ЮБИЛЕЙНЫЯ ПСНИ И ДУМЫ.
ЮБИЛЕЙНЫЯ ПСНИ И ДУМЫ.
(Фельетонъ).
Добродушный Сибирякъ.
‘Восточное Обозрніе’, No 5, 1883
Юбилейные песни и думы, Ядринцев Николай Михайлович, Год: 1883
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Но поводу празднованія трехсотлтія Сибири все еще доносятся и печатаются разные отчеты и корреспонденціи. Рядомъ съ элементомъ торжественнымъ идутъ и эпизоды комическіе. Наговорено было много. Кто-бы могъ подумать, что въ отдаленной Сибири процвтаетъ также ‘древо краснорчія’? Говорилось однако часто ради говоренія, говорили иногда люди незаинтересованные судьбами Сибири и имющіе съ нею весьма мало общаго. Отсюда была масса реторики и напыщенныхъ фразъ. Кто-то увлекся и сравнилъ Сибирь не боле какъ съ ‘кающимся разбойникомъ’ (Варнавой?). Вотъ теб и комплиментъ, за что же это? Какой-то отецъ-командиръ въ Сибири вмсто юбилейной рчи просто распекъ. ‘Критиковать!… Находить недостатки. Я васъ! аршинники, самоварники! Какія вамъ реформы! Погодите, рыломъ не вышли! Не дозрли! Понимаете, не дозрли, аршинники, самоварники!’ и т. д.
Это мн напомнило нашего стараго городничаго. Пришли буточники поздравить, стоятъ смиренно во фронт, въ рукахъ калачи, но городничій былъ не въ дух.— ‘На постахъ не стоять, пьянствовать, у обывателей куръ воровать’! и пошелъ. Вотъ теб и съ праздникомъ! подумали буточники. Такъ какъ въ нкоторыхъ городахъ ршили напечатать вс мстные спичи, то мы ждемъ ихъ съ нетерпніемъ. Явились даже мстные піиты и ‘хвалебные гимны’ положили на музыку. Намъ присланъ одинъ образецъ этого туземнаго поэтическаго творчества. Вотъ этотъ, гимнъ:
Земля россійская могуча,
Земля россійская славна
И надъ вселенною, какъ туча,
Повисла славою грозна!
Это напоминаетъ немного стихъ:
И на штык у часоваго
Горитъ полночная луна…
чему поэтъ несомннно подражалъ, онъ видимо хотлъ сказать комплиментъ, на сколько онъ вышелъ — это другой вопросъ.
Впрочемъ описаніе трехсотлтія уже начало появляться и въ серьезныхъ брошюрахъ, и мы обратимся къ одной изъ нихъ.
Омское празднованіе сибирскаго юбилея описано въ не большой брошюрк подъ названіемъ: ‘Празднованіе въ г. Омск 300-лтняго юбилея Сибири’, 1882 г. Омскъ. Изъ нея мы узнаемъ, что 4 декабря въ женской гимназіи былъ устроспъ дтьми праздникъ съ живыми картинами изъ исторіи завоеванія Сибири. Въ юбилейный день утромъ были совершены молебствія въ церквахъ, въ разныхъ учебныхъ и административныхъ учрежденіяхъ, въ 2 часа пополудни было особое засданіе въ географическомъ обществ, а вечеромъ балъ въ зал общественнаго собранія. Балъ былъ блестящій, обстановка роскошная, гербы, вензеля, гирлянды, пирамиды, большой ландшафтъ, изображавшій городъ Омскъ, дв фигуры двицъ, изображающія въ живыхъ картинахъ Россію и Сибирь, одна толстая и дебелая и другая сухая и тощая (послдняя изображала Сибирь), впослдствіи он танцовали вмст ‘полонезъ’ {‘Сибирская Газета’ No 1, 1883 г. Изъ Омска.}. Были дв доски ‘на подобіе мраморныхъ’ съ именами и фамиліями тхъ лицъ, которыя въ теченіи трехъ вковъ оказали услуги Сибири на поприщ военномъ, административномъ, научномъ, просвщенія, и проч. и проч. Не знаемъ насколько удачно омичи выполнили эту мысль, вдь подсчитать историческихъ дятелей все равно, что написать исторію, хватило-ли силушки! Какъ бы не сконфузиться и непокраснть впослдствіи. Хорошо, подумалъ я, что доски-то только ‘на подобіе’ мраморныхъ. Рчей по поводу юбилея было произнесено три. Г. Краузе говорилъ объ итогахъ народнаго образованія въ Сибири, которое будто бы сдлало быстрые успхи за послднія тридцать лтъ, число училищъ увеличилось съ 278 до 712 и число учащихся съ 9,330 до 24,000, жаль, что ораторъ не сравнилъ, въ той-ли же степени или въ большей возросло число училищъ въ Европейской Россіи, напримръ, тамъ гд работали земства, можетъ быть тогда пришлось бы понизить нсколько ликующій тонъ, притомъ, о качеств этихъ итоговъ самъ ораторъ отказался высказаться, такъ что, полагаемъ, мы можемъ погодить раздлять радостныя чувства оратора, и предоставить любоваться этой цифрой 24,000 пока одному г. Максимову. Другая рчь была сказана г. Курбаповскимъ въ зал общественнаго собранія, это былъ собственно тостъ за общее отечество, Россію, или провозглашеніе единенія Сибири съ остальною Русью. Въ искренности рчи г. Курбановскаго мы не сомнваемся, но еслибъ въ подобномъ род искренняя рчь была сказана сибирякомъ — это было бы, безспорно, сильне. Наконецъ, третья рчь принадлежитъ г. Козлову. При брошюрк она приложена цликомъ. Въ ней намъ поправилось, что говорившій вспомнилъ на сибирскомъ юбиле о М. М. Сперанскомъ. ‘Какимъ же наиболе отраднымъ воспоминаніемъ жизни мы можемъ украсить сегодняшнее празднованіе 300-лтія Сибири? Чей образъ честнаго и высоко-гуманнаго человка возстаетъ теперь передъ нами во всей полнот его обаянія? То образъ М. М. Сперанскаго’… Вотъ гд дйствительное едипепіе Сибири съ Русью, въ этой прекрасной фигур настоящаго царскаго посла къ сибирскому народу. Не можемъ не пожалть, что г. Козловъ не остановился дольше на этомъ образ и не обрисовалъ подробне поведеніе М. М. Сперанскаго на своемъ посту, поведеніе, которое по своей поучительности можетъ служить инструкціей. М. М. Сперанскій въхалъ въ Сибирь безъ свиты, съ нимъ было дна, три дльца и только, онъ не привезъ съ собой никакихъ выскочекъ громкихъ фамилій, хотя и слдовало бы ожидать, что онъ ради поддержанія и пріобртенія связей сдлаетъ это, халъ онъ по Сибири, не загоняя лошадей, не изображая, что ему часы и минуты дороже, чмъ обыкновенному смертному, старики видли такія сцены: детъ шагомъ троечный тарантасъ, а генералъ-губернаторъ и детъ стороной и собираетъ гербарій. Въ Иркутск онъ находитъ время заниматься англійскимъ языкомъ, вмсто того, чтобъ жаловаться, что ему за канцелярской работой не удается выспаться. Онъ не шумлъ надъ своими чиновниками, какъ кипящій самоваръ, не обзывалъ ихъ помпадурами и чиновниками изъ оффенбаховской оперетки, но со всми, даже съ преступниками, былъ мягокъ, и между тмъ желзные и каменные Лоскутовы и Трескипы блднли, дрожали, впадали въ тоску и лзли въ петлю съ отчаянія. Отчего же это? Оттого только, что онъ далъ волю голосу честныхъ людей, онъ далъ возможность честнымъ людямъ поднять голову. И кому бы, какъ не ему, взглянуть съ презрніемъ на низкій уровень сибирскаго общества, кто бы имлъ право больше отвернуться отъ него, а онъ въ немъ находитъ Словцова и Батенькова. Такъ гуманный и образованный человкъ во всякой сред съуметъ найти поддержку и вызвать силы, а не бросаетъ грязью въ общество и не читаетъ ему наставленій о его ‘незрлости’ и ничтожности.
Ахъ, читатели, исторія — безпощадная вещь, и я не знаю, кто будетъ писать нашу исторію. Вдь въ этой исторіи, на ея каменныхъ скрижаляхъ выступитъ пожалуй боле, чмъ на омскихъ ‘на подобіе мраморныхъ доскахъ’! Надъ хроникой прошлаго я задумываюсь и мое сердце исполняется смущеніемъ. Ну, а какъ все выйдетъ наружу? Все! Воспользуются преданіями, разсказами, воспоминаніями. И я припомнилъ только что прочитанную одну подобную хронику, въ январьской книжк ‘Русской Мысли’ (изъ воспоминаній бывшаго кадета, Востокова). Вотъ какимъ языкомъ говорятъ воспоминанія (исторія тожъ).
Авторъ вспоминаетъ своихъ сотоварищей. ‘Крикунъ ефрейторъ, а потомъ унтеръ-офицеръ и фельдфебель, Фридрихсонъ. Онъ передъ начальствомъ въ струнку, съ подчиненными — былъ величайшій грубый нахалъ и еще ябедникъ, друзей у него нтъ, потому что ближайшіе товарищи-однокласники сторонятся отъ него, какъ отъ чумы. Способности къ наукамъ у него посредственныя и въ классахъ онъ беретъ исключительно аракчеевской старательностью и вытяжкой вередъ учителями. Онъ усердно записываетъ лекціи въ чистенькія тетради, долбить, что можно, слово въ слово и потому иногда начинаетъ отвтъ словами: ‘мы сказали’, хотя еще не развалъ рта. Ротное начальство считаетъ его однимъ изъ столбовъ порядка и дисциплины, а потому при выпуск зачисляетъ въ первый разрядъ,— хотя по класснымъ успхамъ и способностямъ многіе выше его, а но грубымъ манерамъ онъ скоре гарнизонный ‘бурбонъ’, чмъ блестящій гвардеецъ. Въ гвардіи онъ однако не долго уживается и, пользуясь покровительствомъ позорной памяти генерала Фердинанда фонъ-Шпехта, просившаго объ отвод войскамъ на розги лсовъ, получаетъ гарнизонную команду сначала въ одномъ очень большомъ город, а потомъ, посл одной темной исторіи въ город, поменьше, но за то подоходне. Оттуда его, какъ исправнаго служаку и свирпаго держиморду, который притомъ уметъ съ кмъ нужно подлиться, переводятъ начальникомъ полиціи въ третій городъ, гд по исключительнымъ условіямъ края, онъ можетъ безконтрольно брать,— и беретъ — большіе полицейскіе штрафы. Дале, несмотря на постыдную связь съ женой одного подчиненнаго, Фридрихсонъ длается однимъ изъ блюстителей общественной нравственности и наконецъ, по протекціи одного боле крупнаго лица, попадаетъ въ помпадуры на одну изъ дальнихъ окраинъ Россіи. Тутъ только высшія власти разглядываютъ его и видятъ, что это человкъ до крайности ограниченный, глубоко развращенный и воръ. Его не пускаютъ ни въ одну изъ оффиціальныхъ богадленъ, назначенныхъ для отставныхъ помпадуровъ, а дозволяютъ ему ухать abroad, причемъ цлый рядъ легендъ сопровождаетъ его въ эту нравственную могилу. То онъ отпиливалъ у домовъ углы, выходившіе на улицу, то скъ плетьми людей, по закону вовсе свободныхъ отъ тлеснаго наказанія, то купилъ жену у подчиненнаго (у второго уже), заплативъ гд слдовало за разводъ, то вздумалъ было продать берега одного большаго озера по рублю за десятину для казны и по три рубля для себя’. (‘Русская Мысль’, No 1, с. 145—146).
Я не знаю, бывали-ли у насъ на восток подобные дятели. Но знаю, что сюда хали всевозможные элементы съ двойными прогонами, искатели счастья, ‘авантюристы’. ‘Большинство увлекали въ Сибирь слухи, что Сибирь — золотое дно, что въ ней можно нажиться службой лучше, чмъ въ другихъ мстахъ торговлей’. Такъ говоритъ авторъ почтеннаго историческаго труда о Сперанскомъ. То же самое говорилъ самъ Сперанскій {Историческія свднія о дятельности графа М. М. Сперанскаго въ Сибири, собранныя В. Вагинымъ т. I стр. 387, 393 и друг. Обозрніе главн. осн. мстнаго управленія Сибири. Офиціальное изданіе 1841 г. стр. 13, 14.}. То же говорили и позднйшіе лтописцы, хотя иркутская полиція постоянно тщательно отбирала хроники у мстныхъ Несторовъ.
Ахъ, я боюсь, право, нашей поспшности записаться въ исторію!