Сын славного актера Лекена недавно издал примечания и записки отца своего. В них много любопытных анекдотов о Вольтере, несколько писем его, стихотворца Колардо, принца Генриха, и шесть или семь речей, произнесенных на театре Лекенем при разных случаях. Они доказывают, что он был не только первой актер трагической сцены, но и приятной, умной, любезной человек. Известно, что природа весьма не щедро одарила его: Лекен был толст, дурен лицом, и голос имел сиповатой, но посредством ученья и трудов удалось ему исправить натуру, и так, что женщины, видя его в роли Магомета и Орасмана, кричали: ах! Он красавец! Это было торжеством искусства.
Вольтер заставил французских актеров принять Лекена и способствовать славе его. Мы выпишем здесь неизвестной анекдот, которой до них обоих касается. Сам Лекен рассказывает:
‘Скоро после первых представлений Китайского сироты (трагедии Вольтеровой) поехал я в Ферней. Журналы чрезмерно хвалили сие новое сочинение, но Вольтер желал знать все особливые обстоятельства, о которых журналисты не могли говорить. Я рассказал ему подробно о всех знаках и доказательствах восторга, с которым принята была его трагедия.
Поговорив о важнейших и трогательнейших сценах, он захотел, чтобы я сыграл перед ним свою ролю. Мне приятно было исполнить волю его, в надежде воспользоваться его наставлением. Надежда не обманула меня, но я дорого заплатил за этот урок.
На другой день собрался наш фернейской комитет. Оживляемый присутствием окружавших меня, я начал играть свою ролю с жаром и со всею татарскою жестокостью, которая нравилась парижской публике, но живость игры не мешала мне смотреть на Вольтера, чтобы видеть ее действие на лице его. Вместо удовольствия, вид его изображал досаду, она постепенно увеличивалась, и скоро превратилась в самую ярость, которая, преодолев наконец его терпение, излилась ужаснейшим образом. ‘Стой!’ закричал он мне: ‘стой! Злодей убивает меня, режет!’…
При сих словах, сказанных им с обыкновенною его выразительностью, все наши зрители вскочили, окружили его, и старались успокоить, но гнев его, пылал, и ничто не могло погасить сего вулкана. Наконец он ушел, и заперся в своей комнате.
После такой ужасной для меня сцены, будучи вне себя от стыда, я решился на другой же день ехать из Френея, и объявил свое намерение госпоже Денис, ее возражения не могли поколебать меня. Однако же я просил у Вольтера дозволения видеть его. ‘Пусть придет, если хочеть!’ отвечал он. Такой ответ был не очень ласков, однако же я пошел. Мы были одни. Я сказал ему о своем отъезде, изъявляя сожаление, что не умел заслужить его одобрения в роле моей, и промолвил, что с благодарностью принял бы его наставление. Казалось, что мои слова смягчили его. Он взял трагедию — и с самой первой сцены я почувствовал великую ошибку в игре.
Напрасно хотел бы я описать то глубокое впечатление, которое Вольтер произвел в душе моей, изображая страстным, разительным, важным тоном все оттенки Ченгис-хановой роли! Он уже кончил, а я все еще слушал, безмолвствуя от удивления!… Через минуту сказал он мне слабым, утомленным голосом: ‘любезный друг! Понимаешь ли теперь характер роли своей?’ — Кажется, отвечал я: завтра вы решите. — Тут я снова принялся за работу — и лестная, жаркая похвала его была наградою трудов моих. Признаюсь, что я сердечно веселился, возбуждая в нем самые те чувства, которые он произвел во мне. Все изображаемые мною страсти являлись постепенно в глазах его. Знаки Вольтеровой дружбы были столь же трогательны, сколь досада его была ужасна, и я выехал из Фернея в полном удовольствии, радуясь приобретенными мною познаниями для изображения великого и прекрасного характера Ченгис-Ханова.
По возвращении в Париж я снова играл эту ролю. Одна актриса, которая заметила прежнюю мою ошибку, не могла скрыть своего удивления, и многим людям говорила: ‘видно, что он приехал из Фернея!’ Не входя в причину такой похвалы, я чрезмерно ею радовался.
——
Вольтер и Лекен: [Рассказ актера А.Л.Лекена о своих встречах с Вольтером, опубл. посмертно сыном А.Л.Лекена]: [Отр. из журн. ‘Minerva’. 1801. Т.3] / [Пер. Н.М.Карамзина] // Вестн. Европы. — 1802. — Ч. 1, N 3. — С.29-33.