Заметки провинциала, Чириков Евгений Николаевич, Год: 1911

Время на прочтение: 21 минут(ы)

Замтки провинціала,

Монархическій демократизмъ на Волг. Популярные герои провинціи. Искорененіе интеллигенціи и жидовъ. Сонъ Россіи. О воспитаніи чувствъ гражданственности и долга. Ура! мы непобдимы. Письмо еврея. О дтскихъ игрушкахъ. Фантазія изъ провинціальной жизни. Не трогай нашихъ. Укрпленіе жителей въ дух православія и народности.

* * *

— Урра-а-а-а!..
— Позвольте, въ чемъ дло?
— ‘Ура-а-а!.. Шапку долой! Мерзавецъ! Жидовская образина…
— Позвольте!..
— Скинь, сволочь, шапку, Русь идетъ!.. Бо-о-ж-е, Ца-р-я х-р-а-н-и..— Бей интеллигенцію… и жидовъ!.. Мажь ему роя-су дегтемъ!..
Что это такое?..Религіозно-политическое возрожденіе русскаго народа подъ руководствомъ донского, казака, монаха Иліодора.
По улицамъ приволжскихъ городовъ движется толпа хулигановъ, вооруженная символическими палками и знаменами доктора Дубровина, сшибаетъ съ встрчныхъ культурныхъ людей шапки, бьетъ, мажетъ физіономіи нефтью и, съ пніемъ молитвъ и патріотическихъ гимновъ, шествуетъ то къ дому г. губернатора, то къ собору…
Герой этого пробужденія, казакъ-монахъ, побдившій Синодъ съ помощью высокопоставленныхъ дамъ, о. Иліодоръ, замыслилъ великое дло: онъ подниметъ крестовый походъ противъ интеллигенціи и лендовъ, потомъ противъ шапокъ съ кокардами и, ниспровергнувъ ‘современный строй’, создастъ новый: ‘монархическій демократизмъ’.
На первыхъ порахъ монахъ Иліодоръ началъ выполнять свою программу цликомъ: онъ громилъ не только интеллигенцію и жидовъ, но и купцовъ-богачей и властей предержащихъ. Власти очутились въ большомъ затрудненіи: съ одной стороны — монархистъ, а съ другой — крамольникъ. Какъ быть?
Ежели монархистъ, значитъ — противъ конституціи, другомъ приходится, но тогда какъ же понять такое поведеніе, что властей кастеритъ?.. Ни подъ какой циркуляръ не подходитъ. ‘Боже царя’ поетъ, а полиціймейстера признать не желаетъ, интеллигенцію и лендовъ бьетъ, а жандармскаго полковника въ грошъ не ставитъ, а въ довершеніе всего и Св. Синодъ ругаетъ… Растерялись не только царицынскія власти, а даже и въ Петербург во взглядахъ на это необычайное явленіе разошлись. Раньше было ясно: противъ жидовъ и интеллигенціи — значитъ — ‘свой’- А тутъ такая помсь въ убжденіяхъ, что не знай, поощрить, а не знай,— заточить. Сдлали такъ, что и наказали и поощрили. На оба случая, чтобы промаха не вышло. Сперва заточили, а потомъ поощрили. Сдлали внушеніе насчетъ властей. Монахъ ршилъ, что надо обновлять Россію поосторожне, что безъ г.г. губернаторовъ, на первыхъ порахъ никакъ не обойдешься, и повелъ линію иначе: какъ прибудетъ въ городъ, такъ, прежде всего, — шествіе къ губернатору, а потомъ въ соборъ. Эта поправка въ тактик привела къ прекраснымъ результатамъ: въ г. Нижнемъ-Нов- город Иліодоръ говорилъ погромную рчь съ губернаторскаго балкона въ присутствіи главной власти. Губернаторъ Хвостовъ, какъ извстно, тоже все зло усматриваетъ въ интеллигенціи и въ жидахъ, а потому въ Нижнемъ Иліодоръ былъ желаннымъ гостемъ и не встрчалъ никакихъ препонъ къ проповди своего ‘монархическаго демократизма’… Газеты переполнены описаніями перваго крестоваго похода Иліодора по Волг. Монахъ и его толпа настроены воинственно: въ каждомъ город избіенія и угрозы, анафема, потрясеніе палками, погромныя рчи. И все это — съ разршенія властей, а часто и при ихъ соучастіи..Мн привелось прохаться по Волг и побывать въ нкоторыхъ приволжскихъ городахъ. Изъ разговоровъ съ интеллигентными жителями я вынесъ такое впечатлніе, что затя донского монаха серьезне, чмъ это кажется издали, особенно намъ, столичнымъ жителямъ.
— Изъ кого состоитъ толпа монаха?
— Пока она не такъ велика, наполовину въ ней бабъ, подростковъ и городского отребья, но есть уже и фанатики, убжденные послдователи Иліодоровской программы: ‘только царь и простой народъ, остальныхъ — убрать’. Эта проповдь, при темнот народной и при тяжелыхъ экономическихъ условіяхъ, усугубленныхъ грядущимъ въ Поволжь голодомъ, можетъ повести къ такимъ послдствіямъ, которымъ будутъ не рады не только культурные люди, но и т господа, которые теперь покровительствуютъ Иліодоровскому ‘монархическому демократизму’…
Разв, читатель, въ этихъ словахъ нтъ правды? Вдь, народъ и теперь еще посл революціи, остался для насъ таинственнымъ не знакомцемъ. Революція пробудила въ немъ много надеждъ и ничего не дала ему, ни правовое, ни экономическое положеніе его не измнилось къ лучшему, а если и измнилось, то — къ худшему. Въ народныхъ ндрахъ скоплялось всяческое недовольство, которое усиленно культивировалось властями въ теченіе безконечнаго ‘успокоительнаго періода’. Вдь вс пожары начинаются съ искры. Если до сихъ поръ народъ бьетъ докторовъ и вритъ, что это они пускаютъ въ воду холеру, то не легче ли ему поврить въ Иліодоровскую идею, что купцы, власти, интеллигенція и жиды — главные враги народа, подлежащіе: искорененію. Слпой религіозно политическій фанатизмъ голодной и недовольной толпы, предводительствуемый монахомъ съ крестомъ въ, рукахъ, можетъ разжечь въ Поволжь такой пожаръ, который не такъ-то легко будетъ потушить потомъ…
— Это шутки съ огнемъ…
Многіе считаютъ казака-монаха полусумасшедшимъ. Я — другого мннія. Очень неглупъ. Умне многихъ г.г. губернаторовъ, съ разршенія которыхъ онъ проповдуетъ свой своеобразный ‘монархическій демократизмъ’…
Изъ Царицына телеграфируютъ:
Иліодоръ похалъ въ Москву. Цль своей поздки онъ объяснилъ провожающимъ его поклонникамъ такъ: ему надо хать далеко для того, чтобы совершить, можетъ быть, кончить, великое дло, по окончаніи котораго вся Россія зазвонитъ въ колокола, а у всхъ русскихъ дураковъ и безбожниковъ перекосятся рты. Со всхъ концовъ свта собирается конгрессъ православныхъ людей, чтобы обсудить послднія ршительныя мры, какъ однимъ ударомъ избавиться отъ жидовъ, безбожниковъ и дураковъ. Наступаетъ время окончательной раздлки съ врагами русскаго народа’.
Много въ этихъ словахъ фанатическаго пафоса и, быть можетъ, преждевременной самоувренности, но что дло здсь пахнетъ не однимъ религіознымъ фанатизмомъ, можетъ не понять только дуракъ… Кстати, о какихъ это дуракахъ говоритъ все время неистовый монахъ? Жидовъ и безбожниковъ онъ суммируетъ въ ‘интеллигенцію’ и ихъ дураками не называетъ… Если припомнить первую стадію проповднической дятельности монаха, то — увы!— въ роли дураковъ выступаютъ у Иліодора его властные покровители.
Иліодоръ былъ въ тюрьм у извстнаго вора Чайкина, укравшаго икону Казанской Божьей Матери. Монахъ мечтаетъ обрсти эту чудотворную икону и, вроятно, обртетъ ее… И съ этой святыней онъ мечтаетъ свершить крестовой походъ по всей Россіи… Послдняя телеграмма изъ Царицына:
‘Будемъ теперь бороться съ врагами не только словомъ, но и дломъ. Вначал мы враговъ запугивали, теперь начнемъ стрлять въ нихъ изъ ружей. Окончаніе того великаго дла, ради котораго я отлучился изъ Царицына, послужитъ началомъ гибели нашихъ враговъ’. Закончилъ свою кошмарную рчь Иліодоръ слдующимъ призывомъ.
‘Вставайте, православные, русскіе люди, поднимайте знамя возстанія на защиту святой вры, самодержавія и братства русскаго народа’. Съ крикомъ ‘берегись, жидъ, русскій дуракъ, Русь идетъ!’, Иліодоръ въ сопровожденіи наэлектризованной толпы, пвшей гимнъ, отправился въ монастырь, гд былъ отслуженъ молебенъ. Рядомъ съ Иліодоромъ въ процессіи шелъ съ высоко поднятымъ револьверомъ его тлохранитель, послушникъ Савва. Одинъ иліодоровецъ несъ огромныхъ размровъ шестъ, къ которому прикрплены блестящій желзный топоръ и копье. Это новое знамя Иліодора’.
Проектъ грандіозный и не такъ, чтобы неосуществимый. Если Чайкинъ и уничтожилъ икону, монахъ можетъ обрсти ее, и новое чудо сгонитъ къ нему сотни тысячъ простого народа…
Въ одномъ изъ прошлыхъ обозрній я уже говорилъ о томъ, что Русь раскачиваютъ съ двухъ сторонъ: слва и справа. Слва кончилось и давно уже началось раскачиваніе съ правой стороны. Много канатовъ зацплено за правый бокъ Россіи и, несомннно, одинъ изъ этихъ канатовъ — въ рукахъ донского казака, монаха Иліодора. Другой канатъ тянетъ министръ Кассо. Онъ не раздляетъ программы Иліодора полностью, но что касается интеллигенціи и жидовъ, то тутъ они вполн сплись: широкій размахъ министра въ очистк нашихъ питомниковъ интеллигенціи отъ учащихся мужчинъ, женщинъ и евреевъ, выбрасываніе за бортъ лучшихъ научныхъ силъ и удальство, съ которымъ все это совершается, заставляютъ невольно сопричислить его къ помощникамъ Иліодора по искорененію интеллигенціи и жидовъ (по совокупности). Въ этомъ будетъ главная историческая заслуга министра народнаго просвщенія Кассо, и эта заслуга войдетъ бъ катехизисъ демократическаго монархизма Иліодоровскаго толка:
— Кого надо поминать посл Государя и всего Царствующаго дома?
— Иліодора.
— А посл него?
— Министра Кассу.
— Чмъ онъ замчателенъ?
— Скубентовъ искоренилъ и жидовъ.
— Какъ онъ сіе свершилъ?
— Прикрылъ заведенія, а которые враги внутренніе,— разослалъ и прогналъ въ мста отдаленныя и неотдаленныя.
— Правильно: искоренитель интеллигенціи и жидовъ!
Иліодоръ и Кассо теперь самые популярные герои въ провинціи. Въ каждомъ город имется теперь масса семей, съ языка которыхъ не сходитъ имя министра. Поминаютъ его походя. Благодарности, конечно, не чувствуютъ. Про молодежь и говорить нечего…
— Куда мы идемъ? Вы скажите, куда мы идемъ!— возмущенно вопіютъ родители.— Единымъ взмахомъ пера г. Кассо длаетъ до десяти тысячъ ‘политическихъ преступниковъ’… и при этомъ злорадно остритъ. Да разв это — государственный мужъ! Разв ему мсто въ народномъ просвщеніи! Вдь студенческія волненія у насъ не новость, и даже университетскій сторожъ не будетъ ихъ объяснять нежеланіемъ учиться. А министръ никакого иного объясненія не находить и съ веселымъ сердцемъ разрушаетъ самыя дорогія культурныя цнности. Что бы вы сказали о такомъ губернатор,который для уничтоженія крамольнаго духа повсилъ бы всхъ жителей и донесъ г. Столыпину: ‘полагаю возможнымъ снять усиленную охрану за полнымъ успокоеніемъ жителей ввренной мн губерніи’. А вдь политика г. Кассо очень напоминаетъ такого губернатора…
Привелось мн нынче лтомъ побывать въ нкоторыхъ городкахъ сверныхъ губерній. Биткомъ набиты ссыльными студентами, разныхъ учебныхъ заведеній. Многіе не знаютъ, за что сосланы, нкоторые попали ошибочно, другіе только за то, что участвовали на похоронахъ Толстого или Муромцева. Универсанты, агрономы, технологи, путейцы, горняки… медички, бестужевки, всхъ профессій. И вс безъ разбора живутъ на положеніи ссыльныхъ за политическія преступленія. Ну, разв это не Шемякинъ судъ? Безъ суда, безъ слдствія, безъ разбора и толку сваливаютъ всхъ въ одну кучу, лишаютъ правъ на основаніи никому невдомыхъ причинъ — сплошь и рядомъ за одно знакомство или родство съ ‘подозрительными ка-детами’ — заточаютъ въ холодныя дебри Свера и отнимаютъ даже право зарабатывать себ хлбъ профессіональнымъ трудомъ. Разв при такомъ положеніи властей даже у политическаго младенца не раскроются глаза на наше государственное устройство? Разв въ молодомъ сердц не можетъ проснуться и вскормиться вражда и жажда мести? Разв такое попраніе примитивной справедливости и законности не дастъ толчка мысли въ одну опредленную сторону? Не могутъ же эти десять тысячъ выкинутой за бортъ жизни молодежи питать благожелательныхъ чувствъ къ такому произволу! Разв г. министръ народнаго просвщенія не сетъ смянъ государственныхъ преступленій щедрою рукою?..
Какъ хотите, но г. Кассо, какъ и о. Иліодоръ, оказываютъ огромнйшую услугу грядущей революціи: оба разрушаютъ, ничего не созидая, и обильно бросаютъ смена ненависти, недовольства, мести въ будущемъ…
По закону министръ не имлъ права исключать самолично студентовъ и медичекъ, ибо это дло особыхъ совтовъ учебныхъ заведеній. А онъ исключилъ… Новый примръ законности. Министры показываютъ примры, а г.г. губернаторы поучаются. Анархія и правовой хаосъ надвигаются на насъ со всхъ сторонъ, и плохъ тотъ становой, который теперь не кричитъ народу:
— Я вамъ — Царь и Богъ!
Такова наша конституція. Словно пришла она къ намъ для того, чтобы разрушить вс культурныя цнности, внести полную анархію въ государственную и общественную жизнь и подготовить пищу для новаго и страшнаго революціоннаго импульса… Раскачивали матушку-Рассею слва, а теперь раскачиваютъ справа и когда приглядишься и вдумаешься въ процессъ этого раскачиванія, то, воля ваша, а справа длаютъ это основательне. Не сразу и не всякому это видно, процессъ пока совершается въ скрытомъ состояніи, но область его широка и глубока. Воспалительный процессъ пока еще не высыпалъ наружу, но онъ тмъ и опасенъ, что пошелъ къ главнымъ органамъ государства, внутреннимъ. Безъ закона никакое государство немыслимо. Законъ это — сердце государства, а, между тмъ.-.
— Гд же законъ?!.
Спитъ Россія въ участк и видитъ сонъ. На основаніи усиленной охраны ее заточили, а всхъ любимыхъ дтей ея разослали по мстамъ не столь отдаленнымъ.
— За что? Гд законъ?— шепчетъ Россія, и вдругъ слышитъ голосъ за стной:
— Я здсь!
Узница прислушивается. Что за диво? Голосъ глухо стонетъ въ сосдней кутузк
— Кто сидитъ? — спрашиваетъ Россія.
— Я, Законъ!
— Какъ ты сюда попалъ?
— На основаніи усиленной охраны…— стонетъ за стной голосъ узника.
— Что совершилъ?
— Не знаю, исполнялъ свой долгъ.
— Такъ за что же?
За вмшательство въ распоряженія полиціи.
— Надолго ли?
— Три мсяца, а потомъ высылка на три года въ Архангельскую губернію.
— Какъ же это такъ! А мы-то?.. Черезъ три года вернешься?
— Нтъ. Хлопочу, чтобы ссылку замнили высылкой заграницу!
— Разршили?
— Состоялось совщаніе министровъ. Вс согласились, даже министръ юстиціи, а министръ финансовъ уперся: неудобно, говоритъ, передъ сосдями.
— Ну, какъ же ты, Законъ…
— Убгу заграницу… Министерство внутреннихъ длъ ловить не станетъ.
— Почему ты, Законъ, стонешь?
— Избили… За жида приняли..Зловщій сонъ. Законъ на положеніи политическаго преступника. А разв это такъ далеко отъ дйствительности? По ныншнимъ временамъ всякій житель, возставшій на начальство во имя законности, попадаетъ въ ряды крамольниковъ или просто напрасно зачисляется въ сумасшедшіе.
Живымъ примромъ этому служитъ судьба поручика Свирина. Этотъ молодой офицеръ былъ членомъ поврочной комиссіи и обнаружилъ денежные непорядки въ длахъ офицерскаго собранія- Поручикъ подалъ рапортъ командиру полка, указывая, что при такихъ порядкахъ онъ не можетъ давать согласія на расходованіе денегъ. Въ отвтъ на это поручикъ былъ переведенъ въ мстечко Ораны. Тогда поручикъ Свиринъ послалъ рапортъ начальнику дивизіи, въ которомъ писалъ:
‘За неоднократное указаніе въ оффиціальной переписк на незакономрность въ денежныхъ длахъ со стороны нкоторыхъ лицъ я приказомъ начальника полка переведенъ для пользы службы въ мстечко Ораны. Интересы дла не могли здсь имть мста, личные же интересы, а именно: удаленіе отъ себя офицера, пожелавшаго стать на путь законности боле твердо, чмъ было желательно командиру полка — могли имть и дйствительно имли мсто’. Въ результат поручикъ Свиринъ попалъ подъ судъ за столь дерзостное заступничество за законъ. На суд онъ сказалъ рчь, заслуживающую общественнаго вниманія. Вотъ эта горячая, искренняя рчь:
‘Ваше превосходительство и господа военные судьи! Вы слышали оглашенныя здсь мои аттестаціи, вы видли сдаточную вдомость въ бытность мою начальникомъ шорно-сдельной и портняжной мастерской Амурскаго казачьяго войска. Аттестаціи мои гласятъ, что я не только хорошій офицеръ, что я не только добросовстно относился къ своимъ обязанностямъ, но что я въ совершенств дисциплинированъ. Сдаточная вдомость говоритъ, что я сдалъ имущества, ни на какомъ у меня учет не состоявшаго, боле, чмъ на 40.000 руб. Г.г. судьи, вы понимаете, что это значитъ: это значитъ, объявить во всеуслышаніе о томъ, какъ поставлено въ полку хозяйство! Затмъ въ качеств члена годовой поврочной комиссіи я обнаружилъ недопустимую постановку хозяйства въ офиц. собраніи, а въ качеств просто офицера, врнаго долгу,— и въ кое-чемъ другомъ…
И вотъ я здсь — на скамь подсудимыхъ. По совершенно формальнымъ основаніямъ вы отказали моему защитнику въ оглашеніи данныхъ, добытыхъ дознаніемъ. Но вы, г. г. судьи, не лишены возможности взглянуть на эти данныя въ совщательной комнат. На стр. 83 и 84 дознанія, производимаго по моей жалоб ген. Форселесомъ, вы увидите, что ген. Форселесъ командира полка называетъ монархомъ. Говоря попросту, это значитъ вотъ что: ‘Вы, г. поручикъ, требуете закона: я вамъ законъ, я вамъ Царь, я вамъ Богъ!
Г.г. судьи, не преступленія и проступки привели меня сюда. Нтъ! Меня привелъ путь борьбы со зломъ, тмъ зломъ, что царить вокругъ казенной копейки… Прокуроръ въ дл московскихъ интендантовъ сказалъ: ‘боевые строевые офицеры ложились спать честными — а вставали взяточниками’.
Г.г. судьи, я, ложась спать честнымъ боевымъ строевымъ офицеромъ, хотлъ и встать честнымъ — и вотъ я передъ вами на скамь подсудимыхъ!..
Я зналъ, какая судьба меня ждетъ, но сознательно вступилъ на трудный и тяжелый путь.
6 марта я подалъ жалобу, 10-го уже была возбуждена переписка о моей психической ненормальности, а къ 18 марта я уже оказался виновнымъ по 96, 97 и 104 ст. XXII кн…
— Г.г. судьи,— закончилъ обвиняемый,— у меня два сына, мой долгъ научить ихъ тому, чтобы никогда ни одинъ прокуроръ не могъ бы сказать про нихъ: ‘они легли честными и встали взяточниками’…
Военно-окружной судъ приговорилъ Свирина къ двухнедльному аресту на гауптвахт безъ ограниченія правъ по служб.
Какая это великолпная иллюстрація къ прошлой нашей бесд о взятк и ея всемогуществ въ нашемъ отечеств! Въ цивилизованныхъ государствахъ чувство гражданскаго долга въ человк культивируется, у насъ это — порокъ и преступленіе, отъ такого человка начальство спшитъ отдлаться всми средствами, и такой человкъ попадаетъ на скамью подсудимыхъ… Несчастная родина! Бюрократическое иго столтіями воспитываетъ и холить въ сынахъ твоихъ рабьи чувства и искореняетъ чувства гражданственности и общественности, которыми только и бываетъ сильна всякая страна. Не потому ли такъ быстро гаснутъ твои порывы къ свобод и такъ легко вянутъ твои надежды, уступая мсто чувствамъ собачьей покорности и безразличію? Не достигла ли сила и длительность гнета такого предла, за которымъ уже нтъ пробужденія?.. На каждомъ шагу — беззаконіе и произволъ, несправедливость и издвательство надъ личностью не только гражданина, но и человка,— и мы проходимъ мимо, уныло повся голову, безучастные и безвольные, утратившіе способность возмущаться и защищать свои права въ другомъ… ‘Притупилась способность реагировать на общественное зло и несправедливости, и что можетъ воскресить ее?’…— говоритъ пессимистъ.
‘Старое старится, молодое растетъ… Сойдутъ съ общественной арены старые, утомленные, потерявшіе вру, инвалиды, и уступятъ мста молодымъ, жаждущимъ новой жизни, рвущимся творить ее и приносить жертвы’.
Такъ говоритъ оптимистъ…
А мимо церемоніальнымъ маршемъ шествуютъ ‘потшные’…
Петръ Великій, когда онъ былъ маленькимъ, игралъ въ солдатики, у него было два потшныхъ полка, изъ которыхъ впослдствіи вышли настоящіе, непотшные…
О, какъ поучительны историческіе примры! Начнемъ все сначала, съ самаго начала. Не нужно гражданъ, строителей, полныхъ иниціативы и самодятельности, — это народъ безпокойный, ищущій, легко воспринимающій крамольныя вянія. Созидать и строить жизнь будетъ само попечительное начальство… Къ чорту гражданъ! Къ чорту свтскія науки, утверждающія, что человкъ произошелъ отъ обезьяны!.. Дайте намъ фельдфебеля въ Вольтеры! Германія побдила Францію вовсе не школьнымъ учителемъ.
— Рравняйсь!..
— Шагомъ маршъ!
— шь глазами начальство!
— Здорово, ребята!
— Здра-вія же-ла-ю, ва-ше высокорр…
— Ахъ, какіе молодцы!..
— Русь идетъ!..
— Урра-ааа!..
— О, теперь мы будемъ непобдимы… Наконецъ-то!.. Шапками закидаемъ.
Если каждый житель съ малолтства будетъ пріучаться маршировать подъ музыку и барабанъ, если онъ съ, дтства пріучится сть глазами начальство и будетъ знать, какъ кого зовутъ и величаютъ,— онъ будетъ горть любовью къ родин и исполнится непобдимой храбрости… Тогда не надо будетъ строить и ремонтировать флотъ, не надо будетъ дальнобойныхъ орудій, урожаевъ, дорогъ и мостовъ, честныхъ интендантовъ, способныхъ генераловъ, университетовъ и прочихъ высшихъ учебныхъ заведеній… ‘Потшные’ такъ воодушевили казенныхъ патріотовъ, что они умиленно восклицаютъ:
— Нтъ словъ, способныхъ выразить, до какой степени мы нуждаемся въ томъ, чтобы сдлать Россію сильной и непобдимой! Но она осуществима только черезъ превосходно подготовленную армію. А такая армія можетъ сложиться лишь при обученіи солдатъ въ ихъ юношескій наиболе ранній возрастъ. Намъ нужна дйствительно военная армія вмсто той штатской, которая уметъ сажать огурцы..- Намъ нужна поставленная на военный ладъ школа вмсто теперешней анархической…
Разв насъ побдили японцы потому, что не имли военной арміи?.. Разв наши солдаты не показали невроятной выносливости, храбрости, способности класть животъ свой? Разв армія виновата въ томъ, что ея руководители оказались боле способными сажать огурцы и доить коровъ, чмъ вести сложную войну съ культурнымъ народомъ, насквозь пропитаннымъ чувствомъ гражданскаго долга? Разв солдаты виноваты въ томъ, что у насъ не было хорошихъ картъ, не было достаточно желзнодорожныхъ путей, не было никакого плана компаніи, кром ‘терпнія и терпнія’, не было хорошихъ орудій на судахъ, хорошихъ адмираловъ и честныхъ интендантовъ, для которыхъ война — не случай набить свой карманъ, а — случай помочь солдату и родин преодолвать тяготу компаніи…
Г. г. казенные патріоты такъ увлеклись, что оклеветали нашего солдата. Нтъ, господа, современная война — не рукопашный бой, и шагистика и уличная балетная красота, умнье играть въ солдатики и т. п. еще не даютъ побды въ войн, Теперь побждаетъ наиболе культурный, и потому наиболе сильный. Теперь уже не закидаешь шапками, и стотысячную армію въ сапогахъ безъ подметокъ, голодную и холодную, руководимую умющими сажать капусту начальниками, легко побждаетъ армія въ 25 тысячъ, вооруженная по послднимъ требованіямъ военной техники, сытая, обутая, грамотная и толковая, понимающая, за что проливаетъ кровь, руководимая способными, исполненными гражданскаго чувства военачальниками…
Не думаю, чтобы казенные патріоты не понимали этого. Весь ихъ пафосъ фальшивый и клонится лишь къ тому, чтобы въ школы поставить въ Волтеры фельдфебеля, ибо современная школа пугаетъ ихъ какимъ-то анархизмомъ… Дло клонится опять-таки къ вытравленію изъ молодого поколнія тхъ знаній, которыя длаютъ человка личностью, а не манекеномъ, пляшущимъ подъ дудочку ближайшаго фельдфебеля…
Не къ побд ведете вы родину, а къ новому пораженію!..
