньги растаютъ очень быстро, я сдлаюсь игрушкою всхъ эксплуататоровъ. Я не умю работать, что же придется мн тогда длать? быть гувернанткой или актрисой, можетъ быть мн придется быть женою клоуна или какого-нибудь гнусливаго янки.
Говоря такимъ образомъ, она ходила взадъ и впередъ по комнат, какъ пантера въ клтк.
Тмъ не мене ея поступь отличалась какимъ то величіемъ, какой-то легкостью, напоминавшей, скоре фею, чмъ земное существо.
Никогда гнвъ не являлся въ боле прелестной форм, боязнь никогда не надвала боле очаровательной маски. Однако не боязнь преобладала въ ней.
— Маргарита, дорогая Маргарита, могу ли я войти?
Говоря такимъ образомъ, Амели де-Рошбейръ во второй разъ стучалась въ дверь.
Лицо Маргариты измнилось какъ по волшебству, выраженіе страданія и оскорбленной гордости исчезло, осталась веселая, улыбающаяся двушка, богатая наслдница, предметъ всеобщаго восхищенія.
Она открыла дверь, нжно обняла кузину и начала упрекать себя за медленность.
— Я заставила васъ идти за мной. Простите меня, дорогая Амели, этого больше никогда не будетъ, я исправлюсь и вамъ не придется въ другой разъ ждать меня.
Ея голосъ былъ такъ страненъ, что смутилъ кузину.
Маргарита привстала на цыпочки, чтобы поцаловать ее въ лобъ.
— Дорогая Амели, сказала она, стали ли бы вы любить меня, еслибы я сдлалась бдна, еслибы я стала предметомъ всеобщаго презрнія, стали ли бы вы, несмотря на все это, любить меня, позволили бы поцловать себя?
— Конечно, совершенно увренно отвчала Амели.
Она глядла на кузину большими глазами, спрашивая себя, что могло заставить ее говорить такимъ образомъ.
Амели де-Рошбейръ была воплощенная прямота. Нтъ сомннія, что въ первое время, она и ея сестра дйствовали подъ вліяніенъ богатства Маргариты и желанія видть ее женою Рауля, но мало по малу Амели полюбила это прелестное, своевольное дитя и если она еще не оставляла идеи объ этой свадьб, то конечно деньги не играли уже тутъ боле никакой роли. Будь Маргарита бдна, Амели по прежнему была бы ея другомъ и рабой, такъ какъ была вполн подъ вліяніемъ этой блестящей и сильной натуры, такія привиллегированныя созданія одинаково очаровываютъ всхъ, кто къ нимъ приближается.
Въ то время какъ пони увлекали обихъ, весело смявшихся и разговаривавшихъ между собою двушекъ, мысли Маргариты были отдлены громадной пропастью отъ мыслей ея кузины. Послдней было бы трудно понять черныя мысли своей родственницы.
Амели говорила о Раул, что онъ задумчивъ, печаленъ и разсянъ, что онъ просилъ возвратиться въ Парижъ къ открытію парламента. Было очевидно, что онъ торопится оставить Монторни и очевидно также, что причиной всего этого была гадкая, маленькая Маргарита.
Гадкая, маленькая Маргарита предавалась въ эту минуту печальнымъ мыслямъ и не отвчала, какъ того требовали размышленія ея кузины.
— Рауль не хочетъ на мн жениться, говорила она себ, онъ конечно не повторитъ мн предложенія. Онъ самый опасный мой судья. Я вижу подозрнія въ его холодности, жестахъ, словахъ. А между тмъ, еслибы я хотла, онъ любилъ бы меня, и… но онъ правъ, онъ хорошо поступаетъ избгая меня, я все длала, чтобы вернуть его и все напрасно. Онъ держится въ отдаленіи. А между тмъ на немъ основывался мой единственный шансъ на спасеніе. Будь я его женой, я была бы спасена. Вся пресса защищала бы меня. Жена такого важнаго человка не испытала бы той участи, которая ждетъ меня.
Думая такимъ образомъ, она съ улыбкой слушала болтовню своей кузины и щекотала шеи лошадей кончикомъ бича.
Погода была чудесная, несмотря на январь, небо блестло точно сафиръ, золотистые лучи солнца оживляли весь пейзажъ.
Маргарита почувствовала себя успокоенной этимъ веселымъ видомъ и невольно говорила себ: ‘это невозможно’.
— Нтъ, не можетъ быть, чтобы для меня не было мста въ этомъ чудномъ свт, какъ! весна придетъ, а я буду лежать въ гробу холодная и неподвижная! Нтъ, мое сердце возмущается при этой мысли, я слишкомъ молода, чтобы умереть, я не хочу умирать!…
Молодые люди никогда не могутъ безъ печали думать о смерти, для нихъ будущность полна общаній, осуществленія которыхъ он хотятъ дождаться.
Маргарита, чувствуя въ себ такъ много жизненной силы, не могла врить смерти. Какъ могла она умереть. Она была такъ молода!
Она не могла предвидть, что въ одной изъ залъ обширнаго зданія на Сен, паукъ плелъ паутину, и что этотъ наукъ въ бломъ галстук, называвшійся Морисомъ Делафоржемъ и королевскимъ прокуроромъ, заставилъ наблюдать за дйствіями прекраспаго ребенка, называвшаго себя Маргаритой де-Монторни.
Ей и въ голову не приходило, что палачъ уже сторожилъ свою жертву.
Можетъ быть этотъ человкъ уже зналъ, что произошло въ замк Трамбль, зналъ какой будетъ процессъ и каковъ долженъ быть его результатъ…
Паркъ Монторни былъ громаденъ и когда молодыя двушки снова подъхали къ замку, окончивъ прогулку, мужество возвратилось къ Маргарит и ея свободный умъ преодоллъ заботы о завтрашнемъ дн. Не въ ея характер было быть долго озабоченной. Поэтому она отбросила всякое безпокойство, какъ тяжелую ношу и принялась сама разговаривать съ оживленіемъ.
Амели де-Рошбейръ была очень въ дух, она смялась восхищаясь своей кузиной и то, чего не могла понять въ ея словахъ, то и казалось ей самымъ глубокимъ и замчательнымъ. Она гордилась, думая объ успх, который ожидаетъ Маргариту въ свт.
Надежда соединить два дома, де-Рошбейръ и де-Монторни не осуществилась, но вс были убждены, что Маргарита сдлаетъ блестящую партію, которая придастъ новый блескъ знаменитому дому, отъ котораго она происходитъ.
Какая пропасть существовала въ это время между мыслями обихъ двушекъ.
— О! какъ это странно, Маргарита, посмотрите на этихъ людей, вскричала Амели, когда, почти подъхавъ къ ршетк, она замтила двухъ людей, около кабріолета, стоявшаго подъ дубомъ, у одного изъ разговаривавшихъ въ рукахъ было множество ящиковъ, а нагруженный кабріолетъ доказывалъ что это торговецъ.
Разговаривавшіе были мущина и женщина, и разговоръ былъ такъ интересенъ, что они не замчали подъзжавшихъ.
Женщина, судя по наружности, очевидно принадлежавшая къ числу прислуги замка, была погружена въ разсматриванье шали съ желтыми разводами и глаза ея сверкали жадностью.
При вид экипажа и сидвшихъ въ немъ, двушка испуганно вскрикнула и бросилась въ кусты, окружавшіе ршетку замка.
Мущина не двинулся съ мста. Его лицо было мрачно и загорло, точно у цыгана. Въ ушахъ надты были серьги и красный фуляръ былъ небрежно повязанъ вокругъ шеи, какъ у моряковъ. Его костюмъ былъ также страненъ, какъ и физіономія, а когда онъ поднялъ шляпу, чтобы поклониться молодымъ двушкамъ, то подъ густыми усами сверкнули блые и острые зубы, какъ зубы волка.
Экипажъ прохалъ.
— Какая странная наружность у этого человка, сказала Амели де-Рошбейръ. Это вроятно какой-нибудь разнощикъ, который хочетъ вытянуть за тряпки вс экономіи прислуги. Хотла бы я знать имя той, которая съ нимъ стояла, чтобы сказать Шанонъ, что я видла какъ она пряталась, а значитъ длала что-нибудь дурное. Не показалось ли вамъ, что это была Жанна?
— Я не знаю, кто эта Жанна, отвчала Маргарита, не зная сама что говоритъ, такъ какъ видъ этого незнакомца съ мрачнымъ лицомъ снова возбудилъ въ ней мрачныя предчувствія, преслдовавшія ее.
Больше объ этомъ ничего не было говорено.
Очень можетъ быть, что Маргарита боле заинтересовалась бы тмъ, кто эта служанка, еслибы ей сказали, что эта Жанна была дочерью Анатоли Мартена, лсничаго де-Рошбейровъ, того самаго, который сдлался сообщникомъ и орудіемъ Маргариты де-Монторни.

XII.

— Ахъ, еслибы отецъ зналъ, онъ убилъ бы меня, говорила хорошенькая, черноволосая двушка, въ шляп съ цвтами и яркими перьями, очень не по вкусу почтенной Манонъ.
Жанна Мартенъ была маленькая кокетка съ блестящими глазами, любившая наряжаться, но она очень боялась быть отпущенной изъ замка и снова взяться за грубую работу, которой она занималась съ самаго дтства, но больше всего на свт, она боялась грубости своего отца.
— Отецъ убилъ бы меня, еслибы узналъ это, повторила она.
Но не смотря на это, она продолжала вертться вокругъ кабріолета, какъ пчела вокругъ пчельника. Она не въ состояніи была оторваться отъ этихъ украшеній.
Какъ только экипажъ скрылся, она снова вышла изъ кустовъ и мучимая алчностью, со сверкающими глазами кружилась вокругъ восхищавшихъ ее вещей.
— Чортъ возьми! подумалъ капитанъ Ларамюра, иначе сказать Жозефъ Морель, агентъ тайной полиціи, слдя глазами за направленіемъ, принятымъ экипажемъ, я не думалъ что охочусь за такой рдкой дичью! Она наврно не изъ мяса и костей, какъ вс мы. Это очаровательная волшебница! Я понимаю, что человкъ можетъ отдать свою жизнь и надежды за одну улыбку подобной женщины. Ну, изъ чего только сдланы здшніе мущины, что около нея нтъ ни мужа, ни влюбленнаго, чтобы поддержать въ тяжелую минуту, которая скоро наступитъ для нея. Когда наши взгляды встртились, я видлъ какъ она вздрогнула. Это не моя вина, но она поняла, что мое присутствіе не предвщаетъ для нея ничего хорошаго. Это продолжалось только одну секунду и лицо ея снова приняло свое равнодушное выраженіе, а взглядъ былъ гордъ и холоденъ. У этого ребенка мужество льва и я не такъ глупъ, чтобы считать ее уже побжденной.
Что-то въ род боязни прокралось въ душу агента, такъ какъ жертва могла еще ускользнуть отъ него. Ему поручали аресты многихъ важныхъ преступниковъ и онъ научился презирать хвастливый порокъ, но никогда еще существо, надъ которымъ тяготли такія ужасныя преступленія, не являлось ему съ лицомъ Маргариты, было мгновеніе, когда у него даже мелькнуло сомнніе въ ея виновности и онъ смутился при мысли, что подозрнія, падавшія на нее, могли быть несправедливы, но нтъ, доказательства были къ несчастію слишкомъ неоспоримы.
— Послушайте, если вы не занимаетесь мною, то я уйду домой, очень можетъ быть, что я и такъ теперь уже потеряла мсто въ замк, такъ по крайней мр я не хочу подвергаться чему нибудь еще хуже.
Съ такими словами Жанна обратилась къ разнощику и въ эту минуту ей больше хотлось плакать, чмъ смяться.
Капитанъ Ларамюра снялъ шляпу и повернулся къ двушк.
— Простите, сударыня, нашъ разговоръ прекращался лишь на мгновеніе, если вы желаете еще посмотрть эту шаль или эту накидку, вышитую золотомъ, я соглашусь…
— Вы хорошо знаете, что у меня нтъ средствъ пріобрсти все это, такъ, какъ не имете обыкновенія продавать въ кредитъ, какъ это длаютъ въ магазинахъ, рзко отвчала двушка, поэтому я не понимаю къ чему мн послужило бы смотрть дольше на вс эти прекрасныя вещи, которыя въ другомъ мст я могу имть за полцны.
Капитанъ отвчалъ на это только пожавъ плечами.
Онъ снова сложилъ вс свои свертки, но длалъ это такъ неловко, что только еще боле показывалъ разноцвтныя матеріи, заключенныя въ нихъ, затмъ настала очередь драгоцнностей, серебро и золото появилось передъ ослплепными глазами Жанны. Не будучи въ состояніи сопротивляться боле, она закрыла лицо руками и заплакала.
— Стыдно соблазнять такую двушку, какъ я и предлагать ма подобный торгъ, сказала она. Однако я хотла бы имть такую шаль, чтобы надвать ее по воскресеньямъ, во первыхъ, потому что она желтая, а Жюль всегда мн говоритъ, что желтый цвтъ идетъ ко мн больше всего.
Молодая служанка остановилась, поднявъ голову и ожидая комплимента, такъ какъ ей пришло на умъ, что при помощи кокетства она можетъ добиться отсрочки уплаты. Глаза ея засверкали, а розовыя губки сложились въ улыбку, которая должна была покорить этого страннаго купца, но капиталъ Ларамюра былъ застрахованъ противъ такихъ нападеній. Онъ зналъ жизнь и понималъ, что въ этомъ случа долженъ остаться непоколебимъ, поэтому онъ ограничился тмъ что отвчалъ, что желтая шаль отлично шла къ ней и что шаль и драгоцнности будутъ ея если только она согласится дать ему въ обмнъ медаліонъ о которомъ она говорила, только онъ если обдланъ въ настоящій жемчугъ.
— Хорошо, сказала Жанна, мняясь въ лиц, никто не скажетъ, что я дала вамъ унести назадъ вс эти прелести. Я уже сказала вамъ, что было съ этимъ портретомъ, отецъ далъ мн его, но потомъ снова взялъ, угрожая что свернетъ мн шею, если я когда нибудь заговорю о немъ, хотя отецъ любитъ меня больше другихъ, я не хочу возбуждать его гнва. Онъ всегда сердится, когда дло заходитъ о графин Маргарит, онъ говоритъ что увренъ, что она доведетъ его до эшафота, но мн не слдовало бы говорить вамъ этого, я никогда не ршусь принести вамъ этого портрета.
— Посмотрите какой видъ у этой шали, сказалъ купецъ, драпируя шаль самымъ красивымъ образомъ. Посмотрите и обдумайте хорошенько дло, ваша молодая графиня бросаетъ портретъ въ дупло дерева, вашъ отецъ, человкъ очень благоразумный, вынимаетъ его оттуда и завладваетъ имъ, что же можетъ быть естественне, затмъ оказывается, что портретъ обдланъ въ жемчугъ, тмъ лучше! Г. Мартенъ, вашъ отецъ, даетъ вамъ этотъ портретъ и онъ длается скоре вашей собственностью, чмъ его. Вашъ отецъ почему то не хочетъ отдать его за деньги, но вдь это глупо.
Вы такъ благоразумны, что можете понять насколько для васъ пріятне обмнить этотъ медальонъ на золотую брошь, фабрики Бобишона въ Париж или на шелковую ліонскую матерію моднаго цвта, блестящую и мягкую или на индйскую шаль, какая годилась бы для султанши.
— Я хочу, я хочу все это! вы получите портретъ, пусть отецъ свернетъ мн шею, но у меня будутъ вс эти вещи, сказала молодая двушка, посл минутнаго соображенія.
Она наконецъ ршилась. Чтобы получить сокровища, которыя показывали ея ослпленнымъ глазамъ, она готова была подвергнуться всмъ физическимъ непріятностямъ, что же касается нравственныхъ, то он гораздо меньше трогали ее.
Она назначила ему свиданіе въ сверной части парка, гд общалась отдать медальонъ и получить предметы роскоши, которые сводили ее съ ума.
— Но и прибавлю еще одно условіе къ торгу, моя красавица, сказалъ капитанъ, ты должна поцловать меня.
Поцлуй былъ данъ, но капитанъ принялъ его съ холодностью, точно исполнялъ обязанность, а когда Жанна Мартенъ исчезла въ кустахъ, то онъ почувствовалъ почти облегченіе.
— Иди, достойная дочь твоего отца, прошепталъ онъ, оставшись одинъ, хорошо если твои желанія преодолютъ твою слабость, посл этого онъ подобралъ вожжи и похалъ на мсто свиданія съ Байе.
Черезъ двадцать минутъ кабріолетъ капитана остановился передъ кабачкомъ въ Орнан. Этотъ кабачекъ былъ очень печальнымъ мстомъ развлеченія, вывска исчезла или можетъ быть ея никогда не существовало, даже не было видно обычныхъ красныхъ занавсокъ, которые всегда висятъ въ такихъ мстахъ на окнахъ.
Однако хозяинъ, Альбертъ Гильо, не былъ бднымъ человкомъ: Онъ торговалъ пивомъ и виномъ и въ его общей зал употреблялось почтенное количество этихъ обоихъ напитковъ, которые, надо сказать правду, были можетъ быть немного прозрачне, чмъ когда выходили изъ бочки.
Альбертъ Гильо находилъ въ этомъ выгоду, а его кліенты были довольны.
— Эй! пошлите сюда кого нибудь взять лошадь и дать ей корму и воды. Здравствуйте, хозяинъ, посл сдланной мною дороги, я хотлъ бы немного освжиться вашимъ пивомъ, сказалъ капитанъ-купецъ хозяину, съ удивленіемъ глядвшему на прізжаго, такъ какъ вообще постители были рдки въ этой маленькой деревушк.
Оглядвъ загорлое лицо путешественника, онъ нисколько не сталъ о немъ лучшаго мннія и продолжалъ курить трубку, стоя на порог двери.
— Сударь, сказалъ онъ наконецъ, наше заведеніе не годится для такихъ людей, какъ вы, у меня нтъ конюшни для вашей лошади и овса для нея, единственная комната, которая у меня есть, занята. Вы лучше сдлаете, если продете до Кинжея, тутъ всего четыре километра, дорога отличная, за то тамъ есть отличная гостинница Зеленой Собаки.
Не смотря на этотъ отвтъ и видя навсъ, около котораго стояли дв или три копны сна, капитанъ направилъ свою лошадь къ этому мсту.
— Еслибы я васъ послушалъ, хозяинъ, то я былъ бы самъ настоящей зеленой собакой, сказалъ онъ. Какъ я усталъ, моя лошадь также, а вы отправляете насъ еще дальше! Это неблагоразумно, г. Альбертъ Гильо.
Посл этого, полицейскій агентъ, видавшій на своемъ вку не мало негодяевъ и читавшій въ ихъ лицахъ, точно въ открытой книг, началъ разсматривать трактирщика такимъ образомъ, что видимо смущалъ его. Послдній что-то проворчалъ, потомъ сказалъ что пойдетъ занять овса и черезъ нсколько времени принесъ его немного, посл этого онъ началъ вымщать свою досаду на деревенскихъ мальчикахъ, которыхъ привлекъ кабріолетъ и которые танцовали вокругъ прізжаго и его экипажа.
— Принести вамъ вино сюда или вы хотите войти внутрь? спросилъ Гильо, продолжая съ неудовольствіемъ глядть на прізжаго и казалось нисколько не длаяся довольне, такъ какъ всегда боялся что его откроютъ, какъ контрабандиста, онъ боялся штрафа и тюрьмы, а еще боле того, что закроютъ его заведеніе. Баронъ де-Рошбейръ могъ однимъ словомъ изгнать его и это наказаніе было тмъ ужасне, что было бы вполн заслужено, поэтому онъ боялся всякой новой личности. Не смотря на его приличную наружность, онъ сильно боялся что новопрізжій можетъ быть шпіономъ, вотъ почему онъ желалъ бы не впустить его въ домъ.
— Нтъ, я не стану пить здсь, отвчалъ капитанъ, внутри я могу пить гораздо спокойне. Сказавъ это онъ потрепалъ лошадь по ше и поднялся на первую изъ двухъ каменныхъ ступеней, которыя вели въ кабачекъ.
— Я предпочелъ бы совсмъ не имть васъ своимъ кліентомъ, если вы не хотите, чтобы я подалъ вамъ ваше пиво на чистомъ воздух. Здсь очень бдное мсто, совсмъ не подходящее для такихъ людей какъ вы, сказалъ Гильо, становясь поперегъ двери и кром того, сказать по правд, у меня сидитъ тамъ одинъ человкъ, одинъ изъ моихъ лучшихъ кліентовъ, который самъ не помнитъ себя, когда выпьетъ и въ такихъ случаяхъ его гораздо лучше оставлять одного, и такъ сударь, сдлайте мн одолженіе, не входите.
Въ словахъ трактирщика была доля правды. Одинъ изъ его лучшихъ кліентовъ, который былъ никто иной какъ Анатоль Мартенъ, главный лсничій барона де-Рошбейра, дйствительно былъ въ это время въ кабачк и выпилъ черезъ чуръ много, а когда онъ выпивалъ больше чмъ слдуетъ, то имлъ привычку разсказывать то, о чемъ по мннію Гильо, лучше было молчать.
Но трактирщикъ не говорилъ, что въ углу общей залы сидитъ еще одинъ поститель, этотъ человкъ положилъ бывшій съ нимъ мшокъ на стулъ и сдлалъ изъ него подушку, потомъ, протянувъ ноги на другой стулъ, объявилъ что у него сильно разболлась голова и что прежде чмъ продолжать путь онъ долженъ выспаться немного.
Этотъ человкъ казался страшно усталымъ, онъ имлъ видъ деревенскаго работника и говорилъ съ южнымъ акцентомъ, волоса его были совершенно черны, платье покрыто грязью отъ долгой ходьбы по грязнымъ дорогамъ. Альбертъ Гильо былъ почти по невол принужденъ терпть его присутствіе въ кабачк.
— Мой добрый Гильо, такъ кажется ваше имя, я надюсь, что вы не станете упорствовать въ вашемъ негостепріимномъ намреніи. Чортъ меня возьми, или вы сейчасъ же меня впустите, или же я сейчасъ пойду къ мэру и увряю васъ, онъ будетъ очень смяться, когда я разскажу, какъ вы впускаете людей въ общественное мсто, вы меня понимаете, другъ мой? и надюсь, что вамъ освжатъ вашу память, относительно обязанностей трактирщика, въ тотъ день когда кром платы за патентъ, васъ еще заставятъ заплатить хорошій штрафъ.
Въ ршительную минуту Морель всегда прибгалъ къ кодексу и опирался на него. На этотъ разъ его система имла обычный успхъ, такъ какъ Гильо сейчасъ же спустилъ тонъ и поспшно оправился за пивомъ.
Переступивъ черезъ порогъ, Ларамюра машинально снялъ шляпу. Зала имла очень печальный видъ и въ одномъ углу лежалъ человкъ, крпко спавшій или представлявшійся такимъ.
При вид его капитанъ одобрительно улыбнулся.
— Браво! подумалъ онъ, онъ могъ толкнуть меня проходя мимо и я не узналъ бы его.
Рядомъ со спавшимъ, сидлъ человкъ высокаго роста, онъ сидлъ облокотись на столъ, заставленный бутылками, трубками и пустыми стаканами, лицо его было закрыто руками. Это былъ человкъ съ сильно развитыми мускулами, длинные волосы падали на воротникъ его бархатнаго платья, какъ сдая грива, на немъ были надты кожанные штиблеты, сапоги на толстыхъ подошвахъ съ гвоздями, а его поношенное охотничье платье было запачкано въ крови. Это былъ Анатоль Мартенъ, онъ рыдалъ, что казалось очень страннымъ въ человк его сорта. Но это былъ не первый пьяница, котораго капитанъ видлъ рыдающимъ. потому что вино приводило его въ нжное настроеніе, поэтому онъ не выразилъ на лиц ни любопытства, ни удивленія.
Трактирщикъ принесъ ему пиво, которое онъ сталъ прихлебывать маленькими глотками и слъ очень близко отъ лсничаго, но какъ только Гильо вышелъ, не желая выслушивать вещи, которыя ему могло придтись повторить передъ судомъ, въ комнат произошло нкоторое измненіе.
Работникъ, спавшій въ углу приподнялся, тихонько подошелъ къ столу и обмнявшись съ капитаномъ многозначительнымъ взглядомъ, вынулъ изъ кармапа карандашъ и записную книжку.
— Онъ много говорилъ, и я записалъ большую часть его разсказовъ, сказалъ въ полголоса этотъ странный рабочій, голосъ котораго имлъ необычайное сходство съ голосомъ Вайо, точно также какъ и г. Самсона изъ Гавра, который въ теченіи нсколькихъ дней былъ самымъ усерднымъ членомъ клуба путешествующихъ комми въ гостинниц Колокола въ Бомъ-ле-Дам.
— Но шт! продолжалъ незнакомецъ, онъ снова начнетъ говорить.
Оба агента замолчали, прислушиваясь со вниманіемъ къ жалобнымъ стонамъ Анатоли Мартена.
— Ступайте за полиціей, если хотите, сказалъ онъ наконецъ хриплымъ голосомъ, надньте кандалы и ведите меня сейчасъ на эшафотъ, одинъ конецъ! Я заслужилъ мою участь, будьте вы вс прокляты. Я хочу спасти мою душу освободивъ отъ тяжести, которая давитъ ее.
Говорю вамъ, что я большой гршникъ, первый негодяй на свт, такъ какъ она наняла меня, чтобы я совершилъ преступленіе, да, это я выстрлилъ въ несчастнаго молодаго человка и не моя вина, если онъ поправился, но было такъ темно… я выстрлилъ въ него изъ обоихъ стволовъ и видлъ какъ онъ упалъ, точно заяцъ.
Я думалъ, что убилъ его, какъ объ этомъ могутъ узнать? говорила она. Она хорошо мн заплатила: три тысячи франковъ! а когда эти деньги выйдутъ? Ну, что же, я тогда знаю куда идти, чтобы получить еще, друзья мои, но не спрашивайте имени, имя объясняетъ все, а я не хочу ничего сказать, еслибы я хотлъ пойти къ ней, даже сейчасъ, я убжденъ, что она не отказала бы мн въ пятистахъ франкахъ, еслибы я спросилъ ихъ у нея. Гд бутылка? Я еще не достаточно выпилъ, дти мои. Гд бутылка?
Затмъ его мысли приняли другое направленіе и онъ началъ напвать псню, которую окончилъ уже со слезами, продолжая обвинять себя и его единственнымъ утшеніемъ, говорилъ онъ, было успокоить совсть полнымъ признаніемъ, прежде чмъ взойти на эшафотъ.
Агенты внимательно слушали безпорядочную болтовню лсничаго и по мр того, какъ безсвязныя слова произносились имъ, Байе тщательно стенографировалъ ихъ.
Скоро этотъ потокъ словъ вдругъ неожиданно прескся, голова лсничаго опустилась на столъ, а тяжелое, прерывистое дыханіе доказывало, что онъ крпко заснулъ.
— Пока мы знаемъ достаточно, сказалъ Байе, пряча записную книжку обратно въ карманъ, вы его слышали также хорошо какъ и я, теперь мы знаемъ въ чемъ дло. Мы можемъ сегодня же арестовать этого негодяя, но, по моему мннію, лучше подождать. Все это пахнетъ эшафотомъ, но это дикое животное можетъ быть для насъ полезне какъ свидтель, чмъ какъ подсудимый. Поэтому я полагаю, что для насъ лучше будетъ не спшить.
Съ этимъ мнніемъ Морель былъ также вполн согласенъ, такъ какъ скоро снова вышелъ изъ кабака вмст со своимъ помощникомъ.

XIII.
Тайна открыта.

— Вы сдлали великолпную вещь, это просто геніально, говорилъ Жозефъ Морель, по прежнему въ своей роли капитана Ларамюры, обращаясь къ Байе, снова превратившемуся въ Самсона изъ Гавра.
Этотъ разговоръ происходилъ въ зал клуба путешественниковъ въ Бомъ-ле-Дам.
Было три часа, ни одинъ изъ путешествующихъ ковши еще, не возвращался, оба агента были совершенно одни и яркій огонь въ камин горлъ для нихъ однихъ.
Это восклицаніе вырвалъ у Мореля клочекъ смятой печатной бумаги, брошенный на столъ Байе.
— Другъ мой, продолжалъ Морель, вы также счастливы, какъ и умны. Признаюсь вамъ, что я никогда не думалъ пользоваться телеграфомъ, никогда, даю вамъ слово.
Байе принялъ скромный и довольный видъ, и было видно, что онъ глубоко цнилъ одобреніе своего начальника.
— Боже мой! сказалъ онъ, надо сознаться, что ни тотъ, ни другой, мы оба не думали воспользоваться телеграфомъ. Мы предполагали, и не безъ причины, что де-Ламбака отца вызвали сюда во время болзни его сына и естественно предположили, что ему писала Маргарита де-Монторни. Что касается этого, то мы положительно ошиблись, я вамъ скажу, мой дорогой Морель, что отправившись сегодня послать телеграмму полковнику Дювалю о ход дла, я разговорился съ молодымъ телеграфистомъ, который разсказалъ мн вещи достойныя вниманія.
Я по всей вроятности былъ бы хорошимъ наставникомъ, такъ какъ очень скоро пріобртаю довріе молодежи, однимъ словомъ, этотъ юноша очень скоро сошелся со мною, я между прочимъ замтилъ ему, что въ такой трущоб не должно быть много развлеченій, и по всей вроятности мало хорошенькихъ женщинъ. Вы ошибаетесь, отвчалъ онъ мн, еще недавно сюда прізжала одна такая, которая послала депешу въ Парижъ.
Сдлавъ нсколько вопросовъ я узналъ, что эта молоденькая и хорошенькая особа пріхала въ бюро въ шарабан, запряженномъ двумя пони, съ лакеемъ въ ливре, и что депеша была послана де-Ламбаку, въ замокъ Трамбль.
Въ корзинк, куда бросаются ненужныя бумаги, я нашелъ росписку на эту телеграмму, которой молодая двушка не хотла взять, я даже нашелъ тамъ черновую телеграмму.
Своимъ совинымъ взглядомъ Морель въ одно мгновеніе пробжалъ содержаніе обихъ бумагъ.
Телеграмма, составленная очень ловко, увдомляла де-Ламбака о состояніи здоровья его сына и требовала., чтобы онъ былъ взятъ немедленно. Телеграмма была подписана ‘Роза Леге, живущая въ Монторни.’
— Но эта телеграмма написана ея почеркомъ, вскричалъ Морель, сравнивая эту записку съ исписанной бумагой, которую онъ получилъ отъ Аглаи, горничной Маргариты, за золотую брошку въ тридцать франковъ.
— Это еще новое доказательство! Нтъ сомннія, что присяжные признаютъ ее виновной, мы положительно торжествуемъ. Но все-таки жаль, что она такъ хороша и молода!
Въ голос мнимаго капитана прозвучало истинное сожалніе.
— Хороша она или нтъ, молода или стара, нашъ долгъ прежде всего, съ досадой замтилъ Байе, наша обязанность преслдовать преступниковъ, а по моему мннію она несомннно преступница. Когда наша обязанность будетъ кончена, тогда пусть присяжные разтрогиваются, а общественное мнніе длаетъ остальное, я даже буду очень удивленъ, если ее не выпутаютъ изъ всего этого.
— Но, сказалъ Морель, ища что то въ карман, у меня есть другое доказательство и вы увидите, что я былъ не лниве васъ. Вотъ что она спрятала въ дупл дерева, а лсничій нашелъ тамъ, эту прелестную вещичку я вымнялъ два часа тому назадъ у дочери лсничаго на наряды.
Говоря это, агентъ показалъ своему товарищу портретъ, обдланный жемчугомъ. Портретъ представлялъ ребенка, цвтущаго красотою и здоровьемъ.
— Браво! Моредь! вскричалъ Байе, я не могу выразить моей мысли громкими фразами, потому что не умю хорошо говорить, но доставъ этотъ портретъ, вы, какъ я выражаюсь, схватили быка за рога. У насъ есть это, черновая телеграмма и росписка, у насъ есть подъ рукою Мартенъ и Симоне, чтобы быть свидтелями, кром того у насъ есть показанія полковника Дюваля. Да, мы можемъ дйствовать смло.
— Другъ мой, вы знаете что время вещь драгоцнная, сказалъ Морель, глядя на часы, укладывайтесь, демте въ Парижъ, поздъ идетъ черезъ четверть часа. демте.
Сказано, сдлано, и на другой день обоихъ агентовъ уже видли на улицахъ Версаля, нанимающими экипажъ къ полковнику Дювалю.
Когда экипажъ остановился передъ домомъ, изъ него выходили двое, эти двое были полковникъ и его племянникъ Шарль Дюваль.
— Полковникъ, сказалъ ему Морель, мы привезли много новостей.
— А у насъ он также есть, отвчалъ Шарль.
Онъ былъ печальне и серьезне обыкновеннаго.
Байе вопросительно поглядлъ на нихъ.
— Тайна наконецъ открыта, сказалъ тогда полковникъ, мы сейчасъ только изъ кабинета прокурора. Гастонъ де-Ламбакъ во всемъ сознался.

XIV.
Въ кустарникахъ.

Полковникъ былъ немного быстръ въ своихъ заключеніяхъ, Гастонъ де-Ламбакъ не во всемъ сознался.
Дйствовать иначе было не въ его характер. Инстинктъ самохраненія, свойственный каждому человку, сначала заставилъ его не произносить ни слова. Слдователь, допрашивавшій его, не могъ отъ него ничего добиться.
Чтобы добыть доказательства преступленія все было пущено въ дло, начиная отъ слдователя и кончая тюремщикомъ, вс должны были стараться вырвать признанія у арестованнаго. Въ такой борьб вся выгода на сторон суда. Пытка отмнена, но существуетъ тысяча средствъ заставить говорить преступника и вырвать у него признаніе.
Капитанъ де-Ламбакъ не былъ невиненъ, по онъ задалъ порядочную работу тмъ, кто хотлъ доказать его виновность. Онъ хранилъ молчаніе, а если начиналъ говорить, то вс его слова были ложью. Изъ этихъ двухъ вещей судъ несравненно предпочитаетъ ложь, такъ какъ возобновляя вопросы на счетъ одного и того же, достигаютъ того, что сбиваютъ обвиняемаго и если не могутъ добиться лучшаго, то представляютъ эти показанія, которыя, самой своей противорчивостью, говорятъ противъ подсудимаго, конечно боле всего предпочитаются собственныя сознанія подсудимаго.
Гастонъ де-Ламбакъ показалъ гораздо мене слабости, чмъ можно было ожидать съ его стороны, какова бы ни была причина его молчанія, хитрость или глупость, но отъ него не могли добиться ничего сноснаго. Сначала его посадили на хлбъ и на воду, потомъ, перемнивъ тактику, стали давать за обдомъ вино и водку, но онъ былъ на сторож и въ первый разъ въ жизни отказался пить.
Его мать во все это время твердо держалась принятой ею сразу программы. У нея не вырвалось ни одного слова, которое могло бы повредить ея сыну.
Между тмъ, хотя подсудимаго не могли подвергнуть пытк, его подвергали всевозможнымъ нравственнымъ страданіямъ, такъ что наконецъ, разбитый этой безпрерывной неровной борьбой, Гастонъ де-Ламбакъ кончилъ тмъ, что отказался отъ своего упрямаго молчанія. Онъ уже вошелъ въ нчто въ род соглашенія со слдователемъ и разсказалъ ему многія такія вещи, которыхъ было достаточно чтобы погубить его и другихъ.
— Поищите въ кустарникахъ, сказалъ онъ, этимъ именемъ мы называли самую запущенную часть замка Трамбль, въ кустарникахъ между оранжереей и старыми солнечными часами, ищите и вы найдете врное доказательство того, что хотите знать.
— Мы демъ съ королевскимъ прокуроромъ, чтобы присутствовать при розыскахъ, сказалъ Дюваль агентамъ, можетъ быть вы хорошо сдлаете, если также подете.
Въ голос стараго служаки не было ни гордости, ни торжества, онъ казался усталымъ и огорченнымъ.
Полученное имъ въ этотъ день извстіе о признаніи де-Ламбака, сильно поразило его, а между тмъ онъ видлъ теперь близкую возможность оставить эту отвратительную мстность и покончить со всми непріятными послдствіями дла, въ которое онъ вмшался.
Но въ то же время онъ ненавидлъ все, что могло огорчить его дочь, а между тмъ какое-то предчувствіе говорило ему, что надежда Луизы увидть подругу была только иллюзіей и что сердце ея будетъ разбито.
Полицейскіе агенты сейчасъ же поняли важность признаній де-Ламбака, ихъ взгляды встртились и Морель, не игравшій роли капитана, сдлалъ Байе знакъ, отлично понятый послднимъ и выражавшій согласіе съ мнніемъ, выраженнымъ полковникомъ.
— Неправда-ли, полковникъ, сказалъ тогда Байе, ваше мнніе было всегда таково, что едвали мы найдемъ молодую двушку живою.
Дюваль слегка вздрогнулъ.
— Я никогда не говорилъ этого, съ нкоторымъ замшательствомъ отвчалъ онъ.
— Пожалуй, задумчиво продолжалъ Байе, но вы безъ сомннія длали это единственно для того чтобы щадить чувства мадемуазель Дюваль. Бдняжка уврила себя, что найдетъ свою подругу живой и здоровой и вырветъ изъ когтей тхъ, которые держатъ ее плнницей, поэтому было бы жестоко разочаровывать ее въ этой иде, прежде чмъ получится совершенная увренность въ ея ошибочности.
— Признаюсь, отвчалъ полковникъ отрывисто и понижая голосъ, признаюсь, что мои подозрнія были всегда гораздо хуже, чмъ я хотлъ это показать. Я хранилъ ихъ про себя, но я убжденъ, что королевскій прокуроръ подозрвалъ тоже самое и что вы сами никогда не думали иначе.
— Безъ всякаго сомннія, отвчалъ Байе.
— Полковникъ угадалъ совершенно справедливо, съ улыбкой замтилъ Морель.
— Ну, что касается меня, съ жаромъ вмшался Шарль, то я вполн раздлялъ мнніе Луизы. Робертъ де-Ламбакъ былъ человкъ рзкій и грубый, но отъ этого еще далеко до того, въ чемъ вы его подозрваете, эта идея никогда не приходила мн въ голову и я не могу поврить одной вншности, у этого старика еще оставалось настолько порядочности, что онъ не ршился бы пролить кровь бднаго, невиннаго ребенка, какъ….
— Тише, поспшно сказалъ полковникъ, замтивъ Луизу у окна комнаты, какъ разъ надъ тмъ мстомъ гд они говорили.
Луиза высунулась изъ окна и спросила почему отецъ и кузенъ такъ долго разговариваютъ на порог.
Полковникъ и его племянникъ поспшили войти въ домъ, но агенты не могли слдовать за ними, спша съ донесеніемъ въ префектуру.
— Но, полковникъ, сказалъ Морель прощаясь и наклоняясь къ уху Дюваля, очень важно чтобы мадемуазель Дюваль высказалась относительно почерка графини де-Монторни и ея портрета, поэтому, каковъ бы ни былъ результатъ нашихъ розысковъ въ замк Трамбль, не говорите ей ничего, пока я не покажу ей доказательства, привезенныя нами изъ Монторни.
Полковникъ общался.
Такимъ образомъ Дюваль и его племянникъ были принуждены улыбаться и говорить о разныхъ пустякахъ въ то время, когда ихъ умъ былъ до такой степени занятъ мрачными мыслями.
Возможный результатъ поисковъ въ кустарникахъ приводилъ ихъ въ ужасъ, но въ тоже время они могли правдоподобно сказать, что не знаютъ о результат розысковъ полицейскихъ агентовъ, такъ какъ т должны были предварительно сдлать донесеніе въ префектуру. Затмъ они прибавили, что посл полудня должны отправиться къ королевскому прокурору и что тамъ они наврно узнаютъ въ какомъ положеніи дло. Они представлялись спокойными и даже старались казаться веселыми, но мущины плохіе актеры, женщина можетъ скрывать свое горе подъ маской спокойствія и улыбаться когда у нея смерть въ сердц, это женское мужество, но мущин никогда не сдлать этого.
— Поэтому какъ только полковинкъ и его племянникъ ушли на свиданіе, Луиза, нисколько не обманутая ихъ ложью, дала полную волю своимъ слезамъ и громко рыдая бросилась на диванъ.
— Они скрываютъ отъ меня печальную истину, вскричала она, конечно они длаютъ это изъ любви ко мн, но тмъ не мене я чувствую что никогда больше не увижу ея…. никогда! и рыданія ея еще усилились.
Мало по малу въ Версали и по дорог изъ Сенъ-Жерменя въ Сенъ-Жанъ-ле-Виль, всякое движеніе прекратилось и наступила ночь.
Экипажи съ прокуроромъ и его спутниками медленно подвигались впередъ и наконецъ остановились у ршетки замка Трамбль.
Королевскій прокуроръ вышелъ въ сопровожденіи Дюваля, его племянника и агентовъ Мореля и Ватте, и кром того еще пяти человкъ рабочихъ, служившихъ въ полиціи, которыхъ взяли для принятія участія въ розыскахъ.
Кром всхъ этихъ людей, былъ только Версальскій докторъ, человкъ на котораго можно было положиться.
Со времени знаменитаго нападенія и пожара, полиція постоянно сторожила замокъ, въ этотъ вечеръ полицейскій коммисаръ былъ предупрежденъ и ждалъ уже у замка, съ нсколькими подчиненными, прізда королевскаго прокурора.
Бригадиръ Миге, съ двумя жандармами, были также приглашены на эту новую экспедицію.
— Войдемте! сказалъ Делафоржъ и окончимъ какъ можно скоре наше дло.
Двери открылись и вс вошли въ паркъ.
Среди ночи, разрушенный замокъ имлъ особенно печальный и мрачный видъ.
— Зажгите факелы, сказалъ коммисаръ, невольно понижая голосъ.
Одинъ изъ Севъ-Жерменскихъ полицейскихъ агентовъ служилъ проводникомъ, онъ былъ знакомъ со старымъ садовникомъ замка и зналъ гд находится старая, разрушенная оранжерея.
Зажженные факелы освщали фантастическимъ свтомъ кустарники и сырую, черную землю.
Втеръ свистлъ между деревьями и тишина была такъ глубока, что слышно было какъ падали на землю капли дождя, удержавшіяся на деревьяхъ
Едва пробираясь сквозь густые кусты, загораживавшіе дорогу, маленькій караванъ дошелъ наконецъ до колосальныхъ солнечныхъ часовъ, совершенно заросшихъ мохомъ. Разрушенная оранжерея, безъ крыши и дверей, также находилась тутъ, представляя изъ себя картину полнйшаго разрушенія. Трава и кусты, которыми заросла вся оранжерея, представляли такой дикій видъ, что это много напоминало собою степи южной Америки.
— Вотъ безъ сомннія то мсто, которое они называли кустарниками! сказалъ прокуроръ, оглядываясь вокругъ себя.
— Ну, теперь за дло, прибавилъ полицейскій коммисаръ, рыть надо здсь.
Говоря это, онъ указалъ на мсто между солнечными часами и оранжереей.
Въ ту же минуту рабочіе принялись за дло. Странный и почти дикій видъ представляла эта запущенная часть сада, когда при мрачномъ свт факеловъ, зрители съ блдными и взволнованными лицами слдили за работой.
Земля вырыта была довольно глубоко, но не нашлось ничего подозрительнаго. Ничто не указывало чтобы землю рыли недавно. Прокуроръ началъ хмуриться съ такимъ видомъ, который не общалъ ничего добраго для арестапта, такъ какъ до сихъ поръ факты опровергали его показанія.
— Онъ обманулъ насъ, сказалъ прокуроръ, тмъ хуже для него.
Рабочіе стояли опершись на заступы и отдыхали. Ими начало овладвать отчаяніе, они вырыли очень глубоко, а еще ничто не вознаградило ихъ за ихъ усилія.
— Еслибы я смлъ выразить мое мнніе, г. коммисаръ, раздался тогда голосъ Мореля, то я сказалъ бы: ищите въ другомъ мст, сдлайте еще одну попытку, возьмите немного влво отъ солнечныхъ часовъ, тутъ есть одно мсто, гд трава кажется мн сильно попорченной.
Коммисаръ повернулся къ своимъ людямъ.
— Друзья мои, сказалъ онъ, вотъ г. Морель покажетъ вамъ мсто гд рыть землю.
— Ройте тамъ гд вы видите что трава темная и короткая и гд корни деревьевъ разорваны, сказалъ Морель, ройте отъ большаго камня до этого куста маргаритокъ, будьте осторожне, когда станете рыть.
— Видно, что дернъ былъ уже разъ приподнятъ, сказалъ одинъ изъ рабочихъ начиная рыть землю.
— Да. да, это сейчасъ видно, согласились другіе и они съ новымъ жаромъ принялись за дло.
Не прошло и нсколькихъ минутъ, какъ они остановились.
— А, вскричалъ одинъ изъ нихъ, мн попалось что то.
Черезъ мгновеніе это что то было вырыто. Это была рука, блдная рука мертвой, похожая на восковую модель, безукоризненной формы, вотъ что появилось вдругъ среди корней и комковъ черной земли.
— А! вскричали работники, бросая заступы и вытирая холодный потъ, она тутъ! такъ это правда!
— Чортъ возьми! мн дурно, вскричалъ одинъ, садясь на край ямы.
А между тмъ, этотъ рабочій былъ здоровый, сорокалтній человкъ, бывавшій въ сраженіяхъ, такъ какъ вс эти рабочіе были выбраны изъ самыхъ храбрыхъ и вс были солдатами. Но бывшій зуавъ не могъ безъ трепета видть этой маленькой ручки, которую земля сохранила неприкосновенной.
Одинъ изъ агентовъ далъ ему выпить немного водки, чтобы поднять его на ноги, онъ выпилъ нсколько глотковъ и съ отвращеніемъ взялся снова за заступъ.
Вс снова принялись-за работу.
Никто, надо сказать правду, не имлъ ни малйшаго желанія смяться, вс лица были серьезны и тревожны, такъ какъ смерть производитъ впечатлніе на самыхъ храбрыхъ.
Заступы сразу ударились о какое то мягкое препятствіе. Земля была поспшно разбросана и изъ подъ нея показалась черная масса завернутая въ какія то лохмотья.
По приказанію коммисара эту массу развернули.
Хотя каждый приготовился къ тому, что должно было явиться, но невольный трепетъ охватилъ всхъ при вид представившагося имъ зрлища.
— Бдняжечка, они убили ее! Да поразитъ небесное проклятіе того, кто былъ настолько подлъ, что совершилъ это постыдное дло. Посмотрите какъ она молода! Она такъ хороша, что можно подумать будто она спитъ, бдняжка. Т, кто напали на тебя были настоящіе мясники.
Морель вынулъ изъ кармана медальонъ и сталъ внимательно сравнивать его съ лицомъ покойницы.
— Сомнніе боле невозможно, твердо сказалъ онъ, здсь было совершено отвратительное преступленіе. Тло, лежащее у нашихъ ногъ есть тло настоящей графини Маргариты де-Монторни, которая по несчастію попала въ этотъ проклятый домъ, эта могила была вырыта руками убійцъ. Затмъ онъ прибавилъ, обращаясь къ работникамъ: поднимите ее, поосторожне.
Это послднее замчаніе было совершенно безполезно, такъ нжно подняли эти грубые люди, безчувственное тло несчастной двушки. Они медленно прошли черезъ садъ и положили покойницу на тоже мсто, гд еще недавно лежали обезображенные останки Роберта де-Ламбака.
Докторъ поспшно осмотрлъ трупъ,
— Я не нахожу никакихъ слдовъ насилія, сказалъ онъ, не будь этотъ трупъ похороненъ такъ таинственно, я не подумалъ бы что тутъ совершено преступленіе. Я полагаю, г. коммисаръ, что этотъ человкъ не былъ обыкновеннымъ убійцей. До завтрашняго дня я не могу ничего сдлать и для дальнйшихъ опытовъ желалъ бы помощи одного или двухъ изъ моихъ товарищей.
Было ршено исполнить его просьбу.
На ночь въ замк оставили сторожей, а вс остальные поспшно возвратились въ Версаль.
— Ну мой милый, сказалъ но дорог Морель, обращаясь къ Байе, будь она еще прекрасне и еще безстрашне, она все-таки наша.

XV.
Преступница.

Тайна была доле невозможна, Луиза Дюваль должна была узнать печальную истину изъ устъ своего отца, которому предстояла тяжелая обязанность. Онъ вернулся изъ этой ужасной экспедиціи гораздо позже полуночи, но Луиза не спала, и при взгляд на ея взволнованное лицо полковникъ понялъ, что скрывать доле отъ нея истину было бы безполезно.
Тогда онъ разсказалъ ей о сдланномъ открытіи, пройдя молчаніемъ наиболе трогательныя подробности и бдная Луиза не заставила его раскаяться въ его откровенности. Правда, она горько заплакала, но ея горе было все-таки довольно сдержанно, а когда полковникъ разсказалъ ей какъ прекрасно и спокойно было лицо ея подруги, Луиза даже улыбнулась сквозь слезы.
— Я знаю отецъ, какъ невинна и добра была Маргарита, кротко сказала она, а теперь, когда я знаю истину, я, такъ сказать, мене несчастна, чмъ тогда, когда считала ее плнницей, моя дорогая подруга теперь на неб, гд ни горе ни страданія не могутъ постигнуть ее, ея чистая душа нашла себ мсто среди ангеловъ, на которыхъ она походила еще здсь. Но мн хотлось бы увидать ея въ послдній разъ. Позволишь ли ты мн это, отецъ?
Полковникъ покачалъ головой.
— Лучше если ты избавишь себя отъ этого печальнаго зрлища, которое лишь увеличитъ твое горе, сказалъ онъ. Докторъ объявилъ, что ее надо хоронить какъ можно скоре. Къ чему усиливать свою печаль? Я могу уврить тебя, дитя мое, что бдная двушка кажется умершей безъ всякихъ страданій. Преступленіе конечно не уменьшается отъ этого, такъ какъ нтъ сомннія, что смерть ея не была естественной, но конецъ ея долженъ былъ быть покоенъ, такъ какъ на ея блдномъ и печальномъ лиц нтъ никакихъ слдовъ страданій.
А теперь, дорогая моя, покойной ночи, постарайся отдохнуть, это необходимо, мы скоро можемъ оставить этотъ городъ и постараемся вырвать все это изъ нашей памяти, какъ дурной сонь, который надо забыть.
На другой день утромъ, къ полковнику пріхалъ прокуроръ, въ сопровожденіи двухъ агентовъ и секретаря.
Делафоржъ, по природ очень вжливый, въ этотъ разъ превзошелъ самаго себя. Онъ поминутно потиралъ руки, а глаза его, сквозь очки, сверкали необычайно привтливо, тогда какъ на губахъ играла торжествующая улыбка.
— Не желая безпокоить мадемуазель среди ея горя, я пріхалъ самъ просить ее сдлать намъ одолженіе и посмотрть одну бумагу, которую досталъ намъ несравненный помощникъ Байе, сказалъ прокуроръ беря отъ секретаря черновую телеграммы, отправленной къ де-Ламбаку. На подписи сказано Роза Леге, но нтъ сомннія въ томъ, кто именно скрывается подъ этимъ псевдонимомъ. Знакомъ ли вамъ этотъ почеркъ?
— Нисколько сударь, сколько мн кажется, я никогда не видла его.
— Отлично! продолжалъ прокуроръ, по всей вроятности у васъ есть нсколько строкъ, написанныхъ покойной графиней де-Монторни?
Луиза вышла изъ комнаты и почти сейчасъ же возвратилась, неся книжку, на которой было написано слдующее:

Луиз Дюваль.

‘Желаю счастія на новый годъ и на вс слдующіе.

Нжно любящая тебя
Маргарита де-Монторни.’

— Все къ лучшему сударыня, сказалъ онъ, между двумя почерками нтъ ни малйшаго сходства. А теперь, г. Морель, прошу, перейдемъ къ портрету.
Агентъ вынулъ изъ кармана медальонъ и положилъ на столъ.
Луиза наклонилась, чтобы разсмотрть его.
— Я не знаю этого лица, сказала она, это портретъ ребенка. Ахъ, нтъ, теперь я узнаю ее, это моя бдная, дорогая Маргарита. О! я не въ состояніи переносить этого доле, возьмите этотъ портретъ.
Отвернувшись отъ медальона и отъ жестокаго человка, подвергавшаго ея чувства такому тяжелому испытанію, она въ слезахъ убжала къ себ въ комнату, куда за нею послдовалъ ея кузенъ, напрасно стараясь ее утшить.
— Такъ какъ мадемуазель Дюваль нашла нужнымъ лишить насъ своего присутствія, то я воспользуюсь ея отсутствіемъ чтобы просить полковника, въ интересахъ правосудія, спросить у своей дочери, видитъ ли она въ глазахъ этого портрета, что-либо особенное, такъ, напримръ, не ошибся ли живописецъ въ цвт глазъ?
Полковнику было очень непріятно идти къ дочери и причинить ей еще новое огорченіе, предлагая этотъ хотя и банальный вопросъ, но потребованный прокуроромъ. Тмъ не мене, онъ высказалъ ей его желаніе и вскор вернулся обратно.
— Портретъ, не считая разницы въ лтахъ, нарисованъ очень врно, сказалъ Дюваль, дочь моя не находитъ въ немъ ничего особеннаго, глаза черные, но они вполн гармонируютъ съ цвтомъ волосъ.
— Я такъ и думалъ, сказалъ прокуроръ, потирая руки и улыбаясь, г. Сикаръ, продолжалъ онъ, обращаясь къ секретарю, позовите сюда тхъ, которые ожидаютъ моихъ приказаній. Вы позволите мн сдлать это у васъ, полковникъ, такъ какъ я пришелъ для того чтобы не безпокоить мадемуазель Дюваль.
Полковникъ сдлалъ знакъ согласія и секретарь исчезъ, вскор появившись обратно въ сопровожденіи толстой крестьянки.
— Вы были на служб у г. де-Ламбака? спросилъ ее прокуроръ.
— Да, сударь, отвчала толстая Адель, глядя вокругъ съ наивнымъ любопытствомъ.
— Вы помните племянницу мадамъ де-Ламбакъ, Генріетту Жаке? продолжалъ прокуроръ.
— Да, сударь, я уже сто разъ говорила это, право это очень тяжело, для такой двушки какъ я быть принужденной выслушивать вс эти глупости вмсто того, чтобы работать, я говорю правду, сударь, вы извините меня.
— Какого цвта были глаза у Генріетты Жаке? повелительно спросилъ ее прокуроръ.
— Ну! этого я наврно не знаю, отвчала Адель, теребя подбородокъ, я никогда объ этомъ прежде не думала… кажется что голубые, да, голубые какъ небо, хотя волосы ея были черны, какъ вороново крыло.
— Г. Морель и вы Ватте, сказалъ прокуроръ, вы много разъ и при различныхъ обстоятельствахъ, видли ту особу, которая заняла мсто Маргариты де-Монторни, какого цвта ея глаза?
— Голубые, отвчалъ Ватте.
— Я могу только подтвердить слова моего товарища, сказалъ Морель, особа, о которой идетъ дло, дйствительно иметъ голубые глаза, тмъ боле замчательные, что обладательница ихъ брюнетка.
— Въ такомъ случа, я полагаю, господа, что мы приподняли послднюю завсу, скрывающую это таинственное дло, продолжалъ прокуроръ, сегодня я узналъ что несчастная графиня была узнана сестрой Пьереттой и другими монахинями, точно также какъ и докторомъ Маріономъ, поэтому правосудію остается только поразить виновныхъ. Несмотря на всю хитрость замшанныхъ въ это дло преступниковъ, истина извстна намъ вполн. Доказано, что одна особа извлекла пользу изъ преступленія, это та, которая похитила у мертвой ея имя и положеніе въ свт, намъ наконецъ удалось открыть это чудовище испорченности, эту волчицу въ образ женщины, это Генріетта Жаке, и правосудіе заставитъ ее отвтить за преступленіе въ замк Трамбль.
Языкъ Делафоржа былъ пылокъ и энергиченъ. Онъ оставилъ свое притворное добродушіе, чтобы принять роль публичнаго обвинителя, который безъ состраданія требуетъ крови за кровь.
Онъ не прибавилъ больше ни слова и скоро вс собравшіеся у Дюваля разошлись, предварительно простившись съ нимъ.
Оставшись одинъ, полковникъ началъ разсуждать вслухъ, все еще сохраняя долю недоврія.
— Эта молодая двушка, которую я видлъ на базар въ Безансон, чудовище! Она заслуживаетъ наказанія, но неужели ея преступленіе будетъ наказано смертью? Прокуроръ далъ намъ понять, что Гастонъ де-Ламбакъ, вслдствіе своихъ признаній, будетъ по всей вроятности осужденъ, тогда какъ она, по всей вроятности будетъ казнена. Это ужасно! Такъ какъ, даже допустивъ что она принимала участіе въ совершеніи преступленія, надо думать что она была только орудіемъ въ рукахъ этого жестокаго дяди отъ котораго она зависла и т. д.
— Полковникъ, приказъ объ арест будетъ отданъ завтра, сказалъ Байе, просовывая въ дверь голову, мы сейчасъ же демъ въ Парижъ, а оттуда прямо въ Монторни, арестъ долженъ быть устроенъ сейчасъ же, такъ какъ Генріетта Жаке преступница.

XVI.
Мужество преступленія.

Опасность была близка и неизбжна, молодую двушку волновало теперь не какое нибудь неопредленное подозрніе, она уже давно знала что погибла, гораздо раньше чмъ до ея ушей дошли кое какіе слухи, но она была готова на все.
Нкоторыя избранныя натуры одарены инстинктомъ который предупреждаетъ ихъ объ опасности тогда, когда она еще далека.
Та, которую мы будемъ продолжать звать Маргагаритой де-Монторни, была одной изъ этихъ избранныхъ, она давно уже поняла угрожающую ей опасность и хладнокровно обдумала всю затруднительность своего положенія.
Маргарита не могла никому доврить убжденія въ своей близкой гибели, она знала что ея враги многочисленны и могущественны, а она слаба и одинока.ъ
Признаки собиравшейся надъ нею грозы, были безчисленны, хотя и очень слабы. Маргарита не могла выхать изъ дома, чтобы за ней не слдили, и весь замокъ былъ окруженъ полиціей.
Баронъ де-Рошбейръ замтилъ это и сдлалъ по этому поводу нсколько вопросовъ, но человкъ, къ которому онъ обратился, отвчалъ ему, что поступая такимъ образомъ, онъ исполняетъ данное свыше приказаніе, что въ этой мстности находятся подозрительные люди, но что онъ не можетъ ничего больше прибавить.
Баронъ удовольствовался этимъ отвтомъ, не подозрвая, что подозрительное лицо было членомъ его семейства, онъ не зналъ что сыщикъ Байе, передъ отъздомъ изъ Безансона, имлъ длинный разговоръ съ начальникомъ тайной полиціи.
Анатоль Мартенъ имлъ страшную сцену съ дочерью, обвиняя ее, что она взяла медальонъ, который та продала моряку разнощику. Отецъ и дочь обмнялись рзкими словами, въ которыхъ съ одной стороны заключались угрозы, съ другой непочтительные отвты и большая часть прислуги замка слышала какъ Жанна отвчала отцу, что медальонъ принадлежалъ ей столько же, какъ и ему, что это собственность графини Маргариты, и что если онъ зоветъ дочь воровкой, то она точно также, хотя онъ ей и отецъ, можетъ назвать его воромъ.
Этотъ споръ дошелъ до ушей Манонъ, которая сочла своимъ долгомъ разсказать о мнимомъ воровств баронесс де-Рошбейръ, но такъ какъ дло касалось Маргариты, то она прежде всего пошла къ ней.
Маргарита послала за лсничимъ и его дочерью и объясненіе окончилось тмъ, что Жанна была отставлена и оставила замокъ безъ аттестата, но за то съ туго набитымъ кошелькомъ.
Затмъ Маргарита объявила Манонъ, что Мартенъ присвоилъ себ этотъ медальонъ отчасти по ея вин, и что она убждена, что въ этомъ случа они оба не дйствовали нечестно, и затмъ прибавила, что не было надобности безпокоить баронессу этимъ совершенно неинтереснымъ для нея дломъ.
Такимъ образомъ Жанна оставила замокъ Монторни, унося съ собой достаточно денегъ, чтобы устроиться, завести маленькую торговлю или выйти замужъ по своему желанію. Со своей стороны, Анатоль Мартенъ, ко всеобщему удивленію, оставилъ мсто лсничаго и выразилъ желаніе эмигрировать. У него также было много денегъ, которыя жгли ему руки, онъ получилъ по многимъ чекамъ у одного банкира въ Безансон, гд у Маргариты были положены значительныя суммы.
Отъ Мартена и его дочери, Маргарита узнала о находк медальона въ дупл платана и о продаж этого медальона разнощику. Кто былъ этотъ разнощикъ? То, что онъ разсказывалъ о своихъ длахъ было довольно правдоподобно. Онъ не стсняясь говорилъ всмъ свое имя, его звали Ларамюра, онъ путешествовалъ для одного алжирскаго торговаго дома и жилъ въ гостинниц Колокола, въ Бомъ-ле Дам.
У Маргариты еще оставалось около восьми или десяти тысячъ франковъ, и многіе на ея мст устроились бы съ этой суммой. Въ прежнее время она считала бы себя богатой, имя эту сумму, но теперь жизнь представлялась ей въ иномъ свт, она подышала новой атмосферой. Роскошь и почетъ, наполнившіе ея жизнь, стали для нея необходимы. Ей во чтобы то ни стало надо было спастись отъ бднбсти и неизвстности. У нея были драгоцнности, между прочимъ прекрасный брилліантовый уборъ, но какъ ни хорошъ онъ былъ, все-таки онъ не былъ самъ по себ богатствомъ. Лучше было остаться и перенести все, чмъ вести вдали темное существованіе, работая изъ за куска хлба.
А между тмъ она знала насколько великъ ея умъ, знала твердость своей воли, значитъ она легко могла надяться придумать что-либо, но можетъ быть теперь было уже слишкомъ поздно! Пытаться бжать, чтобы быть пойманной, было безуміемъ, такъ какъ поступая такимъ образомъ значило самой осудить себя. Тмъ не мене, будь у нея большая сумма денегъ, она можетъ быть ршилась бы искать убжища въ Новомъ Свт, но этому не суждено было быть. Мы вс должны покоряться своей судьб.
Несмотря на свою истинную привязанность къ своей молодой родственниц, баронъ де-Рошбейръ увидлъ себя принужденнымъ сдлать ей замчаніе, относительно нкоторыхъ чрезмрныхъ расходовъ. Онъ высказался также противъ выбора нотаріуса Симоне въ управляющіе имніями Маргариты въ Дофинэ и Крез, выставляя въ подтвержденіе своихъ словъ то, что нотаріусу достаточно дла въ Монторни, и что онъ незнакомъ совершенно съ тамошней мстностью. Кром того, онъ особенно предостерегалъ Маргариту, чтобы она не дозволяла злоупотреблять своей молодостью и добротой, и какъ опекунъ ршительно отказалъ ей положить въ Безансонское отдленіе французскаго банка полтораста тысячъ франковъ на предъявителя.
Баронъ де-Рошбейръ былъ убжденъ, что обязанъ мшать расточительности своей родственницы, которая иначе могла кончить тмъ, что разстроила бы свое громадное состояніе. По всмъ вроятіямъ она скоро должна была найти мужа, достойнаго ея и онъ не желалъ, чтобы этотъ мужъ могъ упрекнуть его въ невниманіи къ интересамъ сироты. Такимъ образомъ все соединилось, чтобы не дать Маргарит возможности бжать.
Рауль де-Рошбейръ избгалъ своей кузины насколько это можно было сдлать не возбуждая вниманія. Но онъ не переставалъ со вниманіемъ наблюдать за нею и хотя она потеряла всякую надежду вернуть его къ своимъ ногамъ, ею невольно овладло сожалніе, когда онъ сказалъ о своемъ скоромъ возвращеніи въ Парижъ.
Баронъ долженъ былъ хать съ нимъ вмст, а баронесса съ дочерями предполагали остаться въ деревн еще мсяцъ и даже боле.
— Борьба была непродолжительна, говорила себ Маргарита, оставаясь одна, я была бы спасена, еслибы мн удалось провести зиму въ Париж! Я достаточно знаю свтъ, чтобы быть въ этомъ убжденной. Въ нашъ вкъ люди съ такимъ громкимъ именемъ не умираютъ на эшафот. Свтила науки объявляютъ преступника подверженнымъ безумію и онъ преспокойно доживаетъ до старости. Еслибы я умла выйти замужъ за человка знатнаго, съ большимъ вліяніемъ, меня никогда не предоставили бы моей печальной участи. Множество людей имли бы интересъ спасти меня отъ позора, который могъ бы отразиться на блеск ихъ герба и вырвали бы меня изъ когтей правосудія. Самое худшее, что могло бы случиться, это меня мгновенно заставили бы исчезнуть съ этого свта, выдавъ за мертвую. Журналы напечатали бы мой некрологъ, а я, получивъ тысячъ пятьдесятъ годового дохода отъ моего аристократическаго семейства, отправилась бы проживать его подъ фальшивымъ именемъ за границей. Тогда я легко могла бы снова играть роль. Но это невыполнимо, какъ какъ теперь уже слишкомъ поздно и я умру не успвъ бросить ни одного взгляда на обтованную землю.
Одинъ разъ вечеромъ, Аглая явилась къ своей госпож принеся визитную карточку, которую нашли въ шелковомъ плать, купленномъ у Дарамюра, по довольно дешевой цн, на карточк стояло:

Жозефъ Морель.
Агентъ общественной безопасности.
Іерусалимская улица.

— Мн казалось, Аглая, что вы сказали будто это карточка торговца, спокойно сказала Маргарита, а это просто адресъ какого-то Мореля, служащаго въ Париж, я полагаю, что агентъ общественной безопасности принадлежитъ къ полиціи, но не знаю этого наврно, вы сдлаете лучше, если займетесь моими бархатными бантами, лвый посаженъ совсмъ косо.
Однако, когда Аглая ушла, ея госпожа печально улыбнулась и выраженіе вызова и вмст съ тмъ отчаянія, омрачило ея красоту, какъ мрачныя крылья ангела тьмы.
— Драма подходитъ къ развязк, сказала она.
Вскор посл этого она сошла въ гостиную и была еще веселе, чмъ обыкновенно, точно жизнь сулила ей одн радости и счастіе.
Поздне вс вспоминали, что въ эти послдніе дни Маргарита появилась во всемъ своемъ блеск, она была веселе, увлекательне, нжне, чмъ когда либо.
— Обо мн будутъ помнить, говорила она себ, и ничто не изгладитъ слдовъ моего пребыванія среди этого почтеннаго и всми справедливо уважаемаго семейства.
Она всегда прекрасно пла, ея голосъ былъ силенъ и выразителенъ, но въ эти послдніе дни ее нельзя было слушать безъ восхищенія. Ея голосъ трогалъ до глубины души. Даже Рауль не могъ противиться очарованію. Его честная и благородная натура инстинктивно недоврявшая этой женщин, была почти побждена звуками этого страстнаго голоса, торжествовавшаго надъ его умомъ и намреніями.
Между тмъ, богатая наслдница каждый вечеръ, ложась въ постель удивлялась, что маска до сихъ поръ еще не сорвана съ нея и наказаніе не постигло ея.
Она считала каждый прошедшій часъ. Обыкновенные преступники предаются своимъ дурнымъ инстинктамъ до того дня, когда чувствуютъ себя наконецъ пойманными, тогда ихъ мнимая энергія превращается въ слабость, которая давитъ ихъ.
Не то было съ Маргаритой де-Монторни. Она видла приближеніе грозы и слдила взглядомъ за густымъ облакомъ, которое приближалось къ ней, она ждала наказанія съ отчаяніемъ, по не побжденная.

XVII.
Маска падаетъ.

У герцога д’Агильяра давался большой балъ. Идея этого бала была внушена капитаномъ де-Бургомъ и барономъ Гере, и благодаря дипломатіи послдняго, мать герцога д’Агильяра согласилась быть хозяйкой этого бала.
Само собою разумется, что семейство де-Рошбейра было приглашено, такъ какъ офицеры придумали этотъ балъ въ честь Маргариты Монторни. Прежде чмъ говорить о ней въ Париж, они хотли видть ее на балу и судить на сколько она въ состояніи блистать въ большомъ обществ.
Оба офицера отказались отъ безполезной надежды на женитьбу на такой красавиц какъ дочь графа де-Монторни, къ личнымъ прелестямъ которой присоединялось еще пять или шесть сотъ тысячъ франковъ годоваго дохода.
Два экипажа, такъ какъ для семейства де-Рошбейръ одного было мало, стояли у подъзда замка Монторни, все семейство собралось около камина въ голубой гостиной и вс, даже Рауль, не могли удержаться отъ восклицанія восторга, когда въ гостиную вошла Маргарита.
Вс знали что она подетъ на этотъ балъ въ бломъ плать, но никто не воображалъ чтобы этотъ костюмъ могъ до такой степепи гармонировать съ ея чудной красотой.
Это было ея первое бальное платье, шелкъ блестлъ сквозь волны тюля, отдланнаго перьями и брилліантами, все вмст было такъ хорошо составлено, что еще боле выставляло красоту Маргариты, точно богатая рамка дорогую картину.
Въ первый разъ вс увидали близну и прелестную форму ея плечъ, а ея чудная головка была въ первый разъ украшена цвтами.
Жемчугъ и брилліанты смшивали свой блескъ и красоту, съ красотой очаровательницы. Несомннно, считается очень благоразумнымъ, когда богатая наслдница просто одта и не носитъ богатыхъ украшеній, но блескъ брилліантовъ казалось составлялъ принадлежность этого ребенка, какъ благоуханіе составляетъ необходимую принадлежность розы.
Отсутствіе всякаго другаго цвта еще боле оттняло черноту и блескъ ея волосъ, ея щеки были по крыты легкимъ румянцемъ. Однимъ словомъ это было восхитительное видніе!
— Дорогая моя, сказала Люси, подходя къ ней съ истиннымъ восторгомъ, лишеннымъ всякой зависти, какъ вы прекрасны! Мы вс въ восторг отъ васъ и я убждена, что сегодня вечеромъ…
Въ эту минуту раздались сердитые голоса, шаги, большое движеніе, потомъ новый споръ.
Не договоривъ своей фразы, Люси съ безпокойствомъ оглянулась.
Шумъ все увеличивался и это обстоятельство было до такой степени необычайно въ ихъ дом, обыкновенно столь тихомъ, что баронесса пришла въ безпокойство.
— Врно случилось какое-нибудь несчастіе, сказала она.
Рауль поспшилъ отворить дверь, чтобы узнать причину шума.
Передняя была полна народу, одинъ полицейскій агентъ сторожилъ главный входъ. Кром того тамъ было еще нсколько человкъ постороннихъ, которые обмнивались съ мужской прислугой замка далеко не любезными словами, тогда какъ три или четыре горничныхъ ходили туда и сюда съ живостью говоря что-то.
— Что все это значитъ? вскричалъ входя Рауль. Что такое случилось?
— Выслушайте меня сударь, и прикажите прислуг отойти, сказалъ одинъ изъ пришедшихъ, мущина съ энергичнымъ и выразительнымъ лицомъ, если мы шумли, то причиною этого они, а не мы. Мы должны сейчасъ же видть барона де-Рошбейръ, по одному крайне важному длу и тотъ, кто будетъ пытаться помшать намъ увидать его, тотъ сильно рискуетъ.
— Кто вы? Что вамъ надо? спросилъ Рауль, длая знакъ лакеямъ пропустить пришедшихъ.
Ихъ было трое. Тотъ, который говорилъ первый, снова обратился къ Раулю.
— Намъ необходимо сейчасъ же говорить съ вашимъ отцемъ повторилъ онъ. Простите насъ за причиняемое безпокойство, но мы обязаны исполнить нашъ долгъ. Вотъ г. Байе, одинъ изъ агентовъ общественной безопасности, я самъ агентъ, мое имя Морель. Намъ отданъ приказъ парижскимъ судомъ, онъ подписанъ королевскимъ прокуроромъ, мы должны арестовать…
— Ради Бога молчите, перебилъ его Рауль, идите сюда въ кабинетъ отца, я сейчасъ предупрежу его.
Передняя замка Монторни представляла самое странное зрлище.
Это была большая комната, съ мраморными колоннами и лпнымъ потолкомъ, но въ эту минуту видъ ея былъ самый необычайный. Прислуга собралась группами и шепталась, они немного успокоились и гнвъ смнился любопытствомъ.
Между тмъ Рауль вызвалъ барона, который пришелъ въ кабинетъ и нашелъ сына въ обществ полицейскихъ агентовъ.
Двери были тщательно заперты, такъ что и любопытные не могли разслышать разговора, происходившаго притомъ же въ полголоса.
Черезъ нсколько времени баронъ вышелъ изъ кабинета въ сопровожденіи Рауля и обоихъ агентовъ.
— Он должны узнать истину, сказалъ онъ со вздохомъ. Лучше если он узнаютъ все сразу.
Посл этого вс вмст вошли въ голубую гостиную гд испуганная баронесса сидла съ дочерями.
Баронесса де-Рошбейръ была женщина далеко не храбрая, а начало болзни сердца заставляло ея бояться волненій, такъ какъ ей постоянно повторяли, что всякое сильное потрясеніе можетъ быть для нея опасно.
Баронъ зналъ это и удалялъ отъ нея всякія безпокойства, если только это было возможно, по въ эту минуту онъ забылъ всякую осторожность, такъ какъ поразившій его ударъ былъ слишкомъ непредвиднъ и неожиданъ.
— Гд Маргарита де-Монторни? хриплымъ голосомъ спросилъ онъ, гд она? Это ужасное дло касается ея.
Баронесса и ея дочери оглянулись кругомъ и въ первый разъ посл начала шума, замтили, что Маргарита исчезла.
— Ей не уйти отъ насъ! сказалъ Морель улыбаясь и пожимая плечами.
Тогда баронъ опустился на стулъ и закрылъ лицо руками. Перемна, происшедшая въ немъ въ нсколько мгновеній была ужасна, онъ вдругъ состарлся. Когда онъ вошелъ въ комнату, глаза его сверкали гнвомъ, но теперь, не найдя виновной, онъ чувствовалъ только одну печаль.
— Разскажи имъ Рауль, что мы узнали, сказалъ онъ, я не въ состояніи сдлать этого. Кто могъ ожидать такой испорченности отъ этой интриганки, которую мы такъ нжно любили. Ахъ! какъ тяжелъ позоръ.
Затмъ нсколько мгновеній слышны были только рыданія и безсвязныя слова. Баронесса лежала на диван почти безъ чувствъ. Наконецъ испуганныя дочери ршились предложить вопросъ.
— Кто эта интриганка? Отецъ, вы не могли такъ говорить о Маргарит! вскричала Амели.
Рауль печально покачалъ головою.
— Къ несчастію это правда, моя бдная Амели, сказалъ Рауль сестр, она занимаетъ здсь чужое мсто. Къ счастію она не нашего круга и не нашей крови. Это чудовищно, она похитила имя и богатство другой! Но остальное еще ужасне.
Но тутъ онъ вдругъ потерялъ хладнокровіе и съ жаромъ вскричалъ:
— И какъ только я подумаю что хотлъ жениться на ней, что она была сестрою моихъ сестеръ! О! какъ мы были обмануты, какъ велико было наше ослпленіе.
Тогда недовріе молодыхъ двушекъ стало уменьшаться, он залились слезами и на ихъ горе было тяжело смотрть.
Сильно взволнованная баронесса старалась удержать біеніе своего сердца и съ упрекомъ глядла то на сына, то на мужа.
— Какой позоръ! какая подлость! сказала она наконецъ, и вы мущины, которые должны были бы лучше знать свтъ и не дозволить чтобы эта несчастная была подругой нашихъ дтей, и такимъ образомъ покрыла насъ позоромъ. Ахъ! это ужасно! и она зарыдала.
— Нтъ, матушка, вы не поняли, вскричалъ Рауль, клянусь вамъ, это не то, что вы думаете, ея позоръ не таковъ, какой покрываетъ женщину, забывшую свои обязанности. Какъ ни испорчена она, но я готовъ поклясться моимъ спасеніемъ что она сохранила неприкосновенной свою двическую честь. Но есть другіе проступки, за которые несчастной придется отвтить передъ Богомъ и людьми.
— Какъ? Что же она сдлала? Тихо спросила Амели.
Голосъ Рауля дрогнулъ, когда онъ отвтилъ сестр.
— Ея настоящее имя Генріетта Жаке и эти господа, полицейскіе агенты, которые имютъ приказъ арестовать ее, они отвезутъ ее въ Парижъ гд ее будутъ судить и осудятъ.
— Осудятъ? за что? вскричала баронесса.
— Въ чемъ же ее обвиняютъ?
— Въ убійств! сказалъ Байе и къ сожалнію я долженъ прибавить, что нтъ никакихъ сомнній въ ея виновности.
— Убійство!
Это ужасное слово оледнило вс сердца. Наступило продолжительное молчаніе, которое наконецъ прервалъ баронъ.
— Амели, сказалъ онъ дочери, ты храбре всхъ въ дом, у тебя боле хладнокровія, чмъ у насъ всхъ вмст, прочитай эти бумаги и скажи матери что въ нихъ заключается, и это печальное дло будетъ кончено.

XVII.
Истина

Приказъ объ арест былъ составленъ вполн по форм и подписанъ министромъ юстиціи, такъ что не было возможности противиться его исполненію.
Приказъ былъ данъ арестовать Генріетту Жаке, ложно называющую себя Маргаритой де-Монторни, и отвезти ее въ Версаль, гд она должна была предстать передъ судомъ, какъ участница въ убійств настоящей Маргариты де-Монторни, совершенномъ въ замк Трамбль: имена другихъ преступниковъ были: Робертъ де-Ламбакъ, (умершій) Гастонъ де-Ламбакъ и Марія Жаке, вдова де-Ламбака и тетка Генріетты Жаке, затмъ было приложено краткое описаніе преступленія.
Чтеніе этихъ документовъ заняло порядочно времени, но агенты не торопились. Они нисколько не боялись чтобы та, за которой они пріхали, могла бжать, такъ какъ домъ былъ окруженъ.
Оправившись посл перваго удара, но въ тоже время принужденный сдаться на очевидность, Баронъ де-Рошбейръ ршился заговорить въ пользу подсудимой.
— Вы не будете грубы относительно ея, сказалъ онъ, она столько времени была членомъ моего семейства, что даже если она преступница, я все-таки не въ состояніи видть чтобы съ ней обращались грубо.
— Я могу вамъ общать, баронъ, сказалъ на это Байе, что я и мой товарищъ, мы постараемся исполнить наше непріятное порученіе со всей вжливостью, согласной съ нашимъ долгомъ, будьте уврены, что каково бы ни было положеніе женщины, мы всегда отнесемся съ уваженіемъ къ ея полу.
Тогда баронесса въ свою очередь вмшалась въ разговоръ.
— Я не врю всей этой исторіи, сказала она, что касается подмны дочери графа Монторни, то я боюсь, что это правда, но чтобы она, этотъ ребенокъ, головка котораго еще вчера покоилась у меня на колнахъ, а прекрасные глаза съ кротостью и довріемъ глядли на меня, чтобы она была виновна въ убійств… это невозможно!
Сказавъ это, баронесса заплакала и Амели наклонилась къ ней чтобы утшить ее.
Рауль де-Рошбейръ и его сестра Люси, точно также въ одинъ голосъ утверждали, что племянница госпожи де-Ламбакъ была только орудіемъ въ рукахъ своего презрннаго дяди и что было бы глупо давать ей другую роль среди этихъ низкихъ и безчестныхъ людей.
Теперь, когда самое худшее было сказано и когда узнали въ какомъ преступленіи обвиняли ту, которая была столько времени домашнимъ кумиромъ, было интересно видть, до какой степени были еще живы любовь и уваженіе, которые эти люди столько времени питали къ преступниц. Самъ Рауль, забывъ свои прошлыя опасенія и сомннія, возмущался противъ того, что эту бдную, беззащитную двушку длали отвтчицей за преступленія истинныхъ виновныхъ.
— Извините меня баронъ, сказалъ наконецъ Морель, но я полагаю, что намъ пора исполнить нашу обязанность.
Баронъ всталъ.
— Я слдую за вами, господа, сказалъ онъ, но такъ какъ эта двушка, каково бы ни было ея преступленіе и положеніе въ свт, была моей гостьей, то мой долгъ велитъ мн выслушать то, что она можетъ сказать въ оправданіе своего поведенія. Она иметъ право на наше заступничество и если она заслуживаетъ состраданія, то мой голосъ не побоится подняться въ ея защиту. Къ несчастію я убжденъ, что ея поведеніе было очень предосудительно, но я не считаю ее настолько виновной, какъ это говорится въ обвинительномъ акт.
— Я не чувствую въ себ мужества идти къ ней съ волненіемъ сказалъ Рауль, я не могъ бы перенести ея вида.
Онъ отвернулся и закрылъ лицо руками, чтобы скрыть слезы, выступившія у него на глазахъ.
Тогда Амели вскочила и съ сверкающими глазами обратилась къ отцу.
— Я пойду съ тобой, отецъ, вскричала она, о, не отказывай мн, умоляю тебя, я никогда не увижу ее боле, я это знаю, но я такъ любила ее, что не могу оставить въ эту минуту.
Изъ всего семейства, только баронъ и Амели отправились съ агентами въ комнату Маргариты.
— Графиня Маргарита у себя? спросилъ баронъ одну изъ горничныхъ, все еще бывшихъ въ передней, лицо которой выражало боязливое любопытство, такъ какъ всеобщее удивленіе дошло до своего апогея, вся прислуга узнала въ Морел полицейскаго агента, моряка-разнощика, такъ сильно раздражившаго тщеславіе женской прислуги замка.
Двушка, спрошенная барономъ, отвчала что часъ тому назадъ, она видла какъ прошла по лстниц графиня Маргарита, Манонъ и Аглая подтвердили, что графиня у себя и пошли впередъ въ эту часть замка.
Интересно было видть какъ быстро освоилась прислуга замка съ мыслію, что Маргарита могла совершить преступленіе.
Когда вс дошли до дверей на половину Маргариты, баронъ остановился.
— Идите, сказалъ онъ прислуг, это важное дло, которое нисколько васъ не касается. Если же кто нибудь вздумаетъ подслушивать, то сейчасъ же будетъ выгнанъ. Я приказываю чтобы никто не входилъ въ эту часть замка безъ моего позволенія… идите.
Прислуга удалилась сильно раздосадованная.
— Она наврно заперлась, бдняжка, сказалъ баровъ берясь за ручку двери, мы должны заставить ее отворить.
Но противъ его ожиданія дверь не была заперта, Маргарита всегда желала чтобы вс ея комнаты были ярко освщены, поэтому везд, на столахъ и каминахъ горли канделябры, ярко освщая вс комнаты.
Въ ту минуту, какъ они отворили дверь, изъ спальни раздался дтскій, нжный голосъ, говорившій:
— Войдите, я здсь.
Они вошли, впереди всхъ Морель.
Комната была восхитительна и отдлана съ безукоризненнымъ вкусомъ. Стны были украшены венеціанскими зеркалами, всюду разставлены дорогія бездлушки, мягкій коверъ покрывалъ полъ и сиреневый фонъ его какъ нельзя боле гармонировалъ съ розовой толковой обивкой комнаты. Посреди комнаты стояла маленькая кровать, закрытая блыми кружевными занавсами. это былъ настоящій храмъ невинности.
Яркій огонь горлъ въ камин, соединяя свой свтъ съ блескомъ свчь.
Рядомъ съ каминомъ, опершись рукой на большое кресло, стояла молодая двушка, предметъ розысковъ полиціи.
Она была неподвижна и съ вызывающимъ видомъ глядла на тхъ, которые пришли овладть ею.
Вс ожидали найти виновную вн себя отъ ужаса, встрчающую ихъ рыданіями и громко кричащею освоей невинности.
Но ихъ ожидало совсмъ иное зрлище.
Гордая и безстрашная двушка встртила ихъ не опуская глазъ.
Несмотря на постигшій ее ударъ и наказаніе, которое ее ожидало, поза ея была королевская.
Никогда еще ея ослпительная красота не была такъ поразительна какъ теперь, вслдствіе возбужденія этой ужасной минуты.
Это была оскорбленная королева, которая съ непобдимой гордостью глядла на своихъ возмутившихся подданныхъ, отвчая на вс оскорбленія однимъ презрительнымъ молчаніемъ.
Морель поспшно подошелъ къ ней и сказалъ протягивая руку:
— Именемъ закона, Генріетта Жаке, ложно называемая Маргаритой де-Монторни, я васъ арестую, какъ сообщницу въ убійств… сударыня, вы моя плнница!
Она не вздрогнула, не отступила, только голосъ ея слегка задрожалъ не отъ бонини, а отъ отвращенія, когда она сказала:
— Не дотрогивайтесь до меня, это безполезно, я не запираюсь и сдаюсь. Да, я Генріетта Жаке и ваша плнница, ваше порученіе исполнено, г. Морель.
Морель съ почтеніемъ отступилъ, не будучи въ состояніи преодолть своего восхищенія къ гордой и отважной красавиц, стоявшей передъ нимъ.
Сила характера всегда внушаетъ уваженіе, даже въ преступникахъ. Этотъ ребенокъ, бросавшій ему въ лицо его имя, восхищалъ и поражалъ его.
Остальные могли только молчать, съ горемъ и состраданіемъ глядя на ту, которая такъ долго была членомъ ихъ семейства.
Маргарита, которой мы до конца оставимъ это имя, Маргарита выдержала ихъ взгляды съ мужествомъ отчаянія. Ея чудная красота еще увеличивалась мученіями терзавшими ея сердце, тогда какъ она не могла даже жаловаться. Ея прелестные, черные волосы блестящими волнами разсыпались по ея плечамъ и она еще разъ откинула ихъ назадъ привычнымъ, нетерпливымъ жестомъ. Ея большіе, голубые глаза, составлявшіе такой контрастъ съ черными волосами, бывшіе ея главной прелестью, эти глаза, разница которыхъ по цвту съ портретомъ помогли открыть обманъ, сверкали сверхъестественнымъ блескомъ и казались еще больше, на щекахъ игралъ слабый румянецъ, перчатки, веръ и обшитый кружевами платокъ, были небрежно брошены на стулъ. Сама она была закутана въ накидку, въ которой должна была хать въ замокъ герцога д’Агильяра, и красный кашемиръ накидки, вышитый золотомъ, еще боле увеличивалъ ея красоту. Единственнымъ признакомъ волненія было то, что грудь ея подымалась боле скоро, чмъ обыкновенно.
— Маргарита, моя дорогая Маргарита, вскричала Амели съ жалобнымъ упрекомъ.
Затмъ она вдругъ остановилась, не будучи въ состояніи окончить начатой фразы, такъ какъ рыданія сдавили ей горло.
— Я пришелъ сюда не для того чтобы упрекать васъ, печально сказалъ баронъ, но я надялся что вы имете сказать что нибудь, что облегчило бы преступленіе, въ которомъ васъ обвиняютъ, я желалъ слышать это для того, чтобы имть средство защитить васъ. Я не стану останавливаться на томъ зл, которое вы сдлали всмъ намъ, но поймите, что васъ обвиняютъ въ убійств. О! я не могу поврить этому, это было бы слишкомъ ужасно.
Говоря это, де-Рошбейръ глядлъ то на агентовъ, то на виновную, съ невыразимымъ выраженіемъ горя и тревоги.
Тогда Маргарита наконецъ заговорила.
— Г. баронъ, сказала она, у васъ великодушное сердце, вы и вс ваши были безконечно добры ко мн. Все это кончилось. Вы будете вспоминать обо мн лишь съ отвращеніемъ, но имйте теперь еще немного терпнія, не прогоняйте меня еще нсколько минутъ. И вы, Амели, выслушайте меня. Прежде чмъ идти въ тюрьму, которая ждетъ меня и подняться на ступени эшафота, я хотла бы, съ позволенія этихъ господъ, сказать вамъ нсколько словъ. Говоря это она устремила на агентовъ взглядъ исполненный кроткой просьбы и подавляющаго презрнія.
— Мы будемъ ждать сколько вамъ угодно, сударыня, сказалъ Байе, но васъ никто не заставляетъ признаваться въ вашемъ преступленіи.
Морель сдлалъ молчаливый знакъ согласія, но на лицахъ этихъ людей ясно видно было любопытство, отъ котораго они не могли отдлаться.
Баронъ опустился на стулъ и закрылъ лицо руками, но Амели осталась стоять, не будучи въ состояніи оторвать взгляда отъ лица той, которую она такъ любила.
Маргарита помолчала нсколько мгновеній, затмъ заговорила тихимъ, но яснымъ голосомъ.
— Благодарю васъ за снисходительность, сказала она, я не употреблю ея во зло. Мое признаніе будетъ имть одно достоинство: откровенность и чистосердечіе. И тмъ не мене я была воплощенной ложью, мое имя чужое, мое богатство — также… Но я ни за что на свт не согласилась бы обмануть васъ сегодня. Врьте моимъ словамъ, какъ вы поврили бы словамъ умирающей.
Сказавъ это она засмялась своимъ прежнимъ ужаснымъ и непонятнымъ смхомъ, но теперь баронъ и его дочь лучше поняли этотъ смхъ и невольно вздрогнули.
Она продолжала:
— Вы знаете мое настоящее имя и положеніе въ свт, я племянница г-жи де-Ламбакъ, и полагаю, что это все, что вы знаете обо мн, я скажу вамъ всю правду: сирота безъ всякихъ средствъ, я была всмъ обязана моей тетк, которая взяла меня, я не знала ея и даже никогда прежде не видала, мое имя самое темное, Жаке были всегда простыми фермерами и я полагаю, что какъ не перерывай ихъ генеалогію между ихъ предками едвали найдется дворянинъ. Однако вы видите, что несмотря на это я довольно хорошо сыграла мою роль знатной дамы, и это не стоило мн никакого труда. Не правда ли, я была достойна носить знаменитое имя Монторни? Вы согласны, баронъ? А вы, Амели, разв вы подозрвали когда-нибудь кто я? Не думаю.
Въ этомъ мст она снова засмялась, но скоро опять продолжала разсказъ.
— Физически я не должна очень походить на моихъ предковъ, Жаке. Когда я пріхала къ де-Ламбакамъ, дядя спросилъ меня сердитымъ тономъ, у кого семейство его жены украло меня, такъ какъ, по его словамъ, я имла видъ породистаго сокола, вылетвшаго изъ совинаго гнзда. Моя бдная тетка, Марія, немного боялась меня въ первое время, она увряла будто у меня слишкомъ аристократическій видъ.
Настало наконецъ время, когда де-Ламбаки удалились въ изгнаніе.
Они бжали отъ кредиторовъ и процессовъ, грозившихъ принять дурной оборотъ. Я слдовала за ними всюду во время ихъ скитаній. Мой бдный отецъ считалъ себя очень богатымъ и ничего не жаллъ, чтобы дать мн хорошее образованіе. Можетъ быть съ тхъ поръ я читала немного боле, чмъ слдовало. Но разв это моя вина? Никто не руководилъ моимъ выборомъ и я предпочитала всему романы, я выучивала наизусть цлыя главы, и это было моимъ единственнымъ развлеченіемъ. У меня была хорошая память, понятливость и большая сила воли. Я выучивалась всему, чему хотла, я длала все, что мн хотлось длать, и даже самъ Робертъ де-Ламбакъ выказывалъ нкоторое уваженіе къ моимъ способностямъ. Онъ не имлъ ни малйшаго уваженія къ роднымъ своей жены и далеко не былъ такъ деликатенъ, чтобы не говорить своей жен того, что думалъ. Робертъ де-Ламбакъ, не смотря на свое древнее имя, былъ грубый негодяй, но все-таки онъ имлъ нкоторыя достоинства. Онъ былъ храбръ, а его щедрость не знала предловъ. Въ его ум постоянно строились тысячи плановъ стать прежнимъ богатымъ де-Ламбакомъ. У меня также были свои мечты. Я стремилась подняться и занять мсто въ блестящемъ свт, тамъ гд много золота, гд брилліанты ослпляютъ взоры, гд могущество дйствительно повелваетъ массами, вотъ о чемъ я мечтала и чего мн недоставало! У мущины есть сотни средствъ, если онъ хочетъ пробить себ дорогу, но какъ мало путей для женщины. Если она не прославилась въ литератур или искусств, то ей остается одно средство, замужество, и замужество по разсчету, мн нтъ надобности слышать ваше мнніе на счетъ этого средства, наврно оно не внушаетъ вамъ боле отвращенія, чмъ мн, еслибы я имла достаточно для этого мужества, то я могла бы выйти замужъ за Рауля де-Рошбейръ, не чувствуя къ нему ни малйшей любви. Во время нашего пребыванія въ Брюссел, Гастонъ де-Ламбакъ получилъ отпускъ и пріхалъ къ намъ, тогда я въ первый разъ увидала его… и полюбила… Но можетъ быть вамъ наскучило слушать про мои личныя дла?
Она отбросила падавшіе ей на лобъ волосы и при этомъ движеніи засверкали брилліанты, которыми были украшены ея руки.
— Да, продолжала она, посл короткаго молчанія, я полюбила этого подлаго эгоиста, но и не знала тогда низости его характера, я не знала какая подлая душа скрывалась подъ этой соблазнительной наружностью. Онъ былъ офицеръ и получилъ блестящее образованіе. Это былъ очень красивый молодой человкъ, а я маленькая пансіонерка, къ тому же, что касается семейства матери, то онъ раздлялъ къ нему презрніе своего отца и смялся надъ моимъ обожаніемъ. Какъ я была глупа! Онъ ухалъ къ своему полку въ Африку, и согласился взять кольцо, которое я подарила ему, и которое онъ по всей вроятности отдалъ танцовщиц, за которой ухаживалъ. А между тмъ онъ увезъ съ собой мое сердце. О! еслибы онъ тогда женился на мн и увезъ меня съ собою, то я убждена, что была бы отличной женой и была бы ему врна до смерти.
Онъ очень рдко отвчалъ на мои письма, и когда онъ возвратился назадъ опозоренный, я и тогда еще согласилась бы выйти за него, но онъ былъ еще боле испорченъ, чмъ прежде. Онъ боялся отца и поэтому дома не пилъ, но его характеръ былъ слабъ и испорченъ, онъ окончательно оттолкнулъ меня начавъ ухаживать за дочерью графа де-Монторни, которая приходила въ замокъ изъ монастыря. Это была блдная, слабая и безхарактерная двушка. Я могу уврить васъ, баронъ, и васъ, Амели, что вы никогда не привязались бы такъ къ настоящей наслдниц, какъ къ интриганк, это было застнчивое, боязливое, безобидное существо, мы вс были съ ней очень любезны, но къ этой любезности примшивалась доля состраданія. При вид Гастона она была испугана, а его свободное обращеніе привело ее положительно въ ужасъ. Она ненавидла и избгала его. Скоро однако настоятельница монастыря положила конецъ ея посщеніямъ и наша дружба окончилась. Въ это время графъ захворалъ. Дочери велли приготовиться хать къ отцу, а де-Ламбака просили проводить ее. Онъ согласился. Онъ не былъ золъ и по всей вроятности не имлъ тогда дурнаго намренія. На этотъ разъ ему пришло въ голову сказать: какъ жаль, что на мст Маргариты Монторни не Генріетта, она безъ сомннія несравненно лучше сыграла бы роль знатной дамы, это незначительное замчаніе, сказанное совершенно случайно, ршило мою будущность. Да, я одна придумала этотъ отвратительный планъ. Мн первой пришла идея выдать себя за Маргариту де-Монторни. Наши лта были одн и тже, восемнадцать, у насъ у обихъ были черные волосы и даже между нами было нкоторое сходство. Кром того графъ уже много лтъ не видалъ дочери, такъ что не могъ удивиться происшедшей въ ней перемн, въ сердц его пробудилось состраданіе и угрызенія совсти, такъ что было несомннно, что противно своимъ прежнимъ намреніямъ, онъ откажетъ все состояніе дочери. Робертъ де-Ламбакъ и его сынъ съ жаромъ ухватились за этотъ планъ.
Было ршено, что дочь графа уговорятъ ночевать въ замк передъ отъздомъ, что ее помстятъ въ домъ сумасшедшихъ, директоръ котораго былъ знакомъ де-Ламбаку и что ее будутъ держать въ заключеніи. Этотъ директоръ былъ нмецкій жидъ, человкъ далеко не совстливый и занимавшійся прежде ростовщничествомъ, онъ перешелъ во французское подданство и сумасшедшій домъ, гд онъ былъ директоромъ, находился въ отдаленной части Пуатье. Туда должны были отвезти Маргариту, тогда какъ я займу ея мсто. Тогда Гастонъ не отказывался боле жениться на мн, онъ соглашался на это по причин денегъ и мы должны были втроемъ раздлить состояніе графа.
Маргарит должны были дать сильное наркотическое и увезти, прежде чмъ она придетъ въ себя…
Въ эту минуту голосъ молодой двушки прервался, а дыханіе стало коротко и прерывисто.
Она быстрымъ движеніемъ подняла руку къ сердцу, какъ бы чувствуя сильную боль.
Байе, показывавшій нкоторые признаки безпокойства, испытующимъ взглядомъ оглядлъ комнату, но везд были разбросаны разныя мелочи для дамскаго туалета и открытые футляры изъ-подъ драгоцнныхъ вещей.
Въ одной изъ шкатулокъ стояла маленькая дубовая коробочка, но она была закрыта.

XIX.
Продолженіе признаній.

— И такъ бдная Маргарита пріхала провести ночь въ замк, чтобы на другой день, рано утромъ, отправиться въ путь въ сопровожденіи де-Ламбака. Мста въ дилижанс были взяты, такъ какъ надо было поспть въ Парижъ къ первому позду, отходившему въ Безансонъ. Директоръ сумасшедшаго дома былъ предупрежденъ и долженъ былъ пріхать за Маргаритой, какъ только мы дадимъ ей наркотическаго. У де-Ламбака было много различныхъ медицинскихъ снадобьевъ, которыми онъ укрощалъ лошадей, мн поручено было дать выпить Маргарит порошокъ, который долженъ былъ усыпить ея. Я дала ей порошокъ въ чашк чая, которую сама принесла къ ней въ комнату, она поцловала меня и благодарила за доброту, меня, которая… Мы были довольно дружны нкоторое время, но ни мало не сходились во вкусахъ, кром того, у нея въ монастыр была подруга, гораздо боле подходившая къ ея характеру. Я пожелала ей покойной ночи и оставила ее одну. Черезъ два часа я снова вошла къ ней. Казалось, что меня какой-то магнитъ притягивалъ къ комнат, гд она отдыхала, она казалось спокойно спала, тогда я подумала, что лекарство хорошо подйствовало. Я осталась около нея, но ея неподвижность начала меня безпокоить и даже пугать. Я дотронулась до нея, она была холодна. О! какъ холодна! Я положила руку на ея сердце, оно перестало биться, стала прислушиваться къ дыханію, но она не дышала, зеркало приложенное къ губамъ нисколько не потускнло.
А! Каково было мое отчаяніе! Какъ горько я плакала. Я обнимала ее, умоляя проснуться, стараясь согрть ее. Маргарита! Маргарита! звала я ее, но только эхо въ корридорахъ замка отвчало на мои крики, такъ какъ несчастная была мертва и я убила ее!
— Вы значитъ не имли намренія убить ее?
— Это былъ случай, ошибка, а не заране обдуманный планъ, съ жаромъ перебила ее Амели.
— Да, это былъ случай. Я слишкомъ близко стою къ могил, чтобы не отвчать чистосердечно, и беру небо въ свидтели, что въ то время, которое я провела у ея постели, я охотно десять разъ отдала бы свое существованіе, лишь бы возвратить ее къ жизни. Я позвала все семейство де-Ламбакъ и умоляла ихъ помочь мн оживить ее, но было слишкомъ поздно. Вроятно она умерла уже нсколько часовъ тому назадъ.
— Такъ значитъ это не убійство? Ахъ! я благодарю за это небо! Я счастлива, что вы не хотли сдлать ей зла. Ты слышишь отецъ она не имла намренія убить ее, вскричала Амели де-Рошбейръ.
— Слава Богу! сказалъ баронъ.
Наступило довольно продолжительное молчаніе, затмъ та, которую звали Маргаритой де-Монторни снова заговорила.
— Вы хотите имть поводъ судить обо мн боле снисходительно, снова заговорила она, но я не такъ думала о моемъ преступленіи. Какъ! ягненокъ умеръ въ объятіяхъ волка и это не будетъ преступленіемъ.
Правда, что я не хотла лишить ея жизни, я даже не хотла, чтобы ея заключеніе было вчно, я хотла только овладть ея именемъ и состояніемъ, но моя рука подала ей напитокъ, который долженъ былъ усыпить ее, а вмсто того причинилъ смерть. Значитъ я ея единственная убійца, кто осмлится утверждать противное? Преступленіе сдлало мое сердце каменнымъ. Посл перваго припадка горя и угрызеній совсти, я стала руководить всми окружающими, которые положительно были поражены. Самъ Робертъ де-Ламбакъ былъ очень взволнованъ, я видла слезы въ его большихъ, злыхъ глазахъ, печаль Гастона была гораздо меньше его боязни опасности, которой онъ могъ подвергнуться. Моя бдная тетка, ихъ невольная сообщница, которая только изъ боязни мужа согласилась… Но я должна торопиться… я…
Она остановилась задыхаясь и снова схватилась за сердце. Румянецъ исчезъ съ ея лица, которое было блдно какъ мраморъ, но она была тверда и на вопросъ барона, не больна ли она, отвчала лишь нетерпливымъ жестомъ и продолжала свой разсказъ.
— Мы похоронили ее въ слдующую ночь, въ уединенной и заброшенной части парка, тамъ мы скрыли нашу жертву отъ глазъ людей, но Богъ видлъ насъ. Она теперь счастлива, а я погибла душой и тломъ. Демонъ, которому я продалась, обманулъ меня относительно выгоды, какъ я обманула тхъ, кто были моими сообщниками, это преступленіе никому не принесло выгоды.
Она замолчала, ея голосъ, потерявъ свою кротость и гармоничность, сталъ грубъ и пронзителенъ, какъ будто волненіе совершенно истощило ее.
Но, хотя ея блдность длалась все ужасне, это все еще была очаровательница, высоко державшая свою прелестную головку, не опускавшая глазъ и до конца сохранившая свою чарующую грацію, которая казалась вызовомъ.
Въ эту минуту Байе снова вмшался, говоря, что никого не принуждаютъ признаваться въ своихъ преступленіяхъ.
— Если вы можете доказать ваши слова, вмшался Морель, то ваша жизнь не подвергается ни малйшей опасности, такъ какъ ни одинъ присяжный не ршится признать вашей виновности безъ смягчающихъ обстоятельствъ.
Маргарита де-Монторни въ послдній разъ засмялась своимъ ужаснымъ, ироническимъ смхомъ, лживымъ и искусственнымъ.
— Какъ люди великодушны въ нашей прекрасной стран, сказала она, мн пощадятъ жизнь! Меня запрутъ въ одиночное заключеніе! Я такъ еще молода. Подумайте, что черезъ мсяцъ мн будетъ девятнадцать лтъ, если я буду еще жива. Но не безпокойтесь о моей участи. Я презираю смерть.
Снова наступило молчаніе.
Вс съ безпокойствомъ глядли на ея прелестное личико, глаза еще сверкали, но губы поблли и румянецъ уступилъ мсто блдности.
— Вы больны, дорогая Маргарита! вскричала Амели съ сильнымъ безпокойствомъ.
Говоря это, она подошла къ подруг, которая была ей такъ дорога.
Но послдняя заставила ее отступить ршительнымъ шестомъ, повелительнымъ и полнымъ граціи.
Сдлавъ надъ собою усиліе, Маргарита снова собралась съ мужествомъ, но ея голосъ былъ сильно утомленъ и едва слышенъ.
— Не удивились ли вы что я была такъ откровенна? прибавила она. Я созналась въ своей вин. Можетъ быть я имла причины такъ дйствовать. Можетъ быть я могла говорить безъ боязни. Я похожа на преступника, который, при помощи флакона съ ядомъ, ничего не боялся, точно также и я, Маргарита де-Монторни, т. е. Генріетта Жаке, я ускользну отъ тюремщиковъ, жандармовъ и всякихъ представителей закона. У меня дйствительно есть талисманъ…
Она не могла говорить дале и принуждена была конвульсивно схватиться за кресло, чтобы не упасть и ея смлый взглядъ въ первый разъ омрачился.
— А! вотъ чего я боялся, вскричалъ Морель.
Онъ вмст съ Байе кинулся къ двушк, но прежде чмъ они могли оказать ей помощь, та, которую звали Маргаритой де-Моиторни тяжело упала на полъ.
— Богъ мой! съ досадой и огорченіемъ вскричалъ Морель. Она обманула насъ! Несчастная спасается отъ тюрьмы и гильотины. Она отравилась и умираетъ, если еще не умерла.

XX.
Смерть.

Да, она отравилась и умирала, въ этомъ не было боле сомннія, точно также какъ было очень мало надежды спасти ее.
Въ то время когда она упала на полъ и терзалась въ неописанныхъ мученіяхъ, вс забыли ея преступленіе и бросились къ ней на помощь.
Баронъ помогъ поднять ее и положить на постель, гд она провела столько ночей безъ сна.
Она казалась спокойной, но чтобы не показать своихъ страданій, она до крови прикусила себ губы.
Ни одного стона, ни одной жалобы не сорвалось у нея съ языка, хотя видно было, что она испытываетъ страшныя мученія. На лбу выступили капли холоднаго пота, признаки агоніи, глаза были полуоткрыты, а на губахъ выступала пна.
Когда ее клали на постель, изъ лвой руки у нея выпалъ маленькій разбитый хрустальный флаконъ. На флакон еще можно было прочесть надпись: ‘Aconit’. Онъ содержалъ еще въ себ нсколько капель этого средства, смертельнаго, когда оно принято въ крупной доз, а позднйшій анализъ доказалъ, что къ этой доз былъ еще прибавленъ стрихнинъ.
Было узнано, что этотъ ядъ былъ взятъ изъ маленькой дубовой шкатулки, на крышк которой были вырзаны на мди буквы Р. де-Л., эта шкатулка оказалась наполненной различными ядами, но было очевидно, что Маргарита захотла умереть отъ того же яда, который убилъ ея жертву.
Она переносила вс эти страданія молча со стоическимъ терпніемъ.
Амеля де-Рошбейръ безъ всякаго усилія отбросила свои предразсудки и гордость.
— Я не хочу оставлять ея, съ жаромъ сказала она, посмотрите, какъ она слаба и измнилась и вспомните чмъ она была для насъ нсколько часовъ тому назадъ.
Посл этого Амели сла на постель и положивъ голову больной себ на грудь, старалась успокоить ее какъ ребенка.
— Пошлите скоре за помощью! говорила она, разошлите слугъ за докторами, позовите сюда Маріона и Аглаю, идите скоре.
Баронъ де-Рошбейръ, который сразу былъ пораженъ, теперь немного пришелъ въ себя и осторожно вышелъ исполнить просьбы дочери.
Оба агента точно также осторожно оставили комнату. Байе приказалъ полиціи удалиться, потому что не было боле надобности стеречь выходы замка, такъ какъ было очевидно, что плнницу не придется везти на желзную дорогу, Морель и Байе остались единственно для формы.
— Разв я былъ неправъ, когда говорилъ, что у нея мужество льва? ворчалъ Морель, сходя съ лстницы. Бдняжка! Не многіе храбрые солдаты перенесли бы подобную ужасную пытку, продолжая улыбаться, какъ она.
По всему замку быстро разнеслась всть, что графиня Маргарита опасно больна, можетъ быть даже умираетъ, лошади были быстро осдланы и прислуга разослана за докторами. Рауль также вскочилъ на лошадь и скоро опередилъ всхъ остальныхъ.
Маріонъ и Аглая поспшили явиться въ спальню гд принялись ахать и охать, но Амели строго приказала имъ молчать.
Было очевидно, что нтъ боле надежды, ядъ слишкомъ проникъ въ организмъ своей жертвы, а окружавшіе больную, въ своей неопытности могли только молиться, чтобы на помощь къ нимъ скоре явился докторъ.
Весь домъ былъ погруженъ въ тяжелое молчаніе, разговаривали только шепотомъ, никто не смлъ громко произнести слова, но извстіе облетло весь домъ.
Горе баронессы де-Рошбейръ, ея дочери и Рауля, было вполн искренно, мать и дочь горько плакали.
Лица всей прислуги были печальны и взволнованы никто ничего не говорилъ, кром того, можно ли ее спасти?
Между тмъ Амели сидла у изголовья бдной преступницы, которая лежала въ состояніи полнйшаго безсилія, но она переносила страданія съ терпніемъ и покорностью, ничто не могло сломить ея твердости.
Ужасно было смотрть на эту борьбу полнаго жизни существа противъ дйствія яда.
Амели де-Рошбейръ преслдовала тогда странная мысль, которая потомъ не покидала ее всю жизнь: она была убждена, что если бы преступница хотла жить, то силой воли, она могла бы остановить дйствіе роковаго яда, но, Маргарита де-Монторни не хотла жить.
Тяжело было видть, какъ она старалась скрыть свое блдное личико, не желая чтобы окружающіе видли, что смерть уже овладла ею.
Она прятала лицо на груди Амели и не шевелилась, только конвульсивная дрожь поднимала ея грудь, но не смотря на близость смерти, она все-таки еще думала о томъ, чтобы скрыть дйствіе яда на ея красоту.
Какъ доктора страшно медлили! Неужели же они никогда не явятся? Пока жизнь еще не угасла, всегда остается надежда, думала Амели.
— Маргарита, дорогая моя, постарайтесь жить, вскричала она, мы спасемъ васъ, вы слишкомъ строго судите ваши проступки, вы такъ еще молоды! Постарайтесь жить, моя дорогая, отвтьте мн хоть одно слово.
Но Маргарита молчала. Однако ея крошечная ручка слабо пожала руку Амели. Эта рука была холодна, лицо также похолодло и спазмы сдлались рже.
Два раза она старалась заговорить, но ея голосъ былъ такъ слабъ, а слова такъ неразборчивы, что Амели принуждена была наклониться къ самому ея рту, чтобы разобрать что-нибудь.
— Прогоните меня! Я проклятое существо. Похороните меня среди чертополоха, въ самомъ далекомъ углу, въ общую могилу.
Помолчавъ немного, она прошептала:
— О! какъ теперь темно! Мн очень холодно! О! еслибы я могла говорить.
— Другъ мой, вскричала Амели, я не оставила васъ, я здсь около васъ, но молитесь Маргарита, молитесь, я буду молиться вмст съ вами и… слышите ли вы меня, моя дорогая?
Амели не получила отвта, Маргарита не могла больше говорить.
Она не шевелилась!
Рыданія испуганныхъ женщинъ, Манонъ и Аглаи, только одн прерывали молчаніе.
Амели опустилась на колни передъ неподвижнымъ тломъ, и съ жаромъ стала молиться, чтобы душа гршницы нашла себ прощеніе у престола Создателя.
Задолго еще до прізда доктора въ Маргарит не оставалось боле признаковъ жизни, кром очень слабаго дыханія, но теплота почти исчезла и пульсъ пересталъ биться.
Тмъ не мене, она еще дышала, когда пріхалъ докторъ Туріо.
За нимъ здилъ Рауль и онъ конечно не потерялъ даромъ времени, но его пріздъ былъ уже безполезенъ.
Докторъ уже зналъ, что случилось и когда онъ вошелъ въ комнату Маргариты, то но лицу его видно было, что у него нтъ надежды.
— Все мое искусство теперь безполезно, уже слишкомъ поздно! сказалъ онъ, прислушиваясь къ дыханію, которое становилось все тише и тише.
Черезъ пять минутъ оно стало совершенно незамтно. Докторъ сталъ слушать сердце, оно не билось.
— Вы сдлаете лучше, если сойдете къ вашей матушк, сказалъ докторъ Анели де-Рошбейръ.
Амели вскочила.
— Такъ она умерла? вскричала она.
— Да! отвчали ей.
Голову умершей опустили на подушку и ея чудные волосы почти закрыли ее.

XXI.
Развязка.

Въ настоящее время мы не преслдуемъ преступниковъ посл смерти, мы отказались отъ могилъ на перекрестк дорогъ. Наши приговоры стали человчне и если мы наказываемъ виновнаго, то не отказываемъ ему ни въ утшеніяхъ религіи, ни въ погребеніи.
Графиня Маргарита де-Монторни или, лучше сказать, та, которая несправедливо присвоила себ это имя, и которая была никто иная, какъ Генріетта Жаке, была похоронена съ полнымъ великолпіемъ.
Ее не похоронили въ склеп семейства де-Монторни, въ деревн Орнан, а отвезли на кладбище въ Бомъ-ле-Дам.
Мраморъ надъ ея могилой носитъ надпись, увковчивающую ложь ея жизни:

‘Памяти Маргариты де-Монторни’

А между тмъ, настоящая Маргарита, которая такъ дорого заплатила за ошибки своей матери, посл смерти была также забыта, какъ и при жизни.
Съ большимъ трудомъ добились позволенія перевезти ее въ фамильный склепъ и то это было сдлано потихоньку, точно ея родные должны были стыдиться графской короны, вырзанной на ея гробу.
Главной ихъ цлью было, во что бы то ни стало, избжать скандала и не выдать тайны двухъ двицъ де-Рошбейръ.
Относительно смерти не было никакого слдствія.
Доктора Туріо и Бори дали свидтельство въ естественной смерти.
Неожиданная смерть Маргариты была приписана злокачественной жаб, къ которой она имла наслдственное предрасположеніе, такъ какъ ея мать умерла отъ этой же болзни.
Журналы не проронили ни слова о печальной исторіи въ Монторни.
Золота не жалли, чтобы только положить конецъ сплетнямъ, это дло было опять-таки поручено Байе.
Ясно, что еслибы предполагалось преступленіе, то вс деньги Рошбейровъ не могли бы отвратить слдствія.
Ни правосудіе, ни прессу нельзя было бы заставить замолчать.
Но такъ какъ преступленія не было, то никто не хотлъ безпокоить уважаемаго семейства.
Однимъ словомъ, никто никогда не узналъ истины относительно этого дла, такъ какъ знавшіе ее должны были молчать.
Анатоль Мартанъ былъ, безъ церемоніи, изгнанъ изъ Франціи, очень счастливый, что такъ дешево отдлался.
Баронъ де-Рошбейръ узналъ о его покушеніи на убійство Гастона де-Ламбака и о другихъ отрицательныхъ качествахъ своего негодяя-лсничаго, но такъ какъ эти открытія могли вывести наружу все дло, то нашли самымъ благоразумнымъ дать ему ухать, его оставили только въ Гавр, когда онъ уже слъ на корабль, шедшій въ Калифорнію.
Анатоль Мартэнъ эмигрировалъ, съ карманами, набитыми деньгами, но дурно нажитыя деньги не идутъ въ прокъ. Вино и карты скоро поглотили ихъ, тогда онъ далъ полную волю своимъ порокамъ, воровство сдлалось его ремесломъ, онъ былъ пойманъ, ночью, на мст преступленія и разстрлянъ, вмст со своими четырьмя сообщниками.
Тогда бдная жена его получила даровой билетъ до Франціи и вернулась, съ дтьми, покрытыми лохмотьями, и баронъ де-Рошбейръ былъ такъ великодушенъ, что снова взялъ ихъ къ себ, спасши почти отъ голодной смерти.
Жанна Мартэнъ, продавшая медальонъ Морелю, вышла замужъ за нмца, который всегда пьянъ и бьетъ свою жену, они держатъ въ Нью-Іорк кабакъ, пріобртенный на деньги Маргариты, и самъ хозяинъ есть, вмст съ тмъ, и самый лучшій кліентъ своего заведенія.
Делафоржъ никогда не могъ утшиться въ потер такого процесса, который прибавилъ бы много блеска къ его имени.
Процессъ, который разсматривался при открытіи сессіи, былъ пустяками сравнительно съ тмъ, о какомъ онъ мечталъ. Увы! Идеала всегда трудно достигнуть.
Гастона де-Ламбака судили не за убійство графини Монторни, но за участіе въ сопротивленіи власти во время нападенія на замокъ и сообщничество въ убійств жандарма.
Было условлено, что ему пощадятъ жизнь и онъ былъ приговоренъ на пятнадцать лтъ на галеры.
Мать его оправдали, къ тому же ея здоровье и разсудокъ были потрясены столькими волненіями.
Съ ней сдлался параличъ, передъ тмъ какъ явиться въ судъ и, посл оправданія, ее взяли какіе-то дальніе родственники.
Само собою разумется, что Луиза Дюваль вышла замужъ за своего кузена Шарля и, надо полагать, что они наслаждаются заслуженнымъ счастіемъ.
Рауль де-Рошбейръ наслдовалъ состояніе Маргариты де-Монторни, его имя, какъ политическаго дятеля, получило извстность, его уже пророчатъ въ министры, но онъ до сихъ поръ еще не женатъ и его родные боятся, чтобы ихъ родъ не прекратился, какъ родъ де-Монторни.
Но она, эта виновная и прелестная двушка, неужели она забыта тми, чьимъ кумиромъ она была столько времена?
Нтъ, и даже при воспоминаніи о ней, лица всхъ и теперь еще выражаютъ сильное волненіе и самые предубжденные противъ нея не могутъ вспомнить безъ сожалнія о томъ, чмъ могла бы быть эта двушка, иначе направленная.
Увы! Мы видимъ много такихъ случаевъ, когда блестящія качества бросаются на втеръ, а честные люди превращаются въ злодевъ.

Конецъ.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека