‘Сверный Встникъ’, No 1, 1893
Всеобщая история литературы. Составлено по источникам и новейшим исследованиям, при участии русских ученых и литераторов, Кирпичников Александр Иванович, Год: 1893
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Всеобщая исторія литературы. Составлено по источникамъ и новйшимъ изслдованіямъ, при участіи русскихъ ученыхъ и литераторовъ. Начата подъ редакціей В. . Корша, окончена подъ редакціей А. Кирпичникова. Выпуски XXVII и XXVIII. С.-Петербургъ, 1892 г. Изданіе К. Л. Риккера.
Настоящими двумя выпусками оканчивается ‘Исторія всемірной литературы’, начатая подъ редакціей и при непосредственномъ участіи В. . Корша въ 1880 г. Въ этихъ двухъ послднихъ выпускахъ помщены: окончаніе нмецкой литературы въ первыя десятилтія XIX вка, романтизмъ во Франціи, итальянская литература XIX вка, испанская и португальская литературы XIX вка, скандинавскія страны, Голландія, Венгрія, Финляндія, Румынія, англійская литература новйшаго времени, сверо-американская литература, нмецкая литература въ послднія десятилтія и, наконецъ, французская литература второй имперіи и третьей республики. Вс эти главы написаны профессоромъ Кирпичниковымъ.
Еще Коршъ въ пространномъ предисловіи, приложенномъ къ первому выпуску этого обширнаго сочиненія (состоящаго изъ четырехъ большихъ томовъ), объяснялъ цль и значеніе всеобщей исторіи литературы, а также и планъ сочиненія, къ составленію котораго онъ тогда приступалъ. ‘Предлагаемый трудъ,— говорилъ въ этомъ предисловіи Коршъ,— не есть учебникъ. Ни размры его, ни принятый нами способъ изложенія не отвчаютъ такому назначенію. Мы назначаемъ его для общаго чтенія. Еще мене имемъ мы въ виду только область художественнаго творчества,— такъ называемой изящной словесности. Общая исторія литературы не есть только исторія этой словесности, въ нее неизбжно входитъ также область творчества теоретическаго, исторія человческой мысли. Въ нашихъ глазахъ Сократъ или Платонъ, Декартъ или Спиноза, Бэконъ или Юмъ, Нибуръ или Кантъ, Контъ или Дарвинъ, точно также обладаютъ творческимъ геніемъ, хотя и въ другой литературной области, какъ Данте или Сервантесъ, Гете или Шиллеръ, Шекспиръ или Гюго, Пушкинъ или Гоголь. Ни одно историческое явленіе, ни одно историческое лицо, къ какой-бы области ни относилось ихъ значеніе и вліяніе, никогда не стояли вн общихъ философскихъ воззрній своего времени. Лучшіе умы, самые видные двигатели науки и литературы въ большей или меньшей степени платили дань этимъ воззрніямъ. Гомерическій эпосъ находится въ такой же зависимости отъ эллинскихъ идей десятаго столтія до нашей эры, онъ состоитъ въ такой же живой связи съ ними, въ какой ученіе Аполлонія Тіанскаго, мораль и философскіе трактаты Сенеки съ идеями перваго вка, или сочиненія Дарвина съ направленіями, господствующими въ современной наук. Какъ политическій дятель, какъ художникъ. какъ ученый, какъ публицистъ, человкъ только тогда иметъ вліяніе и значеніе, онъ только тогда по праву и съ честью носитъ историческое имя, когда служитъ извстнымъ общимъ идеямъ и стремленіямъ, когда является ихъ выразителемъ или противникомъ, оставляющимъ по себ слдъ и въ обществ, и въ литератур’. Отсюда слдуетъ, по мннію В. . Корша (и съ этимъ, конечно, нельзя не согласиться), что задача исторіи литературы не есть только эстетическая задача, и не одни только созданія художественнаго творчества входятъ въ кругъ ея изслдованій. Существенной ея частію является исторія умственнаго развитія человка вообще. Научная истина, теоретическія понятія, вся совокупность идей, господствующихъ въ данное время, оказываютъ могущественное вліяніе на всякое творчество, художественное или теоретическое, давая ему содержаніе и направленіе.
Понятно что при такомъ взгляд на задачи и цли исторіи литературы, и самый планъ сочиненія долженъ былъ принять строго опредленный характеръ. Но практическое выполненіе такого плана на дл встртилось съ значительными препятствіями, которыя не могли быть вполн устранены ни самимъ Коршемъ, ни его наслдникомъ по редакціи, профессоромъ Кирпичниковымъ. Самое распредленіе отдловъ по спеціальностямъ, причемъ литература каждой народности или страны поручалась спеціалисту предмета, устраняло уже возможность гармоническаго плана и послдовательнаго развитія одной общей основной идеи. Такое распредленіе по спеціальностямъ Коршъ заимствовалъ изъ Германіи, гд подобнаго рода сборныя сочиненія встрчаются довольно часто, но и тамъ, при строгомъ и умломъ сохраненіи размровъ каждаго отдла въ общемъ цломъ такія сочиненія не отвчаютъ цли, а у насъ, гд они очень рдки и историческая культура значительно мене распространена, они еще мене удовлетворяютъ потребности. Исторія всеобщей литературы, не какъ учебникъ и не какъ справочная книга, а какъ сочиненіе, предназначенное для общаго чтенія, только тогда въ дйствительности можетъ отвчать цли, когда она написана однимъ лицомъ и проникнута однимъ общимъ міровоззрніемъ, однимъ общимъ историческимъ или философскимъ взглядомъ. Вотъ почему ‘Исторія всеобщей литературы’ Шерра, не смотря на свою устарлость, на большіе проблы и на незначительные размры, полезне и интересне въ смысл общаго чтенія, чмъ такое многотомное и роскошное изданіе, снабженное прекрасными снимками съ рукописей и портретами, какое издалъ Онкенъ. Каждый спеціалистъ склоненъ преувеличивать важность и значеніе своей спеціальности и придавать такіе размры своему труду, какіе не соотвтствуютъ общему плану. Отсюда неизбжно является несоотвтствіе между частями и лишнія подробности, совершенно ненужныя въ исторіи всеобщей литературы. Такое несоотвтствіе замчается, напримръ, въ первомъ том Корша: исторіи санскритской литературы, столь важная именно съ точки зрнія ‘исторія умственнаго развитія человка вообще’ и къ тому же играющая такую значительную роль въ современномъ языкознаніи,— оказалась слишкомъ краткой, а исторія древне-египетской литературы (док. Эд. Мейера), не имющая никакого общечеловческаго значенія, занимаетъ слишкомъ много мста. Съ другой стороны, исторія греческой литературы (Корша) образуетъ цлый огромный толъ въ восемьдесятъ два печатныхъ листа убористой печати и большого формата, и все-таки не исчерпываетъ вполн предмета. Другое бдствіе постигло исторію славянскихъ литературъ (Морозова): она вышла слишкомъ краткой, слишкомъ необоснованной научно, слишкомъ недостаточной даже въ смысл простого учебника. Въ то время, какъ средневковая литература (Кирпичникова, за исключеніемъ небольшого очерка символической и дидактической литературы среднихъ вковъ, написаннаго г. Болдаковымъ), занимаетъ цлый томъ (второй) и вдается въ такія подробности, которыя могли-бы быть въ большинств случаевъ съ удобствомъ устранены въ виду цльности сочиненія,— исторія русской литературы является краткимъ очеркомъ, не дающимъ даже главныхъ фактовъ, или только упоминающимъ о нихъ. Послдній, четвертый томъ посвященъ XVIII и XIX столтіямъ, но распредленіе этого тома едва-ли удачно. Такъ, напримръ, новйшія англійская, французская и нмецкая литературы разбиты на нсколько главъ, между которыми вставлены, безъ всякой видимой причины и необходимости, новйшія испанская, итальянская и скандинавская литературы, причемъ скандинавскія литературы излагаются въ одной небольшой глав на ряду съ литературами Голландіи, Венгріи, Финляндіи и Румыніи. Съ другой стороны, сверо-американская литература почему-то отдлена отъ англійской, хотя и слдуетъ за нею, между тмъ какъ совершенно пропущены литературы Южной Америки, хотя он имютъ свое самостоятельное значеніе, независимо отъ литературъ португальской и испанской. Такая пестрота и отрывочность (при нкоторыхъ проблахъ) не только не удобны для общаго чтенія, но и прямо вредятъ всему сочиненію. Нельзя также не замтить, что въ то время, какъ въ очеркахъ новйшихъ западно европейскихъ литературъ упоминаются такіе посредственные или неимющіе никакого значенія писатели, какъ Онэ, Габоріо, Вело, Кларети и др., въ очерк новйшей русской литературы даже не упомянуты такіе писатели, какъ Марлинскій, Козловъ, Полежаевъ, Боборыкинъ. Лсковъ, Короленко, Чеховъ. Наконецъ и указатель составленъ проф. Кирпичниковымъ, на нашъ взглядъ, неудачно. Въ указател перечислены вс писатели, о которыхъ упоминается въ текст, въ примчаніяхъ къ тексту перечислены также вс русскіе переводчики иностранныхъ писателей, но фамиліи этихъ переводчиковъ почему-то не удостоились попасть въ указатель (за исключеніемъ одной лишь — Я. К. Грота). Такой проблъ, однако, весьма неудобенъ для русскаго читателя, который бы поинтересовался узнать, кто изъ русскихъ писателей переводилъ того или иного иностраннаго писателя. Къ тому же указатель заключаетъ въ себ только фамиліи, и не перечисляетъ терминовъ и понятій, какъ это принято въ иностранныхъ изданіяхъ подобнаго рода. Въ указател упоминаются фамиліи даже самыхъ мелкихъ писателей, а такихъ словъ, какъ классицизмъ, романтизмъ, декаденты, символическій, греческій романъ, эпосъ и др. совершенно отсутствуютъ.
Мы уже видли, что Коршъ въ своемъ предисловіи особенно настаиваетъ на томъ, что задача исторіи литературы не есть только задача эстетическая, что въ исторію литературы неизбжно входитъ, какъ существенная часть, и теоретическое творчество, исторія теоретической мысли, слдовательно и изложеніе, хотя-бы и краткое, философскихъ системъ, такъ или иначе вліявшихъ на эстетическое творчество. Къ сожалнію, и эта существенная часть задачи не была выполнена составителями. Когда случайно тотъ или иной философъ упоминается, то только мимоходомъ, а ихъ теоретическіе взгляды чаще всего совсмъ не излагаются. Даже Платонъ и Аристотель въ исторіи греческой литературы (Норша), излагаются не столько какъ мыслители, сколько какъ писатели и литераторы. Декартъ и Спиноза, Лейбницъ и Кантъ только упоминаются, безъ всякихъ дальнйшихъ разъясненій. Исторію нмецкой литературы начала ныншняго столтія едва-ли можно удовлетворительно понять безъ изложенія системъ Гегеля и Шеллинга, а между тмъ о Гегел мы нашли. у г. Кирпичникова только слдующее мсто: ‘Въ то время наиболе вліятельнымъ представителемъ философіи является продолжатель Шеллинга, Гегель, который уже съ 1807 года, когда появилась его ‘феноменологія духа’, пошелъ по самостоятельной дорог, въ 1818 г. онъ призванъ на кафедру берлинскаго университета и съ этихъ поръ становится царемъ философской мысли въ Германіи. На мсто субъективнаго идеализма Фихте и объективнаго идеализма Шеллинга онъ выдвигаетъ свой ‘абсолютный’ идеализмъ. Очень трудно было понять основы его ученія, но тмъ привлекательне было оно для того, кто считалъ себя избранникомъ, стоящимъ выше толпы. Философія Гегеля общала разгадать загадку жизни, дать полное знаніе и успокоеніе, въ ней было своеобразное величіе, и идея Гегеля о міровомъ дух въ исторіи, носителемъ котораго въ каждый моментъ является извстный народъ, поддерживала патріотизмъ и вру въ великое будущее нмецкой націи’. И только! Авторъ не потрудился даже прибавить, какое отношеніе имлъ абсолютный идеализмъ Гегеля къ тогдашнимъ направленіямъ въ нмецкой литератур. Даже уШерра вліянію Шеллинга и Гегеля на нмецкій романтизмъ посвящено нсколько страницъ.
Таковы недостатки и проблы ‘Исторіи всеобщей литературы’, замченные нами. Проблы эти и недостатки, конечно, значительны и было-бы желательно, чтобы въ послдующихъ изданіяхъ, если таковымъ суждено осуществиться, они были по возможности исправлены. Но все это не мшаетъ этому обширному сочиненію имть также и свои достоинства. Нкоторые отдлы написаны прекрасно и прочитаются, безъ сомннія, съ удовольствіемъ. Къ нимъ на первомъ план принадлежатъ ‘Исторія римской литературю’ г. Модестова, ‘Исторія средневковой литературы’ проф. Кирпичникова, а въ особенности вступительныя статьи покойнаго Корша: ‘Языкъ, какъ явленіе природы и орудіе литературы’, ‘Письменность’, ‘Общіе законы движенія литературы’. Прекрасной обработкой отличаются также ‘Псевдоклассицизмъ во Франціи’ проф. Кирпичникова и ‘Вкъ просвщенія въ Англіи’ проф. Алекся Веселовскаго.