Петръ Великій игралъ въ ‘потшныхъ’, когда онъ былъ маленькимъ…
Всякому овощу — свое время… Понялъ это даже Китай, и поняла Персія, а вы все еще не можете осилить… И все кричите: ‘назадъ!’.
Типичный казенный патріотизмъ и націонализмъ, не возрождающій, а омертиляющій родину, отодвигающій ее снова на нсколько десятилтій назадъ.
Не дорожимъ мы шагомъ къ крупному прогрессу
И съ трескомъ пятимся назадъ…—
сказалъ еще Некрасовъ, когда, посл горячаго подъема 60-хъ годовъ, началось понятное движеніе отъ великихъ реформъ…
Наше современное понятное движеніе посл Манифеста еще боле значительно, чмъ въ ту эпоху. Шагъ впередъ и три назадъ. Это называется — медленно поспшать. Отъ всякихъ свободъ къ кутузк. Отъ уравненія въ правахъ всхъ гражданъ къ ожесточенной національной травл. Отъ мирнаго содружества народностей имперіи къ созиданію кольца враговъ. Но въ этомъ ли сила государства, состоящаго изъ множества угнетаемыхъ народностей?.. Не сами ли себя мы побждаемъ и не готовимъ ли себ новое, еще боле чувствительное пораженіе въ возможной въ будущемъ войн?.. О, мудрость бюрократическая, когда ты дойдешь до предла своей мудрости!

——

Изъ всхъ національностей наиболе травимая, конечно, евреи.
‘ Съ тхъ поръ, какъ наши мудрецы убдились, что революцію длаетъ еврей, и что если бы не еврей, то у насъ не было, никакого Манифеста, не побдили бы насъ японцы и не нужно было бы ломать головы надъ разными реформами,— еврей сдлался не меньшимъ врагомъ отечества, чмъ и интеллигентъ, а, пожалуй, и большимъ. И опять еврея и интеллигента поставили за общія скобки и… и вс министерства подали другъ другу руки въ искорененіи этихъ зловредныхъ частей государства… Иліодоръ и Кассо особенно усердствуютъ на этотъ поприщ, какъ это мы уже видли на дл. Ядъ націонализма, однако, вошелъ уже во взаимоотношенія нашихъ ‘вчныхъ жидовъ’. Недавно я получилъ письмо отъ травимаго еврея съ упреками… русской интеллигенціи. Вотъ выдержка изъ этого письма:
‘Страшно становится человку, когда онъ начинаетъ терять вру въ то, чему поклонялся, что любилъ, какъ свою жизнь. Подобный ужасъ, кажется мн, переживаетъ теперь еврейское молодое поколніе. Какъ-то инстинктивно мы, еврейская молодежь, поняли, что русскій народъ in corpore въ сущности не длаетъ, или, врне — не хочетъ длать различій между эллиномъ и іудеемъ, вс свои силы мы приложили къ тому, чтобы слиться съ вами воедино: мы восторгались вашей литературой, поэзіей и музыкой, рука объ руку мы работали съ вами для блага нашей матери-родины (какая иронія!), рядомъ гибли на пол брани… Въ нужд и гор познаются друзья, и мы надялись и продолжаемъ надяться и теперь, что общія нужда и горе соли*’ зять насъ съ вами. Ошиблись ли, ошибаемся ли мы — я не знаю. Знаю только, что въ настоящее время мы остались одни, совершенно одни! Вашъ взоръ блуждаетъ по обширной площади великой Россіи, вы замчаете всякую несправедливость,— только жалкой горсточки людей, для которыхъ ‘страданіе’ слишкомъ легкое слово — вы не видите. Я читаю газеты и журналы, по мр силъ слжу за текущей литературой, и поврьте, до сихъ поръ въ защиту насъ, евреевъ, нашелъ только дв статьи:— Петрова и Амфитеатрова по поводу убійства Стишинскаго. Дло о смиренномъ инок Иліодор освщалось со всхъ сторонъ, а распоряженіе Кассо о примненіи къ экстернамъ-евреямъ нормы прошло незамченнымъ, и врядъ ли кто подумаетъ о томъ, что переживаетъ еврейскій юноша и его родители. Вы скажете, что Иліодоръ — это своего рода знаменіе времени, ну, а примненіе процентной нормы къ экстернамъ-евреямъ — не знаменіе времени, не сплошной ужасъ? Вы скажете, что когда всмъ плохо, нельзя удлять вс свои силы и вниманіе одному племени, и будете правы… Но освтить какой-нибудь фактъ, выразить справедливое негодованіе, возмущеніе и гнвъ — не значить еще отдать вс свои силы. Всмъ плохо, я знаю, вс изнываютъ подъ гнетомъ произвола, но вамъ все же легче жить, вамъ дана, хоть и печальная, возможность учиться, вы можете избрать мстожительство по своему усмотрнію, можете полечиться и отдохнуть, гд угодно. А насъ, евреевъ, ежедневно распинаютъ и воскрешаютъ вновь для новыхъ мукъ, нашу душу,— поймите — душу, у которой нтъ даже лохмотьевъ, чтобы прикрыться,— пригвоздили къ позорному столбу, и всякій, кому не лнь, можетъ плевать въ нее и забрасывать грязью. И плюютъ и бросаютъ кто съ крестомъ въ рук, кто съ проклятіями, кто съ площадной бранью. Теперь еврей-отецъ не радуется своему первенцу: какъ сдлать изъ него человка? какъ и гд воспитывать его, какъ уберечь его отъ жгучей обиды, которая начертана ему съ самаго нжнаго возроста?.А вы, люди мысли и правды, народная совсть, наши учителя, чье призваніе — ‘глаголомъ жечь сердца людей’ — вы молчите. Молча проходите вы мимо страдающихъ людей… И невольно выплываетъ откуда-то липкая назойливая мысль… И что хуже всего,— перестаешь врить, во что врилъ, любить, что любилъ… Тутъ-то и начинается настоящій ужасъ, передъ которымъ меркнетъ ужасъ всхъ ‘успокоительныхъ мученій’… Господи, откуда мука сія? Кто отвтитъ мн и моимъ измученнымъ собратьямъ, которые давно уже ждутъ отвта?.. Дождутся ли?’…
Я помщаю это письмо, какъ вопль измученной души, сочащейся свжей кровью. Я не думаю, чтобы цлью этого письма было желаніе бросить упрекъ и обвиненіе… кому? Интеллигенціи, которую теперь травятъ на равныхъ основаніяхъ съ ‘жидомъ’? русскому писателю, прогрессивному писателю, отношеніе котораго къ еврейскому вопросу давно высказано и высказывается въ каждомъ случа, когда это необходимо?.. Я думаю, что авторъ письма самъ отвтилъ себ: ‘всмъ плохо, когда будетъ лучше всмъ, тогда будетъ лучше и еврею’… Кассо показалъ, какъ легко учиться теперь вообще всмъ и какъ легко всмъ попасть въ черту осдлости… А Иліодоръ пошелъ съ крестомъ столько же противъ жидовъ, сколько и противъ интеллигентовъ, а сугубо прошвъ писакъ’…
Что говорить, если теперь г. г. министры обращаются съ закономъ ‘за панибрата’, треплютъ его по плечу и говорятъ:
— Ну, что, господинъ законъ, какъ изволите поанівать при конституціи?..
То съ закономъ, относящимся къ жизни евреевъ, ужъ, конечно, они считаться вовсе не имютъ желанія. Долго, напримръ, зубные врачи добивались разршенія на всероссійскій създъ. И вотъ добились: създъ разршенъ въ Харьков съ условіемъ, чтобы къ участію въ немъ не допускались зубные врачи-евреи, которые правомъ жительства въ Харьков не пользуются…
Вотъ тутъ и разбирайся въ разршеніи! До сихъ поръ еврей- дантистъ тмъ и отличался отъ прочихъ евреевъ, что по закону имлъ право повсемстнаго жительства- Само собою разумется, что г. министръ внутреннихъ длъ законъ этотъ прекрасно знаетъ. И вдругъ такая странная оговорка…
— Ну, а какъ же законъ?..
— Какіе тамъ законы съ жидами!..
И евреи, несмотря на ясно формулированный законъ, обратились въ правленіе зубоврачебнаго союза съ просьбой разъяснить, что бы такое могло значить министерское предостереженіе. И несмотря на то. что законъ о прав жительства зубныхъ врачей-евреевъ не отмненъ и не измненъ, союзъ возбуждаетъ ходатайство предъ министромъ внутреннихъ длъ о разршеніи евреямъ — зубнымъ врачамъ пріхать въ Харьковъ для участія въ създ.
Есть законъ, но чтобы воспользоваться этимъ закономъ, требуется особое ходатайство предъ министромъ…
Ну, и законъ!..
Еще примръ законности для г. г. губернаторовъ.
А вотъ вопль интеллигента-еврея изъ Житоміра. Тоже взываетъ къ закону:
Не откажите посредствомъ вашей уважаемой газеты обратить вниманіе высшихъ властей на вопіющее насиліе, произведенное жито- мірской полиціей надъ нами, дачниками, поселившимися въ черт г. Житоміра, на принадлежащей городу земл, слдовательно, въ легальнйшей черт осдлости.
Многіе изъ насъ, даже, такъ называемые, привиллегированные евреи, поселились здсь исключительно изъ-за желанія избжать тхъ унизительныхъ для человческаго достоинства пріемовъ, которыми отравляется нашъ отдыхъ въ дачныхъ мстностяхъ, находящихся вн черты осдлости.
Во имя чего полиція врывалась въ 5 ч. утра въ комнаты спящихъ женщинъ и дтей? Кому нужны были припадки сердечныхъ больныхъ и истерическіе обмороки разбуженныхъ женщинъ? Извстно ли это обстоятельство мстной высшей власти, или, быть можетъ, мелкіе полицейскіе чины ворвались къ намъ безъ вдома и разршенія своего начальства? Не заступится ли, если не за насъ, то за попранный законъ, высшая власть и не разслдуетъ ли путемъ опроса дачниковъ причину беззаконія и насилія?
Или вотъ вамъ законность: ‘Курская Быль’ печатаетъ и распространяетъ погромныя прокламаціи столь яростнаго характера, что у мстныхъ евреевъ волосы на голов дыбомъ становятся. Общественный раввинъ обращается къ мстному прокурору съ просьбой привлечь къ отвтственности газету,— прокуроръ отказывается… Раввинъ отправилъ заявленіе къ прокурору судебной палаты… Пока ничего не слыхать…
До чего преступенъ еврей, можно усмотрть изъ слдующей телеграммы изъ Витебска:
‘Губернаторъ уволилъ члена мщанской управы отъ евреевъ за то, что тотъ сморкается и плюетъ на полъ. А въ Вильн воспрещена постановка оперетки изъ еврейскаго быта на томъ основаніи, что театру, находящемуся на Дворцовой площади, неудобно ставить оперетку изъ еврейскаго быта… Какъ только терпитъ мстная власть, что по этой площади ходятъ евреи, настоящіе, живые евреи?..
Боже мой, до чего это глупо! какъ это колоссально глупо!..
Читатель! Кто изъ насъ, будучи мальчикомъ, не игралъ въ солдатики, не сражался съ крапивой и не длалъ себ деревянныхъ ружей и сабель?.. Вс мы въ свое время были ‘потшными’, но потомъ выросли, деревянное оружіе насъ перестало удовлетворять, а настоящаго ружья и вообще оружія имть не разршается и считается преступленіемъ держать его, безъ особаго разршенія въ дом…. Безъ сомннія, и теперь ребята въ возраст — 7—12 лтъ не во имя патріотическихъ и прочихъ побужденій идутъ въ ‘потшные’: они просто играютъ въ солдатики, и льститъ имъ, что въ ихъ игр принимаютъ участіе ‘большіе дяди’ съ бородами и усами, въ форм и т. д., и что сами они въ особой форм и очень похожи на настоящихъ солдатъ… Ужъ, конечно, въ ребячьихъ головахъ въ данномъ случа никакой государственной идеи не имется… Вернулся ‘потшный’ домой и сталъ играть въ оловянныхъ солдатиковъ, очень похожихъ на настоящихъ, какихъ онъ видлъ въ столиц… Но пришелъ въ дтскую папа и отбираетъ игрушки. Мальчикъ не даетъ, плачетъ, прибгаетъ мама:
— Что такое?
— А-а-а… папа отнялъ солдатиковъ!… Отд-д-а-й!
— Зачмъ отнялъ? Отдай!..
— Нельзя.
— Какъ! Почему?
Папа вынимаетъ изъ кармана бумагу и читаетъ вслухъ:
‘Министерство внутреннихъ длъ разослало циркуляръ губернаторамъ, въ которомъ говорится: за послднее, время въ продаж появились дтскія игрушки, представляющія собою точныя копіи предметовъ обмундированія русской арміи. Признавая совершенно недопустимымъ изготовленіе подобныхъ игрушекъ, военное министерство обратилось въ министерство внутреннихъ длъ съ просьбой о принятіи мръ къ изъятію изъ продажи указанныхъ игрушекъ и недопущенію ихъ въ продаж на будущее время’.
— Но почему? Играть въ солдатики разршаютъ, а…
— Не понимаю. Надо поговорить съ чиновникомъ особыхъ порученій при губернатор.
— Не от-да-а-мъ!…
— Нельзя, Коля, не слушаться министра…
— А мн наплевать!.. Не отда-а-мъ…
Разговоръ съ чиновникомъ особыхъ порученій:
— Почему же?
— Мотивировки не указано, по я такъ полагаю, что игра въ такіе солдатики… Гм!.. какъ бы вамъ сказать… дискредитируетъ, врне — можетъ дискредитировать армію…
— Не понимаю…
— Вы представьте себ, что сынъ вашъ играетъ въ войну…
Замтки провинціала.
— Да, да, онъ играетъ въ войну…
— Ну, вотъ-съ!… Раздлитъ солдатиковъ на дв части, и одна часть у него — русскіе, а другая — непріятель… И вотъ въ образ непріятеля ему, русскому мальчику, предстоятъ русскіе же солдаты…. Онъ стрляетъ въ своихъ… Это, знаете-ли… не только оскорбительно для арміи, но… это — политическое преступленіе, это пахнетъ революціей…
— И все-таки не понимаю. Ну, а если онъ будетъ играть въ солдатиковъ, выкрашенныхъ приблизительно такъ же, но безъ точной копіи… Вдь мальчикъ не будетъ разбирать такихъ тонкостей… у него фантазія…
— Мм… Собственно я, будь я министромъ, я совершенно воспретилъ бы игру въ оловянныхъ солдатиковъ… Это не игрушка… Есть вещи, которыми не слдуетъ играть… которыхъ не слдуетъ даже изображать… Играйте въ зврей, въ клоуновъ, въ бабу-ягу, наконецъ… Я, будь я министръ, я издалъ бы списокъ тхъ игръ, въ которыя играть разршается…
— Что съ ними сдлаешь!.. Вонъ у насъ на двор ребята играютъ въ смертную казнь…
— Ну, это… никого не оскорбляетъ…
— Но пріучаетъ къ жестокости и кровожадности…
— Вы обвиняете правительство въ…
— Я н..нн.. Извините, я не думалъ!..
— Я долженъ доложить объ этомъ г. губернатору… Вы — тайный кадетъ, милостивый государь…
Папа вернулся мрачне тучи. Изломалъ у Коли всхъ солдатиковъ, представляющихъ точныя копіи и не представляющихъ, и бросилъ ихъ въ печку. При обыск власти застали Колю играющимъ въ бумажныхъ солдатиковъ. При внимательномъ разсмотрніи оказалось, что испорченный мальчикъ вырзалъ изъ ‘Нивы’ точное изоображеніе разныхъ частей войскъ, министровъ и другихъ высокопоставленныхъ лицъ и воспроизводитъ уличные безпорядки, при чемъ убиваетъ изъ пробковаго пистолета г.г. министровъ.
— Кого это ты убилъ?..
— Того, который не велитъ мн играть въ мои игрушки…
— Милостивый государь! Вашъ сынъ — будущій террористъ, но такъ какъ онъ за малолтствомъ, ненаказуемъ, то мы должны привлечь васъ…
На основаніи усиленной охраны папа высылается въ Архангельскую губернію срокомъ на три года… (пропалъ кандидатъ въ 4-ую Г. Думу!…).
Читатель, это — фантазія, но не сказочная… Такими фантазіями теперь пестритъ наша дйствительность. Чмъ не фантазія разсказанное выше событіе, какъ губернаторъ удалилъ члена мщанской управы за то, что тотъ сморкается на полъ… въ присутственномъ мст, гд имются портреты высокихъ особъ и пр. Удивительно, какъ этотъ преступникъ не былъ выслалъ въ 24 часа изъ города!..
Харьковскій губернаторъ оштрафовалъ газету ‘Утро’ на 500 р. за статью о дятельности министра Кассо, но потомъ передумалъ и, отмнивъ штрафъ, потребовалъ впредь не касаться министра Кассо…
— Не трогай нашихъ!
Курскій купецъ Зубковъ, обозванный офицеромъ мерзавцемъ, назвалъ его — невоспитаннымъ. Офицеръ выхватилъ шашку и нанесъ купцу рану въ шею и отскъ ухо.
—: Не трогай нашихъ!
Землевладлецъ Штромъ въ своей экономіи въ Бахмутскомъ узд застрлилъ рабочаго, рзко отозвавшагося о плохой пищ барина.
— Не трогай нашихъ!
Ксендзъ Маевскій во время духовной процессіи ‘Божьяго Тла’ обратился къ городовому съ предложеніемъ снять шапку, ибо онъ шелъ рядомъ со Св. Дарами. Городовой отказался. Ксендзъ обратился съ жалобой къ сопровождавшему процессію околодочному надзирателю. Тотъ сказалъ, что они командированы наблюдать за порядкомъ, и потому не должны снимать фуражекъ. Минскій губернаторъ оштрафовалъ ксендза Маевскаго на 300 р. за демонстративно-дерзкую выходку по отношенію чиновъ полиціи.
— Не трогай нашихъ!
Екатеринославскій приставъ Гусаковъ попался въ скверномъ дл: вымогательств съ хозяйки притона малолтнихъ проститутокъ за укрывательство имъ случаевъ продажи свжрнькихъ двочекъ. Приставъ и его помощники были уволены. Но за нихъ вступились губернскія власти, и Гусаковъ былъ возстановленъ въ своихъ служебныхъ правахъ, т.-е. опять сдлался сыскнымъ приставомъ.,
— Не трогай нашихъ!
Но… Гусаковъ забылъ о всякой церемоніи и осторожности. У крупнаго землевладльца Кальницкаго случился пожаръ. Прискакавъ Гусаковъ и сказалъ:
— Уплатите 2000 р., въ противномъ случа возникнетъ дло объ умышленномъ поджог, со всми его непріятными послдствіями… Вамъ грозитъ немедленный арестъ…
Землевладлецъ согласился, уплатилъ, но на другой день похалъ къ губернатору и все разсказалъ. При обыск у Гусакова, въ укромномъ уголк, нашли деньги…
Родственникъ варшавскаго генералъ-губернатора Скалона, поручикъ запаса Прокоповичъ, за время своего хозяйничанья въ магистрат принесъ городу огромные убытки, а самъ пріобрлъ два большихъ дома въ Варшав. Пожаловались генералъ-губернатору. Тотъ поручилъ произвести дознаніе своему чиновнику особыхъ порученій. Разслдованіе губернаторскаго подчиненнаго надъ губернаторскимъ родственникомъ дло нелегкое:
Обнаружилась полнйшая невиновность родственника… Скалонъ далъ ему за обиду еще награду въ 300 р.
— Не трогай нашихъ!
Но… но проклятая гласность!.. Въ ней проку нтъ, одна — опасность. Въ газетахъ появились разоблаченія съ документальными доказательствами, и весь матеріалъ былъ сообщенъ прокурору палаты.
Генералъ-губернаторскій родственникъ вышелъ въ отставку по разстроенному здоровью. Въ результат городъ предъявилъ къ захворавшему искъ въ размр 30.000 р… Остальныя суммы покрыла давность.
Родственникъ все объяснилъ революціей. По его показаніямъ, обкрадываніе города, занесеніе въ списки получающихъ вознагражденіе ‘мертвыхъ душъ’ и другіе фокусы заставляли подъ угрозами жизни длать., ну, конечно, революціонеры (у патріотовъ своего отечества какъ же безъ революціонеровъ?).
— Кто же эти революціонеры?
Ими оказались вс свидтели по длу, уличавшіе генералъ-губернаторскаго родственника въ мошенничествахъ. Теперь нтъ больше свидтелей, ибо они превращаются въ обвиняемыхъ…
Православіе и народность!.. Въ газетахъ появилось два письма православныхъ. Первое:
Было часовъ около 6 вечера. По Нмецкой показалась громадная толпа съ палками и разноцвтными флажками. Слышалось пніе, крики.
Заинтересовавшись необычайнымъ зрлищемъ и не отдавая себ отчета, что это іер. Иліодоръ, со своими паломниками, я сталъ разсматривать толпу въ бинокль. Также въ бинокль смотрла и моя жена.
Человкъ въ блой ряс, идущій во глав толпы, оказавшійся іер. Иліодоромъ, остановившись противъ моего дома и потрясая палкой, крикнулъ:
‘Прочь отъ окна, не смотрть на меня. Мерзавцы… безбожники! Ты что мотаешь своей башкой?— обратился іер. Иліодоръ къ моей жен. Прочь отойдите отъ окна, нахалы, мерзавцы!’
Я былъ такъ ошеломленъ происшедшимъ, что не зналъ, что предпринять.
Толпа съ іер. Иліодоромъ, крича ‘Анаема’, двинулась дальше.
Я и моя жена, люди религіозные, привыкшіе относиться къ духовенству съ уваженіемъ.
О странномъ поведеніи іер. Иліодора я и читалъ и слыхалъ, яо то, что мн лично пришлось испытать, превысило слышанное.
Я уроженецъ города Саратова, гд прожилъ 59 лтъ, на мои и моего брата пожертвованія выстроены церковь и колокольня въ саратовскомъ Спасо-Преображенскомъ монастыр, въ часовн на Митрофаньевской площади, на мои и г.г. Образцова и Ханова пожертвованія сооруженъ иконостасъ съ иконами.
О моей приверженности къ церкви безусловно знаетъ все мстное духовенство и епископъ Гермогенъ, который за мои пожертвованія представилъ меня къ Высочайшей наград, каковую я и получилъ: орденъ св. Анны 3-й степени съ правомъ потомственнаго почетнаго гражданина.
Чтобы оградить себя и другихъ отъ незаслуженныхъ оскорбленій, я и моя жена, ршили привлечь іер. Иліодора, за публичное оскорбленіе, къ судебной отвтственности.
А кром того, я питаю надежду, что епископъ Гермогенъ, знающій меня лично уже много лтъ, не оставитъ этого вопіющаго дла втуне’.
Второе:
11 іюля, въ Ольгинъ день, я пошла на молебенъ въ Казанскій со, боръ, чтобы помолиться по случаю дня моего ангела.
Чудное пніе, служба, молитвенное настроеніе — все это сдлало меня на нкоторое время какъ бы счастливой. Настало для меня блаженное состояніе, я люблю всхъ, такъ веллъ Господь, вс люди братья, вс ближніе.
И вдругъ это мое настроеніе было такъ оскорблено слдующимъ случаемъ.
Начали раздавать открытки подъ заглавіемъ: ‘Натискъ жидовъ’ съ самымъ гнуснымъ содержаніемъ. Тутъ же въ церкви, посл такого искренняго служенія, посл такихъ горячихъ молитвъ о всепрощеніи, и вдругъ такое надругательство, такая пошлая, хулиганская открытка раздается въ храм!
Я уврена, что церковнослужители этого не знаютъ. Надо довести до ихъ свднія, что длаютъ въ храм христіанскомъ!
Такъ какъ изъ кармана одного изъ дйствующихъ лицъ этого художественнаго произведенія выглядываетъ надпись ‘Рчь’, то позволяю себ обратиться именно къ вамъ съ просьбой довести все это до свднія общества.
Ваша старая читательница, убжденная христіанка и горячая послдовательница ученія Христа Ольга Калачева.
Такъ православные укрпляются въ дух православія и народности…
Боже мой, что творится на Руси? До какого предла это дойдетъ и чмъ все это кончится?!
О, сколько Понтійскихъ Пилатовъ
И сколько лукавыхъ удъ
Отчизну свою распинаютъ,
Христа своего продаютъ…
Однако, конецъ долженъ быть и будетъ, ибо все человческое иметъ начало и конецъ…

Евгеній Чириковъ.

‘Современникъ’, кн. VIII, 1911

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека