Вперед!, Немирович-Данченко Василий Иванович, Год: 1883

Время на прочтение: 16 минут(ы)

 []

ВПЕРЕДЪ!

Романъ изъ событій послдней турецкой войны.
В. И. Немировичъ-Данченко.

С. Петербургъ.
Складъ изданія у А. Ф. Девріена.
1883.

Оглавленіе.

Часть первая.

Глава I. Въ горной бур
‘ II. Надъ бездной
‘ III. Метель утихла
‘ IV. На бивак
‘ V. Не снится
‘ VI. Айша
‘ VII. Шипка зимой
‘ VIII. Три генерала
‘ IX. Пробужденіе
‘ X. Пойманный баши-бузукъ
‘ XI. Въ тюрьм.
‘ XII. Вторая
‘ XIII. По льду
‘ XIV. Засада
‘ XV. Охотники
‘ XVI. Вонъ изъ клтки
‘ XVII. Дома
‘ XVII. По волчьи
‘ XIX. Коршунъ
‘ XX. Обволокло туманомъ
‘ XXI. Въ секретахъ
‘ XXII. Первыя жертвы
‘ XXIII. Бой во льдахъ
‘ XXIV. Айша ушла
‘ XXV. Мученики Шипки
‘ XXVI. Въ когтяхъ у коршуна
‘ XXVII. Экспедиція генерала Бабкова
‘ XXVIII. Замерзшая траншея…

Часть вторая

Глава I. Въ Казанлык
‘ II. Въ гарем
‘ III. Всти съ горъ
‘ IV. Паша пріхалъ
‘ V. Слдъ нашелся
‘ VI. Два фазана
‘ VII. На досуг
‘ VIII. Тайны гарема
‘ IX. Туалетъ гарема
‘ X. Наканун
‘ XI. Сонъ Зейнабъ…
‘ XII. Айша въ опасности
XIII. Турецкій гаремъ.
‘ XIV. Ночная рекогносцировка
‘ XV. Новая опасность
‘ XVI. Донецъ Переквасовъ
‘ XVII. Удача Заэда-эфенди
‘ XVIII. На аванпостахъ
‘ XIX. Земледъ Трофимовъ
‘ XX. Опасно!
‘ XXI. Погоня
‘ XXII. Вдвоемъ
‘ XXIII. Побгъ
‘ XXIV. Подъ конвоемъ
‘ XXV. Въ тюрьм
‘ XXVI. Бой въ долин
‘ XXVII. Русскіе близко
‘ XXVIII. Соймоновъ наканун перехода
‘ XXIX. У главнаго доктора
‘ XXX. Наканун перехода
‘ XXXI. Привалъ въ Стово
‘ XXXII. Переходъ черезъ Балканы. Ловча
‘ XXXIII. Новичекъ
‘ XXXIV. На поход
‘ XXXV. Одынцевъ между своими
‘ XXXVI. Бесда за-полночь

Часть третья

Глава I. Впередъ
‘ II. Приказъ
‘ III. Первый подъемъ
‘ IV. Козья тропа
‘ V. Via dolorosa
‘ VI. Балканскій вечеръ
‘ VII. Горная ночь
‘ VIII. На зло природ
‘ IX. Ночлегъ
‘ X. Отрядъ проснулся
‘ XI. Съ высоты
‘ XII. Въ снговую бездну
‘ XIII. Удача Пелымера
‘ XIV. Внизъ
‘ XV. Долина огней
‘ XVI. У костра ..
‘ XVII. Солдатъ Лапузъ
‘ XVIII. Бгство
‘ XIX. По пути къ Хаскіою
‘ XX. Передъ боемъ
‘ XXI. Бой у первыхъ ложементовъ
‘ XXII. Первая атака
XXIII. Соймоновъ на пути въ Казанлыкъ
‘ XXIV. Айша на ночлег
‘ XXV. Привалъ бглецовъ
XXVI. Айша заснула
‘ XXVII. Ршительная минута
‘ XXVIII. Укрпленный лагерь
‘ XXIX. Бллый флагъ
‘ XXX. Побда
‘ XXXI. Ночь среди труповъ
‘ XXXII. Живой среди мертвыхъ
‘ XXXIII. Все тотъ-же сонъ
‘ XXXIV. На вершинахъ
‘ XXXV. Оставленный городъ
‘ XXXVI. За бгущимъ врагомъ
Глава XXXVII. Чума
‘ XXXVIII. Что называется на войн недоразуменіемъ
‘ XXXIX. Нива крови
‘ XL. Мстители
‘ XLI. Вовремя

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

Глава I.
Въ горной бур.

Ни горъ, ни долинъ, не видать сегодня.
Вьюга везд — и вверху, и внизу… Святой Николай въ бломъ облак снжной мятели, вихрь гонитъ такія-же облака по ущельямъ, засыпаетъ лощины, прячетъ въ сугробы голыя деревья до самыхъ верхушекъ, перебрасываетъ цлыя горы снга съ одного мста на другое… На стремнинахъ еще шумитъ незамерзшая Янтра, но ея уже не видно, надъ нею съ неистовымъ визгомъ бсится непогода — точно ей нестерпимо свободное движеніе рки, ропотъ быстрины, сворачивающей скалы, точно рядомъ съ своею стихійною, безсмысленною мощью буря не хочетъ терпть никакой иной жизни. По небу бгутъ густыя, безпросвтныя тучи. Быстро бгутъ он, точно спшатъ на югъ къ теплому солнцу, точно имъ здсь холодно въ этомъ царств горной зимы… Цлые мсяцы уже въ глубокихъ рвахъ и тснинахъ спокойно спали ничмъ не тревожимые мертвецы… Тысячи жертвъ — августовскихъ боенъ… Блое покрывало зимы схоронило ихъ отъ друзей и недруговъ, буря добралась и до этихъ безмолвныхъ свидтелей!.. Она сорвала съ нихъ снжные саваны, разметала по сторонамъ и, пробгая мимо
Съ пронзительными стонами, заглядываетъ въ почернвшія, оскаленныя лица, въ черныя впадины череповъ,— впадины, откуда давно уже выклеваны мертвыя очи… Буря не довольствуется этимъ. Она срываетъ съ труповъ жалкія лохмотья, заглядываетъ подъ нихъ, ищетъ чего-то, пристально ищетъ, уносится въ другія лощины и снова возвращается назадъ, снова начинаетъ свой святотатственный осмотръ… Можно подумать, что это рыдающая мать, растерявшая здсь своихъ дтей!.. И, не найдя ничего — непогода опять срываетъ съ горныхъ откосовъ блый саванъ, сбрасываетъ его съ кручъ, уноситъ съ вершины утсовъ, чтобы до новаго осмотра прикрыть вс эти обнаженныя, вс эти неподвижныя тла… Тысячами блыхъ призраковъ разбгается вьюга по ущельямъ… Призраки стремглавъ несутся впередъ, разбрасывая по втру свои длинныя блыя гривы, несутся со стонами, криками и бшеными проклятіями — до первой вершины, куда они сбгаются вмст, и надъ пустыней, возмущенной ихъ оргіей, начинаютъ свою бшеную, полную отчаянія и муки пляску… Блыя виднія срываются съ земли, цлыми вереницами он уносятся въ недосягаемую высь, цпляются за тучи, точно и имъ — этимъ холоднымъ призракамъ зимы — нужно солнце теплаго юга, куда мчатся небесныя странницы. Но тучи сбрасываютъ ихъ внизъ, тучи еще поспшне бгутъ за Балканы, и оставленные въ царств холода призраки опять съ воплями полными отчаянія и муки, стремятся во вс захолустья, ущелья, лощины, снова заглядываютъ въ лица мертвымъ, снова погребаютъ живыхъ подъ сугробами благо сыпучаго снга… Горные волки, разжирвшіе на даровыхъ кормахъ, трусливо прячутся въ темные гроты, въ чащи черныхъ лсовъ, куда не сметъ забраться непогода, пролетая только надъ ихъ голыми вершинами и въ безсильной злоб ломая втви столтнихъ великановъ. Трусливые волки и голоса не подаютъ изъ своихъ надежныхъ убжищъ — точно боятся, чтобы и тамъ не добрались до нихъ страшные блые призраки… Мирно спящій въ своей берлог медвдь — тоже не шевелится… Что ему за дло до зимнихъ бурь и грозъ!… Только жадному воронью нтъ покоя… Съ громкимъ карканьемъ, черное въ блыхъ тучахъ снгу срывается оно подъ втромъ съ одной вершины, тяжело и устало размахивая крыльями, торопится сытое и грузное, добраться по втру до другой, откуда также его сгонитъ вьюга… Черное въ блыхъ тучахъ — долго носится оно надъ этою пустыней, вмст съ рыдающими призраками опускаясь надъ выглянувшими изъ подъ снга лицами мертвыхъ, вмст съ рыдающими призраками скрываясь въ глубокія тснины и молчаливыя, какъ могилы, ущелья.
Внимательный взоръ сегодня не разсмотрлъ-бы ни враговъ, ни друзей… Пусть они перекопали Св. Николай и окрестныя горы, пусть они нарыли тамъ редутовъ, взвезли въ высь на скалистыя вершины сотни орудій, сегодня и черные валы, и стальныя пушки, все однообразно занесено снгомъ, все одинаково окутано блыми тучами… Въ рев, вопляхъ и проклятьяхъ блыхъ призраковъ горной мятели совсмъ незамтно пропали-бы залпы этихъ стальныхъ и мдныхъ пастей — жадныхъ до человческаго мяса, до людской крови… Ихъ не разслышало-бы ни ухо — и они покорно молчатъ сегодня, не ршаясь спорить съ балканскою бурей… Такъ жалкій и подлый нахалъ трусливо смолкаетъ, заслышавъ еще вдалек могучій и властный голосъ льва…
Вьюга засыпала снговыми сугробмами горныя деревушки, такъ что на мст ихъ стоятъ только блые холмы. Все живое прячется подъ ними. Сегодня еще не время пробить себ путь изъ подъ этихъ сугробовъ, сегодня еще нельзя спорить съ мятелью… Когда она вдоволь назлится и набсится, когда она успокоится — тогда выползутъ люди… Сегодня, какъ медвди въ берлог, спятъ они въ своихъ землянкахъ и лачугахъ. Спитъ и Габрово,— по улицамъ котораго, не боясь ничего живаго, разбгаются блые призраки мятели… Спокойно спитъ. И только черный лсъ на горномъ хребт, сторожащій городъ, кажется сегодня еще черне и мрачне… Сегодня не топятъ печей — вихрь гонитъ дымъ назадъ въ засыпанныя снгомъ жилья… Сбившись въ кучу молчаливая семья болгарина грется надъ жаровней съ угольями и молчитъ, слушая бурю… Буря стучится во вс двери и стны грозится въ окна, заглядываетъ въ нихъ, точно упорный сыщикъ, отыскивая какого-то несчастнаго бглеца… Подъ напоромъ блыхъ призраковъ трещатъ стны деревенскихъ домовъ, скрипятъ ворота, вздрагиваютъ и звенятъ стекла… Сорвавшійся съ петель ставень стучитъ о деревянный косякъ, крыша гнется и стонетъ подъ ногами призраковъ, выплясывающихъ на ней какой-то дикій, невозможный danse macabre. Изрдка, буря точно начнетъ псню, возьметъ нсколько музыкальныхъ нотъ, но, не докончивъ, броситъ, и опять съ проклятьями и рыданьями гонится за кмъ-то, настигаетъ и топчетъ кого-то — топчетъ яростно и смясь, и плача въ одно и то-же время… Дороги не видать совсмъ… Да кому она и нужна сегодня?..
Горный орелъ, сорванный бурей съ своего каменнаго гнзда на Св. Никола носится надъ городомъ… Куда ни опустится старый хищникъ, непогодь гонитъ его прочь. Слъ было на черепицы собора — вихрь рванулся и ударилъ-бы его о земь, да орелъ во-время разбросилъ свои срыя могучія крылья… Какъ подъ парусомъ понесло его дальше… Зацпился было онъ за старую башню на городской площади — блыя крылья, гораздо боле могучія, крупныя и сильныя, ударили его въ сторону и отнесли опять назадъ… Съ испуганнымъ клекотомъ понесся орелъ вмст съ бурей — да справа рвануло вихремъ и сбило его съ пути… Лсъ онъ завидлъ, къ его верхушкамъ направился, но точно стерегли его тамъ блые призраки снговой мятели — вынеслись къ нему на встрчу, закружили и завертли его такъ, что, обезсиленный, измученный горный охотникъ сложилъ крылья и камнемъ упалъ на блый сугробъ. Съ злобнымъ хохотомъ закружились надъ нимъ струйки снга и давай зарывать его все глубже и глубже… Не хватило снгу — мятель сорвала верхушки съ другихъ сугробовъ… Одинъ разнесла совсмъ, открывъ скорченную подъ нимъ окоченлую лошадь съ раздутымъ брюхомъ и торчащими вверхъ ногами…
— Ну-ко… Кто выйдетъ помриться со мной?.. Кто безстрашный заглянетъ сегодня въ мое царство!?— точно шлетъ во вс четыре стороны свой вызовъ горная непогодь… Вызовъ разносится далеко, далеко и гаснетъ, не встрчая отвта.
Впрочемъ, не совсмъ безъ отвта…
По долин, что — узкая тянется отъ Габрова къ первымъ взъздамъ на Св. Николай, растянувшись длинною линіей точно срая змя, двигается съ самаго утра какой-то полкъ… Какъ люди ухитряются выдерживать могучіе удары бури, какъ они идутъ тамъ, гд гибнутъ горные орлы — совсмъ не понятно… Полкъ то пропадаетъ въ блой туч снга, то опять выступаетъ на свтъ, когда туча, на минуту окутавшая его, улетаетъ въ сторону… Полкъ кажется однимъ живымъ существомъ. Видимо, люди держатся локоть къ локтю. Идутъ густою толпою, сознавая, что въ одиночку тутъ погибнешь безъ слда… Словно они сцпились, словно во всей этой масс живыхъ существъ — одинъ мозгъ и одна воля, а буря, точно желая заживо схоронить дерзкихъ, набрасываетъ на нихъ высокіе сугробы снга… На секунду голова колонны пропадаетъ въ немъ, но вотъ въ блой масс что-то чернется, какое-то пятно проступаетъ… Пятно опредляется и растетъ, еще минута и срая змя насквозь уже проникаетъ эту блую массу… А спустя дв-три — сугробъ, растоптанный сапогами солдатъ, уже не мшаетъ имъ идти дальше… Нсколько конныхъ фигуръ впереди — эти совсмъ ныряютъ въ снгу… Медленно, очень медленно подвигаются солдаты… Иной разъ, точно обезсилвъ, весь полкъ, какъ одинъ челозкъ, останавливается и начинаетъ топтаться на мст… Такъ, задержанное степною бурей стадо барановъ, сбившись въ кучу головами внутрь, топчется безсмысленно, не зная, куда укрыться отъ удара вихря и грома, отъ могучихъ струй весенняго ливня… Видимое дло — полку совсмъ не сладко… Третій часъ уже идетъ, онъ вторую версту, а до позицій, на которыя его направили изъ Габрова,— добрыхъ шестнадцать!.. Въ бломъ марев грозы видно, что слабыхъ ведутъ подъ руки сильные. Въ эту бурю отстать, значитъ — погибнуть. Захлещетъ вихремъ, занесетъ снгами… Пока поэтому отсталыхъ и нтъ, но боле слабые, глазами, полными ужаса, вглядываются впередъ. Они точно сознаютъ, что у сильныхъ товарищей не надолго хватитъ доброй воли вести ихъ впередъ. Усталь возьметъ свое — и несчастнымъ, поневол, придется улечься на эти скаты невольными жертвами балканскаго ненастья…
Точно избгая горныхъ ущелій, которыя въ одну минуту могла-бы доверху забросать непогода цлыми горами снга, полкъ двигается не по дну ихъ, а лпится по скатамъ… Еще трудне двигаться на этихъ кручахъ. Буря толкаетъ внизъ, нога скользитъ на скользкихъ обледенлыхъ косогорахъ… Иной разъ голова такъ закружится, что казалось-бы гораздо легче сбросить прочь ружье и ранецъ и добровольно скинуться самому на самый низъ лощины… Она тянетъ солдатъ къ себ, манитъ ихъ… Кровь бьетъ въ голову, ноги отекаютъ, кажется, вотъ-вотъ — обезсилютъ и отнимутся, какъ лопнувшая пружина, сердце бьется съ болью и натугой въ усталой груди, дышать даже становится больно и трудно, потому что втромъ срываетъ воздухъ прочь, стужа проникаетъ въ симую грудь, вызывая въ ней хриплый кашель… Снгъ залпливаетъ глаза и уши. Въ сторон его, въ свист мятели, въ могучемъ грохот лавинъ, срывающихся внизъ по сторонамъ, пропадаютъ голоса. Полкъ точно призракъ двигается — его не слышно совсмъ… Ослпшая отъ ударовъ снга и бури, черная птица ударилась въ лицо какому-то солдату и скользнула точно черный платокъ внизъ… Ее растоптали ногами, и она, безсильно раскрывая клювъ, все глубже и глубже, измятая и умирающая, уходитъ въ плотную массу снга… Деревья подались на пути. Солдаты хватаются за нихъ руками и, безсильно, приникая головами къ корявымъ стволамъ, отдыхаютъ одну минуту… Буря точно хочетъ оторвать ихъ руки отъ деревьевъ… Уставшимъ чудится даже, что ихъ кто-то дйствительно хватаетъ за руки, тянетъ прочь — такъ силенъ напоръ втра… По пути встрчаются провалы и рвы. Передніе уходятъ въ нихъ съ головою. Товарищи вытаскиваютъ ихъ на свтъ Божій, если только сегодня этотъ свтъ Божій можетъ быть виднъ кому нибудь. И все это длается молча, безъ криковъ, безъ шутокъ… Разв вздохнетъ только кто-нибудь, да такъ про себя пуститъ: ‘эхъ ты, жизнь солдатская!..’
Голова колонны обогнула ужь выступъ Дервишъ-Беира.
Передъ нею обледенлая площадка… Вихремъ смело снгъ съ нея… Хоть на конькахъ катайся… Что-то черное впереди… Осторожно придвигаются впередъ солдаты… Черное опредляется… Передніе тише идутъ, какъ испуганныя лошади, поворачивая головы въ сторону, къ этому черному, вглядываются, пріостанавливаясь и тяжело дыша… Еще секунда — и шапки прочь съ головы. Усталыя руки творятъ кресты…
— Господи, спаси!.. Ишь сердечный…
— Ахъ, ты, жизнь солдатская!… Присталъ должно быть!..
— Поднять-бы!..
— Стой!— слышится команда спереди.
— Стой, стой!..— подхватываютъ ее сзади… Перекидываютъ по тмъ взводамъ, которые еще за Дервишъ-Беиромъ борятся съ кручей и ударами втра… Солдаты пріостанавливаются. Сдвигаются ближе вокругъ этого чернаго, встртившагося имъ на пути… Кружкомъ сдвигаются… Теперь это черное уже въ центр круга… Неподвижное…
Лежитъ себ солдатикъ четырнадцатой дивизіи. Лежитъ, раскинувшись… Рсницы запушены снгомъ, а глаза открытыми въ упоръ смотрятъ на тучи, быстро бгущія по безпросвтному небу… Любо отдохнуть усталому — руки раскинулъ… Руку въ кулакъ зажалъ, точно грозитъ кому-то: ‘постой ты, уже я доберусь до тебя!’ Кепку снесло куда-то втромъ. Въ волосахъ снгъ… Космами ко лбу примерзли… Зубы оскалилъ — смется, только отъ этого смха жутко… Совсмъ поблвшія десна, синія губы сдвинуло вверхъ и внизъ. И ноги раскинулъ, какъ руки, худой какой, зеленый совсмъ…
— Ахъ, ты, Господи!..— шепчутъ кругомъ солдаты.
— Приподымите-ка его, ребята?— приказываетъ офицеръ изъ молодыхъ, съ видимымъ сожалніемъ вглядываясь въ лицо трупа.
Ближайшіе наклонились. Попробовали. Еще разъ принялись — все также неподвижно смотритъ вверхъ и скалитъ зубы замерзшій.
— Нельзя, вашбродь!— съ натугою выпрямились опять видимо съ болью разгибая спины.
— Почему нельзя?…
— Земля не пущаетъ… Вихрь зашевелилъ рсницы у мертваго, точно безмолвно согласился съ тмъ, что дйствительно земля его не пускаетъ.
— Земля держитъ!..
Видимо несчастный примерзъ къ этой земл, приледенлъ къ ней… Не оторвать его… За голову подняли — ничего не подлаешь, точно онъ затылкомъ опирается въ ледъ… Точно самъ мертвецъ не хочетъ поднять головы.
— Можетъ, его еще къ жизни вернуть можно?
— Гд вернуть!.. Не вернешь!.. Онъ давно замерзши здсь… Ишь, точно камень!..
— Земля завсегда крпко держитъ!— философствуетъ живой, глядя прямо въ глаза мертвому.
— Вверхъ отъ ей не полетишь!.. Зарыть-бы…
— И гд тутъ зарыть? Теперь насквозь промерзло. Все равно, что камень рыть.
Голова колонны двинулась дальше… Проходя мимо, солдаты крестятся и скидаютъ кепки, усталые при вид трупа обртаютъ новыя силы — отстать — ляжешь такимъ-же трупомъ. Подобрать некому: разв только въ сторону немного оттащутъ, потому что давай Богъ каждому самому уйти отъ этой грозы и непогоды.
Нкоторые изъ солдатъ на пути наклонялись, схватывали горсть снгу и жевали его, освжая высохшій отъ устали ротъ.
— Турскій квасокъ!— попробовалъ было пошутить одинъ:— ишь онъ какой!..
Сосдъ только съ недоумніемъ взглянулъ на него.
— Одно слово, поганая сторона!..— отозвался онъ.
— У насъ теперь чудесно!..
— Ну, тоже и у насъ чего хорошаго?
— Тепло… Печи теперь затопятъ — чудесно!…
— Тепло — это точно… Вотъ он, Балканы-то какія!..
— А ты думалъ сахарныя,— попробовалъ было пошутить опять солдатикъ, наглотавшійся турскаго кваску.
— Сахарныя не сахарныя… А все-же… И круча-же Господня!..
— Не взойти!— оглянулся одинъ на почти отвсный обрывъ горы.
— Какъ тутъ взойдешь!?..
— Никакъ нельзя!.. Ишь ты: что стна!..
— А ежели прикажутъ — взойдешь!
— Ежели прикажутъ — точно что!— немедленно согласился первый, оглядывая крутизну Дервишь-Беира!
Солдатики смотрли совсмъ захирлыми… Худые, блдные, усталые, съ синими подтеками на щекахъ, съ тусклыми глазами… Видимое дло, болгарскіе кормы были не впрокъ. Цлыя недли безъ отдыха на трудномъ поход, впроголодь, живо износился этотъ полкъ — одинъ изъ полковъ только недавно перешедшей Дунай двадцать-четвертой дивизіи. Тотъ, кто ее видлъ недавно — щеголеватой, одтой съ иголочки, не узналъ-бы теперь вовсе въ оборванныхъ и захирлыхъ Кирилкахъ вчерашнихъ молодцовъ и франтовъ…
— Можно-ли вести полкъ въ такую погоду!— недовольно обернулся полковой командиръ къ ближайшимъ офицерамъ.
— Порастеряемъ народу не мало…
— А ослушаться нельзя… Приказали.
— Дивизіонный нашъ прідетъ на Шипку тоже… Полковникъ промолчалъ и только нахмурился пуще…
‘Какъ-же прідетъ!— думалъ онъ про себя:— Ждите!.. Кой чортъ выгонитъ его теперь изъ теплыхъ землянокъ главной квартиры!’
— Хоть-бы село какое…
— А что?
— Можно было-бы разставить солдатъ по домамъ пока не уймется вьюга.
— Да какъ вы до села теперь доберетесь?
— Ну, вотъ!..
— Разумется… Все занесено снгомъ. И входы, и выходы… Отъ села только блые бугры торчатъ… Вотъ, можетъ быть, село — чортъ его разберетъ!
И говорившій взмахнулъ направо, гд въ долин блли неподвижные сугробы снга.
— Все-бы чернлось что-нибудь.
— Да вдь вьюга какая! Съ крышами похоронитъ… Вонъ роща — какіе дубы, а посмотрите: только верхушки торчатъ изъ подъ снгу!.. Сплошь занесло ее. Не хотите-ли коньяку, полковникъ?
— А съ вами есть?
— Какъ-же… Какой-бы иначе я адъютантъ былъ.
— Вотъ спасибо… Хоть согремся немного… Солдатамъ-то жутко какъ приходится… Я боюсь за отсталыхъ.
— Позади маіоръ Мосоловъ детъ. Онъ подбодритъ тамъ.
— Да вдь какъ подбодрить — если ноги-то отымутся… Конь сильне — а вы посмотрите на моего,— едва дышетъ. Ишь морду отъ втра воротитъ. Что съ нимъ подлаешь? Вотъ если-бы…
Что ‘если-бы’ — полковнику сказать не удалось. Бшенный порывъ втра унесъ далеко въ сторону окончаніе его фразы и чуть самого не сбросилъ внизъ съ коня.
Одна кучка солдатъ остановилась вплотную другъ къ другу, плечомъ къ плечу и тяжело дышетъ, выдерживая напоръ втра… Вихрь точно задался цлью во что-бы то ни стало сорвать ихъ внизъ… То налетитъ спереди, то слва ударитъ… Солдаты только тсне жмутся, сдвигаясь такъ, что скоро нельзя было-бы руки продвинуть между ними. Потрепалъ, потрепалъ втеръ, отбжалъ прочь, и только что эта толпа разошлась было, какъ вдругъ налетлъ съ визгливымъ хохотомъ, сбрасывая внизъ въ снгъ и такъ на мст опрокидывая обманутыхъ его хитростью пшеходовъ… Руки ушли въ снгъ — смокли, смокли и лица… Вытереть нечмъ. Все въ снгу, а непогода дуетъ пронзительной стужей, и капли воды на голомъ тл леденютъ… Лица и руки симютъ, морозъ щиплетъ ихъ, глазамъ смотрть больно, дышать трудно… Кажется, буря до самаго сердца добраться хочетъ, чтобы и его неровно-бьющееся, больное, измученное, сжать въ одинъ неподвижный комокъ льда…
— Спаси Господи!— поднимается одинъ изъ солдатиковъ, встряхиваясь какъ мокрый песъ, только что выбравшійся изъ воды.
— Не погода — а вдьма!
— У насъ, братъ, и вдьмовъ такихъ нтъ…
— Точно что нтъ!.. Скрозь прошло… Ну, ужь и Шипка ихняя…
— Одно слово, Балканъ!
— Водки-бы теперь… Живо согрло-бы!..
— Какъ не согрть!.. Скоро-ль дойдемъ?..
— Къ ночи, сказываютъ…
— Ой, нтъ моей моченьки!— валится въ снгъ молодой, безусый парень лицомъ внизъ, точно ему страшно видть надъ собою эти быстро бгущія срыя тучи зимняго неба, эти, еще быстре бгущія, блыя тучи зимней мятели…
— Ну, Архипъ, не склизься… Вставай, вставай!..
— Дай ему полежать… Сейчасъ пойдетъ!..
— Знаю я… Полежи — живо ноги отнимутся. Вставай, вставай!.. Бодри его, братцы!.. Подъ мышки, вотъ такъ!.. Тутъ, братъ, ляжь — какъ червь сгинешь… Знаю я!..
Позади по всему пути, пройденному полкомъ, уже валялись отставшіе, которыхъ были не въ силахъ подбодрить или поддержать усталые товарищи. Лазаретныя фуры опрокинуло непогодой при самомъ вызд изъ Габрова — тамъ он и остались. Отсталые рдко гд лежали по двое, по трое, чаще въ одиночку… Вокругъ нихъ уже хлопотала вьюга. Точно леля первыя свои жертвы, она закутывала ихъ въ мягкое блое покрывало снга. Т, тяжело дыша старались приподняться, сбросить съ себя холодные саваны, собирая послднія усилія, длали нсколько шаговъ и опять падали лицомъ въ мягкую, рыхлую массу снга… Быстро леденли мокрыя ноги, покрываясь корою, сознаніе уступило мсто галлюцинаціямъ, чудилась теплая изба, слышались родные голоса, сладко засыпалось утомленному, такъ сладко, что когда товарищеская рука будила его, засыпающій злобно ругался и, поворачивая прочь отъ наклонившагося къ нему лица, погружался въ еще боле сладкій и пріятный сонъ…
— Ляксй, Ляксй!..— тормошилъ молодаго солдата остановившійся надъ нимъ товарищъ.
— Ну тебя!.. Ступай къ чорту!.. бормоталъ сквозь зубы лежащій.
— Замрешь, вставай!..
— Ладно… потрудились, будетъ… спать хочу…
Силой подымалъ товарищъ, ставилъ упавшаго на ноги, но усталый не находилъ мочи даже раскрыть глазъ, и какъ только товарищъ оставлялъ его, словно подрзанный опять падалъ въ снгъ. Грузно падалъ, не чувствуя боли отъ ушибовъ, не сознавая, что съ нимъ, гд онъ.
— Ахъ ты!.. Что тутъ длать?— всплескивалъ руками первый и отходилъ въ сторону.— Осипъ! а Осипъ… Помоги поднять вотъ…
— Пробовалъ… Ничего не подлаешь… Только самъ измаешься — да рядомъ съ нимъ и ляжешь.
— Ну, и походъ!..
— Мука!..
— Вставь себ перо въ носъ и лети, куда хошь!— попробовалъ было пошутить мимоидущій.
— Полетишь!.. Къ Богу въ рай!.. Одна, братъ, дорога тутотка. Другой нтъ…
— Телгу-бы ротную… Можно было-бы сложить ихъ да везти.
— Телги ротныя завязли по пути внизу… Совсмъ завязли…
Ни зги не видно было кругомъ. Когда втеръ утихалъ и снговыя тучи разсивались — на далекое пространство открывалась и то на одну — дв секунды безконечная панорама горныхъ вершинъ, блыхъ среди благо пейзажа. Не успвали солдаты окинуть перспективу ожидавшаго ихъ пути, какъ втеръ срывался опять съ какого-нибудь горнаго склона и наносилъ на нихъ новыя блыя массы снгу… Около одного изъ лежавшихъ солдатъ сидлъ, всхлипывая, другой — совсмъ молодой еще парень… Шелъ мимо, опираясь на прикладъ ружья, старый унтеръ… Посмотрлъ минуту…
— Чей ты?..
— Братъ кончается…— и опять давай, покачиваясь головой впередъ, всхлипывать.
— Подъ руки ты его возьми…
— Ничего не можетъ… Силы моей нтъ… Я ужъ его на себя взялъ — да упалъ… Мочи не стало…
— Давакось вмст…
Подошелъ, поднялъ засыпавшаго… Сдлалъ нсколько шаговъ, оказалось, что и братъ ходить не можетъ… Ноги отнялись совсмъ.
— Эко горе-то, горе какое!..
Старикъ унтеръ поболтался, поболтался… Оставилъ спавшаго и прочь пошелъ…
Плачь ему вслдъ послышался — не оглянулся. Все равно помочь нечмъ. Дай Богъ силы самому не улечься…
— Хорошій солдатъ былъ, тверезвый!— разсуждалъ онъ самъ про себя, съ трудомъ передвигая ноги въ густомъ мсив снга, наметнувшемся цлыми горами на его пути.
На десятой верст отъ Габрова полкъ — до того шедшій сплошной стной — разбился на отдльныя кучки.
— Этакъ солдатъ не доведешь совсмъ!— остановился полковникъ.
— Никто какъ Богъ!..
— Отвчать-то вдь не Богъ будетъ, а я… Говорилъ я вчера генералу: нельзя выступать…
— А ему что!
— Онъ теперь въ Габров… Ему съ полгоря. Въ тепл себ спитъ. Разчесалъ усы на об стороны, да и дрыхнетъ.
— Нужно было къ Радецкому на Шипку телеграмму послать.
— Да вдь это еще какъ-бы онъ взглянулъ на дло… Скажутъ — рохли… Наша дивизія только что прибыла.
— Сказываютъ — изъ тхъ, что поране пришли на Шипку, пропасть померзло нашихъ.
— Да какъ-же не замерзнуть? Вы посмотрите — разв это сапогъ?.. Паутина какая-то, а не сапогъ.
Дервишъ-гора кончалась совсмъ… Путь упирался въ стну небольшой котловины… Втеръ и блыя тучи снга проносились надъ нею въ высот… Здсь было тихо… Здсь и снгу было мало…
— Нужно дать отдыхъ!..
— Самый подходящій уголокъ для этого.
— Соберите-ка полкъ сюда!.. Горнистъ, труби скоре!
Горнистъ, съ покраснвшимъ носомъ, приложилъ трубу ко рту, собралъ вс силы, надулъ щеки во всю — но, какъ оказалось, старался совершенно напрасно. Труба его была безсильна перекричать бурю… Ближайшіе его слышали, къ остальнымъ доносились только грохотъ мятели и пронзительный визгъ втра, который врывался въ узкія тснины между утесами, злился на то, что они неподвижно стоятъ подъ его могучимъ напоромъ. Еще и еще разъ кидался онъ на ихъ каменныя массы, подымалъ съ ихъ вершинъ сдыя кудри стараго снга, разввая ихъ во вс стороны, но утесы стояли неподвижны, презрительнымъ безмолвіемъ встрчая гнвные порывы горнаго вихря…
— Нужно похать самому!..
И полковникъ, грузно взобравшись на усталаго коня, поухалъ на встрчу полку.
Скоро въ котловину собрались вс, въ комъ еще оставалось хоть немного силы добраться до этого сравнительно безопаснаго пространства… Солдаты до краевъ наполнили его… Безмолвіе царило между ними. Сидли, понурясь, не поднимая головы, слушали бурю, проносившуюся вверху надъ ними… Тяжело дышали намученныя груди…
А срыя тучи еще быстре бжали на югъ… Еще быстре, точно имъ хотлось, какъ можно поскоре оставить позади это царство ужаса… Съ завистью смотрли на нихъ т, въ коихъ еще было силы поднять голову… На восток темнло… Ранняя зимняя ночь приближалась оттуда, на встрчу вихрю и мятели…

Глава II.
Надъ бездной.

Отряду не долго пришлось отдыхать въ сравнительно спокойномъ мст. Не успли еще подтянуться отставшіе, какъ голова колонны уже стала выстраиваться вверхъ вдоль дороги, по которой во всю мочь бсился горный втеръ, нанося цлыя тучи снга, сорваннаго съ вершинъ,— густыя, блыя тучи… Казалось, онъ хотлъ похоронить подъ ними этихъ смльчаковъ, казалось, ему ненавистно было присутствіе человка среди мертвой пустыни. Вершины горъ, съ которыхъ тотъ-же вихрь срывалъ блыя струи снга, казались головами лежащихъ великановъ съ развивающимися во вс стороны сдыми волосами… Отсюда, утомленнымъ взглядамъ солдатъ дали являлись еще ужасне… Горы за горами, скаты за скатами. По блому фону снговъ — синія тни лощинъ… Еслибы не рдкіе дымки, тонко изгибавшіеся изъ ущелій по вол втра,— страна казалась-бы совсмъ необитаемой… Изъ подъ однообразнаго покрова зимы голыя втви деревьевъ казались руками, безсильно простертыми вверхъ. Вздрагивая, будто-бы отъ холода, он молили кого-то о помощи, но помощь немогла придти ни откуда. Ни съ этихъ небесъ, по которымъ ползли такія-же блыя однообразныя тучи, ни съ этихъ вершинъ, тонувшихъ въ иглистомъ простор…
— Нашли время для похода! недовольно проворчалъ полковой командиръ, когда лошадь его чуть не отнесло въ сторону внезапнымъ порывомъ урагана. Конь, храпя и озираясь, сталъ пятиться назадъ, въ только что оставленный спокойный уголокъ. Копыта его скользили по обледенвшей поверхности дороги… Онъ пересталъ слушаться удилъ и подъ ударами нагайки только подергивалъ кожей да встряхивалъ ушами.
— Того и гляди сорвешься — отозвался адъютантъ, котораго сквозь легонькое пальтецо питерскаго покроя давно уже пробрало морозомъ и втромъ. Онъ поднялъ барашковый воротникъ, но холодъ сквозь него еще ощутительне перехватывалъ шею…
— Не нужно было выступать!
— Не нужно… А генералъ?..
— Генералу чудесно. Теперь онъ по большой дорог катитъ изъ Габрова въ главную квартиру…
— Карета у него удобная, мягкая…
— Онъ себ туда тюфякъ уложилъ и подушки. Поди завернулся въ шубу и дрыхнетъ… Ему что! А тутъ вотъ какъ растеряешь солдатъ — съ кого спросятъ… Что, отсталыхъ много?
— Есть!.. Пока некогда было перекличку длать… На сапоги жалуются солдаты.
— А что?
— Да вдь Малкіелевскіе… Жидовской поставки… Расползлись — одно только названіе, что сапоги. Отмороженныхъ много будетъ къ ночи…
Полковой командиръ только схватился за голову.
— Я вдь не хотлъ принимать — приказали. Я зналъ, что это не сапоги, а рвань какая-то… Вотъ теперь и отдувайся.
— Поставщики! Положимъ, что они, какъ кулаки, воспользовались случаемъ смошенничать, а интендантство-то, принимавшее сапоги, чего смотрло? Тоже душу чорту продали… Нтъ, я-бы этихъ прохво…
Сильный порывъ втра отнесъ въ сторону слова говорившаго и залпилъ ему все лицо снгомъ. Куда онъ ни поворачивался, втеръ, казалось, дулъ отовсюду. Снгъ кололъ щеки и носъ точно мелкими иглами. Сквозь рукавъ проникалъ внутрь — такъ что локти и плечи схватывало острою ревматическою болью… Солдатамъ пришлось еще хуже…
— Послднія времена, братцы!..— роняетъ одинъ, падая лицомъ прямо въ снгъ.
— Помирать — одно слово!..— приваливался рядомъ товарищъ.
— Вы чего?.. Въ начал пути уже лоскомъ ложитесь, налеталъ на нихъ офицеръ, но т даже не поворотили головы.
— Вы, вашескородіе, не троньте… пущай ихъ!— вступался фельдфебель.
— Замерзнутъ вдь.
— Не… Отдышутся… Я посмотрю… Только они съ легкимъ сердцемъ глонутъ воздуху, я ихъ подыму сейчасъ. Не дамъ имъ проклаждаться такъ-то… Ну, дыши, дыши ребята… Глони снжку, снжку-то глони. Посвжетъ.
Солдаты глотали снгъ — и дйствительно ихъ освжало… Поднимались и шли снова впередъ… Зачастую по обледенлой поверхности дороги несчастные падали, сбивали съ ногъ другихъ и съ усиліемъ, цпляясь другъ за друга, приподымались, чтобы упасть тотчасъ-же… Нкоторые сплелись было руками локоть за локоть, но одинъ падавшій увлекалъ за собою остальныхъ и, усталые только стонали…
— Ну, походъ!..— остановился одинъ.
— Что, Артемьевъ?— обогналъ его офицеръ.
— Неспособно!.. Бда, вашескородь… Смерть!..
— До смерти еще далеко…
— Гд далеко. Вотъ она здсь сторожитъ и ловитъ. Только ты поддался — она сичасъ.
— Сапоги — вотъ, вмшался другой.
— А что?
— Томятъ… къ городу они ничего, а здсь, вашьбродь, ног
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека