Заговор Фиеско в Генуе, Шиллер Фридрих, Год: 1782

Время на прочтение: 109 минут(ы)
Вступительный этюдъ къ ‘Заговору Фіеско’. А. А. Рейнгольдта
Заговоръ Фіеско въ Гену. Новый переводъ Виктора Крылова.
Собраніе сочиненій Шиллера въ перевод русскихъ писателей. Подъ ред. С. А. Венгерова. Томъ I. С.-Пб., 1901

ЗАГОВОРЪ ФІЕСКО
въ ГЕНУ.

РЕСПУБЛЕКАНСКАЯ ТРАГЕДІЯ
въ пяти дйствіяхъ.

 []

 []

‘ЗАГОВОРЪ ФІЕСКО’.

Исторія возникновенія первыхъ двухъ драмъ Шиллера (‘Разбойники’ и ‘Заговоръ Фіеско въ Гену’) находится въ связи съ идеями Ж. Ж. Руссо, съ которыми молодой поэтъ познакомился въ изложеніи Г. П. Штурца (Сочиненія, 1779 г.). Великое презрніе женевскаго философа къ человческой культур и старому общественному устройству нашло пылкій отголосокъ въ первой драм, гд носителемъ этой идеи является Карлъ Мооръ. Мысли того же Руссо о нравственной природ человка дали Шиллеру толчекъ къ построенію драматической схемы его ‘Фіеско’. Въ сочиненіи, представленномъ Шиллеромъ въ 1780 г., по случаю окончанія имъ курса въ военной академіи въ Штутгардт (‘О связи животной природы человка съ духовной’), приводится нсколько цитатъ изъ Руссо. Въ нихъ упоминается генуэзскій графъ Фіеско какъ благородная героическая личность, достойная кисти Плутарха. Поэта поразила мысль, что наиболе сильные, своеобразные характеры вырабатываются въ свободныхъ государствахъ. И вотъ ему захотлось, въ согласіи съ освщеніемъ Руссо, изобразить Фіеско не такимъ, какимъ знаетъ его исторія, а придать ему черты новаго Брута, освобождающаго республику отъ деспотизма Доріевъ. Все это имло свои корни въ личномъ настроеніи юноши. Въ то время Шиллеръ, воспитанникъ академіи герцога виртембергскаго Карла Евгенія, переживалъ свой Sturm und Drang, въ немъ бродили передовыя идеи вка, которыя созрвали подъ вліяніемъ личныхъ впечатлній — его недовольства академическими порядками и отношеніемъ къ нему герцога.
Столкновеніе съ послднимъ приняло особенно острую форму въ 1781 г., изъ-за журнальныхъ работъ Шиллера, а главное по поводу самовольной отлучки поэта въ Мангеймъ (гд давались его ‘Разбойники’). Шиллеръ подвергся за это 14-дневному аресту. Но даже при самыхъ неблагопріятныхъ обстоятельствахъ наплывъ идей и сюжетовъ не даетъ ему покоя и одновременно съ разработкой ‘Фіеско’ онъ задумываетъ другую пьесу: ‘Козни и любовь’ (‘Луиза Миллеръ’) {Нкоторые біографы (Панеске, Вельрихъ) увряютъ, что Шиллеръ колебался между двумя героями трагедіи — Конрадиномъ швабскимъ и Фіеско, но предпочелъ послдняго, какъ лицо боле интересное со стороны драматической интриги.}. Изъ предисловія къ печатному изданію ‘Фіеско’ видно, какими источниками пользовался Шиллеръ для своей работы. У него имлись подъ рукой: Исторія правленія Карла V’ Робертсона (нмецкій переводъ 1779 г.), ‘La conjuration du comte Jean Louis de Piesque’ извстнаго кардинала Ретца (въ 4-мъ том его ‘Мемуаровъ’ изд. 1731 г.), ‘Histoire de la rspublique de Gnes’, соч. de-Mailly (1697 r.). Кром того Шиллеръ читалъ ‘Histoire gnrale des conjurations, conspirations et rvolutions clbres’ par M. Duport (1763 r.), а для обрисовки быта и политическихъ условій Генуи онъ пользовался книгой Hberlin’а. ‘Grndliche historisch-politische Nachricht von der Republik Genua’ (1747 г.). Работа надъ отдльными сценами шла урывками, впрочемъ, изъ письма Шиллера къ его покровителю барону Дальбергу (директору мангеймскаго Національнаго театра {Minor, Schiller. Sein Leben und seine Werke. Berlin, 1890 Томъ 2-й, стр. 24 и слд.}, помченнаго 1 апр. 1782 г., видно, что пьеса уже значительно подвинулась. Затмъ слдовали опять непріятности и, наконецъ, осенью 1782 г. Шиллеръ ршается бжать въ Мангеймъ. Онъ является туда съ неконченною рукописью ‘Фіаско’. У него еще не улеглись разныя колебанія относительно драматической развязки. Его смущало противорчіе между Руссо и сообщеніями историковъ: у Руссо Фіеско является патріотомъ, Брутомъ, а по исторіи это второй Каталина. Точно также историческій Веррина вовсе не патріотъ и непреклонный республиканецъ, а тмъ мене Виргиній, какимъ онъ представлялся Шиллеру, а просто недовольный человкъ, которому нечего терять и который подговариваетъ Фіеско прогнать Доріевъ и завладть высшею властью {Minor, Schiller. Sein Leben und seine Werke. Berlin, 1890 Томъ 2-й, стр. 24 и слд.}. Другое сомнніе, о которомъ сообщаетъ другъ Шиллера, Штрейхеръ, вызывалъ вопросъ о гибели Фіеско: пасть ли ему отъ руки Веррины, или отъ ужаснаго сознанія, что онъ случайно убилъ свою страстно любимую жену? {Otto Brahm, Schiller Berlin, 1888 Томъ 1-й, стр. 239 и слд.}. Извстно, что, въ конц концовъ, Шиллеръ отступилъ и отъ Руссо и отъ историческихъ фактовъ, слдуя своему собственному художественному чутью. Въ ноябр 1782 г. пьеса была дописана въ мстечк Оггерсгеймъ и отправлена Дальбергу. Однако, переговоры съ послднимъ относительно постановки не привели къ конечному результату. Актеръ Иффландъ раскритиковалъ языкъ драмы и нсколько сценъ, и въ конц апрля 1783 г. Шиллеръ выпустилъ пьесу въ изданіи придворнаго книгопродавца Швана въ Мангейм. Гонорара онъ получилъ по 1 луидору за листъ (всего 11 1/2 луидоровъ). Пьеса посвящена наставнику и другу автора — профессору военной академіи Абелю {Уже въ 1784 г. ‘Фіеско’ вышелъ вторымъ изданіемъ, а въ 1785 г. три первыя пьесы Шиллера (‘Raber’ ‘Fiesco’ ‘Kabale und Liebe’) изданы вмст, отдльной книжкой.}.
Въ печати драма ‘Фіеско’ появилась въ томъ вид, въ какомъ она вошла въ полныя собранія сочиненій Шиллера. Въ видахъ постановки на мангеймской сцен Дальбергъ предлагаетъ автору передлать конецъ пьесы. Такая передлка была сдлана, введены и другія измненія, но несомннно, что первоначальная развязка, придуманная Шиллеромъ посл долгихъ колебаній, была сохранена для печатнаго изданія. Одно было ясно поэту съ самаго начала: въ интересахъ цльности драмы ему нельзя слдовать исторіи. Историческій Фіеско, возставшій противъ Доріевъ, погибаетъ совершенно случайно, уже побдителемъ: доска, по которой онъ бжитъ на адмиральскую галеру, опрокидывается, и заговорщикъ падаетъ въ воду, причемъ погибаетъ вслдствіе тяжести своего вооруженія. Но случайная катастрофа лишена главнаго условія трагизма: паденія человка въ борьб нравственнаго чувства съ боле сильною страстью. Поэтому въ драм Фіеско долженъ былъ погибнуть не вслдствіе несчастной случайности, а въ силу необходимости, въ силу высшаго нравственнаго правосудія. Долженъ былъ пасть честолюбецъ, который свои властолюбивыя, эгоистическія стремленія ставитъ выше народнаго блага. Такъ требовала теорія трагедіи и вотъ почему поэтъ, превративъ историческаго Веронну въ фанатика-республиканца, заставилъ его сыграть роль судьбы, орудія высшаго правосудія. Отъ его руки и гибнетъ Фіеско и эта гибель является неизбжнымъ результатомъ всего его безнравственнаго образа дйствій и его двойственнаго характера, въ немъ какъ бы дв души — душа героя и душа преступника {Замтимъ кстати, что Плюмике, исковеркавшій ‘Разбойниковъ’, (см. выше стр. 181). передлалъ для сцены также ‘Фіеско’. У него Фіеско закалывается съ отчаянія, потому что нечаянно убилъ свою жену.}.
Въ основной схем пьесы Шиллеръ ближе всего примкнулъ къ Робертсону. Поэтому не лишне будетъ прослдить, въ общихъ чертахъ, нить разсказа англійскаго историка о заговор графа Фіеско (1547 г.).
Въ республик Гену, волнуемой междоусобіями аристократическихъ партій, огромное вліяніе Андрея Дорія основывалось на безкорыстномъ образ его дйствій и на его военныхъ заслугахъ: двадцать лтъ тому назадъ онъ отказался отъ предложеннаго ему сана герцога и дожа и остался главнокомандующимъ флотомъ. Но у него былъ внучатный племянникъ Джанеттино, котораго генуэзцы не любили за высокомріе и наглое неуваженіе къ сенату и закону. Племянникъ былъ любимцемъ старика и послдній втайн подготовлялъ почву для того, чтобы молодому человку современемъ достался санъ дожа. Въ свою очередь Джанеттино держалъ себя крайне самоувренно, не какъ гражданинъ республики, а какъ будущій повелитель. Неудовольствіе росло какъ въ кругу аристократовъ, сндаемыхъ честолюбіемъ, такъ и въ сред мене состоятельныхъ гражданъ, не принимавшихъ участія въ управленіи. Такимъ образомъ, къ 1547 г., когда вся Италія, казалась охваченной духомъ возмущенія, въ Гену также скопился горючій матеріалъ, который ждалъ только энергичнаго иниціатора, чтобы вспыхнуть. Эту роль принялъ на себя 23-лтній Джованни Луиджи Фіеско (de Fieschi), графъ Лаванья. Этотъ независимый и богатый вельможа обладалъ всми вншними данными обольстителя не только женскихъ сердецъ, но и людей вообще: онъ былъ красивъ, какъ Алкивіадъ, любезенъ, щедръ и великодушенъ. Хотя онъ и держалъ себя съ авторитетнымъ достоинствомъ, но былъ вообще доступенъ и охотно поддерживалъ сношенія съ людьми различныхъ партій. Но подъ личиной этихъ благородныхъ качествъ скрывалась ненасытная жажда власти и безумная отвага, которая не останавливалась ни передъ какою опасностью. Вполн естественно, что для такого человка подвластное положеніе было нестерпимо.
Фіеско былъ прирожденный заговорщикъ.
И вотъ, пользуясь разладомъ партій, онъ замышляетъ устранить Доріевъ отъ власти, хотя бы путемъ кроваваго насилія. Сначала: ему приходитъ мысль заручиться поддержкой короля французскаго Франциска I, но Веррина, главный его сообщникъ, человкъ незнатнаго происхожденія, которому нечего было терять и готовый на все’, совтуетъ ему не связывать себя обязательствами, а дйствовать самостоятельно. Онъ прямо предлагаетъ ему овладть Генуею. У молодого честолюбца закружилась голова, и въ собраніи заговорщиковъ было ршено убить обоихъ Доріевъ и знатнйшихъ членовъ ихъ партіи и возвести Фіеско въ герцогскій санъ. Для замаскированія этого плана графъ принялся играть продолжительную и сложную комедію. Онъ притворился распутникомъ и, казалось, утопалъ въ пошлыхъ развлеченіяхъ. Но онъ не терялъ времени. Онъ заручился общаніемъ Франціи оказать ему поддержку, завязалъ сношенія съ герцогомъ пармскимъ и вооружилъ 4 галеры, купленныя у папы, якобы для похода противъ Турціи. Кром того, графъ сформировалъ отрядъ изъ смлыхъ наемниковъ и стянулъ въ Геную своихъ подчиненныхъ. Съ. Доріями Фіеско все время поддерживалъ лицемрно-льстивыя отношенія, такъ что былъ обманутъ даже подозрительный и неискренній Джанеттино. Посл долгаго совщанія относительно способа умерщвленія обоихъ Доріевъ остановились на открытомъ нападеніи, причемъ временемъ выполненія умысла была избрана ночь съ 2 на 3 января 1547 г. Интересны нкоторыя подробности, характеризующія историческаго Фіеско. Заговорщики предложили убить Доріевъ въ собор, во время торжественнаго богослуженія въ день св. Андрея. Но Фіеско съ ужасомъ отвергъ подобное святотатство. Тогда совтовали заколоть ихъ на пиру у Фіеско, гд хотли праздновать бракосочетаніе сестры Джанеттино съ братомъ Элеоноры (у Шиллера — Леонора) красавицы-жены графа. Но Джанеттино не могъ быть на праздник и кром того, по увренію Ретца, Фіеско возмутился такимъ гнуснымъ предательствомъ. Тогда было принято окончательное ршеніе. Дло въ томъ, что 1 января дожъ предыдущаго года слагалъ съ себя обязанности и 4 выбирался новый, поэтому, 3 января былъ удобный моментъ для переворота. Вечеромъ этого дня императорскій посолъ Суаресъ предупреждалъ Андрея о дошедшихъ до него слухахъ, но благодушный Андрей спокойно указалъ ему на беззаботно веселаго Фіеско, присутствовавшаго на этомъ вечер у Доріевъ и даже игравшаго съ дтьми Джанеттино. Между тмъ Фіеско поспшилъ въ свой дворецъ, и его клевреты пригласили знатнйшихъ гражданъ къ нему ‘на пиръ’. Но вмсто пира Фіеско сказалъ имъ горячую рчь, въ которой предложилъ помочь ему низвергнуть иго Доріевъ и возстановитъ республиканскую свободу. Подчиненные Фіеско привтствовали его, а прочая толпа невольно примкнула къ нему, очутясь въ положеніи соучастниковъ заговора. Отдавъ приказанія, графъ на минуту забжалъ къ своей жен Элеонор, женщин благородной и высокообразованной. Она поняла всю опасность предпріятія и умоляла мужа бросить свое ужасное намреніе. Но Фіеско выбжалъ изъ комнаты съ гордыми словами: Прощайте, или вы меня больше не увидите, или завтра вся Генуя будетъ лежать у вашихъ ногъ!’ Въ полночь въ город начались безпорядки, бунтовщики овладли воротами, а Веррина своею галерой заперъ выходъ изъ гавани, гд стоилъ флотъ Дорія. Улицы огласились криками: Фіеско и свобода!’ Когда шумъ приблизился къ дворцу Доріевъ, Джанеттино выскочилъ изъ постели и, вообразивъ, что возстали моряки, поспшилъ къ гавани, гд и былъ заколотъ приверженцами Фіеско. Андрей Дорія во-время узналъ объ этомъ и спасся бгствомъ. Тмъ временемъ нсколько сенаторовъ собрались во дворц Республики и согласились подчиниться Фіеско. Но послдняго уже не было въ живыхъ — онъ утонулъ {Его трупъ былъ на&денъ черезъ 4 дня и спущенъ на морское дно.}. Его партія пыталась скрыть это обстоятельство, но необдуманное заявленіе брата погибшаго, Іеронима Фіеско, въ собраніи сенаторовъ испортило все дло. Партія Андрея успла сплотить свои силы, самъ Дорія возвратился вечеромъ 3 января въ Геную, и уже на слдующее утро городъ былъ спокоенъ.
Остальными источниками Шиллеръ воспользовался для подробностей бытовой окраски, костюмовъ и характеристики Андрея, Джанеттино, Фіеско, а также другихъ заговорщиковъ — Калканьо, Сакко, Бурпорьино. Нами уже указано выше, въ чемъ заключалось главное уклоненіе поэта отъ историческихъ событій — въ измненіи развязки. Затмъ художественная концепція требовала, чтобы личность Фіеско стояла въ самомъ центр драмы, а психологическая мотивировка — чтобы идея цезаризма родилась въ его голов, чтобы Фіеско былъ не орудіемъ общественнаго недовольства, а дйствовалъ по собственной иниціатив, подъ давленіемъ честолюбія. Съ другой стороны, Шиллеръ очень искусно ввелъ въ пьесу два новыхъ лица: одно изъ нихъ — живой образъ продувной бестіи — мавра, другое — дочь Веррины, Берта, обезчещенная развратнымъ Джанеттино. Для самаго хода дйствія послднее лицо не было необходимо, но судьба Берты прибавляетъ еще лишнюю мрачную черту къ суровой личности ея отца и тмъ усиливаетъ впечатлніе, производимое этимъ новымъ римляниномъ, когда онъ, для блага народнаго, твердою рукою губитъ того человка, котораго такъ страстно любилъ. Такой нсколько неожиданный для зрителя, но естественный финалъ тмъ боле эффектенъ, что вначал предпріятіе Фіеско не предвщаетъ подобнаго конца. Въ конц 2-го акта самъ Фіеско еще колеблется между діадемой и гражданскимъ долгомъ. ‘Пади, тиранъ!’ говоритъ онъ себ въ порыв благородства. ‘Будь свободна, Генуя, а я — да буду твоимъ счастливйшимъ гражданиномъ!’ Но уже въ первой сцен 3-го акта Веррина заявляетъ: ‘Фіеско долженъ умереть!’ Онъ уже предвидитъ въ немъ еще боле опаснаго тирана, чмъ Дорія. И мы понимаемъ, что онъ правъ, что Фіеско не измнитъ своему тайному стремленію и что судьба неминуемо ведетъ его къ фатальному столкновенію съ Верриной,.. Послднія слова пьесы, слова Веррины: ‘Я иду къ Андрею’, могутъ показаться не соотвтствующими его образу мыслей. На самомъ же дл это не такъ. Веррина и его партія слишкомъ слабы, чтобы продолжать дло Фіеско. Еслибъ Фіеско остался живъ, то Генуя едва ли дождалась бы общанной свободы. Теперь же, съ возвращеніемъ Андрея Дорія, несомннно моіутъ наступить боле спокойныя времена, тмъ боле, что въ лиц убитаго Джанеттино устраненъ опасный элементъ деморализаціи. Такимъ образомъ, если съ точки политической драма Шиллера и не завершается опредленной перспективой, то со стороны общечеловческой и поэтической она вызываетъ въ зрител глубокое чувство удовлетворенія. Нельзя, конечно, не согласиться съ критиками, что въ пьесу введено кое-что лишнее, портящее впечатлніе: къ этимъ неудачнымъ вставкамъ принадлежатъ сцена между Элеонорой и Калканьо (2-ой актъ), мало приличный для графини Джуліи {Она въ драм заступаетъ мсто исторической Перреты Дорія, вдовы брата Элеоноры (рожденной де Чиби).} тонъ ея разговора (перебранки) съ Элеонорой (тамъ же) и убійство Элеоноры самимъ Фіеско (5-й актъ) {Въ театральной обработк пьесы (си. ниже) эта сцена исключена, Элеонора остается жива. По исторіи Элеонора, вторично вышла замужъ за маркиза Вителли, а посл его смерти поступила въ монастырь, во Флоренціи. Умерла въ 1594 г.}. Попадаются и другія несообразности: такъ, напр., Фіеско съ презрніемъ отпускаетъ мавра, посл того какъ посвятилъ его въ свой умыселъ, вслдствіе чего Гассанъ предаетъ его Андрею. Дале Фіеско, пользуясь темнотою ночи, вызываетъ Андрея на балконъ и предостерегаетъ его отъ самого себя и т. д. Но вс эти ошибки нисколько не нарушаютъ общаго художественнаго строя пьесы. Въ ней масса душевнаго паоса, огня и подъема чувствъ, юношескій идеализмъ, увлеченіе идеей политической свободы и самопожертвованіе на пользу отечества составляютъ основной тонъ драмы. Драматическая техника свидтельствуетъ о большомъ мастерств, а геніальное умнье распоряжаться историческимъ матеріаломъ придаетъ пьес значеніе перваго крупнаго успха въ области исторической драматургіи. Въ это время Шиллеръ еще не усплъ вполн уяснить себ законы историческаго развитія, вотъ почему борьба между деспотизмомъ и свободой представлялась ему скоре чмъ-то личнымъ, чмъ-то врод политической интриги {Scherr, Schiller und seine Zeit, 1859, стр. 232.}. Онъ смотритъ на событіе 16-го вка чрезъ очки Руссо и его интересуютъ не столько политическіе мотивы событія сами по себ, сколько общечеловческое ихъ содержаніе {Brahm, I, стр. 236.}. Въ своемъ геро Шиллеръ отчасти отразилъ самого себя, свою геніальность, свою страстную натуру и пылкость воображенія. Въ сущности Фіеско вовсе не политическій характеръ {Kuno Fischer, Die Selbstbekenntnisse Schillers, Frankfurt. 1858.}. Въ трагедіи Шиллеръ видлъ высшую цль искусства, и, по его мннію, цль эту можно достигнуть только путемъ изображенія моральной свободы человка {Gervinus, Geschichte der deutschen Dichtung.}. И если Шиллеръ въ своемъ ‘Фіеско’ удалился отъ исторической правды, то это еще не лишаетъ его пьесу историческаго характера.
До него не было исторической драмы въ широкомъ смысл, надо было создать самую форму, самый стиль такой драмы. И Шиллеръ его создалъ. Новые пріемы драматической техники,новизна оборотовъ рчи, яркость и сжатость діалоговъ и широкій размахъ страстей — вотъ чего нельзя отнять у этой первой исторической драмы Шиллера. Здсь уже были блестящіе задатки того, что впослдствіи обезсмертило автора: ‘Валленштейна’ и Вильгельма Телля’.
Еще въ феврал 1783 г. Шиллеръ окончилъ новую драму ‘Луиза Миллеръ’ (поздне озаглавленную Козни и любовь’), а переговоры съ бар. Дальбергомъ относительно постановки ‘Фіеско’ на мангеймской сцен все еще не приходили къ концу. Дальбергъ предложилъ поэту званіе театральнаго поэта’ съ жалованьемъ въ 300 гульденовъ и съ обязательствомъ до 1 сент. 1784 г. написать для театра 3 пьесы, причемъ конецъ ‘Фіеско’ непремнно передлать. Опасная болзнь на время прервала работу, но къ середин декабря пьеса была ‘приспособлена’ для сцены {Шиллеръ взялся за передлку неохотно, но торопился окончить ое въ виду того, что упомянутый выше Илюмике намревался ‘обработать’ ‘Фіеско’ для берлинскаго театра.}.
Въ эту пору жизни поэта въ немъ уже улеглись бурныя стремленія, наступилъ періодъ боле зрлой вдумчивости въ идеи демократизма. Въ голов Шиллера уже созрвалъ планъ Донъ-Карлоса’. Въ связи съ этимъ драма ‘Фіеско’ какъ будто выигрываетъ въ душевной теплот, идеалистическомъ полет, самъ Фіеско оказывается уже не будущимъ тираномъ, а героемъ, исполненнымъ чувства гражданскаго долга и стремленія къ самопожертвованію. На него поэтъ переноситъ историческій ореолъ Андрея Дорія, который, какъ мы уже знаемъ, за двадцать лтъ до заговора Фіеско отказался отъ предложеннаго ему сана дожа. Въ новой театральной редакціи Фіеско отказывается отъ достоинства герцога, и, неожиданно для Веррины, объявляетъ генуэзцамъ, что онъ желаетъ быть не ихъ монархомъ, а счастливйшимъ согражданиномъ. Соотвтственно такому коренному измненію идеи пьесы, понадобились и другія передлки. Вышла какъ бы совершенно новая драма. Мы вкратц изложимъ ходъ ея дйствія, сравнительно съ первой редакціей, вошедшей во вс собранія сочиненій Шиллера! и давно уже одобренной всми сценами.
Въ первомъ акт Ломеллино, клевретъ Доріевъ, совтуетъ Джанеттино жениться на Берт Веррина, но потомъ все-таки соглашается помочь ему увезти ее. Во второмъ акт выпала первая сцена первоначальной редакціи (грубая пикировка между Джуліей и Элеонорой). Нсколько другихъ сценъ тоже исключены. Берта не обезчещена молодымъ Дорія, ей удалось спастись, но характеристика ея жениха Бургоньино, выказывающаго такое благородство въ первой редакціи пьесы, отъ этого ничего не выигрываетъ. Кончается дйствіе сценой, въ которой Веррина заявляетъ, что Фіеско долженъ умереть (1-я сцена 3-го акта первой редакціи). Изъ монолога Фіеско (1-я сцена! 3-го акта) осталась только небольшая, часть, именно отъ словъ: ‘Что я величайшій мужъ въ Гену…’ до фразы: ‘величайшій подвигъ — украсть корону’ {У Ротца эти слова говоритъ Веррина: ‘Le erime d’ usurper uno couronne est si illustre, qu’il peut passer pour une vertue’.}. Десятая сцена 3-го акта (разговоръ Фіеско съ Джанеттино) также сильно укорочена. 12-ое, 13-ое и 14-ое явленія 4-го акта (сцены, гд Фіеско унижаетъ влюбленную въ него Джулію въ присутствіи своей жены) подробне разработаны въ 9—11 явленіяхъ новой редакціи. Наконецъ, ночная бесда Фіеско съ Андреемъ, имющая въ первой редакціи (1-я сцена 5-го дйствія) лишь эпизодическое значеніе и даже мало мотивированная, получаетъ въ театральной обработк особое значеніе, потому что нравственная доблесть Андрея, его увренность въ прочности народныхъ симпатій побуждаютъ Фіеско къ отреченію отъ самовластія. Затмъ Джанеттино падаетъ въ поединк съ Бургоньино. Дйствіе 5-ое. Андрей покинулъ Геную, сенаторы провозглашаютъ Фіеско герцогомъ. Въ послдней сцен повторена борьба чувствъ въ душ яраго республиканца Веррины — борьба между страстною привязанностью къ Фіеско и ненавистью къ будущему угнетателю народа. Онъ умоляетъ Фіеско не брать знаковъ власти изъ рукъ сенатора. Графъ все еще скрываетъ свое благородное намреніе и предлагаетъ ему свою дружбу. Тогда Веррина пытается нанести ему ударъ мечомъ, но Фіеско отражаетъ его, и сбжавшійся народъ хочетъ казнить злоумышленника. Но тутъ Фіеско беретъ скипетръ, ломаетъ его и бросаетъ куски къ ногамъ народа. Толпа въ восторг падаетъ на колни. Веррина изумленъ. Фіеско называетъ его другомъ, обнимаетъ его и говоритъ народу: ‘Встаньте, генуэзцы! Монарха я вамъ дарю — обнимите вашего счастливйшаго согражданина!’
Легко, конечно,замтить, что эта уступка Дальбергу и общественнымъ вкусамъ не послужила на пользу художественной правд драмы, такъ какъ трагедія характеровъ превратилась въ сантиментально-героическую пьесу обстановочнаго пошиба. Техническіе и психологическіе промахи этой редакціи невольно бросаются въ глаза. Такъ, личность Веррины теряетъ свой смыслъ съ того момента, когда Фіеско самъ ршается отречься отъ власти. Затмъ, великодушіе
Фіеско повторяетъ собой великодушіе Андрея. Спрашивается: зачмъ послдній удаляется изъ Генуи, разъ онъ давно уже пользуется расположеніемъ народа и тоже не стремится къ власти? Чмъ Фіеско лучше Андрея Дорія? Съ другой стороны, также мало понятно отреченіе Фіеско въ виду существованія въ Гену сильной партіи сторонниковъ единовластія.
Но Дальбергъ былъ доволенъ, и 11 января 1784 г. на мангеймскомъ театр состоялось первое представленіе ‘Фіеско’. Веррину игралъ знаменитый Ифландъ. Нкоторыя сцены имли шумный успхъ. Но по свидтельству Штрейхера, ‘въ цломъ пьеса не могла согрть большинства публики’. Ожидали потрясающихъ сценъ, ужасовъ, нчто врод ‘Разбойниковъ’. А вдругъ тутъ отважный заговорщикъ превращается въ добродтельнаго гражданина. Скучна на сцен добродтель. Въ предупрежденіе недоразумній Шиллеръ веллъ расклеить въ день спектакля ‘Напоминаніе автора ‘Фіеско’ публик’, въ которомъ довольно подробно изложилъ свои взгляды на героя пьесы и старался оправдать свои измненія тмъ, что его Фіеско боле великъ душой, чмъ историческій. По этому поводу Шиллеръ провозглашаетъ право поэта приносить историческую врность въ жертву своему вдохновенію, причемъ опирается на авторитетъ Лессинга {Разборъ драмы Вейссе ‘Ричардъ III’. (‘Гамб. Драматургія’).}. Въ данномъ случа взглядъ Шиллера совпадаетъ съ гордыми словами Гете: Для поэта ни одна личность не является историческою, онъ по своему усмотрнію рисуетъ нравственный міръ и для этой цли длаетъ честь извстнымъ лицамъ исторіи, называя ихъ именами созданія своего воображенія’.

А. Рейнгольдтъ.

 []

 []

Предисловіе Шиллера къ ‘Заговору Фіесцо’.

Профессору Абелю въ Штутгарт.

Исторію этого заговора я почерпнулъ главнымъ образомъ изъ ‘Conjuration du Comte Jean Louis de Fiesque’ кардинала Реца, изъ ‘Histoire des Conjurations’ и ‘Histoire de Gnes’ и изъ третьей части Робертсоновской исторіи Карла V. Да проститъ мн гамбургскій драматургистъ вольности, которыя я допустилъ въ обращеніи съ событіями, если он мн удались, если же нтъ, то думается, что больше пострадалъ вымыселъ моей фантазіи, чмъ самые факты. Катастрофа, которою закончился заговоръ, въ дйствительности заключалась въ томъ, что графъ погибъ совершенно случайно, уже достигнувъ цли своихъ желаній. Этотъ конецъ я долженъ былъ непремнно измнить, потому что въ драм недопустима простая случайность или непосредственное вмшательство Промысла. Я бы очень изумлялся тому, что ни одинъ драматургъ не воспользовался такимъ сюжетомъ для трагедіи, если бы не видлъ причины этого именно въ недраматичности исхода заговора. Правящій духъ видитъ вс тонкія, какъ паутина, нити, связующія событія со всмъ строемъ мірозданія и прикрпляющія ихъ къ самымъ отдаленнымъ предламъ будущаго и прошедшаго, простой-же умъ видитъ только самый фактъ. Художникъ долженъ имть въ виду близорукій взоръ обыденнаго человчества, для назиданія котораго онъ пишетъ, а не проникновенность всемогущей силы, у которой онъ самъ учится.
Въ моихъ ‘Разбойникахъ’ я представилъ жертву чрезмрнаго чувства. Здсь я пытаюсь представить нчто противоположное, жертву интригъ и хитрости. Но какъ ни поразительна несчастная затя Фіеско въ исторіи, на сцен она можетъ и не произвести такого же впечатлнія. Если правда, что только чувство вызываетъ чувство, то думается, политическій герой по столько не годится для сцены, по сколько онъ долженъ отршиться отъ своихъ человческихъ сторонъ, чтобы быть политическимъ героемъ. Не въ моей власти было бы поэтому вдохнуть въ мой вымыселъ живое пламя, сила котораго обусловлена боле возвышеннымъ элементомъ души — воодушевленіемъ. Но связать холодный, безплодный политическій подвигъ съ человческимъ сердцемъ, изъ котораго онъ исходитъ, и тмъ самымъ прикрпить его къ человческому сердцу, осложнить человчность сердца политическимъ умомъ, извлечь изъ хитроумныхъ интригъ и положеній нчто общечеловческое — это было въ моей власти. Мои отношенія къ жизни среднихъ людей длаютъ меня большимъ знатокомъ сердецъ, нежели политическихъ комбинацій, но быть можетъ, неопытность въ длахъ политическихъ составляетъ поэтическое качество.

 []

 []

Заговоръ Фіеско въ Гену.

Республиканская трагедія въ пяти дйствіяхъ.

Дйствующія лица:

Андреа Доріа, дожъ Генуи. Почтенный старикъ 82 лтъ. Слды пламеннаго темперамента. Главная черта: увренная въ себ и строго повелительная краткость.
Джанеттино Доріа, его племянникъ. Претендентъ. Въ возраст 26 лтъ. Грубый и необузданный въ рчи, походк и манерахъ. Плебейски гордый. Образованіе получилъ урывками.
(Оба Доріа носятъ пурпуръ).
Фіеско, графъ ди Лаванья, глава заговора. Стройный, молодой человкъ 33 лтъ, цвтущей красоты,— гордый съ достоинствомъ, привтливый съ величавостью, свтски покладистый и коварный.
(Вс дворяне въ черномъ. Покрой платья древне-германскій).
Веррина, республиканецъ — заговорщикъ, 62 лтъ. Тяжелый, серьезный и мрачный, глубокія черты.
Бургоньино, заговорщикъ, юноша 20 лтъ. Благородный и пріятный. Гордый, живой и естественный.
Кальканьо, заговорщикъ. Худой, сластолюбивый, 30 лтъ. Услужливый и предпріимчивый.
Сакко, заговорщикъ. 45 лтъ. Обыкновенная натура.
Ломеллино, довренный Джанеттино. Изсохшій придворный.
Центуріоне, Цибо, Ассерато. Недовольные.
Романо, художникъ. Свободный, простой и гордый.
Мюлей-Гассанъ, чисто Тунисскій мавръ. Продувная бестія. Физіономія полна оригинальной смси мошенничества и причуды.
Нмецъ герцогской стражи тлохранителей. Честный простакъ. Стойкая храбрость.
Три гражданина, разжигающіе толпу. Леонора, супруга Фіеско, 18 лтъ. Блдная и худенькая. Чувствительная я нжная. Очень привлекательная, но не особенно блестящая. Лицо полно мечтательной меланхоліи. Одежда черная.
Джулія, графиня, вдова Имперіали, сестра Доріа. а 5 лтъ. Высокая и полная. Гордая кокетка. Красота, испорченная вычурностью. Ослпляющая, но не притягивающая. Выраженіе злой насмшки въ лиц. Черный костюмъ.
Берта, дочь Веррины, невинная двушка.
Роза, Арабелла. Горничныя Леоноры.
Дворяне, граждане, нмцы, солдаты, слуги, воры.

Мсто дйствія — Генуя. Время — 1547 г.

 []

ПЕРВОЕ ДЙСТВІЕ.

Зала въ дом Фіеско. Вдали слышны музыка и оживленіе бала.

ПЕРВЫЙ ВЫХОДЪ.

Леонора замаскированная. Роза и Арабелла разстроенныя вбгаютъ на сцену.

Леонора (снимая маску). Ни слова! ни слова больше! Все ясно… (бросается въ въ кресло). Меня это уничтожаетъ.
Арабелла. Графиня…
Леонора (вскакивая).На моихъ глазахъ! Кокетка, всему городу извстная кокетка! предъ лицомъ всего дворянства Генуи! (Грустно). Роза! Белла! и не смотря на мои слезы…
Роза. Принимайте это за то, что въ самомъ дл было — за простую любезность.
Леонора. Любезность? А быстрая игра ея глазъ, а какъ онъ тревожно ее поджидалъ? А долгій поцлуй, которымъ онъ замеръ на ея оголенной рук выше кисти, такъ что даже слды его зубовъ остались на ней яркимъ краснымъ пятномъ? А! и этотъ воплощенный восторгъ, пристальная, глубокая оцпенлость, въ которую онъ погрузился, словно весь міръ смели вокругъ него, и онъ остался одинъ съ этой Джуліей въ пустот вселенной? Любезность? Добрая душа, ты никогда не любила, не спорь со мной о любезности и любви!
Роза. Тмъ лучше, Мадонна, потерять супруга значитъ выиграть десятокъ ухаживателей.
Леонора. Потерять?— Маленькое отклоненіе чувства — и Фіеско потерянъ? Уйди, ядовитая болтунья, никогда мн не показывайся на глаза!— Онъ подразнить меня хотлъ, невинная шалость,— можетъ быть одна вжливость? Не такъ ли, моя чуткая Белла?
Арабелла. О, да, наврно это такъ.
Леонора (задумчиво). А что если кокетка подумаетъ, что завоевала его сердце? что въ каждой мысли его пріютилось ея имя? звучитъ ему въ каждомъ движеніи природы? Что же это, однако, такое? До чего я дошла? Возможно ли, чтобъ весь чудный величавый міръ былъ для него не что иное, какъ прекрасный алмазъ, на которомъ вырзано ея изображеніе?— чтобъ онъ любилъ ее?— Джулію! О, дай мн руку, поддержи меня, Белла.

(Пауза, снова слышна музыка).

Леонора (оживляясь). Слышишь? Кажется, это голосъ Фіеско выдается среди общаго шума? Неужели онъ можетъ смяться, когда его Леонора плачетъ наедин? Нтъ, дитя мое, это былъ грубый голосъ Джанеттино Доріа.
Арабелла. Да, Синьора! но пойдемте въ другую комнату.
Леонора. Ты блднешь? Белла! Ты лжешь — я читаю въ вашихъ глазахъ, на лицахъ генуэзцевъ что-то такое — такое… О, конечно, эти генуэзцы знаютъ больше того, о чемъ подобаетъ слушать супруг.
Арабелла. Ревность все преувеличиваетъ.
Леонора (Съ грустной мечтательностью). Когда онъ былъ еще Фіеско — въ померанцевой рощ, гд мы двушками весело прогуливались, онъ выступалъ, какъ блестящій Аполлонъ, слитый воедино съ мужественной красотой Антиноя. Онъ являлся и гордымъ, и прекраснымъ, словно вся свтлйшая Генуя покоилась на его плечахъ. Наши взоры воровато скользили за нимъ и судорожно отрывались, какъ пойманные въ святотатств, когда къ намъ обращался его молніеносный взглядъ. Ахъ, Белла, какъ жадно глотали мы эти взгляды! какъ пристрастно боязливая зависть относила ихъ на счетъ сосдки. Они падали среди насъ, какъ золотое яблоко раздора, нжные глаза начинали дико пылать, тихая грудь бурно вздымалась, ревность разрывала наше единодушіе.
Арабелла. Помню. Вс женщины Генуи взволновались изъ-за вашего чуднаго завоеванія.
Леонора (воодушевленная). И вотъ, назвать его моимъ! отважное, страшное счастье! Величайшій мужъ Генуи — мой! (Съ граціей). Онъ такъ законченно вышелъ изъ-подъ рзца неистощимой художницы природы, являя въ миломъ сліяніи все, что представляетъ великаго его полъ.— Слушайте, двушки! я таки не могу больше объ этомъ умолчать. Слушайте, двушки, я вамъ кое-что открою, (таинственно) одну мысль: когда я стояла передъ алтаремъ подл Фіеско, рука съ рукой, мн пришла мысль, запретная для женщины: ‘Этотъ Фіеско, который теперь держитъ тебя за руку, твой Фіеско!— но тише, чтобъ ни одинъ мужчина не подслушалъ, какъ мы гордимся обломками его совершенства,— этотъ твой Фіеско,— горе вамъ если такое чувство не возвыситъ васъ,— Фіеско избавитъ Геную отъ тирана’.
Арабелла (изумленно). И такая мысль пришла двушк, и во время внчанья?
Леонора. Удивляйся, Белла, да невст — въ блаженную минуту свадебнаго дня! (Оживленне). Я женщина, но я чувствую мою дворянскую кровь, я не могу терпть, что этотъ домъ Доріа хочетъ перерасти нашихъ предковъ. Пускай добродушный Андреа остается герцогомъ Генуи, ему. желать добра — отрадно,— но Джанеттино его племянникъ,— его наслдникъ,— и у Джанеттино наглое, высокомрное сердце. Генуя дрожитъ передъ нимъ, а Фіеско — (опять печально) плачьте обо мн:— Фіеско любитъ его сестру.
Арабелла. Бдная, несчастная синьора!
Леонора. Идите теперь, любуйтесь этимъ полубогомъ генуэзцевъ,окруженнымъ безстыдными гуляками, да развратницами, какъ онъ щекочетъ ихъ уши шаловливымъ остроуміемъ, разсказывая имъ сказки про очарованныхъ принцессъ — это Фіеско! Ахъ, двушки! не одна Генуя потеряла своего героя,— и я моего мужа.
Роза. Говорите тише! кто-то идетъ по галлере!
Леонора (испуганно). Фіеско идетъ! Бгите! Бгите! мой видъ могъ бы минутно омрачить его. (Быстро скрывается въ сосдней комнат. Двушки за ней).

 []

ВТОРОЙ ВЫХОДЪ.

Джанеттино Доріа въ маск и зеленомъ плащ и мавръ вход, разговаривая.

Джанеттино. Ты меня понялъ? Мавръ. Такъ.
Джанеттино. Блая маска.
Мавръ. Такъ.
Джанеттно. Я говорю — блая маска! Мавръ. Такъ! такъ! такъ! Джанеттинно. Слышишь?— только въ этомъ мст (указываетъ на грудь) ты можешь промахнуться.
Мавръ. Не безпокойтесь. Джанеттино. И сильный ударъ. Мавръ. Останется доволенъ. Джанеттино. (ядовито). Чтобъ бдный графъ не долго страдалъ.
Мавръ. Простите — а сколько-бы, примрно, всила его голова?
Джанеттино. Сто цехиновъ.
Мавръ (дунувъ сквозь пальцы). Фу! легче пуха!
Джанеттино. Что ты тамъ ворчишь?
Мавръ. Я говорю: легкая работа.
Джанеттино. Твое дло. Этотъ человкъ какъ магнитъ: онъ всхъ притягиваетъ къ себ, вс неспокойныя головы. Помни же! хвати его хорошенько.
Мавръ. Но, господинъ, посл этого мн надо будетъ мигомъ летть въ Венецію.
Джанеттино. Такъ возьми благодарность впередъ (кидаетъ ему вексель). Не дале какъ въ три дня онъ долженъ быть мертвецомъ. (Уходитъ).
Мавръ (поднимая вексель). Вотъ это я называю кредитъ. Господинъ довряетъ моему мошенническому слову безъ росписки. (Уходитъ).

ТРЕТІЙ ВЫХОДЪ.

Кальканьо, за нимъ Сакко, оба въ черныхъ плащахъ.

Кальканьо. Я замчаю, что ты слдишь за каждымъ моимъ шагомъ.
Сакко. А я наоборотъ, что ты отъ меня каждый шагъ скрываешь. Слушай, Кальканьо, за послднія недли на твоемъ лиц играетъ что-то такое, что не совсмъ таки прямо относится къ отечеству.— Я бы думалъ, братъ, мы съ тобой могли бы помняться тайна на тайну, и ни одинъ изъ насъ не былъ бы въ убытк отъ такой контрабанды. Будешь ты откровеннымъ?
Кальканьо. Такъ охотно, что если твоему слуху не угодно снизойти въ мою грудь, то сердце мое само встртитъ его на полдорог признаньемъ. Я люблю графиню Фіеско.
Сакко (отступаетъ удивленно). Вотъ чего по меньшей мр я бы не разобралъ, если бы даже сдлалъ генеральный смотръ всякимъ возможностямъ. Твой выборъ ставитъ въ тупикъ мою сообразительность и, если теб посчастливится, ей совсмъ конецъ.
Кальканьо. Говорятъ, графиня образецъ строгой добродтели.
Сакко. Лгутъ. Она полное опроверженіе этой старой басни. Одно изъ двухъ, Кальканьо, откажись отъ твоей политической зати или отъ твоего сердца.
Кальканьо. Графъ ей невренъ. Ревность самая плутовская сводня. Замыселъ противъ обоихъ Доріа долженъ держать графа въ напряженномъ состояній и допустить меня распоряжаться въ его дворц. Пока онъ будетъ выпугивать волка изъ двора, куница заберется въ его курятникъ.
Сакко. Безподобно, братъ. Спасибо. И съ меня ты сразу снимаешь обязанность краснть. О чемъ я стыдился и думать,— теперь могу теб громко сказать. Я — нищій, если теперешнее правительство не развалится.
Кальканьо. Такъ велики твои долги?
Сакко. До того громадны, что если бы нить моей жизни сложить въ восемь разъ, такъ и то пришлось бы изъ за нихъ оборвать ее въ начал мотка. Я надюсь, что перемна правленія дастъ мн просторъ. Если она мн не поможетъ расплатиться, такъ хоть отобьетъ охоту у моихъ кредиторовъ быть требовательными.
Кальканьо. Понимаю. А подъ конецъ, если при этихъ обстоятельствахъ Генуя сдлается свободной, Сакко провозгласитъ себя отцомъ отечества. Не разсказывай же мн никто затасканную сказку о честности, когда благополучіе государства ршается банкротствомъ негодяя и похотью сластолюбца. Ей Богу, Сакко, я восхищаюсь въ насъ обоихъ тонкой механикой неба, которое въ тл спасаетъ сердце нарывами другихъ его членовъ.— Знаетъ Берри на о твоемъ замысл?
Сакко. Насколько должно быть извстно патріоту. Ты знаешь, Генуя для него ось, на которой въ желзной врности вертятся вс его мысли. Его ястребиные взгляды теперь прикованы къ Фіеско. Попутно онъ надется, что и ты примешь участіе въ смломъ заговор.
КалькАньо. У него прекрасное чутье. Пойдемъ, отыщемъ его и давай раздувать наше общее свободомысліе. (Уходитъ).

ЧЕТВЕРТЫЙ ВЫХОДЪ.

Джулія разгоряченная, за нею поспшно Фіеско въ бломъ плащ.

Джулія. Лакеевъ! Скороходовъ!
Фіеско. Графиня, куда? что вы ршили?
Джулія. Ничего, ровно ничего. (Прислуг). Подавать карету.
Фіеско. Позвольте, этого нельзя. Тутъ оскорбленіе.
Джулія. Пфа! конечно, нтъ. Прочь! вы рвете мн отдлку платья. Оскорбленіе! Кто здсь можетъ оскорбить меня? Идите же.
Фіеско (преклоняя колно). Не раньше, чмъ вы назовете мн дерзкаго.
Джулія (стоитъ неподвижно, держа руки на бедрахъ). Прелестно! прелестно! достойно, чтобы вс видли! Хоть бы кто позвалъ графиню ди-Лаванья взглянуть на эту плнительную сцену!— Какъ, графъ? Какой! же вы супругъ? Это положеніе годится исключительно въ спальн вашей жены, когда она, перелистывая списокъ вашихъ ласкъ, находитъ какой-нибудь недочетъ. Встаньте же. Идите къ дамамъ подешевле. Да встаньте же! Или вы хотите искупить вашими любезностями дерзости вашей супруги?
Фіеско (вскакивая). Дерзости? Относительно васъ?
Джулія. Вдругъ оборвать общій пиръ,— оттолкнуть стулъ, повернуться спиной къ столуі… Да графъ, къ столу, за которымъ сидла — я!
Фіеско. Это непростительно!
Джулія. И не боле того?— ахъ, рожа! и моя-ли вина (самодовольно себя), что у графа есть глаза.
Фіеско. Виновата ваша красота, мадонна, въ томъ, что глаза мои только ее одну и замчаютъ.
Джулія. Безъ комплиментовъ, графъ, тамъ, гд честь заставляетъ говорить. Я требую удовлетворенія. Найду ли я его у васъ? Или въ негодованіи герцога?
Фіеско. Въ объятіяхъ любви, которая проситъ васъ простить выходку ревности.
Ди улія. Ревности! ревности! чего же хочетъ эта головка? (Жестикулируя передъ зеркаломъ). Можетъ ли она ожидать лучшаго признанія своего вкуса, какъ то, что я его раздляю. (Гордо). Доріа и Фіеско? Не должна ли графиня ди-Лаванья считать для себя честью, что племянница герцога находитъ ея выборъ завиднымъ. (Ласково подавая графу руку для поцлуя). To-есть я, графъ, говорю въ предположеніи, что находила-бы васъ такимъ.
Фіеско (оживленно).Жестокая, и все таки меня мучить! Я знаю, божественная Джулія, что я бы долженъ былъ чувствовать къ вамъ только почтительность. Мой разумъ велитъ мн преклонить колно подданнаго передъ кровью Доріа, но мое сердце обожаетъ прекрасную Джулію. Моя любовь преступница и въ то же время героиня, въ ней достаточно храбрости, чтобъ разрушить стну высокаго сана и летть навстрчу палящаго солнца величества.
Джулія. Большая, большая графская ложь, ходульная и хромающая. Его языкъ меня боготворитъ, его сердце млетъ подъ силуэтомъ другой.
Фіеско. Скажите лучше, синьора, оно сердито отбивается отъ него и хочетъ его оттолкнуть. (Снимая повшенный на голубой лент силуэтъ Леоноры и передавая ею Джуліи). Поставьте вашъ образъ на этотъ алтарь — и вы уничтожите прежняго идола.
Джулія (поспшной самодовольно прячетъ силуэтъ). Клянусь честью, великая жертва, заслуживающая моей благодарности. (Надваетъ ему на шею свой портретъ). Такъ, рабъ! носи цвта твоего господина. (Уходитъ).

Фіеско (горячо).

Джулія меня любитъ! Джулія! Никакимъ богамъ я не завидую. (Ликуя ходитъ по зал). Пускай эта ночь будетъ праздничной ночью боговъ, радость должна свершить свой лучшій подвигъ. Эй! люди! (Множество слухъ). Пусть нектаръ Кипра зальетъ полъ моихъ комнатъ, пускай раскаты музыки прогонятъ свинцовую дремоту ночи, пусть тысячи яркихъ огней осмютъ утреннее солнце — чтобы все веселилось, чтобъ отъ вакхической пляски шумно рухнуло царство смерти!
(Быстро уходитъ. Музыка играетъ громкое Allegro, при звукахъ котораго поднимается средній занавсъ въ глубин сцены, открывая иллюминованный залъ, гд танцуетъ много масокъ. Но сторонамъ столы съ угощеньями и для игръ, вокругъ которыхъ толпятся гости).

ПЯТЫЙ ВЫХОДЪ.

Джанеттино полупьяный. Ломеллино, Цибо, Центуріоне, Веррина, Сакко, Кальканьо — вс въ маскахъ. Нсколько дамъ и дворянъ.

Джанеттино (шумливо). Браво! браво! эти вина превосходно скользятъ въ горло. Наши танцовщицы скачутъ merveille. Иди кто-нибудь, разсыпать по Гену извстіе, что я въ хорошемъ расположеніи духа, можно попировать, клянусь моимъ рожденіемъ! Они отмтятъ этотъ день въ календар красной краской и подпишутъ: сегодня принцъ Доріа былъ веселъ!
Гости (чокаясь). За процвтаніе республики! (Тушъ оркестра).
Джанеттино (съ силой бросаетъ стаканъ на полъ). Въ дребезги!
(Три черныя маски содрогаются и окружаютъ принца).
Ломеллино (отводитъпринца къ авансцен). Синьоръ, вы на-дняхъ говорили мн, что встртили въ церкви Святого Лоренцо двушку.
Джанеттино. Встртилъ, встртилъ, малый, и долженъ съ нею познакомиться.
Ломеллино. Я могу познакомить ее съ вашей милостью.
Джанеттино (быстро). Можешь? можешь? ты? Ломеллино, ты недавно выражалъ желаніе получить званіе прокуратора,— ты его получишь.
Ломеллино. Милостивый принцъ, оно второе въ государств, боле шестидесяти дворянъ ищутъ его, и вс они богаче и знатне покорнаго слуги вашей милости.
Джанеттино (надменно крикнувъ). Громъ и Доріа! Ты будешь прокураторомъ! (Три маски выступаютъ). Дворянство въ Гену? Положи всхъ ихъ предковъ и гербы на одну чашку всовъ и не больше, какъ одинъ волосъ изъ сдой бороды моего дяди перетянетъ сразу все дворянство Генуи. Я хочу, ты долженъ быть прокураторомъ, это все равно, что если бы за тебя были поданы вс голоса синьоріи.
Ломеллино (тихо). Эта двушка — единственная дочь нкоего Веррины.
Джанеттино. Она красива, и на смхъ всмъ чертямъ, она должна быть моею!
Ломеллино. Милостивый господинъ! она единственное дитя заклятаго республиканца!
Джанеттино. Убирайся въ адъ съ твоимъ республиканцемъ! Злоба какого-нибудь! вассала и моя страсть! Это все равно, что если бы башня маяка должна была развалиться оттого, что мальчишки бросаютъ въ нее раковинами. (Три черныя маски взволнованно подходятъ ближе). Разв затмъ герцогъ Андреа проливалъ свою кровь въ сраженіяхъ этой дрянной республики, чтобъ его племянникъ вымаливалъ себ благосклонность ея дтей и невстъ? Громъ и Доріа! Эту причуду они должны проглотить, или я вырощу надъ прахомъ моего дяди вислицу, на которой будетъ корчиться генуэзская свобода, пока не умретъ.
(Три маски отступаютъ).
Ломеллино. Теперь именно двушка одна дома. Ея отецъ вонъ тамъ — одна изъ трехъ масокъ.
Джанеттино. Прекрасно. Ломеллино, сейчасъ веди меня къ ней.
Ломеллино. Но вы разсчитываете найти ее податливой, а встртите щепетильную чувствительность.
Джанеттино. Насиліемъ лучше всего можно убдить. Веди меня сейчасъ туда, хотлъ бы я видть, какъ республиканская собака бросится на медвдя Доріа. (Фіеско встрчается ему въ дверяхъ). Гд графиня?

ШЕСТОЙ ВЫХОДЪ.

Т-же и Фіеско.

Фіеско. Я посадилъ ее въ карету (хваг таетъ руку Джанеттино и прижимаетъ къ своей груди). Принцъ, я теперь вдвойн къ вамъ привязанъ. Джанеттино властвуетъ надъ моею головой и Генуей,— надъ моимъ сердцемъ его прелестная сестра.
Ломеллино. Фіеско сдлался совсмъ эпикурейцемъ. Политическій міръ въ немъ много потерялъ.
Фіеско. Но Фіеско ничего не потерялъ въ политическомъ мір. Жить — значитъ мечтать, быть мудрымъ, Ломеллино, значитъ мечтать пріятно. Гд это лучше возможно: подъ грознымъ величіемъ трона, при раздирающемъ ухо вчномъ треск колесъ правленія — или на груди млющей женщины? Пускай Джанеттино Доріа властвуетъ надъ Генуей, Фіеско будетъ любить.
Джанеттино. Пойдемъ, Ломеллино! Полночь наступаетъ. Время бжитъ. Лаванья, мы благодаримъ за твое гостепріимство. Я былъ доволенъ.
Фіеско. Это все, чего я могу желать, принцъ.
Джанеттино. Такъ доброй ночи. Завтра будетъ игра у Доріа, и Фіеско приглашенъ. Идемъ, прокураторъ.
Фіеско. Музыку! Свчей!
Джанеттино (идетъ упрямо на три маски, раздвигая ихъ). Дорогу имени герцога!
Одна изъ трехъ масокъ (ворчитъ съ недовольствомъ). Въ адъ! Но въ Гену — никогда!
Гости (въ движеніи). Принцъ узжаетъ. Доброй ночи, Лаванья.

(Шумно расходятся).

СЕДЬМОЙ ВЫХОДЪ.

Три черныя маски и Фіеско. (Пауза).

Фіеско. Я вижу, что эти гости не раздляютъ веселья моего праздника.
Маски (недовольно бормочатъ почти вмст). Ни одинъ.
Фіеско (любезно). Можетъ ли мое доброе желаніе отпустить хоть одного генуэзца недовольнымъ? Живо, лакені возобновить балъ и налить бокалы! Я бы не хотлъ, чтобъ кто нибудь здсь скучалъ. Смю ли я позабавить глаза ваши фейерверкомъ?Хотите ли прослушать искусство моего арлекина? Можетъ быть васъ развлечетъ женское общество? Или засядемте за фараонъ и обманемъ время карточной игрой?
Маска. Мы привыкли наше время оплачивать дломъ!
Фіеско. Отвтъ достойный мужчины — это Веррина!
Пиррина (снимаетъ маску). Фіеско узнаетъ своихъ друзей подъ ихъ маской скорй, чмъ они Фіеско подъ его маской.
Фіеско. Я этого не понимаю. Но зачмъ у тебя траурный флеръ на рук? Разв Веррина недавно кого нибудь похоронилъ, и Фіеско объ этомъ ничего не знаетъ?
Веррина. Печальныя всти не вяжутся съ веселыми пирами, Фіеско.
Фіеско. Кром тхъ случаевъ, когда его призываетъ дружба. (Горячо пожимая его руку). Другъ души моей! кто умеръ для насъ обоихъ?
Веррина. Обоихъ! обоихъ! о слишкомъ правдивыя слова! Но не вс сыны оплакиваютъ смерть своей матери.
Фіеско. Твоя мать давно погребена.
Веррина (значительно). Я вспоминаю, что Фіеско называлъ меня братомъ, оттого что мы сыны одного отечества.
Фіеско (шутливо). А! вотъ что! ты хотлъ пошутить? Трауръ по Гену! И это правда, Генуя въ самомъ дл лежитъ при послднемъ издыханіи. Мысль оригинальна и нова. Нашъ братъ начинаетъ быть остроумнымъ малымъ.
Кальканьо. Онъ говоритъ серьезно, Фіеско.
Фіеско. Конечно! конечно! въ этомъ то и дло. Такой сухой тонъ и такъ слезливо. Шутка теряетъ силу, когда шутникъ самъ смется. Съ лицомъ воистину похороннаго встника! Могъ ли я когда нибудь думать, что мрачный Веррина на старости лтъ, станетъ такимъ весельчакомъ.
Сакко. Пойдемъ, Веррина, онъ никогда не будетъ нашъ.
Фіеско. Ну,веселй,землякъ. Примемъ видъ хитрыхъ наслдниковъ,которые рыдая бредутъ за гробовой колесницей и тмъ сильне смются въ носовой платокъ. Однако намъ слдовало бы за это получить жестокую мачеху. Пусть такъ, мы дадимъ ей ворчать и запируемъ.
Веррина (въ сильномъ волненіи). Небо и земля! и ничего не будемъ длать? До чего ты дошелъ, Фіеско? Какъ мн разыскивать великаго ненавистника тирановъ? Я знаю время, когда одинъ взглядъ на корону приводилъ тебя въ содроганіе. Погибшій сынъ республики! Ты будешь отвчать, что я гроша не дамъ за безсмертіе моей души, если и ее можетъ изнашивать время.
Фіеско. Ты вчно хандришь. Пускай Доріа засунетъ всю Геную себ въ карманъ и продастъ ее Тунисскому корсару, намъ что за дло? Мы пьемъ Кипрское вино и цлуемъ хорошенькихъ женщинъ.
Веррина (смотритъ на него серьезно). Это твое искреннее, серьезное мнніе?
Фіеско. Отчего-же нтъ, другъ? Разв ужъ такое блаженство быть ногой лниваго, многоногаго звря, именуемаго республикой? Благодари она того, кто ее окрыляетъ и оставляетъ ноги безъ дла. Джанеттино Доріа будетъ герцогомъ и изъ за заботъ о государственныхъ длахъ мы тогда не состаримся.
Веррина. Фіеско! это твое искреннее, серьезное мнніе?
Фіеско. Андреа усыновитъ своего племянника и объявитъ его наслдникомъ своихъ имній, кто же будетъ такъ глупъ, чтобъ оспаривать у него наслдіе власти?
Веррина (въ величайшемъ негодованіи). Идемте же, генуэзцы!
(Быстро уходитъ, остальные слдуютъ за нимъ).
Фіеско. Веррина! Веррина! Этотъ республиканецъ твердъ, какъ сталь!

ВОСЬМОЙ ВЫХОДЪ.

Фіеско и неизвстная маска.

Маска. Есть у васъ минутка свободная, Лаванья?
Фіеско (предупредительно). Для васъ хоть цлый часъ!
Маска. Будьте же такъ милостивы пройтись со мной за городъ.
Фіеско. Теперь ужъ безъ десяти минутъ полночь.
Маска. Вы будете такъ милостивы, графъ.
Фіеско. Я прикажу заложить лошадей.
Маска. Это не нужно. Я вышлю впередъ одну лошадь, этого будетъ довольно, такъ какъ я надюсь, только одинъ изъ насъ долженъ вернуться.
Фіеско (пораженный). Что?
Маска. Отъ васъ потребуютъ кроваваго отвта за одну слезу.
Фіеско. И эта слеза?
Маска. Пролита графиней ли Лаванья. Я хорошо знаю ату даму, я желалъ бы уяснить себ, чмъ она заслужила, что ее приносятъ въ жертву шутовк.
Фіеско. Теперь я васъ понимаю. Смю ли я узнать имя того, кто мн длаетъ такой небывалый вызовъ?
Маска. Это тотъ самый, который нкогда обожалъ двицу ли Цибо и принужденъ былъ отступить передъ женихомъ Фіеско.
Фіеско. Сципіо Бургоньино!
Бургоньино (снимая маску). И который теперь является отстаивать свою честь, сторонившуюся отъ соперника настолько мелочнаго, что онъ мучаетъ кроткую женщину.
Фіеско (горячо обнимаетъ его). Благородный юноша! Спасибо страданіямъ моей жены, они даютъ мн такое дорогое знакомство. Я чувствую прелесть вашего негодованія, но я драться не буду.
Бургоньино (отступая на шагъ). Неужели графъ ли Лаванья такой трусъ, что не отваживается противъ первыхъ попытокъ моей шпаги?
Фіеско. Противъ всхъ силъ Франціи, Бургоньино, но не противъ васъ! Я уважаю атотъ милый, пылкій порывъ за еще боле милое существо. Побужденіе достойно лавровъ, но поступокъ былъ бы ребячествомъ.
Бургоньино (взволнованно). Ребячествомъ, графъ? Обиженная женщина можетъ только плакать. Для чего же мужчина подл нея?
Фіеско. Необыкновенно хорошо сказано, но я драться не буду.
Бургоньино (поворачивается къ нему спиной и хочетъ уйти). Я стану презирать васъ.
Фіеско (оживленно). Нтъ, юноша, видитъ Богъ, не станешь! Даже если бы ты окончательно во всемъ разочаровался. (Задумчиво беретъ его за руку). Чувствовали ли вы когда нибудь ко мн кое-что — какъ бы это сказать? въ род благоговнія?
Бургоньино. Разв бы я отступилъ передъ кмъ-нибудь, еслибъ не считалъ его первымъ человкомъ въ мір?
Фіеско. Ну такъ, любезный другъ, я бы не торопился презирать человка, нкогда заслужившаго мое благоговніе. Я бы все таки думалъ: ткань мастера должна быть сдлана искусне, чмъ то, что бросается такъ прямо въ глаза первому встрчному новичку. Идите домой, Бургоньино, и дайте себ время обсудить, зачмъ Фіеско дйствуетъ такъ, а не иначе. (Бургоньино безмолвно удаляется). Ступай, честный юноша, если такое пламя вспыхнетъ за отечество, посмотримъ, крпко ли устоятъ Доріа.

 []

ДЕВЯТЫЙ ВЫХОДЪ.

Фіеско. Мавръ робко входитъ и заботливо осматривается кругомъ.

Фіеско (пытливо и долго смотритъ на него). Что теб надо и кто ты?
Мавръ (какъ выше). Я рабъ республики.
Фіеско. Рабство плохое ремесло. (Все еще глядя на него пристально). Чего ты ищешь?
Мавръ. Господинъ,я честный человкъ.
Фіеско. Держи ату вывску передъ твоимъ лицомъ, это будетъ не лишнее,— но что теб надо?
Мавръ (старается подойти къ нему ближе, но Фіеско отступаетъ). Господинъ, я не мошенникъ.
Фіеско. Хорошо, что ты это прибавляешь и — все таки не хорошо. (Нсгпертъливо). Но что теб надо?
Мавръ (снова приближается къ нему). Вы ли графъ Лаванья?
Фіеско (гордо). Въ Гену слпые знаютъ, мою походку. На что теб графъ?
Мавръ. Будьте осторожны, Лаванья (близко подступаетъ къ нему).
Фіеско (быстро переходитъ на другую сторону). Я остороженъ.
Мавръ (какъ выше). Не доброе замышляютъ противъ васъ, Лаванья.
Фіеско (снова отступая). Я это вижу.
Мавръ. Берегитесь принца Доріа.
Фіеско (доврчиво подходитъ къ нему). Другъ, я можетъ статься былъ къ теб несправедливъ? Я въ самомъ дл страшусь этого имени.
Мавръ. Такъ бгите отъ этого человка. Можете вы читать?
Фіеско. Нелпый вопросъ! ты ведешь знакомство съ кое-какимъ дворяниномъ. Есть у тебя что нибудь письменное?
Мавръ.Ваше имя въ числ осужденныхъ на казнь. (Подаетъ ему записку вплотную около него. Фіеско подходитъ къ зеркалу и косится на мавра поверхъ бумаги. Мавръ обходитъ его, присматриваясь, наконецъ, вынимаетъ кинжалъ и хочетъ нанести ударъ).
Фіеско (ловко повертывается и схватываетъ мавра за руку). Легче, каналья! (Вырываетъ у нею кинжалъ).
Мавръ (дико топаетъ). Дьяволъ! прошу прощенья! (Хочетъ уйти).
Фіеско (схватываетъ его и громко зоветъ). Стефано! Друлло! Антоніо! (Беретъ мавра за горло). Останься, дорогой другъ!— Адское злодйство! (Слуги). Останься и отвчай! ты плохо сработалъ, отъ кого ты получаешь свой заработокъ?
Мавръ (тщетно пытавшись вырваться, ршительно). Выше вислицы меня не повсятъ.
Фіеско. Нтъ, утшься. И не на рога полумсяца, все таки довольно высоко, чтобъ теб вислица показалась не больше зубочистки. Но твой выборъ слишкомъ ужъ обличаетъ государственныя соображенія, чтобъ тутъ подозрвать твое природное остроуміе. Говори-же, кто тебя подрядилъ?
Мавръ. Вы господинъ, можете назвать меня мошенникомъ, но считать меня дуракомъ я не позволю.
Фіеско. Вотъ такъ гордая бестія! Говори, бестія, кто тебя подрядилъ?
Мавръ (обдумывая). Гм! такъ все таки я не одинъ останусь въ дуракахъ? Кто меня подрядилъ?— и изъ-за жалкихъ сотни цехиновъ!— кто подрядилъ меня?— принцъ Джанеттино.
Фіеско (возмущенный прохаживается взадъ и впередъ). Не боле сотни цехиновъ за голову Фіеско! (Зло). Стыдись наслдникъ Генуэзскаго престола. Спшитъ къ шкатулк). Вотъ теб тысяча — и скажи своему, господину, что онъ убійца-скряга. (Мавръ разсматриваетъ его съ ногъ до головы).
Фіеско. Ты задумался, негодяй? (Мавръ беретъ деньги, потомъ кладетъ ихъ назадъ, снова беретъ и осматриваетъ Фіеско съ возрастающимъ удивленіемъ).
Фіеско. Что ты длаешь?
Мавръ (ршительно бросаетъ деньги на столъ). Нтъ, господинъ, этихъ денегъ я не заслужилъ.
Фіеско. Глупая мошенническая башка! ты заслужилъ вислицу. Раздраженный слонъ давитъ человка, а не червей. Я бы веллъ тебя повсить, еслибъ для этого мн пришлось сказать больше двухъ словъ.
Мавръ (радостно поклонившись). Вы слишкомъ добры, господинъ.
Фіеско. Избави Богъ, не относительно тебя. Меня тшитъ, что по моей прихоти мошенникъ, въ род тебя, можетъ остаться чмъ нибудь или совсмъ исчезнуть и поэтому я тебя отпускаю на свободу. Пойми меня хорошенько. Твоя неловкость мн порука небесъ въ томъ, что я предназначенъ для чего нибудь великаго и потому я милостивъ и отпускаю тебя на свободу.
Мавръ (прямодушно). По рукамъ, Лаванья! одна честь стоитъ другой. Если на этомъ полуостров чье нибудь горло для васъ лишнее, прикажите, я перержу его, безплатно перержу.
Фіеско. Вжливая бестія! хочетъ отблагодарить меня чужимъ горломъ.
Мавръ. Мы не принимаемъ никакихъ подарковъ, господинъ! У нашего брата тоже есть честь въ груди,
Фіеско. Честь людей, перерзывающихъ горло.
Мавръ. Она крпче закалена, чмъ честь вашихъ честныхъ людей: вы измняете вашимъ клятвамъ Богу,— мы твердо держимъ наши клятвы — дьяволу.
Фіеско. Ты потшный плутъ.
Мавръ. Я радъ, что вамъ нравлюсь. Испытайте меня, вы узнаете человка, который дйствуетъ безъ долгихъ сборовъ. Призовите меня. Я могу вамъ предъявить свидтельство всхъ мошенническихъ цеховъ отъ мельчайшихъ до самыхъ крупныхъ.
Фіеско. Что ты говоришь! (Садится). Такъ и мошенники признаютъ свои законы и разряды. Разскажи мн про мелкихъ.
Мавръ. Фуй! милостивый господинъ, это презрнная толпа длиннорукихъ. Ихъ жалкое мастерство не высидло ни одного великаго человка. Оно работаетъ для плети и смирительнаго дома и въ крайнемъ случа ведетъ разв къ вислиц.
Фіеско. Прелестная цль. Ну-ка, разскажи теперь о высшемъ разряд.
Мавръ. Это шпіоны и пролазы. Значительные господа. Къ нимъ прислушиваются крупные и добываютъ у нихъ свое всезнаніе. Они, какъ піявки, прицпляются къ душ, высасываютъ ядъ изъ сердца и выплевываютъ его своему начальству.
Фіеско. Я это знаю — дальше.
Мавръ. Слдующая степень — это разбойники, отравители и вс т, которые долго крадутся за своей жертвой и набрасываются на нее изъ засады. Часто это трусишки, но все таки уплачивающіе дьяволу за науку своей бдной душой. Тутъ ужъ правосудіе длаетъ кое-что особенное: распяливаетъ ихъ косточки на колес и насаживаетъ ихъ хитрыя головы на копья. Это третій разрядъ.
Фіеско. Когда же придетъ твой, говори!
Мавръ. Ударь меня молнія, милостивый господинъ! Въ этомъ то и штука. Я прошелъ по всмъ этимъ степенямъ. Мой геній рано пробрался чрезъ вс изгороди. Вчера вечеромъ я продлалъ мастерскую штуку въ третьемъ разряд,— часъ тому назадъ, я провалился въ четвертомъ.
Фіеско. Такъ четвертый разрядъ?
Мавръ (оживленно) Это люди (горячо), отыскивающіе свою жертву среди четырехъ стнъ, они прокладываютъ себ дорогу съ опасностью, подступаютъ прямо къ тлу и съ первымъ же поклономъ освобождаютъ человка отъ всякаго изъявленія благодарности за слдующій. Сказать между нами, ихъ называютъ экстра-почтой ада. Когда Мефистофелю придетъ охота, ему стоитъ только мигнуть, и онъ получитъ жаркое еще горячимъ.
Фіеско. Ты прожженный гршникъ.Такого мн давно недоставало. Я оставлю тебя у себя.
Мавръ. Правда или шутка?
Фіаско. Полнйшая правда. Я дамъ теб тысячу цехиновъ ежегодно.
Мавръ. По рукамъ. Лаванья! я вашъ, и чортъ побери мою частную жизнь. Пользуйтесь мною, для чего вамъ угодно. Быть ли вашей собакой-ищейкой или кусакой, вашей лисицей, вашей змей, сводней или живодеромъ. Я готовъ на всякія порученія, только ради всего — не на честное: тутъ я окажусь неуклюжъ, какъ бревно.
Фіеско. Не безпокойся! когда я хочу дарить ягненка, я не поручаю волку доставить его по назначенію. Такъ пошныряйже завтра утромъ по Гену и изслдуй настроеніе народа. Разузнай хорошенько, какъ думаютъ о правительств, что шепчутъ про домъ Доріа, да кстати позондируй, какъ смотрятъ мои сограждане на мою праздную жизнь и на мой любовный романъ. Залей ихъ моимъ виномъ, чтобы задушевныя мысли всплыли наружу. Вотъ теб деньги. Раздай изъ нихъ ткачамъ.
Мавръ (смотритъ на нею нершительно) Господинъ…
Фіеско. Бояться теб нечего: тутъ ничего честнаго нтъ. Ступай, зови всю твою шайку на помощь. Завтра я прослушаю твои всти. (Уходитъ).
Мавръ (ему вслдъ). Положитесь на меня. Теперь четыре часа утра! Завтра къ восьми вы узнаете столько новостей, сколько могутъ раздобыть полтораста ушей.

(Уходитъ).

 []

ДЕСЯТЫЙ ВЫХОДЪ.

Комната у Веррины.

Берта лежитъ спиной къ зрителю, закинувъ руку подъ голову. Входитъ Веррина, мрачный.

Берта (испуганно). Господи! вотъ онъ.
Beррина (останавливается и смотритъ на нее съ удивленіемъ). Дочь моя испугалась своего отца?
Берта. Уйдите, или дайте мн убжать! Вы мн ужасны, отецъ мой!
Веррина. Моему единственному ребенку?
Берта (печально глядя на него). Нтъ, у васъ должна быть другая дочь.
Веррина. Разв моя нжность слишкомъ тяжело давитъ тебя?
Берта. Совсмъ къ земл, мой отецъ.
Веррина. Что? такъ-то ты меня встрчаешь? Бывало, когда я приходилъ домой съ тяжкимъ камнемъ на сердц, ты выпархивала мн навстрчу и смхомъ сдувала его прочь. Иди, обними меня, дочка! На твоей горячей груди я опять отогрю, мое сердце, замерзающее у смертнаго одра, отечества. О, дитя мое, сегодня я покончилъ счеты со всми радостями жизни (крайне грустно),и только ты мн осталась.
Берта (смриваетъ его долгимъ взглядомъ). Несчастный отецъ!
Веррина (сжимая ее въ объятіяхъ). Берта! единственное дитя мое, Берта! моя одна послдняя надежда! Свобода Генуи погибла, Фіеско не существуетъ боле. (Сильне сжимая ее, сквозь зубы). Остается только, чтобъ и ты стала распутницей!
Берта (вырываясь изъ его объятій). Боже всесильный! Вы знаете?
Веррина (стоитъ съ дрожью въ тл). Что?
Берта. Моя двичья честь!
Веррина (бшенно). Что?!
Берта. Въ эту ночь…
Веррина (въ изступленіи). Что?!
Берта. Насиліе. (Падаетъ на софу).
Веррина (посл долгой томительной паузы глухимъ голосомъ). Еще одно слово — дочь — послднее! (Разбитымъ голосомъ). Кто?
Берта. Горе мн! какая смертельная блдность! Помоги мн, Боже! онъ дрожитъ и еле можетъ говорить.
Веррина. Такъ я не узнаю, дочь моя,— кто?
Берта. Спокойнй! спокойнй! милый, дорогой отецъ!
Веррина. Ради Господа Бога — кто? (Готовъ упасть передъ нею на колни).
Берта. Маска.
Веррина (отступаетъ, посл бурнаго размышленія). Нтъ! это не можетъ быть! не Богъ даетъ мн эти мысли. Съ дикимъ смхомъ). Старый шутъ! Какъ будто весь ядъ брызжетъ изъ одной и именно изъ этой жабы?! (Берт сдержанне). Его ростъ былъ въ род моего или меньше?
Берта. Больше.
Веррина (быстро). Волосы черные? вьются?
Берта. Черные какъ уголь и вьются.
Веррина (качаясь, отступаетъ отъ нея). Господи! голова моя… голова… Его голосъ?
Берта. Грубый, басовой.
Веррина (рзко). Какого цвта? Нтъ, я ничего больше не хочу слышать!… его плащъ… какого цвта?
Берта. Мн показалось — зеленый.
Веррина (закрываетъ лицо руками и падаетъ на софу). Будь спокойна, дочь моя… у меня только закружилась голова. (Опускаетъ руки, лицо его какъ у мертвеца).
Берта (ломая руки). Милосердое небо! это не отецъ мой.
Веррина (посл паузы съ горькимъ смхомъ). Такъ теб и надо, трусъ Веррина! Негодяй ворвался въ святыню законовъ,— этотъ вызовъ былъ для тебя слишкомъ ничтоженъ, надо было, чтобы негодяй ворвался въ святыню твоей крови (вскакиваетъ). Скорй, позови Николо… свинецъ и порохъ!…или стой! стой! дай сюда мой мечъ, молись, читай Отче Нашъ. ( за голову). Но чего-же я хочу?
Берта. Мн очень страшно, отецъ.
Веррина. Поди, сядь ко мн, (съ удареніемъ, подчеркивая). Берта, разскажи мн, Берта, что сдлалъ тотъ сдовласый римлянинъ, когда онъ нашелъ свою дочь въ такомъ-же, какъ назвать?— ну… въ такомъ-же благопристойномъ положеніи? свою дочь… Слушай, Берта, что сказалъ Виргиній своей опозоренной дочери?
Берта (съ ужасомъ). Я не знаю, что онъ сказалъ.
Веррина. Глупая, ничего онъ не сказалъ. (Внезапно схватываетъ мечъ). Онъ схватилъ ножъ.
Берта (бросается, испуганная въ ею объятья). Великій Боже! что вы хотите сдлать?
Веррина (бросаетъ мечъ на полъ). Нтъ, есть еще правосудіе въ Гену.

ОДИННАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Т-же и Сакко и Кальканьо.

Кальканьо. Веррина, скорй! будь готовъ! Сегодня начинается недля выборовъ. Мы рано утромъ пойдемъ въ синьорію выбирать новыхъ сенаторовъ. Улицы переполнены народомъ. Все дворянство стремится въ ратушу. Ты, вдь, пойдешь съ нами (насмшливо) любоваться торжествомъ свободы.
Сакко. Въ зал валяется мечъ, Веррина глядитъ дикимъ взглядомъ, у Берты глаза красные.
Кальканьо. Видитъ Богъ! и я это замчаю… Сакко, тутъ произошло несчастье.
Веррина (ставитъ два стула). Садитесь.
Сакко. Другъ, ты насъ пугаешь.
Кальканьо. Такимъ я тебя не видалъ никогда, другъ. Еслибъ Берта не плакала, я-бы спросилъ: погибаетъ Генуя?
Веррина (ужасно). Погибаетъ! садитесь, садитесь.
Кальканьо (испугани, пока оба садятся). Веррина, заклинаю тебя!
Веррина. Слушайте.
Кальканьо. Что я предчувствую, Сакко?
Веррина. Генуэзцы, вы оба знаете древность моего имени. Ваши предки носили у моихъ подолъ мантіи, Мои дды сражались въ битвахъ за государство. Женщины въ нашемъ роду были образцомъ для генуэзокъ. Честь была нашимъ единственнымъ капиталомъ и наслдовалась сыномъ отъ отца.— Или кто знаетъ что-нибудь другое?
Сакко. Никто.
Кальканьо. Какъ живъ Господь въ неб, никто.
Веррина. Я послдній въ моемъ роду. Моя жена умерла. Эта дочь есть все, что она завщала мн. Генуэзцы! вы свидтели, какъ я ее воспиталъ. Выступитъ-ли кто съ обвиненіемъ, что я не заботился о моей Берт?
Кальканьо. Твоя дочь — примрная двушка всей страны.
Веррина. Друзья! я старикъ. Потеряй я эту,— на другую у меня надежды нтъ. Моя память гаснетъ. (Съ ужасомъ). Я потерялъ мою Берту. Мой родъ опозоренъ.
Оба (въ волненіи). Избави Богъ!
(Берта мечется со стономъ по соф).
Веррина. Нтъ! не отчаивайся, дочь! Эти мужчины храбры и добры. Будутъ они тебя оплакивать, такъ гд-нибудь прольется кровь. Не смотрите такими пораженными, мужи! (Медленно съ удареніемъ). Кто порабощаетъ Геную, можетъ легко изнасиловать двушку.
Оба (вскакиваютъ,опрокидываютъ стулья). Джанеттино Доріа.
Берта (съ крикомъ). Обрушивайтесь на меня стны! Мой Сципіо!

ДВНАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Т-же и Бургоньино.

Бургоньии о (разгоряченный). Веселись, милая! радостныя всти. Честный Веррина, я жду отъ вашего слова небеснаго счастья. Давно ужъ я люблю вашу дочь, но никогда не осмливался просить ея руки, потому что все мое состояніе плыло на неврныхъ доскахъ изъ Короманделя. Сейчасъ корабли моей фортуны входятъ въ гавань и, какъ говорятъ, приносятъ мн несмтныя сокровища. Я богатъ. Отдайте мн Берту, я ее сдлаю счастливой.
(Берта скрываетъ лицо, большая пауза).
Веррина. Разв вамъ хочется, молодой человкъ, бросить свое сердце въ грязь?
Бургоньино (схватывается за шпагу, потомъ отнимаетъ отъ нея руку). Это сказалъ отецъ…
Веррина. Это скажетъ всякій проходимецъ въ Италіи. Довольствуетесь-ли вы остатками чужого пиршества?
Бургоньино. Не доводи меня до сумасшествія, сдая голова!
Кальканьо. Бургоньино, сдая голова говоритъ правду.
Бургоньино (вспыльчиво бросаясь къ Берт). Правду говоритъ онъ? меня одурачила распутная двчонка?
Кальканьо. Бургоньино, это не такъ. Двушка чиста, какъ ангелъ.
Бургоньино (останавливается удивленный). Какъ такъ? Клянусь моимъ спасеньемъ! Чиста и обезчещена! Я этого не понимаю. Вы смотрите другъ на друга и молчите. Какой то ужасъ злодйства сказывается въ вашей дрожащей рчи. Умоляю васъ: не забавляйтесь, переворачивая весь мой разсудокъ. Чиста? Кто сказалъ чиста?
Веррина. Мое дитя не виновато.
Бургоньино. Такъ насиліе! (Схватываетъ мечъ съ пола). Генуэзцы! Во имя всхъ грховъ подлуннаго міра! гд найду я разбойника?!
Веррина. Именно тамъ, гд ты найдешь вора Генуи (Бургоньино пораженъ. Веррина ходитъ взадъ и впередъ, потомъ останавливается).
Веррина. Если я понимаю твой намекъ, божественное Провидніе, такъ ты хочешь посредствомъ моей Берты освободить Геную. (Онъ подходитъ къ ней, медленно снимаетъ траурный флеръ съ руки и говоритъ торжественно). Прежде, чмъ кровь изъ сердца Доріа не омоетъ твою честь, ни одинъ лучъ солнца не долженъ упасть на твое лицо. До того времени (накидываетъ на нее флеръ) — ослпни.
(Пауза. Остальные смотрятъ на него молча, пораженные).
Веррина (торжественно кладетъ руку на голову Берты). Проклятье воздуху, которымъ ты дышишь, проклятье сну, освжающему твои силы, проклятье каждому человческому слду, когда онъ будетъ съ участіемъ приближаться къ твоему бдствію! Сойди подъ нижній сводъ моего дома. Страдай, оглашай стонами жилище, убивай время твоею скорбью. (Прерываетъ рчь отъ ужаса, потомъ продолжаетъ). Пусть твоя жизнь напоминаетъ корчи умирающаго червя, пусть будетъ она упорной, разъдающей борьбой между бытіемъ и уничтоженіемъ. Пускай это проклятье тяготетъ на теб, пока Джанеттино не прохрипитъ свое послднее дыханіе. Если нтъ,— неси это проклятье въ вчность, пока не узнаютъ, гд она смыкаетъ свое кольцо.
(Долгое молчаніе. Ужасъ на всхъ лицахъ. Веррина смотритъ на всхъ твердымъ, проницательнымъ взглядомъ).
Бургоньино. Чудовищный отецъ! что ты сдлалъ? такое страшное, отвратительное проклятье своей невинной дочери?
Веррина. Не правда-ли это ужасно, нжный женихъ? (Съ удареніемъ). Кто изъ васъ теперь еще выступитъ съ рчью о хладнокровіи и отсрочк? Жребій Генуи брошенъ на мою Берту. Мое родительское сердце вврено моему гражданскому долгу. Кто изъ насъ теперь настолько трусъ, чтобы еще оттягивать освобожденіе Генуи, когда знаетъ, что его малодушіе покупается цною безконечной скорби этого невиннаго агнца? Видитъ Богъ, это не было болтовней глупца! Я далъ клятву и не сжалюсь надъ моимъ ребенкомъ, пока хоть одинъ Доріа трепещетъ на земл,— если бы даже мн пришлось, какъ палачу, изобртать утонченную муку и раздавить ‘ту невинную овечку на канибальской скамь пытки. Они дрожатъ, ихъ смущенныя лица блдны, какъ у привидній. Сципіо, еще разъ! Я спрячу ее какъ залогъ того, что ты убьешь тирана. На этой дорогой нити держу я крпко твой, мой, нашъ общій долгъ. Деспотъ Генуи долженъ пасть или эта двушка погибнетъ въ отчаяньи. Я не откажусь отъ моихъ словъ.
Бургоньино (броса ногамъ Берты). И онъ падетъ, падетъ для Генуи, какъ жертвенный быкъ. Этотъ мечъ поверну я въ сердц Доріа, и это такъ же врно, какъ то, что я запечатлю на твоихъ губахъ мой поцлуй жениха. (Встаетъ).
Ввррина. Вотъ первая пара, получающая благословеніе отъ фурій. Подайте другъ другу руки. Въ сердц Доріа повернешь ты мечъ?— Бери Берту,— она твоя.
Кальканьо (преклоняя колно). Здсь преклоняетъ колно еще одинъ генуэзецъ и кладетъ свою грозную сталь къ ногамъ невинности. Такъ же врно хотлъ бы Кальканьо найти дорогу къ небу, какъ эта шпага найдетъ путь къ жизни Доріа. (Встаетъ).
Сакко. Наконецъ не съ меньшей ршимостью преклоняетъ колно и Сакко. Если это мое свтлое желзо не отопретъ темницы Берты, пускай слухъ Всевышняго замкнется передъ моей послдней молитвой. (Встаетъ).
Ввррина (обрадованный).. Черезъ меня Генуя благодарятъ васъ, друзья. Иди же, дочь, радуйся, что ты великая жертва за отечество.
Бургоньино (обнимая ее). Иди. Уповай на Бога и Бургоньино. Въ одинъ и тотъ же день освободятся и Берта и Генуя.

(Берта уходитъ).

ТРИНАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Т-же безъ Берты.

Кальканьо. Прежде чмъ мы разойдемся, еще одно слово, генуззцы.
Веррина. Я его угадываю.
Кальканьо. Довольно-ли четырехъ патріотовъ, чтобъ низвергнуть могучую гидру тираніи? Не надо-ли взбунтовать народъ, привлечь дворянство къ нашей партіи?
Веррина. Я понимаю. Такъ слушайте. Я давно поддерживаю одного живописца, который тратитъ все свое искусство, чтобъ написать картину паденія Аппія Клавдія. Фіеско обожаетъ искусство и легко разгорячается возвышенными сценами. Мы снесемъ картину въ его дворецъ и посмотримъ, какъ онъ къ ней отнесется. Можетъ быть, видъ ея снова разбудитъ его духъ. Можетъ быть…
Бургоньино. Прочь его! удваивай опасность, говоритъ герой, а не помощниковъ. Я уже давно почувствовалъ въ груди кое-что ничмъ ненасытимое. Теперь я сразу узналъ, что это было (съ движеніемъ героическимъ). Тиранъ у меня въ груди.

Занавсъ падаетъ.

 []

 []

ВТОРОЕ ДЙСТВІЕ.

Аванъ-зала во дворц Фіеско.

ПЕРВЫЙ ВЫХОДЪ.

Леонора и Арабелла.

Арабелла. Нтъ, говорю вамъ, вы ошиблись. Вамъ ревность затуманила глаза.
Леонора. Это была живая Джулія. Не разувряй меня. Мой силуэтъ вислъ на свтло-голубой лент, эта же была красная, цвта пламени. Моя судьба ршена.

ВТОРОЙ ВЫХОДЪ.

Т-же и Джулія.

Джулія (входитъ аффектированно). Графъ предложилъ мн свой дворецъ, чтобъ смотрть шествіе въ ратушу. Я могу соскучиться. Займите меня, мадамъ, пока сварятъ шоколадъ.
(Белла удаляется, но вскор снова приходитъ).
Леонора. Прикажете позвать сюда гостей?
Джулія. Еще что! Словно мн нужно ихъ искать здсь. Вы будете меня развлекать. (Прохаживается, охорашиваясь). Если только вы это можете, madame, потому что я и безъ этого ничего не теряю.
Арабелла (ядовито). Тмъ боле потеряетъ драгоцнная матерія вашего платья, синьора. Подумайте, какъ жестоко лишить лорнеты молодыхъ щеголей такого зрлища? Ахъ! и блестящая игра жемчуга, отъ нея просто глаза разгораются. Боже всемогущій! да вы опустошили все море!
Джулія (передъ зеркаломъ).Теб,конечно, это рдкость, мамзель! Но слушай, мамзель, разв ты подрядилась тоже замнять и языкъ твоей госпожи? (Леонор). Прелестно, madame, такою любезностью слугъ привтствовать своихъ гостей.
Леонора. Къ несчастью, синьора, мое дурное расположеніе духа умаляетъ мн удовольствіе быть въ вашемъ обществ.
Джулія. Это невжливость, длающая васъ тяжелой и смшной. Живо! будьте веселы и остроумны! Не такимъ путемъ прикуете вы къ себ вашего супруга.
Леонора. Я знаю только одинъ путь, графиня. Предоставлю вамъ прибгать къ инымъ средствамъ.
Джулія (не обращая вниманія на ея слова). И какъ вы одваетесь, madame, фуй! Обращайте тоже больше вниманія и на вашу вншность, прибгайте къ помощи искусства тамъ, гд природа была для васъ мачехой. Подкрасьте эти щечки, на нихъ выступаетъ болзненная страсть. Бдное существо! въ такомъ вид ваше личико никогда не найдетъ покупателя.
Леонора ( весело Арабелл). Пожелай мн счастья, Белла! Невозможно, чтобъ я потеряла моего Фіеско, или я въ немъ ничего не потеряла.
(Приносятъ шоколадъ. Белла наливаетъ).
Джулія. Вы что-то лепечете про потерю? Но, Боже мой! Какъ это явилась вамъ трагическая прихоть выйти за Фіеско? Зачмъ на такую высоту, дитя мое, гд васъ нельзя не замтить? гд васъ сравниваютъ съ другими? По чести, мое сокровище, съ Фіеско сводилъ васъ или плутъ, или дуракъ (соболзнуя беретъ ее за руку). Добрая зврушка, человкъ, котораго допускаютъ въ дома лучшаго тона, никогда не могъ быть твоей партіей… (Беретъ чашку).
Леонора (усмхаясь Арабелл) Или онъ не захотлъ бы самъ, чтобъ его допускали въ эти дома лучшаго тона.
Джулія. Графъ человкъ представительный, свтскій, со вкусомъ. Графъ былъ такъ счастливъ, что сдлалъ знакомство высшаго ранга. У графа есть темпераментъ, огонь. Вотъ онъ возбужденный уходитъ изъ самой утонченный среды. Онъ приходитъ домой. Его супруга привтствуетъ его будничной нжностью, гаситъ его пламя сырымъ, холоднымъ поцлуемъ и экономно отпускаетъ ему свои ласки, точно обдъ нахлбнику. Бдный супругъ! Тамъ блеститъ передъ нимъ цвтущій идеалъ,— здсь томитъ его тоскливая чувствительность. Синьора, ради Бога, какъ тутъ не потерять разсудка, или что тутъ выбирать?
Леонора (подаетъ ей чашку). Васъ, madame, если ужъ онъ потерялъ разсудокъ.
Джулія. Хорошо. Этотъ уколъ попадетъ въ твое собственное сердце. Страшись этой насмшки, но прежде, чмъ ты дрогнешь,— краснй.
Лео нора. Эта способность извстна и
вамъ, синьора? Впрочемъ, отчего-же нтъ? это вдь туалетная уловка.
Джулія. Смотрите, пожалуйста, надо разсердить червяка, когда хочешь вызвать у него хоть искорку остроумія. Пока довольно, это была шутка. Madame! дайте мн вашу руку на примиренье.
Леонора (даетъ ей руку съ многозначительнымъ взглядомъ). Имперіали! моего гнва не бойтесь.
Джулія. Во всякомъ случа — великодушно! Но отчего же мн и бояться (медленно и присматриваясь). Если я ношу при себ силуэтъ человка, это, вдь, еще не значитъ, что и онъ самъ мн дорогъ? или вы какъ полагаете?
Леонора (красня и смущаясь). Что вы говорите? я надюсь, что такое заключеніе слишкомъ поспшно.
Джулія. Я и сама такъ думаю. Сердце никогда не призываетъ на помощь разумъ. Истинное чувство никогда не укрывается за украшеньями.
Леонора. Боже великій! какъ вы дошли до этой истины?
Джулія. Изъ сожалнія, только изъ сожалнія, потому что, видите-ли, въ обратномъ смысл это тоже врно,— и вашъ Фіеско еще при васъ.
(Даетъ ей, ея силуэтъ и злобно смется).
Леонора, (съ горечью). Мой силуэтъ? вамъ? (Полна страданья падаетъ въ кресло). О, безбожный!
Джулія (радостно). Отплатила-ли я? отплатила? Ну, madame, не приготовлено у васъ больше булавочныхъ уколовъ? (Громко за сцену). Карету! Мое дло сдлано. (Леонор, поглаживая ея подбородокъ). Утшьтесь, дитя мое, онъ далъ мн силуэтъ въ припадк безумія.

(Уходитъ).

ТРЕТІЙ ВЫХОДЪ.

Входитъ Калькамьо.

Кальканьо. Имперіали вышла такой разгоряченной, и вы въ волненіи, мадонна?
Леонора (съ тяжелымъ страданьемъ). Нтъ, это неслыхано!
Кальканьо. Небо и земля! не плачетеже вы, синьора?
Леонора. Вы другъ безчеловчнаго! прочь съ глазъ моихъ.
Кальканьо. Безчеловчнаго? вы меня пугаете.
Леонора. Моего мужа!— нтъ,— другъ Фіеско.
Кальканьо. Что мн приходится слышать?!
Лвоно pa. О, только мерзость! это такъ обычно у васъ, мужчинъ.
Кальканьо ( крпко схватываетъ ееза руку). Синьора, мое сердце участливо къ плачущей добродтели.
Леонора (серьезно). Вы мужчина — это не для меня.
Кальканьо. Весь для васъ, полонъ вами, еслибъ вы знали, какъ сильно, какъ безконечно…
Леонора. Мужчина, ты лжешь: ты увряешь прежде, чмъ дйствуешь.
Кальканьо. Клянусь вамъ.
Леонора. Клятвопреступленіе! Перестань! Вы притупляете Божеское перо, записывающее ваши грхи. Мужчины! мужчины! еслибъ вс ваши клятвы обратились въ дьяволовъ, они бы могли возстать противъ неба и низвести плнниками ангеловъ свта.
Кальканьо. Вы увлекаетесь, графиня. Ваше огорченіе длаетъ васъ несправедливой. Долженъ-ли весь нашъ полъ отвчать за преступленіе одного.
Леонора (оглядываетъ его съ головы до ногъ). Мужчина! я молилась всмъ вамъ въ лиц одного вашего представителя,— какъ же мн въ немъ васъ всхъ не возненавидть?
Кальканьо. Попытайтесь, графиня.Въ первый разъ вы ошибочно отдали свое сердце.
Я знаю для васъ мсто, гд оно было бы сбережено.
Леонора. Вашей ложью вы Творца можете изгнать изъ міра. Я ничего не хочу отъ тебя слышать.
Кальканьо. Синьора,сегодня-же вы должны бы взять назадъ это проклятье въ объятіяхъ моихъ.
Леонора (внимательно).Высказывай все. Въ твоихъ?
Кальканьо. Въ моихъ объятіяхъ, открытыхъ покинутой женщин, чтобъ вознаградить ея потерянную любовь.
Леонора (проницательно смотритъ на него). Любовь?
Кальканьо (склоняясь передъ ней, горячо). Да, оно сказано. Любовь, мадонна. Отъ вашего слова зависитъ моя жизнь или смерть.! Если моя страсть — грхъ, пускай добродтель и порокъ сольются въ одно, пускай погибнутъ и небо и адъ подъ однимъ проклятьемъ.
Леонора (отступаетъ съ негодованіемъ). Вотъ куда направлялось твое участье, лукавецъ! Въ единомъ колнопреклоненьи ты предаешь и дружбу, и любовь. Прочь съ глазъ моихъ навсегда! О! отвратительные мужчины! до сихъ поръ я думала, что вы обманываете только женщинъ, я никогда не знала, что вы предатели другъ для друга.
Кальканьо (встаетъ пораженный). Синьора…
Леонора. Мало ему, что онъ сломалъ святую печать доврія, этотъ лицемръ дышитъ чумой и на чистое зеркало добродтели, хочетъ научить меня клятвопреступленію.
Кальканьо. Оно не съ вашей одной стороны, мадонна.
Леонора. Понимаю: моя чувствительность должна была подкупить для тебя мое чувство. Ты не зналъ (величаво), что ужъ одно великое горе гибнуть изъ-за Фіеско облагораживаетъ женское сердце. Ступай! Позоръ Фіеско не подымаетъ въ глазахъ моихъ какого-нибудь Кальканьо, а унижаетъ человчество. (Быстро уходитъ).
Кальканьо (ошеломленный смотритъ ей вслдъ, потомъ уходитъ, ударяя себя по лбу). Дуракъ!

ЧЕТВЕРТЫЙ ВЫХОДЪ.

Мавръ и Фіеско.

Фіеско. Кто это тамъ вышелъ?
Мавръ. Маркизъ Кальканьо.
Фіеско. На соф остался носовой платокъ. Здсь была моя жена.’
Мавръ. Она только что встртилась мн въ сильномъ волненіи.
Фіеско. Платокъ мокрый Кальканьо здсь? Леонора въ сильномъ волненіи… (Подумавъ, мавру). Вечеромъ я тебя спрошу, что здсь случилось.
Мавръ. Мамзель Белла любитъ, когда хвалятъ ея блокурые волосы. Я доставлю отвтъ.
Фіecко. И вотъ прошло тридцать часовъ. Исполнилъ ты мое порученіе?
Мавръ. Іота въ іоту, мой повелитель.
Фіеско (садится). Говори-же, что говорятъ про Доріа и про теперешнее правленіе?
Мавръ. О, пфуй! отвратительныя вещи. Ужъ отъ одного слова Доріа трясетъ всхъ, какъ въ лихорадк. Джанеттино ненавидятъ до смерти. Вс ропщутъ, говорятъ такъ: французы были крысы въ Гену, котъ Доріа ихъ сожралъ и теперь пожелалъ кушать мышей.
Фіеско. Это, можетъ быть, и правда, а неизвстна-ли имъ собака, чтобы унять кота?
Мавръ (небрежно). Городъ очень много болтаетъ про нкоего… нкоего… вотъ-те разъ! Да неужели я забылъ его имя?
Фі Е ско (встаетъ).Глупецъ! его такъ-же легко запомнить, какъ трудно было создать. Разв въ Гену, кром единственнаго, есть и еще кто нибудь.
Мавръ. Такъ-же мало, какъ нтъ двухъ графовъ ли Лаванья.
Фіеско (садится). Это ужъ кое-что! А что поговариваютъ о моей веселой жизни?
Мавръ (глядитъ на нею во вс глаза). Слушайте, графъ ли Лаванья! Генуя должна быть высокаго мннія о васъ. Никто не можетъ переварить, что дворянинъ перваго дома, полный таланта и ума, въ разгар силъ и вліянія, обладатель четырехъ милліоновъ ливровъ, съ княжеской кровью въ жилахъ, что дворянинъ, какъ Фіеско, навстрчу которому полетятъ вс сердца по первому призыву…
Фіеско (отворачивается отъ него съ презрніемъ). Слышать это отъ мошенника!
Мавръ. Что великій герой Генуи проспитъ великое паденіе Генуи. Многіе жалютъ, очень многіе насмхаются, большинство васъ проклинаетъ. Вс оплакиваютъ государство, которое васъ потеряло. Одинъ іезуитъ пронюхалъ, что подъ халатомъ прячется лисица.
Фіеско. Лисица чуетъ лисицу. Что говорятъ про мой романъ съ графиней Имперіали?
Мавръ. То, что уже я лучше не ршусь повторить.
Фіеско. Говори прямо.Чмъ нагле,тмъ пріятне. Что шепчутъ?
Мавръ. Ничего не шепчутъ. Во всхъ кофейняхъ, билліардныхъ, гостиницахъ, на прогулкахъ, на базар, на бирж громко кричатъ.
Фіеско. Что? я приказываю теб!
Мавръ (отступая). Что вы дуракъ.
Фіеско. Хорошо. Вотъ теб цехинъ за это извстіе. Я надлъ теперь дурацкій колпакъ, чтобы генуэзцы надо мной смялись, я скоро обрю себ голову, чтобы играть съ ними шута. Какъ отнеслись ткачи шелковыхъ матерій къ моимъ подаркамъ?
Мавръ. Дуракъ, они приняли видъ присужденныхъ къ казни, которые…
Фіеско. Дуракъ?— ты съ ума спятилъ, плутъ?
Мавръ. Простите! мн хотлось получить еще нсколько цехиновъ.
Фіеско. (смется и. даетъ ему цехинъ). Ну, присужденныхъ къ казни, которые…
Мавръ. Будто ужъ лежатъ на плах и слышатъ, что имъ даруютъ прощеніе.’Они ваши душой и тломъ.
Фіеско. Это меня радуетъ. Они ободряютъ ршимость генуэзской черни.
Мавръ. Вотъ такъ была комедія! не много недоставало, чортъ меня возьми, чтобъ я получилъ вкусъ къ великодушію. Они вшались мн на шею, какъ безумные. Двчонки, казалось, сразу влюбились въ мой родовой цвтъ кожи, такъ горячо ом набрасывались на мое лунное затменіе. Золото всемогуще, думалось мн, оно и мавра можетъ облить.
Фіеско. Твоя мысль была лучше, чмъ навозная куча, изъ которой она выросла. Ты мн доложилъ хорошія адова, но выйдутъ-ли изъ нихъ дла?
Мавръ. Какъ отъ покашливанья неба разражается гроза. Головы наклоняются къ головамъ, люди собираются въ кучки, предостерегаютъ другъ друга восклицаніемъ гм! когда кто посторонній прошмыгнетъ. По всей Гену царитъ какой-то удушливый зной. Это недовольство виситъ надъ республикой, какъ мрачная непогода. Одинъ порывъ втра,— заблеститъ молнія и повалится градъ.
Фіеско. Тише! слушай! что это за безпорядочный гулъ?
Мавръ (бросается къ окну). Это крики множества людей, выходящихъ изъ ратуши.
Фіеско. Сегодня выбираютъ прокуратора. Вели подать лошадь. Не можетъ быть, чтобы засданіе уже кончилось. Я туда отправлюсь. Невозможно, чтобы оно кончилось законно! Шпагу и плащъ! Гд мой орденъ?
Мавръ. Господинъ, я укралъ его и заложилъ.
Фіеско. Ты меня радуешь.
Мавръ. Ну и какъ-же? скоро я получу награду?
Фіеско. За то, что ты не укралъ и плаща?
Мавръ. За то, что я открылъ вора.
Фіеско. Шумъ долетаетъ и сюда. Слушай! это не крики одобренія. (Бистро). Скорй отопри ворота! у меня предчувствіе. Доріа дерзокъ до безумства. Все государство покачивается на острі иглы. Бьюсь объ закладъ, что этотъ шумъ начался въ синьоріи.
Мавръ (у окна кричитъ). Что это такое? вдоль улицы Бальби — тысячныя шайки… блестятъ алебарды… шпаги… ой, ой! сенаторы бгутъ сюда.
Фіеско. Это бунтъ! Бги въ толпу. Назови мое имя. Постарайся, чтобъ они сюда кинулись. (Мавръ убгаетъ). Что муравей-разумъ трудолюбиво собираетъ въ кучи, то втеръ случайности разгоняетъ въ одинъ мигъ.

 []

ПЯТЫЙ ВЫХОДЪ.

Фіеско, Центуріоне, Цибо, Ассерато, шумно вбгаютъ въ комнату

Циво. Графъ, простите, что негодованье заставило насъ войти безъ доклада.
Центуріоне. Я обезчещенъ, смертельно обезчещенъ племянникомъ герцога, передъ лицомъ всей синьоріи.
Ассерато. Доріа запятналъ золотую книгу, листы которой — генуэзскіе дворяне.
Центуріоне. Вотъ почему мы здсь. Все дворянство въ моемъ лиц получило вызовъ. Все дворянство должно мстить вмст со мной. Чтобы за мою личную честь отмстить, я едва-ли бы звалъ помощниковъ.
Циво. Все дворянство раздражено въ его лиц. Огонь и пламя должно быть въ дыханьи каждаго дворянина.
Ассерато. Права націи разрушены. Республиканская свобода получила смертельный ударъ.
Фіеско. Вы возбуждаете все мое вниманіе.
Циво. Онъ былъ двадцать девятымъ среди избирателей и приготовилъ свой золотой шаръ для выбора прокуратора, Двадцать восемь голосовъ было собрано. Четырнадцать высказалось за меня, столько же за Ломеллино. Голосъ Доріа и его голосъ еще не были поданы.
Центуріоне (быстро вмшиваясь въ его слова). Не были поданы. Я избираю Цибо, Доріа… чувствуйте рану моей чести… Доріа…
Ассерато (перебивая его). Ничего подобнаго никто не переживалъ за все время, какъ океанъ бурлитъ у подножія Генуи.
Центуріоне (горячо продолжаетъ). Доріа вынимаетъ шпагу, спрятанную подъ его пурпурнымъ плащомъ, протыкаетъ ею мой избирательный листъ и кричитъ собранью…
Циво. ‘Сенаторы, онъ не годится, онъ проткнутъ,— Ломеллино выбранъ прокураторомъ!’
Центуріоне. ‘Ломеллино — прокураторъ’, и бросилъ шпагу на столъ.
Ассерато. И крикнулъ: ‘онъ не годится’, и бросилъ шпагу на столъ.
Фіеско (посл молчанія). На что вы ршились?
Центуріоне. Республику поразили въ сердце. На что мы ршились?
Фіеско. Центуріоне, тростникъ склоняется и отъ дыханія, но для дубовъ нужна буря. Я спрашиваю, что вы ршили?
Циво. Мн кажется надо спросить, на что ршилась Генуя.
Фіеско. Генуя? Генуя? прочь ее, она дряблая, разваливается при первомъ прикосновеніи. Вы разсчитываете на патриціевъ? Можетъ быть оттого, что они длаютъ кислыя лица, да плечами пожимаютъ, когда зайдетъ рчь о государственныхъ длахъ! Прочь ихъ! Въ нихъ геройскій огонь! проявляется изъ-за тюковъ Левантинскихъ товаровъ, ихъ души робко порхаютъ во: кругъ ихъ остъ-индскаго флота.
Центуріоне. Цните лучше нашихъ: патриціевъ. Едва совершился дерзкій поступокъ Доріа, какъ сотни изъ нихъ по, летли въ разодранной одежд на базарную! площадь. Синьорія разбжалась.
Фіеско (насмшливо). Какъ разлетаются голубки, когда въ голубятню налетаетъ ястребъ.
Центуріоне (бурно). Нтъ, какъ бочки пороха, когда въ нихъ попадаетъ зажженный фитиль.
Циво. Народъ тоже бунтуетъ! Чего! только не въ силахъ сдлать подстрленный кабанъ?
Фіеско. Народъ! слпой, безпомощный колоссъ, онъ сперва гремитъ неуклюжими костями, грозитъ поглотить зіяющей пастью большихъ и малыхъ, близкихъ и дальнихъ, а подъ конецъ спотыкается о протянутую нитку… Напрасно, генуэзцы! Время морского владычества — миновало. Генуя пала ниже своего имени. Генуя теперь то, что былъ непобдимый Римъ, когда онъ какъ воланъ попалъ на отбойникъ нжнаго мальчика Октавія. Генуя ужъ не можетъ быть свободной. Генуя должна быть согрта монархомъ. Генуя нуждается въ государ,— такъ и присягайте сумасброду Джанеттино.
Центуріоне (вскипая). Когда примирите враждующія стихіи и сверный полюсъ соединится съ южнымъ. Идемъ, товарищи.
Фіеско. Останьтесь! останьтесь! О чемъ вы задумались, Цибо?
Цибо. Ни о чемъ, или о комедіи, яко-бы изображающей землетрясеніе.
Фіеско ( одводя его къ стату). Взгляните на эту фигуру.
Центуріоне. Это Флорентинская Венера. При чемъ она тутъ?
Фіеско. Но она вамъ нравится?
Цибо. Надюсь, иначе мы были бы плохіе итальянцы. Какъ можете вы объ этомъ спрашивать теперь?
Фіеско. Ну, такъ позжайте по всмъ частямъ свта и отыщите самое счастливое изъ всхъ воплощеній живой женской красоты, чтобъ въ немъ сливались вс прелести этой Венеры, созданной воображеніемъ.
Циво. И что мы получимъ-за наши старанія?
Фіеско. Вы тогда обличите фантазію рыночной шумихи.
Центурюне (нетерпливо). Дальше что?
Фіеско. Будетъ выигранъ старинный процессъ природы съ художниками.
Центурюне (разгоряченно). И тогда?
Фіеско. Тогда? тогда? (Начинаетъ смяться). Тогда вы забудете думать о томъ, что свобода Генуи гибнетъ!

(Центуріоне, Цибо и Ассерато уходятъ).

ШЕСТОЙ ВЫХОДЪ.

Фіеско.

(Шумъ вокругъ дворца усиливается).

Прекрасно! прекрасно! солома республики объята пламенемъ. Огонь захватилъ уже дома и башни. Разгорайся! разгорайся! чтобъ пожаръ былъ всеобщимъ. Злорадный втеръ, раздувай огонь опустошенія.

СЕДЬМОЙ ВЫХОДЪ.

Мавръ (впопыхахъ) и Фіеско.

Мавръ. Толпы за толпами.
Фіеско. Широко растворяй ворота! Дай ворваться всмъ, у кого есть ноги.
Мавръ. Республиканцы! республиканцы! тащатъ въ ярм свою свободу, задыхаются какъ вьючное животное подъ своимъ аристократическимъ великолпіемъ.
Фіеско. Глупцы! воображаютъ, что Фіеско ли Лаванья будетъ продолжать то, чего Фіеско ли Лаванья не начиналъ! Возмущенье приходитъ кстати, но заговоръ долженъ быть мой. Они ворвались на лстницу.
Мавръ (за сцену). Эй! эй! ихъ вжливость разнесетъ весь домъ.

(Народъ врывается, разломавъ двери).

ВОСЬМОЙ ВЫХОДЪ.

Фіеско. Двнадцать ремесленниковъ.
Вс. Мщеніе дому Доріа! Мщеніе Джанеттино.
Фіеско. Потише, поспокойне, сограждане! Ваша готовность служить мн свидтельствуетъ о вашемъ добромъ сердц. Но у меня такой нжный слухъ.
Вс (бурно). Свергнуть Доріа! свергнуть и дядю, и племянника.
Фіеско (посмиваясь пересчитываетъ ихъ). Двнадцать человкъ — важное войско!
Нкоторые. Прогнать Доріа! государству нужно другое правленіе!
Первый ремесленникъ. Нашихъ мировыхъ судей сбрасывать съ лстницы! сбрасывать мировыхъ судей!
Второй. Подумайте только, Лаванья, внизъ съ лстницы, когда они ему оказали противодйствіе на выборахъ.
Вс. Это не должно быть терпимо! Не сметъ быть терпимо!
Третій. На засданіе взять съ собой оружіе!
Первый. Мечъ! знакъ войны! въ комнату мира!…
Второй. Войти въ сенатъ въ пурпур! не въ черномъ, какъ другіе члены.
Первый. Разъзжать по нашему городу съ упряжью въ восемь лошадей!
Вс. Онъ тиранъ! Онъ измнникъ стран и отечеству.
Второй. У императора купилъ себ двсти нмцевъ въ тлохранители!
Первый. Чужеземцевъ противъ сыновъ отечества! Нмцевъ противъ итальянцевъ! Солдатъ рядомъ съ закономъ!
Вс. Государственная измна! мятежъ! Погибель Генуи!
Первый. На своей карет выставлять гербъ республики!
Второй. Поставить статую Андреа посредин двора синьоріи!
Вс. Расколоть Андреа! Въ тысячу кусковъ, и каменнаго, и живого!
Фіеско. Генуэзцы, зачмъ вы мн все это говорите?
Первый. Вы не должны все это терпть! вы должны его осадить!
Второй. Вы умный человкъ и не должны это терпть, вы должны за насъ думать.
Первый. Вы дворянинъ получше его и должны ему это внушить и не должны терпть.
Фіеско. Ваше довріе мн очень льститъ. Могу ли заслужить его дломъ?
Все. Бей! Рази! Освобождай!
Фіеско. Но доброе словечко вы еще выслушаете?
Нкоторые. Говорите, Лаванья.
Фіеско (садится). Генуэзцы! однажды въ царств зврей произошло броженіе, партіи воевали съ партіями, и собака мясника овладла трономъ. Ей было привычно пригонять убойную скотину къ топору, она хозяйничала по собачьи въ царств, лаяла, кусалась и грызла кости своего народа. Зври роптали, смлйшіе сговорились и задушили властительнаго пса. Тогда собрался совтъ, чтобъ ршить великій вопросъ: какое правленіе самое счастливое? Голоса раздлились натри части. Генуэзцы’ въ пользу которой бы вы поршили?
Первый. За народъ! вс за народ.
Фіеско. Народъ и одоллъ. Правленіе стало демократическое. Каждый гражданинъ подавалъ голосъ. Все ршалось по большинству. Прошло нсколько недль и новоиспеченному свободному государству человкъ объявилъ войну. Конь, левъ, тигръ, медвдь, слонъ и носорогъ выступили и громко заревли: Къ оружію! Вотъ дошла очередь до остальныхъ. Овца, заяцъ, олень, оселъ, все царство наскомыхъ и птицъ, вся громада рыбъ, трепещущихъ передъ человкомъ — тоже явились и завизжали: миръ! Видите ли, генуэзцы: трусовъ было больше, чмъ храбрецовъ. Большинство взяло верхъ. Звриное, царство положило оружіе и человкъ обложилъ данью свои владнія. Итакъ это правленіе было отвергнуто! Генуэзцы, къ чему бы теперь вы были склонны?
Первый и второй. Къ выборному правленію! конечно, къ выборному!
Фіеско. Это мнніе понравилось! Дла государства были распредлены между нсколькими палатами. Волки заботились о финансахъ, лисицы были ихъ секретарями. Голуби вели уголовный судъ, тигры заключали имущественные договоры, козлы улаживали брачныя тяжбы. Солдатами были зайцы, львы и слоны оставались при обоз: оселъ былъ посланникомъ государства, а кротъ главнымъ наблюдателемъ надъ администраціей. Генуэзцы, чего вы ожидаете отъ такого мудраго распредленія? Гд волкъ не рвалъ силой, тамъ лисица хватала обманомъ. Кто избгалъ ея, того изводилъ глупостями оселъ. Тигръ губилъ невинность, а воровъ и убійцъ миловалъ голубь, и подъ конецъ, когда должности сдавались, кротъ находилъ, что вс он исполнялись безупречно. Зври возмутились. Они воскликнули единогласно: выберемъ монарха, у котораго были бы когти и разумъ, и только одинъ желудокъ — и одному повелителю присягнули вс, генуэзцы — но (выступая среди нихъ величаво) — это былъ левъ.
Вс (рукоплещутъ, кидаютъ шапки въ воздухъ). Браво! браво! это они умно сдлали.
Первый. И Генуя должна имъ подражать, и у Генуи ужъ есть подходящій человкъ.
Фіеско. Я о немъ ничего не знаю. Идите по домамъ. Думайте про льва. (Граждане шумно уходятъ). Все идетъ, какъ желалось.
Народъ и сенатъ за Фіеско. Народъ и сенатъ противъ Доріа. Гассанъ! Гассанъ! Этимъ настроеніемъ надо пользоваться. Гассанъ! Гассанъ! надо усилить эту ненависть! ободрить это участіе! Иди, Гассанъ! адское отродье! Гассанъ! Гассанъ!

ДЕВЯТЫЙ ВЫХОДЪ.

Входитъ мавръ. Фіеско.

Мавръ (дико). У меня еще горятъ подошвы. Что опять надо?
Фіеско. Что я прикажу.
Мавръ (вкрадчиво). Куда мн сперва бжать? куда посл?
Фіеско. Бготню на этотъ разъ я теб дарю. Тебя потащатъ. Сейчасъ же приготовься. Я разглашу про твою попытку предательски меня убить и передамъ тебя связаннымъ уголовному суду.
Мавръ (отступая на шестъ шаговъ). Господинъ — это противъ уговора.
Фіеско. Будь совсмъ спокоенъ. Это не больше, какъ комедія. Въ настоящую минуту необходимо вывести на свжую воду, что Джанеттино покушался на мою жизнь. Тебя станутъ допрашивать.
Мавръ. Я сознаюсь или буду отрицать?
Фіеско. Будешь отрицать. Тебя подвергнутъ пытк. Первую степень ты выдержишь. Это теб пойдетъ въ зачетъ расплаты за то, что ты меня хотлъ убить. При второй степени ты сознаешься.
Мавръ (задумчиво качаетъ головой). Дьяволъ хитеръ. Господа могутъ позадержать меня изъ-за своего обда и тогда я буду колесованъ ради пустой комедіи.
Фіеско. Ты благополучно отдлаешься. Ручаюсь теб моей графской честью. Я выпрошу, какъ удовлетворенія, чтобъ мн было предоставлено назначить наказаніе и тогда прощу тебя передъ глазами всей республики.
Мавръ. Я согласенъ, они мн порастянутъ суставы. Это длаетъ боле прыткимъ.
Фіеско. Такъ надржь мн скорй руку кинжаломъ, чтобъ кровь показалась.— Я сдлаю видъ, какъ будто только что схватилъ тебя на мст преступленія. Хорошо. (Со страшнымъ крикомъ). Убійца! убійца! убійца! занять вс выходы! запереть ворота! (Онъ тащитъ мавра за горло со сцены. Прислуга пробгаетъ по сцен).

ДЕСЯТЫЙ ВЫХОДЪ.

Леонора и Роза вбгаютъ испуганныя.

Леонора. Убійство! кричали убійство! Отсюда былъ слышенъ шумъ!
Роза. Наврно только пустая тревога, какъ каждый день въ Гену.
Леонора. Кричали: убійство! и въ народ ясно пробжало имя Фіеско. Жалкіе обманщики! они хотли пощадить мои глаза, но мое сердце ихъ перехитрило. Скорй, бги за ними, посмотри, скажи мн, куда они его тащатъ.
Роза. Придите въ себя: Белла тамъ.
Леонора. Белла еще увидитъ его умирающій взглядъ! Счастливая Белла! Горе мн, его убійц!— еслибъ Фіеско могъ меня любить, никогда бы Фіеско не бросился въ свтъ на кинжалы завистниковъ! Белла идетъ! прочь! не говори, Белла!

ОДИННАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Т-же и Белла.

Белла. Графъ живъ и здоровъ. Я видла, какъ онъ скакалъ по городу. Никогда я не видала нашего господина такимъ прекраснымъ. Вороной конь красовался подъ нимъ и гордымъ копытомъ разгонялъ отъ знатнаго сдока толпившійся народъ. Графъ увидалъ меня, когда летлъ мимо, милостиво улыбнулся, кивнулъ головой въ эту сторону и послалъ три поцлуя. (Ядовито). Что мн съ ними длать, синьора?
Леонора (съ восторгомъ). Втреная болтунья! снеси ихъ ему назадъ.
Роза. Ну, вотъ видите: теперь опять густая краска разлилась по вашему лицу.
Леонора. Онъ кидаетъ свое сердце развратницамъ, а я гоняюсь за однимъ его взглядомъ?— о женщины! женщины! (Уходятъ).

ДВНАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Во дворц Андреа.

Джанеттино и Ломеллино входятъ поспшно.

Джанеттино. Дай имъ поревть о своей свобод, какъ львиц о своемъ щенк Я ршенія не измню.
Ломеллино. Все-таки, синьоръ…
Джанеттино. Къ чорту съ вашимъ ‘все таки’, трехчасовой прокураторъ! Я не отступлю ни на волосъ. Пускай Генуэзскія башни качаютъ головами и бурливое море проворчитъ ‘нтъ!’ — я этой шайки не боюсь.
Ломеллино. Чернь, конечно, не что иное какъ горящія дрова, но дворянство раздуваетъ ихъ втромъ. Вся республика въ волненіи. Народъ и патриціи.
Джанеттино. Такъ я буду стоять на гор, какъ Неронъ, и любоваться потшнымъ пожаромъ.
Ломеллино. Пока вся масса мятежниковъ не кинется къ одному изъ партіи, достаточно тщеславному, чтобъ собрать жатву въ разгром.
Джанеттино. Вздоръ! пустяки! я знаю только одного, который бы могъ быть опаснымъ, но о немъ ужъ позаботились.
Ломеллино. Его свтлость…
(Входитъ Андреа. Оба низко кланяются).
Андреа. Синьоръ Ломеллино, моя племянница желаетъ выхать.
Ломеллино. Я буду имть честь сопровождать ее (уходитъ).

ТРИНАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Андреа и Джанеттино.

Андреа. Слушай, племянникъ! Я тобой очень недоволенъ.
Джанеттино. Свтлйшій дядюшка, угодно ли вамъ будетъ выслушать…
Андреа. Самаго отрепаннаго нищаго въ Гену, если онъ того достоинъ. Негодяя никогда, будь онъ даже моимъ племянникомъ. Довольно милости и въ томъ, что я являюсь теб дядей, ты заслужилъ, чтобъ тебя допрашивалъ герцогъ и его синьорія.
Джанеттино. Одно слово только, государь…
Андреа. Послушай сперва, что ты сдлалъ, и потомъ оправдывайся. Ты разрушилъ зданіе, которое я заботливо строилъ впродолженіе полустолтія — мавзолей твоего дяди — его единственную пирамиду — любовь генуэзцевъ. Это легкомысліе Андреа прощаетъ теб.
Джанеттино. Мой дядя и герцогъ…
Андреа. Не прерывай меня. Ты испортилъ прекраснйшее художественное созданіе правленія, добытое мною самимъ для генуэзцевъ у неба, стоившее мн столькихъ безсонныхъ ночей, столько опасности и крови. Передъ цлой Генуей ты замаралъ мою княжескую честь тмъ, что не почтилъ моего учрежденія. Кому оно будетъ свято, когда мой крбвный племянникъ его презираетъ? Эту глупость прощаетъ теб твой дядя.
Джанеттино (обидчиво). Государь, вы готовили меня въ герцоги Генуи.
Андреа. Молчи,— ты государственный измнникъ: ты ранилъ отечество въ самое сердце. Замть себ это, мальчикъ! Оно называется — подчиненіе. Если пастухъ подъ вечеръ рабочаго дня отошелъ отъ стада, ты ужъ воображаешь, что стадо покинуто? Ты топочешь надъ законами, какъ уличный мальчишка, оттого, что у Андреа поблли волосы?
Джанеттино (дерзко).Потише,герцогъ. И въ моихъ жилахъ кипитъ кровь Андреа, передъ которымъ дрожала Франція.
Андреа. Молчи, я теб приказываю.— Я привыкъ, чтобы море прислушивалось, когда я говорю. Ты оплевалъ монаршее правосудіе въ самомъ его храм. Знаешь ли, какъ за это наказываютъ, мятежникъ?— Теперь отвчай.
(Джанеттино молча и упорно глядитъ на полъ).
Андреа. Несчастный Андреа! въ твоемъ собственномъ сердц вскормилъ ты червя, подтачивавшаго твои заслуги. Я построилъ генуэзцамъ домъ, который могъ издваться надъ всесокрушающимъ временемъ, и я самъ сунулъ туда пожаръ — вотъ этого! Благодари, безумецъ, мою старую блую голову, которая хочетъ, чтобъ ее похоронили родственныя руки. Благодари мою безумную любовь, что я не бросаю головы мятежника съ эшафота оскорбленному народу. (Быстро уходитъ).

 []

ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Ломеллино задыхаясь, испуганный. Джанеттино молча и съ разгорвшимися глазами смотритъ вслдъ герцогу.

Ломеллино. Что я.видлъ! что слышалъ! Теперь бгите, принцъ! теперь все потеряно!
Джанеттино (злобно). Что было терять?
Ломеллино. Геную, принцъ! Я только что съ рынка. Народъ тснился вокругъ мавра, его тащили связаннаго веревками, графъ ли Лаванья и до трехъ сотъ дворянъ слдовали за нимъ въ самое зданіе суда, гд пытаютъ преступниковъ. Мавръ былъ схваченъ въ ту минуту, какъ онъ покушался убить Фіеско.
Джанеттино (топая ногой). Что? или сегодня вс дьяволы разгулялись?
Ломеллино. Строго допрашивали, кто его подкупилъ. Мавръ не сознался ни въ чемъ. Его подвергли первой пытк. Онъ ни въ чемъ не сознался. Его подвергли второй. Онъ признался, онъ признался… Принцъ, о чемъ вы думали, когда вы свою честь отдавали въ распоряженіе негодяя?
Джанеттино (дико и рзко). Не спрашивай меня ни о чемъ!
Ломеллино. Слушай дальше. Едва было произнесено слово ‘Доріа’,— лучше бы мн прочитать свое имя на скрижаляхъ дьявола, чмъ слышать ваше,— тотчасъ Фіеско показался народу. Вы знаете его, этого человка, повелительно умоляющаго, этого человка, берущаго такіе ростовщическіе проценты съ расположенія къ нему толпы. Вс собравшіеся затаили дыханіе и замерли, слушая съ ужасомъ. Онъ говорилъ мало, но поднялъ окровавленную руку, и народъ дрался изъ-за падавшихъ капель, какъ изъ-за святыни. Мавра передали въ его распоряженіе и Фіеско — убійственный ударъ для насъ — Фіеско пощадилъ его. Тутъ тишина превратилась въ безумный, дикій ревъ, каждое дыханіе уничтожало Доріа, и Фіеско отнесли домой при крикахъ тысячной толпы.
Джанеттино (съ глухимъ смхомъ). Хоть бы мятежъ поднялся мн до самого горла!.. Императоръ Карлъ! этими двумя словами я ихъ низвергну такъ, что во всей Гену ни одинъ колоколъ больше не зазвонитъ.
Ломеллино. Богемія далеко отъ Италіи, если Карлъ поспшитъ, то онъ еще, пожалуй, успетъ попасть посл вашихъ похоронъ на поминки.
Джанеттино (вынимаетъ письмо съ большой печатью). Стало быть довольно счастливо, что онъ ужъ здсь. Ломеллино удивленъ! Разв онъ считалъ меня настолько безумно дерзкимъ, чтобъ я сталъ дразнить бшеныхъ республиканцевъ, еслибы они не были ужъ проданы и преданы?
Ломеллино (пораженный). Я не знаю, что думать.
Джанеттино. А я думаю кое-что, чего ты не знаешь. Мое ршеніе твердо. Посл завтра падутъ двнадцать сенаторовъ, Доріа будетъ монархомъ, и императоръ Карлъ его защититъ. Ты отшатнулся.
Ломеллино. Двнадцать сенаторовъ! мое сердце не настолько обширно, чтобъ вмстить двнадцать разъ кровавую вину.
Джанеттино. Дурачекъ, у трона ее сбрасываютъ. Видишь ли, я обдумалъ съ министрами Карла, что у Франціи есть еще въ Гену сильная партія, и она во второй разъ можетъ связать его руки, если ее не вырвать съ корнемъ. Это раздражило стараго Карла. Онъ подписалъ мое предложеніе, а ты напишешь, что я теб продиктую.
Ломеллино. Я еще не знаю…
Джанеттино. Садись! пиши.
Ломеллино. Но что-же я буду писать? (садится).
Джанеттино. Имена двнадцати кандидатовъ. Франческо Центуріоне.
Ломеллино (пишетъ). Въ благодарность за его поведеніе на выборахъ онъ начинаетъ похоронную процессію.
Джанеттино. Корнеліо Кальва.
Ломеллино. Кальва.
Джанеттино. Микеле Цибо.
Ломеллино. Чтобъ охладить желанье быть прокураторомъ.
Джанеттино. Томазо Ассерато съ тремя братьями.

(Ломеллино останавливается).

Джанеттино (съ удареніемъ). Съ тремя братьями.
Ломеллино (пишетъ). Дальше.
Джанеттино. Фіеско ли Лавакья.
Ломеллино. Берегитесь берегитесь. Вы еще объ итогъ чёрный камень сломите себ шею.
Джанеттино. Сципіо Бургоньнио.
Ломеллино. Пускай справляетъ свадьбу ч въ другомъ мст.
Джанеттино. Гд я буду дружкой. Рафаэль Сакко.
Ломкллнно. Этому бы я долженъ выхлопотать помилованіе, пока онъ не.уплатитъ мн мои пять тысячъ осуди. (Пишетъ). Смертью онъ расквитается.
Джанеттино. Виченце Кальканьо.
Ломеллино. Кальканьо. Двнадцатаго я напишу на мой страхъ, или нашъ смертельный врагъ забытъ.
Джанеттино. Все хорошо,что хорошо кончается. Джузеппе Веррина,
Ломеллино. Это голова зми. (Встаетъ, сыплетъ на рукопись песокъ, пробгаетъ ее и передаете Джанеттино). Смерть устраиваетъ посл завтра великолпный праздникъ — и пригласила на него двнадцать знатнйшихъ генуэзцевъ.
Джанеттино (подходитъ къ столу и подписываетъ). Дло сдлано. Черезъ два дня выборы дожа. Когда синьорія соберется, грянетъ внезапный залпъ по сигналу платкомъ и уложитъ этихъ двнадцать, а въ то же время мои двсти нмцевъ шумно займутъ ратушу. Когда все это кончится, войдетъ въ залу Джанеттино Доріа и заставитъ присягнуть себ. (Звонитъ).
Ломеллино. А Андреа?
Джанеттино (презрительно). Онъ старъ! (Входитъ слуга). Если герцогъ спроситъ, я въ церкви у обдни. Слуга уходитъ). Дьяволъ, овладвшій мною, можетъ скрыться только подъ маской благочестія.
Ломеллино. Но этотъ списокъ, принцъ?
Джанеттино. Возьмешь ты и пустишь его циркулировать въ нашей партіи. Это письмо надо послать экстра-почтой въ Леванто, оно извщаетъ обо всемъ Спинолу и призываетъ его прибыть въ столицу завтра утромъ въ восемь часовъ. (Хочетъ идти).
Ломеллино. Принцъ, бочка течетъ: Фіеско больше не является въ сенатъ.
Джанеттино (обернувшись). Такъ, вдь, будетъ-же въ Гену еще хоть одинъ мятежникъ?— я объ этомъ позабочусь. (Уходитъ въ боковую дверь, Ломеллино въ другую).

ПЯТНАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Аванзала у Фіеско.

Фіеско, съ письмами и бумагами, и мавръ.

Фіеско. Итакъ,четыре галеры прибыли?
Мавръ. Благополучно стоятъ на якор въ Дарсен.
Фіеско. Чего я и желалъ. Откуда нарочные?
Мавръ. Изъ Рима, Пьяченцы и Мантуи.
Фіаско (вскрываетъ письма и пробгаетъ ихъ). Милости просимъ въ Геную, милости просимъ. (Въ прекрасномъ расположеніи духа). Курьеровъ угостить по-княжески.
Мавръ. Гмъ (хочетъ идти).
Фіаско. Стой! стой! у меня множество работы для тебя.
Мавръ. Что прикажете? носъ ищейки или жало скорпіона?
Фіаско. На этотъ разъ только приманчивое пніе птички. Завтра утромъ дв тысячи человкъ прокрадутся переодтые въ городъ ко мн на службу. Распредли твоихъ ребятъ около всхъ воротъ и прикажи, чтобъ внимательно присматривались ко входящимъ. Одни явятся гурьбой пилигримовъ, отправляющихся въ Лоретто на богомолье, другіе монахами или савоярами, комедіантами, третьи мелкими торговцами или труппой музыкантовъ, большинство отставными солдатами, ищущими пропитанія въ Гену. Каждый чужеземецъ долженъ быть спрошенъ, гд онъ остановится? Кто отвтитъ у ‘золотой зми’, того дружески привтствовать и привести въ мой домъ. Слышишь ты! я, вдь, разсчитываю на твою сметку.
Мавръ. Какъ на мою злость, господинъ. Ускользни отъ меня хоть одна прядь волосъ, такъ зарядите моими глазами духовое ружье и стрляйте потомъ изъ него по воробьямъ. (Хочетъ идти).
Фіеско. Стой. Еще порученье. Галеры будутъ сильно бросаться въ глаза народу. Замть, что слдуетъ о нихъ говорить. Если кто-нибудь тебя спроситъ,— такъ до тебя, молъ, доходили дальніе слухи, что твой господинъ хочетъ въ этихъ галерахъ поохотиться на турокъ. Понимаешь?
Мавръ. Понимаю. Бороды обрзанцевъ видны наружу, а что внутри въ корзин, такъ одинъ чортъ знаетъ. (Хочетъ уйти).
Фіеско. Тише. Еще одна предосторожность. У Джанеттино теперь есть новое основаніе меня ненавидть и подъ меня подкапываться. Иди, наблюдай за своими товарищами, не почуешь ли гд убійства. Доріа бываетъ въ подозрительныхъ домахъ. Липни къ двамъ радости. Кабинетныя тайны охотно прячутся въ складкахъ женской юбки, общай имъ расточительныхъ постителей. Общай твоего господина. Ничто для тебя не должно быть слишкомъ почтенно, все можешь окунуть въ это болото, пока не почувствуешь твердаго дна.

 []

Мавръ. Стойте! вотъ что! я вхожъ у нкой Діаны Бонони, и слишкомъ годъ доставлялъ ей гостей. Третьяго дня я видлъ, что прокураторъ Ломеллино выходилъ изъ ея дома.
Фіеско. Какъ на заказъ. Ломеллино именно и есть главный ключъ ко всмъ сумасбродствамъ Доріа. Завтра же утромъ иди туда. Можетъ статься, ныншнею ночью онъ будетъ Эндиміономъ этой цломудренной луны.
Мавръ. Еще одно обстоятельство, синьоръ. Если меня генуэзцы спросятъ,— и чортъ возьми, они спросятъ, наврно,— если меня теперь спросятъ, что придумалъ Фіеско для Генуи?— будете-ли вы еще дальше носить вашу маску, или что мн отвтить?
Фіеско. Отвтить?— погоди. Плоды ужъ созрли, потуги предвщаютъ роды. Отвтить, что Генуя лежитъ на плах — и что твоего господина зовутъ Джованни-Лодовико Фіеско.
Мавръ (радостно потягиваясь). Какъ я поработаю! въ чистоту! клянусь моей подлой честью! Ну-же, весело впередъ, другъ Гассанъ! прежде всего въ винный погребокъ! У моихъ ногъ полны руки работы — надо приласкать мой желудокъ, чтобъ онъ за меня замолвилъ словечко у ногъ. (Спшить, но быстро возвращается). А propos! чуть было этого не прозвалъ. Вамъ очень хотлось знать, что происходило между Кальканьо и вашей супругой?— Ему подали карету, господинъ,— вотъ и все. (Убгаетъ).

ШЕСТНАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Фіеско (одинъ). Жалю, Кальканьо — ужъ не думали-ли вы, что я-бы оставилъ на произволъ судьбы такую чувствительную статью, какъ мое брачное ложе, еслибъ добродтель моей жены и мое собственное достоинство не служили мн достаточнымъ ручательствомъ? Но милости просимъ въ родство. Ты хорошій солдатъ. Это мн присоединитъ твою руку на погибель Доріа. (Твердыми шагами ходитъ взадъ и Теперь, Доріа, со мной на поле битвы! Вс машины великаго, отважнаго дла — въ ходу. Вс инструменты для страшнаго концерта — настроены. Не остается ничего, какъ только сорвать съ себя маску и показать Фіеско патріотамъ Генуи. (Слышитъ шаги). Кто-бы это могъ меня безпокоить?

СЕМНАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Тотъ-же и Веррина, Романо съ картиной, Сакко, Бургоньино и Кальканьо. Вс кланяются Фіеско.

Фіеско (очень веселый имъ на встрчу). Добро пожаловать, мои почтенные друзья! Какія важныя событія приводятъ васъ въ полномъ состав ко мн?— И ты тутъ, дорогой братъ Веррина? Я-бы скоро пересталъ тебя узнавать, еслибъ въ мысляхъ моихъ ты не являлся чаще, чмъ передъ глазами. Не съ послдняго-ли бала я лишенъ моего Веррины?
Веррина. Не считайся съ нимъ, Фіеско. За эти дни тяжелое бремя пригнуло его сдую голову. Но довольно объ этомъ. Фіеско. Не довольно для любознательной любви. Ты долженъ мн сказать больше, когда мы останемся одни. (Бургоньино). Добро пожаловать, юный герой! Наше знакомство еще зелено, но моя дружба уже созрла. Измнили вы къ лучшему ваше мнніе обо мн?
Бургоньино. Я на пути къ тому.
Фіеско. Веррина, мн говорятъ, что этотъ молодой дворянинъ долженъ сдлаться мужемъ твоей дочери. Прими мое полное сочувствіе такому выбору. Я съ нимъ говорилъ только одинъ разъ и все таки я-бы гордился считать его своимъ зятемъ.
Веррина. Это мнніе заставляетъ меня гордиться дочерью.
Фіеско (другимъ). Сакко? Кальканьо? Все рдкія явленія въ моемъ дом! Я-бы почти могъ стыдиться моей готовности быть услужливымъ, если ужъ благороднйшіе представители Генуи ея избгаютъ. И вотъ привтствую я еще пятаго гостя, мн правда, незнакомаго, но за него достаточно ручается эта почтенная среда.
Романо. Я простой живописецъ, синьоръ, по имени Романо, питающійся воровствомъ у природы: у меня нтъ никакого: герба, кром моей кисти, и въ настоящее время (съ низкимъ поклономъ) я въ поискахъ за контурами лица Брута.
Фіеско. Вашу руку, Романо. Ваше художество родня моему дому. Я братски люблю его. Искусство — правая рука природы. Она создала только существо — искусство создало людей. Но что вы пишете, Романо?
Романо. Сцены сильныхъ моментовъ древности. Во Флоренціи находится мой умирающій Геркулесъ, моя Клеопатра — въ Венеціи, бшенный Аяксъ — въ Рим, гд герои древняго міра вновь возстаютъ въ Ватикан.
Фіеско. А въ настоящее время чмъ занята ваша кисть?
Романо. Она брошена, синьоръ, Огонь творчества встрчаетъ меньше пищи, чмъ огонь жизни. Посл извстнаго предла, горитъ ужъ только одна бумага, поддерживающая свчу. Вотъ моя послдняя работа.
Фіеско (весело). Она не могла явиться боле кстати дли меня, Я сегодня совсмъ необыкновенно веселъ, все мое существо наслаждается какимъ-то героическимъ спокойствіемъ и вполн открыто для красоты природы. Покажите вашу картину. Я себ этимъ доставлю истинный праздникъ. Станьте кругомъ, друзья мои. Отдадимся вполн художнику. Поставьте вашу картину.
Веррина (тихо другимъ). Ну, замчайте, генуэзцы!
Романо (ставитъ картину). Свтъ долженъ ударять съ той стороны. Подымите ту занавсь, а эту опустите. Такъ. (Отходитъ въ сторону). Это исторія Виргиніи и Ann ія Клавдія. (Долгая выразительная пауза. Вс смотрятъ на картину).
Веррина (вдохновленный). Рази, сдовласый отецъ! ты трепещешь, тиранъ? какими блдными стоите вы, чурбаны римляне. За нимъ, римляне! ножъ блеститъ. За мной, чурбаны генуэзцы! Долой Доріа! долой! долой! (Ударяетъ по воздуху въ сторону картины).
Фіеско (улыбаясь, художнику). Требуете ли вы большаго успха? Ваше искусство длаетъ этого старика безбородымъ мечтателемъ.
Веррина (измученный). Гд я? куда вс двались? пропали какъ мыльные пузыри! ты здсь, Фіеско? тиранъ еще живъ, Фіеско?
Фіеско. Вотъ какъ! ты до того жадно засмотрлся, что проглядлъ глаза. Ты находишь восхитительной эту Римскую голову?— Прочь ее! Взгляни сюда на двушку. Какое мягкое выраженіе лица! какъ женственно! какая прелесть даже въ блднющихъ губахъ! какая нга въ угасающемъ взгляд! Неподражаемо! божественно, Романо! и эта блая, ослпительная грудь! какъ красиво поднимается она послдними волнами дыханія! Побольше такихъ нимфъ, Романо,— и я преклоню колна передъ вашими фантазіями и дамъ отставку природ.
Бургоньино. Веррина,такого-ли прекраснаго впечатлнія ты ожидалъ?
Веррина. Не падай духомъ, сынъ. Господь отвергъ руку Фіеско, но на наши руки Онъ можетъ разсчитывать.
Фіеско (художнику). Да, это ваша послдняя работа, Романо. Этой картиной ваше творчество истощилось. Вы больше не дотронетесь до кисти. Но восхищаясь художникомъ, я забываю воспринять его созданье. Я могъ-бы тутъ стоять и глазть и прозвать землетрясеніе. Возьмите прочь вашу картину. Еслибъ мн пришлось платить за эту головку Виргиніи, я-бы долженъ былъ отдать въ закладъ всю Геную. Возьмите прочь.
Романо. Художнику уплачиваютъ честью. Я вамъ дарю картину (хочетъ идти).
Фіеско. Минуту терпнья, Романо. (Онъ ходитъ по комнат величавымъ шагомъ и повидимому, думаетъ о чемъ-то великомъ. Нсколько разъ взглядываетъ на другихъ быстро и рзко, наконецъ, беретъ художника за руку и подводитъ его къ картин). Подойди сюда, живописецъ. (Крайне гордо и съ достоинствомъ). Съ какимъ самодовольствомъ стоишь ты здсь, потому что лицемрно изображаешь жизнь на мертвомъ полотн — и безъ большихъ жертвъ увковчиваешь великія дянія. Ты кичишься поэтическимъ жаромъ, безжизненной, кукольной игрой фантазіи безъ сердца, безъ силы, согрвающей дянья, низвергаешь тирановъ на картин, а самъ ты жалкій рабъ! Освобождаешь республики кистью и не можешь разорвать собственныя цпи. (Сильно и повелительно). Ступай! твоя работа — фокусничество! Видимость должна отступать передъ дломъ. (Величаво и опрокидывая картину). Я сдлалъ то, что ты только рисовалъ!
Вс потрясены. Романо пораженный уноситъ свою картину.

ВОСЕМНАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Фіеско. Веррина. Бургоньино. Сакко. Кальканьо.

Фіеско (прерывая паузу удивленія). Не думали-ли вы, что левъ спитъ, потому что онъ не рычитъ? Были-же вы настолько тщеславны, чтобъ уврить себя, что вы одни чувствуете цпи Генуи, что единственно вы хотите ихъ разорвать! Прежде, чмъ вы только издали услыхали ихъ звонъ — Фіеско ужъ ихъ разрушилъ. (Отпираетъ шкатулку, вынимаетъ пакетъ писемъ, которыя кидаетъ на столъ). Вотъ солдаты изъ Пармы, вотъ французское золото, вотъ четыре галеры отъ папы. Чего еще недостаетъ, чтобъ загонять тирана въ его логовищ? О чемъ можете вы еще напомнить? (Такъ какъ они молчатъ въ оцпенніи, онъ отходитъ отъ стола съ чувствомъ собственнаго достоинства). Республиканцы, вы искусне умете проклинать тирановъ, чмъ взрывать ихъ на воздухъ.
(Вс, кром Веррины, безмолвно падаютъ къ ногамъ Фіеско).
Веррина. Фіеско, моя душа преклоняется передъ твоею, мои колна не могутъ гнуться. Ты великій человкъ, но встаньте, генуэзцы.
Фіеско. Вся Генуя сердилась на нженку Фіеско. Вся Генуя проклинала развращеннаго плута Фіеско. Генуэзцы, генуэзцы! Мое волокитство обмануло хитрйшаго деспота, мое безумство скрыло отъ вашей проницательности мою опасную мудрость. Поражающее дло заговора росло въ пеленкахъ роскоши. Довольно. Генуя знаетъ меня въ вашемъ представительств. Мое пламеннйшее желаніе удовлетворено.
Бургоньино (съ негодованіемъ бросается въ кресло). Такъ я больше ничего не значу?
Фіеско. Но перейдемте скорй отъ намреній къ длу. Все готово. Я могу штурмовать городъ съ сухого пути и съ моря. Римъ, Франція и Парма защищаютъ насъ. Дворянство тяжело на подъемъ. Сердца народа — мои. Тирановъ я убаюкалъ. Республика созрла къ передлк. Счастье намъ было благопріятно. У насъ есть все… но Веррина задумался…
Бургоньино. Погодите. Я знаю словцо, отъ котораго онъ скоре встрепенется, чмъ отъ трубнаго гласа въ день свтопреставленія. (Подходитъ къ Веррин и съ удареніемъ окликаетъ его). Отецъ, проснись! Твоя Берта въ отчаяніи.
Веррина. Кто это сказалъ? Къ длу, генуэзцы!
Фіеско. Обдумайте планъ дйствія, Вотъ мы заговорились до поздней ночи. Генуя спитъ. Тиранъ свалился, истомленный грхами дня. Будьте бдительны за обоихъ.
Бургоньино. Прежде ч мъ разойдемся — укрпимте нашъ союзъ клятвеннымъ объятіемъ.(0нм становятся въ руки). Здсь срослись пять самыхъ великихъ Генуэзскихъ сердецъ, чтобы ршить великую судьбу Генуи. (ОбниКогда распадется мірозданіе и приговоръ послдняго суда разорветъ узы крови и любви — этотъ геройскій пятилиственникъ останется неизмннымъ. (Расходятся)
Веррина. Когда мы снова соберемся?
Фіеско. Завтра въ полдень я буду съ вами совтъ держать.
Веррина. Итакъ, завтра въ полдень. Покойной ночи, Фіеско. Пойдемъ, Бургоньино! Ты услышишь кое-что странное! (Оба уходятъ).
Фіеско (другимъ). Выходите задними дверьми, чтобъ шпіоны Доріа васъ не замтили. (Вс уходятъ).

ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Фіеско (задумчиво ходитъ взадъ и впередъ).

Какое волненіе въ моей груди! Какой таинственный полетъ мыслей! Какъ сообщники, выступающіе на темное дло, неслышно скользятъ, боязливо опуская свои раскраснвшіяся лица, такъ заманчивыя виднья крадутся вокругъ моей души. Остановитесь! остановитесь, дайте мн освтить ваши лица! Добрая мысль закаляетъ сердце мужчины и геройски показываетъ себя при дневномъ свт. А! я знаю васъ! это ливрея предвчнаго духа лжи! Сгиньте. (Снова, кодами оживленне). Республиканецъ Фіеско?
Фіеско? Тише — здсь страшный обрывъ, гд замыкается гробница добра, гд небо расходится съ адомъ, здсь именно спотыкались герои и падали, и міръ покрылъ ихъ имена проклятьемъ,— именно здсь герои колебались, и останавливались и длались полубогами. (Быстре). Мои-ли они, сердца Генуи? Дастъ-ли моимъ рукамъ страшная Генуя водить себя на помочахъ? О, лукавый грхъ, выставляющій Ангела передъ каждымъ дьяволомъ. О злополучная жажда возноситься! Издавній развратъ! Ангелы въ твоихъ объятьяхъ теряли небо среди поцлуевъ, и твое чрево рождало смерть. (Потрясенный ужасомъ). Ангеловъ изловилъ ты пніемъ сирены о вчности, мужчинъ выуживаешь ты золотомъ, женщинами и коронами! (Посл паузы задумчивости, твердо). Завоевать внецъ — великое дло! отбросить его — дло божественное! (Ршительно). Гибни, тиранъ! Генуя, будь свободна! а я буду (растроганно) твоимъ счастливйшимъ гражданиномъ.

Занавсъ падаетъ.

 []

ТРЕТЬЕ ДЙСТВІЕ.

Страшное, пустынное мсто.

ПЕРВЫЙ ВЫХОДЪ.

Веррина и Бургоньино входятъ. Ночь.

Бургоньино (останавливается). Но куда ты меня ведешь, отецъ? Тупое горе, съ которымъ ты отозвалъ меня еще чувствуется въ твоемъ тяжеломъ дыханьи. Прерви это грозное молчанье. Говори. Я дальше не пойду.
Веррина. Тутъ и есть мсто.
Бургоньино. Самое страшное, какое ты ‘ могъ отыскать. Отецъ, если то, что ты здсь предпримешь, отвчаетъ мсту,— у меня волосы станутъ дыбомъ.
Веррина. Все таки здсь цвтущее мсто сравнительно съ ночью моей души. Слдуй за мной туда, гд тлніе разъдаетъ гниль труповъ, и гд смерть справляетъ свой ужасный пиръ, гд визгъ погибшихъ душъ веселитъ дьявола, и гд напрасныя слезы горя текутъ сквозь дырявое ршето вчности,— туда мой сынъ, гд міръ мняетъ свое ршеніе, и Божество разбиваетъ! свой всемилостивый щитъ -тамъ,содрагаясь, я буду говорить теб, и ты станешь слушать меня со скрежетомъ зубовнымъ.
Бургоньино. Слушать? что? умоляю тебя.
Веррина. Юноша, я боюсь,— юноша, у тебя чистая, алая кровь и нжное гибкое тло: такія природныя свойства заставляютъ чувствовать человчно и мягко, передъ этимъ впечатлительнымъ пламенемъ таетъ моя грозная мудрость. Еслибы холодъ старости или тяжелое, какъ свинецъ, горе остановили порывы твоей радостной души, еслибъ черная, сгущенная кровь болзни загородила путь къ твоему сердцу,-тогда бы ты съумлъ понять языкъ моего горя и удивляться моему ршенію.
Бургоньино. Я его прослушаю, и оно станетъ моимъ.
Веррина. Не затмъ, сынъ мой, говорю я, отъ этого Веррина пощадитъ твое сердце. О, Сципіо, тяжелое бремя налегло на моё сердце, мысль ужасная, какъ черная ночь,— настолько ужасная мысль, что она въ состояніи разорвать грудь мужчины. Видишь ли? я ее выполню одинъ, но носить ее одинъ не могу. Еслибъ я былъ гордъ, Сципіо, я бы сказалъ, о, какая это мука быть единственнымъ великимъ человкомъ. Величіе было тягостно даже Творцу, и Онъ доврился духамъ небеснымъ. Слушай, Сципіо.
Бургоньино. Я всей душой жду твоихъ словъ.
Веррина. Слушай,но ничего не возражай. Ничего, юноша, слышишь? ни слова ты на это не долженъ отвтить:— Фіеско долженъ умереть!
Бургоньино (пораженный). Умереть? Фіеско?
Веррина. Умереть! Благодарю тебя, Боже! Слово сказалось. Фіеско умретъ, сынъ мой, умретъ отъ моей руки! А теперь иди. Бываютъ дянья, не подлежащія сужденью человка, для нихъ является судьею только небо. Богъ это одно изъ такихъ. Иди. Мн не нужно ни порицанія твоего, ни одобренія. Я знаю, что мн стоитъ мое ршеніе — и довольно. Но слушай, ты можешь съ ума сойти думая объ этомъ, слушай, видлъ ты, какъ онъ вчера любовался собой, когда мы стояли пораженные. Можетъ-ли человкъ, который своимъ смхомъ обманулъ всю Италію, терпть въ Гену себ подобнаго? Да, Фіеско низвергнетъ тирана, это несомннно! Фіеско сдлается опаснйшимъ тираномъ Генуи — это еще боле несомннно. (Онъ быстро уходитъ. Бургоньино смотритъ ему вслдъ безмолвно и удивленно, потомъ тихо идетъ за нимъ).

ВТОРОЙ ВЫХОДЪ.

Зала во дворц Фіеско. Въ середин, противъ зрителя, большая стеклянная дверь, въ которую видны море и Генуя. Утренняя заря.

Фіеско (у окна). Что это такое? мсяцъ скрылся. Блестящее утро встаетъ изъ моря. Дикія фантазіи разволновали мой сонъ. Все! мое существо трепетно сосредоточилось на одной мысли. Надо подышать свжимъ воздухомъ. (Отворяетъ стеклянную дверь. Море и городъ пылаютъ въ пурпур утренней зари. Фіеско ходитъ взадъ и впередъ твердыми шагами). Я первый человкъ въ Гену! Какъ же маленькимъ душамъ не собираться подъ покровительство великой души?— Но я ocкорбляю добродтель! (Останавливается). Добродтель? У возвышенной души не т испытанія, какъ у обыденной, такъ должна ли она подчиняться тмъ же обыденнымъ правиламъ добродтели? Подойдутъ-ли къ тлу великана латы, прикрывающія мелкую фигуру пигмея. (Солнце восходитъ надъ Генуей). Этотъ величественный городъ (раскрываетъ объятія по. направленію къ Гену) — мой! И засвтиться надъ нимъ, какъ царственный день! О немъ заботиться съ властью монарха — топить въ этомъ бездонномъ океан вс кипучія стремленія, вс ненасытныя желанія?— Конечно, если ловкость обманщика не облагораживаетъ обмана, то достигнутый результатъ облагораживаетъ обманщика. Вытащить кошелекъ изъ чужого кармана — позоръ, растратить чужой милліоны — дерзость, но безпредльное величіе въ томъ, чтобы украсть корону. Стыдъ уменьшается съ возростаніемъ грха (Пауза, потомъ съ удареніемъ). Повиноваться! Властвовать! Какая глубокая, головокружительная пропасть посредин! Бросайте въ нее, что есть дорогого у человка,— завоеватели ваши побды, художники ваши безсмертныя созданія, эпикурейцы ваши любовныя наслажденья, кругосвтные путешественники ваши моря и острова! Повиноваться и властвовать! Быть и не быть. Только тотъ можетъ измрить этотъ полетъ, кто перенесется черезъ ошеломляющую пропасть, которая отдляетъ послдняго Серафима отъ Предвчнаго. (Въ возвышенномъ тон). Стоять на этой страшной, величественной высот, презрительно смотрть внизъ на быстрый водоворотъ человческой жизни, гд слпая богиня счастья перемшиваетъ судьбы людскія, быть первымъ у кубка радости, глубоко подъ собой вести на поводу закованнаго въ латы великана — законъ, смотрть на его неотомщенныя раны, когда его немощная злоба спотыкается о загородки власти монарха, мягкимъ движеніемъ поводьевъ смирять, какъ неугомонныхъ коней, необузданныя страсти народа, единымъ словомъ, единымъ — низвергать во прахъ гордость вассаловъ, стремящихся возвыситься,— й въ то-же время могучимъ жезломъ властителя вызывать къ жизни даже грезы царственныхъ мечтаній. А! мысль объ этомъ кружитъ вихремъ цпенющій разумъ. Одна минута высшей власти поглощаетъ всю суть существованія. Не толчея жизни, а ея содержаніе опредляетъ ея достоинство. Разбей громъ на его мелкіе составные звуки, и они будутъ убаюкивать ребенка, слей ихъ въ единый, внезапный ударъ, и властительный раскатъ потрясетъ небо. Я ршился. (Величественно ходитъ взадъ и впередъ).

ТРЕТІЙ ВЫХОДЪ.

Фіеско. Леонора (входитъ видимо боязливая).

Леонора. Простите, графъ, я боюсь, что рано тревожу вашъ утренній покой.
Фіеско (отступаетъ въ крайнемъ удивленіи). Правда, синьора, вы очень меня удивляете.
Леонора. Этого не случается только у людей, любящихъ другъ друга.!
Фіеско. Прелестная графиня, вы предаете вашу красоту враждебному ей утреннему втерку.
Леонора. Не знаю, зачмъ мн и беречь ея остатокъ для моего горя.
Фіеско. Горя, моя милая! Неужели я заблуждался: я думалъ, что гд нтъ желанія переворачивать государство, тамъ душевное спокойствіе.
Леонора. Можетъ быть. Но я чувствую, что подъ такимъ душевнымъ спокойствіемъ разрывается мое женское сердце. Я прихожу, синьоръ, потревожить васъ совсмъ ничтожной просьбой, если вы захотите пожертвовать мн минуту вашего времени. Семь мсяцевъ бредила я странной мечтой, что я графиня ли Лаванья. Мечта исчезла. Голова моя отъ этого страдаетъ. Я должна буду призвать назадъ вс радости моего невиннаго дтства, чтобъ исцлить душу отъ этого живого привиднья. Поэтому позвольте мн вернуться въ объятія моей доброй матери.
Фіеско (сильно пораженный). Графиня!
Леонора. У меня слабое изнженное сердце, вы должны быть къ нему снисходительны. Малйшія воспоминанія о моей мечт могли бы повредить моему больному воображенію. Поэтому я отдаю обратно послдніе оставшіеся у меня залоги ихъ законному владльцу. (Она кладетъ нсколько роскошныхъ бездлушекъ на столикъ). И этотъ кинжалъ, пронзившій мое сердце (его любовное письмо) и этотъ — и — (съ громкимъ плачемъ, стремясь уйти) я не оставляю себ ничего, кром раны.
Фіеско (потрясенный спшитъ за нею и удерживаетъ ее). Леонора! что за выходка! Ради Бога!
Леонора (безсильно падетъ ему на руки). Я не заслуживаю быть вашей супругой, но ваша супруга заслуживаетъ уваженія. Какъ они шипятъ теперь, злые языки! Какъ косятся на меня дамы и двушки Генуи! ‘Смотрите, она отцвтаетъ, самообольщенная женщина, обвнчавшаяся съ Фіеско!’ Грозное возмездіе за мое женское тщеславіе! я презрительно смотрла на всхъ женщинъ, когда Фіеско повелъ меня къ брачному алтарю.
Фіеско. Нтъ, право, мадонна, это странная сцена.
Леонора. А! вотъ что мн и было нужно: онъ блднетъ и краснетъ. Теперь я чувствую мужество.
Фіеско. Только два дня, графиня, и тогда судите меня.
Леонора. Я принесена въ жертву! Какъ мн это высказать передъ тобой, утренній, двственный разсвтъ,— въ жертву развратницъ. Нтъ, смотрите на меня, мой супругъ. По истин, глаза, повергающіе въ рабскій трепетъ всю Геную, должны опускаться передъ слезами женщины.
Фіеско (сильно смущенный). Довольно! синьора! ни слова больше.
Леонора (печально и съ нкоторой горечью). Растерзать слабое женское сердце! О, это такъ достойно васъ, мужчинъ! Я бросилась въ объятья этого человка, вс мои женственныя слабости блаженно приковались къ его сил! Я передала ему все мое небо. Великодушный мужчина даритъ его какой-то…
Фіеско (рзко перебивая ее). Нтъ, моя Леонора!
Леонора. Моя Леонора! благодарю тебя небо! Это былъ снова яркій, чистый возгласъ любви. Я бы должна ненавидть тебя, измнникъ, но жадно бросаюсь на крохи твоей нжности. Ненавидть? я сказала ненавидть, Фіеско? О, не врь этому, твое клятвопреступленіе зоветъ меня къ смерти, а не къ ненависти. Мое сердце обмануто. (Слышны шаги мавра).
Фіеско. Леонора,исполните мою маленькую, ребяческую просьбу.
Леонора. Все, Фіеско, только не требуй равнодушія.
Фіеско. Что хотите, что хотите (значительно). Пока Генуя не будетъ старше на два дня, не спрашивайте ничего и не проклинайте. (Онъ медленно, съ достоинствомъ ведетъ ее въ другую комнату).

ЧЕТВЕРТЫЙ ВЫХОДЪ.

Мавръ, задыхаясь. Фіеско.

Фіеско. Откуда такъ впопыхахъ?
Мавръ. Скорй, милостивый господинъ…
Фіеско. Что-нибудь въ сть попалось?
Мавръ. Прочтите это письмо. Неужели я въ самомъ дл ужъ тутъ? Мн показалось, что Генуя на двнадцать улицъ стала короче или мои ноги настолько же длинне. Да, они играютъ головами и ваша козырная. Какъ вамъ это нравится?
Фіеско (потрясенный бросаетъ письмо на столъ). Десять чертей! какъ къ теб попало это письмо, курчавая голова?
Мавръ. Почти такъ же, какъ къ вамъ республика. Съ нимъ былъ посланъ нарочный въ Леванто. Я почуялъ жатву, подстерегъ его въ пустынномъ мст — пафъ! куница пала, и курица въ нашихъ рукахъ.
Фіеско. На тебя падетъ его кровь! Это письмо золотомъ не оплатишь.
Мавръ. Но я благодарю и за серебро. (Серьезно и важно). Графъ ди Лаванья, на дняхъ я добивался до вашей головы (показываетъ на письмо). Здсь я ее возвращаю. Теперь я думаю: милостивый господинъ и бездльникъ — расквитались. За дальнйшее вы можете отблагодарить добраго друга (подаетъ ему другую бумагу). Номеръ второй.
Фіеско (беретъ бумагу съ удивленіемъ). Ты съ ума сошелъ?
Мавръ. Номеръ второй. (Онъ дерзко становится подл него и подбоченивается). Левъ не очень таки глупо поступилъ, что простилъ мышь (лукаво) — не правда-ли? Онъ поступилъ хитро? Иначе-то кто-жъ бы выгрызъ его изъ стей? Ну? какъ вамъ это по вкусу?
Фіеско. Шельма! сколькихъ чертей ты содержишь?
Мавръ. Къ вашимъ услугамъ — одного только, и онъ на графскомъ иждивеніи.
Фіеско. Собственноручная подпись Доріа! Откуда ты досталъ этотъ листъ?
Мавръ. Тепленькимъ изъ ручекъ моей Бонони. Я пробрался туда еще прошлой ночью, зазвенлъ вашими прекрасными словами и вашими еще боле прекрасными цехинами. Эти подйствовали. Мн приказано было снова толкнуться утромъ въ шесть часовъ. Графъ Ломеллино, дйствительно, былъ тамъ, какъ говорили, и уплатилъ предательствомъ за входъ къ контрабандному небу.
Фіеско (вспыливъ). О, бабьи прислужники! Хотятъ низвергать республику и не могутъ ничего скрыть отъ продажной двки. Я вижу изъ этихъ бумагъ, что Доріа и его приверженцы сговорились убить меня и одиннадцать сенаторовъ и провозгласить Джанеттино герцогомъ.
Мавръ. Не иначе, и это въ самое утро выборовъ дожа, третьяго числа мсяца.
Фіеско (быстро). Наша проворная ночь задушитъ это утро во чрев матери. Скорй, Гассанъ! Мое дло готово, зови другихъ — мы предупредимъ ихъ кровавымъ скачкомъ. Торопись, Гассанъ.
Мавръ. Мн еще надо выпотрошить вамъ мой карманъ новостей. Дв тысячи человкъ благополучно пробрались. Я ихъ устроилъ въ монастыр капуциновъ, гд ихъ не выслдитъ никакой нескромный солнечный лучъ. Они сгораютъ любопытствомъ увидть своего господина, и это все.отличные ребята.
Фіеско. Изъ каждой головы разцвтетъ для тебя одинъ скуди. Что говоритъ Генуя про мои галеры?
Мавръ. Это особенно потшно, синьоръ. Боле четырехсотъ искателей приключеній, свшихъ на мель посл мира между Франціей и Испаніей, пристали къ моимъ ребятамъ съ усиленной просьбой, замолвить за нихъ доброе словечко у васъ, чтобъ вы ихъ послали сражаться съ неврными. Я веллъ имъ къ вечеру собраться, на двор вашего дворца.
Фіеско (радостно). Мн скоро прядется броситься теб на шею, негодяй! Мастерское дло! Ты говоришь четыреста? Теперь Гену не спастись. Четыреста скуди — твои.
Мавръ (чистосердечно). Не правда-ли, Фіеско? Мы двое такъ разнесемъ ‘Геную, что законы ея придется подметать метлой. Вотъ чего еще я вамъ никогда не. говорилъ: у меня и среди здшняго гарнизона есть гуляки, на которыхъ я могу разсчитывать, какъ на то, что буду въ аду. Ну, я устроилъ такъ, чтобъ у каждыхъ воротъ было въ караул, по крайней мр по шести моихъ креатуръ, которыя-бы могли другихъ заговорить и залить виномъ ихъ пять чувствъ. Такъ если вамъ будетъ угодно ныншней ночью отважиться на какую нибудь штуку, вы найдете караульныхъ пьяными.
Фіеско. Не говори больше ничего. До сихъ поръ я безъ посторонней помощи тащилъ эту громадную плиту. Теперь, подойдя близко къ цли, я долженъ стыдиться: меня перегналъ самый негодный парень въ округ. Твою руку, малый! что графъ теб задолжалъ, уплатитъ герцогъ.
Мавръ. Сверхъ того еще письмецо отъ графини Имперіали. Она меня поманила къ себ съ улицы и насмшливо спросила: не случилось-ли съ графиней ли Ливанья желчнаго припадка? Ваша милость, сказалъ я,— вы спрашиваете только насчетъ одного здоровья? сказалъ я…
Фіеско (прочитавъ письмо, бросаетъ его). Прекрасно сказано. Она отвтила?
Мавръ. Отвтила, что все таки она опечалена участью бдной вдовы, а еще, что постарается дать ей удовлетвореніе и впредь запретитъ вашей милости любезничанія.
Фіеско (ядовито). Которыя, конечно, еще до свтопреставленія должны прекратиться. Тутъ вс твои новости, Гассанъ?
Мавръ (зло). Есть еще дамскія дла, синьоръ, важнйшія посл политическихъ…
Фіеско. О, разумется, и эти во всякомъ случа. Но что тамъ у тебя за бумажка?
Мавръ. Это чтобы выскоблить одну чертовщину — другой. Синьора дала мн порошокъ, чтобъ ежедневно подмшивать его въ шоколадъ вашей супруги.
Фіеско (блдня отступаетъ). Дала! теб?
Мавръ. Донна Джулія, графиня Имперіали.!
Фіеско (вырывая у него изъ рукъ бумажку, рзко). Если ты лжешь, каналья, я велю тебя живымъ приковать къ флюгеру, башни святого Лоренцо, гд втромъ тебя въ одно мгновеніе повернетъ разъ девять.— Ну, и порошокъ?…
Мавръ (нетерпливо). Долженъ я дать проглотить вашей супруг въ шоколад, вотъ что приказала донна Джулія Имперіали.
Фіеско (вн себя). Чудовище! чудовище! такому прелестному созданью? Неужели въ женской душ такъ просторно для адскихъ замысловъ? Но я забылъ благодарить тебя, небесное Провидніе, уничтожающее ихъ, уничтожающее помощью сквернйшаго дьявола. Твои пути неисповдимы. (Мавру). Ты графин общаешь исполнить и будешь молчать.
Мавръ (съ удовольствіемъ). Молчать я могу, она заплатила мн чистоганомъ.
Фіеско. Ея записка приглашаетъ меня къ ней. Я приду, madame! Я васъ заговорю такъ, чтобъ вы сюда за мной послдовали. Хорошо. Теперь бги, спши, насколько можешь, созови всхъ заговорщиковъ.
Мавръ. Я предчувствовалъ этотъ приказъ и потому самовольно пригласилъ каждаго ровно къ десяти часамъ.
Фіecко. Я слышу шаги. Это они. Шельма, ты заслуживаешь совсмъ особенную вислицу, на которой еще не корчился ни единый потомокъ Адама. Ступай, будь въ прихожей, пока я не позвоню.
Мавръ (уходя). Мавръ сдлалъ свое дло, мавръ можетъ идти.

 []

ПЯТЫЙ ВЫХОДЪ

Вс заговорщики.

Фіеско (имъ навстрчу). Гроза приближается, Тучи набгаютъ. Входите тихо. Заприте замокъ на оба поворота.
Beррина. Восемь комнатъ заперъ я за нами. Подозрніе не можетъ подойти на сто мужскихъ шаговъ,
Бургоньино. Здсь нтъ предателей, если страхъ насъ не выдастъ.
Фіеско. Страхъ не переступитъ моего порога. Милости просимъ всякаго, кто не измнился со вчерашняго дня. Садитесь. (Садятся).
Бургоньино (ходитъ по комнат). Я не люблю сидть, когда готовлю разрушеніе.
Фіеско. Генуэзцы, это замчательный часъ.
Веррина. Ты призвалъ насъ обдумать планъ убійства тирана: спрашивай насъ. Мы собрались, чтобъ высказаться.
Фіеско. Итакъ, сперва вопросъ довольно поздній, оттого онъ и странно звучитъ: кто долженъ пасть?

(Вс молчатъ).

Бургоньино (опираясь на кресло Фіеско, съ удареніемъ). Тираны.
Фіеско. Хорошо сказано — тираны. Прошу васъ очень внимательно поразмыслить обо всей важности этого слова. Одинъ иметъ видъ губителя свободы, другой гнететъ, кто изъ нихъ больше тиранъ?
Беррина. Я ненавижу перваго и страшусь второго. Андреа Доріа падетъ.
Кальканьо (оживленно), Андреа? отжившій Андреа? Можетъ быть посл завтра покончатся его счеты съ природой.
Сакко. Андреа, кроткій старикъ?
Фіеско. Ужасна кротость этого старика, мой Сакко! Безумная наглость Джанеттино только смшна. Андреа Доріа падетъ! Это сказала твоя мудрость, Веррина.
Бургоньино. Цпи изъ стали или изъ шелка, все равно — цпи, и Андреа Доріа падетъ.
Фіеско (идя къ столу). Стало быть, и дядя и племянникъ приговорены къ смерти! подпишитесь (вс подписываются). Кто падетъ — постановлено. Перейдемъ къ вопросу столько-же важному: какъ это сдлать? Говорите вы сперва, другъ Кальканьо.
Кальканьо. Мы можемъ сдлать это какъ солдаты или какъ убійцы. Первое опасно, потому что заставляетъ посвятить въ тайну многихъ, рискованно, потому что еще не вс сердца народа на нашей сторон,— для второго достаточно пяти хорошихъ кинжаловъ. Черезъ три дня — торжественная обдня въ церкви святого Лоренцо. Оба Доріа приходятъ туда молиться. Вблизи Всевышняго засыпаетъ и боязнь тирановъ. Я все сказалъ.
Фіеско (отвернувшись). Кальканьо, ваше разумное мнніе — отвратительно. Рафаэль Сакко?
Сакко. Съ доводами Кальканьо я согласенъ, но его средство меня возмущаетъ. Лучше пускай Фіеско пригласитъ дядю и племянника на обдъ, гд они подъ давленіемъ гнва республики могутъ сами избрать себ смерть или отъ нашихъ кинжаловъ, или въ хорошемъ Кипрскомъ вин. По крайней мр, это удобный способъ.
Фіеско (съ ужасомъ). Сакко, а если на ихъ коснющемъ язык капля вина превратится въ кипучую смолу, какъ предвкушеніе ада?— что тогда, Сакко? Прочь, этотъ совтъ! говори, Веррина.
Веррина. Открытое сердце идетъ съ открытымъ челомъ. Убійство братается съ разбойниками. Мечъ въ рукахъ обличаетъ героя. Мое мнніе:мы громко дадимъ сигналъ къ возстанію и стремительно призовемъ патріотовъ Генуи къ мщенію! (вскакиваетъ со стула. Остальные тоже. Бургоньино кидается ему на шею).
Бургоньино. И вооруженной рукой заставимъ счастье быть къ намъ благосклоннымъ. Это голосъ чести — и мой.
Фіеско. И мой. Стыдитесь, генуэзцы! (Къ Кальканьо и Сакко). Счастье и такъ ужъ слишкомъ много для насъ сдлало, мы еще должны и себ задать работу — стало быть возстаніе и даже въ эту ночь, генуэзцы! (Веррина и Бургоньино удивляются. Остальные пугаются).
Кальканьо. Что? въ эту ночь? еще тираны слишкомъ сильны, и наша партія слишкомъ мала.
Сакко. Ужъ въ эту ночь? еще ничего не сдлано, а ужъ солнце начинаетъ заходить.
Фіеско. Ваша нершительность основательна, но прочтите эти листки. (Онъ подаетъ имъ списокъ, подписанный Джанеттино,и съ лукавымъ видомъ ходитъ взадъ и впередъ, пока они читаютъ съ жаднымъ любопытствомъ). Теперь, добраго пути, Доріа, звзда прекрасная! Ты стояла гордо и побдоносно, словно завладла всмъ горизонтомъ Генуи,— а, вдь, все таки видла, что и солнце покидаетъ небо и длитъ съ мсяцемъ владычество надъ міромъ. Добраго пути, Доріа, звзда прекрасная! И Патроклъ скончался тоже, а онъ больше былъ,чмъ ты.
Бургоньино (прочивъ листки). Это ужасно!
Кальклньо. Двнадцать — однимъ залпомъ!
Веррина. Завтра въ синьоріи.
Бургоньино. Дайте мн списокъ. Я поскачу во весь опоръ черезъ Геную и буду такъ держать его, что камни побгутъ вслдъ за мной, и собаки завоютъ о разбо.
Вс. Мщеніе! Мщеніе! мщеніе! и въ эту же ночь!
Фіеско. Теперь вы таковы, какими я васъ желалъ. Какъ только наступитъ вечеръ, я приглашу знатнйшихъ недовольныхъ къ себ на пиръ, именно всхъ, стоящихъ въ списк Джанеттино — и сверхъ того дворянъ Саули, Джентили, Вивальди и Везодимари, всхъ непримиримыхъ враговъ дома Доріа, которыхъ убійца забылъ опасаться. Они съ открытыми объятьями примутъ мое предложеніе. Я въ этомъ не сомнваюсь.
Бургоньино. Я въ этомъ не сомнваюсь.
Фіеско. Прежде всего мы должны обезпечить себя со стороны моря. Галеры и моряки у меня есть. Двадцать кораблей Доріа не оснащены, не готовы къ бою, на нихъ легко напасть врасплохъ. Мы загородимъ устье Дарсены, всякая надежда на бгство будетъ преграждена. Если гавань въ нашихъ рукахъ — Генуя на привязи.
Веррина. Несомннно.
Фіеско. Тогда будутъ взяты и заняты вс укрпленныя мста города. Самое главное изъ нихъ — ворота омы подл гавани, он соединятъ нашу власть на мор и на суш. Мы нападемъ на обоихъ Доріа и убьемъ ихъ въ ихъ дворцахъ. По всмъ улицамъ станемъ бить тревогу, ударимъ въ набатъ, будемъ призывать гражданъ, чтобы они примкнули къ нашей партіи и шли сражаться за свободу Генуи. Будетъ счастье къ намъ благосклонно, тогда остальное узнаете въ синьоріи.
Веррина. Планъ хорошъ. Скажи, какъ, мы распредлимъ роли?
Фіеско (съ удареніемъ). Генуэзцы, вы добровольно ставите меня во глав заговора. Будете-ли вы послушны и дальнйшимъ моимъ приказаніямъ?
Веррина. Насколько они будутъ наилучшими.
Фіеско. Веррина, знаешь-ли ты словечко, скрпляющее людей подъ однимъ знаменемъ?— скажите ему про это словечко, генуэзцы! оно называется, субординація. Если я не могу повертывать эти головы, какъ я хочу,— поймите меня хорошенько,— если я не властелинъ заговора, то онъ потеряетъ одного изъ своихъ участниковъ.
Веррина. Ради свободной жизни можно потерпть нсколько часовъ рабства. Мы повинуемся.
Фіеско. Такъ оставьте меня теперь. Одинъ изъ васъ осмотритъ городъ и донесетъ мн о томъ, насколько сильны или слабы укрпленныя мста. Другой разузнаетъ пароль. Третій позаботится о приведеніи галеръ въ боевой порядокъ. Четвертый соберетъ дв тысячи человкъ во двор моего дворца. Я самъ вечеромъ приведу все въ порядокъ, да еще сверхъ того, если счастью будетъ угодно, сорву банкъ за игрой въ фараонъ. Ровно въ девять часовъ вс должны быть во дворц, чтобы принять мои послднія приказанія. (Звонитъ).
Веррина. Я беру на себя гавань. (Уходитъ).
Бургоньино. Я — солдатъ. (Тоже уходитъ).
Кальканьо. Я подслушаю пароль. (Уходитъ).
Сакко. Я обойду городъ. (Уходитъ).

ШЕСТОЙ ВЫХОДЪ.

Фіеско, потомъ мавръ.

Фіеско (садится за столъ и пишетъ). Ужъ какъ-же подергивало ихъ отъ словечка ‘субординація’, точно гусеницу отъ укола булавки! Но теперь ужъ поздно, республиканцы!
Мавръ (входитъ). Синьоръ…
Фіеско (встаетъ и даетъ ему записку). Всхъ, кто состоитъ въ этомъ списк, ты пригласишь сегодняшней ночью на представленіе комедіи.
Мавръ. Вроятно, чтобъ принять участіе въ ея исполненіи. Цна входного билета — глотка.
Фіеско (не слушая его, презрительно). Когда это будетъ исполнено, я тебя больше не стану удерживать въ Гену. ( и бросаетъ, не глядя, кошелекъ съ золотомъ). Пусть это будетъ твоя послдняя работа (уходитъ).

СЕДЬМОЙ ВЫХОДЪ.

Мавръ медленно поднимаетъ съ полу кошелекъ и съ изумленіемъ глядитъ вслдъ Фіеско.

Мавръ. Такъ-то мы относимся другъ къ другу? Не стану тебя больше удерживать въ Гену! Это, въ перевод съ христіанской рчи на языческую, значитъ: когда я буду герцогомъ, я прикажу повсить добраго друга на Генуэзской вислиц. Хорошо.
Я знаю его плутни, такъ онъ заботится, чтобы его честь не соскочила съ моей морды, когда онъ будетъ герцогомъ. Полегче, господинъ графъ! послдніе шаги еще надо обдумать. Теперь, старый Доріа, твоя шкура къ моимъ услугамъ. Если я тебя не остерегу, ты пропалъ. Если я теперь пойду къ нему и донесу про заговоръ, я спасу Генуэзскому герцогу не меньше, какъ жизнь и герцогство, и его благодарность должна быть не меньше, какъ груда золота, верхомъ насыпанная въ эту шляпу. (Хочетъ идти, но внезапно останавливается). Не торопись, другъ Гассанъ! ты, пожалуй, на пути къ глупому длу. Что, если бы вся эта рзня теперь была бы отмнена — и вышло бы изъ этого что-нибудь хорошее. Фуй! фуй! какую дьявольскую штуку хочетъ разыграть со мной моя жадность. Гд будетъ больше зла? Когда я надую этого Фіеско? Когда я Доріа подведу подъ ножъ? Дайте-ка мн на это отвтъ, мои хитрые дьяволы! Выдержитъ Фіеско,— Генуя можетъ подняться. Прочь! это невозможно. Ускользнетъ этотъ Доріа,— все останется попрежнему и, въ Гену будетъ миръ,— это было-бы еще скверне! Но какое зрлище, когда головы мятежниковъ полетятъ въ харчевню палача! (Переходитъ на другую сторону). А забавная рзня этой ночи, когда задушатъ ихъ свтлости по лукавству мавра? Нтъ, нтъ, изъ этого сумбура пускай выворачивается христіанинъ, язычнику такая загадка слишкомъ мудрена. Пойду спросить одного ученаго. (Уходитъ).

ВОСЬМОЙ ВЫХОДЪ.

Зала у графини Имперіали.

Джулія въ nglig. Джанеттино входитъ очень взволнованный.

Джанеттино. Добраго вечера, сестра.
Джулія (встаетъ). Должно быть, что нибудь особенное приводитъ наслдника Генуэзскаго престола къ его сестр.
Джанеттино. Около тебя-то, сестрица, роятся все мотыльки, а около меня все осы. Какъ тутъ быть? Сядемъ.
Джулія. Ты скоро выведешь меня изъ терпнія.
Джанеттино. Сестра, когда въ послдній разъ постилъ тебя Фіеско?
Джулія. Еще что? Стану я помнить такіе пустяки!
Джанеттино. Я это долженъ знать непремнно.
Джулія. Ну, онъ вчера былъ здсь.
Джанеттино. И откровенно высказывался?
Джулія. По обыкновенію.
Джанеттино. И все еще фантазируетъ по прежнему?
Джулія (оскорбленная). Братъ!
Джанеттино (громче). Отвчай. Все еще по прежнему фантазируетъ?
Джулія (встаетъ, выведенная изъ себя). За кого вы меня считаете, братъ?
Джанеттино (остается сид&#1123,ть, насмшливо). За кусокъ женскаго тла, завернутаго въ большой, въ огромный дворянскій патентъ. Говорю такъ между нами, сестра — вдь, никто не подслушиваетъ.
Джулія (вспыливъ). Между нами,— вы полоумная, дерзкая обезьяна, и вы вызжаете на кредит своего дяди.— Говорю такъ, потому что, вдь, никто насъ не подслушиваетъ.
Джанеттино. Сестрица, сестрица, зачмъ такъ зло,— я только веселъ, потому что Фіеско еще по прежнему фантазеръ. Я хотлъ въ этомъ убдиться. Прощай (хочетъ уходить).

 []

ДЕВЯТЫЙ ВЫХОДЪ.

Входитъ Ломеллино.

Ломеллино (цлуетъ руку Джуліи). Простите мою смлость, синьора. (Къ Джанеттино). Нкоторыя дла, не терпящія отлагательства.
Джанеттино (отводитъ его въ сторону, Джулія сердитая отходитъ кг клавесину и играетъ бурное Allegro),Все приготовлено къ завтрашнему дню?
Ломеллино. Все, принцъ. Но курьеръ, отправленный сегодня рано утромъ въ Леванто, не вернулся и Спидолы тоже нтъ. Что если курьера поймали? Я въ величайшемъ смущеніи.
Джанеттино. Не заботься ни о чемъ. Списокъ, вдь, у тебя въ рукахъ?
Ломеллино (въ замшательств). Синьоръ, этотъ списокъ… Я не знаю… Онъ врно остался въ карман моего вчерашняго платья.
Джанеттино. Ладно. Только-бы Спинола вернулся. Завтра утромъ найдутъ Фіеско мертвымъ въ постели,— я сдлалъ распоряженіе.
Ломеллино. Но это произведетъ ужасное впечатлніе!
Джанеттино. Въ этомъ-то и вся наша безопасность, любезный.. Обычныя преступленія волнуютъ кровь, обиженныхъ, и человкъ способенъ на все. Необыкновенныя злодйства, холодятъ ее ужасомъ — и человкъ уничтожается. Знакома теб сказка про голову Медузы? Одинъ взглядъ превращаетъ все въ камень — чего только не успешь сдлать, мой любезный, пока камни разогрются!
Ломеллино. Сдлали вы синьор какой нибудь намекъ?
Джанеттино. Вотъ еще, съ ней надо обращаться осторожнй, когда дло идетъ о Фіеско. Но, когда она войдетъ во вкусъ плодовъ, ей стерпятся и вс издержки. Пойдемъ! я сегодня вечеромъ жду еще подкрпленій изъ Милана и долженъ дать приказанія страж у воротъ. Ну, сестра, скоро ты выбренчишь твой гнвъ?
Джулія. Уходите, вы грубый гость. (Джанеттино хочетъ уйти и сталкивается съ Фіеско).

ДЕСЯТЫЙ ВЫХОДЪ.

Входитъ Фіеско.

Джанеттино (отшатнувшись). А!
Фіеско (предупредительно и любезно). Принцъ, вы освобождаете меня отъ посщенія, которое я только что намревался сдлать.
Джанеттино. И мн, графъ, тоже ничего не могло быть такъ желательно, какъ встрча съ вами.
Фіеско (подходитъ къ Джуліи и почтительно цлуетъ ея руку). У васъ привыкаешь, синьора, всегда встрчать свои ожиданія превзойденными.
Джулія. Полноте! въ дом другой это звучало-бы двусмысленно.. Но я пугаюсь, что еще въ такомъ nglig простите, графъ. (Хочетъ уйти въ свой кабинетъ).
Фіеско. О,останьтесь, прелестная синьора! женщина никогда не бываетъ такъ прекрасна, какъ въ ночной одежд (усмхнувшись),— это нарядъ ея ремесла. Эти подхваченные кверху волосы — позвольте мн ихъ совсмъ распустить.
Джулія. Какъ вы, мужчины, любите приводить въ безпорядокъ!
Фіеско (невинно къ Джанеттино). Волосы и республики! не правда-ли? это для насъ одно и тоже… И ваша лента неправильно приколота. Садитесь, прелестная графиня. Ваша Лаура уметъ обманывать глаза, но не сердца. Позвольте мн быть вашей горничной. (Она садится, онъ поправляетъ ея туалетъ).
Джанеттино (дернувъ Ломеллино). Несчастный, беззаботный бднякъ!
Фіеско (приводитъ въ порядокъ платье на груди Джуліи). Видите, это я мудро прячу. Чувства должны быть всегда слпыми курьерами — они не должны знать о сдлк фантазіи съ природой.
Джулія. Это легкомысленно сказано.
Фіеско. Нисколько,— потому что видите ли, самая лучшая новость теряетъ интересъ, когда длается сказкой города — наши чувства это только сидящая на дн гуща нашей внутренней республики. Дворянство ими питается, но возносится надъ ихъ плоскимъ вкусомъ. (Онъ кончилъ ея туалетъ и подводитъ ее къ зеркалу). Ну, клянусь честью! этотъ нарядъ будетъ завтра моднымъ въ Гену. (Хитро). Позволите мн пройти съ вами по городу, графиня?
Джулія. Вотъ хитрецъ! какъ онъ искусно постарался ложью затянуть меня въ свои желанья. Но у меня голова болитъ, и я останусь дома.
Фіеско. Простите, графиня, вы можете поступить, какъ вамъ угодно, но вамъ это не будетъ угодно. Сегодня въ полдень пріхало сюда цлое общество флорентинскихъ актеровъ и вызвалось играть въ моемъ дворц. Ну, я не могъ помшать, чтобъ большинство благородныхъ дамъ — явилось зрительницами, и это меня ставитъ въ большое затрудненіе. Я не знаю, кого посадить въ главную ложу, не обижая никого изъ моихъ щепетильныхъ гостей. Только одинъ исходъ возможенъ (съ глубокимъ поклономъ) — если-бы вы были такъ милостивы, синьора.
Джулія (краснетъ и быстро уходитъ въ кабинетъ). Лаура!
Джанеттино (подходя къ Фіеско). Графъ, вы помните о непріятной исторіи, случившейся на-дняхъ между нами?
Фіеско. Я бы желалъ, принцъ, чтобы мы оба о ней позабыли. Люди относятся другъ къ другу, какъ кто кого знаетъ,— и чья-же вина, если, не моя, что мой другъ Доріа не вполн меня зналъ?
Джанеттино. По крайней мр я никогда объ этомъ не буду думать безъ того, чтобъ отъ всего сердца не просить у васъ прощенья.
Фіеско. А я никогда безъ того, чтобъ отъ всего сердца не простить.

(Джулія возвращается нсколько переодтая).

Джанеттино. Мн сейчасъ приходитъ на умъ, графъ: вы собираетесь крейсировать противъ турокъ?
Фіеско. Сегодня вечеромъ мы снимемся съ якоря. И поэтому я въ хлопотахъ, мой другъ, Доріа, могъ бы меня въ нихъ выручить.
Джанеттино (крайне вжливо). Съ большимъ удовольствіемъ. Повелвайте всмъ моимъ вліяніемъ.
Фіеско. Приготовленія къ отправк вечеромъ, пожалуй, соберутъ толпу народа у гавани и у моего дворца. Герцогъ, вашъ дядя, могъ бы объяснить это въ дурную сторону.
Джанеттино (искренно). Въ этомъ дл положитесь на меня. Дйствуйте съ Богомъ, и я желаю вамъ много удачи въ предпріятіи.
Фіеско (сдержанно). Я вамъ очень обязанъ.

ОДИННАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Т-же и солдатъ нмецкой стражи тлохранителей.

Джанеттино. Что надо?
Нмецъ. Я проходилъ въ ворота омы и видлъ тамъ множество вооруженныхъ солдатъ, они спшили къ Дарсен и приготовляли къ отплытію галеры графа ли Лаванья.
Джанеттино. Ничего боле важнаго нтъ? Дальше докладывать не нужно.
Нмецъ. Слушаю. Тоже изъ монастырей капуциновъ толпой выходитъ подозрительный сбродъ — и крадется черезъ рынокъ, ихъ видъ и походка заставляютъ предполагать, что это солдаты.
Джанеттино (сердито). Ахъ, ужъ мн это дурацкое усердіе! (Къ Ломеллино увренно) это мои миланцы.
Нмецъ. Прикажете, ваша милость, ихъ арестовать?
Джанеттино (громко къ Ломеллино). Осмотрите ихъ, Ломеллино. (Рзко нмцу). Ступай! хорошо. (Къ Ломеллино). Объясните нмецкому быку, чтобъ онъ держалъ языкъ за зубами (Ломеллино уходитъ съ нмцемъ).
Фіеско (который все это время пошучивалъ съ Джуліей, украдкой косясь на говорящихъ). Нашъ другъ чмъ-то недоволенъ? Смю я узнать причину?
Джанеттино. Не удивительно. Вчные дла и доклады (стремительно уходитъ).
Фіеско. И насъ ждетъ спектакль. Позвольте предложить вамъ руку, синьора.
Джул ія. Не торопитесь. Я должна еще надть накидку. Но, вдь, не трагедію вы мн покажете, графъ? печальное я вижу и во сн.
Фіеско (коварно). О, тутъ, можно будетъ умереть со смху, графиня.

Занавсъ падаетъ.

 []

 []

ЧЕТВЕРТОЕ ДЙСТВІЕ.

Ночь. Внутренній дворъ дворца Фіеско. Зажигаютъ фонари, приносятъ оружіе. Одинъ изъ флигелей замка ярко освщенъ.

ПЕРВЫЙ ВЫХОДЪ.

Бургоньино вводитъ солдатъ.

Бургоньино, Стой! къ большимъ воротамъ четверо часовыхъ. По два къ каждой двери дворца (часовые занимаютъ свои мста). Впускать всхъ, кто захочетъ войти. Не выпускать никого. Кто прибгнетъ къ сил — заколоть. (Уходитъ съ остальными въ замокъ. Часовые прохаживаются. Пауза).

ВТОРОЙ ВЫХОДЪ.

Часовые (у главныхъ воротъ окликаютъ). Кто идетъ? (Входитъ Центуріоне).
Центуріоне. Другъ Лаванья. (Идетъ наискось черезъ дворъ къ воротамъ дворца справа). Часовые (тамъ). Назадъ!
Центуріоне (изумляется и идетъ къ воротамъ слва).
Часовые (слва). Назадъ!
Центуріоне (останавливается пораженный. Пауза. Потомъ, обращаясь къ часовому слва). Другъ, гд мн пройти, смотрть комедію?
Часовой. Не знаю.
Центуріоне (ходитъ взадъ и впередъ съ возрастающимъ недоумніемъ, потомъ часовому справа). Другъ, когда начнутъ играть комедію?
Часовой. Не знаю.
Центуріоне (изумленный прохаживается, видитъ оружіе, пораженъ). Другъ, что это значитъ?
Часовой. Не знаю.
Центуріоне (испуганно кутается въ плащъ). Странно.
Часовые (у главныхъ воротъ окликаютъ). Кто идетъ?

ТРЕТІЙ ВЫХОДЪ.

Т-же и Цибо входитъ.

Цибо (входя). Другъ Лаванья.
Центуріоне. Цибо, гд мы?
Цибо. Что?
Центуріоне. Оглядись кругомъ, Цибо.
Цибо. Гд? Что?
Центуріоне. У всхъ дверей часовые.
Цибо. Тутъ лежитъ оружіе.
Центуріоне. Никто ничего не объясняетъ.
Цибо. Это удивительно.
Центуріоне. Который часъ?
Цибо. Восемь ужъ пробило на башн.
Центуріоне. Фу! чертовски холодно.
Цибо. Восемь часовъ назначенное время.
Центуріоне (покачавъ головой). Тутъ что то не ладно.
Цибо. Фіеско затялъ какую нибудь шутку.
Центуріоне. Завтра выборы дожа. Цибо, тутъ что-то не ладно.
Цибо. Тише! тише! тише!
Центуріоне. Правый флигель замка ярко освщенъ.
Цибо. Ты ничего не слышишь? ничего?
Центуріоне. Глухой говоръ внутри и вмст съ тмъ…
Цибо. Неясные звуки, словно латы ударяются о латы.
Центуріоне. Ужасно! ужасно!
Цибо. Карета останавливается у воротъ.
Часовые (у главныхъ воротъ окликаютъ). Кто идетъ?

ЧЕТВЕРТЫЙ ВЫХОДЪ.

Т-же и четверо Ассерато.

Ассерато (входя). Другъ Фіеско.
Цибо. Это четверо Ассерато.
Центуріоне. Добраго вечера, землякъ.
Ассерато. Мы идемъ смотрть комедію.
Циво. Счастливаго пути.
Ассерато. Вы разв не идете съ нами?
Центуріоне. Ступайте впередъ. Мы еще подышемъ свжимъ воздухомъ.
Ассерато. Скоро начнется. Пойдемте (идутъ дальше).
Часовой. Назадъ!
Ассерато. Что такое? это изъ рукъ вонъ!
Центуріоне (смясь). Нтъ, вонъ изъ дворца!
Ассерато. Тутъ недоразумніе.
Цибо. Очевидно. (Музыка въ правомъ флигел).
Ассерато. Слышите симфонію? должно быть, комедія начинается.
Центуріоне. Мн сдается, что она уже началась,— и мы разыгрываемъ въ ней роль дураковъ.
Цибо. Не слишкомъ-то тутъ жарко. Я уйду.
Ассерато. Здсь оружіе.
Цибо. Пустяки! театральная бутафорія.
Центуріоне. Чтожъ намъ здсь стоять, какъ дуракамъ у Ахерона? Пойдемте въ кофейную! (Вс шестеро идутъ къ воротамъ).
Часовые (рзко кричатъ). Назадъ!
Центуріоне. Убійство и смерть! мы попались въ западню.
Цибо. Мой мечъ говоритъ: не на долго.
Ассерато. Вложи назадъ! вложи! графъ честный человкъ.
Цибо. Проданы! преданы! комедія была саломъ для приманки, за мышенкомъ захлопнулась крышка.
Ассерато. Не дай Богъ. Мн страшно подумать, чмъ это разыграется.

ПЯТЫЙ ВЫХОДЪ.

Часовые. Кто идетъ? (Веррина и Сакко входятъ).
Веррина. Друзья дома. (Входятъ семъ другихъ дворянъ).
Цибо. Его довренные. Теперь все объяснится.
Сакко (продолжая разговаривать съ Верриной). Какъ я вамъ сказалъ, у воротъ омы въ караул Лескаро, лучшій офицеръ Доріа, преданный ему слпо.
Веррина. Это меня радуетъ.
Циво (къ Веррин). Вы приходите кстати, Веррина, чтобъ всхъ насъ вывести изъ заблужденія.
Веррина. Какъ это? какъ?
Центуріоне. Мы приглашены смотрть комедію.
Веррина. Такъ у насъ одна дорога.
Центуріоне (нетерпливо). Дорога въ могилу. Она мн извстна. Вы видите, у всхъ дверей часовые! зачмъ это?
Цибо. Зачмъ тутъ оружіе?
Центуріоне. Мы здсь стоимъ, какъ подъ вислицей.
Веррина. Графъ придетъ самъ.
Центуріоне. Онъ могъ-бы поторопиться. Мое терпнье готово лопнуть. (Дворяне вглубин прохаживаются).
Бургоньино (выйдя изъ дворца). Какъ дла въ гавани Веррина?
Веррина. Вс благополучно посажены на корабли.
Бургоньино. Дворецъ Фіеско тоже набитъ солдатами.
Веррина. Теперь ужъ скоро девять часовъ.
Бургоньино. Графъ очень долго ведетъ дло.
Веррина. Все-таки слишкомъ быстро для своихъ надеждъ. Бургоньино, я холодю, какъ ледъ, когда мн иныя мысли приходятъ въ голову.
Бургоньино. Отецъ, не торопись.
Веррина. Тамъ нтъ торопливости, гд невозможно медлить. Если я не выполню второго убійства, я никогда не прощу себ перваго.
Бургоньино. Но когда долженъ умереть Фіеско?
Веррина. Когда Генуя освободится,— Фіеско умретъ!
Часовые. Кто идетъ?

ШЕСТОЙ ВЫХОДЪ.

Т же. Фіеско.

Фіеско (входя). Другъ Часовые отдаютъ честь). Добро пожаловать, дорогіе гости! Вы врно негодовали, что хозяинъ дома такъ долго заставилъ себя ждать. Простите (тихо Веррин 23,). Готово?
Веррина (ему на ухо). Какъ нельзя лучше.
Фіеско (Бургоньино). Ну?…
Бургоньино. Все какъ надо.
Фіеско (Сакко). Ну?…
Сакко. Все хорошо.
Фіеско. А Кальканьо?
Бургоньино. Еще не пришелъ.
Фіеско (громко часовымъ). Запереть ворота! (Снимаетъ шляпу и съ непринужденной важностью выступаетъ впередъ къ собравшимся). Господа! я позволилъ себ пригласить васъ на спектакль, но не какъ зрителей, а для того, чтобы распредлить между вами роли. Друзья мои, мы довольно долго сносили дерзости Джанеттино Доріа и надменность Андреа. Если мы хотимъ спасти Геную, друзья, времени терять нечего. Какъ вы думаете, для чего двадцать галеръ заполняютъ нашу гавань? Для чего это Доріа заключаютъ политическіе союзы? Для чего чужестранное войско привлечено въ: самое сердце Генуи? Теперь ужъ нечего больше роптать и проклинать. Чтобъ все спасти,— надо на все отважиться. Отчаянная болзнь требуетъ смлаго лкарства. Есть-ли въ вашемъ собраньи хоть одинъ, кто былъ-бы настолько безразличенъ, чтобы равнаго себ признать надъ собой господиномъ? (Ропотъ). Здсь нтъ ни одного, предки котораго не окружали колыбель Генуи. Чмъ!— ради всего святого,— чмъ? чмъ выдаются эти два гражданина, что они дерзкимъ полетомъ поднимаются надъ нашими головами? (Сильный ропотъ). Каждый изъ васъ торжественно призывается вести дло Генуи противъ ея угнетателей. Ни одинъ изъ васъ ни на волосъ не можетъ поступиться своими правами, не предавая въ то-же время основъ всего государства. (Бурное движеніе слушателей прерываетъ, потомъ онъ продолжаетъ). Вы это чувствуете? Стало быть, все выиграно. Я уже сдлалъ приготовленія къ тому, чтобы проложить дорогу къ слав. Хотите слдовать за мной? Я готовъ вести васъ. Вы только что съ ужасомъ взглянули на эти приготовленія,— теперь они должны возбудить въ васъ смлый, геройскій духъ. Дрожь страха должна перейти въ горячее, славное рвеніе быть съ этими патріотами и со мной за одно, и окончательно низвергнуть тирановъ. Успхъ будетъ благопріятствовать отважной попытк, потому что мои приготовленія хороши. Задуманное справедливо, потому что Генуя страдаетъ. Замыселъ этотъ сдлаетъ насъ безсмертными, потому что онъ опасенъ и великъ.
Центуріоне (въ бурномъ волненіи). Довольно! Генуя будетъ свободна! Съ этимъ лозунгомъ — хоть противъ ада.
Цибо. И кого это не разбудитъ отъ его дремоты, тотъ задыхайся галернымъ каторжникомъ у весла, пока не освободитъ его труба страшнаго суда.
Фіеско. Вотъ рчь достойная мужа! Теперь только вы заслужили, чтобъ я сказалъ вамъ объ опасности, висвшей надъ вами и Генуей (подаетъ имъ списокъ мавра). Посвтите, солдаты. (Дворяне толпятся у факела и читаютъ). Все шло, какъ я желалъ, другъ.
Веррина. Но не говори такъ громко. Тамъ на лвомъ крыл я видлъ, какъ у иныхъ поблднли лица и задрожали колна.
Центуріоне (съ бшенствомъ). Двнадцать сенаторовъ! Адскій замыселъ! Вс беритесь за мечи!

(Вс схватываютъ приготовленное оружіе, кром двоихъ).

Цибо. Бургоньино, твое имя тоже тутъ написано.
Бургоньино. И сегодня-же, по вол Господа, оно будетъ запечатлно на глотк Доріа.
Центуріоне. Два меча еще лежатъ.
Цибо. Что? что?!
Центуріоне. Двое не взяли мечей.
Ассерато. Мои братья не могутъ видть крови. Пощадите ихъ.
Центуріоне (запальчиво). Что? что? не, могутъ видть крови тирановъ? Разорвите трусовъ! выбросьте ихъ вонъ изъ республики, этихъ выродковъ ея! (Нкоторые изъ присутствующихъ злобно бросаются на братьевъ Ассерато).
Фіеско (останавливаетъ ихъ). Стойте! стойте! рабамъ ли должна быть благодарна Генуя за свою свободу? Потеряетъ ли наше золото свой ясный звонъ изъ-за этого дрянного металла? (Онъ освобождаетъ ихъ). Вы, господа, должны довольствоваться одной изъ комнатъ моего дворца, пока не разршится наше дло. (Часовымъ). Вотъ два арестанта! вы за нихъ отвчаете! Двухъ часовыхъ при нихъ поставить. (Ихъ уводятъ).
Часовые (у воротъ). Кто тамъ? (Стучатъ въ ворота за сценой).
Кальканьо (кричитъ боязливо). Отоприте! я другъ! отоприте, ради Бога!
Бургоньино. Это Кальканьо. Что значитъ его ради Бога’?
Фіеско. Отворите ему, солдаты.

 []

СЕДЬМОЙ ВЫХОДЪ.

Т-же. Кальканьо, испуганный и задыхающійся.

Кальканьо. Кончено! кончено! спасайся, кто можетъ! все погибло!.
Бургоньино. Что погибло? Разв они отлиты изъ мди? разв наши мечи прутья?
Фіеско. Одумайся, Кальканьо! недоразумніе тутъ было бы непростительно.
Кальканьо.Мыи реданы. Адская правда. Мерзавецъ вашъ мавръ, Лаванья! я только что изъ дворца синьоріи. Онъ былъ на аудіенціи у герцога.

(Вс дворяне блднютъ, даже Фіеско мняется въ лиц).

Веррина (ршительно часовымъ у воротъ). Солдаты, протяните ко мн ваши аллебарды, я не хочу умереть отъ руки палача. (Вс дворяне пораженные разбгаются).
Фіеско (спокойне). Куда? что вы длаете? Провались въ адъ, Кальканьо! Это былъ слпой страхъ, господа! (Къ Кальканьо). Баба! какъ можно это было говорить передъ этими мальчишками?— и ты, Веррина? Бургоньино, и ты?— куда ты?
Бургоньино (горячо). Домой, убить мою Берту и вернуться сюда.
Фіеско (разражается хохотомъ). Останьтесь! стойте! таково ли мужество тхъ, кто собирается убить тирановъ? Ты мастерски сыгралъ свою роль, Кальканьо! Вы не замтили, что гта новость явилась по моему распоряженію? Кальканьо, говорите, не я-ли вамъ приказалъ испытать этихъ римлянъ?
Веррина. Ну, если ты можешь смяться, я готовъ врить или никогда больше не буду считать тебя человкомъ.
Фіеско. Стыдитесь, мужи! попасться въ такомъ мальчишескомъ испытаньи! Беритесь опять за оружіе. Вы пойдете въ бой, какъ медвди, чтобы сгладить всякій слдъ этой зазубрины. (Тихо Кальканьо). Были вы сами тамъ?
Кальканьо. Я протиснулся между драбантами, чтобы узнать пароль у герцога, согласно порученью, когда я уходилъ, привели мавра.
Фіеско (громко). Итакъ, старикъ въ постели! Мы его поднимемъ съ пуховика барабаннымъ боемъ. (Тихо Кальканьо). Долго говорилъ онъ съ герцогомъ?
Кальканьо. Мой внезапный страхъ и близость опасности для васъ не позволили мн остаться тамъ больше двухъ минутъ.
Фіеско (громко и весело). Смотри-ка, какъ наши земляки еще дрожатъ!
Кальканьо. Вамъ-бы тоже не слдовало такъ скоро высказываться. Но, ради Бога, графъ, что мы выиграемъ отъ вашей хитрости?
Фіеско. Время — другъ! и потомъ первый страхъ теперь миновалъ. (Громко). Эй! принести вина! (Тихо). И что же герцогъ, поблднлъ? (Громко). Веселй, братья, мы еще выпьемъ въ честь пляски ныншней ночи. (Тихо). И что же герцогъ, поблднлъ?
Кальканьо. Должно быть первое слово мавра было: ‘заговоръ’ — старикъ отступилъ назадъ бле снга.
Фіеско (смущенный). Гм! гм! дьяволъ хитеръ, Кальканьо! Мавръ ничего не предалъ, пока не приставили ножа къ ихъ глоткамъ. Теперь онъ, конечно, ихъ Ангелъ-хранитель. Мавръ хитеръ. (Ему подаютъ бокалъ вина, онъ обращается къ собранію и пьетъ). За наше доброе счастье, товарищи! (Стучатъ въ ворота за сценой).
Часовые. Кто тамъ?
Голосъ (до сценой). По приказу герцога. (Дворяне въ отчаяньи мечутся по двору).
Фіеско (бросается къ нимъ). Нтъ, дти, не пугайтесь! не пугайтесь! я тутъ. Живо! уберите прочь оружіе, будьте мужчинами, прошу васъ. Этотъ посланный даетъ мн надежду, что Доріа еще сомнвается. Войдите въ домъ. Успокойтесь. Отоприте, солдаты. (Вс уходятъ. Ворота отворяютъ).

ВОСЬМОЙ ВЫХОДЪ.

Фіеско какъ бы только что выйдя изъ дворца. Три нмца, ведущіе связаннаго мавра.

Фіеско. Кто звалъ меня во дворъ?
Нмецъ. Проведите насъ къ графу.
Фіеско. Графъ здсь. Что вамъ надо?
Нмецъ (отдаетъ ему честь). Герцогъ желаетъ вамъ добраго вечера. Онъ передаетъ вашей милости этого мавра связаннымъ. Мавръ безстыдно наболталъ на васъ. Остальное скажетъ вамъ записка.
Фіеско (беретъ равнодушно записку). Не пророчилъ-ли я теб еще сегодня — быть на галер? (Нмцу). Хорошо, другъ. Передай мое почтеніе герцогу.
Мавръ (нмцу вслдъ). И мое тоже… Да скажи ему, герцогу,— если-бъ онъ прислалъ сюда не осла, такъ узналъ-бы, что въ замк спрятаны дв тысячи солдатъ. (Нмцы уходятъ, дворяне возвращаются).

ДЕВЯТЫЙ ВЫХОДЪ.

Фіеско. Заговорщики. Мавръ съ дерзкимъ видомъ посредин.

Заговорщики (отступаютъ трепещущіе при вид мавра). А! что такое?
Фіеско (прочитавъ записку, съ затаенной злобой). Генуэзцы, опасность миновала,— но и заговоръ тоже.
Веррина (восклицаетъ въ изумленіи). Что? Разв оба Доріа умерли?
Фіеско (въ сильномъ волненіи). Видитъ Богъ, я былъ готовъ встртить всю военную силу республики,— но къ этому я не былъ приготовленъ! Слабый старикъ четырьмя строками разбиваетъ полторы тысячи человкъ. (Безсильно опускаетъ руки). Доріа разбиваетъ Фіеско!
Бургоньино. Такъ говорите-же. Мы просто оцпенли.
Фіеско (читаетъ). ‘Лаванья, мн сдается, что у васъ со мной одна судьба: за ваши благодянія васъ награждаютъ неблагодарностью. Этотъ мавръ предостерегаетъ меня отъ заговора. Я посылаю его къ вамъ связаннаго обратно и ныншней ночью буду спать безъ тлохранителей’. (Роняетъ бумагу, вс оглядываются другъ на друга).
Веррина. Ну, Фіеско?
Фіеско (съ благородствомъ). Доріа можетъ побдить меня въ великодушіи? Чтобъ одной изъ добродтелей недоставало въ род графовъ Фіеско? Нтъ! такъ же врно этого не будетъ, какъ то, что я — я. Разступитесь вы! я пойду туда и во всемъ сознаюсь! (Хочетъ б&#1123,жать изъ воротъ).
Веррина (останавливая его). Что ты обезумлъ, что-ли? Разв мы собирались устроить какое нибудь мошенничество? Какъ? или не было это дло всего отечества? какъ? или ты хотлъ убить только Андреа, а не тирана? Стой! говорю я!— я арестовываю тебя, какъ измнника страны.
Заговорщики. Вяжите его! Валите на землю.
Фіеско (вырываетъ у одною изъ нихъ мечъ и прокладываетъ себ дорогу). Осторожнй! Кто первый наброситъ узду на тигра? Видите, господа, я свободенъ, могъ бы пройти, куда мн угодно. Теперь я хочу остаться, потому что я передумалъ.
Бургоньино. Обдумали вашъ долгъ?
Фіеско (вспыхнувъ гордо). А! мальчикъ учитесь хорошенько понимать вашъ долгъ относительно меня, а мн его никогда не указывайте! Успокойтесь, господа, все останется попрежнему. (Мавру, которому разрзалъ веревки). Заслуга твоя въ томъ, что ты далъ поводъ совершиться великому длу — бги!
Кальканьо (сердито). Что? что? язычникъ будетъ жить? жить за то, что онъ всхъ предалъ?
Фіеско. Жить за то, что онъ вамъ всмъ нагналъ страху. Бги, негодяй! По! старайся, чтобъ Генуя была у тебя за плечами. Могутъ, пожалуй, на теб выместить недостатокъ своего мужества.
Мавръ. Это значитъ, что дьяволъ шельму не погубитъ. Покорный слуга, господа! Я ужъ вижу, что въ Италіи не растетъ веревки для меня. Надо мн поискать ее, гд нибудь въ другомъ мст. (Убгаетъ со смхомъ).

ДЕСЯТЫЙ ВЫХОДЪ.

Входитъ слуга. Т-же безъ мавра.

Слуга. Графиня Имперіали три раза уже спрашивала о вашей милости.
Фіеско. Чортъ возьми! комедія должна таки начаться! Скажи графин, что я тотчасъ буду тамъ. Погоди, ты попросишь мою жену войти въ концертную залу и тамъ ожидать меня за занавсью. (Слуга уходитъ). Я здсь на бумаг росписалъ вамъ вс ваши роли. Только бы каждый исполнилъ свою — больше говорить нечего. Веррина прежде всего пойдетъ въ гавань, когда корабли будутъ взяты, онъ дастъ сигналъ къ возстанію пушечнымъ выстрломъ. Я иду! меня ждетъ еще одно важное дло. Вы услышите звонъ колокольчика, и вс вмст сойдетесь въ концертной зал. А пока войдите въ домъ и прошу отвдать моего Кипрскаго. (Расходятся).

ОДИННАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Концертное зало.

Леонора. Арабеллла. Роза. Вс въ страх.

Леонора. Фіеско общалъ придти въ концертное зало и не приходитъ. Одиннадцать часовъ пробило. Дворецъ гудитъ отъ толпы людей и оружія, а Фіеско не приходитъ.!
Роза. Вы должны спрятаться за занавсью. Зачмъ только это понадобилось графу?
Леонора. Онъ этого хочетъ, Роза, и съ меня довольно, чтобъ быть послушной, довольно, Белла, чтобъ не было во мн, никакого страха,— и все таки я такъ дрожу, Белла, и сердце мое бьется ужасно. Ради Бога, милыя, не отходите ни одна отъ меня.
Белла. Не бойтесь ничего. Наша боязнь держитъ на сторож нашъ разумъ.
Леонора. Куда я ни взгляну, все мн встрчаются незнакомыя лица, какъ привиднія, туманныя, изнуренныя. Кого я окликаю, тотъ дрожитъ, какъ пойманный, и убгаетъ во мракъ ночи, въ это ужасное пристанище нечистой совсти. Если кто и отвчаетъ, такъ таинственнымъ полузвукомъ, который колеблется, едва осмливаясь сорваться съ дрожащаго языка. Фіеско?— я не знаю, что тутъ куютъ, какіе ужасы,— только моего Фіеско (граціозно складывая руки) укройте, небесныя силы!
Роза (испуганно). Христе Боже! въ галлере слышенъ шорохъ.
Белла. Это тамъ ходитъ часовой (Часовой кричитъ за сценой:идетъ?’ ему отвчаютъ).
Леонора. Сюда идутъ! скорй за занавсь! (Он прячутся).

ДВНАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Джулія и Фіеско разговаривая.

Джулія (очень взволнованная). Перестаньте, графъ! Теперь ужъ не равнодушный слухъ встрчаетъ ваши любезности, а кипучая кровь. Гд я? здсь нтъ никого, кром обольстительной ночи! куда ваши разговоры заманили мое беззаботное сердце?
Фіеско. Туда, гд робкая страсть длается смлй, и увлеченіе свободнй бесдуетъ съ увлеченіемъ.
Джулія. Остановись, Фіеско, во имя всего святого не иди дальше! Если-бъ ночь не была такъ темна, ты бы увидалъ, какъ разгорлись мои щеки и сжалился бы надо мной.
Фіеско. Очень ошибаешься, Джулія! Тогда-то именно мое чувство, увидавъ огненное знамя твое, тмъ смле перешло бы къ нему. (Горячо цлуетъ ея руку).
Джулія. Фіеско, твое лицо горитъ, какъ въ лихорадк, и твоя рчь тоже. Горе! я и въ себ чувствую дикій, преступный огонь. Пойдемъ въ освщенную комнату, прошу тебя. Возбужденныя чувства могли бы замтить опасный намекъ этого мрака. Уйди. Эти расходившіеся мятежники могли бы свершить свои безбожныя дянья за спиной стыдливаго дневного свта. Уйди къ людямъ, умоляю тебя.
Фіеско (настойчиве). Какъ ты напрасно безпокоишься, моя милая. Когда-же властительница боялась своего раба?
Джулія. О, вы мужчины — и это вчное противорчіе! Какъ будто вы не самые опасные побдители, когда вы отдаетесь плнниками нашему самолюбію. Должна-ли я теб во всемъ признаться, Фіеско? Въ томъ, что только мой порокъ охранялъ мою добродтель? что только моя гордость осмивала твое ухаживанье? что только изъ-за этого устояли мои принципы? Ты отчаиваешься въ своей хитрости и ищешь защиты въ крови Джуліи. Тутъ мои принципы меня покидаютъ.
Фіеско (легкомысленно-дерзко). И что ты потеряла въ этомъ?
Джулія (взволнованно и горячо). Но если я отдамъ ключъ къ моей женственной святын и этимъ ты заставишь меня краснть со стыда, если хочешь? Могу-ли я потерять что-нибудь меньше, чмъ все? Хочешь-ли ты больше знать, насмшникъ? Ты хочешь слышать признаніе, что вся наша женская, таинственная мудрость только жалкое приготовленіе, чтобы отстоять слабйшую сторону нашего существа, которая все таки въ конц концовъ осаждается вашими клятвами, и (сознаюсь въ этомъ красня) такъ охотно желала-бы быть побжденной, такъ часто измннически отдается врагу при первомъ-же взгляд добродтели въ сторону. И вс-то наши женскія уловки воюютъ изъ-за этой беззащитной игры, какъ на шахматной доск офицеры отстаиваютъ беззащитнаго короля! Нападешь ты врасплохъ на него — матъ! и кончена игра. (Посл паузы, серьезно). Вотъ теб картина нашего хвастливаго убожества — будь великодушенъ.

 []

Фіеско. И все таки, Джулія, гд-же лучше можешь ты сложить это сокровище, какъ не въ моей безконечной страсти.
Джулія. Конечно. Нигд лучше и нигд хуже. Слушай,Фіеско, какъ долго протянется эта безконечность? Ахъ, я и такъ ужъ слишкомъ несчастливо вела игру, чтобы не прибавить еще и послдняго. Я твердо врила моей красот, что она покоритъ тебя, но я не довряю ея всемогуществу, чтобъ удержать тебя… Ахъ, что же я такое говорю? (Отступаетъ и закрываетъ лицо руками).
Фіеско. Два грха единымъ дыханьемъ! Тутъ недовріе къ моему вкусу и оскорбленіе величества для твоей привлекательности. Что изъ двухъ трудне простить?
Джулія (утомленная, подавленная, растроганная). Ложь есть оружіе ада, она для Фіеско больше не нужна, чтобъ побдить его Джулію. (Она падаетъ обезсиленная на софу,— потомъ посл паузы торжественно). Слушай, дай теб сказать еще словцо, Фіеско: пока мы еще уврены въ своей добродтели — мы героини, когда мы за нее боремся — мы дти… (глядитъ на него рзко и въ упоръ) — но мы фуріи, когда мы за нее мстимъ. Слушай — а что, если ты хладнокровно душишь меня, Фіеско?
Фіеско (сердитымъ тономъ). Хладнокровно? Ну, клянусь Богомъ! чего-же еще требуетъ ненасытное тщеславіе женщины, когда оно видитъ передъ собою пресмыкающагося мужчину и все таки сомнвается?— А, онъ вполн опять пробуждается, я это чувствую. (Принимая холодный тонъ). Еще во-время у меня глаза открылись. Что-же это я вымаливалъ сейчасъ, какъ милостыню! Вдь малйшее униженіе мужчины есть расточительность въ сравненіи даже съ величайшей благосклонностью женщины. (Съ низкимъ холоднымъ поклономъ). Ободритесь, madame, теперь я вамъ не опасенъ.
Джулія (поражена). Графъ! что это значитъ!
Фіеско (крайне равнодушно). Нтъ, madame, вы совершенно правы, мы оба только одинъ разъ можемъ играть нашей честью. (Вжливо поцловавъ у нея руку). Я буду имть удовольствіе засвидтельствовать вамъ мое почтеніе въ гостинной (хочетъ быстро уйти).
Джулія (за нимъ, не пуская его). Останься! ты обезумлъ, что-ли? останься! Стало быть должна я сказать… Сказать то, чего бы не вынудилъ у моей гордости весь родъ мужской на колняхъ… въ слезахъ… подъ пыткой? Горе! и эта глубокая тьма еще слишкомъ свтла, чтобъ скрыть пожаръ на моихъ щекахъ, вызванный моимъ признаньемъ! Фіеско! О, это пронзитъ сердца всхъ женщинъ. Весь мой полъ будетъ вчно меня ненавидть. Я боготворю тебя, Фіеско! (Бросается къ его ногамъ).
Фіеско (отступаетъ три шага, оставляетъ ее лежатъ и торжествуя смется). Я жалю объ этомъ, синьора! (Онъ подымаетъ занавсъ и выводитъ Леонору). Вотъ моя жена — она божественная женщина. (Обнимаетъ Леонору).
Джулія (съ крикомъ вскакиваетъ). А! какой неслыханный обманъ!

ТРИНАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Заговорщики, входящіе сразу. Дамы съ другой стороны. Фіеско, Леонора и Джулія.

Леонора. Супругъ мой, это было слишкомъ строго.
Фіеско. Дурное сердце заслуживаетъ не меньшаго наказанія. Я обязанъ былъ дать это удовлетвореніе твоимъ слезамъ. (Собравшимся). Нтъ, милостивые господа и дамы, я не привыкъ при всякомъ случа вспыхивать трескучимъ, дтскимъ пламенемъ. Людскія глупости долго меня забавляютъ, прежде чмъ разсердить. Эта женщина заслужила весь мой гнвъ, потому что она примшивала вотъ этотъ порошокъ этому ангелу. (Онъ показываетъ ядовитый порошокъ собранію. Вс съ отвращеніемъ отступаютъ).
Джулія (въ бшенств кусая губы). Хорошо! хорошо! синьоръ! очень хорошо! (Хочетъ уйти).
Фіеско (приводитъ ее за руку назадъ). Имйте терпніе, madame, я еще не кончилъ, это собраніе ужъ очень хотло-бы знать, почему я отрекся отъ моего разума, разыгрывая романъ съ величайшей шутихой Генуи.
Джулія (дрогнувъ). Я этого не могу выдержать! но берегись! (Съ угрозой). Доріа грозно повелваетъ въ Гену,— и я его сестра.
Фіеско. Очень плохо, если это послднее проявленіе вашей злости. Къ сожалнію, я долженъ извстить васъ, что Фіеско ли Лаванья свилъ веревку изъ украденной вашимъ свтлйшимъ братомъ діадемы — и намревается ныншней-же ночью на этой веревк повсить вора республики. (Она блднетъ, онъ злобно сміъется). А! вы этого не ожидали, и видите-ли (ядовито продолжаетъ), оттого-то я и нашелъ нужнымъ занять чмъ нибудь непрошенные глаза вашей семьи, оттого-то и наряжался (указывая на нее) въ это арлекинское платье, оттого-то (указывая на Леонору) я терзалъ это сокровище.— и вотъ дикій зврь благополучно ринулся въ блестящую ловушку. Благодарю за вашу услужливость, синьора, и сбрасываю мои театральныя украшенія. (Передаетъ ей ея силуэтъ съ поклономъ).
Леонора (съ умоляющимъ видомъ льнетъ къ Фіеско). Мой Лодовико, она плачетъ. Ваша Леонора сметъ-ли робко просить васъ?
Джулія (надменно). Молчи ты, ненавистная!
Фіеско (одному изъ слугъ). Будь любезенъ, другъ, предложи руку этой дам, ей угодно взглянуть на мою тюрьму для государственныхъ преступниковъ. Ты отвчаешь за то, что мадонна никмъ не будетъ потревожена. Въ воздух этой ночи сильная непогода. Буря, которая сломитъ родословное дерево Доріа, легко могла бы попортить прическу синьоры.
Джулія (рыдая). Чума на тебя! черная душа, коварный лицемръ! (Леонор злобно). Не радуйся своему торжеству, и теб дастъ онъ горе — и себ — и погибнетъ… (быстро уходитъ).
Фіеско (гостямъ). Вы были свидтелями — спасите мою честь въ Гену. ворщикамъ). Вы придете за мной, когда прогремитъ пушка. (Вс расходятся).

ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Леонора. Фіеско.

Леонора (подходитъ къ нему боязливо). Фіеско! Фіеско! я только наполовину понимаю васъ, но ужъ мн длается страшно.
Фіеско (важно). Леонора, я однажды видлъ, что вы шли подл другой генуэзской женщины съ лвой стороны, я видлъ, какъ въ собраніяхъ дворянства вы довольствовались тмъ, что рыцари цловали вашу руку, какъ второй дам. Леонора, мн было больно глядть на это. Я ршилъ: это не должно такъ продолжаться, это прекратится. Слышите воинственный шумъ во двор моего дворца? То, чего вы страшитесь — правда. Идите спать, графиня, Завтра я приду разбудить герцогиню.
Леонора (всплеснувъ руками, падаетъ въ кресла). Боже! мое предчувствіе! я погибла!,
Фіеско (спокойно и съ достоинствомъ). Дайте мн высказаться, милая. Двое изъ моихъ предковъ носили папскую корону. Кровь всхъ Фіеско течетъ здорово только подъ пурпуромъ. Долженъ-ли вашъ супругъ блестть однимъ унаслдованнымъ блескомъ? (Оживленне). Какъ? Долженъ-ли онъ за все свое величіе быть благодарнымъ колеблющейся случайности, которая въ минуту полумилостивой причуды создала нкоего Джіованни Лодовико Фіеско изъ ветшающихъ достоинствъ? Нтъ, Леонора, я слишкомъ гордъ, чтобы принимать въ подарокъ то, чего самъ добыть не въ состояніи. Ныншней ночью брошу я обратно въ могилу моихъ предковъ занятое у нихъ украшеніе. Графы ли Лаванья вымерли, герцоги начинаютъ жить.
Леонора (покачивая головой въ тихой мечтательности). Я вижу моего мужа падающимъ на землю въ тяжелыхъ, смертельныхъ ранахъ, (глуше) я вижу, что молчаливые носильщики несутъ мн навстрчу изрубленное тло моего супруга. (Испуганно вскрикиваетъ). Вижу, какъ первая и единственная пуля пронзаетъ душу Фіеско!
Фіеско (беретъ ее съ любовью за руку). Успокойся, дитя мое, этой единственной пули не будетъ.
Леонора (серьезно смотритъ на него). Такъ увренно бросаетъ Фіеско вызовъ небу? И еслибы тысяча тысячный случай былъ только возможенъ — всетаки тысяча тысячный случай могъ бы свершиться, и мой мужъ бы погибъ. Подумай, ты затялъ бы игру за обладаніе небомъ, Фіеско!— если бы при билліон выигрышей выпала только одна ошибка, неужели ты осмлился бы схватить игральныя кости и начать дерзкій споръ съ Богомъ. Нтъ, мой супругъ, если все ставишь на карту, то каждый ходъ есть богохульство.
Фіеско. Не безпокойся, я лучше лажу со счастьемъ.
Леонора. Ты говоришь это, а видлъ передъ собой разрушающую разумъ карточную игру — вы называете это времяпрепровожденіемъ,— видлъ, какъ обманщица фортуна заманивала своего любимца нсколькими картами, мелочнымъ выигрышемъ, пока онъ не разгорался, не требовалъ всего банка,— и какъ она покидала его въ минуту отчаяннаго шага. О, мой супругъ, ты идешь туда не затмъ, чтобъ показать себя генуэзцамъ и встртить ихъ благоговніе. Разбудить республиканцевъ отъ сна, напомнить коню о сил его подковъ, это не увеселительная прогулка, Фіеско. Не довряйся мятежникамъ. Умные, подзадоривающіе тебя,— боятся тебя. Въ глупыхъ, которые тебя боготворятъ, теб мало пользы, и куда я ни взгляну — Фіеско погибъ.
Фіеско (твердыми шагами ходитъ по комнат). Малодушіе есть величайшая опасность. Величіе требуетъ жертвъ.
Леонора. Величіе, Фіеско? Какъ твой геній раздираетъ мое сердце! Допустимъ, что я довряю твоему счастью, что я хочу сказать: ты побдишь. Горе тогда мн, несчастнйшей изъ женщинъ! Несчастна при неудач, при удач еще несчастнй! Тутъ нтъ выбора, мой возлюбленный! Если Фіеско не сдлается герцогомъ — онъ погибъ. Когда-же я буду въ объятіяхъ герцога, я потеряю супруга.
Фіеско. Этого я не понимаю.
Леонора. И все-таки это такъ, мой Фіеско! нжный цвтокъ любви сохнетъ въ! бурной атмосфер трона. Въ сердц человка, даже такого человка, какъ Фіеско, слишкомъ тсно для двухъ всемогущихъ боговъ, для боговъ, которые такъ враждебны другъ другу. У любви есть слезы: любовь можетъ понимать слезы! У властолюбія желзные глаза, и ихъ никогда не увлажаетъ слеза чувства. У любви только одно владніе, она отрекается отъ всего прочаго въ мір. Властолюбіе ненасытно въ завоеваніи всей природы. Властолюбіе обращаетъ міръ въ жилища, гд гремятъ цпи,— любовь во всякой пустын создаетъ себ рай воображеніемъ. Ты бы хотлъ прильнуть къ моей груди, но строптивый вассалъ врывается въ твое государство, хотла-бы я броситься въ твои объятья, но твой страхъ деспота услыхалъ бы, что подъ занавсью крадется убійца, и ты торопливо побжалъ бы изъ комнаты въ комнату. Многоглазая подозрительность поджигаетъ, наконецъ, даже семейное согласіе. Еслибъ твоя Леонора при этомъ подала теб освжительный напитокъ, ты бы судорожно оттолкнулъ бокалъ и назвалъ бы нжность отравительницей.
Фіеско (останавливается въ ужас). Леонора, перестань. Это дурныя мысли!
Леонора. И все-таки картина не полна. Жертвуй величію любовью, жертвуй спокойствіемъ, если только Фіеско останется прежнимъ. Господи! это страшный ударъ палача при колесованіи. Рдко вступали Ангелы на тронъ, еще рже сходили съ него Ангелы. Кому не нужно бояться людей, тотъ будетъ-ли къ людямъ жалостливъ? Кто можетъ проявить каждое желаніе громовой стрлой, тотъ найдетъ-ли нужнымъ дать ему въ спутники ласковое слово? (Останавливается, потомъ тихо подходитъ къ нему, беретъ его за руку,съ утонченной горечью). Властители, Фіеско, эти неудачныя предначертанія природы, не осилившей своихъ желаній, властители стремятся стать между Божествомъ и человчествомъ, это нечестивыя созданья — это еще худшіе созидатели!
Фіеско (въ безпокойств мечется по комнат). Леонора, перестань! мостъ за моей спиной снятъ.
Леонора (глядитъ на него съ нгою). Но почему, мой супругъ? Только то, что сдлано, нельзя уничтожить. (Съ большой нжностью и нсколько лукаво). Ты когда-то клялся мн, что моя красота сгубила вс твои предначертанія,это была я живая клятва, лицемръ, или красота моя рано отцвла. Спроси свое сердце, чья тутъ вина? (Горяче, обнимая его обими руками). Вернись! мужайся! откажись! Любовь вознаградитъ тебя. Если ужъ сердце мое не въ состояніи насытить твой ужасный голодъ, о Фіеско! внецъ властителя будетъ еще безсильне. (Съ нжной лаской). Слушай, я выучу наизусть вс твои желанья, я солью въ одномъ поцлу любви вс чары природы, чтобы навки сохранить величаваго бглеца въ этихъ небесныхъ узахъ, твое сердце безконечно — но и любовь тоже,— Фіеско! (Крайне мягко). Сдлать счастливымъ бдное созданье, находящее небесное блаженство на твоей груди,— неужели это не заполнитъ твоего сердца!
Фіеско (совсмъ потрясенный). Леонора, что ты сдлала? (Обезсиленный бросается ей на шею). Я больше не покажусь ни одному генуэзцу на глаза!
Леонора (радостно, быстро). Бжимъ, Фіеско, бросимъ во прахъ все это хвастливое ничто. Станемъ жить въ очаровательномъ сельскомъ уединеніи, вполн отдаваясь любви. (Она восторженно прижимается къ его груди). Наши души будутъ чисты, какъ веселая лазурь покрывающаго насъ неба,— Мы не допустимъ къ себ мрачнаго дыханія горя, наша жизнь понесется тогда къ Богу, какъ мелодично журчащій ручеекъ… (Слышенъ пушечный выстрлъ. Фіеско вырывается изъ ея объятій. Вс заговорщики входятъ въ залу).

ПЯТНАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Заговорщики. Часъ насталъ!
Фіеско (Леонор твердо). Прощай!— навки — или завтра Генуя будетъ лежать у твоихъ ногъ. (Хочетъ уйти).
Бургоньино (вскрикиваетъ). Графин дурно!…

(Леонора падаетъ въ обморокъ. Ее поддерживаютъ. Фіеско бросается къ ея ногамъ.

Фіеско (хватающимъ за сердце голосомъ). Леонора! Спасите! Ради Господа! спасите! (Роза и Белла входятъ помочь Леонор). Она открываетъ глаза. (Встаетъ ршительно). Пойдемте закрыть ихъ обоимъ Доріа. (Заговорщики быстро уходятъ изъ зала). Занавсъ падаетъ.

 []

ПЯТОЕ ДЙСТВІЕ.

Время посл полуночи, большая улица въ Гену, тутъ и тамъ свтятъ фонари передъ домами, они одинъ за другимъ погасаютъ. Въ глубин сцены ворота омы, еще запертыя. Въ перспектив море. Иногда люди проходятъ съ ручными фонарями, потомъ является патруль. Все стихаетъ, только слышенъ прибой моря.

ПЕРВЫЙ ВЫХОДЪ.

Фіеско входитъ въ вооруженіи и останавливается передъ дворцомъ Андреа Доріа. Потомъ Андреа.

Фіеско. Старикъ сдержалъ слово. Во дворц вс огни погашены. Часовые отосланы, я позвоню (звонитъ). Эй! проснись, Доріа! Преданный, проданный Доріа, проснись! эй! эй! просыпайся!
Андреа (появляется на балкон). Кто звонилъ?
Фіеско (измнивъ голосъ). Не спрашивай! иди за мной! твоя звзда закатилась, герцогъ, Генуя возстала на тебя! Близки твои палачи, а ты можешь спать, Андреа?
Андреа (съ достоинствомъ). Я помню, какъ сердитое море ссорилось съ моимъ кораблемъ ‘Беллона’. Киль трещалъ и главную мачту сломило, а Андреа сладко спалъ. Кто присылаетъ палачей?
Фіеско. Человкъ, боле страшный, чмъ твое сердитое море,— Джіованни Лодовико Фіеско.
Андреа (смется).Ты шутишь, другъ! забавляйся днемъ, полночь для этого неудобное время.
Фіеско. Ты издваешься надъ тмъ, кто тебя остерегаетъ.
Андреа. Благодарю его и ложусь въ постель. Фіеско усыпленъ веселой, роскошной жизнью, у него нтъ лишняго времени для Доріа.
Фіеско. Несчастный старикъ! не довряй зм. Семь цвтовъ отсвчиваютъ на ея лоснящейся кож — ты подходишь и вдругъ стягиваютъ тебя убійственныя кольца. Ты осмялъ намекъ измнника, Не осмивай совта друга. Во двор у тебя приготовлена осдланная лошадь. Бги, пока еще есть время. Не осмивай друга.
Андреа. Фіеско человкъ честныхъ правилъ. Я его никогда не оскорблялъ, и Фіеско меня не предастъ.
Фіеско. Онъ честныхъ правилъ и все таки предастъ тебя,— онъ являлъ теб примры и того и другого.
Андреа. Такъ у меня стоятъ тлохранители, которыхъ не свалитъ никакой Фіеско, если только не ангелы у него на служб.
Фіеско (иронически). Хотлъ-бы я поговорить съ этими тлохранителями, чтобъ они передали письмо на тотъ свтъ.
Андреа (иронично). Несчастный насмшникъ! разв ты никогда не слыхалъ, что Андреа Доріа восемьдесятъ лтъ — и что Генуя счастлива. (Уходитъ балкона).
Фіеско (смотритъ ему вслдъ съ удивленіемъ). Надо-же было мн погубить этого человка прежде, чмъ узнать, что трудне быть такимъ, какъ онъ. ( ходитъ нсколько шаговъ взадъ и впередъ въ глубокой задумчивости). Ну, я заставилъ величіе съ величіемъ посчитаться — мы покончили, Андреа, и теперь, погибель, иди своимъ путемъ.
(Онъ спшитъ въ заднюю улицу. Со всхъ сторонъ барабанный бой. Сильная рукопашная схватка со стороны воротъ омы. Ворота взламываютъ, и открывается видъ на гавань, гд стоятъ корабли, освщенные факелами).

ВТОРОЙ ВЫХОДЪ.

Джанеттино Доріа въ красномъ плащ. Ломеллино. Впереди слуги съ факелами. Вс суетятся.

Джанеттино (останавливается). Кто веллъ бить тревогу?
Ломеллино. На галерахъ раздался пушечный выстрлъ.
Джанеттино. Галерные невольники станутъ рвать свои цпи. (Выстрлы у воротъ омы).
Ломеллино. Тамъ стрльба. Джанеттино. Ворота отворены, часовые взбунтовались! (Прислуг) Живо, негодяи, свтите къ сторон гавани. (Быстро идутъ къ воротамъ).

ТРЕТІЙ ВЫХОДЪ.

Т-же. Бургоньино съ заговорщиками идутъ отъ воротъ омы.

Бургоньино. Севастіанъ Лескаро — бравый солдатъ.
Центуріоне. Защищался, какъ раненый медвдь, пока не палъ.
Джанеттино (возвращается пораженный). Что я слышу? стойте!
Бургоньино. Кто тамъ съ факеломъ?
Ломеллино. Это враги, принцъ, ускользните влво.
Бургоньино (разгоряченный окликаетъ). Кто тамъ съ факеломъ?
Центуріоне. Стойте! вашъ лозунгъ?
Джанеттино (вынимаетъ, упрямо). Подчиненіе и Доріа!
Бургоньино (съ пной у рта, въ бшенств). Губитель республики и моей невсты! (Заговорщикамъ, накидываясь на Джанеттино). Удачная встрча, братья! его дьяволы сами выдаютъ намъ его! (Закалываетъ Джанеттино).
Джанеттино (падая съ дикимъ крикомъ). Убійство! убійство! убійство! Отомсти за меня, Ломеллино.
Ломеллино и слуги (разбгаясь). Спасите! убійство! убійство!
Центуріоне (громкимъ голосомъ). Онъ убитъ. Хватайте графа!

(Ломеллино схватываютъ).

Ломеллино (на колняхъ). Пощадите мою жизнь. Я перейду на вашу сторону.
Бургоньино. Эта гадина еще жива. Убгай, трусъ. (Ломеллино убгаетъ).
Центуріоне. Ворота омы наши. Джанеттино умираетъ. Бгите скорй, сколько силъ хватитъ, скорй! скажите объ этомъ Фіеско.
Джанеттино (судорожно приподымается). А! чума на васъ! Фіеско! (Умираетъ).
Бургоньино (вынимаетъ мечъ изъ трупа). Свободна Генуя и моя Берта! Дай твой мечъ, Центуріоне. Этотъ-же окровавленный снеси моей невст. Ея тюрьма разрушена. Я приду слдомъ за тобой съ моимъ поцлуемъ жениха.

(Быстро расходятся въ разныя улицы).

ЧЕТВЕРТЫЙ ВЫХОДЪ.

Андреа Доріа. Нмцы.

Нмецъ. Буря пронеслась туда. Садитесь на коня, герцогъ.
Андреа. Дайте мн еще разъ взглянуть на башни Генуи и на ея небо. Нтъ, это не сонъ: Андреа преданъ.
Нмецъ. Кругомъ все враги! прочь отсюда! бгите за границу!
Андреа (бросается на трупъ своею племянника). Здсь я покончу жизнь. Никто не говори о бгств. Здсь лежитъ сила моей старости. Мой путь пройденъ. (2?г отдаленіи появляется съ заговорщиками).
Нмецъ. Тамъ убійцы! убійцы! бгите, престарлый князь!
Андреа (слыша возобновившійся барабанный бой). Слушайте, иноземцы! слушайте! Это возстали генуэзцы, которыхъ я спасъ отъ ига! (Закутывается). Такъ-ли вознаграждаютъ въ вашей стран?
Нмцы. Скорй! скорй! прочь отсюда! А мы пока зазубримъ ихъ мечи нмецкими костями. (Кальканъо приближается).
Андреа. Спасайтесь! оставьте меня! ужасайте народы страшнымъ извстіемъ: ‘Генуэзцы убили своего отца!’
Нмцы. Прочь отсюда! до убійства еще есть время. Товарищи, окружимъ герцога! Постоимъ за него. Въ плети этихъ итальянскихъ собакъ! Вбивайте имъ уваженіе къ сдой голов.
Кальканьо (окликаетъ). Кто тамъ? что тутъ такое?
Нмцы (ударяя мечами). Нмецкіе удары! (Уходятъ, сражаясь. Трупъ Джанеттино уносятъ).

ПЯТЫЙ ВЫХОДЪ.

Леонора въ мужскомъ плать. Арабелла за нею. Об выступаютъ, боязливо крадучись.

Арабелла. Вернитесь, синьора, идите-же.
Леонора. Тамъ бушуетъ мятежъ. Слушай! Кажется, стонъ умирающаго. На сердце Фіеско направлены ихъ зіяющіе ружейные стволы — на мое сердце. Белла, они спускаютъ курокъ. Остановитесь! это мой супругъ! (Въ увлеченіи простираетъ впередъ руки).
Арабелла. Но ради Бога…
Леонора (все еще въ дикомъ безуміи, кричитъ въ разныя стороны). Фіеско! Фіеско! Фіеско! Его сторонники убгаютъ за его спиной! Врность мятежниковъ не прочна. (Въ сильномъ испуг). Мой мужъ ведетъ мятежниковъ? Белла! силы небесныя! Мой Фіеско сражается какъ мятежникъ?
Арабелла. Нтъ, синьора, какъ грозный ршитель судебъ Генуи.
Леонора (внимательно). Такое дло, а Леонора боится? Перваго республиканца обнимала самая трусливая республиканка? Когда мужчины бьются изъ-за государства, должна и женщина чувствовать свою силу. (Снова барабанный бой). Я брошусь въ битву.
Арабелла (всплеснувъ руками). Милосердное небо!
Леонора. Осторожнй! на что это я наступила? Тутъ шляпа и плащъ. Мечъ лежитъ подл (пробуетъ тяжесть меча), тяжелый мечъ, моя Белла, но я могу его тащить, и мечъ не устыдитъ того, кто его носитъ.

(Бьютъ въ набатъ).

Арабелла. Слышите! слышите! это гудитъ съ башни Доминиканцевъ. Помилуй Богъ, какъ страшно!
Леонора (восторженно). Скажи лучше, какъ восхитительно! Этимъ набатнымъ колоколомъ мой Фіеско разговариваетъ съ Генуей. (Барабанный бой сильне). Ура! ура! никогда флейты не звучали такъ сладко. Мой Фіеско воодушевляетъ эти барабаны,— какъ увлекается мое сердце выше и выше. Вся Генуя отдается веселью, наемниковъ приводитъ въ восторгъ его имя, а его жена будетъ робть? (Набатъ на трехъ другихъ башняхъ). Нтъ, мой герой долженъ обнимать героиню, мой Брутъ — обнимать римлянку. (Она надваетъ шляпу и набрасываетъ пурпурный плащъ). Я римлянка Порція.
Арабелла. Синьора, вы не знаете, какъ ужасны ваши мечтанія! нтъ, вы не знаете!

(Набатъ и барабанный бой).

Леонора. Жалкая ты, если слышишь все это и не увлекаешься. Эти плиты готовы заплакать, что не могутъ бжать за Фіеско. Эти дворцы негодуютъ на строителя, который пригвоздилъ ихъ къ земл,— они хотятъ бжать за Фіеско. Берега моря, еслибъ могли, покинули бы свое назначеніе, отдали бы волнамъ Геную и ликовали бы подъ громъ его барабановъ. А твою бодрость не разбудитъ и то, что можетъ самую смерть вырвать изъ ея оцпеннія. Ступай. Я найду мою дорогу.
Арабелла. Великій Боже! неужели вы приведете въ исполненіе вашу затю?
Леонора (гордо и героически). Полагаю, что приведу, глупая. (Горячо). Гд сильнй всего свирпствуетъ бой, гд мой Фіеско лично сражается,— я слышу, спрашиваютъ: это Лаванья? тотъ, кого никто не можетъ побдить? кто бросаетъ желзныя кости, чтобы выиграть Геную?— это Лаванья. Генуэзцы, скажу я,— это онъ, и онъ мой супругъ! и я тоже ранена.

(Сакко и заговорщики).

Сакко (окликая). Кто тамъ? Доріа или Фіеско?
Леонора (воодушевленно). Фіеско и свобода!

(Бросается въ боковую улицу. Смятеніе. Беллу толпа увлекаетъ съ собой).

ШЕСТОЙ ВЫХОДЪ.

Сакко съ небольшой толпой, Кальканьо ему навстрчу также съ нсколькими сторонниками.

Кальканьо. Андреа Доріа бжалъ,!
Сакко. Это теб плохая рекомендація въ глазахъ Фіеско.!
Кальканьо. Зври эти нмцы! стали! вокругъ старика, какъ скалы, я за ними его и не видлъ. Девятеро изъ нашихъ прикончены. Мн самому разрубили лвое ухо. Если ужъ они такъ отстаиваютъ чужихъ тирановъ, чортъ возьми, какъ-же они должны охранять своихъ властителей!
Сакко. У насъ уже есть сильное подкрпленіе, и вс ворота наши.
Кальканьо. Я слышалъ, нмцы сильно обороняются въ укрпленномъ замк.
Сакко. Бургоньино между ними. Что длаетъ Веррина?
Кал ьканьо. Залегъ между Генуей и моремъ, какъ Церберъ, такъ что тамъ едва ли проскользнетъ и маленькая рыбка.
Сакко. Я прикажу бить тревогу въ город.
Кальканьо. Я проведу своихъ черезъ площадь Сарцана. Бей тревогу, барабанщикъ!
(Идутъ дальше съ барабаннымъ боемъ).

СЕДЬМОЙ ВЫХОДЪ.

Мавръ. Группа воровъ съ фитилями.

Мавръ. Знайте, мошенники, я заварилъ эту кашу, и мн не даютъ ложки, чтобъ ее расхлебывать. Хорошо. Вотъ такая сумятица мн по нраву. Давайте поджигать и грабить. Тамъ пустили въ ходъ кулаки изъ-за герцогства, а мы такъ нажаримъ церкви, что замерзшіе апостолы отогрются.

(Бросаются въ сосдніе дома).

ВОСЬМОЙ ВЫХОДЪ.

Бургоньино и Берта, переодтая мальчикомъ.

Бургоньино. Отдохни здсь, милый мальчикъ. Ты въ безопасности. Ты раненъ?
Берта (измнивъ голосъ). Нтъ, нисколько.
Бургоньино (оживляясь). Такъ вставай-же, стыдись! я поведу тебя туда, гд пожинаютъ раны за Геную,— прекрасныя! видишь, вотъ какъ эта (показываетъ рану на рук).
Берта (отшатнувшись). О, Господи!
Бургоньино. Ты пугаешься, миленькій мальчикъ? Слишкомъ рано поспшилъ сдлаться мужчиной,— сколько теб лтъ?
Берта. Пятнадцать.
Бургоньино. Плохо! на пять лтъ нжне, чмъ нужно для ныншней ночи. Кто твой отецъ?
Берта. Лучшій гражданинъ Генуи.
Бургоньино. Скромне, мальчикъ! лучшій только одинъ, и его дочь — моя невста. Знаешь ты домъ Веррины?
Берта. Кажется.
Бургоньино (быстро). И знаешь ты его божественную дочь?
Берта. Бертой зовутъ его дочь.
Бургоньино (горячо). Ступай скорй и передай ей это кольцо. Скажи ей, что оно можетъ служить обручальнымъ — и что ея избранникъ съ голубыми перьями ведетъ себя храбро. Ну иди съ Богомъ! я долженъ туда! еще опасность не миновала.

(Нкоторые дома горятъ).

Берта (зоветъ его нжнымъ голосомъ). Спиціо!
Бургоньино (останавливается пораженный). Клянусь моимъ мечемъ! я знаю этотъ голосъ.
Берта (бросаясь ему на шею). Клянусь моимъ сердцемъ! я очень знакома теб.
Бургоньино (вскрикиваетъ). Берта!

(Звонъ набата во предмстья. Суматоха. Берта и Бургоньино теряются въ толп, обнявшись).

 []

ДЕВЯТЫЙ ВЫХОДЪ,

Фіеско входитъ разгоряченный. Цибо и свита.

Фіеско. Кто поджегъ дома?
Цибо. Крпость взята.
Фіеско. Кто поджегъ дома?
Цибо (длаетъ знакъ окружающимъ). Послать патруль, разыскать виновныхъ. (Нкоторые уходятъ).
Фіеско (гнвно). Они хотятъ меня сдлать поджигателемъ? Скорй, пожарный насосъ и кадки съ водой! (Свита его уходитъ). Но, вдь, Джанеттино убитъ?
Цибо. Такъ говорятъ,
Фіеско (въ бшенств). Только говорятъ? Кто-же это только говоритъ? Цибо! вашей честью заклинаю васъ: онъ убжалъ?!
Циво (обдумывая). Если мои глаза столько-же значатъ, сколько показанія дворянина — Джанеттино живъ.
Фіеско (вскипвъ). Ты головой отвчаешь за свои слова, Цибо!
Цибо. Повторяю вамъ — восемь минутъ назадъ я видлъ его расхаживающимъ съ желтымъ пучкомъ перьевъ и въ пурпурномъ плащ.
Фіеско (вн себя).Адъ и небо! Цибо! я велю снести голову Бургоньино. Бгите, Цибо! прикажите запереть вс ворота города, прострлить вс мелкія суда, чтобъ онъ на нихъ не могъ ускользнуть. Вотъ алмазъ, драгоцнне его не найдешь ни въ Гену, ни въ Лукк, ни въ Венеціи, ни въ Пиз,— я отдамъ этотъ алмазъ тому, кто принесетъ мн всть, что Джанеттино мертвъ! (Цибо поспшно уходитъ). Спшите, Цибо!

ДЕСЯТЫЙ ВЫХОДЪ.

Фіеско. Сакко. Мавръ. Солдаты.

Сакко. Мы захватили мавра въ то время, какъ онъ бросалъ зажженный фитиль въ іезуитскій соборъ.
Фіеско. Твое предательство теб прошло даромъ, потому что оно касалось меня. За поджигательство — веревка. Уведите его, повсьте на церковныхъ воротахъ.
Мавръ. Фуй! фуй! фуй! это мн неловко! Нельзя-ли что-нибудь выторговать?
Фіеско. Ничего.
Мавръ (интимно). Пошлите меня для пробы на галеру.
Фіеско (длаетъ знакъ окружающимъ). На вислицу!
Мавръ (нагло). Такъ я приму христіанство!
Фіеско. Церковь не нуждается въ болячкахъ язычества!
Мавръ (заискивая). По крайней мр пошлите меня въ вчность пьянымъ.
Фіеско. Трезвымъ.
Мавръ. Такъ не вшайте меня на христіанской церкви.
Фіеско. Рыцарь долженъ держать свое слово. Я общалъ теб особую, собственную вислицу.
Сакко (ворчитъ), Не растабарывай долго язычникъ. У насъ еще много дла.
Мавръ. Но если вдругъ веревка оборвется?
Фіеско (Сакко). Взять двойную.
Мавръ (покорившись судьб). Ну, будь по вашему, и пускай дьяволъ приготовляется къ исключительному случаю. (Уходитъ съ солдатами, которые вшаютъ ею въ отдаленіи).

ОДИННАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Фіеско. Леонора появляется въ глубин въ пурпурномъ плащ Джанеттино.

Фіеско (видитъ ее,, отходитъ и злобно шепчетъ). Знакомы-ли мн эти перья и плащъ? (Подходитъ, рзко). Мн знакомы и плащъ и перья. (Бшено на нее набрасывается и закалываетъ ее). Если теб даны три жизни,— вставай снова и ходи! (Леонора падаетъ со стономъ. Слышенъ побдный маршъ. Барабаны, трубы и гобои).

ДВНАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Фіеско. Кальканьо. Сакко. Центуріоне. Цибо. Солдаты входятъ съ музыкой и знаменами.

Фіеско (идетъ къ нимъ навстрчу, торжествующій). Генуэзцы,— игра выиграна. Здсь лежитъ змя, глодавшая мн душу, пища моей ненависти. Подымите высоко мечи! (Указывая на трупъ), Джанеттино.
Кальканьо. И я прихожу вамъ сказать, что дв трети Генуи сдлались вашими сторонниками и присягаютъ вашему знамени.
Цибо. А чрезъ меня посылаетъ вамъ Веррина свой привтъ и господство надъ гаванью и моремъ.
Центуріоне.Чрезъ меня губернаторъ города шлетъ свой жезлъ и ключи Генуи.
Сакко. Въ моемъ лиц Большой и Малый Совты республики (падаетъ на колна) бросаются колнопреклоненные передъ своимъ повелителемъ и покорно умоляютъ о милости и пощад.
Кальканьо Я первый привтствую великаго побдителя въ стнахъ его города.— Слава вамъ! преклоняйте низко знамена передъ герцогомъ Генуи.
Вс (снимая шляпы). Слава! слава герцогу Генуи! (Знамена дефилируютъ).
Фіеско ( все время стоитъ, задумчиво опустивъ голову на грудь).
Кальканьо. Народъ и сенатъ хочетъ видть своего повелителя въ царственномъ наряд, чтобъ его привтствовать. Позвольте намъ, свтлйшій герцогъ, торжественно проводить васъ въ синьорію.
Фіеско. Позвольте мн прежде удовлетворить мое сердце. Я былъ принужденъ покинуть дорогое мн существо въ боязливомъ предчувствіи, женщину, которая: раздлитъ со мной величіе этой ночи. (Растроганно). Будьте добры, проводите меня къ вашей прелестной герцогин. (Хочетъ идти).
Кальканьо. Оставлять-ли тутъ валяться злодя? Въ этомъ углу, что ли, будетъ онъ скрывать свой стыдъ?
Центуріоне. Наткните его голову на алебарду!
Цибо. Пускай его разрубленное тло промететъ нашу мостовую. (Свтитъ на трупъ).
Кальканьо (испуганный, подавленнымъ голосомъ). Смотрите сюда, генуэзцы! Видитъ Богъ, это не лицо Джанеттино.

(Вс упорно смотрятъ на трупъ).

Фіеско (останавливается, бросаетъ испытующій взглядъ, потомъ въ оцпенніи отводитъ его судорожнымъ движеніемъ лица). Нтъ, дьяволъ, нтъ это не лицо Джанеттино, коварный дьяволъ! (Съ блуждающими глазами). Вы говорите, что Генуя моя? моя? (Съ бшенымъ порывомъ и страшнымъкрикомъ). Адское ослпленіе!— это моя жена! (Падаетъ какъ пораженный громомъ, на землю. Заговорщики стоятъ вокругъ него въ мертвомъ молчаніи съ ужасомъ на лиц).
Фіеско (поднимается обезсиленный, глухимъ голосомъ). Я мою жену убилъ, генуэзцы? умоляю васъ, не глядите такими блдными, какъ у привидній, лицами на эту игру природы. Хвала Господу! бываютъ испытанія судьбы, которыхъ человку нечего страшиться, потому что онъ только, человкъ. Кому не дано испытать божественное блаженство, тому не даются и дьявольскія муки. А тутъ было бы еще нчто боле ужасное. (Съ ужасающимъ успокоеніемъ). Генуэзцы! Слава Богу! это не могло случиться.

 []

ТРИНАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Т-же, входитъ Арабелла.

Арабелла. Пусть бы они убили меня, что мн теперь еще терять? Сжальтесь надо мною, здсь я оставила мою синьору и нигд не найду ее.
Фіеско (подходитъ къ ней, тихимъ, дрожащимъ голосомъ). Леонорой зовутъ твою госпожу?
Арабелла (радостно). Какое счастье, что вы тутъ, добрый, хорошій господинъ! Не гнвайтесь на насъ, мы никакъ не могли ее удержать.
Фіеско ( глухо и злобно ей). Отъ чего удержать, ненавистная?
Арабелла. Чтобъ она не убжала.
Фіеско (зле). Молчи! куда не убжала?
Арабелла. Въ толпу.
Фіеско (бшено). Превратись въ крокодила языкъ твой! Какъ была она одта?
Арабелла. На ней былъ пурпуровый плащъ…
Фіеско (въ безуміи набрасывается на нее). Исчезни въ глубин ада! Гд она взяла плащъ?
Арабелла. Онъ лежалъ здсь на земл.
Нкоторые заговорщики (вполголоса). Джанеттино былъ здсь убитъ.
Фіеско (мертвенно обезсиленный, качаясь отступаетъ. Арабелл). Твоя госпожа найдена. (Арабелла уходитъ боязливо. Фіеско оглядываетъ толпу дико глазами и говоритъ тихимъ, постепенно возвышающимся до крика голосомъ). Это правда! правда? и я игрушка этого безпредльнаго злодйства. (Зврски ударяя мечемъ себя). Отойдите прочь! вы человческія лица! (Оскаливъ зубы и дерзко обращаясь къ небу). А! если-бы у меня въ зубахъ было все мірозданіе, я чувствую, я былъ-бы готовъ изгрызть и истерзать всю природу, пока бы она не приняла вида моихъ страданій. (Къ остальнымъ, трепетно стоящимъ вокругъ него). Люди! жалкія существа! какъ они стоятъ тутъ, благословляя себя и считая себя блаженными, что они не я! что не я! (Впадая въ тупую дрожь). Я одинъ получилъ этотъ ударъ. (Скоре и боле дико). Я? почему я? отчего вмст со мной и не эти? Отчего мои страданья не должны сглаживаться подл страданій другихъ существъ, такихъ-же какъ я?
Кальканьо (боязливо). Мой дорогой герцогъ.,
Фіеско (наступаетъ на него съ ужасающей радостью). А! добро пожаловать! Вотъ слава Богу, еще одинъ, кого раздавилъ этотъ громъ! (Бшено обнимая Кальканьо). Братъ по страданью, прими это проклятье! она умерла! ты ее тоже любилъ! (Онъ заставляетъ его приблизиться къ Леонор и прижимаетъ его голову къ ней). Терзайся! она умерла! (Съ неподвижнымъ домъ, прикованнымъ къ одному мсту). А! еслибъ стоялъ я у входа къ проклятымъ, и глаза мои могли бы видть жестокія пытки замысловатаго ада, и уши мои впивали-бы визгливые стоны гршниковъ,— кто знаетъ, можетъ быть тогда-бы я перенесъ мои страданія. (Съ ужасомъ идя къ трупу). Моя жена лежитъ здсь убитая,— нтъ этимъ мало сказано! (Съ удареніемъ). Я, злодй, убилъ мою жену! О, нтъ! для ада и это пустая шутка! онъ сперва возноситъ меня до крайнихъ, скользкихъ, головокружительныхъ высотъ радости, доводитъ меня до порога неба и тогда внизъ — тогда — о, еслибъ мое дыханье могло заразить чумой счастье человческихъ душъ — тогда я убиваю мою жену. Нтъ, адская выдумка еще тоньше, тогда опрометчиво обманываютъ меня (презрительно) два глаза — и — (съ ужаснымъ удареніемъ) я убиваю — мою жену. (Съ язвительнымъ смхомъ). Вотъ мастерское дло! (Вс заговорщики потрясены, опираются на свое оружіе.. Нкоторые вытираютъ слезы. Пауза).
Фіеско (истомленный, оглядывая всхъ кругомъ). Рыдаетъ здсь кто-нибудь изъ васъ? Да, клянусь Богомъ, люди, задушившіе герцога, плачутъ. (Въ тихомъ гор). Говорите, плачете вы объ этомъ высшемъ предательств смерти или о трусости моей души! (Печально и трогательно глядя на трупъ Леоноры). Гд въ теплыхъ слезахъ смягчались твердыя какъ скала души убійцъ, тамъ Фіеско съ отчаяніемъ проклиналъ. (Падая въ слезахъ около трупа). Леонора, прости, небо нельзя привести къ раскаянью злобой. (Мягко и съ грустью). Многіе годы назадъ, Леонора, предвкушалъ я праздникъ того часа, когда я представлю генуэзцамъ ихъ герцогиню. Я ужъ заране видлъ тогда, съ какою прелестью ты стыдливо краснешь, какъ царственно прекрасно вздымается твоя грудь подъ серебрянымъ покрываломъ одежды, какъ пріятно твой нжный голосъ прерывается отъ восхищенья. (Оживленне). Ахъ! какъ опьяняюще ужъ долетало до меня гордое, восторженное привтствіе толпы, какъ въ поникшей зависти отражалось торжество моей милой! Леонора, часъ насталъ,— твой Фіеско — герцогъ Генуи, но послдній Генуэзскій нищій задумается промнять свое ничтожество на мои мученья и пурпуръ. (Трогательне). Жена длитъ съ нимъ его горе,— съ кмъ раздлю я мое величіе? (Онъ плачетъ сильне и приникаетъ лицомъ къ трупу. Вс окружающіе тронуты)
Кальканьо. Это была прекрасная женщина.
Цибо. Только народу еще не слдуетъ сообщать объ этой тяжелой утрат. Она отниметъ мужество у нашихъ и передастъ! его врагамъ.
Фіеско (встаетъ сдержанный и твердый). Слушайте, генуэзцы, Провиднье, на сколько я понимаю намекъ его, нанесло! мн этотъ ударъ, чтобъ испытать мое сердце въ его приближеніи къ величію. Это было отчаянное испытаніе! Теперь ужъ я не боюсь ни страданій, ни восторговъ. Идемте!! Вы сказали мн, что Генуя меня ждетъ? Я подарю Гену властителя, какого еще не было видано нигд въ Европ. Идемте! этой несчастной герцогин я устрою такія похороны, что жизнь потеряетъ своихъ поклонниковъ, и смерть заблеститъ, какъ невста. Слдуйте за вашимъ герцогомъ! (Уходитъ, сопровождаемый знаменами).

ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Андреа Доріа. Ломеллино.

Андреа. Тамъ они ликуютъ.
Ломеллино. Счастье ихъ опьянило. Ворота сорваны. Все устремляется въ синьорію.
Андреа. Конь пугался только моего племянника. Мой племянникъ умеръ. Слушайте, Ломеллино.
Ломеллино. Что? еще, еще вы надетесь, герцогъ?!
Андреа (серьезно). Дрожи за свою жизнь, называя меня насмшливо герцогомъ, если я даже не смю надяться.
Ломеллино. Милостивый господинъ, на всахъ жизни въ чаш Фіеско цлый, бурливый народъ, что-же въ вашей?
Андреа (величаво и тепло). Небо.
Ломеллино (ядовито и пожимая плечами). Съ тхъ поръ, какъ изобртенъ порохъ, Ангелы въ битвы не вмшиваются.
Андреа. Жалкая обезьяна тотъ, кто у отчаивающагося старика отнимаетъ его Бога! (Серьезно и повелительно). Иди, объяви, что Андреа еще живъ! Андреа, скажешь ты, проситъ своихъ дтей, чтобъ они все-таки не гнали его на восьмидесятомъ году его жизни къ чужеземцамъ, которые никогда не простятъ ему процвтанія его родины. Скажи имъ это, а также, что Андреа проситъ у своихъ дтей только такой клочекъ земли его родины, гд бы онъ могъ сложить свои старыя кости.
Ломеллино. Я повинуюсь, но сомнваюсь въ успх. (Хочетъ идти).
Андреа. Слушай! захвати съ собой эту сдую прядь волосъ, ты скажешь, что она была послдняя на моей голов и спала въ третью январьскую ночь, когда Генуя оторвалась отъ моего сердца, что восемьдесять лтъ держались эти волосы, что на восьмидесятомъ году они спали съ лысой головы, волосы дряблы, но довольно еще крпки, чтобъ застегнуть ими пурпурную мантію стройному юнош. (Уходитъ, закрывъ лицо руками. Ломеллино спшитъ въ противоположную улицу. Слышны шумные радостные крики, среди звуковъ трубъ и литавръ).

ПЯТНАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Веррина пришелъ изъ гавани, Берта и Бургоньино.

Веррина. Тамъ ликуютъ. Въ честь кого?
Бургоньино. Они, вроятно, провозглашаютъ Фіеско герцогомъ.
Берта (боязливо прижимается къ Бургоньино). Мой отецъ смотритъ такъ страшно Сципіо!
Веррина. Оставьте меня одного, дти,— о Генуя! Генуя!
Бургоньино. Чернь боготворитъ его и ревла, требуя пурпура. Дворянство съ ужасомъ къ этому прислушивалось и не смло сказать ‘нтъ’.
Веррина. Сынъ мой,я все мое имущество превратилъ въ золото и веллъ перенести его на твой корабль. Возьми твою жену и немедленно отправляйся въ море. Можетъ быть, и я за тобой послдую потомъ. Можетъ быть,— никогда. Плывите въ Марсель и (съ тяжелымъ чувствомъ ихъ обнимая) помоги вамъ Господи! (Быстро уходитъ).
Берта. Ради Бога! что задумалъ отецъ?
Бургоньино. Поняла ты отца?
Берта. Бжать! о, Господи! бжать въ день брака!
Бургоньино. Такъ онъ приказалъ, и мы будемъ послушны. Оба уходятъ къ гавани).

ШЕСТНАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Веррина. Фіеско въ одяніи герцога. Оба встрчаются ли къ лицу.

Фіеско. Веррина! желанная встрча. Я только что вышелъ искать тебя.
Веррина. И я шелъ за этимъ.
Фіеско. Не замчаетъ Веррина никакой перемны въ своемъ друг?
Веррина (сдержанно). Я бы никакой не желалъ.
Фіеско. Но никакой и не видишь?
Веррина (не смотря на него). Я надюсь никакой не видть.
Фіеско. Я спрашиваю: не находишь ты никакой?
Веррина (посл бглаго взгляда). Я никакой не нахожу.
Фіеско. Ну, видишь-ли, стало быть это правда, что власть не длаетъ тирановъ. Съ тхъ поръ, какъ мы разстались, я сталъ герцогомъ Генуи, и Веррина (обнимая его) встрчаетъ такія-же горячія объятія мои, какъ прежде.
Веррина. Тмъ хуже, что онъ на нихъ долженъ отвчать холодностью. Видъ Величества падаетъ, какъ разскающій ножъ, между мной и герцогомъ. Джіованни Лодовико Фіеско былъ обладателемъ широкихъ областей въ моемъ сердц,— теперь, вдь, онъ завоевалъ Геную, и я беру назадъ мое владнье.
Фіеско (пораженный). Не дай Богъ! такая расплата за герцогство была-бы слишкомъ жидовской цной.
Веррина (бормочетъ мрачно). Гм! такъ ужъ, врно, свобода настолько вышла изъ моды, что прикидываютъ республики первому встрчному за безцнокъ.
Фіеско (кусая губы). Этого никому не говори, кром Фіеско.
Веррина. О, конечно, выдающаяся должна быть голова, отъ которой правда отходитъ безъ пощечины. Но жаль! Хитрый игрокъ просмотрлъ только одну карту. Онъ разсчитывалъ на то, что не возбудитъ никакой зависти, но остроумный хитрецъ, къ несчастью, выпустилъ изъ виду патріотовъ. (Очень значительно). А сдлалъ-ли угнетатель свободы ходы, чтобъ побждать и римскую добродтель? Клянусь Богомъ живымъ, скоре соберутъ мои кости на колес палача, чмъ станутъ потомки отрывать ихъ на кладбищ герцогства.
Фіеско (беретъ его ласково за руку). Даже еслибы герцогъ былъ твоимъ братомъ? еслибъ онъ сдлалъ свое владніе исключительно сокровищницей благотворительности, для которой до сихъ поръ надо было прибгать къ нищенскому выпрашиванію? Веррина, и тогда нтъ?
Веррина. И тогда нтъ! Подарокъ изъ награбленнаго еще не спасъ ни одного вора отъ вислицы. Сверхъ того со мной такое великодушіе неумстно. Я-бы еще могъ допустить, чтобъ мой согражданинъ мн сдлалъ какое добро: съ моимъ согражданиномъ я-бы надялся разсчитаться. Подарокъ властителя есть милость,— а милости я принимаю только отъ Бога.
Фіеско (сердясь). Легче бы мн было оторвать Италію отъ Атлантическаго моря, чмъ этого упрямца отъ его заблужденій.
Веррина. А все-таки ты искусно умешь отрывать, агнецъ республики можетъ много разсказать о томъ, какъ ты вырвалъ его изъ пасти волка Доріа, чтобъ сожрать самому. Но довольно.— А вотъ что, между прочимъ, скажи мн, герцогъ, въ чемъ провинился бднякъ, котораго вы прицпили къ воротамъ іезуитскаго собора?
Фіеско. Каналья поджигалъ Геную.
Веррина. Но, вдь, законы каналья оставилъ въ цлости?
Фіеско. Веррина разбиваетъ мою дружбу.
Веррина. Прочь съ дружбой! Я же говорю теб, что я тебя больше не люблю, клянусь теб, что я тебя ненавижу, ненавижу, какъ змю рая, принесшую первое зло въ мірозданіе, отчего уже пятое тысячелтіе льется кровь. Слушай, Фіеско, не какъ подвластный съ властителемъ, не какъ другъ съ другомъ, а какъ человкъ съ человкомъ говорю я съ тобой. (Рзко и сильно). Ты провинился передъ величіемъ истиннаго Бога тмъ, что воспользовался руками добродтели для мошенничества, патріотами Генуи для разврата. Фіеско, еслибъ я тоже былъ въ числ честныхъ глупцовъ, не замчающихъ плута, Фіеско, клянусь всми ужасами вчности, я-бы готовъ былъ свить веревку изъ моихъ собственныхъ жилъ и удавиться ею, чтобъ моя отлетающая душа обливала тебя отравой. Царственное злодйство, конечно, разбиваетъ золотую чашу на всахъ человческихъ грховъ, но ты насмялся надъ небомъ и отвтишь на Страшномъ суд. (Фіеско, пораженный, молча глядитъ но него большими глазами).

 []

Веррина. Не обдумывай никакого отвта. Мы покончили. (Пройдясь взадъ и впередъ). Герцогъ Генуи, я познакомился на корабляхъ вчерашнихъ тирановъ съ породой несчастныхъ существъ, которыя пережевываютъ свою издавнюю вину каждымъ взмахомъ весла и льютъ свои слезы въ океанъ, а онъ слишкомъ богатъ, чтобъ считать такія капли. Хорошій властитель начинаетъ свое правленіе милосердіемъ. Хочешь-ли ты ршиться освободить каторжниковъ на галерахъ?
Фіеско (ядовито). Пусть будутъ они первыми жертвами моей тирайніи. Иди, освободи ихъ всхъ.
Веррина. Дло будетъ сдлано только вполовину, если не увидишь радости, которую оно доставитъ. Испытай это и пойди самъ. Большіе господа такъ рдко бываютъ свидтелями своего зла, должны-ли они и добро длать за своей спиной? Я бы думалъ, что чувства даже послдняго нищаго не могутъ быть ничтожны для герцога.
Фіеско. Веррина, ты ужасенъ, но, не знаю, почему, я долженъ за тобой слдовать. (Оба идутъ къ морю).
Веррина (останавливается съ грустью). Но еще разъ обними меня, Фіеско! здсь, вдь нтъ никого, кто бы видлъ, что Веррина плачетъ и властелинъ растроганъ (искренно обнимаетъ его). Конечно, никогда не бились два такихъ сильныхъ сердца одно подл другого, мы же такъ горячо любили другъ друга (Сильно плача на груди Фіеско). Фіеско, Фіеско, ты освобождаешь въ моемъ сердц мсто, которое не займетъ человчество трижды взятое.
Фіеско (очень растроганный). Будь моимъ другомъ!
Веррина. Сбрось этотъ ненавистный пурпуръ,— и я буду другомъ! Первый властитель былъ убійца и ввелъ пурпуръ, чтобъ скрыть въ этомъ кровавомъ цвт пятна своихъ дяній. Слушай, Фіеско, я воинъ, я мало знакомъ съ заплаканными глазами, Фіеско, это мои первыя слезы,— сбрось этотъ пурпуръ!
Фіеско. Молчи!
Веррина (сильне). Фіеско, положи на одну сторону вс короны міра въ награду,— на другую вс пытки, для устрашенія,— и прикажи мн преклонить колно передъ смертнымъ — я не соглашусь. Фіеско! (падая къ его ногамъ) это мое первое колнопреклоненіе: сбрось этотъ пурпуръ!
Фіеско. Встань и не раздражай меня больше.
Веррина (ршительно). Я встаю и больше тебя не раздражаю. (Они стоятъ подл доски, служащей мостикомъ на галеру). Герцогъ идетъ впереди. (Идутъ по доск).
Фіеско. Зачмъ ты дергаешь мой плащъ?.. Онъ падаетъ!
Веррина (со страшной насмшкой). Ну, если пурпуръ падаетъ, и герцогъ долженъ падать за нимъ! (сбрасываетъ его въ море).
Фіеско (кричитъ на волн). Спаси меня, Генуя! спаси, спаси своего герцога… (тонетъ).
СЕМНАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Кальканьо. Сакко. Цибо. Центуріоне. Заговорщики. Народъ. (Вс въ боязливой поспшности).

Кальканьо (кричитъ). Фіеско, Фіеско. Андреа вернулся! половина Генуи бжитъ къ нему на встрчу. Гд Фіеско?
Веррина (твердымъ голосомъ). Утонулъ!
Центуріоне. Кто отвчаетъ? адъ или домъ сумасшедшихъ?
Веррина. Утопленъ, если это лучше звучитъ.— Я иду къ Андреа. (Вс стоятъ группами неподвижно).

Занавсъ падаетъ.

Примчанія къ ‘Заговору Фіеско’

Эпиграфъ въ трагедіи: Nam id facinus inprimis ego memorabile existimo sceleris atque periculi novitate взять изъ книги Саллюстія о заговор Каталины (VI, 4) и значитъ: ‘Ибо это злодяніе я почитаю особенно достопамятнымъ по необычайности преступленія и опасности’.

ПРЕДИСЛОВІЕ.

Стр. 267. Яковъ Фридрихъ Абель (1751—1829), которому посвящена трагедія, былъ не только профессоромъ, но и другомъ поэта.
Гамбургскій дроматургистъ — авторъ ‘Гамбургской драматургіи’, Г. Э. Лессингъ, который въ своемъ замчательномъ критическомъ труд не разъ обращается къ вопросу, въ какой степени поэтъ иметъ право отступать отъ исторической истины.

ПЕРВОЕ ДЙСТВІЕ.

ПЕРВЫЙ ВЫХОДЪ.

Стр. 270. Блестящій Аполлонъ, слитый съ мужественной красотою Антиноя: странная ошибка — красота Антиноя должна скоре считаться женственной.
Фіеско избавитъ Геную отъ тирана: посл избавитъ надо вставить еще слова долженъ избавитъ (Боксбергеръ).

ВТОРОЙ ВЫХОДЪ.

Стр. 270. Только въ этомъ мст ты можешь промахнуться, врне было бы: ошибиться. Слова Джанеттино значатъ: въ мст, куда ударить, ты можешь ошибиться, но не въ особ того, кого долженъ убить.

ТРЕТІЙ ВЫХОДЪ.

Стр. 272. Если теб посчастливится, ей (моей сообразительности) совсмъ конецъ, т.-е. такъ это невроятно.

ЧЕТВЕРТЫЙ ВЫХОДЪ.

Стр. 273. Силуэтъ Леоноры — анахронизмъ, такъ какъ силуэты появились лишь въ 1767 году.

ПЯТЫЙ ВЫХОДЪ.

Стр. 273. Званіе прокуратора — коллегія прокураторовъ, правившихъ городомъ, состояла изъ восьми членовъ, два раза въ годъ избирались два новыхъ члена на два года.

ВОСЬМОЙ ВЫХОДЪ.

Стр. 276. Фіеско: Даже если бы ты окончательно во всемъ разочаровался, въ оригинал: ‘Даже если бы добродтель пала въ цн’.

ДЕВЯТЫЙ ВЫХОДЪ.

Стр. 277. Фіеско: Я бы веллъ тебя повсить, если бы для этого мн пришлось сказать больше двухъ: если бы это не было такъ легко.

ДЕСЯТЫЙ ВЫХОДЪ.

Стр. 280. Веррина: Что сказалъ Виргиній своей опозоренной дочери? Веррина хочетъ убить свою обезчещенную дочь, но онъ ошибается: Виргиній (см. въ словар), чтобы предотвратить позоръ, убилъ свою дочь до того, какъ она была опозорена.

ВТОРОЕ ДЙСТВІЕ.

ЧЕТВЕРТЫЙ ВЫХОДЪ.

Стр. 286. Мавръ: Французы были крысы въ Гену и т. д.: Французы были всесильны въ Гену при Франциск I. Андрей Доріа изгналъ ихъ въ 1528 г.

ПЯТЫЙ ВЫХОДЪ.

Стр. 288. Цибо: Онъ былъ двадцать девятымъ среди избирателей и приготовилъ свой золотой шаръ. Въ выборахъ прокуратора принимали участіе не вс дворяне, но лишь тридцать изъ нихъ по жребію: избирателемъ былъ тотъ, кто вынималъ изъ урны золотой шаръ.
Фіеско: мальчика Октавія: врне Октавіана (Августа).

СЕДЬМОЙ ВЫХОДЪ.

Стр. 289. Первый ремесленникъ: Нашихъ мировыхъ судей и т. д., это собственно но мировые судьи, но такъ называемые conservatores legum: (хранители законовъ), на обязанности которыхъ лежало наблюденіе за правильностью выборовъ. Шиллеръ по ошибк смшалъ ихъ съ conservatores pacis (хранителями мира), разбиравшими мелкія драки, дла брачныя и т. д.

ДВНАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Стр. 291. Джанеттино: я буду стоять на гор, какъ Неронъ. По разсказамъ историковъ, Неронъ любовался пожаромъ Рима не съ горы, а съ крыши дома.

ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Стр. 294. Ломеллино: Берегитесь. Вы еще объ этотъ черный камень сломите себ шею: игра словъ — Lavagna по-итальянски значитъ шиферъ, аспидъ.

ПЯТНАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Стр. 294. Дарсена — генуэзскій портъ.

СЕМНАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Стр. 296. Романо: Огонь творчества встрчаетъ меньше пищи, чмъ огонь: теперь его занимаетъ больше тяжелая судьба отечества, чмъ искусство. Въ поискахъ за контурами лица Брута онъ ищетъ не модели, а спасителя родины отъ тирана.

ТРЕТЬЕ ДЙСТВІЕ.

ВТОРОЙ ВЫХОДЪ.

Стр. 300. Фіеско: Но безпредльное величіе въ томъ, чтобы украсть корону. У Реца, служившаго матеріаломъ для Шиллера, Веррина говоритъ: ‘Украсть корону — такое замчательное преступленіе, что оно можетъ сойти за добродтель. Жалкій пиратъ, кравшій маленькія лодки во времена Александра, былъ сочтенъ гнуснымъ воромъ, а великій завоеватель, опустошавшій цлыя государства, до сихъ поръ считается героемъ’.

ТРЕТІЙ ВЫХОДЪ.

Вся сцена написана подъ вліяніемъ сцены между Цезаремъ и Порціей въ ‘Юлі Цезар’ Шекспира (II, 2).

ПЯТЫЙ ВЫХОДЪ.

Стр. 301. У Реца и Робертсона также говорится о двухъ предложенныхъ заговорщиками и отвергнутыхъ Фіеско способахъ убить обоихъ Доріа. Слова Фіеско — И Патроклъ скончался тоже — стихъ изъ Иліады (XXI, 107).

ОДИННАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Рецъ разсказываетъ: ‘Въ условленный день онъ, чтобы отклонитъ отъ себя всякое подозрніе, постилъ нсколькихъ лицъ, былъ во дворц Доріа, гд, встртивъ дтей Джанеттино, ласкалъ и цловалъ ихъ въ его присутствіи. Затмъ онъ попросилъ его приказать командирамъ галеръ пропустить безпрепятственно его суда, которыя черезъ нсколько часовъ отправляются противъ туровъ. Майльи прибавляетъ, что Фіеско просилъ еще Джанеттино передать объ этомъ его дяд, чтобы ме возбудить въ герцог какого-либо подозрнія, когда онъ объ этомъ узнаетъ. Поздно вечеромъ комендантъ Генуи явился къ герцогу съ докладомъ, что большинство караульныхъ покинуло свои посты, а въ домъ Фіеско со всхъ сторонъ стекаются вооруженные люди. Джанеттино назвалъ его обманщикомъ и успокоить дядю, разсказавъ ему свой разговоръ съ Фіеско’.

ЧЕТВЕРТОЕ ДЙСТВІЕ.

ШЕСТОЙ ВЫХОДЪ.

Стр. 312. Монологъ Фіеско почти дословно взятъ Шиллеромъ у Реца. Милостивое освобожденіе братьевъ Ассерато также упомянуто у Реца.

ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ ВЫХОДЪ.

Стр. 319. Рецъ разсказываетъ: ‘Затмъ Фіеско отправился въ покои своей супруги, чтобы открыть ей свою тайну. Онъ старался разсять ея страхи всми возможными доводами, указывалъ на то, что возврата нтъ, что дло зашло слишкомъ далеко. Ни слезы, ни мольбы ея не подйствовали, равно какъ увщанія его воспитателя Паоло Паза’.

Русскіе переводы ‘Заговора Фіеско’.

1. Заговоръ Фіеско въ Гену. Трагедія г. Шиллера, въ 5 д. Переводъ Г. и А. М. 1803.
2. Заговоръ Фіеско въ Гену. Трагедія въ 5 дйствіяхъ Фридриха Шиллера. Съ нмецк. Переводчика ‘Разбойниковъ’ (H. X. Кетчера). М. 1830.
3. Заговоръ Фіеско въ Гену. Переводъ Н. В. Гербеля. (‘Шиллеръ въ перевод русскихъ писателей’ изд. Гербеля). Спб. 1859 и поздне. Отд. изд. Спб. 1859.
4. Заговоръ Фіеско въ Гену. Трагедія въ 5 д. Пер. съ нм. Изд. Ф. А. Іогансона. Кіевъ. 1892.
5. Заговоръ Фіеско въ Гену. Перевелъ для настоящаго изданія В. А. Крыловъ, при участіи Ф. Ф. Фидлера.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека