Возраженіе на критику трагедіи Электры и Ореста.
М. С.
‘Встникъ Европы’, No 9, 1811
Возражение на критику трагедии Электры и Ореста, М. С., Год: 1811
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Читая въ 7 мъ No Встника Европы помщенную критику на Электру и Opeста трагедію, я ожидалъ чего-нибудь важнаго, >то есть ожидалъ критики основательной, какая обыкновенно длается учеными людьми и знатоками драмматическаго искусства, но нашелъ совсмъ тому противное.
Г. Критикъ долженъ былъ прежде всего разсмотрть содержаніе, весь планъ піесы, ходъ, расположеніе и связь явленій, разнообразіе въ противоположностяхъ свойствъ дйствующихъ лицъ, наипаче главныхъ, ихъ страсти, намренія, разговоръ, дйствіе, развязку и потомъ слог. Но все сіе упущено и доказываетъ: первое, что г. Критикъ иметъ весьма недостаточное познаніе драмматическаго искусства, второе, что онъ очень мало, или совсмъ не читалъ Греческихъ оригиналовъ и незнакомъ съ обычаями древнихъ, третіе, что онъ забылъ силу трагедіи, которая иметъ своею цлію трогать сердца зрителей, извлекать слезы и производить въ нихъ ужасъ. Электра, при всхъ ея недостаткахъ, исполнила все то, чего отъ трагедіи требуетъ Аристотель и зрители. Вотъ главныя и необходимыя правила, все прочее служитъ для достиженія сихъ первыхъ. Критика г-на Ж. займетъ читателя одну минуту, и посл онъ eя забудетъ, a Электра г-на Грузинцова всякой разъ будетъ извлекать слезы зрителей.
Г. Ж. выписавши нкоторыя мста изъ прозы издателя, начинаетъ: ‘Такъ говоритъ издатель новой трагедіи Электра и Орестъ’ и пр. При самомъ начал г. Ж. уже сдлалъ грамматическую ошибку. Должно было сказать: издатель трагедіи Электры и Ореста. Но сіе не удивительно: онъ еще больше ошибся въ своихъ сужденіяхъ. Ему весьма хотлось, чтобы г. Грузинцовъ непремнно вывелъ Ореста и Пилада во 2 мъ дйствіи, какъ у Вольтера, говоря, что въ Русской Электр дв начальныя сцен не на мст. Я не знаю, можетъ ли кто другой, кром г-на Ж., написалъ такую необдуманную критику. Ежелибъ дйствіе началось приходомъ Эгистовымъ, или мщеніемъ Орестовымъ, то есть срединою или окончаніемъ произшествія, тогда безъ сомннія можно было бы сказать, что начало трагедіи не на своемъ мст. Но всякое начало, которое влечетъ за собою послдствіе, есть начало на своемъ мст. Онъ врно забылъ, или не знаетъ, что Электра Софоклова начинается тмъ же, чмъ Электра г-на Грузинцова, то есть открывается первая сцена Орестомъ и его дядькою. Я согласенъ, что начало Греческой трагедіи важне, потому что дядька Орестовъ тотчасъ сказываетъ ему, что они близь дому Aгамемнонова, показываетъ ему въ дали Аргосъ и Мицену, и подводя его ко гробу Агамемнонову, говоритъ: ‘Здсь скрытъ прахъ отца твоего, умершаго отъ рукъ убійцъ.’ Слдовательно г. Грузинцовъ, выведя Ореста и Пилада, подражалъ не второму дйствію Вольтеровой трагедіи, но Софоклу, и нтъ ничего приличне сего начала. Г. Ж. не замтилъ, что y Софокла дядька Орестовъ обыкновеннымъ образомъ разсказываетъ ему о произшествіи смерти Агамемновой, а въ Русской Электр Орестъ узнаетъ въ дйствіи постепенно, что Эгист царствуетъ въ Аргос, и что близь дворца, воздвигнута гробница отца его. Борьба страстей начинается уже съ перваго акта, что безъ сомннія ближе къ цли настоящей трагедіи.
Говоритъ онъ: ‘Въ III явленіи приходитъ Клитемнестра, Форбасъ спшитъ удалить пришельцовъ, но Клитемнестра ихъ видла. Кто они? спрашиваетъ она у Форбаса.’
Какъ, не ужь ли Г. Ж. и ето нашелъ страннымъ? Правда, что Клитемнестра видла двухъ человкъ, но не знаетъ кто они, то есть какого народа, и для чего пришли въ Аргосъ. Не было ничего справедливе, какъ спросить ей о томъ y Форбаса, которой съ ними говорилъ и безъ сомннія узналъ о ихъ происхожденіи. По чему хочетъ Критикъ, чтобъ приходъ Клитемнестры произвелъ ужасъ? Она приходитъ къ Электр, которая столько лтъ была въ заключеніи, Клитемнестра мать, преступленіе ея было необдуманное, a кратковременное заблужденіе, которое не могло потушить въ ней природныхъ чувствъ, и нжность ея къ дочери гораздо естественне угрозъ, она тмъ себя не унизила, но привлекла на себя вниманіе. Еслибъ она угрожала въ несчастіи Электр, какъ хочетъ Г. Ж., тогда то бы она, сдлалась не только несносною, но чудовищемъ. Видно по всему, что Критикъ не принималъ въ глубину чувствъ человческихъ, a судилъ по однимъ только образцамъ, которые имлъ передъ собою, и не слав трагиковъ. —
Клитемнестра, думаетъ онъ, не должна была открываться въ своей горести Форбасу, но онъ былъ не простой служитель олтаря, но первосвященникъ, преданный дому Атридову, и мольба Клитемнестры есть очистительная жертва по обычаю Еллинскому, что можно видть изъ Омировой Иліады, изъ нкоторыхъ трагедій Софокловыхъ и Еврипидовыхъ. Воспоминаніе Клитемнестры о своей любви необходимо, ибо воспоминая о преступленіи, должна была сказать о причин, сдлавшей ее убійцею. Смшно было бы, ежелибъ старая Клитемнестра воспоминала о своихъ любовныхъ интригахъ старомy своему любовнику, такъ какъ Вольтерова старая Іокаста старому Филоктету. Г. Ж. не зналъ что сказать.
Слова Критика: ‘Клитемнестра въ присутствіи Электры, стоящей, конечно для симметріи, вмст съ Кризотеміею на колняхъ предъ олтаремъ, называетъ Агамемнона супругомъ, и проч.
Можно ли посл сего поврить, что Господинъ Ж. въ состояніи длать здравую критику? Онъ не только говоритъ о тхъ погршностяхъ, кои угодно было ему назвать погршностями, но даже о томъ, чего не писалъ сочинитель. Гд онъ нашелъ, что Кризотемія и Электра стоятъ на колняхъ предъ олтаремъ. Долженъ ли Критикъ свои выдумки приписывать ошибк сочинителя? Электра и Кризотемія стоитъ предъ гробомъ отца ихъ и не имютъ ни малаго участія въ жертвоприношеніи. Клитемнестра назвала Агамемнона супругомъ: не ужь ли думаетъ Г. Ж. что еслибъ она назвала его Атридомъ, то чрезъ его характеръ ея былъ бы лучше? Она такъ же и у Софокла говоритъ: ‘Такъ, я убила царя вашего, рушителя Трои, моего супруга’ и проч.
Теперь критика Г. Ж. кончилась. Что я долженъ думать о трагедіи? Гд эти знаменитыя лица Орестъ и Электра, на которыхъ больше всего зрители обращаютъ вниманіе? Онъ объ нихъ не сказалъ ни слова. Я не вижу ни духа Электры, ни мщенія Орестова, ни фурій раздирающихъ душу матереубійцы? Объ Орест онъ сказалъ только, что онъ появился съ Пиладомъ, a Электра будто бы стояла предъ олтаремъ и больше ничего не длала. И ето критика на трагедію! О жалкое состояніе нашей словесности! Ежелибъ я не видалъ Электры въ представленіи и не читалъ ее, что бы я могъ понять изъ такой критики? Заключить, что трагедія вся никуда, не годится? Но сего заключить не льзя, слышавши объ объ успх. Тронутый зритель съ удовольствіемъ предается влеченію чувствъ, онъ не остановитъ слезъ своихъ, за тмъ что не читалъ критики г. Ж., чтобы видть въ ней, должно ли ему плакать или нтъ зрители Электры рукоплескали и плакали въ Петербург и Москв. Умъ ошибиться можетъ, а сердце едва ли. Вотъ истинныя достоинства трагедіи, и больше сего требовать отъ сочинителя безъ упрека совсти не льзя. Я не скажу ни слова о похвалахъ, коими Г. Ж. превозноситъ Эдипа въ Аинахъ, но такъ какъ онъ показалъ совершенное свое незнаніе въ драмматическомъ искусств, то поврить ему и въ томъ трудно. Эдипъ въ Аинахъ трагедія не безъ достоинствъ, вотъ все, что об ней сказать можно, и потому достойна, чтобъ разобрать ее критически. Чтожъ касается до Электры, я соглашаюсь въ томъ, что въ ней иногда встрчаются стихи или отъ скорости, или отъ небреженія, не везд хорошо обработанные и въ нкоторыхъ мстахъ слабые: ето не малой порокъ, а особливо въ трагедіи, и что мигъ спряженный съ вчностью не изъясняетъ того, что хотла сказать Клитемнестра. Но должно ли привязывать, ея къ такимъ бездлицамъ, не сказавши ни слова о цломъ. Ето можно почесть не критикою, a скоре завистію мелочнаго писателя, произведенною въ немъ успхомъ хорошаго творенія.— Посл сего Г. Ж. готовъ будетъ выписать слабыя мста изъ Омировой Иліады, или изъ Расиновой Ифигеніи, и сказать, что поемы сіи никуда не годятся. Но ктожъ етому повритъ? Не обратится ли такая критика въ посмшище самому Критику?