Фридрихъ Шиллеръ
Донъ-Карлосъ инфантъ Испанскій
Драматическое стихотвореніе.
Переводъ М. Достоевскаго.
![[]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/sh-5.jpg)
![[]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/sh2_1_01.jpg)
Донъ-Карлосъ, инфантъ Испанскій.
Донъ-Карлосъ, инфантъ Испанскій.
Дон-Карлос инфант Испанский, Шиллер Фридрих, Год: 1848
Время на прочтение: 15 минут(ы)
Собраніе сочиненій Шиллера въ перевод русскихъ писателей. Подъ ред. С. А. Венгерова. Томъ II. С.-Пб., 1901
Исторія происхожденія ‘Донъ-Карлоса’ Шиллера весьма поучительна. Если примнить къ оцнк этого произведенія критерій классическаго единства типа, правило, высказанное Ла-Брюеромъ: ‘есть только одно настоящее выраженіе’, правило, къ которому примыкаетъ и опредленіе Льва Н. Толстого: ‘въ настоящемъ художественномъ произведеніи… нельзя вынуть одинъ стихъ, одну сцену, одну фигуру… не нарушивъ значенія всего произведенія’, — то драму Шиллера отнюдь нельзя причислить къ совершеннымъ созданіямъ искусства: она подвергалась нсколькимъ передлкамъ такъ же, впрочемъ, какъ и два другія раннія его драматическія произведенія,— ‘Разбойники’ и ‘Коварство и Любовь’. ‘Донъ Карлосъ’ былъ изданъ авторомъ въ нсколькихъ редакціяхъ въ стихахъ и проз, многіе стихи были имъ ‘вынуты’, сцены сокращены, фигуры переставлены, и въ окончательной своей редакціи стихотворный текстъ драмы, который все же остается главнымъ, основнымъ (пересказъ прозою обусловленъ соображеніями сценической постановки пьесы, въ виду того, что актерамъ стихотворная форма представлялась затруднительной), врядъ ли оправдался отъ тхъ упрековъ критики, которые были направлены противъ нея, со времени обнародованія первыхъ отрывковъ въ журнал ‘Талія’, въ 1785 г. Они были напечатаны спустя три года посл того, какъ Шиллеръ принялся за обработку сюжета ‘исторической драмы’, по указанію директора театра въ Маннгейм, Герберта фонъ-Дальберга. Первымъ критикомъ Шиллера выступилъ поэтъ Виландъ, за нимъ послдовали другіе, и авторъ счелъ своимъ долгомъ самъ отвтить на возраженія противъ его пьесы (въ 1788 году), разъясняя ея настоящее значеніе со своей точки зрнія. Однако, хотя рецензенты пьесы Шиллера были во многомъ неправы, хотя сужденія ихъ представляются часто весьма близорукими,тогда какъ авторъ ‘Писемъ о Донъ Карлос’, даже въ этихъ критическихъ статьяхъ, по поводу собственнаго произведенія высказываетъ глубокія мысли и проницательныя сужденія, придающія даннымъ ‘письмамъ’ самостоятельное значеніе,— Шиллеръ, какъ нын боле или мене общепринято думать, выступилъ на защиту проиграннаго дла. Его произведеніе въ цломъ остается подъ гнетомъ критическихъ замчаній, — правда нсколько вншняго характера, но все же существенныхъ, неопровержимыхъ, при оцнк произведенія въ немъ самомъ, съ объективной точки зрнія: ‘Донъ Карлосъ’ не представляется намъ со всею законченностью шедевра, въ которомъ бы вс отдльныя части пріобрли значеніе органической неотдлимости, въ стройной координаціи съ цлымъ. И тмъ не мене ‘Донъ Карлосъ’ — одно изъ замчательнйшихъ произведеній современной намъ эпохи, маркизъ Поза сталъ по праву нарицательнымъ именемъ извстнаго міросозерцанія, стоящаго въ тсной связи со свойствами характера, котораго основная черта — душевное благородство, трагическій конфликтъ, происходящій въ душ донъ Карлоса, показатель величайшей жертвы, которую приноситъ личность принципамъ чести, долга и служенія общему длу, Елизавета — воплощенный символъ той женственности, которая въ своемъ самопожертвованіи вдохновляетъ на подвиги, Филиппъ II, со своимъ неизлчимымъ пессимизмомъ ‘охранителя’ — показатель того прошлаго, которое во многомъ является еще и настоящимъ, но въ своемъ колебаніи, подъ впечатлніемъ пламенной вры Позы, открывающій намъ просвтъ къ разршенію соціальныхъ проблемъ будущаго. Пьеса Шиллера, при всей непослдовательности отдльныхъ сценъ и при своей недодланности въ отношеніяхъ частнаго къ цлому, есть глубокая драма личная и общественная, съ рельефно очерченными характерами,драма — одновременно и психологическая и философская и этико-соціальная, которая затрогиваетъ основные вопросы жизни и дятельности. Въ ихъ широт и непоршенности — быть можетъ одна изъ причинъ формальныхъ несовершенствъ пьесы. Но во всякомъ случа, для надлежащей оцнки ея значенія, мы должны встать на другую точку зрнія, чмъ требованія абсолютной законченности формы, согласно воззрніямъ классической поэтики.
‘Донъ Карлосъ’ создавался исподволь. Когда Шиллеръ обратился впервые, въ . 1782 году, по совту Дальберга, къ исторической повсти Сенъ-Реаля, французскаго писателя XVII вка {St. Real. ‘Dom. Carlos. Nouvelle historique’, 1672 г.}, и въ этой романической обработк эпизода изъ царствованія испанскаго короля Филиппа II призналъ благодарный сюжетъ для драмы, онъ еще самъ не отдавалъ себ яснаго отчета въ томъ значеніи, которое онъ со временемъ долженъ былъ придать данной тем. Пока, для него повсть Сенъ-Реаля представлялась лишь удобной канвой для картины изъ семейной жизни при двор. Онъ бойко набросалъ планъ драмы, гд любовь и ревность, соперничество отца съ сыномъ, сложная интрига, въ которой замшаны — отверженный любовникъ (донъ-Жуанъ, впослдствіи совершенно выпущенный изъ пьесы) и мстительная принцесса (Эболи), тоже потерпвшая неудачу въ привлеченіи возлюбленнаго, происки придворныхъ и слухи о далекомъ мятеж,— должны были составить главный узелъ пьесы. Въ такомъ вид Шиллеръ представилъ свой замыселъ на одобреніе Дальберга. Онъ нсколько разъ повторяетъ категорически, что задуманная драма — лишь картина семейныхъ отношеній и не затрогиваетъ вопросовъ общественаго и политическаго характера. Главное вниманіе поэта сосредоточено на личности донъ-Карлоса, y котораго отецъ отбилъ невсту. Ему рисуется также суровый образъ Филиппа II, семейнаго деспота, и трогательный обликъ королевы Елизаветы, жертвы условныхъ отношеній. Въ тни выростаетъ фигура коварнаго Альбы. На разработк этихъ четырехъ характеровъ должна была быть построена вся драма. Но Шиллеръ медлилъ съ ея выполненіемъ. Дальбергъ, одобрившій первоначальный планъ и выражавшій сочувствіе автору, посл нсколькихъ отсрочекъ, потерялъ терпніе получить пьесу и иронически посовтовалъ Шиллеру — вернуться къ занятіямъ медициной, отказавшись отъ званія драматическаго писателя. Тогда Шиллеръ ршился на свой страхъ издать начало своей драмы въ вышеупомянутомъ журнал ‘Талія’. Напечатанные отрывки вызвали горячіе споры. Шиллеръ самъ разсказываетъ намъ въ своихъ ‘Письмахъ о Д. К.’ — въ какомъ направленіи онъ продолжалъ свою работу надъ пьесой, какъ мало-по-малу въ немъ самомъ измнилось отношеніе къ сюжету, какъ и самъ онъ измнился, и первоначальный герой драмы уступилъ мсто новому дйствующему лицу, т. е. маркизу Поза, хотя намченному и Сенъ-Реалемъ въ его повсти, но первоначально оставленному въ пренебреженіи Шиллеромъ, теперь это вводное лицо, о которомъ Шиллеръ даже не упоминалъ въ письм къ Дальбергу, при составленіи плана своей драмы, выростаетъ въ центральную фигуру, выписанную во весь ростъ.
На новой редакціи пьесы невольно отразились слды колебаній автора, пережитыхъ имъ различныхъ настроеній, которыя ложились какъ рядъ наслоеній на загрунтованное полотно картины. Въ чемъ была ошибка Шиллера: въ томъ-ли, что онъ сразу не соразмрилъ всего, что можно было извлечь изъ даннаго сюжета, и посему неврно набросилъ контуры задуманнаго произведенія, или ему лишь позже пришли на умъ мысли, которыя вторглись, какъ посторонній элементъ, въ первоначальный замыселъ. нарушивъ его цльность? Сюжетъ ли подсказалъ ему его новыя мысли, или же его разработка содйствовала лишь проясненію тхъ идей, которыя были присущи самому автору, но дремали въ немъ, какъ подспудныя силы: случайный толчекъ ихъ вызвалъ наружу и непосредственное творчество изъ глубины души мощно вторглось въ искусственныя рамки и перегородки, въ которыя юный авторъ невольно самъ себя хотлъ заключить? Въ томъ возраст, въ которомъ, Шиллеръ работалъ надъ ‘Донъ Карлосомъ’, отъ 23—28 лтъ, человкъ еще складывается, основныя черты его міросозерцанія уже намчены, но, конечно, он еще не пріобрли полной стройности и устойчивости, при едва пробудившемся самосознаніи. Конечно, не новелла Сенъ-Реаля подсказала Шиллеру его гуманитарные идеалы, которые послужили главнымъ содержаніемъ послдней обработки ‘Донъ Карлоса’, но именно занятія мрачной эпохой господства инквизиціи и деспотичнаго монарха способствовали тому, что юный поэтъ прояснилъ себ свои положительныя воззрнія, работая надъ изученіемъ явленій отрицательнаго характера. Мы видли, что выборъ сюжета былъ случайнымъ, съ чужого голоса. Если бы Шиллеръ остался при своемъ первоначальномъ план, онъ можетъ быть создалъ бы боле стройное, боле законченное произведеніе, отвчающее требованіямъ формальной цнности: историческую трагедію на почв семейныхъ отношеній, съ дйствующими лицами, носящими историческія имена, но изображенными съ точки зрнія ихъ частной жизни, въ проявленіи чисточеловческихъ чувствъ и страстей. Однако, насколько мене при этомъ поэтъ вложилъ бы ‘самого себя’ въ обработк заданной темы. Пьеса, правда, не была бы и въ этомъ случа вполн ‘сочиненной’, ибо Шиллеръ взялся за предложенный сюжетъ, лишь почувствовавъ сильное влеченіе къ характеру донъ-Карлоса, отчасти даже аналогію съ собственными свойствами и стремленіями, но только съ одной стороны — страстнаго темперамента и интенсивности чувства. Другой, идейной стороны поэта-философа данный сюжетъ не затрогивалъ. Между тмъ для Шиллера эта область была весьма существенна. Для воплощенія ея потребовалось новое лицо, въ которомъ, какъ принято предполагать, онъ отчасти выставилъ своего друга Кернера, но только отчасти, a въ цломъ создалъ образъ, который отвчалъ его личнымъ идеаламъ, образъ, въ которомъ онъ могъ полне и рельефне очертить свои личныя воззрнія, параллельно другому образу юноши, безнадежно влюбленнаго, съ жаждой жизни и дятельности, но обреченнаго судьбой на бездйствіе, въ томительной замкнутости придворной атмосферы. Шиллеръ весьма скоро почувствовалъ, что первоначальный планъ ‘семейной картины’ его не можетъ удовлетворить. Еще не отступивъ отъ своего намренія не касаться политики, онъ уже мечталъ о ‘высокой трагедіи’ и стовалъ, что чуть было не замкнулся въ области ‘мщанскихъ котурнъ’, тогда какъ тема исторической трагедіи можетъ доставить ему случай съ большимъ блескомъ выказать свои силы. Онъ мечталъ о нмецкой трагедіи, которая совмщала бы въ себ качества французской классической трагедіи съ преимуществами свободнаго размаха театра Шекспира. Уже Виландъ указывалъ на то, что нмецкая литература не иметъ ни одного произведенія, которое можно было бы противопоставить ‘ Сиду’, ‘ Цинн’, ‘Федр ‘, ‘Британнику’, ‘Аталіи’, ‘Катилин’, ‘Магомету’ и т. д. ‘Я желалъ бы,’ писалъ Виландъ, ‘чтобы мн назвали хоть одно печатное произведеніе (по нмецки), которое во всхъ отношеніяхъ могло бы быть признано образцовымъ и поставлено на ряду съ любой пьесой Расина’. Шиллера подстрекало чувство національной гордости обработать съ наивозможной тщательностью избранный сюжетъ исторической трагедіи, но еще сильне заговорила потребность высказаться въ томъ дух, въ которомъ направлены были его мечты и думы, и онъ это сдлалъ, нарушивъ цльность первоначальнаго плана, расширивъ свою задачу, допустивъ нкоторую непослдовательность въ изображеніи характеровъ и ситуацій, но вложивъ себя въ свое произведеніе и давъ намъ почувствовать ту внутреннюю работу души, которая является самымъ драгоцннымъ качествомъ настоящаго художественнаго произведенія, хотя бы оно и было лишено нкоторыхъ формальныхъ совершенствъ.
Изученію отношенія драмы Шиллера къ различнымъ источникамъ, которыми авторъ пользовался, и взаимоотношенія различныхъ версій ея — посвященъ рядъ спеціальныхъ работъ, въ которыхъ данный вопросъ изученъ до мелочей {Одноврменно вышли дв нмецкія диссертаціи, посвященныя тому же вопросу: Тишлера (H. Tischler,— Die Doppelboarbeitungen der ‘Ruber’, des ‘Fiesco’ und des ‘Don Karlos’ von Schiller. Lpzg., 1888), и Эрнеста Эльстера (Ernet Elster, Zur Entstehungsgeschichte des Don Karlos, Halle, 1888). Вторая работа содержательне. Подробный разборъ Д. К. и сопоставленіе различныхъ версій пьесы см. также y Дюнцера въ серіи Erlnlerungen zu dor Deutschen Klassikern bd. 55-56, Schiller’s Don Kurlos, Erlutert von Heinrich Dntzer, 1886. Изложеніе обстоятельно, но крайне тяжелое и безъ рельефныхъ выводовъ. Прекрасыый анализъ пьесы, съ указаніемъ литературныхъ образцовъ Шиллера, въ обширномъ и незаконченномъ еще труд внскаго профессора Минора: J. Minor, Schiller, Sein Leben u. seine Werke, Bd. II. 1890. Тутъ-же библіографическій указатсль. Вс три редакціи ‘Донъ Карлоса’ переизданы въ собраніи сочиненій Кюршнера, Deutsche National-litteratur, bd. 121, ed. Boxberger, и въ общемъ собраніи сочиненій Шиллера, изд. подъ редакціей К. Гедеке. Названіе ‘Домъ-Карлосъ’ (вм. Донъ), оставленное въ прозаической версіи, измнено при позднйшихъ изданіяхъ стихотворнаго текста (впервые въ изд. 1801 г.) на боле обычную форму донъ-Карлоса. Проф. Миноръ отстаиваетъ форму ‘Домъ’ (какъ извстно, изъ лат. Dominus), стоявшую и въ источник Шиллера, т. е. y Сенъ-Геаля, заимствовавшаго португальскую форму dom. Противъ нея возразилъ Виландъ и, хотя на ошибочныхъ основаніяхъ, онъ все же, на нашъ взглядъ, правъ, отстоявъ кастильскую форму. Посл прозаической передлки Д. К. Шиллеръ обработалъ и сокращенную стихотворную, спеціально для сцены, ибо за преимущества драматич. произвед. въ стихахъ (безъ римъ) онъ высказывался съ самаго начала.}. Нын также установлено, что историческія событія представлены были Сенъ-Реалемъ въ весьма искаженной форм. Приводимъ по Дюнцеру (в. ук., стр. 34—41), резюмэ историческихъ фактовъ въ томъ вид, какъ они установлены современною наукою:
‘Въ дйствительности не было никакой романической исторіи между донъ-Карлосомъ и его мачихой. Когда послдняя его увидла въ первый разъ, она почувствовала къ 15-ти-лтнему мальчику лишь глубокое состраданіе, ибо принцъ былъ маленькаго роста, болзненный и невзрачный, кривобокій, съ неровными плечами, горбатый и одна нога была y него короче другой, говорилъ онъ тихимъ голосомъ, слегка заикаясь, рзкій и своенравный въ обхожденіи съ людьми, непріятно прожорливый въ д и пить, онъ отнюдь не былъ созданъ, чтобы привлечь къ себ расположеніе королевы. Съ ранняго дтства его дикій нравъ и упорное отвращеніе къ занятіямъ — доставили не мало горькихъ заботъ его отцу, такъ-же какъ и его нерадивое отношеніе къ религіи. Филиппъ опасался, что его сынъ не будетъ въ состояніи управлять съ достаточной энергіей государствомъ, которое должно было перейти въ его власть, и оградить ту вру, которую онъ считалъ незыблемой основой своего могущества. Во время одного любовнаго похожденія, принцъ неосторожно упалъ съ лстницы и ушибъ себ голову, вслдствіе чего долгое время пролежалъ. Получилъ ли онъ при этомъ сотрясеніе мозга — остается подъ сомнніемъ, но достоврно, что съ этого времени принцъ началъ вести крайне необузданный образъ жизни и отнюдь не выказывалъ благородныхъ стремленій. Несмотря на плохія надежды, которыя онъ подавалъ, король заставилъ въ 1560 г. присягать ему, какъ наслднику престола, a четыре года спустя, ему назначенъ былъ полный придворный штатъ, онъ также былъ приглашенъ присутствовать на засданіяхъ государственнаго совта. Живымъ обсужденіямъ подвергся и вопросъ о выбор невсты для принца. Въ конц концовъ остановились на дочери римскаго императора Максимиліана, но заключеніе брака было поставлено подъ условіемъ, чтобы Карлосъ исправился и велъ себя соотвтственно требованіямъ своего званія. Надежды эти не сбылись, принцъ не только порицалъ вс распоряженія своего отца и вышучивалъ ихъ, но дерзко обращался и съ наиболе высокопоставленными сановниками.Тмъ не мене, въ начал 1567 года, Филиппъ предоставилъ принцу предсдательство въ государственномъ совт, разсчитывая, что столь отвтственная дятельность заставитъ Карлоса возвыситься духомъ и смягчитъ его недовольство и безпорядочныя страсти. Карлосъ же выражалъ нетерпніе по поводу задержекъ его вступленія въ бракъ съ нмецкой принцессой и того, что не давали достаточной свободы дятельному проявленію его силъ. Филиппъ терялъ надежду, чтобы его сынъ сталъ когда либо способенъ къ управленію страной или даже просто къ упорядоченной жизни, боле же всего онъ сомнвался, чтобы принцъ сталъ оплотомъ католической церкви,твердую защиту которой отъ еретиковъ онъ считалъ обязанностью испанскаго правителя. Живое участье, которое высказалъ принцъ къ событіямъ въ Нидерландахъ, должно было не мало озабочивать Филиппа, тмъ не мене онъ общалъ сыну взять его съ собой въ предположенную поздку. Хотя до сихъ поръ еще не представлено документальнаго доказательства, что Карлосъ находился въ непосредственныхъ сношеніяхъ съ нидерландскими повстанцами, но немаловажное значеніе представляетъ свидтельство современнаго даннымъ событіямъ историка Луиса Кабреры о томъ, что переговоры принца съ Монтиньи и Бергеномъ привели къ соглашенію между ними. Когда въ 1566 г., посл разгрома католическихъ иконъ, король ршилъ послать герцога Альбу съ войскомъ въ Нидерланды, Карлосъ сталъ грубо противорчить вол короля. Произошла бурная сцена. Въ собраніи кортесовъ, гд было выражено желаніе, чтобы король оставилъ дома принца, послдній велъ себя насмшливо и съ вызывающими угрозами.Филиппъ, въ виду буйныхъ проявленій своенравія Карлоса, снова ршился отсрочить его помолвку, вопросъ о которой долженъ былъ быть окончательно выясненъ. лишь весною 1568 г. посл переговоровъ при личномъ свиданіи съ Максимиліаномъ. Карлосъ, разгнванный мшкотностью своего отца и отсрсчками, ршился бжать, доставши себ на это нужныя средства. Но его дядя, Іоаннъ Австрійскій, которому онъ сообщилъ о своихъ планахъ 23 дек. 1567 г., выдалъ его отцу, признавшему необходимымъ, по здравому размышленію, заключить принца въ темницу. Іоаннъ промедлилъ и это задержало Карлоса выполнить свой планъ, когда же 17 января 1568 г., принцъ сталъ угрожать своему дяд, не выражавшему сочувствія его плану, королю показалось, что настало время привести свои намренія въ исполненіе. Восемнадцатаго числа, въ 11-мъ часу ночи, король направился въ аппартаменты принца, въ сопровожденіи нсколькихъ вооруженныхъ людей, арестовалъ его, захватилъ его бумаги и объявилъ ему о строжайшемъ заключеніи. О томъ, что было дале съ принцемъ, до его смерти, мы знаемъ лишь то немногое, что оповстилъ король. Достоврно, тмъ не мене, что, хотя донъ Карлосъ не имлъ права выйти изъ своей комнаты, король озаботился объ его приличномъ содержаніи и даже объ обществ для его развлеченія. Главный надзоръ порученъ былъ Рюи Гомезу, для охраны, прислуживанія и общества принца назначено было еще пять человкъ, помимо дружественно къ нему расположеннаго графа Лермы. Филиппъ представилъ дло на обсужденіе нкоторыхъ своихъ государственныхъ совтниковъ, подъ предсдательствомъ кардинала Эспинозы, не въ качеств великаго инквизитора, a какъ президента совта, никакого приговора не было произнесено, по крайней мр, со стороны инквизиціи, которая, вопреки долго державшемуся мннію, не имла никакого отношенія къ длу. Филиппъ хотлъ лишь удостовриться, что онъ иметъ право или даже обязанъ держать своего сына въ заключеніи, такъ какъ принцъ былъ совершенно неспособенъ къ правленію, a также, чтобы задержать его побгъ, могущій представить опасность для государства. Слухи объ отравленіи принца основываются лишь на догадкахъ, которымъ легко давала поводъ тайна, соблюдаемая при его пребываніи подъ арестомъ. Въ донесеніяхъ иностранныхъ пословъ къ ихъ правительствамъ сообщается только, что донъ Карлосъ сначала бушевалъ и покушался на голодную смерть, впослдствіи же неумреннымъ употребленіемъ пищи и питья хотлъ лишить себя жизни. Къ Пасх онъ сталъ вести себя тише и посл исповди причастился, лтомъ онъ заболлъ и 24 іюля, примирившись со всмъ міромъ, почилъ ‘въ лон католической церкви’. Таковъ выводъ современныхъ историковъ о дйствительныхъ обстоятельствахъ жизни испанскаго наслднаго принца, изъ которыхъ Сенъ-Реаль создалъ героя романа, предположивъ, что онъ былъ влюбленъ въ свою мачиху. Шиллеръ пошелъ еще дале, надливъ строптиваго и необузданнаго въ своихъ увлеченіяхъ инфанта благородными стремленіями и мечтами о счастьи человческаго рода, которыя, благодаря вліянію маркиза Позы, побждаютъ въ пылкомъ юнош голосъ эгоистической страсти къ женщин и побуждаютъ къ высокимъ подвигамъ.
Несомннно Шиллеръ многимъ обязанъ Сенъ-Реалю, такъ какъ фактическая правда исторіи (которой, впрочемъ, онъ и не могъ знать въ то время) не давала такого благодарнаго матеріала для поэтическаго творчества, какъ ‘романическая новелла’ Сенъ-Реаля. Дале, Шиллеръ воспользовался также нкоторыми данными изъ французской драматической обработки того же источника, т. е. повсти Сенъ-Реаля, обработки, исполненной во второй половин XVIII вка Мерсье {Еще раньше Мерсье во Франціи сюжетъ повсти С.-Реаля бытъ передланъ въ трагедію Кампистрононъ (1685), a въ Англіи Танасомъ Отуей (Th. Otway), но об эти обработки не имютъ отношенія къ пьес Шиллера. Мерсье писать одновременно съ Шиллеромъ, a около того же времени, т. е. въ 1783 г., появилась итальянская трагедія Альфіери на ту же тему ‘Filippo’. Знакомство Шиллера съ драмой Мерсье — предположеніе Минора.}. Затмъ, при разложеніи драмы Шиллера на ея составные элементы, раскрывается цлый рядъ литературныхъ вліяній и даже позаимствованій — y Шекспира, Лейзевица (признаваемыхъ и самимъ Шиллеромъ {Въ письм къ Рейнвальду Шиллеръ писалъ, что его Карлосъ обладаетъ душою Гамлета Шекспира, плотью и кровью Юлія Тарентскаго Лейзевица, и ‘пульсомъ’ его самого. См: Минора в. ук., 547—50.}, Лессинга (‘Натанъ Мудрый’) и повторенія ситуацій, уже намченныхъ въ двухъ боле раннихъ драмахъ Шиллера. Главные упреки критиковъ направлены противъ непослдовательности въ характеристик маркиза Позы, который отчасти неожиданно для самого себя играетъ двойную игру, измнивъ Карлосу и повривъ въ возможное обращеніе на путь истины Филиппа,— и противъ слабости развязки, при чемъ Шиллеръ какъ-бы и самъ не съумлъ разобраться въ интриг,представляющейся крайне осложненной и слабо мотивированной въ двухъ послднихъ дйствіяхъ. Вс эти замчанія обстоятельно разъяснены въ выше указанныхъ трудахъ по поводу произведенія Шиллера, a въ защиту его приводятся слова поэта Геббеля: ‘Драма ‘Донъ Карлосъ’ заслуживаетъ признанія во всемъ въ отдльности, но не въ цломъ’. Помимо этого несоотвтствія частностей съ цлымъ, противъ характера маркиза Позы высказанъ былъ еще упрекъ съ точки зрнія исторической критики: возможенъ ли былъ такой образъ мыслей, который присущъ Поз, y испанскаго гранда XVI вка? Конечно, идеи, высказываемыя маркизомъ, стоятъ въ непосредственной связи съ просвтительной философіей XVIII вка и Шиллеръ устами Позы выражалъ главнымъ образомъ свои личные взгляды и идеалы, навянные чтеніемъ Монтескье и Руссо. Но никто не можетъ осудить Шиллера за этотъ ‘идейный анахронизмъ’, допущенный въ поэтическомъ произведеніи. Мы замтили бы только, что по вопросу о возможности въ XVI вк миросозерцанія въ дух тхъ взглядовъ, которые исповдуетъ Поза, критики Шиллера быть можетъ слишкомъ ршительно отрицаютъ ее, опираясь на фактическія данныя исторіи Испаніи. Что историческій Поза не игралъ той роли, которую приписалъ ему Шиллеръ, въ этомъ нтъ сомннія, но уже въ XVI вк во Франціи и въ Англіи возникли соціальныя утопіи, которыя во многомъ являются прообразомъ теорій Руссо, этимъ утопіямъ отдалъ дань даже Монтэнь, и испанецъ, побывавшій, какъ Поза, въ разныхъ странахъ, изучая людей и знакомясь съ ихъ произведеніями, могъ выработать себ нкоторые гуманитарные идеалы, которыхъ трактатъ Ла-Боэси ‘Contr’un’ служитъ примрнымъ показателемъ и для XVI вка. Отъ Ла-Боэси къ Руссо переходъ, несмотря на два столтія, отдляющія ихъ, совсмъ не такой рзкій, сущность воззрній та же, и Шиллеръ лишь придалъ больше зрлости, по сравненію съ разсужденіями Ла-Боэси, планамъ маркиза Позы, если признавать показателемъ этой зрлости между прочимъ и признаніе, что человчество еще не созрло для такой организаціи, которая гарантировала бы полную справедливость отношеній между людьми и индивидуальную свободу гражданъ: ближайшимъ идеаломъ Позы пока представляется просвщенный монархъ. И этотъ идеалъ былъ не новъ: онъ является въ тсномъ преемств къ трактатамъ гуманистовъ о ‘воспитаніи правителей’, примыкающимъ къ еще боле раннимъ богословскимъ разсужденіямъ на ту же тему въ средніе вка {См. у Минора, в. ук., стр. 551—56.}. Классической книгой даннаго типа на рубеж XVII—XVIII вв. представляется романъ Фенелона ‘Телемакъ’. Миноръ въ вышеуказанномъ труд, цитируя нмецкое переложеніе въ стихахъ произведенія Фенелона, напоминаетъ дале слова Виланда (въ ‘Золотомъ Зеркал’), что правильное наблюденіе за воспитаніемъ царскаго сына представляется наилучшей формой конституціи. Шиллеръ придерживался того же взгляда, и въ своей пьес, когда она приняла уже вполн опредленную политическую окраску, онъ поручаетъ роль воспитателя дона-Карлоса его другу и товарищу дтства — маркизу Поз. Послдній долженъ былъ подготовить его къ гуманитарной дятельности, при чемъ даже любовь Карлоса къ королев представляется Поз воспитательнымъ средствомъ, чтобы направить принца къ высокой цли. Происходитъ это нсколько поспшно: маркизъ только что вернулся въ Испанію посл долгаго путешествія, онъ всего ‘два дня’ въ Мадрит, едва встртилъ своего пріятеля и узналъ объ его несчастной любви, и тотчасъ въ его голов создается цлый планъ — какъ использовать чувство принца для его будущей дятельности во Фландріи. Положимъ, почва была подготовлена прежней дружбой Позы съ Карлосомъ, ихъ юношескими мечтами человколюбиваго характера. Но дале Поза выступаетъ въ роли какъ бы дйствительнаго наставника инфанта и подвергаетъ его предварительному испктанію: онъ ставитъ вопросъ — съуметъ ли донъ-Карлосъ удержаться на высот своего настоящаго образа мыслей, когда онъ вступитъ на престолъ? Король Филиппъ умретъ, Карлосъ станетъ во глав могущественнйшаго изъ христіанскихъ царствъ. Необозримая пропасть отдлитъ его отъ обыкновенныхъ смертныхъ. Знаетъ ли онъ, какимъ искушеніямъ подвергаются неограниченные правители? Поза даетъ такія же предостереженія Карлосу, какъ въ ‘Аталіи’ Расина первосвященникъ Жоадъ юному царевичу, котораго онъ спасъ отъ смерти и тайно воспиталъ, готовя въ немъ преемника престола. Шиллеръ, повидимому, вдохновился этой сценой въ трагедіи Расина, и создалъ совершенно аналогичную ей ситуацію между Карлосомъ и Позой (Д, I, явл. IX), съ тою разницей, конечно, что Карлосъ уже не дитя, какъ Жоасъ (въ ‘Аталіи’), a 23-лтній юноша, и что его ‘наставникъ’ всего на два года его старше и представляется одновременно его другомъ и товарищемъ. Какъ бы то ни было, друзья договорились, они ударили по рукамъ, союзъ заключенъ и Карлосъ долженъ быть исполнителемъ высокихъ предначертаній Позы. И тутъ послдовала неожиданная ‘измна’ маркиза: знаменитая сцена его съ королемъ Филиппомъ II, представляющаяся самымъ яркимъ эпизодомъ въ драм Шиллера, оказывается въ противорчіи съ основнымъ характеромъ маркиза, съ его первоначальными планами, съ его союзомъ дружбы, только что заключеннымъ съ донъ Карлосомъ! Возможно ли допустить такую непослдовательность, такое внезапное ослпленіе y человка, который, призванный Филиппомъ, шелъ къ нему на аудіенцію съ улыбкой недоврія на устахъ, объясняя требованіе короля простымъ любопытствомъ и жаля о потраченныхъ минутахъ: ‘жизнь такъ коротка’. Большинство критиковъ считаютъ внезапный поворотъ въ настроеніи маркиза Позы, неожиданное довріе, которое онъ выказываетъ королю — фактомъ невроятнымъ. Противъ этого трудно спорить и самооправданіе Шиллера (въ его ‘Письмахъ’) не убдительно. Однако и невроятное не есть абсолютно невозможное, и логическая непослдовательность поступка Позы не представляется намъ психологически немыслимой. Шиллеръ обставилъ этотъ переходъ маркиза отъ Карлоса къ королю достаточными поясненіями, которыя, не оправдывая вполн поступка маркиза, все же служатъ къ раскрытію психологической возможности его временной ‘измны’ своему другу. A какія выгоды авторъ извлекъ изъ этой капитальной сцены Филиппа съ Позой — для характеристики короля, для проясненія идеаловъ Позы, для раскрытія, вообще, міросозерцанія, котораго основной чертой является забота о благ всхъ людей,— все это настолько очевидно, что мы могли бы помириться и съ еще большими натяжками въ ситуаціи, давшей поводъ Шиллеру высказать съ такою яркостью свои задушевныя думы. Существенне упреки, направленные противъ двухъ послднихъ дйствій, гд нить интриги дйствительно запутана до нельзя, и самопожертвованіе Позы въ вид искупленія за свой проступокъ передъ другомъ, таинственное свиданіе Карлоса съ королевой, гд вплетаются отзвуки сцены съ тнью короля въ ‘Гамлет’ Шекспира, заключительная сцена съ великимъ инквизиторомъ, заимствованная изъ повсти Сенъ Реаля, но разработанная подъ вліяніемъ Лессинга.— Весь этотъ финалъ трагедіи, сведенной на ‘нтъ’, нсколько туманенъ и представляетъ рядъ формальныхъ недочетовъ, которые боле или мене общепризнаны. Но, конечно, не въ нихъ суть дла: по своему внутреннему значенію,— для довершенія характеристики главныхъ дйствующихъ лицъ и картины эпохи, въ которой утопія маркиза Позы могла лишь промелькнуть, какъ смутное предвидніе далекаго будущаго, закрытаго завсой тяжелаго настоящаго,— нужны были и добровольное самопожертвованіе Позы, и рзкій поворотъ назадъ Филиппа, и приговоръ надъ Карлосомъ, и даже появленіе великаго инквизитора — ‘этого слпца’ ,служащаго символомъ упорнаго отказа поборниковъ ‘желзнаго жезла правителей’ — врить въ возможный и дйствительно наступившій въ Европ, въ эпоху Шиллера, восходъ зари ‘свободы просвщенной’.
Сопоставляя сцену Саладина съ рыцаремъ въ ‘Натан’ Лессинга со сценою между Позой и Филиппомъ y Шиллера, Миноръ указываетъ, что съ точки зрнія чисто драматической об он представляются какъ бы излишними: ‘въ одномъ случа сцена превращается въ канцелярію, въ другомъ театръ становится парламентомъ’. Онъ объясняетъ ихъ возникновеніе тмъ обстоятельствомъ, что авторы, т. е. Лессингъ и Шиллеръ, временно отстранились отъ театра: Лессингъ весь отдался изученію богословія и создалъ ‘Натана’ подъ впечатлніемъ своихъ книжныхъ занятій, Шиллеръ, разойдясь съ Дальбергомъ, также временно удалился отъ непосредственнаго отношенія къ театру, и только этимъ, по мннію Минора, объясняется, что онъ ‘прервалъ естественный ходъ дйствія и пожертвовалъ имъ для того, чтобы отдаться своему энтузіазму къ высокимъ идеямъ просвщеннаго вка’ (571). Тотъ же Шиллеръ, однако, высказалъ упрекъ Лессингу, что въ ‘Натан’ онъ забылъ наставленія своей ‘Драматургіи’: драматическій писатель, какъ училъ Лессингъ, не долженъ пользоваться формой трагедіи ни для какой иной посторонней цли. Лессингъ не соблюлъ этого правила въ ‘Натан’, но и Шиллеръ, какъ оказалось, въ равной мр погршилъ въ ‘Донъ Карлос’ противъ задачъ чистаго искусства: упрекъ ‘Натану’ являлся косвеннымъ упрекомъ и противъ его собственнаго произведенія. Шиллеръ это почувствовалъ и потихоньку вычеркнулъ свое возраженіе Лессингу, которое онъ сперва помстилъ въ ‘Таліи’, въ вид подстрочнаго примчанія ко второму акту ‘Донъ Карлоса’. Въ то же время Шиллеръ настаивалъ на томъ соображеніи, что его драма не предназначена для театра {Въ первой редакціи двухъ первыхъ дйствій ея, обнародованныхъ въ ‘Таліи’, въ одномъ первомъ акт свыше четырехъ тысячъ стиховъ. Дйствительно, такая пьеса не годилась для сцены. Въ изданіи 1785 года Шиллеръ впервые нашелъ подходящее опредленіе для своего произведенія — ‘драматическая поэма’ (dramatischo Dichtung).}. Онъ возстаетъ противъ ограниченій, налагаемыхъ вншними условіями сценическаго представленія, и видитъ задачу поэта въ томъ лишь, чтобы достичь высшаго воздйствія, которое только можно себ представить. Если это ‘высшее воздйствіе’ достижимо въ предлахъ даннаго рода литературы, то требованія относительнаго и абсолютнаго совершенства совпадаютъ: Если-же однимъ (изъ этихъ категорій) надо пожертвовать, то жертва родомъ — наименьшая. И Шиллеръ смло пожертвовалъ ‘родомъ’, a также пожертвовалъ и нкоторыми требованіями формы и, наперекоръ девизу классическаго искусства, по которому форма и содержаніе представляются какъ бы неотдлимыми, онъ отдалъ перевсъ содержанію, повидимому усумнился въ возможности абсолютнаго совершенства формы, которая всегда является лишь условнымъ и неполнымъ выраженіемъ внутренняго содержанія. Въ одной сцен изъ ‘Донъ Карлоса’, впослдствіи выпущенной авторомъ, Шиллеръ помстилъ слдующія строки:
Schlimm, das der Gedanke
Erst in die Elemente trokner Silben
Zersplittern muss, die Seele zum Gerippe
Verdorren muss, derSeelezu erscheinen {*}.
{* Дурно, что мысль сначала должна распасться на сухіе слоги, a душа должна высохнуть въ скелетъ, ч