ВОЛШЕБНАЯ НЕДЕЛЯ
ВОЛШЕБНАЯ НЕДЕЛЯ
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Волшебная неделя, Аверченко Аркадий Тимофеевич, Год: 1920
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Аверченко А.Т. Собрание сочинений: В 14 т. Т. 11. Салат из булавок
М.: Изд-во ‘Дмитрий Сечин’, 2015.
Шемилин умирал.
У изголовья его притаилась серая курносая смерть с косой за плечами, а у ног сидел друг больного — Панченко, с папиросой в зубах и с признаками живейшей скорби на лице…
— Может, доктора еще и врут, — вяло утешал он.
— Нет, где там! Трое сказали: безнадежен! Да и стоит ли вообще говорить обо мне — я человек конченый!.. Ты лучше расскажи о себе, о том, что делается на белом свете. Мне ведь газет читать нельзя: прилив крови к голове… Так ты хоть своими словами расскажи. Есть что-нибудь утешительное?
‘Сем-ка я совру ему, — подумал добрый друг Панченко. — Все равно человек умирает, хоть пред смертью его обрадую…’.
И сказал вслух:
— Да есть кое-что и утешительное…
— Ну, что ты говоришь? Что же, что именно?!!
— Во-первых, большая победа под Екатеринодаром: кубанцы с донцами опомнились и ударили на большевиков. Разбили два советских полка…
— Мало, — грустно шепнул больной.
— Так ты же слушай, что было дальше: разбили они это, значит, два советских полка, а потом как разлакомились, как пошли крошить, так еще десяти полков как не бывало. Гм … да! Десяти или двенадцати — не помню.
Больной заметно повеселел и взор его просиял.
На другой день у постели больного снова присутствовали двое: у изголовья серая курносая старуха с косой, у ног — Панченко с папиросой.
— Ну, что нового, рассказывай, — с лихорадочным любопытством спросил больной.
— Прежде всего, как ты себя чувствуешь?
— Очень плохо.
— Гм… Плохо? Ну, новостей я тебе, брат, расскажу миллион. Первое: поляки пропустили восьмидесятитысячную русско-германскую армию и она прошла через Польшу на соединение с Брусиловым.
— Как… с Брусиловым?
— Ах, да! Ты ведь ничего не знаешь! Брусилов стал во главе Красной армии и пошел против поляков, а потом повернул и двинулся на Москву свергать Совнарком…
— Господи… да неужели?
— Да уж верьте совести! Завтра принесу и подробности.
На третий день Панченко принес и подробности:
— Ну, брат, что только делается, что делается!! Москва взята Брусиловым, комиссары бежали в Тверь, за ними послана погоня. Город почти очищен от латышей и китайцев, все сорок сороков звонят в колокола, благодарственные молебны… Армию встречают с цветами. Урицкий застрелился…
— Постой, ведь его больше года тому назад застрелили.. .
— Ну, да брата застрелили… А этот — сам. Он, впрочем, тоже брат … да это не важно. Мужички отовсюду везут провиант. Хлынула масса иностранных кораблей с товарами… Шум, гром, треск!..
Лицо больного сияло, как солнышко.
На четвертый день у постели больного присутствовали уже не двое, а один: Панченко с папиросой.
Курносая старуха с косой куда-то исчезла.
— Ну, рассказывай же, не томи!
— Чтобы долго тебя не мучить — скажу прямо: Петербург взят.
— Кем? кем?
— Генералом Поликарповым.
— Да откуда же он? Я что-то о таком и не слыхал.
— Как же! Замечательная личность, большой патриот. Пьет, правда, да кто ж нынче из генералов не пьет? Рабочие поднесли ему ключи от города.
— Как ключи? Да разве Петербург запирался?
— Да… они же там ограду сделали что ли, и калитка была… Да, вообще, это не важно. Кстати, поздравь: Троцкого поймали.
— Где?
— На границе России и Швейцарии. Совсем было убег, да его… И Ленина поймали. Плакал, говорят, как ребенок. Все на немцев сваливал. А привезенных товаров прямо девать некуда: гниют.
— Господи! — шептал, благодарно крестясь, больной. — Есть еще Бог на земле!
— Послушай… Только ты доктору не проговорись, что я тебе рассказываю, а то влетит мне.
— Ну, вот: маленький я, что ли?
На другой день, войдя в квартиру Шемилина, Панченко встретил в передней уходящего доктора и шепотом спросил его:
— Кончился?
— Что вы, батенька! Наоборот, ему лучше.
— Быть не может!
— Отчего не может? Всякие чудеса бывают: веселый такой, хорошо выглядит, аппетит появился.
— Что же я теперь буду делать?
— С чем?
— А, ну вас, ей-Богу! Только путаете человека.
И растерянный Панченко прошел прямо к больному.
— Ну — что?! — так и подпрыгнул больной.
— Да ничего, спасибо. С Москвой только неважно.
— А что?!
— Назад ее большевики взяли. Да, впрочем, ты не волнуйся. Это временно… Вот тут в газете сказано. Послушай-ка…
Панченко вынул газету и стал читать:
‘Остатки рассеянных банд большевиков снова ворвались в Москву и временно захватили ее. К ликвидации прорыва приняты меры…’.
— Ну, теперь им трудно, без вождей-то. Хе-хе…
— Гм… да. Потом вот немножко неприятное сведение, что восьмидесятитысячной армии, пропущенной через Польшу, немецкие солдаты стали ссориться с русскими.
— Помирятся.
— Да… Дал бы Бог. Сомнительно.
Панченко ушел задумчивый.
На следующий день он пришел еще более задумчивый.
— Чего ты такой… как туча?
— Неприятности за неприятностями. Троцкий убежал.
— А, черт! Как же его выпустили?
— Как выпустили? Как обыкновенно: подпилил решетку да и того… А иностранцы оказались форменные свиньи…
— А что?
— Товары свои назад увозят. Что, говорят, им зря гнить… Потом беспокоит меня, что от Петербурга ключи потерялись…
— Как так?
— Положил их генерал Поликарпов на комод, потом хватился — хвать-похвать, как корова языком слизала. Голову все потеряли, искамши. Не дай-Бог, если они попали в руки большевиков…
Это было самое последнее свидание и самое тяжелое …
Больной уже сидел в кресле и сразу догадался по лицу вошедшего Панченко, что дела швах.
— Петербург? — тихо спросил он.
— В руках большевиков.
— Москва?
— Тоже. Троцкий снова руководит армией, Ленин снова пишет декреты, китайцы и латыши снова вернулись на свои места. Только одного Урицкого нет. Но, впрочем, Крым укреплен прекрасно, и, я думаю, большевикам его не видать.
— А знаешь, — грустно сказал Шемилин, — доктор мне разрешил с завтрашнего дня читать газеты.
— Ну, что ж… Читай. Теперь это можно.
И снова потекла, потекла безбрежная, унылая, свинцовая река постылой жизни — без конца в ширину, без меры в длину, и снова замелькали в газетах опостылевшие заголовки: ‘Продовольственный кризис’, ‘Город без воды’, ‘Вопросы эвакуации’…
Господи, сил! Да когда же этому, наконец, конец будет?!
Впервые: Юг, 1920, 8 марта, No 182. Печатается по тексту газеты.
…поляки пропустили восьмидесятитысячную русско-германскую армию и она прошла через Польшу на соединение с Брусиловым… Брусилов стал во главе красной армии и пошел против поляков, а потом повернул и двинулся на Москву свергать Совнарком. — Брусилов Алексей Алексеевич (1853-1926) — выдающийся русский военачальник и военный педагог, генерал от кавалерии (1912), генерал-адъютант (1915), с 1920 г. служил в рядах Красной армии, чем вызвал недоумение и негодование у антисоветски настроенных кругов. Героя фельетона Аверченко пытаются уверить в том, что на самом деле генерал осуществляет хитрый план по захвату Москвы. В описываемое время (с 28 января 1919 г.) шла война Польши с Советской Россией .
…Урицкий застрелился… — Урицкий Моисей Соломонович (1873-1918). Член РСДРП с 1908 г. Во время октябрьского переворота 1917 г. сыграл большую роль как член Петроградского Военно-Революционного Комитета — его задачей была ликвидация Учредительного Собрания. С марта 1918 г. — председатель Петроградской ЧК. Убит 30 августа 1918 г.