Доменико Чамполи.
Заклинатель змей
Доменико Чамполи.
Заклинатель змей
I.
I.
II.
II.
—————————————————————————-
Заклинатель змей, Чамполи Доменико, Год: 1882
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Его звали Бишионе, конечно, потому, что еще мальчишкою, он бродил по болотам и у прудов, отыскивая водяных змеи, жаб и пиявок [Biscione — по-итальянски змея], это прозвище сохранилось за ним и когда он вырос, его детская шалость сделалась ремеслом. Он отыскивал ядовитых змей, которых продавал аптекарям и деревенским ворожеям, или приходскому священнику церкви св. Доминика в Кокулло, заступника всех отравленных и укушенных бешеными зверями, а наконец, присмотревшись, начал и сам лечить от укушения. Заработок его с каждым днем увеличивался. Крестьяне приходили к нему издалека, чтобы он их заговорил или вылечил от укуса змей, в наших горах очень многочисленных, так что по прошествии нескольких лет его хижина стала неузнаваема, его жакетка и гетры из овечьей кожи превратились в бархатную пару с блестящими пуговицами, и Бишионе стал похож на толстого фермера в поисках за невестою. Бишионе, действительно, собирался жениться. Он совсем не был так дурен, как говорили деревенские девушки, крестившиеся при его имени. Он был среднего роста, стройный и ловкий, с черными, вьющимися волосами, с маленькими блестящими глазами и смуглым цветом лица. У него был странный взгляд, казалось, вдруг проникавший вас до глубины сердца, потом понемногу смягчавшийся и делавшийся таким нежным, что просто его становилось жалко, этот взгляд притягивал к себе, как магнит. И все-таки как-то никто не любил Бишионе. Каждое воскресенье он заговаривал с девушками, смотрел им в глаза, заставлял своих змей обертываться вокруг их рук, или надевал их им на шею, как ожерелье. Девушки оставались неподвижными, пока Бишионе не отпускал их во имя св. Доминика.
В майский праздник, когда вся молодежь сажает цветущую ветку возле хижины своей возлюбленной, он стоял одинокий у порога своего домика. В том году даже могильщик женился, и Бишионе ему завидовал. Он думал было переменить ремесло, но жаль было расстаться с этими змейками, среди которых он вырос. Напрасно он делал предложения разным девушкам, встречавшимся с ним в лесу или у фонтана, напрасно прогуливался в деревнях в своей бархатной одежде, блестя своими кольцами на пальцах, везде он получал отказ. Все боялись Бишионе. Девушки с ужасом думали о доме, где по полу ползали змеи, со свистом подымая быстрые головы, прятались по углам и залезали под подушки. Про него говорили, что он питается этими животными, отрезывая им головы, из которых делает какое-то питье, что у него есть подземелье, где он по ночам совещается с ведьмами. Одна старая знахарка рассказывала, будто какая-то цыганка, полюбившая Бишионе, родила большую черную змею, которую она, знахарка, видела сама, своими глазами.
И около Бишионе образовалась пустыня, у него лечились, но никто не желал его общества. Дошло до того, что когда он, входя в церковь, обмакивал пальцы в святую воду, то уже никто более не подходил к кропильнице. Его домик высился на скале, словно гнездо сокола, и когда крестьянам случалось проходить мимо, они ускоряли шаг и крестились. Бишионе просто был в отчаянии. Не раз он решался уйти совсем из деревни и начать зарабатывать хлеб тяжелым трудом, чем выносить такое мученье, но, услышав ласковое слово или увидев улыбку на лице какой-нибудь девушки, оставался снова. Однажды, — это было в июле, — он сидел под дубом, покрывавшим его хижину своей роскошной листвой, как гигантским зонтом, и глядел на змей, гревшихся у его ног на солнце, то ползавших по песку, то свивавшихся спиралью или ласкавшихся друг к другу. При каждом их движении от их тела отделялись куски сухой, желтой кожи, похожей на луковичную шелуху, и показывалась новая, гладкая кожа, блестевшая на солнце, как шелк. Это был праздник света и тепла, и Бишионе чувствовал его всем своим существом. Кругом кипела работа: была жатва. Холмы, покрытые колосящеюся пшеницей, казались необозримым золотым морем, ласкаемое тихим ветром, оно подымалось и опускалось, как тихие волны. По временам доносились песни жниц, то печальные и монотонные, то живые и веселые, голоса жнецов, бранивших прохожих, — это по обычаю, чтобы потом поднести им пучок колосьев и получить за то несколько сольди. В лесу была глубокая тишина. Бишионе нервно сжимал руки или запускал пальцы в волосы, бросался на землю, бился в пыли, но нигде не находил покоя. Вдруг он стал прислушиваться и, вскочив с места, воскликнул: ‘Клянусь Мадонной! Девушка из Сканно!’ Действительно, это была девушка из Сканно, —это сразу можно было узнать по ее живописному костюму, она прихрамывая торопливо бежала к его домику и, увидев его, в отчаянии протянула к нему руки и упала в обмороке. Бишионе подбежал, поглядел ногу и покачал головой. ‘Змея св. Варвары! Дело — нехорошее!’ — прошептал он. Потом взяв девушку на руки, внес ее в дом и положил на постель. Снявши ее башмаки с серебряными пряжками и синие чулки, он увидел на правой ноге, нежной и стройной, небольшую ранку, из которой сочилась черная кровь. Он стал на колени перед кроватью, перекрестил три раза ранку, приложился к ней губами и стал медленно высасывать. Чрез минуту он выплюнул на землю багровую жидкость и повторил это несколько раз. Окончив, он глубоко вздохнул, ранка с лиловыми краями мало распухла. Он перевязал больной ногу красной шелковой лентой около раны, а на рану положил кусочек холста, намоченного какою-то зеленоватою жидкостью, и встал. ‘Счастье ее, что скоро пришла! ‘ — сказал он сквозь зубы и, сложив на груди руки, стал смотреть на лежавшую без чувств девушку.
Это была одна из самых хорошеньких девушек Сканно, которыми так богата эта местность: лицо ее с орлиным носиком и тонкими губами загорело от летнего солнца, золотистые косы, обернутые вокруг головы, были почти закрыты полосатым платком с золотыми вышивками, голубой лиф закрывал ей половину груди, а ворот тонкой рубашки был обшит широким кружевом. Юбка с широкими складками была из зеленого сукна с малиновой отделкой, сверху широкий пестрый передник. Словом, так одеваются все девушки Сканно. Наконец, она снова открыла глаза. Бишионе подошел к маленькому шкафу, вынул оттуда бутылку с вином, налил полстакана, в который прибавил какой-то желтоватой жидкости, и, подавая ей, сказал:
— Выпей, это тебе поможет.
Девушка машинально выпила и закрыла глаза, чрез несколько минут она глубоко спала. Бишионе улыбнулся, он вышел из хижины, собрал своих змей, спрятал их в чулан и вернулся. Нерешительно подойдя к тяжело дышавшей девушке, он осторожно расстегнул ей лиф.
— Однако, мак хорошо действует, сказал Бишионе, раздевая ее.
Заметив, что заходившее солнце бросало слишком яркие лучи в окошко и в открытую дверь дул ветерок, он закрыл дверь, запер окно и зажег лампу.
— Клянусь Мадонной, какая красавица! — сказал он, глядя на нее. — Святая Варвара мне посылает жниц.
Он потушил лампу. Волынки жнецов весело раздавались в долинах, жницы с песнями возвращались домой.
И Бишионе взял себе жену. В первое августовское воскресенье, когда девушка из Сканно пошла венчаться в церковь в своем красивом костюме, в золотом ожерелье и в кольцах, все были удивлены. Старухи осуждали невесту, а девушки, быть может, завидуя в душе, уверяли, что если бы Бишионе одел их королевами, и тогда они не решились бы выйти за него замуж. Бишионе был счастлив. Со дня его женитьбы, общественное мнение изменилось в его пользу. Теперь его больше не избегали, женщины советовались с ним о своих делах, девушки улыбались ему, а мужчины даже приглашали его в погреб ‘Золотой ветки’ и играли с ним в ‘мора’. Молодые жили в любви и согласии, змеи были попрятаны в ящики с отверстиями. Две комнатки, уставленные новою мебелью, блестели как -зеркало. Сначала, конечно, были сцены и слезы, и упреки в низком насилии, но понемногу — дела уже не поправить — ссоры прекратились, а свадьба примирила совсем. Она рассказала ему свою несложную жизнь. Он узнал, что жена его была взята из воспитательного дома крестьянским семейством, где ее любили сперва, но когда родился у них сын, жизнь ее совсем изменилась, и она вынуждена была уйти и поселиться в избе у одной старухи, на которую и работала. Во время жатвы она пришла работать вместе с другими в эти места, тут ее и укусила змея. Узнав, что заклинатель змей живет в двух шагах, побежала к нему. — ‘И попалась мне в руки, эге?’ — говорил Бишионе, улыбаясь. Она нахмурилась и, сдвинув густые брови, сказала, стараясь улыбнуться: ‘Ты еще мне за это заплатишь!’ И действительно, заставляла его платить, требуя у него денег, то на ленты и платье, то на булавки и серьги. Целый день, когда мужа не было дома, она переодевалась и любовалась собою в зеркальце, или становилась на пороге дома и ждала, не пройдет ли кто-нибудь, или же бросала камни вниз. Раз увидя хорошенького мальчика-пастушка, лет 15-ти, она бросила в него камнем и попала ему в спину, он прибежал, рассердившись, схватил ее за талью, бросил наземь и загляделся на нее. Они сделались друзьями, однажды, болтая с ней, он не заметил, как волк унес у него двух овец и ягненка. А раз Бишионе увидел на руке жены кольцо, камень которого играл разными цветами, как роса на траве. Она сказала, смеясь: ‘Ах, знаешь! Сегодня утром здесь проходила какая-то важная барыня, и я так ее заговорила, что она мне подарила это кольцо’.
— Ты, однако, отбиваешь у меня ремесло, — сказал он, смеясь.
— Тебе это не нравится?
— Нет, отчего же. — Видишь, и мое ремесло небезвыгодно.
В другой раз он увидел разложенную на постели голубую шелковую материю.
— Откуда это? — спросил он, нахмурив брови.
— Не сердись, пожалуйста, я иногда таскаю у тебя деньги.
— Так ты сама купила это?
— Конечно, посмотри, какая прелесть, вот увидишь, как я тебе понравлюсь, когда ее надену.
Бишионе опять поверил, но покачал головой.
— Только не делай долгов, матушка, долги ведь потом нужно платить.
Однажды Бишионе ушел по обыкновению, на охоту за змеями в старый замок, откуда была видна его хижина. В замке всегда было много змей — сколько же их выползло в такое теплое майское утро. Зубчатые ворота и развалины резко вырисовывались на лазури неба, внизу, вдоль рва, расстилался зеленый ковер, усыпанный маргаритками. Не осталось и следов аллей: трава и кустарники все кругом заглушили. Не сыскать было тропинку к этому уединенному жилищу. Владельцы покинули замок, и народная фантазия населила его призраками и ведьмами, — никто сюда не приходил. Плющ и мускус обвивают его стены, в полу шумит трава, а из трещин мелькают желтофиоли, стая воронов летает над развалинами. Бишионе уселся за кучей камней и терпеливо стал ждать, пока змея выползет из своей норы, она уже высунула голову, как прилетел шмель и стал жужжать вокруг него. Отмахиваясь, он испугал змею, она спряталась.
— Придется еще ждать, — проворчал Бишионе, закуривая трубку и глядя вниз.
Он ясно видел отсюда свой домик, в открытой двери которого стояла его жена и, защитив глаза рукой от солнца, смотрела вниз. ‘Она верно думает, что я в долине, и старается меня разглядеть’, — подумал он. Но вдруг он сдвинул брови: молодой доктор поднялся к его дверям, вошел, и двери затворились. ‘Что нужно доктору у меня?’ — спрашивал он себя, между тем как сердце его стучало и кулаки сжимались. Кольцо с блестящим камнем и голубая материя вдруг вспомнились ему, но он старался прогнать неприятные мысли. Он выколотил трубку и снова стал караулить змею, но не мог сидеть спокойно. Бишионе решил вернуться домой. Он бежал, как будто в него вселилась нечистая сила, перескакивал канавы и кусты, и ломал попадавшиеся ему на пути деревья. Наконец, после сумасшедшего получасового бега, он был дома. Дверь была заперта. Невольно он схватился за нож, заткнутый у него за поясом, без которого ни один крестьянин в Абруццах не выходит из дому. Он постучал. Жена сейчас же ему отворила, она была полуодета, но улыбалась. Бишионе вошел в комнату и посмотрел кругом, никого.
— Кого ты ищешь и с таким сердитым лицом? — спросила она.
— Кто здесь был?
— Чего же ты сердишься? был доктор…
Бишионе все крепче сжимал рукоятку ножа.
— Видишь ли, — сказала она, положив ему руку на плечо, я так люблю детей, а у нас их до сих пор не было, так вот я думала, что теперь… понимаешь? Я попросила его меня осмотреть, но ничего не оказалось.
Бишионе посмотрел ей в глаза, обнял и поцеловал.
— Ты любишь детей? — спросил он.
— Очень, очень.
— Отлично.
Бишионе вернулся вечером домой с каким-то большим свертком. Когда его развернули, в нем оказалась хорошенькая, толстенькая девочка лет пяти. Жена поцеловала ее, поласкала ее русые кудри и спросила у мужа, откуда он ее взял. Бишионе улыбнулся.
— Не правда ли хороша?..
— Краденая?
— Вот еще! Знаешь ту тряпичницу, у которой каждый год родятся дети? Я ей сказал: у тебя семь человек детей, они умирают с голоду, дай мне одного. ‘Ты мне просто окажешь милость, сказала она, — но мальчиков тебе не дам, хоть меня озолоти, девочек же бери хоть всех четырех. Тогда я выбрал эту.
— Сколько же ты ей заплатил?
— Я, заплатил? Если бы у ней были деньги, она сама мне заплатила бы, — ей тяжело кормить такую семью. Она мне даже сказала, что согласна отдать некоторых тем, — знаешь, —что увозят их в Америку и делают уличными музыкантами.
Ребенок был очень мил, но жена Бишионе не любила его, —э то не моя кровь, говорила она мужу, А он, напротив, очень привязался к девочке и, уходя в деревню, брал ее с собою и покупал ей гостинцы. Однажды, когда Бишионе стоял с ней на площади, болтая с приятелем, мимо них прошел молодой доктор, за которым девочка побежала, крича: ‘Дай же мне денег, — дай мне денег!’
— Ты разве его знаешь? — спросил Бишионе.
— Он мне всегда дает денег на гостинцы.
— А где же он их дает тебе?
— У нас дома.
— Что он у нас делает?
— Я не знаю, меня посылают тогда на улицу караулить тебя.
Бишионе закусил губы. На другой день до самого вечера он не уходил из дому, поджидая доктора, но тот не пришел. Бишионе чувствовал страшное бешенство: быть так глупо обманутым, ему! Нет, это невозможно! Он видел всегда в глазах и на губах свой жены ее милую невинную улыбку и не мог верить в ее измену. Истомленный мучительным ожиданием, он спустился в деревню, чтобы развлечься и забыться. Войдя в погреб ‘Золотой ветки’, он стал играть в ‘мора’. Играл рассеянно и проигрывал, товарищи смеялись над ним, он не отвечал. Наконец заметив, что один из них его обсчитывает, он закричал: ‘Вор’. — ‘Молчи, — крикнул тот,— или я тебе обломаю рога!’ Схватились за ножи, но их разняли. Когда он вышел из погреба, то шатался, как пьяный, он не знал, что с ним, или, вернее сказать, знал уж слишком хорошо. Дорогою несколько раз садился, чтобы не упасть. Было уже поздно, когда он пришел домой. Жена его крепко спала, в углу комнаты спала девочка. Лампадка, зажженная перед Мадонной, слабо освещала комнату. Бишионе посмотрел на жену, вытащил нож, ощупал его острие и сделал шаг вперед. ‘Нет’, — сказал он, останавливаясь, ‘это что за смерть!’ и заткнул нож за пояс. Он открыл шкаф и достал оттуда стеклянный ящик, в котором лежали змеи. Там были две змеи св. Варвары, три лесные змеи и одна змея из развалин. Он приблизил дно ящика к лампадке, животные, почувствовав жар, стали корчиться и высовывать язык. Раздразнив их, он подошел к постели, сбросил одеяло со спящей жены и залюбовался ею. Она была, действительно, прекрасна. Белая нежная грудь ровно поднималась, стройные руки, закинутые под голову, нежно белели, полуоткрытые губы были словно лепестки розы. Бишионе вздохнул, потом, тихо открыв ящик, выбросил на постель змей, которые живо соскользнули с горячего стекла и поползли на постель. Одна из них медленно всползла на грудь спящей и впилась в нее. Женщина вздохнула и, не просыпаясь, выдернула из-под головы руку, которая, упав на постель, ударила подползавшую к ней змею св. Варвары, рассерженная змея ужалила. Спящая страшно закричала, проснулась и, приподнявшись на постели, увидела стоявшего по среди комнаты мужа, смотревшего на нее. Протянув к нему руки, она закричала: ‘Помоги, помоги! ‘, и упала без чувств на подушки. Бишионе подошел к постели ребенка, бережно завернул его в одеяльце и, взяв на руки, пошел к двери. Он взглянул еще раз на жену, которая билась в судорогах, отер слезы и вышел навсегда из своего домика.
Источник текста: журнал ‘Русский вестник’, 1891, No 5. С. 150 — 158.